- Опять молчат! - огорчённая Таня отвернулась от глазка камеры. Чтобы не пугать сильфов, аппарат наблюдения установили на самом краю опушки, замаскировав кустами "жасмина". Эти милые цветочки смердели как дохлые скунсы, и лаборанты не снимали "дыхалок". А Таня терпела - вдруг маска мешает встречам? Ей, единственной из десятка ксенопсихологов, удалось добиться подобия контакта - два сильфа принесли ей по псевдояблоку и приняли в дар шарик коммуникатора. Сан-Хосе ликовал... но недолго - технику нашли на пляже, разломанную и погрызенную. В любом случае это был результат - и вот уже месяц дежурные смены Таня проводила на "контактной" поляне, пытаясь добиться от прелестных созданий хоть какого-нибудь ответа.
Покрытый лугами и рощами Авалон, третья из семи планет Проциона, находился на расстоянии четырёх лет полёта по пространственным маякам и ещё не явил ничего принципиально ценного ни на поверхности, ни в недрах. Населявшие геоид сильфы относились к примитивной культуре, и сколько бы вопросов ни возникало у исследователей, совет Земной Федерации вынес вердикт "нерентабельно". Если и эта экспедиция ничего не найдет, планету закроют до лучших времен.
Будь Авалон открыт на полвека раньше, здесь стояла бы полноценная станция - с четырьмя орбитальными спутниками, маленьким космопортом и городком из розовой "пенки" вместо тесных кают корабля-матки. Увы, снарядить больше сотни кораблей кряду, включая внутрисистемные и грузовые, родина не могла. Для пилотных устройств и пространственных маяков нужен был хлопчатый кварц - кристаллы с сумасшедшими асинхронными молекулярными связями, а запасы его на Земле исчислялись сотнями штук. Поэтому все силы были брошены к Эридану, где четверть века назад флотилия командора ОХара столкнулась с неуклюжими межпланетными "черепахами" ханьцев. Желтокожие братья по разуму до изумления походили на людей, лет на сто отставали от них по технологиям и отличались прескверным нравом. Переговоры о взаимном признании и торговле велись до сих пор - с переменным успехом. А красивый как райский сад Авалон оказался на задворках косморазведки.
Впрочем, и экипаж с вероятностью собирали по принципу "с глаз долой", засадив в одну банку самых редкостных чудаков. Начальник корпуса, типичный евроамериканец, командор Грин, просто груб. Телепат пани Брыльска поет романсы дуэтом с собрачницей, которая обеспечивала приём-передачу с орбиты Плутона. Ксенопсихолг Риверта тайком ест местную рыбу - ловит в Бриттском море на самодельную удочку, жарит на настоящем костре и ест. Ли, соседка по комнате, регулярно смотрит "мультики", пуская слюни на подушку, и отличилась феноменальным неряшеством. А Хосе да Сильва, шеф и босс группы исследователей, седой красавец, мудрый и ядовитый, как кобра наш Сан-Хосе, безнадёжно стар. По профайлу ему исполнилось только семьдесят, но у Тани (и не только у неё) было чувство - видавший виды ксенопсихолог просто сумел убедить Институт, что, работая в космосе он принесёт больше пользы, чем прозябая где-нибудь на Луне в богадельне для обеспеченных пенсионеров.
...Камера пискнула. Таня глянула на экранчик - среди кипения зелени появился ещё один сильф, сонный и тепло одетый - шерстяная туника и большой плащ золотистого цвета. Щёлк! Таня сделала три фотографии - может быть это их вождь или шаман? Остальные сильфы не одевались вообще - нагота изящных тел, нисколько их не смущала. Тем более что мальчиков от девочек без одежды было не различить - гладкая, как у пупсиков грудь, никаких видимых гениталий, а ловить аборигенов запрещали и Сан-Хосе и Инструкция по контакту. Коренастых и низкорослых в итоге решили считать самцами, а стройных и длинноволосых - самками. Или женщинами. Бог их разберёт. Основной загадкой Авалона были эти самые сильфы. Они жили в глинобитных хибарах, возделывали поля, приручили огромных мохнатых "гусениц", регулярно катались на них верхом... и при этом не имели ни языка, ни письменности. Астронавтов они боялись и разбегались, куда глаза глядят, команде Сан-Хосе со временем удалось завоевать их доверие (в основном с помощью красных лент и зеркал) но на этом дело и встало. Ни разу они не вступили в контакт, ни разу привели с собой с собой ни стариков, ни детей, и даже вожделенные игрушки хватали только с земли. Резвясь на полянке, засыпая среди травы, непринуждённо оправляясь или почёсываясь, сильфы производили впечатление, скорее стада мартышек... но поля и дома говорили обратное.
Таня в числе других тщилась разгадать эту задачу. Двух сильфов она подманила терпением, как подманивают обезьян, и намеревалась "влиться в стадо", как древний зоопсихолог Джейн Гудолл, но командор Грин персональным приказом запретил ей контакт без напарника. А с напарником сильфы общаться отказывались. Сан-Хосе на все просьбы лишь разводил руками... Что делать? Привычно поглядывая в "глазок" на беспечных сильфов, Таня вздохнула. Авалон ей нравился, несмотря на курортную жизнь. Жаль, что невозможно поставить домик где-нибудь на краю поля, с окном во всю стену, засыпать под хор цикад, просыпаться от нежного солнца... Если начнётся колонизация, здесь имело бы смысл поселиться.
С поляны послышался скрежет хитина, сильно запахло корицей и ещё чем-то сладким - приползли "гусеницы". Немудрено - уже холодает, скоро начнёт темнеть. Сильфам пора домой. И нам тоже. Ли, небось, снова бросила "кожу" на пол вместо контейнера - приучить соседку убирать за собой Тане не удалось. Вздохнув, девушка набрала код, чтобы вызвать катер.
Что-то хрустнуло впереди, в зарослях. При виде мохнатой, фиолетовой гусеницы испуганная Таня вскочила и отшатнулась. Громоздкая тварь, не мигая, смотрела на неё выпученными глазами, волоски на лобастой башке подёргивались, жвала раскрылись. Перед Таней упал на землю склизкий ком, похожий на отрыгнутую кошачью шерсть. За ним второй. Волна сладкого запаха накрыла поляну, перекрыв даже вонь от "жасминов".
Тварь изогнулась, освободив длинные и тонкие лапы-педипальпы, и ловко развернула ими комья. Это оказались туника и плащ. Икнув, Таня зашарила по карманам - что бы сунуть взамен? Вот так подарок прислали товарищи, это вам не яблоко... Ой!
Тварь плотно обхватила туловище девушки, и натянула поверх "кожи" приторно пахнущую, липкую ткань. Задыхаясь, Таня пробовала вырваться - её держали крепко где-то с минуту. Потом осторожно отпустили. Гусеница фыркнула, выпустив облачко резкой чесночной вони и попятилась назад. От ткани шёл пар, она высыхала на глазах. Кинув взгляд в камеру, Таня увидела, что все сильфы, бывшие на поляне одеваются в мокрые плащи - видимо это был племенной ритуал. С ума сойти, какой уровень дрессировки! Или телепатические команды, как у модифицированных собак!
От новостей Сан-Хосе пришел в восторг. Худенький, остробородый, он скакал по тесной каюте словно кузнечик, щёлкал пальцами и насвистывал какой-то бодрый мотив.
- Признавайся, чем ты их так очаровала, Танья?! Если их сильфский король придёт просить тебя замуж, придётся выдать в знак союза между народами!
- Если я когда-нибудь вступлю в брак, мон женераль, вы знаете, кого бы я предпочла!
- Что ж, попросите у ваших сильфов эликсир вечной молодости! - склонившись в шутливом полупоклоне шеф поцеловал ручку девушке, как всегда задержав поцелуй чуть дольше, чем позволяли приличия. Таня осторожно отняла ладонь - поправить локон. Носить распущенные волосы она не любила, но, похоже, именно пышные русые кудри до талии и привлекали к ней аборигенов, как бы обозначая сходство.
- По результатам, мучача, твой подарок никто никогда не шил. Белковый матерьял вроде шёлка, склеен слюной. Держит до минус восьмидесяти, в огне не горит, воду не пропускает, но испаряет. Похоже, у наших остроухих друзей есть товар для торговли с будущими колонистами. До Земли его доставлять нерентабельно... пока нерентабельно. Биоцивилизация, подумать только!
- Лекарства? - понимающе кивнула Таня.
- Умница, детка! Лекарства, косметика, пряности, деликатесы, афродизиаки в конце концов! Помнишь, откуда взялись "кожа" и полный анабиоз? И никаких войн, никакого насилия - биоактивные компоненты делают только руками. А пока корпорации разбираются, как наладить торговлю с племенем, у которого всё есть, можно спокойно сидеть, составляя сильфийский словарь. Ведь должны же они как-то общаться?
- Может мысленно? Или танцем, как пчёлы?
- Может и так. Мы пропускали записи через лингвоанализатор и ничего не добились. Вычленяются отдельные сигнальные крики, свист, похожий на птичье пение и всё. У павианов и то речь богаче. И решение загадки, дорогая моя, лежит на тебе. Постарайся убедить сильфов разрешить тебе побывать в их деревне. Если у них есть язык (а он обязан быть), они как-то обучают своих детёнышей. А у тебя, я надеюсь, хватит соображения это заметить и зафиксировать.
- Кен а мефакед!
- Вольно, сьерржант!
- Рядовой. Ря-до-вой! - улыбнулась Таня.
- Рья-до-вой! Ступай! Общий сбор в восемь.
Сан-Хосе подмигнул девушке и забегал пальцами по клавишам - надо было дать срочный отчёт в Федерацию и отправить телепатограмму.
Наутро оказалось, что снаружи начался несвоевременный дождь. За сутки он превратился в ливень, затем добавился штормовой ветер. Сильфы перестали приходить на полянку, одни мохнатые гусеницы ползали по опустевшим полям. Таня ютилась на площадке с напарником, жизнерадостным зоологом Мацумото, похожим на бедного самурая со старинных гравюр. Этого интересовали не сильфы, а сложноорганизованные колонии лесных свинок, одна из них находилась поблизости. У этих потешных, размером с кошку зверьков, существовала, как успел выяснить японец, сложная кастовая система. Были рыжие свинки добытчики, пёстрые свинки рабочие, занятые рытьём и уборкой, бурые свинки охранники и пушистые свинки-мамашки. Мацумото объяснял, что внутри каждой касты существует своё деление, одни колонии воюют с другими, совсем как муравьи - только млекопитающие и самцов у них три подвида. Сонная Таня поддакивала, кивала - ей было интересно, но сильфовая одежда навевала неудержимую дрёму. Хотя в остальном была чудной - тёплой, лёгкой, непромокаемой и вкусно пахнущей.
Дней за десять в окрестностях развезло все дороги. С деревьев в одночасье осыпались листья, цикады перестали шуметь, мухи и бабочки - забиваться за ворот, даже шустрые свинки попрятались. До постов приходилось добираться на катерах и изрядную часть дежурства буквально купаться в грязи. Показания зондов не сулили ничего хорошего - облака, хмарь, циклоны. Похоже, в этом полушарии наступала зима. Но о перелёте в тёплые страны северного материка можно было только мечтать - Авалон надлежало изучить полностью, со всеми его сюрпризами.
Дабы доходчиво объяснить экипажу, что дождь и ветер могут казаться благом, командор Грин затеял профилактические работы. До старта оставался ещё почти год, но корабль, как вы понимаете, должен быть готов к взлету в любую минуту. Разделившись на рабочие тройки, экипаж перебирал по винтику всё - анабиозные камеры и госпиталь, системы слежения и навигации, скафандры и катера, кухню и канализацию - Тане досталась именно эта часть общего дела. В компании с Мацумото и вторым японцем, молчаливым, угрюмым и вспыльчивым гидропоником Даймару, она прочищала и продувала трубы - бесконечные метры труб и узлов-разделителей. "Подступай грозно, но смиряя дух, опережая врага сдержанностью" - невозмутимо комментировал Танины усилия зоолог и перехватывал управление непослушными манипуляторами. "Суть в том, чтобы проникнуть в глубь обороны врага". Надо отдать ему должное - Мацумото по-самурайски отважно справлялся с любыми дерьмовыми в прямом смысле слова задачами.
А Таня грезила небом. После месяцев проведённых под огромным небом Авалона, ей стало тесно в пластиковых коридорах, и даже во сне она видела лёгкие, чуть светящиеся облака, наползающие с востока - непременно с востока... Через две с половиной недели, в предпоследний день декабря 2234 года по земному календарю, командор Грин принял решение с нового года убрать регулярные посты наблюдения с суши. Камеры выдавали устойчиво нулевой результат, вся живность залегла на зимнюю спячку. Изобильные леса стали пустыми и мрачными, поля оголились. Кроме скрипа деревьев, шума дождя и воя бури не осталось никаких звуков, тяжёлые тучи скрывали солнечный свет. С дежурства люди приносили только хандру, одна аквагруппа лучилась бодростью - в мутных волнах Бриттского моря по-прежнему бурно кипела жизнь. А в корабле мирно светило искусственное солнце, зеленели теплицы, царил покой. Можно было спокойно анализировать, препарировать и приводить в соответствие набранный материал - если верить расчётам, тёплые дни вернутся месяца за два до старта. Чтобы горячие головы не вскипели от скуки, старший биолог Хава Брох собрала десяток авантюристов и на трёх катерах отправилась на северный материк, греться на солнце и изучать тамошние пампасы. За обедом, хитро глянув на Таню, Сан-Хосе намекнул, что не стал бы возражать, если бы она тоже слетала развеяться. Но у девушки были другие планы.
- Импосибле, миль-ень-ка-я! Ты с ума сошла, - Сан-Хосе сунул в рот маринованную оливку и ещё раз покачал головой, выказывая всей выразительной физиономией твёрдый отказ - даже бородка встопорщилась гневно.
- На планете нет зверя опасней кошки. Вся поверхность берётся зондом. И сильфы ни разу ни на кого не нападали. Как вы желали однажды, господин мой и повелитель, я всего лишь пройду по посёлку и сниму, что там внутри, - Таня взмахнула ладонью, задев бокал из-под сока, магнит скрипнул, но выдержал.
- Даже крыса кусается, если сунуть палку ей в нору. Леви-Брюль (надеюсь, ты помнишь, кто это) утверждал, что логика древнего человека погружена в мистические ориентации сознания, а наши остроухие друзья при всей сложности биоцивилизации ещё не вышли из первобытнообщинного строя. Хорошо, если они используют тебя как объект для обряда плодородия, а не принесут в жертву Белым Духам Зимы, например. Или кому они там поклоняются. Как ты думаешь, на кого похожи сильфовы боги?
- Я не думаю, я хочу это узнать. В крайнем случае, вышлете катер.
Сан-Хосе сдвинул могучие брови и помолчал. Предписание комиссии по контактам категорически запрещало вступать в вооружённый конфликт с аборигенами, если не было прямой угрозы для экспедиции в целом. А в полном скафандре, рассчитанном на глубокий космос, надеяться на контакт явно не приходилось.
Поглядев на сурового Сан-Хосе, Таня тихонько встала из-за стола. Похоже, разрешения на поход ей не видать, как Солнца без телескопа. Впрочем, этого и следовало ожидать.
Последнее дежурство выдалось особо безрадостным. Под проливным дождём Таня снимала камеры и собирала зеркала с раскисшей земли. Мацумото со своим "фоксом" раскапывал уже вторую норку, заполняя клетки-контейнеры. Он хотел препарировать нескольких свинок и понаблюдать за остальными - прервётся ли их летаргический сон в корабельном тепле?
Густо-красную гусеницу они услышали издалека - передвигаясь по грязи, тварь издавала чавкающие звуки. Мокрые волоски на гибкой спине колыхались. Похоже, с приближением холодов они линяют - эта гусеница выглядела шерстистей, чем ее летние товарки.
- Давно не виделись, - обрадованная Таня повернулась к напарнику, - я снимаю, а ты записывай.
- Из катера будет спокойнее, - заметил Мацумото, - не нравится мне она. Вдруг голодная. Или хозяина потеряла. Имей в виду, командор Грин тебя с нею в корабль не пустит - в виварии не поместится.
- Если что - прикроешь шокером с воздуха, - отмахнулась Таня, - вряд ли сильфы придут на корабль просить виру за напуганную скотину.
- Хай! - кивнул Мацумото, подхватил клетки и в два прыжка забрался в катер, через секунду туда же, лязгнув, вскочил "фокс". Аппарат беззвучно поднялся над поверхностью метров на сто и завис. Охваченная азартом Таня выхватила механическую "Лейку" и нажала на кнопку затвора. Щёлк! Щёлк! Щёлк! Есть кадр!!! Гусеница подползала всё ближе, её взгляд был нацелен на девушку, жвалы подёргивались, с них стекала то ли слюна, то ли дождевая вода. Под тёплой сильфьей одеждой Тане вдруг стало холодно, словно влага проникла за воротник. Вдруг эти создания и вправду становятся плотоядными осенью?
Мокрая гусеница приблизилась к девушке вплотную. Она была громадна - длиной метра три, толщиной с дерево, поднятая башка пришлась почти вровень с лицом Тани. Тварь шумно втянула воздух, встряхнула шкурой и обнюхала девушку, прикасаясь к ней неожиданно тёплым на ощупь рылом. Ощущение оказалось странным - Таня понимала, что ей следовало бы испугаться, но вместо этого сделалась спокойно. Она положила руку на выпуклый лоб гусеницы и почувствовала, что существо утробно урчит, словно огромная кошка. Есть контакт! Гусеница осталась довольна. Она отползла на шаг, выгнула и словно бы растянула спину - перед девушкой появилось необыкновенно уютное, выстланное красным пухом гнёздышко. Кажется, предлагают прокатиться.
С высоты раздался устрашающий вой - Мацумото нажал на кнопку сирены. Гусеница стянулась, словно пружина и стрелой ударила в воздух. Не попала, но катер вильнул, накренился и подскочил вверх. Сладко зевнув, Таня взялась за коммуникатор - дать сигнал "всё в порядке", но золотистый шарик перестал светиться - он тоже уснул. Вот потеха.
Уютное гнёздышко снова раскрылось прямо перед ней. Таня улыбнулась катеру, помахала рукой и шагнула вперёд. Волоски гусеницы оказались приятными на ощупь, похожими на козий пух прапрабабушкиного платка, и пахло от них корицей и мёдом. Ритмичное качание существа успокаивало, баюкало, тёплая одежда не пропускала дождь. Сквозь дрёму Таня почувствовала, что её подхватывают и несут в душное помещение, пропитанное шорохами дыхания, укладывают рядом с живыми, тёплыми существами. Потом она ничего не помнила - только сны. Чёрный космос, невесомость, яркие до боли огромные звёзды, химический запах анабиозной камеры, смертная тяжесть старта, восстановленный после войны блистающий стеклом и бетоном Санкт-Петербург, деревянный дом прапрабабушки в Комарово, настоящая малина с куста, душистые пироги с капустой, горячий шоколад, свежий хлеб...
Она проснулась лютого голода выворачивающего нутро. Оглядевшись вокруг, Таня поняла, что почти ничего не видит - мутное свечение, какие-то шевелящиеся пятна. Шуршание, скрежет, хруст. Затхлый, тяжёлый запах. И холодный воздух откуда-то спереди. С трудом присев, она потянулась, разминая одеревеневшие мышцы, и тотчас дал знать о себе переполненный мочевой пузырь. Девушка освободилась от жидкости, неловкими пальцами поправила "кожу", потом одежду и поползла вперёд по липкой, стылой поверхности, пытаясь сообразить, где она, куда попала. Её толкали и двигали гибкие, покрытые слизью живые тела. Когда показался выход из пещеры, стало светлее.
Снаружи был снег.
Первым делом она умыла лицо. Потом осмотрела себя - пальцы рук оказались неприятно худыми, ногти безобразно отросли, волосы слиплись. В животе заурчало, дикий голод вернулся. Таня жадно глотнула снега. Глаза, наконец, привыкли к тусклому свету, и ей удалось разглядеть происходящее. Повсюду были гусеницы. Фиолетовые, бурые, красные, темно-зелёные, маленькие и большие, пахнущие как целый восточный рынок. Маленькие продолжали вылезать из того же выхода, откуда выбралась девушка - это оказались ворота "сарая", она помнила контуры таких построек по фотографии - похоже, попасть в посёлок всё-таки удалось. Большие... большие делали что-то странное. Перед "сараем" лежали циновки, на которых исходила паром какая-то пища вроде печёных или варёных фруктов. Таня жадно сглотнула, присматриваясь. Маленькие гусеницы рвались к еде. Большие придерживали их и показывали особым образом сложенные педипальпы - знак, похожий на приветствие футболиста. Большая часть малышей повторяла жест - кто-то с первой попытки, кто-то с пятой - и получала еду. Некоторые продолжали рваться к кормушке, игнорируя старших... и получали укус в затылок. Обмякшие тела откатывали в сторону - Таня насчитала около двадцати мёртвых гусениц.
Ощущения были скверными - кружилась голова, подкашивались ноги, противно дрожали пальцы. Нашарив в нагрудном кармане "кожи" коммуникатор, Таня вытащила шарик и убедилась - молчит. Ни дня ни времени ни расстояния до корабля. В остальных карманах было пусто... пусто ли? Обшарив все, девушка обнаружила половину протеинового батончика и тотчас проглотила находку. Без еды и тепла долго не проживешь, это и ослу ясно. "Кожа" поможет не умереть сразу, но если занесёт снегом, сам чёрт не откопает. Таня глубоко вздохнула и, приблизившись к циновкам, как могла воспроизвела жест сложенными руками. Гусеницы удивлённо воззрились на неё, потом переглянулись между собой. Педипальпы так и замелькали в воздухе, запах стал оглушающим. "Да они ж говорят!" - сообразила Таня. "Вот так новость". Дискуссия затянулась. Таню подташнивало от страха, голода и жадного чавканья молодняка. Наконец две крупные гусеницы раздвинулись, пропуская девушку к еде. Несколько минут Таня не думала ни о чём, кроме сладкой густой массы с привкусом чернослива. "Ощутите себя дикарями!" - как советовала фру Хольгерсон, профессор сравнительной этнографии, перед выброской группы на пляжи Фри-Катманду.
От кормушки она оторвалась полуголодной - хватило ума понять, что чужая еда навредит. Был ещё шанс, что пища, полезная для маленьких гусениц, окажется ядовитой настолько, что ни биоблокада ни "кожа" не справятся, но Таня надеялась на лучшее. Она ещё раз умылась снегом, обгрызла ногти, попробовала расчесать и заплести невероятно грязные волосы. Потом села скрестив ноги, прямо на камни и задумалась. Если зрение её не обманывало, она действительно находилась где-то в посёлке сильфов. Два ряда хибарок, громоздкий "сарай" из которого выползали наружу десятки маленьких гусениц. Ни одного сильфа видно не было. Зимняя спячка у них что ли? Впрочем, этот вопрос можно разрешить чуть попозже. А вот как выйти на связь с кораблём, где конкретно она находится и что делать дальше? Оставалось надеяться, что Мацумото на катере проследил, куда её завезли. Очень хотелось верить, что корабль всё ещё на месте, не случилось никакой катастрофы, не пришло приказа из Центра сворачиваться и лететь назад. Теоретически где-нибудь рядом с посёлком могли поставить временный пост. Практически, с учётом что коммуникатор молчит, имели право счесть ксенопсихолога Татьяну Китаеву выбывшей из экипажа посмертно. Таня схватилась за голову.
...Так, думаем быстро! Комм могли глушить гусеницы, значит, выбравшись из поселка, выйду на связь. Если корабль не улетел, то, как минимум "голубь" над этим местом висит, и фотографии уже в буке у Сан-Хосе. Остаётся дождаться сигнала. Судя по длине ногтей и состоянию "кожи" я провела в "сарае" недели три, без еды и питья. И осталась жива. Интересно, как? Ладно, проехали, живём дальше.
Болезненно морщась, Таня быстро проделала экстренный комплекс йоги, и почувствовала себя почти нормально. Тем временем начало темнеть. Сытые гусеницы столпились мохнатым стадом подле пустых циновок, старшие окружали их, активно жестикулируя. От удушливого запаха корицы у девушки разболелась голова. Из ворот "сараев" выползали последние малыши. За одним из них, мешая двигаться, волочился какой-то объёмистый ком. Приблизившись, чтобы освободить детёныша, Таня ахнула. К хвостовому сегменту гусеницы прицепился сильф. Точнее высохшая и сморщенная оболочка от златокудрого сильфа, когда-то одетого в тёплый плащ. На грязном снегу эти останки смотрелись особенно жалко. Девушку чуть не стошнило - вот мерзость! Выходит гусеницы - обычные паразиты и едят бедных сильфов, как земляне ели лошадей и собак? Или они симбионты? А может биоцивилизация как безотходное производство выращивает рабочий скот на диете из собственных стариков, рабочих или инакомыслящих? Похоже, что желтокожие ханьцы с их копрофагией и ритуальными отцеубийствами и в подмётки не годятся нашим новым друзьям. Остался сущий пустяк - разобраться, каким местом они думают, - как сказал бы наш Сан-Хосе.
В сгустившихся сумерках стало заметно, что педипальпы и жвалы у гусениц светятся голубоватым неоновым светом. Это было... красиво. Милосердная темнота скрыла грязь, мусор и трупики непонятливых малышей, снег отблескивал, сквозь облака пробивались лучи Титании - белой, как алебастровый шарик маленькой спутницы Авалона. Интересно, о чём сейчас беседуют гусеницы, как поступят со своими новорождёнными? Они уходят.
Подпихивая жвалами и боками, старшие согнали молодняк в колонны и двинулись прочь из посёлка. Таню они игнорировали. Она попробовала снова воспроизвести жест, но ей никто не ответил. Запах пряностей таял в воздухе, отряд за отрядом уходил в темноту, девушка машинально пересчитывала их - примерно около пятисот, сотни две взрослых и около трёх - малыши. Последние гусеницы уже тронулись с места, когда до Тани дошло, что сейчас она останется одна в пустом посёлке, в темноте, без еды и тепла. Она побежала следом.
По счастью, снег был неглубоким и очень плотным, ноги в нём не увязали. И морозец казался мягким - не больше минус семи-восьми. Будь Таня бодрой, сытой и нормально одетой, она могла бы следовать за гусеницами не меньше суток - ползли они не сильно быстрей идущего человека, а всех астронавтов хорошо тренировали. Но сейчас ей с трудом удалось выровнять дыхание. За посёлком расстилалась огромная безветренная холмистая равнина, деревьев почти не было видно. Где-то у самого горизонта мерцала ещё одна цепочка голубых огоньков - не только в этом посёлке сегодня пришли в мир малыши. Свет Титании стал ярче, на снегу прочертились длинные тени. И никого живых, кроме гусениц. Таня почувствовала - все спят - и жуки и стрекозы и свинки - даже соки в корнях деревьев сейчас не движутся. Время долгой зимы, летаргия, звёзды смотрят с густо-синей, пронзительной высоты... есть!!! Таня подпрыгнула и чуть не завизжала от радости - среди белесых огней упрямо ползла красноватая искра зонда. Значит корабль на месте. Шарик комма словно сам собой прыгнул в ладонь, Таня перешла на шаг, внимательно вглядываясь в аппарат. Минуты три он был тусклым, потом по поверхности побежали отсветы и открылся глазок. Одним движением пальца Таня крутнула активатор. Непрочитанных сообщений... никогда б не подумала, что старик может так браниться. От Ли. От Риверты. От командора. Таня глянула вперёд, оценивая расстояние до хвоста колонны, чтобы не потерять её из виду, и набрала код вызова. Пауза затянулась шагов на сто. Ожидая сигнала, девушка не отследила момента, когда сверху наползла круглая тень. Катер. Жизнь. Больше всего на свете Тане захотелось сесть в снег и разреветься, но "астронавты не плачут, детка!".
Трап оказался страшно холодным, пластик обжигал руки. Зато в кабине наконец-то стало тепло. Мацумото - именно он к счастью вел катер - горячо улыбнулся:
- Ты живая?
- Как видишь, - огрызнулась Таня. - Поесть что-нибудь есть?
Белково-углеводный концентрат из ЧП-шного пайка показался невероятно вкусным. Пока Таня, соловея на глазах, высасывала второй пакетик, сияющий Мацумото подключил полевую аптечку, взял анализы и ввёл вакцину - всё по инструкции.
- Что ты там делала целый месяц? Сдавала экзамен на старшего помощника младшего ассенизатора? У тебя, помнится, были с этим проблемы.
- Изучала кулинарию, - фыркнула Таня и бросила пустую обёртку на пол. - Тридцать рецептов поваренной книги для каннибалов. Гусеницы-то наши оказывается, сильфов едят. Точнее детёнышей в них выводят... ой-ё.
- Что? - озабоченно повернулся к ней Мацумото.
- Так вот зачем они меня увезли?! "Контакт, контакт!", - у Тани затряслись руки. - Что в анализах?! Живо!!!
Мацумото быстро отшагнул к аптечке, не поворачиваясь к Тане спиной. Девушка заметила, что правая рука японца легла на шокер. Пальцы левой пробежались по кнопкам.
- А если б я сперва выстрелил?
Все огоньки, кроме показателей крови были зелёными. Кровь чуть желтела: лёгкая анемия. Немудрено - столько времени подряд голодать.
- Был бы у тебя чужеродный белок в крови, анализатор бы тут же сирену включил. Правильно Сан-Хосе говорил, что у тебя бабочки в голове вместо соображения, - махнул рукой Мацумото и снова расплылся в белозубой улыбке.
- Старик сильно переживал? - понуро спросила Таня.
Японец кивнул:
- Прыгал по кораблю весь бодрый, с Брыльской кокетничал, с командором поцапался, группу по псевдологике гонять затеял, тесты сдавать. Потом утром из каюты не вышел - сердце...
- Умер?!! - охнула Таня.
- Нет. В капсуле, в анабиозе. Он по счастью спал в "коже", а там врачи успели. Командор говорил с доком - на Земле его подлатают, станет как новенький - если мы долетим, конечно. Эй, астронавты не плачут, детка!
Таня всё же разревелась - нервы не выдержали. У Мацумото тоже дрогнул уголок рта. Он присел рядом с девушкой, обнял её за плечи, утёр лицо салфеткой, дал воды, неловко погладил по голове. Немного успокоившись, Таня подняла на него взгляд:
- Что с тобой?
- Мы беспокоились о тебе, Таня-тян. Хорошо, что ты вернулась. Полетели домой!
Японец встал и в два шага оказался у пульта.
- Сколько у тебя в катере рационов? - в последний раз хлюпнув носом, спросила Таня и быстро оглядела салон.
- Как положено, десять. Два концентрата ты съела, значит восемь, плюс протеиновые батончики.
- Давай сюда. Что с водой?
- Не наелась? - Мацумото оглянулся на девушку и увиденное ему не понравилось. - Эй, что ты задумала?
- Продолжать эксперимент. Раз гусеницы взяли меня с собой, значит, пропустят и дальше. Я хочу попытаться понять, как они думают и разговаривают. У них язык жестов, ты знаешь?
- Нет, Таня, не знаю.
- Смотри! - Таня воспроизвела жест. - Это первое слово, которому учат молодняк. Кто не понял - того убивают.
- И ты тоже хочешь в могилу, да? - Мацумото всерьёз рассердился, казалось, не только короткие черные волосы, но даже брови встали дыбом. Таня впервые видела его таким. - Ты знаешь, что у нас два человека погибло за этот месяц? Батискаф утонул, Дэн Романофф его вёл. У Хавы сёстры Мерсье сбились с курса и попали в смерч, Катрин цела, а Элиза шею сломала и "кожа" не помогла. Командор с северного материка всех эвакуировал. Так давай мы и тебя похороним?! Сумасшедшие русские...
- Ничего со мной не случится, лишь бы никто гусениц не спугнул. Вот увидишь, результаты будут невероятные. Я справлюсь.
- А может зря я в тебя не выстрелил? - нехорошо ухмыльнулся Мацумото. - полежала бы с часик тихо, я б как раз до корабля успел, сдал бы тебя командору Грину, ты б ему и рассказывала. Про гусениц, про эксперименты...
- Что он понимает, чёртов янки?! - вырвалось у Тани.
- Фууу... Таня. Расизм. Штраф сто кредитов, - покачал головой Мацумото. - Если б он ничего не понимал, он был бы не командором, а чиновником астрогации на Земле. В поле дураков не берут.
- А "сумасшедшие русские" не расизм?
- Правда. И ты чистейшее тому доказательство. Всё, полетели.
- Нет, - Таня упрямо мотнула головой и встала - смешная, худая, грязная. - Это мой долг, понимаешь? Перед Сан-Хосе, перед экспедицией, перед наукой в конце концов. У меня есть контакт с этими тварями, я могу собрать бесценные данные и соберу их, понял?!
- Да, конечно - золотые россыпи, урановые рудники и копи хлопчатого кварца в придачу! Ты понимаешь, что если эти твари решат принести тебя в жертву, если какая-нибудь зараза пройдёт через биоблокаду, если ты тупо сломаешь ногу, поскользнувшись на льду - никто из нас не будет иметь права тебя вытащить?! И ты не сможешь позвать на помощь, глупая женщина. Твоя смерть будет на моей совести.
- Нет. Это мой долг.
Чуть прищурившись, японец посмотрел Тане в глаза - сверлящим тяжёлым взглядом. Потом поклонился, сложив ладони:
- Это твой долг, Таня-сан. Рационы. Вода. Что ещё?
- Фотокамера. Что-нибудь тёплое. Аптечка.
- К "Лейке" только пять плёнок. Аптечку не унесёшь, и она может перестать работать. Возьми новую "кожу" - твоя разряжена.
- Откуда?
- Возьми мою - мы почти одного роста. Будут, - японец замялся - некоторые анатомические сложности, но я думаю, ты с ними справишься.
Осознав проблему, Таня расхохоталась. Мацумото тоже прыснул в кулак. Повернувшись тощими спинами друг к другу, они быстро разделись и обменялись "кожами". Таня остро почувствовала, какая она грязная. "Можно полететь на корабль, отмывать перепачканные ручки одеколоном "Счастливая звезда"".
- Я открою обзор?
- Конечно, - Мацумото застегнул кнопку у горла и сам двинул стрелку. - Вон твои гусеницы. Мы шли за ними всё это время.
По гребню холма перетекала голубая цепочка.
- Они идут в горы, в скальный город. Пока мы ждали тебя, я летал над равниной - здесь красиво ночами. Северное сияние шпарит, тени играют, деревья стоят все в инее... Гусеницы начали миграцию три дня назад. Полетим, я подброшу тебя на площадку - сама ты туда не поднимешься.
- Минут двадцать у нас ещё есть. Максимум полчаса. Потом сюда придёт большой босс во главе спаскоманды и вместо гусениц кому-то достанется гауптвахта. Ты подумала, как мы сможем поддерживать связь? "Голуби" над посёлками падают. Двух "Акел" гусеницы просто размазали по снегу.
- Может быть фонарик? Или записки? - Таня пожала плечами.
Мацумото поглядел на ёе сникшую фигурку:
- Над городом есть площадка в камнях, каждый день туда будет подлетать катер. Оставлять тебе еду, плёнки и всё что нужно. Остальное - как повезёт. Собирайся.
Присмиревшая Таня оглядела салон. "Лейка" в кофре. Вода в бутылке. Зажигалка. Тёплый плед. Лазерный фонарик и "вечная" батарейка. Перочинный нож. Механические наручные часы. Сумасшедшие русские, как же. Именно наши предложили брать в полёты простую механику - на случай, если сложная электроника засбоит.
Катер ускорил ход. Мацумото не стал убирать обзор, и редкие хлопья снега осыпали прозрачные стены. Таня села прямо на пол, обняв колени. Её трясло, как перед стартом с Земли. Но было ясно - второго такого момента в жизни скорее всего не будет. Сделать невероятное, то, чего до неё, Тани никто никогда не делал. Добыть результат, который хотел видеть учитель. Первой дотронуться до неведомых мыслей абсолютно чужих существ. Ещё раз прокрутив в памяти жесты гусениц, Таня окончательно уверилась - они разумны и договаривались друг с другом. И да, если она, трусиха и лентяйка, осилит вытащить этот подвиг, то до скончания дней ей будет за что себя уважать.
Катер завис над скальной площадкой. Таня разглядела узенький, крутой сход вниз, к большому как туннель поезда отверстию в камне. Оттуда шёл голубоватый свет.
- Сумеешь спуститься? - спросил Мацумото.
Таня кивнула. Она свернула плед в удобный тючок. Японец молча подал ей моток верёвки. Мелкие предметы легли в поясную сумку. Таня шагнула навстречу напарнику, они сильно обнялись. Всё.
Трап мотало ветром, но Тане удалось не сорваться. По склону, не мудрствуя лукаво, она сползла - где на четвереньках, а где и юзом. У входа в пещеру остановилась помахать катеру - и стремглав прыгнула вглубь - к скальному городу, завывая, спешил спасательный бот.
Её ожидал длинный, широкий, сырой и отвратительно скользкий спуск. На удивление было светло - тусклое сияние исходило от стен покрытых какой-то плесенью. Снизу тянуло теплом, снежинки запорошившие девушке волосы начали таять. Воздух стал влажным, густым - как в гидропонной теплице. Таня быстро устала. Ей захотелось забиться куда-нибудь в щель и заснуть, но пещера вдруг показалась пугающей. Рядом с гусеницами (если они её не сожрут, конечно) куда безопаснее. Включать фонарик Таня не решалась - вряд ли привыкшие к мягкому сиянию местные жители обрадуются ярким лучам. Коридор разветвился, потом ещё раз - сразу на три дороги. Вспомнив опыт ползанья по шкуродёрам марсианских пещер, Таня всякий раз оставляла пометки на стенах. Ход расширился, запахло тиной и водорослями. Протеиновый батончик придал сил, девушка глотнула воды из бутылки и приободрилась.
Город оказался огромен. Первое, что увидела Таня - светящиеся поля, аккуратно, словно носовые платочки, разложенные вокруг озера, похожего на черное блюдце. Из отверстия в середине огромного купола медленно падал снег и таял, не долетая до воды. Границы дорожек, расчерчивающих берега, тоже мерцали. Вдоль стены виднелись тёмные арки-проходы - к новым ярусам или жилым пещерам. Гусеницы ползали повсюду - копошились, разрыхляя землю или собирая на волокуши немудрящий урожай, шпыняли проворную малышню и отгоняли её от озера. Таню заметили, как только она показалась - сразу несколько крупных красных гусениц беззвучно разинули пасти и заскользили в сторону девушки, испуская острый запах несвежей рыбы. Недолго думая, Таня воспроизвела тот жест, которому научилась в посёлке - и эта волшебная палочка снова сработала. Гусеницы остановились, как вкопанные, а затем выдали целую серию сложных жестов. Таня чисто по-человечески развела руками и пожала плечами. Свирепо взъерошив волоски, твари повторили это движение, растопырив педипальпы как крылья. Таня покачала головой "Не понимаю". Ощетинившиеся гусеницы о чём-то заговорили между собой, потом самая маленькая подползла ближе к девушке и осталась лежать, угрожающе щёлкая жвалами, а остальные поспешили назад. Таня села на камни. Она надеялась, что всё обойдётся, и хозяева не цопнут её за затылок, как немых малышей.
Ожидание было кратким. Утомлённая девушка прислонилась к стенке, обняла тючок и задремала - она умела спать чутко. Вскоре знакомый скрежет хитина по камням побудил открыть глаза. Две большие, какие-то выцветшие гусеницы обползли незваную гостью кругом, потрогали одежду и волосы, внимательно обнюхали, поочерёдно ткнулись влажными рылами ей в лицо. Стараясь не показать волнение, Таня ждала. Вместо знакомого обмена жестами гусеницы запахли. Одна прыснула сильным цветочным ароматом, другая тёплой навозной вонью. Как бы сейчас пригодилась походная аптечка с нашатырём и спиртом... но подошёл и резкий апельсиновый запах раздавленного походного рациона. Важные гусеницы чуть отодвинулись, посмотрели друг на друга, набычились, наклонив мохнатые головы, и неожиданно брызнули в девушку струйками клейкой жидкости с сильным запахом корицы. "Словно булочка в сиропе", - подумала Таня, но виду не подала - история о британских этнографах, кои для установления контакта с папуасами ползли к хижине вождя между ногами менструирующих местных красоток, уже три века передавалась из уст в уста. Ловкими педипальпами гусеницы размазали жидкость по волосам и одежде, ещё раз шумно принюхались, пожали друг другу лапы и безмятежно поползли прочь. Маленький красный "сторож" шустро бросился следом. Толпа рассосалась в мгновение ока - хозяева вернулись к своим заботам.
Таня опешила - такого приёма она не предвидела. Похоже, никому в этом городе не было дела до настырной инопланетянки. Что ж, поглядим. Впрочем, с "поглядим" Таня явно ошиблась. Внутренние помещения и коридоры жилых ярусов города почти не освещались. Гусеницам не было нужды заботиться об удобстве для ходьбы, каменный пол был отполирован тысячами жёстких брюшек. Приходилось перемещаться на ощупь, опираясь руками о стены - и всё равно Таня несколько раз упала и пребольно отшибла коленки. Встречные гусеницы не обращали на неё внимания, изредка подползали обнюхать или потрогать волосы, - так лениво здороваются друг с другом соседи. Коридоры разветвлялись, кольцевались, поднимались и опускались на ярусы, но в итоге вели назад к площади. Ориентиром служили запахи и тепло - чем выше, тем свежее был воздух. Таня нашла "склад-столовую" - несколько пещер, заполненных едой, в основном зерном, грибами и замоченными в каменных ваннах фруктами. Одни гусеницы, впряжённые в волокуши, проворно подвозили продукты и раскладывали по местам, другие с аппетитом кормились. Интереса ради Таня тоже зашла, вытащила из ёмкости раскисшую псевдогрушу, надкусила - никто не отреагировал. Видимо острый запах корицы, сопровождающий девушку, был визитной карточкой "свой".
Несколько "спален", которые встретились по дороге, были устланы прижавшимися друг к другу, мирно спящими мохнатыми тушами, от которых несло корицей как от кондитерской фабрики. "Так!", - хмыкнула Таня. - "Запах у наших ползучих друзей, похоже, меняется в зависимости от настроения, осталось только понять, когда они радуются и когда злятся". Одно помещение, насколько позволял разглядеть тусклый свет, было заставлено деревянными сосудами сильфской работы. Что именно в них лежало, девушка не разобрала, но запах стоял такой, что она расчихалась и долго не могла восстановить дыхание, тем паче что начался подъём. Коридорчик, в который Таня свернула, вёл наружу - он становился всё уже и холоднее. Наконец через тесную щель девушка выбралась наружу. Она оказалась на маленькой каменной покрытой снегом площадке высоко на скале. Небо за горной грядой уже начинало светлеть, ветер стих, только звёзды поблёскивали над заснеженным, пустым миром. От мороза у Тани выступили слёзы - и тут же замёрзли солёными льдинками на ресницах. Чувство острого одиночества охватило девушку - в космосе, рядом с двумя сотнями таких же межзвёздных бродяг она хотя бы могла поговорить с живыми людьми. Она достала шарик комма, крутнула активатор - работает!!! На такой высоте глушилки гусениц не фонят, и это хорошо. С полминуты ушло на раздумье - позвонить Мацумото, сдёрнуть с постели Хаву Брох - скорее всего израильтянка правит балом у исследователей, пока Сан-Хосе... болен. Одним движением Таня выбрала аватар командора Грина, невинным голоском пропела "Татьяна Китаева вызывает командира корабля" и долго с удовольствием слушала, как бранится чёртов янки - спросонья он был особенно зол. Зато одной докукой стало меньше: есть куда сбрасывать продовольствие и новые плёнки, есть откуда отправлять ежедневные (ежедневные я сказал, Танья!) отчёты о проделанной работе. Таня сладко зевнула. Холод не проникал под одежду, но щёки замёрзли и на волосах осел иней - мороз стукнул минус тридцать не меньше. Мысль о тёплой каменной спальне показалась особенно привлекательной. Таня протиснулась назад в щель и без особого труда спустилась в жилой ярус, где и расстелила свой плед. "Интересно, они сами отрыли эти ходы или здешние скалы пронизаны дырками, словно сыр?" подумала она и уснула.
Разбудили её чьи-то настырные лапы - они шарили по одежде, щипали и мяли тело от ягодиц до плеч. В других условиях это было бы даже приятно, но Тане стоило труда удержаться от визга. Приоткрыв глаза, она увидела, что её теребит мрачная гусеница, а ещё несколько осматривают малышей. На секунду Таня подумала с ужасом, что попала на брачный сезон, но это скорей походило на медицинскую процедуру, чем на любовные ласки. Повод был - чуть поодаль поднялась суета, две взрослые гусеницы вцепились в судорожно извивающегося малыша, третья ловко щёлкая жвалами скусила у бедняжки с тельца несколько крупных, присосавшихся слизней. Ещё одного детёныша вытащили из дальнего угла пещеры и поволокли к выходу - волоски у него потускнели, лапки вяло болтались, педипальпы потухли. "Или умер или вот-вот умрёт" - огорченно подумала Таня.
Наручные часы показывали полдень. Завтракать не хотелось. Таня быстро сделала разминочный комплекс, немного постояла на голове (гусеницы это проигнорировали) и, выбравшись из пещеры, начала быстро спускаться. Она вспомнила про озеро.
Вещи и "кожа" остались на берегу. Промелькнувшую мысль - хороша же она будет голая, без защитного снаряжения, посреди этого сумасшедшего города - Таня отбросила вместе со стеснительностью. Господи, как это было хорошо. Прозрачная, прохладная, спокойная вода, мягкий белый песок, который чудесно отскребал грязь с измученной кожи, ощущение свежести. Таня плавала, ныряла, плескалась, кувыркалась в воде, как счастливый дельфин. Потом трижды вымыла голову тем же песком и уселась на берегу, распутывая и заплетая в косички мокрые волосы. Ей было хорошо. Хоп! Хоп! Хоп! Куража ради Таня несколько раз высоко подбросила и поймала угловатую гальку, подобранную с песка. Плюхнувшись, наконец, в воду, камушек странно блеснул. Девушка потянулась за ним, сполоснула, вгляделась внимательнее. Полупрозрачный, пронизанный тонкими золотистыми нитями камушек был красив, как ювелирное украшение. Заинтересованная Таня внимательно осмотрела его, поцарапала краешком по стеклу часов и простой серой гальке, попробовала на зуб - похоже на кварц. Будет счастливым! Таня сунула находку в поясник и оделась. "Кожу" тоже не мешало бы вымыть, но вряд ли у гусениц найдутся салфетки, реактивы и дезинфицирующий раствор. А теперь - за работу!
Бегло проглядев коробочки с плёнкой, Таня с огорчением убедилась, что годится только одна. Для остальных света не хватит, а вспышку наши друзья могут и не понять. Значит, надо будет внимательней выбирать кадры. Первым - лоснящийся, в капельках сока, красавчик гриб с ближней плантации. Щёлк! Пара маленьких гусениц едет верхом на большой. Большая тащит волокушу. Общий план. План сверху, с двух ракурсов. Вход в жилую пещеру. Забота - одна гусеница перебирает другой волоски, как обезьяны "ищут" друг у друга. Картина... Картина?! На верхнем, холодном ярусе Таня увидела нечто, больше всего похожее на работы импрессионистов. Большие, лохматые, многослойные пятна флуоресцентных красок - белой, жёлтой, лазоревой и багряной - почти сплошь покрывали стены. Понять, что именно хотели сказать гусеницы-художники, было невозможно, но ощущение оставалось величественное. И разделяющее - при взгляде на эти картины пришло острое, как ледяной ветер понимание разности культур. Пара заученных жестов ничего не решала - Таня не знала, что они значат, лингвоанализатор на корабле тоже развёл байтиками и сдался. С гусеницами можно договориться, но они не такие как мы.
Закончив съёмку, Таня присела там же на верхнем ярусе и вскрыла пакет рациона - ей, наконец, захотелось есть. Запивая водой желе, для разнообразия пахнущее клубникой, она смотрела вниз - как неторопливо, размеренно движется жизнь в городе, как малыши шалят на дорожках, а старшие их урезонивают, как тянутся волокуши с продуктами, как две бурых гусеницы затеяли было драку, но другие их тут же растащили, бешено махая педипальпами. До Тани долетела знакомая уже вонь тухлой рыбы... а ведь это ключ к возможности объясниться. Если нельзя понять чуждую логику, то эмоции не подделаешь, тем паче, что внешние их проявления вполне очевидны. Таня чихнула. Более чем очевидны. Надо будет отметить в отчёте, что сюда требуется ксенопсихолог-парфюмер (интересно, есть ли такой на Земле?).
Ради отправки отчёта пришлось снова лезть на мороз. Сидеть на открытой площадке было чертовски холодно, поэтому, невзирая на сильный ветер, Таня прохаживалась взад-вперёд. Как учили на медитациях, она не думала - просто смотрела на снег, позволяя мозгу беспрепятственно выбирать из бессмысленного набора фактов самые важные. Они живут вместе, словно муравьи, доброжелательны, заботливы друг к другу и к малышам. Обрабатывают поля. Запасают продукты. Рисуют. С вероятностью молятся. Взаимодействуют друг с другом при помощи запахов. Детеныши гибнут от каких-то паразитов - нужны контейнеры, дабы упаковать и доставить образчик.
Комм замигал "вызов". Встревоженный голос Хавы Брох осведомился, как она, Таня себя чувствует, и не было ли инцидентов. Не агрессивны ли гусеницы, не суетливы ли? "Нет. Нет. Нет, всё хорошо". "Жди на площадке, Танья, через два часа будет катер, это приказ". Комм замолк. Таня пожала плечами. Обычно Хава Брох была вполне здравомыслящей, ехидной и колючей особой, но иногда она превращалась в типичную мамочку. "Чем ханец отличается от еврейской мамы? С ханьцем можно договориться". А за два часа на холоде, между прочим, впору насмерть замёрзнуть.
Спускаясь вниз, к озерцу и плантациям, Таня внимательно наблюдала за встречными гусеницами - вдруг и вправду что-то не ладится? Нет, хозяева пещер оставались по-прежнему безразлично-миролюбивыми. Никто не мешал Тане вытворять всё, что ей заблагорассудится. Девушка срезала кусочек дёрна, покрытого пышным мхом, сорвала гриб, выкопала из земли остро пахнущий тёмный клубень, сходила в "столовую" и преспокойно взяла из каменного корытца пару размоченных фруктов. Рассол неприятно стянул кожу. Глянув на часы, Таня спустилась к озеру - время ещё есть. Она вымыла руки, плеснула водой в лицо, ополоснула испачканный край плаща и осталась сидеть на песке, глядя в воду. Чуть заметное колыхание волн успокаивало. Машинально пропуская сквозь пальцы песок, Таня задумалась - а зачем она здесь вообще?