Баздырева Ирина Владимировна : другие произведения.

Песнь волка (Черновик. Общий файл)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.20*18  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кларк - детектив, ей поручают расследование странной смерти, в результате следствия она попадает в индийскую резервацию.
    Шериф воспринимает ее присутствие в штыки и жаждет отправить её из города восвояси, но карусель событий не дает ей уехать.

   Пролог
  
   -- Не притворяйся, что не понимаешь меня. Ты же только что отлично все понимал! - возмущался белобрысый парень.
   Он отличался нездоровой полнотой, свойственной человеку, который ведет малоподвижный образ жизни, много и бессознательно ест, лишь потому, чтобы чувствовать себя комфортнее. Тем более было непонятно, что он делает в убогой хижине старого индейца, в этой глуши, вдали от поселений.
  
   Старик на все вопросы молодого человека только и делал что глупо хихикал, да кивал головой. Наверно его забавляли рыхлые бока белого и его бабьи формы.
   -- Слушай, за твою рухлядь я плачу тебе доллары. Смотри... доллары, - и молодой человек веером разложил на дощатом столе зеленые купюры. - И это при том, что твоему барахлу цена каких-то несколько центов. Больше никто не предложит тебе столько сколько сейчас предложил тебе я. Ну что сойдемся?
  
   Старик опять глупо захихикал, тряся головой.
   -- Старый маразматик, - ругнулся про себя молодой человек уже теряя терпение и в отчаяние оглядывая скудную обстановку жилища индейца.
   Как он жил здесь всю жизнь? Это же логово животного, а не цивилизованного человека. Чего стоил один земляной пол, а деревянные нары вместо стульев и дивана. Ни телевизора, ни радио, ни умывальника.
  
   -- Посмотри, как ты живешь, - снова принялся уговаривать старика гость. - А на те деньги, что я тебе даю, сможешь купить себе подержанный телевизор.
   И тут старик отрицательно покачал головой.
   -- Ты смотри! - обрадовался молодой человек. - У нас прогресс! Да ты хоть взгляни, что я тебе тут принес.
  
   Воодушевленный парень вскочил, придвинул к себе пакет из местного супермаркета и принялся выкладывать на стол продукты.
   -- Гляди, вот мясо, пиво, табак и все это ты сможешь покупать себе сам на доллары. Доллары... понимаешь?
  
   Старик растянул беззубый рот в улыбке и кивнул. В отличие от белого, он был поджар и жилист. Седые волосы индейца заплетенные в две жиденькие косички лежали на костлявых плечах.
   -- А! Что с тобой говорить! - махнул на него рукой молодой человек, снова плюхнувшись на нары, жалобно скрипнувшие под его весом.
  
   Какое-то время они сидели молча. Старик, покачивая головой, все рассматривал большого, откормленного белого.
   -- Давай хоть пива выпьем, - обреченно предложил молодой человек.
   Он открыл пиво себе и старику, но индеец даже не притронулся к поставленной перед ним жестяной банке. Пока парень задумчиво тянул свое пиво, старик без всякого выражения смотрел на него.
  
   -- Ладно, - сказал белый, ставя опустевшую банку на стол. - Не хочешь продавать, не надо. Дело твое. Но ты мне хоть покажи его и доллары я оставлю тебе. Ну как?
   Старик даже не шевельнулся. Парень чертыхнулся про себя и встал:
   -- Хорошо, я сам посмотрю... - решил он и шагнул в угол, где по его мнению находилось то, за чем он здесь появился.
  
   В том углу, за неимением шкафа и даже элементарных вешалок вбитых в стену, были кучей навалены вещи. И все это добро было прикрыто сверху старым протертым до дыр одеялом. Там видимо лежало все имущество, нажитое стариком: поношенная одежда вперемешку с оловянной прокопченной посудой.
  
   Парень откинул одеяло и принялся рыться в этой куче. В какой-то момент его движения стали точными и уверенными. Он больше не тратил время на то, чтобы лишь лениво ворошить барахло, брезгливо откладывая вещи в сторону, а поспешно раскидывал их, будто знал где это лежит, потому что ЭТО позвало его.
  
   Старика вдруг покинула его расслабленность, лицо стало жестким, взгляд сосредоточенным. Он вскочил с нар и метнулся к неповоротливому белому, который рылся сейчас в его вещах. Но белый, несмотря на свои габариты, вдруг стремительно повернулся к нему и заботливо поддержал споткнувшегося индейца, что так неловко налетел на него.
  
   Прижимая старика к себе одной рукой, он вежливо улыбался. Круглое добродушное лицо не выражало никаких эмоций: ни испуга, ни удивления, когда он отстранил от себя обмякшее тело, повалившееся на земляной пол. Белый равнодушно посмотрел на окровавленный нож в своей руке, который схватил в куче барахла и отбросил прочь. Потом, равнодушно отвернулся от мертвого старика и принялся за прерванное дело.
  
   * * *
   Волк бежал в стае, опустив морду к земле. Стая охотилась, слаженно загоняя свою добычу и потому было просто недопустимо, чтобы кто-то выбивался и отставал от других, сбивая общий темп погони.
  
   Однако волк вдруг остановился, тревожно потянув носом воздух. Стая умчалась вперед. Посмотрев ей вслед, он нерешительно оглянулся назад. Инстинкт зверя гнал его вслед за добычей, но нечто более мощное позвало его туда, где просыпалось древнее зло. Знание того, что он должен был помочь человеку, чьей ипостасью являлся, властно призывало его.
  
   Он оскалился, глухо зарычал и пригнул голову к земле, шерсть на загривке встала дыбом. Но знакомые запахи успокоили: запах земли, прелых листьев, запах смертельно перепуганной лосихи и спокойного упорства его сородичей. Волк повернулся и потрусил в противоположную от той сторону, где скрылась волчья стая.
  
   Месяц спустя
  
   Бишоп, обреченно вздохнув, закрыл папку с вернувшимся от коронера делом. Как же он ненавидел подобные штуки, которые, как правило, превращались в надежный висяк. В его отделе ребята работают ни износ, однако у каждого не по одному такому висяку и это при том, что они умудряются одновременно тянуть по два три дела.
  
   Он потер широкий затылок и взглянул через стеклянную дверь на отдел. Вот в дверях появился Рон и быстро направился к своему столу на котором надрывался телефон. Его самый лучший детектив. Не сунет же он ему эту мелочевку. Да и никто из ребят его просто не поймет. Бишоп испустил еще один тяжкий вздох и вдруг остановился. Иисусе! Как же он не подумал об этом?
  
   Поднявшись он прошел к двери, открыл ее и громко позвал.
   -- Кларк! Зайди ко мне! Немедленно!
   А ведь это, пожалуй, был выход. Через минуту Кларк стояла перед его столом. Прямая юбка ниже колен, блузка застегнутая до горла, идеально ровная челка до бровей, светлые волосы собраны в хвост, никакой косметики. Что вы хотите, от девчонки из пуританской семьи. Единственная поблажка женственности - туфли на высоком тонком каблуке.
  
   Он помнил, как она пришла к нему в отдел по окончании полицейской академии и он сразу же отправил ее патрулировать улицы на пару с провинившимся Роном. Патрулировала как миленькая, без жалоб и скандалов, пока ее по рекомендации Рона не перевели в детективы. Но Бишоп засадил ее за канцелярскую работу. Мало ли, какие способности у нее привиделись там Рону.
  
   Первое, что заметил Бишоп, да и не только он, что парень так и вился вокруг Кларк, а уж после увидел, что она потихоньку разгребла все его канцелярские залежи и, он доподлинно знал это, составляла отчеты за всех его оболтусов. Никого из них, в том числе и Рона, к себе не подпускала. Вела себя со всеми ровно, никого не выделяя и ребята посчитали ее суховатой, лишенной воображения, прозвав за глаза Пуританкой.
  
   Работала она аккуратно, методично, не рвалась вперед. Это конечно не говорило о том, что она не хотела сделать карьеру, просто относилась к этому спокойно. Она всегда была на подхвате и похоже ее это устраивало.
  
   -- Сколько ты у нас работаешь, Кларк? - спросил Бишоп сосредоточенно перекладывая бумаги на своем столе, просматривая их через очки, которые время от времени подносил к глазам.
   -- Три года и четыре месяца, сэр.
   -- Ага... пришло время тебе засучить рукава. Дело простое, так что справишься с ним сама, без напарника. Нужно подтвердить факт смерти некоего Арчибальда Стоуна. На, изучай, - и он протянул ей тоненькую папку.
   --
   Ого, как у нее загорелись глаза! Но Кларк девочка сдержанная, она просто взяла папку и кивнула. Однако у Бишопа сразу же разыгралось воображение. Он представил себе, как она носится, чтобы расследовать и закрыть первое свое дело.
  
   Первое дело! Бишоп невольно вспомнил, как он худеньким темнокожим пареньком пришел в этот участок, это сейчас он грузный, одышливый негр с сединой в курчавых жестких волосах и трезвым взглядом на эту чертову жизнь. Он тогда крутился, как заводной, переполненный желанием закрыть это свое расследование без сучка и задоринки, чтобы доказать всем, что он настоящий коп. А эта еще и ноги себе умудриться переломать на своих каблучищах и недовольно проворчал:
  
   -- Ты без фанатизма там... Поспрашивай врачей от чего этот парень умер и это при том, что он был совершенно здоров. Потолкуй у него на работе. Словом сама знаешь, что делать.
   -- А сроки?
   --
   Ей, прямо на месте не стоялось. Готова была сейчас же сорваться и бежать, а он был в этом уверен, к патологоанатому.
   -- Да какие там сроки, - отмахнулся Бишоп. - Думаю, ты мне уже сегодня предоставишь отчет о том, что этот Стоун помер от заворота кишок...
   -- Что?
   -- Шучу... Так что иди и приступай к работе, Кларк, - он показал рукой, что она свободна и шумно вздыхая, склонился над бумагами.
  
   Прежде чем уйти, Эшли с сочувствием оглядела его стол, заваленный бумагами. Насколько она помнила, стол освобождался два раза - во время визита в участок высокого начальства. Бишоп наводил порядок довольно просто -- все скопившееся на столе, скидывал в ящики, набивая их под завязку так, что они потом с трудом закрывались.
  
   После этого у Эшли и секретарши Бишопа, Сельмы, прибавлялось работы. Они должны были не просто вернуть эту хаотичную кучу бумаг обратно на стол, а разобрать каждую и подшить к соответствующему делу или сложить в предназначенную ей папку. Потом эти папки отправлялись в архив или ставились в шкаф, позади кресла Бишопа. И все равно большая их часть возвращалась на стол, так как были текущими и срочными.
  
   Капитан, как истинный полицейский, терпеть не мог бумажной работы и может быть потому так ценил Сельму и безотказную Эшли. Она тихо вышла из его кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Прошла мимо Сельмы, отстукивающей по клавиатуре, приветливо кивнув ей. Она все отлично поняла. Людей в участке катастрофически не хватало. Ребята были по уши завалены текучкой. Рон тянул три дела подряд и даже увалень Тернер разрывался между двумя убийствами.
  
   И все же, не смотря на это, Бишоп со скрипом дал ей дело не стоившее выеденного яйца. Не то что бы капитан сомневался в ее способностях, просто до сих пор, после стольких лет работы, он переживал потерю своих людей, как глубоко личную трагедию. Рон как-то рассказывал ей, что Бишоп помнит всех погибших поименно. И ее он берег, не понимая, что ей нужно набираться опыта. А может и понимал, но ничего не мог с собой поделать, боясь обременять свою душу и память еще одной жизнью, что была под его началом. И с этим не мог справиться ни один психолог.
  
   Эшли благоразумно решила, что своей работой и спокойной рассудительностью докажет ему, что он может положиться на нее, и поручать более рискованные дела. В участке любили старину Бишопа не смотря на его прямолинейность и взрывной характер и старались не просто считаться с ним, как с шефом, но и как с человеком, щадя его чувства.
  
   Суета участка, треск принтера, телефонные звонки, ругань и крики задержанных, весь этот несмолкаемый гул стоящий вокруг, не мешал ей. Она давно научилась не обращать на это внимание. Она сосредоточилась на важном для нее. Вскрытие Арчибальда Стоун показало, что смерть наступила внезапно, ни с того ни с сего остановилось сердце, а это означало, что ей следовало поговорить с его лечащим врачом, чтобы приложить для коронера его заключение, подтверждающее, в свою очередь, заключение патологоанатома.
  
   -- Ну да, - подтвердил патологоанатом, почесывая нос и заглядывая в свой журнал регистраций. - У этого парня все было в порядке. Сразу видно, что человек следил за собой. Организм работал, как хорошо отлаженные часы. Электрокардиограмма показывала нормальный ритм здорового сердца. Наркотиками этот Стоун не баловался, спиртным не злоупотреблял и даже не курил. Представляете?
   -- Тогда от чего он умер?
   -- Тут трудно сказать что-то определенное. Можно только предположить.
   -- Что например?
  
   -- Думаю у него был шок, испуг от которого внезапно отдают богу душу.
   -- Что-нибудь подтверждает это?
   -- Ну не знаю... Положение тела указывало на то, что он словно терпел сильную боль в животе, но...
   -- Но?
   -- Выражение лица было таким, будто его сильно испугали...
  
   -- Уверяю вас, - чуть картавя, говорил седовласый лечащий врач Стоуна, - у него не было никаких отклонений. Он имел хорошее сердце и с давлением было все в порядке, никогда ни на что подобное не жаловался.
   -- Значит у него не было никаких оснований беспокоится о нем? - уточнила Эшли.
   -- Абсолютно никаких.
   -- И все же, он довольно часто посещал вас.
   -- Просто им владело некое опасение о наследственной предрасположенности к онкологии. Поясняю. У матушки мистера Стоуна дед умер от рака, такая же судьба постигла его дядю. Теперь понимаете? Он панически боялся заболеть раком, поэтому любая простуда или незначительное недомогание, превращались для него в первый симптом онкологического заболевания.
   --
   -- Вы позволите снять копии с его медкарты и сделать копию последнего кардиологического снимка.
   -- Ну разумеется. Мы и сами потрясены смертью Арчибальда. Кто бы мог предположить, что это случиться именно с ним и ведь тут, даже, не какой-то там, упавший с крыши кирпич...
   -- Как вы думаете, он мог умереть от испуга? Например, испытав сильный шок?
  
   Врач подумал и ответил:
   -- Чтобы испугать такого, как Стоун нужно очень сильно постараться. Нервная система у этого парня была в полном порядке.
   Эшли долго смотрела на снимок, на котором сквозь грудную клетку белым неясным пятном смотрелось сердце, так внезапно отказавшее тридцати двухлетнему Арчибальду Стоун.
  
   Из больницы она поехала домой и напрочь застряла в пробке. Стиснутая со всех сторон машинами, продвигавшимися вперед черепашьим шагом, Эшли размышляя о смерти Стоун, недоумевала. Что произошло такого, что молодой здоровый человек умер неизвестно от чего. Вот так взял и умер? Причем патологоанатом полагает, что причиной смерти мог быть шок. Но его опровергает лечащий врач Стоуна, утверждая, что у его пациента имел довольно крепкие нервы. Весело.
  
   Она еще раз перебрала в уме обстоятельства смерти Стоуна. Они были таковы, что он не вышел на работу, хотя в чем, в чем, а в пренебрежении своими обязанностями его бы никто не упрекнул. И не столько из-за того, что он был обязательным человеком, а потому что любил свою работу. Директор вернисажа, где работал Стоун, мистер Фрискин весь день прождал его, надеясь, что он, наконец, объявится и объяснит свое вопиющее опоздание или хотя бы позвонит.
  
   Когда же Стоун и на следующий день не вышел на работу, мистер Фрискин сам помчался к нему домой, не смущаясь тем, что телефон Арчибальда молчал. Мистер Фрискин упорно барабанил и звонил в дверь квартиры своего сотрудника, пока домовладелец, ворча из-за поднятого шума вокруг исчезнувшего парня, тогда как положенных трех дней еще не прошло, не открыл дверь запасным ключом.
  
   Так домовладельцем и мистером Фрискиным было обнаружено тело Арчибальда Стоуна.
  
   Вызвали полицейских. Освидетельствовали факт смерти. Тело осмотрели, но никаких следов насилия на нем обнаружено не было и причина смерти, произошедшая между тремя - четырьмя часами ночи, так и повисла вопросом, потому что установить ее попросту не удалось.
  
   Припарковавшись у своего дома, Эшли, прижимая локтем свой кожаный плоский портфельчик, заперла машину и вошла в подъезд. Поднявшись на лифте на свой этаж и войдя в квартиру, она расслабилась, словно уже скинула с себя тесную одежду. Сняв, сковывавшие ноги узкие лодочки, она прошла босиком к автоответчику, чувствуя горящими ступнями прохладу паркета.
  
   Пристроив портфель рядом с телефоном, включила автоответчик и прослушала запись поступивших звонков. Их оказалось две: от мамы и Рейчел. Обе жаловались на одно и тоже: Эшли долго не дает о себе знать. Раздевшись и аккуратно развесив свой серый деловой костюм и кремовую блузку, Эшли пошла в ванну.
  
   Нежась в воде с шапкой воздушной ароматной пены, она старалась понять, что же так беспокоит ее в смерти Стоун. В конце концов, ей поручили заурядное дело, всего лишь подтвердить, пусть неожиданную, но ничем не примечательную смерть человека, исправно платящего налоги и ни разу не попадавшего в поле зрения полиции. Она же чувствует в себе такое напряжение, словно ей поручили распутать изощренное убийство. Арчибальд Стоун умер собственной смертью, такое, к сожалению случается. Ну и что, что сердце было здоровым, что на теле не было ран, а в крови следов отравления. Коронера ведь чем-то не устроило обыденное объяснение этой смерти.
  
   Эшли вылезла из ванны, закуталась в махровый халат и не желая влезать в тапочки, босиком прошлепала на кухню. Налив бокал сухого вина, она вернулась с ним в комнату, забралась ногами в кресло и потягивая вино, покосилась на, лежащий у автоответчика, портфель. Кроме заключения патологоанатома, снимка кардиограммы, копии медицинской карты Стоуна и запроса коронера, в нем больше ничего не было. Надежда Бишопа, на то, что сегодня вечером у него на столе будет лежать окончательное и полное заключение смерти Арчибальда Стоун, так и не оправдалась.
  
   Раскрыв папку с делом, она вгляделась в фотографию человека чью смерть ей нужно было, даже не расследовать, а только подтвердить. На ней это был молодой мужчина с умным и приятным лицом, с вдумчивым взглядом, обращенным в себя. Ей нравились такие мужчины, они не довлели над тобой, не подавляли твои мысли и чувства, старались понять твои поступки, а не критиковать их. И именно смерть такого человека стало ее первым делом.
  
   Отпив глоток вина, Эшли подумала и взялась за пульт. Подошло время ее любимого сериала "Коломбо".
   С утра она позвонила Карлу Фрискину, представилась и попросила о встрече. На что мистер Фрискин, хоть и с оговорками на страшную занятость, согласился. Эшли прибыла в точно назначенное время. Фрискин, моложавый господин в темном элегантном костюме, с тщательно уложенными волосами, встретил ее в вестибюле.
   -- Очень рад познакомиться с вами, мисс Кларк, - заулыбался он, взял протянутую девушкой для пожатия руку, и галантно поцеловал.
  
   Эшли подумала, что Фрискин непоследователен: не он ли полчаса назад всячески старался отвертеться от встречи с ней?
   -- Для меня истинное удовольствие отвечать на вопросы столь очаровательного детектива, - продолжал Фрискин. - Хотя не скрою, что несколько озадачен тем, что вы вновь решили ворошить дело бедняги Арчибальда. Не знаю чем еще я могу вам помочь? Ведь, я в свое время довольно исчерпывающе ответил на все вопросы полиции. Вы могли бы ознакомиться с протоколами допросов.
   -- Смотрите на нашу встречу, как на простую, но необходимую формальность, мистер Фрискин, - посоветовала Эшли, намеренно не замечая его покровительственного тона.
   -- Сюда, пожалуйста, - пригласил он, взяв ее под локоток.
  
   Они прошли через три зала с развешанными по стенам картинами и витринами с выставленными в них старинными предметами быта.
   -- Вы продаете свои экспонаты, мистер Фрискин? - спросила Эшли, останавливаясь перед одной из них и разглядывая фарфоровую пудреницу. Между делом она высвободила свой локоть из цепких пальцев Фрискина.
   -- Разумеется. Конечно, я больше коллекционер чем бизнесмен, но к моему глубокому сожалению, я не в силах оставить у себя все, что бы мне хотелось. Да и на приобретение новых экспонатов нужны средства. К тому же есть вещи, которые я просто не имею права присваивать в свою собственность, так как это достояние нации, страны, так сказать, ее истории, духовного наследия. Но для меня, сами понимаете, немаловажно чтобы экспонат попал в знающие ему цену руки. Нередко случается так, что какая-нибудь невзрачная безделица, приобретенная буквально за цент, со временем оценивается в миллион долларов. Вы не поверите, но я немало потерял на своем собирательстве. О, я конечно не жалею об этом. Я человек страстный! Во всем... Во мне, знаете ли, больше от коллекционера, чем от бизнесмена. И пусть я потеряю сотню долларов, на розыски бесценной вещицы, но меня будет согревать мысль, что благодаря моему труду и непрестанному поиску, она приобрела вторую жизнь, и люди будут созерцать ее с благоговением, ибо ее коснулась рука какой-нибудь знаменитости! Тогда как, вы не поверите, где мне порой не приходится выискивать некоторые вещи.
  
   Заинтересованная Эшли подняла глаза от пудреницы, и Фрискин поспешил отвести свой взгляд.
   -- А чем занимался Арчибальд Стоун?
   -- Ах, Арчибальд... Вы не против, если я угощу вас кофе?
   -- Спасибо, не откажусь.
   Фрискин провел ее в свой кабинет, где они устроились в кожаных креслах за небольшим кофейным столиком. Судя по всему, бизнес мистера Фрискина, несмотря на все его сетования, все же процветал.
  
   Средних лет секретарша в обтягивающем костюме принесла поднос с фарфоровым кофейным сервизом. Заученными отточенными движениями она составила на стол чашечки, кофейник, сливочник и сахарницу, разлила кофе и удалилась, прежде чем Фрискин жестом отослал ее, блеснув при этом перстнем и золотым браслетом часов.
   -- Итак, вас интересует чем занимался Арчибальд? Он, как в свое время и я, пока не занялся административной работой, разыскивал антиквариат, старинные редкости. У него был нюх на них. Он мог с ходу определить ценность и возраст какой-нибудь безделицы. Порой в невзрачной вещице он угадывал подлинное сокровище, или предупреждал, что роскошная и помпезная на вид вещь не более чем пустышка. Я сам учил его в свое время и так понатаскал в этом искусстве, а это, поверьте, искусство, что у меня не было основания не доверять Арчибальду. Он был экспертом от Бога и я лишь раскрыл ему кое-какие тонкости. Прибавьте к этому его университетское образование и три года работы в музее. Знаете, у нас с ним была любопытная теория о том, какие вещи раскупаются больше.
   -- Какие же?
  
   -- Те которые имеют какую-нибудь историю, а еще лучше легенду. Вы бы видели как загораются глаза людей, узнавших, что вещь, как к примеру та изящная пудреница, которая так заинтересовала вас, принадлежала знаменитой в свое время куртизанке.
   Эшли, почувствовала, что потеряла к ней всякий интерес, но не к словам Фрискина.
   -- Значит Стоун занимался тем, что узнавал истории о найденных старинных вещицах?
   -- Именно. У него было обостренное чувство времени. Он мог с ходу сказать к какому веку принадлежит предмет и где он был изготовлен. Всегда что-нибудь да откопает. О любой из тех вещиц, что вы видели в зале, он мог рассказывать часами. Он бы далеко пошел. Бедный мальчик! Именно у меня он нашел свое истинное призвание, и вот такая нелепая смерть...
  
   -- Он жаловался на здоровье? На сердце, например?
   -- На сердце? Нет, что вы! Он редко болел. При мне раза три простывал и только.
   -- Значит для вас его смерть стала неожиданностью?
   -- Неожиданностью? Да, я был поражен! Накануне он даже не заикнулся о каком-либо недомогании. У него была куча планов.
   -- В его смерти вам не показалось что-нибудь странным, необычным?
  
   Фрискин замолчал, разглядывая гобелен, украшающий стену позади Эшли. Отпив кофе и при этом деликатно отставив в сторону мизинец, он медленно произнес:
   -- Не уверен насколько это будет важным для вас... - он бережно поставил чашечку на стол, кофе из которой хватило ровно на один глоток. - Когда в тот кошмарный день мы вошли в квартиру Арчибальда, бедняга лежал на животе, подогнув под себя колени, раскинув в стороны руки и уткнувшись лбом в пол. Его долго не могли разогнуть, выпрямить ему руки и ноги, чтобы уложить на носилки. Тогда это поразило меня, едва ли не больше, чем сама смерть Арчибальда.
  
   Уже сидя в машине, Эшли все никак не могла прийти в себя от услышанного. В заключение медэксперта было сказано, что тело Стоуна было сведено предсмертной судорогой, а патологоанатом предполагал, что так ему легче было переносить боль. Стиснув руль, Эшли пыталась осмыслить услышанное. Положение тела Стоуна мало походило на предсмертную судорогу или желание успокоить боль в животе, тогда бы он прижимал к нему руки. Странно и то, что ни полицейские, ни врач, осматривавший тело, не придали этому должное значение. Может такое положение умирающего не новость? Словом, нужно снова ехать к патологоанатому.
  
   И еще одна вещь занимала Эшли. В разговоре мистер Фрискин подчеркивал, что Стоун был нужен ему, что он его особо отличал и возлагал на него надежды. Очень было похоже на то, что Фрискин всеми силами давал ей понять, как он был не заинтересован в смерти Арчибальда. Но зачем? Это ведь не убийство.
  
   В окошечко легонько стукнули и Эшли открыла дверцу. На сиденье, рядом с ней скользнула секретарша мистера Фрискина. Торопливо захлопнув за собой дверцу, она сказала:
   -- Поехали отсюда. Я скажу где остановиться.
   Эшли тронулась с места и завернула за угол, все это время секретарша Фрискина следила за входной дверью галереи в зеркало заднего вида.
   -- Что вы думаете о Фрискине? - спросила она, как только здание галереи скрылось за углом.
  
   Эшли почувствовала, что это не просто вежливый вопрос, чтобы начать разговор. И эта женщина сразу распознает фальшь, как сама Эшли знала когда с нею были неискренны, например тот же Фрискин.
   -- Лавочник, - сказала Эшли. - И рассуждает, как лавочник. Простите.
   Женщина повернулась к ней, но Эшли не видела выражения ее лица, потому что смотрела вперед, на дорогу.
   -- Боб и Арчи говорили точно так же, - с горечью произнесла женщина. - О! Это вот здесь.
  
   Они остановились у небольшого кафе, которое, как определила Эшли, находилось в трех кварталах от галереи. Несколько столиков, застеленных синими скатертями, были вынесены на тротуар. Оценив попытку создать зеленый уголок уюта с помощью искусственного плюща с запыленными листьями в расщелине заасфальтированной улицы, стиснутой бетонными стенами домов, женщины устроились на плетеных стульях за одним из столиков и заказали по чашке кофе.
   -- Вы сказали Боб и Арчи? - спросила Эшли, как только официантка отошла. - Кто такой Боб?
   -- Он ведь не сказал вам, что Боб тоже умер? - прошептала секретарша Фрискина. - Знаю, что не сказал.
   -- Зовите меня Эшли, - протянула ей руку Эшли, но та ее не приняла.
   -- Поймите меня правильно, - все больше нервничала секретарша, - я не хочу никакой огласки. У Фрискина сильные связи, если что... я больше никогда не найду такое место.
   Казалось, она уже жалела об этой встрече.
  
   -- Ну хорошо, - опустила руку Эшли. - Так кто такой Боб? И почему Фрискин должен был сказать мне о его смерти?
   -- Фрискин после смерти Арчи велел мне помалкивать. Можете звать меня Софи, мисс Кларк.
   -- И вы, не смотря на это, готовы рассказать мне о Бобе?
   -- Боб умер точно так же, как Арчи, - сделав над собой усилие прошептала Софи. В ее глазах был страх.
   -- Точно так же... - эхом повторила за ней, пораженная Эшли.
   Софи кивнула.
  
   -- Боб лежал на груди, живот приподнят из-за ног, согнутых в коленях. Знаете как это бывает в старых фильмах, когда рабы падают ниц перед владыкой. Руки раскинуты в сторону, голова повернута на бок.
   -- Первыми его обнаружили вы? - спросила Эшли.
   -- Мы были любовниками и должны были вечером встретиться. Он не пришел и я всю ночь не спала. Когда у тебя молодой любовник, ты ревнуешь его ко всякой сопливой девчонке. Я в ту ночь все переживала, думала он мне изменяет, а утром не выдержала и пошла к нему, - Софи замолчала, вытащила дрожащими пальцами сигарету из пачки и, пощелкав зажигалкой, закурила. - Так вот, когда утром я ворвалась к нему домой, то обнаружила его в этой позе мертвым. Я сразу же позвонила Арчи, потом мы сообщили Фрискину.
   -- Когда это произошло?
   Софи выпустила дым и задумчиво постучала длинным ногтем по зубам.
  
   -- Примерно месяц назад, где-то в конце июля. В тот день шел мелкий мерзкий дождь.
   -- Фрискин все это время был в Мичигане?
   -- Да, - и вдруг торопливо добавила: - Послушайте, он конечно еще та скотина, но не убийца.
   -- Почему вы говорите об этом, как об убийстве? Ведь ничто не указывает на то, что их убили. На теле Боба и Стоуна не было ран.
   Софи вздохнула и повертела в пальцах сигарету.
  
   -- Но две одинаковые смерти... Это ведь наводит на мысль, правда? - она пристально взглянула на Эшли. - С чего двум таким здоровым парням, как Боб и Арчи, умирать ни с того ни с сего?
   -- Боб не жаловался на здоровье?
   -- Шутите? Он был здоров как бык и просто с завидным упорством гробил его. Он мог целую ночь надираться виски, а утром, как ни в чем ни бывало, заявиться в офис. Его сердце работало, как какой-нибудь перегонный аппарат.
   -- Софи, о чем вы хотели поговорить со мной? Они очень странные, эти смерти, да? Настолько странные, что вы посчитали, их убийствами?
  
   Откинувшись на спинку стула, Софи судорожной затянулась.
   -- Фрискин был доволен, когда удалось замять смерть Боба. Он хотел, чтобы об этом как можно скорей забыли, а мы с Арчи все равно говорили друг с другом о Боби. Я видела, Арчи о чем-то умалчивает, Фрискину же было наплевать. Я не верила словам Арчи, когда он успокаивал меня. Я боюсь, я совсем одна со всем этим. Фрискину не нужны пересуды вокруг его бизнеса. Вы бы видели, как его перекосило, будто от зубной боли, когда вы позвонили ему.
   -- Когда вы стали подозревать, что все идет не так?
  
   -- Где-то за неделю до своей смерти, Боб уехал за каким-то очередным старьем, за очень интересной и значимой находкой, по его словам. Он, конечно же, говорил куда едет, но мне было как-то все равно. Меня больше интересовало, когда он вернется.
   -- В обязанность Боба тоже входил розыск антикварных вещей?
  
   -- Нет, он был программистом, обслуживал сайт галереи Фрискина, рассылал рекламу, объявления, поддерживал связи с другими галереями... Ну вы понимаете... Но в последнее время, глядя на Арчи, тоже загорелся подобным делом. Ну и деньги, конечно. Когда Фрискину удавалось сбывать вещичку, которую Арчи приобретал за несколько долларов, по баснословной цене и оба с этого имели неплохие проценты - это убеждает лучше любых слов. Боб мотался по всяким скупкам, распродажам, но, конечно же, ему было далеко до Арчи. Тот имел образование, вкус и был вхож в состоятельные семьи, оброс связями. Боба это задевало, но их дружбе это не мешало. Боб мечтал выискать нечто такое, чтобы переплюнуть Арчи. Обычно он хвастал передо мной своими находками, но не в этот раз. Из своей последней поездки он приехал мрачным, каким-то дерганым, даже не показал, что привез, а когда я взялась распаковать его сумку, наорал на меня. Он сразу позвонил Арчи и когда тот приехал, закрылся с ним в кабинете. Арчи вышел от него поздно, я уже спала: мы тогда начали готовиться к вернисажу и на меня свалилось много организационной работы. Фрискину, понятно, ни до чего не было дела, правда, он поворчал, что Боб проездил впустую, а после у меня все это вылетело из головы, потому что Боб умер и стало совсем невмоготу. Прошло столько времени после его смерти, а напряжение так и ушло, понимаете? - она махнула сигаретой, осыпая с нее ни синюю скатерть столбик пепла. - Это не объяснишь, словно вот-вот должно что-то случиться, и видите - случилось, - она всхлипнула и поспешно затянулась сигаретой. - Как-то так вышло, что мы с Арчи держались вместе. Он постоянно о чем-то думал, все время что-то искал в книгах, в Интернете, допоздна задерживался в галерее. Фрискин следил за ним, как сыч. Он боялся, что Арчи уйдет от него и откроет свое дело. По-моему, он догадался, что Боб что-то привез с собой из последней поездки. Он и Арчи уже не разговаривали нормально, все время ругались. Я как-то проходила мимо кабинета Фрискина и слышала, как он орал на Арчи, чтобы он что-то вернул, а тот сказал, что выбросил это барахло срезу после смерти Боба...
  
   -- Что выбросил?
   Софии пожала плечами и затушила в пепельнице выкуренную до фильтра сигарету.
   -- Какая-то вещица полагаю, - заметила она равнодушно и продолжала: - Знаете, что сделал Фрискин, как только попал в квартиру Арчи? Обыскал ее, сволочь! Все вещи его перетряхнул.
   -- Вы были там?
   -- Меня там не было, но я видела в кабинете у Фрискина кучу бумаг Арчи, а уж почерк и рисунки Боба я узнаю из тысячи.
   -- Софи, мне придется просить Фрискина передать бумаги Арчибальда мне.
   -- Валяйте, - отмахнулась та, доставая новую сигарету. - Только ничего у вас не выйдет. На каком основании вы заберете их? Ссылаясь на меня? Так он заявит, что я не в себе после смерти Арчи. Боже мой, в этом деле даже некого подозревать, о чем вы говорите!
  
   -- А как насчет того, чтобы помочь следствию?
   -- Бросьте! Фрискина этим не проймешь. Он понимает только выгоду, - она резко встала, едва не опрокинув стул. - Пожалуй мне пора идти.
   -- Спасибо, Софи, - Эшли пожала холодную руку женщины. - Я постараюсь во всем разобраться. Не бойтесь ничего.
   Софии кивнула ей на прощанье и ушла.
  
   Вернувшись после ланча в управление, Эшли села за отчет, в который внесла все, что рассказала ей Софи, в том числе и свой разговор с Фрискином, стараясь ничего не упустить.
   Рядом надрывался телефон, но на него никто не обращал внимания. Кому-то громко что-то доказывал Генри Скаут. Орал небритый мужчина в разодранной футболке, требуя адвоката. С кем-то ругался Бишоп и когда к ней подошел Рон с предложением поужинать вместе сегодня вечером, Эшли не смогла скрыть досады:
  
   -- Рон, я не могу!
   -- Понимаю, ты теперь у нас самостоятельная девочка и ведешь собственное дело? - со снисходительной улыбкой смотрел на нее Рон.
   -- Да.
   -- Я слышал ты даже без напарника работаешь?
   -- Рон, это довольно простое дело и перестань смеяться надо мной!
  
   -- Детка, у меня и в мыслях не было смеяться над тобой...
   -- Перестань называть меня детка! Когда ты так говоришь, я чувствую себя безмозглой дурой.
   -- Ну, прости, прости... - покладисто поднял ладони Рон, успокаивая ее. - Я не хотел тебя обидеть. Больше не буду, только не сердись.
  
   Он пригладил свою взлохмаченную шевелюру и мягко произнес:
   -- Я просто хотел сказать, что ты всегда можешь рассчитывать на меня. Знаю, дело довольно простое и ты справишься сама, но... мы так редко теперь видимся. Может поговорим сегодня за ужином?
   -- Зачем тебе это? - оторвалась от своего отчета Эшли, настороженно взглянув на него. - Я слышала у тебя самого три нераскрытых дела?
   -- Я скучаю. Я готов снова идти патрулировать улицы, чтобы быть вместе с тобой. Помнишь это время?
  
   Эшли не сдержалась и тепло улыбнулась.
   -- Я был тогда полным придурком. Знаю, я все испортил, но давай попробуем сначала, а?
   -- Хорошо, но только не сегодня.
   Рон еще немного постоял возле ее стола, но Эшли не сказала больше ни слова.
   -- Ладно, старайся, - отходя, со вздохом произнес он.
   Эшли проводила взглядом его долговязую фигуру и покачала головой. Печально. Думать об отчете уже не хотелось.
  
   Рон был чудесным парнем и она восхищалась им как высококлассным детективом и независимо мыслящим человеком, но он все испортил, неправильно истолковав ее восхищение им. Во время их совместного патрулирования на улицах, ей было нелегко работать именно с Роном. Напарнику вздумалось затащить ее к себе в постель, причем ее отнекивания и отказы воспринимались им как кокетство и уж потом он начал догадываться, что Эшли просто зажата своим воспитанием. Он так и говорил "зажата". Может быть и так, но Эшли все равно не могла переступить через себя. Рон являлся для нее только хорошим товарищем, кроме этого его пунктика непременно переспать с ней.
  
   Она перечитала отчет, стараясь сосредоточиться на нем - похоже и сегодня ей не о чем будет доложить Бишопу. Если бы у нее хотя бы были бумаги Стоуна, о которых упомянула Софи, это было бы уже кое-что. Пока принтер выдавал отпечатанные листы отчета, она думала о том, каковы ее шансы заполучить эти бумаги у Карла Фрискина.
  
   В этот день Бишоп так и не вспомнил об Эшли, что даровало ей небольшую отсрочку, которую она могла использовать для сбора дополнительной информации. Поэтому, сразу после работы она поехала в поликлинику в которой наблюдался Боб Мокэй. Предъявив удостоверение детектива, она получила доступ к его медкарте и тщательно отксерила все ее страницы, благо на копирование тощей карты Боба много времени не потребовалось.
  
   Когда она закончила, к ней подошел пожилой врач с усталым лицом. Из-за очков внимательно смотрели умные глаза.
   -- Добрый вечер, - поздоровался он. - Мне сказали, что вы детектив? Да, похоже, так и есть, - кивнул он, посмотрев протянутое Эшли удостоверение. - Все-таки полицию заинтересовала смерть этого молодого человека. Простите, я не представился! Я был не только лечащим врачом Мокэя, но и освидетельствовал его смерть.
  
   Они обменялись рукопожатием и Эшли спросила:
   -- Значит вы были уверены, что его смертью заинтересуется полиция?
   -- Это была странная смерть, никогда не видел ничего подобного. Разве вы не читали моего заключения?
   -- Мне недавно поручили это дело. У коронера возникли по нему некоторые сомнения.
   -- Понимаю и готов ответить на все ваши вопросы.
   -- Чем вы можете объяснить подобную смерть? Наркотики? Плохое здоровье?
   -- Скорее убийство, - произнес врач.
  
   -- Как? - Эшли укладывавшая в портфель скопированные с медкарты листы, подняла голову.
   -- Во всяком случае у меня создалось именно такое впечатление. Понимаете, эта унизительная поза... Конечно же, я осмотрел его на предмет сексуального насилия, но когда я увидел выражение его лица, то взглянул на это с другой стороны. Ведь, если бы не раскинутые в стороны руки, то можно было бы предположить, что эта поза свидетельствует о поклонении, покорности и страхе.
   Эшли внимательно взглянула на врача - он не производил впечатление человека, идущего на поводу у своей фантазии, как это могло быть с Софи. Вообще врачи, как правило, люди не впечатлительные, а скорее циничные и недоверчивые.
  
   -- Можно ли придать подобное положение после смерти? - спросила она.
   -- Зачем? - в свою очередь резонно спросил врач Боба Мокэя.
   -- Это мог быть маньяк. Трудно понять причины, толкающие их к тому или иному поступку.
   -- Может вы и правы, - задумчиво произнес он. - Но дело это очень хлопотное: убить, а потом успеть придать мертвому, безвольному телу требуемое положение, пока оно не закоснеет. Проще оставить какой-нибудь знак.
   Эшли застегнула портфель и взяла его за ручку.
  
   -- Мы не можем принять это даже как версию, до тех пор пока не докажем сам факт убийства.
   -- Как, впрочем, и того что объяснило бы его смерть, - кивнул доктор.
   Домой она вернулась поздно и едва переступила порог квартиры, как услышала трель телефонного звонка. Кто-то упорно не желал общаться с автоответчиком. Эшли успела снять трубку до того, как звонки прекратились.
   -- Алло, - осторожно сказала она в трубку уверенная, что это Бишоп, вспомнивший, что она так и не предоставила ему отчет, который он должен был получить еще вчера.
   Но это оказалась Рэйчел.
  
   -- Ну, слава богу, наконец-то застала тебя! Ты где пропадала? Эй, у тебя случаем не появился дружок? И ты молчишь? Хороша подруга, нечего сказать! А я вот коротаю вечера одна оденешенька. Представляешь, Даймон оказался такой скотиной...
   Слушая Рейчел и прижимая трубку к уху, Эшли плюхнулась в кресло.
   -- Эш, давай сходим в "Гранат", мы ведь давненько не встречались. Ну же, соглашайся, а то я сдохну тут одна от тоски! Скажи "да".
   Сопротивляться напористой Рэйчел было непросто, но Эшли все же попробовала:
   -- Рейчел, а если я действительно не одна? - и ей тут же стало стыдно, когда на том конце провода повисло молчание.
   -- Эшли, - обиженно произнесла Рейчел, - ты бы ведь мне давно уже об этом сказала? Правда?
  
   -- Правда. Но я только что пришла, очень устала и...
   -- Тогда нам тем более нужно отправиться в "Гранат"! Жду тебя там через сорок пять минут.
   -- А почему не прямо сейчас? - иронично спросила Эшли.
   -- Сейчас я досматриваю ужастик. Вообще-то и так все понятно, хочется только узнать как сцапают этого маньяка. Особенно если вместо маньяка представить Даймона, то... ой... ему уже отрубили руку... Ну все жду тебя в "Гранате", - и чмокнув в трубку, Рейчел отключилась.
  
   Продолжая держать трубку в одной руке, Эшли уперлась носком туфли в задник второй и скинула ее с ноги. Затем так же поступила и с другой туфлей. Господи, как же не хочется никуда ехать! Эшли досадовала больше на себя, чем на несносную Рейчел. Почему она никогда не может отказать ей? Все-таки они давненько не виделись, уговаривала себя Эшли, освобождаясь от костюма, влезая в джинсы и футболку. Сев в машину, она вырулила со стоянки и поехала в "Гранат" развлекать Рейчел. Та уже ждала ее.
  
   -- Ты опоздала на десять минут. Как это называется? - недовольно выговорила ей Рейчел. - Я уже подумала, что ты не придешь.
   -- Я только что пришла с работы и очень устала. Не доставай меня.
   -- Но я же тебя не работать сюда позвала, а отдохнуть, - ехидно заметила Рейчел. - Так что расслабься.
   -- Если под этим ты имеешь ввиду, что мы опять начнем таскаться с тобой из бара в бар, то уволь! Мне завтра рано вставать.
  
   Но вопреки всему Рейчел вдруг смолчала, и Эшли с удивлением посмотрела на нее; Рейчел никогда и никому не спускала, и последнее слово всегда оставалось за ней, но тут она сидела с загадочным выражением на хорошеньком личике, печально глядя в свой бокал с коктейлем. Что такое? Эшли огляделась. Ага! Подруга "вышла на охоту".
  
   -- Не старайся, он женат, - тихо сказала она ей.
   -- Ты о ком? - одними губами прошептала та, томно разглядывая подтаивающие кусочки льда в бокале с "Пьяным золотом".
   -- О том жгучем брюнете, что сидит напротив нас, чуть наискосок.
   -- С чего ты взяла, что он женат? - приняла свой прежний вид Рейчел, недоверчиво глядя на подругу. - Ты его знаешь?
   -- Нет, но у него на пальце кольцо и он все время смотрит на входную дверь, - засмеялась Эшли. - Он ждет жену или любовницу.
  
   -- Ну почему мне так не везет? - расстроилась Рейчел и схватившись за коктейльную ложку сердито смешала все слои "Пьяного золота", в котором ликер корицы, бурбон "Южный комфорт", медовый сироп и яблочный сок лили слоями. Этот коктейль выглядел красиво и был довольно вкусным, но Эшли не очень увлекалась им, считая, что для нее он был достаточно крепким.
   -- Почему все так несправедливо и все стоящие мужики уже заняты? Я что, так и умру одинокой? - горько вздохнула Рейчел и облизала коктейльную ложечку.
   -- Ты не одна, Рейчел, я с тобой, - утешала ее Эшли. - Я ведь тоже из лагеря одиночек.
  
   -- У тебя есть Рон! - фыркнула девушка, полагавшая, что дружба между мужчиной и женщиной величайшая глупость и в принципе невозможна, так как в основе их отношений всегда лежит секс.
   -- Он мой друг, - в который уже раз повторила Эшли.
   -- Ну, конечно, - Рейчел один единственный раз видела Рона, случайно повстречав их вместе, когда они выходили из патрульной машины и, сделав соответствующие выводы, не собиралась менять их, донимая Эшли "добрыми советами". - Я еще не страдаю старческой близорукостью и отлично видела, как он смотрел на тебя. Такого не скроешь, Эш, он хочет тебя, а ты заладила как попугай: "друг, друг...". Ладно, не злись... Я вот одного не понимаю: ты вроде говорила мне, что он детектив, почему же он, как простой коп, патрулировал с тобой улицы? Погоди, дай я угадаю. Ты ведь тогда только пришла в участок, он увидел тебя, влюбился и добился, чтобы его поставили к тебе в напарники? Боже, как романтично!
  
   -- На самом деле все намного прозаичнее. Рон застрелил наркомана, и в наказание его отстранили от работы и отправили патрулировать улицы. То, что мы стали напарниками, чистая случайность.
   -- И уж конечно, он не сильно от этого расстроился.
   Эшли пожала плечами и занялась своим коктейлем, потягивая его через соломинку.
  
   -- Переспи ты с ним, Эш, - не унималась Рейчел. - Уж кто-кто, а он сумеет из пасторской скромницы сделать в постели тигрицу. Спорим, ты даже не знаешь, как все это происходит! Давай-ка, я тебе расскажу, чтобы Рон не слишком шокировал тебя, когда...
   -- Перестань, Рейчел, лучше расскажи, что у вас произошло с Даймоном? - перебила ее Эшли и откинулась на мягкую спинку диванчика, приготовившись слушать долгие излияния и жалобы.
  
   Конечно же, они поссорились из-за пустяка, раздули это в грандиозный скандал и Даймон, хлопнув дверью, ушел.
   -- Где, где они, настоящие мужики? Почему он не мог уступить мне в такой мелочи, раз любит, как твердит об этом постоянно?! Почему все время это должна делать я? - Рейчел вдруг запнулась и понизив голос, прошептала: - Ты только посмотри...
  
   Жгучий брюнет, что сидел наискосок от них, вдруг замахал рукой, подзывая кого-то. От дверей к нему улыбаясь шел красавец скандинавской наружности.
   -- Послушай, - горько вздохнула Рейчел,- похоже настоящего мужика только и можно найти, что в полицейском участке. Вот хотя бы Рон, раз он тебе не нужен, то им займусь я. Как думаешь, возьмут меня работать в полицию? Ты же вот справляешься.
   -- Возьмут, только надо будет немного подучиться.
   -- Подучи-иться, - разочарованно протянула Рейчел. - Ну нет, это не для меня. К тому же ты встаешь в такую несусветную рань! Как ты все это терпишь, Эш?
  
   Эшли поболтала соломинкой в остатке фруктового боуле, приготовленного из вишен, красного вина, палочки корицы, сахара и красного коньяка. Все пропорции были идеально соблюдены, но ни боуль, ни легкомысленная болтовня Рейчел, ни обстановка бара не смогли заставить ее отвлечься от двух странных смертей, объяснения которым не было.
  
   "Гранатовый" бар был выдержан в соответствующих тонах, начиная от бархатной обивки диванчиков, драпировок и заканчивая стенными панелями, все было в красно-бордовом тоне. Даже светильники стилизованы под половинки разломанного граната, чьи прозрачные гроздья из стекла, были заключены в жесткую "кожуру" из меди. Они с Рейчел обнаружили этот бар случайно, когда подыскивали Эшли квартиру, после став его завсегдатаями.
  
   -- Эш, - позвала ее подруга, выводя из задумчивости.
   -- Да, - подняла та на нее глаза.
   -- У тебя-то, как дела?
   -- Мне дали вести дело.
   -- Иди ты...
   -- Но... оно какое-то странное.
   Рейчел помолчала и уверенно сказала:
   -- У тебя все получится! Вот увидишь...
  
   Эшли вернулась домой к полуночи и ушам своим не поверила, когда подходя к двери, опять услышала доносящиеся из глубины квартиры трели телефона. Решив в раздражении, что видимо день сегодня такой, она открыла дверь и бросилась к телефону.
   -- Кларк! - рявкнул в трубке голос Бишопа. - Полчаса до тебя дозвониться не могу! Немедленно выезжай по адресу, - и он продиктовал адрес. - Это касается тебя.
   -- Что случилось?
   Ответом ей были нудные долгие гудки.
  
   Пришлось Эшли снова сесть в машину с еще не остывшим мотором. Нужный адрес она нашла довольно быстро, это был район престижных особняков и преуспевающих клерков, отчаянно тянувшихся за светским кругом. Около одного из таких особняков с ухоженным двориком и садом камней, Эшли остановилась. На подъезде к дому стояла полицейская машина и карета скорой помощи с раскрытыми дверцами. Среди припаркованных легковых машин, Эшли узнала синий альфа-ромео Бишопа. Она миновала ярко-желтую ленту ограждения и подошла к Бишопу, который стоял у ажурной решетки забора и курил, повернувшись к ветру спиной.
  
   -- Добрый вечер, - поприветствовала его Эшли.
   На что он, кутаясь в свой светлый плащ, произнес, кивнув в сторону дома:
   -- Зайди, посмотри, я попросил не трогать тела, пока ты не увидишь все сама.
   Уже догадываясь, что ей предстоит увидеть, Эшли вошла в дом и посторонившись, пропустила мимо себя рыдающую женщину в вечернем платье с бриллиантовыми сережками в ушах. Ее поддерживал медработник, заботливо набросив на ее обнаженные плечи одеяло. За ними шел высокий осанистый мужчина в черном фраке и белоснежной рубашке. Он надменно, не скрывая раздражения, смотрел на происходящее вокруг. За ним на почтительном расстоянии тоже следовал медработник с перекинутым через руку одеялом, неусыпно следя за своим подопечным, который однако держал себя в руках.
  
   Посмотрев им вслед, Эшли вошла в ярко освещенную гостиную, обставленную в стиле шестидесятых: полукруглые кресла в пестрых чехлах, низкий журнальный столик, бар со стойкой, торшеры в виде стаканов, занавески на окнах с яркими ромбами и квадратами.
  
   У столика полулежал, подогнув под себя колени и раскинув руки в стороны, Карл Фрискин. Его голова была повернута в сторону двери. Он встретил вошедшую Эшли неподвижным, остекленевшим взглядом.
  
   Когда она читала протоколы и слушала рассказ Фрискина и врача, обнаружившего тела Боба и Арчи, то не думала, что зрелище будет настолько жутким. За журнальным столиком, присев на диван и пристроив в углу листы бумаги среди фужеров, вазы с виноградом, бутылки шампанского и разложенных индейских безделушек, сидел человек в белом халате и быстро писал.
  
   -- Вы, по-видимому, и есть та самая Кларк, которую мне велено дождаться? - не отрываясь от своей писанины, резко спросил он.
   -- Я сама только что узнала об этом, - поняв его недовольство, сказала она, кивком показав на Фрискина.
   -- У вас будут ко мне вопросы? Хотелось бы поскорее доставить тело в морг.
   Разглядывая видневшуюся из-под халата мятую розовую рубашку и бордовый в белую полоску галстук, Эшли неуверенно спросила:
   -- В котором часу наступила смерть? - она чувствовала, что зашла на чужую территорию, в ту область знания, где коронер был царь и бог, работая в криминалистике наверное еще с тех пор, когда она только пошла в школу. Она понимала, что знания, полученные ею в академии ничто, по сравнению с тем опытом, что имел вот такой мастодонт от расследований за все годы своей работы.
  
   Он глянул на нее поверх очков чуть снисходительно, и она, покраснев, принялась с нарочитым вниманием разглядывать индейскую ритуальную трубку. Эшли была уверена, что он увидел в ней лишь девчонку, играющую в детектива, но врач ответил вполне серьезно и собрано, без тени фамильярности:
   -- Надо полагать, - он взглянул на настенные часы, - часа три назад.
   -- Причина смерти?
   -- Затрудняюсь сказать со всей определенностью, - вздохнул он, почесав кончиком ручки переносицу привычным, бессознательным жестом. Он мог позволить себе неуверенность. - Никаких следов насилия: ни ран, ни ушибов, но на сердечный приступ тоже не похоже. Скорее всего, что-то сломило беднягу.
  
   -- Что? - выжидающе посмотрела она на врача.
   -- А это уже предстоит выяснить вам, - одернул он ее, собирая листы и тут же спросил: - Так я могу сказать ребятам, чтобы его выносили?
   Эшли не торопясь обошла вокруг нелепо распростертого на полу мертвого Фрискина, стараясь, не дай бог, не задеть его кроссовкой.
   -- Как вы думаете, он принял это положение до смерти или...
   -- ...или его таким образом раскорячили после смерти, хотите вы сказать? Нет он принял ее добровольно. Однако никаких следов свершившегося полового акта нет: ни анально, ни орально. Вы удовлетворены?
  
   -- Вполне. Скажите, он мог умереть, например от испуга?
   -- Разрыва сердца нет, если вы это имеете ввиду. Хотя... - он склонив голову, вгляделся в лицо погибшего, хмуря брови. - Это не лишено вероятности.
   Потом позвал, крикнув в сторону коридора:
   -- Эй, ребята! Тащите носилки!
  
   Пока Фрискина пытались уложить на носилки, и врач дописывал свое заключение о смерти, девушка, обойдя комнату, внимательно осмотрела ее, потом прошла на кухню и заглянула в остальные комнаты, кабинет и спальню наверху. Нигде не было следов борьбы или беспорядка.
  
   Вернувшись обратно в гостиную, она вновь уловила едва различимый запах тонких, дорогих духов. Эшли взяла лежащий на столике индейский нож в искусно вышитых иглами дикобраза ножнах, повертела его в руках и положила обратно, туда где он и лежал: на обод перетянутого паутиной из грубых нитей щита. Рядом небрежно брошена курительная трубка, украшенная пучком перьев и томагавк. Фрискин собирался продемонстрировать эти вещи своим гостям, надеясь продать их.
  
   -- Что скажешь, Кларк?- спросил Бишоп, наблюдая за тем, как выносят тело, когда Эшли подошла к нему.
   -- Как вы узнали об... о произошедшем? - она чуть не сказал "об убийстве".
   -- Ты становишься настоящим детективом, отвечаешь вопросом на вопрос, - хмыкнул он. - Что ж, у Фрискина была назначена встреча с одними весьма уважаемыми особами, а когда эти уважаемые особы в назначенное время заехали к нему, то нашли мертвым. С дамочкой, понятное дело, истерика, а ее супруг тут же позвонил в полицию. Вызов поступил к нам. И знаешь, Кларк, мне все-таки хочется почитать твой отчет. Что-то у меня насчет этого дела хреновое предчувствие. Что скажешь?
  
   -- Предчувствие вас не подвело, это уже третья подобная смерть, - со вздохом обреченного, призналась Эшли.
   -- Что? Черт тебя подери, почему я узнаю об этом только сейчас? И где твой гребаный отчет, который я не могу дождаться уже третий день?
   Эшли приготовилась к тому, что Бишоп сейчас разорется на нее, но он вдруг сдержавшись, потребовал:
   -- Выкладывай.
   И Эшли рассказала все, что знала об этом деле.
  
   -- М-да... чертовщина какая-то...
   -- Сами видите, что мне нечего было пока докладывать. Показания свидетелей пристрастны в одном случае и неопределенны во втором. Ни фактов, ни доказательств. Единственное, что я имею, это странная необъяснимая смерть, объединяющая эти три случая.
   -- Какая-нибудь версия имеется?
   Эшли покачала головой, а Бишоп задумчиво пожевал сигарету и заявил:
  
   -- Знаешь что, тебе не потянуть это дерьмо в одиночку.
   -- Я только второй день веду это дело, - неуступчиво заметила Эшли, подавляя негодование.
   -- Опыта у тебя для того, чтобы разворошить всю эту пакость, маловато...
   -- Ну и что! Когда-нибудь мне нужно его набираться. Капитан, мой отец не уставал повторять: "раз это случилось с тобой, значит именно это тебе и надлежит вынести".
   -- О'кей, - Бишоп снова улыбнулся.
   --
   В ночной тьме белела его широкая белозубая улыбка.
   -- Не такая уж ты тихоня, какой кажешся поначалу. Что думаешь делать завтра?
   -- Поговорю с Эйвансами, потом с секретаршей Фрискина, Софи. Ей теперь, вроде, нечего бояться. Попрошу у нее разрешение просмотреть бумаги Фрискина.
   -- Что-то надеешься в них найти?
   -- Может быть. Но то, что объединяет эти три смерти, следует искать в вернисаже.
   -- Уверена?
   -- Боб привез, нечто такое, что не хотел показывать никому, даже своей любовнице, которой до этого хвастался своими находками. Зато он показал ее Стоуну с которым соперничал, и оба почему-то смолчали о ней, не сказав Фрискину ни слова. Причем Фрискин, когда узнал о ней, не успокоился до тех пор, пока не выкрал ее из вещей Стоуна. По-видимому, он знал, что ее можно продать довольно дорого.
  
   -- Это случаем не одна из тех непонятных штук индейского барахла, что валяется на журнальном столике в гостиной Фрискина?
   -- Может быть. Если вы разрешите мне забрать эти вещи, я смогу вернуть их в галерею Фрискина и поговорить о них с Софи.
   -- Действуй. А теперь, по домам, уже, черт побери все на свете, третий час ночи!
  
   Они разошлись каждый к своей машине. Возле особняка Фрискина уже никого не было и только желтая лента ограждения трепетала на ветру.
   -- И ты ведь опять не ошибся, старый ниггер, - ворчал Бишоп, устраиваясь за рулем своей альфа-ромео. - Из девчонки выйдет настоящий детектив.
  
   Приехав в участок утром и налив себе крепкого кофе, Эшли дозвонилась до Эйвенсов. Подошедшая к телефону прислуга, доложила, что мистер и миссис Эйванс еще не поднялись.
   -- Хорошо, - ответила Эшли. - Как только мистер и мисисс Эйванс встанут, доложите, что детектив Кларк приедет к двенадцати часам.
  
   К двенадцати часам Эшли выпила две чашки кофе, закончила свой отчет, дозвонилась до Софи, постояла в пробке и тем не менее вовремя добралась до особняка Эйвансов.
  
   Чета завтракала. Отказавшись от чашечки кофе и тостов, Эшли заняла предложенное ей за овальным столом место и, извинившись за раннее вторжение, спросила, как давно они знакомы с Фрискином. Супруги переглянулись с таким видом, как будто Эшли сказала страшную бестактность.
   -- Видите ли, детектив, мы его вовсе не знали, - проговорил мистер Эйванс, намазывая на тост слой золотистого абрикосового джема.
  
   Он сидел за столом в шелковом халате, накинутом поверх льняных домашних брюк и футболки, но его волосы были тщательно уложены и от него шел запах немного резковатого одеколона. Рядом с его прибором лежала газета, сложенная на колонке с биржевыми новостями.
  
   Мистер Эйванс как-то не вписывался в викторианскую обстановку гостиной, стены которой украшали помпезные портреты в тяжелых позолоченных рамах. Кресла и диван заменяла кушетка, обитая гобеленом с купами роз. Покрытый завитушками камин с мраморной полкой, уставленной статуэтками пастуха и пастушки. Атласные обои, светильники в виде свеч, тяжелые бархатные шторы, фикус у кушетки, фигурный столик с серебряным подносом для корреспонденции - все создавало обстановку гостиной девятнадцатого века.
  
   Нетрудно было догадаться кто с такой тщательностью воссоздавал ее, так как сама миссис Эйванс полностью соответствовала ей со своей блузкой в воздушных рюшах, мелких кудряшках, тщательно подведенными бровями и глазами. И все же, молодящаяся миссис Эйванс каким-то непостижимым образом казалась старше своего мужа.
  
   -- Грейс захотелось приобрести нечто необычное, и одна знакомая порекомендовала нам некоего Стоуна.
   -- Очень приличный молодой человек, - заметила миссис Эйванс, - со вкусом и хорошими манерами. Он сказал, что, якобы, с помощью этого щита шаман общался с духами умерших, и поэтому щит приобрел некую силу, которую невозможно не почувствовать. Правда мило?
   -- Он именно так вам и сказал или рассказал об этом подробнее?
   -- Нет, примерно так он об этом и сказал.
  
   -- Он заявил, что подробности расскажет, тогда, когда мы соизволим купить щит, - пренебрежительно хмыкнул мистер Эйванс. - Довольно дешевый трюк, но действует.
   -- Меня он ужасно заинтриговал этим своим обещанием, - улыбнулась его жена.
   -- Но может быть это действительно был только трюк, чтобы заставить вас купить старую вещь? - предположила Эшли.
  
   -- Я не такой простак, детектив, - холодно отрезал Эйванс. - И никогда не покупаю кота в мешке.
   -- Вы знаете, муж тут же поинтересовался откуда молодому человеку известна эта история? Неужели от самого шамана? Мистер Стоун ответил, что сделал запрос в архиве конгресса, и они переслали информацию в архив Детройта. Он сказал, что приложит все справки к нашей покупке.
   -- Он делал запрос только о щите?
   -- Я так поняла, что речь шла именно о нем.
  
   -- Вы интересуетесь культурой коренных индейцев? - спросила у нее Эшли.
   -- О боже, нет, конечно... - манерно передернула плечами под шелковой блузкой миссис Эйванс. - Но этот щит меня заинтересовал, мне захотелось посмотреть на него. Мистер Стоун сказал, что позвонит мне и назначит встречу, но так и не позвонил. Он пропал, и я уже забыла о нем, как вдруг объявился некий Фрискин. Он позвонил мне и заявил, что желает узнать по прежнему ли я желаю приобрести щит. Если нет, то он продаст его другому клиенту.
  
   -- Ты мягкотелая, Грейс, я не раз говорил тебе это. Уговорить тебя не составляет никакого труда, - видимо по привычке, сухо заметил мистер Эванс.
   -- Я согласилась взглянуть на этот щит и на другие вещи, которые пообещал показать мне этот Фрискин, - не обратила на это никакого внимания миссис Эванс.
   -- Вы договаривались с ним по телефону?
   -- Нет, - резко произнес мистер Эванс, якобы перехватывая у жены, а скорее всего у Эшли инициативу в разговоре. - Он заявился сюда. Все шнырял глазами по сторонам и выспрашивал нет ли у нас антиквариата, от которого мы желали бы избавиться.
  
   -- Но, дорогой, он запросил сущие пустяки за этот древний щит, каких нибудь пятьсот долларов!
   -- Может быть и так, - мистер Эванс бросил скомканную салфетку на стол, раздражаясь все больше. - Это мелкий делец - все боялся продешевить, и это при том, что норовил побыстрее избавиться от своего товара.
  
   Надо сказать, что Эшли больше прислушивалась к мистеру Эйвансу, чем к его жене, склонной к некой экзальтации. А потому, когда мистер Эйванс уткнулся в газету, поняла, что разговор закончен и здесь ей больше ничего не скажут. Эйвансы просто не позволят втянуть себя в это дело. Эшли попрощалась и поехала в участок.
  
   Получив разрешение, она заехала в криминалистический отдел за щитом, ритуальной трубкой и ножом, после чего отвезла их в галерею Фрискина.
   Софи выглядела опустошенной и подавленной, и, кажется, даже не очень обрадовалась возвращению в коллекцию потерянных было для нее экспонатов.
   -- О, конечно, вы можете посмотреть его бумаги, - говорила она, когда провожала Эшли через три ярко освещенных зала, где суетились рабочие, устанавливавшие столы и лампы. Официанты гремели посудой и переносили упаковки с закусками поближе к столам, готовясь к предстоящему фуршету.
   -- Как видите, мне придется в полном одиночестве проводить этот вернисаж, отменять что-либо уже поздно. Спасибо, что вы вернули эти предметы, хотя ума не приложу куда бы их пристроить...
   -- У вас все получится, - подбодрила ее Эшли.
  
   Они вошли в кабинет Фрискина, и Софи включила свет. Эшли не верилось, что еще вчера он принимал ее здесь: в кабинете что-то неуловимо изменилось. Не было самого Фрискина.
   -- Располагайтесь, Эшли. Здесь вас никто не потревожит, разве что только я забегу на минутку, взять тайм-аут. Надеюсь, не помешаю вам.
   -- Вы меня не побеспокоите, наоборот, у меня, возможно, возникнут вопросы и вы мне понадобитесь. Понимаю, сейчас вам необходимо сохранить связи Фрискина и вам не до меня, но все же загляните сюда на минутку.
  
   Софи пошла было к двери, но остановилась, повернулась к Эшли и отведя с лица рыжую прядь, спросила:
   -- Вы же не думаете, что это я... всех троих..? - в ее голосе чувствовалось напряжение.
   -- Думаю, что это не вы, но все же до окончания следствия вам лучше не уезжать из города.
  
   -- Я понимаю, но... если вы что-то обнаружите, скажите мне? Я не к тому, чтобы выведать, просто, я... я боюсь. Мне иногда кажется, что это подбирается ко мне, понимаете?
   -- Думаю, смерть Боба, Арчи, а потом и Фрискина повлияла так на вас. Вы слишком впечатлительны.
   -- Да, наверное... я пойду, не буду вам мешать.
  
   Когда дверь за Софи закрылась, Эшли села за письменный стол и положила руки на огромную пустую столешницу. Из-за дверей сюда едва доходил шум вернисажа - там собирались посетители. От того тишина в кабинете становилась еще ощутимей и глубже. Она наугад выдвинула верхний ящик стола и вскоре весь он был завален бумагами. Эшли рассортировала их: счета отдельно, налоговая декларация, платежные ведомости, контракты, аренда, отчеты и переписка ложились в разные стороны, буклеты летели в корзину для мусора.
  
   Лишь после этого она изучила каждую бумажку. К тому времени, когда официант, постучавшись в дверь, внес поднос с кофе, для нее что-то стало проясняться. Отпивая крепкий кофе, Эшли подытожила то, что ей удалось узнать: из оплаченных счетов стало ясно, что Боб съездил в Канаду, в Саскачеван, пробыл там, как и говорила Софи, недели две. Но по тем чекам, которые он приложил, не считая авиабилетов, его расходы оказались не так уж и велики, в основном на бензин для машины, взятой на прокат. Боб много ездил, но чека на крупную покупку не было, как не было и записок Стоуна, на которые ей намекала Софи. Из прайс-листов и буклетов, привезенных из Канады, не было ничего, что заслуживало бы внимания - все они были посвящены культуре сиу и их религии.
  
   Попались несколько невразумительных рисунков, изображающих небрежно заштрихованные круги - их Эшли отложила в сторону. Меньше всего ей дала переписка Фрискина: в письмах, отпечатанных Софи, Фрискин приглашал, обещал, просил и предлагал. Вопрос, что же привез с собой Боб из Саскачевана, оставался открытым.
  
   Допив свой кофе, Эшли сложила бумаги обратно в ящики стола, уложила рисунок с неоплаченными чеками Боба в портфель и покинула кабинет. Это было все, что ей удалось раздобыть, бумаг, которые она рассчитывала найти, не было. Но Софи видела их, и Эшли решила поговорить с ней о них.
  
   По выставочным залам бродила разномастная публика: несколько интеллектуалов общались между собой у витрины с раритетными книгами конца девятнадцатого века, стоя тесной группкой с бокалами шампанского в руках. Большинство посетителей просто ходили, разглядывали экспонаты и приценивались.
  
   Один чудаковатый тип восторженно и громко восхищался какой-то ярко раскрашенной дешевой статуэткой, кто-то вслух внимательно читал пояснение или краткую историю к какой-нибудь вещице. Встречались просто случайно забредшие сюда люди. Эшли надеялась, что в своем строгом сером костюме она не слишком выделяется из разношерстной публики, и никто не угадает в ней полицейского. Стоя в сторонке, она искала глазами Софи.
  
   Та стояла у стенда только что изданного научного фолианта, его представлял сам, довольно молодой, автор, сидевший за столом, на котором высились стопы его монументального труда. Женщина разговаривала с тремя джентльменами. Ожидая, когда Софи заметит ее, Эшли разглядывала ее собеседников.
  
   Один из них выделялся среди строгих костюмов своим пристрастием к стилю кантри, не считая нужным снять свой стессон. Софи щедро раздаривала им улыбки и блистала в длинном сиреневом платье с накинутой на обнаженные плечи розовой шалью. Оставив на время кокетливо-легкомысленный тон, она с неподдельным вниманием слушала господина, настолько худого, что даже его элегантный черный фрак, явно сшитый на заказ, не мог ее скрыть. Видя, что все внимание Софи поглощено собеседником, Эшли пошла посмотреть выставку, прижав к боку локтем портфель.
  
   По ее мнению собрание демонстрируемых здесь вещей было несколько хаотичным и бессистемным. Однако если Фрискин ставил своей задачей просто показ старинных вещей, то он ее выполнил: здесь можно было увидеть все, начиная от антикварной мебели, картин и скульптур, до забавных раритетных безделиц, таких как игрушки, табакерки и даже потемневшие серебряные зубочистки и булавки.
  
   Ее внимание привлек приземистый комод, украшенный замысловатыми резными завитушками и раковинами так, что на нем практически не оставалось ровной поверхности, за исключением полированной столешницы, на которой стоял бюст -- голова древнегреческой богини весны с пышным венком из роз, красовавшимся на ее буйных волнистых волосах, с капризным выражением на юном личике.
  
   Она рассматривала тяжелый бронзовый подсвечник в форме резвящегося сатира, когда скорее сознанием, чем взглядом зацепилась за какой-то архаичный предмет, неуловимо знакомый и уже виденный где-то. Отвернувшись от подсвечника, Эшли подошла к витрине, за которой висел обод с хаотично, туго перетянутыми по всему периметру нитями. Кое-где в них были вплетены перья, а по низу его украшали три сивых волчьих хвоста, между которыми висели крупные пожелтевшие клыки.
  
   Пораженная Эшли разглядывала древний индейский щит, потом торопливо открыла портфель и достала рисунок, который взяла из кабинета Фрискина. Сомнений не оставалось: рисунок, пусть и неумело, изображал именно этот предмет.
   -- Интересуетесь искусством индейцев? Вот уж не думал, что кого-то, кроме специалистов, заинтересует их архаика.
   Эшли обернулась.
   -- Этот щит, - пояснил молодой человек лет тридцати, показав на него бокалом с шампанским.
   Эшли узнала в нем автора, который представлял здесь свой труд. К его столу никто не подходил, ему стало скучно и своей собеседницей он выбрал Эшли. На белую рубашку, расстегнутую у ворота, был накинут стильный черный пиджак, который никоим образом не сочетался с синими потертыми джинсами, но молодого человека это похоже мало волновало.
  
   -- Правда несколько странно принимать эти переплетения нитей, за то, что должно быть монолитным, отражать вражеский удар, защищать... - продолжал он. - Но нам, европейцам, не понять образ мышления дикарей. Заметьте, я не сказал, что он примитивный, просто первобытную ступень развития принято обозначать дикарской. Я нисколько не умаляю коренное население нашей благословенной родины, но давайте глядеть правде в глаза. На табличке под щитом написано, что это щит конца семнадцатого, начала восемнадцатого века. Когда наши с вами предки ступили на эту землю, индейцы пребывали в первобытном состоянии, тогда как у нас уже вовсю развивалась буржуазия. Ход истории был предначертан и тут уж ничего не поделаешь, согласны?
   -- Чей это щит? - спросила Эшли, разглядывая экспонат. - Я слышала, что его привезли из Саскачевана.
   -- Не думаю, что он был изготовлен именно там, - молодой человек поправил очки в тонкой оправе. - В начале восемнадцатого века сиу еще жили на территории США, это уже потом они были оттеснены на север. Скорее всего этот щит передавался от отца к сыну и сохранялся в одной семье как амулет. Эти сиу так и не смогли покориться нашествию европейцев, и часть их сумела уйти в Канаду. Будущее их безнадежно, что конечно печально. Они едва выживают в своих резервациях, потому что до сих пор не могут полностью адаптироваться и принять сложившееся положение вещей. Они уходят от реальности, малодушно цепляясь за веру своих предков. Вы знаете, что у них до сих практикуется некий "уход в мир духов"? И вот, как следствие всего этого, вчерашние кровожадные воины, охотники с дикими инстинктами, спиваются и потихоньку деградируют. Работают неохотно - кажется в них еще до сих пор живет предрассудок, что мужчинам не принято выполнять тяжелую работу. Правда солдаты из них выходят отличные. Берутся в основном за сезонную работу, потому что неспособны подолгу быть привязанными к одному месту. А женщины зарабатывают тем, что изготовляют сувениры, которые продают туристам. Тем и живут.
  
   -- Похоже, вы побывали в резервациях?
   -- Приходилось... Жалкое и тяжелое зрелище до чего может опуститься целый народ. Но главное, это их нежелание что-либо предпринять для улучшения условий своего существования. Им легче жить на подачки, чем отказаться от своего образа жизни.
   -- Но может, это сидит на более глубинном уровне... где-то в генах.
   -- Знаете, мисисс...
   -- Мисс, - машинально поправила Эшли.
   Молодой человек протянул руку.
  
   -- Стенли Гарди, - представился он. - Историк и искусствовед. Специализируюсь по американской культуре.
   -- Очень приятно, мистер Гарди, - пожала Эшли протянутую руку.
   -- Можно просто Стенли.
   -- Эшли Кларк.
   -- А можно просто Эшли? - попросил Стенли Гарди, мягко улыбнувшись.
   -- Можно, - разрешила она и спросила: - А где гарантия, что перед нами сейчас не сувенир из резервации сиу?
   -- О, он много древнее современных поделок. Посмотрите на переплетение. Вы думаете это скрученные нити?
   -- Да.
   -- Ошибаетесь, это ссохшиеся жилы животных. Раньше шаманы умели скручивать и обрабатывать их так, чтобы они не рвались, не ветшали и оставались упругими веками. Посмотрите на него. Так и есть! Нити даже не обвисли.
  
   -- Да, они словно срослись друг с другом там, где пересекаются.
   -- Вот именно! - воскликнул Стенли Гарди в запальчивости взмахнув бокалом с шампанским. - А посмотрите на эти хвосты и перья: их при всем желании невозможно так состарить и придать им такой облезлый вид...
   -- Простите, мистер Гарди... Стенли, но я вынуждена покинуть вас, - сказала Эшли, заметив идущую в сторону служебного выхода Софи.
   -- Но вы ведь вернетесь? - спросил вдогонку, оставленный ею Стенли Гарди.
   -- Не думаю...
   Она нагнала Софи уже в кабинете Фрискина. Когда Эшли вошла вслед за ней, та устало упала в бывшее кресло своего шефа.
   -- Как ваши дела? Нашли что-нибудь? - поинтересовалась она.
   -- Софи, вы точно видели бумаги Арчибальда у Фрискина в этом кабинете?
   -- Конечно, - немного раздраженная недоверием, прозвучавшим в голосе Эшли, ответила Софи. - Вы разве их не нашли?
   -- Нет.
   -- Странно, - задумчиво произнесла Софи. - Здесь может быть одно объяснение: Карл попросту забрал их к себе домой. Видимо, он и мне тоже перестал доверять. Но не думаю, что они могут представлять для вас какую-то ценность. Я рассказала вам о них, чтобы вы поняли, что Фрискин ничем не гнушался, чтобы поиметь свою выгоду.
  
   -- Как они выглядят?
   -- Каких-то жалких два листа, отпечатанных на принтере, но там был адрес Арчи, написанный ручкой поверх какого-то штампа.
   -- Я бы хотела еще, кое-что уточнить.
   Она достала из портфеля рисунок и протянула его Софи.
   -- Чей это рисунок? Боба или Арчибальда?
   Софи взяла рисунок, задумчиво посмотрела на него и даже перевернула, посмотрев с другой стороны.
   -- Будто бы похож на щит, который вы мне вернули. Знаете, я что-то припоминаю. Это манера Боба, он ведь не умел рисовать и рисовал условно.
   -- Похоже, он зарисовал щит с чьих-то слов, пристроив листок на колене в машине, где-нибудь на бензозаправке.
  
   Софи с удивлением подняла на нее глаза.
   -- Но... а откуда вы знаете про бензозаправку и колено?
   -- Бумага в трех местах проткнута стержнем. Середина листа разглажена, а по бокам смята. Положите лист на колено.
   Софии отодвинувшись от стола, положила лист бумаги на округлую коленку.
   -- Как забавно, - улыбнулась она, когда лист лег на ее коленку, согнувшись по старым сгибам. - Конечно колено у Боба намного толще... А почему вы решили, что это было на заправке?
   -- Посмотрите внимательно на листок.
  
   Софи положила листок на стол, тщательно разгладила его, потом подняла двумя пальчиками и посмотрела на свет.
   -- Ага, тут логотип бензоколонки... Знаете, оказывается быть детективом не так уж и трудно.
   -- Позволите мне на время взять рисунок?
   -- Да ради бога, - отмахнулась Софи. - Только зачем?
   -- Боб ведь привез из Канады именно щит, трубку и нож, которые мы нашли у Фрискина дома?
   -- Может быть, - равнодушно пожала плечами Софи. - Раньше я их среди экспонатов не видела. Только после того, как вы любезно вернули их перед самым вернисажем, я смогла ознакомиться с ними.
  
   -- Как прошла ваши переговоры?
   -- У галереи появился новый хозяин. Я остаюсь в качестве директора. Между прочим, это теперь мой кабинет.
   -- Поздравляю. Новый хозяин галереи длинный и худой господин?
   -- Да. Я уже не удивляюсь вашей проницательности, Эшли.
   -- Это профессиональное, - улыбнулась она.
   -- Что ж, пойду развлекать гостей дальше, - нехотя поднялась с кресла Софи.
   -- У вас хорошо получается, и благодарю за помощь. Удачи.
  
   -- Спасибо, Эшли. Если что, вы знаете где меня найти. Кстати, - остановилась она в дверях, -- тот парень с которым вы разговаривали... Стенли Гарди, кажется, не женат и состоятелен от рождения. Он ученый и сегодня представляет свой многолетний труд. Но может вы уже вычислили все это своей логикой?
  
   Эшли сделала вид, что полностью поглощена рисунком который в это время расправляла на столе. Не было причины расстраиваться из-за колкости Софи, чем бы она ни была продиктована.
  
   Когда Эшли вышла из кабинета Фрискина в залах вернисажа стало намного просторнее -- гости постепенно расходились. Ей хотелось покинуть галерею как можно быстрее и как можно незаметнее. Она так и не поняла почему Софи так поступила с ней.
   -- Эшли, вы уже уходите? - окликнули ее.
   Эшли остановилась. К ней быстро шел Стенли Гарди.
   -- Да.
   -- Жаль. И вы не можете, хотя бы не надолго задержаться? Я тут подписываю свои книги...
   -- Нет, к сожалению. Завтра рано вставать.
  
   Стенли нерешительно обернулся, глядя куда-то в зал, потом снова посмотрел на Эшли и, пригладив волосы, тихо спросил:
   -- Но, может вы позволите мне проводить вас?
   Эшли подумала и кивнула. Из освещенных залов вернисажа, они вышли в прохладу летнего вечера. Стояло начало августа и осень уже напоминала о себе ночным холодком.
   -- Все равно никого уже нет и вряд ли кто-то захочет именно сейчас заполучить мой труд. Вы на машине? - спросил ее Гарди.
   -- Да.
   -- Тогда можно я поеду с вами, а свою брошу здесь?
   -- Но, тогда как вы вернетесь обратно?
   -- Поймаю такси, наверное, - беспечно пожал плечами молодой человек, заставив Эшли напрячься: у парня появился повод напроситься к ней на чашку кофе.
  
   Ей придется ему отказать, а это печально - молодой человек был ей симпатичен. Мягкие, вдумчивые, где-то даже нерешительные, мужчины-интеллектуалы нравились ей больше, чем крутые ребята, воображающие себя суперменами. Подобных мачо она насмотрелась у себя в участке. Единственный, для кого делалось исключение, был Бишоп, но у него уже подрастали внуки.
  
   -- Если не секрет, Эшли, где вы работаете, что вам приходится так рано вставать? - спросил Стенли, стоя рядом, пока она открывала дверцу машины.
   Эшли исподволь смерила его взглядом. Может попросить его, чтобы он не провожал ее?
   -- В полиции. Я детектив.
   -- Вы ведь не разыгрываете меня? - спросил он, садясь в машину вслед за нею.
   -- А вы верно из тех, кто полагает, что в полиции работают одни зуболомы? - холодно спросила она, жалея о своем порыве и думая, как бы по-тактичнее отделаться от Гарди.
   -- Ну, - он пригладил волосы и пробормотал: - Я, собственно, даже рад, что мой стереотип так безжалостно поломан именно вами.
   Эшли невольно улыбнулась, он был похож на встрепанного, немного растерянного мальчишку. Ведя машину Эшли внимательно слушала Гарди.
  
   -- Меня удивляет наивность людей, готовых выложить за какой-нибудь прибор конца прошлого века или незначительный предмет обихода, целое состояние только лишь потому, что им рассказали, будто бы он украшал письменный стол президента Америки или им пользовался наследный принц Австрии. Уверен, что половина мифов сразу умерло, если бы кто-нибудь, кому в свое время продавались эти предметы, потрудился перепроверить подобные сведения у специалистов или хотя бы прочитать о том времени более серьезные труды, чем те пустые научно-популярные книжонки, которыми пичкают ленивых обывателей. Пузырь мифов лишь раздувается от подобного невежества. На таких вот выдумках неплохо зарабатывают. Знаете, как у тех святых в средневековой Европе, у которых оказывалось по десять рук или огромное количество пальцев оттого, что каждый пилигрим жаждал привезти с собой после паломничества в Святую землю частичку их святого тела. В те дни это был процветающий бизнес. Вот и везли... А специалисты сейчас мучаются, пытаясь воссоздать облик бедного святого. Такое количество пальцев при всем желании не уместишь на руках. Представляете, какой мутант получается?
   Эшли улыбнулась и остановила машину.
  
   -- Мы приехали.
   -- Вы здесь живете? - рассеяно спросил он, близоруко прищурившись разглядывая через окошко автомобиля ее дом.
   Эшли кивнула с застывшей улыбкой.
   -- Приятное, тихое место, - одобрительно кивнул он и развернулся на сидение к ней. - Как и сам этот вечер и, если честно, не хочется, чтобы он заканчивался. Правда?
   Эшли вспыхнула под его вопрошающим взглядом.
   -- Правда... - помимо воли ответила она.
   -- Но... вы позволите мне позвонить вам завтра? - немного поколебавшись, не совсем уверенно, спросил он.
  
   Эшли кивнула, тихо обрадовавшись тому, что Стенли не собирается настаивать на продолжение свидания, а ей хотелось увидеть его еще раз. Словно подтверждая ее впечатления о нем, он мягко произнес:
   -- Что ж, я думаю, нам не стоит торопить события, ведь правда? Э... э... я к тому, что вы мне очень нравитесь... - и вдруг, заторопившись, открыл дверь автомобиля. - Спокойной ночи, Эшли, - но прежде чем выйти, задержался и поцеловал ей руку.
   Она еще смотрела ему вслед, когда он уходил по темному бульвару, а уж потом тронула машину и завела ее в подземный гараж. Закрыла все дверцы, включила сигнализацию и пошла к своему подъезду, где ее ждал Стенли.
  
   -- Я решил в последний раз попрощаться с вами. Можно?
   Эшли поймала себя на том, что довольно глупо улыбается. Она видела, что нравится ему настолько, что он преодолевает свою нерешительность, чтобы побыть с ней подольше. Тронутая этим, она взяла его за руку.
   -- Знаете, чего я хочу? - заговорил он быстро, сжимая ее ладонь и заглядывая в глаза: - Прогуляться с вами по набережной возле моего дома. Осенью там так красиво, что помимо воли отвлекаешься от всего. Я там часто гуляю и обычно ни с кем не желаю делить роскошь своего одиночества. Понимаете?
   -- Кажется, да... - мягко проговорила Эшли.
   Он погладил ее по плечу и, словно испугавшись своей дерзости, отступил.
   -- Чудесно, - пробормотал он и словно чего-то ожидая, спросил ее: - Теперь я пойду, пожалуй?
   Эшли повернулась было к двери, чтобы набрать код входа, когда Стенли вновь окликнул ее.
   -- Послушайте, я бы хотел позвонить вам завтра, если вы не против...
   -- Ах да... - Эшли достала из портфеля свою визитку. Все это время Стенли стоял рядом и смотрел на нее.
   -- Спокойной ночи, Стенли и до завтра, - сказала она, протягивая ему визитку.
  
   Он неуверенно взял ее, что вызвало у Эшли улыбку. Ей хотелось погладить его по голове, подбодрить, сказать, что все будет хорошо и что он тоже ей очень нравится. Вместо этого, девушка положила ему ладони на плечи и легонько поцеловала в щеку, удивляясь своему поступку.
   -- До завтра, - прошептал он. - Теперь уж я точно пойду, чтобы это завтра наступило побыстрее. Вы ведь тоже так чувствуете, правда?
   -- Правда.
   -- И это происходит с нами? То есть, я хотел сказать, что подобное чувствую не только я. Ты испытываешь тоже самое?
   -- До завтра, Стенли.
   Он нехотя отошел от нее, помахал ей на прощание визиткой и торопливо зашагал в сторону дороги, где как раз проезжало такси, приглашающе светя зеленым огоньком.
  
   Встреча со Стенли вытеснила остальные впечатления дня, хотелось подольше побыть в таком необычном для нее состоянии влюбленности, и Эшли вдруг страшно захотелось поговорить обо всем этом с Рейчел. Удерживало лишь то, что было бы бессовестно будить подругу в такой поздний час, и мысли Эшли приняли другое направление. Она начала думать о Рейчел.
   Для той общение с мужчинами не составляло проблемы, а напротив, было необходимостью. Эшли не могла вести себя с мужчинами так же просто и легко, как Рейчел, для которой предложение понравившегося мужчины провести с ним ночь было само собой разумеющимся, как бы доказательством того, что она действительно нравится ему.
  
   Эшли не раз спрашивала себя: что связывало ее и Рейчел? В отличие от нее, бесцветной и вдумчивой, Рейчел была темпераментной яркой брюнеткой. Скорее всего, от такой вот непохожести и разного взгляда на жизнь им и было интересно друг с другом. Эшли считала Рейчел слишком легкомысленной, а та в свою очередь, считала Эшли ханжой, что не мешало их дружбе.
  
   В это же время, Софи провожала последних посетителей, выслушивая комплименты и пожелания, полная самых радужных надежд. Будущее больше не казалось ей таким уж безнадежным и мрачным. Все-таки она выбралась из всей этой передряги.
  
   Пока она расплачивалась с ресторатором, официанты уложили посуду и погрузили в машину. Она проводила их до дверей. Охранники проверяли сигнализацию в залах и на служебных дверях, и Софи поднялась в свой кабинет. Ну, вот и все. Позади остались дни до краев полные сомнения и боли. Она заслужила свое положение, положение владелицы галереи раритетов. Она выстрадала свое будущее положение и достаток. Она, Софи, не станет лавочницей, как правильно назвала Фрискина эта Кларк. Она будет дальновидной и не побоится риска. Она поддержит молодых художников, снова наймет знающего человека, чтобы приобретал для галереи антиквариат и, конечно же, у нее будет молодой любовник.
  
   Закрыв кабинет, она пошла через залы к выходу. В безмолвной гулкой тишине угасали отголоски шума и толкотни прошедшего вечера. Наступило время ночного таинственного безмолвия, набирающего силу, стирающего обыденность прошедшего дня. Здесь, в гулких залах, царствовала тишина. Она выдавливала все отголоски впечатлений, забирая в свою власть ночь. По стенам скользили тени, да стучали по плитам пола, отдаваясь эхом в дальних углах опустевших помещений, каблуки Софи.
  
   Вдруг она остановилась, чутко и испуганно прислушиваясь. Тишину разорвал тихий шелестящий звук, словно что-то мягко упало. Оглушенная его отчетливостью, сомневаясь в себе, Софи снова прислушивалась. Порыв пройти по залам и проверить все еще раз, был изгнан тьмой и тишиной. Беспричинный страх навалился на ее плечи, не позволяя обернуться и посмотреть в темень уходящих вдаль залов. А ведь Софи совсем уже было позабыла о нем.
  
   Эшли в футболке в которой обычно спала, стояла перед зеркалом в ванной, и придирчиво разглядывала себя в зеркало. Она решала трудный для себя вопрос: что такой мужчина, как Стенли, мог найти в такой бледной особе, как она? Может подкрасить волосы? И тут же спохватилась: о чем она думает? Как будто у нее нет других проблем! Она должна решить, имеет ли какое-то отношение щит сиу к смертям трех человек. Косвенно - да, но не было никаких доказательств, что это так. Все на уровне ее чувств. Но Эшли ничего не могла поделать с собой. Лицо Стенли вытесняло все мысли. То, что она испытывала сейчас, было для нее так ново, может быть поэтому ей не спалось и она позволила себе немного помечтать.
  
   Провертевшись в постели и поняв, что не уснет, она поднялась, оделась и, закрыв квартиру, спустилась в гараж. Была еще глубокая ночь, но это не имело значения. Ей не хотелось терять время попусту. По ночному Детройту она ехала к Карлу Фрискину. Город спал, правда у ночных баров царило подобие оживления, но и оно с наступлением увядало и гасло.
  
   Эшли остановилась напротив дома Фрискина. Заградительную ленту сняли и теперь казалось, что это обыкновенный дом, в котором спят почтенные обыватели, чей сон она собирается нарушить своим бесцеремонным вторжением. Однако Эшли не давали покоя записи Стоуна, присвоенные Фрискином.
  
   Она поднялась на крыльцо, сняла пломбу с опечатанной двери и вошла в темный холл. Не зажигая света, миновала гостиную, где на полу еще оставался нарисованный мелом бесформенный силуэт, и поднялась по лестнице наверх.
  
   Открыв дверь справа, она попала в темную пустую спальню. Поняв, что ошиблась, открыла дверь слева, что вела в кабинет Фрискина. Эшли вошла, включила свет и принялась за работу. Странно, но она ни на чем не могла сосредоточиться, действительность будто ускользала от нее. Находясь в кабинете, она не смогла бы описать его. Сознание расползалось и она забывала о предмете, стоило ей отвести от него взгляд. Это было необычно, на память она никогда не жаловалась. Может быть виной всему была бессонница?
  
   Тем не менее, сделав над собой усилие, Эшли внимательно просмотрела единственную папку, что нашла в столе и те немногие бумаги, что лежали в его ящиках. Ни одна из них не имела отношения к индейским экспонатам Фрискина. Эшли включила компьютер, подтвердила пароль и, получив доступ, принялась изучать папки и файлы рабочего стола. Но и это ничего не дало. Разочарованная, она закрыла программу и, выключив компьютер, покинула кабинет.
  
   Спустившись вниз, она остановилась - в камине гостиной горел огонь. Эшли недоуменно огляделась. Интересно! Она не слышала стука открываемой двери, не слышала шагов и вообще никаких передвижений по дому. Тем не менее, в камине что-то жгли, кто-то специально приехал глухой ночью в дом Фрискина, чтобы избавиться от чего-то. От чего? Подойдя поближе, она поняла что это было: жгли бумаги.
  
   "Господи! Это же записи Стоуна!" - озаренная догадкой, она кинулась к камину, упала перед ним на колени и схватив кочергу, принялась выгребать то, что еще можно было спасти от огня, хотя уже видела безнадежность своих попыток. Раздавшийся позади шорох заставил ее отвлечься от своего занятия.
  
   Она обернулась и застыла с кочергой в руках. У окна, там, докуда не доставал слабый неровный свет огня, стоял человек. Он и не думал скрываться, его силуэт отчетливо выделялся на фоне серого оконного проема. Склонив голову на бок, он безмолвно смотрел в окно.
   -- Сэр? - окликнула его Эшли, поднимаясь на ноги. - Хэлло? Могу я вам чем-нибудь помочь?
   Человек не ответил и даже не двинулся, продолжая смотреть в окно.
   -- Вы не имеете права находиться здесь, тем более в такой час. Вы знаете об этом? - говорила Эшли подходя к нему. - Вы родственник? Представьтесь! Мистер, я к вам обращаюсь...
  
   Подходя ближе, она стала замечать, что он как-то странно покачивается, при этом не меняя положения склоненной на бок головы. Эшли занервничала.
   -- Полиция Детройта! Назовитесь, пожалуйста!
   Бесполезно! Он словно не слышал ее. Потухающий огонь в камине был слишком слаб, а потому Эшли не могла как следует разглядеть незнакомца и составить о нем какое-то определенное представление. Она только видела, что он, склонив голову вперед и в бок, что-то озадаченно разглядывал у себя под ногами. Было немного не по себе от того, что он молчал, но обойдя стол, она наконец увидела в чем дело.
  
   Ступни неизвестного висели в воздухе, не касаясь пола даже вытянутыми пальцами ног. Потрясенная Эшли подняла глаза. У человека была сломана шея, потому что он был повешен. Ее мысли заметались, она растерялась, не зная что делать, что предпринять: кидаться к нему и приподнять, поддерживая за ноги; бежать за ножом и перерезать веревку или звонить в полицию... Судя по всему спасать беднягу было поздно.
  
   Эшли метнулась к телефону -- звонить в полицию, когда огонь в камине вспыхнул, рассыпая с шипением искры. В призрачном свечении его потухающего голубоватого пламени, мертвец, тихо покачиваясь на веревке, медленно развернулся к ней. Она ясно увидела густые темные волосы упавшие на обезображенное смертью лицо удавленника. Потом он вздрогнул и с усилием приподнял голову. Он глядел на нее исподлобья мертвыми мутными глазами, его вывалившийся язык мелко задрожал, издав неожиданный трезвон...
  
   Вскрикнув, Эшли села в постели, не понимая где она и что с ней. Но телефон не смолкал ни на минуту, и ее сон осыпался мелкими осколками, как разбившееся стекло. Быстро нашарив трубку, Эшли подняла ее, чуть не выронив из влажной ладони.
   -- Алло, - хриплым от сна голосом проговорила она.
   -- Эшли, это Софи, - голос у бывшей секретарши был взволнованным и возбужденным.
   Разлепив глаза, Эшли разглядела, что кварцевые часы показывают четыре утра.
   -- Вы уже встали или еще не ложились? - прошептала Эшли, проводя ладонью по лицу и вытирая с него холодный пот.
   -- Простите, что подняла вас ни свет ни заря, но через три часа я уезжаю. Новые обязанности, - торопливо пояснила она.
   -- Понимаю.
  
   Софи, как-то нервно засмеялась, но тут же перешла на деловой тон, взяв себя в руки.
   -- Я перебирала вещи Боба и в его сумке нашла дорожную карту. Он купил ее по пути в Канаду. Тут указаны все шоссе и дорожные развязки. Я подумала, что это может быть важным для вас. Боб обвел ручкой какой-то городок, судя по всему, это в резервации. Уошборн.
   -- Уошборн? - при упоминании о карте Эшли сразу проснулась. - Но... это кажется ведь не в Канаде... - пробормотала она, силясь припомнить географию.
   -- И еще... Не знаю почему, но у меня такое чувство, что тем, что произошло со мной... всем этим переменам я обязана вам.
  
   Эшли недоверчиво хмыкнула - она подумала, что всему виной сложившиеся обстоятельства, и что она тут не причем.
   -- Не спрашивайте почему, - заторопилась Софи, уловив в молчании Эшли сомнение. - Я так чувствую и все. Я долго думала и решила отдать вам щит. Тем более, что он может пригодиться в вашем расследствании. Мне бы хотелось подарить вам что-то на память.
  
   Это заставило Эшли окончательно проснуться. Она повернулась на бок и приподнялась на локте.
   -- Я и не подумаю отказаться от вашего подарка. Я тронута. И совсем ни причем в том, что все так повернулось для вас.
   -- Вы можете заехать за ним сегодня, когда вам будет удобно. Вам передадут его, когда бы вы ни зашли.
   -- Спасибо, Софи. Удачи вам.
   Но Софи уже положила трубку не дослушав ее. Эшли еще немного подумала об этом и снова заснула.
  
   Ее разбудил осторожный стук в дверь. Эшли вскочила с постели. Десять утра! Она все-таки проспала! Кубарем скатившись с кровати, она бросилась к двери, запахиваясь в халат и теряя на ходу тапочки. Пока она спала что-то произошло и Бишоп, не обнаружив ее на месте, послал за ней полицейского или Рона. Дожила! Она не удивится, если после обеда капитан навяжет ей напарника, который будет будить ее по утрам.
  
   Но открыв дверь, обнаружила посыльного с огромным букетом чайных роз. Вынув из нее визитку, принадлежащую Гарди, на обратной ее стороне она прочитала: "Риддерик 19:20". "Риддерик" был пусть не шикарным, но очень приличным рестораном, который посещала респектабельная публика. Эшли улыбнулась.
  
   День, несмотря на ночной кошмар, обещал быть безоблачным, а вечер чудесным. Розы Стенли сгладили впечатление от сна, помогая Эшли забыть его. Спохватившись, она помчалась в ванну и выскочила из нее одеваясь уже на ходу. О завтраке не могло быть и речи, зато Эшли, даже умудрилась подкрасить глаза.
  
   Она гнала на работу, уверенная, что Бишоп мечет гром и молнии и уже записал ее, Эшли Кларк, в злостные прогульщицы. Но как ни странно там будто и не заметили, что она опоздала. Быстро заняв свое место за рабочим столом, она включила компьютер, набрала пароль и открыв программу, сделала запрос на Уошборн.
  
   Это был небольшой городок на границе с Канадой. Его население обеспечивала работой обувная и фанерная фабрика. Кроме кинотеатра, Уошборн имел музей истории и антропологии, который считался культурным центром трех резерваций сиу.
  
   Эшли откинулась на спинку стула. Выходит Боб по пути в Канаду заезжал в Уошборн? Но никаких чеков или счетов, подтверждающих это, она вчера не нашла. И не найдет, потому что Боб скрывал это от всех, прежде всего от Фрискина и от Арчи в том числе. Наверно, он рассчитывал вернуться туда еще раз и поживиться оставшимся. С другой стороны, заезжая в этот Уошборн, он ничем не рисковал - крюк был небольшой.
  
   -- Ого! - восхищенно присвистнул Рон, подойдя к ее столу, чтобы поздороваться. - Да ты сегодня красотка. Накрасилась? Понятно. Жаль, что не для меня. И кто же этот счастливчик, что умудрился растопить тебя, ледышка?
   -- Никто.
   -- А это что? - он потянулся к листку на котором Эшли бессознательно пыталась составить словесный портрет висельника из своего сна. - Записка любовнику?
   -- Ты невыносим... Отдай...
   -- Какой-то он неприглядный, этот парень. Одно радует, он мне не соперник, я намного симпатичнее. Как считаешь?
   Напористость и двусмысленные грубоватые шуточки Рона, невольно сравнивались ею с мягкой интеллигентностью Стенли, который не настаивал, а больше спрашивал.
  
   К счастью для Эшли, Рону пришлось переключиться с нее на пронесшийся по участку ураган, эпицентром которого был Бишоп.
   -- Прибыл с совещания, - хмыкнул Рон, устраиваясь на краешке ее стола и с интересом наблюдая за бушевавшим Бишопом.
   -- Что рты пораскрывали?! Совсем от рук отбились! Живо всем за работу! Р-работнички! А ты, Кларк, чего сияешь?! - рявкнул, остановившийся перед ней Бишоп. - Полагаю, у тебя уже имеются результаты? Если так, выкладывай, что ты там нашла!
   -- Пока ничего конкретного.
   -- Если что-то появится, сразу ко мне. Ясно!
   -- Да, - кивнула Эшли.
  
   И Бишоп грозовой тучей, понесся дальше по участку, сверкая молниями и гремя раскатами грома, пока не скрылся в своем кабинете. В наступившем затишье, Эшли огляделась, ожидая увидеть вокруг себя руины и разрушения. Она никак не могла привыкнуть к этим его, хоть и нечастым, срывам настроения, возникающим после посещения начальства.
  
   Участок несмотря ни на что, выжил, и жизнь его шла прежним чередом. Каждый продолжал заниматься своим делом, кто-то даже посмеиваясь пожимал плечами. Рон подмигнул Эшли, словно и не было начальнического гнева и она, несколько успокоившись, занялась своим делом. Наверно, никогда она не привыкнет к этим вспышкам Бишопа.
  
   Найдя в Интернете телефон антропологического музея Уошборна, Эшли набрала его номер, но трубку там так никто и не поднял. Рон отошел и она снова набрала номер. На этот раз ей ответили сразу:
   -- Гордон слушает.
   -- Это Кларк...
   -- О! - живо перебил ее Стенли, безличность в его голосе пропала. - Полиция! Я сам уже хотел звонить вам с заявлением.
   -- По какому поводу? - подобравшись, спросила Эшли официально. Она не поняла, что он шутит.
   -- По поводу одной особы, из-за которой я так и не уснул в эту ночь. Арестуйте ее, это некто Кларк!
   -- О! - рассмеялась Эшли. - Я не поняла тебя. Подумала, что ты серьезно. Стенли, розы просто чудесны. Спасибо.
   -- Не против нашего свидания в "Риддеке"?
  
   -- Конечно нет. Я думала над вашими словами и решила последовать вашим советам.
   -- То есть?
   -- То есть обратиться к специалистам. Вы ведь вчера мне рассказывали про щит сиу...
   -- И?
   -- ...и не могли бы вы посоветовать мне такого специалиста?
   -- Ты и так разговариваешь с ним. Я тебе кажется, представлялся вчера и мы перешли с тобой на ты. Помнишь?
   -- Да, прости... Но единственное, что я помню из вчерашнего, это то как мы с тобой прощались. И я так поняла, что ты изучаешь культуру Америки вообще, а не коренных индейцев и сиу в частности.
   -- Ты хочешь знать конкретно о щите?
   -- Да.
   -- Гм... Поговорим об этом в "Риддерике"... Надеюсь, ты не забудешь о свидании?
   -- Нет, - по его деловому тону она поняла, что сейчас он не один и поторопилась закончить разговор.
   -- Тогда я займусь вашим делом сию минуту, - и он положил трубку.
  
   Эшли тоже положила трубку, чтобы тут же сделать звонок к патологоанатому. Он ничем не удивил ее - тело Фрискина не имело никаких следов повреждений. На момент смерти все органы были здоровы и не поражены никакой болезнью. Кроме небольшого количества скотча, который Фрискин принял, видимо, до прихода гостей, в его желудке ничего не было не обнаружено. Что за напасть такая? Три человека умерли ниотчего. Не бывает так. Не бывает и все! Все дело в ее бестолковости. Почему она не может увидеть причину смерти трех человек, которая, наверняка, проста и лежит на поверхности? А может смерти необычны и потому логика Эшли пробуксовывает?
  
   Она позвонила в галерею Фрискина и назвалась. Ее вежливо уведомили, что Софи Кроулер уехала рано утром, но для мисс Кларк действительно оставлен пакет. Эшли пообещала, что непременно заедет за ним после обеда.
   После этого она снова попыталась дозвониться в музей Уошборна, понимая, что ее расследование благополучно зашло в тупик.
  
   За разборку текущих, заброшенных ею документов она взялась, отчитывая себя за пораженческие мысли. Отец был бы очень недоволен ею. Он не уставал говорить ей, что уныние - грех перед Господом. "Что ты предъявишь ему, дочь, когда на судном дне будут рассматривать каждый твой поступок? Скажешь: не смогла, не сумела? Но Господь и его ангелы не будут слушать твоих слов. Смотреть будут только на твои усилия, на твое стремление и старание хоть что-то сделать. Что же, если их не будет вовсе, а будут только слова?". Эшли тряхнула головой. Она будет биться над этим делом до тех пор, пока у Бишопа не лопнет терпение, и он не отберет его. Она не отступит.
  
   После обеда Эшли поехала в галерею Фрискина, где ей отдали упакованный в пакет щит. Как назло, времени еще оставалось полно... Она выехала на оживленный проспект и влилась в плотный транспортный поток. Пожалуй, это было сделано не без умысла, Эшли знала несколько объездных путей, но она впервые была не прочь попасть в пробку. К ее разочарованию, автомобильный поток двигался пусть не быстро, но верно.
   -- И какую отговорку ты придумаешь сейчас? - иронично спросила она себя, подъезжая к дому Карла Фрискина.
  
   Остановившись у знакомой ажурной ограды, она не сразу решилась подойти к дому. Минуту стояла перед его крыльцом, сжав полы жакета. Ей надо решиться. Но этот сон... Она вспомнила строгие внушения отца о том, что всякая мистическая гадость вроде той, что была в ее сне, если и случается, то только по воле Господней, чтобы укрепить человека в вере его. Ничто не бывает без Его соизволения, и если подобное происходит с тобой, значит Господь испытывает тебя. Эшли облизала пересохшие губы и вошла в дом. Как бы то ни было, она должна сделать это.
  
   Но когда вошла в холл, намеренно оставив открытой входную дверь и увидела темный холодный зев камина, ее сердце ухнуло в бездонную пропасть страха. Ей надо было побыстрее миновать гостиную и подняться в кабинет Фрискина, однако вместо этого, Эшли вдруг шагнула в гостиную. С усилием она заставила себя подойти к камину, и вдруг резко нагнулась над ним. В камине была зола. По ее мнению, это еще ни о чем не говорило. Эшли опустила к золе ладонь. К ее немалому облегчению, зола оказалась холодной. "Возьми себя в руки! Это же просто сон!" - одернула себя Эшли, поднимаясь в кабинет.
  
   Ее кошмар неотступно следовавший за нею по пятам весь день, здесь, в доме Фрискина, наступал ей на пятки, смотрел на нее глазами страха, заглядывая в самую душу. И только предстоящее свидание со Стенли поддерживало ее, память о нем теснила мысли о кошмаре, не давала душе увязнуть в липком тягучем страхе, отгоняя его мрачную навязчивость.
  
   На этот раз, прежде чем приняться за обыск письменного стола, она внимательно оглядела кабинет, а потом придирчиво проверила себя. Наяву память не подвела ее, и она спокойно принялась за работу. Ее взгляд сразу же упал на папку, и Эшли вздрогнула. Эту папку она видела во сне и тогда она была пуста. Эшли медленно открыла ее. В ней лежало несколько отпечатанных на принтере листов. Ее руки дрожали, когда она брала их, а глаза уже пробегали по строчкам:
  
   "Архив конгресса; штат Вашингтон
   По запросу Детройта, штата Мичиган.
   От 29 июля 2001 г."
   Сверху шариковой ручкой был надписан адрес Стоуна.
   "В 1921 году в резервации Уошборн было совершено зверское убийство трех человек. Врача Джошуа Макормика, белого семидесяти лет. Индейца восьмидесяти лет, шамана по имени Стерегущий Тропу и белого сорока пяти лет, без определенного занятия, предположительно старателя, Джона Присли".
  
   Эшли оторвалась от бумаг. Уошборн? Рон не раз повторял, что "случайности в их работе слишком подозрительны". Эшли вернулась к бумагам Стоуна.
  
   "На месте преступления был обнаружен единственный выживший во всей этой трагедии, главный подозреваемый, некто Майкл Одинокий Волк, метис, шестидесяти лет, не являющийся жителем резервации Уошборна. По наведенным справкам оказалось, что он служащий полиции резервации Красный Утес в штате Дакота.
  
   Тела были обнаружены в хижине Стерегущего Тропу. Как в ней оказались четыре столь разных человека, никто объяснить не мог. При задержании Майкл Одинокий Волк на вопрос кто он ответил, что он воин, Одинокий Волк. Дальнейшие допросы Майкла Одинокого Волка ничего не дали.
  
   Было установлено, что почтенный Джошуа Макормик жил и практиковал в Джульберге, соседствующим с Уошборном. Предполагалось, что он был вызван Стерегущим Тропу из-за недомоганий. При этом жители резервации утверждают, что шаман мог лечить сам, так как они не раз обращались к нему за врачебной помощью. Вопрос, что мог делать столь уважаемый, почтенный человек, как доктор Макормик, в хижине шамана, остается открытым. Так же неясна причина появления в хижине Майкла Одинокого Волка, полицейского резервации Красный Утес, которого до того в Уошборне не видели ни разу.
  
   Однако о Джоне Присли удалось кое-что выяснить. Без определённых занятий, чаще безработный, он имел несколько приводов в полицию. Два раза был задержан по подозрению в воровстве. Оба раза отсидел в тюрьме незначительный срок.
  
   Показания немногочисленных свидетелей утверждают, что Присли с двумя своими дружками, старателями Сэмуелем Гобоем и Ирвином Х. появились незадолго до этой трагедии в Уошборне и похитили щит шамана Стерегущего Тропу, являющийся для индейцев, по словам свидетелей, чем-то вроде священной реликвии. Однако через какое-то время щит был возвращен вышеозначенному шаману.
  
   Здесь показания свидетелей расходятся. Некоторые утверждают, что Присли сам возвратил его Стерегущему Тропу, после того как его подельников постигла странная гибель. Другие утверждают, что он был задержан Майклом Одиноким Волком и привезен в Уошборн вместе с украденным щитом. Сам Майкл Одинокий Волк эти показания никак не подтвердил.
  
   В ходе расследования выяснилось, что обоих товарищей Присли, Сэмуэля Гобоя и Ирвина Х. нашли мертвыми в номере отеля, и что Присли напуганный их гибелью, тот же час отправился в резервацию, считая, что в их смерти виноват шаман, которого они ограбили.
  
   По-видимому, причины, заставившие участников кровавой трагедии собраться в ту ночь вместе в хижине шамана, останутся неизвестны. Следствие склоняется к тому, что убийства были ритуальными, но кто проводил ритуал, остается неясным, так как сам шаман был обнаружен, со вскрытой грудной клеткой, лежащим на кровати. Все его тело было разрисовано и залито кровью.
  
   Изуродованное тело Присли нашли в углу хижины, его голова валялась в противоположном углу. Доктору Макормику вырвали сердце. Установлено, что на момент своей страшной гибели он был еще жив. Что касается Майкла Одинокого Волка, то его обнаружили ползающего на коленях, по залитому кровью полу. Он был совершенно обнажен, не считая набедренной повязки. Его тело, как и тело Стерегущего Тропу было раскрашено по обычаям индейцев. Он был перепачкан кровью жертв и выглядел совершенно обезумевшим".
  
   Эшли еще раз внимательно перечитала бумаги. Это преступление никак не проясняло ее историю. Хотя в ней и был упомянут некий щит сиу, и действие происходило в Уошборне, гибель участников той кровавой трагедии не была похожа на те смерти, причину которых она пыталась выяснить. Не обязательно, что щит был именно тот, который ей любезно передала Софи. Для индейцев чуть ли не каждый придорожный камень считался священным. Единственное в чем виделась связь, был Уошборн.
  
   Было еще одно обстоятельство, заставившее Эшли задуматься. Как и в ее случае, в этой истории не был выявлен преступник. Но о нем хоть было известно одно -- он обладал недюжинной силой, и так же, как и в ее случае, орудие убийств так и не было найдено.
  
   Это была история страшного и странного преступления.
   За дверью скрипнула половица. Кто-то поднимался по лестнице. Эшли замерла. Шаги были какие-то странные, шаркающие, как-будто человек тащил свое тело через силу. Она не понимала откуда у нее взялась уверенность, что это удавленник из ее кошмара. Надо было уходить. Срочно... Не важно куда, но уйти... Приоткрытая дверь вдруг захлопнулась. Привставшая было Эшли опустилась обратно на свое место. Ноги не держали ее. От страха пересох рот. Было видно как щель под дверью закрыла чья-то тень.
   -- У кте, - вздохом прошелестело за дверью, и в комнаты пустого дома эхом подхватило эти непонятные и жуткие слова.
   -- Иди отсюда ! -- грубо крикнула Эшли.
  
   Нервы ее были напряжены настолько, что она, вскочив, смахнула со стола бумаги и теперь начала лихорадочно собирать их. Она увидела, что тень за дверью исчезла и решилась тихо подойти к двери и даже осторожно нажала на ручку. Дверь открылась. Больше ни о чем не думая, Эшли пулей выскочила из кабинета, почти скатилась по лестнице вниз, чуть не подвернув ногу и вылетела на крыльцо, захлопнув за собой входную дверь. Восстановив дыхание, Эшли посмотрела на бумаги которые сжимала в руке и невесело усмехнулась. Все-таки, она не совсем безнадежна, раз из всего того вороха бумаг, что упали со стола на пол, она в панике схватила именно эти.
  
   Но как сон смог так повлиять на реальность? Даже ей ясно, пусть это и было иррационально, что он сбылся с точностью наоборот. И почему-то она была совершенно уверена, что за дверью стоял именно удавленник. У нее словно открылось второе видение. От всего этого абсурда весь жизненный опыт Эшли, ее ум, воспитание, мировосприятие восстали.
  
   Ей нужна была помощь. Бишоп конечно поможет, а после этого будет думать о ней, как о сотруднике, неспособном потянуть серьезное дело. Но одной ей не выдержать. Ей очень нужно было поговорить об этом с тем, кто бы понял ее, а не поднял на смех или с подозрением глядел на нее после, или строго отчитал за разыгравшееся воображение. Может это и так. Сейчас она ни в чем не была уверена.
   -- Ничего, я справлюсь, - твердила она себе. - Я справлюсь...
  
   Когда Эшли поспешно собиралась на свидание со Стенли, она вдруг остановилась и, отвернувшись от зеркала, подошла к телефону, но трубку так и не подняла. Она не была уверена, что отцу будут интересны ее проблемы.
  
   В "Ридерик" она прибыла вовремя. Из-за столика ей помахал Стенли.
   -- Ты восхитительна, - поцеловав ее руку, он отодвинул для нее стул.
   Эшли постаралась соответствовать торжественной чопорности "Ридерика". На ней было простое, но элегантное черное платье, шею украшала золотая капелька на тонкой золотой цепочке. Волосы гладко зачесаны и забраны под широкую заколку. Когда она увидела Стенли, то оробела. На нем был чуть ли не фрак! Пригляделась - точно фрак. Она перепугалась, у нее мелькнула безумная мысль, что он приготовился сделать ей предложение. Когда они заказали легкий ужин, Стенли вдруг сказал:
  
   -- Эшли, я всю ночь и целое утро думал о тебе и считаю одного этого достаточно, чтобы просить тебя подумать о моем предложении поселиться вместе.
   -- Но мы знаем друг друга меньше суток, - изумилась Эшли.
   -- Для меня достаточно и этого. Меня тянет к тебе, - и тут же поспешно добавил, желая придать своему признанию легкий тон. - К тому же, ты не обычная девушка, а полицейский и с тобой спокойнее.
   -- Веский аргумент для того, чтобы жить вместе, - улыбнулась Эшли.
   -- Мне показалось вчера, что ты чувствуешь то же, что и я.
   -- Тебе не показалось, Стенли, но я не готова вот так сразу... Видишь ли, у меня был строгий отец.
   -- Если ты хочешь, чтобы я познакомился с твоими родителями, то изволь... Но ведь мы можем пока не рассказывать ему о нас.
   -- Стенли, ты не так меня понял. Я согласна жить вместе, но не сразу... Дай мне время.
  
   -- Ладно, я согласен ждать. Только давай ты все же переберешься ко мне, хорошо? Тогда, если этот вопрос исчерпан, то вернемся к твоему щиту. Вообще тебе следует прочесть мою книгу. В ней я даю обзор культурного развития американского общества за последние три столетия. Уверен, там ты многое найдешь для себя. Конечно, в ней я лишь мимоходом касаюсь истории аборигенов, так как она лишь в малой степени повлияла на культуру белых. Но это мое сугубо личное мнение. Хотел бы я порадовать тебя более обширной информацией по сиу, но пока нашел о них лишь общие сведения. Слишком мало времени ты дала мне для этого, - его тон изменился, стал уверенным, придающим вес каждому слову. Так, наверное, он читал лекции своим студентам, подумала Эшли.
  
   -- В примитивных культурах особым вещам всегда придавались какие-то мистические свойства. Они становились ритуальным. Индейцы верили, что ее обладатель оберегался от всяких бед, зла и неудач. Щит, о котором мы сейчас с тобой говорим, больше оберег, а не оружие самозащиты, хотя носили его воины и с ним шли в бой. Они считали, что магия щита оберегает их от смертельных ран, приносит победу над врагом, повергает его на колени.
   -- Ниц?
   -- Да. Обычно щиты делали из веток и натянутых бизоньих жил. Такие щиты-амулеты якобы отражали стрелы, а позже и пули. Солдаты Кастера рассказывали, как Бешеная лошадь проскакал мимо их строя с таким вот хлипким щитом, отражая им пули стрелявших в него винтовок. Я немного порылся и нашел легенду о первом щите. Эта история случилась задолго до покорения Америки белыми. В те времена жил великий воин сиу, однажды в его типи пришла колдунья. Она сидела у его костра, ела мясо убитого им бизона и ночевала под его пологом. За это она подарила ему щит из паутины, уверяя, что он отобьет удары копья и томагавка, и так будет до тех пор, пока колдунья будет оставаться его женой. Женой? Воин долго думал: колдунья была старая и от нее дурно пахло и он приютил ее из жалости. Но поскольку сиу теснили пауни, ему пришлось согласиться на предложение старухи. Он получил щит и стал непобедим, но исполнять то, что обещал колдунье не торопился. Тогда она сняла магическую силу со щита и в следующем же бою воина тяжело ранили. Его, умирающего, нашла юная девушка пауни. Она выходила его, и он просил вождей пауни отдать ее ему в жены. Пауни согласились и между племенами настал прочный мир. А щит из паутины вдруг вновь обрел силу со смертью колдуньи. Якобы с тех пор стали появляться у индейцев такие вот щиты-амулеты, имитирующие переплетение заговоренной паутины. Но их было мало, воины предпочитали пользоваться более прочными щитами.
  
   Они высушивали кожу бизона и натягивали ее на деревянный обруч. А если натянуть несколько слоев кож, то прочность такого щита невероятно повышается. Причем, по щитам можно было определить к какому племени принадлежит его владелец. Щит индейцев прерий обычно украшался конным рисунком, так называемой культурой кентавров. Сам щит якобы находился в тесной связи с личностью своего хозяина. Если европейских щитах всегда изображался герб вассала или рода, то щит индейца был его личным флагом, выражением его сокровенного бытия. Принимая щит, он говорил: "Мой щит-это я. Я есть и я есть мой щит". Щит это рассказ. Он слово воина индейца, который верит - за него все расскажет щит.
  
   -- Как по твоему, что рассказывает тот щит, что мы видели в галерее Фрискина?
   -- Не подлежит сомнению, что это заклятый шаманский щит. Он принадлежит сиу, чьим тотемом служит волк. Лично мне кажется, что этот щит хранит молчание, а его переплетение нитей только запутывают мысли, когда долго смотришь на него. Честное слово, Эшли, я больше не хочу о нем говорить.
   -- Что означает "у кте"? - вдруг спросила она.
   -- "У кте"? - озадаченоо наморщив лоб, переспросил Стенли. - Кажется это на сиу, но я не знаю, что означают эти слова. Я не силен в индейских языках. Давай поговорим о нас.
  
   -- Хорошо, - улыбнулась Эшли. - Только мне кажется, мы все уже обсудили с тобой или тебя еще что-то беспокоит?
   -- Меня беспокоишь ты. Я наконец нашел того единственного, кто способен понять меня. Хочу, чтобы ты поняла: я исследователь и обычно погружен в свою работу полностью, отдаваясь ей без остатка. Для глубокого аналитического анализа исследуемого мной предмета необходимы условия. Порой приходится работать не зная отдыха так, что иногда не просто забываешь какой сейчас день недели, но ел ли ты сегодня вообще. И если честно, я всегда думал, что меня мало что может отвлечь от работы, но теперь... Знаю, не каждая женщина сможет смириться с тем, что ей не уделяют должного внимания. Потому меня всегда привлекали женщины, которые заняты своей работой не менее фанатично чем я сам. Словом, этой ночью я прикидывал и так, и эдак... Сам, будучи трудоголиком, я должен был как ни кто другой понять такого же фанатика своей работы, как и я, но я... ревную. Я ревную тебя к твоей работе. Понимаешь? Я вижу, что она забирает все твое время без остатка и боюсь, что ты можешь забыть обо мне.
   -- Я тебя не забуду.
   -- У меня была надежда, что ты все-таки согласишься поселиться со мной. Мы бы притерлись друг к другу... но теперь мне придется все время напоминать тебе о своем существовании. Вот и сейчас ты где-то далеко, не со мной...
  
   Когда она вернулась домой, то переодеваясь, думала над предложением Стенли жить вместе. Она понимала, что он не желает тратить время на ухаживание, но это ее не оскорбляло, он был с ней честен. Она понимала и то, что он больше думает о своем удобстве, но ведь он посчитался и с ее удобством, согласился подождать и не торопить их отношения. Понимала она и то, что он желает сам контролировать их встречи, и была не против этого. К тому же, она не могла не согласиться с его доводами, что при ее режиме работы и его усидчивой исследовательской деятельности, когда он большую часть времени находится дома, они подходят друг к другу.
  
   К тому же, ей нравились такие мужчины, как Стенли, и то, что она не испытывала к нему бурной страсти, ее тоже устраивало. Его деликатный прощальный поцелуй был приятен ей, и она позволила себе немного помечтать о своей с ним жизни. Все придет, и это не минует их. В бурю чувств она не верила. Буря, налетая, уносится проч, разрушая все на своем пути, оставляя после себя опусташение.
  
   Эшли была настроена на то, чтобы терпеливо создавать свои отношения со Стенли, которыми дорожила. Ей было легко с ним, и она надеялась, что и он испытывает подобные чувства и готов помочь ей развить их. Слишком хрупко еще было видевшееся ей счастье, не хотелось бы спугнуть его. Она знала, что счастье не свалится на нее внезапно и вдруг, как это бывает в сериалах, и всегда посмеивалась над внезапностью, показываемых там чувств. "Ах, милая, - говорила ей мать. - Жизнь иногда может выкинуть такую шутку...". Но Эшли знала, в ее жизни не будет неожиданностей, во всяком случае таких, с которыми бы она не смогла справиться и не повернуть в нужную сторону. Она сама будет творить свою судьбу. И Стенли как никто другой подходил для этого: он не довлел над нею, не требовал больше того, что она могла дать.
  
   Взгляд ее упал на пакет с щитом. Сорвав с него упаковку, она долго рассматривала щит, сидя в кресле и вспоминая рассказ Гарди о щитах индейцев. Он оказался на удивление легким, этот щит. Она вглядывалась в переплетение потемневших нитей, а волчьи хвосты, свисающие с обода, лежали на ее коленях.
   -- Что ты знаешь? О чем молчишь? Что ты видел? - спрашивала она, вглядываясь в хаос созданный перетянутыми нитями. Они гипнотизировали ее внимание, и она начала вдруг улавливать в них некий порядок, который еще чуть-чуть, и она сможет понять.
  
   Волчьи хвосты мягко ласкали ее кожу. Щит завораживал, притягивал, погружал в неведомые прежде ощущения и подчинял. Эшли анализировала свои чувства с холодной рассудительностью, не подчиняясь эмоционально его очарованию. Медленно, но верно пыталась нащупать пульс тайны. И вдруг что-то отступило от нее, отпустило. Она так ясно почувствовала это, будто ей дали свободно дышать.
  
   Очнувшись, она с трудом отвела от щита взгляд и отложила на столик. Есть не хотелось. Хотелось привести в порядок свои мысли, все еще следовавшие за спутанными линиями нитей, и успокоится. Она вспомнила свое раздражение, когда ее взгляд натыкался на облезлое птичье перо, словно на точку, внезапно обрывавшую предложение, лишавшую его смысла, так и оставшимся недоговоренным. Но у самих нитей, как она ни вглядывалась, не было ни обрывов, ни узелков. Странно. Щит перетягивала одна нить, не имевшая ни начала ни конца?
  
   Чтобы отвлечься, она встала и пошла на кухню - захотелось вина. У нее еще оставалась бутылка сухого красного. Она продолжала думать о том, что с ней только что произошло. Точнее не произошло, а то что она переживала. Но можно ли верить чувствам? Она никогда не шла у них на поводу, предпочитая подчинять их своей действительности.
  
   Пытаясь расшевелить прочно засевшую в горлышке бутылки пробку, Эшли вздрогнула от неожиданного звука, нарушившего тишину квартиры. Перехватив чуть не выскользнувшую из рук бутылку, она замерла, прислушиваясь. Но ничего не происходило, больше она не услышала ни шороха. На какую-то долю секунды Эшли явственно почувствовала чье-то враждебное, опасное присутствие, но оно исчезло так же внезапно, как и возникло.
  
   Отругав себя за разыгравшееся воображение, Эшли вновь принялась за бутылку. "Самое время напасть на меня", - иронично подумала она, наконец с натугой вытягивая поддавшуюся пробку. С бокалом выстраданного вина, она вернулась в комнату и с облегчением убедилась, что просто напросто упал со стены офорт. Просто удача, что она его так и не собралась застеклить, а то пришлось бы сейчас собирать осколки, что было бы хлопотно и совсем не к месту.
  
   Подобрав нежную китайскую акварель, обрамленную в золотистый багет, она перевернула его и посмотрела на петельку. Странно, но она оказалась целой, тогда вообще непонятно, как мог рисунок соскользнуть с вбитого в стену крючка. Эшли огляделась. Напротив того места, где на стене висел офорт, лежал щит со свисающими вниз волчьими хвостами. Отпивая вино мелкими глотками, она смотрела на него, раздумывая над странной мыслью, что возможно щит виноват в падении офорта. Причем, кроме этого бреда у Эшли больше не нашлось другого объяснения. Выпив вино, она отправилась спать.
  
   Дробно били барабаны, и ритм их, как биение сердца, все нарастал. Ноги танцующего воина с обнаженным торсом, в легинах, с головной повязкой, за которой были воткнуты ястребиные перья, оскальзывались на крови и останках плоти. Он упорно месил их мокасинами, хотя совсем выдохся и двигался из последних сил. По его темному лицу тек пот. Взгляд остановился. Лицо исказила гримаса страха, но он продолжал танцевать в каком-то отчаянии, забыв о копье и щите в своей руке.
  
   На миг его заслонила темная фигура, со спокойной ленцой, приближавшаяся к танцующему. Тот судорожно начал топать в такт барабанам, стукнул себя в грудь рукой со щитом и, потрясая копьем, издал воинственный клич. Темная фигура остановилась и уперла руки в бока, ее поза выражала нетерпеливое ожидание. Воин вдруг опустил руки, упал на колени и, положив копье и щит на землю, распростерся перед фигурой, раскинув руки в стороны, прижавшись лбом к земле. Фигура, под нарастающий грохот барабанов, начала медленно поворачиваться лицом к Эшли. Что-то неестественное было в ее низком покатом лбе, вытянутой вперед собачьей щеке... Ужас ледяным дуновением прошелся по телу... Она не хотела видеть... Не хотела!
  
   Эшли раскрыла глаза, сразу поняв, что она в своей комнате. Слава богу, это был всего лишь кошмар. Она приподнялась, чтобы взглянуть на часы и обнаружила, что лежит упершись грудью в подушку с раскинутыми в стороны руками и подогнутыми под живот коленями.
   С бешено колотящимся сердцем Эшли выскочила из кровати и бросилась из спальни вон. В себя она пришла только в машине. Трясущимися руками кое-как привела одежду в порядок и медленно поехала в участок. В ее ушах все еще стоял ритмичный бой барабанов.
  
   Теперь она твердо знала, что ни за что не вернется домой. Что это был за сон? Странный, реальный, пугающий... Было такое чувство, что щит ответил ей, ведь она спрашивала... Бред... Домой она больше не вернется, иначе сойдет с ума. Теперь квартира не казалась ей безопасным местом. Безопасно Эшли чувствовала себя только вне ее.
  
   Что теперь делать с этим дальше? Поехать к Рейчел? Но это не решит проблему, а только отложит ее. К тому же, она своим визитом может создать сложность для самой Рейчел. Вряд ли Даймон потерпит постороннего в их квартире. Нет, надо разбираться со всем этим сейчас, не откладывая.
   Она сидела за столом, сложив руки на груди и мрачно уставившись перед собой, покусывала губы, раздумывая как ей теперь быть. Первым ее состояние заметил Рон.
   -- Неважно выглядишь, - подошел он к автомату, где Эшли забирала стаканчик с кофе и ревниво поинтересовался: - Ночь любви?
  
   Эшли с досадой поморщилась. Рон в своем репертуаре.
   -- С чего ты взял? - вяло спросила она, пытаясь донести стаканчик с кофе до своего стола.
   -- Вид у тебя измученный... К тому же Сельма сказала, что ты заявилась сегодня ни свет ни заря. Знаешь, я ведь ревную.
   -- Рон, прекрати! Ты уже достал меня своими приставаниями, - отрывисто, с раздражением заметила Эшли. - В конце концов, я привлеку тебя за домогательства.
   Губы Рона сложились в едкую усмешку, но ответить он не успел.
   -- Кларк! - перекрывая шум участка, раздался зычный бас Бишопа. - Зайди ко мне!
   Эшли поставила стаканчик на стол и отправилась к начальству.
  
   Оглядев ее темными навыкате глазами, Бишоп бросил:
   -- Садись и докладывай.
   Усевшись, Эшли собралась с мыслями и начала:
   -- Вы уже знаете из отчетов о схожих смертях Арчибальда Стоуна и Фрискина, но была и третья смерть. Боб Мокэй. Он работал программистом в галерее Фрискина и именно он привез некий артефакт, который странным образом объединяет эти три смерти. Известно, что перед Канадой он заезжал в Уошборн, откуда вывез этот артефакт.
   -- Что за артефакт?
   -- Шаманский щит.
   -- Шаманский щит, - проговорил про себя Бишоп. - И что, он якобы привез из Канады только этот щит?
   -- Нет, еще ритуальную курительную трубку и нож, но главной целью, я полагаю, был щит. А уверена я в этом, потому что нашла его рисунок, который он наспех зарисовал с чьих-то слов и, похоже, именно тогда изменил свой маршрут. Все его счета из Саскачевана, но на его дорожной карте отмечен Уошборн.
   -- Это не в Канаде.
   Эшли кивнула.
  
   -- То есть поездка в Уошборн была не запланирована?
   -- Похоже, он вообще скрыл то, что был там.
   -- Зачем?
   -- Видимо, оттуда можно было вывезти что-то еще.
   -- Слишком уж много возни вокруг какого-то индейского сувенира, - проворчал Бишоп выбивая короткими пальцами дробь на столе.
   -- Из-за этого раритета в двадцатые годы было совершено ряд убийств все в том же Уошборне.
   -- Ишь ты, раритет... - недоверчиво хмыкнул Бишоп и велел: - Рассказывай.
  
   Ее короткий рассказ о том, что она прочитала в заметках Стоуна не убавил его скептицизма.
   -- Вокруг него творятся такие страсти, что можно подумать будто он из золота и платины! Хорошо. Что будешь делать дальше?
   -- Хочу узнать, как Боб Мокэй заполучил его. С кем договаривался? У кого купил? Какую сумму выложил за него? Хочу поговорить с бывшим хозяином щита.
   -- Понимаю, - легонько хлопнул ладонью по столу Бишоп. - Думаешь, что смерть тех, к кому попадал щит, дело рук его бывших хозяев?
   Эшли растерянно молчала. Почему ей не пришло в голову отработать подобный вариант версии?
   -- Но тут есть некоторая не стыковочка, - тут же опроверг он сам себя. - Если в это дело замешан бывший владелец щита, то почему, черт побери, он не забрал его назад, хотя бы из дома Фрискина, когда убил его самого? Почему тогда этот щит преспокойно валялся себе на столе? А ведь времени у него было предостаточно, чтобы прихватить его с собой и унести ноги. Что-то не так с этим щитом. Не чувствую я присутствия убийцы. Да и смерти эти трудно назвать убийством. Может на него нанесено, какое-нибудь смертоносное вещество, вызывающее остановку сердца, словом что-то подобное? Отдай щит в лабораторию, пусть проверят на присутствие вредных веществ. Где она сейчас вообще, эта шаманская безделица?
   -- У меня.
  
   -- Что? - вскинулся Бишоп. - Каким образом она оказалась у тебя?
   -- Мне ее передала в дар Софи, бывший секретарь Фрискина, теперь она директор галереи.
   -- Так! Дай-ка мне телефон этой Софи. Мне кажется, она просто разыгрывает свое неведение.
   -- Я думаю, ей на самом деле ничего неизвестно. Она просто очень напугана.
   -- Чем это?
   -- Неизвестностью.
  
   Эшли по памяти записала телефон Софи на бумаге для заметок.
   -- Это телефон галереи, но вы не застанете ее. Она уехала из города на два дня.
   -- Так, - снова повторил Бишоп, мрачнея еще больше. - Даже не приступив толком к своим обязанностям, эта дамочка умчалась... куда?
   -- По ее словам, к новому владельцу галереи в Англию.
   -- Словом в неизвестном направлении... Отлично! И как она мотивировала свое желание преподнести тебе сей подарок и когда преподнесла его?
   -- Вчера. Она сказала, что раз следствие нуждается в этой вещи... - пробормотала Эшли, заливаясь удушливой краской. Она чувствовала себя недалекой девчонкой, которую провели.
   -- Так он у тебя со вчерашнего дня?
   -- Вечера.
  
   -- А сегодня ты примчалась в участок даже раньше Сельмы, - детектив Бишоп работал вовсю, следуя за своей интуицией, цепью событий и логикой.
   -- Мое раннее прибытие на работу не имеет отношения к щиту, - Эшли сидела вся красная, не смея поднять на Бишопа глаза. - Я доведу это дело до конца.
   Какое-то время, мучительное для нее, Бишоп размышлял, глядя в окно.
   -- Не нравится мне вся эта история, - проворчал он. - Я слышал, ты игнорируешь оружие.
   -- Но...
   -- Никаких но! - рявкнул Бишоп. - Или хочешь расстаться с этим делом? Это не обсуждается! Щит, этот подарочек, отдашь в лабораторию. Пусть поработают с ним. Не нравятся мне подобные подношения. И держи меня все время в курсе.
  
   Эшли вышла из кабинета Бишопа взвинченная еще больше. Капитан раскусил все дело на раз, а ведь она даже не рассказала ему о странном падении со стены офорта, странном потому, что оно противоречило всем законам физики. Ее чувство страха обострилось. Ее ночной кошмар и пробуждение, а после - отвращение и паника от холодного сквозняка, коснувшегося ее, хотя окна, двери и форточки в ее квартире были закрыты. Все это не выходило у нее из головы. Сквозняк или что-то холодное, что коснулось ее, было слишком реальным, явственным... Об этом она тоже не сказала Бишопу.
  
   Как-то разом все поменялось. Она вдруг потеряла контроль над своей жизнью, что разделилась на две половины: до и после. До появления в ее квартире щита - стабильную и безмятежную. И на эти несколько часов "после" полные страха и неизвестности.
   Кто мог понять ее? Уж конечно не Бишоп, который тут же отстранит ее от работы. Рон? Он сразу же набьется ей в напарники, а потом вообще оттеснит ее от этого дела. Рейчел? Просто посоветует ей переспать с Роном.
   -- Неплохо получается, - раздался над ее головой голос Рона.
  
   Вздрогнув, Эшли обнаружила, что нарисовала на первом попавшемся листке щит с его сложными переплетениями и тремя свисающими волчьими хвостами.
   -- Что это? - стоя над ней и заглядывая ей через плечо, спросил он.
   Эшли поспешно скомкала рисунок и бросила в корзину.
   -- Так, ничего, - пробормотала она, поднимая телефонную трубку. - Ты что-то хотел, Рон?
   -- Помиримся? Обещаю, что не буду больше доставать тебя. Честно.
   -- Прости, я тоже сорвалась.
   -- У тебя все в порядке?
   -- Да. Рон, мне надо позвонить.
  
   Он присел на краешек ее стола, возвышаясь над ней и внимательно глядя ей в лицо карими глазами. Вечно взлохмаченные рыжие волосы, несмотря на то, что Рон все время пытался гладко зачесать их. Рукава бежевой рубашки закатаны до локтей. На шее болтался галстук с ослабленным, сбившимся на бок узлом. Долговязый, с виду нескладный, он был ловким и выносливым. В те дни, когда они вместе патрулировали улицы, Эшли только удивлялась, как после ночного дежурства он умудрялся работать и днем, помогая Скауту, оставшемуся без напарника, вести дела.
  
   -- Послушай, что тебя тревожит? И не надо отделываться фразой, что у тебя все в порядке. Уж мне ли тебя не знать. Если не хочешь говорить в чем дело, не надо. Просто скажи тогда, что я могу для тебя сделать.
   -- О, Рон, - Эшли не в силах была справиться с теплой благодарностью, что поднялась в ее сердце. - Давай пообедаем вместе перед моим отъездом.
   -- Ты уезжаешь?
   -- Да. Проверка информации.
   Жесткое, насмешливое выражение лица Рона, смягчилось.
   -- Ты точно хочешь этого? - немного недоверчиво спросил он.
   -- Да, только забронирую билет на ближайший рейс и заберу из дома свои вещи.
   -- Бишоп в курсе? - спросил Рон, кидая быстрый взгляд в сторону его кабинета.
   -- Он одобрил мои действия, - уклончиво ответила Эшли, набирая номер справочной службы аэропорта.
  
   Рон нахмурился. Напрасно Эшли старается провести его. Он отлично видит, что ее что-то тревожит. И этот поспешный отъезд...
   -- Конечно, это не приглашение на ужин, - разочарованно протянул Рон, под укоризненным взглядом Эшли, - и если ты думаешь, что я откажусь, то глубоко ошибаешься.
   Он улыбался, но его глаза по-прежнему смотрели пристально и испытующе.
  
   Наконец, ей удалось забронировать билет на ближайший рейс до Массачусетса. Вылет был в четыре часа дня, что ее вполне устраивало. Она ни за что не вернется домой, пока не разберется со всем этим делом. До четырех еще оставалось время, чтобы забрать свои вещи. Она встала и сделала ему знак, что готова и тот подхватив свой пиджак направился за ней.
   -- Давай заедем ко мне, а после пообедаем и ты отвезешь меня в аэропорт, - предложила она садясь в его додж.
   -- Как хочешь, - сказал он, заводя машину. - Сложное дело?
   -- Ничего особенного, - как можно беспечнее ответила Эшли, наблюдая, как он пристраивается в общий ряд автомобильного потока.
  
   Рон снова перестроился, выехав на среднюю полосу. Эшли не понравилось его настроение и что он оставил вдруг свой шутливый тон. Автомобильный поток двигался довольно быстро, без пробок и они без лишней нервотрепки добрались до ее дома. В лифте поднимались молча. Напряжение Эшли словно бы передалось и Рону. И он насторожился еще больше, наблюдая, как девушка медленно, словно пересиливая себя, открывала дверь своей квартиры, куда вошла не сразу, а задержалась на пороге словно прислушиваясь. Рон стиснул зубы - каким же надо быть ублюдком, чтобы так запугать девчонку. С любопытством оглядываясь, он вошел вслед за Эшли.
  
   Примерно так он и представлял себе ее жилище: уютное гнездышко. Ничего лишнего, все на своих местах. Здесь витал легкий запах ее духов. И никаких следов мужского пребывания, хотя он еще не заглянул в ее спальню. И тут Рон заметил то, что просто никак не вписывалось в общую обстановку. Этот обод, перетянутый вразнобой какими-то веревками, со свисающими с него облезлыми хвостами и желтыми волчьими клыками настолько чужеродным выглядел в квартире Эшли, что Рон подойдя, взял и озадаченно повертел его в руках. Занятная штука. И в спальню заглядывать не нужно. Бросив щит обратно на столик, Рон наблюдал, как Эшли мечется запихивая в портфель какие-то бумаги. Милая девушка. Снежная королева. Он вздохнул, понимая, что вечером опять напьется в "Манхеттене".
  
   -- Я готова, - сказала Эшли, стоя у двери со своим неизменным портфелем в руках.
   Она не переоделась, так и оставшись в сером костюме и лодочках, и чуть ли не вздохнула с облегчение, вновь очутившись в лифте.
   -- На сколько ты уезжаешь? - спросил он за ланчем, вяло ковыряя вилкой бифштекс и слушая беспечную ее болтовню. Эшли словно прорвало, она говорила без умолку.
   -- Думаю, дня на три, не больше.
   Он взглянул на нее и бросил вилку.
   -- Эшли, я волнуюсь. Не знаю почему, но меня все это беспокоит.
   -- Что все, Рон?
   -- Кто он?
  
   Эшли вздрогнула, вспомнив о Стенли. Ей следовало позвонить ему, чтобы он не волновался, когда вынужден будет общаться с ее автоответчиком.
   -- Ты его не знаешь, и давай не будем об этом.
   -- Почему? Ты всегда говорила, что я твой друг.
   -- Там... Все неопределенно.
   -- Он тебя обижает?
   -- Мне уже пора, - встала она, взяв свой портфель. - Пойдем.
  
   В аэропорту ему страшно хотелось поцеловать ее, по-настоящему, а не так, как это сделала она, легонько прикоснувшись губами к его щеке. Стиснув кулаки в карманах пиджака, он смотрел, как она удалялась от него, идя по терминалу. Хрупкие плечи, узкая спина, уверенный стук каблучков. У него сжалось сердце, на краткий, но яркий миг он понял, что больше не увидит ее.
  
   Рон вспомнил, что как-то, сидя на ночном дежурстве в патрульной машине, он положил ей руку на колено. Тогда она рассердилась, сказав, что он преступает все мыслимые приличия. Так и сказала "мыслимые приличия". Он тогда посмеялся: "Напарник, в наше время о таких вещах даже не думают". Он тогда считал, что она будет одной из многих его подружек, сейчас же он корил себя за то, что у него не хватило духа сказать ей то, что он давно хотел. Но готовое сорваться предложение, так и не последовало, когда он понял, что его место уже занял какой-то мудак. Он бы, конечно, отступился, если бы видел, что она счастлива с ним, но Эшли даже говорить о нем не пожелала.
  
   Выдохнув, он вынул из кармана руку и, разжав кулак, посмотрел на ключ от квартиры Эшли. Черт! Конечно, она будет страшно недовольна, что он сунулся в ее дела. Но она его простит, когда он разберется с тем индейцем, в которого ее угораздило влюбиться. Какого черта! Он просто поговорит с этим парнем. Рон всеми правдами и неправдами оправдывал свое любопытство и ревность.
  
   Тем временем, сидя в самолете Эшли пыталась связаться со Стенли, но связи не было. Эшли было тревожно и она пыталась восстановить свое душевное равновесие, убеждая себя, что она вовсе не убегает от своей проблемы, что ей всего лишь требуется время, чтобы разобраться во всем. Но знала она так же и то, что жутко боялась, а чего... страх был необъясним.
  
   Когда самолет приземлился в Лингстоуне, штат Минессота, Эшли отпоив себя терпким, крепким кофе в кафетерии аэропорта, тут же взяла напрокат подержанный "скаут" и, раскрыв дорожную карту Боба, уточнила каким маршрутом ей следовало добираться до Уошборна. К нему шла едва намеченная пунктиром на карте дорога, отходящая от главной автострады Джульберга. Следуя ей, Эшли двинулась в путь и чем дальше она отъезжала от Джульберга, тем запущеннее были попадавшиеся ей по пути провинциальные городки штата.
  
   Все чаще она проезжала километры пустынных, безлюдных земель. В поселениях, которые она миновала, Эшли не рисковала останавливаться, чтобы перекусить в местных барах. Вообще эти стихийные свалки, запущенная дорога, неопрятные улицы городков, опустившиеся типы, сидевшие на ступеньках магазинов, бензозаправок и баров, не внушали ей никакого доверия, и она благоразумно прихватила с собой выносной обед в одной из автозабеголовок, мимо которой ей пришлось проезжать.
  
   Перекусив на ходу кофе и гамбургером, Эшли ехала дальше. Вдоль асфальтовой ленты дороги, простиралась красная от пыли и песка степь. На ее песчаной почве не росло ничего, кроме пучков жесткой травы, меж которых ветер гнал шары перекати-поля. Вдали, в полуденном мареве, угадывались неверные, зыбкие очертания бурых, темных скал, тянувшихся унылой грядой вдоль линии горизонта. Где-то она размыкалась, но потом снова сходилась.
  
   Несмотря на духоту, Эшли вынуждена была поднять все стекла в машине.
   На лице уже лежала плотная маска из пыли, волосы стали жесткими от нее. Она слушала по местному каналу, какую-то песню о любовном томлении и думала о том, найдет ли в этом Уошборне ответы на свои вопросы. Под капот автомобиля уходил миля за милей потрескавшийся асфальт, а она снова и снова перебирала обстоятельства дела, стараясь определить, что пропустила, что так тревожило ее в нем.
  
   Вдруг она поняла, что именно пугает ее во всех этих смертях -- их поза. И то, что она сама проснулась этим утром в точно таком же положении. Это дело было каким-то странным, необъяснимым, не вяжущимся со здравым смыслом. Во всяком случае, ее здравый смысл забуксовал основательно.
  
   Ей опять стало жутко, как в те первые секунды, когда она осознала себя в этой позе. Унизительно! Стоп! Нельзя, чтобы это дело приняло личную окраску. Узнай Бишоп о ее странном пробуждении, тут же отстранит ее от дела.
   Впереди замаячила бензозаправка. До границы Канады оставалось совсем немного, но заправится не мешало и Эшли свернула к ней.
  
   Колонки выглядели проржавевшими и ненадежными, само здание обшарпанным и давно не крашенным. Глядя на него, понимаешь в какой же глуши ты оказался. Мимо изредка проносились машины. Но Эшли сознательно выбрала тот путь, по которому двигался Боб Мокэй. Почему-то он выбрал именно это безлюдное шоссе, чтобы добраться до Канады.
  
   Эшли заправила машину и вошла в торговый зал расплатиться. За прилавком дремал хозяин бензоколонки, лениво отгоняя от лица свернутой газетой назойливых и злых мух. Эшли тронула звонок, и он тут же раскрыл глаза.
   -- О, мисс... Желаете что-нибудь купить в дорогу или заправиться?
   -- Заправиться. Вы принимаете, наличными или кредиткой?
   -- Да без разницы...
   Эшли молча расплатилась, но хозяин, помиравший здесь с тоски, был настроен поболтать.
   -- В Канаду путь держите? Оно и понятно, куда ж еще. В этих краях и остановиться-то больше негде, разве в резервации индеев, да и то, это если вы интересуетесь всякими ихними безделушками.
   Эшли, взявшаяся было за дверную ручку, остановилась.
   -- Вы знаете, я действительно интересуюсь их изделиями и в Канаду еду, чтобы приобрести что-нибудь необычное, - проговорила Эшли с ослепительной улыбкой, приглядываясь к хозяину заправки.
  
   Черные, близко посаженые глаза, высокие скулы, длинный крючковатый нос, выдавали в нем полукровку метиса. Все верно. Какой белый смог бы жить долгое время в этой дыре?
   -- Э-э, мисс, в Канаде-то вы как раз приобретете самое обычное барахло, а вот если чуть свернуть, то попадете в резервацию, где можете прикупить кое-что стоящее совсем задешево.
   Эшли подумала, что если покажет свой значок, то индеец может замкнуться и не сказать больше ничего.
   -- Вам это как-будто хорошо известно?
   Индеец по своему истолковал ее колебание.
   -- А то нет! Я ведь родом из Уошборна, кому как не мне знать, что там еще сохранились кое-какие вещички.
   -- Я не сомневаюсь, но... - Эшли изобразила смущение, - но мой парень поехал в Канаду, а я, что-то не уверена, что он там.
   -- Хэх, - с досадой щелкнул языком индеец, поднял мятую ковбойскую шляпу и пригладил короткие спутанные волосы.
  
   Эшли достала из портфеля фотографию Боба Мокэя и протянула хозяину бензозаправки. Тот неловко взял ее огрубевшими пальцами с грязными ногтями и поднес к лицу.
   -- Никак вас, дамочек, не поймешь, - проговорил он. - И что вы в этом увальне нашли?
   -- Так он действительно поехал в Канаду? Он ведь проезжал здесь, верно?
   -- Проезжал, как не проезжал, если в Канаду ехал, - усмехнулся метис и сплюнул на пол. - Да только я его тогда в Уошборн завернул.
  
   -- Как так? - удивленно распахнула глаза Эшли.
   -- А так. Разговорились мы с ним, как с вами сейчас, я его и завернул туда. Только давно это было, месяц назад. Я ему еще бумажку дал и он с моих слов зарисовывал щит, байку о котором я ему рассказал.
   -- Байку?
   -- Ходят у нас тут враки о шаманском щите в котором заключен какой-то злостный дух... Да вы не берите в голову...
  
   -- Ох, Боб... а обратно он не проезжал?
   -- Неужто не вернулся? Тогда может в Канаду все же поехал.
   -- Скорее всего так, - проговорила Эшли.
   -- Что?
   -- Благодарю вас!
   -- Да вы не расстраивайтесь. Не думаю, чтобы он подался от такой девчонки, как вы, мисс.
   -- Но я ведь могу надеяться на то, что ваша информация достоверна? - спросила Эшли, вынимая из портфеля десятидолларовую купюру.
   -- Еще как можете, мисс! Как приедете в Уошборн, спросите Слушающего Воду. Скажите, мол, от самого Джима Короткого, он вам все про вашего парня расскажет.
  
   -- Вы отправили тогда Боба к нему?
   -- Точно. У Слушающего Воду дед - шаман. Самый настоящий! И у него водятся всякие шаманские штучки, за которые коллекционеры готовы порвать друг друга.
   -- У вас неплохой бизнес со Слушающим Воду?
   -- Какой же это бизнес? Скажете тоже! Так, случайный заработок. Вы бы, мисс, подкинули еще пять долларов...
   Эшли дала хозяину заправки долларовую купюру, которую он поспешно сунул в карман засаленного комбинезона, и попрощавшись с ним, покинула бензозаправочную станцию.
  
   Не так уж это все было неожиданно для нее и подтверждало ее догадки, которые стали фактами. Она держала в уме и то обстоятельство, что квитанции оплаты гостиницы в Канаде, где Боб останавливался, не совпадали по срокам. Все сходилось на Уошборне. Похоже этот пробел будет теперь заполнен.
  
   Эшли гнала до тех пор, пока впереди не замаячил жестяной погнутый указатель. Притормозив, она различила, несмотря на сошедшую краску и разросшиеся пятна ржавчины, надпись "Уошборн", а внизу прикрученную к бетонному столбу стальной проволокой, табличку с выведенным на ней темной краской "резервация".
   Здесь был спуск на не заасфальтированную, но наезженную дорогу. Вдалеке виднелось какое-то непонятное сооружение, предназначение которого Эшли не могла понять, пока не подъехала поближе. Это оказалась полуразвалившийся навес автобусной остановки, чьи стены были разрисованы, внутри все изгажено. Чувствовалось, что ею уже давно не пользовались. Эшли брезгливо поджала губы. Видно рейсовый автобус от Джульберга до Уошборна, давно перестал ходить. Вид этого запустения подействовал на Эшли удручающе, возникло сильное желание повернуть обратно и она даже остановилась, но тут же стряхнув наваждение, тронула "скаут" вперед. Ей хотелось принять душ, промыть волосы, очистить кожу от стягивающей ее пыли, но она сильно сомневалась, что получит подобную возможность в Уошборне.
  
   Приобрел ли Боб Мокэй щит, ритуальную курительную трубку в Уошборне, или что-то докупил в Канаде? И почему скрыл свою поездку в Уошборн? Из портфеля зазвучал фрагмент песни "Go Down Mouses" Луи Армстронга, чей голос здорово напоминал ей крикливого, но добродушного Бишопа. Теперь он призывал связаться ее с Бишопом. Надо сказать что их голоса очень похожи. Бишоп своим густым басом с характерной хрипотцой мог задавить любого, на его допросах преступники кололись сразу.
  
   Эшли остановила машину, убавила звук проигрывателя и выудила из портфеля сотовый.
   -- Почему не объявляешься, Кларк? - раздался низкий рык Бишопа. - Где ты?
   -- Я на пути в Уошборн.
   -- Что значит на пути в Уошборн? - изумился он. - Ты же еще утром разговаривала со мной? Черт тебя раздери, Кларк, почему я узнаю об этом только сейчас? У меня и так язва, а тут еще ты... черт, где мои таблетки, - ругнулся он и снова обратился к Эшли: - Зря ты все это затеяла. Индейцы тебе ничего не скажут, а если и скажут то соврут.
   -- Я попробую. Думаю здешний шериф, как представитель власти, будет содействовать моему расследованию.
   -- Ну, ну... Держи меня в курсе. Понятно? - и, проворчав: "Дорвалась..." - Бишоп отключился.
  
   Эшли кинула в портфель мобильный и аккуратно тронула машину. Полученная от Бишопа взбучка никак не повлияла на ее решимость действовать дальше, хотя его слово всегда что-то значили для нее. Но сейчас она должна сама принимать решения, не оглядываясь ни на кого, даже на Бишопа. Всего не объяснишь. Не факт, что ее постарается понять тот же Бишоп.
  
   К тому времени когда впереди возникло какое-то движение, Эшли развила неплохую скорость. Сбавив ход, она разглядела ободранный фургон с распахнутыми дверцами, съехавший в кювет и валяющийся перед ним в дорожной пыли "ямаху", отсвечивающей на солнце хромированными деталями. У фургона дрались трое.
  
   Потасовка произошла между байкером и двумя молодчиками из фургона. Байкер -- высокий парень с банданой на длинных волосах, прижав к фургону, согнувшегося в три погибели мужчину, бил его кулаком в лицо. Сзади на него бежал второй в грязных заношенных джинсах, клетчатой ковбойке без рукавов с залитым кровью лицом, замахиваясь для удара монтировкой. Парень, которого бил байкер, не сопротивлялся, сознательно отвлекая его на себя, зная, что минута расплаты вот-вот наступит.
  
   У Эшли задрожали руки: монтировкой можно запросто разнести голову что спелый арбуз. Не особо раздумывая, она посигналила и надавив на газ пронеслась мимо, наблюдая в зеркало заднего вида как обернувшись, байкер резко пригнулся и снизу коротким сильным ударом в пах, отбросил нападавшего с его ужасной монтировкой. Во всяком случае, парни теперь поостерегутся убивать друг друга, имея свидетеля. Ей же следует гнать в Уошборн прямиком к шерифу, вдруг этим молодчикам взбредет в голову объединится и преследовать ее, как единственного свидетеля, видевшего их в момент дележки. Кто его знает, что на уме у этих индейцев.
  
   Она пожалела, что не взяла с собой оружие, хотя не любила его. Но если в городе она могла довольствоваться полицейским значком, то здесь, в диких пустынных местах, пистолет был бы, как нельзя кстати.
  
   И вновь "скаут" пожирал милю за милей пустынной дроги. Происшествие отвлекло от мыслей о расследовании и только Эшли удалось сосредоточиться на нем, как ее с оглушительным треском обогнала "ямаха". Байкер стремительно унесся вперед, оставляя после себя шлейф поднятой пыли. Эшли взглянула в зеркало заднего вида. Позади тоже оседала пыль.
  
   Что случилось с теми парнями? Байкер прикончил их прямо у фургона? Может вернуться? Нет, лучше побыстрее добраться до шерифа и сообщить ему. Скверная история. И она носком лодочки вжала педаль газа в пол, выжала сцепление и переключила скорость. Двигатель набрал обороты.
  
   Так она и влетела на небольшую, видимо центральную, улицу Уошборна и сразу сбросила скорость. Разыскивая управление шерифа, она имела возможность разглядеть вытянувшиеся по обеим сторонам улицы одноэтажные коттеджи, магазинчики, административные здания. Попадались дома, чьи дворы не были превращены в свалку мусора, но и ухоженными их тоже назвать было нельзя.
  
   Она остановилась у дощатого здания, выкрашенного в бледно голубой цвет с вывеской, сообщавшей, что это сооружение и есть управление шерифа города Уошборна. Подхватив свой портфель-папку, Эшли закрыла машину и застучав каблуками по деревянным ступеням лестницы, поднялась на крыльцо, мимоходом заметив прислоненный к стене "ямаху".
  
   В конторе разгороженной широкой стойкой, миловидная индианка с удивительной быстротой печатала на компьютере, стуча по его клавиатуре так, словно отбивала пулеметную дробь. В бок уходил коридор вдоль которого шла решетка камер предварительного заключения. Эшли увидела владельца "ямахи", разговаривающего по телефону, висящего на стене между стойкой и камерами. С опаской оглядываясь на него, Эшли подошла к девушке продолжавшей стучать по клавиатуре ни на кого вокруг не обращая внимания.
  
   -- Скажите, могу я увидеть шерифа? - понизив голос, чтобы не услышал байкер, спросила она.
   Девушка остановилась и посмотрела на нее без всякого выражения.
   -- Мне необходимо срочно поговорить с ним, мисс, - еще больше понизив голос, прошептала Эшли.
   Девушка пожала плечами, указала на стеклянную дверь с табличкой "шериф" и снова вернулась к своему занятию.
   -- Спасибо, - поблагодарила ее Эшли и прижимая свой портфель-папку к боку локтем, направилась в указанную сторону.
   Байкер за ее спиной, что-то гортанно сказал в трубку и Эшли, заскочив в кабинет, поспешила закрыть за собой дверь, надеясь, что он не успел ее заметить.
  
   Насколько кабинет Бишопа поражал своим беспорядком и завалами бумаг на столе, настолько пустынным оказался кабинет и стол шерифа Уошборна. В одном углу стоял американский флаг, в другом сейф с забытой на нем офисной кружкой с надписью "шериф". На столе кроме сборника закона и закатившейся под него гелевой ручкой не было больше ничего. Устроившись на одном из трех облезлых стульев, Эшли пристроила на коленях портфель и посмотрев на дверь, вскочила с места.
  
   Повесив трубку на рычаг, байкер шагал к кабинету шерифа. Печатавшая девушка, что-то сказала ему вслед, но он не обратил на нее внимание. Господи, помилуй! Куда смотрит шериф? Почему заранее не явился на встречу раз вызвал к себе этого парня? Ей, как всегда повезло и она пришла не вовремя. И что ей теперь делать? Она растерянно смотрела на вошедшего в кабинет высокого индейца.
  
   Пропыленные вылинявшие джинсы низко сидели на бедрах, поверх выцветшей футболки надет замшевый потертый жилет. Худое лицо с резкими чертами невозмутимо и надменно. Из-под темных бровей настороженно смотрели черные глаза. Такие типы, обычно, стараются обходить полицию стороной, но скорей всего это был один из тех безбашенных парней, которым на все плевать. Подобные типы никого не боятся, ничего не принимают в расчет, и на них, как правило, машут рукой. Что с них возьмешь, таких не переделать.
  
   Судя по всему, в конторе шерифа он частый гость лишь потому, что вынужден был вяло соблюдать правила игры и приходить сюда каждый месяц, чтобы отмечаться после очередной отсидки. Ей ли тушеваться перед ним. На самом деле все эти навороченные байкеры кажутся круче чем они есть на самом деле. Лично она считала байкерские группировки асоциальными хотя бы потому, что они имеют обыкновение цинично обращаться со своими женщинами, делясь ими друг с другом или пуская по кругу. Эшли была возмущена тем, что шериф мог позволить подобному типу, так по свойски и бесцеремонно вести себя на своей территории.
  
   -- Это кабинет шерифа, - поспешила она напомнить ему на тот случай, чтобы он не забывался.
   -- Да неужели! - огрызнулся парень проходя к столу и окидывая ее цепким неприязненным взглядом. - И что вы делаете в моем кабинете? Примчались заявлять о драке на дороге? Ну так можете не беспокоиться и ехать себе дальше куда ехали.
   -- Могли, хотя бы поблагодарить, - иронично заметила Эшли, испытывая скорее недоумение, чем облегчение.
   -- Вам совершенно ни к чему было встревать в эту разборку, - сухо заметил он, плюхнувшись на стул. - Вмешательство белых нам ни к чему.
  
   Ну, отлично! Ей придется иметь дело с махровым традиционалистом. Что ж, если с этой стороны контакта не получилось, то она попробует зайти с другой, может тогда разговор получится.
   -- Полиция Мичигана. Детектив Кларк, - предельно лаконично представилась она, протягивая ему значок и удостоверение.
   Шериф мельком взглянул на него и закинул длинные ноги в остроносых ковбойских ботинках на стол.
   -- И что надо Мичигану на территории индейской резервации. Здесь не ваша юрисдикция.
   -- Могу я теперь взглянуть на ваши документы, шериф?
   Он отвернул край жилета, блеснув шерифской звездой. Эшли кивнула, давая понять, что удовлетворена этим, после чего сказала:
   -- Я пытаюсь объяснить ряд непонятных смертей, произошедших в Детройте, расследование которых привело меня сюда, в Уошборн. Я надеюсь на ваше содействие, как представителя местной власти, - Эшли достала из портфеля фотографию Боба Мокея и протянула ее шерифу. - Вы видели этого человека? Он мог быть в Уошборне месяц, полтора назад.
  
   Сложив руки на впалом животе, даже не шевельнувшись, шериф мельком глянул на снимок и помолчав, вдруг спросил:
   -- Первое дело а, детектив Кларк?
   -- Первое, - кивнула Эшли, все-так же держа перед ним снимок в вытянутой руке. - Разве это имеет значение? Я бы хотела хоть что-то услышать об этом человеке.
   -- Имеет. Вы спрятали удостоверение и значок в портфель, а это ошибка. Его нужно держать при себе. У вас нет пистолета, вам просто негде его укрыть, - он прошелся по ее фигуре нарочито медленным взглядом. - Разве что меж бедер, за резинкой чулок. В портфель даже вы не додумались бы его сунуть. Находиться в резервации бледнолицым ищейкам без оружия опасно и в двойне опасно шляться здесь белым дамочкам вроде вас.
   -- У меня на бедре нет пистолета хотя бы потому, что это страшно неудобно. И я твердо обещаю вам, шериф, что тотчас покину резервацию, как только получу ответы на свои вопросы, - ответила Эшли, продолжая держать снимок перед ним.
  
   Шериф не предложил ей сесть и Эшли не собиралась просить его об этом, всячески подчеркивая, что она официальное лицо, офицер полиции. Выдержка не изменила ей, когда он, якобы ища пистолет на ней, нахально разглядывал ее, явно пытаясь оскорбить. Он шевельнулся на своем стуле переложив одну ногу на другую.
   -- Этот подонок пробыл в Уошборне два дня и за это время успел обокрасть и убить старика, после чего исчез.
   -- Вы уверены, что это именно он?
   Ответом ей были молчание и тяжелый немигающий взгляд. Она убрала фотографию обратно в портфель и повторила вопрос:
   -- Вы уверены, что его убил этот человек?
   Молчание.
   -- Можно мне ознакомится с протоколами с места преступления?
  
   Шериф лениво снял ноги со стола, поднялся, подошел к сейфу и открыв его, вынул тонкую картонную папку, которую шлепнул на стол перед Эшли.
   -- Он пырнул старика ножом. Я разослал ориентировки с его описанием, в том числе и в Детройт. До вас они конечно не дошли, - проговорил он и с издевкой добавил: - Ознакамливайтесь.
   Эшли открыла папку, пробежала первые листы отпечатанного протокола и покраснела.
   -- Это вы писали заключение осмотра с места происшествия? - спросила она, дочитав до конца.
   -- Я, - невозмутимо ответил шериф, вновь усаживаясь на стул и кладя ноги на стол.
   -- Откуда вам стало известно время смерти?
   -- Там все написано, детектив Кларк. Когда я приехал тело еще не остыло.
   -- А почему вы решили поехать к... Озерному Бобру?
   -- Потому что увидел его внука в драбадан пьяного и решил проведать старика.
   -- Зачем?
   -- Затем, что раз этот молодчик пьян, значит что-то у него украл, но все оказалось намного хуже. Парень стал жаден до виски и болтлив. Когда я вошел в дом его деда, старик уже был убит и убийца оставил на полу отпечаток своих кроссовок.
  
   -- Вы пишете, что это "Рибок" 13 размера, что мужчина белый, рост 211 фунтов, 6 футов, страдает одышкой, и... что он добродушен. Значит вы видели его?
   -- Если бы я видел его, то убийства не произошло. Я бы поинтересовался тогда, какого черта ему здесь надо, выпроводил из города и может тогда ничего этого не случилось.
   -- Послушайте, я же только что показывала вам снимок предполагаемого убийцы и вы опознали его. Как вы могли узнать преступника если, как сейчас утверждаете, до того в глаза не видели?
   -- Не видел, - как ни в чем ни бывало подтвердил шериф.
   -- Тогда откуда вам известны о нем такие подробности? - с терпением первой христианской мученицы, спросила Эшли.
  
   -- По следу в доме Озерного Бобра.
   -- По следу кроссовки вы узнали, что он белый, страдает одышкой и что ему тридцать лет? Вы что разыгрываете меня?
   Шериф растянул узкие губы в улыбке и поднял брови.
   -- Верить или нет, ваше дело.
   -- Хотите сказать, что на основании того что смогли увидеть по следу кроссовки, вы разослали ориентировки по всем штатам?
   -- А что? Разве они не верны и разве то фото, что вы только что с таким упорством совали мне под нос, не подтверждает мою правоту?
  
   -- Хорошо, - сменила тактику Эшли. - Тут вы действительно угадали, но как понять то, что убийца, по вашим словам, добродушен? Это, как-то не вяжется с убийством.
   -- Не вяжется, - согласился шериф. - Однако, это именно так. Этот Боб или Роб, сперва просто хотел что-то купить у старика. У него не было намерения убивать. Он принес Озерному Бобру табак, мясо и пиво. Они долго говорили, на полу валялись окурки и пустые банки из под пива. Потом, видимо не сошлись в цене и белый потерял терпение. Он вскочил с лежака и пырнул старика ножом
   -- Это заключение криминалиста? - спросила Эшли, озадаченно перелистав папку. - Почему же тогда оно не подшито к делу?
   -- Потому что его нет.
   -- Нет?
   -- Нет.
  
   -- Но то, что вы мне сейчас рассказали это что... тоже на уровне интуиции?
   -- Нет нужды в криминалистах, когда вещи вокруг рассказывают много больше, чем все ваши специалисты со своей аппаратурой. Нужно только уметь слушать ветер и читать следы.
   -- Слушать ветер... читать следы... Простите, шериф, но мое начальство просто не поймет меня, если я заявлюсь к ним с подобным заключением.
   -- Ну так скажите вашему начальству, что иметь криминалистов для резервации дорогое удовольствие и что вам пришлось довольствоваться моими показаниями. Еще вопросы есть?
   -- Как насчет индейских сказок о шаманском щите? - лицо шерифа не дрогнуло, но Эшли поняла, что совершила очередной промах и быстро поправилась: - Я имею ввиду фольклор сиу. Мокэй приехал сюда потому что ему рассказали о подобном щите. Не проясните для меня хотя бы этот вопрос.
  
   -- Не проясню.
   -- Почему?
   -- Потому что сказками не занимаюсь.
   Так! Кажется, здесь и сейчас столкнулась пуританская выдержка против индейской невозмутимости. Эшли перевела дыхание. Ладно.
   -- Что было украдено у Озерного Бобра?
   -- Внизу под протоколом дан список того, что могло быть украдено. Собственно у старика и красть-то было нечего.
   -- Вы допросили его внука? - Эшли заглянула в протокол: - Слушающего Воду.
   -- Я говорил с ним, но он нес всякий бред и плакал пьяными слезами.
   -- Вы его арестовали?
   -- Нет нужды. Он в больнице с белой горячкой.
   -- Спасибо, шериф, - Эшли захлопнула папку и положила ее на стол.
   -- А теперь ответьте на мой вопрос, детектив Кларк? Вы засадили этого Мокэя?
   -- Нет. Он умер.
  
   Минуту шериф молча смотрел перед собой неподвижным взглядом, потом перевел его на Эшли.
   -- Хотите сказать его убили?
   -- Нет. Он умер своей смертью
   -- Вы сказали, что сюда вас привели "странные смерти".
   -- Странная потому что, он был совершенно здоров.
   -- Вы сказали "ряд странных смертей". Значит была не одна подобная смерть? - шериф скорее утверждал чем спрашивал. Очень интересно.
   -- Да. Таким образом умерло еще два человека.
   На миг взгляд шерифа выдал его напряжение.
   -- Что ж, думаю, я исчерпывающе ответил на все ваши вопросы, детектив, и теперь вы можете покинуть Уошборн с чистой совестью. Да... советую вам вернуть щит, трубку и пояс Озерного Бобра резервации. Иначе директор музея Эрб вас по судам затаскает. Еще вопросы?
  
   -- Да. Скажите я чем-то обидела вас лично?
   -- Лично вы мне без разницы и обидеть меня не можете. Просто в лице каждого белого я вижу ту Америку, какой она стала - разъевшейся, самоуверенной, лживой, но все такой же алчной. Когда белые появляются среди индейцев и задают вопросы, ни к чему хорошему это не приводит. Вы белая и этим все сказано. И не говорите, что вы не в ответе за своих предков. Нам до сих пор приходится пожинать плоды ваших деяний. Индейцы коренная нация, и переселенцы истребляли нас намеренно, чтобы заполучить наши земли, а система резерваций не что иное, как подлый обман. Белые даже не старались жить с нами в мире, им это было ни к чему, и в резервации нас засунули от того, что не знали, что с нами поделать. Наш образ жизни вам видите ли не подходит и вместо обширных охотничьих угодий индейцы получили земли, на которых ничего не растет. Те жалкие подачки, что приносит туристический бизнес, вы называете помощью, постоянно попрекая ими. Так, что я действительно не испытываю к вам расположение. Тем более, вы не турист, а стало быть пользы Уошборну от вас никакой.
  
   -- Да, - задумчиво проговорила Эшли. Его слова произвели на нее впечатление и ей хотелось бы обдумать их, но отвечать надо было прямо сейчас. - Может Америка и стала такой, какой она видится вам сейчас, но какой бы она была при вас? Судя по тому бардаку, что царит в резервации и в тех землях, что отданы в ваше безраздельное пользование, можно представить, во чтобы она превратилась.
   Он обвинял Эшли от лица своих предков, и она подумала, а почему должна отрекаться от Кларков, которые приехали в давние времена осваивать эти земли, поднимали их тяжким трудом. Эшли прижала локтем папку-портфель и спросила:
   -- Хотите, чтобы я чувствовала себя виноватой и оправдывалась перед вами, шериф? Но не мне говорить вам, что система резерваций спасла индейцев от гибели, а их материальную культуру и быт от вымирания. Индейские племена смогли приспособиться к болезням белых, избежали кровавых междоусобиц, уничтожавших их на протяжении веков. Они получили территорию резерваций в собственность, отнять которую не могли ни правительство, ни белые фермеры, ни другие племена. Она принадлежит вам и вы здесь закон. Не наша вина, что вы не можете ее обработать, хотя белые поселения по соседству с вами утопают в зелени. Но ведь так удобно, винить во всем гадких белых, прикрывая свою неспособность и не желание что-то делать, чего-то добиваться, учиться жить без подачек...
  
   Все это Эшли бестрепетно высказала ему, не обращая внимание на его помрачневшее лицо, раздутые ноздри и поджатые губы. Их дороги больше никогда не пересекутся и она хотела на прощанье, как следует хлопнуть дверью. В глазах шерифа появилось такое выражение, словно Эшли невольно подтвердила все его наихудшие предположения, разрушив некий сдерживающий его до сих пор барьер и развязала руки, пробудив древние инстинкты. На ум ей невольно пришли слова "скальп" и "томагавк". Не спуская с Эшли обострившегося взгляда, шериф неслышно снял ноги со стола. Он стал похож на, вышедшего на тропу войны дикаря, высматривавшего врага.
  
   И если в нем взыграла кровь Сидящего Быка и Неистовой Лошади, то Эшли не позволяла отступить и в позорной панике покинуть кабинет, память о гибели Кастера и достойном отступлении его солдат, чью отвагу признавали сами индейцы.
   Она лишь сильнее стиснула пальцами портфель. Положение спасла заглянувшая в кабинет девушка секретарь, разбив это невидимое противостояние.
  
   -- Элк, звонили из Джульберга, велели передать, что тех двоих на дороге, повязали и теперь они дают показания на счет своего груза.
   -- Отлично! Что еще? - недовольно спросил он, видя что секретарша не торопится уходить.
   -- Может сварить кофе? - предложила она, взглянув на гостью.
   -- Не надо, - отрезал шериф. - Я уже ухожу. И, кстати, - повернулся он к Эшли. - Вы ведь из Детройта, насколько я помню? А это бывшая автомобильная столица и самый неблагополучный город США с высоким уровнем преступности, он кажется занимает 2 место по безработице, и там, насколько мне известно, очень плохо с экологией.
   Он направился к двери, но словно что-то вспомнив, повернулся к Эшли.
   -- Прощайте, детектив Кларк. Не думаю, что мы с вами еще увидимся. Сесиль, выпроводи детектива.
   Эшли вышла из кабинета вслед за ним. Ей казалось что, Сесиль смотрела на нее с сочувствием. Раздавшийся с улицы рев мотоцикла, оглушил, но длилось это не долго. Вскоре его тарахтение удалилось настолько, что превратилось в далекий, едва различимый, стрекот.
  
   Сев в "скаут", Эшли захлопнула дверцу и потихоньку тронула его с места. Разумеется, она не собиралась покидать резервацию тот же час, как настаивал шериф, хотя бы потому, что не могла явиться к Бишопу с его показаниями, больше смахивавшие на описание из Фенимора Купера. Ее просто уволят за не профессионализм. Однако, допрос Элка все же дал кое-какие результаты.
  
   Эшли проехала мимо гостиницы "Уошборн", медленно продвигаясь дальше, внимательно глядя по сторонам. По тому, как шериф избегал разговора о щите, он прекрасно знал о нем, но хотел, чтобы Эшли не лезла в это дело дальше, а потому резко потребовал, чтобы она немедленно покинула город и вернула щит. А узнав, что у нее нет пистолета, дал понять, что она здесь одна, и что на его защиту ей рассчитывать нечего. А когда он услышал о смертях в Мичигане, то похоже хваленая индейская невозмутимость покинула его, хотя Эшли и половины не рассказала ему о них. Разумеется, она проверит его показания, и поморщилась, вспомнив свой разговор с ним.
  
   Вообще, она не любила тех, кто строил из себя суперменов, может потому и не могла сойтись с Роном, куда ближе и понятнее ей был Стенли с его мягкими манерами, вечными сомнениями и неуверенностью. Эшли всегда считала, что суперменами следует считать не тех, кто самоуверен как киношный герой наделенный сверхъестественной силой, а потому на все взирающие снисходительно и свысока, а обычных парней, делающие сверх того, чем требует их долг и обязанности. Стенли именно такой. Она тепло улыбнулась, подумав, что вот сейчас он сидит в своем кабинете, и работает над очередной книгой.
  
   Эшли притормозила у сувенирной лавки, возле которой высился топорно вырезанный из дерева индеец. Она вошла в небольшое помещение заваленное безделицами столь ценимыми туристами. Вдоль стены стояли прислоненные к ней картины, выстроенные в ряд кувшины расписанные декоративным орнаментом, бутыли из тыквы, статуэтки индейских воинов и тотемных животных, плетеные корзины. Выше висели расшитые пояса, дагеротипы начала века, головные уборы, связки амулетов и украшений, оружие: томагавки, стрелы, луки. Стеклянными глазами смотрели на входящих волчья и медвежья головы с оскаленными пастями, демонстрируя внушительные клыки. В углу стояли штандарты.
  
   Эшли подошла к прилавку, где за кассовым аппаратом примостился хозяин лавки, довольно колоритный пожилой индеец, читающий газету. Его тщательно расчесанные седеющие волосы, были заплетены в две косы. Лоб обхватывал вышитый бисером ремешок, узор на нем повторялся на браслете, красовавшийся на широком запястье. На темной хлопчатобумажной рубахе лежало ожерелье из бусин крашенного дерева, звериных клыков и птичьих перьев. В ухо продета снизка бисера со спускающимся на плечо пером. Со всем этим никак не вязались очки в модной оправе, однако мужчина не выглядел ни смешными, ни нелепым.
  
   На звук колокольчика он поднял голову, отложил газету и снял очки.
   -- Мисс, желает, что-нибудь приобрести? - спросил он, поднимаясь навстречу покупательнице.
   -- Д-да, я бы хотела что-нибудь купить, - неуверенно произнесла Эшли, оглядываясь.
   Вопрошающе смотревший на нее индеец, выглядел очень величественно.
   -- Вы можете выбрать здесь все, что пожелаете, - и он с королевским достоинством обвел рукой стены тесной лавки, словно свои обширные владения.
   -- Как вас зовут? - спросила Эшли.
   -- Кредитная карта, - ответил индеец невозмутимо.
  
   Эшли засмеялась.
   -- А если серьезно?
   -- Сломанная стрела, - ответил он. - И я могу сфотографироваться с вами в одеянии вождя, если пожелаете.
   -- Благодарю, но в другой раз. Можно мне взглянуть на вот эту фотографию?
   Хозяин лавки снял со стены дагеротип и молча протянул ей. Эшли бережно взяла в руки карточку из плотной толстой бумаги и провела пальцем по его глянцевой поверхности. Просто невероятно! Как такое могло быть?
  
   Со снимка конца девятнадцатого века, плотного и надежного, на нее внимательно смотрел волк. В его взгляде была чуткая настороженность дикого зверя, а тело напряжено. Словно он готов был сорваться тот же час, едва фотограф снимавший его, шевельнется. И все же внимательно смотря прямо в объектив, волк кажется не испытывал страха, а просто был начеку. Между ним и невидимым фотографом явно установилась некая пусть зыбкая, но связь, молчаливая договоренность на уровне инстинкта. Лес позади был словно размыт дожем, но четкий взгляд волка притягивал. В нем угадывалось некое знание и человек смотревший на него через объектив...
  
   -- ... не мог быть белым, - тихо проговорила Эшли, - чтобы так понимать дикого зверя, чтобы он так открылся ему...
   -- Этот снимок делал Хромой Лось в 30-е годы. Он ушел вслед за лесами на север, в Канаду к озерам, - отозвался Сломанная Стрела. - Он говорил их языком и они понимали его.
   Подобное утверждение, против воли, вызвало у Эшли вежливую улыбку и Сломанная Стрела тут же оборвал себя на полуслове. Он слишком часто общался с белыми из больших городов, чтобы не понимать что означает такая вот улыбка, а ведь на какой-то миг ему показалось, что эта белая, понимает...
   -- Я покупаю снимок, - коротко сказала она.
   -- Хороший выбор, мисс, - одобрил Сломанная Стрела, заворачивая карточку в бумагу. - Волк - это учитель. Он всегда возвращается в стаю, сколько бы ни отсутствовал, чтобы сообщить о новых наблюдениях и открытиях, - Сломанная Стрела бросил на покупательницу короткий взгляд.
   Она внимательно слушала.
  
  
   -- Волк живет в узком семейном союзе, но не отказывается от своей самостоятельности. Он сам выбирает себе партнера, которому верен всю жизнь. Когда волк воет на луну, то в это время соединяется с ее силой. Волк может дать вам знание, чтобы лучше понять жизнь, найти в ней собственный путь. С помощью его энергии вы можете установить контакт со своим внутренним миром.
   -- Еще чуть-чуть, и я поверю, что этот снимок сам выбрал меня... Спасибо, сдачи не надо.
   -- Именно так, как вы сказали. Никто прежде не обращал на него внимание. Вы очень щедры, мисс.
   -- Вы не поможете мне, Сломанная Стрела?
   -- Да, мисс.
   Эшли достала из портфеля, куда только что уложила свою покупку, фотографию Боба Мокэя.
   -- Этот человек, возможно, заходил к вам месяц назад. Может вспомните?
  
   Сломанная Стрела водрузил на нос очки и взяв фотографию, вытянул ее перед собой. Его лицо не выразило никаких эмоций: ни усилия вспомнить, ни любопытства, ни узнавания. Вообще ничего.
   -- Вы говорили с шерифом? - вдруг спросил он.
   -- Да. Шериф утверждает, что именно он убил Озерного Бобра.
   Сломанная Стрела опустил снимок, снял очки и постучав ими по фотографии, заявил:
   -- Этот белый появлялся у меня полтора месяца назад. Он долго здесь все смотрел, потом спросил есть ли у меня, что-нибудь настоящее.
   -- Настоящее?
   -- Да, - с достоинством кивнул Сломанная Стрела. - Он хотел, чтобы я продал ему старинную вещь, такую которая принадлежала бы шаману и обладала некой силой. Но у меня нет таких вещей. Тогда он спросил где найти Слушающего Воду. А этот парень, как раз здесь крутился. Он обычно стоит у магазинов и выпрашивает на выпивку. Никчемный человек. И когда белый вышел от меня, он увязался за ним. Я видел, как он что-то говорил ему. Поначалу белый слушал без интереса, а потом вдруг загорелся и пошел за Слушающим Воду. Озерному Бобру не повезло с внуком.
   -- Я знаю, что после смерти Озерного Бобра, Слушающий Воду попал в больницу.
   -- Так и есть. Парень потерял себя в виски. У него началась белая горячка.
   -- Как мне проехать к больнице, Сломанная Стрела?
   Индеец объяснил и Эшли, поблагодарив его, поехала в указанном направлении.
  
   Больница старое здание с небольшой новой пристройкой, встретило ее суматохой. Здесь ощущалась явная нехватка больничного персонала. Она подошла к медсестре за стойкой и, показав свой значок, попросила связать ее с главврачом. Медсестра принялась обзванивать этажи, пока не нашла его, после чего передала трубку Эшли. Представившись, она попросила его о встрече и он любезно пригласил ее в свой кабинет.
   -- У меня есть для вас всего лишь пятнадцать минут от силы, - заявил он. - Что вы хотите узнать?
   -- Я бы хотела поговорить с вашим пациентом Слушающим Воду.
   Доктор Уэлбик бросил на нее непонятный взгляд и Эшли кольнуло нехорошее предчувствие.
   -- К сожалению это невозможно, - сказал он.
   -- Невозможно? - она начала подозревать, что здесь не обошлось без вмешательства шерифа.
   -- Он умер.
   -- Умер? От чего? От белой горячки?
   -- Вот именно. Слушающий Воду покончил жизнь самоубийством. Он повесился.
   -- Когда это случилось? - у Эшли вдруг пересохло во рту, она с трудом проговаривала слова.
   -- Три дня назад, в четыре утра.
   -- У вас есть его фотография?
   -- Конечно.
  
   Доктор Уэлбик включил компьютер и открыл архивную программу.
   -- Прошу вас.
   Эшли встала, обошла стол и взглянула на фотографию на мониторе. Потом, деревянно прошла обратно к стулу и села.
   -- Детектив? - Уэлбик встревожился заметив ее бледность и запекшиеся губы.
   Она хватала ртом воздух, дышала тяжело, признак приближающегося обморока.
   -- Вам дурно? Погодите, у меня есть нашатырь...
   -- Нет... не нужно... Все в порядке.
   Это был удавленник из ее сна. Она отлично помнила тот день, когда проснулась в четыре утра от своего кошмара.
   -- Он оставил какую-нибудь записку?
   -- Он накорябал на стене ложкой одно лишь слово, совершенно лишенное смысла: "у кте" - "Он идет". Полагаю, причиной самоубийства стал его горячечный бред.
   -- Шериф был в курсе произошедшего?
   -- Конечно. Мы в первую очередь сообщили ему. Племенной совет и город взяли на себя организацию его похорон.
   Сукин сын! Эшли была вне себя и это подействовало на нее лучше всякого нашатыря. Главврач с тревогой наблюдал за ней, пока не убедился, что его посетительница полностью пришла в себя.
  
   Эшли вышла из здания больницы и двигаясь механически словно заводная кукла, дошла до своей машины. Там, положив руки на руль, она какое-то время сидела неподвижно, смотря прямо перед собой. Значит, Слушающий Воду повесился в тот предрассветный час, когда привиделся ей в пустом доме Фрискина. На следующий день в том же месте, до нее дошли его предсмертные слова: "Он идет". От испуга и нереальности происходящего, она не смогла увидеть явного: он предупреждал ее об опасности. Видимо тяжесть содеянного настолько тяготило его душу, что он пытался, хоть как-то, исправить содеянное.
  
   Так внесло это хоть какую-то ясность в ее дело или еще больше запутало его? Логика событий ей была понятна, но то, что покончивший самоубийством человек явился е ней, чтобы сообщить об опасности, не укладывалось в ее понимание. В полном разладе сама с собой, Эшли двинулась дальше. Она решила не думать об этом пока не соберет достаточно информации.
  
   Музей, одноэтажное широкое здание, располагался на окраине Уошборна. Возле него было установлено типи с откинутым пологом, что позволяло рассмотреть нехитрую обстановку внутри: две раскрашенных глиняных фигуры мужчины и женщины выполненных в натуральную величину, одетых в одежды степных индейцев конца века. Эшли вошла в прохладу безлюдного, просторного зала и миновала стенды и витрины за которыми красовались предметы обихода сиу.
   За витринами висели домотканые одеяла, пояса расшитые бисером, мокасины, ноговицы, рубахи расшитые иглами дикобраза или окрашенными деревянными бусинами, головные уборы из перьев, трубки, скальпы, черепа бизонов и медведей, колчаны со стрелами и томагавк.
  
   Она направлялась к двери с бронзовой табличкой с фамилией Эрб, пока дорогу не преградил охранник:
   -- Леди?
   -- Я бы хотела увидеть директора Эрба? Он у себя? - спросила она показывая своей удостоверение.
   -- Сейчас гляну, - усмехнулся охранник и спросил: - Как доложить о вас?
   -- Детектив Кларк.
   Охранник коротко оглядел Эшли и открыл дверь.
   -- Шеф, к вам детектив.
   Из кабинета что-то негромко сказали.
   -- Входите... детектив.
  
   Эшли вошла. После необозримого пространства выставочного зала, кабинет показался ей тесным, в нем едва разместились стол, пара стульев и шкаф забитый книгами, журналами, каталогами и альбомами по искусству. Стены украшали самобытные поделки и картина с изображением прерии и резвящимися мустангами.
   У окна, спиной к вошедшей, стояла стройная женщина в длинной расклешенной юбке, в замшевом жакете украшенном бахромой, надетом на белую водолазку, на ногах мягкие сапожки. Она рассматривала на свет лист старой пожелтевшей бумаги, но повернувшись, отложила его в сторону и пошла на встречу гостье.
  
   -- Директор Эрб?
   -- Детектив Кларк?
   -- Признаться, я думала о вас, как о мужчине.
   -- Забавно, как совпали наши представления.
   Молодые женщины сдержанно улыбнулись, приглядываясь друг другу. Эшли заметила каким внимательным взглядом оглядела ее гладко зачесанные волосы, собранные в хвост, строгий серый костюм и синие элегантные лодочки, директор Эрб. Эшли тоже не скрывала своего интереса к ней. Лицо индианки было привлекательным и запоминающимся, выдавая твердый характер. Густые короткие темные волосы, тщательно уложены. Косметики на лице не было, оно и без того было ярким: черные глаза с длинными ресницами, яркие от природы губы и гладкая матовая кожа.
  
   -- Эшли Кларк, полиция Детройта, - представилась она, протягивая руку.
   -- Джози Эрб, - ответила индианка крепким пожатием. - Присаживайтесь. Кофе будете?
   -- Не откажусь.
   Пока Эрб заправляла кофеварку, они не прерывали своего разговора.
   -- Вы приехали сюда...
   -- По поводу убийства Озерного Бобра.
   -- В этом деле я мало чем смогу вам помочь. Скорей всего вам нужно обратится к шерифу.
   -- Первым делом я обратилась к нему.
   -- Так вы виделись с Элком? И как прошла ваша встреча? - Джози обернулась к ней, не скрывая своего любопытства.
   -- Он тут же заявил мне, чтобы я выметалась из Уошборна.
  
   Джози рассмеялась.
   -- О! В этом весь Элк. Вы сказали мне правду, Эшли, и мне это приятно вдвойне.
   -- А разве...
   -- Вопросы об Элке служат мне своеобразным тестом, без передачи ему разумеется. Он об этом не знает.
   -- У меня с ним не те отношения, чтобы я могла ему что-то передавать. Но про тест интересно. Не расскажете?
   -- Среди туристов довольно часто встречаются женщины, любящие приврать о себе. Ну, вы меня понимаете. Особенно так делают хорошенькие женщины или те, кто считает себя таковыми. Иногда я задаю им вопрос об Элке. Вы бы только послушали, какие небылицы мне приходится выслушивать о нем. По их словам выходит, что он чуть ли не Ромео, влюбившийся в них с первого взгляда. Он, конечно может быть вежливым, но не галантным.
   -- Неплохое развлечение а, Джози?
   -- Но главное развлечение бывает впереди, - подмигнула ей индианка, - когда я рассказываю ему некоторые, уж очень пикантные небылицы. Вы бы видели его лицо. Он просто из себя выходит.
  
   -- Так не любит белых?
   -- Настороженность к белым у нас в крови. С этим ничего не поделаешь.
   -- Мне тоже нравится ваша правдивость.
   -- Вы не обиделись?
   -- Это правда, и с этим ничего не поделаешь.
   -- Хорошо, что вы это понимаете. Но мы ведь хотели поговорить не об этом?
   Джози поставила перед ней чашечку с крепким кофе, а Эшли раскрыла свой портфель-папку и достала оттуда несколько фотографий.
   -- Я приехала к вам как к эксперту. Вам знакомы эти предметы?
  
   Сев на свое место за столом, Джози просмотрела фотографии. Пока она изучала их, Эшли изучала саму Джози. Лицо индианки при виде снимка щита словно замкнулось. Тонкие брови чуть сдвинулись. Она отложила в сторону снимки с курительной трубкой и поясом и указала на снимок щита.
   -- Это щит Волка и он украден. Вам придется его вернуть.
   -- Конечно, как только закончится следствие.
   -- Он принадлежит резервации.
   -- Мертвы все, кто имел дело с этим щитом и мне нужна информация о нем.
   Джози замолчала, сжав руки. На столе остывал нетронутый кофе.
   -- Она уже не имеет никакого значения, - тихо проговорила Джози.
   -- Боюсь, так оно и есть. Вы уже очевидно знаете, что Слушающий Воду повесился.
   Джози схватила пачку "Кэмел", вытащила сигарету и принялась искать на столе среди бумаг зажигалку.
   -- Вы курите? - спросила она Эшли, вдруг спохватившись.
   -- Нет.
   -- Ведете здоровый образ жизни?
   -- Стараюсь.
  
   Наконец Джози отыскала зажигалку под какой-то квитанцией. Прикурив, она заметно успокоилась и выпустив изо рта клуб дыма, подумав, сказала:
   -- Мне самой мало что известно. Знаю только, что он хранился в течении долгого времени несколькими поколениями одной семьи, пока не был украден где-то в тридцатых годах. Темная история. Я услышала ее, когда была девочкой да и то случайно. Щит старались никому не показывать. Однако в те годы он ушел на сторону. То ли его пропил наследник хранящего, то ли его выкрали, не ясно. Шаман погиб. Но щит тогда смогли вернуть. Помню, меня поразило, что на его поиски послали Ищущего, Гонца и Воина. Для меня это звучало как сказка. Гонец сообщил шаману, что щит найден. Рассказывали, что один из тех белых, что украл щит, сам отыскал Ищущего и вернул его, чуть ли не на коленях умоляя взять его обратно. Воин успел сплясать над ним свой танец. Так щит снова очутился в резервации. Вокруг него начали плести разные небылицы. Говорили, что Ищущий - здешний врач, нашел Воина в соседней резервации. Говорили, что Воин был братом Ищущего, но этого не могло быть, потому что врач был белым, а полицейский из соседней резервации - индеец. Говорили, что если щит дарили, отдавали по доброй воле -- он не причинял зла, но если его забирали обманом или силой -- мстил. Вот все, что мне известно о нем.
  
   -- Необычайная история.
   -- Да, но не нужно относиться к ней легкомысленно.
   -- Уж кто-кто, а я далека от этого, поверьте мне, - и помолчав, Эшли задала следующий вопрос, глядя Джози в лицо: - Когда я верну щит в резервацию, он будет хранится у вас?
   -- Нет, это не экспонат, а охранный амулет, наделенный необычайной силой, - ответила ей прямым взглядом Джози. - Я знаю сильного шамана, который будет присматривать за ним.
   -- Но, может имеет смысл уничтожить его. Непонятным образом гибнут люди соприкасавшиеся с ним.
   Индианка внимательно поглядела на Эшли. Она почувствовала, что белой известно много больше чем положено.
   -- Вы слушали, но не слышали меня. Щит хранили поколения сильнейших шаманов. Неужели они не сделали бы этого, если бы знали как. Видимо его нельзя просто взять и уничтожить.
   -- Но может быть ваш знакомый шаман знает, как это сделать?
   -- Какое вам дело до того, что будет со щитом дальше. Просто верните его резервации и доложите своему начальству, что дело закрыто. Больше он вас не побеспокоит.
   -- Я не могу этого сделать. Где гарантия, что все не повториться снова?
   -- Это уже не ваша забота. Или у вас есть другое предложение? О, да! Вы просто напишите протокол и засунете его в щит. Для вас белых все слишком просто.
  
   -- Я не говорю, что просто. Я хочу понять, что происходит. Что за чертовщина с этим щитом? И еще мне кажется, что вы знаете больше, но молчите.
   -- Я не болтаю о том, чего не знаю, - отрезала индианка. - Белые никогда ни во что не верили, даже в своего распятого Христа. Откуда я знаю, может вы хотите что-то поиметь с этого дела. Белые никогда не стараются за просто так, вы же очень упорны.
   -- Что я буду иметь? - раздельно повторила ее вопрос Эшли, не веря в то, что услышала его от Джози. Почему-то эти слова задели ее. - Я стараюсь так от того, мисс Эрб, что попала в трудное положение. То что вы мне сейчас рассказали и то что я услышала от шерифа, я не смогу повторить своему боссу. У меня нет даже подозреваемого, одни лишь необъяснимые смерти. Как вы думаете, что обо мне подумает мое начальство, если прочтет в моем отчете, что трое людей погибли из-за того, что не понравились духу шаманского щита. Кроме этого у меня ничего больше нет.
  
   Эшли умолкла. Она старалась быть не только правдивой, но и убедительной.
   Солнце шло на закат и кабинет погружался в сумерки. Последние его отблески, гасли где-то в углу, за шкафом. День трепетно умирал и мир погружался в небытие ночи. Женщины в полном молчании сидели друг против друга. Эшли немного успокоилась. Тем временем, в кабинете совсем стемнело и стало как-то неуютно. Джози докурила сигарету и затушила ее, с силой вдавив в пепельницу.
   -- Я провожу вас, - произнесла она, поднимаясь из-за стола.
   Эшли поднялась вслед за ней. Она чувствовала себя страшно уставшей. Они прошли темный зал, освещенный лишь слабой подсветкой витрин. Прощаясь у дверей, Джози протянула Эшли руку и когда та пожала ее сказала:
   -- Я позвоню вам, если что-то вспомню. Вот моя визитка. Если опять понадобиться консультация, звоните мне.
  
   Поблагодарив ее, Эшли направилась к скауту, на ходу пряча визитку в портфель, которая вряд ли ей понадобиться: Эрб никак не помогла ей и наверняка не будет помогать и дальше.
  
   Штрафная квитанция за неправильную парковку, прижатая дворником к стеклу, вызвала недоумение, а потом невеселый смех. С чувством юмора у шерифа видимо было все в порядке. За антропологическим музеем простиралась прерия и Эшли в упор не видела знака, запрещающего парковаться. Здесь можно было парковаться где вздумается!
  
   Вынув квитанцию и кинув ее в бардачок, Эшли поехала в гостиницу. У освещенных магазинчиков и баров стало оживленнее, и она высматривала ресторан или кафе, где бы не толпилась пьяная публика.
  
   Ресторанчик "Матушки Клер" оказался именно таким, во всяком случае, возле него Эшли не заметила ни одной подозрительной личности. Обстановка ей тоже понравилась -- она была по-домашнему уютна. Почти все столики были заняты, но ей удалось отыскать один свободный, видимо из-за своего расположения в самом углу, прижатый к стене, он оказался невостребованным. Заняв его, Эшли огляделась и совсем успокоилась, заметив несколько ужинающих семейств.
  
   Взяв карту меню, она принялась изучать ее и к тому времени когда к ней подошла официантка, толстая старая индианка, уже определилась с выбором. Записав заказ, индианка ушла.
  
   Эшли обдумывала свой разговором с Джози Эрб. Джози понравилась ей своей прямотой и внутренней силой, но слишком уж очевидно было то, что она не была откровенной. Джози знала много больше, чем захотела рассказать, либо не смогла этого сделать. Ее словно что-то удерживало.
  
   Старая индианка, переваливаясь принесла ее заказ, поставила перед ней и, приветливо улыбнувшись, пожелала приятного аппетита. Ужин оказался вкусным, скатерть чистой, трепещущий огонек свечи в красном стакане завораживал и успокаивал мятущиеся мысли, ровный гул голосов отгораживал ее от остального мира, и Эшли совсем расслабилась.
  
   Приветственные выкрики враз разрушили ее отрешенное настроение, заставив сосредоточиться на происходящем. В первую минуту она не поверила увиденному, потом напряглась, приготовившись к предстоящему. К ее столику направлялся грязный индеец. Грязный буквально. Красная бандана, кожаная куртка, вытертые джинсы и даже лицо были перемазаны машинным маслом. В одной руке он нес, перехватив за горлышки, две бутылки пива. Взмахом руки поприветствовав кого-то, подошел к столику Эшли и, придвинув ногой стул, уселся не спрашивая ее разрешения.
  
   Эшли вспомнила, что совсем позабыла предупреждение шерифа, о том что должна немедленно покинуть город, предупреждения больше похожего на угрозу. Поморщившись от тяжелого запаха бензина, который принес с собой шериф, она брезгливо убрала со стола руки, сложив их на колени. Аппетит резко пропал.
  
   -- Добрый вечер, шериф Элк, - тем не менее вежливо поздоровалась она.
   -- Не скажу, что он для меня добрый, - тоном не предвещавшим ничего хорошего, заметил шериф, большим пальцем сняв пробку с бутылки. - До меня дошли слухи, что вы разъезжали по городу и задавали вопросы. А ведь вам ясно было сказано, чтобы вы покинули Уошборн. Здесь не любят излишне любопытных васичи...
   -- Сэр, я делала свою работу.
   -- ...тем более ищеек, - закончил он, проигнорировав ее слова и, поднеся бутылку к губам, почти за раз ополовинил ее.
  
   -- Послушайте... - начала было Эшли, но шериф, опустив бутылку, перебил ее:
   -- Нет, это вы послушайте! Если завтра я увижу вас здесь, то арестую за неподчинение властям, и вашему боссу придется очень постараться, чтобы вызволить вас. Поняли меня?
   Эшли кивнула. Он все равно не даст ей и рта раскрыть, тем более от запаха бензина и пива ее затошнило, закружилась голова. Ей хотелось, чтобы он побыстрее ушел.
  
   -- Да, - согласилась она было и вопреки своему благоразумному решению помалкивать, вдруг добавила: - Но, ведь и вы должны понять, что это дело уже вышло за пределы резервации, и что в ваших же интересах помочь мне распутать его как можно скорее.
   -- Помочь вам? - хмыкнул шериф. - Не смешите меня. Вам не понять того, что здесь происходит, детектив. Вы только все испортите. Уезжайте.
   -- Хорошо, - подумав, сказала Эшли.
   -- О' кей! - поднялся он из-за стола, к ее великому облегчению, прихватив свое пиво. - Тогда еще раз, детектив Кларк, я говорю вам прощайте. И очень надеюсь, что на этот раз, вы последуете моему совету.
  
   От ее столика он отошел к расположившейся неподалеку компании, с нетерпением поджидавшей его. Они в открытую наблюдали за разговором Элка с приезжей дамочкой и встретили его с шумной радостью. Кто-то из сидящих за столиком, что-то со смехом выкрикнул, кивнув в сторону Эшли. Шериф ответил, насмешливо глянув в ее сторону, поднес бутылку к губам и громко рыгнул. Отвратительно! Компания грохнула дружным смехом. На Эшли стали оборачиваться. Видимо к хулиганским выходкам своего шерифа, Уошборн уже привык.
  
   Эшли, сжав под столом руки, заставила себя остаться на месте. Это все, что она могла сделать в том глупом положении, в которое ее поставили. Она даже не могла ответить, потому что не понимала языка сиу. Перед ней предстал образ ее любимого героя, мудрого и странноватого Коломбо. Подняв вверх палец, чуть прищурившись, он сказал: "Неужели ты не видишь, что он прощупывает твою оборону? Он просто хочет вывести тебя из себя, что бы увидеть твое якобы "истинное лицо". Он хочет убедить себя, что он прав. Не давай ему повода быть правым. Ты согласна со мной?". Эшли успокоилась, невольно улыбнулась, взглянув на шерифа и встретив его цепкий, темный взгляд, выдержала его.
  
   Помощь пришла с неожиданной стороны. К развеселившейся компании подлетела старая грузная официантка и раскричалась на мужчин, уперев пухлые кулаки в необъятные бока.
  
   Присмиревшие мужчины только посматривали на разошедшуюся женщину, не смея ей перечить. Больше всех досталось Элку. Она буквально выталкивала его из ресторана, пихая в грудь. Элк приподняв руки с зажатой в одной из них недопитой бутылкой пива, чтобы не облить расшумевшуюся старуху, покорно пятился к выходу. Публика, посмеиваясь, наблюдала за происходящим с добродушным интересом, а Элк даже подмигнул кому-то из сидящих.
  
   Индианка успокоилась лишь после того, как выпихнула шерифа за порог своего заведения. Под ревнивыми взглядами, лишившейся Элка компании, она переваливаясь подошла к столику Эшли.
  
   -- Каким негодником был, таким и остался, - ворчала она, перейдя на английский. - Придумал чего! Приходить в мой ресторан грязным, чумазым, пропахшим бензином... Я не посмотрю, что он шериф! И уж тем более никому не позволю с моими гостями обращаться по хамски, - все не могла успокоиться она. - Вы закажете что-нибудь еще? Советую вам пересесть вон за тот столик, а то тут до сих пор воняет.
   -- Можно мне еще оладий с кленовым сиропом, - от предвкушения у Эшли загорелись глаза, а это для матушки Клер являлось высшей похвалой ее кулинарного мастерства.
  
   Номер "Уошборна", до которого Эшли в конце концов добралась, тоже порадовал ее. Во всяком случае постель была застелена свежим накрахмаленным бельем, а в ванной имелся душ. Просушивая волосы после душа и мечтая забраться в постель, Эшли услышала как ее сотовый снова запел низким хрипловатым голосом Луи Армстронга.
  
   -- Ты где? - мрачно поинтересовался Бишоп, когда она, выудив телефон из портфеля, отозвалась.
   -- В гостинице...
   -- Я перезвоню, - сказал он и отключился.
   Через минуту пронзительно зазвонил телефон в номере. Эшли быстро подняла трубку. Звонок Бишопа встревожил ее, она предчувствовала недоброе и ничего хорошего не ждала от предстоящего разговора.
  
   -- Ну и как твои дела? - спросил он, но Эшли чувствовала, что его это совсем не интересовало, тем не менее коротко доложила:
   -- Убит владелец щита и убил его Боб.
   -- Понятно, - устало изрек Бишоп, едва дослушав. - Думаю тебе больше незачем задерживаться в этом сраном Уошборне. Давай обратно. Здесь черте что творится!
   Зная по опыту, что Бишопу лучше не перечить, Эшли все же рискнула выторговать еще немного времени.
  
   -- Но я нашла эксперта по...
   -- Кларк, - перебил он ее, - Рон убит.
   -- Что? - переспросила Эшли.
   -- И убит в твоей квартире, - безжалостно добавил Бишоп.
   -- Что?
   Эшли пыталась осмыслить услышанное, понять, как такое может быть... Рон?
  
   -- Ты меня слышишь? - продолжал капитан.
   -- Да, - прошептала Эшли и с трудом проговорила: - Вы сейчас сказали, что Рон... в моей квартире? Но... как?
   -- Поищи-ка в карманах ключи от своих дверей, - посоветовал Бишоп.
  
   Выпустив трубку, Эшли вывернула карманы жакета, а после вытряхнула все из портфеля, уже зная, что не найдет их там и догадываясь, как погиб ее друг. Но еще была надежда, что она все же ошибается.
  
   Она вспомнила, что когда закрыла квартиру, то держала ключи в руках, намереваясь положить их в портфель, но... сунула их в карман жакета, чтобы потом в машине переложить в портфель. Она слишком спешила сбежать из дома, так что благополучно забыла о них, а Рон, идиот несчастный, попросту стащил их. Что ему понадобилось в ее квартире? Этот вопрос она задала Бишопу, снова подняв трубку.
  
   -- Знаешь Фреда, его закадычного друга? Так вот, он говорит, что в день твоего отъезда Рон психовал. Он почему-то был уверен, что тебя достает какой-то парень и решил поговорить с ним, чтобы тот оставил тебя в покое.
   -- С кем?
   -- Ну с тем парнем, со Стенли Гарди. Рон звонил ему перед тем как был убит. Когда мы его нашли, он лежал перед столиком все в той же педерастической позе, и это Рон... - и Бишоп, не сдержавшись, грязно выругался. Он был на пределе.
  
   Эшли судорожно выдернула из пачки очередную бумажную салфетку, приложив ее к мокрому от слез лицу. Она старалась, чтобы Бишоп не услышал ее всхлипований.
   -- Но, знаешь, его смерть отличается от смертей Боба, Стоуна и Фрискина тем, что кроме того, что он лежал задницей вверх, головой на полу, раскинув руки в стороны, у него еще было вырвано сердце.
   -- О Боже...
   -- После такого, сама понимаешь, ребята как следует взялись за этого Гарди. Но он твердит, что вас связывали лишь деловые отношения, ничего личного, и что вы, якобы, встречались лишь ради консультации о сиу.
   -- Он так сказал? - прошептала Эшли, все еще оглушенная смертью Рона.
   -- Это правда, Кларк?
  
   -- Да, - проговорила она, совершенно опустошенная.
   -- Ты в порядке?
   -- Да...
   -- Отлично! Тогда завтра же с утра отправляйся обратно в Детройт. Сдашь это дело мне и Фреди. Я лично займусь им. Все, Кларк! - и дал отбой.
  
   Вслед за Бишопом, Эшли положила трубку на рычаг и добралась до дивана. Рон... дело, которое она так и не доведет до конца... вырванное сердце... Все эти мысли чуть шевелились, придавленные чудовищным осознанием смерти друга. И чем дольше она раздумывала, тем больше понимала свою вину перед ним. Это она виновата в его смерти! Почему она не могла быть откровенна с ним? Почему не щадила его чувств, хотя отлично видела, что она далеко ему не безразлична, но продолжала держать его на расстоянии? Почему не принимала помощи от него, видя, что он больше всего хочет помочь ей, что он тревожился за нее? А теперь ему вырвали сердце... Чудовищная смерть... Мир вокруг нее изменился, потому что в нем уже не было Рона. Все теперь будет другим без него.
  
   Поняв, что больше не выдержит быть один на один со своей виной и мыслью о смерти Рона, Эшли нашла на столе визитку Эрб, валявшейся среди других вещей, вытряхнутых из портфеля, под своим удостоверением с полицейским значком.
  
   Видимо Джози еще не ложилась спать, потому что тут же отозвалась энергичным низким голосом.
   -- Джози, - тихо и надломленно проговорила Эшли в трубку, боясь разрыдаться.
   -- Эшли? - индианка встревожилась. - Что с тобой? Что случилось? Подожди, я сейчас приеду.
  
   Она примчалась минут через пятнадцать. Едва увидев подавленную Эшли, Джози сразу же направилась к бару, ступая по, валявшимся на полу, скомканным салфеткам. Звякнув стеклом, она выудила непочатую бутылку скотча и отвинтив пробку, плеснула в стакан и не разбавляя, после чего подала Эшли. Та сразу закашлялась, сделав глоток.
   -- Пей залпом, - велела Джози, усаживаясь в кресло напротив.
  
   Она закурила, наблюдая, как Эшли давясь допивает скотч. Она не торопила ее и ждала, когда та заговорит сама. Боль немного отпустила Эшли и, хотя спиртное замутило сознание, она смогла довольно связно рассказать о гибели Рона. Джози слушала ее и курила.
  
   -- Вырвано сердце? - глухо повторила Джози, когда Эшли закончила свой рассказ. - Эта тварь набирает силу и вскоре примется бесчинствовать. Сила щита, судя по всему слабеет раз за разом, когда он вкушает кровь очередной жертвы. Щит уже не удержит его.
   -- Кого Джози? Кого удерживает щит?
   -- Я не знаю. Очевидно, какое-то воплощение зла. Я же говорила тебе, что о нем предпочитают помалкивать. Нужно поторопиться.
   -- Да, поторопиться, - кивнула Эшли, - потому что я не вернусь в Мичиган, пока не найду убийцу Рона... и знаешь почему? Потому что, как только я там появлюсь, меня тут же отстранят от этого дела. Я не могу вернуться, хотя Бишоп уже отозвал меня отсюда.
  
   Джози задумчиво курила.
   -- Скверно, - сказала она про себя. - Очень скверно и еще хуже то, что щит у тебя дома.
   Вдруг, пораженная своей догадкой, она уставилась на Эшли, забыв о сигарете, которую поднесла было ко рту.
   -- Эй, а ты мне все рассказала?
   Эшли покачала головой и допила свое виски.
   -- Сколько времени находился у тебя щит?
   -- Ночь. И я проснулась в той же позе, в какой находились убитые им.
   -- О, черт! Дерьмо! И ты молчала!
  
   -- Ты же сказала, что тебе о нем мало что известно...
   -- Плевать, что я сказала! - закричала на нее Джози. - Пусть мне не известно, зато другим известно, но... слушай, если он подобрался к тебе, почему не тронул?
   -- Почему? - повторила Эшли, которой скотч ударило в голову.
   -- Почему не разделался с тобой, когда ты полностью была в его власти, а твоего друга, сильного мужчину, убил.
   -- Уби-ил... - горько вздохнула Эшли, всхлипнув.
   -- Не реви, а подумай, что все это значит?
   -- Что?
  
   -- А то, что он не смог убить тебя.
   -- Не смог... Почему это не смог?
   -- Может есть в тебе нечто такое, с чем он пока не в силах справиться. Собирайся, поедем к Дженни.
   -- К кому?
   -- Нам нужна помощь. Собирайся, - скомандовала Джози, затушила окурок в пепельнице и, подойдя к дивану, резким рывком подняла Эшли, заставив ее встать на ноги.
  
   Пока та бестолково бродила по номеру, пытаясь собраться, Джози рассказывала:
   -- У меня не было времени заниматься этим... Конечно есть кое-что, но это так ненадежно... В отдаленных поселках живет моя тетка, Дженни Опавший Лист. От нее я частенько слышала о неком старом шамане, живущим за холмами в прерии. Она говорит, что он настолько же сильный шаман, насколько нелюдимый. Он делает так, что никто не может подойти к его дому, всем отводит глаза. Так что мы можем и не попасть к нему, если он не захочет нас видеть. Но загвоздка еще и в том, что когда я была девчонкой, он уже тогда был стариком. Может умер, я не знаю.
  
   -- Когда мы доберемся до него?
   -- Если отправимся сейчас, то завтра к вечеру должны быть на месте. Погоди, ты что же, собираешься ехать в этой узкой юбке и на шпильках?
   -- У меня с собой больше ничего нет.
   -- Не беда, заедем в супермаркет. Подберешь себе что-нибудь, пока я буду закупать продукты для Дженни.
  
   -- Возьмем твой "скаут", - сказала Джози, когда они вышли из гостиницы и тут же воскликнула, вытаскивая прижатую дворником штрафную квитанцию:
   -- Ого! Смотрю, Элк всерьез взялся за тебя. Похоже, скоро начнет фары бить. С него станется. Лучше будет, если за руль сяду я. Ты выпила и не знаешь дороги. И если Элк к нам прицепится, то лучше пусть имеет дело со мной!
   Эшли покорилась и "скаут" на полной скорости промчался через спящий городок.
  
  
  
   Полная версия романа здесь
  
Оценка: 8.20*18  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"