Аннотация: История о том, как можно побороть свои страхи и не стать их заложником.
Дневник психопатки.
Нужно избавиться от всего, что рано или поздно сможет избавиться от нас.
Аноним
Бред. Виктор Гюго
Голова кружится, темнота подступает к глазам, я начинаю задыхаться. Он стоит передо мной - я сразу узнаю его упрямый затылок. Собираю все силы, чтобы не броситься к его ногам. Подхожу и говорю самым обыденным тоном, растянув губы в издевательской усмешке:
- Да, малыш, так ужасно ты еще никогда не выглядел.
Сэт оборачивается и, видя, кто перед ним, мрачнеет.
- Слушай, и так тошно, не капай на мозги хотя бы ты.
И отворачивается. Но мне этого вполне достаточно, чтобы провалиться в холодную черную пропасть. Один его взгляд, звук его голоса заставляет руки безвольно опускаться. Помню. Так было всегда: и когда мы еще были вместе, и сейчас, когда у него уже давно другая. Другая... А ведь он так и не узнал, как я обожала его. Боготворила, восхищалась им, скрывала собачью преданность за ледяной надменностью. Я боялась потерять его. И потеряла. Он светлым вихрем ворвался в мой мир, заставил вытащить всех скелетов из шкафа, разогнал всех чудовищ.
Когда он ушел, они вернулись - злые, беспощадные и отвратительные. Они день и ночь кружат над моей головой, протягивают ко мне свои уродливые лапы. Их черные тела заполоняют все вокруг, ничего не вижу. "Эми, Эми, иди сюда!" - кричат они. Мне страшно, мне так страшно! Но я научилась не кричать. Прикрываю глаза, потом открываю их. Вокруг снуют люди в разноцветных одеждах, рядом стоит Он. Выглядит и правда неважно. Толстовка грязная, карман джинсов порван по шву. Он с кем-то дрался. Он очень вспыльчив.
- Тебе помочь?
- Нет.
- А то пойдем ко мне, я тебе дам что-нибудь переодеться.
Я уцепилась за выступ и пытаюсь удержаться. Вспыльчивый и гордый. Или просто я ему не нужна.
- Не надо, сказал же.
- Ну, как хочешь.
Разжимаю пальцы, падаю. А я так хотела снова прикоснуться к тебе, зализать все твои раны, мой бог. Так хотела... тупая неудачница. Ненавижу себя, ненавижу за все. Не хочу жить.
Засыпаю и вижу сон: я иду по огромной черной поляне, собираю желтые цветы. Вокруг темно. Грязно-серое небо чернеет, поднимается сильный ветер. Что-то в вышине начинает мелькать, но это не молния. Иду, согнувшись, чтобы закрыться от порывистого ветра и пронизывающего ужаса. В руке у меня целая охапка желтых цветов, но я продолжаю собирать их. Новый порыв ветра, и я просыпаюсь. Вся в слезах, в комнате темно, дома никого нет. Только Ричард - глупый плоскомордый перс сопит в конце кровати. Он очень белый и очень толстый, не люблю его.
Встаю и иду на кухню. Очень хочется пить. Я не включаю свет, хотя боюсь чудовищ. Когда наливаю в стакан воду, замечаю, что руки дрожат. Холодная шипучая влага стекает вниз по пищеводу, покалывает нёбо и язык. Мы с Сэтом пили шампанское на Рождество, оно так же шипело. Я не люблю шампанское, просто тогда Он был рядом.
Последний в этом году экзамен - английский. Следующий класс - выпускной. Молодец, Эми, какая ты стала большая девочка. Можешь теперь заставить их отвечать за все, что они тебе сделали. Мстить за то, о чем все давно забыли. Теперь они боятся тебя. Ты издеваешься над ними. Над всеми, кроме Него, хотя они с братом тоже кидали тебе пауков в сумку и убирали стул, когда ты садилась. Только потому, что ты была новенькой, а потом у тебя умерла мама. Ее убили, а ты осталась жить. Среди них.
Пол уходит из-под ног, нет больше клетчатого линолеума, только черная бездна, со дна которой вылетают они, такие черные и страшные. Он идет с ней. Растягиваю губы в улыбке.
- Привет. Надеюсь, ты не выбросил свой помоечный костюм, он был тебе очень к лицу.
Проходит мимо. Ничего не говорю ей, потому что она уже ушла здороваться с остальными. Мы редко пересекаемся. Не могу с ней разговаривать, а она со мной не хочет. И потом она в этой школе совсем недавно. В отличие от Стэйси. Милая барби Стэйси. Когда Он бросил меня, ей стало легче жить. Я оказалась такой же, как она - временной. Как раз беседовала с ней о ее новой прическе, когда пришли они. Посмотрели друг на друга презрительно.
Отхожу в сторону в ожидании новых жертв. Вот из-за угла выворачивает Бобби с...ним? Нет, не с ним, с другим. У него нет черных волос. Они были когда-то, пока он не осквернил их флакончиком белой краски, и продолжает осквернять каждый день Вэллой Super-styling - "то, что нужно для крутого стайлинга." Мочки ушей - таких же, или уже переставших быть такими же, как у брата, - оттянуты серьгами, по четыре на ухо. Что-то в нем сегодня не так.
Замечает меня, резко сворачивает в мою сторону.
- Здорово! Ты чего стоишь одна?
- А когда я стояла вместе со всеми?
Пожимает плечами. Пожирает меня глазами. Понимаю, что в нем сегодня не так. В честь экзамена он вытащил кольцо из губы, но зато вставил шуруп в левую бровь. Мне почему-то кажется, что металл разъедает его изнутри.
Переминается с ноги на ногу, по ушам ударяет звон его побрякушек. Он хочет меня, я чувствую. Хочет так, что не может дышать. Но мне он не нужен. Мне не нужен еще один Картер, я все еще не могу оправиться от Того. Улыбаюсь.
Стою на пороге спортзала. Делаю глубокий вдох и ныряю в сверкающее вместилище людской массы. Все эти люди пугают меня, в темноте я не узнаю их лиц. Или их просто нет? На далекой сцене играет группа, вышедшая из "От заката до рассвета". Неужели все вокруг вампиры? Нет, это... упыри? У них нет глаз. Боже, Боже...Один из них подходит ко мне.
- Привет, пупсик,- слышу его хрип, пока его рука заграбастывает мою попку. Зажмуриваюсь. Открываю глаза и вижу, что это всего лишь Гленн Уолтерз. Иду дальше, вижу в правом углу Спайка Эванса. Значит, где-то рядом с ним Бобби, Оун Тэйлор, Эврил Хаммер и оба Картеры. Перехватывает дыхание. Держась за грудь, останавливаюсь. В глазах темно, пальцы заледенели. Ненавижу себя. Неужели у меня не хватит сил подойти к ним? Мимо гордо шествует Стэйси с выпускником прошлого года Кевином Скоттом. Делаю вид, что не заметила их. Она облегченно вздыхает.
- А, Кев, так вот кто твоя новая подстилка! - насмешливый голос Эврил Хаммер перекрикивает громоподобную музыку. Странно, ее боится не только Стэйси, но и мои только что появившиеся монстры. Они исчезают. Улыбаюсь и иду к извечной компании.
- Что, ребят? Какие планы? Оун, вижу, ты по-прежнему борешься с угрями. И по-прежнему безрезультатно.
Хочу упасть на исхоженный разноцветной обувью пол, обнять Его сильные ноги в черных брюках, спрятать лицо в коленях. Мой любимый, мой обожаемый cheri. Сердце стучит в горле. Не смотрю на него, но знаю: он прямо напротив. Мой сладкий принц, взгляни на меня... Я люблю тебя навечно, я ничто без тебя. Умру сама и убью любого, кто сделает тебе плохо.
Он... смотрит на меня? Нет, это его брат. Заглядывает мне в глаза, желает здоровья. Бобби громко фыркает. Декламирует:
- Пылкого Ромео зовут Николас, проводить он желает ведьму Эми в палас.
- Заткнись, Робертино! - Ник раздраженно отмахивается. Дружное гы-гы-гы отдается в висках. Мельком смотрю на Него. Он тоже смеется. От Спайка узнаю, что они дождутся Лилу Макдональд, Сида Мэтьюза и Карен Бетси и пойдут катать шары.
- Можешь пойти с нами, - пожимает плечами.
Выбираемся, наконец, из вертепа. Обнаруживаю себя идущей рядом с Ником. Бобби потащил за собой Джил Содески, Оун помирился с Надин. Мы с Ником оба одни. Одни. А он, наверное, думает, что мы вдвоем. Разговариваю с ним. Вижу, как он хочет обнять меня. Обнять, как Спайк обнимает Лилу и... о, Боже, как она обнимает Его. Проваливаюсь в асфальт, как в трясину.
В клубе Ник с разочарованием узнает, что я не собираюсь менять свои шпильки на цветные шнурованные ботинки. Поэтому буду играть в бильярд. Наверное, он хотел посмотреть, как я наклоняюсь в короткой клешеной юбочке. Он наверняка уже заметил мои черные кружевные шортики, они видны и при ходьбе. Но мне нечего стыдиться.
Колеблется. Остается со мной. За соседним столом трое красавцев возраста Уилла Смита курят сигары. Ник почти не умеет играть. Я учу его, хотя он хочет, чтобы было наоборот. Видит мою круглую попку, выглядывающую из-под юбки, не может сосредоточиться. Игроки за соседним столом тоже. Усмехаюсь. Я обыграла бы их в два счета. Подходит Сид, за ним Джил. Играем вчетвером. Мечтаю о "Маргарите".
Прохладный ветерок обдувает затуманенные мысли. "Маргарита" гуляет в моей голове, веселый болтливый Ник "провожает меня домой". Смотрит на меня осоловевшими глазами. Удивляюсь, как его развезло от одной бутылки пива. Мне странно легко. Беру его большую руку и кладу себе на талию. Придвигается ближе.
Стоим у дверей, глядим друг на друга. Думаю, каким милым он был сегодня, и как было хорошо. В груди как-то знакомо сжимается. Так бывает, когда человек очень нравится. Боюсь испортить вечер. Первая целую его.
Нудная речь с жужжанием впивается в затылок. Стараюсь не поднимать головы, потому что впереди сидит мой принц. Конечно, он тоже не слушает.
Мне что-то больно давит между лопатками, прижимает легкие друг к другу. Это второй Картер смотрит на меня, и я знаю, что смотрит, не отрываясь. Не могу понять, приятно мне это или нет. Поворачиваюсь, чтобы что-нибудь ему сказать и вижу Честера Кана. Он уперся лбом в кулак и дремлет. Перед ним Сид Мэтьюз играет под партой с телефоном. Сонное бормотание становится все более навязчивым. Оно раздражает меня. Становится громче и страшнее. Звучит, как рой пчел или ос. Не знаю, чем они отличаются. Полосатые насекомые слетаются со всех сторон прямо на меня. Знаю, что мне сейчас будет очень больно. Они в бешенстве и они ненавидят меня, потому что в руках у меня букет желтых цветов. Облепляют меня. С криком просыпаюсь. Шепотом читаю молитву, надеюсь, что никого не разбудила, но слышу папины шаги и стук в дверь.
- Эми, родная, открой! Что случилось?
- Ничего, пап, просто приснился кошмар. Иди спать.
С ужасом слышу, что голос срывается.
- Я же слышу, ты плачешь.
- Нет, все нормально, правда.
- Я высажу дверь, если ты мне не откроешь.
Открываю, бросаюсь ему на шею. Вижу недовольное личико Билли в дверях спальни.
Наливаю вино. Звонит телефон, оно проливается на мои руки. Уже знаю, кто это. И знаю, зачем.
- Привет, Эм...
Голос ввинчивается в мой позвоночник. Он опять сокращает мое и без того короткое имя. Прошу называть меня нормально.
- Слушай, я что звоню...
Мнется. Терпеливо жду. Знаю, что он скажет, знаю, что отвечу. Я спокойна. Я не обращаю внимания на монстров. Я пытаюсь забыть, что сегодня ночью собирала желтые цветы. Пытаюсь отгородиться от визгливых препирательств Билли с домработницей.
- Ну, ты э-э... будешь со мной встречаться?
- Нет.
- Почему?
Он не ожидал такого быстрого ответа. Он не ожидал ТАКОГО ответа. Но я уже говорила ему, когда он только начал за мной бегать.
- Просто не буду и все. Я же тебе говорила, я не хочу.
- Ты же ясно дала мне понять! Ты сама целовала меня!
- Я тебя и раньше целовала, ты забыл? Я вообще, честно говоря, не понимаю, зачем я тебе нужна, мы же переспали уже. Какое тебе теперь может быть дело?
- А если мне есть дело?! - говорит запальчиво. - Откуда ты знаешь, что я думаю?!! Почему ты все за всех решаешь? Самая умная, да? Может быть, ты мне нужна! Но тебя это, конечно, не интересует. Ты же злобная стерва, мать твою! Меня это все достало! Дело твое: не хочешь - можешь идти к черту, только не надо мне больше глазки строить!
Неприятно гудит в трубке. Неприятно гудит в голове. Неприятно дрожат руки. Что ж, с этим покончено. Дура. Идиотка, психопатка ненормальная.
- Эми, тебе не кажется, что ты слишком молода для спиртного
В мансарде у Вага. Сегодня у него светлое настроение. Шторы открыты, в окнах пылает свет. Ваг, заправив волосы за ухо, набивает трубочку. Опускается на пол рядом со мной.
- И что, монстры тебя снова посещают?
Киваю головой.
- Я чувствую смерть. Она рядом, чувствую ее хриплое дыхание. Но она слишком далеко, не могу до нее добраться. Она дразнит меня. С тобой они тоже играют?
- Они смеются, зовут меня к себе. Но я не пытаюсь добраться, Господь мне не позволяет.
Протягивает мне трубку. Отказываюсь. Не помню, говорила ли, что случилось со мной за последние дни. Хотя он поймет сам, если расскажу, что видела во сне. Но я не буду. Просто не хочется сегодня.
- Ты сегодня светлый. Почему ведешь такие разговоры?
- Чувствую тебя.
Встает. Покачивается. Поправляет рубаху. Подходит к мольберту, сдирает с него черный шелк. Вижу на холсте какие-то туннели.
- Не обращай внимания, это я в торче намалевал.
Снимает туннели. Спрашиваю название.
- Это кишки, замоченные в чернилах, во время непосредственного принятия пищи.
Едва заметно морщусь. Ничего другого от него я ожидать не могла. Ваг - сумасшедший. Если бы я была его Галой, я называла бы его малыш Ваг.
- Хочу сделать тебе приятное.
Уходит. Возвращается через 5 минут с начатой бутылкой мартини и двумя бокалами. Наливает, протягивает мне.
- Сухое. А так как дать я тебе ничего не могу, я тебя нарисую.
Он не спрашивает моего согласия. Он знает, что я соглашусь.
- Раздевайся, я пока все приготовлю.
Выпиваю полбокала, раздеваюсь. Ваг задрапировывает окна. В мансарде наступает ночь.
Рисунок он подписывает "Моей Эми, моей сестре, моей девочке. Вагнер".
Крепко обнимаю его на прощание.
Принимаю бесповоротное решение. Он нужен мне. Нужна его желтозубая улыбка, белые вихры и курносый нос. Не сомневаюсь, что буду жалеть. Пусть. Зато я хоть немного буду счастлива. И кто знает, может быть... Они ведь так похожи. Может, он иногда будет вести себя так же... Может, я смогу представить младшего на месте старшего, у меня хорошее воображение. Может, я заткнусь и соберу вещи. Подожди, я иду, бегу, лечу к тебе.
Гилберт открывает передо мной дверь машины.
- Я все сделаю для тебя, моя принцесса, - вспоминаю папины слова. Усмехаюсь. Сажусь. Знаю, что сейчас он с кучкой друзей в загородном домике в 120 километрах отсюда. Не хочу думать, чем они там всю ночь занимались. Не хочу думать, что он уже передумал. Придаю себе приемлемый вид. Звоню в дверь. Объясняю заспанному растрепанному парню в трусах, что учусь вместе с Ником, что мы друзья и что хочу кое-что ему передать.
- А он еще дрыхнет, вроде. Ну, ты подожди.
Прошу показать, где именно он спит, умоляю про себя высшие силы, чтобы с ним рядом не спала какая-нибудь киска. Никого нет, и я не могу этому поверить. Она, наверное, уже встала.
Сажусь на край кровати. Не могу оторвать от него глаз. Лежит, разметав руки и запрокинув голову. Прячу лицо на его животе, целую через одеяло и слой кожи его внутреннего, глажу по бедру. Беру его руку в свою, кладу голову ему на ноги. Сижу долго. Слышу, как внизу хлопнула дверь. Шевелится и со стоном разлепляет веки. Удивленно отодвигается.
- С добрым утром.
- Ты что тут делаешь?
- Соскучилась.
Привстает и протирает глаза.
- Мы, по-моему, все решили.
- А если я скажу, что давно и безнадежно влюблена в тебя?
Смотрит подозрительно.
- Гонишь, когда это ты успела?
- Давно, с тех пор, как в бильярд тебя учила играть.
- Ну и дура.
- Я знаю.
Вспоминаю слова из фильма серии " об озабоченных для озабоченных", что на любимую девушку парень смотрит, как на подарок на день рождения. Именно так смотрит на меня старший Картер. Сэт никогда так на меня не смотрел. Как я не замечала.
Через пять минут высовывается из окна и кричит:
- Пацаны, вы видели? Моя девушка приехала!
В тот день я первый раз поцеловала его по-настоящему.
Обещал, что покажет мне кое-что. Жду его на пирсе, смотрю на воду. Где-то вдалеке визжат серферы. Он подходит сзади, его теплые ладони смыкаются на моих руках, он целует меня в шею и шепчет:
- Привет...
Поворачиваюсь, целую его, обнаруживаю в его руках букет из желтых и красных гербер. Слышу хриплый вой чудовищ, они снова кричат мое имя. ЕМУ нравятся герберы, особенно красные. Желтых цветов я боюсь, но все же улыбаюсь.
- Это тебе, маленькая, совсем забыл.
Снова целую его, питаюсь вкусом его слюны: мятным, с привкусом табака. Замечаю за его плечами рюкзак.
- Мы идем в поход?
Мотает головой.
- Не-а, увидишь.
Мы идем по правой стороне пляжа, и я молюсь, что ошибаюсь в своих догадках. Через 10 минут ходьбы он сворачивает направо, и ноги у меня слабеют, потому что я была права. В глазах темнеет, голова начинает кружиться. Хочу кинуться со скалы, с крыши, утонуть, повеситься, порезать вены. Мы пришли к маленькой заброшенной хижине, которая служит пристанищем для любовных парочек и вечеринок с травкой. Никто уже и не вспомнит, кто первый ее нашел, и не все знают, что она существует, но те, кто знает, содержат ее в чистоте, на полу даже валяются несколько одеял, которые кто-то забыл. Прямо в центре единственной комнаты пол разобран, и в дыре устроен очаг. Это место мне очень дорого. Чувствую их лапы. Закрываю глаза, чтобы успокоиться. Открываю, вижу счастливое лицо Ника. Это сюрприз для меня. Он не думал, что я могу состоять в любовной парочке или курить траву, передавая косяк по кругу. Чтобы не расстраивать моего милого, я не говорю, что была здесь с его братом, что мы спали под этими одеялами и разводили огонь в этом очаге. Что курили вдвоем. Пытаюсь изобразить, что удивлена, и он верит мне. Ведь ему и в голову не может прийти...
Сидит ко мне спиной и ворошит какой-то железкой дрова в костре. Слева от его попы, на которой такая же точно крошечная родинка, как у Него, лежит несколько картофелин, сырых и в кожуре. Они ждут, когда он засунет их в огонь.
- Все-таки, по-моему, они сгорят.
- Да брось, я видел это в одном фильме, - и все же кидает клубни в огонь. Подползаю и обнимаю его ногами. Вытаскивает из рюкзака какие-то металлические прутья.
- Это спицы, у мамы стащил. Сейчас будет жареное мясо.
Нанизывает на спицы мясо, которое, оказывается, тоже притащил с собой.
- Это называется шашлык, - шепчу, куснув его за ухо. Сережки звякают о мои резцы.
- Нет, шашлык жарит на углях, а перед этим замачивают в какой-то фигне. Я его просто посолил.
Корягой вытаскивает картошку из очага. Она выглядит, как мои кошмары: черная, слегка припорошенная порохом.
- Ты приготовил уголь. Для тех, у кого проблемы с желудком.
- Не, это нормальная печеная картошка. Подожди, сейчас остынет, я покурю пока.
Спицы нагрелись и обожгли его пальцы, и, хотя я целовала их, чтобы было не больно, настроение у моего милого все равно испортилось. Теперь я сижу напротив него, нас разделяет оранжевое пламя.
- Разломи ее, ну, просто надави посильнее, она сама развалится.
Черный овал распадается, и я вижу дымящуюся рассыпчатую белую сердцевину. Она потрясающе пахнет. Прихожу к выводу, что ничто не является тем, чем кажется. Наружность вещей бывает прямо противоположно их внутренности.
Резко встает и ищет в штанах, валяющихся на полу, сигареты. Находит и садится, притянув колени к лицу так, что каждый хрящик позвоночника проступает через тонкую золотистую кожу. Подползаю ближе, прижимаюсь к голой худой спине и обнимаю руками и ногами. Он похож на Него и не похож. Так и сидим: он курит, уставившись в пол, металлическая цепочка на шее слегка покачивается, я, прислонившись щекой к тыльной стороне засоренных никотином легких, вдыхаю его запах. Легкие у меня такие же, как у него, только более узкие, но я наплевала на это и вытаскиваю сигарету из неплотно сжатых пальцев. Мне нравится курить с ним одну сигарету, это будто ритуал, он связывает нас еще сильнее. Возвращаю ему его белую и изрядно обгорелую убийцу и чувствую, что он улыбается. Гладит меня по коленке. Поворачивает голову, но не совсем ко мне, а куда-то вбок. Вижу его курносый нос, пушистые черные ресницы, какую-то задумчивую улыбку. Целую.
Нашел у меня старые записки о Ней и очень разозлился. Дурачок. Это было еще в досэтову эру, то есть в другой жизни. Теперь с недоверием смотрит на окружающих девушек. Он такой же ревнивый, как Тот, Другой, но ревность его вся выплескивается наружу, а не течет по артериям и венам, медленно отравляя мозг.
Собираю их опять. Ветер колышет стебли, и цветы бьют меня по лицу. С них слетает лепестки и застилают мне глаза. На секунду становится темно, я оступаюсь и кричу. Желтые цветы почему-то росли на крыше высокого дома, и теперь я стремительно падаю. Вздрагиваю всем телом, просыпаюсь. Вскакиваю. Лицо мокрое от слез, меня бьет дрожь. Тяжело дышу. Ник смотрит на меня круглыми от ужаса глазами. Должно быть, я разбудила его.
- Ты что, малыш? Что случилось?
Меня до сих пор трясет. Молчу, прижимаю скрещенные руки к груди. Обнимает меня, гладит по голове, шепчет:
- Все, все, все прошло. Просто сон.
Сжимаюсь в комок, утыкаюсь лицом в его шею. Слезы текут сами собой, не пытаюсь их остановить. Дрожу в его теплых объятьях. Через 10 минут мы уснем.
Когда мой малыш уснул, спустилась вниз и услышала, что кто-то играет на рояле в гостиничном ресторане. Красавица с вьющимися белыми, будто у ангела волосами и серыми глазами. У Той тоже были серые глаза: большие и дымчатые, но сейчас меня это не трогает.
- Здорово играешь.
- Спасибо. Значит, отец не зря заставляет меня брать уроки у мадам Миньон. - Кстати, меня зовут Долли.
- А меня Эми. Очень приятно, Долли.
- Мне тоже. Ты здесь с родителями?
- С парнем.
- Правда? Как его зовут?
- Ник. А ты с кем?
- С родителями. Меня мама ни за что бы не отпустила за границу с парнем.
- У меня ее нет. А папа слишком занят, чтобы вникать в мои дела.
- Извини, сочувствую. Мой тоже занятой - он профессор ядерной физики, один конгресс за другим.
- У моего банковская сеть в Калифорнии и абсолютно нет времени.
- Ты из Калифорнии?
- Да.
- Я тоже.
- Долорес!
Это громкий шепот впивается в мои уши, как голос Ника в телефонной трубке, но направляется, почему-то, не к груди и ниже, а ввинчивается в позвоночник, неприятно кантуя белый спинной мозг. К нам быстро направляется женщина средних лет в красном халате, оттеняющем ее кудрявые рыжие волосы. Наверное, она актриса, я видела ее в фильме. Может, в фильме "У Эми забирают Долли"?
- Долорес, почему ты сидишь здесь среди ночи?
- Увидимся завтра, - и улыбка украшает ее пухлые губки, на щеке появляется ямочка. Разгневанная мать уводит ее, и я остаюсь одна.
Надо же, как странно, я не думаю о Нем, нет, даже не так. Сейчас я вспомнила о Нем, и ничего не оборвалось внутри. Я совершенно спокойно подумала, что от тазобедренных костей до круглых коленок они абсолютно одинаковые, словно это один и тот же человек. У них похожи животы - такие крепкие и одинаково сильные, но разные пупки. Я знаю их обоих наизусть и хотела использовать их схожесть, чтобы превратить старшего в младшего. Теперь я этого не хочу, и это что-то новое, неизведанное и ни на что не похожее. Я влюбилась уже давно, но не заметила, как полюбила.
Сижу в ванной, глаза закрыты. Кто-то заходит, хотя дверь не открывалась, наклоняется надо мной, проводит склизкими руками по шее и груди. Просыпаюсь. Никого нет, и я удивляюсь, что впервые за несколько лет, находясь в теплой воде, не хочу взять лезвие и смешать ее с кровью. Дин-дон. Кажется, кто-то звонит. Дин-дон, дин-дон, дин-дон. Мелисса ушла в магазин, а значит, открыть некому. Дин-дон плетет паутину в моих мозгах, переползает в позвоночник. Наскоро вытираюсь, накидываю халатик, иду открывать. Ну конечно, это он. Кто еще может так звонить. Лучистые голубые глаза осматривают меня с головы до ног. Истерзанный пирсингом рот силится что-то сказать.
- Только что из ванной, - объясняю.
- Выглядишь потрясающе.
Заходит. Физически чувствую его желание. Смотрит, не отрываясь, на мою попку, едва прикрытую серебристо-холодным шелком. Смотрит, и в голове у него мутится, потому что он знает, какая она горячая и обожает ее. Приподнимаю бровь, ехидно улыбаюсь. Прижимается ко мне, гладит поясницу сквозь скользкую ткань халатика. Приятно тяжелеет в паху.
- Где предки?
- Отдыхают на Мальте.
Обнимаю моего мальчика за шею, запрыгиваю на него, тону в мятном поцелуе. Коленями касаюсь шершавой ткани широких, как колокола, джинс. Тащит меня куда-то, скользя руками по бедрам. Неужели так бывает? Так хорошо.
Папа заикается об учебе в Англии, и я хватаюсь за это, как утопающий за соломинку. Да. Это очень хорошая идея. Я уеду и не буду опять брошенной. У него, конечно, будут тут другие, но я-то уеду первая. Мы расстанемся, не расставаясь. Так будет лучше. Он мне слишком дорог, чтобы позволить ему поступить со мной так же, как его брат. Брат... В том, что он сделает это, я не сомневаюсь. Ведь они же родня. Самая близкая, какая может быть. Близнецы, которые так не похожи друг на друга. Думая об этом, сижу в своей комнате, глажу урчащего Ричарда просто потому, что он лежит рядом. Серый дождь потоками льет на меня с потолка, выстукивая в такт ненастью на улице. Пиликает телефон. Это, конечно, Ники.
- Здорово, маленькая, что делаешь?
- Думаю о тебе.
- А я о тебе. Встретимся? Погодка классная на улице.
- Нет уж, спасибо, зайка, в такую классную погодку я предпочитаю сидеть дома.
- Ну пошли-и, посидим где-нибудь, я соскучился.
- Нет.
- Ну ладно, как хочешь.
Он обиделся.
- Пока.
- Ник, подожди.
- Ну.
- Папа хочет, чтобы я училась в Англии.
Пусть думает, что так хочет папа, не будет очень сердиться.
Минутная пауза.
- И ты поедешь?!
- Я еще не знаю.
- Что ты будешь там делать?
- Учиться.
- А здесь ты не можешь учиться?
- Слушай, это еще не точно, просто папа сказал.
- Да, понимаю. Мне надо идти. Пока.
Гудок поглощает вселенную.
Вечером папа спросил его фамилию и заметил, что Сэт зря покрасился.
Девятое сентября. Просыпаюсь в 7.45, как всегда в этот день. И так же, как четыре года назад. Уже четыре. Всего четыре. А ты до сих пор остаешься со мной. Вряд ли ты бы гордилась мной, но, думаю, если бы мы были вместе, все было бы по-другому. Я не говорю папе, какой сегодня день. Я не хочу заставлять его делать что-то. Не хочу усложнять ему жизнь. Ведь если он считает, что имеет право забыть о ней, значит, он имеет право забыть о дне ее смерти. В конце концов, это всего лишь дата. Всего лишь два дня до моего дня рождения. Всего лишь те самые 12.31 на больших электронных часах.
Я надеваю свой лучший костюм, беру цветы и бутылку ее любимого белого французского вина, два бокала и еду к ней. Каждый год я наливаю нам обеим по бокалу, а бутылку ставлю рядом с надгробием, каждый год это единственный раз, когда я позволяю себе плакать.
Рассказываю ей о Нике, о том, что я наконец успокоилась, ведь в прошлом году мы расстались с Ним. Звонит телефон. Жалею, что не выключила его. Откидываю крышку, вижу, что это мой милый.
- Здорово! Ты где?
- В гостях.
- У кого?
Голос помимо воли сразу теряет веселость.
- Я тебе потом расскажу.
- Что у тебя с голосом?
- А что с ним не так?
- Ты как будто плачешь.
- Это просто связь плохая. Можно я тебе перезвоню?
- Давай.
Сияющий прав. Голос у меня дрожит, а комок в горле не дает говорить. Я плачу от сознания того, что двое моих самых близких людей рядом. Он и мама. Мама, мамочка, как я тебя люблю.
Кто-то кладет мне руки на плечи. Оборачиваюсь. Это папа. Обнимаемся.
Мой день рождения. Уже получила подарок от папы - очередную фарфоровую куклу, на этот раз японскую. До сих пор думает, что я маленькая, а ведь мне уже много лет. Жду звонка от моего сияющего. Заглядывает Билли, протягивает маленький блестящий пакетик. Подарки она всегда делает хорошие, и сегодня это тушь. С подкручивающей щеточкой, самая дорогая из тех, что продаются в магазинах. На вопрос иду ли я в школу отвечаю отрицательно. Она немного разочарована. Мой Картер звонит в 13.27. Говорит сипло.
- Привет, малыш. Слушай, у нас сегодня ничего не получится, у меня температура 38 и спина болит, из-за дождя, наверно.
- А я думала, ты меня с днем рождения поздравишь.
- У тебя день рождения?!
Он не знает, конечно. Знает только брат, а он ему вряд ли говорил.
- Да.
- Сегодня?
- Да.
- Тогда идем, я сейчас соберусь.
- Нет, давай лучше я к тебе приду, а ты приготовь марлевую повязку.
Одеваюсь, как в журнале, крашусь. Билли знает толк в косметике. Она сама без нее никуда. Выбираю, с какой сумочкой пойти и беру мягкую маленькую Fendi на длинном ремешке. Засовываю ноги в туфли, открываю дверь. Вижу на пороге Его. Помнит меня. Благодарю Господа, что мой день рождения в сентябре. Если бы месяц назад Другой Картер появился на пороге моего дома, я бы умерла. Я, конечно, не стояла бы перед ним, глядя в его холодные голубые глаза и просто улыбаясь. Удивленно, а не насмешливо. Улыбаясь искренне.
- Привет, с днем рождения.
Протягивает мне небольшую запакованную коробочку. Месяц назад я поставила бы ее на алтарь и целовала, стоя на коленях. Сейчас я просто приятно удивлена.