Аннотация: Проблема отцов и детей в очередном исполнении. Эпиграф: "...это же дети, странные дети, болезненно-умные дети, но всего лишь дети..." Стругацкие, "Гадкие лебеди".
***
- Предпринимаемые тобою действия не адекватны моим рекомендациям, - наставительно-безучастно говорит мне Кир и после паузы вежливо добавляет: - Папа.
- Ты все не так делаешь! - расстраивается Лия, и я ей почти благодарен за проявление нормальной эмоции. - Ты не подпрыгивай, а отталкивайся!
- А есть разница? - раздраженно пыхчу я в ответ.
- Необходимо сконцентрироваться на передаче обратного вектора. - Кир со скучающим выражением на лице смотрит куда угодно, но только не на меня. - А ты напрягаешь мышечную систему. Причем в высшей степени неэффективно. - Кир, наконец, останавливает взгляд на мне и повторяет с нажимом: - В высшей степени неэффективно.
- Ничего не выйдет, - сдаюсь я. - Глупости!
***
Я сидел за письменным столом в кабинете, рассеянно листал непонятно откуда взявшийся у нас в доме свежий номер журнала "Медицинский вестник" толщиною страниц в сто и с нетерпением ждал, когда жена позовет наконец всех к обеденному столу. Было без десяти минут два пополудни.
Я как раз перешел от рубрики "Нейрохирургия" к рубрике "Онкология", когда в дверь тихонько постучали. Я с облегчением оторвался от журнала и произнес:
- Войдите!
Вошел наш садовник. Как обычно, он секунд пять с застывшим на лице выражением ужаса и любопытства смотрел на подарок моего тестя - чучело аллигатора, расположенное на полу прямо перед дверью, а затем, с трудом оторвав взгляд от монстра, посмотрел на меня с несчастным видом. При первом же взгляде на него создавалось впечатление, будто ему только что объяснили, что дважды два вовсе не равно пяти, растоптав тем самым святые устои его мировоззрения.
- Что-то случилось, Герман? - высказал я предположение и приподнял правую бровь. Как заметила однажды моя жена (вообще склонная к скоропалительным выводам и странным метафорам), поднятая правая бровь - это у меня "козырной туз в тощей колоде эмоционального инструментария". Зачастую у меня возникало подозрение, что на нее плохо влиял ее новый психоаналитик.
Герман застенчиво потупился и произнес:
- Э-э...
Ему было двадцать шесть, жил он в близлежащей деревушке и, по моим сведениям, кроме как ухаживать за садом, на большее в жизни не претендовал. Впрочем, этой осенью он, кажется, собирался жениться. По-моему, на дочери лесничего, которая, кроме как быть женой Германа, на большее в жизни тоже не претендовала.
- Ну же, Герман, - подбодрил я его и взглянул на часы. Без семи два. В брюхе у меня заурчало. - Не беспокойся, я почти не занят. Как видишь, я просто читаю журнал. Хотя он очень познавательный, но читать о том, сколько можно хранить в холоде оторванную руку, чтобы хирург смог пришить ее обратно, - это, знаешь ли... - Я неопределенно пошевелил в воздухе пальцами. - Так что давай выкладывай.
Герман сделал глубокий вдох и выпалил:
- Они летают!
- Вот как! - грустно заметил я.
Прожив тридцать четыре (до отвращения прагматичных) года своей жизни, я по-черному завидовал способности некоторых людей делать подобные заявления, полные мудрой краткости и глубокомысленной неопределенности. Такие заявления иногда можно было услышать из уст моего двенадцатилетнего сына и моей шестилетней дочери, но Герман, конечно, был вне конкуренции.
Герман, уловив странные нотки в моем голосе, обеспокоено нахмурился и повторил:
- Они летают!
- Птицы? Понимаешь, Герман, такое бывает...
Герман захлопал глазами и энергично помотал головой.
- Дети! - гордо заявил он.
- Дети... - эхом отозвался я и загрустил еще больше. - Дети - это прекрасно, Герман. Они чисты и безгрешны, словно ангелы, и, наверное, действительно могут летать...
- Правда? - удивился Герман и вздохнул. - А вот когда я был маленьким, я не умел...
Глядя на несчастного Германа, я вдруг почувствовал прилив педагогического вдохновения.
- А во сне? - осведомился я. - Ты же наверняка летал во сне!
- Не-а, - отрезал Герман и покраснел. - Мне голые бабы снились.
- Бабы... - повторил я и напряженно задумался. Мне очень хотелось утешить чем-нибудь Германа. - Зато тем, кто умеет летать, не снятся голые бабы! - триумфально возвестил я.
- Ну? - недоверчиво произнес Герман.
- Во всяком случае, мне такие не встречались, - убежденно сказал я.
Герман лукаво ухмыльнулся.
- А Кир? - злорадно спросил он.
- Кир? - слегка растерялся я.
- Ему снятся голые бабы, он мне сам рассказывал! А он летает! - Герман выглядел обманутым и обиженным.
- Ты хочешь сказать, что мой сын рассказывал тебе, что ему снятся голые женщины? - Теперь обманутым и обиженным выглядел я. Я считал себя передовым отцом-воспитателем и был наивно уверен, что со своими первыми сексуальными проблемами Кир обратится ко мне, а не к Герману. Судя по всему, я жестоко заблуждался.
- Рассказывал, рассказывал... - пробурчал Герман. - И Лия тоже...
- Лия?! - обалдел я. Насчет своей дочери я услышать такое не ожидал.
Герман растерянно посмотрел на меня и захлопал ресницами.
- Нет, нет, я не про то! - затараторил он испуганно и успокаивающе. - Ничего такого она не рассказывала...
- Ты сказал: "И Лия тоже", - с угрозой заметил я.
- Тоже летает! - в отчаянии воскликнул Герман. На лице его было явственно написано, что он искренне жалеет, что пришел. - Я говорю, что Кир хоть и рассказывал о голых бабах, а ведь летает... Вы ведь сказали, что если летают, то без голых... То есть... Тьфу! Я хочу сказать, на черта мне эти бабы, я уж лучше бы летал! Понимаете? А они ведь летают! В смысле - не бабы, а Кир с Лией... Киру же снятся бабы, а он летает... И не во сне, а наяву! И Лия тоже... летает. Ей, понятное дело, бабы не снятся, - застенчиво и почти шепотом закончил свою пламенную речь Герман.
- Ага, - сказал я, чтобы что-нибудь сказать.
- Они летают, честное слово! - возбужденно и доверительно пробормотал Герман. - И не во сне, а наяву.
Я взглянул на часы. Без пяти два. Я почувствовал раздражение. Герман мне уже надоел.
- Послушай, Герман, не расстраивайся из-за пустяков, - умиротворяюще проговорил я. - Дети летают, ну и пусть! Мы с тобой уже не дети. У меня семья, да и ты скоро женишься...
- А я хочу летать! - упрямо, совсем уже по-детски, заявил Герман.
- Перестань, Герман! - Сдерживать раздражение я уже не мог. - У меня и так двое капризных детей, тебя мне еще не хватало с твоими сказками!
Я встал из-за стола, всем своим видом демонстрируя, что разговор окончен. Герман стушевался, горестно вздохнул и вышел. Спустя минуту я тоже вышел из кабинета и спустился по лестнице в гостиную. Ужасно хотелось есть. Некоторое время я с задумчивым выражением лица стоял посреди гостиной. Зря я, наверное, в конце разговора с Германом сорвался... Как мне советовал мой психоаналитик, со слабоумными надо беседовать, поддерживая их представления о мире и соблюдая их манеру ведения разговора. Это должно помогать мне самому укреплять уверенность в собственной нормальности и подавлять какие-то там комплексы вины. Так что, если Герман уверен, что дети перед обедом имеют привычку летать, соглашайся с этим, а желательно, найди этому рациональное объяснение... Впрочем, по моим наблюдениям, сам психоаналитик никакими рациональными объяснениями себя никогда не утруждал.
Наконец, из кухни вышла жена, неся в руках блюдо с чем-то дымящимся, горячим, вкусно пахнущим и сытным... В брюхе у меня начались спазмы.
- Есть охота, Стелла! - взмолился я. - Умираю от голода!
- Еще минуту, - отозвалась она, проходя в столовую. - Я для всех вас приготовила сюрприз.
- Я могу до него и не дожить!
- Ну, потерпи же, Виктор. Хватит ныть. Прогуляйся по саду. - И она скрылась за дверью столовой, унося с собой восхитительный аромат только что приготовленной горячей пищи.
- Ну что ж, пойду нагуливать аппетит, - произнес я с горечью и вышел в сад.
Я стал прогуливаться по садовой аллее - правда, несколько нервно и нетерпеливо, постоянно бросая взоры на окна столовой, словно юноша, ожидающий тайного знака от любимой. Я уже собирался плюнуть на выдержку и отправиться в дом добывать пищу, как услышал голос Лии:
- Пап, пап, а мы играем в "поднималку"!
Голос выражал явный восторг, только вот сколько я ни озирался, обладателя голоса никак не мог обнаружить.
- Лия! - позвал я, но ответа не удостоился.
Интересно, что это за игра такая - "поднималка"? Надеюсь, ничего садистского... Я представил, как Кир азартно поднимает Лию и радостно бросает ее в пропасть... М-да.
Год назад мы переехали сюда, чтобы я наконец смог отвлечься от зарабатывания денег и вплотную заняться написанием докторской диссертации. В обмен на десять изматывающих лет сплошного бизнеса я получил приличный капитал, этот благоустроенный и безобразно дорогой дом с садом и семью с женой-домохозяйкой и двумя детьми. В общем-то, я был вполне счастлив. Семейная жизнь меня устраивала, никаких перемен не хотелось, потому что все было хорошо.
Не верите? Что ж, правильно делаете. Если быть до конца честным, все было почти хорошо. На самом деле, в жизни у меня обнаружились две серьезные проблемы.
Во-первых, после десяти напряженных лет предпринимательства я заработал ишемическую болезнь сердца.
Во-вторых, выяснилось, что дети у меня - вундеркинды.
Ну, с первой проблемой все понятно: часто бывает, что вместе с деньгами зарабатываешь еще небольшой довесок в виде потенциального инфаркта.
Что касается второй проблемы, то, если кто-то сомневается, однозначно утверждаю: дети-вундеркинды - это проблема. Приятная или нет, это дело вкуса. Например, когда мы еще жили в городе, у меня часто ныло сердце при виде одиноко идущего из школы Кира, которому никто из одноклассников не подавал руки. Или при виде одиноко играющей на игровой площадке в близлежащем парке Лии, к которой ни одна девочка не решалась подойти. О, я помню эти родительские собрания... "Ваш сын подавляет других ребят...", "Он ставит себя выше остальных...", "Мой Робик чуть не покончил с собой, когда ваш Кир отобрал у него все призы на последней олимпиаде!..", "Ваш сын жесток! В его присутствии никто не решается отвечать на уроках..." и т.д. В ответ я пожимал плечами, я увещевал, я уговаривал, я кричал, я бил кулаком по столу... В конце концов, можно было понять преподавателей этой самой обычной муниципальной школы, которые вдруг осознали, что они уже не авторитет для какого-то мальчишки из младших классов, способного поставить учителя в тупик заумным вопросом прямо посреди урока... Можно было понять и родителей, к которым со слезами прибегали их дети, после того как Кир одним комментарием выставлял их на посмешище... Видел я и этого Робика, красу и гордость школы, скромного и, несомненно, очень умного мальчика, медалиста и победителя разнообразных школьных и городских олимпиад... и какое у него было выражение лица, когда на очередной школьной олимпиаде Кир разгромил его по всем позициям, не дав набрать ни одного очка... У меня было сложное чувство, когда я смотрел на торжествующего Кира и поникшего Робика; честное слово, я готов был понять их всех - всех, кто получил охлест по лицу одним только внешним видом Кира - холодным, замкнутым, немного сонным и всегда смотрящим "сверху вниз".
Наверное, они были в замешательстве и не знали как поступить, а потому поступили подло. Приехала целая делегация из Института психиатрии и решила забрать Кира и Лию на обследование. Я, Стелла и наш адвокат еле отбились... Тогда дело для меня закончилось первым инфарктом.
Это было год назад. С помощью адвоката я нашел этот дом рядом с деревушкой, где находится тот самый лицей...
- Вот видите! - услышал я приглушенно-сдавленный шепот прямо у себя над ухом.
От неожиданности я вздрогнул и обернулся.
Герман с несчастным и обреченным выражением лица посмотрел на меня и безмолвно указал пальцем вверх.
Я задрал голову. И схватился за сердце.
***
- Пап, ну не огорчайся, посмотри же на меня! - увещевает меня Лия, добрая душа. - Я, пока научилась, так плакала, так плакала! А на самом деле все очень просто. Надо только отодвинуть землю.
- Отодвинуть землю? - еще не отдышавшись, переспрашиваю я. - Куда же я тебе ее отодвину?
- От себя, - просто отвечает этот шестилетний монстр-вундеркинд.
***
Они висели прямо в воздухе, держались за руки и оживленно друг с другом беседовали. Вид у них был в высшей степени непринужденный. Можно было, конечно, не поверить своим глазам, но это было ниже моего достоинства.
Прикрывая ладонью глаза от солнца, я прокричал:
- Кир! Лия! Что вы там делаете?!
Более умного вопроса в тот момент я придумать не смог.
- Вы видите? - благоговейным шепотом пробормотал Герман. - Я же вам говорил, что они летают! И всегда перед обедом!
- Заткнись! - прошипел я.
Я был зол, потому что ничего не понимал. Тем более я был зол, потому что вспомнил, как жена сказала, что это обычное состояние никчемных отцов - ничего не понимать.
- Пап, пап! - услышал я сверху восторженный писк Лии. - А мы играем!
Я натужно улыбнулся и приветливо помахал рукой.
- Спускайтесь вниз! - гаркнул я и закашлялся.
- Черт меня побери! - каким-то подвывающим голосом выругался Герман, после чего перекрестился. - О Господи!
- Выбери кого-нибудь одного! - ядовито сказал я ему, продолжая откашливаться. - Богохульник!
Герман уставился на меня жалобным взглядом.
- Давеча Лия кепку с головы у меня сшибла, - пожаловался он. - Прямо на лету! - Он судорожно вздохнул. - А потом за галками гонялась... Чуть всю яблоню мне не осыпала. Я-то уж кричал, чтобы не шалила, а она смеялась и шишками в меня кидалась! Прямо по макушке заехала...
- Какие шишки? - нервно осведомился я. - Чего ты врешь? Откуда у нас в саду шишки?
- В саду, ясное дело, нету, - согласился Герман. - А вот за рекой, около школы, есть сосновый лес... А они частенько туда летают.
Я снова посмотрел вверх. Кир тянул Лию за руку вниз, она сопротивлялась, но в целом эта ангельская парочка, судя по всему, медленно опускалась.
- Чего ж ты, дурень, молчал? - напустился я на Германа. - Давно они этим... забавляются?
Несчастный Герман стал похож на больную и побитую собаку. Взгляд его наполнился скорбью.
- Я думал, пусть резвятся, - еле слышно ответил он. - Откуда ж я мог знать, что летать нехорошо? В наше время черт их разберет... Всякие штуки по телевизору показывают... А Кир говорит, что этому его в школе научили, а он потом Лию научил...
- Летать, что ли?!
- Ага, - простодушно кивнул Герман. - Целый предмет про это есть. Называется... Ах ты, черт возьми, мудреное больно название... Лия-то называет это "поднималкой"...
- "Поднималка"... - убитым голосом повторил я. С ума сойти.
Я и Герман дождались приземления детей, сохраняя гробовое молчание.
До отвращения довольное выражение лица Кира подозрительно смахивало на выражение лица остряка, только что отмочившего первоклассную шутку. Лия же была явно и искренне недовольна тем, что ее веселую игру в "поднималку" прервали грубые взрослые.
- Ну, пап, - обиженно забубнила она, - мама на обед еще не звала, дал бы еще поиграть...
- А ну, идите-ка сюда! - деловито приказал я и принялся их осматривать.
Они не возражали. Как я и боялся, никаких технических приспособлений, кроме детских наручных часов, я у них не обнаружил. Наверное, у меня был очень глупый вид, потому что выражение лица Кира перешло из просто довольного в довольное до неприличия.
- Ну чего ты ухмыляешься? - угрюмо сказал я ему. - А если вы оттуда на землю грохнетесь? Кто вас по кусочкам собирать будет?
Чушь несу, подумал я. Никуда они не грохнутся. Скорее, это я сейчас грохнусь в обморок.
- Это же "поднималка", пап, как ты не понимаешь! - горячо возразила Лия. - Оттуда никак не упадешь!
Я упорно смотрел на Кира, старательно изображая на лице осуждение и святой родительский гнев. Это явно не действовало. Впрочем, я сам не знал, чего добивался.
Кир, наконец, перестал ухмыляться и с серьезным выражением лица проникновенно произнес следующую фразу:
- В целом, папа, вероятность выхода из поля антигравитации и дальнейшего неконтролируемого падения на поверхность Земли в текущей ситуации была крайне маловероятной. Я повторяю, крайне маловероятной. Так что повода для высокой степени беспокойства не было.
- Ага! - только и выдавил я из себя.
Кир продолжал смотреть на меня серьезным взглядом (пожалуй, чересчур серьезным для одиннадцатилетнего мальчика). Лия, громко сопя, наклонилась, чтобы застегнуть расстегнувшуюся застежку на сандалии. Герман испуганно поглядывал то на меня, то на Кира, пока, наконец бочком не начал ретироваться в сторону калитки. Я не стал останавливать его. Я лихорадочно пытался переварить увиденное и услышанное.
- Это цитата из вашего школьного учебника, Кир? - осведомился я.
- Сомневаюсь, папа. В высказанном мною тезисе превалирует риторика, в то время как учебник изобилует скорее физико-математическими построениями. Не думаю, что мне стоит что-либо из него цитировать, папа. Может возникнуть некое недопонимание с твоей стороны.
- Э-э... оно уже возникло, Кир. Я имею в виду это самое "некое недопонимание"... - Я натянуто улыбнулся. - Кажется, уже скоро два года, как ты перешел в эту новую школу для интеллектуалов, не так ли?
- Если это в самом деле интересно, то сегодня наступил семьсот двадцать четвертый календарный день моего пребывания в Заречном лицее, папа. Это не школа для интеллектуалов, папа. Это стандартный лицей. Разница существенная, если не возражаешь.
- Не возражаю, Кир, конечно, не возражаю... Просто я не думал, что школьная наука достигла таких высот, что ученики вот просто так летают...
- Это удается далеко не всем, папа. Хорошего знания теории недостаточно. Необходимо уметь применять ее на практике, причем не в лабораторных условиях. Результат моих опытов оказался положительным. Я удовлетворен, папа.
Разговор явно зашел в тупик. Больше всего меня сбивала с толку даже не речь Кира, а этот проницательный и спокойный взгляд умудренного опытом старца. Дети так не смотрят. Господи, что они там сделали с моим сыном!
***
- Лия предпочитает применять иррациональную методологию, папа. - Кир с сомнением качает головой. - Ее объяснения с трудом поддаются формализации. С другой стороны, если применить ее стиль вербализации понятия "обратный вектор", то я склонен полагать, что такой вариант будет более доступен для твоего понимания, папа.
- Кир, ты можешь изъясняться нормально? - осведомляюсь я.
- Нормальное изложение в твоем понимании есть искусственное упрощение, а это изымает значительную часть смысловой нагрузки любого высказывания, что нежелательно. Иногда недопустимо. Это дискуссионная необходимость, папа.