Аннотация: Их задание было простым: допросить единственного выжившего после кораблекрушения рыболовецкого траулера. Но вот смогут ли они поверить в то, что он им расскажет.
- Чёрт бы вас всех побрал, - выругался он, нервно потирая руки на ходу.
Ему совершенно не нравилось это место, и едва ли в этом было хоть что-то удивительное. Освещённый тусклым серым светом, будто равномерно распределённым в воздухе, больничный коридор выглядел донельзя зловещим, особенно в тишине, нарушаемой лишь глухим звуком шагов трёх мужчин, шедших по нему, выстроившись треугольником.
Скворцов с трудом расцепил руки, едва удерживая их по бокам, не желая выдавать своей нервозности, но нервозность от этого только усиливалась. Он смотрел то на стены, то на белый халат доктора, шедшего перед ними, не зная, что действует на него хуже.
- Николаев Степан Сергеевич, хм ... С. С. - хорошие инициалы, - проговорил себе под нос его коллега, заглядывая в бумаги, словно хотел в последний раз выучить текст перед рассказом наизусть. - Родился ... учился ... с прошлого года работал на траулере "Янтарь", - невнятно продолжил он, потом перевернул страницу. - Водоизмещение триста двадцать тонн ... так, вышел из порта Находки двадцать третьего мая, в пятницу значит. Последний сигнал поступал двадцать четвёртого в девятнадцать тридцать семь. В районе поисков обнаружено масляное пятно. Из тринадцати членов экипажа был найден только один, тел и следов остальных не обнаружено, как и обломков, - повторял он своими словами по тексту. - Ты не находишь это странным, Андрюха.
Они как раз подошли к нужной двери и сопровождавший их врач, развернулся к ним лицом, застыв в ожидании. Скворцов остановился, взглянул на своего товарища, вперившегося в него взглядом, он терпеть не мог, когда его называли "Андрюха" словно возвращая обратно на двадцать лет назад, но виду он никогда не подавал, не хотел показывать, что подобные мелочи его волнуют.
- Надеюсь, сейчас мы что-нибудь выясним, - тихо произнёс Скворцов после недолгой паузы и кивнул на дверь, давая знак сопровождавшему.
Тот открыл дверь и, чуть отшагнув, встал неподвижно, безмолвно приглашая гостей войти в палату. То была комната с четырьмя белыми стенами и высоким потолком, где на кушетке, что располагалась под маленьким окном с решётками, сидел плотного телосложения мужчина, одетый в больничный халат. Тем не менее, он сложил руки на груди при этом, просунув их так далеко, будто на нём была смирительная рубашка или он пытался обнять сам себя. Его лицо с короткой, но весьма внушительной бородой, несмотря на выражение крайней потерянности и недоумения всё ещё сохраняло черты жёсткости и суровости, так что этот человек невольно представлялся гостям в вязаной шапке и свитере, стоящий на накренившейся палубе корабля заливаемой солёными брызгами.
- Здравствуйте, - Скворцов со скепсисом посмотрел на своего товарища, что сделал шаг вперёд, по направлению к свидетелю, но говорить ничего не стал, давая ему продолжить. - Мы понимаем - вам должно быть сложно об этом говорить, но мы должны задать вам несколько вопросов, относительно того что произошло с кораблём на котором вы находились.
Свидетель продолжал сидеть неподвижно, потерянно смотря куда-то прямо между двумя гостями.
- Вы меня поняли? - спросил Костромской, чуть наклонившись.
Скворцов присел на свободную кровать, сложив руки в замок на коленях. С настороженностью он заметил, что взгляд сумасшедшего уставился на него.
- Вы мне не поверите, - произнёс рыбак едва слышно.
- Почему вы в этом так уверены? - спросил Костромской как можно более мягким голосом.
- Я бы сам не поверил, если бы не увидел его собственными глазами, - ответил допрашиваемый.
- Его? - вклинился в беседу Скворцов, но голос его исказился, перейдя в тихий хрип, так что Костромской и сопровождающий их врач недоумённо на него уставились, да и ему самому сделалось не по себе.
Рыбак убрал руки от груди и повернулся, опустив ноги с кровати. Его взгляд оказался направлен куда-то в пол, так будто он вовсе не замечал того что в комнате есть другие люди. Он немного помолчал, а потом раздался его громкий шёпот более похожий на шорох листьев, колышимых ветром.
- Мы вышли из Находки двадцать третьего мая, в пятницу. Первый раз услышали этот гул на рассвете следующего дня, когда поднимали трал. Он был негромким, но не заметить его было невозможно. Словно все остальные звуки разом замолкли, и только он доносился, будто из самых глубин океана. Мы сначала не обратили на него внимания за работой, но потом сами собой обернулись и застыли, вслушиваясь в этот звук. Такой протяжный, размеренный, будто кто-то непрерывно брал на скрипке самую низкую ноту. Первый раз это продолжалось пять минут, не прерываясь, потом он затих, так же неожиданно, как и появился.
- Первый раз? - с интересом спросил у него Костромской. - Потом он появился снова?
- Примерно через час, с той же продолжительностью. Потом ещё три раза между полуднем и тремя дня, два раза между тремя и шестью... а потом мы к нему привыкли.
- И что вы об этом думали? - перебил рыбака Скворцов.
Тот поднял на него недоумённый взгляд.
- Вы пытались хотя бы предположить, что это могло быть?
- А зачем?
Скворцов, было, хотел возмутиться, потребовать ответа, но быстро вспомнил, с кем имеет дело. Это даже немного успокоило его, дало почувствовать моральное превосходство, но вот странное спокойствие и даже заинтересованность его товарища, серьёзно действовали Скворцову на нервы.
- Рыбы поначалу было много, трал доставали забитый под завязку, боялись уже, что не хватит места в холодильниках. Давненько мы так удачно в море не выходили. Все шутили, смеялись, готовились, чуть ли не праздновать, но потом ...
Тут Скворцов насторожился, готовясь услышать, наконец, что всё-таки произошло.
- А потом вдруг рыба исчезла, сразу, вся. Сети доставали пустыми, один раз, второй, третий, потом капитан решил идти в другое место. Траулер взял курс на север, полный ход. Первые два часа этот гул не появлялся, мы уже подумали, что эта хреновина, осталась в том квадрате ...
- Хреновина? Значит, вы считали, что этот гул издавал какой-то предмет? - вставил слово Костромской.
- Лёшка Рябой, лоцман наш, Царствие ему небесное, - при этих словах Скворцов невольно вздрогнул, больше напуганный тоном, которым они были сказаны. - Он всё говорил это сонары какие-то, хотя, что за сонары это могли быть, чушь собачья. Да только когда он пропал, я всё же обрадовался ...
- Кто пропал? - спросил Скворцов, с трудом сохраняя твёрдость в голосе, но тот на последнем слоге предательски дрогнул. - Лоцман?
- Нет, - тут рыбак сделал небольшую паузу, словно он сам сомневался в своих словах, - гул. Но ненадолго. Он появился снова, на этот раз чаще и дольше, а вот рыбы как не было, так и не было. Мужики начали материться. Не удивительно. Когда только солнце село, ко мне подошёл Сергеевич, говорил что видел какую-то хрень по правому борту, но я не обратил внимания. А потом опять появился гул, на этот раз только с перерывами до полуночи, потом снова оборвался. Дальше смутно помню, как слышал из рубки капитан за что-то материл наших, не знаю, что там произошло, но они чуть драться не начали, а потом где-то во втором часу об борт что-то ударило, да так что корабль тряхнуло. Вот тут-то все и затихли ...
Голос рассказчика становился всё тише и тише, пока тот вовсе не замолчал.
- Вы с кем-то столкнулись? В корпусе была пробоина? - спросил Костромской дружелюбно, пытаясь заставить рыбака говорить дальше.
- С кем-то ... - он угрюмо кивнул, потом вдруг резко поднял взгляд. - Я видел его! Я видел! Своими глазами! - он средним и указательным пальцами указал на свои глаза. - Вы мне не поверите, но это правда! Богом клянусь!
- Кого? - сорвался Скворцов, чуть не перейдя на крик.
- Морской дракон, - снова шёпотом проговорил очевидец, посмотрев на Скворцова измученными глазами. - Чудовище.
- Твою ж мать.
Скворцов вскочил с места и, резко развернувшись, быстро вышел из палаты, едва не столкнувшись с ожидавшим у двери врачом. Он встал в коридоре, дрожащими руками достал пачку сигарет и закурил.
- Разве здесь можно курить? - услышал он из-за плеча голос Костромского.
- Нам везде можно, - Андрей опустил руку с сигаретой, потом, было, хотел опять затянуться, но в последний момент опять убрал руку. - Чёрт, так и знал, что всё сведётся к этому. Хотя, в принципе, я могу его понять, как-никак у него на глазах погиб весь экипаж, да и ...
- Ты понимаешь, что это означает?
Скворцов повернулся и к своему ужасу увидел в глазах своего товарища тот едва уловимый блеск, что не означал в данном случае ничего хорошего.
- Что он сумасшедший вот что это означает, поэтому его сюда и поместили.
- А если нет?
- Что!
- Да, ты посмотри, Скворцов. Это дело с самого начала странно попахивало. Да и почему нет. Мы же почти ничего не знаем об океанах на Земле. Триста миллионов квадратных километров многокилометровой толщи воды, где можно спрятать что угодно и кого угодно.
Скворцов ничего не отвечал, он только недоумённо смотрел на своего товарища, не веря своим ушам.
- Что по-твоему описано в Ветхом завете, под именем Левиафан, что по-твоему видел Джозеф Бурасса в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году с борта корабля "Норин", кого видела команда судна "Ибериец", после того как их торпедировала немецкая подлодка, чьи останки нашёл Оуэн Бернхем на побережье Сенегала. Только в каталоге Бернара Эйвельманса насчитывается триста пятьдесят восемь сообщений о наблюдении не классифицированных официальной наукой морских животных ...
- Ты это что ли заранее выучил, криптозоолог хренов. Официальная наука эту дрянь не просто так игнорирует. Ты к нему, что ли захотел, компанию составить? - тут Скворцов кивнул головой в сторону двери в палату.
- Официальная наука, - Костромской грустно усмехнулся. - Нам ли не знать чего стоит вся эта официальность.
- Да ты совсем рехнулся.
Сигарета выпала из руки и Скворцов бросился на Костромского, схватил того за грудки и прижал к стенке.
- Это всего лишь бред сумасшедшего. Это не свидетельство, это не доказательство, он может плести что угодно. Сегодня морские чудовища, завтра зелёные человечки, и ты во всё будешь верить!
После этого он отпустил его и сделал шаг в сторону, проведя пальцами по подбородку, уже не пытаясь сдерживать бившую его дрожь.
- Но если его не существует, Скворцов, чего ты тогда так боишься.
- Мы должны закончить, какую бы ересь он там не нёс, мы должны дослушать его до конца, - сдавленно произнёс Андрей, и снова повернувшись лицом к Костромскому, пристально посмотрел на него исподлобья.
Тот едва заметно кивнул головой и шагнул в палату, столкнувшись в дверях с врачом, который, как раз выходил оттуда.
- Ещё раз, какой у него диагноз? - спросил у него Скворцов, когда они остались одни.
- В этом-то вся проблема, - замялся врач, в нерешительности прикусив губу. - Всё дело в том ... дело в том, что формально, мы не можем поставить ему диагноз, пациентом был перенесён жуткий стресс и ему потребуется определённое время, чтобы прийти в нормальное состояние, но на самом деле ...
- Он здоров, - закончил за него фразу Скворцов настороженным голосом.
Потом, бросив косой взгляд на врача, он прошёл в палату. Где рыбак уже начинал рассказывать Костромскому, что произошло в ту роковую ночь. На этот раз он говорил сбивчиво, чуть не трясясь от страха, постоянно не к месту делая паузы в словах.
- Когда я только вошёл на рубку на меня тут же налетел капитан, я не сразу понял, что произошло и почему все так всполошились. Только в последний момент я глянул в окно и увидел его голову. Похожую на коровью, только с пастью усаженной зубами. Он тут же нырнул обратно прямо перед носом корабля. Мы выбежали. Кто-то прокричал: "Смотрите!". Мы собрались у правого борта, он был там, в темноте, мы на него направили два прожектора, они выхватили его, но он тут, же ушёл под воду. Капитан приказал дать полный ход, но не прошло и минуты, как он ударил корабль. Корпус пробило ниже ватерлинии. Капитан только отдал приказ троим из наших, спуститься в трюм и тут же он ударил опять. Я ничего не увидел, только понял, что палуба ушла из-под ног, а потом осознал, что лечу навстречу тёмной поверхности воды. Под водой, я тут же поплыл в сторону, не разбирал какую, просто плыл, хотел уйти подальше, но выкинуло на поверхность. Наш траулер уже почти затонул, но один из прожекторов ещё работал, и я увидел его, в тот самый момент, когда он поднялся из воды. Его тёмный силуэт возвышался на пятнадцать или двадцать метров, нависая над бортом "Янтаря". Я видел как там, у ставшей вертикально палубы, ещё пытался отплыть подальше от него кто-то из наших. Но потом он задрал голову и издал рёв, от которого всё похолодело, а потом как подрубленный обрушился сверху на корабль. И свет погас.
Когда тем же вечером Андрей Скворцов прогуливался по набережной, ему приходилось кутаться в своё пальто, пытаясь защититься от ветра, что доносил россыпь ледяных брызг, сорванных с барашков океанских волн. На душе у него была странная смесь злобы и разочарования, оставшаяся, после допроса того несчастного в больнице. Непроизвольно, словно подсознательно, пытаясь себя развеселить, он начал насвистывать что-то себе под нос. Потом подошёл к каменной ограде, нависавшей над каменным пляжем, и устремил свой взгляд к горизонту, где уже сгущались вечерние сумерки. И тут вдруг он заметил, что все звуки, что только что окружали его, будто куда-то исчезли, но появился другой, доносившийся со стороны океана, протяжный, размеренный гул, словно кто-то непрерывно брал на скрипке самую низкую ноту.