Судьба никогда не отворяет одной двери, не захлопнув прежде другой.
"Человек, который смеётся"
Виктор Гюго
Англия, Коукворт, Вернон-роуд 3. 1966 год, 1 марта. Немного за полночь.
Пригород Бирмингема. Маленький городок затихал, погруженный в сон. Тут и там гасли окна. По улицам разливалась тишина. Яркий свет полной луны освещал спящие дома. В доме под номером три на улице Вернон-роуд было тихо. Все его обитатели спали.
На втором этаже дома, в одной из спален, на влажных от пота простынях лежало маленькое тельце. Девочка болела уже четвёртый день, почти не приходя в сознание из-за высокой температуры, которую не удавалось снизить лекарствами. Врач, вызванный взволнованными родителями, только хмурил брови, скорбно поджимая губы, и качал головой. Он ничем не мог помочь. Только повторять, что нужно надеяться на чудо.
Девочка прерывисто задышала, с негромким хрипом втягивая в себя воздух сухими губами. Выгнулась, широко раскрыв рот. Пальцы, с силой вцепившиеся в простыни, дрогнули. Тельце судорожно вздохнуло, наполняя лёгкие, и замерло, полностью обмякнув. Девочка была мертва.
Комнатку наполнила тишина. Было слышно, как стоящие в коридоре большие напольные часы отсчитывали время. Секунды неторопливо бежали, сливаясь в минуты. Одна, две, три...
Тело девочки затряслось, выдыхая воздух вместе с надрывным кашлем. И, глубоко задышав, расслабилось, проваливаясь в глубокий сон. Организм начал бороться с болезнью, и температура стала постепенно уменьшаться, возвращаясь к нормальной.
Девочка спокойно спала.
Чудо случилось.
***
Россия, Ведьмин мыс, Лес. 1996 год, 6 декабря. Поздний вечер.
Зима. Тёмный вечер, плавно переходящий в ночь. Дремучий лес. И одинокая тень, бредущая по нему.
Хрупкая фигурка остановилась, обхватывая себя за плечи озябшими пальцами в тщетной попытке согреться. Тело почти окоченело и утратило чувствительность. Последние силы таяли, а лес всё не кончался. Деревья, пытающиеся прикрыть свою наготу снегом, развесили голые ветви, закрывая обзор. С неба светила полная луна, создавая причудливые тени. А женщина уже и не помнила, с какой стороны пришла, и была уверена, что, вздумай она пойти по своим следам обратно, то всё равно бы не нашла выход. Лес путал и кружил, а снег помогал, заметая все следы. Можно было подумать, что это проделки здешнего лешего, но эта нечисть связана с лесом и впадает в спячку вместе с ним, засыпая в конце осени и просыпаясь в начале весны.
Безысходность - вот что она чувствовала, силясь разглядеть сквозь ветви хоть что-нибудь. Но не могла заметить ничего, что могло бы помочь ей выйти к людям.
Ноги перестали держать, и уставшая женщина упала на колени, запрокинув голову. Тишина спящего леса, казалось, давила на плечи, не позволяя подняться. Веки тяжелели, постепенно скрывая за собой опустевший взгляд, устремлённый в небо.
Оледеневшее тело плавно завалилось на бок, ложась на белый сугроб.
В лесу царила особенная тишина, которая бывает только зимой, когда всё живое засыпает. Тихо падал снег, укутывая замёрзшее тело белым одеялом. Тишина убаюкивала.
Спи...
Закоченевшие губы едва заметно дрогнули, выдыхая в последний раз.
В лесу царила тишина. Особенная тишина. Ночь вступала в свои права. И только полная луна освещала одинокое тело.
Тихо падал снег.
Глава 1
Иногда думаешь: все кончено, точка, а на самом деле - это начало. Только другой главы.
"Оттепель"
Илья Эренбург
Англия, Коукворт, Вернон-роуд 3. 1966 год, 1 марта.
Весеннее солнце робко показалось из-за горизонта, отогревая продрогшую землю и заглядывая в окна домов. Постепенно просыпались люди, спешащие на работу. Вместе с ними просыпалась дневная суета, сменяющая ночную тишину и покой. То тут, то там слышались человеческие голоса, набирающие силу и громкость. Начинался новый день.
На улице Вернон-роуд, так же, как и во всем городке, суетились люди: жены-домохозяйки готовили завтрак, их мужья-добытчики собирались на работу, а дети спешили в школу. Суета не обошла стороной и дом под номером 3.
Дом просыпался. Солнце светило в окна, с любопытством заглядывая в детские. Солнечный лучик, пробежавшись по полу, забрался на кровать, щекоча бледную щёчку девочки. За окном пели птицы, шумел мотором автомобиль, и громко лаяла чья-то собака, пытаясь спугнуть наглую кошку с забора хозяев. Девочка поморщилась, переворачиваясь на спину, светлые ресницы затрепетали, и она открыла глаза. Тело, только что перенёсшее болезнь, ещё плохо слушалось девочку, но, прилагая все свои силы, она подтянулась на подушке, принимая полу-лежачее положение. Взгляд голубых глаз заторможено блуждал по такой незнакомой и одновременно родной комнатке.
За стеной что-то упало, ножки протопали по коридору, дверь распахнулась - и маленький ребёнок буквально влетел в комнату, тормозя возле самой кровати. Ярко-рыжие волосы были растрёпаны после сна, а ночная рубашка вся перекрутилась.
"Кто... С-сестра? - мысли метались, паззл никак не хотел складываться. - Что здесь?.. Я умерла... Я помню!"
Лили, округлив глаза, широко открыла рот и с криком "Мама! Тунья проснулась!" унеслась из комнаты, громко топая. Спустя минуту, в комнату вбежала молодая женщина лет тридцати со светлыми волосами и неожиданно тёмными глазами. За ней спешил высокий рыжеволосый мужчина, который, в отличие от жены, успел накинуть на пижаму халат.
- Петти, доченька! Мы с папой так волновались! - женщина крепко обняла "Тунью", её тёмные глаза заблестели от слез, и она попыталась скрыть их, тихо шмыгая носом.
- Мама? Что?.. - засаднившее горло не позволило договорить, ослабшее тельце затряслось в кашле.
Тут же из графина, стоящего на тумбочке, в стакан налили воды и поднесли к лицу девочки, помогая напиться. Женщина, вертя в руках пустой стакан, с волнением взглянула на мужа, и, вздохнув, посмотрела дочери в глаза.
- Утром, несколько дней назад, ты не спустилась на завтрак, я удивилась - ведь ты всегда вскакивала раньше всех - и решила подняться в твою комнату. Ты лежала, полностью закутавшись в одеяло, я попыталась тебя разбудить, но... Я так испугалась! Ты была такая горячая! - мама "Туньи" опять еле сдерживала слезы, казалось, её удерживает только рука мужа, легко сжавшая плечо. - Мы сразу же вызвали доктора, ты целых четыре дня не приходила в себя! Он сказал, что ничего не может, что ты... - женщина всхлипнула, замолчав.
- Что ты можешь больше не проснуться, - продолжил отец. - Я так рад, милая, что этого не произошло. Мы все надеялись на чудо, и оно случилось.
Заставив выпить таблетки, проверив температуру и обняв "Тунью" ещё пару раз, они оставили девочку в покое, дав переварить рассказанное и отдохнуть.
"Хм, Тунья... Теперь меня зовут Петуния. Я не понимаю, но... нужно привыкнуть. Интересно, прабабка знала, что так случится? Мне начинает казаться, что да, эта ведьма точно знала. - Мысли текли лениво - видимо, лекарства оказались со снотворным эффектом - глаза слипались. - Не зря же она позвала именно меня, а я дура полная - пришла. Хотя... Если всё, что про неё говорили - правда, то это может мне помочь. Она ничего просто так не делала".
Глаза Петунии закрылись, уставшая девочка провалилась в сон. Тунье снился пристальный взгляд прабабки Гриды, сильные пальцы, сжимающие запястье, и горячий шёпот, рассказывающий всё то, что накопили предки про это. Про то, чего она всегда боялась. Про то, чем она владела, но не хотела пользоваться. Про то, что испортило ей предыдущую жизнь. Про то, что могло помочь ей в этой жизни. Нужно было просто сделать правильный выбор и расставить приоритеты.
Глава 2.
Сталкиваясь с трудностями, с препятствиями, многие из нас отказались от своего дара, а по сути - от самих себя. Ведь всегда проще сдаться. Задвинуть свою уникальность в дальний угол и сказать: "Во мне нет ничего особенного. Я - как все. У меня ничего не выходит. Так и должно было быть". Но не бывает человека "как все", а сдаться - значит отказаться от своего предназначения.
Анхель де Куатье
В нашем обществе, в каждом коллективе, будь то учебный класс или семья, есть люди, которые отличаются от других. И отличаются так, что другим людям это заметно, это мозолит глаза и часто вызывает негатив. Наверное, вы и сами неоднократно замечали этих, так называемых, "белых ворон", "не таких, как все".
Вы задумывались, чего этим людям стоит быть "не такими, как все", пойти против почти всего мира, возможно, терпеть осуждение и косые взгляды? Может быть, даже смотрели на таких людей с жалостью, не понимая, что это вы скрываете свою уникальность от всего мира и стараетесь быть "как все". Может быть, это вас нужно жалеть? Жалеть потому, что именно вы прячете от других те качества и привычки, те вкусы и мнения, которые делают вас именно вами. А не кем-то другим. Жалеть потому, что это вам не хватает духу, чтобы отличаться от толпы.
А вы задумывались?
Вот и Веста всю жизнь старалась быть "как все", пыталась не выделяться, не показывать, что владеет этим. В детстве - когда ещё не поняла, что общество не любит тех, кто как-то выделяется - ей нравилось это, ей нравилось быть уникальной.
Позже Веста стала считать, что её дар - это её проклятье. И только сейчас, стоя у свежей могилы, проводив свою прабабку в последний путь, она неожиданно поняла, как ошибалась. Поняла, что, отказавшись от дара, делавшего её уникальной, разрушила свою жизнь, безжалостно разбила на такие маленькие кусочки, что никаким клеем не склеить обратно. Общество всегда давит на тех, кто "не такой", кто не вписывается в рамки. Прабабка Грида выдержала, а она - не смогла, поддалась, отказалась от себя.
Вы не понимаете? Ну что ж, значит, нужно вернуться немного назад.
5 июля 1953 года, сорок три года назад, у счастливых родителей родилась долгожданная девочка. Это событие портила лишь "старая ведьма" - прабабка Грида, но все уже привыкли звать её бабкой - которая приехала посмотреть на свою первую правнучку. Она, недолюбливая шумные города, давно жила в глуши и редко куда-нибудь выбиралась. Посмотрев в тот день на ребёнка, Грида дала ей имя Веста, что означает "покровительница". Испуганные родственники не посмели ей возразить - бабку Гриду боялись за её способности и не зря за глаза называли "старой ведьмой" - и прабабка уехала обратно. Так появилась на свет Дементьева Веста.
Проходили годы, девочка росла смышлёной и непоседливой, её дар тоже постепенно рос, развиваясь. Сначала Веста веселилась, когда получалось "поймать" чужие мысли, пристально посмотрев в глаза. Веселилась, когда слова, сказанные в шутку, сбывались. Веселилась, предсказывая контрольные и гадая на жениха в кругу хихикающих подружек-подростков.
Ведь это так круто!
Необычные способности очаровывали своей загадочностью, манили своей запретностью - в СССР на всё "мистическое" и "загадочное", в том числе и веру в Бога, было наложено табу. Подобное не приветствовалось и даже наказывалось. О необычном знали только три лучшие подруги и иногда просили погадать им, и Дементьева гадала: на суженного, на воске, при помощи зеркала, по линиям руки - но никогда не притрагивалась к картам.
До того дня.
Да, всё началось именно тогда.
Шёл 1969 год, Весте только недавно исполнилось шестнадцать, она, как и все, тайно читала стихи Высоцкого, слушала пластинки Биттлз, носила водолазки, брюки клёш и, втайне от матери, мини-юбки, подражая Западу. Хихикая в ладошку, сплетничала с подругами о парнях и, краснея, о запретном, но от того ещё более интересном - сексе.
Подружек у Дементьевой было не много, всего три: хохотушка Ленка, отличница и спортсменка Зина и девушка-кремень Степанида. Они дружили давно - с детства жили в одном дворе - и были, как говорится, не разлей вода. Вместе пошли в один садик, а после него в одну школу. Вместе вступили в ряды сначала пионеров, а потом и комсомольцев. Они привыкли почти всегда всё делать вместе, и всё друг дружке рассказывать, поэтому Веста не стала скрывать от подруг свои необычные способности.
В сентябре в класс пришла новая ученица Людочка Терёхина. Она училась хорошо, уважала старших и старалась делать всё и жить "по правилам", поэтому почти сразу стала любимицей учителей. По этой причине девушка плохо сходилась с одноклассниками. Её рассматривали со всех сторон и оценивали, но принимать в устоявшийся коллектив пока не хотели.
Однажды на перемене Веста болтала с подругами, с восторгом обсуждая недавно вышедший кинофильм "Белое солнце пустыни". Степаниде нравился сильный неунывающий характер красноармейца Сухова. Ленка была под впечатлением от загадочного и опасного Востока и говорила, что, когда вырастет, обязательно-обязательно посетит его. Зина жалела бедных и несчастных жён Чёрного Абдуллы и еле сдерживала слёзы, вспоминая юную Гюльчатай и молодого красноармейца Петруху. Ленка и Зина начали спорить: так ли несчастливы девушки в гареме. Людочка, как-то незаметно появившаяся рядом, приняла сторону Зины. С тех пор Людочка часто возникала рядом, и девочки постепенно привыкли к её присутствию, неосознанно принимая Терёхину в свой круг.
В январе, на дне рождения Зины, девушки, уставшие от сидения за столом, никак не могли решить, чем ещё можно заняться. Они успели и потанцевать, и, хихикая, обсудить парней, которые им нравились. Ленка вздыхала по художнику Петру из параллельного класса. Степанида, покраснев, промолчала. Зина, смущаясь, призналась, что ей нравится известный хулиган и двоечник Сашка Дроздов по кличке Дрозд. Веста сказала, что ей нравится активист и спортсмен Паша Проников, а Людочка услышав это, недовольно прищурилась и поджала губы.
Ленка, сверкая глазами, предложила узнать, что их ждёт в будущем. Остальные поддержали идею: тут же на середину комнаты был поставлен круглый столик из тёмного дерева, сверху опустилась голубая скатёрка, на плечи Дементьевой накинули цветастую бабушкину шаль, а в руки сунули старую, с потрёпанными краями колоду карт.
Девчонки расставили колченогие табуретки и уселись, поворачивая заинтересованные лица к Дементьевой - и только "правильная девочка" Людочка поджимала и без того тонкие губы. Терёхина во все глаза смотрела, как Веста тасует карты - для неё это было очень странно, неправильно и необычно.
Веста нервничала. Руки еле заметно тряслись, движения были резкими и дёргаными. Казалось, что тело живёт своей жизнью: побледневшие губы что-то шептали, а непривычные к этому руки уже тасовали колоду. В тишине, прерываемой только сухими и отрывистыми словами, расклад за раскладом ложился на голубую скатерть.
Девочки ещё долго молчали, боясь спугнуть царившую вокруг атмосферу чего-то мистического и загадочного. Но всему приходит конец. Солнце катилось к горизонту, приближалась ночь. Подруги засобирались домой.
Несколько дней всё было как обычно, а в понедельник вместо третьего урока учеников старших классов - уже принятых в комсомол - "согнали" на общее комсомольское собрание. В забитом людьми актовом зале стояла гнетущая атмосфера: школьников впервые созывали на собрание таким образом.
Собрание открыли. На повестке дня - исключение из комсомола.
Назвали фамилию. Дементьева.
Шокированная Веста не могла поверить услышанному. Ей казалось, что всё происходящее просто страшный сон, кошмар; что стоит только ущипнуть себя - проснётся в своей постели.
Стали зачитывать обвинения, припоминая все мелкие прегрешения. Говорили долго и страстно. Ставили в вину "поведение, несовместимое с высоким званием комсомолки". Вскользь упомянули азартные игры. Вспомнили, что на первомайской демонстрации Дементьева "бросала транспаранты с политическими лозунгами". Кто-то выкрасил древки яркой пачкающейся краской, шёл мелкий дождь, а Веста с Зиной были в светлых платьях: девушки неаккуратно и быстро поставили транспарант к стенке. Произошло это почти целый год назад - так ведь кто-то припомнил! Вытащил!
Обвинения кончились, а комсомольцам школы предложили высказаться. Желающих не было, школьники сидели притихшие. Тогда стали приглашать по фамилиям, стало ясно, что есть какой-то список. Один за другим стали вставать одноклассники "неправильной комсомолки Весты" и начинали её обличать: "Дементьева всегда казалась мне неискренней комсомолкой...", "Я считаю, что её поведение не достойно комсомолки...", "Таким, как она не место в рядах комсомольцев...". Не поднимая на подругу глаз, вставали и Ленка, и Зина. Их голоса дрожали и иногда прерывались. Когда предложили высказаться Степаниде, она отказалась осуждать свою лучшую подругу.
Возникла неловкая пауза. Было слышно, как перешёптываются школьники. Кто-то из учителей начал громко упрекать Степаниду в том, что у неё нет твёрдой гражданской позиции. Учителя предложили высказаться другим желающим.
Все молчали.
Веста за всё собрание не смогла вымолвить ни слова. Казалось, что в горле образовался непонятный комок, мешающий говорить, глаза щипало. От ощущения, что жизнь преподала важный урок - смысл которого ты ещё не до конца осознала - было тошно. От предательства некогда лучших подруг было горько. А ещё было невыносимо стыдно от того, что всё это слышал и видел Пашка. Только слова и немая поддержка Степаниды немного грели душу.
После собрания к Весте, одиноко стоявшей у окна с облупившейся краской, подошла Людочка. Она недовольно поджимала губы и, поправляя очки, морщила курносый нос. Стёкла очков блестели на солнце, привлекая внимание Весты. Людочка резким движением подняла подбородок, смотря сверху вниз на Дементьеву.
- Не понимаю, как только тебя приняли в комсомольцы! - фыркнула она.
Веста промолчала, оторопев от слов подруги. Какая-то мысль настойчиво закрутилась в голове, девушка нахмурилась, пытаясь её поймать.
- С таким-то поведением! - продолжала Людочка. - Что только Паша в тебе нашёл?!
В голове как будто что-то щёлкнуло, соединяясь в целую картинку:
- Так это ты?
- Да, это я рассказала, - ответила Терёхина.
- Ты!.. Всё из-за тебя! - воскликнула Веста, всё ещё отказываясь верить. - Как ты могла?
- Ты вела себя безнравственно и абсолютно недостойно комсомолки. Никто тебя не заставлял, это только твоя вина, - она противно усмехнулась, поправляя очки, - я просто этим воспользовалась.
- Но зачем тебе...
Секунда - и Людочка прошипела свистящим шепотом в лицо Дементьевой:
- Кому нужна девка, которую исключили из комсомольцев. Мало ли что. Уверена, Пашка теперь на тебя и не взглянет!
- Ах, ты, дрянь! - руки Весты вцепились в волосы Людочки, которая противно заверещала. Тут же подбежали мальчики, стараясь их растащить. Людочка царапалась и била руками, пытаясь освободиться от крепкой хватки. А Веста злилась. Она ещё никогда в жизни не испытывала такого сильного чувства. Можно сказать, что в этот момент девушку сжигала жгучая ненависть к Терёхиной. Веста думала, что с начала года они успели стать подругами, но, видимо, так считала только она одна. А ещё было до жути обидно, что, раскрывая душу перед другим человеком, получаешь только плевок.
Позже Дементьева ещё не раз вспоминала этот день. И каждый раз убеждалась, что многие люди не заслуживают её доверия, не заслуживают её тепла; что внешнее проявление бывает обманчиво. Она закрылась в себе, с каждым прожитым годом воздвигая всё больше и больше стен, которые ограждали её маленький внутренний мирок.
Глава 3
Сегодня будет непросто, завтра будет еще хуже, но послезавтра все будет прекрасно.
Джек Ма
Англия, Коукворт, Вернон-роуд 3. 1966 год, март.
Через несколько часов спящую девочку разбудила миссис Эванс. "Мама, - мысленно поправилась Веста, - нужно привыкать. Будет странно, если Тунья так внезапно и быстро изменится". Пришёл доктор. У доктора Брайтли были круглые щёки, а сам он выглядел довольно упитанным и добродушным. С собой у него был небольшой чемоданчик с различными инструментами и лекарствами, которым очень заинтересовалась Лили. Выслушав родителей и осмотрев Петунию, он радостно улыбнулся:
- Замечательно. Всё просто замечательно, - пробормотал он. - Болезнь отступила, но, - доктор Брайтли со строгим выражением лица, смешно выглядящим при его полноте, повернулся к родителям, - девочке всё ещё нужен покой и постельный режим. А также пить много воды и...
Миссис Эванс сосредоточено кивала на каждое слово доктора, запоминая. Она уже успокоилась - её девочка жива и почти здорова - и держала свои чувства под контролем, снова став истинной английской леди. Её нельзя было назвать надменной или высокомерной, но вся она: то, как прямо и естественно она держалась; то, как привычно вскидывала подбородок; её длинные пальцы и узкие кисти; правильные черты лица, которые оживлял подвижный и немного крупноватый рот - казалось, что вся её фигура пропитана несвойственной обычным людям грацией.
"А она красивая", - подумала Веста, разглядывая - теперь уже свою - маму. Память Петунии подсказала, что девочка восхищалась мамой и пыталась - во многом пока безуспешно - подражать ей. Тунье хотелось быть такой же красивой и элегантной. Быть Леди.
Доктор Брайтли надолго не задержался и вскоре заторопился - у него были и другие пациенты. После его ухода Петунию накормили, судя по запаху, куриным бульоном, и она снова заснула.
Девочке снились согнувшиеся под своей тяжестью деревья, которые тянули к ней крючковатые руки-ветви в попытке схватить. Она всегда ускользала в последний момент и продолжала бежать дальше. Внезапно - нога зацепилась за подвернувшийся корень, и уставшая девочка вывалилась на полянку, скрывшись с головой в чем-то белом и мягком.
- Одуванчики! - изумилась она, посмотрев наверх.
На поляне, развесив длинные зеленые листья, росли гигантские одуванчики: их толстые стебли - девочка была уверена, что не смогла бы обхватить ни один из них руками - высились далеко в небе, а белые головки степенно покачивались.
Недалеко раздался громкий треск: деревья не хотели отпускать свою добычу. Их толстые корни подобно змеям с тихим шелестом выползали из земли, а голые и корявые ветви, похожие на чьи-то страшные высушенные лапы, продолжали тянуться к девочке. Они медленно - словно издеваясь - приближались. Девочка вскочила на ноги, но внезапный порыв ветра почти повалил её на землю. Руки крепко вцепились в первое попавшееся - одно из семян гигантских одуванчиков, которыми в избытке была покрыта поляна.
Ветер усилился - и девочка, вскрикнув, стала подниматься в воздух. Внизу копошились деревья, протягивая свои узловатые ветви в небо и пытаясь схватить, задержать девочку. А она, повиснув, чувствовала себя маленькой божьей коровкой.
Было страшно смотреть вниз, но в то же время постепенно отдаляющаяся земля манила и притягивала взгляд. Светлая поляна, покрытая белоснежными и пушистыми семенами исполинов-одуванчиков, была полной противоположностью иссушенных и искорёженных деревьев. И, казалось, что это конец - одуванчики окружены, им не сбежать. А почерневшие от времени деревья скоро выдавят, изведут этих белых безмятежных гигантов, как и многих других до этого, оставшись в полном одиночестве.
Так и будет - это неизбежно.
Но нужно знать, что это далеко не конец. Свободолюбивый ветер разносит семена одуванчиков по всему миру, и ничто не сможет их уничтожить.
Следующий сильный порыв ветра заставил вскрикнуть от неожиданности, отвлекая от отдающих светлой грустью мыслей. На лице появилась нежная улыбка: теперь всё будет хорошо. Она постарается.
***
Родители к рекомендациям доктора отнеслись серьёзно. И в течение нескольких последующих дней Тунью не выпускали из постели, заставляли много пить - Веста поняла, что какое-то время точно не сможет спокойно смотреть на воду, чай и другие жидкости - и кормили разными бульонами, кашами и пюре. Скука и обилие свободного времени позволили девочке обдумать всё, что произошло, и навести подобие порядка в голове. Воспоминания Весты и Петунии первое время путались и смешивались, и было трудно отделить одно от другого. Но Веста не сдавалась, и вскоре всё получилось.
Было трудно смириться с тем, что теперь она - маленькая девочка, которой скоро исполнится десять лет. Маленький ребенок, за которого принимают решения его родители. Для взрослого человека, который давно привык заботиться о себе самостоятельно, осознание было ошеломительным. Приходилось утешать себя: это её второй шанс, шанс на нормальную жизнь, шанс на нормальную семью и друзей. И это подействовало.
Постепенно она проникалась лёгкими и светлыми, как мыльные пузыри чувствами к своей новой семье. Весте нравилась немного строгая, но такая тёплая и заботливая Мари - мама Петунии, и её муж - высокий и надёжный добряк-Генри. А в заводную и веселую Лили было просто невозможно не влюбиться. Где бы ни появился этот маленький рыжий - цвет волос и глаз она взяла от отца - ураган, никто не мог удержать улыбки. Петуния любила Лили, а так как была старше, то всегда старалась оберегать свою младшую сестрёнку. Для Весты подобное чувство было непривычным, в прошлой жизни она ни о ком кроме себя не заботилась.
Дни бежали, Тунье разрешили вставать с постели, а после и гулять в маленьком саду, позади дома. А одиннадцатого марта девочке исполнилось десять лет. Девочка уже почти оправилась от болезни, и родители решили её порадовать - позвали её одноклассников и устроили праздник. Было шумно и весело. Везде звучал детский смех, на одном из столов лежала большая горка подарков - и это всё для неё, для Весты! - а сама именинница была одета в замечательное голубое платьице.
Светило яркое солнце и пели птички. Жизнь была прекрасна! Что может быть лучше?