Складнiше з Кримом - цим типовим "домом без господаря",
з обез'язиченою топонiмiкою и гвалтом позбавленою
традицiйних, вiками проваджених тут господарств
природою, котра з року в рiк невловно марнiє,
блякне, мое безмужня жона. З росiян, здаеться,
тiльки Б. Чичибабiн (знов-таки - поет, а отже, надiлений
спецiальним органом "мовного слуху")
вiдчув, "как непристойно Крыму без татар ", -
i дiйсно, антропологами доведено, що
саме автохтонний етнос найлiпше потрапляс
пiдтримати в природi екологiчну рiвновагу...
Кримська земля "говорить по-татарськи",
i людей, що заселили ОО по татарах -- не росiян
i не украОнцiв, а так -- легiонерiв iмперiО,
"население Крыма", наслiдком лабораторного
експерименту добуту породу homo soveticus, -
вона "не любить ", як "не люблять" (не розумiють) и вони.
Оксана Забужко. Мова и влада. Ч. 1.
Эта книга - попытка рассказать о, пожалуй, самом трагическом периоде истории крымскотатарского народа- 1941-1991. Война, полвека изгнания, годы проведенные на чужбине, отчаянная борьба за возвращение в Крым и, наконец, обретение утраченной родины...
Историю взаимоотношений крымскотатарского народа с Российским государством, а впоследствии с Советской империей трудно назвать счастливой. Она на редкость насыщена драматическими событиями, непониманием и взаимными обидами.
Крымские татары - коренной народ Крымского полуострова, сформировавшийся здесь в ХIII-ХV веках в результате длительных ассимиляционных процессов древнего населения полуострова с более поздними народами.
С 1443 года и до аннексии Крыма Российской империей (1783 год) у крымских татар существовала государственность - Крымское ханство, образовавшееся в период распада Золотой Орды на основе ее Крымского улуса (провинции). В правление хана Узбека (1312-1342 годы) государственной религией стал Ислам.
Находившееся на стыке непримиримых геополитических интересов соседних государств, Крымское ханство постоянно было вынуждено учитывать часто меняющуюся конфигурацию внешних сил. Характер взаимоотношений Крымского ханства с соседями зависел, главным образом, от степени совпадения их интересов во внешнеполитических устремлениях. Так, союз между крымским ханом Менгли I Гераем (1467, 1469-1475, 1478-1515) и московским князем Иваном III (1410-1505) отвечал интересам как Крымского ханства, стремившегося упрочить свою независимость от ханов Большой Орды, так и интересам Московского государства, которое в 1480 году полностью освободилось от вассальной зависимости Орде.
Не менее напряженными были порой взаимоотношения Крымского ханства и Османской империи. В 1475 году турецкая военная экспедиция султана Мехмеда II Фатиха в ходе вторжения на полуостров взяла в плен Менгли I Герая, пытавшегося организовать отпор туркам. Крымский хан провел три года в плену и был освобожден лишь после признания верховенства Османской империи над Крымом. Вынужденное признание Крымским ханством власти турецкого султана не означало, однако, утраты суверенитета - оно продолжало сохранять значительную часть самостоятельности в решении вопросов внутренней и внешней политики.
Усиливающееся противоборство между Российским государством, Османской империей и Польшей все чаще втягивало в военные действия украинское казачество, стремившееся к обретению украинскими землями независимости. Украинские казаки и крымские татары то находились в состоянии противоборства друг с другом, то объединялись против общего врага.
Укрепившееся впоследствии Российское государство задало иную амплитуду взаимоотношениям с Крымским ханством. Если первые походы российских войск на Крым носили характер "усмирения", то уже с конца XVII века они преследовали гораздо более амбициозную геополитическую цель - выход России к Черному морю и утверждение на его берегах.
После длительного военного противостояния между Россией и Турцией по Кючук-Кайнарджийскому миру 1774 года последняя признала отделение Крыма от Османской империи. Манифестом от 8 апреля 1783 года "полуостров Крымский, остров Тамань и вся Кубанская сторона" были включены в состав России.
С конца XVIII - в XIX веках шло фактическое вытеснение крымских татар из Крыма. Обезземеливание и русификаторская политика - таковы были основные причины нескольких волн эмиграции крымских татар.
Самая массовая эмиграция последовала вскоре после окончания Восточной войны-в 1856-1862 гг., тогда Крым покинуло около 193 тысяч крымских татар. Как справедллво отмечает публицист XIX века М.Гольденберг: "Причины этой эмиграции уже могут быть прямо отнесены к той политике, которой мы придерживались по отношению к завоеванному народу... На хозяйственное положение татар не обращалось решительно никакого внимания: стародавние поземельные права ставились ни во что. Земли татарские захватывались чуть ли не каждым, кто хотел - судьями, чиновниками, мурзами". (Гольденберг М. Крым и крымские татары // Вестник Европы. 1883. Ноябрь. С.67-89).
В результате обезлюдения полуострова 8 ноября 1861 года были приняты утвержденные царем Александром II "Правила, заселения частных земель в Крыму иностранными выходцами". Комитет министров отныне предоставлял крымским землевладельцам право нанимать на работу иностранных рабочих, разрешив выдачу им паспортов на весь срок найма; тем из иностранцев, которые пожелают обосноваться в Крыму и принять российское подданство, предоставлялись все права и льготы. (ПСЗРИ. Собр. 2. Т. XXXV. Отд. 2. С. 224-226). Шло целенаправленное заселение полуострова крестьянами внутренних губерний России, а также переселенцами из Германии, Чехии, Италии.
25 марта 1917 года, вскоре после Февральской буржуазной революции, в Симферополе был созван Всекрымский мусульманский съезд, избравший Временный Крымско-Мусульманский исполнительный комитет во главе с Номаном Челебиджиханом. На прошедшем 26 ноября 1917 года Курултае (съезде) было решено передать ему все полномочия Мусульманского исполкома. На заседаниях Курултая в декабре 1917 года рассматривались вопросы государственного устройства Крыма, выработки законов, определявших различные сферы общественной жизни и др.
Курултай провозгласил создание Крымской Народной Республики, принял Конституцию, государственную символику и объявил себя парламентом. Председателем парламента стал Асан Сабри Айвазов, правительство возглавил муфтий Крыма Номан Челебиджихан.
Большевики не признали Крымскую Народную Республику. После кровопролитных боев в январе 1918 г. национальное правительство было свергнуто. В феврале Номан Челебиджихан был арестован. 22-24 февраля 1918 года в Севастопольской тюрьме было расстреляно около 600 человек, среди них и муфтий Крыма. Согласно сообщениям прессы, его тело было изрезано на куски, а затем выброшено в море. Весть о гибели Челебиджихана вызвала бурю негодования среди мусульман страны и существенно обострила внутрикрымскую ситуацию (Исхаков С. Российские мусульмане и революция (весна 1917 - лето 1918 г.). М., 2004, с.455).
В ноябре 1920 года в Крыму была окончательно установлена Советская власть, а 18 октября 1921 года постановлением ВЦИК и СНК образована Крымская Советская Социалистическая республика - автономия в составе РСФСР. Были созданы аппараты государственной власти (местные советы, Центральный Исполнительный комитет) и управления (Совет Народных комиссаров, которому подчинялись комиссариаты: внутренних дел, просвещения, юстиции, здравоохранения, финансов, земледелия, труда, продовольствия и др.); принята Конституция республики. Государственными языками стали русский и татарский.
1920-30 годы - противоречивый период в развитии крымскотатарского народа. Как и в других автономных республиках, в Крыму провозглашались принципы приоритетного развития коренных народов (политика "коренизации", применительно к Крыму - "татаризации"). Но одновременно уже со второй половины 1920-х шли перманентные репрессии под лозунгом борьбы с местным "национализмом", причем столь яростные, что в предвоенные годы национальной интеллигенции практически не осталось. Неполной будет картина народного бедствия, если не вспомнить о катастрофических последствиях голода в Крыму 1921-1923 годов, унесшего около 100 тысяч человеческих жизней. В период коллективизации, согласно данным, приводимым крымскими исследователями Н. Дементьевым и А. Зарубиным, только в 1930-1931 годах в Крыму было раскулачено и выслано 4325 крестьянских семей, или около 25-30 тысяч человек (Дементьев Н. Е., Зарубин А. Г., История Крыма. Часть II. Составление. Редактор Николаенко Н. В. РИЦ). Молодая Советская республика строилась на большой крови...
Что отличало крымскотатарский этнос от других этносов - те катастрофические демографические изменения, которые сопутствовали двухсотлетнему пребыванию его в лоне Российской, а затем Советской империй. С конца XVIII столетия наблюдалась устойчивая тенденция к сокращению крымскотатарского населения в Крыму. Если в первой четверти XVIII в., по расчетам демографа В.Кабузана, крымских татар на полуострове насчитывалось абсолютное большинство - 444 000 человек, то уже к 1793 году их было вчетверо меньше - 112 200. Таковы были последствия первой волны эмиграции, последовавшей сразу же по присоединении Крыма к России (Градировский С., Николаенко Т. Особенности СК-преобразования Тавриды и СК-переработки крымскотатарского этноса. httр://www.archipelag.ru/text/437.htm). На протяжении XIX аека процент крымскотатарского населения на полуострове стремительно падал, и к концу столетия оно составляло только 44% населения Крыма. А всего два десятка лет спустя крымские татары были уже вторым по численности (после русских) населением полуострова (в 1921 г. - 25,7%, в 1926 - 25,1%) (Когонашвили К. Краткий словарь истории Крыма. Симферополь, 1995. С. 151). Не изменилась тенденция и в предвоенной переписи 1939 года.
Вторая Мировая война пришла на Крымский полуостров 22 июня 1941 года. Началась мобилизация в Красную армию, в том числе и крымских татар призывного возраста. Уже в октябре 1941 г. большая часть полуострова оказалась в оккупации, а с падением в июле 1942 года Севастополя, Крым полностью оказался под властью немецких войск. Лишь в мае 1944 г. Крым был освобожден от фашистов. А в ночь с 17 на 18 мая 1944 г. все крымские татары по обвинению в измене родине были депортированы с территории Крымского полуострова, разделив участь других ранее репрессированных народов - немцев, калмыков, карачаевцев, балкарцев, чеченцев...
Первые годы в местах чужбины были самыми страшными в судьбе крымских татар. Порядок обращения со спецпереселенцами был законодательно закреплен Указами Президиума Верховного Совета СССР 1945 и 1948 гг. В соответствии с этими документами, жизнь спецпереселенцев сводилась к тяжелому физическому труду в местах спецпоселений, с полным подчинением их сам их спецкомендатурам - административным органам власти на местах.
Лишь после смерти Сталина в марте 1953 г. наметилась некоторая либерализация режима, отразившаяся и на положении спецпоселенцев. А официальный статус спецпереселенцев с них был снят только в 1956 году, уже после XX съезда КПСС, когда власти наконец "вспомнили" о виновных перед недавно умершим диктатором народах. Уже в конце 1956 г. были приняты решения о возвращении ряда ранее выселенных народов в места прежнего проживания. Однако не все из них получили такую возможность, в том числе крымские татары - на этой развилке истории пути "наказанных народов" разошлись.
Таковы были исторические предпосылки возникновения крымскотатарской проблемы в СССР, основные "пункты" которой были сформулированы уже в первых письмах крымских татар, поступивших в высшие органы власти в середине 1950-х. Это были требования о возвращении народа на историческую родину, о восстановлении автономии и о политической реабилитации.
Модели урегулирования крымскотатарской проблемы в 1950-80-х годах являлись скорее способом государственного маневрирования, имитацией решения. Проблема была загнана в глубь, но от этого не перестала существовать.
Писатель Милан Кундера однажды заметил: "Когда хотят уничтожить народ, его сначала лишают памяти". Крымские татары были вычеркнуты из энциклопедий, лишены имени (с конца 1950-х этноним "крымские татары" заменяется в переписях населения на "татары"), национальных школ, литературы на родном языке. Все это было сделано практически в одночасье - если мерить масштабами исторического времени. Однако волевым путем лишить народ памяти властям не удалось, как не удалось заставить людей забыть свои истоки и историческую родину - то есть все то, что складывается столетиями и составляет глубинные основы духовной жизни народа.
Число обращений и писем, которые были написаны крымскими татарами в 1950-1980-х гг. - о своем ссыльном положении, об уничтоженной культуре, о заветной мечте вернуться на родину - вряд ли подлежит даже приблизительному подсчету.
Одно из таких "писем во власть" - десятиклассника Эбазера Сейтвапова - заканчивалось словами: "В Узбекистане нам говорят: убирайтесь отсюда прочь. В Севастополе то же самое. Насриддинова упрекает, что мы едим узбекский хлеб, в Крыму нас считают разбойниками и лентяями. Куда нам деваться?!! На Луну?" (ГАРФ, ф.8131, оп.36, д.709, л. 160). Они не стали своими на чужбине, но столь же нежеланными они были на родине...
Что особенно поражает во властном дискурсе о крымских татарах в последепортационный период-это упорное нежелание понять стремление народа жить на родине и редкая живучесть обличительных формулировок. Противостояние народа и власти проходило и на дискурсивном уровне. Циркуляция пережитков и готовых моделей, характеризующих взаимное отчуждение, до сих пор заметно в политической риторике и тиражируется некоторыми современными СМИ (преимущественно российскими, украинскими пророссийскими и прокоммунистическими). И уже этого обстоятельства было бы достаточно, чтобы попытаться с позиций научного анализа разобраться, как и под влиянием каких причин сложилось такое состояние дел.
Сегодня ни для кого не секрет, что многие исторические пласты в советский период были закрыты для изучения либо фальсифицировались в угоду политической конъюнктуре. Не избежала этой участи и историография истории Крыма - многие сюжеты которой либо вообще не изучались, либо грубо искажались. Так случилось, в частности, с освещением событий Великой Отечественной войны в Крыму. Интерпретации истории войны, как и других периодов истории Крыма, находились в прямой зависимости от политики в отношении крымскотатарского народа, депортированного с территории Крымского полуострова в 1944 году. Поскольку возвращение крымских татар на родину категорически не входило в планы советского руководства, в этих условиях историографический дискурс, усиленно культивировавший образ ''народа-предателя", фактически являлся инструментом власти для оправдания такой политики.
Революционные перемены в политической и общественной жизни Советского Союза в середине 1980-х и особенно его закономерная кончина в 1991 году благотворно повлияли на развитие историографической ситуации. Были опубликованы документы и материалы по истории войны в Крыму, появились монографии и исследования, в которых крымские татары уже не фигурировали исключительно как "изменники Родины". В постперестроечный период появились обобщающие работы: Книга памяти республики Крым. В 8 томах. Симферополь, 1994-1998; Крым в Великой Отечественной войне 1941-1945 / Сост. В.К. Гарагуля, И.П.Кондранов, Л.П.Кравцова. - Симферополь, 1994; Басов А.В. Крым в Великой Отечественной войне 1941-1945. Москва: Наука, 1987; Рубцов Ю. Трагедия в Крыму в мае 1942 года // Война и общество. В двух книгах. Том 1. М., 2004. С. 101-126; Рубцов Ю. Аlter ego Сталина. Страницы политической биографии Л.З.Мехлиса. М., 1999. С.201-216; Бекирова Г. Крым в Великой Отечественной войне // В книге: Крым, и крымские татары в Х1Х-ХХ веках. Москва, 2005. С. 31-105.
Немало материалов по истории войны в Крыму содержится в: Крымскотатарская энциклопедия. (Автор-составитель Р.Музафаров). В 2-х тамах. Симферополь, 1993; Таиров С. Трагическая судьба моего народа. Симферополь, 2005. В книгах крымскотатарского писателя Аблязиза Велиева рассказывается о крымских татарах - героях Советского Союза, полных кавалерах ордена Славы, генералах, командирах и комиссарах дивизий, подводных лодок, партизанских отрядов, об офицерском составе (Велиев А. Къараманлар оль-мейлер. Симферополь, 2005, Велиев А. Дженк офицерлери. Симферополь, 2007); о крымскотатарских остарбайтерах и узниках фашистских концлагерей: Велиев А. Фашизм махбюслери. Весикъалар, ресимлер, хатырлавлар. Симферополь, 2004 г. Книгу писателя Сафтера Нагаева составили воспоминания крымских татар о периоде Великой Отечественной войны и о первых годах депортации (Нагаев С. Гъурбетте къалгъан эдждатларымызнынъ хатырасы. [Память наших предков на чужбине]. - Симферополь, 2005).
В последнее время вышло немало исследований по проблеме коллаборационизма в период войны. Эта тема была уже давно "освоена" зарубежной и эмигрантской историографией (назову некоторые работы): Алдан А.Г. Армия обреченных: Воспоминания зам. нач. Штаба РОА. - Нью-Йорк, 1969; Артемьев В.П. Первая дивизия РОА. - Канада: Изд. СБОНР, 1974: Стеенберг С. Власов. - Мельбурн: Русский дом, 1974; Dallin A. German Rule in Russia 1941-1945: A study of occupation Policies. - London, New-York: McMillan, 1957, Beher H. Erinnerungen an den Sonderverband, drei Bataillone und an die Kameradschaft Bermann. Krailling 1983; Benzing, lonannes. Die turkvolker der Sowjetunion, in: Der Orient in deutscher Forchung. Vortrage der Berliner Orientalistagung, Herbst 1942; Bollmus R. Das Ami Rosenberg und seine Gegner. Stittgart 1970; Dallin A. Deutscher Herrschaft in Ru&land. 1941-1945. Dusseldorf 1958; Gehlen, Reinhardt. Der Dienst. Erinnerungen 1942-1971. Mainz-Wiesbaden 1971; Glasneck, lohannes; Kircheisen, Inge. Turkei und Afghanistan - Brendpunkte der Orienpolitik im Zweiten Weltkrieg. Berlin (Ost) 1968; Heiber, Hellmut (Hrsg.). Hitlers Lagebesprechungen. Die Protokolframente seiner militarischen Konferenzen. 1942-1945. Stuttgart 1962, S.73-74; Hoffmann 1. Die Ostlegionen. 1941-1943. Turkotataren, Kaukasier und Wolgafinen im deutschen Heer. Freiburg 1976; Hoffman I. Kaukasisien 1942/1943. Das deulsche Heer die Orienvolker der Sowjetunion. Freiburg, 1991; von Mende, Gerhard. Erfahrungen mil Freiwilligen in der deutschen Wehrmaht wahrend des Zweiten Weltkrieges, in: Vielvolkerheere und Koalitionskriege. Darmstadt 1952; von Mende Gerhard. Volkstumfragen im Osten, in: Ostaufgaben der Wissenschaften. Vortrage auf der Osttagung deutscher Wissenschaftler. Munchen 1943, S. 80-91; von zur Muhlen, Patrik. Zwischen Hakenkreuz und Sowjetstern. Der Nationalismus der Sowjetischen Orienvolker im Zweiten Weltkrieg. Dusseldorf, 1971); для советской же она долгие годы была практически закрыта; из современных исследований вот лишь некоторые: Семиряга М. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. Москва, 2000; Гилязов И. На другой стороне. Коллаборационисты из поволжско-приуралъских татар в годы второй мировой войны (Казань, 1998), Дробязко С. Вторая мировая война. 1939-1945. Восточные легионы и казачьи части в вермахте (Москва, 1999); О.Романько. Крым, 1941-1944 гг. Коллаборационизм и оккупация: Сборник статей и материалов. Симферополь, 2005.
Вопрос о принятии основных государственных решений и путях политического урегулирования крымскотатарской проблемы в 1950-1980-х гг. многие десятилетия был окутан завесой тайны и не становился объектом специального исследования. Это объяснялось как принципиальной невозможностью подобного изучения в условиях цензурированной советской историографии, так и засекреченностью документов партийно-правительственных органов. Последнее обстоятельство обусловило "неполноту" исследований западной и эмигрантской историографии (Conquest R. The Nation Killers: The Soviet Deportation of the Nationalities. London: Macmillan, 1970; Fisher A. The Crimean Tatars. Stanford, 1978; Tatars of the Crimea. Their Struggle for Survival / Ed. by Ed. Allworth - Durham (North California): Duke University Press, 1987 u др.; A. Некрич. Наказанные народы. - Нью-Йорк: Хроника, 1978. (The punished peoples: The deportation a. fate of Sov. minorities at the end of the Second World War. - New York: Norton, Cop. 1978.- 238 p.); Григореико А. А когда мы вернемся... Нью-Йорк, Фонд "Крым", 1977 и др.).
Необходимо отметить, что и экспрессивные толкования крымскотатарской истории, зафиксированные в крымскотатарском самиздате, ставшем в условиях отсутствия независимой научной историографии единственной формой исторической рефлексии, и властные интерпретации, сохранившиеся в официальных документах, фальсифицированной научной и популярной литературе послевоенного времени - суть полюса одной исторической мифологии, в которой у каждой стороны свои мифологемы и своя правда. В этих условиях научная истина никогда не становилась (да и не могла стать) самодостаточной ценностью.
В конце 1980-х- 1990-е годы, после принятия Декларации Верховного Совета СССР от 14.11.1989 г. "О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав", началась репатриация крымских татар, и был снят негласный запрет на исследования по крымскотатарской проблематике. Появились первые работы, посвященные крымскотатарскому национальному движению, написанные в основном по материалам сам- и тамиздата (Губогло М.Н., Червонная СМ. Крымскотатарское национальное движение / РАН. Центр по изучению межнациональных отношений. Институт этнологии и антропологии имени Н.Н. Миклухо-Маклая. Т.1. М., 1992; Алексеева Л.М. Крымскотатарское движение за возвращение в Крым // История инакомыслия в СССР. Новейший период. Вильнюс-Москва: Весть, 1992. С. 93-110).
Рассекречивание архивных материалов в первой половине 1990-х позволило начать изучение послевоенной истории крымских татар уже с привлечением ранее недоступных документов партийно-правительственных органов (работы по истории депортации крымских татар 1944 г.: Бугай Н. Депортация крымских татар в 1944 г..// Украинский исторический журнал. 1992. N1; Брошеван В., Тыглиянц П. Изгнание и возвращение. Симферополь, 1991 и др.), режима спецпоселений 1944-1956 гг. (Земсков В. Спецпоселенцы из Крыма // Крымский музей. 1994. N1 и др.); "крымскотатарского вопроса"' (Волобуев О. Крымскотатарский вопрос в документах КПСС // Отечественная история. 1994. N1), крымскотатарского национального движения (Бажан О., Данiлюк Ю. Кримскотатарський национальний рух // Опозiцiя в УкраОнi (друга половина 50-х - 80-х рр.) - К., 2000); Полян П. Не по своей воле... История и география принудительных миграций в СССР. - М., 2001).
В 1970-2000-е гг. были опубликованы документы: крупных судебных процессов крымских татар (Живой факел. Самосожжение Мусы Мамута. Сб. документов. Нью-Йорк, 1986; Ташкентский процесс. Суд над десятью представителями крымскотатарского народа (1 июля - 5 августа 1969 г.). - Амстердам, 1976; Шесть дней. Белая книга. Судебный процесс Ильи Габая и Мустафы Джемилева. Нью-Йорк, 1980; Шестьдесят шестая годовщина Крымской АССР. Демонстрации и митинги крымских татар. 1987 г. Лондон, 1989; Шестой процесс Мустафы Джемилева. Симферополь, 2001), крымскотатарского и правозащитного самиздата (Губогло М.Н., Червонная СМ. Крымскотатарское национальное движение. Т.2. Документы. Материалы. Хроника. М., 1992; Крымские татары в "Хронике текущих событий". - Киев, 2000; Кримськi татари в альманасi "Вести из СССР" (1978-1983) // Кримськi студiО. 2001. N5-6 (11-12). С.90-140). Фрагментарно публиковались документы о депортации крымских татар в сборниках, посвященных депортации народов СССР (Бугай Н.Ф. Иосиф Сталин - Лаврентию Берия: "Их надо депортировать... "Документы, факты, комментарии. М., 1992; Милова О.Л. (сост.). Депортации народов СССР (1930-1950-е годы). Часть I. Документальные источники Центрального Государственного Архива Октябрьской Революции, высших органов государственнй власти и органов государственного управления (ЦГАОР) СССР. М., 1992 и др.); Сталинские депортации. 1928-1953. Документы (Сост. Полян П. и Н.Поболъ). М., 2005.
В последнее десятилетие вышли сборники документов официальных советских инстанций: Кримсъкi татари. 1944-1994 рр. Статтi. Документи. Свiдчення очевидцев. - К., 1995; Депортованi кримсъкi татари, болгари, вiрмени, греки, нiмцi. 1941-1998 (Упор. - Ю. Бiлуха (керiвник), С. Рудик, О. Власенко, Т. Барахаева, Н. Павлiв) - К, 1999; Депортованi кримсъкi татари, болгари, вiрмени, греки, нiмцi. Збiрник документов АвтономноО Республики Крим (1989-1999). (Упор. - Ю.Бiлуха (керiвник), В.Петров, Т. Барахаева, О. Власенко, О. Канiвець, Н. Павлiк) - К, 1999; Депортованi кримсъкi татари, болгари, вiрмени, греки, нiмцi. Статистичнi матерiали (1989-1999). - К., 2000.; Депортованi кримсъкi татари, болгари, вiрмени, греки, нiмцi. Матерiали урядових комiсiй (1989-2000). - К., 2001; "Товарищу Щербицъкому. За Вашим дорученням" (колекцiя документов з фонду ЦК КПУ 60-80 рокiв щодо кримських татар) //Кримськi студiО. - 2002. - N5-6. - С. 206-230; "Вiдновлення прав кримсъкотатарського народу не може бути здiйснено без вiдновлення автономiО Криму... " (документи з гстори ршення кримськотатарськоО проблеми наприкiнцi 80 - початку 90-х рокiв XX столття) // Кримськi студiО. - 2003. - N1 - 2. - С. 85-114; Хаяли Р. Крымскотатарский народ: без права на Родину (первая половина 1940-1990-х гг.) - Симферополь, 2006. Значимым вкладом в источниковую базу стал сборник в двух книгах воспоминаний очевидцев событий: Депортация крымских татар: Как это было / Сост. Р.Куртиев). Симферополь. 4.1, 2004; ч.2, 2005.
Большой массив ранее секретных документов КГБ представлен в двухтомнике: Кримсъкi татари: шлях до повернення. Кримсько-татарский нацioналъний рух (друга половина 1940-х - початок 1990-х рокiв) / Упорядники - О.Бажан, Ю.Данилюк, С.Кокт, О.Лошицький. В 2-х частях. К., 2004. Сборник открывается пространной и весьма содержательной вступительной статьей Ю.Данилюка и О.Бажана об истории крымскотатарского национального движения.
Различные аспекты истории крымскотатарского движения за возвращение на родину рассматривались в изданиях последнего времени: Бекирова Г. Крымскотатарская проблема в СССР (1944-1991). Симферополь, 2004; Очерки истории и культуры крымских татар (под ред. Чубарова Э.). Симферополь, 2005; Бекирова Г. Крым и крымские татары в ХIХ-ХХ веках. Москва, 2005; Сергiйчук В. УкраОнський Крим. - К., 2001; У микрофона Айше Сеитмуратова. Репортажи по Радио "Свобода" / Сост. Бекирова Г. и Муслимова Э. Симферополь, 2007; Генерал Петро Григоренко: Спогади, статтi, матерiали / Упоряд. та передмова О.Обертаса. - К., 2008; Во имя правды, чистой и святой... Памяти Григория Матвеевича Александрова / Сост. и редактор Бекирова Г. Симферополь, 2008.
Биографии активистов крымскотатарского движения представлены в трехтомной книге Идриса Асанина "Адалет куреши сафларында " [В рядах борьбы за справедливость (Книга памяти)]. Симферополь, 2006: Хроника крымских событий. 1967-1988 (сост. П.Зети). В июне 2007 года Эльдаром Сейдаметовым была защищена диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук по теме "Движение солидарности крымскотатарской диаспоры в США с борьбой соотечественников за возвращение на историческую родину (1960-е - начало 2000-х годов) ".
Качественно новым шагом в крымоведении стала коллективная монография "Крим в етнополiтичному вимiрi" (К., 2005), изданная Институтом политических и этнонациональных исследований Национальной академии наук Украины. В монографии, в подготовке которой приняли участие ведущие ученые, подробно анализируются этнополитические процессы в Крыму в ХХ-начале XXI столетия.
Попытки проследить развитие историографической мысли в крымоведческой литературе предприняты в статьях: Рафальський О.О. Нацiональнi меншини України у XX столiттi: Iсторiографiчний нарис. - К., 2000. - С. 221-224, 267-277, 343; Котигоренко В., Панчук М. Висвiтлення у вiтчизнянiй полiтологiчнiй та iсторичнiй лiтературi сучасної кримськотатарської проблеми в Українi // Науковi записки Iнституту полiтичних i етнонацiональних дослiджень НАНУ. - К., 2003. - Вип. 23. - С. 180-202; М.Панчук, О.Рафальский. Етнополiтичний розвиток Криму - актуальна i малодослiджена проблема // Крим в етнополiтичному вимiрi. Киев, 2005. С. 12-56; Панчук М.1. Етнополiтична iсторiя Криму: до питання iсторiографiї /7 Iсторичний журнал. - 2005. - N3. -С.41-56; N4. - С.41-45. Историографическое освещение различных проблем истории Крыма 1940-1990 гг. освещены в работах: Хаяли Р. Крым в период Второй мировой войны: историография и опубликованные источники // Науковi записки Iнституту полiтичних i етнонацiональних дослiджень ПАН України. - К., 2003. - Вип. 23. - С. 79-96; Бекирова Г. Крым в период Великой Отечественной войны // Крим й крьiмские татари в Х1Х-ХХ веках. Москва, 2005. С.31-105; Галенко О. Проблеми дослiдження депортацiй народiв Криму у роки Другої свiтової вiйни // Науковi записки Iнституту полiтичних i етпонацiональних дослiджень НАН України. -- С. 97-110; Макаренко Н. Етнополiтичний та етносоцiальний розвиток Криму у другiй половинi 50-х -- кiнцi 80-х рр. XX ст. Iсторiографiя проблеми // Науковi записки Iнституту полiтичних i етнонацiональних дослiджень НАН України. - С. 111-137; Полiщук Ю. Включення Кримської областi до складу УРСР (iсторiографiя проблеми) // Науковi записки Iнституту полiтичних i етнопацiопальних дослiджень НАН України. - С. 138-157; Ляшенко О. Етнополiтичний розвиток Криму в умовах незалежної України. До питання про iсторiографiю проблеми // Науковi записки Iнституту полiтичних i етнонацiональних дослiджень НАН України. - С. 158-179; Калакура О. Сучасна етнокультурна та освiтня ситуацiя в АРК як об'єкт наукового дослiдження // Науковi записки Iнституту полiтичних i етнонацiональних дослiджень НАН України. -- С. 203-215; Войналович В. Етноконфесiйнi процеси у Криму XX столiття: iсторiографiя проблеми // Науковi записки Iнституту полiтичних i етнонацiональних дослiджень НАН України. - С. 216-234.
Отметим, что исторические аспекты крымскотатарской проблемы постоянно находятся в фокусе внимания крымскотатарской прессы ("Голос Крыма", "Полуостров", "Авдет", "Къырым", "Янъы Дюнья", "Йылдыз"). Здесь регулярно публикуются разнообразные материалы (научные, научно-публицистические статьи, письма) о периоде депортации, жизни людей в спецпоселениях, о борьбе крымских татар за возвращение на родину в постдепортационный период. Бюллетень киевского Центра информации и документации крымских татар "Кримськi студiО" специализируется преимущественно на научно-исторических и политологических материалах о Крыме, за почти десятилетний период своего существования бюллетень опубликовал немало заметных исследований по крымскотатарской тематике.
Таким образом, в последнее десятилетие началось интенсивное научное освоение различных аспектов послевоенной истории крымских татар. Однако основательные исторические исследования, в которых бы содержались сведения о механизме принятия политических решений по крымскотатарской проблеме в послесталинский период, о позициях центральных и региональных властей, в которых в комплексе были бы представлены и проанализированы документы оппонирующих сторон - власти и репрессированного народа, - лишь начинают появляться.
Эта книга - попытка внести лепту в историографию темы, отчасти восполнить данный историографический пробел.
В шести разделах книги представлена панорамная картина истории взаимоотношений крымскотатарского народа и советских властей с июня 1941 по декабрь 1991 г., то есть с момента начала Великой Отечественной войны до распада СССР.
Первый раздел описывает события войны в Крыму 1941-1944 гг. (ход военных действий, оккупационный режим, партизанское движение, освобождение) - с опорой на архивные и устные источники, многие из которых введены в научный оборот впервые.
Во втором разделе раскрывается предыстория возникновения крымскотатарской проблемы в СССР, причиной которой явилась депортация народа. Выселение, жизнь в спецпоселениях, зарождение оппозиционных настроений, сыгравших впоследствии важную роль для формирования национального движения, - таковы главные сюжеты раздела. Автор предлагает и свою версию доселе весьма поверхностно и однобоко исследованной темы послевоенных трансформаций Крыма.
Третий раздел повествует о подготовке и принятии официальных решений о судьбе депортированных народов. Подробно рассказано о зарождении крымскотатарского движения за возвращение в Крым. Отдельная глава посвящена первым политическим процессам послесталинского времени (Э.Сеферова и Ш.Абдурахманова (1961), С.-А. Умерова и М.Омерова (1962) и М.Джемилева (1966)). Об этих процессах рассказано с привлечением новых источников - ранее не публиковавшихся материалов Прокуратуры СССР.
Четвертый раздел посвящен небольшому, но чрезвычайно насыщенному событиями историческому периоду - 1967-1970 гг. В разделе рассматриваются такие взаимосвязанные сюжеты, как подъем национального движения в середине 1960-х гг. и принятие одного из ключевых решений по крымскотатарской проблеме - Указа от 5.09.1967 г., сближенное московскими инакомыслящими, первые попытки массовой репатриации в связи с принятым указом; судебные и внесудебные преследования крымскотатарских активистов.
В пятом разделе представлены официальные проекты урегулирования крымскотатарской проблемы в 1970-нач. 1980 гг. Предпринята попытка комплексного анализа официальных директив и инструкций этого периода; рассказано о тенденциях и событиях в национальном движении. Отдельная глава посвящена практически неизвестной современной историографии теме -- "гражданской войне", которую вели власти против пытавшихся вернуться на историческую родину крымских татар, в то время, когда принимались очередные реабилитационные акты о судьбе крымских татар. В разделе представлен обзор важнейших судебных процессов 1970-первой половины 1980-х против активистов крымскотатарского движения.
Шестой раздел книги посвящен событиям, связанным с возвращением крымских татар на родину (1985-1991). На основании редких архивных материалов подробно рассказано о выдвигавшихся властями в этот период моделях разрешения крымскотатарской проблемы (деятельность комиссий ПВС и Совета Министров СССР) и о значительных вехах в истории крымскотатарского движения (образование ОКНД, II Курултай крымскотатарского народа и др.).
Последняя часть книги - "Архивные источники " - представляет собой подборку из ранее не публиковавшихся документов и материалов, контекстуально связанных с содержанием книги и более подробно раскрывающих отдельные мотивы и сюжетные линии книги.
В книге публикуется обширная подборка фотографий, иллюстрирующая описываемые в ней события.
Первое приближение к теме исследования произошло у автора этих строк в далеком 1990 году - тогда это была статья для информационного бюллетеня Мелитопольского "Мемориала". Следующим подходом к освоению темы следует назвать дипломную работу "Проблемы истории крымскотатарского народа в составе России в российской исторической литературе (конец XVIII - 40-е гг. XX в.)", успешно защищенную в 1994 году в Московском Историко-архивном институте Российского Государственного Гуманитарного университета.
В 1999-2001 гг. автору довелось участвовать в качестве одного из научных редакторов и автора вступительного очерка в международном проекте "Карта" (г.Варшава) - НИПЦ "Мемориал" (г.Москва) - "Крымскотатарская инициатива" (г. Симферополь) по подготовке "Словаря диссидентов стран Центральной и Восточной Европы" (издан в Польше в 2007 году на польском языке). Эта работа дала импульс к дальнейшему изучению темы - уже с более широким кругом источников.
В рамках проекта фонда Дж.Д. и Кэтрин Т.Макартуров мною была подготовлена и опубликована монография "Крымскотатарская проблема в СССР (1944-1991)", изданная в 2004 году при финансовой поддержке Республиканского комитета Автономной республики Крым по делам национальностей, миграций и депортированных граждан. Книга также вышла как спецвыпуск в бюллетени "Кримськi студiО" (2004. N1-2).
В 2005 году вышла моя книга "Крым и крымские татары в ХIХ-ХХ веках" (М., 2005), в которую были включены научные и научно-популярные статьи, в том числе и по теме нынешней книги.
Основным методологическим принципом, примененным при написании книги, был комплексный источниковедческий подход, который предполагает привлечение и анализ максимально возможного количества источников и документов. Анализ разных типов источников позволяет восполнить те информационные пласты, которые отсутствуют в тех или иных источниках, а также верифицировать противоречивые или взаимоисключающие сведения. Привлечение к изучению документов устной истории дает возможность рассмотреть тему с позиций микроистории и компенсировать "недостатки" документов официальных советских органов (двоемыслие, засекреченность отдельных сюжетов, ангажированность).
В ходе обследования архивохранилищ России и Украины выявлены около 250 редких документов по теме проекта, составивших информационную основу исследования. Это главным образом документы ГАРФ (г.Москва, ф.9479, Отдел спецпоселений НКВД-МВД; ф.8131, Прокуратура СССР, Отдел по надзору за следствием в органах госбезопасности, ф.7523, Верховный Совет СССР; ф.9401, "Особые папки" Сталина и Молотова; ф.5446, СЫК - СМ СССР), РГАНИ (г.Москва, ф.5, отделы ЦК КПСС), РГАСПИ (г.Москва, ф. 17, Крымский обком, ЦК КПУ, ЦК КП Узбекистана; райкомы и горкомы партии; ф.644, ГКО; ф.574, Уполномоченный ЦК ВКП(б) Узбекской ССР), ГА АРК (г. Симферополь, ф. 1, Крымский обком), ЦДАГО Украины (г.Киев, ф.1 - ЦК КП Украины), архив НИПЦ "Мемориал" (г. Москва, коллекция личных фондов).
С сожалением приходится констатировать, что автору не удалось поработать с документами Архива Президента РФ, где хранятся материалы Секретариата ЦК КПСС и отделов ЦК. В ответ на письменный запрос в Администрацию Президента РФ о возможности такой работы мною был получен ответ начальника Отдела по обеспечению деятельности архива Администрации Президента Российской Федерации г-на В.Якушева, в котором говорилось, что документы по теме исследования "в настоящее время, в основном, не рассекречены, в связи с чем допустить Вас к их изучению не представляется возможным" (письмо NА 16-3-95 от 18.04.2003).
Увы, по-прежнему секретны и фонды других архивов. До сих пор недоступна значительная часть фонда N9479 Отдела спецпоселений НКВД-МВД в ГАРФ, рассекреченная, по нашим оценкам, примерно на треть. Даже по заголовкам имеющейся описи видно, насколько интересные документы по-прежнему остаются "под спудом". Затруднен доступ и к большинству фондов КГБ, несмотря на то, что информация, содержащаяся в этих документах, давно уже "секрет Полишинеля" и вряд ли может рассматриваться как предмет государственной тайны.
Хочется надеяться, что рассекречивание новых массивов документации не за горами, и это поможет скорректировать многие выводы о различных аспектах нашей темы. Тем не менее уже в ходе данного исследования автором вводится в научный оборот значительный комплекс новых документов. При подготовке исследования были использованы как документы официальных советских инстанций, так и личных архивов, многие из которых ранее не публиковались - архивные документы ЦК КПСС, Верховного Совета, Совета Министров, КГБ, Прокуратуры СССР, Центрального штаба партизанского движения, циркуляры правоохранительных органов и секретных инструкций местного уровня, сохранившиеся в государственных хранилищах. Думается, именно в этом - новаторство данной работы относительно более ранних.
В книге упоминаются и материалы крымскотатарского национального движения из архивов активных его участников - Сейдамета Меметова, Айше Сеитмуратовой, Сейдамета Мамутова, любезно предоставленные автору их владельцами.
Важное место в нашем исследовании отведено устным источникам. Применительно к изучению данной темы их привлечение является едва ли не строго обязательным, поскольку многие очевидцы событий до сих пор живы, а мемуаристика, в которой хотя бы косвенно освещался данный исторический сюжет, довольна скудна (содержательные упоминания мы обнаружили лишь в воспоминаниях А.Микояна, Ф.Бобкова, А.Н. Яковлева, А.Аджубея, А. Акимовой, Н. Биясовой). В ходе работы была создана коллекция устных источников. В книге использованы, в частности, материалы, собранные автором в ходе интервьирования 2004-2007 г., а также письма и ответы на вопросы анкеты, опубликованные в ряде крымских СМИ, на сайте "Крым и крымские татары" www.kirimtatar.com и в книге "Крым и крымские татары в ХIХ-ХХ веках".
Автором были просмотрены и источники художественной литературы. Возможности извлечения фактографически ценной информации из этого вида источников невелика. Однако вряд ли есть более прямой путь приблизиться к пониманию того, что называют "душа" или "дух народа", как посредством литературы и поэзии народа. Если проанализировать сюжеты произведений крымскотатарских писателей и поэтов последнего времени, можно легко понять, что основные мотивы их творчества - Крым, депортация и возвращение на родину.
Прошло уже около двух десятков лет с начала массовой репатриации крымских татар на родину, однако до сих пор так и не принят закон, регулировавший бы возвращение народа; нет закона и о политической реабилитации...
Хочется надеяться, что это ретроспективное исследование послужит скромным подспорьем для действующих политиков (российских, украинских, крымскотатарских) к поиску путей решения крымскотатарской проблемы - сегодня, увы, по-прежнему актуальной. На наш взгляд, сегодняшняя нестабильность Крыма имеет корни в трагедии шестидесятилетней давности. И именно поэтому столь важным является знание и осознание опыта минувшей эпохи.
Апрель 2004-октябрь 2008.
Военные действия в Крыму в 1941-1942 гг.
Нападение фашистской Германии явилось полной неожиданностью для руководства СССР. Договора о ненападении, дружбе, взаимопомощи, поздравительные телеграммы, которыми обменивались Гитлер и Сталин, - казалось, ничто не предвещало близкого конца "интимной дружбы братьев-разбойников"1, доселе совершивших грабительский раздел Восточной Европы.
Все было перечеркнуто 22 июня 1941 года в 4 часа утра, когда германские войска атаковали границы СССР и подвергли бомбардировке ряд стратегически важных населенных пунктов, в том числе Севастополь2. 30 июня 1941 года решением ЦК ВКП(б), Президиума Верховного Совета СССР и Совнаркома СССР был создан чрезвычайный орган власти - Государственный Комитет Обороны, сосредоточивший всю полноту власти в период войны.
Геополитическая значимость Крымского полуострова была издавна оценена его близкими и дальними соседями. Для Германии овладение Крымом означало возможность контролировать Черное и Азовское моря, приблизиться к нефтеносным районам Кавказа и оказывать постоянное политическое давление на Румынию, Турцию и Болгарию. Кроме того, полуостров являлся отличным плацдармом для базирования авиации. Поэтому захвату Крыма в планах немецкого командования отводилось особое место.
Уже с первых дней войны началась мобилизация в Красную Армию. По переписи 1939 г. в Крымской АССР проживало 1.126.429 человек, из них русских - 558,5 тыс. (49,6%), татар - 218,9 тыс. (19,4%) (перепись учитывала "татар", а не ''крымских татар'"), украинцев -154,1 тыс. (13.7 %), евреев - 65,5 тыс. (5,8 %) и т.д. К началу июля 1941 году добровольцев в Крыму было около 10 тысяч, успешно прошла и объявленная 10 августа 1941 г. мобилизация военнообязанных 1890-1904 и молодежи 1922-1923 годов рождения. Всего в первые месяцы войны было мобилизовано 93 тысячи человек, большая часть которых влилась в четыре сформированные крымские дивизии.
Прифронтовое положение полуострова потребовало создания в городах и районах истребительных батальонов - военизированных добровольческих соединений граждан для охраны важнейших объектов и борьбы с диверсантами и шпионами. Формировалось народное ополчение. Было создано 33 истребительных батальона, 155 подразделений народного ополчения, 3300 групп самозащиты и МПВО, в которых состояло свыше 166 тысяч человек. В городах и на железнодорожных узлах были сформированы аварийно-восстановительные отряды для ликвидации последствий вражеских бомбардировок. Исключительное значение приобрело строительство оборонительных сооружений, дорог, аэродромов. К июлю 1941 г. на этих работах было занято 40 тысяч человек3. Начались эвакуация населения (всего в 1941-мае 1942 г. было вывезено около 270 тысяч человек4), а также оборудования, предприятий, скота.
20 августа 1941 года, согласно директиве Ставки Верховного Главнокомандования, на базе 9-го стрелкового корпуса была сформирована 51-я Отдельная Армия (на правах фронта) - для обороны Крыма. В нее вошли 106, 156, 271 и 276-я стрелковые дивизии, 40, 42, 48-я кавалерийские дивизии. В оперативном подчинении армии находился Черноморский флот. Командующим армии стал генерал-полковник Ф.Кузнецов, его заместителем - генерал П.Батов, член Военного Совета - корпусный комиссар А.Николаев. Штаб армии располагался в Симферополе.
После сформирования армия выполняла задачу обороны Крыма - Арабатской стрелки. Чонгарского перешейка, Ишуньских позиций, южного берега Сиваша. С 18 октября вела упорные оборонительные бои с превосходящими силами противника на Ишуньских позициях, Чонгарском, затем - Керченском перешейке5. В Крымской оборонительной операции (18.10-16.11.1941), помимо 51-й армии, принимали участие войска Приморской Армии и Черноморского флота. Общая их численность составила 2356006.
Уже в ноябре 1941 г. советские войска были вынуждены отступать. Сегодня очевидно, что такое положение дел менее всего было обусловлено отсутствием личного мужества советских солдат, основная причина здесь - общая неподготовленность руководства СССР к этой войне... Существенным фактором, обескровившим армию, явились и репрессии в отношении командного состава в предвоенный период.
Вот как описал в своих воспоминаниях события первого этапа борьбы за Крым (24 сентября - 16 ноября 1941 года) рядовой 51-й армии Абдураман Бариев. Его свидетельство дает ясное представление и об уровне готовности советской армии, и о том, в каких условиях оказались люди, брошенные в мясорубку войны: "Во всем батальоне пригодных к работе было роздано 18 винтовок. Остальные 700 солдат из батальона стояли перед немцами с лопатой и киркой... Сопротивление было бесполезно... На Крымском фронте советская армия рассыпалась. Солдаты либо погибли, либо попали в плен. Небольшая часть перебежала к партизанам в лес. После того, как был приказ: "Пусть каждый идет куда хочет, спасает свою голову", -- каждый заботился только о себе"7.
А вот как оценил поражение 51-й армии заместитель командующего П.Батов: "Ее можно обвинить во многих смертных грехах: Крым мы не удержали. Однако нужно сказать и следующее: эта армия, созданная наспех, плохо вооруженная, в течение тридцати четырех дней сдерживала одну из лучших армий гитлеровского вермахта. Немцы понесли большие потери, а главное - было выиграно время для эвакуации в Крым одесской группы войск, без чего вряд ли была бы возможна длительная оборона Севастополя. Беда 51-й армии заключалась в том, что, во-первых, она не имела боевого опыта и была недостаточно технически вооружена; во-вторых, те силы и возможности, которыми она располагала, использовались подчас неумело, без учета сложившейся обстановки"8. Как видим, это тот нечастый случай, когда оценки рядового и генерала совпали.
Потери советских войск в Крымской оборонительной операции составили 48438 человек9. В ноябре 1941 в Крым вошли немцы.
Отметим, что, несмотря на многонациональный состав 51-й армии10, ее поражение позднее стало одним из официальных поводов к депортации крымскотатарского народа. В проекте постановления о выселении крымскотатарского народа, подготовленном наркомом внутренних дел Л.Берия, говорилось: "Все призванные в Красную Армию составляли 90 тысяч человек, в том числе 20 тысяч крымских татар... 20 тысяч крымских татар дезертировали в 1941 году из 51-й армии при отступлении ее из Крыма"11. Достоверность подобного утверждения Берии, мягко выражаясь, крайне сомнительна, особенно еели учесть, какую задачу оно было призвано выполнить - обосновать правомочность депортации крымских татар с территории полуострова. Увы, и сегодня абсурдный аргумент о 20 тысячах призванных и стольких же дезертировавших реанимируется защитниками акции выселения крымских татар как неопровержимый факт - с упорством достойным лучшего применения. Тем паче, если вспомнить, что в 1941 году отступление советских войск на советско-германском фронте носило тотальный характер, принимая порой формы панического бегства, и дезертирство вряд ли можно считать прерогативой исключительно крымскотатарских солдат.
С 26 декабря 1941 г. по 2 января 1942 г. была осуществлена' Керченско-Феодосийская десантная операция. На северное побережье Керченского полуострова и в район Феодосии было высажено более 40 тысяч человек, 1,8 тысяч лошадей, доставлено 43 танка, 454 орудия и миномета, 330 автомашин, большое количество боеприпасов и других военных грузов. Советские войска овладели Керченским полуостровом12.
Изменение военной ситуации на полуострове, когда к оборонявшемуся Севастополю добавились освобожденные (как оказалось впоследствии, временно) районы Крыма, диктовало новые задачи партии. Одна из главных была сформулирована в докладе первого секретаря Крымского обкома ВКП(б) В.Булатова: "...Поработать спешно над тем, чтобы выкачать все наличие общественных фондов продовольствия и фуража, чтобы создать хоть минимальный запас"13. Вот как уже знакомый нам Абдураман Бариев, оказавшийся, подобно многим солдатам 51-й армии в немецком плену и вскоре бежавший из него, описывает возвращение "наших" и положение населения: "Переписывают скот, который был эвакуирован, забирают тот, который остался на руках у людей. К этому народ давно уже привык - согласен оставаться голодным, привык отдавать и продолжает отдавать"14.
В это же время население только что освобожденных районов Крыма познакомилось с очередной разновидностью репрессий -"чистками", проведение которых санкционировалось высшим военно-политическим руководством страны. В соответствии "с требованием товарища Сталина организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами и паникерами", на территории Крыма, "временно занятой противником, на коммунистов и особенно на органы следствия" были возложены "особые задачи" - очиститься "от всякого хлама, болтающегося у нас под ногами".
К такому "хламу" были отнесены коммунисты и ответственные работники, не эвакуировавшиеся с территории полуострова, дезертиры 51-й армии, бывшие военнопленные. Все они рассматривались как потенциальные предатели, изменники родины и должны были проверяться "с исключительной тщательностью". Перед компетентными органами ставилась задача "выяснить все обстоятельства, почему тот или иной товарищ остался здесь", а также принять соответствующие меры к тем, кто "в какой-либо степени проявил себя активно при немцах" - последние должны были "немедленно исключаться из партии и нести наказание в уголовном порядке"15.
Незавидная участь ждала и бывших солдат 51-й армии. Часть из них при отступлении оказалась на Большой земле, а многие - попали в плен к немцам. В числе последних был и А.Бариев, сумевший, правда, бежать из немецкого плена, чтобы... тут же быть задержанным сотрудниками Особого отдела НКВД.
Вот как он вспоминает начало зимы 1942 года: "Дела, которые совершают солдаты Особого отдела - облавы, заключение в тюрьму, допросы, - приводят людей в ужас... Население в тяжелом положении, как будто на фронте и в огне. Из городов и сел в тюрьму посадили очень много людей за то, что работали у немцев, значит, им сочувствовали"16. В советском фильтрационном лагере задержанных ждали следователи, которые "заполняли анкету, составляли акты; допрашивали не один, а много раз. Если на допросах ответы были разные, то забирали в КПЗ как изменника Родины"17. Бариеву повезло, его отпустили, службу в Красной Армии он продолжил уже на Кубани, куда его отправили после успешного завершения "чистки".
Успех Керченско-Феодосийской десантной операции воодушевил Ставку Верховного главнокомандования и командование Закавказского фронта. Было решено провести полномасштабную операцию по освобождению Крыма. 2 января 1942 года Ставка утвердила план такой операции и разрешила перебросить в Крым еще одну армию. Однако переправившиеся сюда новые силы не удалось обеспечить поддержкой тыловых структур. Снабжение морем осуществлялось медленно. К тому же командующий фронтом Д.Козлов не уделил должного внимания закреплению занятого рубежа. В результате 18 января под ударами противника 44-я армия оставила Феодосию и перешла на Ак-Монайский перешеек.
Советскому командованию никак не удавалось наладить регулярное снабжение войска. Из-за начавшейся распутицы дороги стали непроходимыми. С большим трудом продовольствие для войск переправлялось морем с Таманского полуострова. Бездорожье не позволяло осуществлять перегруппировки войск. Генеральный штаб предлагал Сталину эвакуировать войска из Крыма, положение которых ввиду нерегулярного снабжения через Керченский пролив и полностью исчерпанных местных ресурсов, стало нестерпимым. Но Сталин требовал наступать. Только 13 апреля им было разрешено перейти к обороне18.
8 мая 1942 г. внезапно для войск Крымского фронта соединения 11-й немецкой армии перешли в наступление. Главный удар немцев пришелся против одной слабо обученной дивизии. Авиация противника парализовала связь. Управление войсками Крымского фронта было полностью нарушено. На третий день противник отрезал пути отхода основных сил. Через 12 дней фронт перестал существовать. Потери советских войск составили 176566 человек, 347 танков, 3476 орудий и минометов, 400 самолетов. По немецким данным, было захвачено в плен 170 тысяч советских воинов, 258 единиц бронетехники, более 100 орудий и другое вооружение. Собственные же потери немцев составили всего 7588 убитыми.
Крупное поражение советских войск на Керченском полуострове поставило в безнадежное положение защитников Севастополя, так как противник получил возможность существенно усилить блокаду города. Гарнизон осажденного города стойко держался против 11-й немецкой армии до конца июня 1942 года. Ставка, наконец, разрешила эвакуировать войска, но было слишком поздно. На самолетах и в подводных лодках удалось выбраться лишь руководству, а основная масса была отдана на растерзание врагу. Еще неделю после того, как было эвакуировано командование, в городе продолжались ожесточенные бои19.
Уже 4 июня 1942 г. Ставкой ВГ были подведены итоги поражения Крымского фронта. Причины назывались следующие: построение обороны не соответствовало обстановке; группировка войск была наступательной, а не оборонительной. Слабо в инженерном отношении были подготовлены главная полоса и Ак-Монайские позиции; отсутствовали тыловые рубежи. Командование недостаточно хорошо подготовило взаимодействие наземных сил с авиацией. Еще одной причиной, по мнению Ставки, было неудачное командование Л.Мехлиса, а также недисциплинированность Д.Козлова и Л.Мехлиса, которые не выполнили приказа Ставки о быстром отводе войск на Турецкий вал20.
За время героической обороны Севастополя - с 30 октября 1941 года по 4 июля 1942 года - погибло 156 тысяч его защитников. 2 июля 1942 г., когда исход был предрешен, передовица газеты оккупационных властей "Голос Крыма" с пафосом сообщала: "Севастополь пал... Число пленных и трофеев необозримо. Остатки разбитой севастопольской армии бежали на Херсонесский полуостров. Там, стесненные на узком пространстве, они идут навстречу гибели". "Это была самая сильная крепость в мире" - так называлась статья военного корреспондента Вернера Кольте в газете "Der Kamf" 3 июля 1941 г., перевод которой публиковался здесь же21.
10 июля 1942 г. в том же "Голосе Крыма" в статье "Бои за Крым окончены" подводились итоги крымской кампании - как их представило Германское Верховное главнокомандование: "В ходе боев от 7 июня до 4 июля взято 97.000 пленных, в том числе заместитель командующего армией генерал Новиков... Кровавые потери большевиков огромны и составляют от 30 до 40 тысяч человек. Общие потери германских войск 872 человека и 23239 унтер-офицеров и солдат, из которых 190 офицеров и 4174 унтер-офицера и солдата убитых, 11 офицеров и 1580 офицеров и солдат пропали без вести, а остальные ранены. Борьба на Крымском полуострове закончилась. 4 июля 1942 года взятием штурмом сильнейшей в мире морской и сухопутной крепости Севастополя. Крым стоил противнику потери 430 тысяч пленными, 1198 танков, 2102 орудий..."22.
Это было одно из самых сокрушительных поражений Красной армии на первом этапе войны и одновременно одна из крупных побед вермахта23.
Крым предстал перед германской армией во всей своей первозданной красе:
"В долинах, прорезающих горы в северном направлении, были расположены богатые фруктовые сады и живописные татарские селения. Во время цветения фруктовые сады были чудесны, а в лесу весной расцветали прекраснейшие цветы, каких мне нигде больше не приходилось видеть. Бывшая столица татарских ханов Бахчисарай, живописно расположенная у небольшой горной реки, все еще сохраняла восточный колорит. Ханский дворец -- жемчужина татарской архитектуры. Южный берег Крыма, часто сравниваемый с Ривьерой, пожалуй, превосходит ее по красоте. Причудливые очертания гор, крутые скалы, спадающие в море, делают его одним из прекраснейших уголков Европы. В районе Ялты, недалеко от которой расположен царский дворец Ливадия, горы покрыты чудеснейшим лесом, какой только можно себе представить. Всюду, "где между гор было немного пространства, плодородная земля покрыта виноградными и плодовыми плантациями... Нас восхищал рай, лежащий перед нашими глазами", - с восторгом написал позднее командующий 11-й германской армией Э. Манштейн24.
Крымский полуостров почти на два года оказался отрезанным от Большой земли и оккупирован германскими войсками.
20 августа 1941 г. указом А.Гитлера для управления оккупированными территориями был учрежден рейхскомиссариат "Украина" (административно-территориальная единица в составе Третьего рейха), который возглавил Эрих Кох. В рейхскомиссариат были включены значительная территория Украины и Крым, основная часть которого была оккупирована в ноябре 1941 г., а в мае и июле 1942 г., после падения Керчи и Севастополя соответственно, полуостров оказался в оккупации полностью.
Потрясение, шок, смятение переживали жители Крыма, внезапно, уже в самом начале войны - неожиданной и неподготовленной, оказавшиеся лицом к лицу с врагом...
Важнейшим средством умиротворения оккупированных территорий СССР должно было стать насилие. Приход немцев на территорию Крымского полуострова сопровождался террором, убийством мирного населения, изъятием продуктов питания, одежды, всего необходимого. Фактически право расстрела предоставлялось каждому немецкому военнослужащему, так как, согласно директиве начальника штаба Верховного главнокомандования вооруженными силами Германии генерал-фельдмаршала Кейтеля "О военной подсудности в районе "Барбаросса" и об особых мероприятиях войск, подписанного им 13 мая 1941 года по непосредственному поручению Гитлера, с солдат и офицеров вермахта снималась всякая ответственность за поведение по отношению к населению захваченных на востоке районов. Были созданы также отряды особого назначения - айнзац-группы. Двигаясь непосредственно за войсками, они обеспечивали захват материальных ценностей, документов, проводили "акции" по ликвидации населения. Помимо особых отрядов в тылу войска находились оперативные отряды и группы с теми же задачами25.
2 декабря 1941 г. в Багеровском противотанковом рву неподалеку от Керчи были расстреляны более 7 тысяч человек мирного населения26.
Террористические операции против населения проводились не только в самом начале, но и по "воцарении" немцев в Крыму. Люди, оказавшиеся фактически "запертыми" в оккупированном Крыму, по сути стали заложниками войны. (Одно из свидетельств, подтверждающих эту мысль буквально: "Немцы боялись партизан, и чтобы проехать через лес, из нас делали "живой щит", ехали за нами, в конце обоза" (Нариман Мамутов))21.
В этой ситуации гражданское население было вынуждено отвечать не только за свои действия, но и за операции советских партизан. Так, 19 июля 1942 года спецкор "Красной звезды" майор Слесарев сообщал: "Будучи не в силах справиться с партизанским движением в Крыму, немцы вымещают гнев на мирном населении Крыма. В каждом городе текут реки крови невинных советских граждан. На днях фашисты расстреляли в Симферополе 500 человек. Трупы расстрелянных были вывезены из города и собраны в противотанковый ров, около совхоза "Красная роза". В дер. Нейзац немцы расстреляли 31 человека, в деревне Бешуй -21, в Черманлыке -27 стариков, женщин и детей. Взбешенные фашистские власти стали прибегать к неслыханным угрозам. Так, военный комендант Ка-расубазар вывесил на днях приказ, что за убийство одного офицера будет расстреляно 200 мирных граждан, за ранение офицера - 100 граждан, а за убийство одного немецкого солдата будет расстреляно 100 и за раненных 50 советских граждан"28.
Существовала и другая закономерность - чем успешнее были акции партизан, тем дороже платили за них мирные жители. Вот как вспоминает об этом свидетель событий:
"В октябре 1943 года немцы вошли с облавой в наше село. Об этом узнали партизаны и расставили своих по обочине дороги. Так немцы попали в засаду и многие погибли. Но потом начали артиллерийский обстрел, и партизаны ушли в лес. Немцы ворвались в село, в каждый дом. Вытолкали всех на улицу, мы едва успели одеться. Животные в сараях недоенные остались. Шёл снег. Старики, женщины, дети -- никого не жалели. На повозки выкинули детей. Все плачут, думают, что везут на расстрел. Привезли в деревню Гавр, вся деревня высыпала на улицу. Телеги остановились, и немцы не знаю куда ушли" (Кадыева Адиле)29.
Насилие было не единственным методом, использовавшимся оккупантами. Правильнее было бы говорить, что оккупационная политика немцев была политикой "кнута" и "пряника". Что вполне логично: управление новыми территориями - а немцы, как известно, намеревались остаться в Крыму навсегда - предполагало гибкую политику и манипулирование населением. Поиск союзников среди всех слоев населения и национальных групп был одним из составных частей этой стратегии.
Органами оккупационной власти в Крыму стали Городские управления, в функции которых входило руководство управлением и отделами этой же управы. Городское управление Симферополя возглавил Севастьянов, в прошлом работник Симферопольского горкомхоза. Власть в сельской местности осуществляли старосты. Для наблюдения за внутренним распорядком и просоветскими элементами была создана полиция30.
Если охарактеризовать общий принцип оккупационных властей к построению новой жизни, то, видимо, не будет ошибкой назвать это реставрацией старых, добольшевистских, порядков. Так, например, Крым стал Таврической губернией, которая была разбита на уезды по старому, дореволюционному делению; преподавание в школах велось по дореволюционным учебникам и т.д.
С самого начала своего утверждения в Крыму германские власти применили выраженную стратификационную политику - по этническому принципу. Такой подход был вполне объясним - он "работал" на разделение народов, на то, чтобы разрушить единство крымского общества. "Разделяй и властвуй" - этот принцип как нельзя лучше характеризует природу тоталитарных режимов, в том числе нацистского.
Посмотрим, какова была иерархия крымских этнических сообществ в период оккупации в контексте представлений германских властей о народах в целом.
Как известно, расовая теория была одним из столпов национал-социалистской идеологии. Эта теория постулировала абсолютное превосходство "арийской" расы над "неарийскими". Согласно ей, лучшими достижениями человечество было обязано "арийцам", которые служили олицетворением бесподобной красоты и совершенного разума. На вершине расово-иерархической структуры нацистов находилась арийско-нордическая раса во главе с ее германским ядром; арабы, славяне, цыгане, негры, евреи относились к неполноценным расам31.
Патологическую ненависть у А.Гитлера вызывали евреи, которые, по определению М.Хоркхаймера и Т.Адорно, были для фашистов "'не меньшинством, но противорасой, негативным принципом как таковым", "счастье этого мира" напрямую зависело ''от их искоренения"32. Евреи подлежали тотальному истреблению на всех территориях, занимаемых германскими войсками, в том числе и в Крыму.
К славянам фюрер также относился с большим недоверием, они были отнесены к разряду "untermensch" (буквально - "недочеловеки", "ниже человека"). Правда, применительно к оккупации Крыма, нужно отметить один нюанс. Самый многочисленный этнос Крыма - русские - в иерархии германских оккупационных властей занимали положение ниже, чем, к примеру, украинцы (также славяне), рассматривавшиеся как "угнетаемый" большевиками и, следовательно, потенциально более успешный объект для "обработки".
Что касается тюркских народов и прочих "азиатов", они, разумеется, никак не могли считаться ровней "истинным арийцам" и находились на уровне "унтерменшей", а быть может и ниже. Правда, как убедительно доказывает И.Гилязов, нацисты в общем-то не имели претензий к мусульманскому миру как таковому, рассчитывая "на его поддержку в борьбе против Англии, давнишнего противника араб-ско-мусульманского Востока"33. Что до крымских реалий, то и здесь были свои особенности, о чем подробнее будет сказано ниже. В целом же, как показывают новейшие исследования, нацистское руководство имело весьмд смутные, если не сказать мифологизированные представления о восточных народах СССР, и лишь с началом войны, когда, с одной стороны, провалился план "молниеносной войны" с СССР, а с другой, - в плену у немцев оказалась огромная масса советских солдат, в числе которых было и немало, представителей восточных народностей СССР, гитлеровское командование стало разрабатывать стратегию их привлечения к сотрудничеству. В связи с последним обстоятельством - взятием в плен значительного количества собратьев по происхождению - активизировались видные представители тюркской эмиграции. Надо признать, что у эмигрантской элиты были все основания волноваться за судьбу военнопленных...
Печально знаменитый приказ советской Ставки Верховного Главнокомандования N270 от 16 августа 1941 года гласил, что сдавшиеся в плен считаются "злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину". При этом, "если ... начальник или часть красноармейцев вместо организованного отпора врагу предпочтут сдаться в плен - уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными... Семьи сдавшихся в плен лишать государственного пособия и помощи"34. Таким образом, советские военнопленные фактически оказывались изгоями собственного государства и, по сути, были им преданы. Важно отметить и тот факт, что на советских военнопленных не распространялись принципы Женевской конвенции 1929 года "Об обращении с военнопленными", среди которых были и весьма гуманные, как-то: запрет на жестокое обращение с военнопленными, оскорбления и угрозы в их адрес, запрет на применение мер принуждения для получения от них сведений военного характера, запрет на использование их в зоне боевых действий и др.). СССР отказался ратифицировать конвенцию, что, безусловно, предопределило жестокое обращение нацистов с советскими военнопленными. Как справедливо пишет П.Полян: "Огромную долю юридической и моральной ответственности за бесчеловечное обращение немцев с пленными красноармейцами несет сталинский режим"35.
Ниже мы еще вернемся к этой теме, сейчас же отметим, что судьбой многих своих собратьев-тюрков, оказавшихся в немецком плену уже в самом начале войны, озаботились столь видные представители эмиграции, как Мустафа Чокай-оглу, Вели Каюм-хан, Ахмед-Заки Вал иди, Джафер Сейдамет, Эдиге Мустафа Киримал, Мустеджиб Улькюсал (трое последних - деятели крымскотатарской эмиграции), вступив по этому поводу в переговоры с германским руководством, - притом, что некоторые из них отнюдь не испытывали симпатий к фашистам. Кроме того, осенью 1941 года, Украину и Крым посетили начальник Военной академии Турции Али Фуад Эрден и отставной генерал Хюсню Эмир Эркилет. Последний в январе 1942 года опубликовал свои очерки об этой поездке. Любопытно, что перевод очерков лег на стол И.Сталину и сохранился в его личном фонде в РГАСПИ - с пометами, весьма нелицеприятными для Эркилета, - Сталин назвал его не иначе как "сволочью" и "наемником".
Вот что пишет Эркилет о посещении лагеря советских военнопленных: "Очень интересным зрелищем был лагерь военнопленных. Согласно распоряжению главного германского командования из состава военнопленных, проходящих через Николаев, выделяют тюрок, мусульман и украинцев. На основе этого распоряжения здесь была собрана группа в 296 человек пленных мусульман-тюрок, состоящих из крымских татар, кавказцев, волжских и уральских татар, туркмен, киргизов, казахов. Беседы с ними на их языках и на турецком языке оставили у меня глубокое впечатление. Осмотрев лагерь военнопленных тюрок-мусульман, мы посетили лагерь военнопленных-украинцев. Украинских военнопленных, выделенных из общего числа военнопленных, немцы освобождают и возвращают к себе на родину. Перед освобождением, однако, начальник лагеря обычно произносит перед ними речь о значении их освобождения и возвращения по домам" 36. Возможно, именно с этого момента можно говорить о начале формирования Восточных легионов.
Что касается гитлеровских планов относительно государственности восточных народов, то, насколько позволяют судить новейшие исследования и опубликованные документы, у немцев все же не было сколько-нибудь серьезных намерений предоставления им государственности. Так, И.Гилязов со ссылкой на М.Улькюсала пишет, что в январе 1942 года представители крымскотатарской эмиграции Джафер Сейдамет и Мустеджиб Улькюсал побывали в Берлине, где выразили пожелание создать в Крыму национальное самоуправление крымских татар, "но понимания не нашли и уехали безусловно разочарованными". Таким образом, очевидно, что образование национальных комитетов в период оккупации Крыма - крымских татар, узбеков, туркменов, армян и украинцев - имело вполне прагматичную цель - проведение политики германского руководства... - и не более того.
Продолжая рассмотрение вопроса о стратификации этнических общин Крыма, отметим, что на самой высокой ступени этой символической иерархической лестницы находились немцы и представители этносов, бывших союзниками германских войск (румыны, болгары, итальянцы). Они же пользовались и самыми большими привилегиями. Так что скорее естественно, чем неожиданно, выглядит опубликованное в оккупационной газете "Голос Крыма" объявление: "Все румыны и болгары, проживающие в районе "Симферополь город", должны явиться в период от 10 до 30 сентября (включительно) в полевую жандармерию городской комендатуры для регистрации и получения удостоверений. Все получившие удостоверения румыны и болгары будут пользоваться теми же правами и льготами, как и немцы. Принадлежность к данной национальности надо доказать. Комендант города"37. Правда, представители этих этносов были очень немногочисленны в Крыму - как известно, около 50 тысяч немцев Крыма и небольшое количество итальянцев были "предусмотрительно" высланы советским руководством с территории полуострова в самом начале войны в 1941 году38.
Следующую после упомянутых национальностей ступень занимали крымские татары, которые рассматривались немецкими властями как потенциальные союзники39.
23 ноября 1941 г. был сформирован первый состав Симферопольского (Крымского) мусульманского комитета, в руководство которого вошли Джемиль Абдурешидов, Ильми Керменчикли и Мемет Османов. При их личном участии или через их представителей в Евпатории, Бахчисарае, Ялте, Алуште, Карасубазаре, Старом Крыму и Судаке были проведены собрания крымскотатарского населения, на которых были подготовлены обращения к германскому командованию с просьбой о разрешении создать в их городах татарских комитетов.
В январе-марте 1942 г. во всех городах Крыма (кроме Севастополя) были образованы Мусульманские комитеты. Согласно Статуту комитеты подчинялись полицайфюреру Крыма (он же командир полиции безопасности и СД) и работали под его надзором. Правление и его члены утверждались им же. Основной задачей стоявшей перед комитетами являлась поддержка интересов Вермахта, немецкой гражданской администрации и немецкой полиции и представление интересов татарского населения.
По сведениям А.Ефимова, Мусульманский комитет состоял из следующих отделов: по борьбе с бандитами (занимался сбором сведений о партизанах, коммунистах и других подозрительных элементах); по вербовке; по обслуживанию семей добровольцев (ведал снабжением сотрудников оккупационных учреждений, родственников добровольцев, служащих в вермахте и полиции из местных жителей или их близких, а также нуждающегося татарского населения); пропаганды (занимался всеми вопросами политики в отношении национальной культуры, религии, школ). Городские и районные религиозные отделы подчинялись Религиозному центру Симферопольского Мусульманского комитета.
Одной из сторон работы Мусульманского комитета была вербовка добровольцев в воинские формирования вермахта. Именно эта деятельность впоследствии дала основание советским властям назвать организацию "профашистской". Как пишет А.Ефимов: "Работа вербовочных комиссий завершилась в феврале 1942 г. Благодаря их успешной работе в 203 населенных пунктах было зачислено в татарские добровольческие формирования около 6.000 человек и в 5 лагерях для военнопленных около 4.000 человек (в Николаеве - 2800 чел.); всего около 10.000 добровольцев. К 29 января 1942 г. в германскую армию рекрутировано 8684 крымских татар, остальные были разделены на маленькие группы по 3-10 человек и распределены между ротами, батареями и другими войсковыми частями, дислоцировавшимися под Севастополем и на Керченском п-ове. Также, по данным Симферопольского Мусульманского комитета, старосты деревень организовали еще около 4.000 человек для борьбы с партизанами. Кроме того, около 5.000 добровольцев предстояло позже убыть для пополнения воинских частей. Согласно германским документам, при численности населения около 200.000 человек, крымские татары "выделили" в распоряжение германской армии около 20.000 человек. Если учесть, что около 10.000 человек были призваны в Красную Армию, то можно считать, все боеспособные татары в 1942 г. были полностью учтены".
Столь подробное цитирование работы А. Ефимова связано с тем, что приведенные автором сведения не позволяют нам и сегодня иметь четкие представления о реальной численности крымских татар, фактически участвовавших с оружием в руках на стороне немецких войск. Указываемые в многочисленных документах военного периода те или иные исходные цифры, на которые опираются в своих расчетах исследователи, не только нуждаются в верификации (так, например, в цитировавшемся выше бериевском проекте постановления ГКО говорилось о 20 тысячах крымских татар, призванных в Красную Армию, А.Ефимов же пишет о 10 тысячах), но и не всегда отражают завершенность тех или иных начинаний оккупационных войск. Так, достаточно условными являются данные об "организации 4000 человек для борьбы с партизанами". Понятно, что в это количество внесены жители разных национальностей, особенно горных и предгорных сел, которые обязывались сообщать оккупационным властям о появлении партизан и других подозрительных лиц на их территориях. Не менее запутанными являются и данные о численности "добровольцев" из числа крымских татар.
С нашей точки зрения, сравнительно объективные сведения о численности принимавших участие в военных действиях на стороне немецких войск можно получить лишь путем сопоставления данных собственно оккупационных властей в Крыму, партизанских штабов и подполья с архивными документами тех немецких воинских формирований, в составе которых (или под контролем которых) могли служить лица, набранные немецкими властями на территории Крыма. При иных подходах исследователи рискуют стать заложниками субъективности оценок той или другой стороны, использовавших статистику в собственных интересах и сообразно возложенным на нее задачам военного времени. Думается, тот факт, что на сегодняшний день цифры крымскотатарских коллаборационистов40, исчисляемые различными исследователями, колеблются в весьма широком диапазоне - от 5 тысяч до 20 тысяч, - свидетельствует, прежде всего, о неизученности данного сюжета.
Согласно А.Ефимову, в секретных инструкциях германским командованием предписывалось ни в коем случае не допускать сотрудничества и совместных выступлений мусульманских комитетов и "отрядов самообороны", а Мусульманским комитетам была запрещена какая-либо политическая деятельность. 13 апреля 1942 г. состоялось совещание представителей МИД Германии и верховного командования сухопутных сил по вопросам пропаганды среди крымских татар, на котором подчеркивалось, что цель всех мероприятий заключена в том, чтобы поставить на службу германской армии, по крайней мере, 20 тысяч татарских добровольцев. Ради этого предполагалось облегчить оккупационный режим для крымских татар. Особо на совещании был подчеркнут пропагандистский характер этих действий41.
По агентурным данным разведуправления ЦШПД, привилегии у крымских татар были такие - "материальная помощь через татарские комитеты, льготы для проезда за хлебом на Украину, разрешение для частной торговли".
Несмотря на обличительный характер отдельных публикаций в адрес мусульманских комитетов, трактующих события войны с анахроничных позиций сталинской историографии, очевидно, что в его деятельности присутствовало немало положительных сторон.
Если судить по информации в "Голосе Крыма", можно сделать вывод, что мусульманские комитеты занимались самыми разнообразными вопросами, связанными с жизнью крымскотатарской общины. Так, например, один из номеров газеты за сентябрь 1943 года сообщал, что "Отдел культуры Мусульманского комитета рассмотрел вопрос о переводе алфавита на латиницу, введенную в 1927 году и вскоре отмененную (25.09.1942. N94)". В газете публиковалась информация о том, что комитеты оказывали содействие в строительстве дорог, мечетей, школ; занимались организацией мусульманских праздников (Ораза-байрам, Курбан-байрам).
Очевидно, для крымских татар этот орган национального управления порой служил и своеобразной защитой. Один из очевидцев вспоминал случай с жителями деревни Биюк-Озенбаш, которые впали в немилость к германскому руководству за помощь партизанам, за что были "приговорены" к неким репрессивным мерам. От неминуемой расправы жителей деревни спасло соответствующее ходатайство мусульманского комитета. Остается добавить, чтр существование и деятельность мусульманских комитетов в период оккупации послужило еще одним поводом к депортации крымскотатарского народа42.
Говоря о стратификации крымского общества в период оккупации, уместно сказать, что представители национальных меньшинств полуострова - армяне, греки, а также украинцы в иерархии оккупантов занимали место выше, чем русские, составлявшие основную массу населения Крыма и рассматривавшиеся как главные носители большевистской идеологии. Заметим, однако, что подобная иерархия относилась скорее к начальному этапу оккупации, - примерно до середины 1942 года.
Со временем крымские татары перестали рассматриваться как эффективные союзники нацистов, в отношении же русского населения стала проводиться более активная пропагандистская работа. Апелляция к русскому населению проходила под антибольшевистскими и антисталинскими лозунгами ("русский народ должен сбросить ярмо сталинского большевизма"). В Симферополе была организована вербовка добровольцев из русской молодежи для несения караульной службы. Весной 1943 года оккупационные власти развернули широкую пропагандистскую кампанию по вербовке в Русскую Освободительную армию - с этой целью были проведены собрания для русского, украинского и татарского населения. Однако если верить документам ЦШПД, успеха эта акция не имела, и в РОА записалось лишь 8 добровольцев43. В то же время, современный крымский исследователь О. Романько выводит численность формирований РОА в Крыму от 2000 до 4000 человек.
Среди мероприятий оккупационных властей, направленных на установление добрососедских отношений со всеми этническими и конфессиональными группами полуострова, необходимо назвать строительство новых и активное восстановление ранее закрытых культовых зданий и религиозных сооружений - мусульманских мечетей, армянских церквей, православных храмов, караимской кенассы44. По-видимому, мероприятия по религиозному возрождению Крыма пользовались определенной популярностью у населения, по крайней мере, в разведдо-несениях партизан сохранились такие свидетельства: "С момента оккупации Крыма в городе открыты церкви в простых домах. Дома украшены иконами, привезенными немецкими оккупантами. Самые сильные - православные и баптистские течения, вражды между ними нет"45.
Роль главного пропагандиста оккупационных войск выполняла печать.
Самой влиятельной и массовой газетой новых властей был "Голос Крыма", издателем которой выступило Симферопольское городское управление. Редактором стал А.Булдеев, до войны - юрист-консулы Судакской юридической консультации. Первый номер газеты вышел 12 декабря 1941 года, последний - 4 апреля 1944. По данным самой газеты, первоначальный тираж был 3 тысячи экземпляров (она выходила 2 раза в неделю), а впоследствии, 80 тысяч экземпляров при периодичности 3 раза в неделю46.
В газете публиковались материалы о военных действиях, победах германского оружия; много статей было посвящено построению ''новой жизни" в Крыму. Газета носила ярко выраженный антибольшевистский и антисемитский характер.
В январе 1942 года вышел первый номер газеты "Азат Кърым" (Свободный Крым47) - на крымскотатарском языке. Здесь публиковались материалы о вербовке добровольцев из крымских татар в германскую армию, о сталинских репрессиях в 1920-1930 гг., о жизни крымскотатарской диаспоры в Турции, Румынии и др. Время от времени появлялись литературные и фольклорные страницы. Последний номер газеты датирован апрелем 1944 года48.
Кроме упомянутых газет в период оккупации выходили и другие издания - "Мир женщины", "Доброволец" (для добровольцев Русской Освободительной армии), германская газета "Дойтиш Крым Цейтунг", "Феодосийский вестник". "Сакские известия" и др.49.
Отметим, что пропагандистская обработка велась не только в отношении представителей этнических групп, но и в направлении определенных слоев населения - женщин и крестьянства: первые составляли основное население полуострова, вторые были "кормильцами".
В связи с отсутствием современных научных исследований историко-антропологического плана о жизни оккупированного Крыма и достаточно репрезентативного источникового комплекса, по-прежнему невозможно ответить на многие вопросы, такие, например, как вопрос о том, сколь авторитетны среди населения были организации, действовавшие с санкции оккупационных властей, были ли мероприятия, проведенные новыми властями, популярны в народе. Определенное представление о повседневных реалиях оккупированного Крыма дают разведывательные донесения Центрального штаба партизанского движения, а также мемуаристика современников. Отчасти восстановить картину событий можно и по сообщениям газеты "Голос Крыма", однако этот источник - ярко выраженный образец пропагандистской печати - в значительной степени тенденциозен, а поэтому многие трактовки нуждаются в коррекции и верификации.
Попытаемся, насколько позволяют имеющиеся в нашем распоряжении источники, реконструировать то, как управляли Крымом в 1941-1944 гг. оккупационные власти.
Уже в ноябре 1941 года в Симферополе была проведена регистрация всего взрослого населения. В городе на паспортах советского образца ставились штампы о новой прописке по месту жительства при участках полиции. В деревне все население также зарегистрировалось.
Хождение по городу и в ближайшие населенные пункты разрешалось с 6-00 до 20-00. Контроль над этим был возложен на органы политического управления. Мера наказания за нарушение режима передвижения - расстрел на месте. Движение между деревнями было запрещено, на выход из деревни выдавались справки, строго ограниченные во времени50. Со временем режим передвижения ужесточился - передвижение из одного населенного пункта в другой было запрещено. В деревне, помимо старост и полицейских, был введен институт круговой поруки в виде пятидворок - на каждые пять дворов назначалось ответственное лицо, пользовавшееся доверием оккупационных властей, в обязанности которого входила регулярная проверка жителей и "ловля" посторонних лиц. В населенных пунктах не редкостью были ночные облавы и патрулирование. Люди были настолько запуганы, что боялись принимать у себя даже ближайших родственников51.
Поначалу родственникам военнопленных "из местного населения" разрешалось брать их на поруки - с санкции немецкого командования. Для таких военнопленных был предусмотрен свободный режим работы и передвижения. Остальные военнопленные находились в лагерях, охраняемых немецкими солдатами. Позднее всех военнопленных, включая ранее отпущенных по домам, немцы брали на учет, выдавали им немецкие военные билеты, мобилизуя в армию, на оборонительные работы в Германию52.
Среди населения всячески пропагандировался и поощрялся выезд в Германию - в "Голосе Крыма" регулярно публиковались материалы "о счастливой жизни" выехавших и их письма. Однако желающих отправиться в Германию, по-видимому, было немного. В разведдонесении ЦШПД сохранился следующий эпизод: "По данным от 22 мая 1942 г. из Симферополя оккупанты проводят насильственную отправку женщин на работу в Германию. Женщины всячески сопротивляются, прибегают к различным средствам, чтобы не попасть на каторжные работы, кончают самоубийством или калечат себя, пьют настой табака или курят чай, чтобы заболеть. В начале мая перед одной из очередных отправок, 12 женщин покончили самоубийством (3 бросились под поезд, 2 под автомашины, 3 выбросились из окна сборного пункта, с 3-го этажа, 2 повесились и отравились)"53. По данным на декабрь 1942 года, вербовка добровольцев для отправки в Германию полностью провалилась. В Сейтлерском районе в сентябре вместо планируемых 800 человек было отправлено только 200, причем все насильно -добровольцев не нашлось. В ноябре того же года вместо 400 человек на работу уехали только 954. Из-за непопулярности этих мероприятий регулярно проводилась насильственная мобилизация для отправки в Германию трудоспособных мужчин и женщин от 16 до 40 лет.
Согласно данным партизан, в период оккупации в Симферополе не прекратили своей работы - причем "с полной нагрузкой" - бывший завод "Октябрь", швейная фабрика, маслозавод, рыбоконсервный завод, мелкие артели по производству ширпотреба; частично был восстановлен металлоремонтный завод, а авторемонтный перешел на обслуживание нужд немецкой армии. Однако новые предприятия в городе не строились. В Феодосии работала табачная фабрика, в Ялте - лесопильный завод55.
По сведениям разведдонесений штаба партизанского движения, "после оккупации города рабочие и служащие долгое время избегали поступления на работу, и лишь после проведения сплошной регистрации была организована оплата труда... Деньги выплачивают так: половина госзнаками, половина - немецкими марками. Зарплата 1 раз в месяц. Система отпусков подобная нашей. Граждане обоего пола с 14-летнего возраста обязаны отработать государству 28 дней трудовой повинности. Рабочий день с 9 до 17 с перерывом на час. При каждом предприятии имеется столовая городской управы. Рабочие и служащие прикреплены к магазинам, которые выдают хлеб 300 грамм и 100 иждивенцам"56.
Согласно тому же источнику, "шоссейные дороги приведены в хорошее состояние. Железная дорога работает бесперебойно. Жилой фонд города находится в эксплуатации городского управления, разрушенные дома ремонтируют. Освобожденные квартиры предоставляют только с разрешения городского жилищного фонда: квартирная плата и. система уплаты за коммунальные услуги оставлена наша, т.е. от размера зарплаты"57.
Система землеустройства подверглась незначительным изменениям. Совхозы были переименованы в "госхозы", но структура работы осталась та же, что и до войны. МТС даже пополнялись сельскохозяйственными машинами из Германии58. Хотя и существовали община, госхоз, единоличное использование земли было не запрещено. Посевные площади в 1942 увеличились относительно 1941 года, но качество посевов было низкое59. Население всеми силами пыталось скрывать зерно и другие культуры. Одна из мер наказания за это - расстрел главы семейства, семья при этом выселялась.
Налоги с общин, госхозов взимались с зерновых и технических культур в следующем эквиваленте: весь урожай изымался, за исключением 3 кг зерна в месяц на иждивенца и 9 кг - на работающего. Налог с приусадебного участка не взимался. Садовые и огороднические культуры изымались для армии. Был установлен налог с каждого гражданина, начиная с 14-летнего возраста - 80 рублей в год и 100 рублей за собаку60.
Положение населения было весьма тяжелым - причем как городского, так и сельского.
Население по деревням не снабжалось никаким продовольствием и могло рассчитывать только на собственные силы. При занятии Крыма немцами курс рубля был понижен в 10 раз. В городах имелась частная торговля: комиссионные магазины, ларьки частных лиц. Наряду с этим городское управление открыло свои продуктовые магазины, в которых хлеб выдавался по карточкам61. Процветала спекуляция.
В городах были открыты 23 начальные, а также украинские и татарские школы, несколько курсов немецкого языка. Обучение в русских школах велось по дореволюционным учебникам, но с обязательным изучением немецкого. Институты и техникумы не работали, однако функционировали ремесленные и коммерческие училища.
В Симферополе работал городской театр с участием попеременно украинской, русской и крымскотатарской трупп. В кинотеатрах шли немецкие фильмы в русском переводе. Частично был восстановлен Херсонесский музей, оформлена выставка "Татарская культура и искусство. Обычаи и нравы", "Караимское искусство". В Симферополе действовала библиотека62.
Система здравоохранения была следующая. В городе существовали поликлиники (плата за прием - 3 рубля, в деревне продуктами; плата за койку в больнице в сутки 15 рублей.). Все медучреждения финансировались отделами Городского управления. По сообщению разведсводки ЦШПД: "Население более всего обращается по вопросам заболеваемости дизентерией и венерическими болезнями. Борьба с проституцией не ведется. Следует ртметить, что отдельные морально неустойчивые женщины за продукты питания, щедро раздаваемые немецкими и румынскими солдатами, торгуют своим телом"63.
Выше мы попытались охарактеризовать то, как оккупанты относились к различным этническим группам Крыма. Думается, правомерен и другой вопрос - каково было отношение населения к оккупантам. Вопрос этот сегодня вряд ли возможно осветить достаточно подробно - главным образом из-за отсутствия репрезентативного массива источников личного происхождения, которые бы пролили свет на эту проблему. И все же позволим предположить, что для большинства населения ключевой эмоцией был страх, а основным настроением - ненависть к оккупантам (порой, видимо, не столько патриотического, сколько психологического свойства - оккупанты нарушили естественный, для многих если не комфортный, то привычный жизненный уклад и уже этим вызывали неприязненные чувства).
Крымским татарам лояльность и особое расположение к германским оккупационным властям было приписано поголовно всем - как партизанскими руководителями, так и германскими властями. Наверное, и у той и у другой стороны были некоторые основания так думать, что, однако, вряд ли может считаться справедливым в отношении "всех крымских татар" (именно такими обобщениями полны как документы партизанского движения, так и германские начального периода оккупации).
Рационализация национального сознания да еще в ретроспективном аспекте - проблема из разряда экстратрудных, отрефлектировать ее с достаточной степенью точности вряд ли возможно. И все же попытаемся представить некоторые размышления на эту тему применительно к крымскотатарской общине в период оккупации.
Совершенно очевидно, что крымскотатарское сообщество в исследуемый период идеологически было отнюдь не однородным. Именно поэтому необходимо, на наш взгляд, дифференцировать представления:
1) деятелей той части национальной элиты (в том числе эмигрантской), чьи убеждения сформировались во время крушения Российской империи под влиянием идей возрождения национальной, крымскотатарской, государственности (с некоторой долей условности это поколение можно назвать "детьми 1 Курултая", в официальном советском дискурсе они поименованы как "миллифирковцы", "буржуазные татарские националисты" и т.п.),
2) основной части крымскотатарского населения и, разумеется,
3) прослойки партийно-коммунистической верхушки. Посмотрим, как обстояло дело в рамках этих страт.
Многие их тех, кого мы отнесли к первой группе, связывали с приходом немцев надежды на возрождение национальной государственности и национальных институтов-то есть того, что не состоялось вследствие установления Советской власти в Крыму. Разумеется, ни о каких симпатиях к Сталину и социализму в его воплощении говорить в данном случае не приходится. В числе недовольных были и те, кто в 1920-1930 годах подвергся репрессиям - многие из них даже если поначалу и питали иллюзии относительно природы советского социализма, то под влиянием случившегося с ними взгляды свои пересмотрели. Думается, одно из зафиксированных "Голосом Крыма" высказываний крымского татарина деревни Биюк-Онлар достаточно объективно отражает мнение этой части крымскотатарского сообщества. На вопрос: "Почему вы записались в РОА, а не в национальный отряд?" он ответил: "Какая разница, где я буду бить комиссаров. Мое желание скорей попасть на фронт и "отблагодарить'" большевиков за ту "счастливую жизнь'', которую они принесли моему народу"64. На наш взгляд, будет справедливым сказать, что такая позиция была продиктована не столько симпатиями к немцам, сколько категорическим неприятием советского режима.
Противоположный по своим взглядам полюс национального сознания представляла партийная элита. Мы полагаем, что ментально крымскотатарские коммунисты ничем не отличались от своих собратьев по партии иных национальностей и столь же свято были преданы делу Ленина-Сталина. (Убеждения многих коммунистов крымских татар подверглись, однако, основательной ревизии под влиянием события чуть более позднего времени - депортации крымскотатарского народа 1944 года, воспринятой всеми без исключения крымскими татарами как национальная катастрофа. Об этом будет сказано в следующих разделах книги).
Что касается основной массы крымских татар, то их "идейность" в значительной степени определялась проблемой выживания - весьма актуальной в условиях оккупированного Крыма. То, что было названо лояльностью к оккупантам, в нашем понимании было не иначе как страхом, особенно если учесть то обстоятельство, что уже с середины 1942 г. политика протекционизма в отношении крымских татар, продекларированная германскими властями, стала сходить на нет (большой вопрос также - ощущалась ли она вообще крымскотатарским населением?). Два свидетельства тех, кто пережил эти события, думается, достаточно объективно отражают взаимоотношения немцев и основного населения крымских татар:
"Староста наш был Батол-агъа -- хромой инвалид -- остался единственным мужчиной в деревне, немцы его сами назначили из-за отсутствия мужчин. Он всегда успевал предупреждать о проделках немцев заранее: видно, у него были связные. Несколько раз была тревога: на горах вроде партизаны убили двух немцев, сказали, что если подтвердится -- 40 человек подростков-мальчиков расстреляют. Немцы побежали узнавать, слух не подтвердился. Обошлось. Половину нашего дома занимал немецкий офицер со своим денщиком. Наши мамы как огня боялись немцев, оберегали от них детей -- не дай Бог, кого-то расстреляют. Денщик офицера чуть не расстрелял моего младшего брата Оздемира, которому было три года: ему не понравилось, что брат заплакал -- его начальник спал. Денщик уже направил дуло пистолета, мама успела схватить и обнять сына, и сказала: "Убейте лучше меня". Мама на всю жизнь запомнила этот случай и часто вспоминала его" (Касиде Бекирова)65.
"Однажды немцы собрали всех жителей деревни Айто-дор. На ночь закрыли всех в амбаре. Наутро отправили всех с фашистским обозом. Мы, дети, ехали на повозках, а старшие пешком. На дороге по колено снег. Больная мама (у нее болели ноги) осталась позади. Это увидел всадник-офицер и погнал свою лошадь прямо на маму, чтобы сбросить ее с горы. Мы, дети, начали кричать и плакать. Мама вцепилась в тоненькое дерево и прямо из-под ног лошади на четвереньках выползла. Прибежала к телеге. Офицер взбесился и выскочил перед обозом. Тут его настигла пуля партизан, которые сидели в засаде" (Нариман Мамутов)66.
Таким образом, наиболее точным, на наш взгляд, будет определить настроение большинства населения, включая и крымских татар, как политическую индифферентность - что вполне естественно для "человека с петлей на шее" - а именно такой образ напрашивается, когда пытаешься осмыслить жизнь крымчан в 1941-1944 гг. Однако по мере того, как война приближалась к своему экватору, усиливался террор и давление на местное население со стороны оккупантов, безразличие сменялось ростом недовольства и протестных настроений. Показателен в этом смысле следующий отрывок из разведсводки ЦШПД от 16 декабря 1942 г.:
"5. Мусульманский комитет проводит вербовку местного населения и военнопленных красноармейцев в немецкую армию. Все идут под большим нажимом и неохотно.
Среди румынских солдат идут разговоры о том, что война надоела, а конца еще не видно. За такие разговоры многие солдаты арестованы.
6. По агентурным данным, немцами в Крыму расстреляно, замучено и увезено в Германию около 70000 человек населения (около 10 эшелонов). В Керчи расстреляно 7000 человек, в Симферополе - 12000, Феодосии - около 2500 чел., в Севастополе - 12000. [...]
В городах царит безработица. Население голодает... У крестьян немцы забирают хлеб, скот, птицу и другие продукты и отправляют в Германию. [...]
Немцы стали применять репрессии к татарам, накладывать налоги. В с.Отузы (Судакский район) немцы предложили общине выдать группу девушек для отправки в дома терпимости. Жители этой деревни, в том числе "самооборонцы", спрятали всех девушек и в дома терпимости не отправили. Немецкое командование разоружило дружину самооборонцев и всех дружинников перепороло шомполами.
В с.Нижний Тайган вызванные 30 татар отказались вступить в отряды самообороны. Немецкое командование обещало крестьянам-татарам выдать 10% сена от убранного сенокоса. Когда сено было убрано, немцы все, до клочка, забрали для нужд армии.
Среди татарского населения растет недовольство к немецким, оккупантам и растут симпатии к партизанам. Население с нетерпением ждет прихода Красной Армии"67.
Подводя самый общий итог данной главе, необходимо сказать, что оккупационный режим германских войск обнаружил, сколь велики были внутренние противоречия и проблемы в различных регионах СССР (в том числе в Крыму). До поры до времени они не проявлялись и замалчивались, но по сути были в значительной мере результатом сталинской национальной политики в предвоенный период.
Партизанское движение в Крыму
Партизанское движение в Крыму разворачивалось в драматичнейших условиях - общей неподготовленности к войне и первых поражений осени 1941 года на "Крымском участке фронта".
Программа борьбы в тылу противника была сформулирована в совместной директиве ЦК ВКП(б) и СНК от 29 июня 1941 г. "Партийным и советским организациям прифронтовых зон": "Создавать партизанские отряды и диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов". Партизанским отрядам и диверсионным группам предписывалось "в захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и его пособников". 18 июля 1941 г. было принято постановление ВКП(б) "Об организации борьбы в тылу врага", в котором говорилось о необходимости немедленного создания боевых дружин и диверсионных групп69.
23 октября 1941 года в соответствии с решением ГКО Крымский обком ВКП(б) постановил создать городские комитеты обороны в Симферополе, Севастополе, Керчи. Было утверждено командование партизанским движением (командующий А. Мокроусов, комиссар - С. Мартынов)70.
Историю партизанского движения Крыма мы бы условно разделили на три периода:
1) октябрь 1941 - июль 1942 - драматическое начало,