Беляев Павел Сергеевич : другие произведения.

Стихи 2004-2007гг

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
   Павел Беляев. Стихи о беде
  
  
  
  
   * * *
  
   I
  
   Радость прошла кометой.
   Горесть скукожилась нотой.
   Девочка путает гаммы.
   Мальчик глядит в окно.
   Мама считает деньги.
   Папа считает деньги.
   Бабушка песенку спела.
   Плачет ослепший дед.
  
   II
  
   Солнышко прогорает.
   Спутник на нервах играет.
   Под его писк танцуют
   Все музыканты в ЦУПе.
   С неба рояль свалился,
   И астрономы из консы
   Рубят его под иконы,
   Чтоб никогда не грустить.
  
   III
  
   У каждого дом, где дети,
   Где дети детей, и этим
   Спокойствия на планете -
   Ни дать и не взять - не знать.
   Вяжи себе шарфик, мальчик.
   Играй же в войну, девчонка.
   Но только не спите ночью
   И не молчите при ней.
  
   IV
  
   Созвездья на нотном стане -
   Мы - равнодушными стали.
   И лишь дирижер, надрываясь,
   Голосовых связок завязь
   Распутывал - чьими ж? - руками
   В пустой оркестровой яме,
   Откуда чуть-чуть, но дальше
   До солнца и потолка.
  
  
  
   Дорога
  
   I
  
   Дураки и дороги.
   Ноги.
   Не один? Стало быть, топать вместе.
   Машины, словно подростки штаны, протирают шины.
   Вот они, твои вершины.
   А вот она,
   на двоих одна,
   песня.
  
   II
  
   Иногда спотыкаешься.
   Иногда падаешь (здесь же бранишься, каешься).
   А теперь трешь глаза, не узнавая утра.
   Сплавив на подушки крылья, отбросив ласты,
   Разрождаешься балластом
   Собственного нутра.
  
   III
  
   Иногда бодрячком
   (Ладно не ничком)
   Крутишься, вертишься, делаешь себе погоду.
   Чуть свет - уж не спишь.
   Смелей, малыш!
   Я в твои-то годы...
  
   IV
  
   Учишься математике по счастливым билетам.
   Где эта улица, дом где этот?
   Во-о-т он спрятался. Эй! Кто там, на подлодке?
   Свет в окне, как в детских прибаутках-баснях,
   То потухнет, то погаснет.
   И сиди тут, в ентом вашем околотке.
  
   V
  
   Пятой точкой ищешь опоры-остановки.
   На стуле заждались канцелярские кнопки.
   Ядерный чемоданчик выдает матерщину единым залпом.
   Ну тогда в мягкое креслице
   Или на ковер к шефу, если сегодня не взбесится,
   Или просто на пол.
  
   VI
  
   Города. Города.
   Вчера ясно, сегодня с неба, как с гуся, вода.
   Плюешь на пальчик - откуда нынче ветер?
   Лишь бы не в личико.
   А под парусом - хоть к черту на кулички.
   Что верно, то верно: "Ветер на всем белом свете...".
  
   VII
  
   Спасибо за кров,
   За то, что сдержал свой норов.
   Тыр-пыр, восемь дыр, до встречи, и не обессудь.
   И снова те самые две беды.
   А ты
   Снова в путь.
   Лишь бы отсюда куда-нибудь.
  
  
  
  
   Между белым
  
  
   Лебединым сполохом приснишься,
   Промелькнешь метелью наяву.
   А когда ноябрь, налетая
   Синими прожилками на губы
   Сирых волн пруда, не убежит,
   Я при виде этой вмерзшей птицы,
   Слившейся по бледности с убийцей,
   Тут же окончательно проснусь.
  
  
  
  
   Шотландский танец
  
  
   Юбки надели.
   Юбки в деле -
   юбки на теле.
  
   Весна, лето, осень.
   Ноги словно озимь.
   В женихи вас просим.
  
   Есть новички?
   Всем надеть очки!
   В юбках - мужички!
  
   То не дудка - волынка!
   То не плач под сурдинку,
   а скорей реинкар-
  
   нация во все хо-
   рошее. С подвохом
   тут спросила кроха:
  
   "Темен или светел?"
   "Спал или заметил?"
   Папа не ответил.
  
   В эдинбургском плясе
   не наточишь лясы.
   Разве восвояси
  
   из теплой постели
   (в засосах на теле)
   в жару и в метели,
  
   в моря-окияны,
   в далекие страны,
   хошь - рано,
  
   а хошь - попозжее,
   на чьей-нибудь шее,
   в бессмертьи Кощея
  
   иль в годочках скромных.
   О былых хоромах
   и не вспомнишь в оных.
  
   "Прощай, моя детка" -
   мелькнула разметка
   юбки, что как небо - в клетку.
  
   Дырки. Баранки.
   Из радио транквили-
   затором Высоцкий спозаранку
  
   шлет твоей подруге
   песнь вашей разлуки:
   "Вдох глубокий, руки -
   в брюки".
  
  
   Двенадцать тонн
  
   Говорят, что каждый человек,
   кто бы ни был, где бы ни был, каждый божий день
   несет... В общем, речь нынче пойдет о том,
   что такое двенадцать тонн.
  
   Эванджелиста Торричелли, надышавшись ртутью,
   подарил нам барометр (это позже
   умельцы изобрели анероид со шкалой, где "ясно",
   "к осадкам" и "штормит". А тогда
   был стеклянный столб да металл, остающийся в легких).
   Торричелли жил в далеком семнадцатом веке, но он
   уже знал, что такое двенадцать тонн.
  
   Вы же каждый день просыпаетесь, встаете,
   делаете зарядку, кто-то из вас выгуливает пса;
   потом - транспорт, упражнения на поручнях,
   локти, чтоб пробиться к выходу, работа, перерыв на обед,
   вечером - поцелуй и букет цветов, где их число
   приближает к четному один нераскрывшийся бутон,
   и, конечно, прощание массой в двенадцать тонн.
  
   А синева в это время выкалывает лирикам глаза,
   у пошляков с губ срывает смешливое "какое небо голубое!".
   Тучи заставляют захватить с собой зонт,
   вызывают дождь и шквал новых песен.
   Но в любую погоду находится кто-то, кому
   Позарез куда-нибудь надо, и молвит:
   "Кирпичи в моем рюкзаке, изыдите вон!
   Останьтесь лишь вы, неба двенадцать тонн".
  
   Потому каждый, по сути дела, Атлант.
   Но сказаны благодарственные слова на вручении какой-нибудь награды
   в адрес продюсеров, мамы, Господа Бога.
   Заходишь в гримерку, видишь Упомянутого последним в этом списке
   и чуть театрально вопрошаешь:
   "Кто Ты - любовь, мечта или ключ в связке времен?"
  
   "Я - пушинка весом в двенадцать тонн".
  
  
  
   Воробей
  
   Птичка к гнёздам выслушанной речи
   Возвращалась, от меня убегши.
   А вернувшись, дерево свалила.
  
   Или пушка, из которой метил
   По словам чирикающим этим,
   Промахнувшись, дерево свалила?..
  
  
  
  
  
   Рессора
  
   Ни камней дорожных взмах,
   Ни карета впопыхах,
   Ни сидящего пальто,
   А хромая песнь про то,
  
   Как непросто, когда ждешь.
   Как нескладно, когда нем.
   Как тревожно, когда с ней,
   Как смертельно без нее.
   Как трясет меня в пути!..
  
   Не булыжник - человек.
   Не пружина - человек.
   Не характер - вещество.
   И хромая песнь про то.
  
   И простецкая печаль.
   И веками не понять.
   И булыжный человек.
   И его окончен век.
   А упругий будет жить...
   -------------------------------
  
   Светлый с барыней союз.
   Я - рессора. Я боюсь.
  
  
  
  

Человек-коктейль

Человек-коктейль

Брюхом рюмки на очередную мель

сел.

И закон давления на стенки сосуда

Ожидает хмельного пересуда.

Эйфория светлого дрожит. Ей вторит ледяная глыба.

А все сказанное нынче - в меру неуместный вымы-

сел.

Человек-коктейль

До поры до времени без потерь

был.

Сложно слажен: часто чист, но в грезах грязен

И, естественно, себе не ясен.

Мутен гвалт сетчаточный хмельного глаза.

Уши безуспешно треплют мозг. Но многое, похоже, поза-

был

Человек-коктейль.

Шмыг к своим пенатам, бух в постель.

Тишь.

С кальковым подобием прощанья,

Восхваляя дар чревовещанья,

Осушён и расправляет парус.

В прошлом кубы льда его да губы добрых слов. А ты грус-

тишь.

Про себя лишь он бутылку холит,

Ту, что до краев его наполнит.

  
  
  
   * * *
  
   в гостинице безумной
   гостинец-гость один гостит
   тоскует по знакомствам
   и прежним впечатленьям
   напротив девица живет
   а все ж не одинока
   красивый город поутру
   торопится блуждает
   в музеи в горы не ходи
   там тесно до туристов
   был спальный серых стен район
   и все же непохож он
   прописки нет а цель пуста
   едва кого-то встретив
   шагай и удивляйся людям
   музыку носящим
   но ты не носишь ты несешь
   что в кухне на этаж одной
   не съесть не закусить того
   и тем. так лучше дни считай
   пиши молву на чеках
   ведь вот вернешься в город свой
   что как там что там? будет!
   и так побегав подышав
   накоротал себе судьбе
   ты всюду полностью один
   лишь рябь седой улыбки
  
  
  
  
   Москва
  
   I
   Собираясь
  
  
   Круглая.
   Кольца дорог подобны годичным на пне.
   Середина одутло
   каждый час отбивает, и шлют вовне
  
   свое "кранты" куранты.
   Парки, но чаще джунгли улиц.
   И еще тьма-тьмущая чьих-то неведомых лиц,
   о коих забыла туристская карта.
  
   Что не человек, то герой,
   звезда или тот, кто в трепете замер,
   вспоминая, как он порой
   попадал под прицел-бальзам телекамер.
  
   Но все эти мысли останутся не у дел.
   Если ты тверд и глух, не собьют тебя ни паралич, ни
   хохот душ с прагматикой тел,
   одевающих, что поприличней.
  
   II
   В пути
  
   Мелькает чужое дерево.
   И глаз свою линию гнет,
   читая поэму Ерофеева
   задом наперед.
  
   III
   Другой взгляд на путь
  
   Попутчики, попутчицы.
   Земной вертится-крутится,
   хватает за грудки,
   кладет себе под мышку.
   Протекторы покрышек.
   Сирен
   короткие гудки.
  
   Туда, туда! где будут неуклонно
   нас по приезду мучить телефоны!
  
   IV
   Ночь во Владимире глазами пессимиста
  
   Вечер. Город. Старый город.
   Славный город, но не тот.
   Как бы мне не взять за ворот,
   дав от Золотых Ворот
   поворот.
   (Оттого, что мал душой.
   Оттого, что здесь чужой.)
  
   Опоздав, но раньше срока
   я ночлег свой нахожу.
   Как-то криво, как-то боком,
   уподобившись ужу,
   захожу.
   (Оттого, что поздно прочь.
   Оттого, что всюду ночь.)
  
   Дальше - сон. А поутру,
   верно, будем спорить рьяно:
   "Как? Назад иль все же ту-
   да?" Но рвет нога упрямо
   прямо.
   (Оттого, что где-то свет.
   Оттого, что я ослеп.)
  
   Ночь во Владимире глазами оптимиста
  
   Но небес "кукареку"
   ночью живо разнесется:
   "Сердце, здесь ли ты?" - "Угу".
   Лишь одно оно не рвется.
   Просто бьется.
   (Оттого, что в окна - фары.
   Оттого, что глаз две пары.)
  
   V
   О транспорте, путаясь
  
   Домовенок бабке-ежке,
   доедая суп из плошки:
   "Как поедем? На метле?"
   Но ступают чьи-то ножки
   эскалатора дорожкой -
   "На метрЕ".
  
   Дома детство утекало.
   Домодедово ж взалкало
   жаждой к высоте.
   Где же нам купить билеты?
   Где вопросы? Где ответы?
   В аэропортЕ.
  
   Ехал я подземкой душной,
   ехал синевой воздушной.
   Ждал за чаем муз.
   Не пришли. Гляжу кургузо,
   как идет за автобУсом
   автобУс.
  
   Всюду делаю ошибки.
   От филологов я шибко
   схлопочу поддых.
   Что ж, теперь не ошибаюсь,
   с Воробьевых гор спускаясь
   на своих
   двоих.
  
   VI
   Не попадешь
  
   Зубцы кремлей.
   Тлен теплых углей.
   Неразведенный от них костер.
   Ненайденный кров.
   Теснейшая вязь домов.
   Во всем остальном - простор.
  
   Ни в Писание, ни в апокриф
   не попадешь, географ.
  
   VII
   Собрался домой
  
   Последнее время я говорю об одном и том же,
   Но, право, я имею на то причины.
   А пока восклицаю: вот те, дескать, ладонь или кукиш, Боже.
   Вот вам то, как я кутаюсь в железо вокзальных кресел и чинно
   (дабы не упасть) хожу в самые скверные минуты -
   от рассвета до открытия магазинов-читай-музеев;
   ходим с тобой по иной схеме тех же улиц. А вот я надуто
   разглядываю шедевры с гримасой ротозея
   (сначала - фальшивой, а потом настоящей).
   Однако эта красота действительно вовлекает.
   Стыдно признаться, но влекут и люди, тем паче
   что имен их я не узнал и вряд ли уже узнаю.
  
   Описывая в длинной строке на глаз такой же ряд событий,
   непросто не выдать все это на свой черед,
   когда, чтобы быть подальше от злачных настроений и наитий,
   тебя тянет не только назад, но и дальше - вперед.
   А здесь уже финал. Снизошел до банальностей: взгляд. Но, поправ его,
   кто-то очень большой однажды на всем поставит крест,
   оставив две-три никому не ведомые фотографии
   самых-самых для меня любвей, ухмылок и мест.
  
   VIII
 Молодожены ехали в одном купе со мной, глядя то в окно, то друг на друга
  
   Реки-ль-горы-ли-поля(-)
   всюду-фоном(-)ты-да-я!
  
  
   Цыпленок
  
   Зародыш.
   Яйцо.
   Тепло.
  
   Мама.
   Солнце.
   Жизнь.
  
   Хозяин
   поставил
   сруб.
  
   Зародыш
   в яйце.
   Тепло?
  
   Мама.
   Солнце.
   Жизнь.
  
   Курятник.
   Петух.
   Весна.
  
   Цыпленку
   с лихвой
   тепло.
  
   Мама.
   Солнце.
   Жизнь.
  
   Толстенная
   скорлупа.
  
   А что же
   за нею?
   Мир.
  
   Но как
   интересно
   все знать
  
   и лапкою
   колупать!
  
   Цыпленка
   замучил
   жар.
  
   Ой мама,
   Ой солнце-
   жизнь!
  
   Белка бы
   попить -
   кипит!
  
   И очень
   мешает
   быть.
  
   Неведом
   ни свет,
   ни быт.
  
   Мама,
   добавь
   дождя,
  
   ведь дождь -
   это тоже
   жизнь!
  
   Как скажешь,
   сынок.
   Вода!
   ----------------
  
   Хозяин
   варит
   яйцо.
  
   И это
   конец
   концов,
  
   почин
   начал
   и ленца
  
   отъевшегося
   лица.
  
   Нерест.
   Носка.
   Окот.
  
   Бочки.
   Ножи.
   Приплод.
  
   (А я-то
   кому
   же гусь?)
  
   Насест
   затаил
   грусть
  
   почти что
   без укоризн.
  
   И -
  
   Мама.
   Солнце.
   Жизнь.
  
   Летняя
   сбивка
   дней.
   Яичнице
   быть
   страшней.
   Яичницей(,)
   быть
   точней.
  
  
  
   Чадо
  
   Чадо неспешно зажгло папиросу.
   Чадо налило вина из бутылки.
   Чадо сказало другому чаду:
   "Я тебя не люблю".
  
   Чадо лягалось игриво и тонко.
   Чадо смеялось и тут же ревело.
   Чадо к кому-то питало чувства
   И не хотело жить.
  
   ----------------------------------------
  
   Дитятко-дитятко, из утробы
   Без году неделя, бьет маму наотмашь,
   В миру превращая культю в распальцовку
   Или в широкий жест.
   Три тысячи двести. Какая нелепость! -
   Счет на прибавку ведется в граммах,
   С тремя же нулями не станет "кило",
   А превратится в литр.
  
   У Ванечки вырос первый зубочек.
   Ванечка сделал первый шажочек.
   Но сделав свой самый первый шажочек,
   Он потерял свой зубок.
   Случай сей стал нам небезынтересен,
   Ибо в процессе потери зубочка
   Ваня сказал свое первое слово -
   Его повторить не рискну.
  
   В возрасте лет пяти или меньше
   Всяк - почемучка, всяк отчебучит.
   Все интересны, всё интересно -
   Грэг, кокаин, ЛСД.
   Слезть из кроватки на пол непросто:
   До полу метров так сто или двести,
   А уж о том, как забраться обратно
   На койку... На кой же ляд?
  
   Всем нам известно, что многим детям
   Нравится брать в кроватку любимцев.
   "Мягкий мой, плюшевый ты мой мышонок,
   Песик или медведь..."
   "Я повторяю - исчезни, шалава.
   Знай, что в постель задарма не затащишь".
   Тот же, кто спит в обнимку с игрушкой,
   Видимо, нездоров.
  
   Фрейд говорил о значеньи эмоций
   Самого раннего возраста. Детство -
   Шаткая и непреклонная штука.
   Но современная мать
   Не удивится заметке в газете,
   Где написали, что там-то давеча
   (Видимо, предвосхищая событья)
   Кто-то родился седым.
  
   Нехотя вспомнишь и... свой детский садик,
   Первой влюбленности ясное чувство,
   Дом, но особенно ясно минуту,
   Где жизнь показала кулак.
   ----------------------------------------
   Чадо спокойно с родней попрощалось.
   Чадо сказало, что скоро вернется.
   Чадо стояло на кромке карниза,
   Думая, как же быть.
  
  
  
   Романс
  
   Лицо в неправильном свете
   И тени не там, где надо.
   Таким я себя увидел,
   Под вечер проснувшись.
  
   Виденье: ты шла щекою,
   Таилась в морщинах-оврагах
   И в омуте стылых глаз
   Чуть слышно плескалась.
  
   Но если б я был той природой,
   Но если бы ты так шагала...
   Не я ли в ином спросоньи
   Твое лицо затоптал?
  
   Луна, не свети кирзою
   И не гони любимой
   Запуганный солнечный зайчик,
   Что лампой не смог заменить.
  
  
   Река
  
   I
  
   Потекла себе мирно по равнинке, -
   Вот вам мед в уста, травы да былинки!-
   Замутила блеском ненужные следы,
   Нанесла на берега слюды
   И во всю теперь зеркалится.
   Гляди-любуйся на себя, красавица!
  
   II
  
   Там деревня все свое исподнее полощет.
   Здесь города машины курицами квохчут,
   Заводясь, переезжают через мост,
   Рулят к теще на блины иль на погост.
   А навигация (что большая, что малая)
   Сечет, словно корову, зорьку алую.
  
   III
  
   Велика мощь вроде бы, растут в числе притоки.
   Теплоход заправился, затарился в доке,
   Вобрал причальную мошкару пассажиров,
   Стал помпезным, румяным, солнечным, жирным.
   Килем перемалывает тину,
   Носом упирается в плотину.
  
   IV
  
   Их величают гордо: каскадом.
   Ну правильно - семь штук кряду,
   Тромбам подобные. Не позавидуешь водице,
   Как и тому, кто в ней решится умыться.
   (Да не воссияет белой краской
   С карты стертый Каспий).
  
   V
  
   Сухо, словно в памперсах, но на дне не видишь
   Китеж.
   "Речка-времечко,
   По что так солнце заклевало в темечко?"
   Только даже этот вопль пронзительный
   Глохнет по соседству с однажды увиденным:
  
   Перед пыльной амальгамою красавица
   Скалится.
  
  
  
   * * *
  
   Не разбавить этот деготь.
   Не отчистить эту копоть.
   Снова день и снова пьян,
   Лежебока и смутьян.
  
  
  
   Жэ-кэ-ха
  
  
   Прораб Иван Иваныч вышел из клозета
   готовым к дальнейшему процветанию и послушанию.
   И все бы хорошо, кабы не попалась на глаза одна газета
   со статьей следующего содержания:
  
   "Нынче не свить в моток.
   А тогда еще провод иногда наличествовал,
   пропуская своей коматозностью ток -
   электричество".
   Льстиво-лицемерную гнешь слезу,
   нарезая кабель, будто колбасу.
  
   "Бабушки туда-сюда снуют по квартирам
   с кипящими кастрюлями и тазами,
   что подчеркивает такой уют в перспективе
   скорой встречи с небесами".
   А лихой сантехник после кружки
   спел однажды мне такую вот частушку:
  
   Аты-баты, шел солдат.
   Аты-баты, шел стройбат.
   Спешно вырыли окопы
   Злые плоскости лопат.
   Быстро кончилась война.
   Год, другой и вот те на -
   Слышен лязг прелестной стройки
   От зари и дотемна!
   Беломор, цемент, машины,
   Матерщина, матерщина.
   (Человечьим ли трудом
   Был построен этот дом?)
   Ну да это и не важно.
   Ну да это день вчерашний.
   Вши и плесень? Нам не страшно -
   В баню дружно мы пойдем!
   (Тети Миши, дяди Вали-
   Все идут, куда послали)
  
   "Проведенные измерительные
   работы показали, что короб стен подобен
   смирительной
   рубашке колоколен".
   Благовест звучал припевом к вою
   тех, кто бился в стену головою.
  
   "Безответственные жильцы из тех, кто запросто может
   открыть конфорки и уйти, послав всех и вся к чертям на кулички, -
   они пока не вспомнили - слава тебе, Боже -
   о том, что такое спички".
   Знать, не без угроз детишек глас:
   "А у нас на кухне газ.
   А у вас?"
  
   "Люди со слабыми нервами щелкают кнопками
   телефонов, но все оказывается зазря.
   Жизнь - словно убитый немцами вечер, прокравшийся околотками,
   нашедший маму и стоящий в дверях".
  
   И сразу в лоб - вопрос,
   как из старой песни группы "ДООРЗ":
  
   "Здравствуй, я люблю тебя. Как тебя зовут?"
   Всё! Просили уют? Вот вам уют!
   Какая разница - собственную обхаживать невесту
   или Клаву из четвертого подъезда?
   Какая разница - в любовном пылу разбивает лоб
   или шлет в дальний окоп?
   Или пьяным летит со строительных высот?
   Не-е-ет, если так, то лучше кратко, понятно и впустую:
   "Набранный вами номер не существует".
   Бутылка, чад, драки, мир, всевидящее око...
   И какая-то стерва вместо жены под боком.
  
   "Подобные новости звучат, быть может, надуто и спесиво,
   но как тонет корабль - не оставляя следа, -
   так шашечки урагана-такси где-то в центральной части России
   принесут всех туда..."
  
   ... где осталась в ящике газета,
   где никто не вышел из клозета.
  
  
  
  
   * * *
  
   Когда всё лежит по полкам,
   Лежит в алфавитном порядке,
   По дате создания или
   Хотя бы по цвету обложки,
   Тогда я вижу лишь книгу,
   Чей автор давно неизвестен,
   Одну неказистую книгу
   С коротким названьем "Подвох".
  
  
  
  
  
   Новый год
  
   *
   Медведи скромно спали, никого не трогая,
   От стужи защищенные своими берлогами,
   Питаясь, как истинные скромники, лапою,
   Укутываясь шерстью, а не одеялом с ватою.
   Спали, видели сны природы чистые,
   Лесные, малинные, плечистые.
   И сквозь их пониженную чувствительность тела
   Что-то ново-инородное внутрь тихо залетело.
  
   *
   Внемля пробивающим курантам,
   Охотники пели каждый свою мантру,
   Где все варианты сводились, наверное,
   К тому, чтоб жена была верною,
   Чтоб стены были крепкими, дети сытыми,
   Чтоб киоски, души по ночам были открытыми.
   Кто-то грезил о земном, кто-то о высоком.
   На рассвете шли по следу шумно, дружно, скопом.
  
   *
   Псы сидели по конурам, иногда наружу
   Вылезая, чтоб глотнуть звездной стужи.
   Лаяли ради приличия на прохожих,
   Праздничных, румяных, на прохожих, не похожих
   лицами на смурь, которой красит утро.
   Некоторые с трапезой управились мудро,
   Спрятав. А иной делился. И когда на блюде
   Выносили что-то вкусное, толкались, словно люди.
  
   *
   В землю тяжестью вгрызаясь, словно истребитель,
   Протараненный сородичем, иногда ж - легчайшей нитью
   Твердого состояния воды
   Падая, но хоть как-нибудь, да заметая следы,
   Снег кружился, пел, вызывая чувства ответные,
   Мастер компромисса, миротворец, дело неприметное
   Совершая ненавязчиво и умело:
   Овцы будут сыты, волки - целы.
  
   *
   От шума-гама скрытые гаражной дверью,
   Усмехаясь над затасканным поверьем
   О том, что раз в год иной раз и палка стреляла,
   Ружья втихаря затворами играли,
   Воображая себе то, как курки согреются
   Теплотой хозяйских пальцев. Ими потому лелеялись
   Добычи первых дней, лесные шорохи
   Да порцией шампанского зерна пороха.
  
   *
   ...В год обезьяны, вола, лошади, козы, дракона
   На тотем востока почти как на икону
   Смотрели, подспудно вспоминая
   Знаки Зодиака, при совместимости тая.
   Сегодня будет осечка, завтра будет вьюга,
   А послезавтра - выстрел, и нет друга
   Или недруга. Мы этот встретили и другие, может, встретим
   (Снегом, псом, охотником, ружьем или медведем).
  
  
  
   Утреняя прогулка
  
   Деревья руки-лапы к небу
   В мольбе великой устремив,
   У звезд спокойства не отнимут.
   Но кронам елей поутру
   Велит не ветер, а иное
   Подобно иве трепетать,
   Когда сухие ветки станут
   Под чьей-то тяжестью хрустеть.
  
  
  
  
   В три строки
  
   *
  
   Пес скулил, жаловался, говорил прописью о любви,
   Создавал прекрасный образ, ласкал хозяйские руки,
   А получал лишь похлебку или сушки собачьего корма.
  
   *
  
   Молодая пыталась кого-то убедить
   В том, что усталость пройдет.
   Делала круглые глаза на его ответы.
  
   *
  
   Приехав, он не позвонил любимой,
   Не написал родителям, не вышел к обеду,
   А улегся на кровати и три дня бессильно ухмылялся в стену.
  
   *
  
   Ветки цеплялись за одежду и серпантин пролетающего мусора,
   Все так же роняли листья, стыдились наготы
   И ломались от счастья и навалившегося одеждой снега.
  
   *
  
   Еда была вкусной и сытной.
   Вино было игристым и дорогим.
   Их столик казался ей необитаемым островом.
  
   *
  
   "О придите ко мне, чуткость мысли и слова!" - заклинал поэт,
   Бежал вешаться, возвращался, видел сны, но однажды проснулся полным сил.
   С тех пор не написал ни строчки и улыбался до самой смерти.
  
   *
  
   Шум за окном не стихал. Начиналось всё с ворка старух,
   Продолжалось матом и фальшью песен пьяных подростков,
   Засыпал же под утренние крики питомцев близлежащего детского сада.
  
   *
  
   Его симпатии менялись поминутно.
   К пятидесяти годам он собрал пожитки
   И куда-то уехал, соврав, что пошел к подруге.
  
  
  
   Встреча
  
   Рука не жала руку
   И глаз не уцепился,
   Ведь при толпе - никак.
   Лишь мелкие морщинки
   Забытой, но знакомой
   Тревогой запеклись.
  
   Когда мы разойдемся,
   Во все лопатки плача
   Испариной спины,
   Весь мир пойдет зигзагом,
   И раскроит затылок
   Воздушный поцелуй.
  
  
  
   Лошадиный след
  
   Не красив,
   не спесив
   и не сив,
   не гяур
   и ни бур,
   ни каур,
   чту копы-
   том выпы-
   тывал ты,
   как уста-
   ми слиста-
   лась верста?
   Что улит-
   кой сулил
   ты пыли
   за следы
   до еди-
   ной судьбы,
   за звезду,
   что самум
   призадул,
   за коре-
   женный нож
   подошв?
  
   "С головой -
   дождево-
   ю водой
   все лады,
   чтоб не сты-
   ли следы,
   оболью,
   окроплю
   и спою
   песню кон-
   ницы, кол-
   кой рукой
   подыграв
   на вожжах".
  
   Их анклав -
   в сотый раз
   память-мразь
   втопчет в грязь.
  
   И читая такой документ
   в свете-свите бегущей реки,
   муж ученый туда ж заступил.
   Наследил и его экипаж.
   В упоеньи он спешно везет
   Рассказанье про будущий год:
  
   "То ли ло-
   шадь хвати-
   лась лица,
   то ли вса-
   дник попро-
   сит овса".
  
  
  
   Соль
  
   И Мертвое море
   над Содомом с Гоморрой,
   и поймана воля.
  
   И артезианский
   ледник Арарата
   сползает на турок.
  
   Супругу Лота
   пилят и колят,
   фасуют, торгуют.
  
   А я, на язык
   дождь ловящий,
   одну чую манну.
  
   И пьют муравьи
   соленые, злые,
   людские слёзы.
  
   Боятся промыть
   царапину дети,
   а взрослые - рану.
  
   И, красная, - в море!
   Жгутом Моисею
   дали дорогу.
  
   И смыло погоню.
   Но жизнь потекла
   еще солонее.
  
  
  
   Много слов
  
   Затасканный язык.
   Истрепанное слово.
   Любейшая обнова
   По возрасту - за сто.
   А то, в чем лоска блик -
   Китайская резина.
   (Названье магазина -
   Сказал бы second что.)
   Ученые абзацы
   Хотят публиковаться.
   (От вымученных лиц
   До читаных страниц.)
   Ух, частота реченья
   В любови объясненья!
   Но слов употребленье
   Ты должен заслужить.
   Тогда рифмуй заздравно
   Всю оную любовь
   И алую моркровь,
   Что критика подскажет,
   Читатель же - подавно.
   Ах, кто же, кто им скажет
   О том, что лучше петь,
   Раз жизнь необъяснима?
   Встревоженная мина
   По доброй воле мима.
   Ах, эти злые люди
   Засерят даже ноты!
   Но вот я чую что-то,
   И то ль от изумленья,
   И то ль от неуменья
   Дар речи был таков.
   Зимовье городов.
   Не снег - одни чернила
   Или с пером верзила,
   Что, видя жертву, рад.
   Не снег налип излишком:
   Линованный парнишка
   С бумажного пальтишка
   Чуть стряхивает мат.
  
   Есть очень много слов,
   Которых мы не помним.
  
  
  
   Зебра
  
   "Коль сказал о малом - жди большого.
   Коль наверх забрался - жди паденья".
  
   "Так оно, дружок, и есть с начала времен.
   Этот, дескать, отменил всё, что было прежде.
   Глянь, сидит, строчит послание потомкам,
   а потомки те - в потемки, уж поверь мне -
   Скажут: "Был один такой у нас певец-удалец,
   только все равно по-нашему случилось
   и пребудет так, пока нас кто-нибудь не сменит".
   Ну а вы что схоронились, что вас так тревожит?"
  
   "Все гадаю беспрестанно я денно-нощно:
   любит - не любит, а сам сомневаюсь
   в собственном (взаимном, коль на то пошло) чувстве.
   За грудки схвати, спроси - не отвечу".
  
   ...Так на красный свет переходила дорогу
   убежавшая из зоопарка зебра,
   на ходу теряя оковы-подковы,
   превращаясь в серого осла.
  
  
  
   Гений И.
  
   Жил на свете гений И.
   Жил недолго гений И.
   Был несчастен гений И.
   Но такое написал!
  
   Как-то встретил гений И.
   На прогулке гений И.
   Дружба, свадьба гений И.
   Поначалу все ж писал.
  
   Или муза, гений И.?
   Иль обуза, гений И.?
   Скоро бросил гений И.
   И о ней не написал.
  
   Кабаками гений И.
   Плачем, плачем гений И.
   Весь извелся гений И.:
   "И про что же тут писать?"
  
   Но нашелся гений И.
   После смерти гений И.
   "Спи спокойно, гений И." -
   На могиле дождь писал.
  
   Малый томик гений И.
   Со стихами гений И.
   На ладонях гений И.
   У апостола Петра.
  
  
  
   Слон
  
   Муравейник на спине слона.
   Серая спина. На всех одна.
   И одно для всех светило греет.
   Дело к ночи. Всяк задраил люк,
   Чтоб не бегалось (к) кому-то вдруг.
   Слон глядит вперед и видит землю.
   И от знания такого паче горько -
   Знания печального пути.
   К берегу слоновой кости око
   Простодушно выведет, вот только
   Муравьям другого не найти.
  
  
  
   * * *
  
   Мало ль говорю(?)...
   Много ли молчу?
   Часто ли живу?
  
  
  
   Глухое
  
   Трехстишия
  
   *
   Гнусавые струны в потоке гуляний.
   Выпрошенные милости в девичьих кепках.
   Уличная пьянь в попытке подпеть.
  
   *
   Легко и светло на свирели играла пастушка.
   За семьдесят верст окрест - ни единой дороги.
   На что тебе этот луг, стрекоза вертолета?
  
   *
   Моя музыкальная школа прививала мне чуткость.
   Моя музыкальная школа никогда не была рутиной.
   Моя музыкальная школа. А я ничего не помню.
  
  
  
   Поход в кино
  
   Очи. Скатерть белая.
   Новая премьера.
   (Я тебе не верую
   И ты мне не веруй.)
  
   Мыльной фабулы пустяк.
   Дико поперхнуться.
   (Я тебе забудусь, так
   И ты мне забудься.)
  
   Выйти, позабыть пальто:
   Скорлупа всего лишь.
   (Я тебе "припомнюсь"! Что?
   И ты мне припомнишь?)
  
   Грешным ядом смотрит мгла.
   Крыша, мост - всё мило.
   (Я тебе - уж чем могла,
   Да вот ты - могила...)
  
  
  
  
   * * *
  
   Бричка
   бросилась
   в канаву,
   и
   канавы
   чуть упрямо
   станет
   склон
   землею-лавой
   скороспешно
   засыпать.
  
  
   Колесо оторвалось, но летит тебе вдогонку: от
   меня
   не убежишь!
  
  
   Зной
  
  
   I
   Выключишь дыханье, душным станешь,
   Розаном лица не докричишься.
   Нервные ладони весь остаток сожгут:
   Любо ли кидаться окунем в небо?
   Самый искренний твой бег - в таких минутах,
   Где нещадно солнце, а ее глаза -
   Пара капелек, оставшихся в песках
   От воды весенней, что себя так нежно
   Подчиняют засухе твоей.
  
  
   II
  
   Чайки, капая потом,
   на последних своих парах
   прилетят
   и клевать станут жадно.
   Солью слез
   от тебя оставшейся воблы
   зарядив все потомство мечтой
   о далеком и вкусном море,
   сыто канут домой.
   Приблизительно через месяц
   почти каждая втихаря
   с темнотой
   полетит
   грабить пасеку неподалеку.
   Возвращаясь к себе
   и почти что не прячась
   от семьи, где есть кто-то сильнее,
   на ближайшую пару дней
   будут рады.
   А любимый, заметив в пере
   несказанной подруги застрявшее жало,
   улепечет туда же, чтоб утром
   своим деткам на общем полете,
   не сморгнув, просипеть:
   "Что за рыба у этого моря!"
  
  
   III
  
   Байкал еще,
   Арал уже,
   А Понт вообще когда-то...
  
  
   IV
  
   Леса-леса...
   Хвойных чучел чудеса.
  
   Смол укромных самоедство.
   Пыльный веер-листопад.
   Кроны чипсами хрустят.
   Шаг людской и тесный,
   что и след гвоздем забитым.
  
   Леса-леса
   Камнем: хороша же мать-коса.
  
   Тунгуска так не ждет метеорита,
   как березняк с мольбой немой и жуткой
   вальяжный алый сноп
   на шелест этих троп
   летящего окурка.
  
   Леса-леса...
  
  
   V (Солнышко)
  
   Не плачь, мое солнышко.
   Это скорее ближе тучкам, тебя закрывавшим
   в прошлом (счастливом ли только), сейчас (ё-моё, как головушка
   трещит от фанфар и вина!), в месте для шага гадавших,
   но не попавших.
  
   Не плачь, мое солнышко.
   Вспомни известную с детства песенку,
   где ты - тот самый кругляш на рисунке. Теперь же соску на горлышко
   сменив, парень колотится о до боли знакомую лесенку
   к чьим-то святым дверям. Шкалик до капли. Но все еще шкалит
   или зашкаливает - как правильно говорить?
   Снег порошит, снег все валит и валит.
   Снег - те же тучкины слезы. Ариадна, мать твою, быстро в руки мне нить!
  
   Ах да.
   Не плачь, мое солнышко.
   Икар, букву имени первую потеряв, кудахчет вороной,
   падая вниз. Нет, уж лучше птичкой, пташкой, воробушком
   прямо в твое шестимильонное лоно.
   (Даже если не смажешь перья воском,
   если не скрепишь свое, на полпути не развернешься,
   все равно, соря фюзеляжем, разразишься вопросом:
   "Что ж ты, сволочь, так жжешься?"
   "Эй, Икар новоиспеченный! Неужто ты еще дышишь?")
   Да, шарик мой неземной. И не такое услышишь.
  
   Так что не плачь, мое солнышко.
   Я недавно смотрел одну передачу -
   кстати, ты случайно не помнишь, как
   она называлась? Ну ладно. Так вот, один там как начал
   нести про то, что через пять миллиардов лет
   все превратится в один большущий омлет,
   потому что какая-то вредина в небе вдруг -
   вдруг возьмет и испустит дух.
   Вот страсти-то. Что ты сейчас сказала?
   И опять ты права, мне совсем не пристало
   цедить ругань лет (где бег от торных дорожек к вымени),
   прожитых под светом звезды по имени...
  
   Но наверное прав был, кто сказал, что все идет так, как надо:
   и как надо ограда меж нами свои держит колышки,
   и как надо светило и светит светило, и мы, знать, как надо
   сделали все, что имеем. Только это уже и вправду
   не смешно,
   мое солнышко...
  
  
  
   * * *
  
   Ливень глаз
   близкого человека.
   Мозг-синоптик
   месячной нормы.
   Черная туча
   радостного сердца.
   Солнце к закату,
   где
  нас
  нет.
  
  
  
   * * *
  
   Мой стишок-сталактит,
   Он растет и растит,
   Он по капле твердеет,
   Он на вид не болит.
  
   По пещере несется
   Летучая мышь,
   Задевает, и звон
   Рвется в лед горных крыш.
  
   Может быть, пронесет.
   Может быть, пропадет,
   И белесая вечность
   Лавиной падет.
  
   ...Сталагмита душа
   Заболела, ища.
  
  
  
   Бумага
  
   Голова - линейка.
   Сердце - карандаш.
   Чисто поле - ватман.
   Сине небо - холст.
   По шоссе-пунктиру
   ног стальные перья
   росписи выводят.
   Клякса - бурелом.
  
   Уровень бензина,
   жира и глюкозы.
   Печень - карбюратор.
   Голова - линейка.
   Совесть - курс рубля.
   На работу пробка,
   а дошел - и тут же
   сердце не мотор.
  
   Если ж в воскресенье
   с кем-то порисуешь,
   или нет, попишешь
   масляною краской
   на молитве общей,
   то в ломбард чуть позже
   дернешь с голодухи.
   Чистый понедельник!
   В голове линейка.
  
   Сантиметр квадратный
   красок-перепелок
   за какую цену?
   Тянут вниз карманы?
   Ну и? Заработал?
   Что ж тогда ты делал,
   в офис опоздавши
   иль не опоздавши,
   в пробке ль корвалолом
   потчуя больное
   сердце-не-мотор?
  
   В голове линейка.
   Честь почти карнеги.
   Скачут на оленях
   пьяные поэты.
   Скачут на коровах
   все, кто чуть здоровы.
   Ехать, блин, мешают!
   Негде биться сердцу,
   полно б биться сердцу!
   Полно? Полусердцу?
   Полно! Тромб на тромбе!..
  
   Голова ж - линейка:
   измеряла звезды,
   ублажала бюсты,
   щупывала счастье,
   била по рукам,
   думала, что чертит,
   ног ворчала перьям.
   Ну а те всего лишь
   улиц грязь таскали
   в дом - чужой ли, свой ли.
  
   Только карандашик
   колдовал над картой.
   Чисто поле - ватман.
   Скатерть-самосвалка.
   Терся карандашик,
   кисточку-подружку
   в гости к себе ждал.
  
  
  
   Сказка про Емель
  
   (на мотив частушек)
  
   Расскажу вам, братцы, сказку.
   Не добра, не маслит глазки.
   Хоть русска, да всё тоска,
   Всё абсурдна и резка.
  
   Вот мой терем расписной,
   Горький, девятиэтажный.
   Вот окошко, в нем день каждый
   Всех холопов, всех рабов,
   Всех имущих сытый век
   Вижу бешеный я бег.
  
   По проезжей да по части,
   Разбиваясь на запчасти,
   Печки стеганые скачут,
   И Емели, одряхлев,
   У заправки ловят щуку,
   А поймав, рулят за пивом,
   А руля, толпятся в пробках
   И кнутом соседа - хвать!
   А когда соседа - хвать!,
   Появляется милицья
   И сиреной лихо свищет,
   И выписывает штраф:
   "Поезжайте-ка, Емели,
   Да за тридевять земель,
   Привезите по прынцессе
   С ярлыками на княженье,
   На княженье от заморских
   Постовых-городовых".
  
   А Емели, ухмыльнувшись,
   Отправляются домой.
   "Ну-ка, щуки, наколдуйте!" -
   Возопив, заходят в дом.
   В уголках сидят прынцессы,
   Ярлыки рвут на кусочки:
   - "Не хотим, Емели, княжить,
   Лишь хотим мы вас любить"
   - "Вот так щуки, сворожили!
   Нет богатства по любви,
   Окромя тех, за которых
   Очень стоит пострадать!?!?"
  
   Но милицья не дремала
   И явилась с утреца:
   "Есть прынцессы?" - "Есть. Вот тут уж!" -
   "Княжить будем?" - "Нет." - "Вяжи!"
   Забирают тут Емель
   И сажают тут Емель,
   А красоту безъярлычну
   Положили для себя.
   И указами своими
   Намастачили Емелям,
   Может быть, пятнадцать суток,
   Может быть, пятнадцать лет.
  
   И прошли пятнадцать суток,
   Пронеслись пятнадцать лет.
   Не прынцесса уж - царица.
   Не заморская - своя.
   Не заморская - своя
   Матерь всех городовых!!!
   А на прежнем а на месте
   Пост милиций очень синий
   Припевает вертухаем
   И здоровый, и дрянной.
   Там, в конторке вертухая
   Разуселись пять прынцесс,
   Рвут на мелкие кусочки
   Переписки Вани с Маней,
   Мани с Мишей, Миши с Петей,
   Чтоб тюрьме не пустовать.
   А в духовке за буфетом
   Млеет щука, преет щука,
   Улыбаючи оскалясь,
   Но покорно и любя.
   И глотают, и съедают,
   Губят вместе с перепиской.
   Так погибла наша щука
   Да на благо на страны.
  
   Что ж Емели? Бородою
   Подметая пузы с полом,
   Появляются на свет
   Пожилыми стариками,
   Крякнув: "Тьфу, моя темница!".
   Покосившуся избу
   Покосившуся свою
   Узнают и тяжко стонут.
   В ней старуха, в ней проруха,
   В ней корыто, в нем прореха.
   И бегут до синя моря,
   И закидывают невод,
   И закидывают невод,
   И дерутся меж собою,
   Видя солнце золотое
   Бликом солнца золотым.
   Где-то там, у горизонта
   Вертухай, проголодавшись,
   Останавливает яхту
   И забрасывает сеть.
   На него скосив все жабры,
   Золотая рыбка плачет,
   И рябит в слезах-монетах
   Хворь усталых стариков.
  
   Я гляжу теперь в окошко.
   Мне уже не до порядка,
   Мне уже не до абсурда -
   Получилось так само.
   Вот машина - та же печка,
   Вот и менеджер-приказчик,
   Олигарх-всех-дел-заказчик
   И почетный дворянин.
   Вот сидят, тепло обнявшись,
   Парень с девицей у Волги.
   Не старик и не старуха -
   Василиса и Иван.
   Государем быть, холопом? -
   Онемев, не скажет, кто ты
   Даже солнце, что на водах
   Золотится чешуей.
  
  
  
  
   Внутри
  
  
   на мятой постели мозга
   две обнаженные мысли
   одной занялись нелюбовью
  
   а там появлялись третьи
   подглядывая подрастая
   мотая на память уса
   и подзывая соседей
   одетых по самой моде
  
   ---------------------------------
   вернется из командировки
   найдет в постели два трупа
   (читай-пристрелит-на-месте)
   и выбросит старый матрас
   а может заменит пружины
  
   так я научившись всему
   помру или заново буду
   я заново стану другим
  
   (и даже жены не жалко)
  
   отцом-одиночкою что
   детей нерожденных славит
  
  
  
   Игра
  
   Мужчины-восклицанья.
   Женщины-вопрошенья.
   Семьи-запятые.
   Дети-междометия.
   Внуки-многоточия.
   Жизнь - игра
   Бога-младенца
   в кубики с буквами-
   числами выслуги
   нашего
   общего
   возраста.
  
   Теряет, роняет,
   плачет, хочет пойти
   поглядеть в окно.
   За тахту руками,
   чертит круги,
   первые шаги.
   Но
  
   какие слова?
   Какие - ма-ма - игрушки?
   Какие - мо-ло-ко - годы?
   Машинки, куклы
   появятся после
   возле
   другой люльки,
   в другом районе,
   в другом,
   не таком
   пустом и огромном
   доме.
  
   Жизнь - игра
   Бога-младенца,
   вечного сироты
   в кубики с буквами,
   буквами без
   мужчин-восклицаний,
   женщин-вопрошений,
   семей-запятых,
   внуков-многоточий,
   правнуков-молчаний.
   Жизнь - игра
   в кубики с буквами,
   из которых выйдут
   в лучшем случае в люди
   в лучшем случае дети-
   междометия.
   А чем не слово?
   Почему человек
   не ребенок
   и не похож на младенца-Бога?
  
   Просто очень трудно поверить,
   что где-то там, у него
   нет ни родины, ни семьи,
   ни окна, где леса и птицы,
   понять которых -
   все равно, что придумать ноты.
  
   Очень трудно поверить
   в ребенка-Бога, сидящего в пустоте,
   не плачущего и не зовущего маму.
  
   Но едва ли седому старцу
   пристало играться
   в кубики с буквами,
   со словами-веками
   и прочими будто бы пустяками.
  
   Прочтите "Войну и мир",
   составленную из игрушек
   отдельно взятым
   поместным графом,
   и поверить в седую мудрость
   сможет лишь тот, кто без рук.
  
   Будто перья бумагу рвут,
   всё снуют и снуют
   тут
   мужчины-восклицанья,
   женщины - вопрошенья,
   семьи-препиранья,
   внуки-многоточия,
   правнуки-отчаянья.
   И предки - поэты.
  
   Жизнь - игра
   в кубики с буквами
   невысказанной
   не-выслуги
   перед
   кем-то...
  
  
  
   * * *
  
   Вовремя вставши, из дому
   Выйдя в сих буден края,
   Встретив дружка чуть родного,
   Думал: "А может, не зря?"
  
   Мудрых советов не слушал.
   Глупость - сомненья тая -
   Сами сманили уши.
   Право, и это не зря!
  
   Дальше - в район неизвестный.
   Тут же - неон кустаря.
   Тесно. И - повсеместно:
   "Важно лишь то, что, зря,
  
   Щупая, чуя, слыша,
   Можно купить на года".
  
   ...Где-то на этих крышах
   Был я с любимой тогда.
  
   (Ругань и нежность вдогонку,
   Аплодисменты век).
   Не обошел я сторонкой,
   Словом, сгубил девчонку,
   Слаб человек...
  
   Что мне не ясно, так это:
   Черт милых спевку чёрт
   Водит живцом по свету,
   Ангел ли наперечет
  
   Знает, кому дать в бубен,
   Чтобы любовью звучал?
   ...Выйдя в края сих буден,
   Встретив дружка, промолчал.
  
   Так, прямо в эту душу
   Зло пробирался тать.
   ...Глупых советов не слушал -
   Сам научился давать.
  
   (- И пробрался неужто?
   - Ну, коль в любвях мастак...)
   Пусть то немногим нужно,
   Но рассказал, потому что
   Можно хотя бы так:
  
   Стих - постановка вопроса.
   Жизнь - тот вопрос вразнос.
   Счастлив до смертной угрозы,
   Кто без ответа возрос.
  
   Счастлив же тот будет после...
   Дома - скулёж в окно:
   То ли заката озимь,
   То ли рассвета пятно:
  
   На горизонте где-то
   Не примирила заря
   Этого с тем белым светом.
   "Господи, лишь бы не зря!"
  
  
  
  
   Сердце певчее
  
  
   Голова не почуяла звука,
   Потянулись лишь к грифу руки,
   Чтоб хоть чем-то себя задеть,
   Чтобы уши росли спокойно.
   Страдивари ли, токарь ли здешний
   Иль какое там качество струн, -
   Важно то, что пришло на ум,
   Что пришло, и к тому был готов ты.
  
   И картографом той стороны,
   Что впускает в каморку окошко,
   Ты мелодию о простом
   Так непросто, но стройно допишешь.
   Но однажды щитковый твой домик,
   От чего-нибудь вдруг загоревшись,
   Партитуру с собой заберет,
   Да и ты не успеешь проснуться.
   А успеешь, так пустишься вон
   Прожигать свое лучшее время,
   И в разорванном сердце найдут
   Озарений несбывшихся тромбы.
   В формалин - и к биологу в школу:
   Банка с Данко на пользу потомкам.
   Перепутают, и на уроке
   О красе расфасовки земли
   У доски миокард твой поставят
   И указку воткнут в глубину,
   Что звалась Марианским инфарктом.
   Ах, окно не туда выходило?
   Но ребятки, он с крыши писал!
   Словно видел, как слушатель будет
   С опозданьем небрежно совать
   Длинный нос в лице пары хирургов,
   Что попятится сам Эверест,
   А уж ты, Магомет, возликуешь.
  
   Лишь надейся, что как-нибудь в той
   Исковерканной, бешеной школе,
   Когда Моцарта будут чертить,
   Распиная на графике спроса,
   Несуразный и нервный учитель,
   Восклицая цветными мелками,
   Пару глаз навсегда удивит.
  
  
  
   * * *
  
   Любовь реет шлейфом жалоб.
   Любовь распростерла штампы.
   Но даже в нечутком и в малом
   Едва ли рискнет повториться,
   Ведь всюду свое несчастье.
  
  
  
   2004-2007
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"