Дубли.

Забор этот был действительно исключительно высок, метров десять, чтобы даже с третьего этажа окруженного им здания невозможно было увидеть, что происходит снаружи, и, соответственно, никто снаружи не смог бы подглядеть, что там делается внутри. К тому же и сделан он был из гладких бетонных плит, по которым не удалось бы вскарабкаться и профессиональному скалолазу. Возможно, его бы еще и колючей проволокой по верху украсили и ток по ней пустили, если бы не опасались, что эта проволока однажды проржавеет, свалится внутрь при каком-нибудь урагане или вместе с наледью зимой, и о нее случайно поранится охраняемый контингент. А о здоровье этого самого контингента здесь очень сильно пеклись. Не дай боги, кто-нибудь станет инвалидом или даже скончается раньше времени! Тогда виновным придется такой штраф заплатить, что никаких накоплений не хватит, хоть по миру иди! Дубли же, в отличие ото всяких там клонов, заново не воспроизведешь...

Ринни-д и был таким дублем, одним из почти девятисот, содержащихся в этом заведении. Одни мальчики, конечно же, девочек дублей, от греха подальше, содержали в других местах. Ринни-д знал, что это их заведение, официально именуемое Воспитательным приютом N85, а за глаза - камерой хранения, а то и дублятником, лишь одно из многих в Ларуне, но он не слышал, чтобы кого-то переводили в другие. Куда попал после рождения, там и живи до самого совершеннолетия, если не случится что-то чрезвычайное. Например, тяжело заболеет или жестоко травмируется твой полноправный близнец, и ради его спасения тебя разберут на органы. А если вдруг он попросту убьется, так что спасать окажется уже некого, то ликуй, тебе выпал редчайший шанс самому стать полноправным гражданином, заменив для безутешных родителей своего покойного близнеца. Одному пацану на памяти Ринни-д действительно так повезло. Локки-д стал теперь просто Локки, без ненавистной "д", указывающей на твой дублирующий статус, за ним приехали папа и мама и увезли его отсюда в роскошной машине. А он даже попрощаться не зашел со своими прежними товарищами. Ну да, он же теперь гражданин, а малолетним гражданам с дублями общаться категорически воспрещено, чтобы, не дай боги, не увидели в них равных себе!

Вообще-то, в десять лет о таких вещах знать еще не полагалось, но все, конечно же, знали и никаких иллюзий насчет своей дальнейшей судьбы не питали. Пока ты еще несовершеннолетний, ты считаешься собственностью родителей твоего близнеца, но содержит и воспитывает тебя государство, и взять тебя к себе в семью они не вправе, только если что-то случится с близнецом. А вот когда вы с близнецом достигнете совершеннолетия, родители утратят права распоряжаться вашей судьбой, но одновременно и государство утратит обязанности по твоему содержанию. И как дальше быть с тобой, решать теперь твоему близнецу. Он может сохранить тебя для себя в качестве комплекта запчастей, но тогда должен будет сам платить за твое содержание, что по карману только богатеям, или же он может уступить права на тебя государству, которое и будет решать, на научные опыты тебя отправить, на какие-нибудь тяжелые работы в плохо пригодных для жизни условиях, или использовать в качестве пушечного мяса, которого вечно не хватает, поскольку их родная Ларуна не вылезает из военных конфликтов. Да, если твой близнец сам вдруг решит делать военную карьеру, то тебя будут сохранять в качестве комплекта запчастей для него за счет государства, пока он не погибнет или не уйдет в отставку, и тогда ты опять же сделаешься госсобственностью. Близнецов, погибших после достижения совершеннолетия, запрещено менять на их дубли, и до старости дубли никогда не доживают, они просто бесполезны в таком возрасте.

Ринни-д слышал от старших, что были когда-то времена, когда близнецы появлялись на свет естественным путем, росли вместе, их могло быть даже больше двух, и все они являлись полноправными гражданами! Но тогда еще не было развитых биотехнологий, никто не пытался улучшать человеческую природу, заменяя дефектные гены, и сам процесс зачатия новых граждан происходил естественным путем, а не в пробирках. Но из-за успехов медицины передающиеся по наследству генетические дефекты все множились, и единственным способом эффективно противостоять вырождению нации признали искусственные зачатия с непременной проверкой оплодотворенной яйцеклетки на эти самые дефекты и их исправлением. Только после этой процедуры яйцеклетка могла быть подсажена в материнскую матку. Не все эмбрионы приживались, и после первого деления яйцеклетки обе ее части стали изолировать друг от друга, что раньше иногда происходило и естественным путем и приводило к рождению однояйцевых близнецов. Дублирующий эмбрион замораживался и шел в дело только в случае гибели основного. Но медицина продолжала развиваться, эмбрионы почти перестали погибать, зато появились искусственные матки, в которых эмбрионы развивались не хуже, чем в естественных. Ну да, они не получали иммунной защиты от материнского организма, зато и спиртом, а также всякой наркотической дрянью их в утробе не подтравливали, так что результат в среднем оказывался не хуже. Вот только уже родившиеся дети тоже иногда умирают, и родителям, конечно же, хотелось найти им максимально идентичную замену. Клонирование было признано плохим вариантом, поскольку там для размножение используются возрастные клетки, уже не раз прошедшие через процесс деления и растерявшие в них изрядную часть своих теломераз. Короче теломераза - меньше запас потенциальных делений, следовательно, куда раньше начнется старение такого организма. Дубли, порожденные той же самой яйцеклеткой, что и основной организм, являлись тут наилучшим выходом. Государство к тому времени стало уже достаточно богатым, чтобы содержать копии всех детей вплоть до их совершеннолетия, и институт дублей был юридически узаконен. А то, что похожие друг на друга дети поделились при этом на полноправных граждан и их бесправные копии, никого из власть имущих как-то уже не волновало. Гражданам так удобнее, а мнение дублей, "ходячего мяса", никого не интересует.

Но мясо-то оно мясо, а поддерживать здоровье этих юных организмов было настоятельной необходимостью, ибо кому тогда будет полезны их органы, да и они сами? Так что детей полноценно кормили, в полном соответствии с требованиями науки, заставляли активно заниматься физическими упражнениями, прививали от всего, от чего только можно, и, разумеется, регулярно обследовали на предмет выявления всяческих заболеваний и телесных дефектов. Никаких электронных гаджетов, от которых не отрывались их полноправные близнецы, им, разумеется, не полагалось. Но в рамках школьной программы их, тем не менее, обучали и даже строго наказывали за лень. А то вдруг такому вот дублю доведется занять место полноправного гражданина! Кому он там малограмотный будет нужен в нормальной жизни? Но школьная наука занимала все же меньшую часть дня, с интеллектуальными развлечениями дело обстояло худо, зато в подвижных играх воспитанников не ограничивали. И на территории приюта им было где развернуться! Внутри забора имелся и стадион с травяным полем для игры в мяч, секторами для прыжков и метаний, беговыми дорожками и полосами препятствий, и бассейн с плавательными дорожками и вышкой для прыжков в воду, и приличная роща, где можно было играть в прятки или в войну. Подобные игры даже поощрялись, поскольку многим воспитанникам светила как раз военная карьера. Даже драки не были под запретом, но только если без членовредительства, за последнее жестоко секли. На случай морозов или непогоды в здании имелись многочисленные тренажеры. Хочешь-не хочешь, а положенное тебе количество определенных движений отработай! В результате воспитанники росли крепышами, в отличие от большинства своих полноправных близнецов.

Были в приюте и мастерские, где воспитанников обучали кое-какому ремеслу, ну, просто на всякий жизненный случай, хотя Ринни-д даже не представлял, где и когда оно сможет ему понадобиться. Его куда больше увлекали фильмы о жизни за забором. Только из них и можно было узнать, как живут нормальные люди и, прежде всего, их полноправные сверстники. Там девочки, оказывается, зачастую жили в одних семьях с мальчиками, учились вместе, играли, а между старшими иногда даже возникала любовь. Ринни-д, если честно, с трудом представлял, что это за чувство и в чем оно выражается. В том, что показывали на этот счет в фильмах, ощущалась какая-то недоговоренность. Но, может, это просто потому, что он никогда не встречался с девочками вживую. Здесь, в приюте, были только взрослые тетки, которые к ним, пацанам, могли испытывать разве что материнские чувства, но и это редко, поскольку у персонала считалось моветоном относиться к дублям, как к полноценным людям, их разве что терпели как объект своих профессиональных обязанностей, но точно не любили. Конечно, между самими мальчиками возникали взаимные симпатии, а некоторые из старших, по слухам, занимались даже чем-то интересным, но воспитатели наказывали за это особенно жестоко, да еще перед всем приютом, так что решиться на такое могли только самые безбашенные. Кстати, в фильмах Ринни-д ничего подобного не видел, так что, наверное, это и в самом деле было ненормально. Но там ведь и порок провинившихся детей никогда не показывали, тогда как жизнь в приюте без этого и представить было нельзя? Они там что, никогда не шкодят, что ли, и все, как один, хорошо учатся? Вот такого Ринни-д представить себе никак не мог, как ни старался. По всему выходило, что жизнь в кино все же приукрашена в сравнении с настоящей, но как узнать, какова же та, настоящая? В любом случае это было лучше, чем ничего, и Ринни-д не пропускал ни одного кинопоказа, жаль, что их было мало для любознательного мальчишки.

Был ли он счастлив в приюте? Он, конечно, как и все здесь, мечтал о вольной жизни за забором, о любящих родителях, о том, чтобы иметь свои личные вещи, а не только казенные, одинаковые у всех и выдаваемые воспитанникам в соответствии с нормативами. Да, они не выглядели оборванцами, но носить всегда одинаковую форму, вплоть до трусов, тогда как воспитатели позволяют себе одеваться в соответствии с собственными вкусами, было все же как-то унизительно, словно специально подчеркивая их бесправие. Но Ринни-д был уже достаточно большой, чтобы смириться с судьбой, которую он все равно не в силах изменить по собственной воле. Его соседи по приюту, похоже, тоже смирились, поскольку не было случая, чтобы кто-то впал в затяжную депрессию или уж, тем паче, попробовал наложить на себя руки. Размеренное существование с небольшими радостями и проблемами, вероятно, отупляло, но и успокаивало.

Кстати, о проблемах. Сегодня после обязательного еженедельного медосмотра и бани Ринни-д ожидала порка. Субботу в приюте недаром прозвали "голым днем". Сразу после завтрака ты сдаешь всю одежду в стирку и нагишом идешь в медицинский блок по врачам, показываешься стоматологу, педиатру, кожнику и хирургу, а при необходимости и еще кому-то, сдаешь нормативы физиологу, который оценивает твою гибкость, силу и физическую выносливость, там же замеряют твой рост и вес, если что-то не так, получаешь направления на дополнительные занятия с тренерами, которые попробуй не посети, потом обед, за ним баня, после которой весь ваш класс выстраивают в порочной, зачитывают список грехов, совершенных каждым из вас за неделю, и добро пожаловать на лавку в порядке очереди. Кто-то, кто на этой неделе вел себя безупречно и не нахватал плохих оценок, конечно, этого избегает, но все равно процедура затягивается надолго, до самого ужина, и пока всех не перепорют, никого не отпустят. Дерут больно, но особо не зверствуют, чтобы не пришлось класть наказанного в лазарет и его физическое состояние не помешало дальнейшим занятиям, о более серьезном ущербе здоровью и речи, конечно, не идет, такое могут устроить только в исключительных случаях за особо тяжкие прегрешения. Насмерть, конечно, и тогда не засекут, это ж колоссальные штрафы и удар по репутации заведения. Впрочем, экзекуторы здесь профессионалы и свое дело знают. Ладно, что о таком думать, у Ринни-д сегодня грехи небольшие и больше чем на десяток розог не потянут. Впрочем, и после них на следующий день будет больно садиться, а красные полосы не сойдут и до следующей субботы. Без этих "украшений" здесь вообще редко какой мальчишка ходит, даже гордятся друг перед другом, у кого их больше.

Все прошло своим чередом, нормативы он сдал, врачи ничего ненормального не выявили, так Ринни-д смиренно дождался своей очереди на порку, выслушал вполне ожидаемый приговор и привычно растянулся на лавке. Главное, не заорать с первых же ударов, чтобы товарищи потом не засмеяли, мол, глядите, какой неженка! Десяток розог многие уже научились выдерживать вообще без единого звука, вот если полсотни влепят, тут поневоле заорешь! Над ягодицами засвистала розга. Стискивая зубы, Ринни-д сумел без позора перенести болезненные ощущения, дождался рыка воспитателя: "Свободен!", и вернулся в строй. Ягодицы еще саднило, но это скоро пройдет. Скоро допорют последнего и всех отпустят в раздевалку, где выдадут чистую одежду, а там уже ужин и свободное время перед сном. Кстати, очередной фильм будет показывать. Он, конечно же, сходит.

В понедельник Ринни-д внезапно вызвали с уроков в кабинет директора. Подобные визиты воспитанникам приюта ничего хорошего обычно не сулили, так вызывали как раз для назначения внепланового наказания. Никаких серьезных косяков, на которые приютское начальство могло бы так среагировать, Ринни-д за собой не знал, но все равно шел на подгибающихся от страха ногах. Робко постучав в дверь и услышав предложение войти, он проскользнул в кабинет.

И вот тут его поджидал сюрприз. Помимо директора и двух дюжих воспитателей в кабинете находилась какая-то женщина, а с ней мальчишка одного возраста с Ринни-д. Глянув на него, мальчик обомлел. Это было его собственное лицо, прямо зеркальное отражение, разве что хмурое и насупившееся. Неужто близнец? Но им же нельзя встречаться...

- Раздевайся полностью! - приказал директор Ринни-д, и мальчик привычно сбросил с себя всю одежду. К наготе ему было не привыкать, а распоряжения начальства следовало исполнять беспрекословно. Близнец недоуменно уставился на него и аж глаза вытаращил, когда увидел на его ягодицах красные полоски. Женщина разглядывала Ринни-д еще более внимательно.

- Как видите, госпожа Ласпик, наш воспитанник совершенно здоров и хорошо физически развит, - удовлетворенно произнес директор. - И да, мы стараемся держать их в рамках, так что физические внушения они получают регулярно. Но уверяю вас, это все мелкие грехи, свойственные нормальным мальчуганам, ничего подобного тому, что натворил ваш законный сын, нашему воспитаннику и в голову прийти не может. Ну так что, вы официально подтверждаете замену?

- Мы с мужем уже все решили, - тяжело вздохнула женщина. - Да уж, после такого позора нам даже стыдно людям в глаза смотреть, а мы ведь всегда были уважаемой семьей... Заверенное согласие мужа на замену у меня с собой, за себя я подпишу здесь.

- Да, пожалуйста, вот бумаги, - промолвил директор, протягивая ей стопку документов. Женщина все подписала, даже не поднимая глаз на сына. Тот тоже на нее не смотрел, упорно уставившись в пол.

До Ринни-д с трудом доходило происходящее на его глазах. Да, по приюту ходили слухи, что родители имеют право поменять своего законного сына на дубля, если этот самый сын вдруг станет им совсем ненавистен. Но ни одного такого случая на памяти Ринни-д не было, да и старшие ничего подобного не видели, так что он перестал верить в это еще в первом классе, как и вообще в любые сказки. Но сегодня, кажется, именно эта сказка вдруг решила сбыться. Судьба внезапно позволила Ринни-д вытянуть счастливый билет. Он еще не до конца мог в это поверить и старался даже не шевелиться, чтобы не вспугнуть невероятную удачу.

- И ты тоже раздевайся, - обратился директор к близнецу Ринни-д, когда все документы оказались оформлены. Мальчуган немедленно вспыхнул, но снимать с себя что-либо не спешил. Впрочем, воспитатели споро и аккуратно помогли ему избавиться от одежды и даже сложили ее в аккуратную стопку. Оказавшись в их лапах, близнец сопротивляться не посмел. Лишившись даже трусов и будучи, наконец, отпущен, он поспешил прикрыть ладошками пах. - Руки по швам! - рявкнул на него директор. Близнец дернулся и встал по стойке смирно.

Теперь оба мальчика могли разглядеть друг друга во всех подробностях. Ринни-д к своим десяти годам успел обрасти приличной мускулатурой, близнец его тощим тоже не был, но тело его выглядело каким-то рыхлым, вместо мышц жирок, который с него здесь быстро сгонят. А вот ягодицы близнеца сияли первозданной белизной, ни единого намека не было, что их когда-либо касалась розга. "Его что, ни разу в жизни не пороли?!" - изумился мальчик. Ему вдруг стало откровенно жаль близнеца, пусть даже тот и натворил что-то настолько ужасное, что это даже произносить вслух не хотят.

- Одевайся, Ринни, - обратился к нему директор, кивая на одежду близнеца. - Это теперь твои вещи, а это твоя мать - уважаемая госпожа Акана Ласпик. Со своим отцом, господином Кордли Ласпиком, ты познакомишься уже дома. Мать отвезет тебя туда на машине. Все вопросы теперь обращай к ней, мы больше за тебя не отвечаем. Но все же постарайся не уронить репутацию нашего приюта и не подводи своих почтенных родителей. Им и так хватило проблем с твоим дублем.

Впервые в жизни услышав, как к нему обращаются без ненавистного "д", означающего его бесправный статус, Ринни, наконец, уверился, что он и в самом деле стал теперь полноценным гражданином. Вот только собственных вещей у него не было никаких. Те, что он только что снял, принадлежали приюту, а те, что ему предлагали сейчас одеть, были все же вещами попавшего в опалу близнеца. Но выбирать не приходилось, не голым же ему ехать домой! Размеры, к счастью, совпали, нигде не жало и не болталось.

Увидев, наконец, его одетым, мать словно сумела преодолеть в себе какой-то барьер, подошла к нему, обняла и поцеловала в лоб. Ринни от такого проявления чувств аж в жар бросило. Не принято было в приюте обнимать и уж тем паче целовать воспитанников. Да, те же нянечки старательно их обихаживали в малолетстве, могли даже ласковое слово сказать, но все же не позволяли возникнуть иллюзиям, что те для них родные и любимые дети. Дубли должны знать свое место. Теперь Ринни стал законным ребенком и имел все права на материнскую ласку, вот только навыков таких у него не было. Ему все же хватило ума понять, как надо правильно на это реагировать, и он неловко обнял мать в ответ.

Близнец, низвергнутый со своего пьедестала в пучины бесправия и сиротства при живых родителях, похоже, смирился со своей незавидной участью и потянулся к одежде Ринни. Но одеться ему не дали.

- Пока обойдешься без нее, Ринни-д, - гаркнул ему директор. - Сейчас тебя ждет порка по первому разряду за то, что ты натворил, а вот когда ты от нее оклемаешься, сможешь и одеться. Ребята, забирайте его. Драть лучше рядом с баней, чтобы воплями своими детей от занятий не отвлекал.

Воспитатели подхватили нового Ринни-д под руки и вывели его из кабинета. Он даже не сопротивлялся, лишь обреченно переставляя ноги. Он явно не ведал, что его ждет.

Ринни ошеломленно смотрел вслед близнецу. Порки по первому разряду всегда проводились в присутствии всех воспитанников приюта, и это действительно было самое жестокое здесь наказание, после которого приходилось долго отлеживаться в лазарете. Самому Ринни, к счастью, испытать такого ни разу не довелось. А ведь близнец к тому же ни разу не поротый! Что же он натворил-то, что его сразу берут в такой оборот?

Когда за несчастливым близнецом закрылась дверь, Акана засобиралась уезжать, и Ринни пришлось последовать за ней. Как было и с Локки, попрощаться с друзьями ему, разумеется, не дали. Вот будет для них сюрприз, что с ними теперь учится новый Ринни-д!

Ринни никогда не доводилось еще ездить в машинах, воспитанников вообще никогда не вывозили за территорию приюта, так что матери пришлось учить его, куда садиться и как пристегиваться. Роскошный автомобиль, чуть ли не с подобострастием провожаемый охранниками на воротах, выехал за забор, и Ринни жадно припал к оконному стеклу, обозревая новые для себя виды. Жизнь за забором немного его пугала, но была жутко интересна, и он, конечно же, ни за что не променял бы ее на привычное серое существование в стенах приюта.

До города они доехали за каких-то полчаса, так что приют оказался вовсе не так далеко от очагов цивилизации, как это по наивности представлялось Ринни. Он-то всегда думал, что они живут где-то на краю света, куда людям сложно добираться, вот они к ним и не заглядывают. Почему-то ему в голову не приходила мысль, что ими, дублями, просто брезгуют, потому и видеть их добровольно не желают. Воспитателям-то, врачам и охранникам это приходится делать по службе...

Но обижаться задним числом было, конечно, глупо. Он больше не дубль, а дублем стал как раз его удачливый близнец. Ага, был удачливый! Только ведь и удача может вдруг оказаться не вечной...

Акана подкатила к воротам двухэтажного коттеджа, обнесенного вычурным металлическим забором, вовсе не глухим, как у них в приюте, так что сквозь многочисленные дыры легко можно было разглядеть, что там творится внутри. При доме был участок, засаженный деревьями и цветами, но был там и гараж на две машины, и садовая беседка, и какой-то сарай в дальнем углу. И вся эта роскошь на одну семью из трех человек? В приюте даже воспитатели жили куда более скучено.

Ворота автоматически раскрылись, и машина торжественно подкатила прямо к парадному крыльцу, на котором их уже встречал представительный мужчина, чем-то похожий на Ринни. Ну да, это ж его отец...

На сей раз дело обошлось без поцелуев и объятий, не говоря уж о телесном осмотре, хотя Ринни был готов ко всему. Кордли лишь взъерошил ему волосы на макушке и поощрительно похлопал по плечу. Дальше мальчика на второй этаж коттеджа в предназначенную ему комнату, показали, где хранится одежда и предложили переодеться в домашнее.

Оставшись один, Ринни осмотрелся. Целый книжный шкаф в углу из пяти полок! И что, близнец все это прочитал? Сам Ринни в жизни такого количества книг не видел, не говоря уже о том, что у него просто не было столько времени на чтение. Собственный компьютер на письменном столе! Ринни видел похожие в компьютерном классе, но их разрешалось использовать только для учебы, да и то нечасто - одно занятие в неделю. Старшеклассники, вроде бы, работали за ними почаще, но до этого еще надо было дорасти. Какие-то плакаты на стенах. Ринни догадывался, что это, наверное, какие-нибудь певцы, музыканты или другие кумиры его близнеца, но даже имен их не знал, не говоря уже о том, чем именно они знамениты.

Все здесь дышало чужой жизнью, которая теперь вот досталась Ринни и в нее как-то надо будет вживаться. Чужие вещи, чужие интересы... Ничего своего личного у Ринни здесь пока нет и неизвестно еще, когда появится. Хотя родители, наверное, купят, если попросить... Вот только не привык он ничего выпрашивать, в приюте это было бесполезным занятием, что тебе положено, тебе и так выдадут, а сверх нормы никогда ничего не давали. А знания? Ринни наверняка не знает и малой части того, что знал его близнец, а чтобы полноценно занять его место, ему надо каким-то образом ликвидировать этот разрыв. Но с чего хоть начать-то? Задача казалась совершенно неподъемной, и Ринни заметно приуныл.

Впрочем, сперва надо было переодеться. Шмотки близнеца, лежащие или висящие в платяном шкафу, были, конечно, чистыми и вполне подходили ему по размеру, но все равно чувствовалось, что они чужие. Вот в чем он здесь ходил по дому? А это что такое? Пижама для сна? Ринни такие только в фильмах видел, в приютах их никому не выдавали, спать полагалось в одних трусах или вообще нагишом, зачем еще какая-то лишняя одежда под одеялом? Почесав затылок, мальчик все же выбрал то, в чем, по его мнению, можно было ходить дома, спрятал в шкаф все остальное и вышел из комнаты. Его ждал торжественный семейный обед.

Да, в приюте его точно никогда так не кормили! Он даже названий этих кушаний не знал. Но все было поразительно вкусно, и Ринни так набил себе живот, что даже вставать из-за стола было тяжело. Правда, по ходу этого обеда он постоянно путался в столовых приборах, не представляя, каким из них что брать, но родители к его невежеству в этом вопросе относились снисходительно и терпеливо все разъясняли.

Наевшись, Ринни охотно завалился бы поспать, но оказалось, что его еще ждет культурная программа. Акане и Кордли не терпелось познакомить сына с городскими достопримечательности. Для этой прогулки ему, правда, пришлось облачиться в выходной костюм, который немного жал ему в плечах, но ради таких впечатлений можно было стерпеть и большие неудобства. Родители показали ему игровой городок, где полно было и его сверстников, и ребят помладше. Он и сам охотно бы здесь полазал, но не в выходном же костюме!

Впрочем, дальше его ждал зоопарк, а это было еще интереснее. Ринни никогда не видел живьем никаких зверей крупнее крысы, в приюте даже кошек почему-то не держали. А тут!... Он медленно переходил от клетки к клетке и все не мог наглядеться. Из зоопарка его увели с большим трудом и только под обещание, что они еще не раз сюда наведаются.

Хотя энергии Ринни хватило бы на пятерых, к вечеру и он ощутил усталость, уж больно насыщен событиями оказался этот день. Еще утром он сидел на уроке в знакомом с младенческих лет приюте, даже не помышляя о каких-нибудь изменениях в своей судьбе, а теперь у него есть любящие родители, родной дом и даже собственная комната с кучей принадлежащих лично ему вещей. Хотя, конечно, еще недавно они принадлежали его близнецу, и он же сам был свидетелем, как можно в миг лишиться всего этого благополучия. Но это ж надо натворить что-то экстраординарное... Ринни себя в дураках не числил и был уверен, что уж он-то никогда так не подставится. Надо просто получше уяснить, чего именно хотят от него родители, и стараться максимально соответствовать этим требованиям. Хотя это легко сказать, а попробуй выполни...

Так что они могут от него хотеть, кроме послушания. Ну, наверное, хорошей учебы. Ринни подозревал, что близнецу учителя давали куда больше знаний, чем отверженным обществом дублям в приюте, стало быть, он, Ринни, сразу попадет в чисто отстающих. Надо будет интенсивно наверстывать. Да еще книги не по программе... Мальчику было очень интересно, что читал его близнец, и если бы он так не вымотался, то уже сейчас принялся бы за чтение. Но пока его ждал сытный ужин, а потом, вероятно, придется сразу ложиться спать. Завтра ему уже в школу идти и просыпать нельзя.

К удивлению Ринни, перед сном его отправили принимать душ. Оказывается, у домашних детей принято было мыться не раз в неделю, а каждый вечер. Мало того, мать вознамерилась лично его помыть. Ринни давно уже мылся самостоятельно, не нуждаясь в помощи нянек, но возмущаться не стал. Раз матери хочется, пусть моет. Кольнула только мысль, а как там теперь его близнец? Если он такой не самостоятельный, что до сих пор нуждается в помощи при мытье, то трудновато ему в приюте придется, и ребята засмеют, и воспитатели накажут, если плохо промоется. Впрочем, ему, такому не спортивному на вид, трудно будет в любом случае. Его всякий там сможет отлупить и заставить за себя работать. Ринни даже жалко стало близнеца, что бы он там ни натворил. Да, они, получается, конкуренты по жизни, но все равно же родные существа, две половинки одной и той же оплодотворенной яйцеклетки.

И, кстати, у матери с отцом кроме них других детей нет, а Ринни так хотелось иметь брата. В приюте таковые встречались, разного возраста, разумеется, но там точно знали, кто чей брат, и очень гордились его наличием. Родители, стало быть, не один раз рожали и, возможно, не только мальчиков, тогда у них еще и сестры где-то имеются.

В процессе мытья мать обращалась с Ринни очень нежно, как с каким-нибудь малышом, и ему это даже стало приятно. В приютской бане-то их всегда подгоняли, чтобы не задерживались, а то ведь следующую порцию воспитанников запускать надо. Здесь можно было вволю понежиться под теплыми струями, пока тебя трут мягкой губкой, а не жесткой мочалкой. По окончании помывки Акана выдала сыну не полотенце, а здоровенный махровый халат, в который он укутался с головы до пят и в таком виде покинул ванную комнату.

В гостиной их с матерью встретил отец, который наконец-то пожелал лицезреть сына в натуральном виде. Судя по выражению лица и прицокиванию, увиденное ему явно понравилось, даже полоски на ягодицах вопросов не вызвали. Ринни, прекрасно помнивший, что за баней всегда следует порка, немного опасался, что и сейчас ему скажут ложиться на диван и выдадут порцию горячих, но, во-первых, он здесь еще не успел никак нагрешить, а во-вторых, Ласпики, похоже, вообще не наказывали физически своего отпрыска, поскольку на заднице близнеца не заметно было никаких следов такого воздействия. Вот и сейчас все обошлось. Ринни сказали одеться в пижаму близнеца и отправили, наконец, в кровать.

Засыпал он в мягкой постели, чувствуя себя счастливейшим из смертных.

У новоявленного Ринни-д день этот прошел куда как хуже. Он до последнего не верил, что родители обменяют его на какого-то там дубля. Ну да, их этим еще в детском саду пугали воспитательницы, когда они слишком шалили. Тогда они действительно этого побаивались и притихали на время. С самого начала учебы в школе о том же твердили учителя, но поскольку эти угрозы неизменно оставались пустыми и даже главного классного хулигана Шамми Турата никто менять не думал, дети давно уже в них разуверились и ничуть не боялись, даже тот же Шамми, что уж там говорить про Ринни Ласпика, который искренне считал себя хорошим мальчиком, не способным ни на какие безобразия.

Ну да, считал, и так глупо подставился! Сначала этот дылда Хонни Айрман, что на четыре года старше, позволил Ринни примкнуть к своей компании. Ринни тогда страшно гордился, что такой большой парень удостаивает его своего внимания! Разговоры в той компании велись тоже странные, совсем не похожие на то, что говорили родители Ринни или школьные учителя. Хонни и его друзья ругали порядки в стране, власти и особенно почему-то церковь, которая своим авторитетом освящает разделение людей на неравноправные категории и запрещает выступать против этого своего учения. Мол, гражданам страны якобы гарантируется свобода слова, но при этом под угрозой уголовного преследования запрещено богохульство, а под это понятие и подтягивают все выступления против.

Ринни понимал, что Хонни и его друзья живут победнее, чем его собственная семья, так что, может, у них и есть основания быть недовольными, но ему просто нравилось быть в их компании, и он активно им поддакивал. Их отношение к государственной церкви передалось и ему, хотя его родители были старательными прихожанами и регулярно брали его с собой на церковные службы. Он это не скрывал от новых приятелей, и Хонни однажды высказал мысль, что этим можно воспользоваться - измалевать стены храма антицерковными лозунгами. Исполнителем этого замысла он предложил стать Ринни. Мол, тот в храме на хорошем счету, к нему привыкли и давно не обращают внимания, так что он спокойно сможет и протащить в здание баллончик с краской, и задержаться там после окончания службы, спрятавшись где-нибудь в подсобном помещении. А если даже Ринни и поймают за столь предосудительным занятием, то что ему сделают-то? В тюрьму такого малолетку не посадят, законы не позволяют.

И ведь даже не соврал! Никто арестовывать Ринни не стал, просто дали пару раз по ушам и отвезли к родителям, которым красочно расписали, чем именно занимался их сын. Кордли от известия, что его сын осквернил храм, чуть удар не хватил. Потом они с матерью битый час орали на Ринни, объясняя, как низко он пал, как опозорил их почтенную семью, и что им такой сын больше не нужен. Потом все же успокоились, погнали его спать без ужина, а на следующий день не выпустили из дому и сами отправились к юристам что-то выяснять и утрясать. Вечером они заявили Ринни, что им пришлось выложить на ремонт оскверненного им храма круглую сумму, а самому ему больше не место в приличном обществе, так что они приняли решение заменить его на дубля и уже завтра с утра отвезут в приют, где все эти дубли и содержатся. Ринни от таких обвинений и открывшихся мрачных перспектив впал в прострацию и даже не выдал того, кто сподвиг его на это преступление. Ведь Хонни-то за такие дела точно посадят, если поверят Ринни, а если не поверят, то как он сможет доказать, что ему кто-то что-то говорил? Тогда у него еще теплилась надежда, что, может, все еще обойдется.

Не обошлось. Детские страшилки вдруг обернулись суровой реальностью. На утро мать посадила Ринни в автомобиль и повезла куда-то за город, а отец даже попрощаться не вышел, мол, даже видеть больше не хочет такого сына. Потом было это странное здание, окруженное высоченным забором, и разговор в кабинете, где кроме директора приюта находились еще два крепких мужика. Потом директор куда-то позвонил, приказал позвать воспитанника Ринни-д, и через некоторое время в кабинет робко вошла живая копия Ринни, его дубль. Близнецу приказали раздеться догола, что тот немедленно и проделал без малейшего смущения. Даже на вид он казался куда крепче Ринни, хотя и одного с ним роста. Но больше всего мальчика поразили красные полоски на ягодицах дубля, явно следы от розог. Ринни о таком только в книгах читал! В давние времена всех детей так наказывали, и хотя этот варварский метод официально так и не был запрещен, просвещенные граждане давно уже к нему не прибегали. Во всяком случае, Ринни не знал ни одного сверстника, которого дома наказывали бы физически, про школу и говорить не приходилось. А дублей, стало быть, до сих пор так лупят...

А дальше для Ринни разверзся настоящий ад. Мать на его глазах подписала бумаги о его обмене на дубля, Ринни узнал, что он теперь Ринни-д, и от него тоже потребовали раздеться. Он стеснялся и не хотел, но эти бугаи умело вытряхнули его из одежды и передали ее близнецу. Собственное нагое тело в сравнении с телом близнеца показалось Ринни слабым и жалким, брата он почему-то стеснялся даже больше, чем матери и этих незнакомых мужиков. А потом все в кабинете стали обращаться к бывшему дублю, как к Ринни, мать его даже поцеловала, и только тогда мальчик окончательно осознал, что дублем теперь стал он сам, что у него больше нет семьи, родного дома и гражданских прав, а есть только этот приют, злые воспитатели и чужая казенная одежда.

Но даже одеться ему не дали! Директор заявил, что Ринни-д сперва ждет порка за то, что он натворил. Даже не дав попрощаться с матерью, его выволокли из кабинета и потащили по коридорам в помещение, которое директор назвал предбанником. Там стояла длинная лавка, на которой новоявленного Ринни-д споро растянули, крепко притянув ремнями, да еще и ноги ему широко развели, привязав их за щиколотки к чему-то под лавкой. Мальчику оставалось лишь беспомощно наблюдать, как воспитатель идет в подсобку и приносит оттуда бадью с торчащими из не прутьями. Воспитатели, не стесняясь, выбирали при нем прутья, обсуждая, какими из них лучше сечь, потом стали с обеих сторон лавки и принялись полосовать его в две руки.

Ринни-д раньше и в голову не приходило, что в жизни может существовать такая боль! Ему казалось, что его не деревянными палками охаживают, а раскаленными железными прутами! Первый же удар словно весь воздух из него вышиб, и заорал он лишь мгновением спустя, когда получил второй. Вспышки боли следовали так часто, что у мальчика не было ни единого шанса с ними справиться, он лишь визжал, все громче и громче, на пределе сил своих легких. Он отчаянно дергался, пытаясь вырваться, но путы держали крепко, вязать здесь умели. И даже когда экзекуторы меняли истрепавшиеся прутья, боль не уходила, она крепко угнездилась в его рассеченных ягодицах, и дальше все нарастала, так что отдельные удары уже мало что к ней прибавляли.

Впрочем, и в этом Ринни-д заблуждался. Он понял это, когда розга впервые попала ему промеж ягодиц, поразив наиболее чувствительные места его тела. От нестерпимой боли он даже утратил контроль над мочевым пузырем, но экзекуторов это не остановило. К концу наказания мальчик даже орать не мог, только хрипел, сознание его мутилось.

Когда его закончили сечь и, наконец, отвязали от лавки, он уже не в состоянии был с нее подняться, его переложили на носилки, отнесли в лазарет, уложили на больничную койку, и кто-то потом долго обрабатывал его многочисленные просечки. Но ни во время экзекуции, ни после нее никто ему и слова ни сказал, за что он так страдает. Видимо, полагали, что он и сам все должен отлично понимать. Да, он, в принципе, понимал, но ему раньше и в страшном сне не могло привидеться, что наказание окажется настолько жестоким.

Наконец, местные медики ушли, оставив его валяться на койке, и даже простыней не прикрыли. Он еще долго всхлипывал от боли и перенесенного потрясения, но боль все же постепенно утихла, и Ринни-д, отрыдавшись, забылся тяжелым сном.

В свой первый учебный день на новом месте Ринни проснулся самостоятельно и даже раньше, чем требовалось. Энергия в нем бурлила, мышцы требовали привычной нагрузки, и, раз уж никто его тут организованно на утреннюю пробежку не выводил, он решил выйти на нее самостоятельно. К счастью, в гардеробе близнеца обнаружилась спортивная форма, но почему-то только один комплект. Видать, нечасто он ею пользовался.

Бежать по тенистым городским улицам, мимо коттеджей, окруженных цветниками, было куда приятней, чем по дорожкам приютского стадиона. Ринни лишь несколько удивляло, что других таких бегунов он здесь не видит. Совсем, что ли, за своей спортивной формой не следят? Или, может, предпочитают заниматься на тренажерах? Только где? В его новом доме никаких тренажеров не было точно.

Хорошенько разогревшись, наскоро приняв душ (удовольствие, недоступное в приюте) и слопав очень вкусный завтрак, Ринни ощутил моральную готовность встретиться со своими новыми учителями и одноклассниками. В школу его повезла мать, которая и представила его директору. Тот просмотрел документы Ринни из приюта, задал мальчику несколько вопросов, удовлетворенно покивал и повел его в класс. Первый урок уже начался, но официальное представление нового ученика явно считалось здесь важнее возможного нарушения учебных планов.

При появлении директора класс дружно встал. Ринни пригласили войти в кабинет поставили лицом к его будущим одноклассникам, после чего директор произнес короткую речь:

- Дорогие дети, вы все уже знаете, что ваш бывший товарищ Ринни Ласпик совершил отвратительный поступок, опозорив и школу, и своих родителей. Его уважаемые родители такого снести не смогли и приняли решение заменить провинившегося сына на его дубля, так что отныне с вами будет учиться новый Ринни, хорошо воспитанный в приюте для дублей и ничем себя не замаравший, так что не вздумайте припоминать ему грехи его близнеца, который теперь сам стал его дублем. Шамми Турат, нечего ухмыляться, это прежде всего тебя касается! Лучше примерь эту ситуацию на себя, ведь терпение твоих собственных родителей тоже может оказаться не беспредельным. Короче, прошу любить и жаловать новичка. Ринни, вон там, рядом с Берни Декамом, я вижу свободное место, можешь его занять. Уважаемая Лонката, у меня все, можете продолжать урок.

Все присутствующие в классе дружно пялились на Ринни, и он их понимал. Наверное, впервые в жизни живого дубля видят! Но и он жадно разглядывал своих новых одноклассников и, главное, одноклассниц. Да, половину класса тут составляли девочки, а ведь раньше он мог видеть их только в кино и на картинках. Вот как с ними прикажете общаться? Ринни справедливо подозревал, что известные ему книжные и киношные образцы в реальной жизни вряд ли окажутся применимы. С парнями было проще, тем паче, что среди них встречались очень знакомые ему лица.

Ну да, их приют же находится недалеко от этого города, так что ничего удивительного, что дублей здешних обитателей отправляли именно туда. Тот же Шамми-д ему прекрасно знаком. В драке он серьезный противник, но не сказать, чтобы непобедимый. Да и Берни-д тоже учился в их классе, только был без очков, в отличие от этого Берни.

Да, в фильмах иногда встречались ребята-очкарики. В приюте таких почему-то не было ни одного, так что Ринни плохо представлял, как себя с ними вести. Его нынешний сосед по парте выглядел каким-то хлипким и казался робким и безобидным. Ринни он явно опасался и не спешил заводить знакомство. Пришлось проявить инициативу, протянуть руку и широко улыбнуться, мол, не обижу. Осторожное рукопожатие соседа подтвердило, что мир установлен, хотя до дружбы тут, конечно, было еще далеко.

Урок, между тем, шел своим чередом, и ребят одного за другим вызывали отвечать к доске заданный им параграф из учебника по истории. Ринни слушал их и тихо офигевал. Нет, им в приюте тоже преподавали историю, но строго от и до, упирая на всякие важные даты и описание битв. Здешние дети довольно бойко выдавали информацию, которой и в учебнике не было, то есть явно почерпнутую где-то на стороне, и это поощрялось высокими оценками. Ринни осознавал, насколько бледно он будет выглядеть на их фоне. Ну да, они же наверняка тут все хорошо начитанные, знают то, что ему и узнать-то было неоткуда. Если он не хочет казаться тут белой вороной, ему надо срочно их нагонять, благо, книг низвергнутый близнец оставил ему предостаточно.

Шамми, между тем, словам директора отчего-то не внял и решил прощупать новичка на ближайшей же перемене. По его мнению, Ринни был ему чем-то обязан, поскольку его близнец, мол, оскорбил всех честных горожан, "испакостив храм богохульными надписями". Ринни столь наглого наезда, конечно же, не стерпел и предложил нахалу отправиться куда подальше. Тот только этого и ждал и тут же полез с кулаками.

К немалому удивлению Ринни, драться его противник практически не умел. Несколько его слабых тычков удалось легко отбить, а вот ответный удар в нос Шамми пропустил и, потеряв равновесие, шлепнулся на задницу. Шамми-д на его месте тут же бы вскочил и нашел, чем ответить, этот же лишь жалко завывал, держась рукой за разбитый нос. Ребята из класса отнюдь не сочувствовали своему товарищу и как-то даже жадно наблюдали за его унижением, а в глазах Берни Ринни увидел настоящее восхищение. Похоже, этот классный хулиган здесь уже настолько всех достал, что народ только рад был его падению.

Ринни вдруг осознал, что он самый сильный парень в этом классе. Если их бывший атаман оказался настолько хлипок, то чего же, спрашивается, стоят в драке все остальные. Почему-то вдруг резанула мысль о близнеце. Каково-то ему, физически слабому и не умеющему драться, будет теперь в приюте?

В приюте за драки секли, и Ринни был почему-то уверен, что и здесь он не отделается одними разговорами, но оно того стоило. Задница заживет, а авторитет останется. Но именно головомойкой в директорском кабинете все и ограничилось. Пострадавший в драке Шамми, похоже, достал и всех учителей своей наглостью и неуправляемостью, так что они ему отнюдь не сочувствовали и Ринни ругали только для вида. К его счастью, камера в коридоре зафиксировала, что именно Шамми первым перешел от слов к делу. Тем не менее, разбитый нос мог считаться превышением пределов необходимой самообороны, так что старшие Тураты, как с сожалением констатировал директор, могли теперь предъявить претензии родителям Ринни.

Ринни, впрочем, этого не боялся. Драка не такой серьезный проступок, чтобы менять его обратно на близнеца, а порку он вытерпит. Ну, а как его еще за это наказывать? Близнеца, правда, не пороли, но, может, он и не дрался в жизни ни разу и вообще был примерным мальчиком, пока однажды не влетел по полной программе. Храм он, стало быть, осквернил... У них в приюте храма не было, священники к ним даже не приезжали, ведь дубли отвержены богами и не могут рассчитывать на их милость. Но то дубли, а вот этому бывшему Ринни чего, спрашивается, не хватало при такой-то обеспеченной и достаточно вольной жизни? Странный он какой-то...

Из школы домой Ринни возвращался уже пешком, благо идти было не слишком далеко. За ним увязался Берни. Другие школьники часто цеплялись к слабосильному очкарику, и он инстинктивно старался пристроиться к сильному парню, рядом с которым не тронут. Слава победителя Шамми, похоже, успела облететь всю школу, так что расчет Берни оправдался. Оказалось, что они с Ринни еще и живут по соседству. Чем не предлог, чтобы более тесно сдружиться?

Ринни в этой дружбе тоже был заинтересован. Кто бы еще объяснил ему, кто здесь у пацанов в авторитете, кто чем дышит, с кем стоит налаживать отношения, а кого можно и послать куда подальше, если вдруг вздумают наезжать. К тому же сосед по парте хорошо учился, а в математике просто был настоящим талантом, и Ринни подозревал, что тут его помощь может очень пригодится.

Впрочем, пока Ринни больше занимали перспективы расплаты за драку. Возмездие намечалось лишь вечером, когда отец вернется с работы, так что было еще время сделать домашние задания и морально подготовиться.

Когда, наконец, родители принялись разбираться с его поведением, разговор пошел какой-то странный. Акана и Кордли, разумеется, ругали его, что в первый же школьный день позволил себе распустить руки, но, кажется, решительно не знали, как именно его наказать, чтобы проникся. Не пускать гулять? Но мальчику надо же ознакомиться с городом, где ему теперь жить. Лишить книг? Но он и так слабо эрудирован в сравнении с его одноклассниками, ему их нагонять надо, то есть читать и читать? Лишить доступа к электронным гаджетам, от которых его близнеца трудно было оторвать? Но он ведь даже подсесть на них не успел, какое же это тогда наказание? Ринни слушал все это, впадая все в большее недоумение, наконец, не выдержал и спросил, почему бы им его просто не выпороть?

Вот тут уже в ступор впали родители. Оказывается, они даже не представляли, как это делается. В их кругу подобные наказания детей были просто не приняты. Да, они знали, что в давние времена такое было повсеместно распространено, а дублей в приютах до сих пор так наказывают, но одно дело дубли, а другое - наследник уважаемой семьи. Нет, юридически это не запрещено, но...

А раз не запрещено, так за чем же дело встало? Можно же нарезать прутьев в саду и отхлестать ими его, Ринни, как положено. Он даже может рассказать им, как эти прутья правильно готовить, в приюте все ребята знакомы с этими тонкостями. Ах, у них тут не принято портить зеленые насаждения, а ехать за город и искать там какие-нибудь никому не нужные заросли долго и муторно. Ну, в таком случае можно ведь и брючным ремнем воспользоваться, им тоже очень чувствительно удается отхлестать, ежели умеючи.

Поскольку оставлять его совсем без наказания родителям не позволяли принципы, а ничего более путного им на ум так и не пришло, они в итоге согласились на предложение сына. Кордли отправился искать подходящий ремень, Ринни же присмотрел в гостиной удобный диван и растянулся на нем, предварительно раздевшись догола, как положено было в приюте при любых физических наказаниях. Он даже привязать себя не попросил, будучи уверен, что и так сможет улежать, и не ошибся.

Отец махал ремешком очень неумело, демонстрируя полное отсутствие опыта. Куда ему до приютских воспитателей! Ринни, однако, старательно попискивал при ударах, чтобы не разочаровывать родителя в его воспитательских способностях. Тот в итоге сам умаялся, но ягодицы сыну все же нагрел, после чего счел свой долг выполненным.

Рассматривая потом в душе свою порозовевшую и отдающую жаром задницу, Ринни с удовлетворением думал, что такая боль скоро пройдет без следа и, может быть, даже заметных синяков потом не останется. Похоже, он легко отделался за разбитый нос своего недруга. Если и дальше так пойдет, то жить можно. Но лучше все же некоторое время в драки не влезать, чтобы родители не догадались, что ему такие порки как с гуся вода.

Жизнь Ринни-д на новом месте не задалась с самого начала. Он несколько дней отлеживался в приютском лазарете, пока заживала рассеченная в кровь задница, а когда, наконец, смог подняться с койки и нормально ходить, ему выдали одежду близнеца и погнали на уроки в местную школу. Сидеть на жестком стуле было еще больновато, но на его ощущения тут всем было наплевать.

Хуже всего было отношение к нему новых одноклассников. Им, разумеется, уже рассказали, за что именно он сюда попал, и не малейшего одобрения у них этот его поступок не вызвал. Казалось бы, какое им дело до церкви, которая их самих в упор не видит и отказывает даже в утешении? Но они почему-то все были уверены, что это не слепой жребий лишил их всех прав и зашвырнул в этот рукотворный ад, а божье провидение, и наверняка за грехи, совершенные ими когда-то в прошлой жизни. Наверное, им так легче было терпеть проявленную в отношении них несправедливость и справляться с тяготами жизни. В семействе Ласпиков о таких материях никогда не рассуждали, просто старательно участвовали во всех положенных церковных обрядах, а у Айрманов, если верить Хорни, к ним вообще относились крайне скептически, и Ринни-д, наслушавшийся старшего товарища, мог многое что об этом сказать, но кто б его здесь стал слушать? Его просто дразнили, старались пнуть при каждом удобном случае, а его жалкие попытки ответить обидчикам лишь убедили мальчика, что в сравнении с ними он безнадежный слабак. Учителя и воспитатели видели всю эту травлю, но даже не думали ее пресекать, то ли тоже осуждали юного богохульника, то ли им просто было на него наплевать.

Но когда дело касалось учебы, положение менялось кардинально. Здешние учебные программы показались Ринни-д примитивными, все, что тут говорили учителя, ему уже было известно, и их задания он исполнял с легкостью. Похоже, он без проблем станет первым учеником в этом классе. Не удастся ли обернуть этот факт себе на пользу, например, подтянуть кого-нибудь в учебе? Подсказывать Ринни опасался, зная уже, что за такое здесь секут. Но если он кому и поможет, не факт, что к нему из-за этого станут относиться лучше. Физическую силу и ловкость здесь явно ценили больше успехов в учебе.

Первая же суббота в приюте показалась Ринни-д продолжением адских мучений. Сразу же после завтрака всему их классу приказали раздеться догола и погнали на медосмотр, показавшийся мальчику полноценной диспансеризацией, каковую ребят в его прежней школе заставляли проходить раз в год, никак не чаще. А тут, стало быть, каждую неделю?! Но и на тех диспансеризациях никто не проверял у мальчишек гибкость, растяжку, выносливость и физическую силу. Здесь их мурыжили по полной программе, как каких-нибудь спортсменов, и еще претензии предъявляли, если какие-нибудь показатели не достигали нормы.

Но для его новых одноклассников все эти процедуры были, по крайней мере, привычными. Согнулся, как положено, сел на шпагат, подтянулся, сделал упражнение на пресс, пробежался на дорожке тренажера, малость запыхался и свободен, можешь идти на обед. Ринни-д оказался тут человеком новым, и врачи за него со всем энтузиазмом, гнули и мяли до такой боли, что мальчику вспомнилась недавняя порка, заставляли выполнять упражнения, которые он категорически делать не умел, а на беговом тренажере загнали до такой степени, что он упал в изнеможении. И все это сопровождалось негативными комментариями и сравнениями с его близнецом, у которого, оказывается, все физические кондиции были в норме. Хуже всего, что это говорилось при его одноклассниках, которые даже и не пытались сдерживать смешки!

Ринни-д узнал, что у него лишний вес и он просто обязан теперь сгонять жирок. Мышцы у него, оказывается, слабые, нетренированные, и ему теперь следует каждую свободную минуту проводить на тренажерах. С растяжкой у него тоже беда, на шпагат ему не сесть без разрыва связок, и они, врачи, даже не знают, как компенсировать этот недостаток в его возрасте, поскольку ведут здесь детей с самых малых лет и просто не допускают такого безобразия. А без всего этого ему никогда не стать полноценным бойцом, так что даже военная карьера ему в будущем не светит, только тяжелые работы, на которых он скоро загнется.

Вот в чем никак нельзя было обвинить приютский персонал, так это в обмане воспитанников. Говорили все, как есть, даже не пытаясь что-нибудь приукрасить. Что хрупкая детская психика может не выдержать подобных откровений, их почему-то не волновало. Вот и Ринни-д они заявили, что сегодня его пороть не будут, поскольку еще не прошла неделя со времени предыдущей порки, но установят ему физические нормативы, что он обязан будет достичь уже к следующей субботе, и если при очередном обследовании выявится, что он не выполнил эти обязательства, розог ему не миновать. После такого напутствия у мальчика возникло желание немедленно покончить с собой, но он трезво понимал, что и этого ему сделать не дадут, ведь воспитанники здесь находятся под постоянным наблюдением, а воспитатели старательно бдят, ведь каждый потерянный здесь ребенок это прямой ущерб государству и суровые штрафы для них лично.

Осознавать себя всего лишь запасным набором органов для более счастливого близнеца, а в будущем, в лучшем случае, пушечным мясом было настоящей душевной мукой. Хотя ведь раньше таким был его близнец, тот, которого теперь зовут Ринни безо всяких унизительных "д"... Ринни вдруг осознал, что раньше никогда и не думал о свое дубле. Ну, знал, конечно, что у него такой имеется, ведь у всех же детей есть, но вот какой он человек, где и как живет, о чем думает и мечтает? Тогда это казалось неважным, ведь дубли и существуют лишь для благополучия нормальных людей. А ведь лишь волей слепого случая одному из двух схожих эмбрионов суждено было выйти из материнского чрева, а другому - быть выращенным искусственно. И он из-за этого, получается, неполноценный? Но ежели так, то почему их так легко можно поменять местами?

Впервые в жизни моясь в бане и рассматривая мускулистые тела одноклассников, Ринни-д сравнивал свое и их тела со своим близнецом. Да, он видел его недолго в кабинете директора приюта, но успел хорошо разглядеть. Близнец не стеснялся своей наготы и выглядел столь же мускулистым, как эти ребята. Значит, и Ринни-д в принципе может стать таким же, ведь у них одинаковый набор генов? Да, наверное, может, и более того, его насильно заставят это сделать! Ринни-д был уже заранее уверен, что самые напряженные и мучительные тренировки все равно окажутся лучше порки. Он уже один раз испытал на себе розги, с него хватит!

Впрочем, робкая надежда, что в будущем ему удастся избежать встречи с розгами, полностью истаяла, когда он присутствовал на экзекуции. Ринни-д стоял в строю дрожащих от страха голышей, мучительно размышляющих, сколько розог им сегодня насчитают. Высекли в итоге всех, кроме Ринни-д, и ни один не получил меньше десятка! За каждым, оказывается, водились какие-то маленькие грешки, ведь невозможно же за неделю ни разу ни в чем не оступиться, а учителя и воспитатели здесь подмечали все и никому ничего не прощали. Ринни-д, плохо знакомый со здешними правилами, понимал, что нарушений ему не избежать, стало быть, в следующую субботу он и сам займет место на лавке и, скорее всего, десятком розог не отделается. Себя было мучительно жаль, но что толку жалеть, когда выхода все равно не просматривается?

Уже лежа в казенной койке, Ринни-д вновь задумался о своем близнеце. Тот сейчас наверняка занял его комнату, спит на его кровати, носит его одежду и даже учится в том же классе, то есть полностью занял его место в жизни. Вот только сам он не такой, куда более физически сильный и при этом хуже образованный. Как он, интересно, там себя поставит, с кем рядом сядет, с кем станет дружить? Перед дураком и хулиганом Шамми он точно не прогнется, а может, еще и отлупит его, чего до сих пор в классе никому не удавалось. Здешний Шамми-д, как заметил мальчик, был мускулистей того, но при этом не выделялся среди сверстников ни силой, ни какой-то особенной наглостью. Окоротили, стало быть. Значит, и того можно окоротить. При мысли, что близнец отомстит хулигану за все его обиды, становилось даже как-то теплее, хотя, казалось бы, какое дело теперь жалкому дублю до взаимоотношений полноправных юных граждан? Но даже возмездие, которого лично ты не увидишь, все равно грело душу, и именно с этой мыслью Ринни-д, наконец, заснул.

Соседство по парте как-то очень быстро переросло в настоящую дружбу. Берни теперь не отлипал от Ринни и на переменах, развлекая разговорами, так что новичок скоро узнал, кто здесь чем с кем дружит и чем увлекается, с кем можно иметь дело, а от кого лучше держаться подальше, какие учителя требовательные, а какие не очень. Очкарик и на уроках готов был всячески услужить соседу, лишь бы тот его от себя не гнал. Ринни сперва не очень понимал, зачем его так обихаживают, но потом, когда ребята сблизились настолько, что смогли делиться своими интимными переживаниями, Берни поведал ему, каково это всегда находиться в напряжении, в любую минуту ожидая немотивированной агрессии со сторону более сильных одноклассников, особенно когда поблизости нет учителей. Очкарика, похоже, тут шпыняли все, кому не лень, и лишь рядом с Ринни он чувствовал себя защищенным.

Берни больше всего увлекался математикой, но и по другим предметам успевал неплохо, отличаясь повышенной любознательностью. Узнав от Ринни, что тот учился в приюте с его дублем, он, разумеется, тут же поинтересовался, что представляет из себя этот Берни-д?

- Да обычный, в общем-то, парень, - протянул Ринни, внимательно оглядев приятеля. - Лицо как у тебя, но очков не носит. Не слабак какой, а в беге, пожалуй, и повыносливее других будет. И да, задачки математические тоже хорошо решает, это, наверное, у вас наследственное.

Берни вздохнул, глянув на свои тощие руки:

- Не слабак, говоришь... А я вот и одного раза на турнике подтянуться не могу, болтаюсь, как сосиска. Ребята смеются, а один раз во время этого упражнения даже трусы с меня сдернули. Вот позор-то был...

Ринни не очень понимал, что такого позорного может быть в прилюдной наготе.

- А на медосмотрах вас, что ли, не раздевают?

- Ну, раздевают, но это же только раз в год случается, и там все голые, а не только ты один, и, главное, девчонок рядом нет, а на уроке были и все видели. Так хихикали потом... - Берни даже покраснел от неприятных воспоминаний.

Тут Ринни мог ему только посочувствовать. Как вести себя с девочками, он до сих пор не разобрался, не знал даже, о чем с ними говорить. Другие парни здесь с ними тоже дружбу не водили, предпочитая компании сверстников своего пола, так что порою создавалось впечатление, что тут собрались представители двух разных миров, настороженно приглядывающиеся друг к другу. Может, оказаться голым перед девчонками здесь действительно считалось очень позорным. Ринни не знал этого, но готов был поверить на слово.

- Если какой-нибудь дурак попытается это повторить, я ему в лоб дам! - пообещал он другу. - А чтобы не болтаться сосиской, надо спортом серьезно заниматься. Нас в приюте и так каждый день гоняли, нужды в дополнительных занятиях не было, но у вас же, я слышал, есть тут спортсекции.

- Спортсекции-то есть, только туда тоже не каждого возьмут, - уныло промолвил Берни. - Им же нужны те, из кого нормальных спортсменов можно вырастить, а не слабаки вроде меня. Тебя вот там примут с распростертыми руками.

- А давай тогда вместе заниматься, - предложил Ринни. - Начнем хотя бы с пробежек. Если твой близнец такой выносливый, значит, и ты тоже не от природы хилый и можешь добиться того же, если постараешься.

- Ну, давай...

И действительно, на следующее утро Берни постарался встать пораньше, чтобы выйти на пробежку вместе с Ринни. Дыхалка у него пока была слабовата, но он усердно пыхтел рядом, стараясь не отставать, и Ринни временами притормаживал, чтобы дать ему отдышаться. Стать для друга персональным тренером было, конечно, очень ответственным делом, но это же был и законный повод собой гордиться. В приюте советы Ринни никому не были нужны, никто его там не слушался и в рот ему не смотрел, это им там все командовали. Но как же приятно, оказывается, ощущать, что ты кому-то нужен!

На уроках роли, однако, менялись. Тут уже Берни и подсказывал, и помогал соседу справиться с задачами. Объяснял он даже лучше учителей, поскольку пользовался понятными словами и к тому же знал интересные книги по той же истории. Ринни прислушался к его советам, взял несколько штук в библиотеке и неожиданно увлекся.

Особо волнительным событием в жизни Ринни стало посещение храма. Да, того самого, который испакостил надписями его близнец. Перед походом туда мальчика нарядили в парадный костюм, а вели чуть ли не за руки. И мать, и отец по пути раскланивались с знакомыми, всякий раз не забывая упомянуть, что теперь их сыном является бывший дубль, хорошо воспитанный и ни в чем предосудительном не замеченный. Мол, просим любить и жаловать. Ринни замечал повышенный интерес к себе со стороны других прихожан, но никто не припоминал ему недостойное поведение близнеца, напротив, все относились к нему с участием и старались подсказать, как здесь правильно себя вести, памятуя, что мальчик в первый раз присутствует на церковной службе. И Ринни в свою очередь старался вести себя как пай-мальчик, хотя, конечно, с интересом оглядывался по сторонам. Надписи, сделанные близнецом, успели так качественно затереть, что уже и не разобрать было, где именно они находились.

В целом атмосфера здесь показалась Ринни благостной и возвышенной, само здание красивым, а люди приветливыми, так что он искренне не понимал мотивы своего близнеца. Вот только какой-то парень из старших классов уж очень пристально к нему приглядывался. Что ему, спрашивается, нужно от четвероклассника?

Дружба сына с новичком не могла не заинтересовать родителей Берни Декама. До сих пор с друзьями у их мальчика дело обстояло откровенно плохо. Паренек был заметно интеллектуальнее большинства своих одноклассников, рано научился читать и книгами интересовался больше, чем подвижными играми. В итоге сверстники стали им откровенно пренебрегать, и все попытки Берни с кем-нибудь подружиться пропадали втуне. Одноклассники откровенно издевались над ним, мать Берни даже ходила разбираться в школу по этому поводу, директор пообещал принять меры, даже, кажется, вызывал кого-то к себе и отчитывал, но для малолетних хулиганов эти нотации были что с гуся вода. А потом тот же директор посадил рядом с Берни перешедшего в их школу бывшего дубля, и все разом поменялось.

Берни внезапно просто расцвел. Теперь он только о Ринни и говорил и даже пример стал с него брать, потребовав приобрести для себя сменную спортивную форму, ну, чтобы участвовать в ежедневных утренних пробежках с другом. Родители только диву давались. Конечно, плохо образованный бывший дубль вряд ли мог бы считаться подходящей компанией для будущего ученого, каким родители видели своего Берни, но все же он принадлежал к уважаемому семейству Ласпиков, и потому с порога отвергать такую дружбу точно не стоило, а вот познакомиться поближе было бы весьма полезно. Исходя из этих соображений, уже через пару недель знакомства Ринни пригласили в гости к Декамам, разумеется, в выходной день.

Давно уже не принимавший у себя дома гостей Берни от радости скакал как козленок. Ринни, который, в свою очередь, еще ни разу не был ни у кого в гостях, сперва ощущал себя скованно, но из-за доброжелательного отношения старших Декамов вскоре оттаял. После неизбежного угощения и расспросов "за жизнь" взрослые отпустили мальчиков в комнату Берни.

Ринни с интересом осмотрел чужую спальню. Книг здесь оказалось даже больше, чем у его злосчастного близнеца, компьютер, кажется, еще более навороченный, да еще модели самолетов на полках. Вместо плакатов на стене карта мира, изрисованная какими-то маршрутами. Все это явно отражало увлечения хозяина комнаты и к тому же свидетельствовало, что родители стараются ни в чем не отказывать своему единственному отпрыску. Комната, кстати, была достаточно просторной, и между шкафами у стен, тахтой и письменным столом у окна оставалось еще достаточно свободного места. Пол здесь устилал роскошный ковер, на который Берни и уселся после того, как, не стесняясь гостя, переоделся из парадного костюмчика в домашнее трико. Посчитав это за приглашение расслабиться, Ринни уселся напротив.

- О путешествиях мечтаешь?

- Ага. А еще хочу стать в будущем авиаконструктором.

- Модели сам клеил?

- Отец помогал. Но в основном, да, сам. А у тебя какие мечты?

- Ох, даже не знаю. В приюте мечтал лишь в армию попасть, где выслужиться можно. Ничего лучшего мне там все равно не светило. Ну а теперь, когда получил то, о чем и мечтать не осмеливался, даже и не знаю, как мне дальше быть. Хожу вот, присматриваюсь...

- Ну, не беда, до окончания школы время еще есть, - закивал Берни. - Я-то уже решил, что буду поступать в университет или в какой-нибудь технический ВУЗ, лучше авиастроительный, а может, и во что-нибудь с космосом связанное. Думаю, у меня получится.

- Понятно, чтобы самолеты или космические корабли строить. А сам их пилотировать не хочешь?

- Хотелось бы, да кто ж меня возьмет с таким зрением да еще такого хилого? Мне ж ни одной медицинской комиссии не пройти!

- Ну, зрение, я слышал, теперь операционным путем исправлять научились, а физическую форму и подтянуть можно, если упорно заниматься.

- Угу, подтянешь ее...

Ринни критически оглядел сидящего напротив приятеля. В обтягивающей одежде его руки и ноги выглядели какими-то даже болезненно худыми. Ну, ни намека ни на какие мускулы! Парня даже жаль стало, но Ринни был свято уверен, что любые трудности, зависящие лично от тебя, всегда можно преодолеть.

- Ничего, натренируем. Ты еще собственноручно этому Шамми морду набьешь! Да, кроме физической силы бойцу еще необходима хорошая подвижность в суставах. У тебя как с растяжкой?

Берни даже не понял, о чем речь-то идет, и пришлось наглядно показать ему, как следует гнуться и садиться на шпагат. Парень попробовал повторить, но выходило плохо, пришлось ему помочь. Берни даже запищал, но протестовать и вырываться не стал. Надо делать упражнения на растяжку, ну, значит надо... Под конец они даже немного шуточно поборолись. Ринни не особо старался уложить соперника, но в итоге тот все равно оказался на лопатках, чуток подергался, а потом просто растянулся на полу с блаженным выражением на физиономии. Оказывается, и в такие игры он может играть со сверстником, как с равным! И тот даже не станет насмешничать и воротить носа от такого слабака!

Договорившись, как дальше будут заниматься, мальчики, наконец, попрощались. Абсолютно счастливый от открывшихся перспектив Берни и впервые почувствовавший себя авторитетным наставником Ринни, который обратно домой летел как на крыльях.

Ринни-д ничего хорошего от будущего не ждал и мечтал лишь о том, чтобы окружающие о нем позабыли. Ну, живет в приюте какая-то серая мышка, ни на что не претендующая, ни с кем не конфликтующая, послушно выполняющая все указания воспитателей, так и оставьте вы ее в покое! Но один из тренеров, Понки Тарутер, похоже, испытывал какую-то симпатию к прежнему Ринни-д, и это частично перекинулось на его сменщика. То ли он пожалел мальчика, то ли вид его рыхлого тела оскорблял эстетические чувства Понки, только он отправился к директору и выпросил себе этого пацана для индивидуальных занятий, обещая до выпуска из приюта привести его в норму и вырастить из него полноценного бойца.

На дирекцию возлагалась ответственность за нормальное физическое состояние подопечных, что делать, если дубль был заменен не в младенчестве, что порою случалось, а в более солидном возрасте, в инструкциях по воспитанию расписано не было, так что спихнуть эту головную боль на кого-то показалось директору самым лучшим выходом. Мнения Ринни-д, разумеется, никто не спрашивал. Ему просто сообщили, что все время, отведенное для физических упражнений, он будет заниматься не со своим классом, а с тренером Тарутером, который на время освобождается ото всех других обязанностей, кроме подтягивания до нормы физических кондиций Ринни-д. Соответственно, Ринни-д на это время поступает в полное подчинение означенному тренеру, который сам волен решать, какие упражнения выполнять мальчику, как его поощрять и наказывать.

Ринни-д порадовался было, что хоть насмешек от одноклассников теперь не будет выслушивать, но быстро выяснилось, что это маленькое облегчение ничто в сравнении с ожидающими его тяготами.

На первое же занятие Понки заявился с плеткой в руках. Такое здесь не было принято, проступки детей просто фиксировали и наказывали их за это по субботам, а если посреди недели, то только за какие-то совсем вопиющие грехи. Заметив недоумевающий взгляд мальчика, тренер объяснил, что общие стандарты к Ринни-д, увы, не применимы, поскольку его физическое состояние хуже не придумаешь. А поскольку Ринни-д еще и наверняка ленив, как почти все домашние дети, то и гонять его придется, что называется, в хвост и в гриву, и что теперь красная задница станет его нормальным состоянием. Далее последовало требование раздеться догола.

Ринни-д еще не успел до конца привыкнуть к местным порядкам и потому страшно покраснел, но ослушаться не осмелился. Другие ребята занимаются в трусах и майках, а ему, значит, придется так? А впрочем, что удивляться, здесь же принято наказывать исключительно по голому телу...

Самые худшие предположения мальчика оказались явью. Когда тобой занимается индивидуальный тренер, он ни на миг не выпускает тебя из своего внимания и всегда готов подбодрить ударом плетки по ягодицам. Подтягивания сменялись бегом, тот - упражнениями на развитие пресса, те - кувырками. Когда мальчик выматывался настолько, что даже подхлестывания не побуждали его сделать хоть одно движение, Понки принимался разминать и растягивать его тело. Это было еще болезненнее плетки, Ринни-д выл в голос, но мучителю на его страдания было наплевать. Вдоволь помяв его и увидев, что мальчик маленько оклемался, Понки опять отправлял его бегать или подтягиваться.

К концу занятий Ринни-д был настолько измотан, что с трудом добирался до душа, шагая враскорячку и едва не валясь с ног. Но сочувствия от сверстников он не получал. Они откровенно смеялись над ним и не отказывали себе в удовольствии приложить ладонь к его пылающему заду, а потом притворно дуть на нее, словно обожглись.

После таких занятий у мальчика болели не только ягодицы, но, кажется, вообще все мускулы в теле. Из-за болевых ощущений он не мог сосредоточиться на уроках, но в этом и смысла особого не было, поскольку все, чему здесь учили, он давно уже знал.

После тяжелого сна с кошмарами было очень трудно вставать, зная, что скоро его опять погонят на эти занятия и весь вчерашний ад повторится снова. Сорваться в истерику мешало лишь осознание, что тогда его вновь ждет жесточайшая порка. Но умереть ему здесь все равно не дадут, пока он не достигнет совершеннолетия. За воспитанниками тут неусыпно наблюдали, и уж конечно особое внимание должны были уделять новичку, не привыкшему еще к здешним порядкам. То есть эти его мучения могут затянуться на целые годы, пока его не приведут к местному стандарту. И это здесь, похоже, считается нормой! А ведь совсем недавно он, Ринни-д, даже представить был не в состоянии, что можно так обращаться с детьми!

Единственным выходом оставалось замкнуться в себе и тем самым скрыться от этого жестокого мира. Мальчик теперь чисто механически исполнял распоряжения тренера и воспитателей, даже не стараясь осмыслить свои и чужие действия, так же механически поглощал пищу и удовлетворял другие естественные потребности. Он больше не реагировал ни на насмешки, ни на тычки. Душа его словно сжалась, закапсулировалась, находя спасение лишь в себе самой. Одноклассники даже перестали к нему приставать, поскольку неинтересно же, когда объект приставаний никак на них не отвечает! Взрослых же, кажется, сейчас вовсе не интересовало состояние души Ринни-д, а единственно лишь его тело.

Просвет наметился лишь в субботу на очередном медосмотре. За прошедшую неделю Ринни-д, разумеется, не смог сколько-нибудь серьезно нарастить свои мускулы, но зато успел существенно похудеть, сбросить лишний жирок, и нынешнее состояние его тела понравилось врачам куда больше. Они его даже похвалили!

От положенной всем воспитанникам порки розгами это Ринни-д не избавило, но получил он всего лишь пять ударов за какие-то мелкие прегрешения, что после первой перенесенной им экзекуции показалось вдруг совсем несущественным. Он, кажется, научился сносить боль? Ну да, разумеется, после таких-то занятий...

Замкнувшаяся в себе душа решилась, наконец, выглянуть наружу. Ринни сходил вместе со всеми посмотреть фильм, какой-то старый, чрезмерно назидательный и вообще по его мнению дурацкий, но вдруг вызвавший у него сентиментальные чувства как привет из прежней жизни. На службу в храм им здесь идти не пришлось, и прекрасно! Ринни-д не мог забыть, благодаря кому он сюда попал. Все эти лицемерные служители богов не считают дублей за людей и потому не лезут к ним со своими утешениями. Ну так и не нужны Ринни-д их лживые утешения! От страданий они его здесь все равно не избавят, лишь расслабят, а ему надо стать твердым, как кремень, чтобы попросту не сойти с ума!

С понедельника мучительные и изнурительные занятия возобновились, и чтобы как-то их вытерпеть, Ринни-д вновь пришлось замкнуться в себе. Но теперь, по крайней мере, в нем жила надежда, что всему этому когда-нибудь придет конец, что он окрепнет и перестанет уступать в силе, гибкости и выносливости своим новым одноклассникам, надо только перетерпеть и не сломаться, ибо сломленный он не нужен будет и самому себе.

А еще Ринни-д однажды с удивлением осознал, что совершенно перестал чего-либо стесняться. Он уже настолько привык к публичной наготе, к тому, что вокруг бесстыдно на него пялятся, что тренер и врачи могут хватать его за любые места, мять и крутить, словно он какая-нибудь кукла, а не живой человек, что все это стало ему глубоко безразлично. Сверстники и сами ничего не стеснялись, а для взрослых он, похоже, был всего лишь набором запасных органов для более счастливого близнеца, а в будущем, в лучшем случае, двуногой машиной для убийства. Да, у них есть полная власть над его телом, но над его душой они не властны, он-то знает, что на самом деле он нормальный человек, не хуже тех, от кого отгорожен приютским забором, и всегда будет это помнить, как бы там ни относились к нему окружающие и что бы на его счет ни думали!

Беспрекословно подчиняясь всем указаниям и покорно принимая побои, Ринни-д упорно сохранял в душе эту свою последнюю гордость.

Ринни уже настолько освоился в своем новом классе, что стал своим парнем для большинства однокашников. Они словно бы даже забыли, что он бывший дубль, и вели себя так, словно именно и сидел тут рядом с ними все прошедшие годы. Низложенный им атаман Шамми щерился, конечно, из-за спины, но в лицо чуть ли не лебезил. Прежние приятели как-то разом в нем разочаровались и бросили, предпочитая общество доказавшего свою силу победителя. Берни, однако, оставался самым близким другом Ринни, и посему статус самого очкарика среди сверстников заметно повысился. Никто больше не осмеливался его открыто цеплять, понимая, что тогда придется иметь дело с Ринни. Пара фингалов, поставленных им самым непонятливым, оказалась доходчивее любых слов. Ринни, конечно, ругали за эти разборки, дома его ждала порка, причем дело, наконец, дошло и до розог, но отец все равно явно его щадил, так что мальчик находил эти наказания вполне разумной платой за возможность отстоять друга.

Берни, однако, грызла совесть, что это не он сам за себя дерется. Он теперь упорно занимался, повторяя те упражнения, что показал ему Ринни, и даже сумел один раз нормально подтянуться, вызвав изумление у учителя физкультуры, который от этого хилого пацана давно уже не ждал никаких достижений. Он даже поаплодировал Берни в тот раз.

А вот Ринни, разумеется, стал у физкультурника фаворитом. Он уже прикидывал, на какие соревнования можно заявить этого крепкого и выносливого пацана, и выдал Ринни целый список спортивных секций, где того ждали с распростертыми объятиями. Мальчик, подумав, выбрал борьбу, поскольку атмосфера в этой секции чем-то походила на привычные ему занятия в приюте. Не то, чтобы он сильно по этому приюту тосковал, но когда твоя жизнь так резко меняется, даже какие-то знакомые мелочи могут послужить тебе опорой.

Другие учителя никаких достижений от Ринни пока не ждали, понимая, откуда он, собственно, сюда попал, и относились достаточно лояльно, не забывая подчеркнуть его небольшие успехи. С близнецом его демонстративно старались не сравнивать, и вот это Ринни немного напрягало. Да, тот, наверное, серьезно провинился, но основание ли это так вот разом вычеркивать его из памяти, словно его тут и не было никогда? С глаз долой - из сердца вон?

Еще одной проблемой оставались девочки, которые вели себя как-то странно: при его появлении демонстративно отворачивались, хихикали за спиной, но при этом глаз от него не отрывали. Он почему-то робел прямо спросить у них, что, собственно, они от него хотят? Впрочем, Ринни заметил, что и другие пацаны не больно-то стремятся к общению с противоположным полом. Все дружеские компании были исключительно однополыми, и даже на переменах мальчики с девочками кучковались в разных углах школьного холла. Редкие контакты больше походили на намеренные провокации и заканчивались потасовками. Вот какой интерес дергать девчонку за косу, чтобы потом получить от нее пеналом по башке? Сам Ринни, конечно, мог бы при желании справиться с любой, но именно поэтому он их и не трогал. Вот только как понять эти загадочные создания, он себе решительно не представлял. Не у взрослых же совета спрашивать?

А вот на что Ринни никак не рассчитывал, так это внезапно заделаться законодателем мод. Началось все с борцовской секции, где ребята занимались не в трусах и майках, как привычно было Ринни, а в специальных борцовских трико, в которые надо было переодеваться перед занятиями и под которыми полагалось носить лишь короткие плавки. Вот в момент такого переодевания соседи по лавке и заметили на бедрах Ринни следы от розог. Ну, не удавалось пока Кордли только по ягодицам попадать, захлесты то и дело случались! Юных борцов, однако, эти весьма поблекшие уже полоски привели в недоумение, и они поинтересовались, а что это такое? Ринни объяснил, что так отец наказал его за драку, что их еще больше заинтересовало, поскольку о таких наказаниях они даже не слыхивали. Что, даже в книгах не читали? Приятели стали припоминать, что да, кажется, такое им иногда попадалось, но это ж такая седая старина... Тут Ринни их и огорошил, рассказав, что в приютах для дублей ребят по-прежнему именно так и секут за любую провинность.

- Но это же, наверное, больно? - спросил его Акки, рослый белобрысый пацан, с которым Ринни уже несколько раз сходился в тренировочных схватках. Акки был повыше ростом, но более худощавый, так что они попадали в одну весовую категорию.

- А ты, что ли, ни разу не падал и коленки себе не разбивал? - вопросом на вопрос ответил Ринни. - Там же еще больнее бывает. Вот тебя как за серьезные косяки наказывают?

- Компьютера лишают и гулять не отпускают... - вздохнул Акки.

- Ну вот, а тут отстрадаешь свое и свободен, все грехи с тебя списаны!

- Ой, я тоже так хочу!

Акки особой стеснительностью не отличался и потому тянуть не стал и в тот же вечер в красках рассказал своим родителям, как именно наказывают дома Ринни Ласпика, и попросил, чтобы и его тоже наказывали сходным образом, поскольку из-за вечного сидения дома, да еще в отсутствие гаджетов, "он скоро помрет со скуки". Те не сразу ему поверили и созвонились с родителями Ринни. Невероятная новость подтвердилась. Еще больше их поразило, что по словам Кордли и Аканы их сын не испытывает никакой обиды на экзекуторов и считает такой способ расплаты вполне справедливым и достойным настоящего мальчишки. Обмен опытом произошел, и в ближайший выходной в очередной раз нашкодивший Акки получил то, чего так желал, мужественно вытерпел боль и потом на тренировке откровенно хвастался своим подвигом.

Удачный опыт быстро превратился в поветрие, охватившее сперва одну борцовскую секцию. Мальчишки дружно принялись упрашивать своих родителей, что и те наказывали их, как наказывают Ринни и Акки. Получилось далеко не у всех, многие родители остались тверды в своих принципах, и тогда пацаны насели на тренера, чтобы хоть в секции их наказывали на месте, а не жаловались родителям. Тренер в душе и сам был не против, он видел, что иногда расшалившихся пацанов вполне можно привести в чувство коротким болевым воздействием, и это лучше, чем зря терять время, выматывая душу долгими нотациями. Выяснив у Ринни, как именно проходили спортивные занятия в приюте для дублей, он дал добро и не пожалел. Количество отказавшихся от подобных воздействий оказалось минимальным, и это были далеко не самые перспективные борцы, а у остальных дисциплина на тренировках заметно повысилась. Коллеги даже стали приходить в целях перенять полезный опыт.

Поветрие стало распространяться и на другие секции, пока исключительно мальчишеские, а оттуда постепенно проникать и в семьи. То, что инициаторами подобных наказаний выступали те самые юнцы, которым и предстояло от них страдать, поражало умудренных психологов, давно уже внедривших в общественное сознание представления о хрупкой детской психике, на которой якобы самым негативным образом должны сказаться столь болезненные и унизительные наказания. А тут внезапно обнаруживалось, что и перенесенную боль дети считают вполне терпимой, и никакого унижения в порке не видят. Мол, других пацанов секут, а я чем хуже! Умение перенести заслуженное наказание без истерик стало вдруг считаться знаком мальчишеской доблести. Приютские методы, давно отвергнутые в приличном обществе и, казалось бы, уже надежно позабытые, внезапно стали брать реванш.

Годились они, конечно, не для всех. Но общество было уже достаточно толерантным, чтобы не стремиться причесать всех под одну гребенку и не навязывать такой способ расплаты тем детям, которым он категорически претит. Сам, мол, решай, что для тебя хуже: недолгое болевое воздействие или длительное промывание мозгов с последующим лишением сластей, гаджетов и общения с друзьями. Это ж только дублям выбирать не приходится.

Ринни неожиданно для себя стал местной знаменитостью. Ребенок из дублей, волею случая возвращенный в приличное общество, не слишком хорошо пока образованный, но явно и не глупый, не пай-мальчик, конечно, но и не истерик, умеющий достойно вести себя в обществе, достаточно спокойный и послушный для десятилетки, к тому же хорошо физически развитый и не испытывающий проблем со здоровьем. Это его, что ли, так хорошо вымуштровали в том приюте? А вот близнец, чьим дублем он был, которого в жизни и пальцем не трогали, а только лишь ласкали и потакали всем его желаниям, знаете, что он отмочил? Поневоле задумаешься, а так ли хороша была устоявшаяся система воспитания. Может, есть в системе воспитания дублей какое-то рациональное зерно? Может, именно так и следует воспитывать будущих мужчин? Ну, не всех поголовно, а тех, у кого здоровая психика, есть склонность к прохождению физических испытаний и нормальное для этого возраста стремление утвержить себя через агрессию. Может, именно такого сдерживания со стороны вхрослых им в жизни и недостает?

Пока взрослые спорили, дети делали свои выводы. За Ринни тянулись, на него даже из других классов приходили посмотреть. Дошло до того, что и Берни, правда, сильно смущаясь, признался другу, что хочет узнать на собственном опыте, что значит получать порку розгами или хотя бы ремнем. Учился он отлично, никогда не хулиганил, так что наказывать его было решительно не за что, да и обратиться к родителям с подобной просьбой он бы никогда не рискнул. Ринни в ответ спросил, зачем ему это вообще сдалось? Берни немедленно вспыхнул, отвел глаза и шепотом признался, что давно хочет проверить, тянет ли он в принципе на нормального пацана. А вдруг он окажется безнадежным слабаком и разнюнится после первого же удара?

Ринни твердо был уверен, что драть ребят итмеют право только взрослые, но и затруднения друга понимал. Да, обидно, когда все считают тебя трусом и маменькиным сынком. Да, специально совершать косяки, чтобы тебя примерно наказали, это как-то слишком, особенно когда у тебя хорошая репутация, которую жалко потерять, да и не факт, что поможет, если родители упрутся. Пришлось отбросить принципы и пообещать Берни отхлестать его на пробу ремнем, что и удалось осуществить, когда родители друга отправились вечером в гости. Берни послушно разделся, растянулся на диване, стиснул зубы и постарался не издавать ни звука, пока Ринни охаживал его ремнем по ягодицам. Совсем беззвучно не вышло, но на взгляд Ринни для первого раза друг выглядел очень достойно. Надо было видеть радость Берни, когда он услышал эти слова!

Ринни и сам был за него рад. Приятно было видеть, как выправляется прежде такой затурканный пацан и даже немного начинает походить характером на своего вполне уверенного в себе дубля.

Дни тянулись за днями, и Ринни-д стал обнаруживать, что понемногу втягивается в эту бесконечную рутину. Его физические кондиции постепенно росли, и хоть он по-прежнему уступал своим одноклассникам, но уже не так безнадежно. Он расстался со своим детским жирком, но зато мог теперь нащупать у себя вполне приличные бицепсы. И это новое тело нравилось ему куда больше прежнего. Он уже фантазировал, как в этом своем новом облике является в свой прежний класс и дает отпор наглому хаму Шамми. Он словно воочию видел удивленную рожу этого своего бывшего одноклассника. Вот затеять драку с местным Шамми-д он бы, конечно, еще не рискнул. Хотя-а...

Он, в принципе, понимал, вечно пребывать здесь в роли парии и изгоя. Рано или поздно, но ему придется бороться за место под солнцем, как тут принято, кулаками. Только тогда, наверное, эти пацаны перестанут воспринимать его как хлюпика, который не по заслугам прожил десять лет в зажиточной и любящей его семье. Да, он этого счастья лишился и, похоже, навсегда, но у этих-то ребят с самого рождения не было ни единого шанса хоть немного провести в нормальной обстановке, без этих постоянных цуканий со стороны воспитателей и обязательных еженедельных порок. Ему все же было, на что опереться в душе, а им?...

Внезапно Ринни-д понял, что жалеет уже не себя, внезапно низвергнутого в этот рукотворный ад, а его постоянных обитателей. Но жалость жалостью, а утвердить себя как-то все-таки надо. И он, наконец, решился.

На очередное хамское замечание Шамми-д, на которое по здешним понятиям следовало отвечать физически, Ринни-д и ответил прямым ударом в нос! У противника потекла кровь, он на некоторое время замер в полнейшем отупении, будучи не в состоянии поверить, что это ничтожное чмо решилось ему ответить! Ринни-д за эти мгновения вполне мог бы отвесить противнику еще несколько ударов, но почему-то сдержался. Потом тот, конечно, вышел из прострации и полез возвращать долг сторицей, так что Ринни-д и сам получил разбитый нос и к нему еще два фингала. Но теперь он уже не принимал покорно побои, а старался отвечать ударом на удар. Выходило, увы, не очень, но в своей первой настоящей драке он не сдавался!

Потом, конечно, прибежали воспитатели, растащили драчунов и отвели в лазарет, где обоим пацанам остановили кровотечение. А в ближайшую субботу их обоих ждала порка за эту драку, самая жестокая изо всех, что Ринни-д довелось здесь перенести, за исключением, конечно, самой первой. На сей раз он даже и не особо орал под розгами, наверное, уже свыкся. Но зато после нее одноклассники впервые принялись его жалеть! Видать, проявленная им храбрость их изумила. И о том, за что именно он сюда попал, ему больше никто не напоминал. Все же те богохульные надписи были бесконечно далеки от здешнего мира, а Ринни-д стал вдруг восприниматься своим, таким же, как они.

Это повышение в статусе позволило Ринни-д перестать каждую минуту опасаться подвоха, и потому появилась возможность повнимательнее присмотреться к одноклассникам, оценить их сильные и слабые стороны. И результаты этих наблюдений его немного удивили.

Оказалось, что способности и черты характера не всегда определяются внешней средой. Вот Шамми Турат в прежнем его классе был отъявленным хулиганом, и его дубль здесь упрямо демонстрирует все те же наклонности, несмотря на постоянные порки. А Берни Декам был спокойным и честным пареньком, хилым, конечно, и со слабым зрением, но зато являлся лучшим математиком не только в их классе, но и во всей параллели. И его дубль Берни-д тоже проявлял здесь недюжинные математические способности, хотя никто с ним специально не занимался и времени на интеллектуальные занятия у него было здесь явно недостаточно. Но зато не хилый и без близорукости!

Именно с Берни-д мальчик и постарался сблизиться первым делом. Да, тот был безусловно талантливее него в математике, но вот знаний ему здесь давали мало, так что у Ринни-д было, чем с ним поделиться. Берни-д внимательно его слушал и впитывал все, как губка. В разговоре с ним Ринни-д мимоходом упомянул, что хорошо знал его близнеца, и неожиданно встретил со стороны Берни-д живейший интерес. Впрочем, наверное, каждый здесь хоть раз, да примеривал на себя чужую судьбу. Зряшные это были, конечно, мечты, но вот Ринни-д поменялся же местами со своим близнецом! Вдруг еще кому повезет?

Ринни-д, конечно, все ему рассказал. И о математических талантах близнеца, и об очках, и о физической слабости. Последнее Берни-д, кстати, не понравилось, но он внезапно заявил, что, окажись он со своим близнецом в одном классе, то сумел бы защитить его от приставаний всяких хулиганов. Ну, это, разумеется, было уже совершенно не реально, близнецов могли только обменять, так что, окажись вдруг Берни-д в том классе, то тогда его близнец должен был попасть в этот. Такую судьбу своему хилому собрату Берни-д никак не желал, но чувствовалось, что как-то помочь Берни ему явно хочется.

Вот спрашивается, откуда могли взяться такие чувства у обиженного жизнью дубля? Те брошюры по детской психологии, которые тогда еще просто Ринни таскал у матери и тайком почитывал, ответа не давали. Да, там ничего не писали о дублях, но зато утверждалось, что отверженный в семье ребенок непременно станет испытывать зависть к тем братьям и сестрам, которых родители больше привечали. Берни-д был реально отвержен и даже с родителями своими не имел права видеться, если они сами того не пожелают. Но те все никак не желали. Казалось бы, он должен просто возненавидеть и родителей, и своего близнеца, а вот поди ж ты!...

Ринни-д вдруг захотелось его утешить, и у него нашлись аргументы. Он напомнил своему новому другу, что в тот класс попал их бывший Ринни-д, который безусловно сильнее того Шамми, а с Берни непременно должен подружиться, поскольку и он сам, когда еще был Ринни, приятельствовал с Берни. Берни-д, похоже, ему поверил.

И тут в голову Ринни-д внезапно пришло, что его близнец действительно должен оказаться самым сильным в том классе! Стало быть, терпеть хамство всяких там Шамми он точно не станет и проведет этому хулигану показательный урок, после которого тот вообще будет передвигаться по стеночке и не осмелится трогать более слабых ребят. Почему Ринни-д был в этом так уверен? Ну, потому что сам он всегда был поборником справедливости и ему хотелось думать, что и его близнец обладает схожими душевными качествами. Он на всякий случай спросил Берни-д, какие у них были отношения с прежним Ринни-д, и с удовлетворением узнал, что эти мальчики действительно друг другу симпатизировали.

Ринни-д, конечно, не стал упускать столь благоприятный случай побольше узнать о своем близнеце, и услышанное его порадовало. Тот Ринни хотя и не распускал язык и вообще старался не совершать необдуманных поступков, в душе, похоже, был таким же честным, как и он сам. Они бы, наверное, сдружились, доведись им жить в одной семье. Вот почему неумолимые законы столь жестоко развели их по разным углам?!

Но сколько ни мечтай об исправлении существующих законов и нравов, и жить-то приходится с тем, что есть. Большинство новых одноклассников Ринни-д, несмотря на примитивность здешних школьных программ, все равно умудрялись отставать по каким-то предметам, за что их, разумеется, регулярно драли. И у Ринни-д было, что им предложить! Не просто дать списать на контрольной, за что непременно высекут, если поймают, а разъяснить то, что они не понимают. Мальчик неожиданно обнаружил в себе талант репетитора. Его помощь сперва принимали снисходительно, потом, когда их учебные результаты пошли вверх, сумели все же оценить по достоинству, как и школьные учителя, у которых здесь в жизни не было добровольных, да еще и эффективных помощников. Ринни-д заметил, что даже пороть его теперь стали куда легче. Похоже, новые приятели прикрывают теперь все еще неизбежные его косяки.

Жизнь тут неожиданно стала казаться вполне терпимой. Ну, по сравнению с тем, что было раньше. Но о свободе он, разумеется, все равно мечтал.

Чем лучше Ринни врастал в свою новую социальную роль, тем больше его занимал вопрос, а что не хватало в этой жизни его близнецу? Поскольку спрашивать о таком родителей он все еще немного робел, оставалось опрашивать одноклассников из тех, что поадекватнее, и прежде всего, конечно, Берни.

Последний сам недоумевал. Нет, тот прежний Ринни ни на что особо не жаловался. Ни на родителей, которые ни в чем ему не отказывали, и вообще, считай, пылинки с него сдували, ни на вполне лояльных к нему учителей, ни даже на одноклассников, с которыми, конечно, дела обстояли сложнее. Кто-то ему, конечно, завидовал, а кто-то и побить мог, как тот же Шамми, но это ж не причина, чтобы обижаться на богов и их церковных служителей. Самому Берни, вон, от сверстников еще больше доставалось, но ему и в голову бы не пришло возлагать за это ответственность на Высшие силы. Ринни же всегда казался ему вполне разумным парнем, не склонным к безумным поступкам.

- Но не мог же он вдруг разом спятить? - удивился Ринни.

- Мне кажется, не мог. Я же видел его в тот день, ну, перед тем, как он храм испакостил. Нормально он себя тогда вел, по-моему, даже не нервничал.

- То есть уверен был в себе, так? А баллончик с краской, что он в церковь притащил, он же должен был заранее где-то приобрести, так? И никто не поинтересовался зачем? Или он и раньше любил рисовать на стенах?

- Нет, не любил, я бы это знал. И вообще таким у нас только хулиганы уличные занимаются. Да я и не уверен, что он сам его покупал. Может, ему это приятели-старшеклассники дали.

- Стоп, какие еще приятели-старшеклассники?

- Ну, твой близнец незадолго до своего преступления сошелся с одной компанией. Я их и не знаю почти, они на четыре класса старше. Меня они к себе и не звали, к чему им такая мелочь?

- Но брата моего они все же зачем-то позвали, хотя он тебя не старше. Может, они его и подговорили церковь осквернить?

- Вот уж не знаю... Когда твой брат это сотворил, нас же всех тут опрашивали о его возможных мотивах, и старшеклассников, думаю, тоже. Никто не признался. А брат твой, говорят, взял все на себя. Ну, все и успокоились. Лучше же один неразумный осквернитель, чем целая организация. Это ж какое пятно легло бы тогда на всю школу!

- А если бы вдруг обнаружилось, что это именно старшеклассники его подговорили. Что бы им было за это? - поинтересовался Ринни.

- Старшеклассникам-то? Ну, им же всем четырнадцать уже точно исполнилось, так что тюрьма однозначно. Лет на десять сели бы, поскольку преступление это считается из разряда особо тяжких. Родители бы их тогда точно не отмазали. Только какой смысл об этом сейчас говорить-то? Свидетелей того разговора не было же, кроме твоего брата, а он теперь лишенный всяких гражданских прав дубль, его показания ничего не стоят, да никто его и спрашивать не станет.

Ситуация действительно была тупиковой и такой бы, наверное, и осталась, если бы не Хонни Айрдман, один раз уже сумевший выйти сухим из воды и потому возомнивший о своей неуязвимости. Он приглядывался к Ринни в церкви, а потом рискнул подойти к нему и на перемене.

- Ринни Ласпик, если не ошибаюсь?

- Да, чего надо? - Ринни с недоверием воззрился на подвалившего к нему хлыща. Одет... ну, прямо скажем, не с иголочки, скорее намеренно небрежно, и не похоже, чтобы родители так же старательно за ним следили, как за Ринни и Берни. Но явно и не совсем шпана, иначе бы его в этой школе не потерпели. Скорее из тех, что стараются блюсти внешние приличия, не конфликтуют с учителями и потому зарабатывают репутацию хороших мальчиков. А какие мысли у них при этом бродят в головах, никого, разумеется, не волнует.

- Ну, просто интересно было познакомиться. Ты же у нас теперь знаменитость, единственный бывший дубль на весь город, да еще и инициативный. Ты, говорят, уговорил своих родаков наказывать тебя розгами вместо нравоучений, и среди мелких пацанов уже поветрие пошло, требуют, чтобы их тоже так наказывали. Да что там пацаны, моя собственная мать, у которой никогда ничего подобного и на уме не было, теперь то и дело жалеет, что раньше меня не драла. Мол, будь я немного помладше, и у нее рука бы не дрогнула, а так уже нельзя, все, вырос!

- Ну, считай, познакомился, и дальше что? Будем продолжать трепаться? У меня свои дела есть, вообще-то?

- Да что ж ты такой ершистый? Я просто хотел познакомить тебя с настоящими парнями, не чета твоим дебилам-одноклассникам>

Тут бы Ринни и оскорбиться, и уйти в отказ, но его все еще свербила мысль о тех старшеклассниках, что могли спровоцировать его близнеца на необдуманный поступок. Не те ли это самые? Его собеседник назвался Хонни Айрдманом. Имя было незнакомым, но Берни просто не знал, как звали тех старшеклассников, с кем ходил прежний Ринни. Надо будет показать ему этого Хонни, вдруг опознает? Как бы то ни было, Ринни решил клюнуть на предложение.

А Хонни в своем успехе и не сомневался. Если уж тот Ринни, умный и хорошо образованный мальчик из приличной семьи, перед его обаянием не устоял, то уж этот бывший дубль, не осведомленный в здешних обычаях, и подавно обязан повестись!

Как бы там ни было, Ринни оказался на квартире у одного из четверых восьмиклассников, составлявших компанию Хонни. Парни, не стесняясь его, хлестали какое-то спиртное, хотя по возрасту еще не имели на это права. Ему, впрочем, налили обычного лимонада. Но вот что они говорили...

Ринни, развесив уши, старательно внимал их вольнолюбивым речам, где доставалось и родителям-ретроградам, и тупым школьным учителям, и еще более тупой полиции, и правительству, которое не думает о простом народе, и лицемерным церковникам, которые все это покрывают. К последним у Хонни, похоже, сложилось особо непримиримое отношение. Он сейчас делал упор на бесчеловечное отношение церковников к дублям, которых они и за людей-то не считают и отказывают в общении с богами. Не сказать, чтобы Ринни во всем был тут с ним не согласен, но его мнением, разумеется, никто и не интересовался, мол, лучше внимай тому, что тебе старшие говорят!

Ринни и старался внимать по мере сил, все больше ужасаясь с каждой новой услышанной фразой. Они его тут за дурачка, что ли, держат? А ведь похоже, что действительно за дурачка, наивного малолетнего дубля, ничего в жизни не видевшего, готового принимать все на веру и наступить на те же грабли, на которые уже успел наступить его несчастный брат.

Но вот, наконец, прозвучали те самые слова, которые так боялся и одновременно так надеялся услышать Ринни. Заметив нерешительность мальчика, Хонни даже позволил себе сравнить его с близнецом, вот тот, мол, был по-настоящему храбрый пацан! На резонное возражение Ринни, что баллончиков для краски он никогда в глаза не видел и понятия не имеет, как ими пользоваться, ему пренебрежительно ответили, что дурацкое дело нехитрое и возможность потренироваться в нанесении надписей он всегда сможет найти. Мол, понимаем и не гоним. Ринни заикнулся было, чтобы ему купили такой баллончик, но подростки не повелись и лишь подсказали адрес нужного магазина. Мол, у него, Ринни, с карманными деньгами проблем нет, в отличие от них, бедных.

Ринни понял, что больше никаких саморазоблачений он от этих парней не дождется. Пора было рассказать все взрослым. Разумеется, тем, кто готов будет ему поверить, то есть родителям.

Кордли и Акана действительно оказались до глубины души потрясены его откровениями. Уже второго их сына хотят развести на преступные деяния по одной и той же схеме. Кордли так просто взбеленился и готов был идти лично разбираться с родителями юных нечестивцев, и Ринни с трудом удалось его отговорить. Мол, а доказательства-то где? Если я заявлю это публично, они тут же обвинят меня во лжи, и их будет четверо против меня одного. Нужен еще хотя бы один независимый свидетель, и им может стать только мой близнец.

- Принципиально мог бы, - кивнул Кордли, - вот только ты забываешь, сын, что он теперь юридически является дублем и потому не правосубъектен. Он считается имуществом, а имущество не может свидетельствовать в суде против кого бы то ни было, даже если умеет говорить и не лишено разума. Таковы непреложные законы нашего общества, сынок, и никто не станет их менять даже ради такого случая.

- А церковь? - тихо спросил Ринни.

- Что церковь?

- Ну, она же должна быть больше всех заинтересована в разоблачении этих провокаторов. Я, конечно, не поведусь, но мало ли кого еще они подговорят?

- А ведь да, - потер лоб Кордли, - церковь свои интересы блюдет неукоснительно, и у нее действительно есть влияние на светскую власть. Ничего не могу обещать, но, как говорится, попытка не пытка. Едем!

Дальше они всей семьей отправились в храм и добились встречи с его настоятелем. Тот от услышанного сперва чуть не впал в ступор, а потом страшно разозлился, хоть и пытался это скрыть. Настоятель тут же отправился созваниваться со своим церковным начальством, то немедленно дернуло за свои рычаги, и заскрипели неповоротливые колеса государственного механизма. Ринни приехали допрашивать какие-то очень важные люди, которые, похоже, ему поверили, поскольку не сходя с места принялись обсуждать, как можно выйти из сложившейся правовой коллизии. И общее их мнение склонялось к тому, что наказание богохульников стоит того, чтобы изменить правовой статус одного маленького мальчика, волею судьбы занесенного в дубли. Самого Ринни при этом все хвалили за проявленную смекалку и твердость в вере.

Обратно домой их довезли с полицейским эскортом. Ринни сказали, что он теперь важный свидетель, в чьей безопасности заинтересованы государство и Церковь, и потому в школу ему пока ходить не надо, а надо сидеть дома под охраной и готовиться к предстоящему процессу. Из разговоров взрослых Ринни стало понятно, что в вине Хонни Айрдмана и его компании никто не сомневается, процесс хотят сделать показательным, вот только боятся вспугнуть виновных, ведь до показаний Ринни-д предъявить им пока что и нечего. А отсутствие Ринни в школе разве не должно их насторожить? Ну, там просто скажут, что он внезапно заболел, например, аппендицитом. С детьми такое случается.

Неожиданный вызов в директорский кабинет заставил быстро заколотиться сердце Ринни-д. Никаких особых грехов он за собой не знал, но успел уже твердо усвоить, что ничего хорошего от таких вызовов мальчишкам не светит. Стараясь скрыть страх, он послушно отправился по вызову. А что делать, ты же тут все равно себе не принадлежишь!

В кабинете кроме директора двое не знакомых Ринни-д мужчин, но, кажется, очень важных, поскольку в их присутствии сам директор, кажется, чувствовал себя не в своей тарелке. Быстро выяснилось, что прибыли они сюда именно по душу Ринни-д и интересовали их обстоятельства учиненного им богохульства. Мальчик полагал, что давно уже за это расплатился, но все равно стало страшно. Ну, мало ли, какие еще претензии у них там к нему могли возникнуть?

Впрочем, ни в чем обвинять его визитеры не стали. Их больше интересовало, по своей ли инициативе Ринни-д измалевал церковные стены, или его к этому кто-то подталкивал? Раньше его об этом никто не спрашивал, а он, оглушенный собственной виной, и не думал сваливать на кого-то свое преступление, будучи совершенно уверен, что ему все равно не поверят. Вякнешь что-нибудь в свою защиту, и эти старшеклассники непременно скажут, что он их оболгал, дабы смягчить свою участь. Они старше, их четверо против него одного, никаких других свидетелей их разговора не было, так что, наверное, им и поверят. То, что взрослые сейчас сами заговорили о подставе, явно свидетельствовало, что Хонни и его дружки пытались сагитировать кого-то еще. Ну, в таком случае, он их точно покрывать не станет!

- Да, подталкивали, - кивнул Ринни-д, - всякие плохие слова про церковников говорили и утверждали, что мне за это ничего не будет.

- А кто именно говорил?

- Хонни Айрдман и трое его приятелей из старших классов. Но те больше поддакивали.

Услышав имя Айрдмана, визитеры многозначительно переглянулись.

- То есть ты понимаешь теперь, что эти парни развели тебя как дурачка?

- Ну да...

- И ты пострадал именно по их вине?

- Еще как... Меня тут за это так высекли...

Услышав эти слова, директор хмыкнул, а допрашивающие Ринни-д мужчины даже как-то сочувственно закивали.

- И ты можешь повторить слова, которыми тебя провоцировал Айрдман?

- Могу, конечно, я на память не жалуюсь.

- Только ты обязательно должен сделать это перед судом. Ради этого тебя даже восстановят в гражданских правах и вернут родителям.

Оказывается, не только беда, но и внезапная радость может оглоушивать, как молотком по голове. Ринни-д несколько мгновений неверяще смотрел на мужчин, что внезапно вернули ему, казалось бы, давно сгинувшую надежду, и лишь потом расплылся в улыбке. Вот только и порадоваться беспримесно ему долго не довелось, поскольку вспомнил о брате. Ведь если его вернут родителям, то того, получается, отправят обратно в приют. А он ведь точно этого не заслужил!

- А что тогда будет с моим близнецом? - вопросил Ринни-д.

- Надо же, какой хороший мальчик, даже тут о брате беспокоится! - усмехнулся один из визитеров. - Можешь успокоиться, твой близнец всю эту компанию богохульников и разоблачил. Они, видишь ли, к нему тоже подкатываться стали с той же мерзкой идеей. Но тот, не будь дурак, рассказал обо всем настоятелю храма, заодно и о тебе напомнил. Так что вы оба будете в суде свидетельствовать в качестве полноправных граждан, иначе никак. Короче, готовься, пацан, к самому важному в своей жизни выступлению.

Вот так и вышло, что следующая встреча с близнецом у Ринни-д состоялась в зале суда, куда мальчика доставили прямо из приюта. Он был, разумеется, в приютской форме, а вот брат - в его бывшей одежде, которая, правда, казалась для него уже тесноватой. Мальчики уставились друг на друга, но проявлять особо эмоции на публике не стали - ограничились улыбками и рукопожатием. Допрашивали их по очереди, сперва Ринни, потом Ринни-д. Хонни и его приятели сидели при этом на скамье подсудимых и явно пребывали не в самых лучших чувствах. Ну, на дублей их, конечно, менять не станут, больно большие уже, но в тюрьму теперь посадят точно и надолго!

Процесс действительно завершился обвинительным приговором для провокаторов, а вот в отношении Ринни-д суд вынес частное определение, в котором говорилось, что за заслуги в разоблачении осужденных он в порядке исключения восстанавливается в гражданских правах и возвращается в семью в качестве второго ребенка. Стало быть, Ласпики теперь будут воспитывать сразу двух сыновей близнецов!

Ринни-д окончательно поверил в свое счастье, лишь когда его торжественно вручили родителям. Акана чуть не задушила его в объятиях, Кордли старался сдерживаться, но тоже не мог сдержать эмоций, близнец скакал вокруг и тоже лез обниматься.

- Так что же, у нас в семье теперь будут два мальчика по имени Ринни, - промолвил Кордли, прижимая к себе обоих сыновей. - Как вас различать-то теперь?

- Ну, пусть будут Ринни первый и Ринни второй, - заявил изначальный воспитанник приюта. - Я согласен быть вторым.

Ринни, только что избавившийся от унизительной приставки "д" к имени, счастливо кивнул в ответ.

- Ох, вам же теперь еще одна комната потребуется, - вздохнула Акана.

- Мы согласны и одну делить! - откликнулся Ринни первый, обнимая брата. Ну да, одну и ту же одежду они уже носили, в одних и тех же классах попеременно сидели, даже друзья у них теперь, похоже, общие, что в городской школе, что в приюте. Им, только что встретившимся, и не хотелось сейчас отдаляться друг от друга, им надо было лучше друг друга узнать и, конечно же, обменяться новостями.

Уже то, что они были сейчас вместе, являлось невероятным чудом, пока недоступным больше никаким близнецам в этой стране. А завтра они вместе пойдут в школу и одним своим видом сразят там всех! Они сомневались лишь, стоит ли им там садиться за одну парту. Конечно, в мире нет ближе человека, чем тот, что вырос из одной с тобой яйцеклетки, но Берни, что дружил с ними обоими, тоже обижать не хотелось, вдруг почувствует себя лишним? Дружить они теперь точно станут на троих. Жаль только, что Берни-д не сможет к ним присоединиться. Да, предубеждение общества против дублей пока еще не рухнуло после этого случая, но, наверное, уже дало заметную трещину. Как известно, и капля камень точит, и именно у них есть возможность стать теми самыми каплями, наглядно показывающими, что дубли ничуть не хуже обычных детей. Когда-нибудь они пробьются сквозь все общественные предрассудки и разрушат этот монолит.

В небольшую комнату Ринни оказалось сложно втиснуть вторую кровать. Когда это все же удалось, проход между кроватями оказался столь узким, что мальчики легко могли достать друг до друга, сцепившись руками. Ровно это они и сделали, едва улеглись, и так и заснули, не расцепляясь, словно ощущать таким образом присутствие рядом близнеца было для них самым важным в жизни.

КОНЕЦ

---

Оставить комментарий © Copyright Беляков Евгений (lian@front.ru) Размещен: 02/06/2024, изменен: 02/06/2024. 110k. Статистика. Повесть: Фантастика

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"