Иномирное чудо.

Когда-то именно от физики ждали наиболее глобальных прорывов в развитии человечества. Но ядерная энергия процветания не принесла, термоядерный реактор запустить все никак не удавалось, и мечты о полетах в другие звездные системы тоже как-то поблекли, в то время как бурно стали развиваться биотехнологии, а усовершенствование компьютеров позволило создать глобальную информационную сеть, вовлекающую в себя чуть ли не все население Земли и абсорбирующую все накопленные человечеством знания, что уже реально напоминало предсказанную Вернадским ноосферу. Успехи в разработке искусственного интеллекта обещали сделать эту сеть просто всемогущей, и человечество, возможно, с радостью закапсулировалось бы в этой новой среде, не мечтая больше о контактах с иными мирами, если бы в потерявшей былой престиж физике не наметился вдруг новый прорыв.

Теория струн позволила говорить о существовании многомерного мира, в котором нам доступны только три измерения. Но что если в других измерениях существуют свои вселенные? Да, в обычных физических условиях в них никак не прорваться, но что происходит, например, за горизонтом событий черных дыр, где привычные нам физические законы перестают действовать? А нельзя ли создать такие условия искусственно?

Валерий Лавриков был ярым энтузиастом таких исследований и даже рассчитал, как гипотетически можно было бы открыть туннель, связывающий нашу Вселенную с некой другой, даже не параллельной, а скорее перпендикулярной, существующей в других измерениях. Его теоретические выкладки казались бы обычной шуткой, если бы не нашлись азартные последователи, возжелавшие воплотить эту идею на практике.

Более благоразумные коллеги, услышав это, крутили пальцем у виска. Чтобы сгенерировать потребный для этого энергетический импульс, потребовалось бы накопить миллиарды киловатт-часов электроэнергии, да еще суметь зарядить ей какой-то суперконденсатор, который потом одномоментно разрядился, создав пробой в мироздании... и все равно наведенный таким образом межпространственный туннель просуществовал бы считанные секунды. Удастся ли за это время хотя бы определить физические параметры открытого мира? Избыток выброшенной энергии, допустим, улетит в этот туннель, но не дождемся ли мы оттуда ответного "подарка"? Ладно, если туннель откроется в космический вакуум, стенки камеры, где будет располагаться генерирующая установка, смогут поглотить излучение невысокой интенсивности, а если на другом его конце окажется какой-нибудь массивный объект? Тогда раскаленные массы материи, находящиеся под гигантским давлением, хлынув в образованную дыру, не только эту камеру разнесут, но и за ее пределами успеют учинить катастрофические разрушения, пока туннель не схлопнется!

Идея казалась безумной и абсолютно не реализуемой на практике, но сперва нашелся изобретатель, решивший проблему создания суперконденсатора, потом обнаружился богатый отечественный меценат, готовый пойти по пути Илона Маска и вложиться в фундаментальный технический прорыв, а затем и власти дали свое согласие на эксперимент в целях обретения научного престижа и чтобы утереть нос всяким там иностранным недоброжелателям. Теоретические выкладки неожиданно обрели свое материальное воплощение, и новая научная станция, построенная в безлюдной тайге севернее Ангары, вступила в строй.

- Если будет прорыв, тут вся тайга заполыхает, - с тоской оглядев окружающую местность, вздохнул Андрей Ревунов, отвечавший в проекте за снабжение.

- Она и так тут регулярно горит, - возразил Лавриков, ставший научным руководителем проекта. - Зато эвакуировать никого не придется, тут до нас весь народ поразогнали, когда очищали территорию под водохранилище Богучанской ГЭС. Очень кстати ее тут построили, не придется кабели далеко тянуть.

- Все равно ж целый год заряжались... - опять вздохнул Андрей. - И в следующий раз опять столько ждать придется, если эксперимент окажется удачным. А если нет...

- ...то нашим энергетическим хозяйством или майнеры воспользуются, или очередной комбинат по выплавке алюминия здесь воздвигнут, - закончил его фразу Валерий. - Свято место в любом случае пустовать не будет.

Все и в самом деле было готово к началу эксперимента: суперконденсатор заряжен до отказа, вся аппаратура установлена и настроена, лишние люди убраны из опасной зоны. Сами экспериментаторы собирались следить за открытием туннеля по видеосвязи из укрепленного бункера. Впрочем, все тут понимали, что если из иного мира хлынет поток раскаленной до миллионов градусов плазмы, они и в этом бункере испекутся, никакая защита не спасет, так что самые важные лица, включая оплатившего эксперимент мецената, пребывали сейчас не ближе Красноярска, в конце концов, видеотрансляцию и там наблюдать можно, а рядом с самим межпространственным туннелем разве что лишнюю радиацию словишь.

Когда все заинтересованные лица были оповещены и расселись по местам, Лавриков объявил о начале эксперимента и лично нажал на кнопку, запускающую работу установки. Вот уже рухнула защитная пластина, тут же происходит разряд конденсатора, возникает энергетический импульс невероятной мощности и в месте его прохождения открывается вожделенный туннель, из которого исходит мощный поток иномирного света. Хорошо, что смотрят через него только через трансляцию и потому не приходится надевать затемненные очки. Впрочем, размещенная в камере аппаратура точно измерит интенсивность этого излучения и определит его состав.

Однако мгновением спустя на фоне этого света вдруг возникла фигура, контурами напоминающая человеческую. Возникла и успела шагнуть вперед, прежде чем туннель ожидаемо схлопнулся.

Лавриков спешно включил освещение в камере, чтобы разобраться, что же это такое к ним проникло, и... от увиденного у всех наблюдателей отвисли челюсти. В наглухо закрытом помещении стоял мальчик лет двенадцати на вид, нагой и златоволосый, вот только за спиной у него виднелись два здоровенных белоснежных крыла!

- Это что же, к нам ангела из иного мира занесло?.. - потрясенно выдохнул Ревунов.

Ребенок, между тем, вовсе не казался шокированным, он с интересом осматривался по сторонам. Затем его внимание привлек один из установленных в камере приборов, и он принялся его ощупывать.

- Да он нам так всю аппаратуру там поломает! - взвыл Лавриков и первым ринулся на выход из бункера.

- Подожди! А если там вирусы какие опасные из того мира проникли?! - метнулся за ним Андрей.

- На хрен ждать! Если заболеть боишься, так сиди здесь, трус несчастный! - рявкнул Валерий, даже не оборачиваясь.

Ситуация, действительно, взывала к немедленному реагированию, и вся команда наблюдавших за ходом эксперимента, наплевав на все опасения, дружно понеслась к строению, где только что открывался межпространственный туннель. Надо было выбраться из бункера на поверхность, пробежать добрую сотню метров, открыть запоры... вот зачем, спрашивается, их вообще тут ставили?!

На вломившуюся в камеру толпу разгоряченных мужиков пришелец отреагировал как-то даже слишком спокойно, только уставился на них своими голубыми глазищами и произнес какую-то фразу на незнакомом певучем языке. Разумеется, ее никто не понял, и Валерий, в свою очередь, попытался заговорить с этим иномирным существом на русском, потом на английском, наконец, на кое как знакомой ему латыни. Его спутники тоже постарались пустить в ход все известные им языки, но пришельцу на один из них явно не был известен, он лишь недоуменно таращился на вошедших и что-то тихонько шептал. Мда, ситуация была вполне ожидаемая, учитывая, откуда взялся здесь этот пацан, вот только никто и предполагать не мог, что эксперимент завершится именно таким образом. Ну и как прикажете теперь с этим иномирным пришельцем контакты наводить?!

Лавриков рискнул взять на себя инициативу, осторожно приблизился к пацану, взял его за руку и отвел подальше от ценного прибора. Мальчик сопротивляться не стал. Рука его оказалась мягкой и теплой, явно живой. Последние сомнения, что это какой-то фантом или робот, а не живое существо, у Валерия отпали. Вот только что с ним теперь делать-то? Здесь оставлять явно нельзя, отправить восвояси не получится раньше, чем через год. В Красноярск его, что ли, эвакуировать, или уж сразу в Москву?

Сомнения начальника проекта разрешил меценат, который тоже, разумеется, следил по видеотрансляции за ходом эксперимента, только из Москвы, и позвонил, едва отойдя от полученного шока.

- Валерий Тимофеевич, срочно вывозите это иномирное чудо в Москву, пока к вам туда свора журналистов не набежала. Ход вашего эксперимента мы, конечно, широко не транслировали, но немало специалистов его наблюдали, и не только в нашей стране. Слухи разойдутся непременно. И хорошо, что была прямая трансляция, по крайней мере, никто теперь не заявит, что это наша мистификация. У вас там врач рядом есть?

- Да, Дмитрий Павлович, только он не педиатр.

- Да наплевать, и обычный терапевт сойдет или даже травматолог. Пусть срочно освидетельствует пацана, что тот может переносить земные условия. Если даст добро, то вывозите этого пришельца вертолетом в Красноярск, а оттуда бизнес-джетом в Москву. Борт я пришлю. Здесь, в столице, мы и разместить его сумеем с должным комфортом, и изучать его будет сподручнее.

- Все сделаем, Дмитрий Павлович, - выдохнул Лавриков и жестами показал крылатому мальчугану, что надо покинуть это помещение. Тот понял и послушно двинулся следом.

Тут Валерию пришла мысль, что неплохо бы сначала прикрыть наготу мальчика. Мужчина снял с себя лабораторный халат и накинул на мальчугана, но тот тут же брезгливо его сбросил. Комплекс у него, что ли, какой по поводу одежды? Выяснять это не было ни времени, ни возможности. Ладно уж, пусть так и идет голым, в конце концов, на дворе лето, авось не простудится...

Лавриков с сопровождавшей его компанией ученых окружили юного пришельца и всей толпой двинулись к бункеру.

Спешно вызванный в бункер врач Игорь Савелов оторопел, увидев своего пациента. За ходом эксперимента он не следил, момента прохождения крылатого мальчика сквозь межпространственный туннель не видел и объяснения разгоряченных физиков принял сперва за розыгрыш. Не поверив, что крылья на ребенке могут быть настоящими, он первым делом ухватился за крыло и хорошенько его дернул. Мальчуган скривился и резко оттопырил это крыло, заставив Игоря почувствовать его силу.

Игорь мгновенно взмок и забормотал извинения, которые пациент конечно же не понял. В отсутствие общего языка пришлось объясняться жестами. К счастью, пациент оказался понятливым и дал себя осмотреть.

- Ну, как он? - метнулся к врачу Лавриков, как только тот вышел из комнаты, предоставленной ему для осмотра пациента.

- Вы, возможно, удивитесь, Валерий Тимофеевич, - промолвил тот, - но если бы не эти крылья, я сказал бы, что перед нами совершенно здоровый и идеально сложенный человеческий ребенок двенадцати лет от роду. У меня, конечно, не было возможности выяснить состав его крови или просветить внутренние органы, но внешне у него не наблюдается никаких признаков патологии. В его кожных покровах отсутствует пигмент, но он явно не альбинос, судя по окраске глаз и волос. Его крылья вполне живые, их костяк прикреплен к лопаткам, и он хорошо владеет ими как еще одной парой лук. Не уверен, что он сможет на них летать, для этого потребны куда более мощные мышцы, но для чего-то они ему, видимо, нужны. Не знаю, возможно там, откуда он к нам явился, просто куда слабее гравитация. Но тогда, наверное, и он сам выглядел бы куда субтильнее. Я все же не такой большой специалист, чтобы об этом судить. В любом случае, перелет он должен перенести без проблем, а там, в Москве, уж найдется, кому его исследовать. Приодеть бы его еще...

- Мы пытались уже, но только он сопротивляется!

- Да, я заметил уже, что стыд наготы ему, похоже, неведом. Может, у них там такие культурные традиции. Аборигены амазонских лесов, вон, тоже не понимают, для чего людям нужна одежда.

- А питается он чем?

- Я выдал ему все, чем богата наша столовая. От мяса и омлета он отказался, но творожную запеканку и овощной гарнир охотно съел. Вероятно, он вегетарианец, но к счастью все же веган, что тоже может быть обусловлено их культурными традициями.

- А как вы в целом оцениваете его психику?

- Он спокойный просто до удивления. Если бы я неожиданно попал в иной мир, то наверняка испытывал бы жутчайший стресс, а он ведет себя так, словно ему не привыкать странствовать между мирами. Но и заторможенным он не выглядит, вполне живо интересуется окружающей обстановкой. На с ним пришлось общаться на уровне жестов, и он быстро стал понимать, что именно я от него хочу. Если его еще языку нашему обучить, то будет просто чудо, а не ребенок.

- Да, с языком, конечно, проблема... - пробормотал Лавриков. - Дмитрий Павлович, надеюсь, подыщет ему квалифицированных контактеров, а нам тут пока остается довольствоваться лишь внешними наблюдениями. Возможно, какие-то сведения о его мире можно будет извлечь из того, что зафиксировала наша аппаратура в ходе эксперимента.

Именно анализом этих данных Валерий и решил заняться первым делом, обратившись к изучающим их сотрудникам.

- А вы знаете, шеф, - удивленно сказали ему, - похоже, атмосфера того мира почти полностью соответствует земной. Азот, кислород, аргон и углекислота в ней представлены в тех же пропорциях, разве что уровень углекислоты немного выше. Зафиксирован еще ничтожный процент каких-то пахучих веществ, но они напоминают эфирные масла.

- То есть это могут быть просто цветочные запахи? - уточнил Лавриков.

- Да, скорее всего.

- А с составом излучения как?

- Оно куда мощнее земного, но почему-то все в видимом спектре. Ни намека ни на какой ультрафиолет, не говоря уже про гамма-излучение и еще более жесткие космические лучи. Радиация там на нуле.

- Хм, тогда становится понятно, почему у парня такая белая кожа, - пробормотал Валерий. - А какие-то незнакомые микроорганизмы к нам оттуда занесло?

- Мы уже делали анализ, но результат нулевой. Либо тем микроорганизмам не по вкусу наша питательная среда, либо они все дружно померли, либо их там не было вообще. Разве что наш пришелец что-то на себе занес, а еще вероятнее - в себе.

- Ну, с этим уже в Москве разберутся, - сказал Валерий, - транспорт за ним уже выслан. Сопровождать парня буду лично, замещать меня здесь останется Ревунов, все равно ведь новых экспериментов еще долго не предвидится.

Весь полет на вертолете до Красноярска, а оттуда бизнес-джетом до Москвы, юный пришелец не отлипал от иллюминаторов. Кормили его выпечкой и фруктами, и этой пищей он, кажется, был вполне доволен. Объясняться по-прежнему приходилось с помощью жестов, к которым добавились нарисованные картинки. Лавриков вспомнил, что письменность, собственно, когда-то и начиналась именно с картинок, со временем преобразовавшихся в иероглифы, и уверился, что общий язык с пришельцем найти когда-нибудь все же удастся.

Меценат, Дмитрий Павлович Ребров, встречал драгоценных гостей прямо на летном поле. К сожалению, юного пришельца так и не удалось убедить прикрыть наготу, так что из самолета он вышел в своем первозданном виде. Ребров, узрев его, выпучил глаза, потом закрыл их, помотал головой, снова уставился на крылатого мальчугана и стал какой-то сам не свой, словно пришибленный. Валерию даже пришлось тормошить мецената, чтобы тот маленько пришел в себя и начал отдавать распоряжения охранникам и шоферу своего лимузина. В этот лимузин гостей и загрузили.

По пути в загородный особняк мецената Лавриков узнал, что тот уже договорился с властями сохранить в тайне факт появления пришельца, а то вокруг не протолкнуться будет от пронырливых журналистов и, хуже того, агентов иностранных разведок. Сам Ребров официально возьмет пришельца под опеку с обязательством сделать ему самое тщательное медицинское обследование и по возможности наладить контакт. Полученной информацией, конечно, придется поделиться с кем надо, но пока ему доверяют и дали добро с самого верха. Валерию тоже лучше задержаться в Москве, ведь могут потребоваться его профессиональные консультации о сути проведенного эксперимента. Ребров может снять ему номер люкс в любой гостинице, но если он не хочет отдаляться от мальчика, то гостевая комната в особняке всегда в его распоряжении. На последнем и порешили.

Крылатый пришелец в своей комнате засиживаться не стал, а сразу же отправился изучать обширный сад, окружающий особняк. Охранники за ним приглядывали, но близко не подходили, и мальчуган совершенно их не стеснялся. Реброву доложили, что пришелец, прислушавшись к птицам, принялся имитировать их свист, и обитавший в кустах соловей, никого ранее к себе не подпускавший, вдруг доверчиво сел на раскрытую ладонь мальчика.

Ребров, в свою очередь, заметил, что его юный гость не прислушивается к разговорам, ведущимся по радио, но навострил уши, услышав звуки какой-то симфонической мелодии.

- А я ведь еще и один симфонический оркестр спонсирую, - заметил он, поделившись с Валерием своими наблюдениями о музыкальности мальчика. - Может, свозить моего подопечного на их репетицию?

Лавриков согласился, что это было бы неплохо, и, предупредив дирижера Саввина, что их посетит необычный гость, Ребров распорядился организовать поездку.

Известие, что их ждет встреча с пришельцем из иного мира, способно было потрясти и более приземленные натуры, особенно когда за этим следует настоятельный совет держать язык за зубами обо всем, что они при этом увидят и услышат. Как этот пришелец выглядит, их, однако, предупредить забыли, так что появление на публике обнаженного мальчугана с белоснежными крыльями за спиной чуть не довело до обморока особо впечатлительные натуры.

- А я вот всегда почему-то думал, что ангелы бесполые... - пробормотал Саввин, не в силах оторвать глаз от иномирного гостя.

- А зря, Анатолий Григорьевич, - ответил ему Ребров. - У меня тоже что-то подобное в башке сидело, а потом вспомнил, как бен элохим, то есть божьи дети, спустились на землю, привлеченные красотой земных дев, и даже зачали им детей, так называемых нефилим. Да, это были падшие ангелы, но пол-то свой они обрели явно еще до падения.

- И этому... эээ... ангелочку, как вы говорили, нравится музыка?

- Да, сыграйте ему что-нибудь, и посмотрим на его реакцию.

Реакция юного пришельца оказалась вполне позитивной. Он заслушался, а когда отзвучал последний такт, смело направился к гобоисту и жестами показал, что хочет подержать его инструмент. Тот протянул свое сокровище, и мальчик тут же попытался его освоить, дуя и последовательно на клапаны. Гобоист вернул себе инструмент и показал, за какую ноту какой клапан отвечает. Мальчик кивнул, опять зацапал гобой и чисто, без малейших помарок проиграл только что услышанную им партию гобоя. Тут уж ошеломлен оказался не только гобоист - весь оркестр столпился вокруг этого крылатого чуда.

Чудеса, впрочем, продолжались. Инструмент переходил из рук в руки, и сперва музыкант наигрывал какую-то мелодию, потом его юный ученик тут же ее повторял. Саввин, никогда даже не слышавший ни о чем подобном, хватался за голову и, наконец, попытался донести до мальчика, чтобы тот сыграл что-нибудь уже ему известное.

- Вы думаете, он и раньше умел играть на этом инструменте? - шепотом осведомился у него Ребров.

- Не то, чтобы на этом, но на чем-то очень похожем, - ответил дирижер. - Его же не рояль заинтересовал, не скрипки и даже не флейты. Он с самого начала именно на гобой пялился и даже его партию в точности запомнил.

Мальчик, наконец, понял, что от него хотят, и заиграл нечто неведомое слушателям, но при этом возвышенно прекрасное.

- Надо обязательно записать эту мелодию, - выдохнул Саввин.

- Образец творчества иных миров, да? - понимающе кивнул Ребров.

- Причем гениального творчества! Да и исполнитель, я думаю, не подкачал. Только он ведь наших нот наверняка не знает?

- Да откуда ж ему знать...

Саввину пришлось взять инициативу на себя и отправиться объясняться с пришельцем. Мальчику показали нотную запись уже известной ему партии, потом проиграли ее по нотам, причем при каждом звуке дирижер показывал пальцем на соответствующую ему ноту. Ученик оказался сметливым, нотную науку быстро освоил и собственноручно записал на чистом листе свою мелодию. Гобоист попробовал сыграть ее с листа, и действительно вышло очень похоже.

Саввин сиял как солнце, Ребров качал головой, взирая на своего подопечного с благоговейным ужасом, но это были еще не все сюрпризы, которые их сегодня поджидали. Мальчуган вдруг попросил гобоиста повторно сыграть уже освоенную тем мелодию, а сам в это время запел. Голос его оказался невероятно высоким, чистым и неожиданно сильным для его скромных еще габаритов, язык песни был незнакомым, но казался очень певучим. Все вокруг ошеломленно вслушивались, не смея проронить ни звука.

Когда песня закончилась, Ребров заметил на глазах у Саввина слезы.

- Впечатляет, да?

- Да что там, это же настоящее чудо! Я понимал уже, что у мальчика абсолютный музыкальный слух и невероятная звуковая память. Но это... Я сейчас наконец-то понял, как должно звучать настоящее ангельское пение!

- Да, я вас понимаю, и сам он к тому же просто ангельски красив...

- И мы не вправе таить это чудо от людей!

- Я бы с вами согласился, но появление в нашем мире этого ребенка строго засекречено. Вы понимаете, что начнется, если представить его публике?

- Да уж, от поклонников просто отбою не будет... Но если нельзя показывать его в живую, то хоть пение-то его транслировать можно?

- А вот над этим стоит подумать... Если получу разрешение компетентных органов, готовьтесь ему аккомпанировать, заслужили. Никому больше я этого права не отдам.

- Всегда готовы, вы уж похлопочите там, Дмитрий Павлович...

- Буду стараться, я сам в этом кровно заинтересован.

Первое знакомство пришельца с музыкальным миром подошло к концу, но стало причиной воистину глобальных последствий.

То, как легко удалось обучить пришельца нотной грамоте, натолкнуло Реброва на мысль, что так его можно обучить и языку, показывая картинки и называя их. Паренек, похоже, сметливый и с хорошей памятью. Поскольку привлекать посторонних людей к обучению своего подопечного Ребров опасался, а у него самого со свободным временем было туго, эту функцию пришлось взять на себя Лаврикову. Валерий сперва возражал, упирая на то, что он не филолог и даже вообще не педагог, а физик-теоретик, которого никто не обучал работать с детьми. На это ему было сказано, что специальные методики для работы с детьми применяют исключительно в силу недостаточной сознательности этих самых детей, в то время как их гость исключительно спокойно себя ведет и явно позитивно настроен к окружающим его людям, к тому же сам наверняка хочет овладеть языком для общения, так что будет сотрудничать самым активным образом. И вообще, коли ты сам его сюда заманил, так тебе теперь и разбираться с последствиями.

Валерий со вздохом согласился принять на себя обязанности домашнего учителя, но затем неожиданно увлекся процессом. Пришелец действительно оказался охоч до новых знаний и, увидев картинки, быстро понял, что от него хотят. Слова мальчик запоминал с первого раза и произносил без малейшего акцента. Лавриков, вспомнив, как ему самому давался в свое время английский язык, жутко ему позавидовал. Словарный запас пришельца рос как на дрожжах, вот только это были в основном существительные, обозначавшие нечто, что можно как-то изобразить. Абстрактные понятия так растолковать бы не удалось, и даже с прилагательными возникали затруднения. Тут разве что цвета можно было разъяснять, показывая фигурки одной формы, но в разном цветовом исполнении. А с глаголами как быть? Валерий придумал лишь показывать своему ученику фигуры человечков, совершающих характерные движения. Вот этот абстрактный человечек лежит, сидит, стоит, идет, бежит, ест, пьет, пишет, рисует. Более сложные действия было порой затруднительно изобразить не только с помощью рисунка, но даже и при помощи видеоролика, не лучше обстояло дело и с местоимениями, а уж как растолковать ученику значение наречий, Лавриков просто себе не представлял.

К счастью, ученик ему достался умный, имеющий представления о языковых структурах, так что сам вскоре научился выстраивать вполне пристойные словесные конструкции и догадываться о значении некоторых слов. Лаврикову пришло на ум, что так, собственно, обучают и чат-боты, только они обрабатывают неизмеримо больше информации в единицу времени. Да, но такой искусственный интеллект в начале обучения не имеет вообще никаких знаний о мире, а у пришельца все же имелся свой собственный мир, так что ему было, что сравнивать.

Ну, а уж научить пришельца читать буквы было вообще парой пустяков. Мальчик быстренько все запомнил и теперь мог читать тексты самостоятельно, определяя там знакомые слова и догадываясь о значении незнакомых. Он даже начал заговаривать с Валерием по-русски и, убедившись, что его понимают, сделал попытку тем же способом преподать Лаврикову свой собственный язык, но тут дело пошло хуже, поскольку память у мужчины оказалась далеко не такая цепкая. Но имя своего ученика он, конечно, усвоил. Пришельца из иного мира звали Иринэль.

Что для юного пришельца чужой язык - это прежде всего инструмент для удовлетворения любознательности, Валерий понял сразу. Когда Иринэль освоил русскую речь уже настолько свободно, что стало возможно вести с ним содержательные диалоги, Лавриков первым делом поинтересовался, что заставило мальчика войти в проход между мирами. Он, что ли, видел уже такие? Оказалось, что да, уже видел и даже странствовал так между мирами, только что сам эти проходы не открывал.

- А кто тебе их открывал? - вопросил Валерий.

- Наши старшие.

- И они тебя сопровождали в этих странствиях?

- Да.

- А тут ты увидел открытый неизвестно кем проход и решился войти в него самостоятельно, хотя никого из старших с тобой не было?

- Да.

- А почему?

- Ну, просто интересно стало.

- И не забоялся идти один?

- А чего мне бояться?

Иринэль смотрел так удивленно, что Валерию пришлось объяснять, что этот мир, вообще-то, не такое уж безопасное место, особенно для одиноких детей. Но тут он натолкнулся на полное непонимание. Иринэль почему-то был свято убежден, что никто никогда не сделает ему зла, и дни, проведенные в этом мире, эту его уверенность только укрепили. Ну да, его здесь всячески оберегали, кормили, развлекали, всячески возились с ним, ни в одной просьбе не отказывали, хотя он ничего особенного и не просил. По утверждению Иринэля, ровно так же обстояли дела и в его родном мире, так что он искренне почитал это нормой и разочаровываться не спешил.

- Какая же чистая у тебя душа... - выдохнул Валерий.

- У тебя тоже.

- Спасибо за комплимент, но боюсь, в отношении меня ты все же заблуждаешься.

- Нет, я же вижу...

А может, и в самом деле видит? Иринэль слишком сильно походил на ангела, и Валерий подсознательно именно так его и воспринимал. Вот только наблюдать ангела во плоти было как-то очень непривычно, и уж совсем затруднительно оказалось разобраться, какие у них там, у ангелов, царят моральные нормы. Но Лавриков все же попробовал, и услышанное его весьма поразило.

Детьми, да и красивыми молодыми людьми там, оказывается, принято было любоваться, а потому грех скрывать от других свою красоту. Иринэль знал о существовании одежды, но был свято уверен, что она нужна, только чтобы не оскорблять чужие взоры своим телесным несовершенством. Поэтому, когда на него самого здесь пытались что-то накинуть, он считал это оскорбительным, но прощал аборигенов из-за их незнания. То, что одежда еще спасает от холода и от опасных солнечных лучей, для Иринэля стало откровением. У них там, оказывается, всегда была комфортная температура, а яркий свет ничем им не вредил. Иринэль, кстати, и здесь мог смотреть на солнце, даже не жмурясь.

- Хорошо, вами там любуются и поэтому всячески пестуют, а еще что-нибудь от вас хотят?

- Да. Старшим нравится наше пение, а еще надо обязательно научиться целительству и красиво играть.

- Так ты еще и целитель?!

- Я пока не очень опытный целитель, но да, кое-что могу.

- Например?

- Например, уничтожать зловредные микроорганизмы. У них все равно нет души, так что это не грех. А еще я тромб растворить могу наложением рук или бляшки какие в сосудах.

Он так спокойно это произносил, а у Валерия от таких вестей просто глаза на лоб лезли.

- Да ты тогда просто настоящее сокровище! А как ты видишь эти тромбы?

- Ну, просто я чувствую потоки жизненной энергии и понимаю, где они не очень плавно текут.

- У меня тромбы есть?

- У тебя нет, - ответил Иринэль, внимательно приглядевшись.

- Спасибо, утешил. А у Дмитрия Павловича, например?

- У него видел один небольшой.

- Сможешь его растворить?

- Да, если он не позволит.

- Уверяю тебя, позволит и будет очень благодарен. Но тебя с такими талантами действительно лучше широко не рекламировать. Разве что только в качестве певца. У них их и в живую слушают, но больше все же записывают и потом проигрывают и потом по радио передают. У вас там такое имеется?

Оказалось, что в мире Иринэля дела с техникой обстояли откровенно плохо, точнее, в ней просто не чувствовали нужды. Если кому-то нравится певец, то что мешает прийти послушать его в живую? Тут Валерий объяснил наивному юнцу, что желающих послушать могут оказаться многие миллионы и не существует таких залов, чтобы их всех вместить. Мальчик проникся и согласился исполнить песни своей родины под запись.

- А по-русски что-нибудь спеть сможешь? - с надеждой поинтересовался Валерий.

- Ну да... Только что?

- Вот тут не беспокойся, и тексты тебе дадим, и мелодии нужные проиграем, тебе их только запомнить останется, а с памятью у тебя проблем, как вижу, нет. И да, на нашей планете не только русский язык в ходу, а слушать тебя наверняка захотят все. Только предупреждаю заранее, тут я тебе не помощник, пусть с тобой дальше Саввин работает, ну, дирижер этот, который тебя нотной грамоте учил.

Покладистый Иринэль согласился и на это.

Откровения юного пришельца стали для Реброва настоящим шоком. Он признался, что временами у него действительно побаливает в груди, но на тромбоз он не проверялся. Эксперимент, однако, он решил не откладывать и отдался в руки Иринэля. Деловито расстегнув рубашку на груди мужчины, крылатый юнец прошелся по ней своими теплыми ладошками, приложил к нужному месту, сосредоточился, и эта теплота действительно потекла в грудь Реброва, после чего в этом месте пропал всякий намек на боли.

- Вот и все, тромба больше нет, - скромно промолвил Иринэль.

- И это безо всякой операции... Да тебе, парень, цены нет! Что ты за это хочешь?

Мальчик пожал плечами, мол, какая еще плата за такие пустяки?

- Да, не успели еще тебя здесь развратить... Ладно, чудо, хочешь всерьез музыкой заниматься? Пока с Саввиным поработаешь, а потом, если захочешь, я тебе собственный ансамбль организую, чтобы ты там выступал в качестве солиста. А, еще тебе Валерий Тимофеевич посоветовал другим языкам обучиться. Ну, тоже дело полезное, учителей я тебе найду, и потенциальных пациентов, кстати, тоже. Но это уже сугубо конфиденциально, надо будет каждого предупредить, чтобы не болтал о твоих способностей, а то от желающих отбоя не будет, хоть в тайгу от них беги.

Саввин, в свою очередь, был несказанно обрадован, что с мальчиком теперь можно общаться не только жестами, и развернул бурную деятельность в студии звукозаписи. Песен из мира Иринэля, которые знал мальчик, хватило бы не на один альбом, но Саввин решил, что к этим музыкальным шедеврам публику стоит приобщать понемножку и записал для начала только пять из них, естественно, в сопровождении своего симфонического оркестра. Радиостанции, которая должна была все это пустить в эфир, заплатил Ребров, пообещав, что вскоре те сами будут платить за такой эксклюзив. Все было готово для мировой сенсации.

Прозвучавшая в радиоэфире песня на незнакомом языке, пропетая очень высоким и воистину завораживающим голосом, сразу же вызвала взрыв интереса. Кто ее автор? Кто исполнитель? Что это за язык такой, наконец, который ни один специалист не в состоянии опознать? Радиостанцию просто завалили недоуменными вопросами. Но ее владельцы упорно играли в таинственность, объявив, что песня эта народная, а ее исполнитель вынужден пока сохранять инкогнито из соображений безопасности. Ясное дело, что вопросы из-за этого только множились.

На конкурирующем канале этой загадке посвятили даже целую передачу, созвав группу экспертов. Кто-то посчитал песню грандиозной мистификацией, а ее язык - плодом работы искусственного интеллекта, который, в свою очередь, обслуживает интересы спецслужб, оттого, мол, и секретность такая. Другие возражали, что хотя роботы и научились уже искусно подделывать голоса людей, но только лишь реально существующие голоса, а этот никому пока опознать не удалось. Это что, где-то новый гениальный певец родился, о котором никто не знает, кроме заказчиков этой мистификации? Да и новый язык разработать тоже задача крайне нетривиальная и вряд ли доступна роботам, способным пока лишь компилировать достижения человеческого разума. Все, однако, сошлись на мнении, что продукт вышел просто идеальным и если это действительно продукт искусственного интеллекта, то живым певцам и композиторам остается только посочувствовать, ибо так их скоро оставят не у дел.

Популярность радиостанции, транслировавшей песню, резко возросла, слушатели постоянно требовали повторения, им, разумеется, охотно шли навстречу, а затем запустили в эфир вторую песню в том же исполнении, за ней третью, четвертую и пятую. Ажиотаж нарастал. Народ яростно требовал раскрыть имя исполнителя или, по крайней мере, перевести тексты на русский язык, чтобы было ясно, о чем поют.

За работу взялись профессиональные лингвисты, которые определили, что все пять прозвучавших текстов схожи по своей фонетической структуре и несомненно относятся к одному языку, вот только язык этот науке не известен и не имеет сходства ни с одним из известных языковых семейств. "На таком могли общаться разве что какие-нибудь инопланетяне", - заявил один из самых авторитетных исследователей. - "Увы, современная наука не в состоянии это расшифровать".

На волне ажиотажа вдруг вспомнили, что если певец никому не известен, то оркестр, который ему аккомпанировал, напротив, известен очень хорошо, и уж по крайней мере их руководитель должен представлять, кто и в каких целях их так использовал. Саввина, что называется, приперли к стенке, он сперва пытался отбрехиваться, что, мол, давал подписку о неразглашении этой тайны, но взбудораженную общественность это, разумеется, не успокоило. К делу подключились профессиональные расследователи, и быстро выяснилось, где и когда все это записывалось, и чья машина приезжала в это время к студии звукозаписи, и кто именно оплатил радиостанции трансляцию первой песни. Все упиралось в Реброва, который, оказывается, финансировал еще и какой-то таинственный научный эксперимент. Кто-то откопал давние публикации Лаврикова о возможности открытия межпространственных туннелей и связал с этим экспериментом, поскольку именно Лавриков летал в Красноярск, рядом с которым, по слухам, этот эксперимент и проводился. Так что, наши физики и в самом деле сумели установить контакты с инопланетянами и это именно их творчество прозвучало сейчас в земной аранжировке?

Выстроенная стена секретности рушилась на глазах, и власти дали разрешение обнародовать правду, благо, никакими техническими новинками юный иномирянин поделиться не мог. В их мире, как выяснилось, техника вообще была не в чести, даже транспорт практически отсутствовал. Передвигались там либо собственными силами, это если на небольшие расстояния, либо через открытые порталы, вот только открывать их умели только взрослые, а Иринэля этому пока никто не учил. Ну, раз ничего существенного от этого пришельца все равно не добиться, пусть хоть для пиара поработает и деньги своими выступлениями в казну приносит!

Сенсация действительно разразилась оглушительная. Российская наука, оказывается, вышла на передовые рубежи и способна открывать пространственные каналы в иные измерения! Во время такого эксперимента на Землю действительно проник гость из иного мира, который пользуется теперь гостеприимством россиян в ожидании возможности вернуться в родной мир, с чем есть технические сложности, поскольку подобные эксперименты требуют расхода дикого количества энергии. Но иномирянин этот в благодарность за помощь готов познакомить землян с творчеством своего народа, что и было недавно проделано. К тому же он сейчас усиленно учит земные языки и вскоре будет готов петь и на них. А от общественности его скрывают только из соображений безопасности, поскольку мало ли у нас сумасшедших, да и откровенных террористов.

Народ, разумеется, взвыл. Ну, хотя бы покажите нам его!!! Ясно, что какие-то специалисты уже его обследовали, что кто-то регулярно с ним беседует, изучает его язык, вон, даже уже земным языкам учить стали. Но почему все это проходит мимо профессионального научного сообщества, контакты с инопланетянами должны стать достоянием всего человечества, а не спецслужб одного государства и какого-то олигарха, взявшего гостя под опеку!

Допускать кого попало к телу Иринэля никто, разумеется, не спешил, но показать его народу живьем все же пообещали. Едва прошел слух о возможности проведения концерта с его участием, как от продюсеров не стало отбоя. Саввину и его музыкантам жутко завидовали все коллеги, но свое право работать с Иринэлем дирижер никому уступать не собирался и к тому же стал хвастаться, что лично научил этого мальчишку земной музыкальной грамоте.

- Мальчишку? Так этот иномирянин, стало быть, еще и малолетний? Может, он еще и на наших детей похож? - вопрошали его.

- Похож, но не совсем, - усмехался в ответ Саввин.

- А в чем отличия?

- Погодите малость и увидите собственными глазами.

Пока Саввин старательно напускал тумана, лишь подогревая тем ажиотаж, привлеченные им помощники решали, за счет чего расширить репертуар Иринэля, ведь известных уже публике пяти песен для концерта было маловато. Сам мальчик, проникшись значимостью предстоящего мероприятия, заявил, что еще несколько достойных песен у него в загашнике имеются, но для их идентичного воспроизведения нужно сопровождение особых духовых инструментов. В оркестре Саввина таковых, конечно, тоже не мало, но их тембры не настолько разнообразны, как требуется. Кто-то вспомнил, что в Большом зале Консерватории есть вполне приличный орган и не попробовать ли его. Нашелся и органист, готовый сыграть лично для Иринэля. Мальчик съездил, послушал и был настолько очарован этим инструментом, что выразил готовность расписать под него все нотные партии. Оркестр, правда, тоже предполагалось задействовать, но для менее сложных композиций.

Но помимо песен из родного мира Иринэля организаторам хотелось поразить публику и земным репертуаром в его исполнении. Ребров, правда, засомневался, как быть с авторскими правами, но Саввин заверил его, что любые авторы и правообладатели почтут зачесть предоставить Иринэлю право исполнения своих произведений, просто чтобы оказаться причастными к столь знаменательному событию. Мальчику на выбор представили кучу композиций, но тут и возник затык.

Иринэль, жадно осваивавший земные языки, начал уже неплохо в них разбираться, и если к музыке вопросов у него не возникло, то, вчитываясь в тексты, он то и дело кривился и наконец со вздохом признался, что они его как-то не впечатляют. Мол, значение отдельных слов он вроде как понимает, но общий смысл текста либо вовсе от него ускользает, либо кажется откровенно глупым, а он не привык петь то, к чему не тянет душа. Присутствующий при этом разговоре Лавриков вспомнил тут, что первая исполненная Иринэлем песня, если перевести ее на русский, называлась "Гимном небесному огню". Увлекаясь бардовской песней, что-то похожее по смыслу он уже слышал и даже знает, где найти ноты и слова. Песня Михаила Володина "Гори, моя душа" Иринэлю пришлась по сердцу, и он выбрал именно ее. Поняв, в каком направлении стоит искать, Саввин предложил "Аве, Мария" и напомнил, что существует немало духовных произведений, специально предназначенных для исполнения высокими голосами. У Иринэля ведь и голос именно такой, и сама его внешность будет очень в тему. Не попсу же всякую ему исполнять для взыскательной публики.

А публика, тем временем, чуть ли не дралась за билеты. Большой зал Консерватории, где предполагалось провести первый концерт иномирного пришельца, по вместимости все же далек от стадионов, а желающих попасть туда было море. Да, все понимали, что концерт этот будет далеко не единственным, но именно первый войдет в историю, и приобщиться к ней хотели решительно все. Многие очень важные деятели готовы были приехать и из-за рубежа, отложив ради этого все дела. Столь важным гостям и собственным власть имущим в приглашениях не откажешь, и цены на оставшиеся свободными места совершили крутой взлет.

Последней проблемой оставался внешний вид Иринэля. На столь пафосных мероприятиях никто и никогда не выступал нагишом, но юный пришелец, что называется, уперся рогом и отказался надевать на себя хоть одну тряпицу. Мол, в своих песнях он будет обращаться к Богу, а по понятиям его народа от Бога нельзя ничего скрывать, ни свои мысли, ни свое тело. Разбираться с моральными императивами иного мира у устроителей концерта не было ни малейшего желания, и они попросили лишь Иринэля прикрывать пах кончиками его собственных крыльев. Это же ему его моральные нормы не запрещают? На такой компромисс мальчик согласился.

Появление Иринэля на публике вызвало шок у всех присутствующих. Златоволосый ангел с идеально правильным и при этом совершенно бесстрастным лицом, скрестивший перед собой белоснежные крылья, действительно мог быть только пришельцем из иного мира. Уставившись в зал широко раскрытыми голубыми глазами и не издавая ни звука, пока конферансье зачитывал перевод текста его первой песни "Гимн небесному огню", юный иномирянин сам казался настоящим произведением искусства, случайно ожившей статуей какого-то очень талантливого скульптора. А уж когда он запел...

Пению Иринэль действительно отдавался всей душой и конечности свои в это время уже не вполне контролировал, так что, достигнув в какой-то момент крещендо, непроизвольно распахнул крылья, после чего прикрываться дальше было уже бессмысленно. Да никто на него уже особо и не пялился. Его чарующий голос уносил людей в какие-то неимоверные выси, и живой его звук оказался куда лучше того, что передавался по радио, хотя тогда казалось, что лучше и быть не может. А потом последовали неизвестные еще людям композиции в сопровождении органа, что оказалось еще более духоподъемно.

Немного отдохнув, во втором отделении Иринэль приступил к исполнению песен на земных языках, первой из которых стала мало кому здесь известная песня Михаила Володина "Гори, моя душа".

Гори, моя душа, пускай огонь сжигает
Мосты ко временам, где жил, собой греша.
Пока светла моя звезда и воздуха хватает,
И разум злом не помрачен, гори, моя душа!

Пока еще любить и жить хватает страсти,
И драться до конца, собой не дорожа,
Пока свободен мой язык и страху неподвластен,
Пока надежда в сердце есть, гори, моя душа!

Когда же тьма и тьма тоску посеют в сердце,
И ночь падет на мир, безумием страша,
Спаси меня от этих бед, пускай ценою смерти,
Да не угаснет твой огонь, гори, моя душа!

Так дай нам Бог понять на нашей страшной тризне,
Что все, в чем нет огня, не стоит ни гроша.
Нет родины иной, чем жизнь, но свет твой выше жизни,
Веди меня на свой огонь, гори, моя душа!

Публика прониклась. Оказалось, что и земная поэзия в устах Иринэля не уступала иномирной по силе воздействия, тем более, что и тексты оказались схожей направленности. Вдохновенно исполнив затем "Аве, Мария", мальчик перешел к менее известным публике церковным песнопениям, которые так исполнялись разве что в Сикстинской капелле, когда еще живы были великие кастраты. Юный иномирянин заметно уступал им в габаритах, но почему-то обладал не менее звучным голосом и уж в ноты попадал просто идеально.

Уже отзвучала последняя песня, а публика все еще сидела в безмолвии, не в силах сбросить с себя очарованность, но вот, наконец, кто-то пришел в себя и начал яростно аплодировать, а за ним и весь зал, очнувшись, взорвался шквалом аплодисментов. Иринэль раскланялся, но на бис ничего повторять не стал, чтобы не испортить впечатление.

Саввин, поблагодарив публику от имени оркестра, прошел в зал. Его окружали люди с потрясенными и даже заплаканными лицами и признавались, что никогда в жизни еще не испытывали подобных чувств.

- Я как будто ангельское пение услышал! - признался ему пожилой коллега. - Уж на каких только богослужениях мне в жизни ни довелось побывать, но нет, все не то. Но здесь... Слушайте, а может там у них и в самом деле ангелы живут? Взглянуть бы хоть одним глазком!

- Ученые наши говорят, что это станет возможным разве что через год, - вздохнул Саввин.

- Но этот божественный талант вы, конечно, и дальше собираетесь использовать?

- Ну, планы есть, конечно. Если хотите, можете им посодействовать.

- Почту за честь!

Первый концерт Иринэля, разумеется, засняли, чтобы сохранить для истории. Но ажиотаж вокруг этого события был настолько велик, а шансы подавляющего большинства людей, желающих это увидеть, хоть когда-нибудь наскрести деньги на билет, настолько малы, что телевизионщики просто не могли не пойти навстречу народу и не транслировать эту запись в телеэфире. Рейтинг у передачи оказался гигантский, вот только довольными в итоге остались не все. Телеканалу пришла масса возмущенных нареканий на наготу юного певца. Жаловались, разумеется, и напрямую властям, вот только чуть ли не вся властная верхушка присутствовала на том концерте и подпала под обаяние Иринэля. Никто там ничего запрещать не собирался, тем паче, что желающих увидеть певца в живую стало только больше и заявки эти поступали со всех концов земли. Поскольку опекуном юного иномирянина числился Ребров, улаживать все вопросы о будущих выступлениях приходилось именно с ним.

Сегодня к нему пришел Кирилл Вязигин, чиновник из министерства культуры, которому поручили курировать все предполагаемые гастроли новой звезды. Разговор предстоял долгий, и Ребров решил провести его в формате дружеских посиделок, велев подать вино и закуски. После нескольких малозначащих фраз, отдававших должное гостеприимству хозяина, Кирилл, наконец, перешел к сути дела.

- Дмитрий Павлович, на вашего подопечного возник просто колоссальный спрос!

- Ну, в этом я и не сомневался, Кирилл Алексеевич. Все продюсеры, наверное, уже готовы друг другу глотки рвать?

- Да что там продюсеры, даже Ватикан проявляет нетерпение! Услышав католические песнопения в исполнении Иринэля, они просто жаждут, чтобы он исполнил их в том месте, для которого они когда-то и предназначались, то есть в Сикстинской капелле. Обещают взять на себя все расходы и хлопоты по оформлению виз и вообще принять по-царски. Итальянцы всячески поддерживают, но хотят также видеть этого феноменального певца в Ла Скала, да и вообще в любом городе, выступать в котором он даст согласие. Из многих других стран поступают схожие предложения, наши продюсеры, впрочем, тоже не отстают. Большинство, правда, высказывают пожелание, не могли бы вы как-нибудь его приодеть?

- А вы думаете, мы не пробовали?

- То есть, он категорически отказывается что-нибудь на себя надевать? А почему, собственно?

- А потому что там у них иные представления о приличиях и Иринэль им строго следует. Он, конечно, понимает, что находится в гостях, что здесь свои обычаи, но когда дело касается высших принципов, он становится несгибаем. Индуиста не заставишь есть говядину, иудея или мусульманина - свинину, священник не станет проводить службу без соответствующего облачения, а вот в мире Иринэля не положено ничего скрывать от Бога, когда ты к Нему обращаешься. Вы же заметили, что он исполнял в основном религиозные гимны?

- Да, и знаете, немного этому удивился. То есть он свои выступления воспринимает как служение Всевышнему?

- Похоже, что да, и в Ватикане это, видимо, тоже заметили.

- Ну да, он ведь и внешне похож на ангела, и голос у него ангельский, понятное дело, что и поведения от него ждут соответствующего и радуются, когда он следует этим ожиданиям. Но знаете, наши отечественные служители Церкви что-то не спешат видеть в нем ангела.

- Ну, понятно, - хмыкнул Ребров, - они же давно вдолбили себе в головы, что ангелы должны быть бесполыми, а тут вдруг такой афронт! Но вы-то, надеюсь, подобных предрассудков не придерживаетесь?

- Ну, что вы, я же сам присутствовал на этом концерте и все испытал лично. Не знаю, может ли ваш Иринэль летать на своих крыльях, но махал он ими явно не просто так. Мне кажется, он таким образом гипнотизировал зрителей, и даже возникало ощущение, что со сцены в зал что-то накатывает волнами, от чего становится очень легко на душе.

- Благодать, - промолвил Ребров.

- Что, простите?

- Это была благодать. Наши церковники почему-то свято уверены, что только они могут быть ее источником, а тут вдруг такая наглядная демонстрация, как именно она должна ощущаться. Думаю, что все, кто был в зале, сполна это почувствовали, а те, кто сейчас возмущаются, наверняка судят лишь по телетрансляции, которая полноты ощущений не дает.

- Ну да, похоже, решение транслировать запись этого концерта и в самом деле было ошибкой, - признал Вязигин, - вот только как тогда с желанием массы людей увидеть Иринэля? Даже если он даст сотню концертов в этом зале, туда все равно сможет попасть только малая часть желающих. А жителям других регионов придется для этого в Москву ехать? Или он сможет дать такие концерты во всех наших городах?

- Во всех точно не сможет, - помотал головой Ребров, - таких органов, как в Консерватории, во всей стране считанные единицы, да и акустика в залах далеко не лучшая. Вот в Европе с этим делом куда легче будет.

- Ну да, нам уже поступило поручение готовить гастроли, - кивнул Вязигин. - И поскольку почти весь наш истэблишмент присутствовал на концерте Иринэля, никакие обращения запретить его выступления властями рассматриваться не будут, даже если против выступит церковная общественность, хотя, конечно, его полная нагота все равно многих смущает, все же у нас иные представления о приличиях. И в чем-то недовольных можно понять, вы наверняка ведь и сами слышали ту известную поговорку о кресте и трусах.

- А вы знаете, - хмыкнул Ребров, - что и в христианстве отношение к наготе далеко не всегда было столь однозначным. Я специально заинтересовался этим вопросом и многое что нарыл. Так, в апокрифическом Евангелии от Фомы, состоящем из изречений Иисуса, сорок второе изречение звучит так: "Ученики его сказали: В какой день Ты явишься к нам и в какой день мы увидим Тебя? Иисус сказал: Когда вы обнажитесь и не застыдитесь и возьмете ваши одежды, положите их у ваших ног, подобно малым детям, растопчете их, тогда вы увидите Сына Того, кто жив, и вы не будете бояться." И на этом изречении потом основала свое учение целая секта адамитов, которые полагали, что молиться Богу надлежит только в обнаженном виде. А почему, как вы думаете, их прозвали адамитами? А потому что первые люди тоже не ведали стыда, пока проживали в Эдеме, и почувствовали его только после грехопадения. А если вспоминать отечественную историю, то многие русские юродивые тоже придерживались наготы, и окружающие их люди считали это признаком святости. Знаменитого в Москве Василия Блаженного, например, при жизни называли Василием Нагим, поскольку он ходил нагишом в любую погоду. А если брать примеры из других религий, то наготы придерживаются последователи джайнизма - одного из старых ведических учений.

- Вот это для меня новость! - поразился Вязигин. - Получается, что наши ревнители древнего благочестия просто сами не представляют, как же это самое благочестие выражалось на практике. Но и за кордоном, прямо скажем, видом Иринэля не все довольны. Ну, с мусульманами все понятно, им их религиозные нормы запрещают обнажаться на публике. Но и на толерантном Западе среди образованной публики возникло мнение, что Иринэль способствует росту педофильских настроений, смущает, мол, людей такой вызывающей наготой.

- И эти же люди воспринимают его как ангела! - усмехнулся Ребров. - А ведь вожделеть ангелов для плотских сношений это и есть тот самый содомский грех, за который сожгли Содом и Гоморру! Господь тут прямо показывает, где пролегают пределы его терпения. И в этом грехе виноват всегда сам вожделеющий, а не объект его вожделения. Иринэль в этом отношении ведет себя безупречно, и если у кого-то он такое вожделение все же вызывает, то, значит, подобные мысли были свойственны им и раньше, и это именно их грехи. А стало быть, нечего валить с больной головы на здоровую! А если к вам, Кирилл Алексеевич, и дальше будут приставать с подобными претензиями, то излагайте им эту мою аргументацию, чтоб не соринку искали в глазу ближнего, а бревно в своем собственном! А впрочем, мы никого насильно на наши концерты не тянем, и если кому-то такое зрелище не нравится, то, стало быть, оно попросту предназначено не для него и пусть он себя морально не насилует.

- Спасибо, вот это я обязательно запомню, - усмехнулся Вязигин. - Но у меня вот такой вопрос еще возник: а как там у вашего подопечного с прививками?

- Разумеется, никак, - хмыкнул Ребров. - Мы тут сначала тоже страшно боялись, что он какую-то инфекцию подхватит, но потом успокоились, когда увидели, что у него ни малейших болячек не возникает. Ну, не выносят его болезнетворные микробы! И похоже, дело тут как раз в источаемой им благодати. Выяснилось, что он не только петь хорошо умеет. Вот только, в отличие от его музыкальных способностей, это компетентные службы решили пока держать под секретом, так что распространяться не имею права.

- Да, я понимаю, - кивнул Вязигин. - Короче, о здоровье его можно не беспокоиться, врачебного сопровождения не потребуется, а намеченный график гастролей я скоро вам пришлю. А долго он еще пробудет в нашем мире?

- До следующего лета точно. Раньше просто не удастся накопить достаточного количества энергии для открытия портала. Да он пока нас и не торопит. Ему здесь все интересно, и он для своих лет очень самостоятельный, так что, может, и сам еще решит задержаться, чтобы со всем нашим миром успеть ознакомиться.

- Ну, это уже будет просто великолепно, - с воодушевлением воскликнул Вязигин, уже перекраивая в уме составленные планы в сторону их радикального расширения. - Вот только что он будет делать зимой? Сейчас-то тепло, можно и нагишом ходить, а вот когда похолодает... В тропические страны, что ли, его вывозить или в южное полушарие?

- Да, у него на родине, как я понял, всегда тепло и таких проблем не возникает, - вздохнул Ребров, - а станет ли он повторять подвиги Василия Блаженного, я пока что сильно сомневаюсь. Но тут уж, как говорится, будем решать проблемы по мере их поступления, в крайнем случае действительно в теплые страны перекочуем. Составляйте ваш график пока что на ближайшие пару месяцев и пришлите мне для согласования.

- Договорились, Дмитрий Павлович.

Несмотря на протесты недовольных, выступления Иринэля проходили с неизменным аншлагом. Он мог бы вообще не выбираться из Москвы и все равно не имел бы недостатка в слушателях, но посетители Центрального зала Консерватории не привыкли, чтобы там все время был один и тот же репертуар, в то время как другие концертные залы и оперные театры по всей стране жаждали, чтобы и на них пролился тот золотой дождь, что лился сейчас на Московскую Консерваторию. Это уже не говоря про иностранцев, делающих все более и более щедрые предложения.

Саввин, чьему оркестру перепала изрядная часть популярности Иринэля, понимал, что вечно нежиться в лучах чужой славы не удастся и когда юный иномирянин отправится таки на гастроли, переезды эти будут происходить в очень жестком режиме. Одного певца с несколькими сопровождающими организаторы гастролей смогут перебрасывать из города в город хоть каждый день, но не целый оркестр со всем его имуществом. Да и не потянут люди столь напряженный график выступлений. Стало быть, пришла пора делиться Иринэлем с коллегами.

Вязигин, много с кем успевший договориться, был теперь озабочен вопросами, как проводить гастроли без ущерба впечатлению от пения Иринэля. Органы в разных городах отличаются друг от друга количеством регистров, так что органисту всякий раз придется осваивать мелодию заново. Если всюду привлекать местные симфонические оркестры, так им потребуется время на репетиции. Да партитуры можно разослать заранее, но тогда им придется репетировать под фонограммы Иринэля, а это далеко не то же самое, что с живым певцом. Кирилл был уверен, что этот крылатый мальчуган воздействует своим пением не только на слушателей, но и на оркестрантов, потому у них и получается всегда столь слаженно и вдохновенно. И опять же репертуар... Все песни из мира Иринэля его поклонники, кажется, уже наизусть выучили, хотя до сих пор не понимают их смысла, а земные песни иномирянин выбирает очень осмотрительно, тем, что популярно у публики, сплошь и рядом брезгует. Ну да, у него принципы и осознание своей высокой миссии, без этого он вряд ли согласился бы выступать каждый день, материальные ценности его как-то вообще не прельщают. Ну и в самом деле, ему же еще в свой мир возвращаться, и то, что ценится у нас, там может не стоить вообще ничего. Сманить его можно только свежими впечатлениями, вот это он и получит сполна на гастролях. Но репертуар-то все равно желательно было бы разнообразить...

Наконец, Вязигин прямо спросил Иринэля, знает ли он еще какие-нибудь песни из своего мира. Тот кивнул, но тут же предупредил, что их следует исполнять на разные голоса, так что один он не потянет.

- То есть тебе просто нужен хор? - моментально сделал стойку Кирилл.

- Ну да.

- Так это мы тебе быстро организуем. Какой тебе желательно: детский или взрослый?

Иринэль вздохнул и признался, что со взрослыми у себя дома еще не пел. Вот со сверстниками доводилось, и он даже бывал там солистом, и, конечно же, расписать все по голосам.

Вязигин тут же принялся прикидывать, какие детские хоры можно задействовать на выступлениях в Москве и где искать таковые на гастролях. Черт, как бы не пришлось еще решать проблемы с озабоченными родителями, уж больно вызывающе выглядит солист... Со взрослыми-то хористами проще будет, там если кому принципы не позволяют, так может гулять, на освободившееся место тут же куча претендентов сыщется. Решив рассматривать это в качестве запасного варианта, он все же принялся обзванивать детских хормейстеров.

Кирилл помнил, что один из них, Раковский, упорно предпочитает классический репертуар, и потому его хор не зовут ни на телеканалы, ни на популярные конкурсы, разве что в филармонию, но там особой популярности не обретешь. Ну, значит будет меньше условий ставить.

Раковский действительно был немало удивлен, что им вдруг заинтересовались в министерстве.

- Валентин Яковлевич, хотите, чтобы о вашем хоре узнал весь мир? - сразу же зашел с козырей Вязигин.

- Вопрос, я так понимаю, риторический? Да, хочу, но не любой ценой.

- Ценой будет появление у вас нового солиста. Догадываетесь какого?

Ответом было продолжительное молчание. Наконец, хормейстер выдавил:

- Предположение есть, но я не в силах в него поверить...

- А вы найдите силы. У нас тут проблема возникла, которую именно вы в состоянии решить. Наш гость из иного мира далеко не весь свой репертуар сумел продемонстрировать. Он знает и другие песнопения, но они не рассчитаны на сольное исполнение. А как он поет, вы, надеюсь, слышали.

- Да уж...

Конечно же Раковский не мог пропустить такого культурного события и добыл билет на концерт Иринэля, пусть и не первый. Он бы и всех своих ребят туда сводил, но это ему было не по средствам. А уж о возможности выступать вместе с этим крылатым чудом он и думать боялся. А тут вдруг такой шок!

- Если согласны, то мы привезем Иринэля к вам на репетицию, если вас, конечно, смущает его вид.

- А он, что, всегда нагишом ходит?

- Да, это у них там что-то вроде религиозного принципа. А он невероятно упрям и от принципов своих никогда не отступает. Так что постарайтесь заранее подготовить своих ребят и особенно их родителей.

- Ох, был бы у нас хор мальчиков, то вообще без проблем, но у нас, если вы знаете, смешанный...

- Думаете, девчонки смущаться будут? Впервые в жизни голого мальчика увидят?

- Ну, они у нас закаленные, не первый год уже с артистической средой соприкасаются, а там, знаете ли, бывает всякое. Но вот влюбиться могут по уши, это точно.

- Думаете, вешаться начнут? Только он ведь на наших земных пацанов не похож, от него не страстью несет, а благодатью веет, и вообще он в этом плане неприступный.

- Если так, то давайте попробуем их свести.

Юные певцы из хора Раковского были, конечно, шокированы известием, что с ними, возможно, будет выступать тот самый крылатый пришелец.

- Если сумеете сойтись и не будете вести себя как мартышки, - добавил хормейстер.

На объявленную совместную репетицию пришли не только юные хористы, но и многие из их родителей, жаждущие поглазеть на иномирное чудо с близкого расстояния. Крылатый мальчуган выбрался из лимузина Реброва и спокойно прошел в зал. Сопровождавшие его Ребров и Вязигин волновались куда больше. Им вдруг вспомнилось, что Иринэль ни разу еще не общался со своими земными сверстниками! В разговорах со взрослыми он действительно всегда сохранял спокойствие, но так ли будет он себя вести с детьми? Кто знает, как принято общаться в детской среде в его родном мире? И что если он по привычке станет относиться к земным детям, как к своим приятелям из того мира? Даже страшно подумать было, какие тут могут возникнуть эксцессы!

Волнения их, впрочем, оказались напрасными. Обе знакомящиеся стороны просто с любопытством уставились друг на друга. Иринэль охотно давал себя разглядеть, словно он не живой ребенок, а специально выставленная на просмотр мраморная статуя идеальной красоты. Взор его, тем временем, переходил с одного лица на другое, словно он старался непременно запомнить их с первого раза. Затем он подошел к хористам вплотную, с кем-то здоровался за руку, кому-то давал пощупать свои крылья.

Когда напряжение спало, Иринэль решил, что пора переходить к делу. Забрав у Реброва кипу своих партитур, он деловито разложил часть из них перед аккомпаниатором, а остальные вручил Раковскому, тут же принявшись пояснять, какая из них к какой песне относится и какие здесь требуются голоса. Деловитость юного иномирянина поразила Валентина, пожалуй, даже больше его совершенной красоты, от ребят из его хора такого точно ожидать не приходилось. Они там, в этом своем мире, раньше взрослеют, что ли?

Раздав хористам листки с записями их партий, Раковский, наконец, перешел к репетиции. И хотя не зря говорится, что первый блин обычно бывает комом, здесь с самого начала все как-то пошло на удивление здорово. Все очень старались, никто не фальшивил, а уж когда вступал сам солист, его чарующий голос, казалось, проникал в самую душу. Некоторые родители, выстроившиеся у стены перед началом репетиции, даже плакали от полноты чувств. А когда все закончилось, Иринэля долго еще не хотели отпускать, каждый норовил его облобызать или хотя бы погладить. Крылатый мальчуган стоически все это терпел с легкой улыбкой на губах.

Когда Ребров, наконец, увез своего подопечного, оставшийся в зале Вязигин поинтересовался у Раковского его впечатлениями.

- Ну, как тебе новый солист?

- Да мне как-то даже почудилось, что я живым в рай попал и дирижирую хором ангелов! - с чувством признался тот. - От Иринэля вашего действительно что-то истекает. Благодать, говорите? Ну, пусть будет благодать, я в этом деле не специалист, но ощущения были очень приятными. Но мои-то каковы! Сколько уже с ними работаю, но никогда они так хорошо ни пели!

- Ну, благодать, она на всех влияет...

- Господи, ну почему мы с ним раньше не встретились?!

- С Господом вам лучше будет пообщаться потом, так сказать, в частном порядке. А на с вами сейчас предстоит согласовать график выступлений. Первым делом, конечно, будет запись в студии, а то радиостанции так жаждут новых песен от Иринэля, что скоро меня на куски порвут. Потом будет концерт на сцене Большого театра. Там просто мечтают заманить к себе Иринэля и согласны на любое сопровождение. Ну, вот, и будет им сюрприз. А затем, Виктор Яковлевич, надо будет готовиться к гастролям. Весь мир, наверное, не объедем, но Рим, Милан, Вену, Париж, Лондон и Нью-Йорк я вам твердо обещаю. Почему начнем именно с Рима, надеюсь, понятно. Где еще выступать ангелам, как не в Сикстинской Капелле! С родителями ваших хористов, надеюсь, проблем не возникнет?

- Знаете, они, по-моему, тоже все очарованы Иринэлем. Ну, те, кто сегодня здесь был. А остальные, я уверен, тоже очаруются, как только увидят его вблизи. В общем, готовьте ваш график, я уверен, что согласие на зарубежные поездки детей дадут все. Вот только как быть с визами?

- А визы, Валентин Яковлевич, нам сейчас иностранные дипломаты сами принесут. А если кто тянуть станет, так его в родной стране очень сильно не поймут. Так сильно, что могут и должности лишить. Пока вокруг Иринэля творится такое безумие, все козыри у нас на руках.

- Ну, тогда можно считать, что мы обо всем договорились. Сегодня же начну оповещать родителей моих хористов.

В лимузине, катящем обратно в особняк Реброва, меценат поинтересовался у своего подопечного:

- Иринэль, а что ты так пристально ребят разглядывал, прежде чем к ним подойти?

- Ну, я смотрел, как у них со здоровьем?

- И как?

- Все здоровы пока, лечить нечего. Вот у аккомпаниатора их, по-моему, диабет, а у хормейстера пока еще сосуды бляшками забиты.

- Только пока?

- Ну, мы ведь с ними долго вместе ездить будем, ведь так? Тогда я найду время подлечить их обоих.

- Молодец, только лучше сделай это втихую, а то ты не представляешь, какие толпы тебя станут осаждать.

- Уже представляю... - вздохнул Иринэль.

Появление Иринэля на сцене Большого театра, да еще в сопровождении детского хора, да еще с совершенно новыми песнями, вполне тянуло на очередную сенсацию, которых, впрочем, от иномирного пришельца и так ждали. Зрители больше удивлялись тому, как слаженно и вдохновенно выступает этот пока мало кому известный хор, и тому, что хористы умудрились так быстро освоить не известный им ранее язык. Если, конечно, они действительно его освоили, а не просто выпевали нужные звуки, значения которых не понимали.

Лавриков незадолго до этого выступления подбросил Реброву мысль переодеть хористов в сильные зеленые костюмы. Тот хмыкнул, догадавшись, какую именно культурную аллюзию хочет создать увлеченный бардовской песней физик, но идею поддержал. Раковский, напротив, замысла не понял, но перечить спонсору не стал. Когда на кону стоят мировые гастроли, тут во что угодно нарядишься. Иринэль, впрочем, все равно готов был выступать только в своем натуральном виде и потому стал белым пятном на общем зеленом фоне.

Кто-то из присутствовавших в зале просто наслаждался изумительно красивым пением, а кто-то уже начинал искать во всем этом потаенный смысл, особенно в свете предстоящих зарубежных гастролей. Заявление конферансье, что некоторые из исполняемых стихов написаны лично Иринэлем, не только стало очередным потрясением, но и породило кое у кого мысли, что они, кажется, начинают понимать замысел организаторов. А антракте один пожилой поэт накинулся на Реброва с расспросами:

- Это же все по Окуджаве, да? Из его посвящения Юлию Киму?

Ребров понимающе улыбнулся, но подтверждать не стал.

- Да, точно, - продолжал его собеседник и стал цитировать поразившие его строки:

- "Ну чем тебе потрафить, мой кузнечик,
Едва твой гимн пространства огласит?
Прислушаться - он от скорбей излечит,
А вслушаться - из мертвых воскресит.

Какой струны касаешься прекрасной,
Что тотчас за тобой вступает хор
Таинственный, возвышенный и страстный
Твоих зеленых братьев и сестер?

Какое чудо обещает скоро
Слететь на нашу землю с высоты,
Что так легко в сопровожденьи хора,
Так звонко исповедуешься ты?"

- Считайте, что догадались, - хмыкнул Ребров.

- То есть вы их специально в зеленое нарядили! - продолжал восхищаться поэт. - И если этот мальчик действительно "из когорты стихотворной", то я готов поздравить своего юного коллегу. Пусть тут никто в его творчестве ни слова не понимает, но душу оно пробирает все равно! Интересно, в просвещенной Европе эти ваши замыслы поймут, или это будет такая небольшая фига в кармане?

- А что гадать, скоро сами увидим, - усмехнулся Ребров. - Нам еще в Питере выступать, а оттуда уже сразу в Рим.

Юные хористы поняли, что стали знаменитостями, только когда приехали в Санкт-Петербург. Если после московского концерта цветами завалили только солиста, то здесь уже на вокзале их встретила огромная толпа поклонников, и знаки внимания от них достались всем, поскольку к иномирянину было не пробиться через кольцо охраны. Дальше их ждали выступление в нескольких залах, включая Мариинский театр, а в промежутках между ними радушные хозяева постарались провести их по всем городским и пригородным достопримечательностям. Кое-кому из ребят и раньше доводилось ездить на экскурсии в Питер, но столь капитального знакомства с местными музеями не было еще ни у кого. Разумеется, они понимали, что все это делается не столько ради них самих, сколько ради Иринэля, но как персоны, приближенные к телу, они теперь тоже могли рассчитывать на особые знаки внимания.

Все участвовавшие в этих экскурсиях с интересом отметили, что Иринэль как-то очень удачно вписывался в интерьеры и Эрмитажа, и Русского музея, словно был одной из здешних совершенных статуй, только невесть почему ожившей. Сам Иринэль с интересом разглядывал картины с ангелочками и мраморные статуи и в конце концов признался, что его не покидает ощущение, что создавшие их художники своими глазами видели его сородичей. Сам Иринэль не слышал, чтобы кто-то из них проникал в этот мир, но вполне допускал, что по молодости просто мало что знает. Все же взрослые, увы, далеко не всегда считают нужным посвящать в свои дела юное поколение. Он, однако, обещал обязательно специально поинтересоваться этим, когда вернется на родину.

Неиссякаемый оптимизм крылатого мальчугана и его жадное любопытство к любым проявлениям красоты стимулировали и его спутников, и местных экскурсоводов. Вот только хористы от такого обилия впечатлений к концу дня изрядно уставали и дрыхли потом без ног. А ведь впереди их ждал Рим и богатейшие итальянские музеи.

Во время перелета за границу на крылатое чудо пялились решительно все, начиная от сотрудников аэропорта и экипажа воздушного судна и кончая рядовыми пассажирами. Охрана Иринэля заметно нервничала, но сам он сохранял свое фирменное спокойствие и излучал доброжелательность. В Римском аэропорту он предпочел перед толпой ожидающих его зевак и репортеров, чтобы его могли разглядеть решительно все, вот только в разговоры ни с кем не вступал. Впрочем, он и в России никому интервью не давал, предпочитая рассказывать о своей родине только хорошо знакомым людям. Мол, любоваться - любуйтесь, но в душу не лезьте.

Из аэропорта дорогих гостей повезли сразу в Ватикан, где встречать Иринэля вышел сам понтифик. За прилюдным обменом приветствиями, где иномирянин смог блеснуть знанием недавно им выученной латыни, последовала конфиденциальная встреча, которая неожиданно затянулась. Когда Ребров спросил явившегося, наконец, Иринэля, что именно он там делал, мальчуган ответил коротко:

- Лечил.

- Римского папу? У него же тут наверняка лучшие врачи!

- Ай, да что они умеют! А он старый уже, недугов всяких выше головы, но жалко будет, если скоро умрет, все же человек хороший.

На следующий день, когда Иринэль с хором выступали в Сикстинской Капелле, понтифик действительно выглядел куда бодрее обычного, и Ребров решил, что вчерашние лечебные процедуры в исполнении иномирянина оказались вполне эффективны. Впрочем, все остальные здесь интересовались сейчас вовсе не здоровьем понтифика, а самим Иринэлем. И крылатый мальчуган старался от души. Благодатью от него здесь веяло даже сильнее, чем в Москве, так что слушатели быстро погрузились в умиротворенное состояние, а кто-то, возможно, даже в нирвану. Само место и статус собравшихся сдерживали их от бурных проявлений восторга, но чуть ли не каждый потом норовил облобызать Иринэлю руки, а кто-то натурально склонялся к его ногам. Хористы пялились на все это, широко открыв глаза, и даже взрослым спутникам Иринэля было немного не по себе.

Концертом в Капелле дело, разумеется, не ограничилось. Уже на следующий день Иринэль с хором выступали в Римской опере, теперь уже, так сказать, для широких народных масс, хотя место в зале нашлось лишь для малой доли желающих их послушать. Остальным пришлось удовольствоваться трансляцией, хотя знающие люди говорили уже, что это совсем не то, что услышать живое пение Иринэля. Но дефицитных благ, как известно, никогда на всех не хватает, так что неудачникам остается потреблять всякий суррогат.

Далее гостю из иного мира и его спутникам предстояло турне по самым знаменитым местам Италии, сперва в Неаполь, а затем последовательно во Флоренцию, Венецию и Милан. Размещали их в самых фешенебельных гостиницах и готовы были предложить для развлечения любые экскурсии. Юные хористы, непривычные к роскоши, отрывались, как только могут, Иринэль же сперва интересовался только художественными шедеврами, не обращая внимания на обычные детские радости, вот только вода и камень точит.

Ребята из хора сперва не понимали, как вести себя с их новым солистом. Он, вроде, и русский уже хорошо знает, и держится вполне дружелюбно, вот только то, что для них естественно и никаких объяснений не требует, для него оказывается загадкой, равно как и наоборот. Разница культур мешала непринужденному общению, но все же среди сверстников Иринэль мог вести себя чуть раскрепощеннее, чем в окружении умных взрослых, и потому неосознанно к ним тянулся, начиная налаживать дружеские связи. Удивительно, что он при этом не делал различий между мальчиками и девочками и не понимал, почему его сверстники предпочитают однополые компании и вообще друг друга стесняются. У него на родине так было не принято.

Чуть ближе, чем с остальными, Иринэль сошелся со своим ровесником Витей Петровым, самым, наверное, красивым мальчиком во всем хоре, но пока еще не очень хорошо эту свою красоту осознававшим, хотя сверстницы на него уже заглядывались. Сам Витя помимо пения еще очень любил плавать, и хоть на морской пляж их здесь пока вывезли только раз, зато буквально в каждой гостинице был оборудованный бассейн, куда он убегал при каждом удобном случае и однажды смог затянуть и Иринэля.

Там, правда, Витю посетила мысль, что его крылатому приятелю плавать может оказаться очень несподручно, поскольку эти самые крылья будут сильно мешать передвижению в воде. Иринэль тоже догадывался, что верткой рыбкой ему точно не стать, но уж очень заразительно визжали бултыхающиеся в воде пацаны, и он тоже рискнул погрузиться. Плавать он, разумеется, не умел, но Витя быстро подхватил его под пузо, не дав пойти ко дну, и даже показал, как надо тут двигать руками и ногами. Иномирянин старательно перенимал эту науку, и у него даже что-то начало получаться. Крылья, конечно, все равно мешали, но зато ими можно было поднимать кучу брызг, так что градус веселья от участия в нем Иринэля только повысился.

Потом они, устав, отдыхали в шезлонгах рядом с бассейном. Перья Иринэля обсыхали медленно, и приятели предложили принести ему фен. Когда рядом остался один Витя, Иринэль, внимательно оглядев его, внезапно изрек:

- Вот не понимаю я, почему ты стесняешься своего тела?

- А я разве стесняюсь? - удивился Петров, на котором сейчас были одни лишь узенькие плавки.

- Ты себя в зеркало хоть раз целиком видел? Я сперва думал, что у тебя дефект какой есть, вот ты и скрываешь его под трусами, но сегодня мы с тобой вместе принимали душ.

- И что?

- Витя, если бы ты вдруг оказался в моем мире, тебя бы смогли отличить от наших ребят только по отсутствию крыльев.

- У меня еще волосы темные.

- Знаешь, у нас тоже темноволосых хватает. Масть - это не главное. Людям приятно на тебя смотреть, а ты не готов сделать им такого одолжения.

- Ага, и у них же тут же грязные мысли появятся!

- Не появятся, если правильно себя поставишь. А если вдруг и возникнут, то это их грех, а не твой. Мы же с тобой вместе по музеям ходили. Там что, кто-то вожделел статуи? Или ими просто любовались?

- Ну, я же не статуя!

- Да, ты живой и очень пластичный, и потому твоя красота совершеннее, чем у любых статуй.

- Но девчонки же тоже увидят!

- А от тебя от этого, что ли, убудет? Вот вы с девочками таитесь друг от друга и потому, наверное, такие закомплексованные. Мы вот у себя не скрываем ничего и только любуемся чужой красотой. И никто никого при этом не вожделеет. А на вашей планете, я слышал, есть страны, где люди вообще все тело стараются скрыть, кроме лиц и ладоней, а стоит им еще где голую кожу увидеть, так их тут же всякие греховные мысли одолевают, да так сильно, что с ними уже и не справиться. А когда взору доступно все, то ты быстро перестаешь вожделеть.

- Но красотой все равно любуешься, - хихикнул Витя.

- Ну да, но недаром же у вас тут говорят, что красота спасет мир.

Петров не нашелся, что ответить, но тут очень кстати принесли фен и с шутками приступили к просушке перьев Иринэля. Потом все разбрелись по номерам, и лишь Витя шел задумчивый, все еще переваривая услышанное. Последовать совету нового друга он, однако, пока так и не решился.

Итальянские гастроли только способствовали росту ажиотажа вокруг Иринэля и сопровождавшего его хора. Слухи, что никакие записи и трансляции не в силах передать тех ощущений, что испытывают зрители на его концертах, ширились и крепли. Счастливчики, удостоившиеся слышать его живое пение, хвастались этим в соцсетях, остальные надеялись, что и им так повезет, и копили деньги, ибо все понимали, что сколько бы концертов Иринэль ни дал, желающих их посетить все равно окажется во много раз больше, а потому цены на билеты зашкаливали.

После выступлений в Ла-Скала их ждала Вена. Надо заметить, что во время странствий по Италии Иринэль стал отходить от своего принципа исполнять только духовные песнопения. Видимо, местная атмосфера так на него влияла. Здесь еще не забыли окончательно про времена великих кастратов и хоть и поклонялись теперь тенорам, но все равно помнили, сколько в прежние времена было написано оперных партий, которые ни один тенор вытянуть не в состоянии. Ценители оперного искусства жаждали услышать их теперь в исполнении Иринэля, и он пошел на поводу у этих настроений, исполнив в Милане несколько арий, рассчитанных на сопранистов. Каким чудом он их вытягивал при своих не слишком внушительных телесных габаритах, стало загадкой для знатоков, но им оставалось лишь удовольствоваться тем объяснением, что этот крылатый иномирянин все же человеческий ребенок, пусть и очень похож внешне.

Разумеется, Вена не хотела уступать Милану, и Иринэль решил включить в свое выступление там арию Орфея из знаменитой оперы Гайдна "Орфей спускается в ад", впервые сыгранной именно в Венской опере. Вроде бы никак не духовное песнопение, но исполнил он его так, что зал охватил настоящий экстаз. Иринэля долго не хотели отпускать со сцены, а когда он все же скрылся за кулисами, то и там оказался в окружении ценителей оперного искусства, получивших туда доступ благодаря тесным связям с местной администрацией. Мальчугана настойчиво допрашивали, долго ли он еще задержится на Земле, куда поедет дальше и какие еще оперные шедевры можно будет услышать в его исполнении. Иринэль мялся, поскольку и сам был не слишком осведомлен в дальнейших планах организаторов гастролей, но отвечал, что уж год в этом мире пробудет точно. Одна старушка даже вслух его пожалела, мол, сейчас он запросто может заткнуть за пояс любых певцов, вот только недолго это продлится, поскольку возраст его уже почти критический и скоро его голос ждет мутация.

- Не, я о таком и не слышал, - уверенно промолвил Иринэль. - У нас голоса не меняются. Ну, почти. Кто в детстве хорошо пел, тот и до старости так же петь будет.

Вот это его заявление стало настоящей сенсацией и быстро разнеслось по миру. У ангелов мужского пола, оказывается, голоса не мутируют, в отличие от людей! Ну, на то они и ангелы, чтобы всегда петь ангельскими голосами!

Мальчикам из хора Раковского подобная лафа не светила, так что они спешили взять от жизни все, пока еще популярны и достойны выступать на подпевках у пришельца из иного мира. Замотанный подготовкой к выступлениям хормейстер не следил, чем заняты его подопечные в свободное время, а нанятая охрана не спускала глаз только с самого Иринэля, сквозь пальцы глядя на проделки детворы, благо те пока еще не выходили за допустимые рамки.

- Ну, каковы наши дальнейшие планы? - осведомился Ребров у Вязигина, когда венская программа выступлений подошла к концу. - Где нас ждут теперь?

- Да нас, Дмитрий Павлович, сейчас везде с радостью примут, только свистни! - усмехнулся тот. - Иное дело, что не везде готовы обеспечить подходящие нам условия, а кто-то и сам их ставит. Если у кого-то возникают пожелания относительно внешнего вида солиста, то эти заявки я отбраковываю сразу, еще смотрю, сколько там осело мусульман и не слишком ли нагло они себя ведут.

- А что, у них уже есть претензии?

- Ну да, они и ангелов, оказывается, не так себе представляют, и то, как Иринэля в Ватикане принимали, им не по нутру, а кое-кто и зеленую форму наших хористов воспринимает как насмешку над зеленым знаменем ислама. Есть основания опасаться протестных выступлений, и тогда все будет зависеть от решительности местных правоохранителей. В Бельгию и Нидерланды потому лучше не заглядывать, про Ближний Восток я уж и не говорю. А пока ближайший пункт наших гастролей - католический Мюнхен, где благословение Римского папы пока еще не пустой звук.

- Хорошо, а дальше?

- Ну, а коли мы возьмемся выступать в Германии, то нас не поймут, если мы не заедем в Берлин. Там нравы более вольные, но и есть что посмотреть. Потом нас ждут в Париже, но по пути можно заглянуть еще и в Кельн.

- А из графика не выбьемся?

- Выбьемся, наверное, но это не беда. Мы сейчас в таком положении, что это мы можем условия ставить, а не нам. Даже в Гранд Опера сроки сдвинут, а если и придется выступать не с колес, ну так детям тоже иногда отдохнуть надо. В Париже для этого как раз есть все условия, один местный филиал Диснейленда чего стоит!

- А потом куда?

- Дальше в обязательной европейской программе остается только Лондон, после чего придет время махнуть за океан. Нью-Йорк - обязательный пункт гастролей, а дальше хоть в Филадельфию направляйся, хоть в Вашингтон, хоть в Чикаго, хоть в Лос-Анджелес. Лос-Анджелеса, думаю, мы точно не избежим.

- Ладно, проехали США, что затем?

- Можно прошвырнуться по странам Латинской Америки, где условия поприличней. В том же Рио-де-Жанейро ваш подопечный будет, мне кажется, очень органично смотреться. Ну и, наверное, еще Япония. У японцев и денег хватает, и на высокую культуру они очень падки, и наготы не страшатся. А больше, наверное, и не успеем уже никуда, год не резиновый.

- Это да... - вздохнул Ребров.

Впечатления мелькали настоящим калейдоскопом. Вычурные баварские дворцы, величественные готические соборы, изрисованный остаток Берлинской стены, фриковатая публика в том же Берлине и устроенный в не положенное время Кельнский карнавал - только чтобы удивить дорогих гостей! Гости, особенно юные, действительно удивлялись, Иринэль вытребовал для себя поездку в Дрезденскую галерею, хотя выступать еще и там было просто некогда. Можно было бы задержаться тут и подольше, но их уже ждали в Париже.

Иринэль успешно чередовал выступления в оперных театрах в сопровождении своего хора и в больших соборах, где играл орган, и как-то не видел особой разницы у публики, собиравшейся в столь разных местах. Неизменное благоговение, восхищение, экстаз и финальное умиротворение. Конечно, всякая голытьба на эти концерты не попадала, но почему все состоятельные люди оказываются от него без ума? Да, он неплохо знал свое дело даже по меркам его родного мира, и там им, конечно, любовались, но никто и не вздумал бы ему поклоняться. Может, его тут все же слишком переоценивают? С этими сомнениями Иринэль пошел, разумеется, к сопровождавшему его на гастролях опекуну.

- Понимаешь, Иринэль, - сказал ему Ребров, - в душах образованных европейцев все еще живет тоска по эпохе Возрождения, когда и возникла высокая европейская культура. А Возрождение, в свою очередь, опиралось на культурные традиции античности. А ты всем своим видом как раз и напоминаешь о тех временах. Для этих людей ты прямо как ожившая сказка. Многие из них, наверное, даже мечтают тебе подражать, да только с детства усвоенные запреты не дают. Ты становишься их воплощенной мечтой о другой жизни.

Иринэль кивнул и задумался. Ему тут уже столько раз внушали, что здесь у людей собственные представления о приличиях, отличные от тех, что бытуют в его родном мире. Это, должно быть, так и есть, вот только он по-прежнему не считал это правильным. Обитателей здешнего мира, зажатых в тисках их непонятной морали, ему было откровенно жаль, но он бы, наверное, так и не стал ничего предпринимать, если бы не обнаружил вдруг, что далеко не все здесь придерживаются такой точки зрения.

Если ему самому в Париже больше всего понравились Лувр и Версаль, то его новые приятели из хора оказались без ума от Диснейленда. В этой стране оживших киногероев Иринэль неожиданно почувствовал себя одной из местных достопримечательностей. Гулявшая здесь детвора, похоже, именно так к нему и относилась. Чуть ли не каждый встречный норовил потрогать его крылья. Он снисходительно позволял это делать, но такое чрезмерное внимание его все же утомляло. Вот где бы отдохнуть на полную катушку?

Перед лондонскими гастролями хористам решили дать отдых, свозив их на море. Можно было затребовать и Ниццу с Каннами, но Иринэль прослышал, что во Франции есть где-то целые курортные городки натуристов, и попросил отвезти его именно туда, причем желательно со всем хором. Просьба оказалась вполне выполнимой, хотя в местной цитадели натуризма о таком счастье даже и мечтать не смели.

- Господи, тут же сейчас прорва репортеров набежит! - хватался за голову Вязигин, слишком поздно осознавший, на что он, собственно, подписался. - Они же здесь не только по пляжу голяком шастают, но и по самому городку иначе не ходят! Да к тому же сплошь веганы или, по крайней мере, вегетарианцы!

- Зато наш Иринэль тут точно будет чувствовать себя как рыба в воде! - ухмыльнулся Ребров.

- Он-то да, а все остальные? Он же, представь, даже концерт здесь дать хочет!

- Ну, нельзя же разочаровывать людей, которые так его ждали!

- Он, что, один туда пойдет? А хор, а аккомпаниаторы, а охрана, а мы с тобой, в конце-то концов?!

- Ну, нас сюда никто соваться и не заставляет, охрану и аккомпаниаторов можно и из местной публики нанять, а молодежь пусть сама за себя решает. Репортерам, кстати, сюда одетыми тоже не пробраться. Хочешь попасть на частную территорию, так соблюдай установленные там правила.

Хористы поначалу стеснялись, но слова Иринэля, что здесь все так ходят, их убедили. И действительно, в городке обнаружилось достаточно детворы разного возраста, и никто на них почему-то не пялился. Точнее, пялились, но только на Иринэля, поскольку крылатых парней здесь точно раньше не видели. Иринэлю же ко всеобщему вниманию было не привыкать, он буквально в нем купался и дружелюбно отвечал на многочисленные приветствия.

- Ну что, съели тебя? - спросил Иринэль Витю, когда вся их компания в нагом виде прошвырнулась по пляжу. - Когда все вокруг голые, никто на чужую наготу не возбуждается и никто никого не вожделеет. Если и получают удовольствие от созерцания, то только чисто эстетическое.

- Ну да, - хихикнул Витя, - особенно при взгляде на такие дряблые или жирные телеса, какие тут на каждом шагу!

- Да, не следят люди за собой, - чуть нахмурился Иринэль. - У нас это, действительно, куда эстетичней выглядит. Если бы у меня так с боков свисало, я бы, наверное, предпочел все же скрыть это под одеждой. Но они здесь, как видишь, даже на такое зрелище согласны ради единения с природой. А уж вам, ребята и девчата, и подавно стесняться нечего!

Насчет единения с природой Иринэль оказался прав. Когда стеснение улетучилось, так привольно, как на этом пляже, они себя еще никогда не чувствовали. И обещанный концерт для обитателей этого городка они дали в таком же виде, не ощущая при этом ни малейших опасений, хоть рядом и не было привычной охраны. В конце, когда все смешались, хозяев от гостей можно было отличить лишь по наличию загара. Все тут норовили сняться с Иринэлем, и юный иномирянин никому не отказывал. Это был, наверное, лучший день его пребывания на Земле.

Но отдых долго не продлился, и теперь их ждал Лондон.

Погостив у натуристов, юные певцы отбросили уже всякое стеснение. Да и слава кое-кому голову успела вскружить, не без того.

Лондон, куда они прибыли прямиком из столицы Франции, оказался вовсе не таким чопорным, как им это виделось из прочитанных книг. Тут в центре было настоящее туристическое столпотворение, да и местные жители, кажется, собрались сюда изо всех бывших британских колоний, и в этой пестроте почти не попадались коренные британцы. Зато очень заметны были фрики всех мастей, иногда столь вычурно одетые, что юные хористы пялились на них с открытыми от удивления ртами. На них самих тоже, разумеется, пялились, все же мировые знаменитости, хотя основное внимание конечно же доставалось Иринэлю, несущему бремя славы с невозмутимым видом.

Ну, что они немедленно по прибытии станут объектом внимания со стороны праздной публики, можно было догадаться заранее, и руководители их группы готовы были смириться с этим, как с неизбежным злом, но Раковского сильно встревожило, что к его хористам стали приставать какие-то смутные личности, похожие на уличных наркоторговцев. В первый же вечер здесь он строго предупредил своих ребят, чтобы ни с кем тут в частные беседы не вступали и уж тем паче не вздумали ничего брать у новых знакомых. Витя Петров, как самый отвязный, однако, его не послушался, и уже на второй день Раковский отловил его в гостинице с пакетиком дури. Пришлось сделать ему индивидуальное строгое внушение.

А выступали они, как всегда, с триумфом. В дополнение к своему обычному репертуару Иринэль выучил несколько песен на английском языке и сумел их исполнить так, как здесь еще ни разу не слышали. После этого толпы поклонников готовы были его на руках носить и сожалели лишь, что он долго здесь не задержится. В свободное время Иринэль не вылезал из Британского музея, будучи в окружении толпы добровольных экскурсоводов, готовых показать все самое интересное и дать самые подробные пояснения. Его приглашали и во всевозможные телешоу, но на это времени уже не было совсем, их ждал Нью-Йорк.

"Большое яблоко" Иринэлю не понравилось. Здесь все было как-то слишком модерново и несоразмерно его представлениям о прекрасном. Но выступать надо было на Бродвее, и поселили их там же поблизости. Конечно же их гостиница тут же стала объектом массового паломничества, от представителей местной богемы до самой разнообразной шушеры. Иринэль, которого продолжали надежно охранять, охотно позировал слетевшимся папарацци, категорически отказываясь при этом давать интервью и отделываясь подхваченной здесь, на Земле, фразой, что, мол, "мысль изреченная есть ложь". А если жаждете его услышать, так приходите на концерт, и будет вам там кайф в полном объеме. Билеты не по карману? Ну, договаривайтесь тогда с продюсером, может, обеспечит бесплатной контрамаркой, если вы уж действительно такая значимая в обществе величина.

Иринэль уже знал себе цену. И все эти отвязные корреспонденты действительно приходили на его выступления и благоговели от звуков его голоса, как весь прочий люд. Удивительно, но здесь, в самой цитадели чистогана, люди воспринимали мистическую суть его выступлений даже лучше, чем в кичащейся своей духовностью Европе. Может потому, что именно здесь кое-где еще остались искренние проповедники, которым привыкли верить, а может именно подспудное чувство собственной ущербности заставляло искать самые разные пути спасения души. Иринэль чувствовал эту потребность и искренне старался стать полезным всем этим людям, так что концерты свои отрабатывал с полной отдачей. Даже на посещение местных музеев сил потом не всегда хватало.

А вот сопровождавшие его хористы в свободное от концертов время оказались предоставлены сами себе. В городе обнаружилась куча соблазнов, только плати, а деньги у них теперь водились. Организаторы концертов, загребавшие на них огромные барыши, не скупились с оплатой, а Вязигин, взявший на себя роль казначея, солидную часть заработанного выдавал детям на руки, чтобы те не чувствовали себя здесь бедными родственниками. В итоге ребятня, которую не преследовали толпы поклонников, отрывалась, как только может, и не всегда в рамках закона.

Перед последним концертом Петров вернулся в гостиницу в не вполне адекватном состоянии. Спиртным от него не пахло, но Раковский заподозрил, что парень, похоже, под кайфом. Выступать он в таком состоянии явно не мог, но это еще полбеды, все же не солист и хор его отсутствие как-нибудь переживет, но если такое спустить с рук, то дисциплина в коллективе вскоре развалится окончательно. Вот только что с ним делать-то? Не в Москву же одного отправлять в конце-то концов!

Иринэль, послушав сетования взрослых, очень удивился и поспешил поделиться собственным опытом. Мол, в его мире, если кто-то категорически отказывается воспринимать слова, нужную мысль до него доносят через ягодицы.

- Что, есть опыт? - удивился Ребров.

- Ага.

- Но ты же весь такой сугубо положительный и морально стойкий!

- Так я не всегда таким был, - улыбнулся Иринэль. - У нас мелкие тоже пошалить любят и иногда не слушают, что им старшие говорят. Еще года два назад я был тем еще буяном, ну и получал, да... А потом вырос, конечно, и серьезнее стал.

- И чем же вас там наказывают? - поинтересовался Ребров.

- Обычно розгами. Есть же кусты, которые столь быстро растут, что им не повредит утрата нескольких веток, ими все равно животные питаются, а тем все равно, какие есть, целые или излохмаченные.

- Безотходное производство получается, хм, - кивнул Ребров. - Все же подвинуты вы на экологии, вон, даже мяса не едите... А кожу детям портить, стало быть, можно?

- Так оно потом заживает быстро и даже следов не остается, - промолвил Иринэль и продемонстрировал мужчине свои безупречные ягодицы, по которым и впрямь нельзя было сказать, что когда-то по ним проходилась розга.

- Умеешь ты, парень, убеждать...

- Так ты предлагаешь просто выдрать Виктора? - прямо спросил Иринэля Раковский.

- Ну, вы же его уже предупреждали об этом деле, и я, кстати, тоже, но он все равно не внял...

- Это, конечно, аргумент, что здесь, к сожалению, физические наказания давно запрещены.

- А я слышал, что в США они еще в ходу.

- Не во всех штатах. Конкретно в этом как раз нет.

- Но мы же сами можем определить, куда нам дальше ехать? - вопросил Иринэль. - Так может заглянем в один их тех штатов, где такого запрета нет?

- "Библейский пояс" предлагаешь посетить? - хмыкнул Ребров. - А что, не самая плохая идея. Думаю, от желающих послушать тебя там тоже отбоя не будет, и твой образ там многим очень по сердцу придется. Вопрос лишь в том, кого мы осчастливим. Луизиану? Техас? Ну, пусть будет Техас. Штат богатый и густо населенный, а в какую-нибудь глушь забираться все же не хочется.

Внезапное изменение планов гастролеров вызвало понятное недоумение у принимающей стороны. Внятных объяснений, что именно их на это сподвигло, так и не последовало, лишь Раковский в одном из интервью пожаловался, что, де, в Нью-Йорке дети совсем от рук отбились. Но зато техасских меломанов охватил взрыв энтузиазма, и, хотя сроки поджимали, здесь удалось и достойный зал для выступлений снять, и билеты распространить в кратчайшие сроки.

Витя Петров и не догадывался, что все это случилось только из-за него. Когда он, наконец, пришел в себя, взрослые объяснили ему всю глубину его падения и сказали, что теперь у него есть альтернатива: или оказаться выгнанным из хора и с позором вернуться в Москву с последующей постановкой на учет за употребление запрещенных веществ, либо подвергнуться порке в соответствии с местными обычаями и так искупить свои грехи. Ошеломленный Витя попытался сперва вымолить пощаду, но вскоре понял, что взрослые настроены решительно, и со вздохом выбрал порку.

Следование местным обычаям отразилось лишь в выборе материала для розог. Иринэль прослышал где-то, что в США для этого часто используют ветви персиковых деревьев, и предложил попробовать. Поставщиков удалось найти по интернету, и когда гастролеры разместились в одной из хьюстонских гостиниц, их здесь уже ждал доставленный заказ.

В остальном вся процедура напоминала сцены, почерпнутые из классической русской литературы. Организаторы гастролей, привыкшие уже удовлетворять самые оригинальные запросы заезжих звезд, где-то раздобыли классическую лавку, которую установили в гостиничном номере, куда набилась вся мужская часть коллектива. Сгорающему от стыда Вите пришлось раздеться догола, растянуться на этой лавке и дать себя привязать за руки, за ноги и в районе талии, после чего руководитель хора самолично приступил к его вразумлению. Наказуемый сперва настроился гордо молчать, но хватило его не надолго. Гадкие прутья жалили так, что казалось, что на ягодицы кипятком плещут. Не привыкший к подобным ощущениям мальчик вскоре уже завывал, заливался слезами, каялся во всех грехах и отчаянно молил о прощении. Когда весь его зад покрылся красными полосками, а рыданья стали уж совсем истеричными, Раковский решил, что с него хватит.

Витю отвязали, но паренек продолжал рыдать и не спешил слезать с лавки. Успокаивать его пришлось Иринэлю, который заодно принялся залечивать вспухшие на Витиных ягодицах рубцы. Чудо исцеления свершалось на глазах у всей компании. Когда от красных полос не осталось и следа, Иринэль помог приятелю подняться, заявив, что тот искупил свой грех, искренне раскаялся и, стало быть, прощен. Витя поспешил одеться и смыться из номера. Его товарищей по хору предупредили, чтобы не вздумали подкалывать наказанного и помнили впредь, как опасно общаться с кем попало.

Урок пошел впрок, и до самого конца гастролей Витя старательно избегал любых злачных мест, да и прочие хористы стали вести себя куда осмотрительней. Оказаться на лавке не хотелось никому.

Выступления в Техасе прошли на ура, люди съезжались на них даже из соседних штатов. Иринэлю устроили даже отдельную встречу с проповедниками разных христианских конфессий, в большинстве из которых и почитание ангелов было не в ходу. Но ощущение истекающей от юного иномирянина благодати покорило решительно всех, так что в результате он обзавелся ярыми поклонниками даже в этой весьма специфической среде. Весь "библейский пояс" готов был пасть к его ногам, но предстояло двигаться дальше.

Проехать мимо Калифорнии, конечно же, нельзя было никак. В Голливуде всю их компанию ждали с распростертыми объятиями, а Иринэлю здешние киношники сразу же предложили кучу ролей. Увы, на это не было времени, и он согласился сняться лишь в паре эпизодов, совместив это с посещением местного Диснейленда и парка секвой. Такие чудеса природы пришелец из иного мира очень уважал и старался не пропускать. Помимо Лос-Анджелеса, пару концертов пришлось дать и в Сан-Франциско с его знаменитым мостом.

Колесить по США можно было бы бесконечно и с неизменным успехом, поскольку существующий спрос колоссально превышал вместимость зрительных залов, но гастролеров с нетерпением ждала Южная Америка, и Вязигин решил не нарушать планы просто во избежание дипломатических осложнений.

Рио-де-Жанейро с его карнавальной культурой принял Иринэля со всеми его заскоками как родного. Здесь, в южном полушарии, сейчас стояла зима, но в субэкваториальном климате это означало лишь, что не было удушающей жары. Знаменитые пляжи были к услугам хористов, и Иринэль, недавно благодаря друзьям научившийся держаться на воде, готов был пропадать там все свободное время, собирая вокруг себя толпы зевак, жаждущих поглядеть на него поближе, а если повезет, то и прикоснуться к перьям. Выступления, между тем, проходили с аншлагом, и юный иномирянин даже специально ради этого выучил португальский язык.

Но все чаще его взор обращался к окрестным горам, одну из которых венчала знаменитая статуя Христа с распростертыми в стороны руками, а склоны других были плотно застроены небольшими хибарами. Иринэлю объяснили, что это местные фавелы - обиталища городской бедноты, и он внезапно высказал желание посетить одну из них.

Идеалистически настроенному иномирянину было бесполезно объяснять, что в этих районах правит бал наркомафия и прочий криминал, что туда даже полиция соваться боится. Он почему-то был уверен, что его никто не тронет, и просто жаждал пообщаться с обитателями этих живописных трущоб. Отчаявшись его переубедить, организаторы гастролей взвыли, но все же выделили безрассудному юнцу солидную охрану.

Жители фавел даже и мечтать не смели, что к ним нагрянет такое чудо. На всем протяжении пути за Иринэлем тянулся длиннющий хвост из любопытствующих, всерьез нервируя охрану. Крылатый мальчуган с интересом разглядывал хижины, иногда заходил внутрь и беседовал с их жильцами. По мере продвижения лицо его становилось все более грустным.

- Что с тобой? - с тревогой вопросил Рубцов, когда его подопечный вернулся с прогулки сам не свой.

- Знаешь, я просто не поверил бы, что так вообще можно жить, если бы не увидел все собственными глазами, - печально произнес Иринэль.

- Ты о жителях фавел, что ли? Ну да, страна здесь далеко не самая богатая, жизненных благ на всех не хватает, а тяжело и упорно трудиться, как это делают азиаты, местным мешает их менталитет. Если они тут и живут впроголодь и ходят в обносках, так сами в том и виноваты. Но с голода, по крайней мере, не пухнут.

- Не пухнут, да, но здоровье у них при этом... Тут не отдельные какие-то недуги встречаются, а целый букет у каждого. И ведь их здесь совсем не лечат!

- Согласен, с доступом ко врачебным услугам в фавелах наверняка большие проблемы. Но не мы тому виной и не нам их устранять.

- А никто эти проблемы решать и не собирается, - хмуро вымолвил Иринэль. - Просто я так не могу...

- Не можешь что?

- Вот так просто уехать и оставить их с их болезнями.

- Парень, да ты, никак, целительством заняться решил?! Но ты учти, что тут миллионы таких страждущих, тебе просто жизни не хватит, чтобы всем им помочь, а стоит пройти слуху, что ты бесплатно лечишь бедняков, так сюда со всего континента народ набежит! Да, можешь на меня не пялиться, здесь действительно все так плохо. Это не зажиточная Европа с ее доступной всем медициной и не богатые США.

- И все же я себе не прощу, если не исцелю здесь хоть кого-то, - упрямо произнес Иринэль. - А потом еще концерт для них дам. Физические недуги так не излечишь, но душевные, наверное, можно. По крайней мере, перестанут всякой дрянью себя накачивать, и то польза.

- Решил подложить свинью местной наркомафии? - усмехнулся Ребров. - Что-то на Витю твои увещевания не подействовали!

- Так он не из-за зависимости их попробовал, а исключительно из дурного интереса!

- Ну ладно, поэкспериментируй. Только учти, что когда на тебя толпы страждущих навалятся, удирать придется быстро.

Иринэль в глубине души и сам это понимал, но свое душевное спокойствие ставил выше, и ему просто совесть не позволяла оставить этих несчастных людей безо всякой помощи. Так что на следующий день он отправился прежним маршрутом с твердым намерением воплотить свои планы в жизнь.

В его целительские способности сходу поверили не все, но желающие попробовать, разумеется, нашлись, и результаты оказались впечатляющими и очень наглядными, поскольку происходило все на глазах у целой толпы. Весть о творящемся чуде полетала из фавелы в фавелу, и тут уж уверовали все и сразу.

Местные власти всполошились и бросились проверять, правда ли случились чудесные исцеления или это все специально подстроенные мистификации. Результаты проверки их поразили, но чтобы была полная уверенность, на следующий сеанс исцеления Иринэлю подсунули больных, в диагнозах которых врачи не сомневались. Выяснилось, что юный иномирный лекарь легко подавляет любые воспалительные процессы, растворяет тромбы в сосудах и камни в почках и желчном пузыре, запросто ликвидирует даже метастазы. За различного рода генетические заболевания он, правда, не брался и потерянных органов никому не отращивал, но и того, что он демонстрировал, было более чем достаточно, чтобы признать его настоящим светилом медицины. Параллельно он проявил себя и в качестве диагноста и тут уж работал безупречно, легко выявляя самые мельчайшие недуги.

Пускать всю эту дармовую благодать на самотек было величайшей глупостью на взгляд власть предержащих, но они ясно понимали, что это крылатое чудо все равно скоро их покинет. Никаких прав на него они не имели, а ополчать против себя весь остальной мир, жаждущий встречи с Иринэлем, было бы просто самоубийственно. Оставалось манипулировать по мере сил и выпрашивать хоть какие-то преференции.

Иринэль согласился исцелить кого надо, но за это потребовал устроить ему концерт прямо на склоне горы и бесплатно допустить туда всех желающих. Власти подозревали, что все это может закончиться страшной давкой, но все же пошли ему навстречу. Надо ли говорить, что от жаждущих попасть на этот концерт не было отбоя?

Самый массовый в мировой истории концерт на открытом воздухе состоялся. Сколько точно людей его посетило, посчитать не удалось, но по оценкам не менее трех миллионов. Иринэль превзошел себя, и истекающую от него благодать, кажется, ощутили все присутствующие. Никакой давки не возникло, люди с самого начала вели себя исключительно смирно и так же спокойно расходились по окончании, все еще пребывая под впечатлением.

Результаты сего концерта проявились не сразу, но очень порадовали городские власти. Криминальная активность в Рио-де-Жанейро вдруг резко пошла на спад, наркоторговцы потеряли большую часть своих клиентов, а психиатры зафиксировали поразительное сокращение количества обращавшихся к ним с депрессиями и неврозами.

Теперь уже слава катилась далеко впереди Иринэля. В городах, куда он прибывал вместе с сопровождавшим его хором, его встречали огромные толпы поклонников, которых, скорее, следовало бы уже называть адептами. Вся Латинская Америка готова была лечь у его ног, но его уже с нетерпением ждала Азия.

В Японии вера в ангелов была не в ходу, зато тяга к самым изысканным достижениям культуры здесь была необыкновенно сильна, и не услышать лично ангельский голос Иринэля местные ценители искусств просто не могли себе позволить. Взамен самому Иринэлю и его друзьям предоставили возможность познакомиться с вершинами японской культуры, и ее своеобразие пришлось крылатому мальчугану по душе, от садов и чайных церемоний до местных бань. Свои целительские способности он теперь тоже проявлял при всяком в удобном случае, хотя здесь в них и не так уж нуждались.

Проехав по всем крупнейшим городам Страны восходящего солнца, гастролеры перебрались в Страну утренней свежести, то есть Южную Корею, чья культура в последнее время уверенно покоряла остальной мир. Корейцы гордились своими певцами, но Иринэль так хорошо вписывался в местные понятия о прекрасном, что моментально затмил их всех. Дальше в планах организаторов гастролей была только Индия, но их буквально умолили заглянуть по дороге еще и в переполненный туристами Таиланд. Китай с его жесткими порядками решено было оставить в стороне, какие бы блага там ни сулили.

Индия, где еще в ходу были культы живых богов, и крылатый иномирянин Иринэль пришлись друг другу как родные. Мальчуган с изумлением обнаружил, что культура его собственного мира не слишком даже и отличается от здешней или, по крайней мере, ближе к ней, чем к любой другой из известных ему земных культур. Здесь даже и объяснять не надо было, почему он ходит нагишом и не употребляет в пищу мяса. И в качестве целителя здесь в нем нуждались ничуть не меньше, чем в той же Бразилии. В итоге он и свою певческую программу отрабатывал в полную силу, и исцелял страждущих направо и налево, и успевал знакомиться с местными древностями. Его бы здесь наверняка обожествили, если бы он сам того захотел.

Он бы, наверное, задержался в Индии и подольше, но его мировые гастроли и так уже слишком затянулись, а ведь предстояло еще проехать по России, с провинциальных городов которой по первоначальным планам они и собирались начать, если бы не суперзаманчивые предложения из Италии. Что ж, теперь он возвращался, овеянный мировой славой, и уже не только в качестве певца, но и в роли целителя.

Летние каникулы давно уже закончились, но юным хористам было не до учебы. Школа никуда не убежит, а вот Иринэль вернется в свой мир, и прощай тогда, мировая слава. Без такого солиста никто их на гастроли не позовет, ну, разве что, в какое-нибудь отечественное захолустье, где и таким гостям будут рады. Впрочем, за время этого дальнего путешествия они узнали столько всего поразительного и столько повидали собственными глазами, что никакая школьная наука им бы этого дать не смогла.

Выступления пришлось прервать только из-за наступивших морозов. Иринэль по-прежнему отказывался надевать на себя хоть что-нибудь, а держать его все время в теплом помещении, без возможности и нос на улицу высунуть, казалось бесчеловечным. В итоге упрямца пришлось вывозить обратно в теплые страны, где ему по-прежнему все были рады, разумеется, с обещанием вернуть его в Россию следующей весной. Ну, а куда ему было деваться, установка-то, способная открыть ему проход в его родной мир, только тут и имелась.

За зиму Иринэль, теперь уже без сопровождения хора, вдоволь наездился по Индии, Индокитаю и странам Южного полушария, где как раз стояло лето. Его концерты перемежались с массовыми сеансами целительства, хотя рекорд посещаемости оных, установленный в Рио-де-Жанейро, перебить так и не удалось. Со сложными случаями так было не справиться, но вот избавить людей от наркозависимости удавалось вполне. Рубцов шутил, что этак он скоро подорвет весь бизнес мировой наркомафии. Последняя, похоже, тоже начала этого опасаться, и уже в разных странах полиция оповещала организаторов гастролей, что на их подопечного реально готовятся покушения.

Пользовать в частном порядке сильных мира сего было бы куда безопаснее, и Иринэль соглашался помочь, если просили, но и от массовых сеансов бесстрашный иномирянин отказываться категорически не хотел, а в опасность для собственной жизни, кажется, так до конца и не верил. Ну да, те, кому хоть раз довелось услышать его пение в живую, вряд пожелали бы ему зла, но как объяснить ему, что на Земле полно отморозков, которые за деньги будут стрелять с расстояния, даже не заморачиваясь узнать, кого именно им заказали?

Крылатого идеалиста требовалось спасать, и, как только в России закончились морозы, зарубежные гастроли решено было прервать. Предложение Вязигина провезти парня по Транссибу, чтобы показать ему страну во всей ее необъятности, с заездом по пути в различные особо интересные места, было принято на ура. Иринэль был очень падок на разного рода достопримечательности, и, хотя он уже многого на Земле успел насмотреться, его любознательность и не думали притупляться. Естественно, в каждом достаточно крупном городе по пути должны были пройти его концерты. Жаль, что теперь уже без сопровождения хора, но юных хористов Раковского, чьи летние каникулы в прошлом году и так уже чрезвычайно затянулись, было бы недопустимо отрывать от учебы. Им и так-то много нагонять пришлось, а теперь опять все коту под хвост?!

Но остаться без общества сверстников Иринэлю все равно явно не грозило. Он легко осваивал все новые языки и заводил приятелей повсюду, где задерживался хотя бы на несколько дней. Юные индийцы сперва относились к нему как к живому богу, но быстро усваивали, что бояться его нечего, а вот разные мелкие житейские радости через него получить можно, ну и просто вволю побеситься, когда взрослые не одергивают. И, разумеется, они с радостью копировали его привычки и манеры, ничуть не стесняясь кучи папарации, которые толпой следовали за Иринэлем, куда бы тот не пошел. Фотографии крылатого иномирянина, с удовольствием плещущегося в водах Индийского океана в окружении смуглых голышей, обошли страницы всей мировой прессы.

Когда Иринэль добрался, наконец, с гастролями до Австралии, здесь у него в каждом портовом городе немедленно возникала свита из местных подростков, которые готовы были повторять за ним все. Жаль только, что петь не умели, по крайней мере, не на профессиональном уровне, а никакой халтуры в этом деле Иринэль не терпел. Зато они научили его плавать по волнам на доске. Рубцов глаза закатывал, наблюдая за своим подопечным, и молился про себя, чтобы тот случайно не утоп. Будь его воля, он бы запретил столь рискованные занятия, но разве этого самоуверенного ангелочка удержишь?

Чему Иринэля могут научить в Японии, Рубцову даже страшно было представить, но, к счастью, когда они повторно туда заехали перед отправлением во Владивосток, обошлось только какими-то местными ритуальными танцами, при которых и местные-то одеваются в одни набедренные повязки. Кого они там при этом изображали, Рубцов вникать не стал, скорее всего, каких-то героев из местного синтоистского культа.

Иринэля, кажется, совсем не заботило, что в разных странах его ассоциируют с самыми различными богами и их посланниками, в богословские споры он никогда не встревал, при этом твердо веря, что несет людям умиротворение, а также душевное и физическое здоровье. Ну, а если его такого кто-то отказывается принимать, так им же хуже: не осознают, бедняги, каких благ себя лишают из-за собственной упертости! В этом Рубцов был с ним полностью согласен.

Во Владивосток из Японии они отправились по морю, хотя самолетом, конечно же, вышло бы быстрее, но Рубцов решил, что небольшой морской круиз его подопечному не помешает, тем паче, что дальше ему придется работать почти без отдыха, столь плотный график гастролей для них наметили. В порту их лайнер встречали с духовым оркестром, под аккомпанемент которого Иринэль и исполнил кое-что из своего сильно разросшегося уже репертуара. Дальше его ждала встреча с лучшими людьми города, знакомство с местными пацанами из клуба юных моряков, катание на яхте, совместное купание в бухте Золотой Рог, концерт на открытом воздухе при большом стечении публики, и еще один, уже в зале и платный, для музыкальных гурманов. Ему здесь понравилось, и он, может быть, задержался бы здесь подольше, но страна большая, и уже завтра его ждал Уссурийск, затем Хабаровск и еще куча городов, где непременно хотели увидеть и услышать его в живую, а не в телетрансляции.

В каждом городе по пути Иринэля непременно таскали взглянуть на местные достопримечательности. Он купался в Байкале, бродил в тайге среди кедров и даже покорял красноярские Столбы под руководством опытных скалолазов. Горный Алтай был далеко в стороне от его основного маршрута, но и туда его завезли, просто чтоы показать ему местные красоты. В Новосибирске он посетил Академгородок, чтобы продемонстрировать свои умения местным ученым мужам. Там, кажется, до сих пор не верили в его целительские способности, пока не испытали их на себе. Лаврикова, прилетевшего сюда на встречу с Иринэлем, все поздравляли тут с выдающимся научным успехом - открытием межпространственного туннеля, сквозь который на Землю попало такое чудо. Что чудо это вскоре тем же способом вернется в свой родной мир, подразумевалось, но вслух не произносилось, уж больно этот крылатый мальчишка успел всех в себя влюбить.

Долгая поездка закончилась в Москве, но гастролям Иринэля суждено было продолжаться. Еще куча крупных городов не была охвачена, особенно в Поволжье и на юге страны. Эго приятели из хора Раковского закончили, тем временем, учебный год и просто жаждали составить ему компанию. Ну что же, вместе путешествовать веселее, особенно по Черноморскому побережью, где куча развлечений и каждый день можно купаться, а еще есть музеи и роскошные ботанические сады, напоминающие Эдем, так что Иринэль смотрелся там очень органично.

С Черного моря гастролеры перебрались на Каспий, не забыв заглянуть в курортный Пятигорск. Дальше их ждало путешествие на теплоходе вверх по Волге опять же с концертами во всех крупных прибрежных городах.

Когда они в начале июля прибыли в Самару, там неподалеку как раз начинался очередной Грушинский фестиваль, организаторы которого непременно хотели, чтобы Иринэль выступил на знаменитой Гитаре - наплавной сцене у подножия здешней Горы. Опыта ночных концертов у иномирянина еще не было, и уж тем паче, когда он сам стоял внизу, а многочисленные зрители рассаживались ярусами на склоне. Чем-то это напоминало концерт в Рио-де-Жанейро, только там он сам находился наверху. Но Иринэль не прочь был освоить новый опыт и согласие на выступление дал, даже выучил по этому случаю "Молитву Франсуа Вийона". Таких голосов, как у него, здесь точно никогда не слышали и наверняка впечатлились, но и самого Иринэля потряс вид ночной горы, усеянной бесчисленными фонариками в руках сотен тысяч зрителей. Эта Гора еще и петь умела! Не то, чтобы чисто и слаженно, но выступать солистом у такого огромного хора было законным поводом для гордости.

Самарских впечатлений Иринэлю уже хватало с лихвой, но впереди было еще несколько городов со своими залами и достопримечательностями. Он, кажется, даже немного устал от такого калейдоскопа впечатлений. Российские власти, получившие огромный доход от его гастролей, особенно зарубежных, были заинтересованы в том, чтобы он задержался здесь подольше, но Рубцов твердо всем заявил, что пора и честь знать. Мальчуган и так очень многих облагодетельствовал, а расплачивались с ним, в основном, только новыми впечатлениями. Когда они перестанут быть для него новыми, его энтузиазм тоже наверняка пойдет на спад, а вместе с ним и целительские способности. Там в итоге согласились, но поставили условие, чтобы Иринэль перед отбытием в родной мир исцелил всю российскую государственную верхушку. Что ж, пришлось отрабатывать. Но после столь тесного личного общения симпатии власть имущих к юному иномирянину так сильно возросли, что удерживать его никто больше и не пытался.

Тем временем в таежной лаборатории, расположенной недалеко от берегов Ангары, все было готово к новому открытию туннеля. Все знали, что оно продлится считанные секунды, а энергию для следующего сеанса надо будет накапливать еще год, так что все прощальные церемонии необходимо было провести заранее. Со многими он попрощался здесь же в Москве, но и сопровождать его в таежные дали собралась куча желающих, включая детский хор, с которым он за прошедший год практически сроднился.

Вся эта толпа провожающих, куда входили и важные государственные лица, и посланники иностранных держав, и, конечно же, многочисленные корреспонденты, заявилась в Красноярск и оккупировала все приличные городские гостиницы. Отсюда до места событий можно было добраться только вертолетами, которых во всем крае не набралось бы в нужном числе, но подсобили соседние регионы. На месте жить можно было разве что в спешно разбитых военных палатках, ибо скромный научный поселок при лаборатории и малую часть приехавших не вместил бы. Но что такое мелкие бытовые неудобства в сравнении с возможностью поучаствовать в столь важном историческом событии!

Прощание с Иринэлем прошло на открытом воздухе перед тем строением, где должен был открыться межпространственный туннель. Хор Раковского спел последние песни со своим крылатым солистом, после чего начались слезы и прощальные лобызания. Никто уже не опасался прорыва иномирной плазмы, так что далеко расходиться народ не стал. В бункер спустились только руководители эксперимента и приезжие ученые мужи, желавшие лично засвидетельствовать весь процесс открытия туннеля, остальным хватало и интернет-трансляции с места события.

В строение Иринэль зашел один и смирно встал перед тем местом, где должен был открыться туннель, дожидаясь команды со стороны Лаврикова. И вот уже загудела аппаратура, разрядился суперконденсатор, порождая энергетический импульс, и, как в первый раз, только теперь уже на виду у многочисленных зрителей, открылся межпространственный туннель, откуда моментально хлынул яркий свет. Иринэль оглянулся на мгновение, улыбнулся, махнул на прощание рукой и шагнул в это отверстие, которое быстро схлопнулось за его спиной.

Эксперимент завершился удачно, но всем почему-то стало грустно, словно их в этот миг покинула волшебная сказка. Но это была светлая грусть.

КОНЕЦ

---

Оставить комментарий © Copyright Беляков Евгений (lian@front.ru) Размещен: 31/12/2024, изменен: 31/12/2024. 121k. Статистика. Повесть: Фантастика

Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"