По речке тихо девки плыли.
 В чём родились одеты были.
 Увидит кто, решит обман.
 А над рекой густой туман.

 Монах на бреге рыбу удил.
 Смотрел на рябь, мозгами блудил.
 Не зря по утренней тиши,
 Забрался отче в камыши.

 Мольбы мольбами, служба службой.
 Но не всегда плоть с духом в дружбе.
 И почетай уж восемь дней.
 Не спит он в келии своей.

 И вот удило, поплавок,
 И сокровенный уголок.
 Где лишь с собой наедине он,
 В дали от ликов и икон.

 Червя давно сожрал карась,
 В сандалиях ил, на рясе грязь.
 А он блаженно улыбался,
 Периодически крестясь.

 Он поразил их ростом, статью.
 Стоял как исполин над гладью.
 И не стесняясь наготы.
 Блудницы вышли из воды. 

 Младые, сочные тела,
 Упруга кожа и бела.
 Такие виды кого хочешь,
 Способны выбить из седла.

 Но он смиренно очи ниц,
 Чем больше распалил девиц.
 Одна схватила за удило.
 Вторая так и целит вниз.

 Сказал он тихо им: "Уймитесь.
 О душах вы своих молитесь.
 Об искуплении грехов".
 Вот был монаха сказ, каков.

 А сам стоит и ощущает,
 Как страсть его обуревает.
 И эта так и норовит,
 Схватить за самый "боровик".
 Так ей он прямо, откровенно:
 "Ныряй обратно": - говорит.

 Ах, девки-девки, - он им, - коли.
 Сейчас моя была бы воля.
 Я б вам устроил полонез,
 Я б свой потешил волнорез.
 И уверяю без прикрас, 
 Вступил бы с каждой и не раз.
 Ну а теперь прощаться будем,
 Пора мне возвращаться к людям.
 А вас, на радость "малышу".
 Я после Троицы прошу.
 Всех осчастливлю, без обмана.
 Спросите дьяка Феофана.
 Здесь знает каждая собака.
 Обитель Феофана дьяка.