В палатке душно. Мокрая от пота футболка противно липнет к телу. Не беда. Речка рядом! Сейчас окунёмся и... Ещё один день лета, ещё один день счастья, ещё один день любви. Здравствуй, новый день!
Я со вкусом потянулся, открыл глаза. И заорал. Как будто меня резали. Хотя меня никто не резал. Но всё было в крови. Рюкзаки, спальные мешки, стены палатки - всё. И футболка такая мокрая вовсе не от пота. И... А-а-а!!! А хоть ори тут, хоть не ори. Танька мёртвая. Из под разметавшихся чёрных прядей выглядывает рукоятка кинжала. Того самого, который мы вчера отыскали под большим серым камнем.
А кто зарезал? Дверь завязана. Запертая палатка, блин. Значит? Не-е-ет!!! Я не мог! Да я же и в самом деле не мог! С чего бы вдруг? Вырвались на две недели. Её муж в командировке, моя - у тёщи на даче. А я... А я, вроде как, тоже в командировке. Всё просчитано, за всё отработано. Во всех смыслах и перед всеми. И с какой бы мне стати...
Кинжал! Проклятая железяка. Я же так не хотел копать. Топориком, откуда у туристов лопата? Но ведь эти бабы... Бабы... Танька... Не-е-ет!!!
Танька не дышит. Ещё бы, с такой раной на горле! Голова почти отрезана. А я... Я ещё живой. У меня сын, жена... Тёща. Да... Я... Я не могу раскисать. Я... Я должен жить. Ради... К чёрту! Я хочу жить, и я должен жить. Чтобы там ни случилось. В конце концов... Да погано мне, погано! Мы же с Танькой... И мужа я её знал - приличный вполне человек... Хотя, при чём тут...
Выбираюсь из спального мешка. Развязываю верёвки. Внутрь врывается холод. Ёжусь. Утро ещё. Сколько времени? Лезу в карман палатки. Пять тридцать семь. Как рано. Не мог я никого зарезать в такую рань. В такую рань я крепко сплю. Но, кому что докажешь? Хотя... Никто ведь не знал про наше маленькое путешествие. И значит... Ладно, всё по порядку.
Сую часы обратно в карман палатки, выуживаю оттуда мыльницу. Выбираюсь наружу. Бреду к реке. Вода холодная. Плевать. Моюсь сам, стираю одежду. Странно, но кровь довольно легко отстирывается, даже в холодной воде. Но ведь экспертиза всё равно покажет... Надо всё сжечь. Футболку, треники, палатку, рюкзаки... Тоже ерунда получается.
Голый, поёживаясь от утреннего холода бреду к костровищу. Одежду держу в руках. Мокрая она. Надо высушить. Потом сжечь.
Костёр уже погас. Но угли ещё не прогорели. Кидаю на них поленья, встаю на колени, дую... Весёлые язычки пламени лижут сухие ветки. Над костром висит котелок. Что там? А, вода. Вода - это хорошо. Вода - это не вчерашние макароны, которые могут пригореть к днищу, и фиг их потом отчистишь. Как будто теперь не всё равно... Как будто этот проклятый котелок... Стоп! Прекратить истерику. При чём тут вообще макароны? В котелке вода. Вскипит - заварю чай. Чай - это хорошо. Чай, это... Да-а-а... А это что?! Не-е-е-ет!!!
Рядом с котелком, над костром алеют две маленькие тряпочки. Красные, как кровь. Как сигнал светофора. Как тумблер на выключателе. Её купальник. Вчера... Хватит! Купальник и купальник. Висит и висит. Нужно решить, что делать. Нужно... Нужно залезть в палатку. Найти деньги, документы, чистую одежду... Остальное сжечь.
Страшно. Сначала чаю попью. Вон, почти уже закипает. Курить-то я бросил. С такого, блин, можно бы и снова закурить - да до сигарет плыть километров пятнадцать. И магазин там, наверняка, закрыт. Чая попью. А костёр - это вам не газ. Через пять минут не закипит. Сижу, жду. Слышу - какой-то звук. Нервы, сами понимаете... Оборачиваюсь.
В палатке что-то шевелится. Что, интересно, может там шевелиться? Там же только... Но оно движется, чем-то брякает, дёргает клапаны.
Затылок становится горячим. Никак не могу протолкнуть в себя воздух. Клапаны палатки расходятся в стороны. Наружу выбирается Танька. В длинной, до колен, футболке. С футболки скалится череп. Под футболкой, скорее всего, ничего нет. Впиваюсь взглядом. Танька довольно улыбается и картинно изгибается. Потом грозит мне пальцем, делает строгую физиономию и направляется к реке. В руке у неё прозрачный полиэтиленовый мешок и кружка. В мешке зубная щётка, почти истраченный тюбик пасты и мыльница.
Вот так, да? На горле не то что раны - шрама никакого нет. И руку больно. В руку впился сучок. С трудом разжимаю пальцы - полено падает. Встаю. Заглядываю в котелок - тот и не думает кипеть. Бросаюсь к палатке. Путаясь в клапанах и завязках, влезаю внутрь.
В палатке бардак. Всё перемешано: спальники, одежда, рюкзаки, пакеты с крупой. Всё присыпано рисом - разорвался целлофановый пакет. В другое время - вполне достаточный повод для отборного мата. Сейчас - сижу и балдею. Ничего этого не было. Танька живая. Не надо ничего жечь и застирывать. Не надо придумывать объяснения. Танька живая! Она живая, и чёрт с ним со всем остальным...
Ну да, где-то тут древнее языческое святилище. Мы собирались его посмотреть. Для того сюда и приплыли. Я уже знаю чем это кончится. Но что я могу сказать? Я ведь и сам уже не уверен, что всё это было. Кинжал, полузакрытый чёрными волосами, почти отрезанная голова и всё в крови... Чушь собачья. Какая кровь, вот же она Танька, живая, красивая, желанная...
В общем мы позавтракали, оделись и отправились. Искать тот чёртов камень. Не чёртов, конечно. Чертей в языческие времена не было. Но хрен редьки не слаще. А места тут красивые. Сосны в солнечных лучах стоят как свечки. Корабельный лес. Залитые солнцем поляны. Земляника. Мы едим и целуемся. Страстно целуемся. Что до меня, то я бы здесь и остановился. Поцелуи, земляника, футболки брошенные в траву - что ещё надо? Но женщины устроены странно. Они не хотят простого счастья - им нужно обязательно дойти до того святилища.
Ну, типа, а зачем мы тогда сюда тащились? В конце концов, этим мы могли бы заняться и в городе... С убийственной такой, причём, иронией. Как, интересно, мы могли бы заняться этим в городе? Где? У неё, ожидая каждую минуту мужа, вернувшегося из командировки? Это, знаете ли, в анекдотах только смешно. А она ведь мужа тоже любит. И дети у них.
У меня? Ожидая каждую минуту мою благоверную, вернувшуюся неожиданно с дачи? Или ещё лучше - тёщу. А с тёщей у меня вполне нормальные отношения, вопреки всем анекдотам. И есть Лёшка. Её внук и мой сын.
Почему мы так устроены? Почему нам нужна семья, но иногда и что-то еще, кроме неё? Есть много теорий, и куча защищена диссертаций. И почему я бреду, как бык на убой к этому проклятому камню? Зная уже, чем всё кончится? Зная? А чем всё кончится? Кровью и отрезанной головой? Но вот же Танька - живая. А у меня в руке топорик. Зачем я его тащу? Чтобы отрыть тот проклятый кинжал. Так значит...
- Вот он!!! - восторженно вопит Танька.
Я смотрю на этот серый валун. У нас во дворе тоже камень стоял. Такой же большой - только жёлтый. Мы в детстве на этом камне во что только не играли...
- Смотри, смотри!
У самого подножия серого валуна в траве что-то торчит. Я, собственно, знаю что. День сурка, блин. И что, теперь так будет всегда?
Вчера я не стал спорить, и просто откопал топориком этот проклятый кинжал. Не спорю и сегодня. Как кролик иду навстречу удаву. Танька радостно выхватывает у меня из рук древний ножик, рвёт траву, осторожно очищает лезвие от земли, осторожно...
- Стой!!! - кричу я.
И снова опаздываю. Маленький изящный пальчик касается лезвия. Я наклоняюсь, пытаюсь подставить ладонь...
- Ой! - вскрикивает она удивлённо.
Капелька крови пролетает в сантиметре от моих пальцев и падает на серую неровную поверхность камня. Камень как будто взорвался, глаза режет нестерпимо-яркий свет. Сосны качаются, земля и небо вроде меняются местами, в ушах звенит. А потом...
***
Душно. Мокрая футболка противно липнет к телу. Открывать глаза не хочется. Успею ещё. И Таньку мёртвую увидеть, и кровищи этой море... Вот только не знаю, надо ли бежать к речке, отмываться, одежду застирывать. Если оно каждый день вот так повторяется, как зациклившаяся программа. С другой стороны, если нарушишь последовательность... Вдруг ещё хуже будет?
Короче, хочешь не хочешь, а глаза открывать надо. Открываю. Провожу ладонью по груди. Подношу пальцы к глазам. Что за чёрт? Крови нет. Сажусь. Палатки тоже нет. Узкая кровать. И комнатка, не слишком большая. Но стены, потолок - никак не палатка. И крови нет нигде. И Таньки тоже нет. Ни живой, ни мёртвой. Куда ж ты меня закинул, проклятый кинжал?
Поворачиваюсь, спускаю ноги на пол. Странная комнатка. Узкая. Как каюта. Стены такие серебристые. На полу под ногами какие-то тряпки. Тоже, как ни странно, серебристые... Поднимаю одну из них, подношу к глазам. Рассматриваю. Штаны. Серебристые. С множеством карманов. Вторая тряпка - это, надо думать, куртка.
В голове что-то щёлкает, и я вспоминаю. Или понимаю... В общем, я знаю, где я. И кто я. Я - кибернетик. На космической станции. Моё дело - главный станционный компьютер. От него тут зависит всё. Орбита, температура, реактор, снабжающий нас энергией, биореактор, дающий пищу и кислород...
На прикроватной тумбочке что-то вроде электронного будильника. Но это - не будильник. Это - гипносон. Ага, значит эта палатка, кровь, Танька... Нет, не может быть! Я же там жил! Там целый мир, города, леса, реки... Космические станции тоже есть, одна, вроде бы даже с экипажем... Нет, бред! Тот мир был настоящий! А этот - сон.
Или это обычный эффект гипносна? Типа, так и должно быть. А настоящий мир я ещё не совсем вспомнил. Какой-то он уж слишком схематичный. Не настоящий. Как старый советский фантастический роман о мире прекрасного завтра. Только вот ужастиками в тех романах не увлекались. Гипносны-то были - их, обычно, для обучения использовали. Ладно, разберёмся. Трупа рядом нет - уже хорошо.
Одеваю штаны и куртку. Подхожу к двери. Пытаюсь её открыть. Ручки нет. Зато есть кнопка. Нажимаю. Дверь бесшумно уходит в стену. Выхожу в коридор. Никого нет. Тихо и жутко, как на станции "Солярис". Где-то тут должен быть санузел. Направо, кажется. Ага, вот он.
Открываю дверь - теперь уже знаю куда нажимать. Вхожу. Вдоль стены шесть умывальников. Под умывальниками в неестественной позе лежит девушка. В серебристом костюме. Возле головы липкая тёмно-красная лужица, красные пятна и на серебристом комбинезоне. Танька? Нет, волосы светлые. Да и лицо совсем другое. Так, без трупа таки не обошлось... Подхожу. Наклоняюсь. Пахнет спиртом. Девушка приоткрывает глаза.
Осторожно, стараясь не запачкаться, переворачиваю девушку на бок. Как бы не задохнулась, если будет тошнить. Да, что-то сильно не так в этом мире прекрасного завтра...
Девушка обнимает лежащий рядом с ней хрустальный сосуд, пытается поднести его к губам, снова проливает красную жидкость на комбинезон. Затем лицо её расслабляется, сосуд выпадает из рук. Хмыкаю и отправляюсь в одну из кабинок. Есть утренние дела, которые трудно отложить на потом. Выхожу, мою руки. Девушка тихонько посапывает под умывальниками.
И что дальше? Дальше - главный станционный компьютер. Ничего другого в голову не приходит. Выхожу, иду по коридору. Машинально открываю какую-то дверь. Справа всю стену занимает огромный экран. На экране что-то мелькает. Под ним несколько пультов, у пультов - кресла. Надо полагать, это он и есть - главный станционный компьютер. А что там у левой стены? Обалдеть. У стены лежат обнявшись мужчина и женщина. Совершенно голые. Рядом валяются серебряные тряпки, какие-то шприцы, пузырьки, ампулы...
Подхожу, убеждаюсь, что ребята вроде как дышат. И цвет лица имеют относительно нормальный. Розовый. Но что тут творится? Почему? И что там мелькало на экране? Поворачиваюсь. Вглядываюсь. Не-е-ет!!! Этого нет! Этого не может быть!
Но я уже всё вспомнил. И понятно теперь, почему валяется в туалете пьяная астронавтка. А два других космических героя, обколовшись неведомо чем, занялись любовью прямо в центре управления. Мне даже стало понятно, почему я так странно использовал очень полезный прибор, предназначенный для обучения во сне.
Каждый спасается как может. И есть такой ужас, перенести который не в состоянии никто. Даже тренированные и ко всему подготовленные астронавты. Ко всему... Я снова посмотрел на экран. Выжженная земля, обугленные скелеты городов. Догорающие леса и высушенные чудовищным жаром моря. Наш мир. Мир, которого больше нет. И ещё я вспомнил... Я вспомнил Таньку. Она была и в этом мире. Вот именно, была...
Отворачиваюсь от экрана. Я не хочу знать. Не хочу!!! Шатаясь, выхожу в коридор. Держась за стены, добираюсь до своей каюты. Хватаю с прикроватной тумбочки плоскую прямоугольную коробочку. Судорожно жму кнопки. Появляется маленький экран. Темы, названия... Не хочу читать, не хочу выбирать. Тычу пальцем наугад. Нажимаю подтверждение, ставлю прибор на тумбочку. И падаю лицом вниз на узкую койку.
***
Очень душно. Мокрая футболка противно липнет к телу. Открывать глаза не хочется. Что на этот раз? Неужели я никогда не попаду в хороший, добрый мир? Или, хотя бы, в хороший и добрый сон...
Но, деться некуда, глаза открывать надо. Открываю. Провожу ладонью по груди. Подношу пальцы к глазам. Крови нет. Просто пот. Сажусь. Палатки нет. Серебристой каюты тоже нет.
Комната. Широченная кровать. Две подушки. Подушки две, а я один. Уже давно. С тех пор, как ушла Танька... Простыни мокрые от пота. Обшарпанные обои кое-где вздулись пузырями. Надо переклеить, да руки всё не доходят. Сажусь. Голова кружится. И слабость какая-то. На прикроватной тумбочке бутылка коньяка. Недопитая. Грамм двести в ней ещё есть.
Быстро же я вчера вырубился. Но это и к лучшему - выпил, значит, всего грамм триста. А триста - это ерунда. Это, я уже после обеда буду в норме...
Да, но до обеда надо ещё дожить. И не просто дожить. А встать, одеться, побриться, взять из холодильника пакет с бутербродами... Если я его вчера приготовил. А если нет, то новая морока, ломать хлеб, ломать сыр... Вовсе не обязательно, чтобы на ровном ломте хлеба лежал идеально отрезанный кусок сыра. Вкус от формы совершенно не зависит. Тем более, если времени мало.
Ладно, всё готово. Выскакиваю на улицу. Наш директор - идиот. Контора открывается в 7:15. Интересно, зачем? Все клиенты спят ещё сладким сном. Но директор - бывший военный. И мы должны прибывать ровно в 7:15. Никто, конечно, не прибывает. директор рвёт и мечет. Дай ему волю - уволил бы всех.
Но воли ему нет. Они умеют находить клиентов. Он - только проводить оперативки и ругаться. Самое смешное - он даже не родственник владельцу нашей конторы. И не друг. Не старинный приятель. Он просто ему понравился. Своей выправкой, бескомпромиссностью и умением орать на всех и всегда. Владелец наш думает, что это и есть маркетинг. Что если все мы будем прибегать вовремя, в 7:15, то продажи сразу увеличатся.
Но клиенты просыпаются, дай бог, часам к десяти. Вот тогда начинаются звонки, вопросы и переговоры. Тогда заключаются контракты и перечисляются деньги. Но деньги... Кому нужны деньги? Только тем, у кого их нет. Мне, например. У кого деньги есть, тем хочется другого. Чего-то возвышенного. Например, орать на подчинённых. Чувствовать свою власть... Однако, и не переплачивать. А подчинённые, собаки, не хотят ломаться за гроши. Огрызаются на ругань, норовят перебежать в другую шарашку. Вот так и живём.
А моё положение ещё интересней. Я - программист. Обслуживаю программу, которая работает в нашей конторе. Очень старую и бесперспективную. В ней давно уже никто не работает. Но наш директор (и владелец) экономят. Не хотят выбрасывать деньги на новую. В результате - выбросили уже раз в десять больше на упущенной выгоде. Но они этого не понимают. Упущенная выгода - это что-то эфемерное. А деньги за новую программу - деньги реальные. Что с того, что кого-то из клиентов просто не нашли в дебрях "дружественного" интерфейса...
Ну а мне, собственно, тоже по фиг. Я знаю только эту программу и другие изучать не хочу. Я вообще уже мало чего хочу в этой жизни. Так, качусь по инерции...
Автобус какой-то на остановке. Если мой, то надо бы подбежать. А если не мой? Бежать-то тяжело: голова трещит, слабость опять же... Темп не меняю, продолжаю движение. Проклятый автобус стоит, ждёт подбегающих пассажиров. А стоит побежать мне - сразу уедет. Не раз проверено.
До автобуса остаётся метров десять. Уже виден номер. Мой! Решаю сделать рывок. Резко подскакиваю, прыгаю вперёд... Естественно! Разве по другому бывает? С треском захлопываются двери, растекается облаком невообразимо зловонный дым, и гад-водитель уезжает, не обращая никакого внимания на мои выразительные жесты и трёхэтажные выражения. Нет, вообще-то я интеллигент. Но бешеный скачок забрал последние силы и отозвался в голове резкой болью, а этот паразит опять...
Ладно, придётся ждать следующего. Они вообще-то часто ходят. Проблема в том, что я и так уже опоздал. А теперь моё опоздание увеличится ещё на десять минут. Начальник опять развоняется. Его тоже можно понять. Он же ничего не смыслит ни в продажах, ни в наших товарах. Про компьютеры я уже вообще молчу. Вот он и контролирует то, что контролировать в состоянии: время прибытия на работу. Надо ж и ему своё жирное жалование отрабатывать...
Стою, жду. Автобусы идут один за другим. Теснятся на остановке, лезут вперёд, гудят друг другу - только что не толкаются. Все, естественно, не те. А время идёт, начальник копит желчь. Наконец... Да, наконец-то приехал, родной. Полный под завязку. Можно подумать, все люди из нашего района едут в одно со мной место. На улицу Газгольдерную. Классное название! Ещё от социализма осталось. Просто позор - все клиенты наши ржут как сумасшедшие. Могли бы, говорят, и переименовать. Как нибудь посовременнее. В улицу Красных банкиров, например. Или в Чёрных риелторов. Потому как ни одного газгольдера на нашей Газгольдерной улице нет, а вот риелторская контора присутствует. И рядом с ней, зачем-то, похоронное бюро...
Ладно, втискиваюсь в автобус. Повисаю на поручне. Чувствую-то себя паршиво. Мест свободных ещё долго не будет. До самого рынка. Вот там пол-автобуса вылезет, и можно будет чуть-чуть передохнуть перед марш-броском по Газгольдерной улице.
А школьники развалились на сиденьях, уткнулись в свои смартфоны, уши заткнули наушниками. Видят же, паразиты, что дядечке плохо... Ага, зашевелились! Всё правильно, здесь же школа. Вот школьники и выходят. Ужом пробираюсь к нужному сиденью, протискиваюсь, проскальзываю... Всё! Плюхаюсь у окошка.
Сразу становится легче. Когда-то я разрабатывал программу для анализа кардиограмм. Читал книжки по предмету. Так вот, один автор утверждал, что снятие кардиограмм в расслабленном лежачем состоянии не имеет никакого смысла - мало что такая кардиограмма покажет. Вот когда человек болтается в переполненном автобусе, или, к примеру, грузит что-нибудь тяжёлое...
Опа! Уже моя остановка. И посидеть-то толком не успел... Но делать нечего, выгружаюсь. Иду вдоль трамвайных путей. Здесь-то ещё культура, тротуар чистят от снега, и сугробы мирно тают по краям. Апрель. Ручьи, капель и синее небо. Правда в этом районе и небо какое-то грязноватое. Промышленный подъём! Поднимаются в небо разноцветные дымы...
Вот и перекрёсток. Теперь начинается улица Газгольдерная. Тротуар ещё есть, но чистят его уже редко, потому весёлые ручейки журчат прямо под ногами. Ручейки-то ещё ладно, а вот лёд под ними... Но ничего, иду. Пробегает мимо стая собак. Собак вообще в городе много развелось. Как собак нерезаных. Сейчас вот снег тает, и все продукты собачьей жизнедеятельности вылезают наверх. Покрывая землю сплошным ковром.
А улица - просто центр промышленности и предпринимательства. На ней есть практически всё. Кроме газгольдеров. Справа - мясокомбинат. Овцы жизнерадостно блеют с грузовика, строят, видать, какие-то свои планы, выясняют отношения... Слева дымит чёрными трубами огромный завод. Трубы чёрные, а дымок красивого такого тёмно-рыжего цвета.
Не лучшее место для прогулок, но... Да, да, вспоминается старый анекдот про Вовочку. Который очень любил ходить в школу. И из школы ходить тоже любил. А вот этот дурдом между двумя прогулками...
Очень в тему анекдот. На работу идти - это ещё полбеды... Сколько там времени? Ох и вывалит же на меня наш начальник... А потом... Потом опять до самого вечера... А вечером... И ведь всё по настоящему, и нет никаких магических кинжалов, нет никакого гипносна. Неужели это и есть тот единственный, настоящий мир? Или...
Я сворачиваю с тротуара. Проваливаясь по щиколотку в рыхлый снег пополам с собачьим дерьмом, подхожу к кривоватому уродливому деревцу, покрытому грязно-серой шершавой корой. Прислоняюсь к нему спиной. Что-то есть в этом месте особенное. Сразу после дымящего рыжей отравой завода, чуть-чуть не доходя до похоронного бюро. Того самого, которое рядом с риелторской конторой. Может быть, здесь?
Запрокидываю голову вверх. Смотрю в грязно-синее апрельское небо.
- Господи, - шепчу я. - Господи, если ты есть... Если есть там, наверху, хоть кто-нибудь... Ведь есть же где-то другие миры? Всё что угодно! Кислотные реки и ядовитый туман, всё что угодно - только дай мне ещё один шанс! Я смогу. Я... Только не здесь! Не здесь! Господи, ты слышишь? Ты слышишь меня?
Но молчат небеса. И плывёт в блёклой синеве ядовито-оранжевый дым...