- И не говори, - поддержал её папа. - Темно, даже когда фонари горят. Скорей бы уж снег выпал.
Снег - это, конечно, здорово. И скоро он обязательно выпадет. Но и без снега очень даже неплохо. Окна закрыты, но весёлые крики доносятся в комнату даже через два стекла и заклеенные на зиму щели.
- Мам, пап, - сказал я, - а можно, я пойду погуляю-ю-ю...
- А уроки? - немедленно среагировал папа.
- Я же со второй смены... Утром сделаю.
- Не откладывай на завтра, то что можно сделать сегодня! - важно произнёс папа.
- Пусть лучше сделает завтра, - сказала мама. - А то наделает опять ошибок. Он же пять уроков отсидел. Пусть погуляет, выспится, отдохнёт...
- Ты портишь ребёнка. Нельзя всё откладывать на потом.
- Да? - спросила мама радостно. - Кран на кухне ты починишь сейчас?
- Ну я же сказал, что в субботу. У нас сегодня на работе...
- Ну я пошел, - быстро сказал я, сунув ноги в ботинки и накинув на себя осеннее пальто.
- Шарф!!! - закричала мама.
- В субботу! Обязательно! - прокричал папа.
- Посмотрим, посмотрим, - сказала мама.
Но я уже сбегал вниз по лестнице.
И вовсе было не темно и ни капельки не холодно. Что такого плохого в ноябре? Ребята почти все собрались, играли в ляпки, потом в колдунчики. Было очень весело. Потом одна за другой стали открываться форточки. "На-та-ша до-мой!" "Алёшка, Алёшка, я кому говорю!"
Странно, но про меня, похоже, забыли. Обычно-то чуть ли не самым первым домой загоняют, перед ребятами даже стыдно. Но сегодня всё было не так. Форточки продолжали открываться, очередной бедолага, иногда сразу, а иногда после долгих, но как всегда безнадёжных пререканий, плёлся к подъезду. Нас оставалось всё меньше.
Играть стало неинтересно и мы просто разговаривали, усевшись на длинную деревянную скамейку. Потом позвали домой Петьку Старостина и Сашку Толстого. Толстый - это, конечно, не фамилия, а прозвище. Очень уж этот Сашка толстый. И психованный. Но сегодня он вёл себя нормально и домой ушёл без криков.
Мы остались вдвоём с Настей Осокиной. Настя учится со мной в одном классе и вообще девчонка нормальная. И списать всегда даст и не ябедничает никогда. Так что мы ещё малость потрепались, обсудили Лёшку, который всегда хлыздит, Таньку из параллельного класса, которая всегда задаётся. А потом... Потом Настя сказала: "Хочешь, покажу одну штуку?"
Ну я и согласился. Настя - девчонка нормальная. Она и "Далёкую радугу" читала, и про индейцев фильмы любит. А если даже эта её штука и окажется какой-нибудь девчоночьей глупостью, так и что? Делать-то всё равно нечего.
- Пошли, - таинственно прошептала Настя, вскакивая со скамейки.
Идти оказалось недалеко. До большого жёлтого камня, оставленного строителями. Дом-то наш не так давно и построили и от строителей много чего осталось интересного. Глина, например, из которой мы лепили пистолеты. Автоматы не получались - разваливались. А сам этот жёлтый камень был у нас то танком, то кораблём, то самолётом. А иногда мы просто на нём сидели и разговаривали. Гораздо интереснее, чем на скамейке.
В общем, прошли мы камень и углубились в заросли репейника. Перед одним из них - особенно большим - Настя быстро присела и разгребла руками землю и всякий мусор. Что-то тускло сверкнуло.
- Смотри!
Я посмотрел. Что там - стекло? Ничего в темноте не видно. Опустился на корточки. Вгляделся. Стало светлее. Фонарь, что ли, зажёгся? И разглядел, наконец, Настин секрет. Секретик. Нет, правда. Обыкновенный девчоночий секретик. Стёклышко, а под ним какие-то лепесточки, камешки, обрывки фантиков. В детском саду девчонки такими сильно увлекались. В детском-то саду ладно... Но в третьем классе? Хотя... Ну... А стёклышко светится. А фонаря тут ведь никакого нет... Поднимаю голову. Точно - нет никакого фонаря.
- Оно само светится, - шепчет Настя. - Ты смотри... Смотри в него.
Ну, смотрю. Мне уж и самому интересно стало. Стёклышко-то и правда светится. Что-то под ним движется. Кружится. Всё быстрее и быстрее. Тянет к себе. В себя. И я...
Я такой большой дядя. Стою. А другой большой дядя на меня орёт. Тот дядя - мой начальник. Он вернулся от директора. С совещания. Он всегда злой, когда оттуда возвращается. И я знаю, что надо просто перетерпеть. Что он, мой начальник, вообще-то, нормальный мужик. Отойдёт немного, и мы с ним спокойно обсудим, что и как будем переделывать. Потому что задача снова поменялась, и то, что я делал два месяца, оказалось ненужным. У директора снова появилась идея. Не та, которая была у него два месяца назад, не та, над воплощением которой я бился два месяца, и с которой что-то стало наконец получаться. А совсем другая. И начальник мой, который бился вместе со мной, теперь в ярости. Но возражать директору бессмысленно. А вот на мне можно отыграться.
Я всё это понимаю. И понимаю, что мне нужна эта работа. И эта зарплата. Но... Уже в который раз всё коту под хвост, и я же ещё и виноват. И...
Я сижу на корточках в зарослях пожухлого репейника и смотрю на идиотское стекло, прикрывающее какой-то дурацкий мусор. Я не слишком много думал о том, кем я стану, когда вырасту. Ну учёным каким-нибудь, как в "Далёкой радуге", хотя, скорее всего, вовсе не на далёкой планете у незнакомого солнца. Даже, наверное, не на Луне. Но будет интересная работа, добрые товарищи, великие открытия. Но вот так... Заниматься какой-то ерундой... Которую тебе даже не дают доделать до конца. Это было так нелепо, что я сразу поверил. Ну и... Это было так реально. Не кино и не сон. Это было...
- Что, паршиво? - тихо спрашивает Настя. Видимо у меня на лице всё написано.
- Да... А ты, ты сама смотрела?
- Конечно.
- И?
- Странно очень... И... И тоже... Ничего хорошего...
- Как так?
- Не знаю... Я три раза смотрела...
- Значит можно три раза?
- Можно.
Настя приподнимает стекло, что-то там двигает и кладёт стекло обратно.
- Смотри снова.
Я снова большой дядя. Только теперь я сижу за столом и ору. На этого идиота-инженера. Два месяца возился, по вечерам даже оставался. А сделал... Сделал совсем не то, что надо. Ну да, ну, конечно... Задачу ему поставили... Но мозги-то должны быть?
Хотя наш директор... Это что-то. Семь пятниц на неделе. Такую дурь всегда поручит... А когда ты эту дурь таки сделаешь, он про неё уже забыл и придумал новую. Да, не такой уж дурак этот инженер, да и мне уже надоело быть злодеем. Сейчас я успокоюсь, и мы с ним спокойно подумаем, как реализовать очередную дурацкую идею нашего...
Хотя противно. Хотя надоело. Но мне, чёрт возьми, нужна эта работа. И эта зарплата. Вакансий завотделами не так и много, а простым инженером в моём возрасте уже и не возьмут. Э-э-э-х!
Я снова в своём дворе. Среди зарослей репейника.
- Ну как? - спрашивает Настя.
- Э-э-э-х!
- Будешь смотреть в третий раз?
- Буду!
Я снова сидел за столом. Только стол теперь был другой. Даже не так. Столов было два. От того стола за которым сидел я, отходил другой стол, очень длинный. И вдоль него с обеих сторон стояли стулья. Пустые. Ну да, совещание же кончилось. Тупые идиоты наконец ушли. Ничего не понимают, ничего не помнят. Если что-то и понимают, то не так. А сделают так вообще чёрт-те что. Ещё и спорят. Ори на них не ори - толку никакого. Однако, если не орать, они ж вообще ничего делать не будут. И откуда только берутся такие уроды? Раньше-то ведь...
И то, что они дураки - ещё не самое страшное. Они - жадные дураки. Ноют, просят повысить оклады. А за что? И зачем? Вот замам платил хорошие деньги, а что в результате? Стоило уехать в отпуск... Первый раз за три года, между прочим. Так тут такое началось... Сговорились с какими-то мошенниками, скупали акции, хотели меня снять с должности. Меня, директора! Меня, который всё это создал и раскрутил! Хорошо, остались ещё верные люди. Позвонили, сообщили... Отпуск, конечно, накрылся... Э-э-э-х!
- Э-э-э-х! - сказал я зарослям репейника.
- Дурацкое твоё стёклышко, - сказал я Насте.
- Дурацкое, - согласилась она. - Лучше бы уж не знать.
- А...
Я вдруг понял, что надо сделать. Я всегда таскаю с собой бледно-голубоватый такой камушек. На счастье. Это не камень, конечно. Бутылочное стекло, скорее всего. Только обкатало его море и превратило в чудесную дымчатую искорку. Я его с юга привёз.
Ну вот, достал я этот камень, убрал стекло, положил камень среди пожухлых лепестков и скукоженных фантиков. Посмотрел. Чего-то ещё не хватало.
- Ага! - сказала Настя.
Вытащила откуда-то невзрачное маленькое колечко. Набросила его на мой камушек. Колечко упало и легло точь-в-точь вокруг камушка. Настя ещё посмотрела, подвигала лепестки и бумажки. Потом накрыла их стёклышком. Быстро разровняла руками листья и всякий мусор, так, что стёклышка не стало видно.
- И не говори, - поддержал её папа. - Темно, даже когда фонари горят. Скорей бы уж снег выпал.
Снег - это, конечно, здорово. И скоро он обязательно выпадет. Но и без снега очень даже неплохо. Окна закрыты, но весёлые крики доносятся в комнату даже через два стекла и заклеенные на зиму щели.
- Мам, пап, - сказал я, - а можно, я пойду погуляю-ю-ю...
- А уроки? - немедленно среагировал папа.
- Я же со второй смены... Утром сделаю.
- Не откладывай на завтра, то что можно сделать сегодня! - важно произнёс папа.
- Пусть лучше сделает завтра, - сказала мама. - А то наделает опять ошибок. Он же пять уроков отсидел. Пусть погуляет, выспится, отдохнёт...
- Ты портишь ребёнка. Нельзя всё откладывать на потом.
- Да? - спросила мама радостно. - Кран на кухне ты починишь сейчас?
- Ну я же сказал, что в субботу. У нас сегодня на работе...
- Ну я пошел, - быстро сказал я, сунув ноги в ботинки и накинув на себя осеннее пальто.
- Шарф!!! - закричала мама.
- В субботу! Обязательно! - прокричал папа.
- Посмотрим, посмотрим, - сказала мама.
Но я уже сбегал вниз по лестнице. Туда, где весело кричали мои товарищи. Туда, где ласково обнимет меня своими сумерками ноябрь. Ноябрь, который теперь не кончится никогда...