Я уже не знаю, сколько здесь нахожусь - тысячу лет, вечность, неделю или несколько мгновений. Я потерял счет времени, сидя в этом крошечном кружочке света, который отбрасывает плохонькая лампочка на длинном-длинном проводе. Я не встаю - боюсь, что задену ее головой или что моя макушка попадет в неосвещенную область. Я боюсь смотреть вверх и только спрашиваю себя, к чему же прикреплена эта лампа; боюсь смотреть вниз - может статься, что мой маленький островок темного паркета, возле края которого еще осталась небольшая часть когда-то высокой и прочной стены, повис в середине огромной пустоты.
Я не могу отдохнуть и выспаться, чтобы набраться сил и обдумать трудное положение, в котором я оказался, чтобы наконец решить, что же мне делать. Мне так хочется выбраться отсюда! Спать крепко, так, как я спал в своей кровати, можно лишь уткнув голову в колени. Однажды, когда я так спал, мне почудилось, что меня на миг обступило что-то враждебное, безмолвие и успокаивающая тишина ушли, их сменил скрежет, и пространство наполнили шорохи, будто бы на островок света вползали миллиарды черных муравьев. Тогда я выпрямился и протер глаза, прогоняя сон, и то, что я увидел, наполнило меня ужасом: свет вокруг меня был иссечен сотнями теней, отбрасываемых то ли корнями, то ли щупальцами, протянутыми ко мне из темноты, одно из них медленно таяло в нескольких сантиметрах от моего лица. Гораздо позже я нашел объяснение, которое удовлетворило мой разум. "Наверное, я слишком сильно тер глаза, и сетка сосудов отпечаталась на моем мозгу", - утешал себя я, зная, что это неправда.
После этого я больше не мог спать крепко, и сон не приносил мне отдыха и забвения. Мне приходилось подставлять свое лицо с закрытыми глазами под неверный свет лампочки так, что он становился жидким и растекался под моими веками нежно-розовым пламенем, становился похожим на солнечный свет, пропущенный через полупрозрачные нефритовые пальцы статуи... Мое сознание больше не отключалось, но я видел сны, я видел и ощущал, как вокруг плещется прохладная вода серо-бирюзового цвета, будто озеро, у которого я так любил играть ребенком, любил зарываться в песок и, позволив волнам лизать мои пятки, искать раковины, увенчанные нежно-перламутровой короной; мне снилась черная собака, которая часто сопровождала меня, когда я шел в библиотеку, эта собака была такой же грациозной, как и я сам, на нас сыпались сверху то ли снежинки, то ли пух, то ли белые лепестки... Кто-то наверху, в небе, пилил облако, и нас обдавало опилками, и эта собака поворачивала свою лопоухую голову ко мне, чтобы рассмотреть клочки небесного пуха на моем черном пальто...
Чудесные, волшебные, полные жизни и счастливой безмятежности сны... Где же теперь собака и озеро? Вспоминают ли они обо мне? Задумываются ли о том, где же я?...
Иногда лампочка начинает качаться, и мне приходится переползать по площадке вслед за кругом света, стирая колени в кровь. Один раз я замешкался, и темнота вокруг срезала мне палец, и теперь я четырехпалый, но может быть, рука была такой и раньше? Мои воспоминания молчат, молчу и я, потому что боюсь спугнуть свет.
Как-то, совершенно отчаявшись, я вглядывался в эту тьму вокруг меня, пытаясь угадать, что за ней. Видимо, я сидел слишком близко к краю, потому что внезапно тьма явила мне свой лик, она стала изгибаться, будто цирковая дрессированная рыба, и от этого в одном месте лопнула, обдав меня каплями своей крови, до того мерзкой, что я отпрянул, сделав несколько шагов назад, и вышел из круга света. Сумерки сомкнулись перед моей впалой грудью, словно матовые черные воды, я услышал шепоты и шорохи во тьме и тут внезапно понял, что падаю. Я забился, словно пойманное маленькое животное, я пытался ухватить хотя бы маленький клочок света, чтобы удержаться, но не смог - свет ускользнул из моих пальцев, и мне осталось лишь смотреть, как он отдаляется от меня, превращаясь в один из тускло мерцающих островков, к которым так тянутся сердце и память, когда они окружены холодом и равнодушным ночным небом, стараясь удержать обманчивый блеск хотя бы на мгновение.
Падение длится нескончаемо долго, но вот я чувствую, что начинаю ускоряться, я превратился в мышь, которая попала в песочные часы и чей параболический мир с каждым мгновением становится все уже и уже, вещество вокруг меня становится плотным, будто тяжелые и пыльные бархатные портьеры, они обвиваются вокруг моих рук и ног, и я задыхаюсь - мои легкие и глаза полны пыли; вдруг полотнища бессильно повисают, словно паруса, покинутые ветром, и выплевывают меня в пустоту.
Я скоро прихожу в себя и понимаю, что все это время мои глаза были открыты - теперь они иссушены и так не похожи на очи Марии Магдалены у Эль Греко! -, я не сделал ни единого вдоха, и в моей груди будто горсть тлеющих угольев. Я заставляю себя моргнуть, веки смыкаются со скрежетом, будто несмазанные ржавые ворота. Вновь открыв глаза, обнаруживаю, что ко мне вернулся слух, и темнота вокруг больше не такая непроницаемая и удушающая, как раньше. И только тут я замечаю нарастающий гомон и гвалт у себя за спиной, будто бы где-то вдали бушует море, и понимаю, что полчища чудовищ рыщут в поисках моего следа. Мне ничего не остается, как мчаться от них дальше во тьму, спасая свою жалкую жизнь.
Я быстро выдыхаюсь, и расстояние между мною и моими преследователями сокращается. Я уже отчетливо слышу скулеж и вой у меня за спиной, их длинные языки касаются моих лопаток. Где-то вдали белеет нечто, я устремляюсь туда, мне приходится напрягать последние силы, мне мнится, что это очередной островок света, очередной глоток сна и забвения, где я могу спрятаться от полчищ...
Но мои надежды не оправдались - передо мной вырос великан с раздутой как у утопленника головой и толстыми пальцами с отслоившейся кожей. Его глаза пусты, вместо тела - гигантская вращающаяся ракушка, он открывает свою пасть, и я вижу между лиловых миндалин раздавленную собаку, гальку, водоросли, откуда-то из глубин его утробы слышится тихий хорал и видятся отблески розового света от знамен, с которыми идет похоронное шествие.
"Нет, нет!", - хочу закричать я, но крик тысячекратно отражается от стенок моей глотки и застревает внутри, я давлюсь им и слышу, что чудища все ближе. Вдруг меня накрывает душной волной, смерчем кружит мое тело и через некоторое время столь же внезапно рассеивается, не оставив на моих ребрах ни кусочка мяса, ни клочка кожи. Мои веки вывернуты красным наружу, мой заблудившийся крик прорывается сквозь многочисленные трещины в черепе, а мне остается лишь смотреть, как полчища моих чудовищ снуют внутри грудной клетки, словно аквариумные рыбки, и обгладывают мои легкие.
Золотисто блестит поверхность клапана в моем неподвижном сердце. На островке изуродованной плоти судорожно мечется тусклая и расплывчатая точка. Она отравляет мой еще живой разум миллиардами фантомов и чаяний, выбрасывая их в мое тело, и они пьянят меня, и я шатаюсь, и качается, качается лампочка...