Каждое утро народ толпами стекается к собору на главной площади. Они приходят сюда для молитвы и для того, чтобы послушать Луизу.
Луиза - маленькая слепая органистка. Если бы она была зрячей, то ее игру вы бы оценили как посредственную, но она абсолютно слепа, как крот, и поэтому когда она извлекает своими крохотными цепкими пальчиками звуки из огромного органа, это кажется почти чудом.
В этот раз кто-то сыграл с Луизой дурную шутку: клавиатура органа усыпана дождевыми червями. Они извиваются и кажется, будто этот шорох от прикосновения их друг к другу разносится по всей церкви. Луиза не слышит его, садится на стульчик и начинает играть. Черви обвиваются вокруг ее пальцев и лопаются, оставляя на платье и клавиатуре грязные кляксы.
Где-то за органом хитро посмеивается шутник. Паства слушает, затаив дыхание, и никто не делает попытки остановить Луизу, чтобы убрать червей с клавиатуры, потому что сегодня Луиза звучит так, как никогда раньше: мощные, пробирающие до самого нутра звуки поднимаются к куполу собора, а из высокого узорного окошечка на лица падают нежно-золотые лучи утреннего солнца. Маленькая слепая дергается от омерзения в такт божественным звукам.
***
До двадцати трех лет Йозеф был самым обычным человеком.
Потом с ним приключилась аномалия - его ладони начали прирастать ко всему, что бы он не держал в руках.
Сначала он не мог спать.
До тех пор пока не догадался ввинтить два крюка над своей кроватью и закреплять руки в вертикальном положении на время сна. За ночь кровь отливала от кистей рук, они становились бледными и их кололо миллиардами иголок.
Йозефу приходилось есть через трубку, так как он не мог держать ложку - как-то раз она уже приросла к его пальцам, отдирать было больно.
Йозеф обратился в больницу. Врачи долго качали головами и проводили опыты. Один раз он прирос к куску самой гладкой стали. Врачам пришлось отрезать верхний слой кожи, но мучения не прекратились. Они ничем не могли помочь Йозефу и поэтому оставили его в покое.
Однажды Йозеф очень устал за день и забыл привязать свои руки к крюкам на потолке. Проснувшись утром, он обнаружил, что его руки вросли в живот.
Он пошевелил пальцами, которых теперь не было, в плотном теплом киселе плоти и засмеялся счастливым тихим смехом.