Белобокова Ольга : другие произведения.

Психотропное оружие

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Квазинаучная городская фэнтези. Петербург, эгрегоры, ноосфера, спасение мира:).


ПСИХОТРОПНОЕ ОРУЖИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

   "Может быть, такие облака - свойство города?" - думал молодой повеса, шагая от Исаакиевской площади по Вознесенскому проспекту. Был он высок, широк в плечах, с небритым лицом, розовыми сочными губами, сощуренными покрасневшими глазами под темными бровями, нечесаный, в голубых джинсах, серой футболке, которая свободно облегала мышечный рельеф груди, и в серой легкой курточке. Держа в обоих руках по пиву, молодой человек поочередно прикладывался то к одной, то к другой бутылке и, задрав голову, разглядывал небеса. Странное занятие для начинающего пьяницы...
   Женя шел из университета домой, а жил он недалеко от площади. "Нет, вряд ли, - думал он на ходу, рассматривая снующие над головой желтоватые облака. - Будь так, кто-нибудь высказался бы, уж нашелся бы такой пройдоха гоголь, который описал бы это занимательное явление! Не поверю, что некий пиит, чтоб ему пусто было, не выразил этакую хрень в стихах!" Тут Женя поник головою, хлебнул пивом и махнул рукой. "Нахрен, думать вредно" - после чего зашагал быстрее, чтобы успеть перейти дорогу на зеленый.
   Справа в больших окнах торчало яйцо МТС. Слева между рамами булочной кучерявились взбитые сливки "Невских берегов". Выкинув пустые бутылки в урну у входа, Женя зашел в булочную, купил две полторашки "Невского". Помахивая ими, направился к дому, который занимал сакральное место между трех улиц, углом тянулся от Вознесенского по Гражданской и каналу Грибоедова.
   Ничего особенного в расположении не было, кроме особенной жадности дома, захватившего улицу, проспект и набережную разом, а также того, что на мосту через канал машины бились особенно часто, но Жене нравилось считать, что он живет в месте с сильной энергетикой. "И те облака гуще над крышей стоят, и угол, и бьются - не зря ведь? - говорил Женя про себя, поднимаясь по лестнице, сжимая пиво под мышками. - Значит, и голова болит - оттого же".
   Отперев обитую черным, кое-где порезанным, дермантином дверь, юноша скинул кроссовки, всунул стопы сорок шестого размера в разношенные шлепки и прошел в комнату. Сумку зашвырнул на кровать, включил компьютер. Пока тот загружался, сходил на кухню и сляпал пару огромных сэндвичей из всего, что нашел в холодильнике. И с облегчением опустился в заскрипевшее под его весом древнее деревянное венское кресло, оставшееся от бабушки. Полез в интернет, открыл блог-комьюнити "Язычество", где задавал вчера вопрос. Откусил от сэндвича, запил пивом прямо из горлышка - орудовать полторашкой не составляло для Жени, при его внушительной комплекции, никакого труда. Пробежал глазами пост с вопросом, щелкнул "Читать комментарии"...
   Зазвонил телефон. Не отрывая взгляда от монитора, Женя пошарил по столу и взял трубку.
   - Да, мам?
   - Ты уже пришел? Как английский?
   - Сдал, мам, - поспешно сглотнув, ответил молодой человек.
   - Да уж я надеюсь! - язвительно отозвался мамин голос. - Я спрашиваю, что за контрольную поставили?
   - Да пять же, мам, ну что ты... - Женя почесал пятерней грудь.
   - Не груби матери! И хлеба купи!
   - Ладно, ладно... - В трубке заныли короткие гудки, молодой человек бросил трубку, вернувшись к загруженной странице. Так, посмотрим...
   "Аффтар мудак", ну, это понятно. "Не по адресу" - так дайте адрес! Идиоты!
   "И давно это у вас?" - спрашивала девушка с забавной лягушкой на юзерпике. "С детства" ­- набил Женя ответ и стал читать дальше. Через пять минут он понял, что опять пролетел. Ему всерьез предлагали обратиться к психиатру, намекая на шизофрению, спрашивали, какую траву он курит...
   Короче, тут ловить нечего, понял Женя. Откусив едва не половину сэндвича, глотнул пива и открыл новый форум из тех, что лежали в закладках. Зарегистрировался и, отложив еду, принялся вбивать вопрос.
   "Уважаемые форумчане! - писал он. - Мне очень нужна ваша помощь. Меня с детства преследует нечто вроде видений, но проблема в том, что это не видения. Я действительно вижу что-то странное в небе и в воздухе. Это больше похоже на облака, разных форм и размеров. К настоящим облакам мои не имеют никакого отношения... они как бы проходят сквозь все. Что бы это могло быть? Заранее спасибо за помощь. Мне очень нужно получить ответы на свой вопрос. С уважением, Tolstoon".
   Откинулся на спинку - кресло громко заскрипело - и выглянул в окно. Он видел два неба сразу - одно неподвижное обычное, другое - то самое, похожее на вечно кипящий бульон или на пелену дыма, какую иногда пускают на сцену.
   Вздохнув, нажал кнопочку "Отправить сообщение".
   "В крайнем случае, - попробовал утешить себя Женя, - перечитаю мировую литературу, вдруг чего найдется? Не может быть, чтоб я один такой больной был. Я-то знаю, что я не псих и это не глюки..." Женя поступил этим летом на филологический факультет. Там им уже выдали километровые списки литературы. Несколько стопок древнегреческих и древнерусских авторов уже лежали на столе, потеснив диски с шуттерами. Быстро расправившись со вторым сэндвичем и прикончив первую полторашку, Женя взял верхнюю книгу из стопки зарубежки и завалился на кровать.
   - И все-таки, сумасшедший я или нет? - произнес он, уставившись в потолок. Но тот не ответил, так что пришлось открывать книгу.
   Опять зазвонил телефон.
   - Ну мам, я же сказал, что схожу за хлебом... - обреченно пробормотал Женя, поднимаясь с клетчатого пледа, которым была застелена низкая тахта. - Да? Ладно-ладно, понял, через час будешь, все, уже иду.
   По дороге в магазин Женя опять засмотрелся на небо и не заметил человека на пути. От удара крупного юного тела стоящий к Жене высокий, но худощавый священник пошатнулся, взмахнув руками, и выронил бумаги в прозрачном файле.
   - О, простите! - воскликнул Женя, подбирая полиэтиленовый кармашек. - Это у вас упало, возьмите.
   Священник - смуглый, с высокими скулами и татарскими глазами, - резко уставился на юношу. Тот смутился.
   - Я это... на облака засмотрелся, - пояснил он, отступая, повернулся и быстро пошел прочь, засунув кулаки в карманы курточки. - Стоят всякие, а ты потом еще и виноват, - пробормотал он, ступая на перекресток.
   Сзади священник посмотрел вверх ­- небо было пронзительно-синее, по-осеннему чистое, - и перевел задумчивый взгляд на Женину спину.
   Когда молодой человек перешел дорогу, из-за поворота вырулила небольшая, но шумная компания.
   - Привет, Девственник! - кряжистый, как тумбочка в древнерусском стиле, парень подался вперед и хлопнул Женю по груди.
   - Иди ты, Бицепс, - беззлобно отозвался тот, кулаком несильно ударив парня в плечо. Они обменялись рукопожатием.
   - Давай с нами? - предложил другой Женин одноклассник. Ребят было трое - все они когда-то учились в одной школе, сидели за соседними партами десять лет. С ними - держащиеся парочками четверо веселых девушек. Они захихикали, когда Бицепс поздоровался с Женей.
   - У Татарина предки на дачу свалили на три дня, а Безлеп комнату снял, так мы идем к нему квасить, присоединяйся, - сказал Бицепс, кивая на невысокого, в круглых очках, белобрысого паренька совершенно славянской внешности. Татарином его прозвали по фамилии. - Для тебя как раз и девушка есть, - подмигнул.
   - Еще раз обзовешь меня - я тебе ноги откручу и в задницу вставлю, - хмуро предупредил Женя. Перед выходом он отхлебнул почти треть второй полторашки, в придачу к тому, что уже было выпито с утра, пиво уже оказывало действие.
   - Лады, Пенек, не суетись, - Бицепс примиряющее поднял накаченные руки. - Как скажешь. Идем уже, надо еще топливом запастись.
   И они все вместе завалились в магазин, где затарились пивом, парой литровых "Флагманов" и колбасой с банкой маринованных огурцов. Девушки хихикали, одна потребовала себе вместо водки с пивом вина, и ей взяли бутылку "Монастырки". Нагруженные всем этим добром - до кучи прихватили по мелочи еще две пачки жвачки и кому-то "Сникерс", йогурты на утро, для ужина пакет мороженной картошки фри и какой-то кетчуп.
   - Будете готовить, - наседал на девушек разошедшийся Бицепс. - Кто умеет, на том я могу и жениться! А, красавицы? Кто умеет сковородку в руках держать?
   - Я могу! - хохотала кудрявая брюнетка. - Как да-ам этой сковородкой на башке, сразу узнаешь!
   Они не виделись с лета, так что тем для разговора хватало. Кто куда поступил, как учится, какие преподы, кто в группе, какие девчонки... До дома на Фонтанке добрались незаметно.
   Вход в подъезд был в арке - типично питерская фишка. Подъезд большой, со сводчатыми потолками, лестница - широкая, с низкими ступенями, по которой не идешь - она словно сама поднимает тебя наверх. У обшарпанной двери на втором этаже белобрысый коренастый Саша Безлепский торжественно извлек из кармана ригельный ключ, всунул в замок - тот сидел в венчике из клочьев ваты, которая лезла из потрепанной обивки.
   В коридоре была кромешная темень. Пригнув голову - хотя в старых домах этого не требовалось, косяки там были что надо, высокие, однако в университете в новых аудиториях он уже не единожды бился головой, все-таки метр девяносто, и теперь уже автоматом сгибал шею, - Женя вошел. Огляделся. Пахло старыми тряпками и многолетней пылью.
   - Входите, не бойтесь! - Бицепс сзади заталкивал в темноту вдруг притихших девушек - и коридор сразу наполнился смешками и хихиканьем в кулачок.
   - Ща я комнату открою, свет будет! - предупредил Безлеп, пробираясь по коридору, по пути сшибая что-то. Бицепс переступил порог и закрыл за собой дверь, отчего вновь стало кромешно темно.
   - Эй! - засмеялись девушки. Над ними раздался заниженный голос Татарина:
   - Из темноты к вам подкрадывается страшный горбун... он вас укусит... вот он!
   И молодой человек цапнул за бока одну из девушек. Та взвизгнула.
   Где-то впереди, за поворотом коридора, отворилась дверь, на возящегося с ключом Саню упала полоска тусклого желтого света.
   - Чего развопились? Тише вы! - скорым говорком велела маленькая старушка и тут же исчезла. Из комнаты донесся приглушенный переливчатый лай какой-то шавки.
   - Ага, вот! - Безлеп наконец справился с ключом. Тихо переговариваясь, все устремились в комнату. Женя, идя следом за всеми и неся пакет с пивом и хлебом, поднял голову.
   Чтобы увидеть это, ему не требовался свет. Над потолком коридора, заползая в другие комнаты, клубилось несколько облаков. Мутно-желтые, с красноватыми отблесками, они волновались где-то в районе перекрытия. Два слабо пульсирующих рваных облака зависли над комнатой старушки и соседней, дальней, еще одно - скорей даже не облако, а целая туча, но маленькая, разреженная, больше похожая на размазанный по хлебу джем, колыхалась тонким слоем, и края ее уходили в другие квартиры и даже, прикинул Женя расстояния, в другие дома. Если бы можно было сейчас отвлечься, то он разобрал бы, что эта тучка сетью опутывает центр города, кое-где гуще, кое-где почти исчезая вовсе.
   Но сосредоточиться ему не дали.
   Комната была как пенал: длинная, узкая, высокая. Мебели почти не было. Ребята быстро притащили с кухни вторую табуретку и соорудили из стоящей возле стены доски стол, расставили там закуску и выпивку. Сбоку от высокого трехсекционного окна была еще небольшая дверь во вторую комнату, напоминающую скорее чулан, нежели жилое помещение: еще более узкую и короткую, без окна, с тумбочкой у входа и диваном, занимающим почти всю площадь. Видимо, комнатушка была выгорожена из большой комнаты.
   Первая бутылка водки улетела незаметно. Две девушки, высокая блондинка и маленькая рыжая, ушли на кухню жарить картошку, третья - красавица с толстой русой косой, в одном длинном свитере, - пристроилась рядом с разлегшимся на диване Саней и вроде дремала. Чернявая сидела за столом вместе с парнями и заливисто хохотала на каждую шутку. За окном темнело.
   - А я ему и говорю: врешь, у меня не только бицепс накачанный, я и мозгом ударить могу! - Бицепс опрокинул очередную рюмку, закинул в рот огурец и сжевал его в два присеста. - Верно, Татарин, говорю? Не зря математичка меня в свое время на олимпиаду натаскивала! Что скажешь? Ей, Татарин, ты че?
   Белобрысый, тоже Саша, качнулся - и свалился под стол. Женя, с трудом поддерживая голову ладонями и упираясь локтями в стол, пробормотал:
   - Скучно с вами...
   Он давно заметил, что веселое светло-дымчатое облако, которое всегда сопровождало раньше их компанию, поблекло и почти рассеялось. Крепкая школьная компания за каких-то полтора месяца вдруг распалось, и друзья, старые школьные друзья, казалось когда-то - навеки, - эти друзья оказались вдруг чужими людьми, говорили о непонятных, неинтересных вещах...
   - А что не скучно? - взвился Бицепс, кажется, единственный, на кого спиртное почти не подействовало. Хоть он и не видел то, что замечал Женя, он, кажется, тоже почувствовал, что исчезла былая сплоченность. - Твой английский, который ты зубришь не переставая?
   - Ну тебя... - Женя махнул рукой, но Бицепс не унимался.
   - Нет, ты скажи! Думаешь, в универ поступил, так теперь самый умный? Или эти твои, как их там... зеленых человечков вспомнил, Папа, блин, Римский, и типа круче всех? Да ты просто псих психованный, тебя в дурке ждут не дождутся!
   - Э, Кирилл, ты чего? - смутился Женя. О том, что он видит, они не говорили уже лет семь. Да, когда они были маленькие, Женя рассказывал друзьям, но потом, став постарше, они его высмеяли, и больше никогда Женя к этой теме не возвращался, и думал, что друзья и думать забыли.
   - А я помню, ага! - Кирилл набычился. - Тебя мать тогда все к психологу таскала, я помню.
   - Ну и что, давно было! - Женя зло уставился на Бицепса. - Тебе какое дело? Я не о том!
   - Мальчики, эй, вы чего! - встряла кудрявая брюнетка, но ее никто не услышал. Бицепс приподнялся, упираясь кулаками в стол.
   - А я тебе говорю, о том! Че я тебя, не знаю? Ты думаешь, я дурак, только бицепсами играть умею? Хрен собачий!
   Женя тоже привстал, горячась:
   ­- Нет, Бицепс, ты дурак, болван! И нифга не знаешь! А я хочу знать, понял? И буду! Все равно узнаю! - и стукнул кулаком по столу. - Дурак! Ты хоть знаешь... ну, для чего ты живешь, я и сам знаю: чтобы набить морду, нажраться и отрубиться. А вот ты знаешь, как мир устроен?
   Вытерев лицо рукавом, Бицепс сел обратно.
   - Куда повернул... Че тебе в голову стукнуло, Пенек? Как устроен... - Бицепс задумался. - Ну, земля там, солнце... атомы... волна и частица?
   - Ха! - Женя показал однокласснику кукиш. - Это каждый дурак знает! И что дальше? Не знаешь? То-то. А мне интересно - узнать. Мне не скучно - понять. Ясно тебе? И я узнаю, как все устроено! И, - добавил он, секунду подумав, - кто этим всем управляет.
   - Слабак, - Бицепс подпер качающуюся голову рукой и задумался. ­- Это, Пенек, в тебе дурь твоя говорит. Это я, брат, даже знаю отчего. Зациклился на своем... Думаешь, твои зеленые человечки, или что там у тебя было, меняют устройство мира? Нифига не меняют. Это, брат... - Затем, понизив голос, спросил: - Пенек, слышь... ты только не обижайся... ты еще того? Не того?
   - Пошел ты! - Женя взял рюмку - и поставил обратно, больше не мог пить. Перед глазами плыло, он плюхнулся на стул и едва удержался, прислонившись к спинке. - Я еще в десятом классе... с этой, как ее... ну, помнишь, красилась под блондинку...
   Бицепс тряхнул головой, локоть его соскользнул со стола, но он успел упереться в стол другой рукой, и не упал. Кудрявая брюнетка захохотала, указывая на него пальцем.
   - Из "А", что ли? Эта... Вавилова?
   - Ага! Ик...
   - Пенек, слышь... ты не обижайся... но она мне сказала потом, что нифига между вами не было.
   - Врет! - обиделся Женя. Бицепс успокаивающе потрепал пьяного одноклассника по плечу.
   - Ты, Пенек, пойми... мне пофиг... но за друга обидно. Ты не обижайся, но я... короче, бери Ляльку... и иди в ту комнату, - он с заметным трудом кивнул в сторону завешенной бамбуковой занавесью двери.
   - Ты че, Бицепс, того?
   - У нее не заржавеет, - икнул Бицепс. - Она любит... этого, как его... бля... разнообразие!
   Чернявая наклонилась над столом, так что в низком вырезе футболки стали хорошо видны ее крупные спелые груди.
   - Обо мне говорите, мальчики? Ну, кто тут смелый? - улыбнулась она.
   - Он, - сказал Бицепс, подпирая голову рукой. - Ну че, когда там наша картошка будет? - крикнул. Девушки на кухне захихикали.
   - Скоро уже! - ответила одна. - Без нас не допивайте!
   - Да уж подождем, - пробормотал одноклассник и прилег на стол рядом с тарелкой, где мок в маринаде последний огурец. Затем вспомнил про Женю и кое-как поднялся. - Идем, отведу, помоги, Лялька!
   Вдвоем они с трудом оторвали Женя от стула. Молодой человек уже плохо понимал происходящее, но это ему нравилось. В таком состоянии по крайней мере нельзя думать, даже если очень хочется... проблемы отступают, дилеммы теряют остроту, и уже пофиг, сходишь ли ты с ума, с детства ли шизофренией стукнутый или еще есть надежда.
   Женю положили на кровать в соседней комнате, подложив под голову подушку. Бицепс ушел, подмигнув девушке, и прикрыл за собой дверь, а Ляля отдернула занавеску, так что в темной комнате стало светлее: в окно полился свет уличного фонаря.
   - Ну что, дорогой, начнем? - весело сказала девушка, присаживаясь рядом с Женей. Видимо, она от природы была легкой на "хихи-хаха", а от выпитого ей стало трудно сдержать рвущийся изнутри смех.
   - Не, не надо... - с трудом ворочая непослушным языком, произнес Женя. - Не, пожалуйста...
   - Тебе не нравится моя грудь? - улыбаясь, Ляля подняла черные тонкие бровки и стала расстегивать пуговки на кофточке. Под нею не оказалось лифчика, и Женя в первый момент зажмурился. Тугие груди не меньше третьего размера выпали из одежды и упруго закачались, маня темными сосками.
   - Ээ... - сказал Женя. Ляля скинула туфли, легко, несмотря на количество выпитого, забралась на кровать, уселась Жене на колени. Женя попытался закрыться руками, но она свободно отвела его ладони от ширинки.
   - Всегда было интересно, что прячется в штанах у таких больших парней, - сказала она, дыша чаще.
   - Ляль, ну не надо, правда, - пробормотал молодой человек, вяло отбиваясь.
   - Тебе будет приятно... - прошептала возбужденная девушка. - Расслабься...
   - Нет, хватит, оставь! - Женя попытался отвести ее пальцы, цепко ухватившиеся за собачку на молнии. Пуговица уже была расстегнута. Ляля расстегнула джинсы и взялась за края ширинки.
   - Чего ты боишься? ­- шептала она. - Это же классно, тебе понравится... Неужели ты не хочешь? Все мужики хотят, я знаю. Тебе нравится моя грудь? ­- девушка отвлеклась от штанов, чтобы огладить свою высокую красивую грудь. - Ну-ка, что тут у нас вздрагивает... Ай, что это?!
   Женя покраснел.
   - Я же говорил... - он взял мобильник. - У меня в кармане дыра, и ты его загнала туда...
   Лицо девушки неуловимо поменяло выражение.
   - Все это время я гладила мобильник?! - возмутилась она, запахивая кофточку. - Ну ты и фркут!
   Женя не слушал.
   - Да, мам? ­- вяло сказал он в трубку. - Мам, ну что ты... да я помню про хлеб! Ладно, ладно, иду уже, не ори!

***

  
   Фонари стали тусклыми, как простой карандаш. На улицах уже почти никого не было, и шаги редких прохожих гулким эхом отдавались на набережной. Время близилось к полуночи.
   Впереди громко цокала острыми каблучками высокая девушка. Женя невольно следил взглядом за ее стройными ножками, прилип и не мог отклеиться от завораживающей последовательности шагов...
   Она торопилась. Пару раз оглянулась, задержавшись взглядом на юноше, и поспешила дальше. Женя заметил, что она на ходу читает какую-то бумажку. Они вместе свернули за угол, и это, кажется, насторожило девушку, она пошла быстрее. Женя тоже. У него и мысли не было преследовать ее, просто оторваться было невозможно. Коротенькая пышная юбочка открывала взору почти все бедро.
   Девушка свернула с канала в подворотню, и Женя встряхнулся, перешел на рысь. Какое совпадение, ему туда же! А подворотня длинная, темная... не повод ли познакомиться?!
   Однако зайдя под квадратный свод, молодой человек притормозил. Картина маслом: негры ночью в черной комнате воруют рубероид... И запах, о, этот запах питерских подворотен! Бомжи и кошки, писают прелестно!..
   И тут же вскрикнул:
   - Эй, вы!
   Двое прижали незнакомку к стене, третий крутил ей руку, вырывая сумочку. Женя бросился вперед.
   Они прижимали ее за плечи и локти, а она извивалась и тихо умоляла:
   - Пожалуйста, не надо... не надо, прошу вас!
   Юноша подскочил к крайнему и впаял ему коленкой в пах.
   - Сука! - взвыл тонким голосом тот, ослабляя захват. Девушка рванулась, отталкивая его, но упасть он не успел: Женя крепким ударом кулака в ухо отправил агрессора в стену. Мужика размазало по штукатурке. Раскидав руки и царапая стенку, тот сполз на асфальт.
   Девушка повернулась к третьему, но тот отскочил, сжимая маленькую сумочку. Выдранный с корнем ремешок остался у жертвы. Взмахнув им, девушка тряхнула волосами и сделала шаг к похитителю. Лица его под накинутым капюшоном репперской куртки видно не было.
   - Взял! - выкрикнул он.
   Первый плечом прыгнул на Женю, так что молодой человек чуть не свалился, помог подняться второму, и они, оттолкнув незнакомку, побежали к улице. За ним вприпрыжку помчался третий, размахивая рукой с зажатой в ней сумочкой.
   - Украли сумочку! - крикнула звенящим от слез голосом девушка, вытаскивая из кармашка куртки баллончик. Следом выпал листочек, кружась, упал на асфальт. Женя подхватил его, сказал, протягивая бумажку владелице и кое-как перебарывая смущение:
   ­- Этой пукалкой вы их не испугаете...
   В тускло освещенном прямоугольнике подворотни мелькнули две тени. Трое похитителей не успели затормозить. Женя услышал звук сочных ударов, голова одного откинулась и сам он стал медленно заваливаться назад... у него вырвали сумочку.
   - Вот и вы! - обрадовалась незнакомка. - Я уж думала, вы не появитесь! Давлю, давлю кнопку...
   Нападавшие прыснули в стороны от комка мелькающих ног, получивший в тыкву помчался на карачках - через секунду их не стало. Двое направились вглубь подворотни. Из темноты выступили их лица.
   Невысокая старуха протянула девушке сумочку.
   - Проверь, не пропало чего? - сварливо велела она. Незнакомка распахнула сумочку и быстро перебрала содержимое.
   - Вроде все на месте, - весело сказала она.
   - Вы уверены, мон шер? - лысый коротышка - Жене всего по пояс, - выудил из внутреннего кармана пиджака трубку. - Я тогда закурю, если дамы позволят. А то сорвались - не успел...
   - Нашел место и время, - проворчала старуха. Ее седые волосы космами свисали на плечи. С изумлением Женя отметил, что одета жилистая бабка была в камуфляжные штаны.
   Чиркнула спичка, загорелся огонек, освещая лица. Лысый поднял взгляд.
   ­- Это еще кто?
   - Да пацан какой-то, шел за мной от метро, - безмятежно отозвалась девушка.
   Женя возмутился:
   - И вовсе не за вами! Я домой шел. А сюда свернул, потому что мне надо было к другу зайти, диск передать. - Он постучал по груди, и треснутый слим издал глухое дребезжание.
   Спичка догорела и погасла, стало особенно темно. Молодой человек с замиранием в груди восстановил в памяти нежные черты незнакомки, ее большие темные глаза под рыжеватой челкой...
   - Ладно, вы тут разбирайтесь, а мне пора, мама опять ругаться будет, что задержалась, - девушка чмокнула воздух, помахала ручкой и, прижимая к груди искалеченную сумочку вместе с ремешком, звонко цокая каблучками, направилась вглубь подворотни.
   - Разберемся, - ответила ей старуха голосом, не предвещавшим ничего хорошего. Глаза быстро привыкали к полумраку. Из недр бесформенной черной куртки бабка вытащила... Женя невольно попятился.
   - Эй, вы чего? - хрипло сказал он. - Меня мать дома ждет...
   На него уставилось черное дуло пистолета.
   - Подождет, - сквозь зубы процедила старуха.
   Коротышка погладил лысину, поправил пиджак.
   - Настоятельно прошу вас, мой юный друг, забыть события последних пятнадцати минут.
   Женя кивнул. Во рту пересохло. Он не мог оторвать взгляда от направленного прямо в лоб беспросветного отверстия. Старуха держала пистолет в вытянутой руке, и рука эта не дрожала, не тряслась. Бабка явно умела обращаться с оружием. Стреляла не однажды. Даже, быть может, убила не одного... При этой мысли Женя попытался сглотнуть и не смог.
   - А как же диск? - просипел он.
   - У вас будет возможность сделать это завтра, - откуда-то из-под подмышки отозвался коротышка. - Пора, шер Саша.
   Губы старухи изогнулись в мерзкой усмешке. Она нажала курок.
   Женя хватил воздух открытым ртом. В голове зазвенело, волна колокольного гула заволокла мозг, окружающее подернулось туманной дымкой, и сквозь тонкий болезненный звон парочка направилась к выходу из подворотни. Тело внезапно обмякло. Земля под ногами ходила ходуном, вызывая головокружение и тошноту. Молодой человек оперся о стену плечом, начиная сползать вниз. "За что же?" - успел подумать он.
  

***

   Ему снилась девушка, чей взгляд был как выстрел под сводами древнего храма. Она шла, заманчиво двигая бедрами, и пару раз оглянулась. Женя торопился за ней и не успевал. Незнакомка все время куда-то ускользала, сворачивала в какие-то переулки... Женя гнался за ней по городу, устал, запыхался и возбудился. Стройные ножки под короткой пышной юбчонкой двигались неторопливо, но хозяйка неслась, как под порывами ураганного ветра.
   И вот в какой-то темной и длинной подворотне Женя нагнал ее. Протянул руки - незнакомка оказалась у него в объятьях, мягкая и податливая, как диванная подушка. Весь трепеща, Женя привлек ее к себе - тут распахнулась дверь, выбитая ногой, и старуха в камуфляже наставила на него пистолет. "Забудь!" - заорала она, нажимая курок. Черное дуло сморщилось и плюнуло. Воздух толчками погнал пулю, с каждым содроганием все горячее и горячее... Незнакомка, развратно улыбнувшись, прижалась к его груди. Хлопнул выстрел - изо лба выбросило фонтан крови.
   Женя вздрогнул и проснулся. Фрамуга качалась от ветра. Во рту было сухо. Женя сел, потер глаза. На будильнике не было и семи, в универ вставать только через полчаса, можно еще поспать...
   За стеклом разливался розоватый рассвет, дома были освещены резко и ярко - день обещал быть ясным. Переступая босыми ногами по прохладному полу, юноша натянул джинсы. Сел возле окна в кресло, заскрипевшее под его весом, вытащил из кармана сложенный вчетверо лист А4, раскрыл... из большого выпал маленький листок, спланировал - его занесло сквозняком под стол. Женя потянулся закрыть форточку...
   Это он уже видел однажды. Лет пять назад, когда ему было тринадцать, ночью тайком от родителей он читал Мастера и Маргариту, и под утро дошел до этого эпизода. Дрожа от холода и страха, кинул взгляд на окно - и словно воочию разглядел белую женскую руку, тянущуюся к щеколде.
   На подоконнике стояла голая девица - высокая, тонкая, с высокой упругой грудью и татуировкой на гладком лобке. С легкостью открыв запертое лишь на верхнюю защелку окно, она вошла, пригнувшись, и спрыгнула на пол, выпрямившись во весь рост. Женя отступил назад, ощутив, как струйка ужаса поползла по спине.
   Грудь девицы плавно закачалась. Розовые соски призывно торчали вперед. Тело ее было крепким и свежим, будто она только что вышла из ванной. Ни налета тлена, ни ужасного шрама на горле... Кто бы то ни был, это не Гелла. Живая девушка, но что ей тут надо?
   Она сделала шаг к нему, и запах духов - острый, терпкий, как шиповник, - наполнил легкие. Голова закружилась.
   - Читаешь? - жарким шепотом спросила девушка, делая еще шаг и кладя ладони Жене на пояс. - Разве это мужское дело?
   Отходить было некуда: Женя уперся спиной в шкаф. Справа была кровать, слева ­- дверь, но там спала мать. Врываться в комнату с воплем "голая баба лезет в окно!" - увольте, еще решит, что у его крыша съехала.
   - Бееее... - сказал Женя. Больше он не мог ничего из себя выдавить. Девица задержала взгляд на красном Женином лице, затем посмотрела вниз. Женя чуть не умер, когда она взялась за молнию на джинсах.
   - Такой сладкий мальчик... - прошептала она, - и занимается такой фигней...
   Девица опустилась на колени. Женя видел ее гладкие черные волосы, рассыпавшиеся по плечам и спине, чуть выступающие из-под длинных прядей лопатки... Он моргнул раз, другой...
   - Не закрывай глаза, мой сладкий, смотри, - девица пробежалась кончиками пальцев по животу и груди, скользнула в подмышку, вызвав трепет и дрожь, погладила теплой ладонью руку от плеча к запястью и вынула из ослабевших пальцев бумажку. - Наверное, ты еще не видел, что у девушек между ног? - она присела на край кровати, широко раскинула ноги, поставив одну на кровать, а другой упираясь в пол.
   Девица провела пальцем по розовому влажному лону, затем скомкала бумажку, приложила к подрагивающим губам и, двигая бедрами навстречу, чуть постанывая, изгибаясь грудью вперед, стала медленно проталкивать белый комочек в себя. Женя следил за ней, прикусив губу. При каждом движении ее стройного тела он судорожно хватал воздух, напрягшийся дружок истекал влагой.
   Наконец палец ее целиком погрузился в лоно. Девица выгнулась, запрокинув голову, по всему телу ее прошла дрожь, она едва слышно вскрикнула... Женя судорожно сжал кулаки, но тут она открыла глаза, улыбнулась и шагнула к нему:
   - А теперь займемся тобой...
  

***

   Женя выскочил из дому как ошпаренный, поправляя наспех накинутую куртку, и свернул на канал. Солнце уже поднялось над домами, ярко освещая набережную, по узкому тротуару которой в обе стороны текли людские потоки. Крупным телом прокладывая дорогу в толпе, Женя торопился на маршрутку, повторяя про себя топик по инглишу. Вернее, с трудом припоминая с детства известные слова и фразы. Однако все затмевали стоящие перед глазами груди и бедра высокой черноволосой девицы. Как мало надо, чтобы выветрить из подсознания вбитое, казалось бы, навечно десятью годами английской школы!
   Эти двое стояли на углу Казначейской, под башней, возле металлической двери. Женя встрепенулся. Вот у кого он узнает, что за фигня творится! И заодно подержится за горло старухи, которая выстрелила в него. И кстати спросит, как зовут ту прекрасную незнакомку, ставшую причиной вчерашней невнятной заварухи в подворотне. Расталкивая людей - благо размеры и габариты позволяли, - молодой человек бросился вперед.
   За его спиной на канал вывернула девушка в короткой пышной юбочке.
   Он совсем не был уверен в том, что в него стреляли. Оружие Женя видел четко - насколько можно в полумраке ночной питерской подворотни, - щелчок курка слышал отчетливо, помнил, как звенело и плавилось после выстрела пространство, - но во лбу нет дырки, и Женя все еще жив. Стреляли или нет? Если да, то чем? Не такой же крепкий у него череп, чтобы пули ото лба рикошетили! И если вдруг да ­- мать любит пошутить на эту тему ­- то остался бы охрененный синяк! А лоб чистый, как в день рождения...
   Бабка в камуфляже, со встрепанными седыми волосами, ежесекундно пытающаяся заправить взбитые пряди за ухо, и лысый коротышка в песочного цвета бархатном пиджачке отчаянно спорили.
   - Эй, вы! А ну быстро объяснили мне, что тут происходит! - заорал Женя, подлетая к парочке.
   - А я говорю, не могли просто так! - хрипло вопила бабка, чуть не подпрыгивая. На ногах у нее были омоновские ботинки с круглыми носами и высокой шнуровкой. - Ты их лица видел? Видел, я тебя спрашиваю? Маскировались, гниды!
   Они его даже не заметили. Сосредоточенно посасывая трубочку, почти кусая мундштук краем длинного рта, коротышка со сдержанной яростью отвечал:
   - Убедительно прошу вас, уважаемый друг Александра Федоровна, держать себя в руках и не повышать на меня голос. Я имею предположение, что и гопники могут догадаться прикрыть лицо.
   Лысый был похож на лягушку. Лысина его блестела на солнце. Женя навис над этой парочкой, но на него обращали полный ноль внимания, его как будто не было. А ведь Женю трудно было не заметить - с его ростом метр девяносто, крупным телом и рельефными бицепсами, вырисовывающимися под тонкой спортивной курточкой.
   ­- Эй, вы! - повторил молодой человек сверху. Бабка едва доходила ему до плеча, а коротышка и вовсе терялся где-то в районе пояса. - Вы, я это вам, да!
   - В этом районе нет гопников! - бабка дернула себя за космы. - И вообще это рэпперы были какие-то!
   - Я не исключаю вероятной возможности умышленного нападения, однако хочу отметить...
   - Вы меня вообще слышите?! - гаркнул Женя, теряя терпение, и хлопнул коротышку по спине. - Вы, двое!
   Коротышка подпрыгнул, оборачиваясь, и завизжал, как свинья в пиджаке. Сначала лысый увидел Женин живот, вскрикнул, повел взгляд выше - увидел растерянное лицо молодого человека - и, приложив пухлую ручку к сердцу, резко выдохнул.
   - Фу, напугал!
   После чего наставил палец на бабку, которая тоже пялилась на Женю:
   - Мон шер, вы забыли активировать рецессивное поле!
   Старуха засуетилась, закрутилась, стала шарить по многочисленным карманам.
   - Куда ж я его... - бормотала она, хлопая себя по бокам. - А, вот! - она вытащила приборчик, похожий на стальное яблоко с кнопками. - Нет, все включено, кнопка нажата...
   - Мне почему-то кажется, что вы его сломали! - обвинил коротышка. - Теперь снова выписывать... Шер ами, окажите любезность, достаньте рекордационный облучатель и угостите незваного нашего гостя хорошей порцией, чтобы он...
   Бабка уже вытащила из широких штанин знакомый Жене пистолет и быстро наставила, нажимая курок...
   Женя присел, выкидывая правую руку и хватая оружие за ствол. Старуха успела отреагировать, дернула кистью, уводя пистолет, одновременно с разворота ударив ногой. От сильного толчка пальцы заныли - а пистолет выпал из рук бабки. Ботинок впечатался Жене в плечо, он пошатнулся, но удержался, присев на корточки, упершись в асфальт. Оружие с глухим стуком упало и отлетело к стене. Бабка, злобно зыркнув, потянулась за ним, и Женя, не долго думая, пнул ее под зад. Взметнулись седые космы, и старуха с гневным воплем растянулась на тротуаре. Широкой пятерней молодой человек придавил ее за шею, не позволяя подняться.
   Бледный коротышка даже выпустил изо рта трубку. Тяжело дыша, он смотрел на поверженную спутницу и только и мог, что открывать и закрывать рот. Если бы Женя знал, как сложно Смок Арманыча лишить речи, - он бы вдвойне гордился собой.
   - А теперь объясните мне, зачем вы стреляли в меня вчера и собирались повторить это, - потребовал Женя, всем своим весом навалившись на бабку, которая трепыхалась и пыталась вырваться. Если б молодой человек не превосходил ее по габаритам, зловредная старуха смогла бы освободиться. А так она только дышала в асфальт, трепыхаясь.
   - Так это вы вчера присутствовали при нападении на Анастасию?
   Услышав имя незнакомки, юноша дрогнул и чуть было не выпустил старуху. Та дернулась. Женя с новой силой сжал ее шею, другой рукой удерживая выкрученную за спину руку.
   Коротышка почему-то очень обрадовался.
   - Бесценный свидетель! Отпустите мою напарницу и поведайте же нам, наконец...
   Серебряный голосок раздался у Жени над ухом:
   - Доброе утро! Смок Арманыч, что тут у вас происходит?
   Женя оглянулся и обомлел. Девушка стояла так близко, что он вдохнул лимонный ее запах, от которого закружилась голова. Солнце стояло за ее головой, и длинные распущенные ее русые волосы казались рыжими, блестели золотом, и солнечные лучи, подсвечивая их, создавали вокруг ее милой головки небесный нимб.
   - Здравствуйте, меня зовут Анастасия, а вас? - она протянула ладошку, и Женя осторожно принял ее пальчики в свою показавшуюся совсем огромной лапу.
   - Женя - промямлил он.
   - Очень приятно.
   Старуха дернулась, ужом выскользнула из ослабшего захвата и вскочила, приняв боксерскую стойку.
   - А ну иди сюда, щенок, я тебя покалечу! - крикнула она, покачивая острыми кулачками.
   Ввернувшись между покрасневшим, как рак, Женей и пышущей гневом старухой, коротышка успокаивающе прогудел:
   - Дорогая Александра Федоровна, ну что вы, оставьте, это ценный свидетель, ведь это он вчера находился в подворотне и оказал Анастасии необходимую поддержку, позволив продержаться до нашего прихода. Ну, ну, успокойтесь, будет...
   - Но уж нос-то я ему расквашу, - пробурчала старуха и вдруг подпрыгнула, выкидывая руку. Крепкие костяшки вонзились Жене в нос. Голова молодого человека дернулась, на глазах выступили слезы.
   - Ой, мамочки! - выдохнула Анастасия, распахивая сумочку и быстро копаясь там. - Ой, кровь, боже мой, кровь!
   Женя хлюпнул носом. Из ноздрей потекло. Женя запрокинул голову, но густая юшка продолжала выползать, растекаясь по губам.
   - Мон шер, мне стыдно за тебя! - тонким голосом вскричал коротышка.
   Старуха подула на костяшки и сунула руку в карман.
   - Будет знать, как старых обижать, - проворчала она, нагибаясь за пистолетом, который все это время так и валялся под стеной, чуть в стороне. Удивительно, как на него еще никто не наступил - поток прохожих был еще довольно густым, как мед.
   Анастасия приложила к лицу молодого человека белый, как сливочное мороженое, платок. Промокнула, вытерла Жене губы, вновь приложила под нос.
   - Держите, - велела она. Женя немного кивнул.
   - Что у вас здесь? - спросила девушка, здороваясь с коротышкой. Лысый галантно поцеловал ей руку.
   - Имею заметить, что это вчерашний молодой человек, - сказал коротышка, вставляя трубочку между зубов. - Он неадекватно отреагировал на рекордационный облучатель. А рецессивное поле отключилось, видимо, СВЧ-передатчик получил несовместимую с полноценной деятельностью повреждение...
   - Все работает, оглянитесь, - Анастасия повела рукой, и Женя невольно залюбовался этим жестом, этим изгибом - плавным и мягким, как лебединая шея., выразительным, как запятая. - А отреагировал на рекорданку неадекватно, потому что помнит, что было вчера. Я права? - она оглянулась на молодого человека. Тот утвердительно потряс головой, не отнимая платка от носа.
   Бабка вскричала, потрясая стальным яблоком:
   - А я говорила, говорила!
   На хромированной кожице перемигивались красные и зеленые огоньки.
   Этот дом занимал целый квартал. Угол образовывали фасады по набережной канала Грибоедова и по Казначейской улице. Людское и автомобильное движение по набережной с утра весьма насыщенное: все торопятся в метро или из метро, все - на работу и на учебу. Рядом станция Садовая, переход на Сенную площадь, а дальше по каналу - Театральная площадь, Мариинский театр, Консерватория, институт физкультуры имени Лесгафта. Поэтому по тротуару в сторону метро двигались целеустремленные тетки и девицы офисной наружности, а от метро - студенческая молодежь со спортивными сумками, нотными папками и похоронного вида футлярами разных форм и размеров, от скрипки до тромбона. Но весь этот плотный разноголосый поток обтекал угол дома семьдесят один. И хотя - пистолет, драка, вопли, кровь, однако никто не оглянулся, не собрались зеваки, и ни один из толпы или окрестных жителей не вызвал милицию. А Женя уже подспудно ждал и даже начал придумывать отмазку, верней, подумывал, но так и не сообразил, чем можно было бы объяснить это безобразное зажимание старухи на тротуаре. Пистолет-то оказался пластмассовым, небось игрушечный... Правда, почему звон и головокружение вчера, зачем вообще тогда она его наставляла... От всех этих загадок очень хотелось...
   - Как же тогда он сумел нас заметить? - спросил коротышка, подергав себя за мочку. - Психотропное оружие не дает сбоев.
  

***

   Комната на втором этаже была завалена бумагами по самую лепнину на потолке. Два шкафа у дальней стены, под завязку набитые скоросшивателями и толстыми цветными папками, этажерка возле окна, с которой то и дело с тихим шорохом спадали исписанные листочки... Женя втиснул свои широкие плечи в помещение и в замешательстве замер посередине, боясь пошевелиться, чтобы не обрушить какую-нибудь бумажную пирамиду. Перевязанные стопки занимали два кресла, а на столе документы лежали полуметровым слоем. Сверху стояли две кружки и пластиковая тарелка с подсохшим надкусанным бутербродом.
   - Прошу сосредоточиться, - Смок Арманыч опустился в единственное свободное кресло - черной кожи, на колесиках, - крутанулся к окну и снял с подоконника пепельницу. Пристроив ее на подлокотник ­- хрупкое равновесие! - вытащил из кармана пачку "Беломора". - Вы говорите, молодой человек...
   ­- Женя, - юноша протянул руку. Смок Арманыч достал небольшой кожаный кисет, вытащил папиросу и поднял глаза.
   И уперся взглядом в огромную ладонь пред самым лицом.
   - Что это?.. - начал он. - А! - лицо его расплылось в улыбке, отчего он стал еще больше похож на лягушку. - Очень приятно, Смок Арманыч. - Лысый обхватил два Жениных пальца и попытался потрясти.
   - Ладно, ты, гоблин, пусти Арманыча! - старуха ткнула молодого человека острым кулаком в бок и уселась на коробку из-под принтера. Анастасия отошла к окну и стояла там, теребя ремешок новой сумочки - голубой, в тон туфелек и блузки.
   - Извините, что вмешиваюсь, - звонким своим голоском, запинаясь от смущения, начала она. - Но, может, мы вернемся к делу? Вчера вечером...
   - Что пропало? - перебила девушку бабка.
   Коротышка оставил крошить табак из папиросы, поморщился:
   - Мон шер, сколько раз я попросил вас не встревать в середине фразы...
   - Все, молчу! - старуха похлопала себя по губам и вскинула обе руки. ­- Валяйте, я как рыба об лед!
   Поводив трубкой перед лицом, вдыхая запах дыма, Смок Арманыч расплылся в широкой улыбке, после чего с умильным выражением на морщинистом лице кивнул девушке:
   - Продолжай, дорогая.
   Анастасия только успела открыть дивные розовые губки.
   - Если что, имейте в виду, - встрял Женя, - я помню все, что было вчера.
   - Вот черт! - ругнулась бабка.
   - Умоляю, не чертыхайтесь, мон шер, - автоматически одернул коротышка. - Молодой человек, я попросил бы ответственно отнестись к своему заявлению и еще раз подумать, прежде чем...
   На стене напротив Жени была прикручена жестяная табличка с облезлой краской, где с трудом читались буквы. "Бюро переводов". Женя пожал плечами.
   - Вы меня там пристрелить пытались, так что я требую объяснений, - заявил он.
   Бабка аж подскочила от возмущения:
   - Он требует объяснений, камрады! - возмутилась она. - Обыватель требует у нас, вы только подумайте!
   - Если он все помнит, значит, на него не оказал воздействия рекордационный излучатель, а это может свидетельствовать о том, что сей представитель человечества не такой обыватель, как...
   - Что вы все время ругаетесь? - Женя навис над Смок Арманычем.
   - А вы помолчите, наконец, юноша! - коротышка повысил голос. - Во-первых, вы еще молоды, чтобы предъявлять претензии, во-вторых, вы находитесь на нашей территории, в-третьих, сами напросились, так имейте терпение и совесть подождать, когда мы найдем время разъяснить все подробно и доступно! Мы пока еще и сами не очень понимаем, что происходит, даже, пожалуй, пока что совсем не понимаем. А благодаря вашей торопливости никак не можем выяснить обстоятельства дела!
   Лысый набил беломорину табаком из кисета, с наслаждением закурил и повернулся к окну:
   ­- Продолжай, дорогая, мы тебя очень, очень внимательно слушаем.
   Анастасия стояла, кусая губы, большие орехового цвета глаза ее были полны слез. Женя почувствовал, что краснеет. Вот болван, чурка, коряга, слизь болотная!
   Приложив к глазам платочек, девушка начала сбивчиво рассказывать:
   - Я шла от метро, он шел за мной... ­ - она кивнула на Женю. Бабка с коротышкой с подозрением уставились на молодого человека, тот только пожал плечами.
   - Стал бы я приставать к вам, если бы...
   - Да послушайте же! - воскликнула Анастасия безнадежно. - Я вошла в подворотню своего дома, она такая длинная, как кишка, и темная, там лампочку постоянно бьют, а вставляют редко. Вчера она горела...
   - Не горела! - не сдержался опять Женя. Анастасия укоризненно посмотрела на него. Молодой человек зажал рот ладонью.
   - По дороге я читала распечатку, - всхлипнув, сказала она. - Остановилась под лампочкой, чтобы посмотреться в зеркальце. Бумагу в карман сунула. Тут выскочили эти. Один подпрыгнул и кулаком разбил лампочку...
   Бабка одобрительно присвистнула. Все дружно посмотрели на нее с укоризною.
   - Молчу.
   - Двое схватили меня, а еще один стал отбирать сумочку. Прибежал этот молодой чело... Женя, напал на этих двоих, они отпустили меня, переключились на него. Я успела нажать кнопку вызова. Потом примчались вы, эти убежали...
   - Это все прекрасно, но пока что я не вижу состава преступления, - перебил на этот раз сам Смок Арманыч. Задумчиво пососав мундштук трубки, он закрыл скоросшиватель. - За отсутствием корпус деликти объявляю дело закрытым...
   - А бумага, что это была за бумага? - перебила старуха.
   - Просто распечатка, анекдоты с башорга, - Анастасия заломила руки.
   - Да и хрен с ней! - попытался поддержать девушку Женя, не понимая, в чем трагедия.
   Но Анастасия наконец разрыдалась. Плечи ее сотрясались, из прекрасных темных глаз брызнули слезы.
   - Вчера я проходила стажировку вместе с дежурным у пульта! - воскликнула она сквозь плач. - Пришел какой-то старичок, они поговорили о чем-то своем, я ничего не поняла. И он положил ему на стол какую-то бумажку. Прямо на мою распечатку. А сегодня с утра Антон звонил и спрашивал, не брала ли я эту бумажку! А я не брала! Но потом подумала: вдруг я случайно взяла вместе с распечаткой? Стала искать... и нету нигде! Нигде, я все обыскала! Подумала, может, это вы взяли? - девушка, оторвав заплаканное лицо от ладоней, с надеждой посмотрела на парочку. Но по выражениям их недоуменных лиц поняла, что те впервые слышат про эту бумагу. И Анастасия зарыдала с новой силой.
   - Меня теперь уволят! - всхлипывала она.
   - Ну, ну, успокойтесь, милая девушка... - коротышка беспомощно погладил ее по коленке - единственному месту, до которого мог дотянуться. Женю передернуло.
   - Я... - начал он, но на него накинулась старуха:
   - А ты вообще заткнись, щенок! Достал уже! Дай людям поработать!
   Она вскочила и принялась разгребать завал на столе. Бумага посыпалась на пол, но никто не обратил на это внимание. Скоро обнаружился телефон. Бабка схватила трубку, набрала короткий номер и стала резко допытываться:
   - Дежурный? А кто? То, что от него осталось? Зови! Антон? Какую бумагу Настасья вчера утащила? Опа...
   Она бросила трубку.
   - Что, что? - подалась к ней Анастасия.
   - Он не знает. Говорит, не успел прочитать, поэтому и забеспокоился. Просил, если найдем, немедленно вернуть, потому что надо было текст набрать и отправить начальству.
   - Афронт, - вздохнул коротышка.

***

   В большой, заваленной бумагами по самую лепнину комнате на втором этаже царила суета. Бабка Саша висела на телефонах - их обнаружилось под документальными завалами три с половиной штуки. Половиной была трубка без телефона - не мобильник, а просто трубка, с оборванным крученым проводом. Старуха набрал сразу три номера и теперь поочередно говорил и слушал во все три трубки; четвертая, без телефона, сиротливо лежала поверх бумаг, но Жене почему-то казалось, что она действующая и позвонит в самый неподходящий момент.
   Смок Арманыч по-своему развил бурную деятельность. Усадил всхлипывающую Анастасию в свое кресло, велел в оранжевый коммуникатор на стене, чтобы принесли чаю и кофе, разложил на подоконнике новый скоросшиватель и принялся записывать туда что-то, периодически отбегая к столу, сдвигая то ногу, то руку бабки Саши, извлекая из ящиков стола или из-под бумаг дырокол, маркер, красную, зеленую, серебряную ручки, почему-то пластырь, корректор - и все это последовательно употреблялось к скоросшивателю.
   Женя бочком прокрался к креслу, присел на корточки рядом с Анастасией. Девушка оторвала от лица платочек и с надеждой посмотрела на молодого человека.
   - Они всегда так работают? - спросил Женя, кивнув на суетящуюся парочку. Бабка ерзала по столу задом и болтала ногами, иногда подпрыгивая.
   - Я не знаю, - всхлипнула девушка. Достала из сумочки зеркальце и пригладила волосы. - Я не из их отдела. Я на секретаря-оператора учусь.
   - А что это вообще за заведение? - Женя всмотрелся в табличку на стене. - Бюро...
   - Переводов, - закончила Анастасия. - Бюро переводов. На какой-то стадии развития цивилизации количество и качество языковых и символических кодов превышает размерность обычного сознания... - она ойкнула и приложила кончик платка к губам. - Я хотела сказать... ну... просто бюро переводов, знаешь, с языка на язык, переводчики, синхронные и прочие... - беспомощно закончила она, покосившись на молодого человека.
   - Ага, - сказал Женя. Она считает его за идиота. Конечно, бицепсы как у Шварцнегера, а английская спецшкола на лице не написана. Был бы он в смокинге - чтобы тогда она о нем подумала? Что он обезьяна в костюме?
   Глаза девушки вновь налились слезами.
   - Я здесь только полмесяца, с конца августа, - слабым голосом пояснила она. - Меня мама устроила, чтобы я... ну, она говорит, что в вузе мне ловить нечего... а так хоть при деле буду.
   Бабка оторвалась от телефонов.
   - Вытрясла из них все! - объявила она. - Арманыч, присваивай делу номер, нам поручено расследовать, кто интересовался запиской. Бумажка нужная, но никто не знает, что там было. Принес ее дежурному главный инженер, он сейчас дома на больничном. Кротов Максим Викторович, адрес...
   - Тот самый Кротов? - перебил коротышка, не отрываясь маркером от скоросшивателя.
   - Именно! - торжествующе воскликнула старуха. - Это он десять лет назад сделал макгношиль!
   - Это что такое? - тихо спросил Женя у Анастасии. Девушка пожала плечами.
   - Не знаю, какой-то... ну, вроде артефакта, что ли... знаешь, такая очень важная вещь.
   - Угу, - сжав губы, кивнул Женя. Конечно, он чужак, тип со стороны, первый день знакомы, к тому же идиот, с чего ему рассказывать?
   Бабка Саша вытащила из нижнего ящика стола, куда не добрались еще ручки Арманыча, очередной образчик странного оружия - похожий на медицинский прививочный пистолет: металл и прозрачный пластик, внутри ампулы. Сунув его за пояс, бабка застегнула косуху, одернула.
   Коротышка захлопнул папку, выпустил трубку изо рта, вытряс табак в пепельницу, перевернув, постучал чашечкой по подоконнику, обернул салфеткой и положил в карман вместе с блокнотиком, а подмышку сунул папку с делом.
   - Я тоже готов, - подытожил он.
   - Выступаем! - провозгласила бабка, берясь за ручку. - Ждите нас здесь!
   Женя с Анастасией вскочили.
   - То есть как?
   - Это еще почему? - воскликнули они хором.
   - Мон шер, нам ведь надо кабинет закрыть, - заметил и Смок Арманыч, с укоризною во взгляде побренчав ключами на пальце.
   - Ладно, в коридоре на лавке посидят, - не стала спорить бабка.
   Арманыч покачал лысой головой.
   - По крайней мере, нельзя оставлять чужого в конторе, - напомнил он.
   Старуха сдвинула седые лохматые брови.
   - И что теперь? - рявкнула она, не сдержавшись. - Не тащить же их с собой! Они нам сто лет не сдались!
   - Это да... - коротышка задумчиво подергал себя за мочку уха.
   Женя сгреб в ладонь пальцы девушки.
   - Мы идем с вами!
   - Исключено! - в один голос отозвались бабка Саша и Смок Арманыч. Недовольно переглянулись, и старуха открыла деревянную дверь с потрескавшейся белой краской.
   - В любом случае выметайтесь из кабинета, - пробурчала она.
   - Никуда мы не пойдем! - вызывающе заявил Женя и сложил на груди руки. Для этого ему пришлось отпустить Анастасию. Девушка, извиняющее посмотрев на молодого человека, выскользнула на площадку.
   - Мы ждем! - гаркнула бабка, указывая на дверь.
   "Женщины..." - горько подумал Женя, но не сделал и шага.
   Старуха подскочила к нему и ткнула острым кулачком ему в нос.
   - Мы не собираемся таскать за собой детей! - крикнула она. - Ты вообще левый, нифига не понимаешь, что творится, а туда же!
   - А дерется он, кстати, лучше вас, шер ами, - вдруг добродушно заметил Смок Арманыч, извлекая из салфетки беломорину.
   - Чего?! - как ужаленная обернулась бабка. - Да я тебя, ренегат проклятый!..
   - Подожди, подожди, успокойся, - коротышка поманил бабку толстым пальцем. - Возьмем этого гоблина с собой, а по пути отделаемся. Глупцы доверчивы, придумаем повод...
   Женя покраснел. Даже не понижая голоса! Если они рассчитывают, что он обидится и уйдет...
   Парочка выжидательно уставилась на него.
   - Я готов! - сказал Женя, сложив руки по швам и щелкнув каблуками. Правда, звука не получилось: он был в кроссовках. Зато жест - говорил сам за себя.
   Бабка махнула рукой.
   На площадке, пока Арманыч запирал дверь, ковыряясь ключом в старом замке, Женя рассматривал табличку, которую не заметил вначале, потому что она висела чуть в стороне. Белая жестяная табличка с синими буквами каким-то древним, еще советским шрифтом, такие встречаются еще изредка в госучреждениях, преимущественно в провинции или в совсем уж спальных районах. "Редакция" - было написано там.
  
   Такси остановилось возле обшарпанного дома где-то в мешанине улиц за Нарвским проспектом. Коротышка развалился на переднем сидении, бабка и Анастасия втиснулись по бокам от Жени. Юноша чувствовал плечо девушки, и мысли его всю дорогу сползали куда-то в ту сторону, поэтому он прослушал почти все, что сказал Смок Арманыч. А коротышка говорил не умолкая всю дорогу, сидя вполоборота и посасывая свою самокрутку.
   - Вот тебе, милый, - протягивая деньги, сказал он, когда они остановились. - А теперь забудь, что вез нас, забудь, что вообще нас видел.
   Сзади бабка вынула пистолет, нацелила на затылок водителя и выстрелила.
   - А теперь быстро вылезаем! - велела она. Ее тяжелые ботинки стукнулись подошвами в асфальт.
   Поднимались по лестнице гуськом, впереди Арманыч, за ним Анастасия, на две ступени ниже Женя - чтобы полнее видеть точеные ножки, туго обтянутые чуть поблескивающими колготками, замыкала шествие старуха, которая часто оглядывалась, иногда подходила к перилам и смотрела вниз. Руки она держала в карманах, как понимал Женя, - на оружии. От нереальности происходящего холодило сердце, дыхание спирало. А английский! Если он не сдаст до конца недели топик, англичанка вломит ему по первое число...
   На пятом этаже было две квартиры. Смок Арманыч сверился с папочкой.
   - Так, номер тридцать восемь, - объявил он, подходя к обитой потертым дермантином двери и погружая палец в кнопку звонка. Все затаили дыхание и услышали, как разливается по квартире звонкая трель.
   Однако спустя и три минуты не послышались за дверью шаркающие шаги пенсионера в тапочках. Или в чем он там у себя дома ходит?
   Смок Арманыч топтался перед входом, дергая себя за мочку уха.
   - Открывайте же, - приговаривал он.
   - Да спит небось! - отозвалась бабка от перил, отрываясь от изучения площадкой ниже этажом.
   Арманыч переглянулся со стоящей за его плечом Анастасией - для чего ему пришлось задрать голову - и вновь утопил кнопку звонка. Трель прокатилась и затихла. Еще раз, и еще ­- никакого отклика.
   - У него телефона дома нет, - словно извиняясь, пояснил коротышка молодым людям, поворачиваясь. - Поэтому пришлось ехать. Может, он в ванной? - и лысый снова позвонил.
   - В магазин вышел или еще куда? - подал голос Женя.
   - Болван, к нему Настасья для этого ходит! - фыркнула бабка.
   - А я знал? - огрызнулся молодой человек. Старуха презрительно посмотрела на него и сплюнула в проем между перилами.
   Голос сзади раздался неожиданно, даже бабка Саша подпрыгнула, оборачиваясь и вытаскивая из кармана...
   - А его нету, родимого, в больнице он, - произнесла стоящая на пороге своей квартиры соседка. Она придерживала дверь одной рукой, другой сжимала ворот халата. Никто не услышал, как она открыла дверь.
   Смок Арманыч обогнул молодых людей и засеменил к квартире напротив. Соседка сделала шаг назад.
   - А не подскажете, уважаемая, когда и почему случился сей прискорбный факт? - обратился он к пожилой женщине. Та пожала плечами.
   - Да у него опять приступ. Он же сердечник, Максим наш Викторович. Бывает, за валидолом ко мне обращается, я же тоже... ну, неважно. А тут вчера приходит к нему такая раскрасавица...
   - Я приносила ему вчера хлеб и молоко... - зарделась Анастасия. -
   - Скажешь тоже, - соседка окинула девушку высокомерным взглядом. - Не-ет, голубушка, девица как с журнала, вся из себя, на каблучках, волосы черные, гладкие...
   Женя насторожился. А Анастасия, вспыхнув, потупила глаза.
   - Зашла, говорю, они поговорили - не сразу Максим наш Викторович ее пустил, похоже, что незнакомы были, на пороге говорили, - продолжала изливаться соседка. Наверное, после того как ее главный собеседник попал в больницу, за эти ночь и полдня она так извелась в молчании, что торопилась сказать как можно больше, чтобы облегчить душу. - На Заворотнюк похожа, только еще красивей и богаче. На прекрасную няню, говорю, - пояснила она, видя непонимание на круглом лице Арманыча. - Вот я и говорю потом себе: "Странный визит", - говорю я себе, и как только она ушла - сразу бегом к Максиму Викторовичу. А у меня на плите суп стоял, так я...
   - Ближе к делу, - Женя сделал шаг вперед и навис над женщиной, нагнувшись поверх Арманыча. Соседка побледнела.
   - Так я и говорю... - забормотала она. - А вы кто будете? Говорю я себе...
   - Мы его коллеги по работе, - сердито оглянувшись на Женю, успокаивающе забулькал коротышка. - Максим Викторович главный инженер у нас, должен был занести документы...
   - Я еще проверю, какие вы коллеги! - воскликнула женщина злобно. - Ходят тут всякие... Сейчас в милицию позвоню! А документы та красавица и забрала! - и она захлопнула дверь.
   - Так... - Арманыч достал зажигалку и судорожно прикурил торчащий между губ бычок. - Бумаги украли. Что же там такое?
  

***

   Дальнейшее происходило в такой суматохе, что Женя не успел ни рассказать про залезшую к нему в окно девицу (он бы и не рассказал, постеснялся бы, верней, не все, о, совсем не все... тут Женя покраснел и покосился на сидящую рядом Анастасию, прислонившуюся к его плечу; нет, ничего не рассказал бы), ни расспросить про заинтересовавшее его оружие.
   Они выскочили из подъезда, схватили такси, упаковались также плотно и помчались в больницу. Бабка обзванивала больницы, выясняя, куда именно увезли Кротова, и орала на всю машину, так что Женя непроизвольно отодвигался, прижимаясь к девушке, которая пару раз недоуменно на него взглянула.
   Наконец такси остановилось в районе Купчино, возле института скорой помощи Джанелиздзе. Коротышка со старухой потрусили в приемный покой, Женя с Анастасией - за ними. Люди расступались перед ними, но не шарахались. Не пугались, даже не замечали, казалось, бегущую четверку, смотрели мимо - и при этом не испытывали желания вступать в пространство рядом с лысым и бабкой. Так что когда они встали возле регистратурной стойки, вокруг них тут же освободилось место в радиусе метра.
   Однако тут же и медсестры вдруг обнаружили, что у них куча дел в других местах. Дружно похватали какие-то бумажки, встали и отошли.
   Смок Арманыч раздраженно постучал пальцами по стойке.
   - Шер ами, окажите любезность, выключите уже инфразвук! - велел он. - Милая девушка!
   Одна из медсестер нехотя повернулась к ним.
   - Я вам не справочный стол!
   - Конечно, милая, - не смутился коротышка. - Подскажите, в какой палате лежит Кротов Максим Викторович?
   - А я знаю? - огрызнулась медсестра. - Обратитесь куда надо!
   Лысый очаровательно улыбнулся, излучая доброжелательность из всех морщин круглого лица:
   - Голубушка, а куда надо? Может, вы нам расскажете? А мы в долгу не останемся?
   Но сестра не отреагировала, бухнула на стол папку и отвернулась.
   - Александра Федоровна, доставайте аппаратуру, - морщины у коротышки сползли вниз.
   ­-­ Ага! - обрадовалась бабка. - Сейчас мы покажем этим хамкам!
   И она вывалила на стойку из многочисленных своих карманов кучу жужжащего мигающего металлолома с проводками.
   - Это еще что, а ну-ка уберите! - закричала, подходя, другая сестра.
   - Инфразвук, - сурово велел Смок Арманыч. - И готовьте СВЧ.
   - Не учи, - отозвалась старуха, откатывая в сторону хромированное яблоко, тонкая пружинка которого - на месте плодоножки - едва заметно завибрировала. Окружающие тут же потеряли интерес к происходящему, медсестры разбрелись. А бабка разложила перед собой три странной формы пистолета и две коробочки с кнопками, диодами и экранчиками.
   - Так... - сказала она, взвешивая на ладони черный пистолет с будто распухшим от водянки стволом, вдоль которого по жидкокристаллической шкале бежали зеленая и красная синусоида. - Для начала бабахнем рецессивным излучателем, а потом уже когнитивной пулей... - она взяла в другую руку небольшой хромированный пистолет с нашлепкой вроде глушителя на дуле. Анастасия зажала уши.
   - Ты это, не увлекайся, - предупредил коротышка, пригибаясь перед стойкой. И добавил, вынимая из кармана что-то похожее на брелок и обращаясь к Анастасии: - Деточка, возьми, сожми в кулачок и ничего не бойся.
   Женя понял, что сейчас будет бойня. Он огляделся. Длинный высокий холл полон людей, с одной стороны вдоль стены тянется стойка, с другой - множество дверей с табличками, и они постоянно открываются и закрываются или так и стоят открытыми; врачи в зеленых костюмах и медсестры в белых халатах снуют туда-сюда. А в торце напротив распахнутого настежь входа кроме коридора еще два окошечка. Не долго думая, Женя двинулся туда.
   - Требуется всего лишь узнать номер палаты, так что не устраивайте, прошу вас, полоскание мозгов, а то еще заставят пенсию платить из зарплаты, - поучал коротышка, пока бабка выцеливала ближайшую медсестру. - Просто вежливо спросите, мон шер: в какой палате лежит Кротов Максим Викторович. Я понятно изложил? В какой палате...
   - Отделение кардиологии, пятая палата, седьмой этаж, - сказал голос сзади. Коротышка с бабкой подпрыгнули, оборачиваясь.
   - Вон справочное, - показал Женя.
   - Чтоб тебя склероз замучил! - выругалась бабка. - Дайте я ей тогда за хамство на рабочем месте всажу!
   Смок Арманыч потянул ее за рукав:
   - Ах оставьте, шер Саша! Не трать заряды понапрасну. Все наверх! Где тут лифты?
   Бабка сноровисто рассовала свое хозяйство по карманам камуфляжа, оставив в правой руке черный рецессивный, а в левой - маленький СВЧ-излучатель. "Цирк на каникулах" - подумал Женя, шагая за рысью устремившейся к коридору парочке. Анастасия, хмуря бровки, едва поспевала следом, постукивая каблучками по мраморным плитам пола.
   За поворотом их остановил крупный усатый охранник.
   - Неприемное время, - мрачно пробурчал он, не отрываясь от кресла, в котором с трудом помещалась его толстая задница. На коленях у него лежала газета, правая щека была красной: охранник спал, положив голову на кулак.
   Не ожидая команды, бабка подняла черный пистолет - глаза охранника округлились, побледневшие губы округлились, - и нажала курок. Ожидавший чего-то - хлопка хотя бы или снова света из ствола, - Женя вздрогнул. Но ничего не случилось. Только мужик обмяк, зрачки его остановились, черные усы словно обвисли.
   - Мы поднимемся наверх и через некоторое время спустимся и покинем больницу, не препятствуйте нам, - ласково сказал Смок Арманыч. - И продолжайте работать, как положено. Расслабьтесь и придите в себя. Спасибо.
   Они прошли к лифтам, площадка перед которыми виднелась впереди. Охранник, поморгав и не оглянувшись, взялся за газету.
   На этаже - давно некрашеные белые стены, внизу обшитые деревянными, советских еще времен панелями - царила больничная тишина: полная редкого шороха тапочек да шепота медсестер. Старуха повесила яблоко - генератор инфразвука - на шею (тонкая цепочка скрывалась под антенной). По дороге к палате им никто не встретился. Пятый номер был криво нарисован черным фломастером в некрашеном квадрате, оставшемся от давным-давно отвалившейся таблички.
   - Ох, постойте, Смок Арманыч! - заныла вдруг Анастасия, останавливаясь и хватаясь за Женин локоть. - У меня, кажется, каблук сломался...
   Целеустремленно двигавшийся к концу коридора коротышка даже не оглянулся, зато бабка, которая двигалась следом, держа оба излучателя в вытянутых руках, резко повернулась, нацелив черный подавитель на девушку:
   - А ну кончай, дура! Вставай!
   Анастасия, держась за Женю, который от неожиданности застыл на месте, чувствуя, что краснеет, наклонилась, приподняв ногу, и осторожно ощупывала каблучок.
   - Сломался или нет?.. - бормотала она, не обращая внимания на то, что уже и Смок Арманыч остановился, не дойдя двух шагов до палаты, и смотрит на нее.
   - Вы идите, идите, - пробормотала девушка, осторожно опуская ногу и опираясь на нее. Перенесла вес с носка на пятку, покачалась туда-обратно. По полу лишь наполовину освещенного коридора ходуном ходила бледная тень девушки.
   - Что же вы ждете? - удивилась Анастасия. - Мы же спешим?
   Смок Арманыч потянул себя за мочку.
   - Насколько я понимаю, торопимся мы как раз зря, - произнес он раздумчиво. - Это я неправомерно поддался панике. Обычный сердечный приступ... Анастасия, дорогая, проходите в палату, только вы знаете, как выглядит Максим Викторович. Мы же лично не знакомы. Тебе не приходилось встречаться с Кротовым? - спросил коротышка у бабки. Та отрицательно дернула головой, седые космы сухо прошелестели по плечам. - Так что прошу вас, - он освободил девушке дорогу. Та пожала плечами, сделала несколько шагов и постучала.
   Им не ответили.
   - Спят, что ли? - удивилась Анастасия, постучалась погромче и не дожидаясь ответа приоткрыла дверь.
   - А здесь никого нет! - изумленно воскликнула она.
   - Как нет? - подскочил Смок Арманыч, но войти не успел: вперед рванулась бабка, оттеснила партнера плечом и прыгнула в палату, быстро поворачиваясь и держа перед собой оружие.
   Две койки с металлическими провисшими сетками были пусты. На одной, возле окна, лежал голый полосатый матрас в неопрятных желтых пятнах. Вторая, возле стены, была заправлена одеялом без пододеяльника, белье кучей лежало рядом на полу.
   - Что это, простите, значит? - слегка заикаясь, спросил коротышка, заглядывая в палату из-за бабкиного плеча.
   Редкие пылинки кружили в падающем из окна свете. Старуха опустила излучатели.
   - А хрен знает, - сказала она, почесывая маленьким стволом лоб.
   - Может, уже выписали? - поинтересовалась Анастасия, зевая. Погоня ей, похоже, наскучила.
   - Как же! - вскинулась бабка. - Ни с того ни с сего!
   Смок Арманыч пятясь выбрался обратно в коридор.
   - Надо спросить у дежурной... - пробормотал он задумчиво, поворачиваясь вокруг оси. И уперся взглядом в логотип Найка у Жени на животе.
   - Реанимация на третьем этаже, - сообщил Женя сверху.
   - Реанимация? - распахнула глазки Анастасия, и молодой человек вновь ощутил дрожь во всем теле.
   За ним стояла пожилая медсестра с тряпкой в руке.
   - Да вот две минуты как увезли, - доброжелательно сообщила она, заправляя выбившейся из-под шапочки седой локон.
   - Он что, в реанимации?! - старуха выскочила из палаты, ногой прикрыв дверь. - Так бегом туда!
   И они со Смок Арманычем припустили мелкой рысью к лифтам.
   - Но туда не пускают без разрешения главврача... - попытался дозваться до них Женя, но его не услышали. Тогда, пожав плечами, он двинулся следом. - Идешь? - спросил он Анастасию.
   Та вытащила из сумочки пудреницу, раскрыла и пуховкой тремя легкими взмахами провела по носу, по щекам...
   - Идем, - вздохнула она.
   Из дверей в другом конце коридора, от лифтовой площадки, высунулась бабкина голова:
   - Скоро вы? Ноги в руки и припустили!
   Женя схватил девушку за руку и потащил. Анастасия вскрикнула, но послушно застучала каблучками, быстро перебирая ногами.
   - Что мы так носимся, не понимаю, - похныкивала она. - Может, он без сознания, раз в реанимации. Все равно ничего не узнаем. Лучше пойдем...
   Коротышка держал двери лифта. Как только Женя втолкнул в кабинку девушку, двери с недовольным скрежетом задвинулись, и они стали опускаться.
   - Будьте любезные приготовиться, - велел Смок Арманыч бабке Саше. Та сурово кивнула, вытащила из кармана редакционный излучатель и сунула его за пояс справа, а слева прицепила маленькую хромированную коробочку. Жидкокристаллический экранчик на ней был мертв. Под ним тянулась полоса кнопок.
   - Готова, - выпрямляясь, сказала она, тряхнув седыми волосами. Смок Арманыч только моргнул.
   Как только они появились на отделении, тут же к ним подскочила молодая сердитая медсестра ­- видимо, нервная работа в реанимации сделала ее психику малочувствительной - и заорала:
   - Вы куда?! Почему без халатов?! Что вам надо? У вас есть разрешение врача?
   - Пора, - кивнул коротышка. Бабка быстро подняла руку и, направив оба ствола девице в лоб, спустила курки. Затем врубила "яблоко" на полную мощность, повернув переключатель до упора.
   - Не понимаю, мы как какие-то бандиты врываемся, - ныла сзади Анастасия. Женя двигался за парочкой, не выпуская пальцы девушки из ладони. Он тоже считал, что поспешность, с которой они ищут встречи, неожиданна и странна. Однако его охватил охотничий азарт, и он уже сам рвался вперед. Ему стало интересно, чем все кончится. Английский никуда не денется, не зря Женя, в конце концов, закончил английскую школу! Со спортивным уклоном...
   Смок Арманыч направился к столу дежурной, а бабка вихрем пронеслась по коридору, заглядывая во все двери. Не успел коротышка задать вопрос глядящей сквозь него пухлой юной блондинке с голубыми глазами, как бабка Саша крикнула, махая рукой:
   - Тут какой-то старик, Настасья, сюда, быстро!
   Женя потащил девушку к ней, следом направился и Арманыч. Они остановились возле стеклянных дверей. Большая часть обоих створок была закрашена белой краской. Анастасия приподнялась на цыпочки, заглядывая поверх краски.
   - Ой, я не знаю... - промямлила она. - Тот был в костюме... с волосами... А этот лысый и под простыней... Как же я определю?..
   Бабка Саша скривила гримасу, по которой сразу стало ясно, что она думает об умственных и прочих способностях девушки, - и побежала по другой стороне коридора, не обращая внимания на изредка проходивших по своим делам врачей. Которые тоже старуху совершенно не замечали, однако все же старались как-то обойти ее стороной.
   - Вот еще какой-то старый хрен! - позвала она наконец. - Сюда! Этот даже с волосами!
   Обрадованная Анастасия, дробно стуча каблучками, поспешила туда.
   Но как только она заглянула за стекло, красивое личико ее вытянулось, уголки губ опустились.
   - Это не он, - девушка развела руками от огорчения. - Точно не он, у него вон какие усы, а у того не было...
   - На вас не угодишь, милая, - пробормотал, подходя, Смок Арманыч. - Александра, позвони дежурному, уточните обстановку. Насколько важной является утерянная бумажка? Стоит ли из-за ней так волноваться и торопиться?
   - Из квартиры инженера унесли какие-то документы, - напомнил Женя, пока бабка, у которой, оказывается, было нормальное имя, кинув на коротышку недовольный взгляд, набирала номер.
   Смок Арманыч подергал себя за мочку.
   - Зашла знакомая по работе, ассистентка, например, лаборантка, и взяла рабочую документацию, - возразил он. - Мы не можем все время подозревать людей...
   - Ассистентка как с журнала? - встряла в разговор Анастасия. Она до сих пор обижалась на соседку за то, что та не сочла ее красавицей. - Это смешно!
   - Вы что же думаете, дорогая? - обернулся к ней коротышка. - Что молодая красивая девушка, зашедшая в гости к пожилому инженеру, ушла оттуда с его бумагами? Ни с того ни с сего?
   - Ха! - воскликнула девушка и тряхнула волосами. Каштановые с рыжим отливом волосы рассыпались по плечам. Анастасия поспешно убрала их обратно на спину. Но Женя все равно успел уловить мимолетный отблеск, позолотивший длинные волосы девушки и создавший будто бы нимб вокруг головы.
   Продолжить она не успела. Из-за соседних дверей послышался настойчивый писк аппаратуры, и туда рысью направилась дежурная. В то же время высокая худая медсестра прошла из коридора в одну из палат по другой стороне коридора. Женя невольно задержался взглядом на ней. Стройная, черноволосая, длинные ноги из-под короткого белого халатика чем-то знакомы... Свет проникал в коридор реанимационного отделения только через окно в конце, а в середине царила тень, поэтому лица сестры молодой человек не разглядел. Но поворот головы, но словно кошачья, этакая крадущаяся походка... Женя непроизвольно двинулся следом.
   - Эй, куда ты? - Анастасия уловила направление его взгляда. - Да ты, оказывается, падок на ножки?
   - Але, дежурный? Борис? А кто? То, что от него осталось? Я спрашиваю, Антон где?!
   Смок Арманыч потянул бабку за рукав, и та оторвалась от трубки:
   - Чего, Арманыч, я занята, не видишь?
   Коротышка молча кивнул на коробочку, прицепленную к бабкиному поясу. Бабка Саша опустила глаза - и выругалась:
   - Чтоб вас миновала эволюция! Где?!
   Жидкокристаллический экранчик ожил, по нему пробегала красная ломаная линия, вздрагивая и мигая каждую секунду.
   Смок Арманыч осмотрелся. Старуха полезла за новым датчиком, но коротышка, остановив ее, указал на подошедших к одной из палат Женю и Анастасию.
   - Так они ж... чего они? - пробормотала бабка, продолжая шарить по карманам. Смок Арманыч уже тянул ее туда.
   В просторной белой палате, уставленной разными жизнеобеспечивающими аппаратами, от которых к сети и к человеку тянулись провода и трубки, на высокой белой кровати, до груди укрытый простыней, лежал тот самый лысый старик, которого не сумела опознать Анастасия. Присмотревшись, Женя понял, что он не лысый, видимо, череп выбрили, но неровно, и кое-где оставалась еще седая щетина. К присоскам над висками тянулись проводки. Черноволосая медсестра, наклонившись над приборами, что-то переключала.
   Женя прошептал Анастасии на ухо:
   - Ты не смотри на кровать, на трубки, ты на лицо смотри. Узнаешь?
   В этот момент старик распахнул глаза, приоткрыл рот, судорожно вдыхая, впалая грудь его приподнялась...
   - Он! - вскричала девушка. - Он, точно!
   - Что она делает? - не слушая, воскликнул Смок Арманыч. - Она же отключает аппаратуру! Мон шера, остановите ее!
   Бабка толкнула плечом дверь, вваливаясь в палату, наставила на медсестру оба излучателя... верней, в одной руке был черный подавитель, а в другой бабка все еще сжимала телефон.
   Медсестра резко обернулась, гладкие, как шелк, волосы ее полосой перечертили воздух.
   - Стоять! Немедленно включите все обратно!
   Старик дергался, пытаясь вдохнуть. Раз, другой... он выгнулся, но тут же обмяк, бессильно распластался по кровати.
   Бабка нажала на курок. И тут Женя увидел, как из-за головы девицы взметнулось темно-желтое, гнойного цвета облачко, растеклось - мгновенно, однако словно бы в замедленной съемке, так, что юноша видел каждое колебание дымной струйки, составляющей это странное облачко, - по воздуху, и в нем, как луч лазера в табачном дыму или в вырывающемся из чайника пару, проявилась красная полоса от излучателя. И облачко съело, поглотило, всосало в себя, растворило эту полосу, нейтрализовало излучение! Коробочка на поясе у бабки запищала.
   - Глядите же! - Женя указал рукой на это облачко.
   Отшвырнув трубку, старуха выхватила из-за пояса миниатюрный когнитивный излучатель, не медля нажала курок. Экран на поясе у нее вспыхнул, аппарат снова запищал как бешеный. Женя видел, как облачко защитило девицу и от этого удара. Улыбнувшись, медсестра, сделала скользящий шаг вперед, приседая, сгруппировалась и, упав на плечо, перекатилась по полу мимо бабки Саши. Бабка направила на нее рецессивный излучатель, косточка нажимавшего на курок пальца побелела.
   - Зовите врача, да быстрей, он умирает!!! - крикнул Смок Арманыч, который хлопотал возле старика, пытаясь сделать ему искусственное дыхание.
   В палату вбежала врач в зеленом костюме, за ней - Анастасия и две медсестры.
   - Отойдите, отойдите! - велела одна.
   Вторая вместе с врачом бросились к аппаратуре и больному.
   Смок Арманыч тряс старика:
   - Что вы приносили дежурному, Максим Викторович? Над чем вы работаете? Максим Викторович, ответьте! Какую бумагу вы отдали дежурному? Кротов! Кто приходил к вам вчера?
   - Отойдите же от больного! - крикнула врач.
   Женя придержал женщину за плечо, но Смок Арманыч, махнув рукой, отступил назад. Одна из медсестер шлепнула на обескровленное лицо старика маску.
   - Пойдемте отсюда, - ссутулившись, коротышка засунул руки в карманы и направился к дверям. Бабка, убрав излучатели за пояс, двинулась следом. Женя и не заметил, как исчезла лжемедсестра, черноволосая красотка, та самая, которая утром залезла к нему в окно.
   - А этот, как его... - Женя дотронулся до бабкиной макушки. - Забыватель?
   - Да, кстати, - не оборачиваясь вспомнил Смок Арманыч. - Шер ами, позаботьтесь, и я у вас в долгу...
   Старуха вытащила рекордационный излучатель и по очереди всадила по заряду в затылок каждой из трех женщин.
   - Забудьте, что вы нас видели, - вяло произнесла она. - И откачайте его, если это возможно...
   Анастасия понуро брела следом.
   - Врача должен был ты позвать, - пробормотала она Жене, когда они вышли в коридор. - Мне теперь попадет...
   - Почему, от кого? - не понял Женя, но девушка не ответила.
   На них опять не обращали внимания.
   - Итак, - подытожил Смок Арманыч, покидая приемный покой и щурясь от яркого солнца. Они медленно спускались по пандусу к дороге. - Итак, появились конкуренты, на которых тоже не действует СВЧ-излучение...
   - Может, и действует, - возразил Женя. - Но все излучение слопало то облако.
   - Какое еще облако? - встрепенулся коротышка. - Ты видел... эгрегор?
   Женя нахмурился:
   - А что такое эгрегор?
  

***

   Такси довезло их до башни дома номер семьдесят один по каналу Грибоедова.
   - Почему вы всегда их... того? Заставляете забыть? - спросил Женя, когда дверь машины захлопнулась, и такси укатило.
   - Тебе тоже лучше забыть, - пробормотала старуха, рассовывая вооружение по многочисленным карманам камуфляжа.
   - Нет-нет, шер Сашенька, потерпите, не сейчас, надо еще молодого человека расспросить, что он там увидел, - коротышка вытащил потухшую беломорину, поглядел на нее печально и полез за зажигалкой.
   Анастасия тряхнула головой.
   - А я пойду. У меня еще дел куча. Всем пока!
   Смок Арманыч с бабкой Сашей вошли в подъезд. Тяжелая металлическая дверь закрылась за ними удивительно легко. Женя остался на улице.
   - Ты что? - девушка открыла сумочку и рылась там в поисках зеркальца.
   - Да я просто... - Женя смутился. - Хотел спросить...
   Зажав сумочку подмышкой, Анастасия раскрыла пудреницу, критически осмотрела себя в зеркале, пару раз махнула подушечкой по носу.
   - Спрашивай быстрее, - велела она. - Я и так с вами полдня потеряла. Два выходных, и тратить один из них на работу, что за ерунда! Ну?
   Она спрятала коробочку и выжидательно уставилась на молодого человека.
   - Я жду, - она постучала носком сапожка по асфальту. - Слов нет? Так я пошла!
   Она развернулась.
   - Стой! - воскликнул молодой человек.
   Девушка с удивлением на красивом личике обернулась.
   - Да? - протянула она.
   - Я подумал... может, ты... если я... когда мы еще встретимся?
   - Всего-то? - девушка рассмеялась. - А я-то думала, тут трагедия какая! Столько мяться... Зависит от тебя.
   - Так... но... когда? - растерялся Женя.
   Она улыбнулась, повернулась на каблуках и пошла прочь, плавно покачивая бедрами.
   Дверь приоткрылась, высунулась гладкая голова коротышки:
   - Ну где вы там, молодой человек? Мы вас ждем!
   - Иду, иду, - заторопился Женя.
  
   Глубоко вдохнув, он постоял перед коричневой металлической дверью. Рука, потянувшаяся к ручке, дрожала. Наконец что-то прояснится! Значит, он все-таки не сумасшедший. То, что он видит, ­- не галлюцинация, не бред шизофреника и не больная фантазия. Если кто-то еще знает про те облака... даже сказал название... все правда! И сейчас Женя все узнает! Уж он постарается вытрясти из коротышки все...
   Лелея предвкушение раскрытия тайны, Женя оттянул тяжелую дверь. За столом справа от лестницы старикашка-вахтер уже не спал. Нацепив на худой красный нос в синих прожилках очочки, одна дужка которых была обмотана изолентой, старик читал газету, держа ее очень близко к лицу. С плеч его свисал клетчатый плед, скрывая кресло.
   Услышав, что кто-то вошел, вахтер опустил газету на пухлый гроссбух, поверх очков воззрившись на посетителя, который неуверенно шагал в сторону лестницы. Проследив изучающе за движениями молодого человека, старик кашлянул.
   - Ваш пропуск, - простуженным голосом произнес он, поправляя сползшие на самый кончик носа очки.
   Женя остановился возле стола.
   - Пропуск? - сказал он растерянно.
   - Да-да, ваш пропуск, - раздражаясь, повторил вахтер. - Для чего я тут, по-вашему, сижу? Чтобы проверять! Показывайте!
   На лестнице послышались тихие шаги.
   - Я... - Врать Жене было стыдно, но ничего другого не оставалось. Вдруг прокатит? - Дома забыл.
   - Забыл, агкха! - закашлялся старик. - Знаю я вас! Потеряют, а потом врут... все доложу вашему начальнику! Из какого отдела? Фамилия ваша? - он пролистнул несколько замасленных страниц, наклонился над списком, почти тычась в него носом. - Ну? Отдел, говорю, какой?
   - Да что вы пристали, отдел, отдел, меня же ждут! - взорвался Женя и повернулся к лестнице. Этот старикашка его не остановит!
   На нижних ступенях стояла бабка Саша, скрестив руки на груди.
   - Так я и знала, - проскрипела она. - Ты не наш!
   - Пустите! - Женя сделал два шага вперед и попытался отодвинуть старуху. Вахтер вскочил.
   - Эй, ты, а ну выйди! - закричал он тонким сиплым голосом. - Ужо я тебе!..
   Старуха, отклонившись в сторону и назад, со всей силы лягнула Женю, так что молодой человек, не ожидавший такого поворота, не удержавшись, ляпнулся на пятую точку, едва успев подставить руки, чтобы не отбить копчик.
   - Ага! - воскликнул старик, шустро подскакивая к юноше и хватая его за ухо, как нашкодившего мальчишку. - Попался!
   - Смок Арманыч обещал мне рассказать! - крикнул Женя, отталкивая старика и вскакивая, оскальзываясь на скользких плитках пола. - И я должен рассказать, что видел! Это важно! Пустите!
   Бабка расставила руки и ноги, перекрывая проход.
   - Шиш! - она показала язык. - Пошел вон, хам подзаборный! Тут тебе не проходной двор, а солидная контора, вали отсюда! Ты никому тут не нужен!
   От обиды и злости у Женя чуть не брызнули слезы. Он должен узнать!
   - Я все видел и все расскажу, и вся ваша секретность пойдет коту в жопу! - заявил он, вставая напротив старухи. Так как она стояла двумя ступеньками выше, то доставала Жене до плеча. И посмотрела молодому человеку в глаза, почти не задирая головы.
   - Мы с Арманычем сами видели что надо. Пошел вон, я сказал, не то охрану вызову. Тебе все равно никто не поверит. Скажут, что спятил. Я этих людей знаю, - злорадно усмехнулась она.
   Женя поник. Уж он-то как никто другой знал, что ему не поверят. Какие-то гонки, излучатели, рецессивные поля... да любой, расскажи он кому, тут же наберет ноль три и вызовет дюжих мужиков с белой рубашкой за пазухой!
   - Ах так? - упрямо сказал Женя, набычившись. - Ну я предупредил. Мне надо туда, и я все равно войду. Так что лучше отойдите.
   - Свисти! - пронзительно крикнула старуха через Женино плечо. Нагнувшись, молодой человек кинулся вперед, сминая бабку, кинулся по ступенькам - но тут впереди послышался грохот подкованных сапогов, и с лестницы ссыпались четверо дюжих парней в камуфляже. Женя врезался в них, заработал локтями и кулаками, но мужики с воплями и матами скрутили его, сволокли с лестницы, наградив внизу парой пинков, - и выкинули на улицу. Женя проехал лицом по асфальту, обдирая щеку, и замер, раскинув руки.
   - Кто хоть был-то? - солидным баском спросил один из охранников, поправляя кобуру на плече. Под ремнями была одна черная майка, на лямке которой висел значок частного охранного агентства "Тополь". Другой помог бабке подняться.
   - Да так, придурок один, - старуха оттолкнула руку. - Лезут всякие, а потом начальство удивляется, зачем нам охрана.
   - Это ты все время удивляешься, - пожав плечами, сказал глава охранников. - Ладно, ребята, идем, - и они скрылись на лестнице.
   - Чель, может, как свидетеля можно было б пропустить, коли он с вами? - старик подобрал слетевшие во время потасовки очки и валявшиеся сиротливо на холодных голубых плитках посредине холла. Одно стеклышко треснуло. Вахтер покачал плешивой головой.
   - Шиш, - повторила старуха. - Всякую шваль пускать. Что он там мог видеть? Пусть гуляет, щенок...
   По ступеням торопливо спустился Смок Арманыч, крутя в пальцах потухшую беломорину.
   - Ну, где же этот молодой человек? - спросил он нервно. - Дело стоит! Я когда велел ему заходить? Он что, все с Анастасией разговаривает?
   Водрузив очочки на нос, вахтер уставился на коротышку.
   - Какой молодой человек? - пробормотал он. - Высокий такой, широкий, небритый?
   - Он, он! - нетерпеливо воскликнул Смок Арманыч. - Где он, скажите скорее?
   - А говорит, дома забыл, дома забыл... - поворачиваясь спиной к собеседнику, старик заковылял к столу. - А я спрашиваю: какой отдел? Как фамилия? - он добрел до своего места, погрузился в кресло и накинул на плечи висевший на спинке плед в красную и синюю клетку. - Так он ваш? Александра Федоровна его только что с охраной вышвырнула...
   - Как вышвырнула? - растерялся коротышка. - Это же важнейший свидетель!!!
   Смок Арманыч побежал к дверям, распахнул их и выглянул на улицу. Перед входом было пусто, никого. Смок Арманыч вышел за порог, посмотрел в створ Казначейской, по каналу в одну сторону, в другую - нету.
   - Потеряли! - завопил, возвращаясь, коротышка. - А я уже и в дело вписал! Где мы его теперь искать будем?!!
   Он смял бычок и со всей силы швырнул об пол.
   - Мон шер, вы дура!!! - исторг из груди полный отчаяния вопль.
  
  

***

   Женя был в магазине, небольшом круглосуточном супермаркете на канале. Остановившимся взглядом глядя сквозь продавщицу, он расплатился. Первую полторашку выпил по дороге. Не евши с утра, сразу захмелел. Но легче не стало. Женя вообще давно заметил, что спиртное не улучшает настроение, только усиливает. И если пить с горя, будет только хуже. Нет, Женя никогда не пил с горя. Он хлебал пиво в гаргантюанских количествах, чтобы не думать, не помнить, не видеть того, что отличало его от других, заставляя отдаляться от людей. Алкоголь, как известно, сужает зрение. От пива тупеешь и перестаешь смотреть в небо. И сразу становится легче, потому что людей совсем не интересует, что творится у них над головой, если это творение не падает им на головы. Что, почему - кого волнует, кому это надо? Это не работа и не развлечение, это - познание. А люди боятся знаний.
   Пивом он увлекся еще в середине одиннадцатого класса. Когда вдруг однажды остро понял, что вот, он стал взрослым - но ничего не узнал, не понял. И, похоже, ему и не светит ничего.
   Из чувства ли противоречия, свойственного юношам созревающим, либо еще почему, однако тогда же, когда стало ясно, что все напрасно, и он навсегда один в этом мире, - тогда же Женя выпросил у матери компьютер, поставил модем и полез в сеть. Он перечитал груду эзотерической литературы - нигде ничего. Тогда он стал методически ходить по соответствующим форумам и блогам, регистрировался и задавал один и тот же вопрос.
   Увы, и там никто ему ничего не объяснил.
   Поэтому пиво помогало жить, не думая, не задаваясь лишними вопросами. Которые на трезвую голову терзали нутро не хуже какого-нибудь Чужого, заползшего в моск.
   Выпускные экзамены он сдал кое-как, в университет на иняз его устроила мать... и это было только хуже: там тоже был этот ненавистный английский! С другой стороны, все лучше, чем идти в армию.
   С горя Женя никогда не пил, но сегодня был исключительный случай.
   Он плюхнулся в кресло, которое застонало под его весом, и уронил голову на стол, стукнувшись лбом, но не ощущая боли. Это был шанс! Единственный, а Женя его прохлопал! Прохрюкал, проворонил, профилонил, увлекшись девицей, красоткой, телкой, чтоб ей пусто было! Приподняв отяжелевшую голову, молодой человек обрушил кулак на стол. Всхлипнула, подскакивая клавиатура, которую Женя задел. Одна клавиша выскочила и улетела под стол. Что там? Второй "энтер", нафиг его, еще лезть за ним... Женя включил компьютер, открыл вторую полторашку, хорошо приложился к бутылке. Солнце светило прямо в окно, опускаясь к домам на той стороне канала. Не вставая с места, Женя задернул штору, едва не оторвав ее (кресло стояло возле самого окна, но вот с координацией движений у молодого человека уже было нехорошо), и придвинул к себе клавиатуру. Мышкой пошарил по рабочему столу, загрузил НалфЛайф второй и с головой ушел в игру, до максимума выкрутив колонки. Солнце плавно скатывалось за крыши, а Женя бегал, стрелял, прыгал, кричал и ругался матом, когда его убивали, загружал последнее сохранение и снова бежал, бежал, бежал...
   Мать пришла, когда уже стемнело, и в комнате только светящийся экран подсвечивал скрюченную фигуру перед компьютером. Анна Марковна щелкнула выключателем, и Женя зажмурился. Он не слышал, как мать гремела ключами, как оказалась у него за спиной... он вообще плохо соображал, и в глазах все слегка плыло.
   - Что это ты в темноте? - спросила мать, разматывая шарфик. Расстегнутый светлый плащ на ней сбился на сторону. - Как английский?
   - Какой англи... - пробормотал, поворачиваясь, ее небритый сын. - А! Отлично, мам, как всегда...
   - Что это у тебя язык заплетается? - подозрительно спросила мать, и тут взгляд ее упал на три пустые пластиковые бутылки возле стола. - Пять литров пива за вечер?! - воскликнула она гневно. - Да ты совсем спятил! С чего это вдруг?
   - Мам, ну чего ты... - Женя поморщился: громкий голос матери врезался в словно распухшую голову наподобие электродрели. - Ну, выпил чуток...
   - Ну, знаешь ли, - скептически хмыкнула Анна Марковна, снимая плащ и уходя в прихожую, чтобы его повесить. Вернувшись уже в тапочках, она сняла пиджак, кинула на кресло в своей комнате. - Тетрадку дай, посмотрю, что у вас было сегодня на письменной контрольной.
   - Тетрадку? - тупо повторил Женя. - Какую тетрадку?
   Анна Марковна накинула поверх черной преподавательской юбки и синей блузки халат, остановилась в дверях, опершись о косяк.
   - Где вы контрольную писали, - сказала она. - Давай не тормози только, я есть хочу. Целый день как лошадь носишься туда-сюда, и никакой благодарности. Ну, чего застыл?
   Женя... он честно пытался думать, но голова была тяжелая, полная мутного тумана, сквозь который и слова-то мамины проникали с трудом. Никакая мысль не могла пробиться сквозь густую пивную завесу в мозгах.
   - Тетрадку, - еще раз сказал Женя и поскреб щетину на подбородке. - Я ее... дома забыл...
   - Чего-о? - воскликнула мать. - Да ты пьян! Дома забыл? Прогулял небось английский-то! А ну дай сумку, сама посмотрю, - она схватила Женину сумку - сын и не пытался ей помешать ­- покопалась там и вытащила тонкую зеленую тетрадку, быстро перелистала. - Ну, где контрольная? Где, не вижу? Прогулял, я так и знала! С друзьями небось шатался неизвестно где, напился!..
   - Ну мам, хватит, - пробормотал Женя. Ему было плохо и совершенно не до споров с матерью.
   Но Анна Марковна уже разошлась.
   - Я тебя тащу на хребте восемнадцать лет! С шести лет занимаюсь с тобой английским! И все впустую! Как об стенку горох! Ты что, в армию захотел? Или что, я не понимаю? Или дворником будешь работать? А жить на что станешь? Опять у матери на шее сидеть? Сколько это будет продолжаться? Сначала папенька твой мою кровь выпил, теперь ты по его стопам пошел? Я эту породу знаю! - Анна Марковна гневно развернулась, ушла к себе, но голос ее и оттуда доносился в полную силу, а также неслись стуки и грохот: мать наскоро прибиралась в комнате. - Надо же, устроили его в университет, на английский... сколько денег угрохано, сколько сил убито на этого оболтуса... а он все гуляет да пьет, гуляет да пьет! - мать не выдержала, вернулась, встала на пороге, красная от гнева, с растрепанными волосами, с грязной ночнушкой в руке. - Скоро чертиков будешь ловить, пьяница! - закричала она.
   Женя не выдержал.
   - Что вы ко мне пристали со своими зелеными человечками! - воскликнул он, кое-как преодолевая сопротивление языка. - Не вижу я никаких чертиков и не собираюсь, отвяжитесь!
   - Не груби матери! - взвизгнула Анна Марковна. - Каких человечков, при чем тут зеленые человечки? Опять, что ли, видишь эти свои?.. Я знала, что пиво тебя до добра не доведет! Я всегда это знала! Да по тебе просто плачет психушка, Жень, как ты не понимаешь? Все, пора принимать меры, - мать кинула ночнушку в кресло, не донеся до ванной, и взялась за телефон. - Звоню психологу, пора тебе еще один курс терапии пройти, иначе, чувствую, не будет мне никакой спокойной жизни... - она стала щелкать по кнопкам, от волнения не попадая.
   - Только вот не надо психолога... - Женя с трудом поднялся из кресла, подошел к матери, взял у нее из рук трубку. Анна Марковна была женщиной крупной, но сын давно ее перерос. Поэтому довольно легко, со скидкой на состояние, изъял телефон.
   - Это еще что такое? Почему не надо? - мать дернула за оставшийся у нее провод. Женя положил трубку на место. Мать потянулась к ней, но Женя положил на телефон свою лапищу и твердо сказал:
   - Не хочу в дурку.
   - Ну так не хочешь в дурку, надо сходить к психологу! - воскликнула мать, уходя на кухню. Там стоял второй телефон, на тумбочке возле стола. Анна Марковна опустилась на стул, сняла трубку.
   - И к психологу не хочу! - крикнул Женя в коридор. Мать только рукой махнула:
   - Ну раз не хочешь, так завязывай с пивом и ходи на английский! Ясно тебе? Чтобы больше никаких прогулов! И не мешай, мне Евгеньевне позвонить надо по поводу завтрашних уроков...
   Не закрывая двери, Женя сделал две неверных шага и упал на кровать, растянувшись во весь рост, прикрыв голову руками. К психологу он точно не пойдет, ему хватило. Как та тетка над ним издевалась! Мать долго таскала его по психологам в детстве, в начальной школе, - пока Женя не догадался замолчать, перестать рассказывать, что он видит. Сначала он думал, что добреньким тетям действительно интересно, что за облачка летают в небе и над головами, под потолком... но по мере того как он подрастал, а тетеньки беленились при расспросах, до него доходило постепенно, что они не верят ему, более того - пытаются и ему втолковать, что ничего нет, что это все фантазии, в крайнем случае - галлюцинации. Последний раз они были на приеме лет восемь назад. Тогда Женя твердо уверил тетку, что все, завязал, никаких видений - и хотя тетка ему явно не верила, он стоял на своем, так что с лечением пришлось закончить. Но напоследок она сказала ему и матери: "Еще один приступ - и я пишу направление в стационар". Только лет в тринадцать Женя понял, что имелась в виду психушка, и задним числом покрылся холодным потом, поняв, как близко был к желтому дому и палате номер шесть. А так как к этому времени он уже читал и Эдгара По, и Чехова - из того, что стояло дома на полках, - то страх перед сумасшедшим домом так и остался, осев где-то в глубинах души и иногда всплывая. Как сейчас, например.
   Мать говорила по телефону долго, с кухни неслись ее шуточки и смешки, а Женя все лежал, прикрыв уши ладонями, и боялся. Из памяти всплывали обрывки читанного с год назад и уже почти позабытого романа Кизи "Пролетая над гнездом кукушки". Злобная старшая медсестра... психи... попытки героя отстоять себя... и жуткий конец, когда Макмерфи таки настояла на лоботомии, и в результате - идиот вместо человека... слюни до подбородка... жалкий лепет вместо членораздельной речи...
   "...регоры..." - сказал Смок Арманыч.
   Женя приподнял голову, морщась от напряженных усилий вспомнить. Как назвал коротышка эту штуку? Какие "регоры"?
   Но память молчала. Тогда Женя, который уже почти заснул, преодолевая головокружение - организм не хотел вставать, ему нравилось лежать, погружаясь в снотворческие видения, - поднялся, придерживаясь за стол, и сел перед компьютером. Набрал, кое-как попадая в клавиши, то есть чаще промахиваясь, чем нажимая нужную, в строке поиска эти самые "регоры".
   "регоры алкоголизма, наркомании" - нафиг.
   "регоры, в которые входят обе личности. Соответственно эг регоры, в которые входит только. "А" подразумеваются расположенными от границы на стороне "А", ..." - математика какая-то, не то.
   "регоры. 1. культур толпо---элитаризма", порождённые самими же людьми в прошлом и. поддерживаемые энергетически и информационно-алгоритмически ими же" - политика, не интересует...
   "регоры будут преобразовываться в "соборности" как бы автоматически. .... регоры (что оказывает непосредственное влияние на психику индивида от рожде-" - опять не то, соборность - это из философии славянистов... то есть как их там... славянофилов, во.
   И все.
   Даже открывать нечего.
   Женя уронил голову на руки. Славянофилы... и соборность... что же, идти в церковь?
   Или в психушку. Других путей нет. Потому что не пить он не сможет. Смотреть кругом, видеть то, что не видят другие, и вести себя так, будто ничего нет, - невозможно. Но в дурку - нет. Там из него сделают идиота.
   А в церковь?
   Женя никогда не был верующим, хотя и предубеждения против веры не имел. Ну, молится кто-то в храмах под золотыми крестами - ему-то что?
   Нельзя сказать, что он обходил церкви стороной - иногда как раз останавливался напротив больших храмов и долго смотрел на купола. Ибо там, цепляясь за перекладины, роились порою крупные, сочные, красивые облака, кое-где даже многослойные.
   Почему нет? - подумал вдруг Женя. Даже если что-то есть, и я не псих, а я не псих, - то ведь там наверняка есть какие-нибудь процедуры вроде изгнания бесов. Пусть ничего не прояснится, пусть я ничего не узнаю, - зато эти дурацкие мучения закончатся. Навсегда.
   Женя даже приподнялся, обрадовавшись, едкий алкогольный туман словно отступил на миг. На него снизошло облегчение, и многолетняя ноша свалилась с плеч. Больше он не будет каким-то другим, чужим, он станет как все, нормальным! И наконец-то сможет ходить по улицам, гордо подняв голову, а не опустив ее, упершись взглядом в землю. Ура! Ведь это выход!
   И даже не попытавшись продолжить поиск, Женя не раздеваясь бухнулся в кровать и отрубился, не успев коснуться подушки.
  

***

   Мать разбудила его позже, чем обычно. Сквозь сон собрав сумку и оказавшись от бутерброда, Женя высыпался на лестницу, подгоняемый матерью.
   Но на улице он остановился. Чтобы не опоздать, надо бежать на маршрутку. По каналу он больше не пойдет. Пешком - верняк не успеет к первой паре, двести пятьдесят вторая маршрутка, что по Вознесенскому как раз на Стрелку едет, - редко ходит, фиг ее дождешься... Так что торопиться некуда.
   Нахохлившись, втянув голову в плечи - на улице было прохладно, почти зябко, - молодой человек двинулся по проспекту к булочной. Бутылочка пива - вот что сейчас важнее первой пары. Тем более английского сегодня нет, хоть целый день гуляй - мать и не догадается...
   Женя остановился посреди тротуара, осененный мыслью, вернее, воспоминанием. Ведь он собирался сходить... ну да, в церковь. Вчерашнее решение всплыло в сознании, внеся в существование смысл и ясность. Отлично! Спокойной пойти выпить пивка, затем чаю с пирожком каким-нибудь там же в булочной - и тогда уже без спешки отправиться в ближайший храм. Женя покрутил в голове план местности. Какие церкви рядом? Пожалуй, ближе всего будет Никольский собор. То есть ближе-то Исаакиевский, да он нерабочий, неслужилый то есть, ну, короче, все всё поняли.
   И вновь накатило чувство облегчения. Женя расправил плечи, выпрямился и зашагал к булочной. Там, следуя программе, купил бутылочку ноль тридцать три "Невского", взял стакан чаю и пончик с вареньем, сел за белый пластиковый столик возле аппарата с круглыми жвачками. Ограничился половиной пива - этого хватило, чтобы прийти в себя и чтоб проснулся аппетит. Затем, стряхивая с пальцев сахарную пудру, почти довольный жизнью Женя вышел на крыльцо, перешел перекресток и углубился в сплетение улиц, держа перед мысленным взором голубой образ военно-морского собора.
   Память не подвела, Женя вышел куда надо. Вынырнув с Римского-Корсакова, увидел слева садик со старыми, высоченными деревьями (какие именно?), за которыми виднелись бело-голубые стены - а над кронами нежно золотились в лучах раннего солнца купола.
   Миновав тянувших руки нищих и оборванцев ("Ну че к студенту пристали?" - пробормотал стыдливо, раздавая по рублю в грязные ладони), обогнул храм и остановился перед входом. Люди на крыльце останавливались, крестились и кланялись. Наверное, так полагалось, но он-то не крещеный... но вдруг так всем полагается? Или не изображать своего, а так войти, вроде как турист?
   Нежданная заминка могла продлиться долго, если б не молодая пара с фотоаппаратами на шее. Парень поклонился, перекрестившись, а девушка, в накинутом на голову шарфике, просто пошла вперед, в приоткрытые двери. Не размышляя более, Женя устремился за ними. Сердце застучало часто и громко.
   Внутри, как всегда, было полутемно. Этого Женя не понимал, но сейчас до него дошло. "Из темноты лучше виден свет. Их держат во тьме, в грязи, горе и ничтожестве, чтобы на таком фоне их сердитый бог..." Он сам себя одернул. В конце концов, он сам пришел за помощью к этому богу. То есть он-то пришел к священникам, но ритуал проводится... бога, конечно, нет, и участвовать он не может, но взывать-то все равно к нему будут, вот в чем фишка. Женя поежился. Затея показалась на миг обманом, фикцией (блин, слово такое, вроде на ф, вроде обмана). Молодой человек прогнал глупую мысль. С этакой щепетильностью он никогда не избавится от проблем.
   Он прошелся между квадратных колонн, поддерживающих свод. На всех висели то ли картины, то ли такие большие иконы, как и на прочих стенах, и возле каждой стояла подставка со свечами ли хотя бы висела лампадка какая-нибудь. Обилие золота поражало глаз - тусклое маслянистое свечение со всех сторон. Женя не любил золота. Он считал желтый металл вульгарным. Все за ним гонятся... а оно слишком доступно. То ли дело белое золото или платина...
   Это все нервное, сказал Женя себе. Я просто боюсь. Поэтому мысли и скачут туда-сюда, лишь бы подальше от дела.
   Он перегнулся через прилавок, где продавали душеспасительную литературу, иконки, крестики и свечи, от маленьких-тоненьких за пять рублей до огромных, которых не хило было бы вставить в задницу самому...
   - Простите, где я могу найти по... священника? - спросил он худую блеклую женщину в платке. У той были серые брови, серые ресницы и серые губы, недовольно сжатые.
   - А вон, возле алтаря, - тем не менее довольно приветливо кивнула та.
   - Спасибо, - сказал Женя и двинулся туда.
   Народу было немного. Возле алтаря ("Что из всего этого - алтарь?" - в легкой панике подумал Женя) священник в голубом с золотом одеянии разговаривал с другим священником, в обычной черной рясе (одеяние священника как называется?). У обоих поверх одежды на груди висел крупный золотой крест на цепи.
   Женя потерся рядом, исподтишка разглядывая обоих. Голубой был в возрасте, однако далеко не старый, где-то за сорок, может, к пятидесяти; с небольшой, аккуратно подстриженной бородкой, в очках, лицо доброе, округлое, но не толстое, не харя, не ряха. Лицо располагало к откровенности. Второй был интересней, хотя больше похож на не священника, а на... тут Женя затруднился определить. Довольно молодой, едва за тридцать, с монгольскими чертами, татарскими какими-то, неподвижное суровое лицо, высокие скулы туго обтянуты смуглой кожей, гладко выбрит, глаза черные, едкие... Он слушал, что говорил тот, голубой.
   Наконец Женя решился. Наверняка голубой с добрым лицом - тот, кто ему нужен, это же цвета храма. Не медля более, слыша в ушах молот сердца, молодой человек подошел к священнику со спины - держась подальше от черного - и сказал тому в ухо, выпалил на одном дыхании:
   - Извините, я к вам по делу, меня преследуют видения, и мне нужна ваша помощь.
   Священник вздрогнул, оборачиваясь, посмотрел на молодого человека.
   - Вы ведь бесов изгоняете? - быстро уточнил тот.
   Батюшка поморгал светлоресничными глазами, оборотился к собеседнику, который слишком как-то внимательно и недобро уставился на Женю, затем снова посмотрел на молодого человека.
   - Как вы сказали, видения? Вы, молодой человек, крещеный, воцерковленный?
   Юноша помотал головой, решил говорить только правду.
   - Нет. Я знаю, есть экзорцизм... я не больной, вы не подумайте, у меня и справка от психолога есть... - решимость как-то схлынула, когда Женя выпалил проблему. - Видения, понимаете? Всякое разное вижу, чего никто другой не видит, не замечает. Хочу это прекратить и жить как все, нормально...
   Сняв очки, священник покрутил их, близоруко поглядывая на молодого человека.
   - Что же вас преследует, юноша? - устало спросил он. - Греховные видения обнаженных женщин? Это бывает в вашем возрасте. Больше физических упражнений, поститься и молиться...
   - Да нет же, - перебил Женя, краснея. Обнаженные женщины тоже бывали, но естественным порядком. - Совсем другое. Облака всякие, как бы вам объяснить...
   Второй священник, когда Женя заговорил, отвернулся, встал боком и, заложив руки за спину, стал покачиваться с пяток на носок, глядя на иконостас. Сейчас он замер, спина его напряглась.
   - Кроме обычных облаков или когда небо совершенно чистое - я их вижу, ну то есть я их всегда вижу, просто они похожи на обычные облака, только более разреженные и прозрачные, и вижу их, даже когда обычных нету, ну или есть, но это другие, понимаете? Невысоко над городом, бывает, над отдельными зданиями что-то такое, над церквями бывает, еще над людьми иногда, но это редко...
   Батюшка надел очки, огладил бородку.
   - Видения не опасные для души, - проговорил он неуверенно. - Меньше пить не пробовали? В вашем возрасте...
   - Да нет же, при чем тут возраст, тьфу, пиво! - воскликнул Женя. - Это с детства!
   Черный обернулся, глаза его горели.
   - Вас определенно одолевают бесы, юноша, - произнес он размеренно, как-то даже вроде с ленцой. - Однако никакой ритуал не поможет, если вы не воцерковлены. Возможно, вам помог бы просто обряд крещения, ведь во время обряда человек отказывается от лукавого и всех дел его. Для начала вам необходимо креститься. После крещения вы заново родитесь в лоне православной церкви, все грехи останутся в прошлой жизни, и, возможно, бесы отстанут от вас. Экзорцизм ­ - сложный и трудный ритуал, поэтому его надо проводить в крайнем случае. Впрочем, ваш случай не из легких.
   Пока он говорил, голубой священник поник лицом, бледнея, и дважды перекрестился.
   - Приходите через неделю в Троицкий собор, перед службой мы вас окрестим. Дьявольское наваждение как рукой снимет, - закончил молодой. - Где вы живете?
   - На канале Грибоедова, 77, - пробормотал Женя, подавленный и в то же время воспрянувший духом. - Так что, просто прийти? Там же... народу много будет?
   - Конечно, - тяжело сказал черный. - Найдите меня. Или я вас найду. Ступайте.
   Женя посмотрел на первого священника. Соборный батюшка сорвал очки, потер глаза большим и указательным пальцами, вздохнул и кивнул.
   - Отлично, - сказал Женя неуверенно и двинулся на выход. - Спасибо.
   - Бог в помощь, - отозвался сзади батюшка.
  
   Женя пошел в садик, упал там на скамейке возле фонтана с лягушками и долго не мог отдышаться. В голове еще ходили пары ладана, дыхание спирало.
   Получилось! Он сделал это! Подняв руку и сжав кулак, молодой человек погрозил небу. "Я с тобой разберусь!" - пообещал он. Небо, впрочем, как всегда, осталось глухо.
   Развалившись на сидении, Женя закрыл глаза, вдыхая свежий осенний воздух, теплый и прохладный одновременно, пахнущий немного пряной палой листвой - впрочем, желтый слой на земле был еще тонкий, кроны деревьев, хоть и расцветились, остались почти нетронутыми сезоном.
   Куда теперь?
   Подумав, Женя пошел в университет. Теперь, когда он знает, что делать, жить стало намного легче, и учеба не представлялась больше неразрешимой проблемой, не омрачала жизнь. Дело, конечно, было не в получении знаний - любознательный ум и неплохая память позволяли учиться легко. Но студенты, одногруппники, с которыми надо было завязывать отношения... и эта густая облачная пелена, застилающая небо над филологическим факультетом... о последней невозможно было молчать, с первыми нельзя было говорить. Тем более что одногруппники все до единого были девушками, что усугубляло ситуацию.
   Поправив сползающую с плеча сумку, молодой человек свернул с Римского-Корсакова на Большую Подьяческую и двинулся по ней к Исаакию, чей купол хорошо был виден в створе улицы. Небо было затянуто то ли дымкой, то ли тончайшим флером облаков, солнце было, но свет его рассеивался и падал на город легкой моросью, словно просеянный сквозь сито. Перейдя через канал Грибоедова, Женя по Фонарному переулку, мимо нового китайского ресторана, дошел до Мойки и по набережной вышел на площадь.
   Он любил Исаакиевскую за пространство, за прекрасный вид. Женя считал это преимуществом Петербурга перед другими городами: западного типа застройка, но на русских масштабах. С одной стороны - красивые здания, дворцы, с другой - все это располагается на широких улицах и огромных площадях. Нет этих маленьких площадочек с древними купеческими домами на два этажа, без намека на архитектуру, как в старорусских городах вроде Ярославля, но в то же время нет средневековой застройки, которая жмется на двух квадратных метрах, когда по улочке можно протиснуться только боком, и машины только в одну сторону могут ехать, а если вдруг нет знака одностороннего движения, и два автомобиля въедут в такую старую улочку с двух сторон...
   Это Женя, конечно, уже придумал, но ему нравилось сознавать, что его родной город - самый красивый.
   И выйдя на площадь, как делал всегда, перво-наперво окинул взглядом ансамбль площади, от Мариинского дворца справа до Исаакия слева. И самый широкий мост в мире - тот Синий мост через Мойку, на котором Женя стоял, был лишь деталью этого ансамбля.
   Молодой человек вдохнул полной грудью, стараясь не обращать внимания на мельтешащий тут слой иных облаков, наслаждаясь красотой и обширным свободным пространством. Он стоял на мосту, возле Вознесенского проспекта, а надо было ему попасть на ту сторону, к сельхоз библиотеке, где была остановка десятого автобуса и двести пятьдесят второй маршрутки. Можно было постоять там пару минут, а если никто не подъедет, то идти дальше пешком. Время все равно имелось...
   Женя посмотрел направо, вглубь Вознесенского, - не едет ли автобус, не идет ли маршрутка? Нет, чисто. Посмотрел налево - машины тронулись от светофора и идут сплошным потоком, набирая ход, - придется подождать переходить. Взгляд невольно обратился к остановке на другой стороне площади, куда ему надо было добраться. Мимо пронеслись первые машины, тут они всегда набирали скорость, хотя здесь поворот, вроде бы и плавный, но ограниченный разметкой, поэтому лучше бы, наоборот, сбавлять... Молодой человек не успел додумать, прищурился, всматриваясь. Солнце, хоть и за дымкой, светило прямо в глаза, снижая видимость. Из библиотеки вышли... конечно, Анастасия! Скорей туда! Нет, машины все едут... А вот к ней подходит стоявшая возле входа мерзкая бабка, которую Женя и не заметил даже, когда смотрел туда... В руках у девушки какая-то папка... университет подождет, надо догнать Анастасию и хотя бы узнать, где она живет, или взять телефон... Женя напряженно всматривался на ту сторону площади. Куда девушка пойдет? Останется ли на остановке, обратно ли к Вознесенскому направится, или, может, свернет на Большую Морскую?
   С Мойки, визжа тормозами, выехал на площадь черный толстый джип, оттуда выскочили... попы? С дубинами?? Один с ходу вырубил бабку, двое других подхватили Анастасию - девушка затрепыхалась в их руках, как мышь в мышеловке, - и впихнули ее в машину, которая сорвалась с места, не успел последний из попов заскочить внутрь, - развернулась, скрежеща покрышками, и скрылась, укатила обратно по Мойке. Женя закричал, заметался по мосту, но поток автомобилей перекрывал ему путь.
   - Сволочи! - завопил Женя. - Я вас достану!
   За плечом послышалось озабоченное цоканье языком. Молодой человек резко обернулся и увидел того черного священника, что говорил с ним в Никольском соборе. Краем глаза он заметил, что бабка вскочила и помчалась за джипом.
   - Вы видели?! - Женя сунул ему под нос палец. - Они похитили ее! Ваши, попы, с дубинками! Вы должны что-нибудь сделать! Надо срочно позвонить в милицию! - Женя только сейчас вспомнил про телефон, вытащил из кармана трубку. От волнения пальцы не попадали по клавишам.
   Священник покачал головой.
   - Вас определенно, прямо таки однозначно одолевают бесы, юноша, - спокойно произнес он, не двигаясь. Священник стоял, заложив руки за спину, и в упор рассматривал Женю. Молодой человек смутился, опустил трубку.
   - Я сам видел... Вы же стояли рядом, вы должны были!..
   - Я ничего не заметил, - покачал священник коротко стриженной головой. - Это вас донимают видения. Вам определенно нужна помощь, юноша. Священнослужителю вера не позволяет взять в руки оружие, разве вам не известно это? Определенно навязчивые видения. Я поговорю с... кое с кем, и, возможно, сразу после обряда крещения можно будет провести ритуал экзорцизма. Вы сразу почувствуете себя лучше, чище...
   От этого монотонного негромкого уверенного голоса Женя сник, ему даже стало стыдно за свои вопли.
   - Что же делать? - пробормотал он, убирая телефон в джинсы. - Я же когда на улице, всегда вижу...
   - Идите домой, отдохните, - подхватил священник. Татарское лицо его оставалось невозмутимым, неподвижным. - Не выходите из дома эти несколько дней, полежите, займитесь своими делами. Об учебе не беспокойтесь, все будет хорошо.
   - Да, да, хорошо... - Женя глубоко вдохнул. - Пойду домой.
   - Вот и отлично, - священник, не улыбнувшись, развернулся и двинулся вдоль площади к собору. Солнце освещало его сбоку, и когда он отошел подальше, стало казаться, что это движется одна ряса, да и та полупрозрачная, привидение как-то парит впереди... Молодой человек тряхнул головой, отгоняя наваждение, и зашагал в противоположном направлении, по Вознесенскому. Быстро пересек дорогу, пока нет машин, - и на той стороне проспекта наткнулся на бабку.
   Та тяжело дышала, было видно, что она только что примчалась, а перед тем долго или очень-очень быстро бежала, морщинистое лицо ее раскраснелось... но несмотря на явную усталость, она как фурия набросилась на Женю с кулаками.
   - А ну говори, куда повезли Настасью, ты, щенок, засланец, шпион!
   От неожиданности Женя не успел поставить блок и получил по носу и такой удар поддых, что он задохнулся, согнувшись.
   - Вы чего... - просипел он, уклоняясь от следующего удара, но словил острым кулачком в бок и вскрикнул. Старушка попала точно в печень. - Я сам видел, как ее похитили эти, как их... попы!
   Бабка подпрыгнула и с разворота ударила тяжелым носком омоновского ботинка по уху.
   - Какие попы, идиот, это были телки в плащах!
   - Ай! - Женя схватился за голову, падая на колени. - Я тут не при чем, отвяжитесь!
   - Я скажу Арманычу, что ты следил за нами, уж он примет меры! - бабка напоследок больно пнула Женю в бедро. - Раз на тебя не действуют излучатели, найдется оружие и помощнее!
   И она убежала обратно к площади, исчезла за углом Мариинского дворца. Женя, придерживаясь за стену, кое-как поднялся. Бабка его избила! Его избила бабка! Стыд и позор, к тому же больно... Держась за ноющий бок, Женя побрел домой. Его опустили ниже плинтуса. На его глазах похитили девушку, которая ему нравится, а он ничего не смог сделать. И теперь уже поздняк метаться, все сделает бабка, она шустрая, с-сволочь... А Женя остался на обочине... ничего не остается, как ползти домой и валяться там, как последний сопляк, дохляк, слабак и лох. Он никому не нужен, он какая-то ошибка природы или просто псих, сумасшедший, который бредит наяву.
   По скуле, под залепленной пластырем раной, расплывалось желто-синеватое пятно.
   Женя открыл дверь, скинул кроссовки и пошел в комнату. Ему хотелось сейчас только лечь и забыться. И почему он не купил по дороге пива? Или лучше водки, хотя на водку бы не хватило... Или бутылку портвейна... не подумал, забыл, не до того было! Как его опозорили, клятая бабка избила его на глазах у всех...
   - Женя! - раздался от окна удивленный голос матери. Молодой человек замер, слово "бля" замерло на губах, так и не сорвавшись. Анна Марковна сидела за своим компьютером и смотрела на Женю со смесью возмущения и страха. - Ты почему не в университете? И что у тебя с лицом?!
   Понимая, что соврать правдоподобно сейчас не получится, он решился сказать как есть.
   - Мам, ты только не дергайся. Я был в церкви, потом пошел в универ и по дороге видел, как похитили знакомую девушку, а потом меня избила сумасшедшая бабка...
   - В церкви? - мать приподнялась, подошла к Жене, положила ладонь ему на лоб. Из всего сказанного сыном она услышала только это слово и, как ярая атеистка, испугалась. - Что ты там забыл? Ты попал в руки сектантов, сына! Я знала, что все плохо кончится! Сиди дома и не выходи, пока не выйдешь из-под их влияния! И иди умойся, а я вызову врача...
   - Мам, какой врач, зачем, - отперся Женя, с каждым словом на шаг продвигаясь к своей комнате.
   - У тебя жар! - заявила мать, беря трубку. - Подожди, ты сказал, похитили знакомую девушку? А потом тебя... избила... бабка?
   Увы, мать услышала все, что он сказал, просто информация не сразу дошла до ее сознания, пробираясь сквозь ее заботу. Но, кажется, лучше бы не доходила...
   - Бабка? - повторила Анна Марковна, на мгновение словно впадая в прострацию. - Избила бабка... - Затем она очнулась. - Тебя? После английской школы со спортивным уклоном? Я немедленно вызываю врача!
   Женя остановился. Интонации матери ему не понравились.
   - Какого врача, мам?! - вскричал он, оборачиваясь. - Я не брежу!
   Увидев покрасневшие глаза сына, Анна Марковна бросила трубку.
   - Все, все, Женечка, не звоню, успокойся, - она подняла руки. - Ты прав, ничего странного в том, что тебя избила бабка, нет, это со всеми случается, чего не бывает в этом мире... Ты ложись, отдохни, сына, а я тебе чаю налью, ты небось голодный? Ложись, разденься и ложись...
   - Мама! - заорал Женя, чувствуя полную беспомощность. Мать не понимала его и даже не собиралась понять. Она просто считала его больным! - Ладно, считай, что я псих!!! Ладно, пусть! Только не надо дурку вызывать! Я псих, сумасшедший, у меня бред был, ясно?! А психи не признают, что они больные! А если ты вызовешь врача, я... я... вены вскрою, ясно тебе?!!
   И хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка, Женя скрылся в комнате. Анна Марковна, кусая губы, бросилась на кухню к телефону, дрожащими пальцами набрала ноль три и заговорила шепотом.
   Женя прислонился к дверям. Он знал, что мать звонит. Догадывался куда. В бессильной ярости молодой человек обрушил кулак на полку. Дерево застонало. Кожа на костяшках покраснела, но боли он не ощутил. Его все предали. Деваться некуда. Убежать не получится, не драться же с матерью? Пока он будет надевать кроссовки, она его задержит, а бежать по улице босиком... его поймают и опять сдадут в психушку, где ему сделают лоботомию! К тому же бежать все равно некуда, абсолютно некуда. Его никто не ждет, он никому не нужен, он ошибка природы!
   Сжав зубы, Женя шагнул к окну, прижался лбом к прохладному стеклу, посмотрел на улицу. Всего-то четвертый этаж... Разобьется ли насмерть? Или тоже откачают? Вены резать бесполезно, эти успеют, и тогда уж точно в дурку, попытка суицида ­- это уже диагноз... Женя мыслил трезво, голова была ясной, - но это была трезвость за гранью здравомыслия, он уже переступил черту отчаяния.
   - Жень, я выйду на минутку, в аптеку, ты никуда не уходи, ладно? - крикнула мать из коридора. Хлопнула дверь. Конечно, она его заперла. Пальцы нашарили верхний шпингалет. Пора заканчивать с этим фарсом, называемым жизнью. Женя открыл одну створку, затем другую, встал на подоконник на колени, выглянул на улицу, взглядом измеряя расстояние до асфальта. Близко, чертовски близко! Хотя даже эта высота холодит сердце. Только бы все кончилось быстро, только бы оно кончилось! Женя сел, свесив ноги, но тут же залез обратно, встал, наклонившись, держась за верхнюю раму. Лучше не соскользнуть, а оттолкнуться и прыгнуть. Скорость будет больше... или удастся перепрыгнуть тротуар и попасть на проезжую часть, под колеса... тогда все точно будет кончено.
   Женя раскачивался, следя за движением на улице. Вот из подъезда выскочила мать, быстро оглянувшись, побежала за угол, на Гражданскую. Ясное дело, ни в какую не в аптеку ­- аптека на канале, - а встречать машину из дурки. Сможет ли перепрыгнуть? Он еще раз измерил взглядом ширину тротуара, плотность потока. Надо еще попасть на зеленый, когда автомобили поедут и какую-нибудь скорость наберут, тогда и прыгать. В голове было прозрачно, сознание чистое, как протертое спиртом стекло. Солнце выворачивает с канала на мост, хочет посмотреть, сумеет ли Женя... а он сумеет. Это легко, оказывается, если ни о чем не думать, только смотреть на асфальт, на ту точку, куда хочешь попасть. Очень просто, нужно только смотреть на цель. Вот замигал зеленый человечек на переходе. Сейчас машины тронутся - и тогда прыгнуть, не раньше. Подождать три секунды, когда разгонятся, оттолкнуться и...
   Вопли с трудом продрались сквозь решимость в Женином сознании и достигли наконец ушей.
   - Молодой человек! Эй! Женя! Да вы слышите ли меня?! Мне надо срочно с вами поговорить! В какой квартире вы живете? Как попасть к вам? Дверь закрыта, домофон, наверное, не работает, потому что вы не отвечаете, никто не отвечает! Эй!
   Женя потряс головой, отгоняя навязчивое видение точки на асфальте, куда он собирался приземлиться, то есть упасть. Под ним на тротуаре надрывался, подпрыгивая и размахивая руками, Смок Арманыч.
   - Срочно! - прокричал он. - Вы нам очень нужны! Важное дело!
   - Я не могу, мать заперла дверь... - пробормотал Женя, но автоматически полез в карман - и пальцы наткнулись на теплую железку. Он вытащил связку с брелоком и заорал в окно: - Я кину вам ключи! Четвертый этаж, двадцать первая квартира!
   Коротышка подхватил звякнувшие об асфальт ключи и бегом кинулся к подъезду.
  
  
   Коротышка семенил по каналу рядом с широко шагающим Женей, рассказывая:
   - Они были в архиве. Бюро снимает помещение у сельхоз библиотеки. Надо было выяснить, над чем работал в последнее время Кротов. Анастасия с запиской от Сансаныча отправилась в архив, ей выдали служебные записки по всем проектам за последние десять лет. И такой конфуз!
   - Если этот проект такой важный, что за ним охотятся, почему его не засекретили? Почему выдают бумаги по нему какой-то... секретарше? - спросил Женя. Пока что он ничего не понимал, но пытался сделать вид, что ему все ясно.
   - Что вы, какая секретность! - всплеснул короткими ручками Смок Арманыч. - Ведь это же Бюро! Люди не могут знать!
   Женя отметил про себя последнюю фразу и кивнул, показывая, что готов слушать дальше. Впрочем, взволнованный коротышка говорил без всяких поощрений со стороны, кажется, не очень думая, слышат ли его вообще.
   - Что Анастасия успела посмотреть? Какие бумаги взяла? Второй раз идти в архив бесполезно, верней, просто долго: придется снимать копии с подшитых к делу записок, то есть это поднимать каждое дело... в общем, времени у нас на это нет. Пора приступить к решительным действиям.
   - Едем спасать Анастасию? - воспрянул духом Женя. Ему тут же представилась лихая погоня на джипах с мощной перестрелкой...
   Коротышка покосился на молодого человека, вынул изо рта потухшую беломорину и помял.
   - Саша пошла в милицию заявить о похищении. Там примут меры. К сожалению, Саша не успела заметить номер. Ее сильно приложили неким деревянным предметом игрового назначения... поэтому мы сейчас не можем ничем помочь нашей юной подруге. Зато у нас есть адреса двух других инженеров, которые, по словам замзав лаборатории, участвовали в последнем эксперименте, к ним-то мы и поедем за информацией. Все-таки, чтобы понять, кто похитил документы, необходимо знать, что похитили. Какова ценность похищенного? Стоит ли тратить силы и гоняться за воришками, которые увели всего-то рецепт мази от облысения?
   - Что? И для этого увезли Анастасию, залезли к этому, главному инженеру... Кротову!
   - Понимаю ваше удивление, юноша, - коротышка вытащил турбо-зажигалку и раскурил пожеванную беломорину. - Однако прецедент был, смею вас уверить. Пару лет назад ноопаты украли из лаборатории именно эти наработки.
   - Ноопаты?
   - Я все объясню, только давайте сначала зайдем в контору. Говорить на улице не хочется, мало ли, кто может нас подслушать. А мне к тому же надо записать ваши показания. Дождемся в кабинете Сашу и с нею поедем по адресам. Надо поговорить с нашими инженерами раньше, чем до них доберется кто-нибудь еще...
   - Вы думаете?..
   - Увы, увы, имею такую привычку, - коротышка потянул на себя тяжелую дверь, пропуская Женю: - Проходите, молодой человек, нам следует по возможности поспешить.
   Вахтер сидел в кресле, укутавшись в клетчатый плед, облокотившись на засаленную бухгалтерскую книгу.
   - Кто такой? - сердито спросил он, когда Женя вошел.
   - Это с нами, с нами, - засуетился Смок Арманыч. Вынув изо рта беломорину, наклонился над столом, сказал, понижая голос: - Свидетель, просто свидетель.
   - Нельзя свидетеля дважды сюда приводить, - забухтел старичок-вахтер. Нос у него был красный в синих прожилках. "Пьяница", - подумал Женя. И тут же ощутил, что в руке нет привычной бутылки с пивом. Он почувствовал себя голым, а затем вдруг подумал: "Через сколько, интересно, у меня будет такой же нос? Сколько еще я должен для этого выпить пива, или нужно водяру хлебать?" - Вы же знаете правила, чего я вам повторять должон...
   - Степан Степаныч, тут такая ситуация... без него никак. Считайте, что это особый свидетель.
   - Степан Степаныч... - пробормотал недовольный старик, почесывая нос. - Особый... Каждый норовит такого особого протащить, а мне потом выговор...
   - Ну Степан Степаныч! - воскликнул коротышка, наклоняясь еще ниже, едва не ложась животом на стол. - Войдите в положение! Начальство одобрит, когда узнает, ведь это для расследования! Вы поймите!
   Женя топтался возле порога.
   - Степан Степаныч... - опять пробормотал старик. - Только под вашу ответственность, Смок Арманыч. Вы у меня самый беспокойный отдел. Другие приходят с утра, вечером уходят... А вы все бегаете туда-сюда, как оглашенные...
   - Ну Степан Степаныч! - коротышка всплеснул руками, выпрямляясь. - Мы же оперативный отдел!
   - Где уж им, - ворчал старик, будто не слыша. Он вытащил из-под пледа круглые очки с обмотанной изолентой дужкой, нацепил их на распухший красный нос. - Бегают и бегают, и с утра до ночи... - Затем старик поднял свой груссбух, достав оттуда синий бланк. - Я ему временный пропуск выпишу, под вашу ответственность, - заявил он, пожевав губами. - И доложу куда надо. Так что пусть начальство разбирается, одобрить или там нет... Распишитесь, - он подсунул картонку коротышке, и тот быстро поставил там закорючку.
   - Подойди, - потребовал вахтер. Женя приблизился. - Фамилия?
   - Пантократов, - ответил юноша.
   Старик закашлялся.
   - Чегось? - переспросил он. - Пантократор? - поправил очки на носу и посмотрел на Женю.
   - Панкторатов, - повторил Женя по слогам. - Фамилия такая.
   - Да я понимаю, что не имя, - сухо засмеялся старичок. - Во анекдот-то, а? Пантократов, хе-хе... Еще бы назвался каким-нибудь... этим, как его... - Но не придумал и молча продолжил писать. - Имя?
   - Евгений.
   Старичок вывел еще несколько аккуратных круглых букв, велел Жене расписаться на бланке и в книге, и отпустил.
   - И чтоб без буйства! - погрузил он сухим пальцем, снимая очочки. - Я тебя помню. Если что - так снова охрану...
   Но Женину радость это напоминание не могло уже поколебать. Молодой человек поднимался, с волнением рассматривая лепнину на потолке, светло-голубую краску на стенах, завитушки на чугунных перилах...
   "Бюро переводов. Редакция" - гласила табличка возле дверей. Пока Смок Арманыч возился с ключами, Женя еще раз с каким-то внутренним удовольствием изучил табличку. Слова все были прекрасно знакомые, но в контексте происходящего теряли всякий смысл и становились таинственными символами, каким-то сим-симом, волшебными знаками, отворяющими вход в пещеру с сокровищами. Что за бюро? Почему переводов? Зачем редакция? Ничего не понятно, но оттого еще более волнующе.
   Коротышка впустил Женю в уже знакомую комнату. Бумаг на столах и полках, кажется, стало еще больше, зато освободилось кресло и две круглые крутящиеся табуреточки на железной ноге. Указав на одну из табуреток, Смок Арманыч уселся в кресло, вытащив из-за пазухи уже несколько потрепанное дело, раскрыл его на коленях, из нагрудного кармана достал ручку - и приготовился записывать.
   - Расскажите, что вы увидели тогда в палате, - потребовал он. - В подробностях, пожалуйста, я стенографирую.
   И тяжелый черный с золотом паркер запорхал над бумагой подобно бабочке. Женя собрался с мыслями, напряг память.
   - Над головой у той девушки было такое... вроде облака, - сказал он. - Когда бабка... то есть Саша... Александра...
   - Федоровна, - не отрываясь от протокола, напомнил коротышка. Беломорина свисала у него в углу рта, он ее иногда посасывал.
   - Да, спасибо. Так вот, когда она выстрелила, облако как бы вытянулось в направлении выстрела и... в общем, съело луч, втянуло в себя и поглотило без остатка.
   - Так вы и луч излучателя видите? - уточнил Арманыч. Запустив пальцы в волосы, Женя поерзал на табуреточке.
   - Нет, не вижу, но тогда это облако... оно как будто подсветило его, знаете, как... есть такая игрушка - лазерная указка, так вот если посветить на сигаретный дым или пар над чайником...
   - Понял, - кивнул Смок Арманыч, продолжая выводить какие-то быстрые каракули. - Продолжай.
   - Да, собственно, и все, - Женя развел руками. - Один выстрел съело, другой, а потом она перекатилась и сбежала...
   - Ага, - Смок Арманыч любовно вывел еще несколько закорючек, после чего захлопнул дело и положил его на стол рядом с собой. - А теперь расскажите, как давно у вас это началось?
   Не веря себе, задыхаясь от счастья, Женя торопливо выложил ему все. Коротышка слушал очень внимательно, задумчиво кивая лысой головой и крутя целую беломорину, вытащенную из пачки на подоконнике. Табак сыпался между пальцев, но Арманыч не замечал. А Женя поведал все, что вспомнил, в том числе и как мать таскала его к психологу, и как друзья-одноклассники сначала слушали, а потом посмеялись, когда подросли, и как Женя перекапывал эзотерическую литературу, и как задавал вопросы на форуме, и даже как он спасался пивом...
   - Очень пить хочется, - закончил он. В горле пересохло, в виске билась нервная жилка.
   Смок Арманыч пару раз потянул себя за мочку.
   - Ну что же... - протянул он. - Думаю, не ошибусь, если скажу, что вы видите эгрегоры.
   - Э... что?
   Коротышка вытащил из кармана кисет, расстелил на столе газетку, ловко набил опустевшую беломорину своим зельем, закурил и устроился поудобнее, закинув ногу за ногу.
   - Всю теорию информационных объектов я вам излагать не буду.
  
  

***

   - Информационный объект - это обладающая сложной структурой многоаспектная информация, не зависящая от конкретных носителей, развивающаяся в силу собственных императивов, обладающая поведение и способная к проявлению эмоций. Это понятно?
   Женя неуверенно кивнул. Вытащив папиросу изо рта и выпустив клуб дыма, коротышка продолжил:
   ­- Информационные объекты производят информацию из информации. Они могут взаимодействовать как с информационным, так и с физическим пространством, в последнем случае - через людей. Информационные объекты подразделяются на сущности и скрипты. Последние нас сейчас не интересуют. Среди первых, то есть сущностей, нам нужны эгрегоры. Что это такое? Эгрегор - это совокупность людей - носителей определенной системной и самосогласованной картины мира. Эгрегоры обычно бывают конфессиональные, но могут быть и национальные, и - судя по некоторым вашим словам, так оно и есть, - эгрегоры отдельных городов. В последнее время в связи с ростом психологической сложности человека, развитием личности, вниманием к ней, усилением, соответственно, информационным каждого индивидуума, возникают также эгрегоры малых групп. Вообще в ноосфере существуют соответствия каждой высокоразвитой личности, однако пока что наши приборы не могут зафиксировать подобные сущности в информационном поле, поэтому специалисты рекомендуют не принимать личностные эгрегоры во внимание и тем более не употреблять соответствующего словосочетания, чем мы и займемся.
   Итак, эгрегоры. Картина мира, лежащая в основе эгрегора, может быть выражена в виде некоторого набора догматов, идей. Вроде "Верую в единого бога, Иисуса Христа" или "Петербург - лучший город на земле"... Эгрегор требует от своих носителей прежде всего любви, он ею питается, поддерживает собственное существование. Так вот, чем глубже человек уходит в свою веру, идею, отдается догматам - тем более он теряет себя. Однако в некоторых случаях эгрегоры способны помогать своим носителям. Мне кажется, что в больнице мы столкнулись как раз с таким казусом. Что отсюда следует?
   - Что? - спросил жадно слушавший Женя. - Ей помогал какой-то эгрегор? Ее эгрегор? Какая-то штука, которой она молится?
   - В точку, молодой человек, - коротышка пожевал папиросину и одним движением губ загнал бычок в угол рта. - Девушка, которая пыталась убить Максима Викторовича, является членом некоей группы, возможно, даже более чем вероятно, религиозного характера. Проблема в том, что различных религиозных организаций и сект в нашем городе очень, очень много... - Смок Арманыч стряхнул со своего бархатного пиджачка песчинки табака. В своем огромном директорском черном кожаном кресле он выглядел как одинокий грибок в лукошке. - Жаль, что вы всего лишь видите эти сущности, вот если бы вы могли также и считывать содержание информационных объектов... цены бы вам как полевому работнику не было бы.
   Женя пропустил последнюю фразу мимо ушей, его беспокоило другое.
   - Скажите, а как себя чувствует... ну, Кротов?
   - Максим Викторович? - лунообразное лицо коротышки омрачилось. - Впал в кому. Врачи не надеются, что он долго продержится...
   Они помолчали. Женя мысленно сверял свои воспоминания с полученными сведениями. Кажется, что-то начинало вырисовываться...
   - Скажите, - спросил он, - а вы тут упомянули каких-то... - молодой человек запнулся, - ноопатов. Это кто такие?
   Коротышка презрительно махнул рукой:
   - Конкурирующая организация.
   - А у вас, у вас что за организация? - задавая давно мучивший его вопрос, Женя от волнения выпрямился на неудобном табурете аж до хруста в костях.
   Дверь распахнулась, в кабинет с криком ворвалась бабка Саша:
   - Магнитогорская восемнадцать, квартира тридцать пять! Такси в жопу, с ним одна морока, я выбила из шефа транспорт, хватайте ботинки и бегом!
   Транспортом оказалась белая девятка в цветочках ржавчины. На водительском месте сидел маленький пожилой азиат в очках. Смок Арманыч дернул ручку передней дверцы, старуха загрузилась назад, Женя - за ней.
   - Погнали! - рявкнула бабка Саша, ткнув водителя в плечо. Тот, ни слова не говоря,
   - Афанасий Николаевич Кречмар, - прочитал вслух коротышка на переданной бабкой бумажке с адресом. - Что-то знакомое... Не его ли в прошлом году увезли с Ученого совета с микроинсультом?
   - А я знаю? - огрызнулась бабка и вновь ткнула водилу: - Да быстрее ты!
   - Машина много, - невозмутимо ответил азиат, не глядя на пассажирку. В зеркало заднего вида Женя видел его лицо - неподвижное, как маска.
   ­­- Мигалку вруби и не выключай!
   Азиат немного оживился.
   - Можно, да? - он левой рукой пошарил под сиденьем, вытащил полукруглую блямбу на магните и, высунувшись в приоткрытое окно, посадил блямбу на крышу, щелкнув затем каким-то тумблером на приборной панели. После чего начал крутить руль. Был ранний вечер, в городе стояли пробки, однако при приближении белой девятки автомобили вдруг начали отъезжать в сторону, прибиваться к поребрику, сворачивать во дворы и переулки, освобождая дорогу. Машина виляла, быстро перескакивая из ряда в ряд, туда, где появлялось место. Даже в намертво вставшем проспекте, на участке от канала до Садовой, находились дырки, так что девятка довольно резво продвигалась вперед, пока проспект стоял.
   - Ага! - удовлетворенно воскликнула бабка, откидываясь на сидении. - Так-то!
   Женя тронул коротышку за плечо:
   - Скажите, а как работает это ваше психотропное оружие? Почему люди так шарахаются?
   Смок Арманыч оглянулся, рассеянно махнул рукой.
   - Это просто, то, что Александра Федоровна назвала мигалкой, - маломощный излучатель инфразвука. Собственно звука никто не слышит, но тем не менее человек его воспринимает и впадает в легкую панику. Давно известный эффект...
   - А этот, как его, которым бабка... э... то есть Александра Федоровна, которым она, ну, заставляла забыть?
   - Рекордационный излучатель? - снисходительно откликнулся коротышка, вынимая зажигалку и раскуривая половину беломорины, так и торчащей у него между губ. Женя задумался, ложится ли Арманыч спать с папиросой или, делая над собой усилие, таки кладет бычок в пепельницу на тумбочке возле кровати? Насчет тумбочки Женя не был уверен, но почему-то представлял, что у Смок Арманыча обязательно должна возле кровати стоять тумбочка, на которой еще имеются настольная лампа, стопка книг - что-нибудь умное, вроде французских философов середины двадцатого века, - и тяжелая зажигалка в виде пистолета или замка. Насчет последнего Женя сомневался, но все остальное виделось ему как наяву.
   - Я постараюсь запомнить его название, - пообещал молодой человек.
   - Принцип действия этого аппарата сложнее, - неторопливо начал Смок Арманыч, но тут машина, взвизгнув тормозами, ушла вправо, едва вписавшись в пространство между маленькой дамской иномаркой и большим серым лендровером, и резко встала. Женя вцепился в переднее сидение, бабка, раскорячив ноги, ухватилась за ручку над дверцей. Едва - не потому, что водитель влез на свободное место возле тротуара с трудом, а потому что места этого было так мало, что, казалось, машина приклеилась к соседям.
   - Выходим, не тормозим! - крикнула бабка, вываливаясь, как обычно, первой и подбегая к подъезду.
   - Куда ты все время несешься? - Смок Арманыч, кряхтя, вылез, одернул бархатный пиджачок. Женя захлопнул дверь, и они вдвоем направились в дом, вслед за бабкой Сашей, которая уже взбегала по лестнице.
   - Третий этаж, шевелитесь, черепахи! - крикнула сверху старуха, приплясывая от нетерпения перед дверью.
   - Ничего, он от нас не убежит, - с отдышкой произнес коротышка, преодолевая площадку второго этажа и старательно обходя подозрительно желтую лужицу возле перил. - Афанасий Никитич - первый помощник Кротова, вместе работают, как сказали в лаборатории. Только вот чертежей в лаборатории нет, все должно было уйти на завод на следующей неделе.
   - А не странно ли, - начал Женя, но не успел договорить: завидев, что они почти поднялись, бабка нажала звонок. По площадке раскатился веселый звон, почти не приглушаемый дверью.
   В этот миг тишины Женя вспомнил другой звонок - к главному инженеру, и нехороший страшок пробежал по позвоночнику.
   - Я перед тем как к вам, Евгений, идти, созвонился с ним, он нас ждет, - успокоил Смок Арманыч; вытащил беломорину, помял картинный мундштук двумя пальцами и сунул обратно. Папироса уже погасла.
   За дверью послышались шаркающие шаги.
   - Вот, вот, я же говорил, - сказал коротышка вполголоса и поправил галстук. Бабка, напряженно вслушивающаяся, расслабилась.
   Долго щелкали и поворачивались замки, гремели цепочки. Наконец дверь отворилась, впрочем, чуть-чуть, в темной щели показалось белое лицо:
   - Вы к кому?
   - Здравствуйте, уважаемая Нина Никитична, мы к вашему брату, я ему звонил днем, он сказал, что будет ждать. Помните, мы разговаривали с вами? В три часа...
   Глухо брякнула, падая, последняя цепочка, дверь раскрылась шире, показав грузную фигуру в длинной темной прямой юбке и коричневой кофте.
   - Смок Арманович? - невысокая старушка с оранжевым шиньоном на голове отступила в глубь прихожей, приглашая войти. - Как же, помню, беседовали. Пожалуйста, будьте любезны... Только Афанасия Никитича сейчас нет, он уехал десять минут назад, с одной молодой дамой. Но вы проходите, проходите, выпьем чайку...
   Занесший уже дверь через порог коротышка замер.
   - Как, вы сказали? Уехал? С дамой? Но почему? Ведь мы договорились...
   Старушка развела руки, обтянутые кофтой.
   - Собрался удивительно быстро, я сама ничего не поняла. Сказал, что скоро будет, поэтому я и приглашаю вас подождать, надеюсь, в течение часа он возвратится и все нам объяснит.
   Но Смок Арманыч развернулся, приподняв шляпу:
   - Прошу прощения, Нина Никитична, ждать невозможно ни минуты. Прощайте! Я вам потом позвоню...
   Бабка уже бежала вниз, перепрыгивая через три ступеньки, крича:
   - Литейный сто двадцать девять! Бегом, олухи!
   На улице уже стемнело, автомобилей стало заметно меньше - час пик закончился.
   - Ну хорошо, - сказал Женя, когда они уселись в машину, и водитель повернул ключ зажигания. - Психотропное оружие, инфразвук - с этим можно потом разобраться. Но зачем все это? Кто вы вообще?
   Коротышка с бабкой обменялись короткими взглядами.
   - В общем, так как вы уже были в конторе, видели, собственно, все... почему бы не открыть вам правду? Мы с Александрой Федоровной - редакторы реальности.
   - Это как? - Женя поковырялся в ухе пальцем, чтобы убедиться, что там нет пробки. Так, на всякий случай. Он был готов ко многому, но это было как-то слишком странно. Нет, не странно - просто абсурдно. Как можно реальность... редактировать? Это же, в конце концов, не текст!
   - Боюсь, вам не покажется это интересным, - Смок Арманыч пожал плечами. - Мы всего лишь оперативный отдел, занимаемся тем, что...
   Серый джип, стоящий за ними, как только девятка снялась с места, рывком тронулся следом и с размаху въехал девятке в зад. Машину кинуло вперед, двигатель заглох. Водитель повернул ключ в замке.
   - Что за козела? - выкрикнул он, оборачиваясь, упираясь в спинку сидения и выглядывая назад между Женей и бабкой Сашей.
   - Я разберусь! - бабка рванула дверцу, едва не сбив проезжающую мимо зеленую тойоту. Женя тоже посмотрел назад. И тоже, как и вылезающая наружу старуха, увидел, как опустилось водительское стекло, как оттуда вынырнуло блестящее вороненое дуло.
   - Рви когти! - завопила бабка, ныряя внутрь и дергая Женю за руку. - Ложись!
   Женя и Смок Арманыч упали на сиденье, водитель, пригнувшись, втянув голову в плечи, ударил по газу, и машина рванулась вперед. Пули простучали по багажнику.
   На улице зажглись фонари, желтые пятна легли на дорогу. Девятка вывернула со Звенигородской на Марата и помчалась по улице, подскакивая на стыке рельсов. Следом мчался джип, и ствол автомата из его окна неотступно следил за девяткой, изрыгая иногда короткую очередь.
   - Мы же к Невскому едем, там всегда пробка! - приподняв голову и посмотрев вперед, воскликнул Женя. - Вы чего?
   Бабка, лежащая на Жене, елозила сверху, вонзая в спину острый локоть. Молодой человек дернул плечом, спихивая ее руку.
   - Да тихо ты! - Старуха пристукнула его ладонью по затылку. - Не вертись, дай прицелиться!
   Загрохотала новая очередь. Перед капотом возникла широкая корма Мерседеса, отъезжающего от тротуара, азиат вывернул руль влево, уходя на середину дороги, - и попал под пули. Со звоном осыпалось заднее стекло. "Ах ты козела!" - закричал водитель, давя на газ и кидая машину под колеса мерседеса. Тот едва успел притормозить, девятка вырвалась вперед, а преследующий ее лендровер боком снес переднее крыло мерседеса. Левая фара того лопнула, разбрызгивая осколки. Мерседес встал, из него выскочил водитель, - но джип был уже возле светофора.
   - Так их! - бабка стряхнула стекло с волос и даже смахнула осколки с Жениной спины, за что молодой человек, который не мог разогнуться, был ей очень благодарен.
   - Что там? - прохрипел он. Видеть что-нибудь он мог только впереди, но и для этого надо было поднять голову, а бабка мешала, пригибая ему шею, как только он пытался посмотреть.
   - Вмяли им дверцу до половины салона! - удовлетворенно констатировала бабка, выглядывая из-за торчащих внизу остатков заднего стекла. И тут же вновь упала на Женю: очередная очередь прошила воздух над головами. Все пригнулись. Как только отгрохотало, Смок Арманыч высунул глаз из-за сидения:
   - Александра Федоровна, кто нас преследует? Разглядите их! И надо запомнить но... нееет!
   Впереди разноцветными огнями полыхнул Невский. По нему сплошным потоком неслись автомобили, и ярким пятном прямо перед носом горел красный.
   - Стоять! - заорал Женя.
   - Сейчас я его достану! - бабка наконец закончила возиться со своими излучателями. Если бы Женя мог поднять голову, он бы понял, что бабкины ерзанья по его спине были не напрасны. Трясясь и ударяясь головой о спинку, бабка Саша тем не менее сумела как-то раскрутить два излучателя и соединить их части в нечто третье. К мощному стволу рекордационки бабка прикрутила хромированную рукоять когнитивного излучателя, а сверху подсоединила вторую коробочку, ту, что не использовала в больнице.
   - Держитесь крепче! - крикнула старуха, ставя локти Жене под лопатки ­- тот сжал зубы, упираясь руками в пол - хвататься было не за что. Она прицелилась...
   Грохнула новая очередь. И тут девятка вылетела под красный в самую гущу поперечного потока.
   Завизжали тормоза. Закричали люди. Пули заскрежетали по левой задней стойке, посыпалось стекло, стойка согнулась, крыша немного осела. Машины впереди останавливались, и сзади в них влетали задние, не заметившие вылетевшую с Марата бешеную белую девятку, покореженную, лишенную стекол, кто-то пытался увернуться, сворачивая вправо, в лицу, или влево, на встречную. Скрежет, грохот, визг, звон сталкивающихся машин и разбивающихся стекло, вопли... Джип на скорости въехал девятке в зад. Женя зажмурился, но тут же снова открыл глаза. Девятку должно было смять в лепешку между джипом и затором автомобилей впереди. Но вместо этого машина подпрыгнула, нос ее задрался, и девятку закинуло на крышу розового лимузина в крайнем правом ряду. Азиат кричал что-то на своем птичьем языке и крутил руль. Женя успел увидеть огромные глаза невесты за водопадом осколков окна - наклонившись, она с ужасом смотрела на девятку, - и уже перед глазами запрыгали огни вывесок, реклама, окна второго-третьего этажей напротив.
   - Давай! - заорала бабка. Она встала на колени, вытянула руки, держа оружие перед собой, и нажала на курок, вздрогнув при этом всем телом. - Ага!
   Женя приподнялся - со спины посыпалось стекло - и посмотрел вокруг. Они ехали по крышам автомобилей, переваливаясь, сползая колесами на багажники и залезая вновь на очередную машину. Мешанина столкнувшихся машин протянулась почти на квартал. Потерявший опору джип, медленно разворачиваясь, катился к лимузину.
   И тут вся эта картина подпрыгнула: девятка по чьему-то капоту, сминая его колесами, сползла на землю. На миг замерла, ткнувшись бампером в асфальт, - но тут же азиат дал газу, автомобиль рванулся, и они поехали, обогнули влипший в столб серенький форд - и умчались по почти пустой Маяковской. Сзади уже завывали милицейские сирены.
   Смок Арманыч приподнялся, оглядываясь.
   - Ушли? - слегка дрожащим голосом спросил он.
   - А то! - Бабка гордо помахала в воздухе самодельным вооружением.
   Вздохнув с явным облегчением, коротышка вытащил из нагрудного кармана белый платочек и промокнул мокрый от пота лоб. Посмотрел под ноги, ища потерянную беломорину, не нашел, махнул рукой, но все же достал пачку и новую папиросу, которую тут же принялся крутить в пальцах, разминая. На пол посыпались крошки табака.
   - И кто это был? - поинтересовался он.
   - А я знаю? - огрызнулась старуха. - Номера запомнила, вернемся - пробью по базе, еще к Шкуркину загляну, участковому нашему, пусть по своим каналам поищет. Окна у них тонированные, нифига не разобрать.
   - Пожалуйста, побыстрее, - попросил водителя коротышка. - У меня дурное предчувствие...
   Оживившийся во время погони азиат опять стал невозмутим, неподвижен, равнодушен. Даже не кивнув, он просто прибавил скорость.
   - А куда мы? - спросил Женя, прикрывая ухо. Вечером стало прохладно, так что в разбитое окно ощутимо сквозило.
   - Над последним проектом Кротова вместе с ним работали двое. Кротов в больнице, Кречмар исчез - и везде фигурировала, как выразилась Нина Никитична, "молодая дама". Уверен, третьего участника проекта нужно навестить как можно скорее, пока и с ним не случилось чего. Михаил Львович, конечно, еще не стар, в отличие от главного инженера и его помощника, ему всего лишь пятьдесят, - но и это возраст, не подходящий для самозащиты... от активных юных леди. За нами следили. Они напали на нас, видимо, правильно полагая, что, обнаружив пропажу Афанасия Никитича, мы тут же поедем к Исакову. Они хотели нас задержать. Что отсюда следует?
   - Что они тоже поехали туда, и не хотели, чтобы мы их опередили? - предположил Женя.
   - Именно! - коротышка посмотрел на измятую беломорину в своих руках, покрутил ее, изучил на просвет. Весь табак из нее уже высыпался. Машина ехала быстро, кое-где даже не останавливаясь на красный или же останавливаясь совсем ненадолго, срываясь с места, когда еще не загорелся зеленый. - Кажется, нападение нас не сильно задержало, так что есть шанс если не опередить злодеев - злодеек, видимо, правильнее, - то хотя бы помешать им. Но главное - не опоздать!
   - Так едем быстрее! - воскликнул Женя. - Я хочу наконец разобраться, что за каша вокруг этих эгрегоров!
  
   Это была тихая улочка в далеком полупромышленном квартале, Женя здесь никогда не бывал. Вдоль тротуаров тянулись унылые четырех-пятиэтажные дома красного кирпича, по самую крышу покрытые толстым слоем пыли.
   Девятка подлетела к крайнему перед перекрестком зданию, Женя вслед за бабкой выкатился из машины, Смок Арманыч торопился за ними.
   - Не глуши мотор! - успел бросить коротышка, закрывая дверь. И они помчались на пятый этаж, перескакивая через две ступеньки. Коротышка, правда, скоро выдохся и перешел на быстрый шаг.
   ­- Дверь открыта! - закричала бабка, на секунду задерживаясь на четвертом этаже, чтобы бросить взгляд на следующую площадку.
   - Скорей туда! - задыхаясь и держась за сердце, прохрипел Смок Арманыч. - Остановите их!
   Женя не отставал от бабки Саши. Возле открытой настежь квартиры старуха на миг остановилась, извлекла из глубин камуфляжа металлическое яблоко и сунула молодому человеку:
   - Жми на полную!
   А сама вытащила жуткую пушку с широким раструбом. Кивнула Жене и первая шагнула в темноту прихожей. В глубине коридоре виднелся свет.
   Женя осторожно вошел в квартиру. Справа на вешалке тихо источали аромат нафталина какие-то старые вещи, разглядеть подробнее было нельзя. Длинный коридор заканчивался стеклянной дверью, закрытой, еще одна дверь была рядом, в стене слева, и вот она была приоткрыта, и в узкую щель на покрытый квадратиками линолеума пол падала красноватая полоса света. Оттуда из-за двери, доносился шорох. Бабка Саша крадучись двинулась вдоль стены, держа оружие перед собой.
   Сзади послышалось громкое дыхание - это Смок Арманыч взобрался наконец на пятый этаж и вошел в квартиру. Обернувшись, Женя приложил палец к губам, призывая к тишине. Если там кто-то есть, надо поймать злоумышленника.
   - Да-да, я все понимаю, - зашептал коротышка, держась за сердце. Грудь его тяжело вздымалась, ему не хватало дыхания. - Я постою здесь, чтобы не дать им сбежать.
   Женя с сомнением посмотрел на отдышку Арманыча, махнул рукой и двинулся за старухой. Та уже подкралась к полуоткрытой двери. Молодой человек приблизился к ней, встал рядом.
   - Я внутрь, ты стой в дверях, - просипела бабка. Женя кивнул.
   Старуха осторожно завела носок ботинка в щель между косяком и дверью, резко дернула ногой, распахивая дверь, и прыгнула внутрь, водя пушкой из стороны в сторону. Сделав шаг вперед, Женя загородил дверной проем, вжимая палец в кнопку на боку яблока. В дальнем углу комнаты, за диваном, послышался стон, мелькнула рука, взлетели бумаги - и кто-то тяжело повалился на пол.
   - Ага! - крикнула бабка, подбегая к дивану и наводя раструб на того, кто был сзади.
   Женя бегло осмотрел комнату. Довольно большая, вдоль одной стены - советская "стенка", бледно-желтая, с потрескавшимся лаком. Все открытые поверхности были завалены книгами и бумагами. У стены напротив стоял массивный, дореволюционный еще буфет темного дерева, с резьбой и витражными стеклами. Возле буфета был журнальный столик и два продавленных кресла, а также торшер с красным абажуром - это он давал единственный в комнате тусклый свет. Между столиком и "стенкой", ближе к последней, но не прижимаясь к ней, высился диван - современный, совершенно новый. Торцом он загораживал подоконник - тоже захламленный бумагами - окна, настежь распахнутого. В комнате никого не было.
   Не считая того, за диваном.
   Женя подбежал к окну и увидел свисающую сверху веревку. Он подергал - и она со свистом кольцами свалилась ему на руку, от неожиданности юноша едва удержал ее.
   - Что там? - заглянул в комнату Смок Арманыч.
   - Вот, ушли, - Женя втащил веревку, показал. - Через окно. Как и... - Но про голую девицу сказать постеснялся. Хорошо еще, что коротышка не обратил внимания на последние его слова. Подергав себя за мочку уха, Смок Арманыч направился к дивану, из-за которого бабка вытаскивала грузного мужчину в майке, тренировках и домашних тапочках. Женя тоже подошел, вдвоем с бабкой они уложили мужчину на диван. Тот был без сознания и тихо постанывал.
   - Надо закрыть дверь, - произнес коротышка, присаживаясь рядом и всматриваясь в лицо пострадавшего. Не говоря ни слова, бабка убежала в коридор, оттуда послышался хлопок закрываемой двери и щелчок запираемого замка.
   - Что это он в себя не приходит? - тревожно спросил Арманыч спустя три минуты. Бабка, усевшись на ковре под торшером, скручивала и раскручивала кольца веревки, Женя ходил вдоль стенки, читая названия на корешках. Тут была в основном техническая литература, пара детективов Агаты Кристи да непонятно как затесавшийся сюда дамский романчик в потрепанной обложке.
   - Так конечно, у него на затылке - вот такенная шишка! - объявила бабка Саша, показывая кулак. - С яблоко!
   Яблоко? Женя поспешно снял палец с кнопки, повернул рычажок на минимум. Все это время приборчик работал на полную мощность, создавая подавляющее поле. Вдруг инженер не имеет иммунитета ко всем этим штучкам?
   Молодой человек оказался совершенно прав. Буквально через несколько секунд стоны прекратились, мужчина приоткрыл глаза.
   - Михаил Львович? - участливо произнес коротышка.
   Тот с видимым усилием приподнялся на локте, осмотрел комнату, задержавшись поочередно на бабке на ковре, колдующей с веревкой, и на Жене, возвышающимся за спинкой дивана, после чего перевел взгляд обратно на Арманыча.
   - Да, чем могу быть полезен? - низким хрипловатым голосом ответил он.
   - О, не беспокойтесь, - коротышка вскинул пухлые ручки, затем полез в карман за беломором. - Разрешите, я закурю?
   Хозяин кивнул и лег обратно.
   - Ничего, если я полежу? - слабо спросил он. - Мне что-то не очень хорошо...
   - Лежите-лежите! - Смок Арманыч поднялся. - Я, с вашего разрешения, пересяду к столу, и оттуда буду вас расспрашивать, не возражаете?
   - Кто вы такие? - наконец догадался поинтересоваться инженер.
   - Редакция, оперативный отдел, - коротышка пристроился в одно из продавленных кресел, вытащил свой кисет и насыпал горсть табака на бумажку, после чего принялся аккуратно набивать папиросу, из которой родное содержимое давно высыпалось. - Мы расследуем дело о похищении документов. К сожалению, мы даже не знаем, какие бумаги интересуют похитители. Нам очень повезло, что мы застали вас, и застали живым. Подозреваю, вам тоже повезло в этом смысле, - коротышка хмыкнул, закончил набивать папиросу, убрал кисет, предварительно ссыпав туда остатки табака, после чего вытащил зажигалку. - Так что очень прошу вас, Михаил Львович, несмотря на ваше прискорбное состояние, поскорее рассказать нам, над чем вы с Максимом Викторовичем и Афанасием Никитичем сейчас работаете.
   - Работали, - инженер осторожно дотронулся до затылка и поморщился. - Мы закончили. Все держалось в тайне, и я не уверен, что могу рассказать вам...
   - Александра Федоровна, покажите Михаилу Львовичу удостоверение, - попросил коротышка, прикуривая.
   Приподнявшись с видимым усилием, мужчина изучил протянутую старухой корочку, после чего сказал, все еще сомневаясь:
   - Есть же разные степени доступа. Наш проект самый секретный, про него не знал никто, а задание исходило от Самой. Так что поймите меня, я не имею права рассказывать...
   - Да-да, конечно, уважаемый Михаил Львович, я все понимаю, - коротышка поднялся, извлек из-за пазухи порядком уже потрепанное дело, раскрыл на первой странице и, подойдя, сунул папку под нос инженеру. Женя сверху успел заметить бумажку с несколькими печатями.
   - Ну, раз так... - протянул инженер. - Только закройте окна, двери... Впрочем, после того как они украли чертежи... не знаю, можно ли считать этот проект секретным. Кстати, как там Максим Викторович себя чувствует?
   - Прекрасно, прекрасно, - отозвался коротышка. - Он в коме. Так над чем вы трое работали последнее время?
   Мужчина потер переносицу.
   - Да, нас же было трое, - проговорил он, приподнимаясь, облокачиваясь о спинку. - Надо позвонить Афанасию, предупредить, чтобы он никому не открывал...
   - Кречмара похитили, - бросил Смок Арманыч. Женя видел, что коротышка все больше раздражается. - Что за вещь вы создавали, скажите наконец! А вы, молодой человек, присядьте, не маячьте там, как фанера над гнездом кукушки!
   Пожав плечами, юноша вышел из-за дивана, пересек комнату, обогнув бабку, и присел в кресло напротив Смок Арманыча. Тот нервно курил, выпуская неаккуратные клубы дыма. Хозяин квартиры сел, откинулся на высокую спинку дивана. Провел ладонью по короткому песочного цвета ворсу. Затем запустил пальцы в волосы, поерошил седеющую поросль на крупной голове. Тяжелые густые брови его сдвинулись к переносице. Михаил Львович вздохнул, крупная грудь под майкой поднялась и опустилась.
   - Ноотропная пушка, - сказал он наконец.
   - Что? - коротышка привстал.
   - Что слышали, - инженер потер переносицу. - Самое мощное психотропное оружие. - Темные глаза его из-под покрасневших век в упор глянули на Женю. - Рассеивает эгрегоры.
   - Ого! - Смок Арманыч от волнения откусил мундштук папиросы и не сразу заметил, а когда почувствовал табак на языке, стал громко отплевываться, поднеся ко рту свою крохотную пепельницу.
  

***

   Анастасия пришла в себя. Хотя память еще была где-то далеко, девушка сразу поняла, что что-то не так. Она не проснулась, а именно что пришла в себя, значит, была без сознания... но не в обмороке, уж обморок-то она знала. Тяжелый отходняк, подташнивает, голова кружится, сознание мутное, и никак глаза не открыть. И тела совершенно не чувствуется. Нет, вот, что-то проявляется... кажется, она лежит... болит рука, затекла... и не повернуться, чтобы освободить...
   После обморока в себя приходишь совсем иначе. Вдруг понимаешь, что ты лежишь, и будто в мягкой-мягкой кровати, сознание пустое, чистое, как стеклышко, и все хорошо. Потом чувствуешь, что лежишь на полу - и так хорошо, так приятно касаться щекой этого холодного пола...
   А тут совсем другое. Кажется, что тебя тащит по каким-то бесконечным коридорам, под потолком какие-то лампы, от них остаются длинные размазанные следы в черноте, какие-то люди появляются и исчезают, и ты опять наедине с этим бессилием тела - ни повернуться, ни встать, ни открыть глаза, и это видение странной комнаты вокруг...
   Такое бывает после наркоза, - вспомнила Анастасия. И моргнула. Оказывается, она уже какое-то время лежала с открытыми глазами, но не осознавала этого. Где она? Как? Почему?
   Ей снилась погоня. Люди в черных плащах похитили ее и сунули в машину, кинули на заднее сидение, девушка видела мелькавшие в окне стены домов, которые затем превратились в эти бесконечные коридоры, от которых кружилась голова и тошнило, а затем - в неизвестную комнату...
   Анастасия долго лежала, лениво разглядывая потолок и прокручивая странный сон. Что-то в нем тревожило девушку. И эта комната... Определенно не дома. Но где? Наркоз обычно делают в больнице... значит, Анастасия больна. Ей делали операцию. Но почему она ничего об этом не помнит? Легкое волнение охватило ее, но пока что она не пришла в себя достаточно, чтобы действительно разволноваться. Поэтому девушка просто смотрела в потолок - голову поворачивать еще не было сил, - то погружаясь обратно в сон, то выныривая на поверхность сознания. Окружающее мешалось с воспоминаниями и видениями, и разобраться со всем этим не представлялось возможным.
   Наконец ей захотелось пить.
   Пить, - подумала Анастасия.
   Хочу пить.
   Держась за это желание, как за соломину, опираясь на него, держа его перед собой как маячок, девушка стала отделять явь от сна.
   Постепенно сознание прояснялось.
   И то, что вырисовывалось, никак не могло уложиться в голове.
   Это бред, - сказала себе Анастасия. - Сейчас я закрою глаза и снова засну, а проснусь уже дома, у себя в кровати, и мама войдет и скажет...
   Но она не могла больше закрывать глаза. Вдруг сейчас кто-нибудь войдет? И главное - кто это будет?
   Они же не тронут такую красивую беспомощную девушку? - Анастасия ухватилась за свой главный козырь. Красивых девушек никто не обижает. Особенно блондинок с огромными глазами и длинными ногами. Анастасия скосила глаза на ноги, чтобы убедиться, что она цела, и юбку ей не помяли.
   Увы, юбку помяли. Но, тут же утешилась девушка, совсем чуть-чуть. Это даже хорошо, придаст ей (Анастасии, не юбке) определенную беспомощность. Такую девушку - красивую, беспомощную, несчастную - любой мужчина тут же захочет пожалеть, защитить, спасти...
   С трудом привстав, Анастасия пожалела, что рядом нет какого-нибудь мужчины, который помог бы ей подняться. Случай в ее жизни, прямо скажем, редкий. Обычно всегда рядом оказывался кто-нибудь... даже если случай совсем запущенный... вроде как позавчера в подворотне. Девушка вспомнила, как появился Женя. Высокий, могучий, раскидал этих наглых гопников... Анастасия всхлипнула, растрогавшись, но тут же успокоилась. Придется пока что действовать самой. В самый опасный момент появится какой-нибудь мужчина, а до тех пор надо будет самой...
   Только вот что именно делать самой, Анастасия совершенно не знала. Она никогда ничего не делала сама, кроме самых простых бытовых действий, хотя не отдавала себе в том отчета. И сейчас очень смутно представляла, как ей поступить. Виденные когда-то боевики или детективы не давали ответа. Не может же она выломать дверь или сбежать через окно... даже с первого этажа - ведь и с него до земли метра два, а на ней красивые сапожки на высоких каблуках.
   Поразмышляв еще на эту тему, впрочем, не особенно утруждаясь, Анастасия наконец поднялась с дивана - упираясь в спинку и глубоко вздохнув. Это был обычный диван, по которому нельзя догадаться, где ты находишься, - у кого-то в гостях или же в средней руки гостинице. Впрочем, поднявшись и осмотревшись, Анастасия сделала однозначный вывод в пользу казенного заведения - слишком уж чисто, пусто и безлико в комнате. Ковровое покрытие, крашеные стены без обоев, диван, кресло и кровать, стенной шкаф у маленького предбанничка, в котором две двери. Пошатываясь, Анастасия приблизилась к ним, подергала ручки. Как она и предполагала, одна - санузел, другая заперта. Девушка посетила санузел, умылась, воспользовавшись висевшим тут нетронутым полотенцем, вернулась на диван и задумалась.
   Итак, ее похитили.
   Она с бабкой Сашей ходила в архив, но так как разрешение было только у нее, то наверх, в библиотеку, и поднималась только она. Получила все выписки, вышла - и тут-то ее и...
   Анастасия поймала себя на том, что бездумно водит взглядом по оконной раме. С трудом сконцентрировавшись на том, что видит, девушка поняла, что перед ней балкон. Тяжелая коричневая портьера закрывала дверь, но часть рамы оставалась на виду.
   Пожав плечами ("Не буду же я прыгать с балкона!"), девушка подошла, повернула ручку, вышла.
   Больше всего это было похоже на какой-то пансионат. Какие-нибудь " Дюны" или нечто вроде. В детстве родители вывозили слабую здоровьем дочурку в Сестрорецк и Зеленогорск, дышать морским и сосновым воздухом. Там тоже были сосны, корпуса, бетонные дорожки и скамеечки вдоль них...
   "Ну что же, с местом определились", - с долей удовлетворения заключила Анастасия, поворачиваясь, чтобы вернуться в номер. Третий этаж, о побеге и думать нечего. Впрочем, она и не думала. Куда ей...
   Голоса в соседнем номере заставили ее остановиться.
   Не то чтобы она почувствовала, что это важно, или, быть может, подумала, что подслушанное в какой-то мере поможет ей сбежать или хотя бы разобраться в ситуации - ни в коем случае. Просто ей было совершенно нечего делать, рядом не было никого, чтобы развлечь ее, Анастасии было скучно плюс - это был шанс подслушать. Родители хоть и баловали ее, но были людьми строгих моральных правил, поэтому только раз в жизни ей удалось подслушать.
   Анастасия была девушкой честной, насколько девушка вообще может быть честной. Но тут - рядом никого, ее похитили, увезли, родители далеко... наказать ее некому. Такова оказалась первая е мысль.
   Поэтому девушка отступила в сторону и приблизила ухо и глаз к соседней двери. Балкон был общим на два номера.
   Задернутые шторы оставляли небольшую щель сбоку, через которую девушка смогла окинуть взглядом комнату. Обстановка та же, что и у нее в номере, только зеркально отражена, так что диван находился у дальней стены, а кровать - возле стены, общей с ее комнатой. И на диване сидит крупный, толстый, сильно плешивый мужчина в возрасте. Анастасия таких обычно называла "дедушка" и за мужчин не считала. Поэтому ее шокировала, что "дедушка" сидит с расстегнутой рубашкой - домашняя, синяя в клеточку, - невольно отметила Анастасия - и - кто бы мог подумать! - расстегнутой ширинкой. Над которой только что закончила трудиться высокая голая девушка с длинными черными волосами.
   Картина так поразила Анастасию, что она забыла о желании подслушать, отдавшись неизведанному ранее греху подсматривать. Слова пролетали мимо ее красивых розовых ушек.
   - Все чертежи здесь? - поглаживая тучные бедра "дедушки", спрашивала голая красотка. Она стояла, наклонившись, расставив длинные ноги. Анастасия заметила, что на черноволосой девице надеты туфли на высоком каблуке, к тому же она не совсем голая - прозрачная светлая сорочка едва отсвечивала в полумраке, поэтому не сразу девушка ее увидела.
   - Все на месте, - тяжело дыша, говорил пожилой мужчина. Редкие короткие светлые волоски его, обрамляющие красную потную плешь, топорщились. - Я проверил. Иди сюда, голубушка...
   Он вытер лоб крупной ладонью, другой рукой пытаясь нагнуть голову девицы к своим встопорщенным чреслам. Девицу Анастасия видела только со спины, но почему-то сразу решила, что это та самая, про которую говорила соседка старого инженера, который теперь в больнице. Уж очень ухоженной была спина, да и ноги, и вся фигура.
   "Она стоила кому-то очень много денег", - сразу поняла девушка. Хищница, поняла Анастасия. Сама она, не отдавая себе в том отчета, стремилась привлечь внимание мужчин. Но - бессознательно и пассивно, строя глазки, улыбаясь из-под ресниц, роняя сумочку или платочек... Она - охотница-жертва. Хищница же открыто заигрывает с представителями противоположного пола, спрашивает, сколько времени и как вас зовут, дергает мужчин за галстук, дышит на них ароматом дорогих духов, облизывает губы (в отличие от охотницы-жертвы, которая заманчиво складывает губки сердечком) и прямо говорит: "вы меня заинтересовали", глядя не в глаза, но на ширинку. Мужчина не способен устоять против такого натиска, если, конечно, не убежал еще минуту назад. Хищницы - постоянно перебегают жертвам дорогу, отбивают добычу.
   Не осознавая всего этого, но ощущая всеми клеточками тела конкурентку, Анастасия почувствовала к черноволосой девице безотчетную неприязнь. Пусть дедушка и не мужчина в ее глазах, однако разве можно смириться с самим существованием такой наглой противной аморальной девицы?!
   "Голубушка" извернулась, выгнув спину, плавно отведя корпус в сторону.
   - С каким заводом у вас договор? - ласково спросила она, наклоняя голову. Левая нога прямая, упор на согнутую правую. Качнув бедром вправо, девица повела аккуратную попу влево, одновременно наклоняясь, выгнув спину и почти касаясь лицом выпяченного живота толстяка.
   "Неужели это один из инженеров? - запоздало сообразила Анастасия. - Иначе зачем они говорят о чертежах? В такой момент?!"
   Кажется, "дедушка" тоже не понимал, зачем именно сейчас говорить о деле. Он покраснел еще больше - хотя наблюдающая за ним Анастасия не думала, что это возможно, - задохнулся, выпучив глаза.
   - Каким заводом, Филиппа, ты о чем? - прохрипел он.
   - Месяц назад ушел заказ на Балтийский завод, - мурлыкнула красотка. - Думаешь, я ничего не знаю? - она перебрала рыжую шерсть у него на груди. - Ты хотел обмануть меня, милый...
   Резко выпрямившись, девица сделала шаг назад.
   ­- Заказ перекуплен, - она повернулась, и Анастасия увидела, что прозрачная со спины сорочка спереди имеет какую-то структуру - узоры из ткани, блестки, кружева...
   Обливаясь потом, толстяк дышал тяжело, с хрипом. Возбужденные чресла его опали, красные щеки обвисли. Анастасия с запоздалым удивлением отметила, что "дедушка" боится. Его страх передался ей. В конце концов, они из одной конторы, значит, если боится он, значит, ей тоже следует боятся? От этого логического вывода девушка сама едва вспотела. Неужели ей что-то грозит? Не может быть! Красивых девушек никто не может обидеть, все хотят их защитить... Анастасия куталась в это убеждение, как в броню, но что-то не давало сохранять обычную безмятежность. Какая-то деталь мешала... какое-то непривычное соображение...
   - Зачем вам ноотропная пушка? - спросил старик, пытаясь застегнуть рубашку, но толстые потные пальцы никак не могли ухватить пуговицу.
   Девица отошла к столу, перебрала лежащие там папки и бумажки.
   - Все там... - потерянно пробормотал инженер, дыша с присвистом. - Петлевой вибратор... сверхмощный генератор СВЧ-излучения... ствол из лучшей литой стали... и макгношиль! - он запустил пальцы в остатки волос и дернул.
   - Макгношиль? - девица обернулась с мимолетным удивлением на лице, впрочем, быстро исчезнувшим. Постучала длинными ногтями по столу, шагнула к дивану.
   - Что вы со мной сделаете? - старик аж посерел.
   - По крайней мере обещанное ты получишь, - промурлыкала Филиппа, опускаясь перед толстяком на колени, кладя ладонь ему на грудь. - То есть меня...
   Анастасии казалось, что бедный "дедушка" сейчас или лопнет, или задохнется, с таким трудом ему давался каждый вдох. Но несмотря на это, он тем не менее задышал чаще, прикрыл глаза, откинувшись на спинку.
   Девица задрала старику майку, медленно прошла губами и языком по его груди и животу, спускаясь к паху. Не дойдя до пупка, она проговорила негромко ­- Анастасия не была уверена, что правильно расслышала:
   - Что за макгношиль? В чертежах его нет...
   - Ох, ох... - застонал сладострастный старик. - Это... артефакт, главный двигатель... его надо... ниже, голубушка...
   Анастасия хотела было отвернуться с отвращением, настолько противен показался ей в эту минуту пожилой инженер. Но тут она заметила, как его рука осторожно подбирается к карману рубашки... и аккуратно извлекает оттуда мобильник. Нажимает кнопку...
   - Ах! - только и сказала девушка в следующий момент. Потому что...
   - Куда его вставлять?! - девица резко выпрямилась, ребром ладони выбивая телефон из рук инженера. Старик вскрикнул, выбрасывая вверх правую руку, словно пытаясь поймать выскочившую трубку, но телефон, описав дугу, свалился возле двери. Которая открылась - и на пороге показался красивый молодой мужчина в черном костюме.
   - Ирекович, ты опять без стука! - Филиппа подскочила и бросилась красавцу на шею. Тот высокомерно приобнял ее, слегка коснувшись ее губ, затем отстранил и подошел к дивану. Двумя пальцами взял обмякшего старика за запястье. Анастасии показалось, что грудь инженера больше не вздымается тяжело, как раньше.
   - Готов, - презрительно резюмировал молодой мужчина, поворачиваясь к девице. Он был высок, строен и красив, хотя необычною красотою: европейский тип лица, прямой тонкий нос с горбинкой и восточные, азиатские глаза над татарскими скулами. - Что сказал?
   Девица обвила шею красавца голыми руками, прижалась щекой к его плечу. Анастасия, стараясь ступать бесшумно, сделала шаг вбок и проскользнула к себе в комнату, держась за грудь.
   Ведь у нее тоже есть мобильник! Как она забыла?
   Девушка вытащила висящий на кожаном шнурке телефон, раскрыла, с трудом от волнения попадая по кнопкам, залезла в телефонную книгу. "Кому звонить?" - лихорадочно думала она. Да и надо ли звонить вовсе? Если тут есть мужчины, тем более такие интересные... Сердечко ее заныло. Ей всегда нравились высокие, стройные, высокомерные... то есть уверенные в себе, поправилась девушка тут же. Строго, но хорошо и даже изящно одетые. Правда, есть еще хищница, которая определенно считает прекрасного Ирековича своим... но с этим можно разобраться. Анастасия опустила руку с телефоном. Пошла в ванную, посмотрелась в зеркало. Сходила в комнату за сумочкой, достала косметичку, чтобы привести себя в более привлекательный вид. Если подвести глаза и губы, слегка тронуть пуховкой щеки... Эта хищница Филиппа покажется вульгарной по сравнению с нею, Анастасией, и любой мужчина при одном взгляде на обеих сделает правильный выбор...
   Только надо смыть остатки старой косметики. Анастасия потянулась за полотенцем, и тут наконец взгляд ее остановился на надписи, которую раньше девушка заметила, но не рассмотрела.
   Это была стандартная печать на полотенце.
   Там значилось: "Международная некоммерческая организация "Сестры", Ленинградская область, г. Сестрорецк". Анастасия вскрикнула, однако тут же зажала рот ладошкой, другой рукой хватаясь за телефон на груди. Вот что давно мешало ее безмятежности! Сестры? Вот кто может причинить зло красивой девушке - другие женщины, особенно некрасивые! И если их много, никакой мужчина ее уже не спасет...
   Анастасия, не разбирая, куда звонит, надавила кнопку вызова. Последний раз она разговаривала со Смок Арманычем... он должен быть сейчас в верхней строке вызовов...
   В трубке раздались долгие гудки. А в коридоре - быстрые шаги.
   - Давай же! - прижимая трубку к уху, свободную руку Анастасия сжала в кулак, так что ногти впились в кожу. - Ну!
   Послышался звук поворачиваемого в замке ключа. Сквозь открытую дверь ванной девушка видела, как опускается золоченая изогнутая металлическая ручка.
   Наконец трубку подняли, послышался спокойный голос Смок Арманыча:
   - Да, я вас внимательно...
   - Международная некоммерческая организация "Сестры", Сестрорецк! - выкрикнула Анастасия, перебивая коротышку. - Я там! Спасите меня!
   Дверь отворилась, на пороге появился Ирекович. Анастасия встретилась с ним глазами.
   - Это еще кто? - спросил он, протягивая руку и забирая у девушки телефон. Анастасия безропотно отдала, чувствуя, как тает ее воля, впрочем, и так невеликая, под его черным взглядом. Филиппа за его спиной зло усмехнулась.
  

***

  
   Возле входа в Бюро, высадившись из потрепанной девятки, разделились. Бабка Саша направилась в арку дома напротив, номер такой-то по Казначейской, к участковому, а Женя вслед за Смок Арманычем поднялись в контору.
   - Проходи, проходи, анекдот, - махнул старичок, когда Женя предъявил синюю картонку пропуска.
   В кабинете Смок Арманыч тут же пристроился к столу, раскрыл папку и, прикурив беломорину, принялся строчить в папку.
   - Положительно необходимо занести в протокол все случившееся, перекладывая языком бычок из одного угла рта в другой, несколько невнятно проговорил он, не отрывая перьевого паркера от бумаги.
   - Если ноотропная пушка такой секретный проект, зачем вы описываете его в открытом доступе? - поинтересовался молодой человек, присаживаясь на краешек подоконника. Его трясло от возбуждения, и он не знал, куда девать руки. То садился на них, то складывал на груди, то начинал комкать карман куртки.
   Коротышка поднял голову.
   - Как вы правы, Евгений! - воскликнул он. Быстро полез в верхний ящик стола, вытащил оттуда пачку наклеек, перетянутых резинкой, взял верхнюю и с размаху пришпилил на обложку папки. "Совершенно секретно!" - успел прочитать Женя. Он как раз нервно поднял чашку с холодным кофе, стоявшую на подоконнике рядом, и поднес к губам, собираясь глотнуть. И чуть не поперхнулся. Вот уж защитил так защитил информацию!
   А Смок Арманыч тем временем, успокоившись на счет секретности, продолжил строчить.
   - Стенографию нынче мало кто способен разбирать, - поделился он с Женей своим соображением, явно заметив скепсис молодого человека. - А вы, Евгений, чтобы не скучать, посмотрите пока что туда, - и коротышка кивнул на заваленный бумагами шкаф на другой стороне комнаты. Обычный такой библиотечного типа шкаф, две секции по несколько ящиков в каждой.
   Женя приблизился к шкафу, со всей возможной осторожностью потянул за ручку одного из ящиков - чтобы не потревожить кипы папок и пачек бумаг сверху, чтобы все это бюрократическое богатства не посыпалось сверху. Жене казалось, что если все это на него свалится, то его засыплет с головой, поглотит, засосет эта бумажная канцелярщина...
   В ящике оказались опять какие-то папки, бумажки, карточки... Сколько можно! Чем они тут занимаются? Что за странная контора? Бюро переводов... каких переводов, почему?
   Но Женя не успел задать эти вопросы.
   - Нет-нет, мон шер ами, потяните за другую ручку, - окликнул сзади коротышка. - Видите сбоку рычажок? Будьте любезны к нему приложить усилие...
   Женя не отказал в любезности. Слева, на уровне груди, из рассохшегося, крашенного белой краской дерева действительно торчал кривой рычаг с черным круглым набалдашником. "А у посоха нехилый..." - подумал молодой человек, нажимая.
   И отскочил от неожиданности.
   Справа от шкафа часть стены бесшумно отъехала в сторону. Открывая изумленному взору стеллаж с оружием.
   - Скоро придет уважаемая Александра Федоровна и подробно проконсультирует о принятом у нас вооружении, я думаю, вас несомненно заинтересует данный аспект нашей работы, - пояснил коротышка. - Позже я отведу вас в операторскую, там еще интереснее. Именно там, кстати сказать, нам и понадобятся от вас, в свою очередь, некоторые консультации.
   Женя пожирал глазами рукоятки и дула, кнопки, проводки, раструбы, стальные хромированные и вороненые стволы. Он никогда не увлекался оружием, однако при виде всего этого проснулась в нем какая-то неизменная мужская особенность, склонность к управлению средой и окружающими самыми простыми, внятными и доступными этой среде способами. Кулак и дубинка - вот что люди понимают лучше всего... Руки уже сами потянулись к ближайшей, довольно тяжелой с виду штучки, когда Смок Арманыч поднялся, отряхивая с бархатного пиджачка пепел.
   - Думаю, требуются некоторые пояснения по поводу специфики нашей работы, не так ли? - спросил он.
   Женя как раз намеревался именно с этим вопросом пристать к коротышке, поэтому он только кивнул, не в силах оторвать взгляда от коробочек с жк-мониторами, странных трубок с кнопками и других непонятного генезиса и назначения штучек.
   - Так присядем, - предложил коротышка. Он огладил лысину, вытащил изо рта бычок, покрутил в пальцах и опять сунул в рот, пососал, затем по обычаю своему загнал окурок в угол, прижимая его губами.
   - Ничего, я постою, - сказал Женя, беря в руки длинную трубку с короткой толстой, весьма удобно легшей на ладонь рукоятью.
   - Что ж, не смею настаивать, - согласился Смок Арманыч. - С чего начнем? Вы станете задавать мне наводящие вопросы, или же я сначала кратко расскажу, в чем дело?
   Женя прикинул вес трубки. Легкая какая-то... чем, интересно, стреляет?
   - Лучше начните вы. Объясните, наконец, почему Бюро переводов и что все это нахрен обозначает?
  
  

***

   Анастасия невольно сделала шаг назад и остановилась, упершись спиной в душевую кабинку.
   - Кто это? Что делает здесь?
   - Солнышко, ну я же говорила! - Филиппа положила руку на плечо мужчине, погладила его, повела ладонь вверх, лаская шею. - Это секретарь-стажер Бюро, кисушка. - Девица легла щекой ему на плечо, чмокнула его за ухом. - У нее мы забрали...
   Ирекович внимательно осмотрел девушку с головы до ног, и впервые под мужским взглядом Анастасия почувствовала себя неуверенно. Это был не тот беглый заинтересованный осмотр, когда мужчина оценивает привлекательность и доступность женщины, хочет ли он ее и стоит ли игра свеч. Нет, это был взгляд на предмет или насекомое - брезгливо-изучающий, высокомерный, чужой, совершенно не мужской. Нет, ну то есть вполне себе мужской, но Анастасии никогда еще не приходилось сталкиваться с этой стороной мужской природы - агрессивно-уничтожающей. Она всегда видела только желание, ту силу, что сближает людей, в потенциале создавая новую жизнь. Тут же Анастасия вдруг выглядела в мужских глазах не объектом вожделения, того, что необходимо приблизить. Но чем-то ровно противоположным.
   И это оказалось страшно.
   - Ирекович, я тебя прошу, ну что ты привязался к этой пигалице? - Филиппа заигрывающее прихватила губами мочку мужчины, но тот не отреагировал. - Солнце мое, идем скорей, оставь ее, вернемся ко мне в номер, я тебе кое-что покажу...
   Метис рассеянно поднял руку, запустив тонкие пальцы в гладкие черные волосы подруги, погладил ее по голове, лежащей у него на плече.
   - Чертежи все у нас? - спросил он.
   - Да, зайка, - девица сзади погладила его по щеке. - Инженер сказал...
   - Убить, - заключил он, обрывая ее. - И убрать вместе с толстяком. Идем.
   Они вышли, дверь хлопнула, ключ повернулся в замке дважды, и в комнате воцарилась мертвая тишина. Телефон Ирекович унес. Девушка вышла из ванной, едва держась на ногах, и рухнула на диван. В голове было пусто и гулко, и только бестолково метались в чистом, как весеннее небо, сознании слова черноглазого татарина. Убить... убить... убить...
  
  

***

   - Ну, ноосфера - это... - Женя собрался с мыслями. - Это такая сфера... некая область, где собраны все мысли людей, идеи, образы, когда-либо существовавшие... все такое. Я представляю себе это, но четко сказать не могу, - пояснил он. - Такой слой реальности, где...
   - Неплохое определение, - кивнул коротышка, доставая зажигалку и пару раз щелкая. - Слой реальности, это вы, юный друг, весьма образно и примечательно выразились. В общем и целом вы недалеки от истины. Ноосфера - один из слоев инфосферы, самый, если так можно выразиться, обитаемый. Так вот если представить идеи и образы - бывшие, ныне существующие и потенциальные, впрочем, потенциальные лишь для материального воплощения, там-то все уже есть, просто не оформлено, - так вот, идеи и образы - это, представьте себе, пусть будут люди. Тогда эгрегоры - это в некотором роде чудовища.
   Они сродни всем тем мистическим сущностям, о которых писали и пишут, тем неведомым силам, что управляют нами, будучи невидимы и непознаваемы. Собственно, они и есть эти сущности, просто в них нет ничего мистического, тем более чудовищного - в понимании бытовом.
   На самом деле, конечно, есть и чудовищное, но это другой разговор.
   Так вот, нам важно, что эгрегоры есть коллективно-бессознательные информационно-энергетические сущности. Которые живут в ноосфере, питаются нашими эмоциями и могут управлять людьми. Чем больше человек отдает эгрегору, тем сильнее над этим человеком его власть. Впрочем, иногда и эгрегор помогает человеку - если тот всецело подвластен ему и потому представляет для эгрегора ценность. В первую очередь это касается занимающих высокое положение в иерархии организации особей. Помните, что преимущественно когда мы говорим об эгрегорах, особенно крупных, на нашем плане реальности мы подразумеваем группу людей.
   Эгрегоры чаще всего просто забирают энергию человеческой любви. В первую очередь это касается конфессионных эгрегоров. Эти самые агрессивные и безотдачные.
   - Конфессионные - это всякие секты, да? - уточнил Женя.
   - Почему же только секты? - Смок Арманыч хмыкнул, затянулся и выпустил к потолку клуб сизого дыма. - В первую очередь это как раз крупные религии, если так можно выразиться, официальные, особенно авторитарные. То есть христианство и крупные его ветви - православие, католицизм, протестанство. Затем ислам, иудаизм... а потом уже иные конфессии, в том числе и секты. Также сюда относятся крупные объединения футбольных болельщиков.
   Многие небольшие сущности не только забирают энергию, но и эмоционально подпитывают своих носителей, в основном это эгрегоры кружков по интересам.
   Так вот, возвращаясь к ноотропной пушке. Между крупными эгрегорами и их носителями существует тесная эмоционально-информационная связь, заметьте, юный друг, двусторонняя.
   Эгрегоры, как и люди, могут друг с другом конфликтовать и, наоборот, сотрудничать, хотя последний случай скорее исключение. Ведь они все зависимы от ресурсов, то есть - количества поклонников. Сотрудничество возможно только тогда, когда данный вид взаимодействия приносит значительно большие, чем при конфликте, дивиденды. То есть если в случае конфликта, при уничтожении одной из сторон, носители не перейдут к победителю, но рассеются. Тогда очевидны потери, и затраты на конфликт не оправдываются.
   Но это так, теоретические отступления. Обычный, повторюсь, метод взаимодействия эгрегоров - это конфликт, борьба за ресурсы.
   А значит, на уровне людей тоже всегда будут конфликты между представителями крупных эгрегоров.
   - Поэтому, - догадался Женя, - всегда так много войн на религиозной почве?
   - Именно, - с одобрением отозвался Смок Арманыч. - Вы правильно уловили направление моей мысли. Никогда две религии не уживутся рядом, ведь они отбирают друг у друга ресурсы. Исключение - слияние в одну синкретическую, с объединением сторонников. Но это маловероятный исход, чаще всего крупная религия подминает под себя меньшую, впитывая в себя носителей этой другой, обращая в свою веру.
   Нам важно, что эгрегоры в своих целях пользуются людьми. Вызывая конфликты в обществе, доходя до войн.
   - А государства? - вклинился Женя. - Государства и национальности - это тоже эгрегоры?
   - Бывают национальные эгрегоры, конечно, вы очень верно подметили, мой друг, - похвалил коротышка, глубоко затянулся, поперхнулся и долго откашливался, легонько постукивая себя по груди. - А государства - это големы, но о них в другой раз.
   Так вот, наша редакция занимается как раз таки эгрегорами. Следит за тем, чтобы в ноосфере все было относительно спокойно - достаточно, чтобы исключить в мире крупные потрясения.
   Однако в последнее время некоторые эгрегоры проявляют повышенную агрессивность. Как я понял уважаемого Михаила Львовича, Бюро заинтересовалось и решило принять меры на случай...
   - Но что плохо в том, что один эгрегор разрастется до размеров хотя бы страны? - перебил Женя. - Ну вот хоть тоже православие у нас. Оно не сможет конфликтовать с национальным эгрегором, с русской идеей какой-нибудь, поэтому получится слияние, синтез, в общем-то, это уже было - ну, помните, православие, народность... как там дальше...
   - И чем все кончилось? - Смок Арманович (неудовлетворительно) постучал ногтем по столу. - Революцией. Вы правильно мыслите, друг мой, я имею в виду, вы понимаете категорию и связь. Но пока что плохо знаете ненасытную природу эгрегоров. Христианство - вненациональная религия, тем и опасна. Православие поглотит национальную, как вы выразились, идею, то есть эгрегор русскости, и пойдет расти дальше. И Россия превратится в агрессора. Верней, уже не Россия, но оплот православия. Этот оплот православия начнет подминать под себя окрестные страны, понимаете? Это новые крестовые походы. Помните, что было в Средние века, когда церковь слилась с властью, государством? Инквизиция, друг мой.
   Впрочем, не будем теоретизировать. Я хочу сказать, что наша редакция занимается спасением будущего путем корректировки настоящего. Будущее, как вы знаете, уже наступило, но оно неравномерно распределено. Про аттракторы вы что-нибудь знаете?
   Женя покачал головой. У него и от эгрегоров-то голова пухла.
   - Значит, пришло время поговорить о законе техно-гуманитарного баланса, - довольно сказал он. - О, простите... Да, слушаю?
   Он извлек из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон, нажав кнопку, придвинул к уху.
   Женя услышал голос Анастасии, которая кричала что-то. Круглое, как баранка, лицо Смок Арманыча вытянулось, улыбка сползла с него, как акварель от воды.
   - Что там? - подскочил Женя.
   Коротышка замахал на него свободной рукой, сморщившись, будто плащ на заду, он напряженно вслушивался в, как показалось молодому человеку, тишину в трубке. Наконец он опустил телефон, словно бы разом усохший, посеревший.
   - Скорее посмотрите в телефонном справочнике международную некоммерческую организацию "Сестры", в Сестрорецке, адрес и расположение на карте, - он быстро набрал на трубке номер, но тут в кабинет ворвалась бабка Саша.
   - Ничего! Эти козлы не способны найти занозу у себя в заднице! - заорала она, пинком распахивая двери. - Арманыч!..
   И увидела спущенное лицо коротышки.
   - Что случилось? - тут же деловито спросила она.
   - Звонила Анастасия. Ее хотят убить, - сообщил Смок Арманыч.
   - Как?! - в один голос воскликнули Женя с бабкой. Женя оторвался от справочника, который лежал на столе, прикопанный бумажками, и который он никак бы не нашел, не ткни коротышка пальцем в нужном направлении.
   - Она сообщила, где находится, а потом... кто-то, наверное, забрал у нее телефон, но не отключил. И я услышал... он приказал убить ее.
   - А ну всем встать по стойке смирно! - заорала бабка, выхватывая у Жени справочник. - Адрес?
   - Сестрорецк, МНК "Сестры".
   - До Сестрорецка час на маршрутке, - побледнев, сказал молодой человек. - Ни за что не успеть!
   - Не на месте же ее пристрелят! - коротышка нервно защелкал зажигалкой возле давно потухшей папиросы. - Иначе я бы слышал выстрел...
   - Разобьем темпоральную бомбу! - лихорадочно листая толстенный том, крикнула бабка. Дернула и с громким хрустом надорвала одну из страниц.
   - Увы, увы, - покачал головой Смок Арманыч, вынимая обмусоленную папиросу и комкая мундштук в коротких пальцах.
   - А, бля, по дороге найдем! - завопила старуха, хватая том подмышку. - Бежим! Вызывай косоглазого, только пусть берет свою скоростную тачку!
   - Кстати, да! - немного оживился коротышка. Бабка уже выскочила на площадку, Смок Арманыч, одернув пиджачок, рысью направился следом. Женя за ним...
   - А вы, мой друг, пожалуйста, останьтесь, - обернулся в дверях Смок Арманыч. - Вами я рисковать не имею права. Вы свидетель. Вы молоды, в конце концов, у вас родители. Подождите нас тут или закройте кабинет и ступайте домой.
   - Не буду я тут сидеть, в то время как...
   Коротышка властным движением руки отмел все возражения и засеменил по лестнице вниз. Женя кинулся за ним, но Арманыч исчез за поворотом, а когда молодой человек вылетел в холл, то услышал только скрежет шин взявшей с места в карьер машины. Женя выскочил на улицу, но даже не увидел автомобиля.
  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  
   Бежать? Но как? Через балкон? Третий этаж.
   Вдруг открыта балконная дверь в соседнюю комнату? Через нее в коридор и... А в номере мертвый инженер. Нет-нет.
   Попробовать перелезть на другой балкон, найти открытый номер, притаиться там...
   Найдут, рано или поздно. К тому же высокие каблуки...
   Не успела Анастасия отчаянно перебрать и откинуть все возможные способы бегства, как вновь послышался звук поворачиваемого в замке ключа, дверь открылась и на пороге появилась черноволосая Филиппа в черных брючках и брусничного цвета свитерочке. Анастасия невольно отметила оригинальный крой, так что не сразу заметила двоих девиц в камуфляже и с автоматами за спиной красотки.
   - На выход, - велела Филиппа раздраженно. - Сумочку не забудь.
  

***

   Женя посмотрел на небо. Тучи сгущались. Не те, не обычные - ноотропные тучи. Ментальный сквозняк, так достававший в последнее время, вызывая дрожь в висках, задул сильнее, превращаясь в ветер. Дул неровно, порывами, проносясь в голове и снося мысли, так, что височно-лобные кости вибрировали, а в мозгу рождался далекий звук - приближающаяся мигрень. И словно бы голоса звучали в ментальном ветре, какие-то отдельные слова и целые фразы задувало в сознание оттуда, и мучительно, до зуда, хотелось понять эти слова - но смысл ускользал, оставляя чувство бессильной ярости.
   - Ладно, - сказал Женя небесам.
   Он вошел обратно.
   Старичок-вахтер со скептицизмом смотрел на него поверх очков. Красный с синими прожилками нос его подрагивал.
   - Что, бросили? Они всегда так, - просипел он. - Сидят-сидят - потом как убегут, умчатся... а потом приносят, а то и сразу в больницу отвозят... утомительная работенка. Шел бы ты, мальчик, домой, к маме с папой.
   - Нет у меня папы, - сердито бросил Женя. - Я сам разберусь, что мне делать.
   - Правда, что ль, нету? - усмехнулся чему-то старик. - Ну-ну. Разбирайся, анекдот.
   Молодой человек, не слушая, уже поднимался по лестнице. В кабинете он остановился. Все поверхности были завалены бумагами. На столе поверх всего лежало раскрытое дело. Женя закрыл папку. Подошел к стеллажам с оружием.
   - Мне надоело быть свидетелем, - громко произнес юноша. - Свидетелем этого дела, свидетелем, в конце концов, собственной жизни. Я хочу быть участником. Я теперь буду делать то, что я считаю нужным. А не то, что от меня хотят окружающие.
   С каждым предложением Женя брал с полки какое-нибудь оружие и засовывал в карманы джинсов (маленькие излучатели и приборчики) и куртки (излучатели побольше) или затыкал за пояс (парочку самых длинных и увесистых трубок).
   - Как это все работает, разберемся по ходу, - сказал он сам себе. - Главное - ввязаться в драку, а там только кулаками успевай махать. Никогда не падай - вот мой девиз. И идите вы все нафиг.
   Он поднял трубку, вызвал такси.
   - Срочно, - сказал он. - Канал Грибоедова, семьдесят три, остановиться на углу канала и Казначейской. Доплачиваю за скорость.
   Денег в кармане было меньше сотни, но это смущало его не больше двух секунд. Разберемся, решил Женя, прихватывая со стола забытую бабкой рекордационку.
   Зазвонил телефон.
   - Да? - схватил Женя трубку.
   - Вы такси на Сестрорецк заказывали? - спросил приятный женский голос.
   - Да! - крикнул молодой человек, торопливо застегивая куртку.
   - Красный Форд номер такой-то, приятной поездки, - сообщила диспетчер. Не дослушав, Женя бросился к выходу. Немного повозился с замком, но в конце концов справился. Преодолел лестницу прыжками через три ступеньки, швырнул ключи вахтеру и рванул дверь
   - И этот побежал... - оторвавшись от газеты и глядя поверх очков молодому человеку вслед, укоризненно пробормотал он, после чего, покашливая, прибрал ключи в ящик стола. - Анекдот, понимаешь ли...
   На улице у тротуара возле самого входа уже стоял темно-вишневый Форд. Женя бухнулся рядом с водителем.
   - МКО "Сестры", - сказал он.
   Водитель, маленький щуплый мужичок в темных очках, повернул голову и осмотрел пассажира.
   - Это где это такое? - неторопливо поинтересовался он, кладя руку на рычаг коробки передач.
   - Поехали, по дороге выясним! - крикнул Женя. Его трясло. Время уходило. Если этот тип едет так же быстро, как разговаривает... то будет слишком поздно.
   Юноша понимал, что и сейчас ехать глупо, когда он - если вообще - доберется, все будет кончено. Но сидеть тут и ждать? Нет, никак нельзя, абсолютно невозможно было больше сидеть, ждать и смотреть, что произойдет. Пришла пора действовать, Женя слишком хорошо ощущал, как дует в лицо злой ментальный ветер, как он набирает силу...
   Водитель, пожав плечами, тронулся, вырулил на проезжую часть.
   - Плачу за скорость, - напомнил Женя.
   Обернувшись, водила еще одно долгое мгновение глядел на молодого человека, Женя даже уже хотел напомнить про дорогу.
   - Денег-то хватит? - пробурчал мужичок, но все-таки газу прибавил. - На трассе скорость наберем, - добавил он через пару минут, когда уже выехал на Московский проспект.
   - Посмотрим, как ехать будешь, - парировал Женя, с легким холодком вспоминая последнюю сотню. Ничего, с его вооружением... На всякий случай он положил ладонь на рекордационный излучатель, лежащий в кармане куртки.
   Невыносимо долгих пятнадцать минут они кружили по городу, наконец выбрались на широкий проспект, явно ведущий из города, разогнались...
   И за поворотом с размаху, можно сказать, вляпались в пробку перед переездом.
   - Что такое? Поехали! - сознавая бесполезность слов, воскликнул молодой человек.
   - Встали, - лаконично отозвался водила, кладя руки на руль. Он был в перчатках с обрезанными пальцами. Женя заметил, что верхняя фаланга на мизинце правой руки у мужичонки отсутствовала.
   - Черт, блять, мать-перемать! - Женя выругался, выскочил из машины, хлопнув дверцей. Опершись о капот форда, осмотрелся. Тут проспект сужался до двух рядов, и оба были забиты автомобилями на полсотни метров вперед. Там вспыхивал и гас красный фонарь рядом с шлагбаумом и методично (регулярно) тикал звуковой сигнал. По другую сторону путей тоже тянулся хвост машин. Все замерло.
   Женя залез в салон, облокотился на колени, обхватил голову широкими ладонями. Ситуация вырвалась из-под контроля сразу же, как только он попытался взять ее в руки. Неужели он ни на что не способен? Нет, какой-то выход должен быть!
   Откинувшись на сиденье, молодой человек пустым взглядом посмотрел перед собой, на заднее стекло впередистоящей машины. Это был темно-синий, почти черный толстый мерседес. И над ним трепетали едва видные, серо-сиреневые, дымчатые, похожие на пряди женский волос, распущенных в воде, воздушные нити. Они проявлялись над пробкой, словно покрывая ее.
   - Пробка? - подумал Женя. - Сотни, тысячи, десятки тысяч людей стоят в пробках утром и вечером, каждый день. Может ли у пробки быть свой эгрегор? Если эгрегор может управлять своим носителем... а наоборот? Я сейчас в пробке... подключен ли я к ее эгрегору? В конце концов, я его вижу! А тогда, выходит... может, я... - у молодого человека даже дыхание перехватило от этой крамольной мысли. - Может, я могу...
  
  

***

   На едва гнущихся ногах, походкой, лишенной всякого изящества, женственности, Анастасия шла за Филиппой. Язык не поворачивался спросить, что с ней сделают. В голове образовалась гулкая пустота. Сжимая сумочку так, словно этот кожаный мешочек - последняя ее защита и надежда, девушка ковыляла по коридору, затем спустилась по лестнице, чувствуя на затылке взгляды девушек с автоматами, слыша их тяжелые шаги. Анастасия не успела их разглядеть - да и зачем? Заметила только, что они в военных тупоносых ботинках, с зачесанными в конские хвосты волосами, однако с явными следами косметики на лице, у одной даже были подкрашены губы.
   У Анастасии не был сил думать, куда же она попала, ни одна мысль не держалась в ее голове, потому что там ворочалось одно-единственное слово. Анастасия не могла поверить в происходящее, это был какой-то болезненный бред, оживший кошмар, такое невозможно в начале двадцать первого века... однако же ее уже вывели во двор - совершенно современный, выложенный брусчаткой, возле крыльца стояли три блестящих тонированных автомобиля, возле черного БМВ, задняя дверца которого была открыта, выпрямившись, смотрел на нее равнодушно страшный Ирекович. Анастасии показалось, что у него совершенно пустые глаза, просто две дырки какие-то... И тут она поняла, что он просто смотрит не на нее, а на красотку.
   Филиппа обернулась.
   - Отведите ее в подвал и там... - она махнула рукой. - В общем, как обычно.
   И затем красотка подошла к молодому красавцу, положив ладонь на талию и плавно покачивая бедрами.
   - Уезжаешь? - обвив шею высокого татарина, спросила она. - Когда будешь? - потянувшись, поцеловала его в губы. Лицо его осталось бесстрастным, неподвижным, только глаза на миг раскрылись шире, чем обычно, став почти нормальными европейскими, но тут же вернулись в обычный азиатский свой разрез.
   - Давай, - одна из сопровождающих ткнула Анастасию дулом под лопатку. Вздрогнув, девушка обернулась.
   - Куда идти? - потеряно спросила она, сама испугавшись, как бесцветно и безвольно прозвучал ее голос.
   Девушка кивнула на полуподвальную дверь в стороне от крыльца, к которой вели несколько ступеней. Пошатнувшись, Анастасия сделала неверный шаг в том направлении. В глаза ударил яркий луч солнца. Болезненно сморщившись, сильно прищурившись, Анастасия пошла, мучительно вспоминая, кто же в похожей ситуации и что переживал. Им рассказывали в школе... кого-то собирались казнить... и солнце, последний луч... на чем-то золотом... куполах, наверное? Занося ногу над ступенькой, Анастасия пожалела, что никогда не верила ни в какого бога. Зачем? В жизни он совсем не нужен и где-то даже мешает, потому что запрещает жить в свое удовольствие, нравиться мужчинам, любить и быть любимой, а заставляет одеваться в обноски, невкусно есть, не смеяться и думать только о загробной жизни.
   А сейчас вот как раз бы и подумать, поняла девушка, делая еще шаг вниз. Ей показалось, что она спускается не в подвал, но в какой-то современный вариант ада или Аида - слова-то какие похожие... Дверь в конце лестницы была из белого металлопластика, с тонированным стеклом. За спиной красавица Филиппа самозабвенно целовалась с безумным Ирековичем, а Анастасия никак не могла понять, уразуметь. Как же так? Почему? Мысль о смерти не сказать что никогда не посещала ее светлую головку. Однако никакого конкретного вида в мыслях ее собственная смерть не имела. И уж никак эта смерть не могла быть насильственной! Ведь в мире так много мужчин, и они обязательно всегда что-нибудь бы да придумали, чтобы спасти Анастасию!
   Последнее особенно мучило девушку. Нашелся мужчина... да мужчина ли он после этого? Какой-то... демон, привидение, инопланетянин!
   Оглянувшись, Анастасия по молчаливому знаку одной из девушек нажала белую ручку и толкнула дверь.
   Она попала в низкий, выложенный кафелем коридор, освещенный редкими лампочками на потолке. Такие коридоры бывают иногда в больницах или детских садиках.
   Ее впихнули в большой умывальник в конце коридора. Тем же желтовато-коричневым мрачным мелким кафелем выложенные стены и пол, ряд раковин вдоль стены, грязно-белые, с потеками ржавчины, железные душевые трубы вдоль другой, половина смесителей сломана.
   Анастасия робко остановилась посреди помещения. Тут пахло застоялой сыростью, немного плесенью и грибком, а также хлоркой. Пол был влажный.
   "Недавно мыли", - уже как-то отстраненно подумала девушка. Силы оставили ее, бояться она больше не могла, страх словно просочился сквозь поры и испарился на солнце, остался там, на сияющей улице, которую она больше не увидит...
   - Встань к стене! - грубо велела одна из сопровождающих, махнув дулом автомата. Секунду Анастасия непонимающе смотрела на нее, затем отступила к стене напротив входа, голой кафельной стене. Которую, конечно же, удобно отмывать от крови... шлангом или из ведра поливают? - вяло проползла ватная какая-то безразличная мысль, совершенно чужая. Сама Анастасия никогда не могла бы так подумать, потому что никогда бы не оказалась в такой ситуации, ее обязательно бы кто-нибудь спас... это не она, это кто-то другой, просто похожая на нее девушка, в таких же сапожках, такой же юбочке и красной красивой курточке... с тем же телом, с ее головой... А сама Анастасия в это время наверняка где-то прячется, да нет, просто сидит дома... смотрит телевизор, ложечкой ест мороженое из хрустальной креманки и ни о чем не думает... Только почему тогда, как она видит это все?
   - Ну что? - спросила одна девушка другую. Та пожала плечами.
   - Велено как обычно, - вполголоса проговорила она, не спуская глаз с пленницы, которая застыла у стены, повернувшись к ним белым лицом, опустив руки и не моргая глядя на них.
   - Да разве мы обычно... - первая кивнула на Анастасию.
   - Хватит болтать, - оборвала ее вторая. - Давай уже. И крикни бабу Маню, чтобы тряпки принесла.
   Они подняли оружие, жадные рты стволов уставились на Анастасию, готовые выплюнуть огонь, боль и смерть.
  
  

***

   ­­- Эх, ладно! - воскликнул вдруг водитель. Женя, начавший уже сосредотачиваться на этих полощущихся над пробкой нитями, вздрогнул, открыл глаза.
   - Была не была! - мужичонка переключил передачу, нажал газ, и форд взревел, трогаясь с места. Автомобиль вывернул на встречную. Вдалеке свистнул гудок электровоза. Машина рывком прыгнула вперед, едва не задев крыло впередистоящего мерседеса, и быстро покатила к переезду. Бревно шлагбаума перекрывало чуть более половины дороги. Форд вильнул, огибая препятствие с этой стороны рельсов, подскочив, преодолел пути, забирая вправо, правыми колесами съехав на обочину, объехал шлагбаум с той стороны - и помчался по дороге.
   Женя едва успел вцепиться в ручку на дверце и над нею. Его мотнуло туда, сюда...
   - В чем дело?! - просипел молодой человек, когда прыжок по путям выдавил из него воздух.
   Но водитель сидел, молча уставившись вперед, пригнувшись к рулю.
   Сбавив скорость перед постом ДПИ, форд разогнался на трассе почти до ста пятидесяти и так и пошел ровно, легко обгоняя попутки. Женя сидел, бездумно следя за дорогой и иногда с легкой настороженностью поглядывая на спутника, а так же с тревогою и значительно чаще - на часы.
  

***

  
   Смок Арманыч с бабкой мчались по довольно свободному тут шоссе. "Пансионат Дюны" - гласил указатель перед поворотом.
   - Туда! - рявкнула бабка, толкая водителя в плечо. - И дальше, за него, да быстрее! Гони!
   Она резким движением заправила выбившиеся седые пряди за уши, после чего напряженно уставилась вперед, крепко, так что побелели костяшки, вцепившись в спинки передних сидений.
   Водитель крутанул руль влево, уходя в поворот. Обочина шоссе густо поросла кустарником, за которым стеной стояли высокие сосны, чьи вершины слегка покачивались от ветра. Поэтому отходящей вбок дороги было не видно. И они едва не столкнулись с выворачивающим оттуда черным БМВ.
   - Тормози! - завопила бабка. Водитель ударил по тормозам, и маленький легкий полуспортивный мерседес занесло в сторону, но азиат сумел удержать машину на дороге. Круто вильнув, автомобиль помчался дальше.
   БМВ притормозил перед шоссе. Сидящий на заднем сидении мужчина оглянулся, проводил глазами удаляющиеся габариты, равнодушно повернулся, достал мобильник и стал что-то в него говорить.
  
  

***

   В коридоре послышались быстрые гулкие шаги. Анастасия почувствовала, что ноги у нее слабеют и что сейчас она потеряет сознание - перед глазами замельтешили белые мушки.
   Но упасть она не успела. В умывальник вбежала Филиппа.
   - Ну, что вы тянете! - закричала она.
   - Да баба Маня что-то копается, - отозвалась одна из девушек. Вторая ткнула автоматом в Анастасию:
   - Раздевайся!
   - Зачем? - выдавила девушка, которая мысленно уже была на том свете.
   - Саван примеришь, - ухмыльнулась черноволосая красотка и громко крикнула в коридор через плечо: - Бабманя, сколько ждать-то можно! Где халат и тапочки? А ты, дорогуша, скидывай свое безвкусное барахло.
   - Вы разве не будете меня... расстреливать? - последнее слово далось с трудом.
   Филиппа засмеялась, показывая великолепные белые зубы.
   - Больная? - воскликнула она. - Думаешь, Ирекович сказал - я все сделала? Даже ради него я не убью женщину. Но тебе придется остаться с нами, если хочешь еще пожить. И не попадаться Артему на глаза. Бабманя! - в голос заорала красотка.
   - Да иду же... - раздался неподалеку голос, сопровождаемый шарканьем. Вошла маленькая старушка, в руках у нее были пушистый банный халат, большое цветастое полотенце и тапочки - розовые с ушками зайцы, показавшиеся Анастасии необыкновенно уютными и милыми, мягкими, нежными... она внезапно влюбилась в эти тапочки. Сделала шаг навстречу бабе Мане - ноги у нее подкосились, и она упала бы, если бы все три девушки, кинувшись вперед, не подхватили ее.
   - Слабачка ты, - покачав красивой головой, укоризненно проговорила Филиппа. - Раздевайся и в душ. Потом Аня с Лизой отведут тебя ко мне. Я все расскажу. Ну, что, можешь стоять? Или помочь вымыться? - она усмехнулась.
   - Нет-нет, я сама, - испуганно ответила Анастасия, дрожащими пальцами расстегивая пуговки кофточки. Одна из девушек поймала скинутую курточку.
   - Так я жду, - строго сказала Филиппа и вышла.
   После душа Анастасию в халате и тапочках отвели в какой-то другой коридор, обнаружившийся за одной из дверей. Тут все было как-то по-человечески: приятного кремового цвета стены с деревянной отделкой, бра на стенах и ковровая дорожка. Это выглядело как коридор в гостинице - и значительно более приличный, чем там, наверху.
   Филиппа ждала в гостиной за стеклянной дверью в конце коридора. Просторное, хотя и не очень большое помещение было убрано уютно и мило, как решила Анастасия, подсаживаясь к столу. Обитое зеленым плюшем кресло оказалось очень мягким. Гостиная была выдержана в зеленых и коричневых тонах, с вкраплениями темно-красного и песочного. На стенах - две большие картины маслом в тяжелых рамах. Все это Анастасия бегло оглядела, прежде чем посмотреть со вниманием на свою собеседницу.
   Та сидела на диване, откинувшись, с сигаретой в отведенной руке, и с любопытством следила за реакциями девушки. Наконец она спросила:
   - Ну что? Нравится?
   Анастасия кивнула.
   - Ты не стесняйся. Чай наливай или кофе, что будешь? - черноволосая красотка кивнула на сервированный дорогим ломоносовским фарфором стол.
   - Да я... - девушка поежилась. В халатике и тапочках было чрезвычайно удобно, только вот находиться в таком виде в неизвестном месте, перед незнакомым человеком...
   - Ничего, скоро оттаешь, - Филиппа махнула рукой. - Ну давай я сама тебе налью. Чаю? Молоко, сахар?
   - Две ложки, пожалуйста, - совершенно смутилась Анастасия. С женщинами, кроме своей мамы, она никогда не общалась. Продавщицы в магазине не считаются. Подруг у нее не было - зачем? Поэтому девушка не знала, как себя держать. Она обхватила чашку ладонями, поднесла лицо, вдохнула слабый аромат цитрусовых.
   Филиппа вернулась на место.
   - Если что, там на столе сигареты с зажигалкой, - сказала она. Голос у нее был низковатый, однако приятного тембра, с легкой, едва заметной хрипотцой - видимо, из-за курения. Анастасия отрицательно покачала головой. - Ну и молодец, - согласилась красотка. - Ты не бойся, тут никто тебя не обидит. Друзьям только своим больше не звони, если телефон найдешь. Подожди пару дней, поживи здесь. Еда, кровать, телевизор - все будет. Чуть попозже я отведу тебя в штаб, представлю матери. Познакомишься с сестрами... Все будет хорошо, не переживай. - Она глубоко затянулась и помолчала, выпуская дым порциями и наблюдая за неровными кольцами, медленно расплывающимися в воздухе возле ее лица. Анастасия разглядела, что хоть Филиппа и красива, однако лицо ее заметно несимметрично, одна бровь несколько выше другой - удивительные для такой ухоженной женщины брови, невыщипанные. Анастасия даже не сразу поняла, что с ними не так. Густые, черные, от природы тонкие, не знающие пинцета и потому чуть беспокойные, лежащие не волосинка к волосинке, а слегка как бы топорщащиеся. Это придавало красавице строгий и сердитый вид одновременно.
   - Спрашивать будешь? - спросила Филиппа наконец, испытующе глядя на сжавшуюся в кресле девушку. Та прокашлялась - в горло до сих пор стоял ком.
   - Даже не знаю, о чем спрашивать, - хрипло выдавила она и снова прокашлялась, чтобы вернуть голос. - О чем надо?
   Филиппа расхохоталась, запрокинув голову.
   - О чем надо! Лечить тебя надо, родная! - затем посмотрела на Анастасию серьезно. - Настя, да?
   - Анастасия, - смутилась девушка.
   - Не в классе, - качнула головой Филиппа. - Так вот, Настя, здесь все твои сестры. Ты не бойся. Пока ты здесь и с нами, тебе ничего не грозит. А я позабочусь о том, чтобы ты осталась. Нечего тебе делать с этими мужиками, от них одни неприятности.

***

  
   Едва не вылетев на крутом повороте с дороги, автомобиль понесся дальше. Миновал поросшую соснами территорию пансионата "Дюны" и вылетел на песчаную грунтовку, протянувшуюся сквозь густой сосновый бор. Солнце гигантскими иглами пронзало воздух леса.
   - Составим же поскорее план, Александра Федоровна, - Смок Арманыч повернулся к напряженно замершей, как гончая в ожидании выстрела, старухе. Глаза ее горели, седые волосы выбились из-за ушей, но она не замечала и не заправляла раздраженно, как обычно.
   - Чего тут думать! - воскликнула бабка. - На месте разберемся!
   Водитель-азиат довольно крякнул, закладывая очередной вираж. Из-под колес фонтаном взметнулся песок.
   - Однако вряд ли мы найдем тут укромный охотничий домик, - не сдавался коротышка. Потухшая беломорина подрагивала в углу рта. - По карте, по описанию в желтых страницах ­- тут пансионат, большая территория, несколько корпусов... где нам искать Анастасию? И, кстати сказать, есть вероятность, что и украденные чертежи прячут здесь же. Вы понимаете, уважаемая? Одна девушка и папка с документами на пятьсот или тысячу номеров. А ведь могут быть и какие-нибудь подвалы, потайные ходы, кто знает этих "Сестер"...
   - Да что вы ко мне привязались! - заскрежетала зубами бабка, не отрывая взгляда от дороги. - Вам нужен план, вы начальник - ну так планируйте и командуйте, старый пень! Я-то что, мое дело стрелять и бить.
   - И почему я не удивлен? - пробормотал коротышка, вытаскивая из кармана пиджачка зажигалку и нервно щелкая ею. - Александра Федоровна, я всего лишь просил вас принять участие в составлении плана. Учитывая ваш опыт в оперативных делах... - тут машину подбросило на ухабе, и Смок Арманыч, прикусив язык, замолчал. Старуха ухмыльнулась злорадно, но ничего не сказала.
   Начальник оперативного отдела с легкою обидою раскурил остатки папиросы в зубах, затянулся.
   - Мои соображения по этому поводу следующие. Огромная территория, нам ее не прочесать. Поэтому для начала зайдем на ресепшен и поинтересуемся. Вероятнее всего, дежурная ничего не знает, но вдруг что-нибудь да видела, нельзя исключать... - на крутом повороте коротышку бросило на дверцу, и он икнул. Вцепился в ручку обеими руками и продолжил несколько невнятно, потому что уголками губ придерживал беломорину. - Затем вы, уважаемая Александра Федоровна, проверите информационный фон помещения и территории. Увы, наша дорогая Анастасия вряд ли оставит на этом фоне заметный след, но, может, общая картина натолкнет нас на какие-нибудь идеи. И уже после выполнения всех этих действий можно будет действовать по обстоятельствам. Какие приборы вы имеете с собой, мон шер ами? На что нам следует рассчитывать в этой многотрудной опера...
   - Стой, стой!!! - бешено завопила бабка, подскакивая на месте и кулачком тыча в плечо водителя. Левой рукой она застучала в стекло. - Туда едь, узкоглазый! Туда, болван, сворачивай!!!
   Коротышка, вздрогнув, уронил папиросу.
   - Что, что с вами, дорогая? - заволновался он, шаря по коленям в поисках бычка.
   - Давай, дебил, сворачивай, говорю!
   Машина как раз поворачивала, и в просвете между соснами показался стоящий на отшибе белый трехэтажный домик с красной крышей и несколькими спутниковыми антеннами на окнах. А впереди уже были раскрытые ворота, и указатель в виде большой стрелки возле решетки крупными красными буквами гласил "МНО "Сестры".
   - Но вот же цель нашей поездки! - возразил Смок Арманыч.
   - Уроды!!! - бесновалась бабка. - Я узнаю его!
   Автомобиль притормозил перед воротами, и бабка, дернув дверцу, высыпалась наружу, упала, перекатилась и вскочила.
   - Говорю вам, туда! У них там штаб!
   Коротышка вышел со своей стороны, встал, облокотившись на капот.
   - Но, дорогая, ведь тут лес...
   - Ай, садись же обратно давай, - пробурчал азиат, приоткрыв окно и выглянув наружу. И Смок Арманыч, следуя грозно вытянутой руке бабки Саши, увидел уходящую в сторону колею из примятой травы. Она вела как раз в сторону дома на пригорке, окруженного высоким красным забором.
  

***

   - Отошла? - выпустив долгую струю дыма, спросила Филиппа. Озноб у Анастасии проходил, руки уже не тряслись. Она кивнула, сжимая наполовину опорожненную чашку.
   - Ты неразговорчивая, - заметила черноволосая красавица. - Редкое качество у девушек. Глядя на тебя, я бы не сказала, что ты умеешь молчать. Ты не хочешь разве спросить, кто мы, почему похитили тебя? И почему я не стала тебя убивать, несмотря даже на приказание дорогого Ирековича?
   ­-­ Кто он? - вырвалось у Анастасии.
   - Тоже впечатлилась? - усмехнулась Филиппа. - О, он удивительный. Красив, верно? Но он не для таких простушек, как ты, так что губенку-то подбери, - в голосе красотки послышались угрожающие нотки. - Впрочем, теперь тебе с ним все равно лучше не встречаться, сама понимаешь... - Филиппа затянулась. - Ну ладно, хватит болтать ерунду, пойдем. Расскажу по дороге кое-что.
   Черноволосая красотка упруго поднялась, распрямившись, как пружина. Анастасия поднялась следом.
   - В тапочках? - уточнила она. Когда ею командовали, она чувствовала себя легче.
   - Ничего, - махнула красивой рукой Филиппа. - Давай за мной, да не отставай.
   И вышла. Анастасия поставила чашку и заторопилась следом. Пройдя по коридору, выйдя в другой, в тот самый, кафельный, миновала и его, открыв дверь, поднялась по ступенькам.
   - И не любопытная, - продолжала Филиппа, сходя с заасфальтированной стоянки на узкую тропинку. Анастасия с трепетом вошла в траву. Тапочки были из густого меха, большие, однако лодыжку не закрывали, и немедленно суховатые стебли начали хлестать нежные ножки. Анастасия была дитя города, и по траве не ходила никогда. Поэтому она иногда попискивала, как пойманная мышь. Филиппа, словно не слыша постанываний девушки, говорила, мерно шагая; несмотря на неровную тропу и высокие каблуки, ровный шаг ее ни разу не сбился.
   - Ничего не бойся, своих мы не обижаем. Девушки учатся тут, потом разъезжаются на задания. Раз в год все собираются здесь. Конференция, доклады об успехах или проблемах, обсуждение, круглые столы... иногда интересные идеи можно услышать. У тебя есть данные, так что ты сделаешь хорошую карьеру, я уверена. Иностранные языки знаешь? Ну, выучишь, не беда. Пошлем за границу тебя, посмотришь мир, себя покажешь. Трудных заданий поначалу не будет, новичков не подставляем. Сама понимаешь, это подставляться самим, не говоря о том, что девушке тоже несладко будет. Так что ничего сложного. Присмотришься для начала, войдешь в ритм... ну, на месте разберешься, не буду вперед забегать. Что еще? Зарплата хорошая, у нас уровень обучения самый лучший. На наши курсы даже из Москвы приезжают записываться, мы иногда интересных девочек отбираем, с перспективой. Конечно, мозги вправляем...
   - Какие курсы? - слабым голосом спросила Анастасия, прыгая на одной ноге и поглаживая другую, ободранную какой-то колючей травой.
   - На секретаря-референта в основном сейчас учим. Обстановка изменилась. Уборщицам сложно теперь добраться до директорского компьютера, к тому же многие заслуженные, опытные сестры - в возрасте, и компьютером не всегда могут овладеть. Поэтому пришлось лет десять назад переквалифицироваться. Теперь агенты все молодые, с нужными навыками. Дело растет и ширится, я уверена, еще немного...
   Прошли главный корпус, немного вдоль дороги, обогнув другой корпус, поменьше, и стоящую в отдалении столовую миновали, углубились в рощицу - в нос ударил запах нагретой солнцем хвои. Тропинка выкатилась из-под сосновых ветвей, упала в ложбину - и глазам Анастасии предстал белый трехэтажный дом с красной крышей, стоящий на пригорке за высоким красным забором.
   Филиппа остановилась перед спуском в ложбину, оглянулась.
   - Нам туда, - кивнула она на дом. - Там проведем ритуал.
   - Какой ритуал? - испугалась Анастасия.
   - Обычные психотропные средства на тебя не действуют, раз ты в Бюро работаешь. Придется по старинке, бабушкиными методами... пентаграмма, заклятья... да ты не бойся, это не больно, ты ничего почти и не почувствуешь.
   Девушка невольно взялась за ворот халата, плотнее запахнула его на груди, переминаясь с ноги на ногу.
   - А если я не хочу? - осторожно спросила она.
   - Кто тебя спрашивает, - хмыкнула Филиппа. - Ну, идем скорей, Великая Мать ждет.
  

***

  
   Женя сидел, вцепившись в ручку, и не потому вовсе, что они гнали за сто пятьдесят - не более ста тридцати ехали, хоть шоссе было почти пустым. Нет, после того как водитель резко кинул машину в сторону, выезжая из пробки через шлагбаум, и тем самым вырвал юношу из погруженности в себя, сосредоточенности - в голове шумело. Низкие облака - образы эгрегоров - пробегали как будто не по небу, а прямо в голове, под стенками черепа. Женя даже чувствовал, как они с шуршанием задевают кости, оставляя глубокий зуд, пробирающий до самых печенок. Перед глазами все мешалось: уходящая вдаль серая асфальтовая лента - и полощущиеся на ментальном ветру полосы каких-то эгрегоров, тонкие стволы сосен по обочинам - и какие-то вытянутые призрачные силуэты, похожие на сильно вытянувшиеся тени, которые часто бегут впереди людей вечером на улице; силуэты были как-то связаны с эгрегорами, будто входили и выходили из них, сквозь, сновали между... От всего этого яркий солнечный день казался серым и пасмурным, и помимо прочего Женю начинала одолевать мигрень. Стараясь спастись от нее, молодой человек сидел прямо, крепко держась за ручку на дверце и глядя остановившимся взглядом перед собой, стараясь не замечать сверхъестественного мельтешения вокруг.
   А водитель все нажимал на газ, посматривая иногда на затихшего пассажира сквозь черные свои, большие, как мушиные глаза (в пропорции, конечно), очки. И действительно было странно: в городе Женя беспокойно вертелся на месте, торопил, а тут вдруг застыл и будто отключился от действительности вовсе.
   И голоса. Они стали громче, четче - хотя слов разобрать было по-прежнему нельзя. Мир вдруг перестал быть статичной картинкой вокруг. Он превратился в дышащее, шепчущее, колышущееся образование или даже существо, которое обступило со всех сторон, давя на органы чувств, такие, которых Женя за собой и не подозревал. И от этих неожиданно нахлынувших неведомых ранее ощущений голова болела все сильнее, и какая-то тошнота подступала в горлу. Женя боялся этого нового своего восприятия. Ему все сильнее хотелось остановить машину, выскочить, броситься на траву, сжав гудящую, как колокол, голову руками, кататься по земле, вымарывая из себя странные неприятные переживания... Но все ярче вставала перед внутренним взором Анастасия, распятая в какой-то мелом нарисованной пентаграмме, вокруг которой клубилась, распадаясь на дымные пряди, злобная морда уже виденного где-то эгрегора - и ядовитая слюна капала с его клыков...
   Женя сидел, боясь спугнуть видение. Эгрегоры не имеют пространственной привязки. Но когда они проскочили поворот на "Дюны", Женя схватил водителя за плечо, сжав так, что тот вскрикнул.
   - Туда! - ткнул пальцем молодой человек. Извилины в мозгах как будто завязались в узелок, и Женя это явственно ощущал, отнюдь не как метафору, но реально происходящее в голове.
   - Спятил! - пробормотал мужичок-водитель, дернув плечом, однако, оглянувшись и увидев указатель, развернулся.
  

***

   Они ступили на мраморное крыльцо. Анастасию бил озноб. Ей начиналось казаться, что пассивность - не всегда лучший способ общаться с действительностью. Несмотря на то, что мама не уставала ей повторять: умей принимать все, что с тобой происходит; все к лучшему в этом лучшем из миров. Но позвольте, говорил какой-то возникший вдруг внутри Анастасии голосок - не голос даже, тень голоса, - позвольте же, говорил голосок с интонациями почему-то Смок Арманыча, позвольте, да разве к лучшему то, что ее похитили, потом на ее глазах убили старичка-инженера, ну, довели до сердечного приступа, затем чуть не убили ее самое, а теперь хотят провести над нею какой-то ритуал? В голове вдруг появились какие-то мысли, спутанные, обрывочные, но определенно мысли - наверное, их голос и озвучивал. Анастасия по-прежнему послушно следовала за Филиппой, как всегда следовала за кем-то по жизни - за мужчинами или же за мамой, - но теперь, впервые за девятнадцать лет, девушка была против того, чтобы ее вели.
   "В лесу можно было попробовать сбежать - твердил голосок - или шептали сами мысли. - Она на каблуках, а ты в тапочках..."
   Анастасия понимала, что сбежать ей не удалось бы - несмотря на каблуки, Филиппа двигалась лучше ее, да и на своей территории, которую Анастасия не знала, а Филиппа наверняка как пять пальцев, да еще девушки с автоматами...
   Но вера в то, что кто-то другой знает лучше, что ей надо, поколебалась в Анастасии.
   Дом был убран роскошно. В холле стены были забраны определенно шелком - белым с золотом, мраморная статуя возле одной стены, два огромных живописных полотна в тяжелых золоченых на другой, диваны на гнутых ножках, кресла, столики - похоже на ампир... У Анастасии закружилась голова, она как будто попала в какой-то дворец.
   По убранному толстым пушистым ковром коридору ее отвели в огромную залу, похожую на театр, Мариинский или, быть может, БДТ, но в пору расцвета, когда бархат еще свеж, мрамор блестит, позолота сверкает... Сон, удивительный сон, что-то нереальное...
   - Раньше был простой конференц-зал, но Лиля решила, что это слишком функционально и непразднично, а сестры любят, чтобы красиво и пышно. Поэтому сделали для главного праздника еще эту залу, - пояснила Филиппа, проводя девушку мимо рядов роскошных кресел, обтянутых желтым бархатом, поднялась по ступенькам на сцену. Где стояли неуместный в этой роскоши обычный офисный стол - пластик под дерево, металлические ножки - и три полукресла красного дерева. Филиппа кивнула на диванчик, стоящий за раскрытым занавесом:
   - Присядь.
   И поднесла к уху висящий на короткой петле на руке мобильник.
   - Мы здесь, Великая Мать, приходите.
   Затем набрала другой номер, отрывисто велела в трубку:
   - Быстро все для ритуала посвящения в парадную залу.
  

***

   - Что-то слишком все просто, - бормотал, пробираясь чуть не по плечо в высокой траве, Смок Арманыч. Обычному человеку было бы по плечо, но Смок Арманыч отличался весьма невысоким ростом. Папиросу он потерял, поэтому чувствовал настоятельную необходимость говорить, чтобы занять осиротевшие губы. - Не может все быть так просто. Ноотропная пушка - это почти мировое господство. Я, конечно, утрирую, но если найдется любитель подобных экспериментов... и не скажу, что это выйдет малой кровью... - коротышка отмахнулся от зарослей крапивы и едва не получил по носу листом борщевника. - Ты меня слушаешь, мон ами? Я всего лишь начальник оперативного отдела, мелкий камешек в основании Бабилони, но и я осознаю, чем чревато попадание ноотропной пушки в злонамеренные руки. Рассеять любой сколь угодно крупный эгрегор... Обычными оперативными путями на это ушли бы десятки лет. А тут один выстрел... и нет больше православия, к примеру, и общество погружено в хаос, и десятки, сотни тысяч бродят потерянные, неспособные понять, что произошло, временно выключенные из жизни... и любой близлежащий эгрегор может захватить такого потерянного человека, и наверняка у тех, кто украл пушку, будут в нужный момент свои люди, и когда жуткий судьбоносный выстрел прозвучит... хотя стреляет пушка наверняка бесшумно, впрочем, что же я, это метафора, всего лишь образ, единственно для усиления впечатления, но суть-то, суть, милостивые господа...
   - Заткнешься ты?! - прошипела бабка, бодро шагающая по лужайке впереди. Оглянулась и сунула опешившему от наскока ее коротышке хромированное яблоко - излучатель репрессивного поля. - На, жми все время, не отпускай. А это что такое?
   Бабка Саша остановилась. Тропинку перегораживала ограда из колючей проволоки. Над калиткой висела табличка "Осторожно, под напряжение!", ниже небрежно намалеванные на картонке череп и кости. На одном из металлических кольев калитки мигала красная лампочка.
   - Стой! - старуха выбросила руку и преградила путь Арманычу, который в задумчивости едва не врезался в колючую проволоку. - Назад!
   Они отступили на два шага, но было поздно.
   Из кустов, за которыми виднелась крыша защитного окраса железной будки, вынырнула девица в камуфляже, с висевшим на груди автоматом.
   - Частная территория! - рявкнула она.
   - Да мы просто мимо шли, милая девушка, - кладя ладонь на сердце, дружелюбно, чуть запыхавшись, произнес Смок Арманыч. Девица опустила на него взгляд:
   - Ну так идите себе, - грубо велела она.
   - Уже уходим, - сквозь зубы процедила старуха и плечом толкнула растерявшегося Арманыча. - Кнопку жми, тормоз!
   Девушка вскинула автомат - но коротышка успел нажать кнопку яблока раньше, чем она положила палец на курок. Арманыч и сам не понял, как у него получилось. Охранница вскрикнула, выпустив оружие, схватилась за голову, словно та внезапно и сильно разболелась, - и стала заваливаться. Однако не упала: опираясь на растущие вокруг тонкие сосны и едва держась на ногах, спотыкаясь на каждом шагу, стала пятиться и скоро скрылась из глаз.
   - Через две минуты очнется, как за пределы круга выйдет, - деловито сказала бабка. - На какое расстояние поставлено?
   Смок Арманыч, глубоко вдохнув, посмотрел на яблоко, лежащее в дрожащей ладони.
   - Пятьсот метров, - сипло ответил он.
   - Поставь на сто, нам хватит, а сила излучения вырастет. Черт, не удалось пробраться тихо, - проворчала бабка. - Эта пигалица как отойдет - тут же сообщит своим. Да еще эта проволока... Будем прорываться через калитку, ширины достанет. Ну, бегом обратно!
   И она первая помчалась через лужайку и рощицу обратно на дорогу, где в кустах поджидала их машина.
   Водитель не раздумывал ни секунды.
   - Ты пристегнися, - скомандовал он Смок Арманычу, вывалившему из травы, уже когда бабка растолковала ему свой простой, как валенок, план. - А ты держися, оружие чтобы того...
   Старуха уже сидела сзади, раздвинув ноги и упершись в стойки передних сидений.
   - Зачем же настоящее-то... - кряхтя коротышка открыл дверь. - Ох, кости мои...
   - Залазь быстрей! - рявкнула старуха. Водитель раскочегарил тачку и выкручивал руль, потихоньку отпуская сцепление. - Слушай сюда. Мы снесем эти ворота нафиг, подлетаем к крыльцу, всыпаемся, я сразу разношу двери, и мы врываемся внутрь. Твоя задача - не отпускать пальца с кнопки и не отставать от меня. И на месте уже разберемся. А узкоглазый развернется и сюда отъедет, небось в суматохе не погонятся, в кустах схоронится. План ясен?
   - Не слишком ли... э... примитивно? - торопливо пристегиваясь, пробормотал Смок Арманыч.
   Автомобиль медленно поехал по колее, под днищем зашуршала трава.
   - Все путем! - выдохнула бабка, вынимая из кармана несколько стволов и приборчиков. Машину затрясло на кочках, она набирала скорость, но это не помешало старухе начать собирать из разных излучателей и панелей с кнопками новое оружие. Она неторопливо, без суеты, однако ловко и быстро навинтила на одну из рукоятей - крупную, черную, с какой-то круглой блямбой внизу, - три ствола, один над другим, затем к ним же еще два по бокам. Сверху, на ствол, присобачила один из экранчиков, второй вставила в блямбу на рукояти. Сооружение вспыхнуло огоньками, притухло, на стволах замигали диоды, по мини жк мониторам побежали цифры.
   Когда впереди показалась калитка, спидометр показывал за сотню.
   - Пригнись! - завопила бабка, поднимая правой рукой свой чудовищный излучатель, а левой вынимая из нагрудного кармана боевой пистолет. Смок Арманыч не замедлил последовать совету. И не видел, как автомобиль бронированным бампером снес калитку. Посыпались искры, сильный удар потряс машину - и они помчались по территории, подпрыгивая на кочках. Из кустов вдоль проволоки выбегали девицы, поднимая автоматы. По кузову застучали пули. Лопнуло и осыпалось заднее стекло.
  

***

   Пахло ладаном и розовой водой, которую девушки в белых с алой оторочкой по краю подола платьях разбрызгали на сцене. Ладан курился в подсвечниках, расставленных по углам пентаграммы. Ее начертили с помощью портновского метра Филиппа и еще одна женщина, которую черноволосая красотка называла то Лилей, то мамой. Анастасия наблюдала за происходящим, вжавшись в спинку диванчика, подобрав ноги и притянув к груди колени. Приготовления вогнали ее в сильный озноб. На сцене повисла тяжелая и странная атмосфера, густая, как сироп. Словно что-то совсем иное, из другого слоя реальности собиралось здесь - пока еще не проявившись на сцене, но стоя где-то рядом, буквально в двух шагах, готовясь войти в дверь - ту мистическую дверь, что отворят ритуалом суетящиеся вокруг женщины.
   Партер и ложи постепенно заполнялись зрительницами. Сколько ни искала Анастасия взглядом мужчину - защитника, спасителя, - не могла обнаружить. Да и не было его тут, и быть не могло, потому что это была территория женщин.
   Пока девушки в белых с алым платьях спешно расставляли свечи и зажигали благовония, Филиппа приблизилась к Анастасии, села на край софы, положив руку девушке на колено.
   - Боишься? Успокойся. Хочешь выпить? - Филиппа достала из нагрудного кармана крохотную металлическую фляжку. - Глоток коньяка тебе сейчас не повредит, ты вся белая.
   Анастасия качнула головой.
   - Давай, открывай рот! - почти прикрикнула Филиппа и поднесла фляжку к самым губам девушки. Анастасия безвольно глотнула. Жидкость обожгла язык, небо - и горячей струей упала в желудок, прочертив огненную дорожку во внутренностях. Анастасия распахнула рот и задышала чаще.
   - Ну вот, цвет какой-то появился, - удовлетворительно произнесла красавица. - Ты так боишься, будто мы тебя убивать будет. Глупышка. Ты будешь жить, и жить прекрасно, весело, поверь мне. Просто друзья у тебя будут новые, и семья тоже. А о старых ты и не вспомнишь потом. У нас хорошо, вот увидишь.
   - Зачем все это? - слабо спросила Анастасия. Всплыло в памяти тело старичка-инженера
   - Женщина должна править миром, - спокойно ответила Филиппа, но глаза ее сверкнули. - Мужики способны только воевать! Мы постепенно занимаем ключевые позиции в мире, и нас не остановишь. Наши секретарши уже управляют вместо своих директоров многими крупными компаниями на всех континентах. А правительства? Ангела Маркель, Тарья Халонен, Эллен Джонсон-Серлиф, только что присоединившаяся к ним Микеле Бачелет - это все наши сестры. Так что в карьере ты не ограничена. Если же чувствуешь иное призвание, домашнее какое-нибудь, - хотя с твоими данными было бы просто преступлением похоронить себя в семье, - в общем-то, пожалуйста, ради Прародительницы. Поэтому расслабься и получай удовольствие. Впусти в себя Женщину!
   В зале воцарилась почтительная тишина. Филиппа обернулась - и вскочила, склонив голову. Анастасия тоже невольно встала, во все глаза глядя перед собой. Из-за кулис двое женщин выводили под руки невообразимо древнюю старушку, ей было лет сто пятьдесят, наверное, не меньше, в первый миг подумала Анастасия. Старушка была облачена в шелковое фиолетовое платье, сморщенную шею ее обвивал жемчуг в несколько рядов, личико, похожее на сдутый воздушный шарик, тонуло под несколькими слоями косметики. Женщины подвели старушку к столику, осторожно, как величайшую драгоценность, посадили в центральное кресло, заботливо пододвинутое Лилей.
   - Великая Мать! Великая Мать! - пронесся шепот по залу.
   - Начинайте, - прошамкала старушка и махнула усохшей лапкою.
  

***

   Визжа тормозами, скрипнув корпусом, форд резко свернул перед самым крыльцом и затормозил, клюнув носом в песок. Из машины высыпались бабка Саша со Смок Арманычем, понеслись по ступенькам и вломились в холл. Мертвая дежурная тишина внутри сменилась визгом дежурной, и тут же ее поддержал шум двигателя отъезжающего автомобиля и грохот осыпающегося под пулями стекла, звон осколков. Бабка одним прыжком одолела расстояние до ресепшена - стойки красного дерева слева вдоль стены - перескочила барьер и навела оружие на девицу.
   - В угол! - рявкнула бабка. Девушка попятилась, бледнея и сжимая пальцами виски. Кажется, она даже не увидела нападающих. Покачиваясь на подкашивающихся ногах, она сделала несколько шагов и мешком свалилась в углу, потеряв сознание. Вслед ей рявкнул автомат преследователей и тут же заткнулся. Арманыч, упавший на пол сразу, как только они вломились внутрь, пополз за стойку.
   - Сюда! - прошипела бабка, выглядывая из-за стойки. Взвизгнули, отскакивая от дерева, выбивая щепки, пули. Старуха быстро присела.
   - Тут, - отдыхиваясь, просипел Арманыч, вползая к ней. Приподнялся, сел, прислонясь к стойке, отряхнул с бархатного пиджачка осколки.
   - Подойти они не могут, но, кажется, со ста метров держат нас на мушке, - озабоченно пробормотала бабка.
   - Что будем делать? - спросил коротышка. У него дрожали руки. Он вытащил пачку Беломора, достал папиросу, сунул в синеватые губы, выудив из бокового кармана брюк зажигалку, щелкнул пару раз, прикуривая.
   - Ты что, курить обычный табак собираешься?! - ужаснулась бабка и одним взмахом руки выбила папиросу изо рта Арманыча. - Спятил? Мы тут под пулями, а ты хочешь из строя выйти? Потерпи!
   - Мне необходимо закурить, - Смок Арманыч поймал беломорину, сжал ее губами. - Иначе я за себя не ручаюсь...
   Бабка выхватила у него папиросу, смяла, швырнула за стойку. В отдалении рявкнул автомат, и бумажная палочка взорвалась табачными крошками.
   - Снайперы херовы! - невольно пригнувшись, констатировала старуха. - Если ты закуришь обычный табак, то я за себя не ручаюсь, понял?
   На коротышку было жалко смотреть. Руки дрожали, побелевшее лицо осунулось, под глазами залегли синие тени. Но бабка не знала жалости.
   - Хорошо, что они стекла выбили, репрессуха их на расстоянии держит. А теперь делаем так...
   Она на корточках подобралась к остающейся без сознания девице. Ноги у той были подвернуты, одна рука откинута, другая бессильно лежит на груди, голова на плече, изо рта стекает ниточка слюны. Бабка встряхнула девицу, пару раз с силой ударила ее по щекам. Девушка приоткрыла глаза, бессмысленно глядя осоловевшими глазами.
   - Где девушка, которую похитили? - крикнула ей в лицо старуха, кладя излучатель рядом на пол рядом с собой.
   - Мон шер, откуда ей знать, - застонал Смок Арманыч.
   - Молчи! - прошипела бабка и отвесила девице, глаза которой стали закатываться, звонкую пощечину. - Отвечай!
   Дрожа и пуская слюну, совершенно не соображая, где она и что от нее хотят, мучаясь невыносимой головной болью, девица ткнула пальцем вверх.
   - Что это значит?! - накинулась на нее бабка. - Ты мне смотри, не выпендривайся! Твое состояние зависит от меня! Видишь? Сейчас я поверну эту ручку - и тебе полегчает. Быстро отвечай тогда, не то станет хуже! - и бабка вырвала у Арманыча яблоко. Сдвинула регулятор на два деления.
   - Там... ритуал... на втором этаже... девушку туда повели... - поспешно, с запинками, выговорила бедняжка. Глаза ее немного прояснились.
   На краю поросшей травой площадки перед зданием опять поднялись девицы в камуфляже и, пригнувшись, побежали вперед. Бабка, приподнявшись, сделала по ним несколько выстрелов - одна охранница упала - и, выпустив пистолет, тут же повернула регулятор на максимум. Ресепшионист, вскрикнув, откинула голову, ударившись о стену, и потеряла сознание. Вторая охранница - та, что бежала впереди, - будто налетела с размаху на невидимую стену. Вскинув руки, завалилась на бок и скрючилась на песке. Остальные, морщась и постанывая, едва не падая, подхватили упавших товарок и отползли с ними в кусты, за радиус действия излучателя. Старуха отдала яблоко коротышке.
   - Вот мы и выяснили все. На втором этаже зал явно один: несмотря на роскошный интерьерчик, домишко скромный, не дворец. Идем! Пока эти дуры не решились на штурм поперек репрессивного поля. Ты чего? Вставай давай!
   Смок Арманыч застонал.
   - Спаси меня, мой дорогой прелестный друг, - заныл он. - О, мое сердце разрывается... как жесток этот мир! Двадцать лет мы вместе, неужели сейчас ты оставишь меня один на один со всеми мерзостями, со всем нечистотами человечества! Я не выдержу этого, я сойду с ума! О, милая Александра, зачем ты так неумолима... - и коротышка вдруг зарыдал, закрыв лицо ладонями.
   Бабка едва успела подхватить выпавшее из ослабевших рук яблоко, надавливая отпущенную кнопку. Выскочившие из кустов по краю двора девицы с автоматами с криками повалились на песок и поползли обратно. Вставшая за ними в полный рост крупная тетка с двумя пистолетами в вытянутых руках успела сделать несколько выстрелов - и тоже скрылась, опрокинувшись на спину.
   - Ты истерику-то закатывай, да не забывай кнопку жать! - рявкнула бабка Саша, хватая коротышку за руку и вкладывая яблоко ему в ладонь. - Потерпи пять минут, и ты сможешь покурить что тебе надо. Держи!
   Слезы катились по круглому лицу Арманыча, застаиваясь лужицами в морщинах. Коротышка вцепился в яблоко, как в спасительный круг, и, склонившись над ним, плакал, вздрагивая всем телом.
   Бабка, спокойно наблюдая за его истерикой, задумалась.
   - Пожалуй, легче потратить пять минут на набивку, чем тащить тебя на себе, - решила она наконец. - Давай сюда яблоко и в темпе делай свое зелье! Если они хотели сделать с Настасьей что-нибудь плохое, то уже сделали, не дожидаясь нас. Наверняка стажер мертва. А нам еще документы искать. Ладно, Арманыч, закуривай, только шустро!
   Смок Арманыч торопливо передал старухе прибор - чтобы взять его, ей пришлось засунуть пистолет за пояс; в правой руке она по-прежнему держала свой монструозный самосборный многофункциональный излучатель; - и вытащил кисет. Две минуты ушло у него на то, чтобы выкрошить табак и забить папиросу той травой, что лежала в маленьком мешочке желтого бархата. Затем Смок Арманыч дрожащими руками затолкал кисет во внутренний карман пиджачка, вставил картонный мундштук меж бледных губ и, щелкнув зажигалкой, глубоко затянулся. Слезы высохли, на лице отразилось блаженство.
   - Ну, покатилось, - пробормотала старуха. Она села, опершись о стену спиной, подобрав ноги и положив руки с оружием на колени. За стеклянной дверью, что вела внутрь здания, показались две девушки в камуфляже, прибежавшие на шум, обе с автоматами на груди. Осторожно осмотрев холл, одна приоткрыла дверь - и тут же обе, вскрикнув, отступили. Бабка приподнялась, кинула взгляд в их сторону - и села обратно. Смок Арманыч, закрыв глаза, бессмысленно улыбался.
  
  

***

   Филиппа крепко взяла задрожавшую девушку за плечо, подвела к пентаграмме, нарисованной в центре сцены. Зал был погружен в полумрак, ничего не было видно, только в первых рядах проступали лица и жадные взгляды. Однако зал жил своей жизнью - это было слышно. Когда Анастасия показалась из-за занавеса, шепоток пробежал по партеру, перекинувшись на ложи.
   В глаза били два белых прожектора, сверху с двух сторон. Пентаграмма была начерчена как вложенная в пятиугольник звезда. Между лучами звезды и сторонами пятиугольника пол покрывали какие-то значки или буквы. В местах соприкосновения звезды с углами фигуры стояли свечи и исходили красным дымком. По сторонам от каждой свечи стояли курильницы, где плавились благовония. Прожектора освещали пентаграмму, остальная сцена тонула в полумраке. Девушки в белом выстроились сзади. Как только Филиппа подвела Анастасию к пентаграмме, они запели нежными высокими голосами. "Хор ангелов", - подумала пленница, полной грудью хватив благовоний. Голова тут же пошла кругом.
   - Раздевайся, - велела Филиппа.
   Анастасия скинула халатик и тапочки, оставшись обнаженной, но отчего-то не чувствуя от того смущения. По залу пробежал заинтересованный шепоток.
   - Теперь ложись, - продолжала командовать Филиппа. - Головой сюда, руки-ноги расставь немного, чтобы в звезду попасть. И расслабься. Главное - не дергайся, что бы ни произошло. Вреда тебе не причинят, не бойся. Можешь даже глаза закрыть. Дыши глубже.
   Анастасия осторожно ступила в центр пентаграммы. Девушки затянули другую мелодию, печально и призывно запела где-то за кулисой флейта, рядом плакала скрипка. И глухо, совсем уж далеко изредка падала капля удара в большой барабан. Осмотревшись на все стороны, Анастасия села, потом легла, приподняв голову, чтобы видеть точность совпадения ее фигуры с нарисованной, развела руки, раздвинула ноги.
   - Молодец, - едва слышно прошептала Филиппа, одобрительно кивнув. И встала над головой Анастасии, воздев руки. Ее хрипловатое контральто завораживало. Мир вдруг стал другим. Во-первых, Анастасия видела его снизу. В обычной жизни такого не случается. Даже когда лежишь на кровати, угол зрения стоящего человека все равно сохраняется - чему способствуют подушка и инерция восприятия. А тут Анастасия лежала на плоской твердой поверхности, смотрела вверх, и мир был над нею перевернутой книжкой с картинками, которые она разглядывала сквозь заползающий в голову туман. Туман этот состоял из голосов и запахов, но, будучи столь реальным, он мутил мысли, субстанцию вовсе нематериальную, и те становились такими же реальными, плотными, осязаемыми, Анастасия чувствовала, как они копошатся в черепе, ползают по внутренним стенкам, шурша хвостами. И мысли эти что-то делали в голове, не бессмысленно передвигались, но с какою-то задумкою, которую Анастасия не могла пока разгадать. Бесшумно, но весомо ступая многими лапками, мысли вели странный хоровод.
   - И (из Белой Богини поискать местов) да пребудет с тобою сила! Приди сюда, спустись к нам, грешным, о великая богиня, преодолей барьер, перейди из того слоя реальности в наш!
   Над Анастасией воздух плыл и плавился. Девушке показалось даже, что и голос Филиппы стал вихриться, воронкой закручиваться, туда же полились ставшее вещественным пение хора - Анастасия видела все голоса, может быть, не глазами, но определенно видела в виде волн. Голос Филиппы был волной мягкой, бархатистой, а высокие голоса хора - шелковыми или даже металлическими, холодными, гладкими. И воздух, и голоса, и потянувшиеся к ним взгляд и слух Анастасии, вдруг ставшими как будто отдельными сущностями - и внимание женщин в зале, тоже обретшее какую-то материальность, струйками текущее на сцену, - все это собиралось в тугой ком над распятой в пентаграмме фигурой, свивалось в узел, закручивалось, прихватывая словно бы и само пространство, отчего вкруг этой ментальной воронки образовывалась пустота. И в эту пустоту просачивалось нечто.
   Сначала Анастасия просто ощутила присутствие чего-то иного над собою. Затем она увидела...
   Это был образ женщины, бессовестно огромной и бесстыдно прекрасной. Пока что только образ - но этот бледный симулякр быстро напитывался из ментального кома и приобретал реальные, вещественные черты. При том, что размеры женщины никак не могли позволить ей появиться здесь, настолько велика она была. Головой доставала до неба, руки раскинула до самого горизонта, ноги ее уходили глубоко в землю, волосы, развеваясь на ветру, затмевали солнце.
   Голоса певиц при появлении богини впали в экстаз, но не дрогнули, продолжая выводить чисто и внятно слова, которых испуганный и отуманенный разум девушки уже не разбирал.
   Одна из девушек в белом, неслышно скользнув от кулис, вложила в руки черноволосой красавицы ритуальный нож - кинжал из черного обсидиана. Яркий отблеск прожектора сверкнул на острие. Филиппа сжала рукоять обеими руками, занесла нож над Анастасией.
   Ментальная конструкция великой богини стала концентрироваться на кончике каменного ножа, а образ ее, постепенно наполняющийся реальной жизнью, повернул голову и посмотрел на Анастасию, заглянул ей в глаза - и в душу. И словно зацепился там - за те самые овеществленные мысли. Мысли всеми лапками уцепились за взгляд и стали тянуть, тянуть... Богиня наклонилась, всею своею надмирною тушей стараясь войти в девушку... но что-то не пускало. Основа материального воплощения богини все еще находилось на лезвии ритуального кинжала. Девушки пели. Богиня пронзала взглядом Анастасию, всю сущность девушки, сущность, ставшую вдруг таким же комочком, что и тот, над нею, - и собравшийся в горле, под ямкой в основании шеи. Комочек сущности Анастасии и ментальный ком в центре сцены закручивались, вибрируя в такт, Богиня уже зло в нетерпении сверлила взглядом девушку, и все вокруг дрожало от этого нетерпения, зал содрогался до основания, казалось, и сам дом начинает ходить ходуном от скопившегося тут напряжения всех слоев реальности. Еще секунда-другая промедления - и здание взорвется, все пространство тут разнесет на мелкие клочки от невыносимой концентрации ментальных структур.
   - Осуществись и войди в голову новой дочери твоей! - напевно произнесла Филиппа и опустилась на колени, поднимая нож и примериваясь к горлу Анастасии. Забурлила энергия, устремляясь к горлу девушки, но не находя точки входа и не в силах оторваться от острия. Только две капли упали на шею, и Анастасия слабо вскрикнула. На коже расцвели два красных пятна ожогов. Но девушку никто не услышал.
   - Благослови нас, великая богиня! - воскликнула в полный голос Филиппа - и опустила нож.
   - Судя по звукам, их там много, - заметила бабка Саша, приложившись ухом к металлическим дверям зала. Сунула пистолет подмышку и выудила из одного из многочисленных карманов камуфляжных штанов зеленый диск. Повинуясь знаку, Смок Арманыч послушно наклонил голову, и старуха ловко накинула цепочку, идущую из центра блина, ему на шею. После чего нажала кнопочку в пластиковой коробочке на цепочке, от которой к диску шел проводок. Рядом с кнопкой тут же загорелся красный диод.
   - Все делаем быстро, - торопливо пояснила бабка. - Эта штука их приманит, а яблоко выведет из строя. Если кто вдруг нечувствительный окажется - тех я... - бабка погладила чудовищный излучатель. - Хватаем Настасью и линяем, она уже скажет, где чертежи.
   - Но откуда девушке знать?.. - начал коротышка, поднимая зажатое в руке яблоко. И тут послышался звон стекла: охранницы добрались до здания и проникли в холл.
   - На месте разберемся! - рявкнула бабка Саша, рывком открывая дверь и толкая Арманыча внутрь.
   Большой зал был погружен во тьму, а сцена впереди - ярко освещена. И там, лицом к вошедшим, стояла на коленях черноволосая красотка - та самая, что в халате медсестры пыталась лишить жизни старого инженера Кротова - и обеими руками держала над головой нож. А перед ней лежал кто-то. Бабка Саша и Смок Арманыч не разглядели, но сразу поняли, что там Анастасия.
   Сзади по лестнице грохотали шаги подкованных ботинок. Старуха захлопнула за собой дверь, бегло оглядев ее изнутри, щелкнула замком. По залу пронесся стон: гремучая смесь притяжения и отталкивания создала в головах хаос. Противоречивые импульсы сбивали работу мозговых токов - и партер с ложами настигла нестерпимая головная боль или же - у тех, кто покрепче, - невыносимое чувство внутреннего противоречия. Большая часть зрительниц ритуала, вскочившая при появлении чужаков, повалилась на кресла, даже и на пол. Редкие женщины пытались бежать в двух направлениях сразу, кто-то от мучительного когнитивного диссонанса бился головой о стену, спинки, ручки кресел. В зале воцарился бардак.
   Бабка, таща за собой коротышку, побежала по центральному проходу к сцене.
   Но там, увы, картина была иной. Девушки хора с любопытством взирали на пришельцев, трое женщин за столом - с легкой тревогой наблюдали за взбежавшей по ступеням старухой, но тоже не двигались. Одна Филиппа пошевелилась. Когда бабка Саша, держа оружие в вытянутых перед собой руках, появилась на сцене, красавицы вскочила на ноги.
   - Руки вверх! - крикнула бабка, наводя на нее пистолет и спуская курок излучателя. Раз, другой... Филиппа засмеялась.
   - На меня твое оружие не действует, старуха! - воскликнула она. - А вот мое на тебя...
   - Ложись! - заорала бабка, не дожидаясь конца фразы красотки. Арманыч, показавшийся на ступенях, брякнулся на пол, подминая под себя диск. Кнопка на коробочке с отчетливым чпоканьем поднялась, красный огонек погас. Яблоко выпало из рук испуганного коротышки и откатилось в сторону, за занавес. Падая на живот, бабка выстрелила.
   Филиппа покачнулась, побледнев, схватилась за грудь, сгибаясь.
   - Наглая старуха... - прошипела она. - Взять!
   Бабка, приподнявшись, успела сделать еще два выстрела в сторону хористок, которые вдруг из-под белых платьев - шелковых чуть ли не бальных платьев, с кружевами и бантами, - достали кто автоматы, кто пистолеты. Сомкнутым строем девушки двинулись к бабке.
   - Подстрелите ее кто-нибудь, - хрипло попросила Филиппа, с трудом вдыхая. Осторожно разогнулась, расстегнула ворот блузки и пощупала бронежилет под нею. Прозвучала короткая очередь - и бабка, с воплем дернувшись, свалилась, ткнувшись головой под ноги красотке.
   - Милый друг Александра Федоровна! - возопил коротышка, подползая на карачках к неподвижному телу старухи в камуфляже. Седые космы ее беспорядочно раскинулись по полу, из-под руки натекала красная лужица. - О, на кого ты меня покинула, прелестная подруга!
   Одна из хористок вскинула автомат, но Филиппа, усмехнувшись, остановила ее мановением руки.
   - Взять! - велела она.
   Смок Арманыч застыл, склонившись над бабкой Сашей и прикрыв ладонями лицо. Девушки подхватили его под локти и оттащили на диванчик, туда, где лежали кучей халатик и тапочки Анастасии. Сама жертва ритуала по-прежнему лежала в пентаграмме, почти не осознавая происходящего, не видя ничего у себя в ногах, только слыша невнятный шум. Сейчас все внимание девушки было приковано к тому, что выползало из ниоткуда прямо над ее головой. Девушка чувствовала на себе чье-то дыхание с того света - оно-то и заглушало происходящее вокруг.
   Хористки вернулись на место, оружие исчезло. Одна только девица осталась возле диванчика, куда оттащили и тело старухи. Смок Арманыч, скрючившись на краю, не отрывая ладоней от лица, замер. Женщины в зале зашушукались.
   - Продолжаем! - крикнула Филиппа.
  
  

***

   Нож резко опустился, как упал, стремительно и неотвратимо. Зал испуганно вскрикнул. Анастасия зажмурилась. Однако удара не ощутила. Тогда она оглянулась. Напряженная тишина воцарилась кругом, которая бывает, когда толпа всеми глазами смотрит на что-то и ждет. Анастасия приоткрыла глаза и, приподняв голову, тоже посмотрела.
   Воткнутый в пол рядом с ее плечом ритуальный кинжал еще дрожал. На острие его по-прежнему была нанизана беснующаяся от неудовлетворенной жажды субстанция, но она словно отступила на задний план реальности.
   - Что это значит?! - вскочила Лиля, одна из женщин, что сидели рядом с Великой Матерью. Перед ней лежала толстая папка, во время ритуала Лиля перелистывала чертежи.
   - Вставай и одевайся, - тихо велела Филиппа, поднимаясь. Анастасия перекатилась на бок и на карачках быстро поползла за кулисы, к диванчику, где лежали халат и тапочки. Зал ахнул.
   - Мне надоело превращать женщин в кукол! - крикнула Филиппа, откидывая назад волосы. Черные пряди взметнулись от ментального сквозняка, проникавшего из ноосферы, и опали.
   - Ты не можешь, ведь ты... тебя... - Лиля потеряла дар речи.
   Но тут встала вторая женщина, сидевшая возле раритетной старушки. Сильно за пятьдесят, однако бодрая и свежая, в какой-то древней шерстяной юбке и кофте совкового вида.
   - Мы освобождаем женщин из-под гнета мужчин, ведь мужчины делают нас куклами! А через нас и Богиню женщины становятся свободными! - сверкнув темными глазами, воскликнула она. - Ты забыла главные заповеди Лиги, ты, надежда всех нас, новая женщина! - после чего тетка повернулась к залу и, указав на Филиппу, стоявшую посреди сцены, над пентаграммой, растрепанную и злую, закричала: - Она предает нас, сестры! Вы видите? Вы слышите?
   Женщины и девушки в зале зашумели. Постепенно в общем гуле стало можно выделить одно слово, и слово это было "мужчина".
   - Сейчас, когда Богиня смотрит на тебя! - возопила тетка, обращаясь опять к Филиппе. - Неужели ты сможешь отречься?! Ведь ты тоже получаешь свою долю от причастия каждой новой сестры!
   -Заткнись, Матрена! - сдерживаясь, велела Филиппа. - Я сама решаю, что мне делать. Я решила оставить Лигу и ты не способна мне помешать.
   - Ты не сможешь, дочь! - взвизгнула пришедшая себя Лиля, срывая с шеи желтый платок и раздирая его на клочья. - Предательница! У тебя ничего не получится, ты привязана к Богине!
   Лицо Филиппы пошло красными пятнами; она старалась держаться спокойно, хоть ее и трясло крупной дрожью.
   - Ваша Богиня у моих ног, - произнесла она громко, указывая на воткнутый в пол кинжал. - Она в моей власти. И я собираюсь освободиться и освободить вас всех от ее власти.
   - Нет, ты не сделаешь этого! - истерически завопила Лиля. - Ибо я сначала выцарапаю тебе глаза, неблагодарная тварь!
   Но тетка Матрена цопнула ее за рукав.
   Женщина отмахнулась - однако тут же застыла, обмякла, отступив на шаг в сторону.
   Анастасия лихорадочно надела халатик и тапочки, вцепившись в ворот, запахивая его до самого горла. И пропустила первые звуки тихого шамкающего голоса, едва слышного в напряженной атмосфере зала. Но по мере того как Великая Мать говорила, шушуканье и перешептывания в партере стихли до нуля.
   - ...не понимаешь, девочка моя, - донеслось до Анастасии, и она, любопытствуя, выглянула из-за занавеса. - Богиню невозможно уничтожить. Ты можешь рассеять ее воплощение, но суть ее останется неприкосновенной на ином уровне...
   Филиппа скривилась.
   - Я все знаю, о Мать! И у меня для вас приготовлен сюрприз...
   В зале плеснулся шепоток, поэтому начало следующей фразы Анастасия опять прослушала.
   - ...возмездие. Ты не сможешь уйти. Ты дочь Богини в большей степени, чем дочь своей матери. Ты сама ее воплощение! Твое зачатие не обычное, это ритуал, поэтому если ты убьешь Богиню... что будет с тобой, подумала ли ты о том?
   - Уж будьте покойны! - отрезала черноволосая красавица. Пол под ее ногами дрожал и вибрировал, вокруг кинжала вспучивались еще почти не заметные глазу волны коврового покрытия. - У меня все продумано. Вы бы лучше о себе позаботились.
   - Предательница! - не утерпела Лиля.
   - Ты меня не рожала, так что я тебе ничего не должна, - вскинулась Филиппа.
   - Тварь!!! - завизжала Лиля, но опять ее остановило тихое шуршание старухиного голоса.
   - ...из-за мужчины?
   - Да! Да! Как вы меня достали, да! Из-за мужчины! - сорвалась Филиппа. Зал возмущенно взбурлил. - Он лучше вас всех, вместе взятых!!!
   - Чушь! Ложь! Неправда! Спятила! - волна гневных реплик вынеслась из партера и затопила сцену. Но, перекрывая этот гул, визжала уже в полной истерике Лиля:
   - Ты же не способна быть с мужчиной, неужели ты еще этого не поняла, дура!!! А-а, спасите меня! - и она затопала, сжимая кулаки. Матрена сделала движение к ней, чтобы успокоить женщину, но та, обессилев от всплеска эмоций, упала на свое место и, схватившись за край, стала биться головой. Великая Мать воздела сухонькие лапки.
   - Сестры, помолимся! Вместе мы сила! - воззвала она надтреснутым голосом. И хоть голос ее затерялся в общем шуме, слова были услышаны. Сначала сложила руки на груди тетка Матрона, молитва полилась с ее бледных, не тронутых помадой губ. Затем девушки хора последовали ее примеру, как и все в партере и в ложах.
   Голоса нескольких десятков женщин - молодых и старых, высоких и низких, плотных и стройных, красивых и дурнушек - слились в единый хор. Зал наполнился вибрациями их голосов - как вода заполняет воздушный шарик. И так же, как вода растягивает резиновую игрушку, так и хоровая молитва словно расширила пределы зала. И обмякшее тело богини тоже раздулось, поникшее ментальное облако, быстро потерявшее внешний облик, разнесло, и уже всем стали видны контуры огромного тела, прорывающегося сквозь запертую Филиппой дверь. Сцена заходила ходуном, ритуальный кинжал в полу дрожал и подпрыгивал, вырываясь.
   Филиппа поставила ногу на рукоять и крикнула гневно:
   - А ну прекратите, старые дуры! Вы взорвете сами себя!
   Но молитва продолжалась.
   - Смотрите, Богиня поднимается! - раздался вдруг испуганно-восхищенный крик из зала.
   Все посмотрели. И правда, грузное тело, распростершееся над сценой, распрямлялось, женщина, чьи округлости уже мелькали в воздухе, выхваченные светом прожектора, поднималась. Удивительное дело - хотя она была огромна и никак не могла поместиться в зале, даже во всем здании ей было бы недостаточно места, даже как Алиса - ногу в трубу, руку в окно - не получилось бы, - однако несмотря на это, все находящиеся на сцене и в партере видели богиню, как если бы она находилась внутри.
   - Остановитесь, идиотки! -­ воскликнула Филиппа, притопнув ногой по кинжалу, и Богиня от этого удара содрогнулась, согнулась в три погибели, приникая к острию кинжала, где держал ее ритуал.
   Дверь, некоторое время содрогавшаяся от ударов извне, распахнулась, в проход ворвались охранницы с автоматами наперевес. Растрепанные, кое-кто с поцарапанным лицом, девушки в камуфляже побежали к сцене. Зал ходил ходуном, пол качался, казалось, будто здание оторвалось от причала и отплыло в море, падая с волны на волну.
   - Арестуйте эту сумасшедшую! - вскочила Лиля, указывая на стоящую посреди освещенного круга черноволосую красавицу. Та презрительно усмехнулась, махнула рукой - и девушки-хористки за ее спиной, доставая оружие, шагнули к ней. В партере поднялся невообразимый шум, женщины вскакивали на ноги, ругались в голос. На сцену полетели скомканные бумажки, заколки и прочая мелочь, которая обычно случается в карманах и сумочках у женщины.
   - Хотите войны? Вы ее получите! - с угрозой произнесла Филиппа, поворачиваясь к застывшей за столом троице.
   - Он чем-то на него воздействует, чем-то запудрил ей мозги! - от волнения запинаясь, обратилась Лиля к Матрене и Великой Матери. - Вы видите, о Мать? Она больная, он что-то сделал с моей доченькой... Неужели нельзя ее вылечить? - и женщина заревела.
   - Хватит, - скривилась Филиппа. - Что за ерунду ты несешь? Вы трое хотели лишить всех нас самого главного, самого сильного чувства. Самой природой женщине назначено любить! А вы? - она наставила обвиняющий перст на Великую Мать. - Вы украли у нас любовь! Превратили нас в кукол, биороботов! - Филиппа повернулась к залу. - Сестры! Вы даже не помните того экстаза, которое испытываешь, когда любишь мужчину! Но я освобожу вас и верну вам все душевные волнения, которые только и делают нашу жизнь осмысленной!
   Она схватила висящий на короткой петле на руке мобильник. Женщины и девушки в зале загомонили, послышались возмущенные и заинтересованные выкрики, даже шум ссоры. Охранницы перед сценой в недоумении опустили оружие. Филиппа быстро набрала номер...
   - Не надо звонить, - послышался от входа голос, и красавицы бросила телефон.
   - Ирекович! - радостно воскликнула она. - Где пушка? Давай ее сюда!
   Высокий молодой мужчина в черном костюме, помесь татарина и европейца, неторопливо приближался по коридору. При его появлении женщины затихли и с откровенным любопытством разглядывали того, кто сумел очаровать Филиппу, которая и женщиной-то в полном смысле слова не являлась, а была плодом своеобразного эксперимента, родившемся в результате ритуала-операции...
   Не обращая внимания ни на кого вокруг, Ирекович приблизился к сцене, поднялся по ступенькам. За ним в зал входили, заполняя проходы, люди в длинных черных одеяниях с автоматами, но на них внимания уже не хватило.
   Филиппа дернулась броситься любимому на шею, но вспомнила про бьющийся кинжал под ногой - и остановилась.
   - Она тут! - объявила красавица подошедшему к ней мужчине. - У меня под сапогом. Уничтожь ее и освободи нас!
   - Освободить? - словно бы с удивлением, Ирекович оглянулся, на секунду широко распахнув узкие черные глаза. - Как скажешь, - и он кивнул дюжему рослому попу, оставшемуся в дверях. Тот уронил одно слово с румяных губ в рыжей бороде. Отряд открыл огонь по залу. Затрещали автоматы, заглушая предсмертные крики. Более сотни женщин, нелепо вскидывая руки, ломались и падали, как тряпичные куклы.
   - Артем!.. - выдохнула Филиппа, побелев.
   Охранницы, стоявшие возле сцены, не успели развернуться, они свалились первые - с лохматыми окровавленными спинами. Вскидывая оружие, девушки-хористки бросились к рампе, спуская курки, - но и они, срубленными автоматными очередями из партера, попадали в зал.
   - Вот дуры, - пробормотал Ирекович, когда девушки побежали мимо него. Он даже не дрогнул, когда вокруг свистели пули, а ведь любая из них могла задеть его. Однако попы стреляли метко, и кроме хористок никто на сцене не пострадал.
   - Пушка не работает, - сказал Ирекович бледной Филиппе, на чьем лице красные губы стали как приклеенные.
   - Что? - красавица махнула ресницами. Она была в шоке.
   - Не хватает какой-то детали, - продолжал метис.
   Филиппа замерла, в упор глядя на Ирековича, потом выдохнула:
   -Мак-гношиль? Толстяк говорил что-то про мак-гношиль...
   - Это что такое? - требовательно спросил он. - Ты знаешь?
   - Нет, я впервые услышала от него...
   - И не уточнила? - Ирекович покачал головой. - Эх, киса...
   - Но эти должны знать! - Филиппа мотнула головой за занавес, где скрючившись забилась в угол диванчика Анастасия, лежало тело старухи и так и сидел, не отнимая ладоней от лица, лысый коротышка.
   Ирекович подошел к диванчику. Анастасия сжалась, опустив лицо в колени, надеясь, что мужчина не узнает ее.
   - Ты! - ткнул девушку пистолетом в плечо Ирекович. - Что такое мак-гношиль?
   Анастасия вздрогнула.
   - Это... - пробормотала она, - это артефакт, мне рассказывал Смок Арманыч...
   - Смок Арманыч? - переспросил Ирекович с угрозой в голосе, и девушка, протянув дрожащую руку, указала на коротышку. Тот сидел безучастный, не замечая окружающего. Мужчина приблизился к нему, потряс за плечо:
   - Смок Арманович? Вы знаете, что такое мак-гношиль и где его достать?
   Коротышка поднял лицо, красное от слез, посмотрел сквозь щелочки опухших мокрых век.
   - Мак-гношиль... о, это великий артефакт... увы, его украли... - и голова коротышки вновь стала клониться, плечи его затряслись, из глаз покатились слезы.
   - Как он выглядит? - требовательно спросил Ирекович, однако коротышка, рыдая, согнулся пополам, и не мог выговорить ни слова, слышалось лишь какое-то невнятное бульканье.
   Мужчина дал знак рыжебородому крупному попу, и тот, широкими плечами раздвигая своих людей, проследовал на сцену.
   - Взять обоих, - велел Ирекович. Поп, крякнув, подхватил девушку, вскинул на плечо - та тихо взвизгнула, пытаясь выпрямиться, но тут же обмякла, - коротышку взял подмышку и встал за спиной начальника.
   - Идем, - коротко бросил Ирекович. Рыжебородый двинулся к ступенькам.
   - Артем, а как я пойду, если отпустить кинжал, богиня вырвется! - окликнула татарина Филиппа.
   - Ах да, - Ирекович оглянулся на нее. - Ну так держи ее, - он поднял пистолет и выстрелил в голову девушке. Брызнула кровь, над бровью расцвела алая роза. Филиппа рухнула на пол, всем телом придавив подергивающийся ритуальный нож.
   - Доченька! - всхлипнула, подскакивая, Лиля, до этого сидевшая неподвижно и молча наблюдая за происходящим.
   И тут поднялась раритетная старушка. Воздела руку над седой трясущейся головенкой, рукав платья свалился на плечо, обнажив сухую, как трехдневная корка хлеба, кожу в пигментных пятнах.
   - Ты убил новую женщину! Я проклинаю тебя, мужчина! С этих пор неудачи...
   Мужчина не глядя выстрелил, и старушка, булькнув горлом, осела на кресло с дыркой в груди.
   - Уходим, сейчас тут все взлетит на воздух, - поторопил Ирекович рыжебородого, и оба поспешили по проходу. Под ногами хлюпала натекшая из-под кресел кровь, не видная на красной ковровой дорожке. Зал стонал, пол шатался, половицы скрипели, стены качались, вдоль виска просвистела отломившаяся с потолка штукатурка и разбилась, украсив алую дорожку белой снежинкой.
  

***

  
   Подъехав к задним воротам "Дюн", машина остановилась. Водитель, привстав, вгляделся в дорогу за металлической решеткой.
   - Я туда не поеду, - заявил он. - По лесам гонять не договаривались. Я такси, а не хаммер какой-нибудь. Плати давай.
   - Что там за дорога? - Женя выскочил, посмотрел. - Нормальная дорога, мужик, ты чего? Грунтовка, и хорошая притом. Гони давай, а там и платить.
   - Вот еще, - сказал мужичок, поправляя темные очки. - Я свое дело сделал.
   Ментальный ветер дул постоянным потоком из уха в ухо, продувая голову, не оставляя ни места мыслям, ни возможностей для раздумий. И стояли перед глазами раздувшиеся, как брюхо готового лопнуть кадавра, тучи, сгустившиеся где-то рядом! Из которых выглядывало лицо черноволосой незнакомки - неестественно разползшееся, изуродованное тучами.
   Женя засунул голову в окно.
   - Так мы едем?
   - Приехали, - и мужичок, сложив кукиш, ткнул в молодого человека обгрызенным грязным ногтем большого пальца. - Денег давай. Не то я позвоню...
   - Ну раз мы не доехали, так я и платить не буду, - сказал Женя, разворачиваясь. - Пока, мужик. Я сам потом позвоню в ваше такси, расскажу, как они к клиентам относятся. - И молодой человек двинулся к калитке.
   Мужичонка выскочил из машины следом, хлопнув дверью.
   - Эй, парень, ты чего, эй! Шуток не понимаешь? Куда пошел? Садись, довезу!
   Но Женя, быстро зайдя за неохраняемые ворота, навскидку определил направление - и побежал через лес, приминая кроссовками траву. Водитель сзади матерился в голос.
   Солнце косыми лучами пронзало воздух, низкий подлесок вдоль дороги скоро сменился упругим моховым ковром, на котором то тут, то там росли островки черники. Под ногами захрустели шишки и сушняк, некоторые веточки, переламываясь, взлетали чуть не до пояса. Женя бежал ровно, видя окружающее как в тумане или полусне, взор застили невнятные картины другого слоя реальности, он продирался в сознание, как сновидение наяву, но отчетливее и по-другому. Сон заменяет спящему обычную реальность, хотя ткань его менее плотная, как бы прозрачная, при желании можно понять, что происходящее вокруг только снится - и тогда легко становится снять с глаз эту пелену. Тут же картина ментальной непогоды стояла не вместо реальности, но рядом, фоном, задним планом, иногда, правда, выходя на передний, но и тогда не совершенно застилая вещественность обычного мира, а как бы просвечивая. Однако несмотря на эту вторичность, заднеплановость, картины того слоя были ужасающе, до омерзения и тошноты реальными, даже, как казалось порою Жене, который начинал уже задыхаться, - первично-реальными. И это ощущение пугало. Эгрегорные тучи были руками, на которые насажены куклы-люди.
   Несмотря на спортивную школу, через десять минут быстрого бега дыхание сбилось, в боку закололо, и Женя перешел на быстрый шаг. Тем более что впереди показалось в просветах между соснами белое строение с красными крышами. То ли сказывалась усталость, то ли так повлияла на зрение ноосферная прокладка - но здание сотрясалось, будто приплясывало в нетерпении на месте, норовя пуститься в пляс. "Скорее в бегство", - мрачно подумал Женя, скособочившись и держась за аппендикс. Над крышами здания творилось что-то невообразимое. Что же творится внутри?
   И молодой человек, превозмогая колотье в боку, побежал.
   Зачем он туда рвался? Кому и чем способен помочь?
   Но он упрямо бежал, задыхаясь и хватаясь то за бок, то за горло.
   Вот и ограда - навитая на столбы колючая проволока. Не замечая щелканье и уколов электрических разрядов, он голыми руками раздвинул проволоку и пролез между двумя металлическими веревками. (описание местности и положения на ней)
   Выскочив на освещенный солнцем пригорок, Женя услышал справа, за лесом, шум двигателей, обернувшись, заметил исчезающий за развороченными воротами зад черного джипа. Догонять автомобиль бесполезно. Неужели он совершенно опоздал? Все разобрались с проблемой без него и слиняли?
   Однако почему тогда ходит ходуном это здание? Взгляд приковался к дому, и Женя невольно сделал шаг назад, прикрывшись рукой. Сейчас это дело рухнет к чертовой бабушке со страшным грохотом, и в такой момент лучше находиться подальше... и молодой человек отступил еще на шаг.
   Кто-то большой рвался наружу из тюрьмы стен, и в итоге стены проиграют. Хотя и тот, внутри, может пострадать.
   Та, замирая, понял Женя. Там определенно "она". Даже сквозь стены просвечивали женские формы огромного облака. Приглядевшись, Женя сумел увидеть привязанный к чему-то большой эгрегор.
   На самом деле все было не так просто. Те облака, что видел Женя, не имели конкретного пространственного воплощения.
   Но этот... то есть эта... она подошла слишком близко к вещественной реальности - и застряла там малой частью. И теперь пыталась освободиться.
   Над зданием сгустились тучи, мелькали облака, дул ментальный ветер, создавая в голове сквозняк, будто не голова была у Жени на плечах, но решето или два сложенных вместе сита. Мелкие и покрупнее эгрегоры собрались вокруг, как стая падальщиков возле умирающего хищника. Гиены, шакалы и стервятники кружили вокруг плененного информационного сгустка, надеясь урвать свою долю при его кончине. Ведь с минуты на минуту все это лопнет со страшным грохотом, и пойдут клочки по закоулочкам...
   И только упершись спиною в колючую проволоку, Женя подумал: "А вдруг там люди?"
   Или вдруг не все кончено. Гонимый этой внезапной призрачной надеждой, молодой человек рванулся вперед. Дыхание уже выровнялось, и он за тридцать секунд взлетел на пригорок.
   Крыльцо было усыпано стеклом, как и холл. Дверь и оконные рамы, а также стены внутри были изрешечены. Никогда не видевший следов пуль, Женя как-то сразу понял, что это они. Видимо, современный человек и из боевиков извлекает некий опыт, который оказывается вполне себе жизненным. Пол ходил ходуном, так что пришлось расставить ноги и идти, балансируя, как по палубе корабля, попавшего в шторм. Впрочем, об этом Женя имел тоже только кинематографическое и слегка книжное представление, поэтому сравнил чисто так, для себя, чтобы отвлечься от охватившей его нервной дрожи. Тут стреляли! И могли кого-нибудь убить...
   Лучше бы он не думал об этом. Поднявшись на второй этаж - это оказалось очевидным - Женя сразу увидел взломанные двери и понял, что все произошло там. Одна половинка была распахнута, другая висела на одной петле, завалившись к стене. Молодой человек замер на верхней ступеньке лестницы. С площадки на этаж вела белая металлопластиковая дверь с большим стеклом, и отсюда был квадратный холл, застеленный светло-желтым ковром с греческим узором. И от развороченных дверей к лестнице по светлому ковру тянулась цепочка кровавых следов. Тех, слабые остатки которых Женя заметил еще на лестнице.
   Вцепившись в косяк, молодой человек замер, хотя с потолка уже сыпалась штукатурка, по потолку разбегались бледные паутины трещин. И не сразу заставил себя перешагнуть порог.
   Однако время шло. Когда мимо уха просвистел кусок лепнины, чуть не задев висок, Женя, невольно пригнувшись, как в холодную воду, бросился вперед.
   Но влетев внутрь зала, снова замер. Под ногами хлюпало. Юноша с тоскою переступил с ноги на ногу, поняв, что стоит в крови.
   Осторожно продвигаясь к сцене, Женя осматривался с содроганием. На креслах в разных позах лежали женщины - все были мертвы. Откинутые руки и головы, обагренные лица и груди... а некоторые были приодеты, в праздничных платьях, с яркими заколками в волосах, в блузочках с кружевами... Они собрались на праздник, а попали в общую могилу. Женя едва подавил желание сбежать. Может, кто-то из них жив? Но проверить каждую он все равно не успеет... И еще что-то давило на психику, что-то было в этом зале, огромное, не по размерам даже и всего здания... Очень большая головная боль.
   Глубокий стон послышался со сцены. Подпрыгнув от неожиданности, Женя метнулся туда.
   И наткнулся на черный вороненый ствол (пистолета). Он машинально поднял руки.
   - Что случилось? Где все? - отрывисто спросила бабка Саша. Она сидела возле диванчика, потирая грудь.
   - Не знаю, я только что прибежал... - Женя развел руками. Старуха опустила оружие и застонала:
   - Ох, старая я стала... словила порцию свинца и отрубилась, позор на мои седины... - она расстегнула камуфляжную куртку, под которой Женя увидел бронежилет. Бабка порылась за пазухой, вытащила расплющенную пулю, брезгливо рассмотрела и отбросила за спину. Кусочек металла со звоном канул где-то за кулисой. Старуха поднялась - Женя бросился помочь, но она оттолкнула его руку. Проковыляла на середину сцены.
   - Штормит, - пробормотала, кинув короткий взгляд на волнующийся потолок, с которого уже крупными кусками отваливалась лепнина и, падая, разлеталась брызгами и сухими комьями. От одной завитушки Женя едва увернулся, ощутив ее приближение каким-то шестым чувством. А может, подозрительный свист над головой подсказал... Как бы то ни было, юноша отпрыгнул к бабке, которая, осмотрев троицу мертвых женщин за столом, приподняла тело в пентаграмме.
   - Не надо! - крикнул Женя, вдруг увидев за мертвой девушкой совсем другое тело.
   Но было поздно.
   - Красивая дырочка, - пробурчала старуха, резким движением вырывая кинжал из пола. - И сделана не этим...
   - Зачем! - успел крикнуть Женя.
   Больше никто ничего не успел. Тело черноволосой красавицы с белым лицом подкинуло вверх струей пара из дыры, оставленной ножом. Конечно, никакой это был не пар, а субстанция еще более нематериальная, однако и Женю, и старуху отбросило в стороны. Молодой человек прикрыл разом покрасневшее лицо от распространившегося сильного жара, поглядывая в щелку между пальцами. Бабка Саша упала на спину возле стола, ударившись головой о ножку, и снова отрубилась. А из сцены вырастала невнятных очертаний женская фигура, казалось, она сейчас протаранит потолок зала. На мгновение здание перестало сотрясаться, все вокруг замерло, только из бьющей со сцены струи как будто пара вырисовывалась, все увеличиваясь, женская сущность. Вот прорисовались контуры покатых плеч, больших округлых грудей, выпуклого живота, широких бедер... затем проявились ямки и впадины, подчеркнутые тенями - нездешними тенями, но темными движениями душ, многих тысяч женских душ, незрелыми страстями, неконтролируемой похотью, злобой и глупостью... фигура наливалась соками, однако структура ее оставалась нематериальной - фигура не имела плоти, вернее, плоть ее была не вещественной. Однако тепло, расходящееся от призрака, ощущалось кожей, горячило, даже обжигало.
   И сущность не просто росла. На миг все трехэтажное строение вздрогнуло до основания, а молодой человек покачнулся, едва устоял, взмахнув руками, - когда тяжелый взгляд отсутствующих глаз обратился на него. Нет, глаза были, но это были не глаза в нашем понимании - то были две дыры, два черных провала на лице, сквозь которые смотрело... собственно оно. То есть она. Вернее, все-таки оно. Этот образ, этот облик женщины - он был лишь внешним проявлением, формой, приданной молитвами и ритуалом. А на самом деле тело были лишь пристанищем, вместилищем, сосудом для бесполой информационной сути. Жадной и безумно голодной. Оно выглядывало, искало жадным взглядом жертву, ту пищу, которой его лишили.
   Но кругом лежали мертвые тела. Ищущий взгляд обежал сцену, лишь на секунду задержавшись на лежащей без сознания старухе, зал... и вернулся к молодому человеку. Женя почувствовал себя фаршем, готовым к разделке на котлеты. Или даже куском сочного мяса, вырезкой, антрекотом, над которым занесли уже нож с вилкой. И почему-то определенно сырого мяса...
   Женя отступил к краю сцены.
   - Пошла вон! Фу! - неуверенно крикнул он. Вряд ли эта дура его слышит, но в любом случае сдаваться этой голодной прожорливой штуке он не намерен. Тем более что неизвестно, как она потребляет людей. Быть может, это неаппетитное зрелище...
   А Богиня уже потянулась к Жене, ощупывая его сознание... молодому человеку показалось, что изнутри по черепу пробежало стадо новобранцев, неумело топая только что полученными со склада сапогами. Он сделал еще шаг и остановился: сцена кончилась. Прыгать не глядя задом с высокой сцены не стал, это было чревато. А обернуться, хоть и очень хотелось, молодой человек не мог. Голодная субстанция вцепилась в его взгляд, схватила, намотала на свой - и теперь пробуравливала мозг, стараясь внедриться внутрь, поселиться там, обосноваться, чтобы постепенно выесть изнутри, старательно, с наслаждением и до голой кости, вылизать, выбелить череп изнутри... По телу пробежала дрожь, колени подогнулись. На призрачном, волнующемся, как водная гладь в ветреный день, лице Богини обрисовался кривой гигантский рот, он растянулся во все пространство сцены...
   - Эй, бабуля, а этого не хочешь попробовать? - раздался голос словно бы издалека. Женя дернулся и очнулся, отвратил взгляд от мерзкого лица, похожего на растянутую фотошопом собачью морду. Бабка, привстав на локте, выстрелила в средоточие мерзости, в разверстый черный рот.
   Пуля свистнула перед глазами и впилась в потолок, не причинив Богине вреда. Женщина-привидение протянула длинные когти к старухе. Седые космы той встали дыбом, бабка выгнулась навстречу голодному эгрегору, получившему благодаря ритуалу возможность существовать частично и в этом мире. Глаза бабки выкатились, рот выпучился. Жене показалось, что бабка сейчас вывернется наизнанку прямо в пасть Богине - и прощай бабка! А с нею и надежда узнать, что происходит...
   Женя никогда не имел дела с бушующими эгрегора и представления не имел, чем их кормят и как вообще с ними обращаются. Смок Арманыч что-то говорил про ритуалы. Судя по нарисованной на полу пентаграмме, где сейчас валялось надломленное тело черноволосой красавицы, той самой, что влезла к нему в окно, тут как раз и происходил как-то обряд, вызвавший это потустороннее чудовище к жизни. Могут ли какие-то детали ритуала управлять эгрегором? Быстро осмотревшись, молодой человек понял, что улов скуден: пентаграмма, каменный нож ­да мертвое тело в пятиугольной фигуре, раскинувшее руки по лучам звезды.
   Шагнув вперед, Женя схватил кинжал и с радостью заметил, что Богиня связана с острием. Значит, если нож пристроить куда-нибудь... нет, тогда она по-прежнему будет беситься. Разнесет здание, и что потом? Даже сложно представить. Нет, надо заставить ее уйти, а для этого... наверное, завершить ритуал? Знать бы, в чем он состоял!
   Вдруг бабка закричала, выгибаясь, тело ее приподнялось, вопреки всем законам природы, над полом. Женя, так и не сообразив, что делать, не выдержал и заорал в голос:
   - Прекрати! Оставь ее!
   В огромном пустынном зале его голос прозвучал как гром небесный, сотрясая воздух. Субстанция вздрогнула, будто услышала. Старуха кулем свалилась под стол, не потеряв сознания, но ничего не соображая, бессмысленно глядя перед собой.
   "Что делать? Сейчас она опять займется мной!" - лихорадочно подумал Женя, уже ощущая опять в черепе топот роты неумелых солдат. Плохо понимая, что творит, но подозревая, что ничего другого не остается, кроме разве что позорного бегства, молодой человек раздвинул ноги мертвой девушки, чтобы они, как и белые, с синевой на пальцах, руки, лежали вдоль лучей звезды, обежал тело, опустился в изголовье на колени, придерживая эту жутко тяжелую прохладную голову, схватил кинжал и, крепко сжав его, занес...
   Богиня отреагировала. Взревела и кинулась на молодого человека, простирая к нему вытягивающиеся прямо на глазах когти.
   - Да свершится то, что должно! - крикнул Женя и несильно ткнул ножом в дыру на лбу девушки. Каменное острие легко вошло в чуть подсохшую кашицу, застывшую в отверстии.
   И тут же длинная толстая нить протянулась от лезвия к Богине. Запрокинув громадную взлохмаченную голову, эгрегор взвыл - и, как джин в бутылку, втянулся в дыру. Воздух свистел, над белым лбом закручивалась гигантская воронка пара, она быстро потемнела, затем истончилась - и исчезла, растаяла струйкой дыма.
   Девушка вздрогнула и открыла глаза.
  
  

***

  
   И тут же все здание вздрогнуло до основания. Женя ощутил, что это была не просто дрожь, то из основания роскошного трехэтажного особняка вынули краеугольный камень. Дом словно застонал, теряя опору. Как будто из тела его пропал скелет. Или же стены стали бумажными. Не было мгновения тишины, как затишья перед бурей, - дом разом начал складываться. Сверху посыпались штукатурка и сразу же следом - обломки кирпичей. Здание рушилось, пережевывая себя. Пол прогнулся, оседая, и Женя вдруг почувствовал под ногами несколько метров пустоты. Воздух вокруг задрожал, атмосфера сгустилась - поднялась густая пыль.
   - Дом держала богиня, - спокойно и четко произнесла черноволосая красавица с белым лицом. - Сейчас все рухнет.
   Это Женя понял и без нее. Не соображая, что делает, - ибо мозг работал быстрее, чем Женя осознавал, - молодой человек метнулся к валяющейся в отключке бабке, подхватил ее на плечо, дернул красавицу за руку, таща ее за собой, и побежал к выходу, пригибаясь, лавируя между падающими кусками кладки. Те взрывались под ногами, поднимая тучи строительной пыли. Кашляя и беспрерывно моргая, Женя выскочил из зала в тот момент, когда стена осела, сминая косяк, - и дверь исчезла в грохоте обвала. Брызнули щепки. Молодой человек помчался по лестнице. Ступени ходили ходуном, проваливались под ногами. Он скорее падал, чем бежал, едва успевая перепрыгивать по съезжающим пролетам.
   Он достиг первого этажа - и тут перекрытия второго этажа не выдержали. Пол разодрала трещина, и все рухнуло. Женю вынесло наружу волной пыли и обломков. Крепко сжимая руку бегущей за ним девушки, придерживая на плече старуху, он одним длинным прыжком спрыгнул с крыльца, с силой оттолкнувшись от трескающихся мраморных плит, приземлился неудачно, подвернув ногу, проехал полметра по скользкой траве, вскочил и побежал дальше, втянув голову в плечи.
   - Здесь уже не опасно, - услышал он. Обернувшись, увидел, что девушка стоит, скрестив руки на груди, и смотрит на рушащееся здание. Старуха на его плече зашевелилась, подняла голову.
   Как раз вовремя, чтобы разглядеть последние секунды жизни белого особняка с красной крышей. Кирпичного цвета черепица сыпалась с карниза. Затем крыша треснула пополам, все здание сложилось внутрь, как карточный домик, - и, вздымая тучи пыли, осело.
   Бабка задергалась, забарабанила маленькими острыми кулачками по Жениной спине:
   - Я тебе ничего не должна! Я тебе ничем не обязана! Пусти меня, амбал!
   - Конечно, ничего не должна, - с легкой обидой ответил Женя и поставил старуху на траву. Пыль постепенно рассеивалась, открывая взгляду груду развалин. - Я ведь всего лишь спас тебе жизнь.
   Бабка сплюнула ему под ноги. Красавица, хмыкнув, посмотрела на них, но ничего не сказала. Повернувшись, она двинулась прочь.
   Маленького азиата они нашли в кустах возле дороги. Сидя на корточках в траве, он выглядывал из-за ветвей, рукой отодвигая листья и сучки.
   - Вот ты где! - старуха как коршун накинулась на водителя, вытащила его из кустов и встряхнула за плечо. Ее исцарапанное лицо с помятыми морщинами покраснело, седые пряди растрепались. - Мы там жизнью рискуем, а он в кустах отсиживается! Ренегат! Предатель! - И она занесла уже ногу, чтобы пнуть узкоглазого испуганного человечка. Тот сжался, начиная лепетать по-своему. Женя осторожно отобрал его у разъяренной бабки, которой явно требовалось выместить на ком-то собственные неудачи.
   - Машина тут? - спросил он, удерживая одной рукой размахивающую руками бабку и вскрикнул: зловредная старуха лягнула его в голень. Азиат быстро закивал, показывая в лес и лопоча по-прежнему не по-русски.
   - Ну так заводи, - велел Женя. Обернулся к красавице: - Вы едете?
   - Ты спятил?! - завопила притихшая было бабка Саша. - Это она нас чуть не угробила!
   Девушка разглядывала в маленькое круглое зеркальце дырку на лбу, припудривая пуховкой запекшуюся багровую корку по краям раны. Лицо у нее было растерянно-сосредоточенное, брови хмурились. Выглядела она как только что проснувшийся человек, еще не до конца осознающий, где он находится.
   - Я с вами, - медленно произнесла она. - Кстати, меня зовут Филиппа. Будем знакомы.
  

***

   Деревья и кусты по обочинам дороги мелькали, как на ускоренной прокрутке. Женя старался в окно не смотреть: скорость была нереальной, хотя ощущения в салоне были как на шестидесяти. Филиппа говорила размеренно и безучастно:
   - ...не был моим объектом. Мы познакомились на корпоративной вечеринке, где я занималась другим типом. Не знаю, как Ирекович там оказался, никогда не интересовалась. Но факт, что он не работал в той компании. Все это неважно. Почему я в него влюбилась? Наверное, пришелся по сердцу. Где-то сестры не доглядели, и в юности произошел сексуальный импринтинг, а Ирекович идеально лег на тот импринтированный образ. Мое дело было завлечь, заинтересовать мужчину; по физиологическим причинам я не могу спать с мужчиной. Женщины меня никогда не привлекали. Ирекович... он что-то сделал. - По белому лицу пробежала тень смущения, даже бескровные щеки, казалось, заалели. Филиппа сидела, выпрямившись, высоко подняв голову. - Нельзя сказать, что между нами ничего не было.
   Поначалу я была осторожна. Он имел какие-то сведения о Лиге. Как, почему? Я старалась выведать. Ирекович скрытен и молчалив, из него трудно что-либо вытянуть. Сейчас я думаю, что он знал все или почти все. Тогда мне казалось, что он любит меня и хочет освободить от сестер, чтобы мы... - она сделала едва заметную паузу, сглотнула, - были вместе. Но я любила сестер и просила, чтобы и их тоже освободили. Тогда-то и родилась идея ноотропной пушки. - Филиппа поникла, плечи опустились. Однако девушка тут же взяла себя в руки, вытянулась на сидении, расправив плечи, выпрямив спину. - Теперь понимаю, что ему с самого начала была нужна не я, а пушка. И идея сидела у него давно. Навязчивая идея, до маньячества. Когда он говорил про пушку, то терял невозмутимость, у него дрожали руки. Эти руки... - взгляд Филиппы на мгновение потерял четкость, расфокусировался. Затем красавица собралась, теперь горящий взгляд ее полнился презрением и ненавистью - к бывшему любовнику и к себе. - Я таяла от каждого прикосновения. А он пользовался. Вертел мною, как марионеткой. А ведь я - надежда всех сестер! Была... - добавила девушка через две секунды. - Все кончилось.
   - Ты хочешь отомстить? - поежившись под ее черным взглядом, спросил Женя. Они сидели на заднем сидении, бабка сидела спереди, обернувшись, прислушивалась к рассказу Филиппы.
   Красавица раздумчиво покачала головой.
   - Да. Нет. Да... Нет. - Она решительно тряхнула волосами. - Нет. Хочу сделать кое-что другое.
   - Что? - Женя почувствовал, как нестерпимо зачесалась спина, но устремленный на него взор прищуренных глаз девушки не позволял расслабиться. Молодой человек как можно незаметнее поерзал лопатками по сидению. Водитель, крепко держа руль, смотрел на дорогу. Деревья по обочинам уже слились в смазанную мокрой тряпкой акварель, ровный лист. От вида такого пейзажа пробирала дрожь, хотелось вцепиться во все, во что только можно было вцепиться, - ручки, спинки передних сидений - и заорать. Бабка Саша вела себя так, будто они не мчались, потеряв сцепление с дорогой, а ползли на сорока или шестидесяти. Филиппа тоже не обращала внимания на нереальную скорость. Взгляд ее скользнул по Жениному лицу, обжигая.
   - Извини, я больше не доверяю мужчинам.
   - А, понятно, извини, конечно, я понимаю... - забормотал молодой человек. Хотя по правде, он ничего не понял. Ладно, этот Ирекович ее надул, но чем виноваты все мужчины? Тем более он лично, ведь мало того, что они незнакомы, так Филиппа еще и залезла к нему в окно... голой... И все же несмотря на возмущение, вызванное ее презрением и недоверием ко всем мужчинам, чувство вины и жалость к этой несчастной одолевали его.
   - Что собираешься делать дальше? - спросил Женя, наконец справившись со смущением.
   - Помогу вам.
   - Но ты только что сказала... что не будешь мстить? - растерялся молодой человек.
   - Чем одно мешает другому? - девушка смотрела вперед. В машине повисло неловкое молчание.
   Женя отчаянно искал слова утешения - но тут в разговор влезла давно вертевшаяся от беспокойства бабка Саша.
   - Ты же, девочка, умерла? - спросила она. Старуха никогда не отличалась наличием такта. - И как там, по другую сторону?
   По лицу девушки пробежала тень:
   - Не хочу об этом говорить.
   - Ладно, - не смутилась бабка, - тогда где нам искать этого чертового Ирековича?
   - Да! - спохватился Женя. Не прошло и двадцати минут, как они отъехали от ворот пансионата "Сестры", - а вокруг уже замелькали дома спальных районов. Водитель-азиат сбавил скорость, вернулось ощущение дороги - но все равно машина мчалась под сто двадцать, лихо обгоняя попутные. Впрочем, скоро поток стал плотнее, и пришлось еще сбавить скорость. А на Обводном они встали в пробке. - Нам же надо спасать Смок Арманыча и Анастасию!
   Филиппа смотрела вперед. Кажется, неподвижность ее угнетала. После слов Жени она повернулась к нему.
   - В чем твоя цель? Спасти малознакомых людей? Это, прости, инстинкт сохранения вида, никакого благородства. Твоя личная цель? Зачем ты связался с ними?
   - Ну... - протянул молодой человек. - Я хотел...
   Девушка вдруг дернулась, подняла руку, словно защищаясь от чего-то, и крикнула:
   - Уйди!
   Белое лицо ее, до того неподвижное, как маска, исказилось, в черных глазах отразился ужас.
   - Видели? Видели? - воскликнула она.
   - Что? - испугался Женя. Не за себя, за нее: таким неожиданным, таким неуместным был страх в этих гневных глазах, в этом строгом, как у фурии-мстительницы, лице.
   Девушка медленно обвела взглядом салон. Женя, бабка Саша, даже водитель - все смотрели на нее. Филиппа протянула руку, потрогала пальцами воздух между передними сидениями.
   - Высокий, выше меня, мужчина в костюме... - пробормотала она. - Темно-серый костюм-двойка, белая рубашка, синий галстук в мелкий рубчик... лысоват... с блокнотом и золотым "паркером" в руках... лицо как будто восковое. Он сказал, глядя в блокнот: "Опаздываешь, нехорошо". И покачал головой. И я...
   Она спрятала лицо в ладонях.
   - Выше такой каланчи? Да он великан... - хмыкнула бабка Саша. Видение не произвело на нее впечатления.
   Филиппа смерила бабку презрительным взглядом (на лице ее не осталось и следа пережитого ужаса) и сказала Жене:
   - Не понимаю, как тебя занесло в эту компанию карликов. Пигмеев. Вроде бы нормальный молодой человек. Приятный, красивый. Не боишься стоптаться?
   - Ах ты! - взвилась бабка Саша, бросаясь вперед.
   - Стоп! - Женя вклинился между ними, выкидывая руку и останавливая старуху. - Нам сейчас не до ссор. Филиппа, вы...
   - Оставь этот официоз, - поморщилась красавица. - Не время.
   - Короче, нам надо поговорить серьезно. Где искать Ирековича? Что он задумал, зачем ему ноотропная пушка? Какие у него силы, чего ожидать от него, на что он способен? И как с ним бороться?
   Филиппа одобрительно кивнула.
   - Слышу речь не мальчика, но мужа, - сказала она. - Только говорить лучше в спокойной обстановке. А тут...
   Пробка стояла глухо до самого Московского проспекта. Кругом гудели, кто-то уже выходил из машины, кто-то с места, приоткрыв окно, ругался с соседями.
   - Я знаю одно тихое место, - Филиппа решительно вылезла из автомобиля. - Тут недалеко. - И она двинулась к тротуару, огибая стоящие машины, стуча каблучками и плавно покачивая бедрами. Ей вслед загудели, закричали "Красавица, давай познакомимся!", но девушка не обращала на все это внимания. Женя неуклюже выбрался следом, старуха выскочила за ним, возмущенно бормоча под нос что-то про высокомерную каланчу и "сами справимся". Женя мучительно думал, что имела в виду Филиппа под "личной целью". Ничего личного, он только хочет спасти... инстинкт сохранения вида? Что за бред? И вовсе не из благородства, а потому что... Анастасия ему, конечно, нравится. Смок Арманыч ему помог, но дело все равно не в этом. Он просто не может не спасти их! Так поступил бы каждый!
   И это "каждый" неприятно резануло внутренний слух.
  

***

  
   "Ресторан "Птица-тройка"" было написано на вывеске. Вычурными буквами, оформление под лубок. В окнах во все стекло были в том же стиле лубочные картинки. Сарафаны, лапти, медведи - какие-то сценки с подписями, но Женя не стал вглядываться. Филиппа резко дернула дверь на себя и вошла. Молодой человек не успел за ней и ткнулся в закрывшуюся дверь носом. Прямо перед ним висело объявление ""Птица-тройка" справок не дает" - распечатанное на листе А четыре, вложенное в прозрачный файл, который был скотчем приклеен на стекло изнутри. Задержавшись у объявления, Женя дождался старуху, вошли они уже вместе.
   Молодой человек в льняной рубахе с вышитым воротом и красных штанах встретил их поясным поклоном.
   - Прошу, - не разгибаясь пригласил он, отведя руку в сторону. Посмотрев туда, Женя обнаружил Филиппу за угловым столом, огороженным невысоким плетнем, на кольях которого висела пара перевернутых глиняных горшков. Один был треснутый, другой - с щербатым горлом. Девушка уже листала меню. Если можно сказать про это "листала". Женя с бабкой в сопровождении официанта прошли в угол. Меню было выгравировано на дощечках, дощечки скреплялись медными скобами. Два таких же ждали молодого человека с бабкой, присаживаясь, Женя приподнял меню и с уважением положил на место. Тяжелое...
   Пока бабка копалась в списке блюд - после слов Филиппы "Угощаю" она разом освоилась, развалилась на диване, похожем на вытесанную из дерева лавку, - молодой человек исподтишка осматривался. Диван удивительно походил на лавку, однако сидение и спинка были мягкими, из кожи, всего лишь раскрашенной под дерево. Но как умело!
   Раньше Жене не доводилось бывать в ресторанах. Сам он еще не зарабатывал, а мать никогда не любила ходить по общественным заведениям, предпочитала сидеть дома, хотя и готовить-то особенно не умела. Пару раз в детстве она выводила сына в кафе-мороженое, когда он стал старше, давала денег на посидеть где-нибудь с приятелями, но, конечно, в местах попроще, в забегаловках возле метро, например, или в недорогих клубах. Поэтому теперь он жадно осматривался.
   Балки под потолком, плетни, вышитые полотенца на стенах, скатерти с красными, стилизованными под старину птицами, тяжелая мебель, официанты в рубахах, официантки в сарафанах, и как бельмо на глазу - администратор во фраке возле бара.
   Филиппа не смотрела по сторонам, быстро заказала две порции вареников с творогом и сметаной и клюквенный морс и откинулась на диване, скрестив руки на груди. Бабка Саша долго елозила взглядом по меню, после чего сделала обстоятельный заказ. Женя ограничился борщом и гречневой кашей с грибами и яйцом. Он внимательно перечитал список разнообразных закусок с витиеватыми названиями и разные мяса, по-французски и проч., но не решился ничего попробовать и выбрал русское меню. По крайней мере, там точно не будет каких-нибудь лягушачьих лапок.
   Тем временем бабке принесли салат из креветок, и та, ловко орудуя двумя вилками сразу, принялась за еду. Покосившись на старуху, Филиппа обратилась к Жене:
   - Ну?
   Молодой человек сглотнул. Он почувствовал, что инициатива теперь должна исходить от него. Однако он совершенно не представлял, с чего начать.
   - Что вы... ты знаешь об этом Ирековиче? - спросил он наконец, остановившись на самом, по его мнению, главном.
   Девушка склонила голову и посмотрела на юношу искоса, одним глазом, как птица.
   - Ничего, - ровно ответила она. - Почти ничего.
   - Как так? - изумился молодой человек. - Ведь ты... ведь вы... между вами было... и ты ничего не знаешь о нем?!
   Красавица завела за ухо длинную прядь черных гладких волос.
   - Ты удивлен. - Это был не вопрос, а утверждение, но Женя все равно кивнул. - Попробую объяснить. Я... любила его. Или думала, что любила. Сейчас у меня нет прежних чувств, и я не возьмусь их анализировать. Ну их. Я любила его таким, каким он был, каким я его видела, каким он выглядел. Каким бы он ни был, - добавила она, помолчав.
   - То есть тебе было все равно, какой он - человек, которого ты любишь? - недоверчиво переспросил Женя.
   - Нет! - вспыхнула Филиппа. - Ты не понял! Молодой еще, - с легким презрением бросила она. - Я принимала его! Целиком и полностью. Со всеми достоинствами и недостатками. Ясно?
   - Но не узнать о нем...
   - Мне было достаточно, что я узнала его! - гневно прервала Филиппа. - И хватит об этом!
   - Хорошо, - растерянно согласился Женя, собираясь с мыслями. - Но чем тогда ты можешь нам помочь?
   Девушка хмуро посмотрела исподлобья.
   - Я знаю, где у него... логово. Пристанище. Где он прячет пушку.
   - Отлично... - прочавкала бабка, принимаясь за второй салат, с курицей и ананасами. Женя кинул взгляд в сторону деревянных резных дверей, за которыми скрылся официант.
   - Когда нам принесут еду? - спросил он.
   - Жди, - отрезала Филиппа. Женя откинулся на спинку, постучал пальцами по столу.
   - Хорошо, - сказал он. - Однако я не все понимаю. Вот ты сказала, что Ирекович убил тебя... Красавица скривилась. Молодой человек поспешно проговорил: - Извини, понимаю, что тебе неприятно об этом вспоминать, но я просто пытаюсь понять. Вот ты для него добыла чертежи ноотропной пушки. Вы собирались убить твою Богиню. Ирекович - у него имя-то есть? - как ты говоришь, должен был привезти туда, к вам в пансионат, готовую уже пушку. Было назначено какое-то время икс, но ты захотела уйти эффектно, тут как раз подвернулась Анастасия, ты договорилась со своими сестрами...
   - Старыми лесбиянками, - неразборчиво прошамкала набитым ртом старуха, но никто не обратил на ее замечание внимания.
   - ...договорилась о ритуале. Вызвала Богиню, чтобы тут же с нею разделаться и сразу сбежать...
   - Уехать, - недовольно поправила Филиппа.
   - Извини. Чтобы уехать с Ирековичем, бросив сестер на произвол...
   - Освободив их и дав возможность жить самостоятельно! - опять прервала его девушка.
   - Да, да, прости. Но Ирекович, появившись в нужный момент, сообщает, что пушка не работает, и стреляет в тебя. - Женя покраснел. - Я правильно понял, что произошло? А то на дороге ты несколько сбивчиво рассказывала...
   - Посмотрела бы я, как ты соловьем разливался с дыркой во лбу, - нахмурилась красавица. - Все правильно, не считая пары ремарок.
   - И ты считаешь...
   - Что Артему...
   - Его зовут Артем?
   - Не перебивай, - огрызнулась Филиппа. - Да. Ясно, что он заранее так и планировал. Он все рассчитал. Знал, что я люблю эффекты. Видимо, догадался, что убивать сестру не стану. Вряд ли он сменил планы по ходу действия, как я поняла, он все планирует и просчитывает, работает без импровизации. Мы долго следили за вами, долго выясняли, кто занимается проектом... ошибок быть не должно было, Ирекович тщательно все проверил. Он очень, очень умный. Дальновидный. И вам его не переиграть, разве только вы сумеете спутать его планы, заставить импровизировать. Тут он может проколоться.
   - Нахрена ему Смок Арманыч и Анастасия? - вклинилась бабка. Покончив с третьим салатом, она довольно рыгнула и развалилась на диване в ожидании горячего.
   - Он узнал про макгношиль. Что это, кстати, такое? В чертежах про него ни слова. Толстяк... то есть инженер, Афанасий, перед смертью упомянул...
   - Инженер умер? Отчего? - не удержался Женя. Филиппа хмуро посмотрела на него.
   - От сердечного приступа. Ирекович не оставляет свидетелей.
   - А как же Михаил Львович? - всколыхнулась бабка Саша. - Его вы оставили в живых!
   Тут появился официант с подносом, принес борщ, и Женя отвлекся на еду. Суп оказался густым, жирным, и молодой человек отчетливо ощутил, что очень, очень давно ничего не ел. Вооружившись ложкой, он накинулся на борщ. Филиппа хмыкнула.
   - Мужики...
   - С утра не жрамши, - пояснил Женя. Пожав плечами Филиппа отвернулась, пробежала равнодушным взглядом по обстановке, задержавшись на лубках по стенам. Затем продолжила:
   - Возможно, сейчас Ирековичу срочно пришлось менять планы. Какой-то макгношиль... а он не знает... он терпеть не может не знать, злится... Сейчас Артем выбивает из ваших друзей этот макгношиль. После они станут ему не нужны, и он убьет их.
   Женя поперхнулся.
   - Так чего мы сидим?! Бежим туда! Пока он их...
   Поджав бледные губы, девушка покачала головой.
   - Сиди. Ирекович не торопится. Сначала он проверит сведения. Вдруг обманули? Время есть. Думаю, до завтрашнего вечера. Нужно подготовиться.
   Сквозь раскрашенные окна было видно, что день клонится к вечеру; свет потускнел, посерел, солнце налилось краснотой. Женя подобрался.
   - Значит, так, - сказал он. - Где это его логово?
   Бабка тем временем расправлялась со второй порцией шашлыка. Не отрывая зубов от мяса, она что-то проговорила, но совершенно неразборчиво. Женя отмахнулся от нее.
   - Со всеми подробностями, пожалуйста, - попросил он. Филиппа косо улыбнулась.
   - Я была там всего раз, так что особых деталей не вспомню.
   - Не тем голова была занята, - справившись с шашлыком, сказала наконец бабка.
   - "Ленту" возле "Варшавского экспресса" знаешь? - Филиппа бабку проигнорировала. Женя помотал головой.
   - Сто лет там не ходил, - признался он. - Где там "Лента"? Когда я последний раз в тех местах бывал, еще вокзал стоял. Ну или только-только закрылся. "Экспресса" этого даже не видел.
   Протянув руку, Филиппа взяла салфетку.
   - Ручка есть?
   Бабка Саша порылась в своих многочисленных карманах на камуфляжной куртке, извлекла откуда-то из недр простую шариковую ручку и дала девушке. Та, не глядя, взяла, расправила салфетку.
   - Смотри. Вот Варшавский вокзал, нынче РТК "Варшавский экспресс", на том же месте. - Черноволосая красавица начертила Обводный канал, перечеркнула его в двух местах, обозначая мосты, и напротив одного нарисовала толстую букву Т - черточкой-фасадом выходящую на канал. Возле второго моста сделала прямоугольник, пояснив: - Балтийский вокзал. - И стала набрасывать прямоугольники между ними, рассказывая: - Справа от Варшавского стоянка, затем, если двигаться к Балтийскому, нежилой дом - заколоченные окна и все такое, - потом заброшенное полуразобранное депо, и после него уже "Лента". Что между нею и метро - нам уже неинтересно. Ирекович обосновался здесь, - она стукнула кончиком ручку по квадратику депо.
   - Хорошо, - кивнул Женя. - Как проникнуть внутрь?
   - Нам уже никак, - усмехнулась девушка. - Кругом железный забор, на воротах КПП, охрана. Вообще это государственный объект, как Ирекович попал туда - понятия не имею.
   - О чем ты вообще имеешь понятие, - проворчала старуха, доедая третий пирожок. Филиппа кинула на нее короткий презрительный взгляд.
   - Если ты такая умная, то почему не катаешься колбаской?
   Бабка Саша подпрыгнула, рыгнув, и схватилась за бок. Пошарила по карманам... похлопала себя по бедрам, по груди...
   - Что, нечем стрелять? - Филиппа криво улыбнулась. - Имей в виду, на меня ваши штучки не действуют.
   - А на Ирековича? - поспешил перевести тему молодой человек. - Пожалуйста, не ссорьтесь. Баба Саша, вы просто как базарная склочница какая-то, честное слово.
   - Ах ты щенок! - взвилась усевшаяся было старуха.
   - Миролюбив, - заметила Филиппа. - Напрасно. В нашем мире надо рвать зубами и когтями.
   - Есть и более совершенное оружие, - перебила бабка. Они с девушкой переглянулись и вдруг улыбнулись друг другу. Женя почувствовал себя неуютно и быстро сказал:
   - Давайте все же подумаем, как нам туда попасть.
   Бабка Саша, разом успокоившись, села и принялась за мороженое.
   - Чего думать, на месте разберемся, - буркнула она.
   Филиппа отодвинула тарелку с недоеденными варениками, промокнула губы салфеткой, пригубила Божоле Нуво, откинулась на спинку, сложив руки на груди.
   - Бесполезно думать, - подтвердила она. - Я других входов не знаю. Точного плана местности нет. Я могу только примерно набросать, что внутри, но там все просто. - Девушка, подумав, снова взялась за ручку. Перевернула салфетку, несколькими штрихами обозначила: - Вот территория, обнесенная забором. Заметь, с противоположной от канала стороны рисую наугад, потому что не ходила туда и не видела, что там. Итак, огромная металлическая полая дура, голые конструкции да крыша. Внизу два ангара, между ними всякая строительная дрянь, мусор, мелкие склады. Я была в одном из ангаров, - она указала на ближний к Балтийскому вокзалу прямоугольник. - Там пусто, голое пространство, ну, почти голое, кое-где возле стен стоят зачехленные брезентом... Великая Мать знает, что там у них стоит, техника какая-то. Кругом пыль, грязь... - она поморщилась. - В торце ангара вроде второго этажа, открытая площадка и несколько кабинетов, административные помещения, диспетчерская, операторская... Я не вникала, а Ирекович не потрудился объяснить. - Она вдруг усмехнулась. - Пришлось узнавать самой. - Пока девушка говорила, рука ее выводила довольно четкий план помещений, комнат и коридоров. Закончив, Филиппа пододвинула салфетку Жене.
   - Молодец, девочка, - старуха заглянула в чертеж. - А говоришь, ничего не заметила, не запомнила...
   Филиппа не успела улыбнуться в ответ. Глаза ее расширились, уставившись в воздух перед столом, рука непроизвольно поднялась, указывая туда, губы приоткрылись, повторяя:
   - Уйди, уйди...
   Перегнувшись через стол, Женя осторожно дотронулся до плеча девушки:
   - Ты что?
   Она вздрогнула, взгляд ее сфокусировался на молодом человеке.
   - Вы видели?! - тяжело дыша, воскликнула она. - Он стоял тут! Смотрел неодобрительно и постукивал пальцем по часам. Золотой "Ролекс"...
   - Но здесь никого не было, - возразил Женя.
   Глаза девушки погасли, лицо осунулось.
   - Значит, не видели, - тяжело произнесла Филиппа, откидывая со лба прядь волос и кончиками пальцев касаясь дырки. Сквозное отверстие затянулось неприглядной багровой коркой, края бугрились. Бабка Саша, на миг оторвавшись от креманки, вернулась к десерту, пробормотав что-то про свихнувшихся зомби.
   - Не болит? - спросил Женя, кивая на рану. Филиппа странно посмотрела на него - и вдруг захохотала, громко, радостно, откинув голову и постукивая ладонью по столу.
   - Болит, ах-ха-ха! - смеялась она. - Вот позаботился!
   Но смех ее становился все безумнее и надрывнее. Женя настороженно смотрел на сгибающуюся от хохота девушку, наконец и бабка Саша обратила внимание. Переглянувшись с молодым человеком, старуха спросила:
   - Ладно, глупость сморозил пацан, теперь-то что, сдохнуть?
   Смех прекратился так же неожиданно, как и начался. Тяжело дыша, черноволосая красавица уставилась на собеседников, не узнавая. Затем наконец лицо ее прояснилось.
   - Это была не я. Что-то нашло... помутнение. Наверное, Богиня завладела моим разумом. Это, - она скривилась, - неприятно.
   - Как бы не нашло на тебя такое в самый ответственный момент, - проворчала бабка Саша, впрочем, без особой злобы.
   - Давайте все же вернемся к делу, - попросил Женя. - На Ирековича, я так понимаю, психотропное оружие не действует?
   - У него есть защита, - сказала Филиппа. - Я видела, в виде крупного золотого креста на толстой цепи.
   Старуха покрутила пальцем у виска.
   - Может, он просто верующий.
   - Нет, он говорил, - девушка покачала головой. - Мне, сказал он, защита не нужна, меня защищает Богиня...
   - Это правда, - встрял Женя.
   - Ты откуда знаешь? - фыркнула Филиппа.
   - А он феномен, - старуха взяла сразу две зубочистки и полезла в рот, невнятно добавив: - Раритет. Редкий случай. Анекдот.
   Вдруг тепло улыбнувшись Жене, красавица сказала:
   - Слушай, анекдот, возможно, защита Ирековича действует не только на него, но и на его людей - когда они в каком-то радиусе действия его амулета. Есть ли какой-нибудь прибор защиты на КПП, я не знаю.
   - Легко проверить, - опять встряла бабка Саша. - Берем яблоко и блин, подходим к охране, включаем, если выйдут - значит, ласты, чисто, никакой хрени супротив нашего оружия...
   - Блин? Яблоко?
   Старуха стукнула себя по лбу.
   - Точно! Яблоко же осталось в этих чертовых развалинах!
   Она вскочила и забегала вокруг стола, бормоча что-то себе под нос. Официанты возле бара с удивлением и опаской поглядывали на сумасшедшую старуху в пыльном камуфляже - но сделать замечание не решились, хотя администратор сделал было движение к их столу. Однако почти тут же одумался и вернулся на свое место. В зале включили верхний свет в дополнение к бра в виде лучин на стенах.
   - Яблоко - это такой прибор, генератор репрессивного поля. Он как шарик, похож на металлическое яблоко, поэтому его иногда так называют, - пояснил Женя. Подумал и добавил: - Ну то есть эти называют, - он кивнул на бегающую кругами бабку и показал: - С половину моего кулака.
   Филиппа с уважением посмотрела на Женин кулак.
   - А блин? - спросила она.
   Женя пожал плечами. Затем покопался за пазухой и извлек из-под куртки плоский круглый зеленый прибор.
   - Может, это? - спросил он, кладя прибор на стол.
   - Ага, блин! - завопила бабка, кидаясь на прибор, как коршун на цыпленка. - Теперь вы у меня попляшете! - И выжидающе уставилась на молодого человека: - Еще есть?
   - Сначала объясните, что это такое и как работает, - потребовала Филиппа.
   - Да-да, и мне хотелось бы знать, - поддержал ее Женя.
   Старуха любовно погладила зеленый диск с экраном.
   - Притягивает внимание. Жертва стремится к блину либо следует за ним, - сказала она и неожиданно закончила: - Надо зайти в контору, чтобы как следует вооружиться. - Положила блин возле своей тарелки, села на диван и подозвала официанта: - Еще кружку кваса!
   - Много у вас там таких штучек? - с искренним интересом спросила Филиппа.
   - Хватает, - отрезала бабка.
   Молодой человек поспешил вмешаться:
   - Филиппа, скажи, а почему Ирекович заинтересовался именно вами? Я имею в виду, украсть для него чертежи мог кто угодно, любой... хм... специалист соответствующего профиля.
   - Воришка, - уточнила старуха, приникая к большой стеклянной кружке с пенистым напитком.
   - Ну... да, - немного смутился Женя. После ремарок черноволосой красавицы он стеснялся называть вещи своими именами, как привык, ибо вдруг оказалось, что вещи могут иметь несколько имен. - Так вот, несмотря на это, он выбрал тебя и твоих... сестер.
   Бабка выразительно посмотрела на Женю поверх кружки, но на этот раз промолчала. Филиппа кивнула.
   - Понимаю, что тебя смущает, - сказала она. - Давай попробуем разобраться. Моя организация...
  

***

   Небольшое помещение, металлические необшитые стены, через открытую дверь видны площадка на уровне второго этажа и часть огромного пространства. Внизу идет возня, и гулкое эхо гуляет по ангару. На площадку падает свет прожектора, который прилепился на перилах и светит вниз, вырывая у темноты неровный круг света. Остальная часть необозримого пространства тонет в кромешной тьме. Решетчатый пол площадки слегка вибрирует. Внизу пилят, сверлят, обрабатывают напильником, матерясь в голос, паяют, косясь одним глазом в чертежи... Но все бесполезно. Ирекович уже больше часа сидит за столом неподвижно, упершись взглядом в ручку приоткрытой двери. Он думает.
   Наконец рука его тянется к телефону на столе - старому, круглобокому серому телефону с треснувшим корпусом и с замотанной изолентой трубкой. Однако на полпути Ирекович передумал. Резко поднялся, толкнув стул, и направился к дверям.
   В освещенном проеме, загородив проход, возникла фигура.
   - Небольшое затруднение? - густым басом прогудела она.
   Ирекович не останавливаясь прошел мимо, и высокий широкоплечий рыжебородый поп посторонился, после чего двинулся следом.
   - Как там? - отрывисто спросил мужчина, не оборачиваясь. Поп криво улыбнулся в кудрявую бороду. Он имел чисто славянскую, в отличие от Ирековича, внешность. Тип русского богатыря: рост пожарной каланчи, плечи в аршин и пудовые кулаки, нос картошкой. В рясе, которая трещала на спине и плечах по швам при каждом движении, он смотрелся неуместно, тем не менее ряса не смотрелась на нем как чужая одежда, нет, это было привычное облачение, что сразу чувствовалось. Этакий казус природы и общества, симбиоз кулаков и мозга, сила на службе духовности...
   Мысли пронеслись в голове татарина-метиса и исчезли, уступив место насущным заботам. От шагов рыжебородого великана дрожала и гудела металлическая решетка пола. Ирекович, и за ним поп приблизились к решетке. Татарин оперся о перила, глядя вниз, туда, где двое инженеров и слесарь-электрик под надзором четверых дюжих священников с дубинками второй день бились над пушкой. Та, расчехленная, стояла на турели, вокруг были разложены чертежи, змеились провода, десятки проводов, и десятки приборов лежали на полу и раскладном походном столе, тикали, гудели и дрожали стрелками. Но все бесполезно.
   - Втуне, - пробасил поп за плечом.
   - Отчего же? - холодно спросил Ирекович.
   - Все сделано, собрано и подключено еси, токмо все равно не работает, - немного наклонясь, вполголоса гудел поп. Татарин был высок, но рыжебородый превосходил его почти на голову. - Инженеры говорят, напильник требуется.
   - Так дайте им! - вспылил черноволосый мужчина.
   - Да не, то метафорически, - полные розовые губы попа расползлись в улыбке. - После сборки обработать...
   - Знаю, - отрезал Ирекович, не поворачиваясь. - Значит, макгношиль?
   - Лучшие инженеры Балтийского завода и Моторолы, - словно бы с обидою за тех пробасил поп.
   - В расход, - отозвался татарин, выпрямляясь. - Займемся другим вариантом.
   - Пытать? - улыбнулся рыжебородый, потирая огромные свои ладони. Ирекович не ответил.
  
  

***

   - Организация - это все прекрасно, - перебила Филиппу бабка Саша, разваливаясь на диване и закидывая руки за голову. - Я, конечно, не была мозгом нашего отдела, этим Арманыч занимался, но все-таки интересуюсь, откуда эта ваша организация могла узнать про чертежи и саму пушку? Ведь это же сверхсекретная разработка. Знали только инженеры-разработчики да Сансаныч.
   - У Сансаныча вашего есть секретарша?
   - Конечно, - старуха пожала плечами. - Сам он себе, что ли, кофе делает...
   - Вот так и узнали, - ухмыльнулась Филиппа. Бабка привстала от возмущения, открыла рот, чтобы возразить, - но Женя остановил ее.
   - Давайте наконец послушаем, - попросил он.
   Филиппа кивнула.
   - Я продолжу, - ядовито посмотрев на бабку, сказала она. - Корни моей организации в глубокой древности, истоки восходят к культу Белой Богини и родственны оргиастическим элевсинским мистериям.
   - Оргии? Белая Богиня? - разрумянившая после плотного обеда бабка побледнела, подалась вперед. - Только не это!
   С легким удивлением покосившись на старуху, черноволосая красавица продолжила:
   - Тайной матерью-основательницей Лиги в России была Елена Блаватская. Она объединила разрозненные островки женской свободы...
   - Нельзя ли ближе к фактам, - раздраженно перебила старуха. - Что за разводы на воде!
   Усмехнувшись, Филиппа произнесла внятно:
   - После революции эстафету приняла пламенная женщина Александра Коллонтай. Она-то и ввела этот прием внедрения во власть. Необходимо до поры до времени оставаться в тени, однако как можно ближе к ключевым фигурам. А кто ближе уборщиц? Они каждый день убирают в кабинете - и на них не обращают внимания. Правда, при Сталине с его паранойей было сложнее, организация перешла в полное подполье, однако после войны Лига уборщиц подняла голову. Мы росли и крепли...
   - Хватит! - бабка Саша в ярости стукнула кулаком по столу. - К сути!
   Женя изумленно оглянулся на нее. Довольно равнодушная ко всему, кроме драки, бабка с красным лицом слушала девушку, сильно волнуясь, толстый нос ее заострился, морщины в уголках глаз подрагивали.
   Филиппа наклонилась вперед, посмотрела с непонятной злобой на старуху.
   - Все ключевые фигуры в правительствах Америки и Европы, все президенты крупных корпораций и компаний, торговых, военных, научно-исследовательских институтов - все спят с нашими секретаршами, а те ими управляют. Все схвачено, мир в наших руках! Мы уже начали выходить на мировую арену в открытую, женщины-президенты и премьер-министры - мои сестры! - Девушка тяжело дышала. - И тут появляетесь вы, какое-то идиотское Бюро переводов со своей глупой ноотропной пушкой, и этот трижды проклятый Ирекович! И все рушится!
   Они с бабкой уставились друг на друга.
   - Но вы-то, вы-то... - полузадушено проговорила старуха, дернув ворот камуфляжной куртки. - Сами хороши! Оргии, ритуалы... бесчеловечные эксперименты над мужчинами ...
   Девушка вскинула голову, приподняла руку, пальцем указывая на сидящую слева от нее бабку, мокрую от напряжения, - с такой силой она упиралась животом в стол, с жадностью вслушиваясь в слова рассказчицы.
   - Ты знаешь! - обвинила она. - Но ведь это тайна!
   - Убийцы! - кулак старухи с силой обрушился на стол. Администратор возле бара, давно уже с беспокойством поглядывающий на их стол, вздрогнул и беспокойно шевельнулся. Филиппа отшатнулась.
   - Ни один мужчина не умер! - воскликнула она, защищаясь. Напор старухи ее неприятно поразил, неподвижное лицо задергалось.
   - Это хуже смерти! - взвизгнула бабка, подпрыгивая.
   Женя, удивленно взиравший на нее, отвернулся и посмотрел на Филиппу.
   - О чем она?
   Грудь девушки тяжело вздымалась, ноздри расширились, красавица не сводила с разбушевавшейся старухи напряженного взгляда.
   - В начале восьмидесятых был проведен эксперимент... по созданию женщины нового типа. Сложный медицинский ритуал... то есть операция, слитая с обрядом... женщина, которой не будет нужен мужчина, - проговорила она осторожно. - Во время ритуала она понесла... забеременела то есть... сама от себя, ибо была мужчиной, а стала женщиной... и родилась я, уже естественно новая, саморазмножающаяся девушка. В любой момент я могу сама с собой зачать ребенка...
   - А-аа! - завопила бабка, запрокидывая голову и дергая себя за седые космы. - Только не это!!!
   Она выпрыгнула из-за стола, как будто ее схватил за ноги крокодил какой-нибудь, высоко подбрасывая ноги, помчалась к выходу и скрылась. Юноша в расшитой льняной рубахе едва успел поймать дверь. Филиппа и Женя переглянулись.
   - Что это с ней? - спросил ошарашенный молодой человек. Он знал, что бабка импульсивна и не умеет держать себя в руках, но такого проявления чувств еще не видел.
   - Кажется, я догадываюсь, - медленно произнесла Филиппа, задумавшись.
   - Но без нее мы не можем идти! - Женя вдруг тоже вскочил. - И оружие! У меня полные карманы оружия, а я понятия не имею, что оно делает! Надо ее догнать!
   - Сиди! - властно сказала красавица, подняв руку. - Она в курсе, куда мы отправляемся. Давай лучше подумаем об оружии, эта проблема важнее. Что у тебя есть? Кто еще может что-то знать о том, как оно работает?
  
  

***

   - Филиппа Андреевна... - администратор приблизился к их столу, наклонившись к девушке, просительно заглянул ей в лицо.
   - Мы уже уходим, - высокомерно отозвалась красавица.
   - О, что вы, мы не выгоняем вас, я всего лишь хотел попросить... - залебезил он. - Посетителям не нравится...
   - Кой хрен посетители, мы одни, - оборвала Филиппа, протягивая карточку. Тускло блеснули буквы "Visa Gold". - Рассчитай.
   - Уже не одни, - администратор разве руками, но Женя не поверил в его сожаление. "Ну и мурло", - подумал он, с неприязнью косясь на гладко зачесанные волосы администратора, молодого еще, вряд ли больше тридцати, мужчины.
   - Идем? - поднялся юноша. - Кажется, я придумал.
   Филиппа расписалась в чеке, кинула на стол ручку, и они вышли. Стукнувшись о стол, ручка подскочила и упала, выскользнув из пальцев попытавшегося поймать ее администратора, укатилась под стол. Мужчина наклонился было, но тут же выпрямился.
   - Подними, - велел одному из официантов.
   - Нам нужно освободить Анастасию и Смок Арманыча, а также узнать, где они держат пушку. Лучше всего было бы сразу ее забрать, но если она большая... и тяжелая...
   Они поймали машину и поехали на (улица).Женя сел впереди, Филиппа устроилась на заднем сидении, уютно подогнув ноги. Когда красавица остановилась у края тротуара, вытянув руку с поднятым пальцем, - возле них тут же затормозил блестящий черный джип. Водитель вышел, чтобы открыть перед девушкой дверь, - и был неприятно удивлен, поняв, что она не одна, а крупный юнец рядом не просто пялится на роскошную красотку, но ее спутник.
   - Хороший мальчик, - мяукнула Филиппа, погладив мужчину двумя пальцами по щеке, и тот послушно полез за руль. Всю дорогу он краем уха прислушивался к разговору - с пониманием - и все поглядывал на Филиппу. Когда приехали, девушка ловко вытащила из нагрудного кармана водителя визитку и загадочно улыбнулась.
   - Я тебе позвоню, красавчик, - пообещала она, чмокнув воздух. - Жди вечером, котик.
   Женя, уже направившийся к подъезду, удивленно оглянулся. Красавчик? Этот кабан с кривой и явно бандитской рожей?
   Они стали подниматься на (соответствующий, уточнить) этаж.
   - Зачем тебе это? - спросил Женя, кивнув на дверь подъезда. - Он такой же котик, как... - молодой человек споткнулся, - как я балерина.
   - Был бы ты кривой да старый, понял бы, - хмыкнула девушка. - Помню, помню эту квартиру...
   Женя позвонил. Долго не открывали, и он уже засомневался, что когда-нибудь откроют, но тут послышались далекие шаркающие шаги. Они приблизились, щелкнул замок, затем дверь приоткрылась на цепочке.
   - Кто? - хрипло, спросонья спросил всклокоченный инженер, осторожно выглядывая.
   - Это я, помните, мы к вам недавно... - начал Женя. Инженер кивнул ему и скинул цепочку.
   - Заходите, - он потер глаза. Посетители шагнули вперед, и мужчина, вскрикнув, толкнул дверь, закрывая, юноша едва успел всунуть ногу в щель. Филиппа пожала плечами.
   - Что-то в этом роде я и ожидала, - пробормотала она.
   - Я вызову милицию! - каркнул инженер, налегая на дверь всем телом.
   - Михаил Львович, послушайте, она теперь на нашей стороне... - уговаривал Женя, стараясь говорить негромко, чтобы не потревожить соседей. Те вполне могли вызвать милицию. - Нам очень нужна информация по оружию, послушайте, Михаил Львович, мы не причиним вам вреда...
   - Уходите! Уходите! - инженера заело.
   - Смок Арманыча и Анастасию похитили, мы идем их спасать, - твердил Женя.
   - Не знаю никаких Арманычей и Анастасий! - отбивался пожилой мужчина, все пытаясь выпнуть Женин кроссовок из щели между дверью и косяком. На площадке было темно, лампочка тут перегорела, свет доносился только снизу, с (иного) этажа. Тихая возня возле квартиры становилась все громче.
   Тогда Филиппа сделала шаг вперед.
   - А ноотропную пушку назад получить хочешь? - негромко и четко спросила она.
   Инженер сразу ослабил напор, и юноша вдавил его в прихожую, девушка вошла следом. В конце темного коридора горел свет, и Женя, толкнув испуганного хозяина квартиры грудью, пошел туда. Понурившись, инженер побрел следом. Филиппа задержалась возле большого трюмо, отведя прядь, полюбовалась на рану.
   - Вы знаете, где пушка? - недоверчиво спросил Михаил Львович, усевшись на застеленный бельем неразложенный диван. Синий плед был скомкан, похоже, они разбудили его. Женя хотел было поинтересоваться, чего это инженер так рано спать улегся, - но передумал.
   - Догадываемся, - ответил он. - Нам нужна ваша помощь...
   - Главное - вернуть чертежи, - наклонившись вперед, быстро заговорил Михаил Львович. Лицо у него было помятое, на щеке - красное пятно и следы пальцев. Он спал как ребенок, подложив руку под щеку. - После отправки заказа на завод все чертежи, кроме оригиналов, уничтожили, а оригиналы - вы же понимаете, это рабочие записки, там остались помарки, неконструктивные решения... это не должно быть обнародовано!
   - За репутацию волнуетесь? - бросила, входя и оглядываясь, Филиппа. Пожилой мужчина вздрогнул, схватил плед и почему-то прикрылся им, хотя был в майке и кальсонах, не совсем приличный, но все же достаточно приемлемый вид для нежданного ночного визита, больше похожего на взлом.
   - Вы же понимаете, - забормотал он. - Я второй помощник главного инженера, замруководителя проекта, известная в определенных кругах фамилия...
   Филиппа усмехнулась, а Женя, присев на край дивана, отогнув предварительно постель, сказал нетерпеливо:
   - Мы не будем публиковать чертежи. Скажите...
   - Нет? - лицо инженера отразило облегчение. - Пушка - опасное оружие, - заметил он почти светским тоном. - Спрашивайте, я постараюсь все объяснить. Принцип работы, элементы конструкции, основные характеристики материалов...
   - Это все потом, - отмахнулся юноша, начиная опорожнять карманы. На выпущенном из рук инженером пледе появились поочередно разного цвета и формы предметы. - Расскажите, пожалуйста, что это все такое и как им управлять.
   Инженер бегло осмотрел выложенное Женей оружие, взял в руки серую коробочку размером с ладонь, с экраном и толстой антенной сбоку.
   - Это было давно и не во всех разработках я принимал участие, - пробормотал он, покосившись на Филиппу. - Но попробую вспомнить.
  
  

***

   Ирекович нервно ходил по площадке, рыжебородый следовал за ним не отставая, заглядывал через плечо и добродушно урчал:
   - Ты все новомодные штучки употребляешь, а я по старинке люблю...
   - В этой операции работаем моими методами, - огрызнулся Ирекович. Он был взвинчен. Взгляд лихорадочно перебегал с одного предмета на другой, ища зацепки, но нигде не мог остановиться.
   - Грязно работаешь, - поп кивнул вниз, где четверо монахов подпоясанных веревками рясах тащили за голову и за ноги тела двух инженеров. У обоих мертвецов были завязаны глаза.
   - Оставлять свидетелей грязная работа, - отрезал Ирекович. - У меня все чисто.
   Он спустился по лестнице - три пролета, две площадки, - которая шла вдоль гулкой, чуть дрожащей от порывов сильного ветра металлической стены. После короткой суеты в ангаре стало тихо. Ноотропную пушку закутали брезентом и оттащили к стене, где она слилась с густой тенью в ряду таких же зачехленных агрегатов.
   - Не пора ли позвонить отцу-предстоятелю? - прогудел рыжебородый, наклоняясь к плечу Ирековича, ему в самое ухо. Тот дернул головой, дернул плечом.
   - Пойду проверю охрану, - ответил он, направляясь к выходу. Толстую дверь, на которую были наварены дополнительные засовы, открыл ему безусый семинарист с сонным лицом.
   - Не спать! - бросил ему рыжебородый.
   - Да, отец Андрей, - юнец выпрямился по-солдатски, прыщавое лицо его потемнело от страха.
   Поп кивнул и следом шагнул через порог. Ирекович не останавливаясь прошествовал через желтый круг света от лампы, висящей снаружи над входом, и также спокойно двинулся по неосвещенному двору. В слабом лунном свете едва виднелись какие-то проржавевшие остовы - брошенные грузовики, два вагона, платформа от подъемного крана. Из каждого при их приближении высовывалась голова в скуфье, но, разглядев подробнее две высокие фигуры, молча исчезали. Ирекович не замечал их, а поп поглядывал да одобрительно мурчал под нос. Так они дошли до широких металлических раздвижных ворот, перед которыми стоял закрытый сейчас шлагбаум. Возле ворот к забору, огораживающему территорию, прилепилась будка охраны. Это был фанерный куб с большими окнами во всех стенах, на сваях, возвышавшийся над землей почти на два метра. К дверям вела узкая деревянная лесенка с перилами с одной стороны. Окна светились ярким желтым светом. Внутреннее убранство сторожки скрывали от посторонних глаз старые ситцевые занавески. Рядом с дверью на гвозде висел тулуп с барашковым воротником.
   Ирекович поднялся по лестнице, которая громко заскрипела под его ногами, отец Андрей за ним - ступая с осторожностью, ибо под ним лестница не просто скрипела, но плакала и стонала, грозясь обвалиться.
   Под окном, выходящим в ангар, стояли друг на друге несколько приборов - металлические ящики с кнопками, тумблерами, измерительными шкалами, лампочками. От каждого тянулись провода. На столе, возле окна напротив, того, за которым была улица и едва слышно гудел вечерний город, стояло четыре монитора. Гудение ящиков, провода от которых шли к мониторам и розеткам, заглушало шум улицы. На помигивающих иногда черно-белых экранах мелькало изображение. Двое дюжих немолодых монахов сидели с краю стола и хлебали суп, рядом с тарелками на пакете лежал нарезанный крупными ломтями белый хлеб. Юный безусый семинарист в наушниках, в накинутом на плечи сером пальто, качался на стуле перед мониторами, которые стояли по двое друг на друге, небольшие, размером с коробку кукурузных хлопьев.
   При появлении Ирековича и рыжебородого отца Андрея монахи поднялись, оставив ложки. В открытую дверь ворвался ветер, и огонек в лампадке под образами в углу заплясал. По лицам Христа и Богородицы пробежали тени, взгляд сделался укоризненным. Отец Андрей перекрестился на образа, то же сделали монахи. Семинарист, поглядев на них, поспешно повторил их движение.
   Татарин будто не заметил общего порыва.
   - Что нового? - отрывисто спросил он у юноши. Тот был высок и худ, отчего весьма нескладен. На тонком лице с большим носом пробивался жидкий волос. Услышав обращенные к нему слова, семинарист стянул наушники и вопросительно посмотрел на попа.
   - Вопросы задаю здесь я, и ответы получаю тоже я, - холодно проговорил татарин. Большие темные глаза юноши обратились к нему, затем взгляд семинариста вновь перенесся на рыжебородого, который высился у Ирековича за спиной. Татарин занес руку и коротко ударил юнца по щеке. Тот вскочил, с грохотом опрокинув стул, пальто свалилось с плеч.
   - Студента Православной Духовной семинарии!.. - тонким голосом вскричал он.
   - Утишь гордыню, православному надлежит смирение. Отвечай уж брату Артему, сын мой, - пробасил поп, глядя под ноги. Широкие красные пальцы его сжались в кулак, но лицо осталось бесстрастным. - Новенький, только заступил. Зато в технике талантлив, такие у нас редки, - пояснил он Ирековичу в ухо. Тот болезненно поморщился, дернул головой и смягчил тон, впрочем, спрашивал по-прежнему свысока.
   - Было что подозрительное? Интересовался ли кто? - спросил он.
   Рыжебородый кивнул подбадривающее:
   - Я объяснял тебе, как на эти мониторы глядеть надобно. Видел ли, как я говорил?
   Семинарист потер щеку. Если бы не редкая клочковатая поросль на подбородке да ряса, больше всего походил бы он на студента техвуза. При виде электроники и измерительных приборов обычно отрешенный взгляд его приобретал осмысленность, движения и голос приобретали уверенность, четкость. Так и сейчас. Автоматически глянув на мониторы, юноша доложил:
   - Подозрительного, как я понимаю, ничего. Немного странно, на небе чисто, а тут прямо тучи стягиваются, - он ткнул пальцем в один монитор второго ряда. На экранах первого, нижнего, отображалась улица, по тротуарам шли люди, за ними сплошным потоком тянулись машины. Во втором ряду все то же самое, только выглядело иначе: вместо четких контуров человеческих фигур или автомобилей по улице проплывали размытые пятна. Некоторые едва заметные, другие крупные, от таких отходили вверх отростки - и где-то там, выше, соединялись, образуя ярко светящиеся облачка и целые тучи. И все небо заполняли эти тучи, они бежали, текли, заполняя всю верхнюю часть мониторов и заползая на третий ряд экранов, где не было уже ничего, кроме этих беспокойных образований - мозаики пятен и линий разной светимости.
   Ирекович шагнул к столу, наклонившись, щелкнул тумблерами на некоторых приборах.
   - Зачем сие?! - громко удивился отец Андрей. - Пошто сигнализацию отключаешь и защиту?
   - Много энергии нам понадобится, - невозмутимо ответил татарин. - И этот юный талант - тоже. Пойдешь с нами, - добавил Ирекович, обращаясь к семинаристу. Тот посмотрел было на рыжебородого, но тут же, заметив недобрый огонек в черных узких глазах метиса, быстро кивнул, уставившись ему в скуластое лицо.
   - Ну ё, ну зачем же? - гнул свое густым басом отец Андрей. - С теми мы по старинке, они все скажут... А так вдруг Бюро дознается?
   - У меня свои методы, - отрезал Ирекович. - По вашей старинке люди что угодно придумают, лишь бы вам угодить. А во-вторых, Филиппу я убил, все их гнездо взлетело в воздух... старуха мертва, старик с девушкой тут... никаких концов, я работаю чисто. Бюро не успеет.
   - Да у меня... - поп поднял руку, медленно сжал руку в кулак, так что вены на запястье вздулись, посинели.
   - Я как раз об этом, - едва заметно, углом рта усмехнулся татарин. - Ты, специалист, собирайся. Есть дело. Надо кое-кого прощупать...
   Семинарист поднял пальто и стал с растерянным видом отряхивать его. Ирекович на миг распахнул глаза, затем прищурился.
   - Там есть похожие приборы, - сказал он. Юноша оживился.
   - Что надо делать?
   - Я покажу. - Татарин развернулся и вышел, отец Андрей и семинарист двинулись за ним. Снова в лампадке вспыхнул и заплясал огонек.
   Комната, куда направлялись эти трое, находилась в том же ангаре, по соседству с кабинетом Ирековича. Там сидели Смок Арманыч и Анастасия.
  
  

***

  
   Инженер покрутил серую плоскую коробочку с экранчиком, двумя плоскими металлическими кнопками с одного боку и колесиком прокрутки с другого. Слева из коробочки торчала толстая короткая антенна.
   - Вы должны отдавать себе отчет, что все это оружие психотропное, соверешнно нового типа, до конца не исследовано, так что когда вы его используете, вы можете нанести непоправимый вред психике человека. - Он строго уставился на Женю. - Хм. Если мне не изменяет память, это генератор магнитного поля, - сказал он, не дотрагиваясь до кнопок. - Верхняя - включение-выключение, нижняя... хм, зачем нижняя? - нахмурился он.
   - Делает-то что? - вернул к реальности задумавшегося инженера Женя.
   - А, да, - очнулся Михаил Львович. - Как можно догадаться по названию, генерирует магнитное поле...
   Филиппа, отошедшая к стенке и разглядывавшая там выставленные за стеклом грамоты, усмехнулась.
   - А-балдеть, - пробормотала она себе под нос негромко, но инженер услышал ее и обиделся.
   - Да-да, леди, генерирует магнитное поле различной мощности, - высокопарно произнес он, указывая Жене на колесико, - каковое поле нарушает работу электронных приборов.
   - Очень хорошо, - сказал Женя, убирая генератор в нагрудный карман и недоумевая, что за оружие из магнитного поля. К человеку-то его как применить?
   - Ничего хорошего, увы, - покачал головой Михаил Львович и почесал переносицу. - Потребляет массу энергии, поэтому аккумуляторов хватает на пару-тройку минут. Применять следует в крайних случаях.
   "Конечно, только в крайнем случае можно такую хрень применить, - подумал Женя. - Когда больше ничего нет, кинуть в лоб с близкого расстояния. Хотя, конечно, такой мелюзгой не вырубишь, даже если швырнуть со всей силы. Впрочем, если со всей силы..." - он протянул инженеру следующий предмет - зеленый диск с цепочкой.
   - О, блин! - обрадовался Михаил Львович и погладил диск, словно котенка. - Генератор аттенционального излучения. Мы придумали его с Кротовым во время перерыва между... впрочем, вам этого знать не надо, короче, в перерыве между двумя проектами. Очень прост в обращении. Привлекает внимание. Когда вы включаете его, людей неудержимо тянет к вам. Обладатель работающего блина вызывает неконтролируемое любопытство, влечение...
   Филиппа фыркнула.
   - И ничего смешного! - вспыхнул инженер. - Влечение сугубо эмоционально-интеллектуального характера. По действию противоположен яблоку, то есть генератору рецессивного излучения, кстати, где он, не вижу?
   - У бабки... то есть Александры Федоровны, - ответил Женя. - Скажите, а каков принцип действия этого... блина? На чем работает?
   - О, все просто, но элегантно, - инженер сцепил пальцы, собираясь рассказать все, но его перебила девушка:
   - Потом, подробности позже, мы торопимся.
   Пожилой мужчина несколько раз открыл и закрыл рот, не издав ни звука, затем собрался с мыслями и осадил коня своего повествования.
   - Да, правда, - спохватился Женя. - Извините, Михаил Львович, я отвлекся. Продолжайте, пожалуйста. Вот это что такое и как работает? - он взял из кучи на простыне красную трубку, больше всего похожую на детскую хлопушку. Из одного конца точно так же свисала петлей белая веревочка, только на другом конце вместо пергаментной перепонки стояла металлическая мелкая сетка.
   - Это... это... - инженер покрутил трубку в руке. На боку у нее имелась одна-единственная красная кнопка, сливающаяся с трубкой, так что ее не сразу можно было заметить. - Что же это... знакомая вещица... - Он просунул в петлю руку, надев трубку на запястье, поиграл с ней, то сжимая пальцами, то отпуская, чтобы она висела, покачиваясь. - Где же я ее... Нет, не помню. Ладно, давайте другое, потом, может, вспомню, - и он отдал трубку Жене, а тот передал собеседнику короткую синюю резиновую дубинку.
   - Ну, тут все просто, - инженер отмахнулся от дубинки. - Потеря сознания.
   - Но как ее... - Женя повертел оружие. - Как ее применять и что в ней... психотропного? Что, просто стукнуть?
   - Конечно, и младенец бы догадался, - раздраженно ответил Михаил Львович, беря следующую вещь. Это была желтая эмалированная спираль на толстой пластиковой ручке. - Так, а это что у нас тут...
   - Но стукнуть можно и обычной дубинкой, - Женя попытался засунуть дубинку за пояс джинсов. - У нее есть какая-то начинка?
   Инженер отвлекся от разглядывания спирали.
   - Конечно, молодой человек, - повторил он. - Обычной резиновой дубинкой надо как следует ударить, а тут достаточно легонько коснуться. Желательно воздействовать на затылочную область черепа, только тогда можно дать гарантию полной потери сознания на определенное время.
   - На какое же? - полюбопытствовала, подходя, Филиппа. Она встала за диваном, упершись ладонями в спинку, и смотрела через плечо инженера.
   - Зависит от силы удара. Минимальное время - две минуты. Максимум... какой же у нее максимум? Мы же испытывали это изобретение... кто же ее... я же читал отчет... В общем, я так думаю, до часу. Этого должно хватить.
   - На что? - тут же спросил Женя.
   - На все, - многозначительно ответила Филиппа, подмигнув. Юноша покраснел. Инженер тем временем снова начал рассматривать спираль на ручке. - Нет, - сказал он наконец. - Я не помню, что это такое. Кажется, она не проходила через мои руки. Зато, - добавил он с торжеством в голосе, - я вспомнил, что представляет собой красная трубка, та, что у вас на руке, молодой человек. Это "гипно", гипнозатор. По принципу действия - совмещение рецессивного и аттенционального излучения, со специальной суггестивной компонентой. Да-да, это старая разработка, я просто забыл, как-то давно не сталкивался. Кажется, ее мало кто использует, она... неэтичная. Собственно, гипнотизирует того, на кого направлена. Управление, как видите, элементарное, даже примитивное - единственная кнопка включения-выключения.
   Инженер вернул Жене спираль, и тот с некоторой опаской сунул ее в карман куртки. Действие неизвестное, вдруг сработает, а он и не поймет? И превратится... в суслика какого-нибудь.
   Все посмотрели на последний предмет, сиротливо лежащий на простыне, - напоминающий серебристую маленькую флешку на цепочке, с двумя плоскими кнопками на передней поверхности.
   - Это серьезная разработка, из новейших, - с уважением произнес Михаил Львович, не беря флешку в руки. - Ее сверхсверхвысокочастотное излучение вносит неполадки в информационное поле в радиусе десяти метров. Мы назвали ее "антиарм", потому что при ее применении отказывает механическое оружие. К сожалению, возможные побочные действия не известны, поэтому я бы не рекомендовал пользоваться данным прибором. Искажение информационного поля может привести к совершенно непредсказуемым последствиям. Я предупреждаю...
   Вот это вещь так вещь! Одна стоит десятка других! Женя с Филиппой, не слушая инженера, радостно переглянулись.

***

  
   - Все хорошо, кроме того, что наше оружие - совершенно не наступательное, - горячо заговорил Женя, когда они вышли от инженера. - Ну запустим мы этот антиарм, а дальше? Совершенно не представляю, как нападать с этим арсеналом, - он подцепил ногтем зеленый диск на шее.
   Филиппа рассеянно и вяло усмехнулась.
   - Ты пацифист, - сказала она.
   - Нет, но... - Женя покраснел. - Я противник немотивированного насилия.
   Они вышли на улицу. Было темно, над головой горели желто-розовые фонари, автомобилей на проезжей части стало заметно меньше, зато плотные ряды темных машин выстроились вдоль тротуара.
   - На самом деле правильно, - девушка зевнула. - В начале двадцать первого века, когда уже имеет вес мнение мирового сообщества, когда Европейский суд решает дела гражданина против своего государства и правительства... насилие пора искоренять из личностных императивов. Только, жаль, пока что это все красивые слова.
   Женя помолчал, обдумывая и прислушиваясь к чему-то внутри себя. Ему казалось, что он забыл о чем-то важном. Во всей этой суете и беготне...
   - Куда теперь? - спросил он, когда они с Филиппой остановились на перекрестке, ожидая зеленого.
   Девушка опять зевнула.
   - Давай ко мне, - предложила она. Женя опять покраснел, радуясь, что Филиппа не смотрит на него. - У меня тут неподалеку небольшая квартирка... кровать одна, но мы легко поделим ее, - красавица покосилась на него. - С особенностями нашей физиологии...
   Срочно перевести тему! От смущения заработала мысль.
   - Даже без оружия, которое мы отключим антиармом, их наверняка будет больше. Лучше было бы держать их на расстоянии репрессивным полем, но его-то у нас и нет...
   - Больше, - фыркнула Филиппа. - Их там три десятка крупных и сильных мужиков.
   - Вот видишь, - поспешил поддержать разговор Женя. Жизнь мальчика-почти-отличника из английской школы, пусть и со спортивным уклоном, почти не предоставляла возможностей подраться, поэтому он придумывал на ходу. - Применим эту красную зомби-трубку. Выманим охрану, проникнем на территорию...
   Они шли по улицам, иногда сворачивая. Было свежо, однако Женя разгорячился и совершенно не чувствовал прохлады.
   - У охраны на КПП техника слежения, камеры, мониторы, половина которых показывает что-то странное, - возразила Филиппа.
   - А мы включим эту, как ее, - Женя полез в карман за серой коробочкой. - Магнитным полем! Электроника же.
   Девушка хмыкнула.
   - Ну, и дальше? - с легким интересом спросила она.
   - Если кто подойдет - того дубинкой! - вдохновенно рассказывал Женя. - Одного приманим, загипнотизируем, он расколется, где прячут Смок Арманыча и Анастасию. Освободим их - и быстро слиняем, пока никто не очнулся! Как тебе план?
   Они остановились перед подъездом шестиэтажного дома в стиле модерн. Фасад здания украшала огромная арка, на три этажа. Филиппа достала ключ и подтолкнула замершего юношу:
   - Давай уже, входи.
   "Небольшая квартирка" оказалась огромной студией, единственная комната которой казалась чуть ли не стадионом. Кухня, прихожая, спальня, гостиная-столовая - это все было по-разному оформлено: иное освещение, покрытие пола, обои или краска на стенах, даже высота пола разная. Только стен или иных перегородок между частями квартиры не было.
   - Раздевайся, - Филиппа прошла, не снимая туфель, и упала в глубокое кресло. Середину студии занимало рабочее пространство - свободное от мебели, освещенное тремя юпитерами, расположенными по краям. Там стоял одинокий, закрытый белой тканью мольберт.
   - Рисуешь? - спросил Женя. Он с любопытством рассматривал квартиру. Филиппа включила весь свет, и теперь в каждом уголке горели свои лампы, торшеры и бра, создавая удивительную атмосферу.
   Девушка оглянулась, махнула рукой:
   - Вот еще. Это у меня так стоит, для завершенности дизайна интерьера. Не обращай внимания. Есть, пить будешь? Вон там бар, можешь налить что-нибудь.
   Направившись к указанному шкафчику, молодой человек вдруг остановился.
   - Нет, - сказал решительно. - Я же бросаю.
   - Хм, похвально, - Филиппа приподняла бровь. - Если что - санузел там. Можешь принять душ. - Она кивнула на дверь в дальнем углу комнаты, возле окна.
   За то время, что он был в ванной, она даже не поменяла позу, все так же сидела в кресле, закинув ногу за ногу, положив локоть на низкую спинку и глядя перед собой.
   - Не тушуйся, ложись, - предложила девушка. Женя нерешительно остановился возле огромной кровати. Спать на такой... в этой комнате... все равно что спать под открытым небом. Высота потолка была не менее четырех метров, прикинул он. Филиппа тем временем скрылась за дверью ванной, оттуда послышался шум воды.
   "Что я, под открытым небом не спал? - подумал Женя и храбро нырнул под одеяло. - И ничего страшного..."
   За всю жизнь он ни разу не спал иначе как в комнате, имея надежную крышу над головой. Даже в походы ходить и ночевать в палатке не довелось.
   Филиппа плескалась долго. Когда она наконец вышла, кутаясь в короткий шелковый халатик, Женя уже заспал. Обойдя кровать с другой стороны, девушка остановилась, отпустила концы незавязанного пояска, и халатик соскользнул с ее плеч. Откинув легкую ткань ногой, девушка забралась в постель. Молодой человек пошевелился беспокойно, обернулся и замер. Филиппа полулежала, опираясь на подушки, закинув руки за голову. Над одеялом виднелась ее большая молочная грудь красивой формы. Женя забыл, как дышать.
   - Не спишь? - Девушка повернула к нему голову. Женя с трудом выдавил какое-то звук в знак согласия. - Я все хотела спросить, как ты вообще в это дело вляпался? И главное - зачем?
  
  

***

  
   В ангаре было холодно. Ирекович не замечал этого, будучи одетым в один костюм, хотя его спутники кутались. Семинарист с куцей светлою растительностью на щеках и подбородке поплотнее запахнул накинутое на плечи пальто, отец Андрей поверх рясы имел бесформенную серую кофту ручной вязки.
   - Как отсасывает тепло-то? - с удовлетворением отметил рыжебородый, дохнув и глядя на тающий в воздухе клок пара. Семинарист подул на покрасневшие пальцы, потер ладони друг о друга и спрятал руки в рукава. Кончик длинного тонкого носа его тоже покраснел, на нем повисла прозрачная капля.
   - Сейчас потеплеет, - не оборачиваясь бросил Ирекович.
   Грубое лицо отца Андрея вытянулось, рыжая борода его встопорщилась.
   - Чего рече-то? - буркнул он.
   Татарин оставил вопрос без ответа. Быстро поднялся по лестнице и направился к своему "кабинету" - дверь которого до сих пор была приоткрыта.
   В небольшой комнате было еще холоднее, металлические стены без окон покрывал тонкий слой белого жесткого инея. Из ноздрей мужчин, стоило им перешагнуть порог, повалил пар. Семинарист поежился и, скинув пальто с плеч, надел его, застегнув на все пуговицы. И все равно его пробирал легкий озноб. Юноша не успел осмотреться, потому что взгляд его сразу уперся в ряд панелей и мониторов, которые закрывали почти всю стену напротив двери. Это были три больших ящика - метр в ширину, полтора в высоту, с полметра в толщину. Все верхнюю половину среднего прибора занимал большой экран. Притянутый, как магнитом, неизвестной электроникой, семинарист сделал несколько несмелых шагов вперед, обойдя стол, и сел на низкий табурет возле приборов, не сводя жадного взгляда с мониторов и кнопок. Поднял руку, потянулся к одному тумблеру, к другому... ничего не тронул, но как бы лаская провел ладонью над панелями и счастливо вздохнул.
   Отец Андрей одобрительно улыбнулся в бороду, обстоятельно осмотрелся. Обстановка тут была спартанская. Дешевый офисный стол посередине комнаты, обращенный лицом ко входу, чтобы сидящий за ним мог видеть дверь, приборы за столом и два больших стальных шкафа возле стен слева и справа, более похожие на сейфы. Ирекович направился к левому, если смотреть от входа, вынимая связку ключей из кармана пиджака.
   Шкафы и запирались почти так же, как сейфы: татарин приложил к толстым дверцам магнитный ключ, вставил ригель, набрал на панели цифровой код. Только после этого внутри раздался глухой щелчок, второй, третий... Ирекович нетерпеливо потянул на себя ручку.
   За бесшумно раскрывшимися дверцами обнаружился еще один работающий агрегат, встроенный в шкаф.
   - Добро пашет, - рыжебородый подошел ближе, заглянул через плечо Ирековича, любуясь агрегатом. Нижняя часть того была заключена в толстый стальной кожух, приборная панель вверху представляла собой впаянный в нее монитор и клавиатуру под ним. Экран был разделен на две части, по нижней сплошным потоком бежал ряд зеленых огоньков. - Сквозь защиту сию даже отряд отца-предстоятеля не сразу пробьется...
   - Да, - железным голосом ответил татарин, набирая на клавиатуре несколько численно-буквенных комбинаций. Экран замигал, появилось окошечко с требованием ввести пароль.
   - Вы это что же сотворить желаете, брат Артем? - густым басом спросил рыжебородый, нависая над хрупким, по сравнению с ним, метисом. Пальцы Ирековича заскользили по клавишам. "Вы уверены, что хотите отключить внутренний контур?" - спросила система. На мониторе под сообщением мигал красный вопросительный знак в желтом треугольнике. Ирекович нажал "энтер".
   - Не делайте этого, - с легкой угрозой потребовал отец Андрей. Вырывавшийся из ноздрей и рта пар оседал инеем на бороде. Ирекович продолжал терзать клавиатуру. "Вы уверены, что хотите отключить внешний контур?" - спросила система. На этот раз под окошком вопроса тревожно мерцал жирный черный восклицательный знак в красном треугольнике. Система дважды повторила запрос и потребовала ввести и подтвердить пароль. Татарин быстро проделал все операции - и агрегат, мигнув экраном на прощание, потемнел. В комнате стало тише: смолкло неощущаемое ранее гудение. Только теперь, когда низкий непрерывный звук исчез, люди почувствовали, что он был.
   - Брат Артем... - рыжебородый нахмурился. - Я позвоню нынче же отцу-предстоятелю. Вы явственно превышаете свои полномочия.
   - Операцию веду я, - отрезал Ирекович, налегая на дверь плечом, после чего запер в обратной последовательности все замки, кроме магнитного - тот срабатывал автоматически при закрывании.
   - А как по мне, так вы просто саботируете и ставите под угрозу все предприятие, - набычился отец Андрей. - Либо возвращайте защиту, либо я немедленно же звоню отцу-предстоятелю. - Он сделал движение к стоявшему на столе телефону.
   Ирекович пересек комнату, выбирая из связки другие ключи:
   - Прекратите панику, отец Андрей. Все под контролем.
   - Да? - прищурился поп. Толстые его красноватые веки вздулись морщинками и синеватыми жилками. - Я вам говорю, вы грязно работаете, и без защиты...
   Звеня связкой, татарин приложил таблетку магнитного ключа к кружку на дверце правого шкафа.
   - А я вам говорю, - холодно произнес он, - что я все просчитал. Завтра утром отец-предстоятель получит информацию о последнем компоненте к нашему оружию.
   Рыжебородый остался стоять возле левого шкафа, покачиваясь с пятки на носок и заложив руки за спину. Ряса на его плечах потрескивала от напряжения, едва не расходясь по швам под напором напрягшихся огромных мышц. Он задумчиво следил за тем, как Ирекович отпирает один замок за другим, как набирает одному ему известную комбинацию кода...
   - И вы хотите включить это дьявольское изобретение? - поп кивнул на второй шкаф. - Вы помните, что ежели подключить к нему человека, тот может и не дожить...
   - Я все прекрасно помню! - рявкнул Ирекович, рывком отворяя дверцу. - А вот вы забыли, что это вы у меня, а не я у вас в подчинении!
   - Я служу токмо церкви православной да отцу-предстоятелю, - прогудел отец Андрей. - А Бюро не дремлет. Мы боремся с ним уже много лет...
   - И безрезультатно, - огрызнулся татарин, подступая к клавиатуре.
   - Безрезультатно, потому-то и требуется нам творение лукавого - ноотропная пушка, - гнул свое поп.
   - И не только потому!
   - Не только, - густым басом согласился поп. - Следует же отсюда...
   - У вас есть другая идея, как заставить эту дуру работать? - Ирекович наконец оглянулся. Черные узкие глаза его полыхали злобой. На миг он распахнул веки, но тут же прищурился, отворачиваясь. - А я добуду нужные сведения любой ценой. И трансформатор подсознательного представляется мне весьма соответствующим цели средством. Так и передайте отцу-предстоятелю, когда будете звонить.
   Отец Андрей, приподняв подбородок, со звучным скрипом почесал шею.
   - Подключить людей к трансформатору - верное средство облечь их гибели, - наконец выдал он. - А ежели не имеют сведений об этом чертовом макгношиле? - он мелко перекрестил рот, из которого вырвалось нечестивое слово. - Бесы, бесы попутали, - покаялся поп и продолжил: - Нужны и другие ниточки... Вот если бы по старинке...
   - По вашей старинке они все равно сдохнут, туда им и дорога, - Ирекович уже успокоился. - Приведите этих двоих.
   Поп задумчиво разглядывал высокого худощавого татарина, который, в свою очередь, уставился на священника с другой стороны комнаты.
   - Ну? - нетерпеливо воскликнул Ирекович, пряча ключи в карман. Агрегат за его спиной уже весело помигивал желтыми и красными огоньками на нескольких экранах.
   - Вот тебе и ну, - пробасил поп. - Ухожу я. И пушку забираю. Вы не знаете Бюро. Там ребята шустрые...
   - Видел я этих шустрых ребят - слюнявый старик да мертвая бабка! - перебил Ирекович. - Катитесь на все четыре стороны, только приведите мне пленников.
   - И людей своих уведу, - добавил отец Андрей.
   Татарин прищурился, подвигал челюстью. Кожа на высоких смуглых скулах натянулась.
   - Так я расскажу отцу-предстоятелю, как вы его наказы выполняете, - медленно произнес он.
   - Я и сам поведаю, - Рыжебородый повернулся и направился к выходу. У порога остановился, кинул через плечо: - Оставляю вам сего отрока да двоих монахов для грязной работы. Да пребудет с вами Господь, брат Артем, а я умываю руки. Пленников пришлю. Завтра днем вернемся, чтобы остальную технику забрать. Хватит уже тут сидеть, пора к делу приступать.
   - Постойте, отец Андрей! - окликнул его татарин. Священник заглянул в дверь.
   - Чего еще? - недовольно проворчал он.
   - Ведь обычая экзорцизма в православии не существует? - спросил Ирекович.
   Рыжебородый гневно сплюнул:
   - Тьфу на тебя, еретик! - и скрылся.
   - Предатель, - пробормотал Ирекович, подходя к семинаристу, который как завороженный следил за игрой световых пятен на экране. - Знаю я твое "дело". Напасть толпой, всех перестрелять, все разгромить...
   - Что делать надобно, брат Артем? - оглянулся юнец.
   - Ищи самое яркое пятно, когда я подключу эти мелкие сознания, - велел татарин. За дверью послышались шаги, и рыжебородый втолкнул в помещение - где становилось ощутимо теплее - испуганных Смок Арманыча и Анастасию. Поп тут же ушел, а возле входа встали двое дюжих монахов с КПП. У одного через плечо висел автомат Калашникова, у второго за пояс была заткнута бейсбольная бита.
  
  
   - А что такое? - спросил Женя, переворачиваясь на спину и натягивая одеяло до подбородка. Филиппа, заметив это его движения, звонко расхохоталась.
   - Ну ты прямо как девственница, впервые попавшая в постель к мужчине!
   Потом, успокоившись, пояснила:
   - От целей человека зависят его средства. С Ирековичем все ясно. Теперь мне интересно, куда зайдешь ты.
   Женя задумался.
   - Ты про эгрегоры слышала? - спросил он наконец.
   - Это что-то вроде глистов?
   - Нет! - молодой человек улыбнулся. Хотя черноволосая красавица его постоянно смущала, тем не менее с ней было очень легко. Она казалась... несмотря на свою красоту, несмотря на обалденную фигуру и замашки вамп, тем не менее Филиппа была "своим в доску". Именно как парень воспринималась. То ли оттого, что... мертвая? То ли она и была такой...
   - Понимаешь, эгрегоры ­ - это информационные сущности, - пояснил он, припоминая рассказ Арманыча. - Твоя богиня - тоже эгрегор.
   - Моя богиня - такое неприятное слово? - нахмурилась Филиппа. В падающем из окна свете фонарей лицо ее казалось белым.
   - Нормальное. - Женя волновался. Впервые он готовился рассказать о том, что с детства было его сокровенной тайной. - Понимаешь, всякой вере, всякому интересу в ноосфере соответствует своя энергетически-информационная сущность. Когда люди объединяются, информационном поле возникает нечто вроде облака...
   - В ноосфере? - повторила Филиппа задумчиво. - Облако? Это как бы их души сливаются?
   Женя нетерпеливо махнул рукой.
   - Душа - понятие абстрактное и недоказуемое. А эгрегоры существуют.
   - Да? - Филиппа высоко изогнула черную бровь. - Как докажешь?
   - Я их вижу. - Выговорив это, Женя задохнулся, пришлось сделать паузу. Девушка эти несколько секунд внимательно смотрела на него, выжидая. - Да, честно, вижу. С детства. Я потому и назвал их облаками, что они мне представляются чем-то вроде. Большие эгрегоры - насыщенные темные тучи, маленькие - легкие прозрачные облачка. Сегодня утром я видел эгрегор автомобильной пробки...
   Красавица заправила распущенные волосы за уши, скрестила руки на груди.
   - Хорошо, эгрегоры. Но при чем тут Бюро?
   - А, Бюро... - молодой человек приподнялся, взбил подушку, подложил ее под спину и сел, опираясь на нее. - Все произошло случайно. Смок Арманыч меня нашел и рассказал кое-что про них. Про эгрегоры, я имею в виду. Про это их Бюро переводов я ничего не знаю. Да мне и не особенно сейчас интересно. Сначала я хочу выяснить подробнее, что все это значит, ну, то, что со мной происходит. - Он прислушался и наконец понял, что его тревожило уже давно. Он перестал слышать ментальный ветер! Тот самый сильный сквозняк, от которого разболелась голова, перед тем как он добрался до этих "Сестер". И он не видел эгрегоров! Женя быстро поднял взгляд к потолку, пытаясь сосредоточиться. Нет, видел, но... как будто издалека, через стену. Почему так, что с ним случилось?
   - А что с тобой происходит? - с любопытством спросила Филиппа.
   - Нет, ничего, - пробормотал Женя и очнулся от своей отрешенности. - Скорее вокруг происходит. Что-то... как бы объяснить... как будто собирается буря - там, среди эгрегоров. И вот-вот разразится гроза, и будет очень плохо.
   - Мы все умрем? - усмехнулась девушка.
   Женя покачал головой.
   - Это не смешно. Я не знаю точно, что это будет, но знаю, что будет плохо. Всем нам.
   - Кому "всем"? - уже без смеха уточнила Филиппа. Женя только пожал плечами.
   - Я не знаю. Эгрегоры не локализованы. Ну то есть их местонахождению в ноосфере не соответствует конкретные географические координаты. Скажем, над всеми церквями и особенно крупными храмами у нас в городе находятся эгрегоры православия. Ну, так Смок Арманыч сказал. Над каждым собором - по облаку. Но это один и тот же эгрегор! То есть там какие-то другие особенности материи, если вообще есть какая-то материя...
   - И ты все это видишь? - резюмировала девушка, упираясь в подушку локтем и поворачиваясь к Жене. Грудь ее колыхнулась. Молодой человек покраснел, радуясь, что в темноте этого не заметно.
   - Ага.
   - Просто видишь?
   - Ну да.
   - Это неправильно, - помолчав, заключила она.
   - Почему? - изумился Женя.
   - Кой смысл просто видеть? - красавица, протянув руку, провела пальцем по лицу молодого человека. Того бросило в жар. Он забормотал:
   - Ну как какой...
   - Так какой? - подзадорила Филиппа, всей ладонью поглаживая его по щеке. Женя осторожно отодвинулся.
   - Слушай, ну я не знаю. А какой вообще может быть смысл? Я, например, не понимаю. На что они могут понадобиться, эти эгрегоры, какой с них толк по жизни? Я их просто вижу, вот и все.
   Девушка села, скрестив ноги по-турецки. Одеяло сползло, открывая... открывая все. Женя закашлялся и вдруг как-то сразу ощутил все свое тело целиком - какое оно большое и неповоротливое...
   - Видишь ли, красавчик, - задумчиво протянула Филиппа, упираясь руками в колени. - Если Ирекович мог убить Богиню этой своей ноотропной пушкой... Может быть, он мог или хотел уничтожить какие-то другие... эгрегоры, как ты их называешь. Если эгрегоры соответствуют группам людей... значит, управляя ими, ты управляешь людьми. Понимаешь? Другой подход. Власть извне, - она подчеркнула последнее слово.
   - Кому она нужна, эта власть, - криво усмехнулся Женя. - Старая сказка...
   - О-о, вот тут ты глубоко ошибаешься, - девушка оживилась. - Может быть, ты - редкое исключение. Но у мужчин есть одно по-настоящему уязвимое место. И это не то, о котором ты подумал и которого у тебя нет, хотя они тоже связаны. Я имею в виду статус. Положение в стае. Стремление доминировать. Иначе говоря - власть.
   - Ты какими-то стадными, биологическими терминами заговорила, - Жене это не понравилось. - Как будто мы, мужчины, обезьяны, а не люди...
   - Так и есть, - серьезно сказала Филиппа. - Тебе только кажется, что человек - существо высокоцивилизованное. На самом деле эта цивилизация - тонкий налет. Очередной инструмент выживания, новая палка в руках все той же обезьяны. Мне жаль тебя разочаровывать, но это факт. И поэтому всякому человеку, мужчине особенно, важен статус. Жизненно важен, едва ли не важнее воздуха. Особенно важен тогда, когда человек не может самореализоваться иначе, чем через социальное положение. Все эти старые толстые жирные обезьяны в телевизоре - они ничего не умеют, кроме как грызть друг другу горло, чтобы взобраться в иерархии повыше.
   Женя задумался.
   - В тебе говорит ненависть к мужчинам, - наконец неуверенно возразил он. - Но мне, наверное, тебя не переубедить.
   Филиппа засмеялась и демонстративно потрогала дырку на лбу. Молодой человек смутился.
   - Извини, - сказал он. - Я не намекал на это. Я про другое, про эту вашу Лигу уборщиц. Вы много лет ненавидели мужчин. И сами стремились захватить власть. Разве после этого вы выглядите лучше?
   Но девушка не обиделась, она о чем-то напряженно размышляла.
   - В этом Бюро должен быть какой-то смысл, - произнесла она наконец. - Если этот твой плаксивый старикашка занимается этими твоими эгрегорами...
   - Они все не мои, - хмуро перебил Женя, однако Филиппа не обратила на его реплику внимания.
   - И раз Ирекович украл пушку у этого Бюро, то есть Бюро эту пушку создало... Они должны уметь управлять эгрегорами, как думаешь?
   Женя вынужденно согласился, не придумав, что возразить.
   - Значит, Ирекович тоже умеет или хочет научиться управлять ими, - заключила черноволосая красавица.
   - Возможно.
   - Вот мы и нашли главных действующих лиц в этой истории. - Филиппа недобро блеснула темными глазами. - И наше дело - убраться с их дороги, когда они встретятся. Но перед тем я вставлю палки в колеса одной стороне... А потом уж пусть это Бюро само спасает своих сотрудников. Правильно?
   - То есть ты предлагаешь ждать и смотреть, что выйдет? - вспыхнул Женя.
   - Умный мальчик, - похвалила Филиппа.
   - Прекрати издеваться! - Женя скинул одеяло и тоже сел напротив девушки, направив палец ей в лицо, он раздельно произнес: - Я не оставлю своих знакомых на растерзание этому Ирековичу! Ты меня еще плохо знаешь!
   Она вдруг зевнула.
   - Ну вот, мы пришли к тому, с чего начали. Какова твоя личная цель? Чего ты хочешь? Что тебе надо?
   ПО42,5
   - Я всего лишь хочу узнать... - начал Женя.
   Филиппа быстро перебила его:
   - Узнать? Это смешно, это глупо. Вернее, знать - это прекрасно и полезно, это, в конце концов, необходимо. Но само по себе знание - мертвый груз. Оно должно работать, понимаешь?
   - Подожди, ты не дослушала...
   - Нет, это ты подожди! Вот ты узнал, что все эти облака, которые ты видишь, - это якобы эгрегоры. Какие-то там информационные сущности...
   - Да я ничего о них не знаю!! - возмутился юноша.
   - Ты знаешь, что это, и достаточно, - отрезала Филиппа, рубанув воздух ладонью. Грудь ее колыхнулась. - Предположим, ты узнаешь, как они живут и чем питаются...
   - Я знаю.
   - Тем более! Тебе известно, чем они живут, - и ты по-прежнему хочешь чего-то узнать?! Сделай следующий шаг, мальчик!
   Розовато-желтый прямоугольник на стене - свет, проникающий через окно, - шевелился: ветер на улице раскачивал фонарь. Женя протянул руку и коснулся пальцами лба девушки:
   - Филиппа, ну подожди же, я не договорил. Я никому об этом не рассказывал, пойми. Мне нелегко открывать все это.
   Она умолкла, наклонив голову, потом улеглась на бок, натянула одеяло на плечи и снизу глянула на Женю блестящими глазами. Молодой человек взволнованно продолжил исповедь:
   - Посмотри на меня. Я большой, сильный, симпатичный, не дурак, в общем, нравлюсь людям, в целом умею общаться. Но я не могу и не хочу общаться, я все время чувствую, что между нами, между мной и другими, стоит эта моя особенность. Я никогда не мог быть по-настоящему откровенным. Меня как-то лечили от откровенности в психушке, хватило, спасибо. Приходилось замалчивать одно - постепенно я начал замалчивать все. Я стал нелюдимым, но хуже всего - я словно потерял индивидуальность, задавливая вслед за этой особенностью все свои проявления. Я стал невыразительным, да просто никаким - лишь бы не выделяться, лишь бы никто не догадался, что у меня внутри... Психолог в школе долго надо мной билась, пытаясь написать в выпускной характеристике психологический портрет. И смогла выжать только "старается выглядеть вежливым и интеллигентным". Старается выглядеть! А какой я на самом деле? И есть ли на самом деле, осталось ли еще какое-то "я" под этим "старается выглядеть"?
   Поэтому я хочу узнать, хочу понять, что я вижу. Возможно, есть какой-то другой мир, вернее, другой слой мира - такой, в котором я буду востребован, в котором я перестану быть изгоем и смогу быть собой. Я ищу себя, понимаешь?
   Филиппа спала. Запрокинув голову и приоткрыв рот, тихо и равномерно дышала, глаза были закрыты, и веки не дрожали.
   "Она спит. Спит! Пока я тут перед ней душу, можно сказать, изливаю..."
   Женя резко откинул одеяло, спустил ноги на пол. Тот был теплым. Шлепая босыми пятками, юноша дошел до дивана, где были сложены его джинсы и футболка с курткой, быстро оделся. "Спит! - возмущенно повторил он про себя. - Я определенно не из этого мира. Тут я никому не нужен. Абсолютно никому!"
   Женя осторожно прикрыл дверь в квартиру, не защелкивая замок, спустился, осторожно ступая, с третьего этажа. На лестнице было тихо: третий час ночи. Консьержка долго ворчала, отпирая замок. "Вечно ночью ходят, то приехали, то уехали, в клуб, из клуба, за сигаретами, за водкой, за кофием..." Молодому человеку стало неудобно, он принялся было извиняться. Но тут вверху хлопнула дверь, гулкое эхо упало в пролет, и звонкие пьяные голоса заполнили подъезд. Загудел лифт. И тут же у тротуара остановился мерседес, из задней двери выпала длинноногая красотка в короткой узкой юбочке и меховом боа... Женя понял, что тут в порядке вещей ночная жизнь, а тетка, хоть не старая еще, просто ворчунья. Но настроение было испорчено безвозвратно. Пропустив девицу в боа и ее спутника, молодой человек выбрался на пустынную улицу, где фонари горели через один, и медленно побрел куда глаза глядят, сунув сжатые в кулаки руки в карманы куртки.
   Нарастающий гул он заметил не сразу, погруженный в свои переживания. Знакомый сквозняк вовсю шумел в голове, когда Женя наконец осознал это. Резко остановился, поднял голову. Вот же оно! Никуда не делось. Наверное, это Филиппа, или даже сидящая у нее в голове Богиня, каким-то образом блокировала его "эгрегорное зрение".
   А громче всех звучал, звоном отдаваясь в ушах, крик Анастасии. Не разбирая дороги, не видя, куда направляется, Женя побежал на крик.
  
  

***

  
   - Надеюсь, молодой человек, вы объясните, что тут происходит? - коротышка старался держаться с достоинством, но его колотила крупная дрожь.
   - Объясню, но не вам, - коротко ответил Ирекович, давай знак монахам. - А вы послушаете. Сажайте их сюда, - велел он. - И привяжите покрепче.
   - Что тут будет происходить? - на лысине Смок Арманыча выступил пот. Анастасия была вялой и послушной, в руках монаха выглядела живой, но безвольной куклой. Тот, что с дубинкой за поясе, толкнул девушку на один из двух стоящих возле правого шкафа стульев, и она упала на сидение, не издав ни звука и так и осталась сидеть, нелепо нагнувшись вбок.
   - Да что такое-то, - проворчал дюжий монах с коротко стриженной густой черной бородкой. Он взял девушку огромными ладонями за плечи, поправил. Широко распахнутые глаза девушки смотрели на него, но не видели: взгляд ее был прикован к скрывшемуся за спиной монаха Ирековичу.
   Тот не замечал ее, погрузив руки во внутренность шкафа и вытаскивая оттуда многочисленные проводки. Пока монахи привязывали безвольную Анастасию и слабо сопротивляющегося коротышку, татарин принялся смачивать гелем из большой банки, которую он выложил на стол, электроды на концах проводков. Семинарист, полуобернувшись, следил за его действиями.
   - Молодой человек, вы кто вообще будете? - тонким голосом выкрикнул Смок Арманыч, дергая плечом. Пожилой уже монах, привязывавший его, закрепил конец бечевки, с удовлетворением похлопал по узлу, после чего легонько ударил коротышку по лысине. И отошел на два шага, ко второму монаху. Тот привалился плечом к стене сразу за стульями, и поглядывал на Ирековича, ожидая указаний.
   - Что, брат Николай, странных дел порою требует от нас Господь? - монах едва заметно кивнул на татарина. Чернобородый дюжий мужик в рясе пробормотал в ответ:
   - Все в воле Господней.
   На этом беседа закончилась. Чернобородый и пожилой замерли. Теперь все взгляды в комнате были прикованы к татарину.
   А он не торопился. По одному выбирая проводки из (кучи), он крепил их на висках, лбу и затылке Анастасии, которая уставилась на него, приоткрыв рот. Глаза девушки выражали ужас и муку, как будто до нее дотрагивался не человек, не красивый мужчина, но смертельно ядовитая змея. Однако Ирекович даже не смотрел на ее лицо, то так, то этак поворачивая ее голову, чтобы удобнее было крепить электроды.
   - Вам известно, что пытки запрещены [статьей такой-то Конституции по правам человека, конвенция такого-то года такая-то]? Я буду жаловаться в [Страсбургский суд]! Что вы с нами собираетесь делать? Я требую от вас ответа! В конце концов, уважайте мои годы, я старше вас в три раза, и имею право на ответ...
   Закончив с девушкой, татарин повернулся к коротышке, смерил его презрительным взглядом.
   - А вас я бы попросил заткнуться, - сказал он холодно. - Если бы для операции не требовалось, чтобы вы пребывали в сознании...
   Не договорив, Ирекович с пучком разноцветных проводков подступил к Смок Арманычу. Лысый коротышка задергался:
   - Какой операции? О чем это вы, я вас не понимаю, милостивый государь, извольте объясниться!
   Ирекович замер с занесенным над блестящим от пота лбом Смок Арманыча.
   - Да! - воскликнул он, впрочем, без особого энтузиазма. - Давно хотел узнать, что этот старик курит. Найдите у него траву и положите на стол, я потом займусь, - он подождал, когда пожилой монах обыскал карманы бархатного пиджачка и кинул на стол кисет, миниатюрную пепельницу с крышкой и пачку "Беломора". [сначала достает Беломор, Ирекович качает головой, ищет снова - достает кисет, тот кивает]
   Когда наконец все провода были закреплены на головах у пленников, Ирекович подошел к юнцу за пультами.
   - Готов? Как тебя там...
   - Алексий, брат Артем, - подсказал семинарист.
   - Да, Алексий, - брезгливо сморщившись, подхватил татарин. - Слушай внимательно. Отец Андрей уже просветил тебя насчет отражения эгрегоров на этих пятнах. А сейчас будь очень внимателен. Этот прибор будет транслировать образы этих людей тебе на мониторы. Не слушай, что я буду говорить, не слушай их ответы - это все будет тебя сбивать. Надень наушники, включи музыку - что хочешь сделай, только не слушай, а смотри на мониторы внимательнейшим образом. Мы ищем могущественный артефакт. Скорее всего, он окажется самым ярким из всего, что ты увидишь. Он может всего лишь мелькнуть и пропасть. Твоя задача - успеть сделать скрин. Вот эта кнопка, видишь? - Алексий быстро мелко кивнул и гулко сглотнул, кадык на его тощей шее дернулся вверх и обратно. [болезнь "какой-то зоб"?] - Каждый раз, как ты будешь замечать самое яркое - и, вероятно, небольшое - пятно - жми кнопку. Жми кнопку, понял? Столько раз, сколько понадобится. А потом мы с тобой расшифруем.
   Алексий повернулся к монитору, положил ладонь на клавиатуру - указательный палец на ту самую кнопку, которую ему предстояло жать, - и, спохватившись, левой рукой неловко натянул наушники. После чего замер с неестественно выпрямленной спиной, уставившись в экран, впившись взглядом в мельтешение пятен. Через полминуты глаза заслезились от напряжения. Что творилось в комнате, он не слышал. Еще несколько секунд он пялился на монитор сквозь слезы, после чего, дернув плечом, сморгнул украдкой. Стало легче, и он быстро сморгнул еще пару раз. После чего немного успокоился и привычно ссутулился. Сквозь дробный перестук ударных в наушниках едва-едва донеслось неразборчивое бормотание сзади. Пытка началась.
  
  
  
   Женя беспомощно оглянулся. Он добежал до перекрестка и вдруг сообразил, что не только не представляет, где он находится, но даже не понимает, куда идти, в каком направлении двигаться. Мысль отрезвила резко, охолонила, как ведро ледяной воды. А вдруг он бежит в другую сторону?
   Район был незнакомый. Как ни оглядывался молодой человек, он не смог заметить никаких знакомых ориентиров. И кого-нибудь, чтобы узнать дорогу, тоже. Улица была пустынна, только далеко сзади пьяная компания усаживалась в тихо гудящий автомобиль. До этих не успеть... Что делать? Продолжать мчаться по внутреннему чутью, как по компасу, или все-таки попробовать добежать до развеселой компании?
   Он неуверенно покрутился на месте, [как магнитная стрелка в электрическом поле], дернулся назад - но тут голоса стали тише, взревел двигатель, автомобиль дернулся с места. Женя махнул рукой. Вдруг крик Анастасии ему только почудился или, хуже того, лишь... метафора? Тоже не имеющий географической привязки символ? Молодой человек опустил руки, растерянно глянув в небо, будто надеясь найти там ответ.
   Небо показалось ему глубоким озером, кишащим медузами. Звезд не было видно за ними. Хоть бы какой-нибудь порядок или структура! Но нет - эгрегоры являлись хаосом, сплошным и беспорядочным движением. Правда, так как сущности материальной оболочки не имели, они не сталкивались, а проникали друг сквозь друга, не причиняя себе вреда. Женя до рези в глазах всматривался в мельтешение над головой, от отчаяния забыв бежать. Даже у хаоса есть какая-то теория, существуют математические модели, описывающие движение хаотических систем... турбулентные потоки воздуха и жидкости, броуновское движение газов... но это невозможно описать!
   Силясь разглядеть сквозь мешанину наслаивающихся друг на друга облаков Анастасию, у Жени закружилась голова. (йес, йес!) Вдруг в бесформенных дымках стали проявляться какие-то черты. Эгрегоры предстали вдруг перед внутренним взором безумным зоопарком, паноптикум вырожденной античной мифологии, скопищем химер и гибридов. Замелькали головы, клювы и хвосты, львиные, змеиные и кошачьи на одном теле, лапы, крылья, бока гладкие и покрытые длинной шерстью либо чешуею, и глаза, множество круглых, квадратных, вытянутых, выпученных и впалых глаз... Что это, что тут творится? У Жени закружилась голова. Ему нужна девушка! А не горячечный бред алкоголика...
   Жене показалось, что он различил в калейдоскопе носов и клыков, лап и ног, пальцев веером и капающей слюны (откуда? почему?) человеческие черты. Он устремился взглядом за лицом, пробиваясь сквозь мешанину безумных образов, всем существом потянулся за мелькнувшим чистым видением, мучительно пытаясь понять, бредит ли он либо видит что-то на самом деле... Он должен попасть к Анастасии, должен увидеть ее, найти, спасти!
   Ему казалось, что прошли минуты, если не часы - однако прошло всего несколько секунд. Пялясь в небо, Женя совершенно потерял пространственную и временную ориентацию, поэтому когда подъезжающий автомобиль загудел и резко затормозил, легонько толкнув стоящего посреди улицы молодого человека, он не понял, что автомобиль тот же самый.
   Водитель приоткрыл дверь, выглянул и крикнул грубо:
   - Чего поперек дороги встал, придурок!
   Женя радостно кинулся к нему, схватил дверь, не давая закрыть:
   - Подскажите, ради бога, где я и как мне пройти...
   Громкий женский смех заглушил его, не дав закончить. В машине сидело трое девушек, одна спереди и двое сзади, и они зашлись дружным хохотом, едва Женя заговорил.
   - Володька, он же пьян! - закричала одна, пухлая рыжеволосая деваха в обтягивающей ее пышные прелести маечке. Между маечкой и поясом джинсов с заниженной талией выпирали два жировых валика, которых, впрочем, деваха нисколько не стеснялась, судя по всему.
   - Прико-ольный... И фигу-ура оч-чень да-аже, - заметила вторая, томная блондинка, замедленная, будто сонная. Она и двигалась заторможено, и говорила, растягивая гласные, как будто зевала. Третья, роскошная брюнетка, сидящая на переднем сидении нога на ногу, стройная и тугая, словно кожа барабана, улыбнувшись, повернулась к возмущенному водителю:
   - Володенька, а давайте возьмем его с собой? Прокатим мальчика до центра, вдруг узнает места? По дороге веселее будет.
   - Берем, берем! - рыжая захлопала в ладоши, как будто нарочито, но она все делала преувеличенно, как показалось Жене, эмоционально, будто играла, а получалось так, словно она и была такой - преувеличенной от природы, словно родилась нарочитой.
   - Вот еще, - Лысоватый Володя нахмурился, однако складки на лбу его быстро разгладились, когда и томная блондинка неторопливо поддержала подруг:
   - Во-овик, дава-ай возьме-ом...
   Мужчина пожал плечами и, дернув дверь, захлопнул ее.
   - К нам, к нам, красавчик! - закричала деваха, распахивая свою дверцу. Высунувшись по пояс, ухватила Женю и потащила внутрь. И вся она была такой широкой, такой распахнутой...
   Молодой человек почувствовал, как его тащит. Сознание увязло в видении, а телом завладели веселые девицы. Его усадили посередине и тормошили. Рыжая наскакивала на него с вопросами, блондинка словно рассеянно поглаживала его коленку холеной ладонью с длинными белыми ногтями, а брюнетка, повернувшись, заливисто хохотала, наблюдая за Жениными мучениями.
   Потому что Анастасия оказалась в окружении из кошмарного сна, и его внутренний взор невольно был прикован к ней. Она явственно страдала, искаженное криком лицо текло и менялось. Вгоняемые под ногти иголки окружали девушку, дыба с растянутой на ней окровавленной человеческой тушей, испанские сапоги, раскаленное железо, шипя, лившееся в луженую воронку, цепи, бичи и крюки... Анастасия завязла в старинных орудиях пыток. "Держись, я иду!" - бормотал Женя, как и Анастасия, увязший в этих ярких образах. Реальность стала двоиться и смешиваться, молодой человек уже почти не различал то, что его окружает, и что он видит внутренним взором. Роскошная веселая брюнетка и натужная рыжая деваха в его воображении распинали томную блондинку с лицом Анастасии, которая громко стонала от наслаждения, и эти стоны сливались в звенящей от боли голове с далекими криками настоящей Анастасии. Позвольте, да была ли когда-то знакома ему девушка именем Анастасия? Не приснилось ли ему? А на самом деле он живет в этой черной зловещей машине, вечно мчащейся сквозь мрак, из которого выступают дыбы, виселицы, пролезают в окна окровавленные ржавые крючья, раздирая уже его тело, вскрывая череп, и грозная брюнетка с алым ртом длинными когтями вытаскивает из осколков черепной кости живой трепещущий мозг, и рвутся соединяющие мозг нервы и сосуды, и дикая боль пронзает фантомную, а на деле несуществующую голову, и Женя кричит, кричит, кричит...
   Он очнулся. Машина стояла. Трое девушек и мужчина мрачно смотрели на него. Рыжая отодвинулась, прижавшись к самой двери, блондинка застыла, приоткрыв розовые полные губы, ладонь ее так и осталась неподвижной у него на коленях.
   - Володенька, какой-то он странный... больной, что ли? Давайте его высадим, - нарушила наконец тягостное молчание брюнетка. Лицо ее было озабочено. - Тут рядом есть травмпункт...
   - Да вызвать Скорую! - с надрывной и радостной претензией воскликнула рыжая. Пышное тело ее колыхалось, как студень, при каждом слове.
   - Ми-илый, с тобо-ой все-о в поря-адке-е? - тягуче спросила блондинка, осторожно погладив его по коленке и медленно, словно нехотя, убрала руку.
   Женя моргнул.
   - Я кричал? - спросил он, пытаясь продраться сквозь остаточный шум в ушах.
   Девушки кивнули, а водитель прибавил:
   - Будто тебя черти на сковородке поджаривали, парень.
   - Мне нехорошо, можно, я выйду? - Женя потрогал виски. Голова была цела, но трещала, как раскаленный булыжник под струйкой ледяной воды.
   - Тут травмпункт рядом, - сказала брюнетка. Алые губы ее создали сочувствующую складку.
   - А где мы? - Женя попытался выглянуть в окно, наклонившись к рыжей. Та с невольно вырвавшимся писком дернулась, вжавшись в дверцу. - Извините, - смутился молодой человек.
   - Возле Варшавского вокзала, - сказал водила и потер высокий лоб. - Слышь, парень, может, пойдешь дальше сам?
   - Во-овик... - укоризненно протянула блондинка, но Женя только обрадовался:
   - Да, да! Мне сюда и надо!
   - Вот и клево, - водила повернулся к рулю. - Нинка, выпусти его.
   Рыжая щелкнула дверью, выпала из машины, пропуская молодого человека, и потом торопливо залезла обратно.
   - Больной, - прошептала она, покрутив пальцем у виска, нелепо оттопырив при этом локоть. - Тяпнутый!
   - Вам точно не надо Скорую? - окно водителя открылось, туда заглядывала брюнетка.
   - Нет, нет, спасибо, что подвезли! - Женя расправил плечи и полной грудью вдохнул ночной прохладный воздух. Сразу стало легче. Мерседес заурчал, дернулся с места, быстро набрал скорость и исчез вдали, габариты его слились с фонарями в створе набережной. Женя осмотрелся. Он стоял возле здания бывшего Варшавского вокзала, на углу. Прямо перед ним стоял семиэтажный дореволюционный дом, слепыми выбитыми глазами глядя на человека будто бы с укоризною. А за домом виднелась темная громада депо, огромная полая конструкция, сложенная из металлических балок. В голове шумело и бушевало.
   Убедившись, что набережная пустынна, никого вокруг нет, юноша направился к депо.
  
  

***

   - Присоединяйтесь к нашей беседе, - кивнул Ирекович монахам.
   - Да разве вы говорить будете? - удивился пожилой. - Мы чаяли, вы их пытать будете...
   Смок Арманович, изо всех сил старавшийся держать себя в руках, спал с лица.
   - Я не хочу умирать! - пискнула Анастасия, едва не теряя сознание. Семинарист возле мониторов оглянулся, но Ирекович сделал ему знак отвернуться, после чего, наклонившись, покопался у себя в столе и выудил упаковку одноразовых шприцев, а также пластиковую банку из-под майонеза. Приоткрыл крышку - там была бесцветная жидкость. Татарин оторвал от упаковки один шприц, небольшой, на два кубика, освободил от полиэтилена.
   - Поговорим об общих делах, - сказал он, набирая шприцом немного прозрачной жидкость.
   - Кто вы, скажите наконец! - потребовал коротышка. - И верните мне трубку с табаком, мне необходимо покурить...
   - С этим проблема, - Ирекович подошел к Анастасии. Девушка дернулась и замерла, глядя на него, как кролик на удава. Татарин разорвал на девушке рукав и ловко, как опытная медсестра, вогнал иглу ей в вену на локтевом сгибе. Глаза у Анастасии стали закатываться, но Ирекович, похлопав ее по щекам, вернул в чувство.
   - Вы мне нужны в сознании, - повторил он, возвращаясь к столу за вторым шприцем.
   - У нас с вами нет общих дел! - возмущенно крикнул Смок Арманыч - и это была последняя капля его самообладания. Коротышка уронил голову на грудь и зарыдал, восклицая: "О жестокий, жестокий мир!"
   - Так он мне всю песню испортит, - пробормотал Ирекович, наполняя второй шприц, меньший, на полкубика. Монахи стояли возле пленников с постными мордами, чернобородый размеренно почесывал свою клиновидную бородку, скрябая на всю комнату. Из приоткрытой двери несло мертвой тишиной, которая как будто создавала заслон между комнатой и остальным миром, отгораживала находящихся внутри ото всего остального человечества.
   - То ли дело при батюшке императоре Александре втором... - всхлипнул коротышка.
   Ирекович решительно приблизился к нему. Лысый дернул головой, закричал. Не обращая на него внимания, мужчина остановился в задумчивости. Коротышка был в своем бархатном пиджачке, руки заведены за спину и замотаны плотно зеленой синтетической хозяйственной бечевой - колоть некуда. Секунду поколебавшись, Ирекович сделал знак пожилому монаху развернуть стул, и, наклонившись пониже, вогнал иглу во вздувшуюся вену на запястье.
   - Дольше будет зреть, но ничего, - сказал он себе под нос. Пожилой монах вернул стул на место и сделал шаг назад. Ирекович подкатил кресло к столу напротив пленников, на расстоянии полутора метров. Поддернув брючины, сел, откинувшись на мягкую спинку, облокотился о стол.
   - Ошибаетесь, уважаемый, - с издевкой в голосе произнес он. - Общие дела у нас с вами есть. И о них я и хочу с вами побеседовать.
   - Ну так развяжите нас! - потребовал коротышка. После укола он немного успокоился, плаксивость его исчезла.
   - Увы, - Ирекович на миг расширил глаза, но тут же прищурился, пронзительно глядя на пленников. - Во время процедуры возможны болезненные ощущения, поэтому чтобы вы не дергались и не повредили оборудование... Итак, вернемся к теме нашей светской беседы. Я хотел бы поговорить об эгрегорах.
   - Бесовское наваждение! - пожилой монах, стоящий над Анастасией, сложив руки на груди, шевельнулся.
   - Что здесь происходит?! - вскричал Смок Арманыч, сверкая глазами и дергаясь в путах.
   - О, это вопрос, который вы будете задавать себе на протяжении всей процедуры.
   - Кто вы?
   ­- Я представляю Фундаментальную Православную церковь.
   - Впервые слышу.
   - Разве? Я думал, Бюро лучше работает. ФПЦ - самая радикальная ветвь МП РПЦ. Так как официальная позиция РПЦ - сотрудничество с властью, стремление идти в ногу со временем, то Фундаментальная церковь оказывается в тени и действует, не привлекая к себе внимания. Правильно я говорю, братья?
   - Истину глаголешь, брат Артем, - согласился пожилой.
   - Но зачем вы поймали нас, привезли сюда, связали, присоединили какие-то проводки... Что вы будете с нами делать?
   - Небольшой мониторинг сознания. Будет немного больно, но кончится все хорошо.
   - Для кого хорошо?
   - Иногда и у Бюро бывают проблески.
   - Что вы знаете о Бюро? Что вам вообще нужно?
   - Как вы понимаете, я вас не для эксперимента сюда притащил. Эксперименты проводятся в другом месте, в других условиях. Мне нужна информация.
   - Я ничего вам не расскажу!
   - О, ваши секреты меня не интересуют. Всего лишь ваше мнение о некоторых явлениях. Вы как оперативник осведомлены, я надеюсь, в достаточной мере. Иначе Бюро разочарует меня окончательно. Небось зажрались, не видя достойного противника.
   - У Бюро нет достойных противников. Если бы вы хоть что-нибудь понимали в информационных технологиях будущего...
   Ирекович усмехнулся.
   - А Управление?
   - Что вы о нем знаете?!
   - Чуть больше, чем о Бюро. Но теперь, видя некоторую мою проницательность относительно организаций, наверное, вы все-таки догадаетесь, что я понимаю и в материях, которыми оные занимаются.
   - Возможно. Это подозрительно.
   - Ничуть. Не одни вы впереди планеты всей.
   - Но кто передал ноотропную аппаратуру в руки фанатиков! Вы хоть представляете себе, к чему это может привести? Полная деградация общества, возврат в средневековье, но с новыми технологиями... потеря большей части общества всех с таким трудом завоеванных свобод и прав, рабство физическое и духовное...
   - Насчет духовного рабства я бы попросил, - вмешался чернобородый монах. (развернуть точку зрения ФПЦ, можно с опровержениями).
   Ирекович поднял руку, прерывая дискуссию.
   - Вижу, у вас есть собственная, отличная от других точка зрения на психологию истории. Однако давайте все же вернемся к нашим баранам. Да, у ФПЦ имеются некоторые связи с Управлением, и приборы, как вы, видимо, догадались, действительно разработка будущего. Быть может, даже лучше разработок Бюро. И без дешевого патриотизма, признайте, у вас еще не способны считывать индивидуальные слепки из ноосферы? Согласитесь, что ваши инженеры не добрались до того тонкого слоя ноосферы, коллективного сознательного, где она переходит в коллективное подсознательное? И откуда можно добраться уже и до личного бессознательного и сознательного. А техника, к которой подсоединены вы, делает все вышеперечисленное. Так что все, что творится у вас в голове, видно на том большом экране. И не краснейте, все содержимое вашего сознания нас не интересует, лишь определенные моменты. И даже не ваши личные.
   - Какие же? - побагровел коротышка.
   - Успокойтесь же, дышите глубже, вы взволнованы. Меня интересуют вещи отвлеченные и теоретические. Знаю, Бюро разрабатывает для своих сотрудников серию психотропного оружия, - показал репрессуху и сборный излучатель бабки.
   - Я ничего не скажу о принципе их работы!
   - О, я вас и не спрашиваю. Держите при себе. С этим разберутся специалисты. Я хотел узнать про другое. Даже, скажем, не столько узнать, сколько порассуждать.
   - Но зачем для этого надо было связывать нас?
   - Всего лишь чтобы вы не дернулись бы и не сдвинули считывающие электроды. Вот и все.
   Смок Арманыч смирился. Прямой угрозы он не чувствовал и хотя и был настороже, однако несколько расслабился.
   - Спрашивайте, - сказал он наконец.
   - Вот и отлично. Меня интересует принцип действия артефактов. Заметьте, не конкретных артефактов, а собственно теория их существования и работы.
   - Артефакт - это не оружие, - перебил СА. - У него нет принципа действия!
   - О, уж вы, с вашим умом, станете меня в этом убеждать? Я представляю церковь, но это не значит, что я признаю рукотворные чудеса. Ведь какой-нибудь, скажем, легендарный макгношиль...
   - Ничуть не легендарный, - обиделся даже коротышка.
   - Тем более, если он и существует в действительности, то есть если слухи не врут, то этот артефакт создан пусть и весьма талантливыми, владеющими технологиями будущего, но всего лишь людьми. Вы понимаете, что я хочу сказать? Артефакт создается как оружие - всего лишь как, но это значит, что артефакт в некотором роде прибор...
   - Но макгношиль не прибор!
   - Хорошо, деталь, - терпеливо согласился Ирекович, но Смок Арманыч снова возмутился:
   - И не деталь! Это... - тут он замолчал.
   - Я слышал, он похож на ... - мягко подтолкнул татарин.
   - Как вы могли слышать, если макгношиль изобретен совсем недавно и никто, кроме его создателей, не знает, как он выглядит!
   - Слухи, уважаемый, слухи! Они проникают всюду и несут крупицы информации, сложив которые, умный человек может...
   - Ерунда, слухи не могли просочиться за такое короткое время...
   - Вы слишком хорошо думаете о людях, - неприятно засмеялся Ирекович. - Молва обладает свойством сверхтекучести, ее удержать сложнее, чем жидкий гелий при абсолютном нуле. Мне известно, что макгношиль выглядит как металлическая деталь...
   - Если он так и выглядел, когда вам передавали, вряд ли он выглядит также теперь, - опять перебил коротышка. - Макгношиль способен менять внешний вид в зависимости от нужд владельца.
   - Как это? - нахмурился Ирккович.
   - В некотором роде макгношиль - это ко всякой бочке затычка. Универсальная вещь. Нужна вам ложка - он буде ложкой, нужна вилка - будет вилкой, нужен нож - будет нож...
   - По крайней мере, мы определились с размерами, - возразил Ирекович. СА засмеялся:
   - Ошибаетесь и тут. Макгношиль может быть и песчинкой, и домом. Хотя, - тут же задумался он, - насчет дома я все-таки не уверен.
   - Вот видите, - с тревожным облегчением вздохнул Ирекович. - Все же размеры его обычно в пределах комнаты, даже, я бы сказал, стола, еще точнее - ящика стола. Он умещается в коробке из-под обуви, я прав?
   СА завел глаза, соображая.
   - Иначе сложно представить себе, - признался он. - Но я бы все-таки не взялся утверждать. Хотя вполне возможно, что это самый энергосберегающий размер. Но добыть его вам все равно не удастся, - добавил он уже совершенно уверенно. - Макгношиль находится под постоянной охраной.
   - Оставьте его себе, - Ирекович махнул рукой. - Меня интересуют два момента: в чем его могущество и как он работает? Ну что такого в преобразовании ложки в вилку? Где тут могущество? Это способен сделать обычный завод по изготовлению обеденных приборов. Согласитесь, в данном случае ваше Бюро определенно село в лужу. Бабилонь от этого изобретения не прирастет.
   - Вы как-то слишком много знаете, - нахмурился Арманыч. - Зато с вами легче разговаривать, не надо объяснять элементарные вещи, как этому мальчишке...
   - Какому мальчишке?
   - Да стажеру, то есть этому, как его... который видит... неважно, в общем, я буду рад, если вы поймете мои объяснения.
   - Видит? - повторил Ирекович подозрительно. - Что видит?
   - Эгрегоры. Не отвлекайтесь, я попытаюсь объяснить. Макгношиль подобен джокеру в колоде...
   - Мальчишка, который видит эгрегоры... - как зачарованный, повторил Ирекович. - Он работает у вас?
   - Да нет же, просто свидетель по мелкому делу. Джокер в колоде способен изменить ситуацию в корне. Может выступить в роли туза или шестерки, любой карты. Понимаете? Сам по себе джокер, его карта, картинка, - это символ. Внешняя оболочка не равна его значению, основное содержание у нас в голове и каждый раз создается заново ситуацией, то есть некой суммой информации. Так и макгношиль. Не зацикливайтесь на ложке, ложки нет. Работающая часть макгношиля не имеет материального выражения, поэтому он способен менять размеры и форму от микрона до километра и более. Понимаете? Он то, что о нем думают, он завершает ситуацию в нужную вам сторону. Макгношиль - это ваш джокер в рукаве.
   Ирекович отсутствующим взглядом смотрел на коротышку, который, в свою очередь, в ожидании уставился на мужчину.
   - Да, я, кажется, понимаю, - проговорил наконец татарин, словно очнувшись от каких-то грез. - Джокер... Да, аналогия ясна. Впервые Бюро поразило меня. Прибор, принцип действия которого и есть его двигатель... гениально. - Впрочем, произнес он все это довольно рассеянно, и Смок Арманыч, хоть и светился гордостью, все же слушал с легким подозрением.
   - Вы зря смеетесь, - начал он.
   - О, вовсе нет! - Ирекович поднял худую ладонь. - Ничуть. Я в восхищении, поверьте. Это действительно гениальное изобретение и могущественный артефакт. Одного не понимаю: если макгношиль способен меняться произвольным образом, как вы его... храните? Я не спрашиваю, где вы его держите, я имею в виду, как его опознают? Ведь пока предмет лежит на полке, он может несколько раз...
   - Я понял вас, понял, - подхватил коротышка. - Вот этого я просто не знаю. Кажется, на макгношиле есть какое-то клеймо или нечто вроде. Опознавательный знак. Что-то очень простое, чтобы не ошибиться.
   - Надпись "макгношиль"? - усмехнулся Ирекович.
   - Вы все смеетесь! - оскорбился СА. - Наши изобретатели, достигшие подобных высот инженерной мысли, конечно, придумали нечто поумнее!
   - Не сомневаюсь, - татарин примирительно поднял обе ладони. Глаза его широко раскрылись, и тут же веки сомкнулись, а когда Ирекович вновь посмотрел, разрез глаз снова был узким, восточным, даже где-то змеиным. - Макгношиль - великое изобретение, ни в какое сравнение не идущее с ноотропной пушкой.
   - Откуда вы знаете о ней?!
   - Совершенно случайно я ее владелец.
   - Так это вы похитили чертежи?! Но вы же не собираетесь воспользоваться...
   - Зачем же тогда, по-вашему, я украл чертежи и ее самое? Именно собираюсь воспользоваться.
   - О я безумец! О я болван! - зарыдал коротышка. - Кому я раскрывал тайны!
   - Не беспокойтесь, вы ничего лишнего не разболтали. Ведь я до сих пор не знаю, где хранится этот макгношиль. Тем более что он мне вовсе не нужен, ведь у меня есть пушка. Ее совершенно достаточно, чтобы разрушить все неугодные ФПЦ эгрегоры, избавив, таким образом, общество и от соответствующих организаций. Ну, ну, успокойтесь, вы же все понимаете, на войне как на войне...
   - Но я же сказал вам, что макгношиль держат под усиленной охраной в особом схроне... я идиот, я конченный человек, я предатель!..
   Ирекович переглянулся с монахами. Побледневшая Анастасия произнесла, с трудом шевеля пересохшими губами:
   - Этого вы не говорили, Смок Арманыч.
   - Нет? - лицо коротышки вытянулось. - Так, значит...
   - Отлично, - татарин поднялся и похлопал коротышку по плечу. - Вот теперь я знаю две верные приметы: схрон и охрана. Теперь я без труда его добуду. Благодарю вас. Сеанс окончен, спасибо за внимание.
   - Но... - начала Анастасия и тут же заткнулась.
   - Что? - повернулся к ней Ирекович.
   - Нет, ничего...
   - Говори! Ты же не хочешь умереть? - в руках татарина оказался нож. Быстрее молнии Ирекович метнулся к девушке, и она закричала, увидев, как лезвие тускло блеснуло в свете (какая там лампа?) возле ее горла.
   - Не надо, пожалуйста, не надо! - крикнула девушка. - Я все скажу!
   - Ну так говори!
   Анастасия истерично затараторила, глядя в напряженное лицо Ирековича полными слез глазами:
   - Максим Викторович велел передать оператору бумаги, и я случайно прихватила две из них вместе с распечаткой анекдотов, и их потом отобрали у меня в подворотне какие-то женщины (гопники), а Женя их прогнал и спас меня, он меня спас, и он спасет меня снова, он обязательно придет и спасет меня, я знаю, он спасет меня!.. - и девушка зарыдала, трясясь и громко всхлипывая.
   - Женя? Какой еще Женя придет? - татарин выпрямился. - А ну отвечай! - он без замаха коротко ударил плачущую девушку по щеке, но у той началась неконтролируемая истерика, и она не отреагировала, продолжая рыдать.
   - Женя, стажер, о, простите, свидетель, - сбивчиво отозвался подавленный и красный от смущения Смок Арманыч.
   - Мальчик, который видит эгрегоры? - нахмурился злодей. Он сделал знак монахам, и те, взявшись за оружие, встали по обеим сторонам двери. - Так мы его встретим. А пока что закончим с вами... - и татарин подошел к правому шкафу, положив пальцы на клавиатуру.
  
  

***

  
   В голове царила невообразимая каша. Из уха в ухо с шумом дул ментальный сквозняк. Женя шел как сквозь бурю, словно преодолевал невидимый, но очень сильный ветер: с трудом, наклоняясь вперед и придерживая ворот куртки. Бушующие перед глазами образы приходилось отгонять, чтобы видеть, куда двигаться.
   Так, вдвое медленнее, чем он ходил обычно, он приблизился к воротам. Стальные конструкции депо нависали над ним. Они были раза в полтора выше соседнего семиэтажного дома. Депо огораживал высокий железный забор. Возле ворот за забором возвышалась будка типа сторожка - застекленная веранда на сваях. В ней было темно.
   Женя еще раз огляделся. Набережная была пустынна и тиха, нигде никого. Тогда он полез в карманы, задумчиво бормоча: "А о замках-то мы и не подумали... я-то взламывать не умею..." И едва не вскрикнул, когда от ворот отклеилась и шагнула ему навстречу маленькая всклокоченная тень.
   - Чего взламывать, там пусто, - сердито проговорила старуха. - Полчаса как слиняли все.
   - Это вы, баба Саша... - с облегчением вздохнул молодой человек.
   - Давно тут караулю, - то ли пожаловалась, то ли похвасталась бабка. Скорее второе, решил про себя Женя. - Тридцать человек без двух, все в рясах, как монахи, вышли строем, из будки аппаратуру какую-то вытащили, погрузились дружно в грузовик военный и слиняли. Я на территорию заходила - тихо и пусто, как в гробу.
   - В гробу? - растерянно переспросил Женя. - Обычно там кто-то лежит...
   - Не придирайся! Щенок... - бабка зло махнула кулачком перед молодым человеком, видимо, метя в лицо, но не дотянувшись и до подбородка. - Чего делать будем, скажи лучше, если такой умный?
   - Я... - лицо молодого человека исказилось, он схватился за виски. - Она тут, я уверен! Анастасия, я имею в виду. Я ее слышу...
   - Чего? - бабка с подозрением посмотрела на него. - Думаешь, у тебя слух лучше, чем у меня? Да у меня нюх как у собаки, глаз как у орла, слух как у кошки!
   Женя застонал - больше от бабкиной самоуверенности, нежели от боли. Хотя голова прямо раскалывалась.
   - Нет, нет, вы не поняли. Я вижу, что она где-то тут. Ну... на другом уровне вижу.
   Бабка покрутила пальцем у виска.
   - Арманыч говорит, что эгрегоры не локализованы. Или думаешь, что умнее Арманыча?! - с угрозой добавила она. Женя не выдержал.
   - Что вы ко мне привязались! - воскликнул он. - Я говорю, она тут! И ваш Арманыч тоже. Я пойду их спасать, а вы как хотите!
   Не раздумывая ни секунды, старуха примирительно вскинула руки:
   - Лады, я с тобой! Те все равно уехали. Если здесь и остался кто, то в минимальном количестве. Значит, справимся. - В одной руке был пистолет. Молодой человек задержал взгляд на оружии, невольно нашарив в кармане желтую спираль и красную зомби-трубку, с сожалением подумав, что бабка вооружена лучше, достовернее. - Только вот где искать-то их, может, скажешь? Там территория огроменная и вся застроенная ангарами и гаражами. Сто лет искать можно, ежели обшаривать каждый...
   - Так ворота открыты? - спросил Женя, осторожно приближаясь к забору, прижимаясь ухом к металлу и пытаясь вслушаться.
   - Говорю же тебе! - нетерпеливо ответила бабка и толкнула одну створку. Та бесшумно сдвинулась. Сначала старуха, потом Женя боком проникли за ворота.
   И остановились, вглядываясь в темноту. Свет фонарей почти не проникал за забор - они были далеко, - и во дворе стоял густой мрак. Впрочем, через некоторое время глаза привыкли, и постепенно вокруг проступили очертания окружающих строений.
   Они стояли в квадратном дворе, справа и слева высились ангары, в слабом свете звезд Женя разглядел их глухие высокие стены, а прямо перед ними с бабкой начинались два ряда гаражей.
   - Филиппа говорила, что они в одном из ангаров... - Молодой человек невольно заговорил шепотом.
   - Эти два заперты, никого нет, ни звука изнутри, - также вполголоса отозвалась бабка. Двор был заставлен ржавыми остовами железнодорожных вагонов, грузовиков, между гаражами тянулись рельсы, и в нескольких шагах от их начала стояла платформа подъемного крана. - Ну? Куда?
   Женя прислушался к ментальному ветру... присмотрелся к буре образов... все было смутно и хаотично.
   - Туда, - сказал он наконец, поворачиваясь в сторону правого ангара. - Там, дальше...
   - Стой! - бабка ухватила его за полу куртки. - Покажи-ка, что у тебя есть из оружия.
   - Да у вас же пистолет, - Женя пожал плечами, вынимая руки из карманов и раздвигая ворот. На груди у него висел зеленый диск и серебристая флешка. Бабка Саша с удовлетворением кивнула.
   - Блин и антиарм. Что еще?
   Молодой человек показал висящую на кисти правой руки красную трубку, из джинсов вытащил серую коробочку, из левого кармана куртки - желтую спираль. Старуха придирчиво оглядела арсенал, забрала себе две вещи.
   - Зомби-трубка и "магнитка" пусть у меня побудут, у меня реакция побыстрее, я лучше знаю, когда включать и как действовать. А это что? - она ткнула пальцем в спираль. Женя пожал плечами.
   - Я думал, вы знаете. Мы у Михаил Львовича были, он тоже не знал...
   Бабка махнула рукой.
   - Хрен с ней. Ты ее не врубай тогда, мало ли... и антиарм не трогай, а то у меня тоже пистолет откажет, ясно? Ну, идем. Держи руку на блине. Эх, где моя верная репрессуха!
   И они медленно двинулись вдоль гаражей к правому ангару. Большое строение откидывало густую тень. Женя с бабкой приблизились к стене и крадучись пошли вдоль нее, поминутно оглядываясь и прислушиваясь. Тут было темно - хоть глаз выколи. Но бабка, по-видимому, обладала не столько орлиным, сколько кошачьим зрением, потому что двигалась в кромешном мраке легко и уверенно, а может, действительно на слух ориентировалась, только не как кошка, а как летучая мышь... Осторожно передвигая ноги по забетонированной дорожке следом за старухой, Женя не видел ничего, поэтому постоянно спотыкался. Но он и не смотрел под ноги, он шел, ведомый внутренним зрением. Потому что перед ним стоял концентрированный ком боли - пыточный эгрегор - от которого тянулась вниз едва заметная ниточка, и уходила куда-то за ангар. И когда они выйдут из-за угла, Женя сможет увидеть, куда именно она тянется. Молодой человек был уверен, что это и есть Анастасия, вернее, ее связь с эгрегором. Видимо, ее пытают... и надо скорее освободить ее... странно, что нет Смок Арманыча... неужели его убили? Или просто держат его в другом месте, или просто не трогают пока? Скорее, скорее достичь конца ангара, чтобы разглядеть, что там дальше и куда двигаться потом, скорее, ведь Анастасия страдает... Вот до края железной стены осталось десять метров... Старуха замедлила шаг, подняла руку, пригнулась, внимательно всматриваясь вперед, и двинулась дальше в этой позе, напряженно вслушиваясь, уже не поворачивая головы, вглядываясь перед собой. Скорей уже! Женя вспотел от напряжения и тяжело дышал. Чего тянуть, вперед! Спасти пленников! Перед глазами мелькали уже одни не пыточные орудия, но сами пытки. Кого-то вздергивали на дыбы, и внутренний взор заполнило мокрое от пота и крови тело, растянутые сухожилия рук, порванные мышцы ног... Пять метров до конца ангара. Белое светящееся острие раскаленного прута, которое подносят к нежному девичьему телу... Два метра. Бабка остановилась, оглянулась. Женя мучительно застонал про себя, скрипя зубами, и сделал еще шаг, толкнув худенькую сгорбленную фигурку. Та предостерегающе подняла кулачок. Следующий шаг они сделали вместе. Последний метр. Еще два шага нога в ногу - из-за угла падает бледный серый звездный свет. И наконец Женя, вытянув шею, выглянул над бабкой, которая осторожно высунула голову. Тонкая нить, дрожа и переливаясь тенями, протянулась...
   Из-за угла упала тень.
   Бабка выхватила пистолет, Женя, дернувшись, замер. Перед ними выросла высокая фигура знакомых очертаний.
   - А, это ты... - старуха убрала пистолет. К ним шагнула черноволосая девушка в черной короткой юбке.
   - И как я догадалась, что вы здесь? - промурчала она.
   - Ты сбила мне прицел! - шепотом заорал Женя. - Я их потерял!!!
   - Как ты мог их потерять? Вот беда... - бабка Саша хлопнула себя по лбу. - Эй, малец, ты смотри внимательней!
   - Она блокирует мое зрение! - Женя ткнул пальцем в Филиппу.
   - В богиню-то не тычь, - огрызнулась она. Бабка сплюнула, засовывая руки в карманы камуфляжной куртки.
   - А-а, фифа, всю песню испортила...
   И тут тишину ночи прорезал громкий женский крик.
   Троица переглянулась и не сговариваясь кинулась к следующему ангару, дверь в который была едва видна в тусклом звездном свете.
  
  
   - Ноотропная пушка и макгношиль в одних руках! Мы погибли! - Смок Арманыч дергался в путах.
   - Вы даже не представляете, как помогли мне, - Ирекович быстро щелкал клавишами. - Оказывается, макгношиль является важной деталью ноотропной пушки. Теперь я наконец смогу воспользоваться ею. И ваше Бюро будет первой моею целью. О, как давно я мечтал расправиться с этой мерзкой шарашкиной конторкой!
   - Подождите, подождите, вы же представляете церковь?
   Ирекович на секунду отвлекся.
   - Именно. Давайте начистоту. Человек - обезьяна от природы. Никакой не царь природы. Возможности его ограничены. Этические же принципы вообще приходится вбивать в детские головы силой. А теперь представьте, если этот ваш так называемый прогресс, в последнее время совершенно неконтролируемый уже человеком, сделает еще какой-нибудь скачок? Нанотехнологии и всеобщее изобилие, необходимость работать отсохнет, никаких болезней, огромная продолжительность жизни... Человек решит, что он бог, а он по-прежнему лишь обезьяна. По-вашему, что эта обезьяна будет делать? Представьте: нет необходимости ходить на работу, общаться с коллегами, подделываться под начальника, прогибаться под чиновников, ведь теперь и государство ваш не нужно. Вы сами можете себя прокормить, вылечить, защитить... У вас в кармане атомная наностанция, которая готовит вам еду, утилизируя отходы, создает броню, оружие, переносит вас в любую точку планеты... границ нет, армия не нужна, ибо государства исчезли... А сознание-то человеческое - осталось на зверином, по сути, уровне. Чем дело кончится, по-вашему?
   - Но поймите, ведь не сразу же подобные новшества будут доступны каждому, сначала пройдет какое-то время, за которое люди привыкнут к собственному могуществу, выработают приемлемые этические нормы...
   Ирекович усмехнулся.
   - Не успеют. Поубивают друг друга раньше. И поэтому-то, поэтому-то церковь против прогресса. Всю историю человечество жило по традиции, по заветам предков. И лишь последние двести лет возник какой-то прогресс, все побежали куда-то в будущее... потеряв человеческое лицо.
   Вполуха слушавший эту отповедь пожилой монах вдруг обернулся и заговорил горячо:
   - А если не поубивают друг друга, то превратятся в роботов, киборгов, андроидов... и навсегда потеряют человеческую природу! Церковь этакого богохульства допустить не может.
   Порхающие над клавиатурой пальцы аттарина на секунду замерли, затем продолжили свой бег. Не оглядываясь, Ирекович хмыкнул:
   - Слышали?
   - Да почему же сразу поубивают! - вскинулся Арманыч. - Ведь законы...
   - А что законы? - монах сжал руку в кулак и ударил себя в грудь. Гулкий звук наполнил комнату. - На святой Руси испокон веков по совести жили, а не по закону! У всех совесть была. А у американцев и Европы нынешней совести не осталось, так что гореть им в геенне третьей мировой. А святая Русь выживет и мир спасет, ибо живет по совести, это понимать надо.
   - То есть вы предлагаете отменить законы? Да ведь тогда-то и поубивают!.. - коротышка возмущенно задергался.
   - Неет, лысый, тут ты ошибаешься. Вместо государства церковь одна останется, она-то и даст людям моральные законы, и у всех получится одна на всех совесть. Тогда только мир в нашей многострадальной Руси и наступит, - вздохнул монах и размашисто перекрестился.
   Ирекович отвлекся от аппаратуры.
   - Ну, хватит философию разводить, - недовольно сказал он. - Сходите проверьте, не идет ли кто.
   Монахи вышли, прикрыв железную некрашеную дверь, всю в разводах ржавчины. Когда тяжелые шаги их затихли внизу, татарин сделал шаг к коротышке и, наклонившись к его лицу, прошептал:
   - Все разговоры о будущем и прогрессе, законы и совести - все, все ерунда. Всегда было и всегда будет: стадом правят самые сильные. На этот раз сильным буду я. А вы все станете ползать у моих ног и пресмыкаться. Понял? Пятки лизать станете! - брызгая слюной, закончил он.
   Как только Ирекович наклонился к нему, коротышка инстинктивно отодвинулся, насколько позволяли веревки. Теперь же коротышка вдруг усмехнулся и неожиданно коротко плюнул татарину в лицо.
   Тот отпрянул, выпрямился, утираясь рукавом.
   - Ах ты маленькая дрянь... - с ненавистью пробормотал он. - Ну смотри у меня...
   - Извини, мон шер, не удержался, - Смок Арманыч неудержимо улыбался. - Знаю, что глупо, картинно, киношно но - уж больно момент оказался подходящим.
   Встав перед шкафом, Ирекович ожесточенно барабанил по клавишам, потом дернул какой-то рычаг справа. И снова пальцы его забегали над приборной панелью, передвигая рычажки, щелкая тумблерами и поворачивая ручки. Анастасия заплакала.
   - Что с тобой, дитя? - вполголоса спросил Смок Арманыч. Девушка затрясла головой, ойкая и вскрикивая:
   - Хватит! Ай, не надо! Прекратите!
   - Что вы делаете? - тревожно обратился к татарину коротышка. Тот проговорил, не оборачиваясь:
   - Сейчас поймете.
   И подкрутил еще что-то в своем шкафу. Девушка закричала, запрокинув голову.
   - Прекратите, вы! - забеспокоился Смок Арманыч. - Ей же больно!
   Коротышка так крутился на стуле, насколько позволяли путы, что пиджачок его сбился, вздулся на плечах пузырями, и теперь голова его нелепо погрузилась в эти пузыри по уши. Однако Ирекович, взглянув на пленника, даже не улыбнулся.
   - Пятки лизать будете, - сквозь зубы процедил он. Скинул рясу, оказавшись в своем черном костюме, подвинул кресло, сел напротив пленников, устремив на них неподвижный хмурый взгляд, закинув ногу на ногу, сцепив пальцы на коленях. И так и замер. Анастасия корчилась, то роняя голову на грудь, то запрокидывая ее - и ударяясь о стену. Из глаз ее текли слезы. Девушка кусала губы, стонала, но иногда не сдерживалась и срывалась на крик.
   - Что вы делаете, зачем? - бормотал Смок Арманыч, не понимая, чего добивается татарин. - Да вы просто садист!
   Ирекович разомкнул губы.
   - Нет, мне просто нравится смотреть на ваши страдания, - уронил он и снова застыл, откинувшись на спинку.
   - Прекратите же! - коротышка смотрел на Анастасию и мучился от сострадания и осознания собственного бессилия. - Неужели вы способны спокойно смотреть, как человек страдает? Да вы зверь!
   - Ну-ну, зачем вы меня принижаете, - пробормотал Ирекович. - Животные не садисты...
   - Хватит уже! Что вы от меня хотите? - надрывно крикнул Смок Арманыч, сам биясь затылком о стену.
   Татарин переменил ногу, поправил пиджак, снова сцепил пальцы. Глаза его на миг расширились.
   - Скоро скажу, - отрешенно сказал он. - Еще немного...
   На посиневших губах Анастасии появилась пена, из уголка рта вытекала ниточка слюны. Девушка с хриплыми стонами мотала головой из стороны в сторону, словно пыталась отогнать боль, как навязчивую муху. Смок Арманыч, повернувшись к ней вполоборота, тяжело дышал, покрасневшая лысина его покрылась испариной.
   - Зачем, зачем? - шептал он. - Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича...
   - Ведь вы отказываетесь говорить, - без эмоций, произнес татарин. Он сидел прямо, расправив плечи. Теперь, когда девушка была на грани обморока, он подался вперед, вглядываясь в ее лицо. Наконец глаза девушки стали закатываться, она обмякла, повиснув на веревках. Ирекович поднялся, резко выдвинул ящик стола. Покопавшись там, достал упаковку ампул с бесцветной жидкостью. Пальцами отломил горлышко одной, шприцом набрал жидкость и вколол Анастасии в локтевую вену. Девушка вздрогнула, приоткрыла веки, в помутневших глазах пробежала искорка сознания - и страха.
   - Должен, однако, признать, что хотя и называю его своим... - забормотал коротышка. Взгляд его блуждал по комнате, не способный остановиться, и это как будто сильно мучило его. Невольно он возвращался к перекошенному лицу девушки. Та запрокинула голову, выгнулась, рот ее раскрылся в беззвучном крике, все тело напряглось, и бечевка впилась в кожу с такой силой, что кое-где выступила кровь. Зрачки девушки уползли под верхние веки, оставив миру гладкие чистые голубоватые белки. И каждый раз, когда взгляд его возвращался к девушке, Смок Арманыч смотрел именно на эти белки, и они-то и мучили его больше всего, и круглое лицо его кривилось, морщинки ходили ходуном.
   - Продолжаем, - спокойно констатировал злодей. - А вы смотрите, уважаемый, смотрите. Я недаром вколол вам вначале амфетамин. Вы не сможете ускользнуть в свои грезы. Я знаю, что когда-то вы участвовали в экспериментах Управления. Вижу, вы догадались, что происходит с вашей подругой. Да-да, именно это тогда делали с вами. Вы помните ощущения? Как будто змея ползает в мозгах, тонкая раскаленная змейка... она выедает и выжигает мозг, проходя его извилину за извилиной, не пропуская ни микрона нежного вещества. Вы чувствуете, как движется эта змейка по ее черепу? Как горят синапсы? И хотя в мозгу нет нервных окончаний, способных болеть, тем не менее вы прекрасно чувствуете малейшее движение. Потому что это разряд, медленный сильный разряд, который выжигает содержимое вашего сознания. Вы помните? Ведь именно после того "эксперимента" вы начали курить травку и впадать в плаксивость при ее отсутствии... а при любом нервном напряжении терять сознание... но сейчас у вас не получится ускользнуть, амфетамин не позволит...
   Коротышка закричал. На лысине у него тонкими синими прожилками проступили капилляры.
   - Прекратите, - прошептал он. На подбородок упала капля крови из прокушенной губы. - Я все скажу...
   - Я знаю, - Ирекович наклонился к Смок Арманычу. - Меня интересует макгношиль.
   - Я скажу, скажу, - торопливо забормотал Смок Арманыч, тряся головой. Круглые щеки его опали, побледнели, нос, наоборот, покраснел. Глаза слезились, но он не плакал. На лице была написана мука. - Он хранится...
   - Подождите, - Ирекович поднялся, выпрямился в полный рост, навис над коротышкой. - Я хочу, чтобы вы осознавали, что предадите сейчас всю вашу организацию. Я ее уничтожу. Предадите любимое ваше человечество. Я перекрою его на свой лад. Никакого прогресса. Никаких свобод и прав. Закон один - моя воля. Вы предаете будущее, ради которого живете. Предаете всех людей. Ради нее одной. Понимаете ли вы это?
   Смок Арманыч коротко кивнул.
   - Прекратите это, - выдохнул он.
   - Говорите, - жестко приказал Ирекович.
   - Макгношиль держится в хранилище на третьем этаже, за операторской. Там потайная дверь, открыть ее может только Сансаныч или же дежурный оператор. Оператор не знает этого, но с пульта, набрав определенную комбинацию, дверь можно открыть. Комбинацию я не знаю, - голос коротышки был хриплый и низкий, иногда срывался до шепота, почти свиста. - Недавно макгношиль действительно брал Максим Викторович Кротов, но на днях он вернул...
   - Попрошу без душещипательных подробностей, - татарин повернулся к семинаристу, который давно сидел за пультом, вжав голову в плечи, автоматически щелкая кнопкой раз в секунду и вслушиваясь с ужасом в происходящее. - Зафиксировал?
   - Да, брат Артем, - закивал юноша, тряся длинными волосами.
   Ирекович сделал шаг к шкафу, замер перед агрегатом. Смок Арманыч следил за ним умоляющим взглядом.
   - Вот он, ваш хваленый гуманизм, - скривившись, произнес татарин, берясь за рычаг. - Продали человечество с потрохами. Без всяких гарантий. - И он резко опустил рукоять.
   Анастасия истошно закричала, дернулась, выгнулась, ноги ее выпрямились и со стуком упали. Девушка застыла, как статуя, белая, с пеной на губах, остановившимся взглядом глядя перед собой. Затем тело обмякло, и голова упала на грудь. Она не дышала.
   - Вы убили ее! - воскликнул Смок Арманыч, рванувшись вперед. Тяжелый стальной стул со скрипом сдвинулся.
   - Больше не мучается, - усмехнулся Ирекович. - Где там эти двое?
  
  

***

   Темно. Пространство делится на черноту и редкие сероватые пятна - там, где между ангарами падает звездный свет.
   - Тихо! - шикнула Филиппа на разгоряченных гневом молодого человека и старуху. Все заткнулись и прислушались. Где-то лязгнула дверь.
   Они стояли у торца ангара, впереди виднелся еще один, между ангарами проходила асфальтовая дорога - достаточной ширины, чтобы по ней проехала парочка танков. Слева торчали неровные ряды гаражей и остовов техники, вдоль гаражей и ангаров тускло поблескивали рельсы.
   Послышались голоса. Они переглянулись и отступили в тень ангара, за угол. Только бабка, высунувшись почти по пояс, навострила уши. Голоса доносились от второго ангара, того, что впереди. Приближались двое, шагая по дорожке между ангаром и забором. Выглянув над бабкой, Женя увидел этот поворот дороги.
   - А ну назад! - скомандовала Филиппа. Женя с бабкой нырнули под прикрытие стены.
   Из-за ангара на свет вышли две крупные фигуры. Они переговаривались. Теперь можно было разобрать слова. Два низких мужских голоса с явным оканьем...
   - Опять попы! - со сдержанным изумлением воскликнула бабка. - Чего ж они тут забыли, окаянные? Я уж тридцать штук видела, отсюда выходящих! Точно тут этот злодей сидит? Может, просто православные устроили склад восковых свечей да сигарет? Ханжи-то наши, в рясах-то, приторговывают водочкой да табаком, слышали?
   - Он и ко мне приволок это стадо ряженых, - вставила Филиппа. - Я и понятия не имела, что Ирекович мой с церковью снюхался. Так что все верно, тут он должен быть. Точно тридцать уехали? Значит, всего двое и осталось из охраны. Мы с ними легко справимся.
   Женя покачал головой, расстегнув куртку и потрогав блин на груди.
   - Большие какие, качки натуральные.
   - Ха! - Филиппа с бабкой фыркнули одновременно.
   И тут же из-за угла донесся басовитый окрик:
   - Есть кто?
   И звук взводимого курка. Женя показал женщинам кулак. Все заткнулись, замерли, затаив дыхание.
   - Давайте туда, - Женя показал на ближайший остов - проржавевший насквозь кузов вагона. И первый, пригнувшись как можно ниже, бросился туда. Быстро пересек газон и рельсы по густой тени ангара и нырнул в проем. Дверь отсутствовала, и как и стекла в окнах. Когда молодой человек, впрыгнув в вагон, выпрямился, задев плечом стенку, - на него посыпалась сухая колючая ржа.
   Следом в вагон залезла Филиппа - ноги у нее были длиннее и бегала она хорошо. Но бабка не отставала и сразу же за девушкой прыгнула внутрь, сгруппировалась, перекатилась через плечо и встала на колено, выставив пистолет в проход. Филиппа фыркнула. Бабка окрысилась:
   - Ты вообще меня убить хотела!
   - К стене! - рявкнул Женя.
   Они с Филиппой распластались по сторонам от двери, бабка бухнулась на живот, держа оружие перед собой. И вовремя: в вагон скользнул яркий луч фонарика, зашарил по тамбуру. Женя затаил дыхание.
   - Говорю, шуршало что-то, - раздался неподалеку голос.
   - Небось машина проехала, - отозвался густой низкий бас. - Чай, ее ты и слышал.
   Они замолчали, видимо, слушая. Женя осторожно выглянул. Свет падал этим двоим в спины, поэтому лиц он не сумел разобрать, увидел только черные силуэты. Один держал фонарь, луч которого шарил теперь вдоль ангара напротив. Над плечом второго торчало дуло автомата. Они прошли мимо, всматриваясь вперед, в сторону выхода.
   - Куда теперь? - прошипела с пола бабка.
   Женя кивнул на второй ангар, который теперь находился от них по диагонали.
   - Они оттуда вышли. Так что туда. Сейчас они пройдут...
   - Давай сначала разберемся с ними... - прошептала в ответ Филиппа.
   - Убить, что ли?! - возмутился Женя.
   - Или мы их, или они нас, - поддакнула снизу старуха.
   Женя решительно помотал головой:
   - Ерунда! Сейчас мы быстренько пробежимся до ангара, они и не заметят.
   - А потом вернуться, и нам все равно придется иметь с ними дело, - возразила Филиппа. Однако бабка, подскочив, неожиданно согласилась с Женей, воскликнув горячо:
   - Верно щенок говорит, бежим туда, а там разберемся, на месте, по обстоятельствам. Айда!
   И она первая сунулась в вагон. Споткнулась о валяющийся за внутренней дверью выломанный титан, грохнулась, пистолет вылетел из ее руки и упал дальше по коридору, под сидениями, титан жутко громыхнул. Все замерли.
   - Стой, кто там? - крикнул сзади бас, и все трое услышали топот бегущих ног.
   - Вперед! - шепотом крикнул Женя, кидаясь в проход. Перескочил через бабку и побежал, пригибаясь, в другой конец вагона. Филиппа за ним. Старуха, поднявшись на карачки, поползла вперед, шаря по полу в поисках оружия.
   Загрохотал железный пол: поп с монахом ворвались в тамбур и замерли возле узкого прохода в вагон.
   - Эй, кто есть тут? Выходи, не то стреляю! - прогудел рыжебородый. Троица замерла в другом тамбуре по обе стороны темного проема. Дверей, ведущих из вагона в туалет и из туалета в тамбур, не было, но почему-то входные двери имелись и были заперты. В средней двери, через которую можно перейти в другой вагон, стекло было выбито и можно было бы вылезти через нее, однако эта дверь просматривалась с другого конца вагона - и простреливалась.
   Часто и глубоко дыша от волнения, Женя оценил ситуацию и сделал движение к отверстию.
   - Отвлечь их и вылезть, - прошептал он стоящей рядом Филиппе. Бабка по другую сторону проема прислушивалась к их разговору. - Бабка Саша кинет что-нибудь, и я пролезу. Крикну и побегу куда-нибудь, они за мной. А вы тогда вылезайте и мчитесь за тот ангар, ищите вход, спасайте Анастасию и Смок Арманыча, а я этих отвлеку...
   Филиппа вытянула руку, перекрыв проход.
   - Так не пойдет, - сказала она. Надо с ними разобраться.
   - Я пистолет не нашла, - прошептала бабка. - Не получится...
   Женя в отчаянии выглянул в темноту вагона. Те двое медленно продвигались в их сторону, обшаривая каждое купе. Верней, один стоял в проходе с автоматом наизготовку, второй тыкал дубинкой в темноту над сидениями, закрывал верхние полки, открывал нижние, проверяя рундуки... Полки поскрипывали, выдавая продвижение охранников.
   - Ладно, - прошептал он наконец. - Сейчас я включу блин. А вы, баба Саша, включайте зомби-трубку. Пусть подойдут. Тогда я оглушу их дубинкой. Филиппа, ты не помнишь, сколько надо выставить, чтобы отрубить... ну, на час, наверное?
   И Женя вытащил из джинсов дубинку и вспомнил, что на дубинке нет управления, все зависит от силы удара. Он взвесил ее на ладони. Совсем легкая... неужели будет какой-то результат?
   - Дави кнопку! - бабка качнула запястьем, и трубка легла ей в ладонь. Женя нажал.
   Там, на том конце вагона, движение стихло. Троица прислушалась. Какое-то короткое шебуршание... и снова тишина.
   - Эй, вы, идите сюда! - крикнула бабка. Женя от неожиданности пригнулся, вжал голову в плечи. Сейчас раздастся очередь...
   - Куда "сюда"? - прошипела сбоку Филиппа. Кажется, страх ей был неведом. - Поясни! Они же под гипнозом, выражайся яснее!
   Бабка задумчиво почесала репу, взлохмачивая и без того торчащие дыбом седые космы, после чего сформулировала:
   - Топайте к нам, в тамбур, эй, вы, двое! Оба!
   И спросила:
   - Так лучше?
   Женя пожал плечами.
   - Сейчас увидим, - прошептала девушка. Женя видел ее точеный профиль на фоне окна, в которой сквозь пыль и грязевые разводы проникало немного тусклого света. "Жаль, что она мертва", - подумал вдруг Женя. Самостоятельная, активная, деятельная Филиппа нравилась ему больше, чем вялая пассивная Анастасия. И хотя поначалу независимость девушки смущала его, теперь молодой человек определенно радовался этому ее качеству. Сильная, гордая... С ней как-то невольно подбираешься, сам начинаешь быстрее двигаться, меньше думать... Несмотря на то, что Филиппа была мертвой, она подвигала на жизнь.
   Из прохода между купе и боковыми сидениями донеслись шаги. Они приближались.
   Словно уловив Женины мысли, девушка повернулась к нему и спросила шепотом:
   - А ты там, среди своих эгрегоров, не встречал такого мужчину? Высокий, с широкими плечами, в сером костюме, лысый, с блокнотом? Очень представительный и чопорный, но безукоризненно вежливый. Элегантный... Щеки впалые, лицо бледное, орлиный нос... Не встречал?
   Женя отрицательно покачал головой.
   - Почему я должен его там встречать? - прошептал он в ответ, вслушиваясь в неумолимо надвигающиеся шаги. А если что-то не сработало? Или на них не действует, как на него, например?
   - Ты же его не видишь? - полувопросительно, полуутвердительно произнесла Филиппа, уставившись куда-то мимо Жени. Молодой человек огляделся.
   - Нет, - шепнул он, отчего-то покрываясь холодным липким потом.
   - А он здесь, - Филиппа неожиданно шагнула вперед и прижалась к Жене. Юноша приобнял ее правой рукой. - Он пришел за мной. Стучит ногтем по часам... Показывает блокнотик... Я его боюсь, - девушка спрятала голову у Жени на груди. Молодой человек, растерявшись, погладил ее по гладким черным волосам.
   - Все будет хорошо, - сказал он. Других утешительных слов не придумывалось, хотя Женя чувствовал, что эти пошлы и неуместны. Но Филиппа, кажется, даже не заметила, что он что-то говорил.
   - Он зовет меня, - произнесла она медленно, подняв голову и вслушиваясь - но во что-то, слышное только ей, не в шаги, которые звучали уже совсем близко, возле туалета. - И он мне... нравится?
   - Стоять! - крикнула бабка и выскочила в сортирный тамбур, направив перед собою зомби-трубку. В тусклом свете казалось, что у нее пистолет типа пушка - калибра ближе к гранатомету. Две крупные фигуры замерли, заняв весь проход. У первого - пожилого монаха - в руках были дубинка и бабкин пистолет.
   - Ага! - воскликнула старуха. - А ну отдай!
   Монах послушно протянул ей оружие. Отдав Жене дубинку, бабка Саша радостно схватила пистолет. Теперь на православных охранников смотрели два ствола.
   - И ты, - велела бабка второму, огромному бородатому попу. Его лицо тонуло в густой тени, которую отбрасывала перегородка между купе. - Чего там у тебя? - она ткнула в попа пистолетом. Тот медленно снял автомат, передал через плечо монаха бабке. Довольная, как слон, старуха вцепилась в автомат.
   - Ого! - сказала она. - Арсенал расширяется! Теперь к антиарму и не притрагивайся, щенок, понял?
   Женя выглянул, сдерживая дрожь, и встретился взглядом с огромным широкоплечим рыжебородым священником. Одеяние того при каждом движении трещало по швам. Молодой человек поежился. Метр девяносто позволял ему смотреть на рыжебородого на равных, однако мышцы... Женя ощутил, что спортивный уклон английской школы определенно не поможет ему в схватке с этим гигантом, геркулесом, доведись им сойтись в драке. И взгляд рыжебородого был какой-то неприветливый. Будто и не подействовал на него гипноз... Однако же отдал оружие-то... Молодой человек поднял психотропную дубинку, сделал шаг вперед и вполсилы ударил монаха по голове.
   Блаженные глаза того съехались к переносице, губы приоткрылись, изо рта вывалился язык, колени подогнулись. Монах кулем осел на пол, уронив голову на сидение. Женя снова занес дубинку, ощущая на себе напряженный взгляд рыжебородого, но тут бабка запрыгала, пытаясь достать его руку.
   - Стой, стой!
   - Что такое?
   - Пусть отведет нас к этому, к своему... главному, короче.
   - А, да, - обрадовался Женя идее и обратился к гиганту: - Веди!
   Из тамбура выглянула Филиппа.
   - Вы как дети прямо, - прошипела она. - Изъясняйтесь конкретно, а то у него мозги расплавятся от таких команд!
   Взгляд ее уперся в рыжебородого.
   - Или не расплавятся, - подозрительно протянула она.
   Тот затоптался на месте, будто его тянуло в три стороны сразу.
   - Видите? - Филиппа кивнула. - Формулируй приказ четче.
   Женя задумался.
   - Откуда же я знаю, кто где?
   - Короче, ты! - опять вырвалась вперед бабка. - Веди нас к Смок Арманычу и Настасье!
   И объяснила:
   - Сначала спасем наших, а там уже разберемся с твоим Ирековичем, детка.
   Поп развернулся.
   - Куу-да! - бабка дернулась, вцепившись в пояс священника. - Через окно лезь, нехрен еще возвращаться!
   Они посторонились, пропуская рыжебородого. Тот протиснулся в тамбур и полез в окно. Перенес ногу, с трудом боком пропихнул могучий торс, вытянул ногу и замер снаружи. За ним выбралась бабка. Ей сначала пришлось забраться на окно и потом спрыгнуть. Следом вылезлиЖеня с Филиппой.
   - Веди! - бабка подтолкнула рыжебородого дулом пистолета в бедро. Священник послушно двинулся по дорожке, освещенной выглянувшей луной, к ангару.
   - Не нравится он мне, - прошептала Филиппа на ухо Жене. Они вдвоем следовали за бабкой, которая периодически подталкивала попа то пистолетом, то автоматом, висевшим у нее на правом плече. - Отключи его. Я сама могла бы вас отвести, я же знаю, где Ирекович разместился. Правда, в темноте я тут еще не была...
   - Пусть ведет. Он ведь под присмотром. Зато отведет прямо куда надо, и не надо будет плутать тут. Меня тревожит это отсутствие звуков. Тебе оно не кажется подозрительным?
   Филиппа покачала головой.
   - На каком уровне нет звуков? - спросила она задумчиво. Женя прислушался к себе.
   - Пришли! - воскликнула бабка останавливаясь перед приоткрытой железной дверью. Над ними возвышался ангар. Глухая стена тянулась вверх этажа на четыре, не меньше.
   Священник потянул дверь и отступил в сторону, пропуская их. Старуха сунула внутрь, в темноту, нос, покрутила головой, осматриваясь, после чего перешагнула порог.
   - Там свет на втором этаже, туда!
   Женя с Филиппой, переглянувшись, бросились за ней. Поп тяжело шагал следом, опустив голову, уставившись под ноги. Они пересекли пустое огромное пространство ангара, пробежали вдоль стоящих возле стены зачехленных механизмов и поднялись по лестнице на площадку. В железной стенке, перегораживающей торец ангара, было три двери. Средняя была приоткрыта, из нее на решетчатый пол лился теплый желтый свет. Они осторожно приблизились к дверям.
   - Готовь блин и возьми у меня зомби-трубку, - прошептала бабка, высвобождая запястье из петли. - Ну, пошли, что ли?
   И она ногой толкнула дверь.
   Взглядам всех троих предстала небольшая комната, дальняя стена была закрыта приборами, слева и справа стояли железные шкафы. И возле правого на двух стульях сидели Смок Арманыч и Анастасия. Голова коротышки была опутана проводками, девушка, казалось, спала или была без сознания. Посередине комнаты стоял стол. А за столом, рядом с приборами, склонившись над пультом с множеством кнопок и рычажков, сидели двое.
   Бабка сделала шаг вперед, за нею порог переступили Женя с Филиппой. Следом вошел поп. Дверь закрылась, щелкнул замок. Рыжебородый прогудел густым басом:
   ­- Я привел их, брат Артем.
  
  

***

  
   Бабка Саша схватилась за автомат, разворачиваясь, - но не успела. Пудовый кулак опустился ей на макушку - и старушка свалилась как подкошенная, даже не пискнув. Жене показалось, что он услышал треск и где-то глубоко внутри удивился, отчего череп не развалился.
   Он сам успел только поднять согнутую руку, защищаясь, однако его это не спасло. С быстротой, которой молодой человек не ожидал от гиганта, тот ударил Женю в висок. Юноша отлетел к стене. Перед глазами все поплыло, и он сполз на пол. Сквозь наполнивший голову туман и болезненный звон в ушах он увидел, как двое у пульта обернулись. Одного, с длинным хвостом волос, почти полностью закрывал стол. Второй поднялся и сделал шаг вперед.
   - Кого я вижу, - произнес он быстро. Рыжебородый схватил Филиппу за руку. Девушка с презрением оглянулась за священника и с разворота ударила ногой. Не попа - второго, лица которого Женя не мог разобрать: все плыло и двоилось в глазах. Голос -мягкий баритон, сам высокий, худощавый, чернявый. Что-то странное в его внешности... Юноша тряхнул головой, застонал. Ну конечно, монголоид. Но не из азиатов, те маленькие...
   Татарин отклонился, ставя локтем блок, однако немного опоздал, и острый каблук прочертил красную полосу на его смуглой щеке. А Филиппа, продолжая движение ногой, заехала рыжебородому коленом в пах.
   И закричала. По комнате прошел звон. Священник защитил себя чем-то определенно металлическим, понял Женя, поднимая руку и касаясь пальцами виска. Голова ныла и кружилась. Юноша попытался подняться, опираясь на стену.
   - Как ты выжила? - Татарин достал из нагрудного кармана черного пиджака белоснежный платочек, отер кровь с лица.
   - Я мертва, дрянь ты! - воскликнула Филиппа, вырываясь из захвата священника. Тот схватил ее за локти, вывернув локти за спину. Девушка лягала попа каблучками. Рыжебородый морщился, приплясывал, уворачиваясь, но не отпускал ее.
   - Но как... - Ирекович осторожно приблизился к ней, отвел разметавшиеся черные волосы с ее лба. Там по-прежнему "красовалось" затянувшееся неаппетитной грубой багровой пленкой отверстие.
   - Меня спасла богиня, а ты дрянь, сволочь, подлец! - и Филиппа плюнула ему в лицо. Татарин промокнул плевок платком.
   - Заплевали, - криво ухмыльнулся он. - Хорошо, я прикончу тебя по-другому, и никакой спятивший эгрегор тебе не поможет. Привяжи ее, - велел попу. Тот, кивнув, схватил конец оставшийся на полу зеленой синтетической бечевы в мотке и начал накручивать веревку девушке на запястья. Филиппа выкручивалась, однако справиться с рыжебородым геркулесом ей оказалось не под силу. Так что в конце концов девушка оказалась связана, обмотана, как кокон шелкопряда.
   - От православного батюшки не уйдешь, язычница, - прогудел поп. - Куда ее, брат Артем?
   - Эту убери, ее посади, - приказал Ирекович, подходя к Жене, который смог сесть. Голова кружилась. Татарин присел на одно колено, всматриваясь в молодого человека.
   - Ты тот мальчик, который видит эгрегоры? - спросил он.
   - Я? - удивился юноша. - Н-наверное...
   - Иди сюда. - Татарин встал, поманил молодого человека за собой. Перебирая ладонями по стене, Женя кое-как поднялся и пошатываясь двинулся следом. Они подошли к пульту. Длинноволосый юнец, костлявый семинарист, с испугом и интересом взглянул на Женю, после чего отвел глаза.
   - Узнаешь? - Ирекович кивнул на большой монитор. Юноша как зачарованный уставился туда. Он узнал... это были те самые облака, которые он видел, выходя на улицу. Или не выходя... стоит только поднять взгляд или же просто сосредоточиться, посмотреть внутренним взором, - и тут же побегут над ним те самые беспокойные тучи...
   - Что это? - хрипло спросил Женя.
   - Не слушай его, он тебе голову заморочит! - крикнула Филиппа, яростно вырываясь. Священник, разрезав веревки на Анастасии, столкнул тело девушки, и толкнул на ее место черноволосую красавицу. Тело блондинки с глухим стуком свалилось на бок возле стула. Смок Арманыч, при появлении бабки Саши и Жени просветлевший было лицом, тут уронил голову и заплакал, зарыдал, как ребенок. Слезы ручьями текли у него из глаз.
   - Все пропало, все пропало! - повторял он сквозь рыдания.
   - Не хнычь, дед, я этого гада достану! - Филиппа, изогнувшись, толкнула коротышку плечом, но тот даже не заметил этого дружеского жеста. Священник, матерясь, выпрямил девушку, прикручивая ее к спинке стула той же бечевой.
   - Это, мальчик, техника. То, что ты видишь, видят и приборы. Твоя способность никому не нужна. То же делает тонкая электроника, помимо прочего, она может делать то, на что не способен ты: делать сканы, фотографии, распечатывать, анализировать... ты думал, что ты уникум? Способность, конечно, единственная в своем роде - но ты опоздал. Теперь все делает техника, и от тебя нет проку, ты бесполезен со своим зрением.
   - Я... - Женя сглотнул. В горле вдруг стало сухо, и рефлекторное движение вызвало боль. - Но разве...
   Татарин был спокоен, даже отрешен. Он снисходительно покосился на юношу.
   - Ты надеялся, что наконец пригодишься? Что ты не урод, а нормальный, только в иных кругах? Ты и в иных кругах урод, но даже там урод бесполезный.
   Молодой человек притронулся пальцами к правому виску. Голова гудела, в ушах все еще стоял тонкий болезненный звон. Теперь он усилился.
   - То есть я... - голос дрогнул, - я... никто?
   - Именно, - Ирекович легко улыбнулся, одними губами, в черных, на миг расширившихся глазах промелькнуло злорадство. - Если, конечно, ты не умеешь...
   Подняв руку, Женя провел пальцем вдоль экрана, отслеживая меняющееся линии. Это он видел, край этого эгрегора висел где-то рядом с домом, совсем близко... а вот это раздувшееся, как пузо Робина-бобина, темное облако висело над Троицкой церковью, почти сливаясь с ее синими куполами... все такое знакомое и родное, и, оказывается, уже никому не нужное... а он-то надеялся...
   - Не умею... что? - как в полусне, думая о своем, спросил Женя.
   - Управлять, - прищурился татарин.
   - Но как? - прошептал молодой человек, ведя пальцем по изгибу православного эгрегора. Женя его узнал, несмотря на то, что тут не было храмов, по которым можно было бы определить, что это именно он. Просто в его очертаниях... в его движении... будто хищном, крадущемся беге было что-то... крестообразное. Полное боли, отчаяния и позора, надрывной радости и безвольного подчинения. Как этим можно управлять? Этим огромным, раздувшимся, распростершимся на полмира?
   - Ясно, значит - не можешь. - Ирекович даже не пытался скрыть разочарования. - Отец Андрей, давайте этого тоже... только нытика нашего сейчас кончу, а вы тогда сажайте...
   Почувствовав спинным мозгом приближение рыжебородого, Женя упал на корточки - пальцы попа схватили воздух - и, перекатившись в угол, выхватил из кармана серую коробочку.
   - Зачем вам вам эгрегоры? Объясните наконец! Иначе вашей технике кранты! - крикнул он, поднимая коробочку над головой и держа палец на кнопке пуска. Рыжебородый дернулся к нему, однако Ирекович ухватил его за рукав, останавливая.
   - Что это? - спросил он, кивая на коробочку.
   - Генератор магнитного поля. Гасит всю электронику в округе! - Женя бегло осмотрелся, выискивая пути к отступлению.
   - Ваши психотропные штучки на нас не действуют, - неуверенно прогудел поп.
   - На электронику-то подействует, - откликнулся Женя. Священник обернулся к все еще удерживающему его за рукав татарину.
   - Говорил я, брат Артем, не надо защиту отключать, - укоризненно пробасил он. Лицо Ирековича отразило легкую тревогу, впрочем, голос его оставался спокойным, когда он заговорил: четко и веско.
   - Не стоит торопиться, мальчик. Ты все равно ничего не сможешь изменить. Общество само подходит к точке бифуркации. Положение шаткое, в любой момент все может измениться. И мы всего лишь поможем. Ты сам видишь, как беспокойны эгрегоры, как они мечутся. Многие из них все равно исчезнут. Я всего лишь ускорю их уход. И в стране воцарится покой, все люди под управлением одного эгрегора...
   - О чем ты, я ничего не понимаю! - перебил Женя. - Освободи Смок Арманыча, Филиппу и Анастасию, или я отрублю твою хваленую технику!
   - А-а, - с пониманием протянул Ирекович, отступая на шаг назад. - Так ты ничего не знаешь... тебе не рассказали... ну что же. Значит, ты совсем ничего не понимаешь и вовсе бесполезен. Возьми его, - татарин кивнул рыжебородому.
  
  

***

  
   Рыжебородый набычился, вытянул мощные руки - и прыгнул. Женя был готов, однако все равно не успел. "Магнитка" выскочила из пальцев и отлетела по дуге. Ударившись о стол, подпрыгнула и свалилась на пол. А Женя, согнувшись, выпустил весь воздух из груди. Геркулес обхватил его за корпус, сжимая все сильнее. Молодой человек замолотил его по спине. Поп толкнул - они оба повалились назад, на стену. Женя не удержался на ногах - с размаху сел на копчик, застонав от боли. Рыжебородый навалился сверху, и сколько Женя ни выкручивался, ему не удалось освободиться из захвата. Придавив юношу всей своей массой, священник захватил одну его руку, подмял под себя. Свободной правой Женя ударил врага в висок - раз, другой... без толку. Поп, только крякнув, вцепился зубами юноше в бок. Закричав от неожиданности, молодой человек прижал локоть к телу, сдавливая голову рыжебородого. Тот замычал. Женя задергался, пытаясь скинуть нападающего. Однако скоро воздуха стало не хватать. Движения молодого человека замедлились... Резким броском поп прихватил и вторую Женину руку, цепко сжал. Приподнялся, сел на Женю.
   - Веревку, - прохрипел. Лоб его покрылся испариной. Спортивный уклон и общая комплекция дали о себе знать: молодой человек заставить противника попотеть.
   Ирекович презрительно смотрел на священника. Рыжая борода того топорщилась во все стороны.
   - Веревку, я сказал! - рявкнул поп, напрягая мускулы, чтобы удержать Женю. Раздался громкий треск: разошелся шов на рукаве его одеяния. Только тогда татарин, хмыкнув, нагнулся, подобрал моток бечевки и кинул рыжебородому. Бобина попала молодому человеку в лоб. Женя вскрикнул и дернул плечом, высвободив руку. Священник вцепился в нее, накинув на запястье петлю. Приподнявшись на коленях, выкрутил руку. Женя со стоном перевернулся. Плечо едва не вышло из сустава - с такою силой поп вывернул ее. Меньше чем через минуту веревка впивалась в стянутые друг с другом запястья, вызывая бешеный стук крови. Крякнув, поп приподнял Женю и оттащил к стульям, кинув там, у ног Ирековича.
   Татарин не без удовольствия пнул Женю в бок.
   - Только тот, кто управляет эгрегорами, правит миром, - сказал он.
   - Вы больной... - прохрипел молодой человек в пол. Ирекович улыбнулся:
   - Это называется idee fixe, невежественный мальчик.
   - Маньяк! - выпалил Женя, приподняв голову. Рыжебородый наступил ему на макушку ботинком, и юноша ткнулся лбом в холодный металл, едва не прикусив язык.
   - Ну, ну, - Ирекович осторожно снимал с затихшего Смок Арманыча электроды. - Желание власти - это нормальное, свойственное каждому человеку стремление. Все общество построено на иерархии. Я просто разумен. Какой смысл занимать промежуточное положение на общественной лестнице? Стоит быть только на самом верху. - Татарин покоился на попа, который, сложив руки на груди, тяжело дыша, прислонился к стене. - Я вместе с церковью поднимусь к вершинам власти.
   - У вас ничего не выйдет! - Женя согнулся, уперся коленями в пол, оттолкнулся плечом, приподнялся, сел, опираясь на угол железного шкафа. Ирекович, высокий, стройный, невозмутимый, возвышался над ним, набирая что-то на клавиатуре в глубине агрегата.
   - Мне жаль разочаровывать тебя, мальчик. Ты хотя бы слышал когда-нибудь слово "аттрактор"?
   Женя помотал головой, следя за движениями татарина. Если сейчас попробовать встать и упасть на Ирековича, придавить его... что это даст? Нет, нужно что-то другое, тем более рыжебородый рядом, настороже...
   - Так я тебе объясню кратко. Иногда случаются такие переломные моменты, когда меняется история, общество ищет новые пути. И тот, тот укажет этот путь, станет во главе.
   - Что за бред! - с вызовом воскликнул Женя, чтобы потянуть время. Что бы придумать, что бы придумать...
   Ирекович усмехнулся с сожалением и презрением.
   - Невежда и неудачник. Ну-ка скажи, ты, правду ли я говорю? - татарин толкнул коротышку, который, казалось, заснул, уронив голову на грудь. Тот вздрогнул, поднял на Женю полные муки глаза.
   - Это правда, мон шер, все правда... - прошептал он и вновь зарыдал: - Что я наделал! Во что втянул вас... Все из-за меня... Я с самого начала не должен был посвящать вас в это дело...
   - Нет! - сказал Женя. - Вы правильно поступили. Если бы не вы, я бы уже выпрыгнул в окно, чтобы покончить с этим.
   Ирекович сделал знак рыжебородому, чтобы тот усадил Женю на стул. Поп приблизился, ухватил молодого человека подмышки, крякнув, приподнял и кинул на сидение.
   - Чего вы, я и сам бы мог, - пробормотал юноша, отчего-то смутившись.
   - Не положено самому, тут все по приказу делают, - прогудел поп Жене в лицо. - Ишь надумал, сам... сам на страшном суде будешь оправдываться.
   - За что же? - удивился молодой человек.
   - За грехи! - отрезал поп, отходя.
   - Кончайте свои душеспасительные беседы, - Ирекович взял в левую руку жгут проводков, правой достал один за электрод, приклеил Жене на лоб. - Сейчас я свои эксперименты проводить буду. Посмотрим, что у этого вундеркинда вокруг купола творится...
   Полуобернувшись, Женя встретился взглядом с Филиппой и ободряюще кивнул ей. Девушка смотрела на него с легкой тревогой.
   Смок Арманыч, не видя ничего перед собой, сделал два шага вперед, наткнулся на стол и замер, упершись одной рукой в столешницу, другую безвольно свесив.
   Виски, лоб, макушка, затылок - вся Женина голова была покрыта липкими белыми кружками, к которым крепились электроды. Ирекович занялся Филиппой.
   - И тобой займемся, красавица... что делается в этой мертвой головке? Сейчас узнаем... - приговаривал он, прилепляя электроды к ее вискам.
   Старуха на полу пошевелилась. Никто этого не заметил.
   - Что вы собираетесь делать? - спросил Женя.
   - Нет, не делайте этого с ним, не губите еще одну юную жизнь! - очнулся вдруг коротышка, обернулся и кинулся к татарину, хватая его за руки. Ирекович брезгливо отцепил его от себя, толкнул к рыжебородому. Поп, отклеившись от стены, положил огромную ладонь Смок Арманычу на плечо. Коротышка просел и вновь замер на месте, беспокойно поглядывая, как пальцы Ирековича забегали по клавиатуре.
   - Только не это... - шепотом умолял он.
   - Не дергайтесь, больнее будет, - предупредил Ирекович, обращаясь к привязанным на стульях пленникам. - Аппарат считывает излучение мозга, выжигая нейрон за нейроном. Если дернетесь - разряд заденет два, три, больше нейронов, и во столько же раз сильнее будет боль. Вы меня поняли?
   Женя рванулся, напрягая мышцы... но синтетическая бечева даже не треснула. Татарин покачал головой.
   - Сейчас я введу пароль, и процедура начнется, - произнес он безучастно, кинув взгляд на наручные часы. - Как я устал, уже скоро семь... Наверное, рассвело? - последний вопрос он не адресовал никому и не ждал на него ответа. Быстро пробежав кончиками тонких пальцев по клавишам, занес руку над "энтером".
   - Не люблю свидетелей... - пробормотал он и опустил руку.
   Филиппа невольно вскрикнула. Женя, который сожмурился в ожидании боли, открыл глаза. Ничего не произошло.
  
  

***

  
   - Что такое? - вскричал Ирекович и несколько раз с силой ударил по клавише.
   Аппарат загудел громче обычного, на экране поползли неизвестные символы, монитор замигал красным - и вдруг погас.
   - Что происходит?! - Татарин пнул ящик и обернулся к рыжебородому. - Что-то с сетью?
   - Нет, электричество же горит, - поп глянул на лампочку под потолком, покрутил головой.
   Бабка Саша сунула "Магнитку" в карман.
   - Ласты вашему эксперименту, - хрипло произнесла она и, закашлявшись, густо схаркнула Ирековичу под ноги. Тот дернулся, будто его укусила змея, резко обернулся.
   - Ты жива еще, старуха?!
   - Как видишь, - бабка вскочила на ноги, потирая макушку. - Твой прихвостень здорово меня приложил, до сих пор башка гудит.
   - Я выполняю приказы матери нашей Церкви, - пробасил поп, набычившись и закатывая рукава. - И ты, беспокойная дочь моя, нынче еще раз отведаешь силу православных кулаков... коли старость не вразумила тебя...
   Старуха схватилась за бок - но автомат больше не висел на ее плече. Пошарила вокруг по полу... Поп, ухмыльнувшись полными красными губами в бороду, приподняв полу кофты, показал ей пистолет, заткнутый за пояс. Бабка Саша сжала кулаки.
   - Хватит, надоело! - крикнул Ирекович. Красивое гладкое лицо перекосилось, глаза расширились, показав голубые белки вокруг темной радужки. Татарин ударил пятерней по клавиатуре, расстегнул нижнюю пуговицу пиджака, вынул пистолет. - Обойдемся без экспериментов, я устал от вас! - и он поднял руку. Ствол почти уткнулся Жене в лоб.
   - Антиарм! - крикнула старуха, прыгая сзади Ирековичу на плечи, обхватив его ногами. Татарин вскинул руки, попятился, чтобы не упасть. Рыжебородый поспешил ему на помощь.
   Женя опустил взгляд. Серебристая флешка болталась у него на груди, цепочка кое-где была перехвачена бечевкой. Потянулся подбородком, и так понимая, что не достанет...
   - Филиппа! - воскликнул он, оборачиваясь.
   Девушка кивнула. Наклонившись, насколько позволяли путы, потянулась головой к Жениной груди. Но как ни старалась - не доставала почти десяти сантиметров.
   Рыжебородый схватил старуху за бока, огромные лапы сжали хрупкое тельце как в тисках, но бабка продолжала цепляться ногами за татарина и с визгом расцарапывала ему лоб, щеки, шею... Ирекович кричал, отдирая ее, наклоняясь вперед, чтобы не упасть, и тем мешая попу снять бабку.
   - Еще чуть-чуть! - шептал Женя, тяжело дыша. Он пытался подпрыгнуть со стулом, чтобы приблизиться к девушке.
   - Подожди! - прошептала она. Уперлась в пол, оттолкнулась - и упала юноше на колени, промахнувшись мимо кнопки флешки каких-то полсантиметра. - Не могу! - в отчаянии воскликнула она.
   - И не надо, - в наступившей тишине спокойный голос Ирековича прозвучал неожиданно громко. Все вздрогнули.
   Рыжебородый, держа бабку за ворот камуфляжа, словно нашкодившего котенка за шкирку, деловито накручивал ей на запястья бечеву. Достав из нагрудного кармана платок, уже в багровых пятнах подсохшей крови, татарин промокнул царапины на лице. Один глаз его покраснел и слезился, от внешнего уголка к носу тянулась набухшая розовая полоса.
   Женя ожесточенно крутил сзади кистью. Когда он рванулся, бечева где-то лопнула или просто растянулась, и путы ослабли. Он давно дергал рукой, пытаясь высвободить ее, веревка поддавалась, но медленно, ужасающе медленно.
   И также неприятно медленно поднимался ствол пистолета в руке Ирековича. Другой рукой татарин приподнял голову Филиппы. Девушка зло посмотрела на бывшего возлюбленного.
   - Никто, - четко и внятно, с пугающим спокойствием проговорил злодей. - Никто, слышите, вы, никто меня не остановит.
   Ствол уперся в лоб Филиппы. Палец на курке напрягся. Женя дернул изо всех сил, сдирая кожу с запястья - и вырвал руку. Схватил флешку, ощупывая ...
   Прогремел выстрел. Молодой человек невольно отвернулся. В нос ему ударил запах горелой кожи. По щеке что-то потекло. Голова девушки откинулась, лицо окрасилось красными брызгами. Рядом с первой была еще одна дыра - но значительно более неопрятная, с рваными краями... и из нее толчками вытекала бурая кашица.
   Женя вдавил кнопку. Горячий ствол уперся ему в висок. Щелкнул курок... раз, другой...
   - Опять! - разъярился Ирекович, перехватывая пистолет за ствол. И обрушил рукоять Жене на голову.
   Молодой человек успел отклониться. Удар пришелся в плечо. Кажется, хрустнула ключица. Ирекович замахнулся еще раз, но опустить тяжелый пистолет Жене на макушку не успел: забытый всеми рыдающий Смок Арманыч, утерев слезы, бросился на татарина, повис у него на руке. Тот заорал вне себя от гнева, стряхивая коротышку, но тот, постанывая и всхлипывая, держался крепко.
   Из отверстия на лбу Филиппы взвился бледный голубоватый дымок. Он быстро выходил, наполняя собой комнату. Кажется, никто, кроме Жени, не заметил его. В голове загудело. Дымок приобретал очертания крупной женщины - очень злой женщины. Черты лица ее были искажены, зубы яростно щелкали, зрачки вращались, обыскивая комнату в поисках жертвы.
   - Помоги же мне! - воскликнул Ирекович.
   Рыжебородый швырнул в коротышку старухой. Чтобы устоять на ногах, татарин уперся в стену над Жениной головой. Молодой человек, ногтями раздирая на боку бечеву, сунул руку в карман.
   Воздух в комнате потяжелел, атмосфера напряглась, зазвенела. Кажется, теперь это почувствовали все. Ирекович с рыжебородым заозирались. Даже юнец-семинарист, давно уже сидевший в своем кресле, скрючившись и закрыв уши ладонями, поднял голову. Смок Арманыч помог бабке подняться. Та извивалась в своих путах, как толстая зеленая гусеница: поп не пожалел для нее бечевы.
   - Что... это? - хрипло проговорил татарин.
   - Господи, спаси и помилуй! - священник трижды перекрестился.
   - Что происходит, я вас спрашиваю! - заорал Ирекович, размахивая пистолетом.
   Свет электрической лампочки потускнел, затем дважды мигнул и почти погас. Нить накаливания едва тлела, давая чуть-чуть красноватого света, словно уголек. Волосы на головах ощутимо потрескивали.
   -­ Богиня вышла... - сказал Женя. Дышать становилось все труднее.
   Со стуком сложив ладони на груди, рыжебородый склонил голову и густым басом забормотал молитвы. ких-то ки ше на колени, промазула она. ша. ед, чтобы не упасть, и тем мешая попу снять бабку. атаринаевкой. ас. в столешницу,
   - Не бормочи, сделай что-нибудь! - толкнул его татарин. Он испуганно озирался, быстро крутя головой. Что-то как будто ходило вокруг них, присматриваясь... и все в комнате отчетливо ощущали на себе этот взгляд.
   - Жертву ищет... - произнес дрогнувшим голосом Смок Арманыч. - Хотя вероятнее всего, убьет всех...
  
  

***

  
   Рыжебородый рвал защелку на двери, но ее тоже заклинило.
   - Всю механику отрубает, - просипела старуха. Она хватала горячий воздух широко открытым ртом, выпучив бледные глаза. По всклокоченным космам пробегали красные искры.
   Возле левого шкафа бесновался Ирекович. Он бесполезно щелкал замками - те не открывались. Но еще не понимая, что происходит, он орал:
   - Включите электронику! Включите электронику, у меня защита от эгрегоров!
   - Шиш тебе, а не электроника, - поп, кажется, первым понял, во что они вляпались.
   Они были заперты в маленьком помещении вместе с голодной субстанцией. Та уже заполнила комнату и кружила вокруг людей, выискивая пути к мозгу. Жаркая сила выдавливала глазные яблоки, тыкалась в уши, заползала в ноздри и в рот. Дышать было почти невозможно. Все почти беспрерывно кашляли.
   - Ты же священник, молись, пусть твой бог уничтожит ее! - закричал татарин от шкафа попу, который, поняв тщету своих усилий, прислонился спиной к дверям, сложив руки на груди. Грудь его тяжело вздымалась в попытках вдохнуть. Смок Арманыч, кашляя и всхлипывая, распутывал бабку. Та давила на кнопку магнитки, но не могла сдвинуть серую пимпочку.
   - Всю механику, елки, даже кнопки! - бесновалась она.
   - Ты! Боготрон недоделанный! - Ирекович подскочил к Жене. Молодой человек слезящимися глазами наблюдал, как богиня прозрачными пальцами вынимает мозг мертвой, теперь уже окончательно мертвой Филиппы и засовывает в рот, облизывая окровавленные губы. Рядом, одобрительно качая головой, стоял некто. Высокий, широкоплечий, лысый, со строгим лицом, в сером костюме, в руках блокнотик и золотой паркер.
   - Сделай что-нибудь! - татарин затряс Женю за плечо. Тот выпутывался из веревки. И когда вторая рука была свободна, а последний виток бечевы упал на пол, молодой человек поднялся и взял Ирековича за грудки.
   - Ты это все заварил, - с отвращением произнес Женя и закашлялся. - А теперь в панику?
   И он оттолкнул худого татарина. Ирекович схватился за шкаф, чтобы не упасть. Тут же богиня повернулась, уперла в него красные злые глаза. В них отчетливо читался голод. Субстанция протянула длинные бесплотные руки, коснулась красивого смуглого лица... Ирекович закричал. Одной рукой прикрывая глаза, другой он вытащил из кармана пистолет и швырнул перед собой. Пистолет пролетел через комнату по дуге, прошив богиню и не причинив ей ни малейшего вреда, и свалился возле Анастасии.
   Женя сделал шаг к телу секретарши.
   Все это время он надеялся, что Анастасия просто без сознания. Девушка выглядела спящей... молодой человек присел перед ней на корточках, отвел светлую прядь волос с лица, искаженного предсмертным воплем. Рот открыт в беззвучном крике, глаза широко распахнуты, но они уже помутнели... Женя дотронулся до шеи девушки. Она была еще теплая.
   На ладонь ему упала капля. Он поднял руку, коснулся лба. Он был весь мокрый. Температура в комнате неуклонно повышалась, дышать было нечем. Если богиня и не найдет себе дырку, то скоро они тут сварятся...
   Ирекович бесновался, метался от одного к другому, крича. Рыжебородый поп, размеренно и тяжело дыша, стоял у дверей, скрестив руки на груди и бормоча молитвы. Женя видел над его головой сцепленные пальцы - эгрегор попа защищал его. Однако в данном случае ноосферная защита была бесполезна: богиня ритуалом "Сестер" перешагнула грань нематериальности и почти воплотилась, она была тут, в тонких слоях реальности, она уже не фантом, не эгрегор, она могла дотрагиваться до людей, жадно оглаживать их, облизывать и выдавливать глаза, пытаясь добраться до мозга... Поэтому священник страдал от сгущающегося жара не менее остальных.
   Женя оттолкнул скрюченные пальцы богини, пытающиеся пролезть ему в уши.
   - Неужели ничего нельзя сделать? - Смок Арманыч, поминутно вытирая со лба пот, обессиленный присел на край стула. На лысине его оставались еще розоватые следы электродов.
   Женя взял пистолет, покрутил. Тяжелый. До сих пор ему приходилось пользоваться лишь пневматикой в тире...
   - Не работает же, - пробасил поп, обливаясь потом. Голос его смешивался с воздухом, превратившимся в густую субстанцию. Ее уже приходилось не столько вдыхать, сколько кусать и заглатывать.
   Женя наставил пистолет на лоб девушки, нажал на кнопку антиарма и выстрелил.
   Ничего не произошло.
   Женя еще раз вдавил палец в кнопку...
   Она не нажималась.
   - Всю механику, - просипела бабка. Маленькая, она лучше всех переносила сгущение пространства, однако и она больше не могла двигаться.
   Серебряная флешка висела на его груди, невинная и неприступная.
   - Зачем же вы делаете оружие, которое само себя клинит? - прохрипел он.
   - Опытный образец, еще не испытывали, - бабка покраснела, как вареная свекла, с лица ее ручьями стекал пот. Колени ее подогнулись, и она свалилась на пол, вывалив язык. Сидящий рядом Смок Арманыч откинулся на спинку, глаза его закатились - он потерял сознание. Попа покачивало, он путал слова и бормотал уже полный какой-то бред. Ирекович, тихо воя, прислонился к шкафу, вяло отмахиваясь от наседающей на него богине.
   Когда коротышка потерял сознание, богиня спланировала к нему. Вместо ног у нее было нечто вроде хвоста - сливающийся с окружающим воронка. Она не была чем-то отдельным, самой по себе, она до сих пор не вышла окончательно из ноосферы. Но вполне могла действовать в материальном мире. Уверенно запустила пальцы в полуоткрытый рот коротышки. Тот больше не дышал.
   - Да что же это такое! - Женя дернул флешку. Цепочка не поддалась.
   - Титановая... - едва ворочая языком, пробормотала бабка с пола, мутными глазами наблюдая за ним с пола.
   Юноша начал снимать цепочку через голову - от черепа тянулись к шкафу провода. Он завел руку назад, ухватил в горсть всю пачку проводов и дернул. Электроды отлипли, царапая кожу. Богиня сунула пальцы в рот Смок Арманычу и погружала руку все глубже. Коротышка дернулся и застонал, не приходя в сознание. Вторую руку голодная субстанция, жадно урча, потянула к бабке. Женя быстро перекинул цепочку через голову, уронил флешку на пол, почти не примериваясь, два раза изо всей силы ударил антиарм рукоятью пистолета, держа его за ствол. На серебристом боке не осталось и следа.
   - Титановый корпус? - спросил он у бабки. Та не ответила - отрубилась.
   Рыжебородый наклонился над Женей. Его качало, он едва стоял на ногах.
   - Давай я, - прохрипел поп. Молодой человек кивнул. Тот снял с плеча автомат и рывком опустил приклад на флешку. Раз, другой, третий... на блестящем корпусе появилась трещина. Поп с остервенением ударил еще и еще... флешка треснула и рассыпалась.
   Женя перехватил пистолет за рукоять и выстрелил в чистый белый лоб Анастасии. Откинул оружие, схватил девушку за плечи, оттащил от стены, положил ее на спину, раскинул ей руки, раздвинул ноги.
   - Это еще пошто? - прогудел поп, привалившись плечом к стене. Подняться сил у него уже не было, плотный, как желе, воздух, сковывал движения. Женя продирался сквозь него, как сквозь переплетение ветвей в джунглях.
   - Иди сюда! Сюда! - крикнул молодой человек и постучал по черепу рядом с дыркой.
   Богиня повернулась.
   Женя макнул палец в отверстие на лбу мертвой Филиппы и прямо вокруг тела Анастасии, по контуру, начертил кривую пентаграмму, снова и снова опуская палец в желеобразную кашицу из крови и мозгов.
   - Сюда! Тебе сюда! - снова крикнул Женя. Богиня нависла над ним всем своим огромным телом. Дыхание перехватило. Последние силы покинули его, и молодой человек упал на пол возле тела.
   Богиня колыхалась, волновалась над телом, но не входила.
   - Парень, вставай... - прохрипел священник, с трудом наклоняясь и трогая Женю за плечо. - Надо еще что-то сделать... эй...
   Женя с трудом приоткрыл глаза. Веки были тяжелые, между ними как будто песка насыпали. Ничего уже не соображая, но видя, что затея не удалась, Женя поднял разбитую флешку. Из треснутого корпуса посыпалась золотая пыль. Женя взял за цепочку и подкинул флешку.
   - Возьми! - прошептал он. Богиня вцепилась в трещину - или же острые края зацепились за набухающую реальностью плоть. Женя дернул цепочку, дрожащими пальцами сжал флешку. Приподнялся на локте. Голова закружилась, перед глазами все плыло, он ничего не видел, кроме кровавого тумана... Богиня рванулась. Моргнув, с трудом разобрав перед собой контуры тела, Женя одним ударом вбил флешку в отверстие на лбу Анастасии. И упал рядом, откинув руку.
   Багровый туман со свистом засасывало в голову, над пентаграммой образовалась воронка, которая быстро уменьшилась, истончилась.
   Тело дрогнуло, выгнулось. Девушка открыла глаза.
  
  

***

  
  
   - Теперь понятно, что вы с той сделали, - зловеще протянул Ирекович, отлипая от шкафа. Вынув платочек, отер пот со лба. - Так, а теперь... отец Андрей...
   Рыжебородый поднялся, проверил защелку на двери. Она работала. Тогда поп отпер и распахнул дверь, кивнул растеряно приподнявшемуся Жене:
   - Забирай своих и дуй отседова, сын мой.
   Анастасия, хлопая ресницами, медленно села, провела ладонью по лицу, словно просыпаясь, обвела недоумевающим взглядом комнату и всех находящихся в ней...
   - Никуда ты не пойдешь! - татарин подбежал к вставшей на ноги Анастасии, схватил ее за руку, повернулся к Жене. - Ты мне еще нужен.
   Молодой человек, потирая виски, поднялся, осторожно дотронулся до плеча девушки.
   - Ты как? - устало спросил он. Она взглянула на него с удивленным раздражением:
   - Опять в теле?
   - Что?
   - Опять в теле! - девушка подпрыгнула, развернулась. Ирекович отшатнулся, отдергивая руку, и подул на обожженные пальцы. - Снова заперта! - громко крикнула Анастасия нечеловеческим голосом. У всех зазвенело в ушах. Девушка рванулась, наткнулась на стену, остановилась, не видя ее, второй раз бросилась вперед - железная стена загудела. Раз, другой бросалась на стену, царапая ее ногтями, скользя пальцами по металлу... наконец остановилась, тяжело дыша, осмотрелась безумным взором, заметила дверь, взревела, как раненый изюбр, и бросилась в проем. Рыжебородый побледнел. Женя отпрыгнул в сторону, когда разъяренная всклокоченная девушка вихрем пронеслась мимо. Он не стоял у нее на дороге, всего лишь рядом, но его закрутило и будто взрывной волной откинуло к стене.
   А поп не успел. Она врезалась в огромное тело и смела его, как котенка. Священник отлетел назад, приземлившись на спину. Ряса его взметнулась, показав камуфляжные штаны и армейские ботинки. Анастасия перепрыгнула перила и исчезла из поля зрения. Через миг донесся грохот - она приземлилась на железный пол ангара. Все замерли. Женя сделал движение бежать за ней. Наверняка она разбилась... но быстрые шаги опровергли его страх. И еще грохот... Священник, перекатившись на бок, поднялся на карачки и подполз к краю площадки, поднялся. Женя подбежал к нему, следом подоспел Ирекович. Втроем они перегнулись через перила. На полу была вмятина. Покореженная дверь висела на одной петле, качаясь и поскрипывая.
   - Шагай отседа, малыш, - прогудел рыжебородый. - Хватит уже бед, что ты натворил...
   - Я? - изумился, обидевшись, Женя.
   - Отец Андрей, командую тут я! - Татарин выпрямился. - Мальчишка никуда не пойдет. Он мне нужен для опытов. Вы видели? Он управлял этой... этой... он велел ей войти в девчонку, и она послушалась! Его надо немедленно подвергнуть ментоскопированию! Тащите его к ментоскопу, я пока запущу прибор...
   Женя посмотрел на попа. Тот посмотрел на молодого человека.
   - Так ведь не работает электроника, - прогудел он вслед Ирековичу. Татарин даже не оглянулся:
   - У старухи прибор, который все включает, - сказал он, лихорадочно отпирая левый шкаф. ­ - Отбери у нее и нажми что надо. Я заодно защиту подсоединю...
   Священник показал глазами на приходящих в себя бабка Сашу и Смок Арманыча.
   - Забирай своих и вали, - прошептал он густым басом. Женя кивнул и шагнул в комнату. Словно запнувшись, остановился, опустился на колени возле мертвой Филиппы. Провел пальцами по безмятежному лицу. На белой коже проступили неаккуратные синеватые пятна, веки пожелтели.
   - Поторапливайся! - услышал он над ухом ее требовательный голос. Вскинул голову, оглянулся через плечо... Филиппа как живая стояла возле дверей, рядом с тем странным лысым. Почему как? Совершенно живая! Блестя глазами, насмешливо улыбаясь красными губами... Женя с усилием перевел взгляд на тело.
   - Как же это? - спросил он одними губами.
   - Да шевелись же! - прикрикнула Филиппа. - По дороге объясню!
   Молодой человек поднялся, отряхнул колени, одной рукой взвалил на плечо бабку, которая вяло затрепыхалась, другой обхватил за пояс и поднял Смок Арманыча... Из-под пульта выполз семинарист, посмотрел на юношу слезящимися глазами.
   - Отец Андрей, держите его! - крикнул Ирекович, оборачиваясь. Женя медленно двинулся к дверям, таща на себе весь оперативный отдел.
   - Я тебе ничем не обязана! - злобно прошипела бабка у него из-за спины.
   - Конечно, - пробормотал Женя. Поп стоял у входа, сложив руки на груди. При Женином приближении он посторонился.
   - Он нас вроде как спас, - прогудел. - По совести пусть себе шагает. Все равно потом найдем...
   - Ты чего, сбрендил? - завопил Ирекович, бросаясь вперед и вцепляясь Жене в куртку. Молодой человек оглянулся. - Это же боготрон!
   - Как вы сказали? - послышался от входа надтреснутый старческий голос. - Вы не ошиблись, брат Артем? Подобные заявления странно слышать из уст православного воина...
   В дверях стоял маленький старичок в рясе и скуфье. Лицо его, сморщенное, как курага, было живым и злым, маленькие глазки из-под набрякших морщинистых век блестели неприкрытым фанатизмом. А за спиной старичка возвышались четверо дюжих священников с бейсбольными битами в мощных руках, с большими золотыми крестами на груди.
   - Отец-предстоятель! - в один голос воскликнули Ирекович и отец Андрей, вытягиваясь по стойке смирно.
   - Зачем же вы покинули обитель, отец-предстоятель? - забормотал рыжебородый. - Зачем обеспокоили себя? Ведь вы надежда всего отечества...
   - Что ж вы, дети мои, - покачал головкой старичок, переступая порог. Жидкие седенькие волосики выбивались из-под черной шапочки. Голова его была напоминала сушеный инжир. Вообще весь он был каким-то сухофруктовым, комичным, - но тем безумнее выглядел на этом сухофруктовом лице до болезненности сверкающий фанатичный взгляд, тем страшнее была брызжущая из высушенного тела энергия веры и действия. - Ни на день не оставишь без присмотра. Почему ты не позвонил, сын мой? - обратился он ласково к Ирековичу, но татарин задрожал при звуке этого обращения. - Ведь я ждал твоего звонка... какая самонадеянность... а ты, сын мой? - живо обернулся предстоятель к рыжебородому, который был выше его чуть не в три раза, однако послушно склонил крупную голову, молитвенно сложив руки на груди. - Что у вас тут произошло? Рассказывайте! От моего чуткого взора не укроется ни одна деталь! - старичок погрозил обоим пальчиком, похожим на сушеный банан. - Что с дверью? Кто эти люди? И повтори-ка то страшное богохульство...
   - Это все он! - крикнул татарин, указывая на Женю. Старичок перевел на того любопытствующий взгляд, и молодой человек вздрогнул. Ему показалось, что в глаза ему ударили какие-то лучи смерти, и в мозг вонзилось смертоносное гамма-излучение.
  
  

***

  
  
   - Что же натворил сей невинный отрок? - поинтересовался старичок. - Поведай же, сын мой... - он оглянулся.
   Рыжебородый поспешно подбежал к нему, подвинул стул. Любезно кивнув, отец-предстоятель примостился на краешке стула, сложив банановые пальчики на нагрудном кресте. Небольшой, белого металла, но определенно благородного и весьма дорогого, он невольно притянул Женино внимание. Присмотревшись, молодой человек понял, что фигура Христа выложена из драгоценных камней. Бриллианты, топазы, рубины посверкивали в свете электрической лампочки, но их сияние не могло затмить блеск фанатичных желтоватых глаз предстоятеля.
   - Благодать да пребудет с тобою, - мяукнул старичок ­- и полные губы священника в рыжих волосах расползлись глупою счастливою улыбкою, словно и вправду душа его от слов предстоятеля до краев наполнилась блаженством.
   - Итак? - обратился старичок к Ирековичу.
   - Ты слушай, слушай, - Филиппа, подойдя, подтолкнула Женю плечом. - А я отлучусь, мне с этим господином потолковать надо, - она кивнула на лысого. Тот, строго глядя на молодого человека, закрыл блокнот, убрал во внутренний карман пиджака и, направившись к двери, сделал приглашающий жест. Девушка кивнула и радостно бросилась за ним. Женя оторопело смотрел, как они прошли сквозь двоих дюжих священников, занявших весь проем. На площадке стояли еще десять попов, все как на подбор рослые, широкоплечие, правда, вроде бы без оружия. Только когда Филиппа с лысым исчезли, до Жени дошло, что он не почувствовал ее толчка. Филиппа была бесплотна. Как и тот, в костюме.
   Женя опустил бессознательного Смок Арманыча на пол и снял с плеча притихшую бабку. Татарин словно очнулся от столбняка и быстро, сбивчиво заговорил.
   - Я все объясню, отче. По вашему благословению я занимался ноотропной пушкой. Она уже у нас. Но не работает. Оказывается, в ней не хватает одной детали. Артефакта под названием "макгношиль". Двое из Бюро знали про макгношиль. Я забрал их сюда, чтобы узнать все про макгношиль.
   - Прознал? - перебил старичок, внимательно слушавший.
   - Да, отче, да! Но эти трое...
   - Эти? - сухофрукт в рясе кивнул на Женю со стариками.
   - Вот эти, - Ирекович ткнул в Женю с бабкой и тело Филиппы. Старичок, наклонившись со стула, вгляделся в мертвую.
   - Ай-ай, - покачал он своей похожей на луковичку головкой. - Пошто загубил православную душу?
   Татарин облился потом.
   - Не православную, отче! - воскликнул он поспешно. Отец-предстоятель лукаво и вместе с тем строго взглянул на него:
   - Чем докажешь?
   - На ней креста нет! - Ирекович тремя широкими шагами добежал до Филиппы, повернул ее, отвел черные волосы с ее груди, обнажая шею.
   - И верно, ай-ай, безбожница, - мяукнул старичок. - И что же эти трое сделали? Наверняка некое богохульство?
   - Они ворвались сюда и попытались освободить мои источники информации, - наябедничал Ирекович.
   - Но ты, конечно же, наставил их на путь истинный? - опять не удержался старичок.
   - Нет! - Взмахнул рукой татарин, отчаявшись закончить рассказ.
   - Нет? - сухофрукт приподнял бровь. Ирекович побледнел, как бумага, но бледность тут же сменилась краснотой.
   - Они упорствовали в своих заблуждениях! - воскликнул татарин. Рыжебородый поп, опустив очи долу, счастливо улыбался. Женя молчал, слушая и не понимая, что происходит. Одно ему было ясно: сухофрукт главный тут, и все его панически боятся. Отчего? Крохотная, почти гномья, лилипутская фигурка старикашки не производил впечатления реальной силы...
   - Ай-ай, как же это, - с укоризною в надтреснутом голосе проговорил предстоятель, почти ласково посмотрев на стоящего перед ним, словно ученик перед учителем, Женю. И невольная дрожь прошла у того от затылка до пяток. Фигура - нет, но взгляд предстоятеля наводил на грустные размышления...
   Какие именно? Вдруг Женя осознал, что несмотря на убежавшую богиню в теле Анастасии, он по-прежнему не видит и не слышит эгрегоры. В ушах стояла глухая ватная тишина, в голове было пусто, лишь далеко-далеко позванивал тревожный колокольчик. Так вот почему так странно, необычно ведет себя бабка Саша, не кричит, не ругается, не нападает на отца-предстоятеля. ее сковала та же вязкость, которую ощущал и Женя. Тело обмякло, мысли застыли и не двигались. Женя больше не думал, не мог думать, был способен только бессильно наблюдать за происходящим.
   - Выслушайте, отче! - взмолился Ирекович, складывая ладони. Старичок одобрительно кивнул, позволяя.
   - То есть бесовское изобретение ноотропная пушка в наших руках? - уточнил он. - И все чертежи?
   - О да, отче, - бессильно уронив руки, ответил татарин. Он понял, что ему не дадут рассказать, придется следовать вопросам отца-предстоятеля. А тот ничтоже сумняшеся продолжил тащить беседу за собой, виляя из стороны в сторону, будто идущая по следу пьяного зайца гончая:
   - Так что же было дальше, сын мой? Продолжай, не останавливайся.
   Во взгляде татарина читался ужас: он забыл, на чем остановился. Женя встряхнул головой, пытаясь избавиться от вязкости в голове.
   - Отец-предстоятель! - вскричал Ирекович, в отчаянии воздев руки. - Этот мальчишка прогнал языческую богиню! Он может управлять эгре... - он осекся. Краска мгновенно пропала с его смуглого лица, щеки стали землистыми. В комнате повисла тишина. Татарин гулко сглотнул. Рыжебородый поднял глаза, тревожно посмотрел на отца-предстоятеля.
   - Как ты сказал? - переспросил старичок. Женя отчего-то и сам похолодел, хотя произнесен вопрос был голосом тихим, почти нежным.
   - Нет, нет, отче, я ошибся... - татарин закрыл лицо ладонями. - Это все наваждение, я ошибся...
   - Да, сын мой, ты ошибся, - серьезно проговорил старичок, сползая со стула. - И мы с тобой еще поговорим об этом. (Ирекович задрожал) Но сейчас я хочу поговорить с отроком.
   Женя невольно попятился, когда предстоятель сделал шаг к нему, вставая перед молодым человеком.
   - Ты и вправду думаешь, будто видишь эти... - старичок сделал над собой усилием, но все же не выговорил слово.
   Оглянувшись почему-то на рыжебородого, на невозмутимых, будто статуи, четверых священников у дверей, юноша кивнул. Говорить он не мог, да и дышал под взглядом отца-предстоятеля с трудом. Воздух, как колючая проволока, застревал в горле.
   - Возлюбленный сын мой, - предстоятель посмотрел Жене в глаза. - Тебя одолевают бесы. Понимаешь? Это все бесы. Есть только Господь наш Иисус Христос и сотворенный Богом-отцом тварный мир. Все, что сверх, то от лукавого. Это все бесы, ты меня понял?
   Строгий и в то же время сочувствующий, взгляд старичка выжигал мозг. Женя кивнул. Он вдруг отчетливо и как-то преметно понял, что его действительно одолевают бесы. Все суть бесы. Всю страну одолевают бесы, несчастную Россию осаждают толпы бесов, это все происки лукавого. Страну надо спасать. А тех, кто видит бесов, следует просто-напросто...
   - Лечить, - ласково закончил Женину мысль предстоятель. В пустой голове разлилось тихое спокойствие. Конечно, лечить. Всех православных...
   - Ведь ты православный, сын мой? - улыбнувшись, сказал старичок.
   Жене стало нестерпимо стыдно. Ему почти восемнадцать, а он даже не крещен. Этого не может быть. Это позор. Это надо исправить, срочно, если не немедленно, то...
   - Сегодня Троицком храме, сын мой, - сказал отец-предстоятель, - я вылечу тебя от бесов и совершу над тобою великое таинство крещения, дабы спасти твою почти окончательно загубленную, несмотря на юность, душу.
   Молодой человек послушно кивнул. Конечно. Это все бесы. Бесов надо изгнать. Все так просто и ясно. Как у Достоевского: и кинулись свиньи со скалы... Он, Женя, будет такой жертвенной свиньей, это правильно, ведь бесов следует безжалостно уничтожать, потому что их насылает враг человеческий... который охотится на самое ценное, что есть у человека, - его бессмертную ДУШУ!
   - Вот и славно, - почти с нежностью взглянув напоследок на молодого человека - в животе у Жени разлилось счастливое тепло, - произнес старичок. - Итак, мы разрешили все наши затруднения, не так ли? Тогда собираемся и едем в храм, дабы приступить к приготовлениям к торжественной службе.
   - Но макгношиль! - воскликнул Ирекович и тут же прикусил губу.
   - Что? - быстро обернулся к нему старичок. - Зачем нам бесовский артефакт? Сын мой, уж не задумал ли ты дурное дело - воспользоваться диавольским изобретением? Ну-ка подойди, подойди ко мне, не бойся...
   Татарин против воли сделал шаг вперед, остановившись перед отцом-предстоятелем. Тот вонзил свой рентгеновский взгляд в глаза метиса. Ирекович задрожал, на лбу выступил пот.
   - Нет? - задумчиво повторил старичок, словно просканировав мозг подчиненного и убедившись, что еретического желания у того нет. - Тогда зачем же тебе сей... - предстоятель не договорил. - Поехали, - велел он, поворачиваясь к Жене. - Бери будущих брата и сестру наших и следуй за мной.
   Женя послушно вскинул на плечо безвольную бабку, взял подмышку пребывающего без сознания Смок Арманыча. Четверо дюжих священников расступились перед отцом-предстоятелем, который направился к выходу. Бледный татарин, отвешивая самому себе вялые пощечины, двинулся за ним, как и рыжебородый поп.
   - Стой! - перед ним возникла Филиппа. - Куда?! Они тебя убьют!
   Женя шагнул сквозь девушку. Его неудержимо тянуло идти следом за отцом-предстоятелем, на котором сконцентрировался смысл и цель его куцего бытия. Когда предстоятель ушел, мир как будто схлопнулся, и где-то в душе невыносимо защемило. Чтобы не было так больно, следовало двигаться за старичком и во всем слушаться его...
   В боку закололо. Опустив коротышку, молодой человек сунул руку в карман и вытащил желтую спираль, тупо глядя на нее. Что это такое? Он встряхнул странный предмет. Закрученная в спираль желтая полоса начала вращаться, сначала медленно, затем все быстрее. Тревожный звон в ушах стал громче. Затем как будто огромная рука хлопнула Женю по голове - и он на секунду потерял сознание. А когда пришел в себя - все вокруг изменилось.
  

***

  
  
   Женя почувствовал, что он расслоился, распался на нескольких людей. Одна его часть тупо рвалась идти за предстоятелем. Выглядела эта часть... свиным рылом, розовато-желтым пятаком с двумя аккуратными дырочками и складочками на переносице. Другая его составляющая, подобрав пятки, пыталась сбежать отсюда. "Нам всем набьют баки", - лихорадочно повторяла она, толкая Женю в спину. Выглядела она как тетка неопределенного возраста. "Паникерша", обозвал ее Женя. Третья его часть, в доспехах и с двумя щитами, стояла рядом. "Никого не пустим внутрь", - монотонно повторяла она. И наконец еще одна часть - "мозгляк" - напоминала маленького Мука, карлика с большой головой. Из ушей свисали, как пейсы, завитые в спиральку извилины. Женя внутренне усмехнулся. И тут же спохватился - кто же он?
   Его сознание рассредоточилось на все составляющие и в то же время оно находилось где-то снаружи, но не в каком-то из виртуальных тел своих частей, а над ними. Женя наблюдал с ракурса три четверти - пустая точка пространства, фокус взгляда, точка зрения... эта метафора пугала и веселила одновременно. "Кто же теперь будет действовать?" - подумал Женя и осмотрелся.
   Мир тоже расслоился. Окружающие люди тоже распались на части. Женя странным образом ориентировался в этой мешанине тел и сознаний. Рыжебородый поп, например, стал рясой с крестом, которая ходила сама по себе, и самим собой - крупным бородатым мужиком. Бабка превратилась в полного рыхлого, лет тридцати, мужчину в костюме, с портфелем, - определенно директор, не меньше генерального, - и в пухлую же, но стройную и с хорошей фигурой девицу с ребенком на руках, а также в шустрого пацана в кимоно и с автоматом за плечами. Смок Арманыч, может, из-за того, что пребывал без сознания, выглядел как обугленное скрюченное тельце, на плече которого сидел живой ворон с умными глазами. Ирекович остался самим собой, но перед ним маячила бледная тень его же в рясе. Это смутно напомнило Жене что-то - но молодой человек не сумел разобраться, кто же из его частей теперь заведует какими воспоминаниями, поэтому он и не вспомнил.
   Священники тоже распались. Перед Женей мелькали тела и образы, путаясь и мешаясь в глазах.
   "Бежать!" - повторяла Паникерша, толкая Женю в спину.
   Но куда? - резонно возразил Мозгляк. - И как? Их больше. Они тебя остановят.
   Никого не пущу внутрь! - мрачно повторил Защитник, поднимая щиты.
   Женя посмотрел на это сверху и спросил:
   - А кто же из вас будет действовать?
   Ребята дружно откликнулись, проявив редкостное для столь разных личностей единодушие:
   - Мы все сделаем, ты только прими решение!
   Вот забавно, подумал Женя. Ему действительно было интересно и весело. Ведь как раз в таком распавшемся состоянии он и не был способен решать. Ведь решение подразумевает целостность...
   Мир разделился на фракции, словно нагретый майонез. Каждый предмет двоился и троился, как в старых телевизорах бывало в детстве при плохом приеме. И воздух, вернее, само пространство приобрело многослойную структуру, оно теперь напоминало карту климатических поясов, только тут все пояса накладывались один на другой, не смешиваясь при этом. От такой картины мира кружилась голова и перехватывало дыхание. Вторые, третьи и иногда прочие слои предметов, их ауры, колыхались, напоминая беспокойные языки пламени, слои реальности, от материи до информации, через яркое истечение энергии, перетекали друг в друга, создавая какую-то бесконечную карусель.
   Женин взгляд скользил с одного предмета на другой, с человека на образ, на тень и преставление, на их связи, точечными молниями вспыхивавшие в мозгу, создавая познавательный пробой, мгновенное озарение... Перила площадки превратились в целый зоопарк, пол стал волнующимся лугом, по которому проложили рельсы, и сотни маленьких поездов неслись по нему - но никто не ехал, это всего лишь звучала структура пола, крошечные перекрестья металла, а глубже позванивала, как сосульки на ветке, кристаллическая решетка, строгая сетка атомов.
   Только отец-предстоятель не расслоился. Он возвышался посреди этой движущейся и гремящей на многие голоса карусели - как столб пламени, бьющий ввысь фонтан огненного сознания. И верхушкой вливался в крупный эгрегор. Было неясно, кто из них кого питал, то ли старичок создал и поддерживал эгрегор, то ли сгусток информации и энергии воплотился в сухофруктовом тельце, двигая с его помощью людей, как фигуры на шахматной доске. Причем в непосредственной, детской манере игры, без всяких правил. С тем же успехом можно было сравнить эту партию с игрой в оловянные солдатики или в куклы, вернее, в маленьких круглопузых пупсов с тупыми младенческими личиками...
   И рентгеновский взгляд этого ядовитого пламени медленно скользил от одного человека к другому, выискивая виновника происходящего.
   В рядах священников началась паника. Все увидели и почувствовали расслоение, но никто не понял, что произошло. Кто-то испугался своих составляющих, кто-то просто-то испугался. "Бесовское наваждение!" - закричали некоторые, падая на колени. Большинство размашисто осеняли себя крестом, читая "Отче наш" или "Символ веры". В сочетании с раздвоением, растроением многих это создало впечатление вавилонского столпотворения. Женя не заметил, как его втянуло в толпу. Возможно, то Свиное рыло неумолимо продвигало его к старичку. Придерживая Смок Арманыча и бабку Сашу - скорее мысленным, нежели физическим усилием, потому что тела он сейчас вообще не ощущал, оно не исчезло, но отошло куда-то на совсем уж далекий задний план, - Женя начал пробираться сквозь волнующуюся толпу. Его толкнули так, что он чуть не упал, потом сдавили с трех сторон, а после он споткнулся о чье-то колено...
   И тут взгляд предстоятеля нашел Женю. Молодому человек показалось, что он вступил в костер обеими ногами. От ступней взметнулись снопы ярких искр, колени запекло, жар передался выше, метнулся по телу и ударил в голову. Перед глазами потемнело.
   Священники на диво быстро очнулись от наваждения. Видимо, отец-предстоятель постоянно тренировал их. Во всяком случае, они автоматически сомкнули ряды вокруг своего предводителя, защищая его от происков лукавого. И пока глаза их еще бессмысленно ходили кругами, натренированные тела организовали защитный круг, грудью встречая врага. Рыжебородый был в их числе.
   Ирекович остался снаружи. Он покачивался, слепо шаря перед собой, будто пытался что-то найти. На лице застыло напряженное выражение...
   - Взять, - коротко сказал предстоятель.
   Зажав Смок Арманыча под мышкой, Женя закрутил спираль. Слои отмаслившейся реальности начали перемешиваться.
   "Не используй ни при каких обтстоятельствах", - предупреждал Михаил Львович.
   Но другого инструмента, с помощью которого можно было бы собраться воедино, под рукой не было...
   Когорта священников разомкнула круг и плотным рядом перегородила путь молодому человеку. В голове у него все мешалось. "К предстоятелю!" - орало Свиное рыло, пихая Женю к старичку. "Бежим!!!" - вопила Паникерша, толкая Женю на доставших дубины попов. "Не пущу!" - мрачно гундосил Защитник, потрясая щитами, но, увы, щиты те были исключительно ментального свойства и защитить от дубин не могли. Женя чувствовал, как вместе с разбегающимися составляющими расползается мир - прямо под ногами. Юноша схватил себя за ту точку, из которой наблюдал за всем, и как Мюнхгаузен, потянул сознание вверх, спиралью пытаясь подтащить свои части и смешать в единое целое.
   Взметнулась над головой бейсбольная бита, Женя услышал свист воздуха - и едва успел отшатнуться. Поп, ударивший его, закричал. Дубина провалилась сквозь пространство, сквозь тающий пол, и увлекла хозяина за собой в разверзшуюся под ногами вязкую тьму.
   "Геена! Адское обиталище!" - завопили священники, разбегаясь. Материя проседала, увлекая за собой людей. Женя побежал вверх, по скользкой поверхности образовавшийся под ним воронки, он тянул и тащил себя за волосы, за уши, за голову, он просто тянул и тащил, сопротивляясь расслаиванию, продолжая накручивать себя на спираль. Но чем больше он закручивал желтую полосу, тем сильнее затягивало вниз, тем сильнее расслаивалось все вокруг. Мир превращался в огромную карусель, вращающуюся по спирали бесформенную субстанцию. Предметы расплывались. Ангар превратился в шар, стенки его размазались и растеклись вокруг, а потом распались на множество мелких шариков, как вода в вакууме или масло в жидкости. Решетчатый пол второго этажа превратился в ребристую ленту, в мост над бездной, мост толщиною в волос, и не было у того моста перил. Женя закачался, раскинув руки, пытаясь сохранить равновесие. На плечах у него двумя мешками обвисли старики, и тела их становились все тяжелее, и мост постепенно опускался, растягиваясь, как резинка от трусов. Полетели черными птицами священники - огромными черными птицами с рваными крыльями, которые не держали своих владельцев во все тончающем, разреживающемся воздухе. Пространство рвалось, материя рассасывалась, распадалась на энергию и информацию, на энергичные биты и байты, на загадочную последовательность фотонов, закодированную шестнадцатизначным ключом, и чтобы расшифровать такой код, потребовались бы сотни сверхмощных компьютеров и сотни лет жизни...
   А посреди этого нерушимо пылал отец-предстоятель, не погружаясь, но возносясь сквозь рушащийся мир, затягиваемый своим эгрегором в ноосферу.
   Неимоверным усилием Женя крутанул спираль. Защитник спаялся с Паникершей, Мозгляк зацепился за Свиное рыло, и этот последний, рывком дернувшись к уходящему вверх предстоятелю, вытащил Женю из захлопывающегося зева воронки.
   Юноша кинул спираль, прыгнул, ощутил под ногами твердь и побежал, поддерживая тела на плечах. Мельтешение цветных пятен таяло, сквозь них проступали какие-то крупные предметы... Вот это проржавевший насквозь вагон... перед ним заросшие травой рельсы... Заметив их, Женя в последний момент подпрыгнул и не споткнулся.
   За спиной раздался грохот, земля содрогнулась. Забежав за платформу подъемного крана, Женя остановился, обернулся. На месте ангара возвышалась дымящаяся груда железа. Ветром тянуло по территории гарь. Давно рассвело, но солнце скрывалось за серой пеленой низких туч. Женя поудобнее перехватил стариков и побежал к воротам.
  
  

***

  
   - А-а-атпусти меня, - прохрипела бабка у Жени на плече. Тяжело дыша, он бежал по Измайловскому проспекту. - Люди-и смо-отрят, болван!
   Женя остановился, осторожно скинул старуху, которая уже начала молотить ему по спине кулачками. Бабка быстро отряхнула куртку и штаны, пригладила всклокоченные седые космы.
   - Тачку лови, - велела она. - Что Арманыч?
   Молодой человек перехватил тело коротышки, взял на руки. Смок Арманыч по-прежнему находился в глубоком обмороке.
   - Дышит хоть? - озабоченно спросила бабка, беря напарника за запястье и пытаясь найти пульс.
   - Дышит, - Женя пожал плечами, потом немного пошевелил ими. Плечи ныли, руки устали, уже с трудом удерживая бессознательного коротышку.
   Бабка выскочила на дорогу прямо под колеса какому-то форду. Взвизгнули тормоза, старуха отскочила в одну сторону, автомобиль в другую. Водитель открыл дверь и, привстав, высунув голову над крышей, обрушил на бабку поток матов. Но старуха, не обращая внимания на ругань, подбежала и без единого слова с размаху всадила острый кулачок мужику в лицо. Тот взвыл, схватился за глаз. Бабка замахала Жене. Молодой человек, мысленно воздев очи горе, приблизился.
   - Залазь давай, - велела старуха и ударила водителя в живот. Женя открыл дверцу, с огромным облегчением спустив с рук все тяжелеющего коротышку. Смок Арманыч дышал тихо, неглубоко, почти незаметно. Задвинув тело дальше на сиденье, Женя сел следом, захлопнул дверцу. Бабка тем временем, кажется, поддала водителю коленом в пах, а когда тот согнулся - еще насовала в лицо.
   - Вези нас быстро в Обуховскую больницу! - приказала она. - И будь вежлив с пожилыми людьми.
   Водитель был довольно еще молодой человек, лет тридцати, крепкий, но с начинающим круглеть лицом, видимо, из менеджеров среднего звена.
   - Вы че, совсем охамели! - прикрыв лицо ладонями, заныл он. - Да я щас милицию вызову, еп вашу мать, и вас на сухарики поделят...
   Женя наклонился между передними сидениями:
   - Хамло здесь ты, урод. А нам нужна помощь. Садись за руль и быстро в больницу, не то у нас тут друг загнется. Если уже не загнулся. Как ты милиции будешь труп в машине объяснять?
   - Какой труп, вы че, еп вашу мать! - забеспокоился водитель, падая на место. - Пацан, не наглей, вы нарушили частную территорию...
   - Если ты не тронешься сей секунд, бабка тебя в бараний рог скрутит! - рявкнул Женя и неожиданно для себя отвесил парню крутую затрещину. Тот воткнулся носом в баранку и заорал от боли. Старуха одобрительно улыбнулась юноше и прямо по спине водилы перелезла на пассажирское сидение.
   - Но я еду на подписание контракта и не могу опоздать! - воскликнул манагер, хватаясь за мобильный.
   Женя протянул руку и вынул из пальцев того телефон, кинул на пол.
   - А придется. Вези, или наше терпение сейчас закончится.
   Манагер, волнуясь и краснея, бормоча себе под нос, захлопнул свою дверь и тронулся. Машина плавно и быстро набирала ход. Бабка, обернувшись, посмотрела на Женю, тревожно спросила:
   - Что, щенок, как думаешь, вытянут они Арманыча? Старичок, похоже, крупно попал...
   - Поставят на ноги как пить дать, - сказал Женя уверенно, совершенно не чувствуя ничего подобного. - Современная медицина...
   - Неучи и неумехи, - отрезала бабка, устраиваясь поудобнее и устремляя взгляд на дорогу. - Ладно, на месте разберемся.
   В больнице бабка едва не побила медсестру в приемном покое и дежурного терапевта, который осматривал бездвижное тело Смок Арманыча. Женя с трудом успокоил ее. Переговорил с врачом, извинился перед девушкой, пока держал рвущуюся старуху поперек живота, уточнил имя-отчество главврача, позвонил на отделение, уточняя часы посещений... в конце концов они так всем надоели, что спустя каких-то пару часов ожидания в приемном их наконец пустили в палату.
   В коридоре было тихо и гулко. Это было то же отделение, в котором они когда-то давно - всего несколько дней назад, а кажется, что целую жизнь, - навещали главного инженера. Возле входа на отделение к ним подошла медсестра с халатами и бахилами.
   - Вы бы умылись, - шепотом предложила она.
   Женя с бабкой переглянулись. У старухи один глаз заплыл, под ним расцветало фиолетовое пятно. Молодой человек, украдкой посмотрев в висящее возле стола дежурной зеркало, увидел, что у него лицо покрыто копотью, щеку перечеркнула набухшая красная царапина. Женя дотронулся до нее кончиками пальцев. Царапина, словно поняв, что ее существование замечено, заныла, боль отдалась куда-то в челюсть...
   - Потом, - отрезала бабка, кинув беглый взгляд в зеркало. - Сейчас нам надо кое-что выяснить...
   - Если бы больной не настаивал, вас не пустили бы, - предупредила медсестра. - Не говорите долго, он очень, очень слаб.
   - Разберемся, - бабка Саша накинула халат на плечи, натянула бахилы. Женя последовал ее примеру, и они двинулись к палате. От шагов их в пустом коридоре разносилось эхо - и слабое шуршание полиэтиленовых тапочек.
   Смок Арманыч лежал в реабилитационной палате. Он был один. Полулежал на высокой подушке, весь обвитый проводками. Над кроватью и справа высились приборы, на мониторах мигали какие-то линии и цифры, и все это тихо гудело. Пухлое тело коротышки упаковали в жуткую ситцевую больничную хламиду, белую в меленький цветочек. Наверное, тут считалось, что это пижама.
   От левой руки Смок Арманыча тянулись трубочки капельницы. Женя зашел с другой стороны, сел на соседнюю кровать. Бабка, со слезами на глазах, пристроилась в ногах у коротышки.
   - Что ж ты, Арманыч, - пробормотала она смущенно и похлопала напарника по желтоватым пальцам, безвольно лежащим на одеяле.
   - Первый раз в такую заварушку попали, - объяснил Жене Смок Арманыч, улыбаясь бледным подобием своей лучезарной улыбки. - А я и не приспособлен к заварушкам, я же администратор, не боец...
   - Всякое бывало, - старуха шмыгнула носом и утерлась рукавом. - А кисет-то твой мы и не вытащили...
   Смок Арманыч кивнул на капельницу:
   - Подняли они мою историю болезни и соорудили раствор, по действию схожий с табачком моим. Курить тут все равно нельзя, да мне и не встать, чтобы выйти... так что мне без надобности, мон ами, не переживайте.
   Женя не удержался, полюбопытствовал:
   - А что же вы все-таки курите, Смок Арманыч?
   Коротышка лукаво и одновременно смущенно взглянул на юношу:
   - Видите ли, мой юный друг... это смесь табака, разновидности шалфея и... небольшого количества марихуаны.
   - Но зачем?
   Видимо, у Женя был совсем растерянный вид, потому что бабка вдруг хлопнула себя по колену - и зашлась неприлично громким смехом.
   - А ты думал, чего он тебя мон шер кличет, курточку твою - сюртуком, а третий ауди - экипажем? - всхрапнула она. - Он же глючит на каждом шагу!
   - Ну, ну, ма шер, - коротышка потеребил слабыми пальцами одеяло. - Не будем отвлекаться на меня. Давайте поговорим о главном.
   Бабка посерьезнела.
   - Ты чего-нить понял, Арманыч? Кто это был? Чего им надо?
   - Все как-то запутано, дорогая, я не уверен, что разобрался. - Смок Арманыч посмотрел на Женю. Молодой человек невольно подобрался, готовясь слушать. - Ясно одно: дело плохо.
   - Я до сих пор не уверен, кто хуже: фанатики или дураки, - начал Смок Арманыч. - Сейчас нам попался фанатик.
   Вы знаете, как стремится сейчас наша русская православная церковь к власти. Московская Патриархия не мытьем, так катаньем пытается пролезть во все сферы жизни. Разговоры о патриотизме сопровождаются обязательным припевом о нравственности - а это тут же почему-то церковь. Вводятся обязательные уроки православия в школе. Патриарх рядом с президентом на всех крупных мероприятиях. Религиозный праздник стал государственным - я про Рождество.
   Однако все делается медленно и в рамках относительной законности. Церковь одобряет идентификационный номер налогоплательщика, хотя канонически это число зверя, дьявольское изобретение.
   Но как я понял, в недрах церкви вызрело недовольство существующими темпами проникновения во власть. И РПЦ родила ФПЦ - Фундаментальную православную церковь. И пока Московская Патриархия расшаркивается перед публикой, говоря о православном государстве, фундаменталисты в Петербурге без широкой огласки, в тайне и однозначно нецерковными методами пытаются создать теократическое государство. Понимаете разницу, милостивый государь? - коротышка обратился к Жене. Тот кивнул.
   - Я не понимаю, - нахмурилась старуха.
   - Ну, православное государство - это вроде того, что уже было на Руси в средние веки, - нетерпеливо пояснил Женя бабке. - Когда царь - помазанник божий, и вершит дела с помощью церкви. А теократическое - это когда в стране власть бога, ну, номинально, а фактически от божьего имени правят церковные иерархи, и никакого президента или там царя нет, никакой светской власти, только церковная.
   - А! - вскинулась бабка. - Зажрались, попы окаянные!
   - Ну, ну, мон ами! - Смок Арманыч поднял руку с очевидным усилием. Заметив это, старуха тут же замолкла, сложила сухонькие лапки на коленях и приняла позу смиренного слушателя.
   - Не кипешись, давай дальше, - буркнула она.
   - Но откуда вы это узнали? - спросил Женя. Коротышка слабо улыбнулся:
   - Это всего лишь реконструкция событий по имеющимся данным. Иначе говоря, я всего лишь предполагаю, что было так. Но это весьма вероятно.
   Однако дело осложнено некоторыми моментами, мне лично неясными.
   Этот странный татарин, хотя скорее всего метис, лицо нетипично татарское, с европеоидными чертами... Я узнаю его методы работы. Вся эта техника, а также интерес к ноотропной пушке... Ведь церковь не признает эгрегоры и не стала бы работать через них. Тут чувствуется рука современной модели мира...
   - Конкуренты?! - взвизгнула бабка, сжимая кулачки.
   - Ноопаты, - кивнул Смок Арманыч.
   Женя переводил непонимающий взгляд с одного оперативника на другого.
   - Кто?
   - Сейчас я все объясню, - сказал коротышка. - Только налейте мне, пожалуйста, воды, - он кивнул на графин на тумбочке возле двери.
   Дверь медленно отворилась, пропуская невысокого лохматого человека в костюме.
  
  

***

  
   - О, Максим Викторович! - вскричал Смок Арманыч. - Какая честь...
   - Не помешаю? Услышал, вы тоже тут, и решил проведать. Меня ведь выписывают, вот, собираюсь, - старичок главный инженер развел руками, приближаясь. - Вы не знаете, что, собственно, происходит? Как оперативник, вы, видимо, в курсе...
   - О, я как раз рассказываю молодежи... - коротышка закашлялся. Женя с бабкой переглянулись. - Наша молодежь, - выдавил он сквозь кашель, - обладает огромною тягою к знаниям...
   - Так что же вы предполагаете? - повторил Кротов, присаживаясь к нему на краешек кровати в ногах. - Неужели опять Управление шалит?
   - Нихрена себе шалости, - хмыкнула бабка в кулачок.
   - Совершенно с вами согласен, - быстро обернулся к ней главный инженер. - Дурацкие, непозволительные шалости! За такие шутки по лицу бить надо!
   - Ну, ну, - протянул Смок Арманыч. - Это, мой дорогой, уже даже не шалости и не шутки. И роль Управления пока что не доказана. Да что там, это всего лишь шаткое умозаключение, возможно, не имеющее под собой достаточных оснований для того даже, чтобы именоваться гипотезой! Но давайте все по порядку.
   Для начала я хотел бы - специально для нашего юного друга Евгения, а также для уважаемой Александры Федоровны, которая, увы, иногда забывает это слово, - ввести понятие "аттрактора". Понятие широко используется в синергетике и в социологических, психологических, исторических исследованиях, базирующихся на синергетической методологии. Аттрактор - это совокупность внутренних и внешних условий, способствующие выбору самоорганизующейся системой одного из вариантов своего развития, идеальное конечное состояние, к которому стремится система в своем развитии.
   Не буду останавливаться на истории термина... (Женя с облегчением вздохнул) Скажу только, что различают аттракторы простые и странные. Простой аттрактор - это такое состояние системы, при котором траектория развития системы является предсказуемой. Странный аттрактор характеризуется невозможностью определить положение частиц или их поведение в каждый момент.
   - Можно вопрос! - поднял он руку, как в школе. - Какое это все имеет отношение к Ирековичу и его странной электронике?
   - Странной электронике? - оживился и поскучневший инженер. - С этого места поподробнее, пожалуйста.
   - Умоляю, друзья, дайте же мне дообъяснить! - Смок Арманыч воздел длани, закатив глаза. - Я как раз хотел перейти к нашему случаю!
   В последнее время в гуманитарных науках принято рассматривать общество как самоорганизующуюся систему, что и позволяет нам применить к наблюдениям над социумом синергетические модели. Что это значит применительно к тому, с чем мы оказались связаны? Сейчас покажу буквально на пальцах.
   Общество имеет тенденцию в своем развитии переходить к странному аттрактору. Это более высокая ступень развития для него, ибо содержит новые по отношению к прошлому периоду способы организации. Вспомним историю. Древние люди жили как охотники-собиратели, затем перешли к земледелию. Простейший пример, не правда ли? С изменением способа производства пищи изменилась общественная структура. И предсказать подобные изменения охотники-собиратели не могли. Ну и так далее, я не буду пересказывать вам всю историю человечества.
   Скажу только: современное состояние общества таково, что сложившееся равновесие в любой момент может быть нарушено. С исторической точки зрения это естественный процесс. И когда равновесие будет нарушено, распадутся существующие отношения внутри общества и создадутся новые.
   И вот тип этих отношений как раз и определит, попадем мы в простой или в странный аттрактор.
   Бабка Саша украдкой зевнула. Однако Смок Арманыч заметил это и повысил голос:
   - И от наших действий в том числе зависит, между прочим, этот выбор!
   Простой аттрактор характеризуется предельной иерархизацией системы. И Фундаментальная Православная церковь стремится направить наше общество именно по этому пути. Почему? - спросите вы. Я вам отвечу, - коротышка привстал в порыве вдохновения. - Церковь - устаревшая структура, она не обладает гибкостью, необходимою для выживания в современном, стремительно меняющемся мире. Так как церковь не может измениться, она пытается изменить мир. Под себя. То есть - повернуть развитие нашей страны в прошлое, туда, где церковь умела действовать. Православные фундаменталисты хотят, чтобы общество перешло в состояние простого аттрактора, стало сверхпредсказуемо, примитивно, строго иерархизировано и потому легко управляемо! Они готовят нам новое средневековье! - коротышка в порыве вдохновения приподнялся. - И это будет значительно более страшное общество, потому что в нем останутся современные технологии - джи-пи-эс, мобильные телефоны и тотальная слежка, каждый гражданин станет на жесткий учет и контроль, никаких прав - но одни обязанности. Ибо все станут не гражданами и даже не людьми, а верующими, а каждый верующий в первую очередь - раб божий! И, соответственно, раб представителей бога на земле, то есть церкви и ее служителей!
   Смок Арманыч выдохся и упал на постель. Бабка кинулась поправить ему подушку. Максим Викторович зааплодировал. Его редкие хлопки сухо звучали в гулком пространстве палаты.
  
  

***

  
   - И все-таки поясните мне, что происходит, - попросил инженер, когда коротышка пришел в себя и сидел, блестя глазами. Бабка подложила ему под спину вторую подушку, дала воды... Женя с удивлением наблюдал за ней. Эта ворчливая, ругливая и воинственная старуха в камуфляже проявляла воистину сидельческие навыки! - То, что вы описали, весьма опасно, нельзя такого допускать. Думаю, вы как можно скорее сделаете доклад, и Сансаныч предпримет необходимые меры. Но однако же, пока что я не понимаю, откуда у вас такие выводы. Где посылки? Я, собственно, к тому, что ко мне приходила за чертежами юная девица, и к Михаил Львовичу, насколько я знаю из его рассказов, тоже. И как утверждает сестра нашего дорогого Анафасия Никитича, которого, увы, до сих пор не нашли, к нему приходила та же черноволосая дама. Почему тогда вы, уважаемый Смок Арманыч, взялись утверждать, что за кражей чертежей и пушки ­ - да-да, уже известно, что опытный экземпляр перекуплен у завода - стоит какая-то фундаментальная, да еще тайная, православная секта? Это весьма смелый вывод, но я не вижу посылок для него. Может, вы еще раз, для меня, расскажете, как было дело? Я знаю вас как опытного оперативника, на счету которого множество самых запутанных дел, и уверен, что вы уже разобрались и в этом, осталось только передать его в ликвидаторский отдел. Так что же случилось? Я жду, просветите меня.
   И старичок соединил кончики пальцев на коленях, подавшись вперед в напряженном ожидании.
   Смок Арманыч прокашлялся.
   - Да-да, вы в некотором роде правильно поняли ситуацию. Некоторые моменты не совсем ясны, но с помощью дорогого напарника Александры Федоровны и нашего юного друга Евгения, думаю, мы все проясним.
   Итак, мотивы врагов наших я уже осветил. Создание теократического государства и неограниченная власть, диктатура нового толка для современного мироустройства, этакий голем из прошлого, восставший из ада. И если посмотреть трезво, с помощью ноотропной пушки у них могло бы получиться! Но так как макгношиля у них нет, ничего не выйдет. Однако это означает, что дело рано закрывать. Однако оставим текущие рабочие моменты, вернемся к проблеме.
   Одно непроясненное лицо - это брат Артем, некий Артем Ирекович. Надо будет пробить его по базе, - обратился коротышка к бабке. Та с готовностью кивнула. И Смок Арманыч продолжал:
   - Итак, действующим лицом ФПЦ, Фундаментальной Православной церкви, является этот самый брат Артем. Странность его в том, что он пользуется методами нерелигиозными, а совершенно современными. С его аппаратурой я уже имел дело (лицо коротышки на миг перекосило). Это разработки Управления, вам ли не знать их, Максим Викторович?
   - Опять ноопаты! - вскричала бабка, кулаком ударив по постели.
   Старик инженер кивнул, открыл было рот, чтобы что-то сказать, - но промолчал и махнул Смок Арманычу, чтобы тот продолжал. Вежливо замолчавший коротышка заговорил дальше:
   - Именно этот момент ставит меня в некий тупик относительно дальнейших рассуждений. Однако если отбросить пока что странности в личности Ирековича, получится следующее.
   Ирекович по поручению церкви руками Некоммерческой организации "Сестры" - видимо, чтобы отвести от себя подозрение, - выкрадывает чертежи и ноотропную пушку...
   - Зачем теткам связываться с церковниками? - вмешалась бабка. - Глупо! Теток в первую очередь покрошили бы!
   Тут и Женя, некоторое время ерзавший на месте, но не решавшийся перебить Смок Арманыча, сказал:
   - Вообще-то у Ирековича и Филиппы были личные отношения. "Сестры" могли не знать, что работают на церковь.
   - Это несущественно, - мягко возразил коротышка. - Главное, что в результате они действовали по поручению ФПЦ и на ее благо. Хотя прояснить этот момент следует. Но можно заняться этим и потом. Итак, пушка выкрадена. Анастасия похищена вместе с единственными копиями чертежей, которые хранились в тайном архиве. Возможно, похитители собирались убить или бросить нашу секретаршу-стажера, но Филиппа, черноволосая предводительница оголтелых феминисток, пожалела "сестру" и захотела подшить в свою секту, проведя над нею ритуал вызова эгрегора.
   И там, во время ритуала, что-то пошло наперекосяк. Зачем Ирекович приехал туда? Что Филиппе было нужно от православных фундаменталистов? Этого мы никогда не узнаем...
   Тут Женя не вытерпел.
   - Я же говорю: у них были личные отношения, - перебил он. Все взоры обратились к нему. - Филиппа хотела уничтожить пушкой богиню, чтобы освободиться от сестер и сбежать с Ирековичем. А вот что именно между ними произошло и почему он ее застрелил...
   - Увы, я в это время был не совсем в себе и не мог видеть и слышать адекватно, - покачал лысой головою коротышка.
   - А меня и вовсе подстрелили, и я отрубилась! Жилет спас мою шкуру от дыры, но эта девчонка стояла слишком близко...
   Максим Викторович с любопытством переводил взгляд с одного на другого.
   - Я все-таки не совсем понимаю...
   - Анастасию похитили, - пояснил Смок Арманыч, приподнимаясь и начиная жестикулировать. - Мы бросились за нею. Возле Сестрорецка, за "Дюнами", у них нечто вроде частного пансионата, и там же их, если так можно выразиться, штаб. Роскошное здание, зал заседания - почти Мариинский театр...
   - И вот мы туда примчались, нас попытались обстрелять, но мы залегли в их холле, расспросили девочку на ресепшине...
   - У меня как раз закончилось действие последней выкуренной папиросы...
   - Арманыч поплыл. Я взяла руководство на себя! Мы поднялись на второй этаж, где застукали этот ритуал в разгаре. Чуть не опоздали! Эта чернявая крыса уже занесла нож...
   - Мы остановили их, но тут девушка застрелила дорогого друга Александру Федоровну... конечно, я знал, что на ней бронежилет, но в моем времени их не было, поэтому я испугался, а так как благотворное действие моей курительной смеси было слабым, я не удержал контроль над сознанием...
   - В "моем" времени? - переспросил Женя, но его не услышали. Бабка громко фыркнула.
   - Дорогой друг, ха! В результате мы их упустили! Я пришла в себя, когда меня уже тащил этот сонный щенок...
   - Сонный? - с легкой обидой уточнил Женя.
   - Мон шер, вы же понимаете, манера Александры Федоровны изъясняться...
   - Ну вот пусть и учится хорошим манерам! - вспыхнул юноша. Бабка подпрыгнула от возмущения:
   - В мои-то годы!
   Максим Викторович положил руку старухе на плечо и попросил умиротворяющим тоном:
   - Подождите, я так понимаю, что наш юный друг тоже был там? Возможно, он что-то видел?
   С изумлением коротышка обернулся к Жене:
   - Вы тоже были там? Так расскажите же! А я еще думал, почему с вами была эта странная грубая девушка...
   Молодой человек смутился.
   - Да, я... ну, когда вы меня там оставили, ну, в конторе, в Бюро... Я не выдержал, нахватал первого попавшегося оружия, вызвал такси и поехал за вами.
   - Но мы-то, мы-то на специальной машине... - укоризненно взглянул на него Смок Арманыч. - За двадцать минут добрались. А обычным ходом там чуть не все полтора часа!
   - Зато я кое-что спас бабку и Филиппу, - краснея, оправдывался Женя.
   - Я тебе ничего не должна! - как ужаленная, взвилась старуха.
   - Я не мог больше оставаться в стороне! Всю жизнь я думал, псих ли я или право имею на уважительное отношение к себе. Тут появились вы, я подумал: ведь это шанс наконец хоть что-то узнать...
   Смок Арманыч покачал головой:
   - Если бы вы дождались нашего возвращения, я бы вам все рассказал...
   - Ага, а вы бы вернулись? - возразил Женя. Максим Викторович повернулся к нему:
   - А что, могли бы и не вернуться?
   Бабка неожиданно поднялась и ободряюще похлопала молодого человека по плечу.
   - Без него бы не выбрались. Молоток!
   - Но как безрассудно, как неразумно действовали! - Арманыч все качал головой. - Итак, Филиппа упомянула про макгношиль...
   Главный инженер взволновался:
   - Откуда она узнала? Артефакт отсутствовал в чертежах! Это было нашей маленькой тайной...
   - Быть может, Афанасий Никитич или Михаил Львович упомянули? - предположил Смок Арманыч. - Во всяком случае, Филиппа знала, а Артем Ирекович нет. Но узнал. И взял нас с Анастасией, чтобы расспросить. Он приехал к "Сестрам" с вооруженными православными священниками и увез нас куда-то...
   - Заброшенное железнодорожное депо возле Варшавского вокзала, - подсказала старуха.
   - Бывшего вокзала, - уточнил Женя.
   - Да-да, спасибо, друзья. Итак, в дальнейших наших приключениях есть такие интересные моменты, стоящие внимания. Во-первых, брат Артем пытал нас с Анастасией и убил девушку... - глаза коротышки наполнились слезами. Бабка подскочила:
   - Успокойтесь, старый сморчок, вам нельзя волноваться!
   - Да-да, простите, минутная слабость... - Смок Арманыч аккуратно двумя пальцами вытер слезы. - Во-вторых, я выдал местонахождение макгношиля, поэтому его следует немедленно перепрятать.
   - Что?! - в один голос воскликнули слушатели.
   - Увы, друзья! - сокрушенно покаялся коротышка. - Позор на мою голову, знаю! Я не смог смотреть, как он пытает Анастасию...
   Максим Викторович вскочил и прошелся по палате.
   - О, жестокий человек! После того, что вы испытали, еще и подвергнуть вас...
   Подпрыгнула и бабка:
   - Макгношиль! Он же в схроне? Туда никому не пробиться никакими силами! Не поможет даже своротить здание!
   Главный инженер обернулся к ней:
   - Я надеюсь, что он в схроне. Несколько дней назад я брал его, после чего дежурному, но его не было на месте, там дежурила такая приятная совсем юная девушка с длинными светлыми волосами...
   - Анастасия! - переглянулись Женя с бабкой.
   Смок Арманыч побледнел:
   - Я осел, милостивые государи! Я не поверил Анастасии, когда она сказала, что... но кто же знал, что макгношиль может принять форму бумажки...
   - Это очень удобно, - перебил его главный инженер. - Никто и не подумает... Срочно звонить Сансанычу!
   Все заволновались, задвигались. Старуха, почесывая висок, пыталась вспомнить:
   - Настасья могла прихватить макгношиль вместе с другими бумагами, ведь среди того, что она взяла, как она говорила, был один лист из чертежей...
   - О да, рисунок верхнего затвора! - подхватил Кротов. - Откуда вы знаете?
   - Говорю же: Настасья рассказывала. Она взяла распечатку анекдотов и с нею прихватила еще каких-то пару листов. По дороге домой на нее напали и отобрали чертеж... макгношиля у нее не было, она бы сказала...
   - Да как бы девушка поняла, что это макгношиль? - возразил коротышка. От волнения у него опять выступили слезы на глазах, круглое добродушное лицо пошло пятнами.
   - Поняла бы, - нахмурился инженер. - Так значит, макгношиль все-таки в руках негодяев?
  
  

***

  
   Женя мучительно покраснел. Он вдруг вспомнил, что чертеж в итоге оказался у него... но бумажку тоже похитили.
   Значит, артефакт у них. Даже если они еще не знаю. И рано или поздно его обнаружат. Среди чертежей ли, еще как-нибудь... Если, конечно, Филиппа не выкинула его за ненадобностью...
   - Как он выглядит, этот макгношиль? - спросил молодой человек. - Если Филиппа унесла его с чертежом, но не знала, что макгношиль необходим, то могла и выкинуть?
   - Откуда вы знаете, что унесла Филиппа? - насторожился коротышка. Женя замялся. - Мне иногда кажется, юный друг, что вы знаете несколько больше, чем говорите, - проницательно взглянул на него Смок Арманыч.
   - Там, в подворотне... - промямлил юноша. Коротышка стукнул себя по лбу:
   - Ах да, вы же, можно сказать, присутствовали при похищении!
   Беспокойно шагавший между кроватью и окном Кротов повернулся к Арманычу, заложив руки за лацканы пиджака, произнес:
   - Если они его потеряли... даже не знаю, что хуже, макгношиль в пушке или в руках обывателя. Конечно, маленькую бумажку с тремя словами никто не станет рвать... скомкают и выкинут... но ведь неизвестно, какая будет ситуация нахождения, быть может, макгношиль уловит резонансы изменений - и среагирует... тогда он просто пойдет по рукам. О нет, это не конец, он оставит однозначный след... по которому мы найдем его... но что люди успеют натворить с его помощью! В свободном плавании макгношиль - почти, как бы это доступно выразиться... нечто вроде кольца всевластья из этой модной пару лет назад кинотрилогии про... ну, вы знаете, такие маленькие зеленые человечки с последней стадией гипертрихоза ступней... - инженер покрутил в воздухе пальцами.
   - Надо найти макгношиль и остановить их! - воскликнул Женя. - Сколько можно разговаривать! Этот ушлый Ирекович наверняка уже напал на след артефакта!
   Смок Арманыч покачал головой:
   - О мой благородный друг, вы слишком нетерпеливы. Мы даже не знаем, где скрывается отец-предстоятель. А брат Артем, как я понял со слов Александры Федоровны, которая, в свою очередь, передала мне ваш краткий рассказ, вероятнее всего мертв. Кстати, не расскажите ли еще раз, что все-таки произошло, пока я был... хм... не в себе? Ма шер Александра Федоровна сказала, что вы использовали когнитивный дисбалансер, Максиму Викторовичу будет более чем интересно, ведь это его разработка, к тому же экспериментальный образец, еще даже, кажется, ни разу не запущенный?
   Главный инженер разволновался намного больше, чем когда услышал про пропажу макгношиля.
   - Как? - вскричал он. - Кто-то запустил резонатор когнитивного баланса?
   И устремил испытующий взгляд на Женю. Молодой человек даже попятился от его неожиданной горячности.
   - Да, я... - пробормотал он.
   - Расскажите же! - старичок Кротов подскочил к юноше, схватил его за ворот куртки. - Как вы вообще посмели непроверенный образец... Где?! Какой эффект?! Результаты?!!
   - Успокойтесь, успокойтесь, друг мой, умоляю, вы не даете молодому человеку говорить! - взывал Смок Арманыч с постели. В дверь заглянула медсестра, укоризненно покачала головой, показала на часы. - Да, да, мы скоро! - поспешно заверил ее коротышка и вновь обратился к инженеру: - Всего святого ради, сядьте, Максим Викторович! Выслушаем рассказ юного дарования, только, умоляю, сядьте, вы не даете ему говорить!
   Женя осторожно отцепил ослабшие пальцы инженера, усадил старика на постель Смок Арманыча, откашлялся.
   - У отца-предстоятеля такой взгляд... - попытался объяснить он. - Ну... он когда смотрит - то вроде как стреляет из пистолета. В мозгу остаются дырки. Прошибает насквозь. И вот я загнал богиню в Анастасию...
   - Подождите, подождите, а спираль? - перебил Кротов, но Смок Арманыч замахал на него:
   - Слушайте же, слушайте!
   И тут же сам переспросил:
   - Так наша Анастасия не погибла?
   - Живехонька, только бегает с дыркой во лбу! - выпалила бабка Саша, видимо, испугавшаяся, что о ней забыли.
   - Я рассказываю, - терпеливо сказал Женя. - Начну тогда пораньше. Я приехал к "Сестрам" поздно, в зале было полно мертвых тел и все уже готовилось рухнуть. И там бушевала эта их богиня. Их эгрегор в виде божественной женщины. Там провели ритуал вызова, видимо, я же не знаю всего этого, никогда не имел дела, просто предполагаю. Но что-то пошло не так, и богиня болталась там, пришпиленная ножом. И мертвая Филиппа. Я зачем-то, сам не знаю зачем, пересадил эту богиню в Филиппу...
   - Божественная интуиция! - прошептал Смок Арманыч. Женя покраснел:
   - Просто в тот момент это казалось естественным. Я схватил бабулю и Филиппу и вытащил их оттуда, и за нами все рухнуло.
   Филиппа нам рассказала о своей связи с Ирековичем и как он ее обманул, и где у него база, и мы с бабкой двинулись туда.
   - Бабка... - проворчала старуха. - Щенок!
   - Не надо, Александра Федоровна, потом, - Смок Арманыч умоляюще похлопал ее по ладони. - Давайте послушаем.
   - Да я слушаю, - буркнула она.
   - Там была приличная заваруха, - сказал Женя. - Но этот тип убил Анастасию! А потом выстрелил и в Филиппу. И богиня вырвалась. Благодаря ритуалу богиня была не как бесплотный эгрегор, она частично прорвалась сюда и обрела подобие материальности, но очень слабой, поэтому, наверное, и получилось загнать ее в тело.
   Максим Викторович сделал беспокойное движение, но сдержался и перебивать не стал.
   - Но теперь она вырвалась. Комната маленькая, она большая, нас много... стало жарко и тяжело. Богиня рвалась то ли отомстить, то ли убить всех... пыталась добраться до мозга. Тогда я... ну, я...
   - Прострелил Настасье башку, - подсказала бабка. - Спец.
   Женя с раздражением посмотрел на нее. Свои действия тогда он воспринимал как трагичную необходимость, а не выверенную логику специалиста!
   - Да, я... и загнал богиню туда. Анастасия ожила... и убежала. Где она теперь, мы не имеем ни малейшего представления.
   - Так-так, - инженер свел вместе кончики пальцев, задумчиво посмотрел на Женю. - Так вы, молодой человек, имеете возможность как-то воздействовать на эгрегоры? Вы...
   - Нет, я всего лишь их вижу, - поспешно ответил юноша. - Это случайно получилось с Филиппой. А с Анастасией я просто повторил. Помогло в первый раз - могло и во второй тоже. Я не умею ничего с ними делать.
   Кротов обернулся к Смок Арманычу, который ответил инженеру долгим многозначительным взглядом и слегка кивнул.
   - Я не умею! - повысил голос Женя. - Я вам не этот, как его... забыл. Ладно, проехали. Я просто хочу понять, что происходит.
   Смок Арманыч приподнялся на локте, бабка кинулась ему помочь, заботливо взбила подушку у него за спиной, поправила капельницу на левой руке, неподвижно лежащей поверх одеяла.
   - Но хоть что-то вы поняли? - пронзительно посмотрел коротышка на молодого человека.
   - Да! - Женя сжал кулаки. - Я понял кое-что. Понял, что главное - не сами эгрегоры, а то, что они напрямую связаны с людьми. Эгрегоры - это группы людей, а ноосфера... это человечество.
   - О да, да, тонко подмечено! - подхватил инженер. - Но что же...
   - И тот, кто управляет эгрегорами, правит миром! - перебил Женя.
   - Что за мрачные выводы? - удивился Смок Арманыч. Женя не слушал никого, гнул свое:
   - И кое-кто пытается это делать. И я собираюсь помешать этому!
   Бабка зааплодировала. Максим Викторович с Арманычем вновь переглянулись.
   - Но как вы собираетесь это сделать? - спросил коротышка.
   Главный инженер поднялся, поправил галстук, откашлялся.
   - Молодой человек, то, что вы сказали, это прекрасно, но - это детство, поймите меня правильно. Вы ничего не сможете сделать в одиночку. Для подобных действий у Бюро есть специальное подразделение. Я срочно позвоню Сансанычу, и он направит ликвидаторскую команду. Тем временем Смок Арманыч отдохнет и напишет полный отчет о ходе операции. А вы после зайдите ко мне, мы побеседуем о ваших интересных возможностях. У вас есть пропуск? Ну и отлично. И поймите, главный вопрос - не как помешать этим, как выразился уважаемый Смок Арманыч, православным фундаменталистам. Самое важное на данный момент - найти утечку информации. Ведь откуда-то эта ваша Филиппа разведала про пушку? А ведь проект велся в условиях строгой секретности, только трое главных разработчиков знали, что именно делают: я, Афанасий Никитич да Михаил Львович. А где сейчас Афанасий Никитич? Никто не знает и не может найти. Не переметнулся ли он к врагам, раскрыв заодно и тайну ноотропной пушки? А в скольких еще тайных проектах он участвовал! Что вы, что вы, необходимо немедленно прояснить этот вопрос. Утечка информации - самое страшное зло в наше время, что вы!
   И Кротов, поспешно раскланявшись, почти бегом покинул палату, на ходу доставая мобильник. Смок Арманыч заметил ему вслед скептически:
   - Если бы Афанасий Никитич раскрыл тайну ноотропной пушки, он бы и про макгношиль не стал скрывать.
   Но инженер уже скрылся, в коридоре недолго еще слышались его удаляющиеся шаги.
   - Сказал про макгношиль - его и пришили! - бабка ударила кулаком по железной спинке кровати.
   - Езжайте в Бюро, дорогие друзья, - сказал Смок Арманыч, в изнеможении откидываясь на подушку. Видимо, крепился при инженере, а без него тут же сдал. - Возможно, Сансаныч захочет расспросить и вас тоже, уточнить детали... Ну, прощайте, до новых встреч. А я что-то устал... - он прикрыл бледные веки - и, кажется, тут же заснул. Женя с бабкой на цыпочках вышли из палаты.
   Они стояли на поребрике возле проезжей части и голосовали. Бабка Саша уже не прыгала под колеса, а мирно поднимала руку, завидев очередную машину.
   - Ты молодец, щенок, - неожиданно обратилась она к Жене. - Раскачался. А то вначале прямо как тряпка. Му, му... теленок, блин. А теперь вижу, в тебе есть задатки оперативника. Надо действовать решительно! Решил - и действуешь! А в причинах разберешься на месте.
   Женя поглубже засунул руки в карманы.
   - Чего теперь-то, - пробормотал он. - Все равно не пустят. У них там какая-то ликвидационная команда... - под пальцами зашуршала какая-то бумажка. Женя невольно сжал ее, вытащил.
   - Хрен с ней, с командой, - отмахнулась бабка. - Кучка безмозглых идиотов со стволами!
   Молодой человек покосился на старуху в камуфляже, которая подпрыгивала от возбуждения и размахивала сжатыми кулаками, хмыкнул. Поднес бумажку к глазам, прочитал наспех написанные слова "Это я, макгношиль". Подумал: "Фигня какая-то", смял и выбросил.
   Нет! В последний момент пальцы рефлекторно сжались, и молодой человек вцепившись в бумажку, развернул ее, прочитал слова еще раз и снова перечитал, пока до него не дошло.
   - Макгношиль? - воскликнул он. - Это - макгношиль?!
   Бабка подскочила к нему и дернула бумажку, разглядывая тонкий мятый листик размером с товарный чек.
   - Из-за этой херни мы столько носимся?! - заорала она.
   Они с Женей переглянулись.
  

***

  
   - Бегом в Бюро! - бабка сорвалась с места. Женя успел схватить ее за шкирку, и старуха заболталась в его длинной руке.
   - Подожди! - он показал блин у себя на груди. Покрытый копотью, он, тем не менее, был целым.
   - Бинго! - завопила старуха. Молодой человек отпустил ее, и она подскочила к проезжей части, поднимая руку. - Врубай!
   Эффект был потрясающим. Женя сделал себе заметку на будущее. Возле них остановилось четыре машины, водители вышли и сгрудились вокруг них, так что - кто бы мог представить подобное! - у них был выбор.
   - Мне на Петроградску, но могу и крюк сделать для вас, - сказал один. - А правда, что в этом сезоне "Зенит" станет чемпионом?
   - Я через Охту, - сказал другой. - Но дела подождут. Хотите чаю? У меня горячий, в термосе. С лимоном...
   - Чего думаешь, дорогой, садись ко мне, прокачу с ветерком! - тянул Женю за рукав третий. Четвертый тихо гудел на ухо:
   - Поедем прямо, без задержек, через Лиговку, там сейчас пробок нет...
   В конце концов остановились на четвертом. Рядом стояли уже еще несколько машин, водители заинтересованно выглядывали, кто-то просто стоял и наблюдал, не выходя. Когда Женя с бабкой сели, за ними еще какое-то время был хвост из этих машин, пока молодой человек не догадался уменьшить радиус и силу действия блина, покрутив верньер в центре.
   Их высадили на канале, возле Вознесенского. Молодой человек со старухой быстрым шагом направились к дому семьдесят один, тому самому, который занимал целый квартал. Бабка Саша помчалась рысью, Женя с трудом держался рядом, несмотря на свои длинные ноги.
   - А все-таки что такое это ваше Бюро? - часто дыша, спросил Женя.
   - Потом узнаешь, - махнула бабка. - Ну, Бюро ­ - это просто одна из самых крупных организаций Бабилони. Но я в те дела не лезу.
   - Бабилони? Что это? - удивился Женя. Они как раз дошли до спуска к воде, от которого отходила налево Казначейская улица. Тут и начинался дом семьдесят один, бывший дом (купца, архитектора). Бабка затормозила так резко, что юноша, не успев отреагировать, убежал на три шага вперед. Он остановился, обернулся.
   - Что такое?
   Бабка покрутила пальцем у виска.
   - Ты видишь эгрегоры, но ни разу не видел Бабилони? - недоверчиво спросила она.
   - Да что же это такое?! - раздраженно воскликнул Женя.
   Старуха ткнула пальцем в небо:
   - Вот же!
   Женя посмотрел в указанном направлении. Там был дом - тот самый, занимавший целый квартал. Херувимы над подъездами, статуя девушки на втором этаже... все такое знакомое... и ничего необычного. Молодой человек недоуменно оглянулся на бабку, но она продолжала указывать вверх. Женя медленно перевел взгляд выше... и у него перехватило дыхание.
   Над треугольным в плане домом, над шестью его этажами, обычными этажами с окнами и балконами, с эркерами и парадными подъездами возвышалось еще одно здание. Призрачное, полупрозрачное, тем не менее оно было отчетливо видно. Огромное, формой похожее на опрокинутую пирамиду. Острым концом оно стояло во дворе дома, расширяясь, уходя все выше в небо и теряясь где-то в облаках.
   - Бабилонь - это материальное воплощение активной части ноосферы, - сказала бабка, наслаждаясь Жениным замешательством. - Амарныч тебе потом лучше объяснит, спросишь. А теперь бегом!
   И старуха побежала к угловому подъезду, ухватив юноша за рукав и таща его за собой. С трудом оторвав взгляд от сногсшибательного зрелища, Женя пошел за ней. Почему он никогда не видел это? Хотя разве когда-нибудь он поднимал взгляд здесь? Столько лет живет, и ни разу не догадался...
   - Привет, сморчок! - приветствовала красноносого вахтера бабка. Женя помахал рукой. Старичок, наклонив голову, посмотрел на них поверх очков. Перед ним на столе была развернута газета, и он над ней дремал.
   - Ваши пропуска? - сонно пробормотал он.
   - Есть, дед, не сомневайся, - успел проговорить молодой человек, до того как бабка втащила его на лестницу.
   В комнате их ждали.
   Дверь была нараспашку. Бумаги валялись на полу толстым слоем, помятые, перемешанные. Увидев это, бабка прошептала Жене (куда-то в районе груди):
   - Арманыч порвет их на британский флаг.
   По бумагам ходили люди. Шкаф с оружие был раскрыт, двое девушек в черном (продумать одежду, форму, стиль) складывали оружие в картонные коробки из-под бананов. В кресле возле стола возвышалась тетка, больше всего похожая на раскрашенный воздушный шарик в платье. Лишь исключительно крупные размеры любимого кресла Смок Арманыча позволили этой особе вместить в него свое необъятное седалище. Особа распоряжалась людьми в черном. Еще две тетки шарили по столам, одна сидела на корточках на полу и уныло перебирала валяющиеся у нее под ногами бумаги.
   - Ничего личного, Сашенька! Сансаныч ждет тебя в операторской! А что это за симпатичный мальчик?
   - Чтобы твои уроды все тут убрали к нашему возвращению! - крикнула бабка, сжимая кулаки. - У нас почти окончено важное дело, так что мы и сами к Сансанычу!
   - Ох, дорогая, я тебя так люблю, а ты... - воздушный шарик в платье закатил глаза. Прическа у нее напоминала целую овцу, усевшуюся ей на голову, подогнув ноги и спрятав голову на груди.
   - Чтоб ты сдохла! - бабка смачно сплюнула на кафельный пол площадки. Она даже не сделала попытки войти в свой кабинет. - Отдел контроля, - пояснила она Жене вполоборота. - Сборище редкостных сук. А эта слониха - его начальница. Дай-ка мне макгношиль на секунду.
   Женя протянул ей мятую бумажку. Бабка расправила комочек и выставила перед собой, так, чтобы была видна надпись:
   - Ты не это ищешь?
   Слониха схватилась за сердце:
   - Ах! Откуда это у тебя?! Дай немедленно!
   И она вскочила как-то слишком резво для такой туши.
   Бабка отпрыгнула, сунула клочок бумажки юноше в руку.
   - Шиш тебе, мочалка! Отдадим Сансанычу лично!
   И толкнула Женю в бок:
   - Бегом!
   Она рванула вторую дверь на площадке. Жене почему-то раньше казалось, что за этой дверью ничего нет, да и дверь, скорее всего, давно не работает, приржавела, присохла, ее закрасили, слили со стеной. Такой уютной была эта беленая площадка, такой тишиной дышала обычно, что нельзя было и предположить, что с нее можно еще куда-то попасть, кроме как в "Оперативный отдел", рассохшаяся дверь плохо закрывалась, и даже запертая производила впечатление приоткрытой.
   - Ага! - торжествующе закричала начальница отдела контроля, хватая Женю за рукав, но молодой человек вывернулся и побежал за бабкой. Дверь захлопнулась так, что звон пошел по всему коридору.
   Этот широкий коридор тянулся далеко, казалось, в бесконечность. Потертый паркетный пол поскрипывал. С потолка свисали хрустальные люстры, по стенам висели какие-то почетные доски и доски объявлений, завешенные бумажками.
   - Пусто-то как, небось Сансаныч разгон делает... - пропыхтела на бегу старуха. На белые двери с обеих сторон коридора были налеплены синие номерки с желтыми цифрами. Кое-где висели таблички. Женя не успевал читать названия, заметил только на некоторых слова "отдел", "зав" и "начальник". А потом они с бабкой с разбегу завернули за угол - Женя едва сумел затормозить, чтобы не врезаться в стену, - и оказались в большом холле, заполненном людьми.
   - Вот и мы, Сансаныч! - крикнула бабка, пробиваясь вперед.
   Какого угодно Женя ожидал увидеть начальника Бюро, только не такого. Воображение рисовало крупного мужчину в теле, в синем или черном костюме, с толстым лицом или хотя бы крупным носом, с широкой челюстью, с выражением начальственного недовольства на лице - короче, этакий строгий директор.
   Тут, правда, костюм наличествовал, надо отдать должное воображению, хоть в чем-то оно не ошиблось. Но все остальное...
   Когда бабка с воплем стала пробиваться сквозь толпу, Женя поверх голов увидел, как обернулся стоящий возле пульта маленький человечек в белом костюме.
   Это оказался азиат, то ли японец, то ли китаец - европейцы редко могут на глаз различить эти национальности. То ли вообще кореец... Желтое неподвижное лицо, узкие жестокие глаза, тонкая линия губ... Женя замер позади всех, не решаясь приблизиться.
  
  

***

  
   Японец растянул губы в змеиной улыбке.
   - Вот и вы... - протянул он. Жене даже показалось, что он слышит зловещий свист и шорох погремушки на хвосте... - А мы все ждем и ждем...
   Пробившись вперед, бабка Саша сложила руки на груди и отвесила неглубокий поклон.
   - Мы нашли его, Сансаныч! - воскликнула она. Неподвижное лицо китайца просветлело, он выкинул вперед руку раскрытой ладонью вверх:
   - Где он?
   Женя исподтишка огляделся. Это был большой зал, с лепниной на потолке, но голыми заштукатуренными, как при евроремонте, стенами. Прямо перед Женей стена была покрыта мониторами - от огромного посередине до небольших разного калибра по сторонам. На самом большом мониторе Женя увидел знакомую картину - то же было на экране у Ирековича. Сначала он испугался было... но затем вспомнил про конкурентов и какое-то таинственное Управление. Чем же они все занимаются?! Под мониторами располагались пульты, за которыми сидели двое. Между пультами и толпой стояли три стола, на которых было по компьютеру. Кресла за столами были пусты, на клавиатуре лежали сиротливые наушники. Операторская, понял Женя.
   - Эй, щенок! Давай сюда!
   В толпе засмеялись, зашевелились, оглядываясь. Покраснев, юноша стал пробираться вперед. Его пропускали.
   Кореец зло уставился на молодого человека снизу вверх.
   - Почему посторонний в здании? - прошипел он.
   Женя вытащил пропуск:
   - Я свидетель, - сказал он.
   Подскочила бабка.
   - Сансаныч, это ж свой человек! Он, между прочим, видит эгрегоры. И он нашел макгношиль! - она толкнула юношу: - Доставай, буратино!
   Женя отяжелевшей рукой вытащил бумажку. Ему отчего-то не хотелось ее доставать... Однако, с трудом преодолевая свинцовую тяжесть в конечностях, он протянул макгношиль японцу.
   Тот небрежно взял артефакт, покрутил.
   - Да, это он, - проговорил. - Что до умения видеть эгрегоры - это не то, чем стоит хвастаться. Посмотрите на тот экран, юноша. Что там?
   Женя опустил голову.
   - Эгрегоры, - хрипло сказал он, пожав плечами. Он ожидал тут совсем, совсем другой прием.
   - Именно, - сказал азиат. - И я не понимаю, почему оперативный отдел поднимает вокруг этого шум. Вот если бы вы умели управлять ими... Но это ладно. - Он передал бумажку оператору и велел: - убери макгношиль в схрон. - И продолжил, обернувшись к юноше, пронзая того острым злым взглядом: - Давайте все-таки закончим с вами, юноша. Бюро - не ясли для молодых идиотов с похмельными видениями. Попрошу это уяснить. Нам нужны специалисты. Люди умелые, а главное - умные. Пока что я в ваших действиях не усматриваю главного. Вы разрушили главное здание пансионата "Сестры", а также ангар на территории государственного предприятия. Помимо этих нелепых и глупых действий, вы нанесли вред нашему сотруднику, который теперь лежит в больнице, и загубили партию опытного оружия. Заметьте, это были единственные экземпляры! Кроме (блина), который висит у вас на шее, это уже серийный образец. Сдайте его.
   С каждым словом китайца Женя все ниже склонял голову. Он послушно перекинул цепочку через голову и протянул блин. Сансаныч отдал зеленый диск оператору.
   - Туда же, - коротко бросил он. - Я уже заканчиваю, - вновь обратился он к молодому человеку. Еще одна маленькая ремарка - и я попрошу вас покинуть это здание, а пропуск сдать на вахте.
   Есть, - сказал он, - разные уровни мышления. Умный человек всегда видит в перспективе. И рассчитывает последствия своих действий. Вы же, увы, то ли не способны, то ли не научились этому. Поэтому наше сотрудничество вряд ли будет плодотворным. Из-за ваших импульсивных действий решение возникшей проблемы затягивается. А ваши способности вообще бесполезны. Все, можете идти.
   Бабка носком ботинка ковыряла серый паркет, с которого давно стерся лак. Женя сглотнул. Он... бесполезен? Это был удар ниже пояса. Не поднимая головы, он развернулся, чтобы идти.
   Что произошло дальше, никто не мог вспомнить толком. Из-за угла высыпали бородатые мужики в рясах и открыли огонь из автоматов. Люди падали, прикрывая головы. Со всех сторон слышались сквозь грохот очередей крики и стоны, звон лопавшегося стекла. Сверху сыпались осколки разбитых плафонов и ламп, в зале стало темнее. Оба оператора нырнули под пульт. Один Сансаныч остался стоять среди фонтанов летящих щепок и осколков.
   Наконец стрельба прекратилась.
   - Всем лежать! - пророкотал густой бас. Женя выглянул из-под стола, куда залез на пару с бабкой. Через помещение к ним направлялся знакомый уже рыжебородый поп, в новой рясе, с большим золотым крестом на груди. За ним, с оружием наперевес, пошли остальные священники.
   - Не делайте резких движений, - предупредил он, наставляя пистолет на Сансаныча. - И давайте макгношиль.
   Японец молчал, храня невозмутимость на смуглом неподвижном лице, змеиные глаза его спокойно смотрели на рыжебородого.
   - Ну! - поп ткнул стволом в седеющий висок японца и кивнул своим: - Операторов на мушку.
   Четверо самых дюжих священников вытащили из-под пульта двоих молодых людей. Поставили, хорошенько тряхнув, на ноги.
   - Макгношиль! - рявкнул один священник, прижимая дуло автомата к шее первого оператора. Тот дрожащей рукой протянул ему мятую бумажку.
   - Ты чего мне в нос тычешь, мне, православному?! - взъярился поп, однако рыжебородый, не оборачиваясь, велел:
   - Мне покажи, отец Алексий.
   Священник сунул отцу Андрею бумажку. Тот глянул мельком и перехватил артефакт:
   - Оно. Уходим!
   Пятясь и держа собравшихся на прицеле, священники исчезли за углом. Послышался дробный топот множества ног, который быстро стих в отдалении.
   Люди медленно поднимались, отряхивались от щепок и осколков.
   - Как же это, Сансаныч? - прошептал один из операторов.
   Лицо китайца ничего не выражало.
   - Все за работу, - приказал он коротко. Голос его оставался спокойным, безэмоциональным.
   Женя вылез из-под стола, вытащил помятую разгневанную бабку. Взгляд Сансаныча упал на юношу.
   - Вон, - велел он свистящим шепотом.
  
  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  
   Первым делом Женя зашел в магазин на канале и взял полторашку пива и бутылку водки. Водки он еще не пил, но собирался сегодня же исправить досадное упущение - и напиться в хлам. Правда, придется еще говорить с матерью... он два дня не был дома, не ночевал... да нет, три дня, она, наверное, извелась вся... Из-за крупных размеров Женя выглядел старше своих лет, поэтому ему спокойно продали спиртное, не спросив паспорт. Положив выпивку в пакет, Женя вышел на набережную и с тяжелым сердцем двинулся домой. Идти туда не хотелось абсолютно, но больше все равно некуда. Опустив голову и шаркая подошвами грязных кроссовок на асфальту, Женя брел вдоль канала, оттягивая момент возвращения блудного сына в родное гнездо. Сегодня, кажется, среда, у матери всего три пары, и она наверняка уже дома.
   Мыслями о том, что скажет ему родительница, Женя пытался заглушить глубокое разочарование в себе и в жизни. Как жестоко и махом все провалилось! Только он уверился, что не сумасшедший. Только он нашел людей, которые если не такие же, как он, то хотя бы воспринимают его особенность как должное, пусть и не нормальное. И тут его вышвырнули. Словно котенка! Он не нужен. Никому не нужен, потому что есть техника.
   Может, если бы он мог управлять эгрегорами, им бы заинтересовался Ирекович.
   Но татарин мертв. Погребен с прочими под дымящимися развалинами.
   Теперь татарин не казался Жене таким уж злым и неприятным. Даже где-то был и симпатичным. Женя мог ему пригодиться. Ведь ему был нужен... этот, как там... в общем, который управляет. Видимо, техника могла только уничтожать, но не манипулировать эгрегорами. А он, Женя...
   А что он? Разве он способен? Да нисколько. И как вообще управлять... облаками? Тем более и нематериальными вовсе.?
   Но случай с Филиппой и Анастасией, когда Женя загнал богиню в девушек?
   Да нет, это все фигня! Женя пнул подвернувшуюся под ногу пластиковую бутылку. Ничего он не может. Он просто повторил ритуал, какие-то важные его части, поэтому богиня и послушалась. А ритуал проводили тетки, обычные тетки, значит, Женя тут не при чем, он не сделал ничего особенного.
   Значит, он ничего не может. И никому не нужен. Он зря ждал столько лет, сопротивлялся психологам и терпел одиночество, непонимание. Все прахом. Осталось напиться и уснуть и дальше влачить бессмысленное существование или уж сразу... концы в воду.
   Вкрадчивый голос внутри прошептал: это все бесы, бесы...
   Ну да! Женя поднял голову. Бесы, точно. Если их изгнать, он станет обычным человеком и будет нормально жить без этой чепухи в голове! Молодой человек поднял голову и погрозил кулаком застилающим небо тучам. Они быстро неслись над городом, задевая крыши, рваными полосами, как половыми тряпками, затягивали горизонт. Буря, скоро грянет буря...
   И тут в него врезался кто-то. Женя едва успел опустить взгляд, как какой-то пожилой мужчина в хорошем пальто, схватив юношу за ворот, потряс его и выкрикнул ему в лицо безумным голосом:
   - А они еще утверждают, что конца света не будет!!!
   И с воплями побежал дальше, отталкивая нерасторопных прохожих. Люди сторонились, кто-то сходил с тротуара, чтобы не столкнуться с чудиком. Глаза у него были больные и растерянные.
   - Эй, парень! - рядом остановилась машина, оттуда вышел человек, окликая Женю. Сначала юноша, потрясенный странной встречей, не понял, что обращаются к нему. Потом оглянулся и увидел милиционера. Невысокий тощий молодой человек взял под козырек:
   - Помощник участкового, добрый день. Пройдемте в отделение.
   - А что такое? Я ничего не сделал? - стараясь не покраснеть, сказал Женя.
   - Просто уточним личность, - сказал помощник участкового. - Тут рядом. - Он наклонился к открытому окну машину, бросил: - Я отведу парню к Шкуркину, а ты езжай за вторым психом, - и указал Жене в сторону улицы. Юноша двинулся за милиционером на Казначейскую.
   Участок находился в первой подворотне четной стороны, там же, где и домоуправление. Жене никогда не приходилось раньше бывать здесь. Маленькая комнатка на втором этаже содержала сейф, шкаф с бумагами, старый, с изрезанной поверхностью письменный стол и самого участкового, толстоватого черного и кучерявого Тимофея Николаевича Шкуркина, как гласила табличка на двери. Окно в комнате было забрано решеткой, на подоконнике стоял развесистый пыльный хлорофитум в треснувшем глиняном горшке.
   - Садитесь, - не поднимая головы, сказал Шкуркин. У него был не очень низкий, но какой-то рокочущий голос. Как будто в горле участкового перекатывались мелкие камушки, из-за чего выходящий из легких воздух будто клубился, создавая такие негромкие раскаты.
   - Так я пойду, Тимофей Николаевич? - козырнул помощник. - Еще один пациент объявился, Лешка поехал догонять, повезем на Пряжку.
   - Пациент? - переспросил Женя. - Он, знаете, на меня кинулся, кричал что-то...
   Шкуркин оторвался от бланка, на котором писал что-то, черными и подвижными, как тараканы, глазами взглянул на юношу.
   - А ты здесь зачем? - спросил он.
   - Я ж говорю, Тимофей Николаевич, похож на фотку, - быстро сказал молодой милиционер. - Помните, позавчера мамаша приходила, заявление писала?
   Женя поморщился, поставил пакет под стул. Бутылки звякнули.
   - Чего у тебя там? - подозрительно посмотрел Шкуркин. Помощник участкового тихо вышел, прикрыв дверь.
   - Пиво, - покраснев, ответил Женя. Шкуркин рылся в верхнем ящике стола.
   - Та-ак, - тянул он, - где же тут было заявление твоей родительницы... помню, помню, приходила... ага, вот и оно! - Участковый вытащил наполовину исписанный лист бумаги с пришпиленной к нему фотографией. Глянул поочередно на Женю и фото, кивнул. - Значит, ты тут с пивом по улицам шатаешься, а мать в известность не поставил?
   У Жени мучительно зачесался нос, но он почему-то застеснялся чесать и только подергал, пошмыгал носом, чтобы снять зуд. Зуд не унимался.
   - Я как раз шел домой, - объяснил Женя, смущаясь собственного голоса. И отчего только в присутствии милиции вечно чувствуешь себя в чем-то виноватым, даже если ни в чем не виноват и просто шел мимо? Дурацкое ощущение! И голос сразу становится неуверенным, будто чего-то боишься или скрываешь.
   - Вот и прекрасно, вот и пойдешь туда дальше, - пропыхтел Шкуркин, вытаскивая из кармана серых форменных штанов большой клетчатый платок и вытирая им пот со лба, после чего поднял трубку старого дискового телефона. С трудом проталкивая толстые пальцы в отверстия, набрал номер, подождал - Женя слышал долгие гудки - и проговорил с отдышкой:
   - Здравствуйте, участковый Шкуркин беспокоит. Гражданка Евсеева? Вы заявление о пропаже сына писали? Нашелся ваш сын. Живой, здоровый, сидит в участке. Потрудитесь забрать. Адрес не забыли? Казначайская пять. Да, ждем. Будьте здоровы.
   Положил трубку и вновь запыхтел над бумагами, выводя что-то крупными буквами на желтоватом бланке.
   Женя подождал, но Тимофей Николаевич скрипел ручкой и ничего не говорил. Тогда молодой человек заметил:
   - Я и сам дошел бы, не надо меня встречать.
   - А кто тебя знает, дошел бы или опять куда-нибудь исчез по дороге, - беззлобно откликнулся Шкуркин, не отрываясь от бумаг. - Изволь ждать, чтобы мать не волновалась. Хватит уже, нагулялся.
   Женя обиделся и замолчал.
  
  
  
   В большой комнате на диване мать утирала слезы. Телевизор у стены что-то бубнил вполголоса. Водку Ангелина Марковна отобрала, а пиво, под угрозой того, что он вообще не будет тогда разговаривать и опять уйдет из дома, Женя отстоял. Теперь он сидел в кресле напротив матери, тянул пиво из бокала, косился одним глазом в телевизор и вяло отвечал на редкие реплики. Основная разборка уже отбушевала.
   - Не понимаю, зачем в церковь? - повторяла Ангелина Марковна, бросая мокрый платок в угол дивана и беря из стопки сухой.
   Эта стопка платков возле дивана неприятно поразила Женю. Мать сознательно готовилась к скандалу, платки запасла... Она знала, что ему некуда идти. Больше двух-трех дней у друзей не зависнет, вернется... и наверняка знала, что он понимает, что вернется. И зная это, она все равно устроила разборку! Со слезами, биением кулаком в грудь, воплями о том, как она волновалась, ночей не спала...
   Может, и волновалась, но при этом сознательно наказывала сына скандалом.
   Женя глотнул еще пива. Он не успел поставить его в холодильник, откупорил сразу, чтобы хоть как-то отвлечься от упреков матери. Пиво было тепловатым и неприятным на вкус. Отвык...
   - Какая разница? - сказал он, подливая в бокал. Бутылка была почти пуста.
   - Что значит какая?! - вскинулась мать. - Есть разница, будут тобой заниматься квалифицированный специалист, окончивший университет и отработавший по специальности пятнадцать лет, или какой-то темный фанатик-шарлатан?
   - Священники заканчивают какую-то семинарию, - отозвался Женя и долгим глотком осушил бокал. В телеящике закончилось очередное шоу, пошла реклама. Женя взял ленивку, убавил звук.
   - Женя, не прекословь! Я твоя мать, и знаю, что для тебя лучше, поверь. Надо сходить к психологу.
   - Да схожу я, сказал же: схожу. Потом.
   - Ну когда потом, что ты говоришь? - Ангелина Марковна гулко высморкалась и взяла сухой платок.
   - Хватит изображать волнение, - Женя поморщился. - Кричишь, что не спала, а платками для скандала запаслась...
   Ангелина Марковна грузно повернулась от телевизора к сыну.
   - Что ты такое говоришь? Ты думаешь, что ты говоришь? Я их положила, чтобы по ночам к шкафу не бегать!
   - Ага, рассказывай, - сказал Женя. В ящике начинались новости. Юноша ткнул пультом в сторону экрана, прибавил звук.
   - Выключи телевизор, когда разговариваешь с матерью! - повысила голос Ангелина Марковна. Женя сделал громче.
   - Ты же сама его смотришь, - возразил он.
   - Он у меня фоном, чтобы меньше думать и волноваться, - возразила мать. Женя пожал плечами, но убавлять громкость не стал, хотя новости его не интересовали. Разве что упомянут... да нет, вряд ли, все произойдет незаметно... для всех, кроме специалистов Бюро. Женя сжал зубы, вылил остатки пива в стакан. Пожалуй, придется идти за добавкой или клянчить у матери водку, которую та куда-то спрятала. Тишком пошарить по шкафам не удастся. А жить, когда в голове ворочаются воспоминания... нет, нельзя так жить.
   - Кстати, о церкви, - вспомнил Женя. - Вот скажи, почему ты меня не на свою фамилию записала?
   Мать приоткрыла рот от удивления.
   - Ты уходишь от темы, - пробормотала она. - Какая разница? Я думала... ну, у мальчика должна быть память об отце...
   - Мам, ну не надо так неизящно врать, - Женя поднял бокал, посмотрел на просвет, покрутил в руках. - А ты знаешь, что по-гречески означает "пантократор"?
   - Нет, я же не на классическом отделении училась, у меня специальность английский язык. А что такое?
   Покачав в руке ленивку, Женя переключил с первого канала на пятый, на Петербург.
   - Нет, просто интересно, - пробормотал он. - Пантократор - это вседержитель. Тебе это о чем-нибудь говорит?
   Мать схватила очередной платок, не использовав этот.
   - Что-то из церковно-богослужебной лексики, - неуверенно сказала она. - Я не понимаю, к чему ты. Мы говорили о том, что тебе обязательно нужно показать психологу...
   - Подожди! Тише! - Женя сделал звук почти на максимум. В комнате загрохотал голос диктора:
   - Продолжают поступать в больницы с различными повреждениями разной степени тяжести. Большую часть пострадавших, после оказания им первой медицинской помощи, отправляют в психиатрическую клинику им. (Скворцова-степанов, на пряжку, короче). Люди бредят или просто находятся в невменяемом состоянии.
   - Просто! - хмыкнул Женя.
   - Врачи уже определили три группы помешательства. Поступившие в последние два часа пристают к окружающим с настойчивыми вопросами о том, кто будет разводить орхидеи, переживают за белых мышей и очень просят присмотреть за их рыбками. И многие в бреду повторяют о конце света. К сожалению, сигналы о подобных помешательствах родных и близких, соседей и знакомых или просто прохожих продолжают поступать со всех концов города. Дежурные больницы не справляются, уже поступило распоряжение из комитета по здравоохранению принимать пострадавших во все учреждения подходящего профиля. Мы попросили прокомментировать происходящее...
   Женя сделал тише. Они начали с мелких эгрегоров. А что начнется, когда возьмутся за крупные?! Холодная дрожь прошла по позвоночнику.
   - Перепились от радости, - скептически прокомментировала мать. - Наверное, опять "Зенит" играет. Совсем уже болельщики дошли, до белой горячки допиваются...
   Молодой человек вскочил. А если ударят по тем же фанатам "Зенита"? Начнется же форменное столпотворение! Он подошел к окну, не слушая, что говорит мать. По проспекту со стороны Невы тянулись люди, как обычно бывает после футбольных матчей или городских праздников. Однако не было слышно воплей "Зенит" - чемпион!", автомобильных гудков или радостного гомона, не видно было и сине-бело-голубых флагов, шарфов и шапок. Толпа, густая, как жирная сметана, текла беспокойно и тихо, до дрожи целенаправленно. Изредка только кто-то выкрикивал что-то... Женя распахнул форточку, чтобы разобрать. Он не помнил, чтобы сегодня проводился матч. И день непраздничный, до седьмого ноября далеко. Вернее, уже до четвертого... Женя высунул голову в форточку. Сзади его за штаны хватала мать, но он не обращал на нее внимания, прислушавшись. Темная и плотная, толпа упорно двигалась к какой-то цели. Женя проводил взглядом уходящий в створ Вознесенского проспекта людской поток... дыхание перехватило. Над Троицким собором, синие купола которого сливались с потемневшим небом, разливалось зарево.
  
  
  
   Женя выскочил на улицу, крича:
   ­- Вернитесь! Не ходите туда! Вас обманывают! Ведут, как баранов на бойню! Опомнитесь, люди!
   Он бежал возле тротуара, размахивая руками, но люди безмолвно текли по проспекту густой черной волной. Редкие прохожие, попавшие в эту реку дегтя, спешили перейти на другую сторону. Или барахтались среди пустоглазых молчаливых потерянных людей, пытаясь выбраться, а поток увлекал их следом.
   - Да пустите же, мне надо в другую сторону! - плача, восклицала молодая женщина. Женя прыгнул на тротуар, схватил женщину - она, оказывается, держала за руку пятилетнего мальчика, - и потащил на проезжую часть, расталкивая толпу локтями. Люди обтекали его или же, не замечая, пытались пройти сквозь него.
   Вытолкнув мамочку с ребенком на дорогу, Женя обернулся навстречу потоку. Глянул в лицо одному, другому... растерянные взгляды были ему ответом. Люди не соображали, куда шли. Зрачки их плавали, ни на чем не останавливаясь. Или же были устремлены прямо, видя что-то... что-то далекое. Над головами толпы колыхались оборванные нити... и сгущались в небе черные тучи. Где-то за Фонтанкой сверкнула молния.
   Женя и сам чувствовал, как его толкает и влечет в ту же сторону, куда шли все. Он вспомнил про Свиное рыло. Молодой человек отошел, опустив голову, и встал на светофоре. Мучительно хотелось пойти за всеми. Юноша даже повернулся в сторону Фонтанки...
   - Женя, Женя! - услышал он. Обернувшись, увидел, как мать, высунувшись в окно, машет рукой. - Домой!
   Молодой человек отлип от пыльного светофора и сделал шаг в сторону дома.
   Перед ним соткалась из воздуха знакомая высокая фигурка в белой блузке, черной короткой кожаной юбке и в высоких черных сапожках, плотно облегавших стройную лодыжку.
   - Куда это ты собрался? - спросила Филиппа, складывая руки на груди.
   - Ты кто? - вырвалось у Жени.
   - Тень отца Гамлета, - сварливо ответила девушка. - Я тебя спрашиваю, куда это ты собрался? Изволь отвечать!
   - Ты... привидение? - Женя почувствовал легкий озноб.
   - Какая, к чертовой бабушке, разница?! Тебе больше не о чем сейчас думать? - завопила Филиппа. - Оглядись!
   Женя поднял голову. Только сейчас до него дошло, что замазывающая небо туча - вовсе не преддверие дождя. И в некотором роде не туча вовсе. А все растущий эгрегор, набухающий за счет поглощения других, которых оставалось вокруг все меньше. Жене показалось, что в зареве над Троицким он узнает сверкающий взгляд отца-предстоятеля. "Сегодня вечером в Троицком..." - вдруг вспомнилось Жене.
   - Меня там ждут, - сказал он. - Значит, туда нельзя идти. Ведь если я приду, мне промоют мозги, и я перестану видеть...
   - Ты ведь это и собирался сделать? Экзорцизм, помнишь? - прошипела Филиппа. Девушка была в гневе. За ее плечом маячил тот, лысый, в сером костюме. В руках у него был открытый блокнот.
   Женя потряс головой.
   - Нет! То есть да, но... я не хочу этого! Но что мне остается? Я никому не нужен! Меня выгнали из Бюро, этот азиат со змеиными глазами! А кстати, откуда ты знаешь про экзорцизм?
   - Я теперь много знаю, - фыркнула девушка. - А вот ты, кажется, последние крохи разума потерял...
   - Хватит! - крикнул ей Женя, распаляясь. - Меня уже обзывали сегодня дураком, достало! К тому же там все равно будет ликвидационная комиссия Бюро. Я не нужен, как ты не можешь понять! Не-ну-жен! На меня не рассчитывали!
   Филиппа презрительно сощурилась.
   - Боишься?
   - Нет! Я просто не понимаю. Какая-то путаница! Меня туда тянет, они меня ждут. Значит, туда идти не надо, понимаешь? Ведь правильный выбор всегда лежит против течения! А тут... Должен быть выбор! Что выбирать? Идти туда? Нельзя. Да я и не смогу там ничего сделать: я не герой, не специалист...
   Небо целиком скрылось за тучей, черная низкая пелена затянула город от горизонта до горизонта. Кругом было темно, почти как ночью, но фонари не горели. Вдруг несколько ярких молний ударили из зарева над едва видным отсюда куполом Троицкого собора. На миг проспект осветился. Женя увидел, как по другой стороне редкие прохожие бегут, прикрывая головы руками, пакетами, портфелями, а навстречу движется еще одна плотная толпа. И тонкими ручейками вливаются в нее с канала, с перекрестных улиц новые люди с безумными или пустыми глазами.
   Девушка насмешливо посмотрела на молодого человека, который стоял перед ней, опустив голову и плечи, сунув руки в карманы.
   - Герой - не тот, кто побеждает, а тот, кто решился идти до конца. Пойми, выбора не бывает. Ты либо делаешь, либо нет. Если ты решаешься, то выбора нет, и ты просто делаешь то, что должен...
   - Кому, кому должен?! - вытащив руки из кармана и потрясая кулаками переел лицом девушки, заорал Женя. - Я никому не нужен.
   - Себе, болван! - крикнула Филиппа, теряя терпение. - Ты должен - себе! И этим людям! Ты все время ищешь, кому всучить свою драгоценную персону, и обижаешься, что она никому не нужна. Ничего удивительного, потому что она не нужна тебе самому! Но в первую очередь ты нужен себе! И решать, что делать, должен ты! Что не ясно? На Страшном суде за свои поступки ты будешь отвечать сам. Не коротышка с папкой бумаг, не азиат со змеиными глазами, не бабка с пистолетом, даже не мать со своей любовью, а ты сам, один! Неужели ты хочешь отвечать за их решения, с которыми не согласен к тому же? И неужели потом сможешь спокойно смотреть в глаза всем этим людям, которых, быть может, на смерть отпускаешь? Или на жизнь, которая хуже смерти?! Кто за тебя решит, как жить тебе? Ну? Отвечай! - она топнула ножкой.
   Женя расправил плечи. Он боялся отца-престоятеля и в то же время боялся и не хотел потерять свое умение. В нем говорила обида. Но потерять способности теперь, когда все только начинается? Он узнал столько, сколько смог, - настала пора действовать и развиваться, двигаться дальше!
   - Да, ты права. Я пойду туда и сделаю то, что считаю нужным. Так?
   Он говорил с воздухом. Женя недоуменно осмотрелся. Была ли девушка или он спорил сам с собой?
   В любом случае, он принял решение.
   Широко шагая вдоль тротуара, по которому все тек и тек пугающе безмолвная людская толпа, Женя направился к Троицкому собору.
   - Меня, меня подожди! ­- раздался сзади вопль, и с канала, яростно работая локтями, прорвалась бабка. Из половины многочисленных карманов ее камуфляжа торчали рукояти.
   - Вы чего тут, бабуля? - Женя радостно пожал протянутую руку. - А что Арманыч?
   Бабка неопределенно махнула куда-то в сторону:
   - Лежит, что ему сделается.
   Они вместе стали проталкиваться сквозь все густеющую толпу.
   - Чего это они? - крикнула бабку. Хотя люди большею частью молчали, лишь иногда кто-то восклицал что-то невнятное, но шорох множества ног, дыхание толпы - как дыхание огромного зверя - создавали приличный шум. - Давит на психику!
   - Их эгрегоры разрушены, - пояснил Женя. По проспекту еще ехали машины, но их было мало. Кое-где автомобили останавливались посреди проезжей части, водители выходили и присоединялись к толпе. Другие водители сигналили, пытаясь объехать образовавшуюся беспорядочную пробку, те, которые ехали сзади и не видели, что творилось впереди, тоже сигналили... Наконец поток выплеснулся на проспект, и проехать стало невозможно. Люди бросали машины и уходили. На узком Вознесенском происходило настоящее столпотворение - в темноте, нарушаемой иногда разрывами молний да редким светом из окна.
   Но вот людской поток докатился до Фонтанки и встал. Женя с бабкой с трудом протиснулись на набережную.
   - Ну что там? - бабка подергала его за полу. Но Женя молчал.
   Набережная Фонтанки, освещенная кое-где фонарями, была также забита людьми, как и Вознесенский. Людская масса стояла плотно и не двигалась, перекрывая подходы к Троицкому собору. Измайловский был запружен, там, кажется, вообще нельзя было пошевелиться.
   - Приехали, - произнес Женя наконец. - Дальше глухо. Все забито.
   - Бля, неужели в городе столько народу?! - поразилась бабка. - Слышь, подними меня, хочу глянуть!
   Женя подхватил бабку под мышки, с трудом приподнял - толпа сковывала движения - и посадил себе на плечи. Старуха была легкая, как мумия.
   - Даже не могу предположить, сколько тут собралось, - сказал он, поворачиваясь на месте. - Больше ста тысяч наверняка.
   Они с бабкой пытались оценить масштабы столпотворения. Мост через Фонтанку и все окружающие улицы были намертво забиты людьми. И если где-то там еще можно было двигаться, то тут, особенно после моста, на Измайловском, уже нельзя было и шевельнуться.
   - Я хренею, дорогая редакция! - воскликнула бабка. - Сто тысяч, ты думаешь, щенок? Не меньше миллиона!
   - Да это же социальная катастрофа, - пробубнил Женя из-под старухи.
   - Ага, - уныло согласилась бабка Саша, впервые, кажется, теряя обычные свои жизнелюбие и решительность. - Слышь, нам туда не пробраться...
   Женя окинул взглядом головы впереди стоящих. Рост позволял ему хорошо ориентироваться в толпе. Юноша сжал бабкины колени.
   - Держись, прорвемся! - сказал он, начиная прокладывать дорогу.
   Казалось, что толпа стояла, - однако Женя приметил едва заметное движение на мосту, по краю проезжей части. Люди струйкой по одному текли туда и обратно. И молодой человек направился к мосту.
   Женя был высок, широк в плечах и могуч грудью, однако толпа была такой плотной, что юноша с трудом продвигался. Кое-как он выбрался из створа Вознесенского, пересек набережную, приблизившись, насколько возможно, к мосту. И тут они попали в буруны.
   Движение людского потока подчиняется тем же правилам, что и жидкость. Раздвигая тела перед собой, Женя думал о том, что приходится испытывать молекулам воды, когда они из широкой части воронки стремятся пробиться через трубочку.
   Как и жидкость при подходе к более узкой части трубы, людской поток начинает беспорядочно вихриться. Несмотря на размеры и отягощение в виде бабки, Женю подхватило и стало кидать из стороны в сторону. Молодому человеку показалось, что он попал в жерло живой мясорубки, которая мягкими вроде бы беззубыми челюстями перемалывает тем не менее в кашу. Его толкали, пинали, пихали под ребра, сдавливали, так что порою было не вдохнуть. Одной рукой Женя придерживал старуху, другой хватался за людей, пытаясь оттолкнуть, сдвинуть, пробиться... Ногами он выделывал немыслимые кренделя, пытаясь сохранить равновесие, а схватиться было не за что, и Женя не раз уже думал, что еще толчок - и он свалится.
   - Только не падать! - шептала бабка ему на ухо. - Раз упадем - больше не встанем, затопчут!
   Это Женя и сам понимал. Его бросало, как на волнах в прибое во время шторма. Дно близко, но стоит коснуться его ногой, как новая волна набрасывается сзади, бросает вперед, так что тут же теряешь равновесие, накрывает с головой - и приходится всплывать, и сразу же предыдущая волна откатывается от берега и тащит назад, а новая вновь накрывает с головой, и ты уже не думаешь о том, как бы встать, барахтаешься, поднимая голову повыше, пытаясь вдохнуть, соленые брызги заливают лицо, глаза, кругом темень и бушующая вода, ни вдохнуть, ни остановиться, ни отдохнуть, и быстро слабеешь, теряя веру в себя, опускаешь руки, после чего верно идешь на дно...
   Всех людей качало как одну воду, никто не мог двигаться как хотел - только повторяя качение толпы. Людей мотало, как волны, в едином порыве - и в то же время каждого кидало как щепку. Порою ноги отрывались от земли, и Женя чувствовал, что держится вертикально оттого, что его со всех сторон сжали и понесли. И если сейчас опустят, а он не успеет поставить ноги... упадет, и растопчут безжалостно. Не потому, что люди злы, а потому, что даже не заметят. В этой давке, в этой толкотне, в этой бессмысленной мясорубке просто невозможно что-то сделать. Толпа несет, она больше не множество людей, но бесформенная и неживая даже масса, субстанция, явление природы...
   Гигантским усилием воли Женя уперся в асфальт одной ногой, оттолкнулся, рванулся - и оказался в ручейке. Еще несколько толчков сзади и сбоку - и вот он уже продвигается в медленно бредущей вперед цепочке, переставляя ноги через раз.
   - Уф... - прошептала сверху бабка. Она утерла пот, разжала кулаки. И только сейчас Женя почувствовал, как горят у него уши. Старуха вцепилась в них изо всех сил, пытаясь удержаться. - Боюсь толпы. Неуправляемый голем...
   - Ничего, прорвались же, - подбодрил ее Женя. - Правда, что еще будет после моста...
  
  

***

   - Я больше не могу! - закричала какая-то женщина и упала в обморок. Ее скрыли от глаз плотные людские ряды. Толпа заволновалась, но вяло. С высоты своих метра девяносто Женя видел, как прошли по Измайловскому волны - люди оборачивались, пытаясь что-нибудь разглядеть.
   - Че делать будем? - спросила старуха, повысив голос, чтобы перекричать поднявшийся шум. Их давили, толкали, однако Женя упрямо пробивался вперед, с боем отвоевывая места все ближе к Троицкому. Над куполом собора разливалось бледно-розовое марево, и в его свете становилось видно, пусть плохо, все окружающее. В сталинской постройки домах по обе стороны проспекта кое-где горели желтым окна. Женя заметил в некоторых окнах чьи-то головы: люди, которых не затронуло общее умопомрачение, жадно следили за происходящим. "Хоть бы кто-нибудь милицию бы вызвал, что ли", - подумал молодой человек, меняясь местами с очередным человеком в толпе. Люди отбивались, старались сами продвинуться, когда впереди открывался просвет, туда рвались сразу несколько, - но Женя, бдительно смотревший вокруг, всегда оказывался первым.
   - Не знаю, что будем делать, - напряженно ответил он, протискиваясь в очередную дырку. Его сдавили с четырех сторон, и Женя невольно охнул. - По обстоятельствам, - выдохнул он и затем долго не мог вдохнуть, так крепко его сжала толпа. Приходилось глотать воздух урывками, носом втягивать по понюшечке. От нехватки кислорода закружилась голова.
   - Свой человек, - одобрила старуха. - Но что-то же ты хотел сделать? В глобальном смысле. Типа, какова твоя цель? Не "всех убью, один останусь", надеюсь?
   - Не, - коротко выдохнул Женя. - Довольно одного отца-предстоятеля...
   Снова с трудом набрал воздуха в грудь - и на следующем выдохе, рванувшись, переместился вперед аж на две позиции.
   - Куда прешь! - его пихнули в спину сразу с двух сторон, но Женя, не обращая внимания на возмущенные вопли, передохнул и продолжил прокладывать себе путь в толпе.
   Люди были вялые, молчаливые, иногда только переговаривались, в основном женщины. Единственное, кажется, что их сейчас волновало - это оказаться поближе к собору. Хотя изредка кто-то вскрикивал нервно о пропавших цветах или утерянных хомячках - и тогда волна скорбных полубезумных стонов прокатывалась над головами. Потом все стихало, и снова люди молча рвались вперед. Впрочем, тут уже никто никуда не шел, настолько плотной была толпа. Продвижение замедлилось. Женя нервничал. До собора оставалось каких-то пятьдесят метров, но преодолеть их казалось невозможным. Кильки в банке имели больше пространства между собою, чем люди в этой толпе.
   - Как он хоть выглядит, этот хрен с горы? - спросила бабка Жене в ухо. Молодой человек вздрогнул. Он как раз всерьез обдумывал, а не опуститься ли им с бабкой на колени и не поползти ли на карачках между ног? Это представлялось единственным выходом. Женя рванулся еще раз, вперед, в сторону - однако люди стояли насмерть. Юноша оставил попытки пробраться ближе.
   - Нужно искать другие пути, - пробормотал он, осматриваясь.
   - Чего? - бабка Саша дернула его за левое ухо. - Я спрашиваю, как он выглядит, этот ваш крутой перец!
   И тут небо над куполами Троицкого собора пропороли с шипением сразу несколько белых молний, осветив все вокруг. Звезды на синем покрытии куполов сверкнули золотом, и тут же их свет полился ручейками вниз, на людей. Толпа заходила ходуном, послышались крики: "Там, там!", стоны, плач.
   - Так и выглядит, - сказал Женя, кивая вперед.
   По окружности большого купола шел балкончик. И там, освещаемый льющимся вокруг жидким золотом, возникла фигурка в белых одеяниях. Воздев ручонки, фигурка произнесла: "Приветствую вас, дети мои!" - и голос его разнесся над толпою подобно ветру, грому.
   Женя потянул носом. Действительно, подуло ветерком. Когда черная туча эгрегора ФПЦ заволокла небо, в ноосфере установилась гнетущая душная тишина, атмосфера замерла, исчезло любое движение. Теперь же, когда отец-предстоятель заговорил, потянуло сквозняком. Женя отвлекся от речи старичка-сухофрукта, посмотрел. И увидел, как некоторые обвисшие нити людей потянулись вверх, к черному эгрегору.
   Однако большинство безвольно свисали, похожие на подтаявшие сосульки.
   - Смотри, эй! - бабка ткнула его в темечко, и Женя очнулся. Двери храма распахнулись, на толпу упал прямоугольник желтого яркого света - тысячи свечей горели внутри реставрируемого храма, - изнутри полилась музыка, и на улицу ступил с пением крестный ход. Облаченные в золотые и красные одеяния, двинулись с хоругвями и кадилами священники, врезались в толпу, и та отступила, разошлась, пропуская их. Женя едва успел глотнуть воздуха, как его сдавили отшатнувшиеся люди впереди.
   И тут же в толпу, ввинчиваясь штопорами, потекли неисчислимые множества попов и монахов. Отец-предстоятель вещал под куполом собора, стоя на лесах, но Женя не слышал его, но ощущал телом расходящиеся во все стороны волны его голоса. Это было похоже на колдовство.
   - Наденем освященные кресты в едином порыве и станем братьями и сестрами во Христе, и будем счастливы, ибо склонимся в служении истинному богу! - пел предстоятель, и люди послушно подставляли шеи. А монахи и попы надевали им простые деревянные кресты на веревочках. Женя встал на цыпочки, придерживая бабку. Таких крестов у них висели целые связки, покрывая руку от запястья до локтя. Отец-предстоятель хорошо подготовился!
   - И как им помешать? - прошептала сверху старуха, негромко, потому что к ним с трех сторон приближались попы с крестиками наготове.
   - Не знаю, - повторил Женя. - Я думаю, надо заняться лично отцом-предстоятелем. Он напрямую связан со своим эгрегором и управляет через него всей этой толпой и всеми священниками.
   - Неприятный тип, - согласилась бабка. - Я бы ему...
   К ним протолкался монах с куцей бороденкой. Показал бабке петлю креста, мол, слезай, болезная, надену. Старуха развела руками: извини, приятель, высоко сижу, далеко гляжу, не до тебя, шагай лесом, бог поможет. Монах подпрыгнул, поднимая веревочку, но не достал и до Жениной шеи. А молодой человек не спешил подставлять голову.
   - Нас уже вон тот деятель окрестил, - сказал он тихо, чтобы соседние попы не услышали.
   Монах ничего не сказал, оглянулся только на проходившего за их спинами дюжего священника, поднял брови, выражая то ли удивление, то ли недоверие.
   - Точно говорю, Христом-богом клянусь, веришь, нет? - зашептала сверху бабка. - Ну чего привязался? У тебя еще вон сколько паствы ждет окормления, то бишь этого, как его... окрестовления! Так что шагай, приятель, не загораживай вид на вашего приятного старичка...
   Видя заминку, к ним направились двое крупных попов. У них не было в руках связок крестов - а по бейсбольной бите у каждого. Женя заволновался. Если они сейчас же не спровадят настойчивого монаха, у них будут неприятности! Толпа вокруг волновалась, люди перешептывались, получив кресты, но тут же снова замирали, слушая велеречивого старца, который вещал со строительных лесов, как проповедник с амвона.
   При упоминании отца-предстоятеля монах вздрогнул, повернулся на месте в одну сторону и в другую, будто пытаясь увидеть что-то у себя за спиной, как заводная куколка. Женя добавил негромко:
   - Ты же знаешь, отец-предстоятель не любит ждать. А у тебя еще вон сколько крестов. Нужно еще многим раздать. А у нас уже есть. Понимаешь?
   Похоже, монах находился под таким же гипнозом, как и вся толпа. Он вяло кивнул и так же молча двинулся дальше, тем более некоторые люди за Жениной спиной сами тянули монаха за руки, подставляя шеи.
   Бабка очаровательно улыбнулась попам с дубинками. Толпа как будто стала пореже, во всяком случае, бока не сдавливали, к тому же все эти священники и монахи как-то продвигались среди собравшихся. Значит, можно попробовать...
   В тот момент, когда первый из подходящих священников с бейсбольными битами протянул руку, чтобы схватить Женю за локоть, молодой человек рванулся вперед и продвинулся сразу через три человека вперед. Поп крякнул, остановившись, и Женя, воспользовавшись заминкой, новым рывком преодолел еще часть толпы. Столкнулся нос к носу с другим монахом.
   - Мы к отцу-предстоятелю! - пропела бабка, и монах шарахнулся в сторону, прикрываясь крестами.
   - Ты чего, а вдруг эти услышат, сзади, - забеспокоился Женя, пробираясь между сгрудившимися пожилыми тетками. В рот каждой легко можно было бы посадить по крупной вороне. Распахнутые глаза светились, как прожекторы. Молодому человеку стало неуютно. А не стоит ли сейчас где-нибудь там его мать? Женя поежился и преодолел еще несколько тел. До собора оставалось каких-то двадцать метров.
   Вокруг собора, сдерживая толпу, стояло оцепление милиции.
  
  

***

  
   - Я с ними со всеми драться не буду! - завопила бабка Саша. Женя попытался снять ее, но старуха вцепилась когтями ему в уши, сжала коленями шею.
   - Не будешь, не вопи, - уговаривал Женя, глупо улыбаясь какому-то милиционеру справа, который, повернувшись, смотрел на молодого человека.
   Они с бабкой стояли напротив собора, у самого тротуара, вдоль которого тянулось оцепление. Сквозь раскрытые ворота собора лился теплый желтый свет. Женя покрутил головой, высматривая подходы к воротам.
   - Что дальше? - спросила бабка снизу, откуда-то от живота, когда милиционер потерял к ним интерес и отвернулся.
   Тут, возле собора, толпа стала жиже. Основная масса отхлынула к противоположной стороне широкого Измайловского проспекта - чтобы лучше видеть отца-предстоятеля и следом за раздающими кресты монахами. Происходящее совершенно заворожило людей. Они следили восторженными глазами за освещенным старичком на лесах, с благоговением на лицах слушали, послушно наклоняя головы. Кто-то уже истово крестился. Женя посмотрел: эти люди уже подсоединились. Другие еще только нащупывали входы в опустившуюся тучу эгрегора. Юноша видел, как слепо шарили их каналы связи по черной пелене, неподвижно висящей над головами столько низко, что, казалось, подними кто в толпе руку - и сможет потрогать эгрегор. Поддавшись на миг этой иллюзии, Женя сам протянул руку вверх... и попал пальцем в небо. Он не проткнул эгрегор, но и наваждение не рассеялось. Туча гасила звуки, создавала тяжелую атмосферу, которая давила на глазные яблоки. Голова гудела, в висках кололо.
   Бабка Саша возбужденно подпрыгивала и дергала Женю за полу куртки:
   - Ну что, ну что? - повторяла она шепотом без перерыва.
   - Да подожди, - сказала Женя. - Сейчас соображу.
   Он тронул за плечо ближайшего милиционера:
   - Извините, можно пройти?
   - Вам куда? Зачем? - обернулся полноватый, молодой еще человек в серой форме.
   - Туда, туда! - бабка замахала руками. Милиционер с удивлением посмотрел направо и налево, назад - во все сторону, куда указывала беспокойная старуха.
   - Не положено, - неуверенно ответил он.
   Женя видел, что милиционеры нормальные, не ополоумевшие, как все люди. Они стали оглядываться на молодого человека с бабкой. Этим надавить на психику отцом-предстоятелем не удастся, понял юноша.
   - Да нам туда, по первой красноармейской (какой-то проспект) дальше, к Лермонтовскому, но на улице толпа, не пройти... мы по свободному месту перебежим и там пройдем. К собору не пойдем, нам только на ту сторону, - просительно сказал он.
   - Разговаривать не положено, - сказал мент сбоку, но тоже неуверенно. Кажется, они и сами не понимали происходящее, а указания им были даны самые общие и расплывчатые.
   - Не положено! - повернулся сосед молодого мента, бородатый дядька. - Шуруйте отседова.
   Бабка тут же ощерилась.
   - Ты чего, сопляк, старой женщине грубишь! - воскликнула она, вставая в стойку. Женя невольно сделал шаг назад, но опомнившись, схватил старуху за плечо.
   - Не надо, ты чего, - подтащил ее к себе.
   - Не трожь меня, щенок! - огрызнулась бабка, дергая плечом. - Ты чего ваще предлагаешь? До скончанья веков тут стоять?
   Женя прикинул расстояние до собора и между милиционерами. Пожалуй, резким рывком они с бабкой вполне могут...
   - Настоятельно не рекомендую! - прокричал знакомый голос, и сквозь толпу пробрался Смок Арманыч. - У них приказ стрелять на поражение, если кто за оцепление прорвется. Один предупредительный в воздух и потом...
   Он не договорил: бабка с радостным воплем кинулась ему на шею:
   - Арманыч, старый ты бульдог! Какими судьбами! Что скажет врач, сморчок бархатный!
   Коротышка закашлялся и мягко отстранил старушку. Он был в своем песочного цвета пиджачке, в петлице которого красовалась гвоздика, на губе висела неизменная беломорина. Женя невольно подумал, что эта беломорина аутентичней смотрелась бы у какого-нибудь пахана, а этому щегольскому старичку больше пошла бы короткая изогнутая трубка.
   - Когда узнает, будет недоволен, - смущенно признал Смок Арманыч.
   - Его проблемы! - бабка радовалась как ребенок. - Арманыч! Да мы с тобой... этих бородатых... в два счета! - старуха махнула перед лицом коротышки крепко сжатым кулаком.
   - Спокойно, ма шер, спокойно, дорогая, - коротышка покосился на милиционеров. - Давайте отойдем...
   Милиционеры недовольно оборачивались, когда они пробирались между толпой и оцеплением, - впереди довольная, как слон, старуха, острыми локтями распихивающая людей, за ней Смок Арманыч - и сзади Женя. Молодой человек со смущением чувствовал, что инициатива уплывает из его рук. Он вышел на битву с врагом, как былинный богатырь, - а оказался ведомый на веревке старшими, учителями, стал младшим в отряде, аръегардом, последним, в хвосте, учеником, подпаском...
   - Я тут договорился кое с кем, - ободряюще шепнул, обернувшись, Арманыч.
   - Угу, - Женя уныло кивнул. Коротышка кивнул:
   - Готовьтесь нанести удар, как только прорвемся.
   - Что?! - юноша раскрыл рот, чтобы потребовать объяснений, но тут Смок Арманыч тронул бабку за плечо:
   - Остановитесь, мон амии, пришли.
   Женя вздрогнул и заозирался, поднимая кулаки, чтобы нанести удар... не понимая кому: он совершенно не так представлял себе последнюю битву. Ведь он хотел попробовать себя... попытаться... управлять эгрегорами! Женя задохнулся от собственной наглости, когда наконец выговорил заветную цель. Но размениваться на меньшее не имело смысла. Или пан, или пропал. Или он, Женя, или этот сухофрукт. Вместе они не уживутся. Под крест Женя не подставит шею, а отец-предстоятель вряд ли потерпит конкурента. Молодой человек невольно выпрямился, расправил плечи. Да, решено. Он выйдет против...
   ...милиционеров?
   Смок Арманыч поманил пальцем немолодого уже лейтенанта, стоящего возле оцепления с рацией в руках. Лейтенант перегнулся через сцепленные локти подчиненных к коротышке, подставляя ухо.
   - Как договаривались... - уловил Женя. Лейтенант кивнул, не выказывая никаких эмоций, поднес к губам рацию, пробормотал в нее что-то неразборчивое.
   - Ждите, - сказал он.
   Женя расслабился.
   И напрасно.
   Потому что когда вокруг них выросли, словно демоны из преисподней, черные фигуры священников, плохо различимые в полумраке, он не успел отреагировать.
   На них набросились с дубинами. Женя получил битой по затылку, в голове зазвенело, перед глазами поплыло. Он два раза махнул кулаками, своротив кому-то нос, а кому-то челюсть, - но сразу четверо навалились на него и закрутили руки за спину. Бабку держали трое. Рыжебородый отец Андрей положил тяжелую ладонь на плечо Смок Арманыча, и коротышка, поникнув, позволил увлечь себя за оцепление.
   Проклиная себя за тупость и невнимательность, Женя пару раз дернулся, но его держали крепко, молодой человек только чуть не вывихнул плечевые суставы; двое сжимали ему локти за спиной. Их повели через пустое пространство к собору.
   - Вот он, дети мои! Смотрите на него! - взревел вдруг сверху отец-предстоятель.
   На проспекте и вокруг стало неожиданно тихо. Тысячи глаз уставились на Женю. И взгляды их были подобны иглам, жалам, лезвиям...
  
  

***

   - Пустите, ироды! - завопила бабка, вырываясь, но дюжий священник накинул ей на голову мешок из-под картошки. На асфальт посыпался песок. Бабка чихнула, поп схватил ее в охапку и потащил к собору. Смок Арманыч вымученно улыбнулся Жене, подмигнул - и поплелся следом за рыжебородым. Молодой человек остался на тротуаре один - не считая держащих его священников. Охрану подобрали самую рослую и крепкую, тут не только спортивный уклон не помог бы, но и боксерская школа с курсами каратэ оказались бы бессильны перед грубой силой четырех откормленных православных священников.
   Его толкнули в спину.
   - Дети мои! - воззвал сверху отец-предстоятель, и толпа обратила на него жадные ищущие взоры. - Дети мои, вы безвинные жертвы охвативших страну бесов. - Над головами прокатился шепоток. Женя разобрал несколько слов. Там были и "верно", и "правда, и "коммунисты", и "демократы", и даже пара весьма известных фамилий. Слишком сильна была еще на Руси традиция искать виноватого, и люди тут же стали вспоминать, на кого обратить свой народный гнев.
   - Дети мои! - выкрикнул отец-предстоятель, и на проспекте и предлежащих улицах стало тихо. Женя обернулся. Да тут собралось полгорода, не меньше! Толпа стояла плотно на всем Измайловском, куда хватало взгляда, на мосту через Фонтанку и в створе Вознесенского, виднелось столпотворение и в конце Первой Красноармейской, и в () проспекте по другую сторону перекрестка. И каждое слово, произнесенное старичком, из-под крыши собора, как с трибуны, было прекрасно слышно везде. - Посмотрите на него, дети мои!
   Священники втолкнули Женю на высокий помост, сколоченный на скорую руку, возможно, из тех же лесов, окружающих, как паутина больное дерево, Троицкий собор. Женя встал посредине, чувствуя себя куклой, выставленной на обозрение. Сотни тысяч глаз уставились на него, и каждый взгляд жалил, как оса, жадным любопытством.
   Женю оставили одного, священники отошли к собору и скрылись в нем. Беги! - кричала каждая клеточка тела, чувствуя опасность. Но молодой человек, пересиливая себя, сделал шаг вперед. Толпа откачнулась на полшага.
   Он был один, словно в пустыне, людские головы простирались перед ним - как тысячи песчинок.
   - Бесы одолевают вас! - прогремел сверху голос отца-предстоятеля, и миллион собравшихся вздрогнули как один человек.
   "Что делать, что делать?" - металась мысль. Туча тяжело давила на голову, ее дыхание туманило сознание.
   А ведь это шанс, - подумал вдруг Женя, глядя на волнующееся море голов. Толпа ждала, и надо было только сказать...
   - Люди! - крикнул он. - Люди, вас обманывают!
   Толпа шевельнулась как один организм, внимание почти миллиона людей стянулось вокруг Жени, как паутина, юноша физически ощутил его на себе - липкая вязкая субстанция. Глаза смотрели - как кололи, и это было невыносимо. Теперь Женя понимал, почему многие смущаются выступать перед публикой, и почему для публичных профессий нужен особый талант. Внимание толпы - как бурное море. Или скорее зыбучие пески: один неверный шаг, и тебя затянет, захлестнет, внимание как магия, чары, сковывающие великана, и если эти путы порвать, потерять интерес толпы - великан проснется, штормовое море обрушится на тебя. Второго шанса может не быть.
   Отец-предстоятель владел секретом управления толпой, почувствовал Женя. А он, вчерашний школьник, мальчишка, - нет. И у него один-единственный шанс объяснить. Эту сложную ситуацию...
   А толпа ждала, жадно разинув рот. Женя понял, что нужно говорить, иначе молчаливое внимание сменится разочарованием, и... либо его закидают тухлыми яйцами, либо инициативу перехватит старичок-сухофрукт. И тогда точно все пропало.
   Нужно было говорить, не думать, но Женя вдруг растерял все слова. Главное, и нужно-то было немного ­- самых простых и понятных.
   - Люди! - повторил он громко. - Он вас обманывает. Он хочет... хочет, чтобы вы все подчинились ему. Ему нужна власть над вами! Не слушайте его! Он обманывает вас!
   Но голос его затерялся в недовольном ворчании толпы. Уже на той стороне проспекта люди не слышали Женю, что уж говорить про тех, кто стоял за перекрестком или на мосту и за ним.
   - Вы слышите, дети мои? - взревел тщедушный старичок под куполом, и его голос разнесся, подобно грому, над улицами.
   Толпа загомонила - и стихла, вслушиваясь.
   - Люди, он вас обманывает!!! - набрав воздуха в грудь, завопил Женя во всю силу своих легких. - Он хочет управлять вами через эгрегоры!!!
   Это была ошибка. Нельзя было произносить незнакомых слов. Толпа, сколь бы умные люди ни составляли ее, всегда глупа. Она не умеет думать. Толпа - это голем, которым можно управлять, если вложить в него только самые примитивные слова, доступные даже трехлетнему ребенку. Иди! Делай! Бей! Круши! Вот какие слова понимает толпа.
   - Дети мои, вы слышали, какими страшными словами он ругается?! - возопил старичок. - Его одолели бесы! Возлюбленные чада, бесы добрались до наших детей, и мы должны защитить их! Если сейчас мы не спасем наших детей, завтра они придут к нам с оружием в руках!
   "Бесы" действовали на толпу как заклинание. Видимо, тут не обошлось без чего-то... психотропного. Женя замахал руками, пытаясь привлечь к себе внимание, но было поздно. Вниманием завладел отец-предстоятель.
   - Мы должны спасти наших детей! - надрывался он, и уши закладывало от мощных раскатов его голоса. - Бесы подкрадываются к детям и к взрослым! Оглянитесь - и вы увидите вокруг себя бесов! Кругом происки лукавого, и мы должны защитить себя! И в первую очередь спасем этого несчастного! Изгоним из него бесов! Изгоним из него бесов! Изгоним из него бесов! И если я не вылечу этого мальчика, пусть кто-нибудь кинет в него камень!
   Женя вжал голову в плечи. Толпа повторяла, как мантру: "Изгоним бесов! Изгоним бесов!". Церковная лексика туманила сознание как табачный дым, а мощная, как торнадо, энергетика отца-предстоятеля лишала воли и вдалбливала его слова в головы, подобно кузнечному молоту. Давешнее чувство накатило на юношу: это бесы, его одолевают бесы, это все наваждение...
   Камень, брошенный из толпы, рассек лоб и бровь и привел Женю в себя. Молодой человек тряхнул головой. На кинувшего шикнули: "Потом! Если не вылечит!".
   - Изгоним бесов! Изгоним бесов! - исступленно повторяла толпа. Среди людей вновь скользили священники, на этот раз с мешками крупной гальки в руках. Люди хватали камни и, потрясая ими, скандировали: - Изгоним бесов! Изгоним бесов!
   - Так свершится же воля божия! - вскричал старичок, воздевая руки к небу, и голос его громовыми раскатами прошел над толпой. Люди взвыли с кровожадной радостью: "Изыди!"
   - Нуте-с, приступим? - прозвучал за спиной совершенно обычный, сухонький надтреснутый голос отца-предстоятеля. Женя вздрогнул и обернулся. Старичок-сухофрукт поднимался, придерживаясь за перила, на помост.
  
  

***

  
   - Но как?! - воскликнул молодой человек, указывая рукой на леса собора. Отец-предстоятель улыбнулся компотно-сладенькой улыбкой, погрозил юноше пальцем, похожим на сушеный банан:
   - Только без суеверий, сын мой! Всего лишь проекция, голограмма.
   - И громкоговорители? - догадался Женя. - Но эти... раскаты...
   - Компьютерные спецэффекты, - хихикнул предстоятель в кулачок. Однако Женя не разделял его веселья.
   - Зачем вы устроили это все? - он кивнул на волнующуюся, скандирующую толпу. Глаза старичка сияли неземным светом, и молодой человек старался держаться подальше от этого сияющего взгляда. Казалось, упади он на незащищенную одеждой часть тела - и кожа задымится...
   - О, у людей должно быть что-то связывающее, некое общее воспоминание, миф, легенда, которые поддержат их в их вере, - старичок воздел руки - и на него вылился целый ушат яркого света. Женя зажмурился, прикрылся локтем, и только секунды через две, когда глаза привыкли, юноша понял, что это зажглись прожекторы, висящее на строительных лесах собора.
   - Этот мальчик будет первым, кто восславит нового господа! - крикнул старичок. Он как в струях душа купался во внимании толпы, Женя вдруг осознал, что внимание усиливает влияние предстоятеля, вызывает резонанс - и волны этого влияния расходятся по толпе, как круги на воде от брошенного камня. - Спасем наших детей, а если бесы откажутся выходить, вылечим его по-своему! - и он потряс оказавшимся в его сухонькой лапке камнем, и толпа восторженно повторила его жест, сотни тысяч камней взлетели вверх, зажатые в кулаки в едином порыве.
   Старичок повернулся к Жене, который лихорадочно соображал, успеет ли убежать от камней, если прямо сейчас задушит этого сморчка, на глазах у почти миллиона человек?
   - Не получится, мальчик мой, - гадко улыбнулся предстоятель, угадав - или прочитав? - Женины мысли. - Я связал свою душу с душою города, и если вы потревожите меня - пострадает ваш город.
   Взгляд его, как два невидимых сверла, ввернулся в глаза. С трудом преодолевая желание пасть на колени и стукнуться лбом о помост, Женя протянул руки сквозь этот взгляд, как сквозь студень, и схватил старичка за грудки, приподнял и потряс.
   - Ты грязный обманщик!
   Город вздрогнул, качнулась земля и зашатались дома, асфальт на проспекте с громким треском разломался посередине. Закричали люди. Все смешалось: крики боли и страха, вопли возмущения, треск разламывающегося асфальта. Помост зашатался, а штукатурка на колоннах собора покрылась серой паутиной трещин. Леса опасно закачались, будто деревья на сильном ветру.
   Старичок улыбнулся, обнажая бледные десны, из которых торчали всего несколько зубов, и взгляд его взорвался в мозгу, обжигая череп изнутри. Женя выпустил отца-предстоятеля, и тот отступил на два шага назад. Протянул к юноше руки, растопырил пальцы. И тут же вокруг молодого человека зашипели, загораясь, голубые линии. Они окружили его, как кокон гусеницу. Женя замер.
   - Правильно, не шевелись, - хихикнул отец-предстоятель. - Прикосновение к этим господням линиям вызывает боль. А я связал тебя со всеми этими людьми. Они почувствуют то же, что и ты... - он отступил еще на шаг к краю помоста, повернулся к волнующейся толпе.
   - Начинаем! - крикнул он. Толпа взвыла от восторга. Женя осторожно дотронулся до линии, проходившей возле лица. Палец обожгло, молодой человек вскрикнул, отдернув руку, - и его крик, усиленный сотнями глоток, разнесся над улицами.
   - Я же говорил, - прошипел старичок краем сухоньких губок. И возопил, воздев руки: - Да будет свет!
   Женя думал, что знает, как выглядит свет.
   Но он ошибался.
   Тот свет, который пролился на него теперь, - действительно пролился. Это была ярчайшая субстанция, обжигающая одним прикосновением, а смотреть на нее и вовсе было невозможно. Женя зажмурился одновременно со всеми. Толпа ахнула, прикрывая лицо руками.
   И тут же, не успел молодой человек привыкнуть к новому освещению, зазвучал хор. Десятки голосов возносились к небу так, словно это был огромный купол, а не преломляющийся в газовой оболочке планеты свет. Возникло навязчивое ощущение, что они находятся в большом храме, кругом горят свечи - Женя полной грудью вдохнул запах ладана, - и начинается служба.
   А служба началась.
   Приоткрыв глаза, моргая, слезящимися глазами Женя увидел, что между помостом и оцеплением, за которым волновалась толпа, встали священники. Они пели. Перед отцом-предстоятелем возник амвон - крытая золотым покрывальцем маленькая кафедра. В руках старичка возникло кадило. Черные одеяния его сменились синим в золотых звездах - словно один из маленьких куполов Троицкого собора спустился на землю. Предстоятель затянул сухим надтреснутым голосом: "Богородице, Дево, радуйся...", взмахнул кадилом - и перед глазами у Жени все поплыло.
   Молодой человек зашатался, но удержался на ногах, памятуя о болезнетворном коконе. Сознание стремительно меркло - как будто погружалось в черную воду. "Как же я могу его побороть?!" - мелькнула последняя мысль - и Женя с бульканьем опустился под поверхность, в черную густую мглу.
  
  

***

   - Сволота, гопота, ироды длиннобородые! - вопила бабка, извиваясь, вырываясь и лягаясь, не замечая в ярости, что держащие ее попы гладко выбриты. Каменные лица их с угловатыми челюстями были не характерны для откормленного славянства. Эти подбородки напоминают скорее американскую солдатню из третьесортного боевика, как отметил оглядывающийся исподтишка Смок Арманыч. Тяжелая ладонь рыжебородого пригибала к земле, но коротышка старался идти с достоинством. Он выполнил то, что считал нужным, но был ли он прав? Действительно ли мальчик боготрон и сумеет разобраться? Вдруг испугается, не раскроет своих способностей? Вопросов было больше, чем ответов, а помочь Жене они с шер Саша уже не смогут...
   Их завели в ворота собора, но вводить в центральное помещение не стали. Провожатый, рыжебородый отец Алексий, толкнул пленников к неприметной двери в предбаннике. За нею оказался даже не проход - какая-то кроличья нора. Они спустились по винтовой лестнице, такой узкой, что отцу Алексию пришлось пробираться боком. Тут было темно, и один из священников достал из-под рясы фонарь. По стене запрыгал круг света. Спускались долго. Кругом стояла глухая, давящая тишина, слышалось только приглушенное дыхание людей, шорох подошв по гранитным ступеням да далекий стук падающих капель. Пахло сыростью и плесенью.
   - Куда вы нас ведете, ироды? - бабка в очередной раз лягнула ведущего ее попа. Тот взвыл: она попала по коленке, - и сильнее вывернул ей руки. Бабка согнулась буквой "г" и чуть не слетела со ступенек носом вперед - в маленькую, тускло освещенную комнатенку.
   В неверном желтоватом свете подрагивающего от сквозняка пламени Смок Арманыч разглядел помещение. Оно было больше, чем показалось вначале.
   - Ого! - воскликнула бабка Саша, прекращая вырываться и задирая голову. Их привели в небольшую пещеру, выдолбленную в толще мокрого песчаника. Часть потолка была крыта замшелыми досками, видимо, там уже начиналась земля. С покатых сводов пещеры свисали гирлянды человеческих черепов, и в каждом теплилась лампадка. У дальней стены, в колеблющихся тенях, стоял темный страшный идол - высеченная из дерева фигура медведя с птичьей головой. Звероподобный столб был поеден термитами, глубокая трещина проходила снизу до верху, одна лапа обгорела - но все равно от идола исходила мощная эманация, в нем чувствовалась глубинная, нутряная сила древней природы.
   ­- Бесовское ли наваждение зрю? - прошептал потрясенный отец Алексий и перекрестился, выпустив плечо Смок Арманыча.
   Из темноты в круг света выступил человек в черном.
   - Приветствую вас в храме моей родной веры! - сказал он, обводя рукой пещеру.
   - Это же языческое капище! - воскликнул потрясенный Смок Арманыч. - Под православным храмом!
   - Чернорясые чуют, где строить, - криво ухмыльнулся татарин.
   Коротышка оглянулся на рыжебородого. Отец Алексий с каменным лицом смотрел себе под ноги.
   Бабка дернулась в крепких руках священников:
   - Как ты выжил, гад?! - выкрикнула она. - Ведь вас завалило!
   Ее напарник поморщился.
   - Прошу простить мне мою несообразительность, - начал он, но Ирекович перебил его:
   - Нет, это вы простите меня, я спешу, и выслушивать вас мне совершенно некогда. Там, наверху, меня ждет драгоценная ноотропная пушка... - и татарин гадко ухмыльнулся. После чего, повернувшись, велел рыжебородому: - Идем. Запри их здесь. Скоро Вредище насытится сполна!
   Злобно блеснув глазами, Ирекович направился к дыре, в которой была лестница. Бабка задергалась, и рыжебородый, шагнув к ней, коротко, без замаха, ударил старуху в челюсть. Тихо ойкнув, оперативница отлетела к ногам идола и затихла.
   - Постойте же! - взмолился Смок Арманыч. - Постойте, объясните, наконец, что происходит!
   Священники молчаливыми тенями покидали пещеру. Отец Алексий, перекрестившись и сплюнув через левое плечо, на прощание одарив пленников растерянно-гневным взглядом, вышел последним. Послышались удаляющиеся шаги на лестнице, сопровождавшиеся эхом. Затем на секунду стало тихо, мертвая тишина воцарилась в этом темном подземном аппендиксе. И Смок Арманыча пробрал животный ужас, какого он не испытывал, кажется, во всю жизнь.
   Потом раздался вдруг скрип, и из свода арки поехала вниз решетка - старая, ржавая... посыпалась труха. С тупым скрежетом прутья решетки воткнулись в пол и замерли. За решеткой показался Ирекович - он, оказывается, стоял в нише возле выхода, где располагался подъемный механизм. Татарин долго смотрел на замершего в кругу тусклого колеблющегося света коротышку, по худому смуглому лицу бродила странная неприятная улыбка.
   - Жертвы... ­- пробормотал он наконец. Взявшись за решетку, прислонился к ней лбом и вновь улыбнулся, глядя на бледного ошарашенного оперативника. - Вредище наконец насытится... впервые за триста лет...
   Смок Арманыч в страхе оглянулся. Ему показалось, что идол сдвинулся с места. Но нет - то шевельнулась приходящая в себя напарница. Она застонала, приподнимаясь на локте, оглядываясь. Глаза ее были мутными, непонимающими. Оперативника охватила ярость. Да что же, наконец, черт подери, происходит?!
   - Что происходит? - крикнул он замершему Ирековичу, отсутствующий взгляд которого бродил по пещере. Тот испуганно вздрогнул и уставился на коротышку. Смок Арманыч, сжав кулаки, сделал шаг вперед.
   Татарин взвизгнул. Вцепившись скрюченными пальцами в прутья решетки, он задергал ее, издавая тонкие, нестерпимо пронзительные вопли, от которых у пленников зачесалось в ушах.
   - Убийцы! Разрушители! Завоеватели! Ненавижу! Вас всех, всех и каждого, от последнего старика до последнего младенца! Всех, всех ненавижу! Убил бы лично каждого, растерзал бы, разорвал бы голыми руками! Вредище вас съест! Вредище голодное! Оно ест меня, а я скормлю ему вас!!!
   Выпученные глаза татарина покраснели. Он замолчал, задохнувшись, руки безвольно повисли. Несколько секунд он еще отрешенно смотрел сквозь Смок Арманыча, не видя его, - а затем, тряхнув головой, с усилием оторвался от созерцания гирлянды черепов над идолищем, развернулся и скрылся на лестнице. Скоро его шаги смолкли, и пленники остались один на один с языческим богом.
  
  

***

  
   Забвение длилось недолго.
   Женя вынырнул на поверхность - но в каком-то другом месте.
   На него обрушились звуки, краски, его закрутило и повлекло.
   Отбиваясь от вцепившихся в него рук, тянущих куда-то, Женя осмотрелся.
   Над головой плескались флаги, тут и там резко крякали дудки, люди кричали и смеялись, где-то пели, Женя был в гуще толпы, которая двигалась через... Тряхнув головой, Женя понял: они в Александровском саду. Вон слева Адмиралтейство, из раскрытых окон свисают длинные полотнища флагов - российский, Андреевский морской, почему-то британский... Флаги были прикреплены снизу, но один отвязался - и огромное цветастое полотнище полоскалось на ветру. Ветви деревьев были увешены флагами, флажками, серпантином, гирляндами включенных лампочек, разноцветными шелковыми лентами, бумажными фонариками, на головах у людей были цветные парики, фуражки и кепки, огромные розовые уши, красные колпаки, синие береты, и над головами плыли, покачиваясь, сотни воздушных шаров. От этой какофонии цвета рябило в глазах. Женя дернулся, вывернулся из цепких рук какой-то веселой рыжей девушки, которая тащила его, увлекая за толпой, и, смеясь, что-то рассказывала. Он пробился сквозь плотный поток людей и встал в стороне. Впрочем, он тут же оказался между двух потоков - по Адмиралтейскому проспекту движение машин было перекрыто, и дорогу запруживала другая радостная разукрашенная толпа. Наряженные, в масках и костюмах или просто так, но почти все - с воздушными шариками или флажками, - люди весело шли к Дворцовой. Нет, тут же понял Женя, посмотрев вперед, на площадь, - они шагали к Дворцовому мосту, видимо, главное представление будет возле Биржи, на Стрелке.
   По особой прозрачности листвы на деревьях и особой свежести воздуха, еще не забитого летней пылью, Женя сообразил, что сейчас конец мая, и празднуют День Города.
   Но почему он здесь? Какими судьбами? Зачем, в конце концов? Да и не сон ли это? Только что он был... и уже находится здесь.
   Громкий радостный гомон праздничной толпы мешал сосредоточиться. Был - где? Где он был, что делал и зачем он тут? В этом ярком и шумном городском карнавале?
   С Невского тоже шла плотная толпа, среди которой медленно ехало несколько разукрашенных машин, обвешанных цветными плакатами. На машинах играли и танцевали артисты в костюмах. И весь поток заворачивал к мосту, возле которого уже напрудилось народу столько, что еще немного - и люди станут нахлестывать на головы друг-другу.
   И все хотели попасть на Стрелку, но не могли или не успевали.
   Женя нырнул в поток, расталкивая людей локтями, пересек Адмиралтейский проспект, весь взъерошенный, вырвался из толпы и пошел по Гороховой в обратном направлении. Тут было поспокойней, народу меньше, чем на Невском или Вознесенском.
   То и дело проносились веселые стайки девушек в масках или колпачках, разноцветных париках. Радостно щебеча, они спешили на праздник, хотя праздник был уже с ними - их молодость и радость, ощущение праздника. Ведь не этими же колпачками создается праздник! Шарики и цветы - это все антураж. Замените их чертополохом или черными лентами - и ничего не изменится, если останется праздничное настроение. Уберите же настроение - и никакие поролоновые носы не развеселят вас.
   Так думал наш герой, натолкнувшись на очередную развеселую и разряженную в новогоднюю мишуру группу молодежи. Ребята были немного старше Жени, наверное, старшекурсники, и Женя на миг позавидовал им. Бегут, радуются жизни, так у них все клево, вот бы присоединиться к ним, к этим легким, как весенний ветерок, красивым девушкам, к этим веселым парням...
   Словно почувствовав его желание, ребята остановились. Какая-то кудрявая черноволосая девушка схватила его за рукав.
   - А ты куда?! - закричала она. - Айда с нами! На праздник!
   - Давай, давай! - загомонили парни. Девушки обступили юношу, глядя на него блестящими лукавыми глазами, улыбаясь розовыми губами.
   - С нами! С нами! - как розовая пена, волновались они. - Чего ты такой грустный? Бежим на праздник!
   Женя осторожно высвободил рукав.
   - Я не грустный, я серьезный, - сказал он. - У меня... дела.
   Девушки дружно прыснули, парни загоготали - и они пошли дальше. Жене было немного жалко, что его не стали еще уговаривать. Наверное, они бы и остались и все же утащили бы его за собой - но им просто не стоялось на месте. Как и все, они стремились туда, на Стрелке, где поджидало их что-то волнующе-чудесное.
   Только одна кудрявая брюнетка осталась стоять рядом, продолжая заглядывать ему в лицо. Ее черные, как агаты, глаза, были насмешливо-задумчивы.
   - Какие у тебя дела? - спросила она. - Ведь сегодня все закрыто, никто не работает.
   - Это... - Женя запнулся. - Личные дела.
   - Но, может, они подождут? - продолжала допытываться девушка.
   - Лялька, ты чего застряла! - донеслось сразу несколько голосов.
   - Иду! - закричала Ляля, махнув рукой. И выжидающе глянула на Женю снизу. Жене почти нестерпимо захотелось взять ее за руку и вместе пойти... куда угодно. Но он упрямо нагнул голову, словно собираясь боднуть ее.
   - Нет. Это срочно. Ты не знаешь...
   - Что? - она лукаво взглянула на него из-под густых ресниц.
   Женя кивнул на стоящую в стороне компанию:
   - Тебя ждут.
   Она засмеялась и убежала. Понурившись, Женя пошел дальше. Куда же он идет? Что ищет? Зачем он здесь?
   Вдруг он вспомнил. Конечно, отец-предстоятель начал... начал... он начал читать какие-то молитвы, видимо, служба для изгнания бесов, ритуал экзорцизма, но почему в результате Женя попал сюда? Это галлюцинация, видение, определенно! Но почему все так натурально, реалистично? Проснуться, немедленно проснуться! Женя замотал головой, остановился, осмотрелся. Ущипнул себя за ногу, оглянулся, запрокинул голову... В высоком голубом небе проплывали прозрачные белые облака.
   Нет, это не сон. Во сне нельзя посмотреть назад или вверх.
   Но почему, что, как? Ведь это не может быть действительностью! Ведь сейчас осень, и он стоит на помосте возле Троицкого собора, и на него смотрят тысячи людей... Женя подошел к дому, потрогал стену, посмотрел на грязные пальцы, на которых остались пыль и копоть. Затем, положив ладони на желтую когда-то штукатурку, выдохнув, резко стукнулся лбом о стену.
   Это была самая настоящая явь, никаких сомнений. Сном нельзя управлять, сон влечет тебя за собой, как горная река, и ты всего лишь следуешь за событиями, вызванными к жизни работой сонного мозга... К тому же во сне не думаешь.
   Что делать?
   Может, предстоятель просто стукнул его по голове и потом велел вывезти... куда-нибудь? Чтобы не путался под ногами, а сам тем временем расправляется с горожанами? Женя вздрогнул от этой мысли и побежал.
   Однако когда он добежал до Мойки, другая мысль остановила его.
   Все на празднике! Наверняка все произойдет там!
   Женя задергался, нервничая. Так куда идти? Если все произойдет на Стрелке... то почему там нет его, Жени?
   "Да кому ты нужен! - тут же укорил молодой человек себя. Там крупная игра, борьба за власть, ты пешка, да нет, тебя даже на поле нет, тебя не сосчитали! Поэтому выкинули, как балласт. А игра продолжается! И там по-прежнему люди, наверное, уже весь город!"
   Голова шла кругом, мысли метались, как шарики в лототроне, Женя не знал, куда бежать. Одно было ясно твердо: нужно действовать, и быстро. Надо спасать город!
   "Кто я такой, чтобы спасать город?" Женя быстрым шагом двинулся обратно. "Но если не я, то кто же?"
   Это был девиз их гимназии. "Если не ты, то кто же?" Раньше Женя не понимал смысла этой фразы. Вернее, понимал, но как-то отстраненно. Всегда найдется кто-то, кто сделает. У одноклассников можно списать домашку, мама сходит за хлебом, если сам забыл купить, а какие еще дела знают школьники? Поэтому гордый девиз оставался, по сути, пустым звуком. Ответственности у Жени никогда еще не было, да никто и не собирался предоставлять подросткам возможности проявить себя и почувствовать ответственность.
   Только теперь Женя вдруг ясно, во всей полноте ощутил жесткую реальность этих слов. Если не он, то кто?
   - Команда ликвидации, - подсказал в глубине кто-то маленький и трусливый. Женя узнал Свиное рыло.
   - И где она, эта команда ликвидации? - сказал он. - К тому же старичка нельзя трогать. Он привязал себя к городу. И теперь если его убить...
   "День города" - висели везде плакаты. Раньше Женя их не замечал, а сейчас, когда он сворачивал с Гороховой на Адмиралтейский, они вдруг бросились в глаза. В красно-черной рамке желтые буквы. Траурный, понял Женя. Сердце тревожно заныло. А он еще думал!
   Возле моста Женя встал. Толпа дальше была такой плотной, что двигаться стало невозможно. Вокруг Акватории, традиционного места проведения праздников, стоял весь город. Город стоял. Город ждал. А Женя ничего не мог сделать. На Стрелке уже заиграла торжественная музыка. Там начиналось главное действие.
  
  

***

  
   Хоть по головам иди! Люди впереди, на мосту, кажется, так и делали. Женя прикинул плотность толпы. Точно, по головам можно. Люди вжаты друг в друга, куда там килькам в бочке. Тут залезешь на плечи толпы - потом не слезешь, некуда будет упасть.
   Женя обошел толпу возле моста, пробравшись вдоль стены Адмиралтейства, пробился через набережную, где стояли... просто стояли, не спрессованные общим интересом в единую инертную массу. То ругаясь, то умоляя, чтобы его пропустили, молодой человек наконец сумел выбраться к парапету. Для этого пришлось выдержать настоящую битву, потому что возле самого гранита мест не было, любопытство будто склеило людей.
   - Пошел отсюда! - кричали ему. Его толкали, отпихивали, а он плечом раздвигал людей, пользуясь ростом и силой.
   - Мне только пройти! - уговаривал он.
   - Вот и шагай мимо!
   - Молодой человек, вы куда! - женщины хватали его за куртку, пытаясь остановить. - Имейте совесть!
   - Какая совесть в советское время, вашу мать! - у Жени кончилось терпение, и последний метр пришлось брать боем. У парапета Женя схватил плотного мужчину в пальто за грудки, его девушку - за шиворот, растащил и втиснулся между ними. Его держали сразу несколько рук, тянули назад, но он дернулся - воротник затрещал, лег животом на гранитное ограждение (крики "Сумасшедший!" и "Держите, сейчас утопится!", еще несколько рук вцепилось в куртку и джинсы), держась за парапет, встал на кромку по ту сторону. Криво улыбнулся испуганно-злым лицам.
   - Спасибо за помощь, - сказал он и двинулся вдоль ограждения, осторожно передвигая ноги по карнизу и придерживаясь за парапет. В спину ударил ветер, куртка затрепетала, как парус.
   - Совсем спятил! - крикнул мужик из толпы.
   - Больной, - поддержали женщины.
   Внизу плескалась Нева. День был ясный, солнечный, солнце светило как не в себя, но ветер был сильный, и теперь стало слышно, с каким ревом ударяются волны в парапет. Женя сглотнул, стараясь не глядеть под ноги. Тут, возле корабля-ресторана, было невысоко, но к мосту высота все растет, а уж сам мост...
   На повороте его остановили. Крепкий с виду мужик, в простецкой куртке, схватил Женю за руки.
   - Куда? Мимо всех? Типа сам увидишь, а мы нет?
   Женя дернулся было - нога соскользнула, и молодой человек замер. Навалившись на парапет животом, осторожно поднял ногу, нащупал карниз. Посмотрел на мужика снизу вверх. У того было синеватое распущенное лицо, мешки под глазами и нос-картошка в прожилках. Из-под надвинутой почти на уши бескозырки торчали редкие сальные волосы.
   Женщина рядом - пожилая, в платочке, - накинулась на мужика:
   - Что вы говорите, мальчик, может, сорвется, а вы все о себе! Что мы там не видели? Держите его крепче, чтобы не упал!
   Мужик нехорошо улыбнулся.
   - Верно говорите, женщина, - он снял свои грабли с Жениных рук. - Пусть ползет. А мы позырым. Будем и нам развлечение...
   Женя благодарно кивнул женщине и двинулся дальше, стараясь двигаться как можно быстрее.
   Не то чтобы он боялся высоты... но когда он перелез на мост, стало страшновато. Ветер выл и гудел в ушах, рвал куртку, и Женя пожалел, что не снял ее. С другой стороны, иначе его бы продуло насквозь - ветер был еще и холодный. Да еще холодило огромное пустое пространство за спиной и под ногами. Высота как будто давила на плечи, а широкая водная гладь, становившаяся шире с каждым шагом к середине реки, будто притягивала. Женя давно заметил - чем больше высота, с которой смотришь вниз, тем ощутимее земное притяжение, оно становится просто-таки зримым, будто канатами тянет, и почему-то хочется сделать шаг вперед - и отдаться ему, упасть и падать, падать, чтобы в конце слиться с землей, вернуться туда, откуда вышел, - в прах...
   Вот, опять! Женя осторожно помотал головой, отгоняя наваждение. Нева под мостом молча катила свои огромные воды, и было непонятно, одобряет она Женю или нет. А он добрался уже почти до середины. Под подошвами скрипели лампы. Полочка с внешней стороны ограждения была узкой, к ней крепились фонари подсветки - длинные лампы, - в просветы между прутьями решетки кроссовки не влезали, так что приходилось двигаться то на цыпочках, то ставя ступни боком. И то, и другое было неудобно, ноги быстро уставали. Да и руки уже замерзли, пальцы постепенно немели от однообразных захватов. Женя с тоской посмотрел на ту сторону реки. Там его, похоже, ждали.
   - Давай, пацан! - покрикивали какие-то парни, наклонившись над оградой и размахивая руками. По ухмылкам Женя догадался, что его не будут встречать с цветами, ребята определенно хотят развлечься, развеять скуку ожидания и покуражиться. А устойчивость тут, по другую сторону моста, определенно ближе к нулевой... Женя крепче перехватился за перила и сделал еще несколько шагов. До конца моста оставалось еще два пролета, и в конце второго ему еще предстоит миновать этих любителей дешевого самоутверждения за чужой счет...
   И тут музыка, играющая все это время, чьи бравурные звуки лились из всех громкоговорителей на столбах, прекратила.
   Толпа заволновалась, говорок вскипел, поднялся, как пена на бульоне, - и тут же опал. Все замолчали, жадно прислушиваясь, и даже парни в косухах повернулись к Ростральным колоннам. Толпа замерла в ожидании.
   Быстро-быстро перебирая руками, осторожно переставляя ноги по узкой кромке, Женя двинулся дальше. Лампы под кроссовками предательски поскрипывали. Не наступать на них не получалось, слишком тонким был карниз.
   - Вот он! - воскликнул, покосившись через плечо, один парень, волосы которого были забраны в мышиный хвостик на затылке. Вся компания обернулась.
   Женя стоял прямо перед ними, лицом к лицу, и слышал дыхание ближайшего из них, видел каждый прыщик на угреватом лбу подростков, каждую складочку нагло ухмыляющихся рож.
   - Кто к нам пришел, сам Бэтмен! - парни заржали.
   - Нет, это Фантомас!
   - Посмотрим, умеет ли он летать!
   - Да он и плавать не умеет!
   Люди вокруг хулиганов испуганно оборачивались, старались отодвинуться. Никто не хотел связываться на свою голову.
   - Пропустите, - кротко сказал Женя.
   - Кто тебя держит! - заржали они. А тот, с мышиным хвостиком, заорал радостно:
   - Нет, его надо держать, а то упадет!
   Пацаны весело загомонили, вытягивая руки. "Как неприятно - искупаться в холодной воде!" - захихикал в голове голос отца-предстоятеля. Женя успел ударить единожды - самого наглого, с хвостиком и пламенеющим прыщом на левой щеке. Удар пришелся в челюсть, лицо парня перекосило, глаза выпали из орбит, прыщ вспыхнул на солнце - и тут сразу несколько рук метнулись к Жене. Левая ладонь, которой он держался за зеленые чугунные перила, соскользнула. Женя замахал руками, пытаясь удержать равновесие, закачался на карнизе, чувствуя, как его тянет вниз... но кто-то пнул его в коленку - и Женя опрокинулся спиной.
   Раскидав руки и ноги, он спиной пропарывал ветер. Время вдруг остановилось, на миг Женя завис в воздухе, глядя снизу на мост и десятки растерянных лиц, провожающих его взглядами. Пространство загустело - и Женя неожиданно ощутил его нереальность. Все замедлилось, как во сне, когда мучительно пытаешься бежать, но ничего не выходит, и ты всем телом проталкиваешься сквозь ставший плотным воздух, а ноги стали тяжелыми, будто их окунули в свинец. Это сон или нечто вроде сна, понял Женя.
   И тут же окунулся в холодную воду.
   Едва не захлебнулся, вырвался на поверхность, хлопая руками по воде, отплевался, мотая головой, снял струи с лица и осмотрелся. Ветер баламутил реку, волны захлестывали лицо, грязные кучеряшки пены летели в глаза, забивались в нос. Ему повезло: он упал в воду, не свалился на огромные гранитные опоры. Реальность вернулась во всей своей непробиваемой материальности. Сном нельзя управлять.
   "Управляй сознанием", - шепнул низкий женский голос.
   Женя посмотрел направо, налево... берега далеко, а еще надо найти спуск к воде... течение закручивало и уносило от моста. Молодой человек загребал холодную воду. Кроссовки отяжелели и сковывали движения. В груди уже рождалась крупная дрожь, зубы начинали постукивать.
   Управлять сознанием?
   Широкими гребками толкая тело к берегу, постоянно отплевываясь, Женя пытался обдумывать эту мысль. Она казалась бредовой. Какой смысл в управлении сознанием?
   Двигать ногами становилось все сложнее, но скидывать обувь Женя не хотел. Потому что идти босиком потом по холодному асфальту... через толпу...
   Женя уже с трудом поднимал руки. Некоторое время он загребал по-собачьи, пытаясь отдохнуть. Движения и мысли стали дерганными - в такт сотрясающей тело дрожи. До берега было еще далеко. Женя упал в Большую Неву, течение сносило его под мост, в акваторию, а Жене надо было выбраться на Ваське. Или попробовать отдаться течению, а потом выгрести на Стрелку? Там будет легко выбраться...
   И Женя развернулся. Теперь не приходилось бороться с потоком, можно было плыть и немного подгребать, чтобы держаться на воде и сохранять направление.
   И сразу же, стоило прекратить активные движения, холод сковал члены. Кажется, решение было не самым удачным, ведь если он замерзнет раньше, чем его вынесет к Стрелке, как он там будет плыть?
   "Ты так и будешь барахтаться, пока не научишься управлять сознанием!" - незнакомый мужской голос возник в голове, прогудел, как колокол. Женя замолотил руками по воде: его потащил бурун возле опоры. Молодой человек в панике загребал изо всех сил, пытаясь сжать зубы, чтобы они не стучали. Да что же это такое?! Его швыряет как щепку! Но разве он не человек? Не царь природы, не вершина эволюции? В конце концов, он не игрушка высших сил, он...
   Кто он?
   Женя боролся с течением, и ему было не до вопросов. Мышцы постепенно разогревались, дрожь унималась.
   Но если не ответить сейчас, то потом будет совсем не до того.
   Его закрутило, волна накрыла его с головой.
   Кем бы он ни был, он - не игрушка!
   Женя нырнул и какое-то время плыл под водой. Отплевываясь, выпрыгнул на поверхность, осмотрелся - и снова нырнул. По крайней мере, так не заливало лицо, глаза, уши.
   И когда он нырнул второй раз, он вдруг почувствовал... почувствовал...
   Символичность происходящего.
   Это было сложно объяснить словами. Реальность делится на слои, и он может нырнуть из одного в другой...
   Верней, его бросает из одного в другой, тут же поправился Женя.
   - Нет, - тут же воскликнул он, выныривая и хватая ртом прохладный воздух. - Я могу!
   Он нырнул последний раз, сосредотачиваясь на последней мысли, на своем озарении, на символичности происходящего. Если он во сне...
   Тело превратилось в огромную тушу, занявшую все пространство, и все происходило внутри, все находилось внутри, весь мир был его телом, и Женя пытался поднял эту тушу, переместить, куда ему надо...
   Как атлет в цирке поднимает, напрягая все мышцы, автомобиль, Женя пытался поднять мир.
   Мир не поддавался.
   Все исчезло перед глазами, кругом была темнота и холод осенней воды. Воздуха не хватало, но Женя не собирался выныривать. Пора разобраться со всем этим...
   Сознание испуганно заметалось по черному пустому пространству. Если он сейчас же не найдет выход, он элементарно утонет.
   Но юноша упорно загребал воду, оставаясь под поверхностью.
   Сначала отключился слух, шорох, шелест и плеск исчезли.
   Потом темнота под закрытыми глазами сменилась цветными пятнами.
   Голова пошла кругом...
   А потом зажегся день, заколыхались флажки и ленты, вспыхнула музыка.
   Женя стоял на мосту, судорожно вцепившись в чугунные перила, и смотрел на парней в косухах, а они, ухмыляясь глядели на него. Сердце бешено бухало в груди. "Я смог! - мелькнула паническая мысль. ­- Но что, что я смог?! Что это было?!"
   И тут громом ударили трубы. Толпа ахнула, и взгляды всех обратились к Стрелке. Парни тоже посмотрели туда. Женя присел, убрал руки с перил, перехватившись за прутья, и вприсядку, посекундно оскальзываясь, миновал застывших хулиганов. И выпрямился только возле самого конца моста, где чугунная ограда переходила в гранитный парапет (какой-то) набережной. Только тогда он позволил себе посмотреть.
   Несмотря на яркий солнечный день, на Ростральных колоннах зажгли огонь. Странного зеленоватого оттенка огромный пламень, казалось, коптил само небо. Темно-рыжие языки взметались выше облаков и лизали голубой свод, оставляя на нем черные разводы. Небо быстро затягивалось.
   - Там, там! - закричали в толпе. Десятки, сотни рук протянулись к Бирже.
   На ее ступенях молодой человек узнал темную сухонькую фигурку отца-предстоятеля. Но что это с ним? Женя не поверил своим глазам.
   Как будто крылья выросли у отца-предстоятеля, два огромных, больше его самого, разноцветных неряшливых крыла, - и перья, как ленты, развевались на ветру.
  

***

   - Что, мать вашу, происходит? - бабка Саша села, потирая подбородок. Прищурившись, она осмотрелась. - Где мы?
   Коротышка присел на корточки перед ней.
   - Вы в порядке, мон шер? - спросил он обеспокоено.
   - Я-то вполне, а вы? - обернувшись, старуха постучала костяшками пальцев по идолу. Позеленевшее от сырости дерево отозвалось глухим недовольным стуком.
   - Я попросил бы вас, шер ами, - Смок Арманыч схватил бабку за запястье. - Будьте осторожнее. Это языческий идол и, похоже, действующий.
   - Вы же никогда не были суеверны! - воскликнула старуха, легко вскакивая и пускаясь в обход пещеры. Задрав голову, она принялась изучать гирлянды висящих вдоль стен черепов. - Определенно человеческие, - отметила она, почесывая затылок.
   Смок Арманович тяжело поднялся, достал из кармана бархатного своего пиджачка пачку беломора, привычным движением достал папиросу и сунул в рот. Подошедшая к нему бабка Саша присвистнула от удивления:
   - Давно ли вы перешли на табак?! Больница сильно изменила вас!
   Коротышка поправил в петлице поникшую гвоздику.
   - О нет, мон шер, со мной все в порядке. Медсестра в больнице по просьбе врача набила моей смесью целую пачку, чтобы... ну, вы понимаете, обстоятельства могут оказаться недостаточно спокойными, чтобы спокойно набить кося... э-э...
   Запрокинув голову, так что седые космы ее расплескались по плечам, бабка расхохоталась. Хлопнув ладонью по бедру, воскликнула:
   - Так, старик!
   И тут же стала серьезна.
   - Лады, - сказала она, засовывая руки в глубокие карманы камуфляжной куртки. - Тогда объясните все же, где мы и что, дьявол раздери все тайные организации мира, творится?!
   - Совершенно с вами согласен, глубокоуважаемая Александра Федоровна, - коротышка, пару раз щелкнув зажигалкой и торопливо затянувшись, спрятал пачку папирос. - Разобраться в происходящем - насущнейшая из потребностей...
   - Не считая пожрать, - задумчиво пробормотала старуха, вновь пускаясь обходить пещеру, на этот раз тщательно прощупывая и простукивая стены. - Продолжайте, я вас внимательно, вы же знаете. Мы снова в деле! Я ищу выход, а вы анализируете ситуацию...
   - Я пытаюсь! - выкрикнул Смок Арманыч, яростно выдирая беломорину изо рта. - Но вы мне и слова не даете сказать, мон шер!
   Бабка изумленно оглянулась
   - Они чего-то не доложили в вашу смесь, воры! - бескомпромиссно высказалась она. - Я молчу, молчу, начинайте. Я пока залезу на эту решетку...
   И она, как обезьянка, стала карабкаться по ржавым прутьям, ловко цепляясь. Посыпалась железная труха. Бабка долезла до каменного свода, потыкалась в него носом, разглядывая - сюда неровный свет из глазниц черепов почти не доходил, - потом, извернувшись, держась одной рукой, другой принялась ощупывать внутреннюю стенку арку, пытаясь определить расположение механизма.
   Смок Арманыч подошел к идолу, осторожно провел по скользкой поверхности ладонью, вздохнул и, развернувшись, уселся на каменный пол, прислонившись спиной к огромному деревянному чурбану.
   - Только, мон шер, не перебивайте, заклинаю всем, что для вас свято, не то я собьюсь, - глубоко затянувшись, попросил он.
   - Да когда я вас перебивала! - отозвалась старуха, откинув голову и сверху вниз глядя на перевернутого коротышку.
   - Вот хоть сейчас, например, - опять вздохнул Смок Арманыч и погрозил бабке. - Я в нашем деле вижу следующую странность.
   - Всего одну? - бабка заржала, сотрясая решетку. - Да их кучи!
   Коротышка неторопливо сделал две затяжки.
   - Ладно, молчу, - пробормотала бабка Саша, начиная спускаться. - Так что вы там видите?
   - Видите ли, дорогой друг, - Смок Арманыч вынул из внутреннего кармана пиджачка платок с вышитой монограммой в углу, вытер лысину. - Когда этот тип... этот Ирекович, так вот, когда он поймал нас с бедной Анастасией... - коротышка на мгновение запнулся, приложил платок к глазами и тут же спрятал, покраснев, - когда мы были там, у него, в этом бункере с аппаратурой Управления... он говорил и вел себя так, будто играет от себя. Будто он самый главный в своем деле. Но потом открылось про Управление, еще затем появился отец-предстоятель... Вы не находите это странным?
   Бабка отряхнула ладони, потерла их о штаны.
   - Обычная мания величия, - сказала она.
   - Вы так думаете? - коротышка языком переложил папиросу из одного угла рта в другой. - А мне кажется, он ведет тройную игру, изображая двойную.
   - На этого намекаете? - старуха кивнула на идола. Смок Арманыч задумчиво потер лоб.
   - Вы верно поняли мою мысль. Но что же тогда получается? Действительно ли этот Ирекович работает на Управление? Зачем ему потребовалось втираться в доверие к сектанту предстоятелю? Зачем им обоим ноотропная пушка?
   - Вам виднее? - бабка пожала плечами. - Пока я была в отключке, он вам ничего не сказал? Ну, такого, что прояснило бы...
   - Ну конечно! - вскричал Смок Арманыч, ударив себя по лбу, и в великом волнении подскочил. - Конечно! - он стал расхаживать перед идолом, заложив руки за спину, отчего стал похож на профессора перед аудиторией. - Мы все в огромной опасности, шер ами Александра Федоровна! Смертельной опасности! Господи, зачем я отправил бедного мальчика на борьбу с фанатиком, ведь потом ему предстоит столкнуться с безумцем! Как я ошибался!
   - Подождите, не мельтешите, - старуха уселась по-турецки прямо там, где стояла, положила ладони на колени. - О чем вы?
   - Нельзя ждать! - коротышка подскочил к ней, схватил ее за плечо и потряс. - Надо выбираться отсюда!
   - Сначала скажите, в чем дело, - бабка нехотя поднялась. - А то я что-то ничего не понимаю.
   - Я не знаю, какое задание было у Ирековича в Управлении, - горячо, почему-то шепотом заговорил Смок Арманыч, заглядывая старухе в лицо и умоляюще дергая ее за руку. - Но он с самого начала хотел одного - уничтожить город! Наш город, Петербург!
   Бабка Саша перехватила запястье коротышки, сжала своими крепкими сухими пальцами.
   - Ты бредишь, старик, - сказала она хрипло.
   Смок Арманыч выпрямился.
   - Я попросил бы вас, шер Саша. Вы разговариваете со своим непосредственным начальником...
   - Факты! - взвизгнула старуха. - Где факты?!
   Тихий сквозняк прошел по пещере, идол, казалось, вздохнул, и закачались черепа под потолком. На полу зашевелились световые пятна. Бабка Саша и Смок Арманыч испуганно уставились друг на друга.
   - Это капище какого-то финно-угорского божка, - пробормотал Смок Арманыч. - Вы понимаете? Оно стояло здесь с незапамятных времен, вы заметили, какой древний этот деревянный чурбан? Здесь жили разные племена, карелы, славяне, позже местность отвоевали шведы, а потом пришел Петр и построил город. Вы понимаете? Капище чудом сохранилось, и выжили на стройках последователи этой веры. Весьма возможно, что именно благодаря своей вере. Вера передавалась от отца к сыну, ну или от матери к дочери... и дожила до наших дней! И теперь этот человек, Ирекович, решил... ведь он обладает такими возможностями, каких не было ни у кого раньше! Только недавно появилась техника у Бюро и у Управления... а раньше только фанатики вроде предстоятеля либо боготроны могли управлять... Ну? Вы понимаете наконец, какая опасность...
   Бабка осторожно выпрямилась и возразила, однако, тоже шепотом и с сомнением:
   - Но он же больной, просто больной на голову...
   - Это-то опаснее всего!!! - закричал коротышка и яростно плюнул беломорину, но тут же, кряхтя, наклонился за ней, поднял, завернул в мятую салфетку, где уже лежали два бычка, и убрал обратно в карман. - Поймите же, мон шер, Ирекович безумен, а у него в руках оружие, способное разрушить мир! Что это значит? Вы знаете!
   - Что он его разрушит, - пробормотала бабка, разворачиваясь и подбегая к решетке. - Эй, вы, выпустите нас отсюда!!! - завопила она, дергая прутья.
   "Да... да... да...", - отозвалось эхо. На пол посыпалась ржа.
  
  

***

   - Это все символично, - потрясенно повторил про себя Женя, перелезая через ограду. Люди нехотя расступились. - И окунулся я, выходит, символично. Это было боевое крещение. Хотя крещение в контексте происходящего - не лучший символ...
   Тут толпа была на диво пожиже. Видимо, стоящие на мосту, как пробка в бутылке, перекрыли выход, то есть вход, и никто уже не мог попасть на Стрелку кроме как с Васильевского острова, а тут в окрестностях жилых домов не очень много, они начинаются дальше, за Первой линией.
   Женя пробился к Бирже.
   Если все символично, значит, день города тоже что-то значит, - рассуждал он, не видя, как люди провожают его взглядами, как смотрят ему в спину. Но какой смысл в дне города? Мне кажется, я чего-то не понимаю в происходящем. При чем тут город? Он-то тут каким боком? Не считая того, что все происходит в нем...
   Охваченный восторгом прозрения, Женя не заметил иных, не менее важных знаков. Проталкиваясь сквозь толпу, он думал: "Ну конечно! Если ноосфера - это мысли и идеи, то более чем логично, чтобы они находились там в виде символов, этаких сгустков смысла, ведь так их поймет больше людей, чем если бы они были выражены словами. Ведь разные языки..." А толпы расступалась перед ним и смыкалась сзади - не как вода, но как пасть зверя.
   Только приблизившись, Женя понял, что огромные пестрые крылья за спиной предстоятеля - на самом деле люди, две странно одетые фигуры. Сначала юноша подумал, что это карнавальные костюмы, на Дне города часто встречаются одетые Екатериной и Петром актеры. Но слишком естественно сидела одежда на этих двоих, была слишком, как бы это выразиться... аутентичной. В карнавальных костюмах всегда чувствуется некая искусственность. А тут сразу было видно, что подобные наряды для этих двоих повседневная реальность. Девушка в платье восемнадцатого века и мужчина в котелке и сюртуке.
   И они были связаны, а также привязаны к отцу-предстоятелю.
   Старичок с горящими глазами выждал, когда Женя приблизится, после чего вскинул руки. Толпа всколыхнулась и замерла, как по мановению волшебной палочки. На миг Жене показалось, что в руках предстоятеля находятся сотни и сотни нитей, которые тянутся к рукам и ногам людей.
   А в следующий миг Женя увидел, что ему не показалось. Горожане болтались у старичка на веревочках, как марионетки.
   Старик воздел руки - и, повинуясь натяжению веревочек, тысячи людей повторили жест предстоятеля.
   - Хватайте его, дети мои! - вскричал старичок. И тут же десятки рук вцепились в Женю.
   Молодой человек вздрогнул от удивления, рванулся - но было поздно. Его схватили и втащили на ступеньки, бросили у ног предстоятеля, после чего толпа отхлынула и вновь замерла, ожидая новых указаний.
   - Ну что? - захихикал старичок. - Юный боготрончик, хе-хе, глупый и самоуверенный...
   Женя сглотнул. Он не ожидал от толпы такой активности. Там, в реальности, на площади, люди стояли инертной массой и их требовалось раскачивать. А тут они слушались каждого слова старого сухофрукта!
   Молодой человек потер коленку. Обращались с ним без всякой вежливости, и от крепкой хватки десятков людей болели руки и ноги, а еще он сильно ударился о ступени. Девушка смотрела на него с сочувствием. Светлые волосы ее были туго зачесаны, а сбоку свисали локоны. Платье на ней, судя по всему, было бальное - легкое, воздушное, белое, как пена, вышитое жемчугом; на плечи была накинута полупрозрачная шаль.
   - Поднимайтесь, - грубо сказал из-за плеча девушки мужчина. Голос у него был резкий, хрипловатый, а сам он был крупный, широкий в плечах, крепкий, будто вытесанный топором из деревянной колоды медведь.
   - Что происходит? - Женя кое-как встал.
   - Бедненький, - произнесла девушка нежным, как трель соловья, голосом. Голубые глаза ее наполнились слезами, нежное лицо порозовело.
   - Если вы боготрон, то сделайте наконец что-нибудь, пока этот псих не раскурочил город! - потребовал мужчина.
   Они были привязаны к отцу-предстоятелю, руки обоих стягивала лохматая грубая веревка. Тонкие запястья девушки покраснели и распухли. Другой конец веревки обвивал пояс предстоятеля.
   Старичок, не обращая внимания на то, что происходило за его спиной, сделал шаг вперед - подтащив за собой и связанную парочку, - остановившись на верхней ступеньки широкой лестницы Биржи. Вскинул руки - толпа восторженно взвыла.
   - Он управляет ими, - через плечо прошептала Жене девушка.
   - Я и сам вижу, - откликнулся он. Им овладело отвращение к людям. Толпа вдруг стала сливаться в одно пятно, головы смазывались, становились похожи на нелепо торчащие полукружья - то ли чешуя, то ли...
   - Дети мои! - заревел старичок, бросая слова в толпу как камни. Куда делся его сухонький надтреснутый голосок? Рев его был звучен, как рог трубы. - Дети мои, я собрал вас здесь, чтобы вы засвидетельствовали возрождение христианской и православной религии! Знаете ли вы, что раз в две тысячи лет приходит новый мессия, и вера обновляется? Так знайте же! Приходит новый человек, и в нем, через него говорит бог!
   - Мессия? Да он фанатик! - Женя поежился.
   - Он сумасшедший! - грубо возразил мужчина.
   Женя сунул руки в карманы. Вся эта свистопляска начинала надоедать, хуже всего было то, что он ничего в происходящем не понимал.
   - Кто вы? - спросил он. - Разъясните, наконец, что происходит!
   - Придет новый мессия и получит высшую власть над людьми, власть над душами! - надрывался старик. - Пришло время возрождения, время обновления! Вам нужен новый бог!
   - А-а-а! - отвечала толпа в экстазе возбуждения.
   Женя пожал плечами. Может, все дело в том, что он не видит магнетических глаз старика - но это речи его совсем не зажигали, и он совершенно не понимал реакции горожан. Там полным-полно умных людей... но вели они все себя как стадо баранов.
   Баранов! Образ ярко встал перед глазами. Вот оно! Головы превратились в кудряшки на шерсти, которые поблескивали на солнце светлым золотом. Толпа выглядела как огромный баран...
   - Объясните! - потребовал Женя, пытаясь прогнать видение. - Почему город? Почему, наконец, я?!
   - Поймите же, Петербург стоит в таком месте... и это такой город... - зашептала, стараясь повернуться к Жене, девушка. Бледное ее лицо раскраснелось, сделавшись необыкновенно милым. - Здесь пространство мягче, а ноосфера гуще, поэтому именно здесь между ними возможно взаимопроникновение. То, что сейчас и происходит.
   - Мы в ноосфере?! - Женя запустил пятерню в волосы, дернул, пытаясь прийти в себя. - Невероятно!
   - Непохожи вы на боготрона, - проворчал мужчина.
   Старичок раскинул руки, и над беснующейся толпой заполоскались широкие рукава его черного одеяния.
   - И ваш новый бог - это я! - взревел он. Голос его, подобно грому, прокатился над площадью, над акваторией, проникая во все уголки души. Толпа замерла, а потом длинный удивленный вздох вырвался из общей груди. Люди подались вперед, чтобы лучше видеть. Что началось! Они лезли друг другу на головы, кричали, и каждый старался забраться повыше, чтобы рассмотреть все в подробностях.
   - Псих, - переглянувшись, одновременно сказали Женя с мужчиной. Глаза девушки вновь наполнились слезами.
   - Он разрушит город, - прошептала она. - Отсюда через ноосферу можно управлять всеми и всем. Городом, страной, миром... Он убьет город, чтобы завладеть душой этого места... убьет нас.
   - Вы город? - Женя потрясенно смотрел на странную парочку. Он уже пытался распутать стягивающие их веревки, но у него ничего не получилось. Пальцы соскальзывали, узел был слишком тугой, а ничего острого, чтобы разрезать веревку, не было.
   - Символическое воплощение его эгрегора, - грубо сказал мужчина. - Как мало знают современные боготроны, тьфу!
   - Но я вовсе не...
   Тучи быстро затягивали небо. Солнце яростно сопротивлялось, но все тщетно. И как только последний луч исчез под тяжелой синей пеленой, старик захохотал, раскинув руки.
   - Кровавый дождь, вызываю кровавый дождь! - заорал он. Девушка, вскрикнув, вжала голову в плечи. Мужчина невольно отвернулся, с упреком посмотрев на Женю.
   - Но что я могу? - воскликнул молодой человек, ощущая неприятное жжение по всему телу. - Что происходит?!
   - Он начинает ритуал... - прошептала девушка, поникая.
   Толпа жалобно заблеяла. Женя быстро оглянулся и обомлел. На месте людей топтался всамделишный баран - но какой огромный! Рогами он задевал небо, тучное тело едва помещалось на большой площади Стрелки. Баран топтался на месте, мучительно блея: под хвостом и под шеей у него горели факелы Ростральных колонн.
   - Боги требуют жертв! - возопил старик - и вдруг тоже начал расти прямо на глазах. С телом его происходили удивительные метафорфозы, но Жене сложно было следить за ним: неожиданно и с ним что-то стало твориться. Молодой человек с ужасом смотрел, как его руки прилипают к бокам, а все тело уплощается и заостряется, голова вытягивается... Миг - и Женя, теряя равновесие, повалился на ступени. Он стал гигантским, во весь свой немаленький рост, ритуальным обсидиановым кинжалом!
   "Что это, почему?" - в панике Женя посмотрел на Город.
   Но им было не до юноши. Отец-предстоятель, вырастая, увлек их за собой, и теперь они болтались, вывернув руки, где-то у него за плечом.
   - Он убьет нас и займет наше место, и его власть над городом, и над этим сакральным местом проникновения в материю ноосферы станет безграничной! - крикнул мужчина, корчась от боли в вывихнутом плече.
   - Родившееся божество жаждет крови! - провыл свысока предстоятель, уже мало похожий на человека. Скорее он напоминал... Женя моргнул.
   - Моисей был овном и в доказательство своей божественности принес в жертву (), Христос был рыбой и пожертвовал собой, а я, эра Водолея, пожертвую городом-столицей, средоточием ментальных сил! Да льется кровь как вода, полноводной рекою, на которой стоит этот город! Только по-настоящему крупная жертва сдвинет стрелку вселенских часов! Я разрушу город и воздвигну на его руинах дворец нового бога! Я этот бог! Трепещите, смертные!
   "Разрушит город? - Женя попытался двинуться в новом обличье, но чувствовал, что не может и пальцем пошевелить. - Ведь это больше пяти миллионов людей!"
   - Работай сознанием! - заорал мужчина.
   Но как?! От неожиданно начавшихся стремительных превращений Женя совершенно ошалел и потерялся. К тому же он взгляда не мог оторвать от отца-предстоятеля...
   Тот вырастал, сухонькая его фигурка наливалась плотью. Через несколько секунд предстоятель уже подпирал макушкой небеса. Ступени Биржи под ним стонали и поскрипывали. "Сейчас обвалится", - подумал Женя, спиной чувствуя, как ступени дрожат от напряжения.
   Старик сделал шаг вперед, и земля сотряслась, сделал другой - и воды Невы перехлестнули через парапет, заливая Стрелку. Сначала на голове предстоятеля выросли загнутые в кольцо золотые рога, затем лицо превратилось в рыбью морду. Потом к нему вернулся его собственный облик, но он дрожал, контуры фигуры были размыты - словно бы образ этот был не конечным и стремился перелиться в новую форму, только пока не может определиться. На груди отца-предстоятеля появился огромный сосуд - глиняная амфора размером с Биржу, висевшая на шее старика, привязанная золотыми веревками за ручки. Гигантский старик сделал еще шаг - и огромный баран, в которого превратилась толпа, жалобно заблеял. Предстоятель снял с шеи веревку, поставил кувшин перед бараном. Тот попятился, низко наклоняя голову и издавая тоскливые звуки, похожие на икоту. Старик начал развязывать веревку, которой были привязаны девушка и мужчина. Женя увидел, что и они потеряли свой первоначальный облик, под пальцами старика они превратились... в клок сена. Одной рукой предстоятель протянул сено барану, другой потянулся к Жене-кинжалу.
   - Мне нужна ваша энергия! - облизнувшись, проговорил отец-предстоятель. Глаза его сверкнули, как две молнии. - Ваша любовь, ваша ненависть, ваши страхи, все ваши страхи...
   И тут Женя каким-то шестым чувством понял, что сейчас произойдет.
   Старик скормит жителям сено, толпа разорвет Город, старик заколет барана им, Женей. И мегатонны высвободившейся энергии, развоплотившийся эгрегор и все эмоции более миллиона людей, - все это отец-предстоятель поглотит, после чего перейдет на какой-то иной уровень существования! Возможно, действительно станет кем-то вроде бога, заняв собою... как там сказал мужчина? Сакральный центр ноосферы?
   Но ведь Женя скован по рукам и ногам, он ритуальный нож, кусок обсидиана или кремня, который вот-вот обхватят гигантские пальцы невероятного старика. Ладонь размером с Дворцовую площадь неумолимо приближалась, закрывая пространство, надутые сосиски пальцев были похожи на пять растопыренных дирижаблей.
   Женя видел, понимал! Значит, хоть тело его стало чужим, он еще что-то может!
   Юноша впервые ощутил, буквально ощутил свое сознание - как ощущает руку или ногу.
   Ладонь накрыла его целиком, пальцы стали сжиматься вокруг него. Воздуха стало не хватать, темнота окутала все.
   Самым сложным было суметь действовать через символы, а не непосредственно. Выучка английской школы со спортивным уклоном научили его без запинки болтать на чужом языке и в случае чего быстро, без раздумий, ударить противника в нос. Но совершенно не дала даже намеков на то, что делать с собой, не научила разобраться в себе.
   Женя сосредоточился на приданном ему облике. Это оказалось довольно легко: от ярости он и так собрался в одну точку, сознание заострилось. Оставалось направить острие...
   "Я никчемный маменькин сынок, я никому не нужен. Но я могу и хочу быть тем, кем захочу я! И никто мне в том не указ! Только я буду решать, что и когда мне делать! А сейчас я хочу превратить этого старика в груду осколков!"
   Гигантские пальцы сомкнулись на пустоте. Вторая рука дрогнула, выпуская клок сена, перевязанный веревкой. Тот плавно опустился на асфальт. Баран заблеял, когда сухая трава прошелестела возле морды, и нагнул голову, шаря носом по дороге. Длинный розовый язык высунулся, лизнул асфальт.
   Старик выпрямился, расширенными глазами глядя на поднявшийся в воздух кинжал.
   - На меня?! - прохрипел он, взмахнув широкими рукавами. Поднялся ветер. Женя почувствовал, что его сносит, но по-прежнему целился, напряженным взглядом высматривая одну-единственную точку.
   - Да я тебя! - отец-предстоятель протянул руку, раскрывая ладонь. Из глаз его полилось нестерпимо горячее сияние, казалось, он излучает смертоносные лучи, которые пронизывают все тело, выбивая из него атомы. Женя почувствовал, что рассыпается, сам становится сеном, горстью сухих стеблей и листьев. Невыносимым усилием воли, от которого, казалось, он чуть не треснул, Женя устремился в ту самую точку.
   Старик закричал, откидываясь назад и поднимая руки, пытаясь прикрыться. Огни на Ростральных колоннах вспыхнули, пропарывая тучи, яркий луч солнца вырвался из-за темной пелены и ударил в предстоятеля, высвечивая острый подбородок и сухонький кадык.
   Женя вошел в шею, как нож в масло. Он вздрогнул, застревая, вздрогнул гигантский старик, охнул и осел, вздрогнули тучи, рассеиваясь, распадаясь на жалкие клочки бледного дыма, вздрогнула земля, поднялась волна, заливая гранитные берега... Старик повалился с грохотом, продавливая асфальт.
  
   И картинка сломалась, будто рука великана смяла ее. Трещины прочертили окоем, и все осыпалось, как осколки разбитого камнем стекла.
  
   Женя потряс головой, приходя в себя. Он стоял на сколоченном из досок помосте перед застывшей в ужасе толпой. Перед ним с открытым ртом замер рыжебородый поп. В руках его было кадило, над золотой чашечкой поднимался ароматный дымок. Поп смотрел на что-то у Жениных ног. Юноша с усилием оторвал от испуганного отца Алексея и опустил взгляд.
   Он держал за шею маленького отца-предстоятеля, и пальцы его были судорожно сжаты. Старик дернулся раз, другой, тело его выгнулось, от макушки до пят прошла судорога - и старичок испустил дух.
   И тут же раздался громкий треск. Все как один - Женя, рыжебородый, другие священники, стоящие у края помоста, вся толпа - посмотрели в ту сторону. Закричала в ужасе женщина, ее крик подхватила другая...
   Мост через Фонтанку с тяжелым скрежетом осел. Люди на нем подались вниз, на берег, толпа отшатнулась, давая им место, но тут же, как маятник, качнулась обратно...
   Мост рухнул.
  

***

   - Мы должны помочь ему, Жене! - воскликнул Смок Арманыч, ломая руки. ­- Мон шер, вы просто обязаны вытащить нас отсюда!
   Бабка перестала трясти решетку, тряхнула седыми космами.
   - Ну вот, мы наконец-то о деле. - Она вновь уселась по-турецки прямо где стояла, и принялась выгружать из карманов куртки, внешних и внутренних, всякое барахло. - А вы пока поясните, как сами-то тут оказались? И зачем сдали нас...
   - Не сдал, шер Саша, не сдал, а помог преодолеть милицейское заграждение! - Смок Арманыч лихорадочно полез за новой папиросой. У него дрожали руки, высечь искру получилось лишь с пятой попытки. Судорожно затянувшись, Арманыч посмотрел на напарницу. - Мальчику надо было встретиться с этим предстоятелем, чтобы попробовать свои силы. А мы бы были рядом, чтобы помочь ему в случае чего.
   - То есть вы хладнокровно отправили его биться с фанатиком? - бабка извлекала из глубин камуфляжа все новые и новые детали. Кучка возле ее ног все росла.
   - О, прежде чем принять решение, я выкурил полпачки, - возразил коротышка и сделал две затяжки сразу. Закашлялся, пуская дым носом, постучал себя по груди, после чего продолжил: - Вы не хуже меня знаете, что пока человек не ощутит крылья, он не научится летать, а как он поймет, что у него есть крылья и для чего они, если он никогда не упадет?
   - Но Ирекович! ­- возопила бабка.
   - Да, да, я виноват... - покаялся Смок Арманыч, стряхивая пепел с лацкана своего бархатного пиджачка. - О, как я виноват! Но ведь он выглядел хоть и упертым, однако нормальным! А теперь бедному мальчику предстоит встретиться со вторым врагом, куда более опасным!
   - Вы полагаете? - бабка любовно оглядела груду вещичек на полу. - Я не поняла, поясните дуре, какого хрена Ирековичу драться с этим анекдотом? Нет, вы скажите! - и она принялась вытаскивать из груды одну штучку за другой, осматривая и раскладывая их на более мелкие кучки.
   - Да, я вижу, вы не понимаете! - Смок Арманыч как завороженный следил за действиями напарницы. - Ведь Женя единственный, кто может помешать ему!
   - Ха! А мы на что? К тому же Сансаныч обещал выслать ликвидационную команду. У вашего татарина нет ни единого шанса!
   Коротышка задумчиво смял папиросу и кинул хабарик под ноги.
   - Мы что-то не учли, дорогой друг Александра Федоровна, мы что-то пропустили или забыли... - пробормотал он, растирая хабарик по полу. Затем, спохватившись, нагнулся и собрал остатки беломорины в салфетку, спрятав ее затем в карман. Присел на корточки перед старухой, которая, насвистывая, принялась скручивать и собирать что-то из своих деталей.
   - Они нас даже не обыскали! - радостно сообщила она, на минуту отвлекаясь от дела. - И хотя я в спешке не запаслась оружием, кое-что у меня все-таки есть...
   Смок Арманыч задумчиво потер лоб.
   - Давайте все же попробуем разобраться, - сказал он. - Управление зачем-то прислало сюда своего агента, Артема Ирековича. Ну или он тут живет, и ему было дано задание. Первый вопрос - какое задание было у агента? Какой интерес у Управления на этот раз? Дальше, Ирекович вступает в контакт с фундаментальным крылом православной церкви и некоммерческой организацией "Сестры". Зачем? Это второй вопрос, на который требуется дать внятный ответ. И наконец - какую роль в плане Ирековича играет наш юный боготрон, еще не осознавший себя и потому, в общем-то, бессильный что-то совершить? Если, конечно, он уже не...
   Бабка Саша и Смок Арманыч одновременно подняли головы и прислушались. Но сверху не доносилось ни звука. Что неудивительно, ведь они были глубоко под землей...
   - Да, так о чем это я? - Смок Арманыч достал платочек и вытер лысину. - Напомните, мон шер ами.
   - Что с вашей острой памятью? - озабоченно поинтересовалась старуха, возвращаясь к "конструктору". На внушительной рукояти уже сидел ствол, обвитый проводками, и бабка прикручивала к нему какие-то датчики и батарейки. - Вы остановились на том, какого хрена делает во всей этой истории этот щенок...
   - О да, тысяча благодарностей! - поспешил подхватить коротышка, вновь нервно вытаскивая пачку беломора. - Вот три главных вопроса, найдя ответы на которые, мы все поймем.
   Бабка хмыкнула себе под нос, вытянула руку, глядя вдоль ствола.
   - Все просто, - сказала она. - У Управления одна цель - насолить Бюро. Тут все ясно без вопросов, для этого и пушку спи... стащили.
   - Но надо же понять, какое конкретно задание... - воззвал Смок Арманыч к здравому смыслу напарницу, но у того его днем с огнем не водилось.
   - А "во-вторых" тоже без балды, - оборвала его бабка, подышав на ствол и любовно протерев его полой куртки. - Теток он использовал как пушечное мясо, а попами прикрывается. Все легко, если подумать! - и она торжествующе поглядела на коротышку. Смок Арманыч вздохнул.
   - Как вы намереваетесь употребить эту... вещь? - полюбопытствовал он вежливо.
   - Если я нигде не ошиблась, - любуясь собранным на коленке излучателем, ответила бабка Саша, - то эта штука должна нарушать связи. Сейчас мы его быстренько проверим... - и она решительно направилась к решетке.
   Коротышка засеменил следом.
   - Постойте, любезный друг! Какие связи вы желаете нарушить? Вы уверены, что после этого мы выберемся? И не расторгнется ли другая связь, не упадет ли нам на голову потолок?
   - Спокуха, - бабка остановилась в двух шагах от входного отверстия. Расставив ноги, обеими руками сжала рукоять излучателя, вороненый ствол которого матового поблескивал в тусклом свете свечей, и медленно подняла оружие до уровня глаз. Прищурив левый глаз, тщательно прицелилась в свод.
   - Я не буду нарушать подъемный механизм, ведь потом мы не сможет вытащить решетку из пазов, - не оборачиваясь, процедила она сквозь зубы. - Я просто сколупну сцепку между решеткой и сводом, после чего прутья сами как миленькие выскочат. Смотрите!
   И она нажала спусковой крючок.
   Излучатель загудел, тихо, но настойчиво. Из дула вырвалась полоса расплавленного воздуха, как показалось выглядывавшему из-за бабкиного плеча Смок Арманычу. Колебания разошлись веером, достигли решетки, втекли в потолок над нею - и исчезли. Еще две секунды пространство позванивало - а потом все смолкло.
   - Ну! - нетерпеливо крикнула бабка. - Падай!
   Решетка не шелохнулась.
   Сунув излучатель в карман штанов, старуха шагнула вперед и вцепилась в прутья, резко, со всей силы потрясла решетку.
   - И? Что же дальше? - спросил Смок Арманыч.
   - А я знаю? - огрызнулась бабка, складывая руки на груди и буравя ржавое железо злобным взглядом. - Она должна была упасть!
   Сзади послышался шорох. Бабка с коротышкой одновременно подскочили, поворачиваясь.
   С потолка с громким шуршанием стекала струйка земли и песка. Доски, поддерживающие потолок, прогнулись, словно на них сверху сел двухцентнерный боров, из щелей между ними сыпались мелкие комочки. Оперативники переглянулись.
   - Сейчас оно все рухнет! - возопила бабка и тут же зажала себе рот. Песчаник вздрогнул, потолок прочертила трещина. Песок побежал быстрее.
  
  

***

  
   Когда прилетел первый камень, Женя только охнул и схватился за плечо.
   А вот священники сориентировались быстрее. Они подхватили рясы, кадила и гуськом, но очень быстро, дисциплинированно покинули помост.
   Наклонившись, Женя прикрыл голову руками. Что происходит, почему? Ведь он... убил отца-предстоятеля, почему вместо благодарности... Камни свистели вокруг, все чаще попадая в него, и Женя, пригибаясь, бросился прочь с помоста, надеясь укрыться за ним или добежать до собора... Нога соскользнула с некрупного булыжника, лодыжку пронзила боль, и юноша упал. Сразу несколько камней ударили в спину. Кто-то улюлюкал, но почти все люди швыряли камни молча, сосредоточенно, - и это пугало больше всего. Что творится с людьми, разве Женя не освободил их?! Он пополз к помосту.
   Камень попал в затылок, и в голове зашумело, перед глазами потемнело. До края помоста оставалось еще полметра, но Женя почувствовал, что не может больше двигаться. Он протянул руку, пытаясь уцепиться за край, подтянуться...
   - Не стоит, - произнес сверху знакомый голос. И тут же его заглушил град камней, застучавших... Женя приподнялся на локте, преодолевая головокружение. Над ним стоял Ирекович, двое дюжих попов прикрывали его большими прозрачными щитами, о которые и ударялись камни, создавая громкий стук.
   - Взять, - велел татарин, и еще двое попов, выскользнув из-за него, подхватили Женю подмышки. И, прикрываемые щитами, поволокли молодого человека с помоста. Носки кроссовок прочертили по лестнице две полосы, подпрыгивая на каждой ступеньке. Град камней иссякал. Ирекович торопливо двинулся вслед, за ним с щитом поспевал широкоплечий поп с окладистой черной бородой.
   Чахлое тельце отца-предстоятеля осталось лежать на помосте, и толпа оплакивала его камнями. Наведенные старичком тучи поблекли и начали рассеиваться. Ирекович тревожно посмотрел на небо.
   - Быстрее! - крикнул он. - Пока не разошлись! Нельзя упустить момент!
   И тут с крыш домов на той стороне Измайловского проспекта ударили желтые лучи прожекторов, высветили темные фигурки улепетывающих попов. Ирекович и компания замерли в нелепых позах.
   - Всем оставаться на местах! - прошелестел сухой голос. Женя, которого тащили подмышки двое священников, с трудом поднял голову. Битва в ноосфере отняла все силы, сам идти он не мог и жалко висел на руках длиннополых.
   - Повторяю: всем оставаться на своих местах! - прозвучал тот же голос, и Женя наконец узнал его.
   В темно-фиолетовой мгле на проспекте не видно было ничего, кроме застывшей перед собором кучки людей. Но вдруг еще один луч разорвал темноту; загорелся прожектор на берегу Фонтанки, откуда неслись вопли барахтающихся людей, устремился вверх - и высветил белую, как снег, фигурку на краю крыши. Это был Сансаныч.
   За ним на крыше полукругом стояли несколько смутных теней, Женя едва различил контуры людей в черных обтягивающих костюмах. "Ликвидационная команда", - подумал молодой человек и с облегчением провалился в спасительное небытие.
   Но ему не дали отдохнуть. Как только голова юноши упала, тело обмякло - ему в лицо сунули губку с уксусом. Женя вдохнул резкий острый запах - и пришел в себя.
   Вдоль карниза суетились какие-то люди, устанавливая какие-то сооружения, похожие на водометы.
   - Вы окружены, - прокричал в рупор Сансаныч. - Сдавайтесь!
   Женя привстал, оглядываясь, но попы не ослабили хватку. На той стороне реки возле обрушившегося моста появились две пожарные машины и три скорые, пять Газелей МЧСа, там спасали упавших в воду. Звеня мигалками и сигналками, несколько ДПСов пытались отогнать от места катастрофы людей - но толпа стояла плотно, спасателям и врачам приходилось пробиваться сквозь живой заслон. Люди стояли и смотрели - безучастно, с мертвыми пустыми лицами. Что-то случилось с толпой.
   Женю дернули, и он опять потерял равновесие. Голова кружилась, сил сопротивляться не было.
   Ирекович встал, выпрямился, отодвинул прикрывающего его священника с щитом.
   - У меня два ваши сотрудники из оперативного отдела! - крикнул он, сложив ладони рупором. - Этот мальчишка вам не нужен, я знаю, а мне пригодится! Меняю его на ваших двоих!
   Сансаныч застыл с каменным лицом. Женя замер. Его меняют? Как предмет, как вещь! Как военнопленного, в конце концов, как заложника! Юноша почувствовал, как скрытая неприязнь к татарину сменяется в нем тихой, но горячей ненавистью. Он опять захватил Арманыча и бабку Сашу, может, опять пытал... Женя взглянул на главу "Бюро переводов". Ведь не отдадут же его этому мерзкому Ирековичу? Скажите, Сансаныч, что вы будете убьете этого преступника, который уже навредил вам, пытал ваших сотрудников, украл, в конце концов, макгношиль! Ну, что же вы молчите, Сансаныч? Женя переминался с ноги на ногу, думая, успеет ли он съездить ненавистному Ирековичу по морде, прежде чем того утащит ликвидационная команда Бюро? За бабку Сашу, за Смок Арманыче, за несчастную Анастасию и за Филиппу, за самого Женю, наконец! В крайнем случае можно будет пробраться туда и лично попросить об одолжении, не откажется же Сансаныч...
   - Согласен, - произнес невозмутимый азиат. Женя замер, раскрыв рот. Что?
   Ирекович ухмыльнулся.
   - Я рассчитывал на ваше благоразумие, Яхвин! - воскликнул он. - Сейчас вам их выведут!
   Татарин сделал знак, и попы дернули Женю, потащив к собору.
   - Стоять! - прогремел голос с крыши, и две пули, просвистев мимо головы, выбили искры из булыжника под ногами. Все застыли. - Вы останетесь тут, чтобы я вас видел! И пошлите одного за нашими сотрудниками!
   Ирекович поглядел на рыжебородого.
   - Выпускай, - кивнул он. Тот слегка наклонил голову, двумя пальцами взял крест, висящий на груди, поднес к губам.
   - Понял, делаю, - прогудел он своим круглым баском.
   Рыжебородый бегом кинулся к высоким воротам собора, приоткрытым на четверть. Изнутри лился желтый теплый свет. Женя оглянулся. На крыше, где стоял Сансаныч, расчехляли какую-то технику, больше всего похожую на конвекционные обогреватели, только раза в четыре побольше. Как они такие дуры на крышу-то затащили? - только и успел подивиться молодой человек.
   Ворота собора распахнулись во всю ширь, огромное желтое пятно света упало на темный асфальт, высветив поребрик, ограду, деревья, ошалелое оцепление милиции, давно уже ставшее частью толпы, тысячи и тысячи голов... Подоткнув за пояс рясы, под которыми оказались камуфляжные штаны, чисто выбритые дюжие попы выкатили наружу какие-то металлические гробы на колесиках. Четыре штуки.
   - Без шуток, вы под прицелом! - предупредил Сансаныч, поднеся рупор ко рту. Ирекович раскланялся и послал воздушный поцелуй.
   - Сейчас выпустим ваших сотрудников! - прокричал он любезно.
   Железные ящики развезли по сторонам свободного от людей пространства.
   - Мое терпение истощилось! - возопил Сансаныч. - Я открываю огонь!
   - Выпускаю! - ответил татарин, поворачиваясь к собору и поднимая руку. В воротах стоял рыжебородый и напряженно смотрел на него. Как только рука Ирековича пошла вниз, он метнулся внутрь. Оттуда донесся грохот цепей и истошный вопль, даже не разобрать чей. Толпа дрогнула и подалась назад. Никто не заметил, как раскрылись крышки металлических гробов и над ними заклубился едва заметный дымок.
   - Пожалуйста! - воскликнул татарин, пригибая голову и отскакивая к помосту. За ним побежали, таща Женю, священники. Одинокая пуля взвизгнула у них над головой, уходя к собору, - и со звоном отскочила от звена корабельной цепи.
   Толпа ахнула. Истерически закричали женщины, из тех, что стояли ближе. Милиционеры, так и стоящие цепью, дружно сделали шаг назад, тесня народ.
   Из собора с утробным воем вырвалась огромная женщина. Пуля отскочила от цепей, которые опутывали ее - но определенно не способны были сдержать. Женщина рванулась - цепи зазвенели, затрещали. Лицо монстра было в синяках и ссадинах, на левой щеке багровел жуткий кровоподтек, через все лицо проходил широкий шрам. Растрепанные волосы развевались, как змеи, несмотря на полное отсутствие ветра. Вопль ее и звон цепей заглушили крики утопающих с Фонтанки. Два десятка попов держали концы цепей, упираясь в асфальт, а женщина тащила их за собой, как котят.
   Женя с ужасом узнал в ней Анастасию. Дырка во лбу и... это не шрам, а цепочка от флешки! Но почему такая огромная?!
   Анастасия с ревом рванулась - цепи лопнули. Державшие ее охранники кеглями повалились на асфальт. Спасатели на крыше открыли огонь, автоматы часто застучали - но пули не брали девушку. Взвыв, она прыгнула в толпу, подняв руки со скрюченными когтистыми пальцами и щерясь, щелкая зубами. Люди в панике заметались.
   Попы согнули Женю и впихнули под помост. Ирекович уже был там и ползком пробирался к центру помоста. Секунда - и он исчез. Провалился!
   Священники втолкнули Женю в люк, когда снаружи раздался какой-то звон - и сразу следом громкий жалобный вой Анастасии, раздирающий барабанные перепонки и всю душу. Что-то с грохотом обвалилось... и Женя упал.
   Внизу его подхватили другие священники и, не давая опомниться и пересчитать целые ребра, поволокли дальше. Молодой человек ничего не видел, ноги ныли, а при каждом толчке в боку взрывалась петарда.
   Постепенно Женя стал различать окружающее. В низком и узком тоннеле изредка попадались лампы, и в их тусклом свете он разобрал бетонные стены, покрытые гнилостным налетом, а также связки кабелей, прикрепленные на стенах.
   Однако долго идти скорчившись не пришлось: Ирекович остановился возле железной лесенки на стене, ведущей наверх. Женя поднял голову и увидел невысокую круглую шахту, из которой лился теплый желтый свет.
   - Туда, - велел татарин, и один из сопровождающих попов подтолкнул Женю к лесенке. Но первым полез Ирекович.
   Они выбрались из люка, располагавшегося в голом бетонном полу какой-то пустой комнатенки. Здесь были три двери, на одной нарисован писающий мальчик, на другой - табличка высокого напряжения. И прямо напротив этой двери из комнатенки вела винтовая лестница. На стене висело несколько лампадок со свечками.
   Попы подхватили Женю, который, впрочем, уже немного пришел в себя и вполне мог идти сам, в голове больше не звенело, - и потащили на лестницу, Ирекович широко шагал следом. В руках его оказался пистолет, вороненым стволом он иногда тыкал молодого человека в спину.
   Через узкую дверь они вышли из темной шахты винтовой лестницы, и Женя вытаращил глаза.
   Определенно, они оказались внутри Троицкого собора. Несмотря на царящий внутри холод и голые оштукатуренные стены, сразу становилось ясно, что это большая церковь. Женя задрал голову и посмотрел на купол, освещенный отблесками света.
   Внутри было гулко и пусто, стены голые...
   Только в центре собора сосредоточилась жизнь. Там горели сотни свечей на золотых церковных канделябрах, но освещали они не строгие лики в золотых окладах. Нет, сегодня тут служили какую-то дьявольскую техномессу...
   Это была первая мысль, которая пришла Жене в голову, еще не совсем отошедшую от последних событий и потому воспринимавшую все... чересчур символично.
   Очнись, мы уже в реальности! - одернул себя молодой человек.
   Попы втолкнули его в круг света, и Женя стал осматриваться.
   Центр собора заполняли приборы и компьютеры, опутанные проводами системные блоки, клавиатуры и мониторы, и... и... Женя затруднился определить все, что видел.
   Тем более что тут он заметил сбоку под прожектором...
   - Нет... - застонал он. События повторялись. Там, за высокой треногой, на которой ярко горел глаз дневного света, в полутьме, на двух медицинских каталках лежали, привязанные, Смок Арманыч и бабка Саша. Они не двигались, лица их были спокойны и неподвижные, а над ними... над ними стоял рыжебородый с автоматом за плечо и глумливо усмехался.
   Другие священники, в заткнутых за пояс рясах, суетились возле большого терминала - хромированной дуры с длинным операторским пультом и несколькими небольшими мониторами. За пультом сидел, сутулясь, в меховых наушниках уже знакомый Жене длинноволосый семинарист. Он кинул на молодого человека растерянный взгляд, кивнул едва заметно и тут же отвернулся, защелкав чем-то на пульте. "Напряжение!" - тонким голосом крикнул он попу, который тянул вдоль пульта кабель. Поп кивнул и попятился дальше, в руках у него вращалась большая катушка, за ним оставалась на бетонном полу черная полоса.
   Женю поставили в центре этого технологического безумия. Даже неопытному взгляду первокурсника было ясно, что техника опережает свое время, хотя чем именно, в чем это выражается, Женя не смог бы объяснить, если б вдруг его сейчас об этом спросили.
   За его спиной высился растянутый между металлических штанг белый экран. Прямо в лицо ему смотрело жадное жерло ноотропной пушки.
   Не видя ее ни разу, Женя как-то мгновенно узнал ее. Было в этой сердитой красавице что-то такое...
   Турель была закреплена на небольшой платформе. Под передними колесами лежали два ступора, чтобы пушка не откатилась. Более всего пушка напоминала миниатюрную зенитную установку времен Второй мировой, на такой у Жени дед по матери когда-то был наводчиком. Только у этой ствол короче и толще. И внутри ствола темнота как живая...
   Женя с трудом отвел взгляд от будто шевелящейся темноты внутри пушки и посмотрел на стоящего за пушкой Ирековича. Татарин словно только этого и ждал.
   - Приступим! - воскликнул он, хлопнув в ладони. - Мониторы!
  
  

***

   Доски затрещали и просели. Затем одна из них треснула, лопнула, брызнули щепки - и поток земли обрушился на пол. Оперативники отскочили к клетке. Песок, земля, корни, камни - куча посреди пещеры быстро росла, заполняя небольшое помещение. Две гирлянды, крепившиеся к деревянному потолку, порвались, и черепушки заскакали, подпрыгивая, по груде земли. Смок Арманыч оттолкнул подкатившийся к нему оскаленный череп. Свеча внутри погасла, огарок выпал, и глазницы были черные и пустые.
   - Скорей придумайте, что делать! - воскликнул, задыхаясь, коротышка. Бабка растерянно топталась возле решетки.
   Едва слышный напряженный скрип стал громче, и вот с громким хлопком сломались еще две доски. И через прореху обвалился целый пласт мокрой земли. Люди оказались по щиколотку в грязи.
   - Александра Федоровна!!! - взвыл Смок Арманыч в ужасе. Бабка дернула себя за космы и, обернувшись, вцепилась в прутья.
   - Ты должны открыться! - крикнула она, сотрясая решетку. Старухи ладони стали оранжевыми от ржавчины.
   Еще один хлопок, еще одна треснутая доска - и они уже по пояс в земле. На глаза Смок Арманыча навернулись слезы.
   - Мы погибли... - прошептал он, по-детски шмыгнув носом.
   - Не отчаивайтесь, мой друг! - завопила бабка, цепляясь за железные прутья и подтягиваясь. С трудом она вытащила из земли одну ногу, потом вторую, залезла на решетку повыше, протянула коротышке руку: - Держитесь! Сюда, ко мне!
   - Отчего же ваш генератор не сработал? - задыхаясь, простонал Смок Арманыч, карабкаясь по ржавым металлическим квадратам. Земля прибывала, накатывала сзади волнами, с тихим шорохом сыпалась и сыпалась. - Мы будем похоронены заживо, как это нелепо...
   Он оглянулся. За насыпью, которая в центре пещеры уже почти доросла до потолка, в тусклом свете был виден погрузившийся в землю почти до плеч идол. Смок Арманычу показалось даже, что небрежно вытесанное из дерева лицо выражало недоумение и обиду. Над головой чурбана покачивались, постукивая друг о друга, черепа со свечками внутри.
   - Смотрите, смотрите! - завопила вдруг бабка. Коротышка быстро обернулся. Они висели, скрючившись, почти под самым потолком, а слой земли под ними все прирастал. Решетка сдерживала почвенную массу, но что-то все равно высыпалось в коридор, к подножию узкой винтовой лестницы. Под напором земли старые железные прутья дрожали от напряжения. Смок Арманыч туда, куда указывала напарница.
   Необычное творилось под сводом. Уходящие вглубь каменной толщи концы прутьев не просто вздрагивали под давлением все растущей массы земли, нет, они дрожали, как дрожит желе на тарелке, если его потрогать.
   - Видите?! - торжествующе выкрикнула бабка, налегая на решетку. Верх прутьев и часть свода потекли, прогибаясь, стали мягкими, словно масло на столе в жаркий летний день. Еще один толчок сильными бабкиными руками, - и решетка, со скрежетом пробороздив края прохода, плашмя упала в коридор.
   Старуха успела убрать руки, и теперь легко вскочила. Земляная волна подкатилась ей под колени, и бабка Саша с визгом отскочила на ступени.
   Смок Арманыч не успел. Верхним краем решетка зацепила ступени, под нижним скопилась земля, но все же коротышка больно ударился костяшками о каменный пол.
   - Быстрее, дорогой друг, выбираемся! - бабка Саша помогла ему подняться. Смок Арманыч потряс кистями. Костяшки были разбиты в кровь, кожа на пальцах рассажена. Спотыкаясь и припадая на правую ногу, он поспешил за бабкой. Старуха, не утратившая присутствия духа, даже, кажется, еще больше взбодрившаяся от опасности, тащила напарника по ступеням вверх, обхватив его одной рукой, а другой придерживаясь за стену. Внизу с шорохом стекали струйки земли, заполняя оставшееся пространство пещеры.
   За поворотом последние отблески света исчезли, и оперативники оказались в полной темноте.
   - Мне надо отдышаться, постойте, прошу вас, мон шер! - взмолился Смок Арманыч. Старуха остановилась.
   - Мы только из пещеры выбрались, а наверху еще куча этих больных на всю голову монахов, - проворчала она, однако отпустила коротышку и встала, прислонившись к стене и скрестив руки на груди.
   - Вот и надо отдохнуть, прежде чем начнем прорываться, - сказал Смок Арманыч, вытаскивая беломорину и зажигалку. - И вообще не мешало бы продумать план действий. Вы помните, как нас вели?
   - Что тут думать, на месте разберемся! - В свете синего пламени зажигалки Смок Арманыч увидел, как напарница пожала плечами.
   - И почему я не удивлен вашим ответом? - пробормотал коротышка, затягиваясь.
   На винтовой лестнице в глубоком подвале под Троицким собором воцарилась тишина. В чернильной темноте был виден только слабо тлеющий кончик папиросы. Когда Смок Арманыч затягивался, пятнышко вспыхивало - и тут же пригасало. Так прошли, в молчании, несколько томительно долгих секунд. Затем бабка, вздохнув, сказала:
   - Ладно, каков план?
   Смок Арманыч погасил папиросу о стену, спрятал бычок в карман и тоже вздохнул:
   - С глубоким прискорбием вынужден отметить, мон шер ами, что плана нет. Мы блуждаем в неизвестности, как в этой темноте.
   - Сориентируемся на месте? - оживилась бабка Саша.
   - Увы, - подтвердил коротышка.
   Лестница была крутой, с узкими маленькими ступеньками. "И как мы с нее не ссыпались, когда спускались?" - ворчала бабка. "У них был свет, - отвечал Смок Арманыч, тяжело дыша и хватаясь то за стенки, то за напарницу. - А вот что у Ирековича было с церковью? - продолжал он, с пыхтением преодолевая очередную ступеньку. - И не могло ли быть его заданием от Управления, уничтожить, например, если подумать, эгрегор "Сестер"? Возможно, женское божество приобрело слишком большой вес в ноосфере?"
   - Тихо! - зашипела бабка, останавливаясь. - Пришли!
  
  

***

   Большой монитор над пультом просветлел, по нему побежали помехи. Женя прищурился. Один софит светил прямо в глаза, мешая смотреть. Ирекович неприятно улыбался.
   На экране сквозь мельтешение точек проступали знакомые контуры. Женя вгляделся, пытаясь разобрать размыто изображение... это были не эгрегоры. Установленная на стене собора камера транслировала происходящее на площади. Вот волнующееся море голов, по которому пробегают, разрезая темноту на ломти, лучи прожекторов. Экран мигнул и дал цвет. Юноша увидел, как на крыше появилось несколько черных фигур. Внизу, почти не попадая в обзор, бушевала Анастасия, Женя заметил, как плещутся вокруг нее люди, разбегаются, падают, а толпа сзади напирает - ей некуда деться... Что-то в этой картине было не так.
   На крыше вокруг маленькой фигурки Сансаныча появились несколько черных силуэтов. Вниз полетели веревки. Грохот цепей, разрываемых Анастасией, и гул испуганной толпы доносился сюда через раскрытые двери собора. Волнение достигло апогея.
   - А теперь, - произнес Ирекович, - можно и поговорить.
   Женю охватила ярость. Говорить, когда там, быть может, умирают люди?!
   - Что вам надо?! - выкрикнул юноша, сжимая кулаки.
   Татарин смотрел поверх него. За спиной молодого человека, на огромном экране, расплывались пятна, похожие на ляпы масла или бензина на воде. Самое большое пятно колыхалось и пульсировало, то выползая за границы экрана, то сжимаясь. Второе по величине неподвижно застыло посередине экрана. Вокруг, порою накладываясь на эти два, проплывали другие пятна, поменьше. Яркое, но постепенно затухающее пятнышко сияло в центре.
   Если бы Женя их увидел, то узнал бы их. Возможно даже, заметил бы в контурах самого большого пятна очертания дородной женской фигуры, а силуэт второго по величине, весьма вероятно, напомнил бы Жене историческую пару, с которой ему довелось совсем недавно познакомиться. И, возможно, тогда бы он повел себя иначе...
   Но все сложилось как сложилось. Как было задумано. Недаром Женю поставили спиной к экрану.
   - У меня к тебе деловое предложение, - вкрадчиво начал Ирекович. ­- На боготрона ты, мальчик, не тянешь, но определенная сила в тебе есть. Мне нужна твоя способность управлять тем эгрегором, - татарин показал на монитор, где как раз показалась всклокоченная голова Анастасии. Девушка металась по площади, наскакивая на людей и голыми руками раздирая их. Крики боли и всполошенные панические крики непрерывно неслись с улицы. Вскинув руки, Женя заткнул уши, морщась. Но тут же, увидев, что Ирекович открыл рот, опустил ладони.
   - У меня задание - уничтожить эту богиню. Тетки прихватили себе слишком много власти, стали слишком сильны. Ничтожества из Бюро рассказали тебе, надеюсь, о законе техно-гуманитарного баланса?
   - Поэтому вы убили Филиппу? - с отвращением спросил Женя. Его переполняло желание бежать наружу, спасти Анастасию от ликвидационной команды, которая наверняка убьет девушку... Но за софитами лежали Смок Арманыч и бабка Саша, и над ними, ухмыляясь, стоял рыжебородый. А ствол ноотропной пушки был направлен прямо в грудь ему, Жене.
   Лицо Ирековича скривилось.
   - Эта шустрая девица и тебя окрутила? Даже после смерти не успокоилась... - в голосе татарина слышалось презрение. Женя невольно сделал движение к нему, сжимая кулаки.
   - Не советую дергаться, - холодно произнес Ирекович, кладя руку на жерло пушки. Женя уставился в черную дыру, которая так и притягивала взгляд своей бездонной непознанной глубиной, и не заметил, как ствол сдвинулся немного вверх. - Твои друзья под моим контролем, их жизни зависят от меня. Как и твоя. Хочешь узнать, что случится с тобой после выстрела из этой красавицы?
   - Нет, - прошептал Женя с плохо скрываемой ненавистью.
   - Тогда стой смирно и слушай меня. Выбора нет. Все равно девица давно мертва. Тебе нужно вытащить из нее ту штуку, которую ты в нее воткнул в моем бункере, и освободить эгрегор. А я разрушу его выстрелом из пушки. Ясно? Тут нечего думать. Девица давно мертва! А твои друзья живы - но лишь пока.
   - Но почему я? - крикнул Женя. В голове все смешалось. - К тому же все равно ликвидационная команда сейчас поймает ее...
   Ирекович плавно повел рукой.
   - Я не могу больше рисковать. Мне нужна двухсотпроцентная уверенность в результате! Ты и так сбил мне все карты, боготрон!! Ваше Бюро сопляки, они не убьют девицу, заберут, станут исследовать... А у меня прицел! Нужно, чтобы богиня вышла на волю в точно определенном месте. И главное - нужно успеть до того, как девушку растерзают разъяренные фанатики... ведь после них ее будет не воскресить.
   Женя проследил взглядом за вытянутым пальцем Ирековича. На втором экране, поменьше, была видна улица, куда выходили ворота. И вот из-за угла показались первые священники, с песнопениями завершающие крестный ход вокруг собора.
   Увидев их, ликвидационная команда замерла. Остановились и священники. Безмолвие сковало шествие, и только хоругви громко хлопали на ветру. Лица попов потемнели, брови нахмурились, кулаки сжались.
   - Бегом! - заорал Ирекович. - Пока она над старикашкой!
   Времени на раздумья не осталось. Священники зашевелились. Черные фигуры в желтых плащах подняли странного вида трубки.
   Женя сорвался с места и побежал.
  
  
  

***

   - Такого сложного и запутанного дела я не припомню со времен холодной войны, - бормотал Смок Арманыч, вылезая вслед за бабкой из кладовки. Они обрушили на кафельный пол предбанника кучу швабр и затаились в темноте, но никто не прибежал на шум, поэтому, посидев пару минут, оперативники вылезли из кладовки. Все равно дверь открыта...
   Тут было темно, свет одинокой лампадки почти ничего не освещал. Но они все равно разглядели три двери - и люк в углу.
   - Нам туда, - бабка кивнула на круглую металлическую крышку в полу, - Действовуем по обстоятельствам!
   - Мон шер, вы даже не знаете, куда ведет этот люк! Что за неразумная идея! - упрекнул напарницу Смок Арманыч.
   - Ну так узнаем! - воскликнула бабка, блестя глазами. Седые космы ее растрепались, морщинистое лицо раскраснелось. - Не лезть же в собор, там же этих безумных небось три толпы с хвостиком!
   И старуха, опустившись на колени перед люком, нашарила на нем ручку. Кряхтя потянула это чугунное ушко - крышка с тихим скрежетом приподнялась. Оперативники склонились над открывшимся круглым отверстием. В стенке узкого колодца были вбиты поржавевшие скобы. А внизу Смок Арманыч с бабкой Сашей увидели круглый коридор, освещаемый тусклой электрической лампочкой в грязном плафоне.
   - Канализация! - сообразила бабка Саша. - Водопровод и прочее, городские коммуникации! Оттуда должен быть выход наружу, на улицу! Так-то мы и выберемся! А потом как зайдем с тыла и ударим этих...
   - Внемлите же голосу разума, мон ами Александра Федоровна! - всплеснул пухлыми ручками Смок Арманыч. - Вы даже не знаете, в какую сторону идти, а прямо над нами, быть может, погибает наш юный друг Женя! Нам стоит сделать всего несколько шагов...
   Наверху скрипнула дверь, послышались тяжелые шаги на лестнице. Не сговариваясь, бабка и коротышка полезли в колодец. Расставив ноги, упираясь одной подошвой в скобу, другой - в стенку колодца, и напрягая мышцы рук, бабка тихо прикрыла люк. И вовремя - над головой донеслись приглушенные голоса. Бабка быстро спустилась, спрыгнула в грязь на дне коридора, где уже ждал ее Смок Арманыч. Во рту коротышки уже торчала беломорина, сам он нервно цокал зажигалкой. Наконец появилось маленькое синее пламя, и коротышка судорожно затянулся.
   - Я тут немного поразмыслил, мон шер ами, и пришла мне в голову такая неприятная мысль...
   Бабка отмахнулась от напарника.
   - Ты чего, не видишь? - толкнула она его. - Вот же следы! Они пришли оттуда, значит, там в ту сторону! - она ткнула в пол. Там, во влажной плесени, покрывающей бетон, отчетливо виднелась цепочка следов.
   - Но послушайте, шер Саша, я, кажется, понял...
   Не слушая, бабка устремилась вперед, схватив напарника за рукав и таща за собой. Коротышка семенил следом, порываясь продолжить речь, однако бабка шикала на него.
   - Нашли время! Надо скорее выбраться! Сансаныч наверняка уже тут, ему все и выскажете. А нам надо наверх. Ударим с тыла! Сансаныч даст какое-нибудь оружие, и мы...
   - Но никакое оружие не понадобится, если... - пытался вставить Смок Арманыч.
   - У желтопузиков лучшее оружие, наверняка и для меня излучатель-другой найдется, - твердила свое старуха, переходя на бег. Смок Арманыч, тяжело дыша, едва поспевал за ней. Папироса прыгала у него в зубах, оставляя в полутемном коридоре сладковато-приторный травяной запах.
   - Поймите же, дорогой друг Александра Федоровна, - задыхаясь, повторял коротышка, - никакое оружие не поможет...
   - Да что вы там все бормочете! - не выдержала старуха, вдруг резко тормозя. Смок Арманыч налетел на нее, ткнувшись носом ей в лопатку. Беломорина вылетела и, описав в воздухе дугу, шлепнулась в грязь. Коротышка проводил ее тоскливым взором. Держась за грудь, он наклонился и попытался отдышаться.
   - Ага! - старуха торжествующе указала наверх. В заплесневелом влажном бетонном своде было отверстие - очередной колодец. К нему вела ржавая приставная лесенка. - И вот! - бабка указала на пол. Следы заканчивались, вернее, начинались тут. - Видите? - воскликнула она радостно. - Что бы вы без меня делали!
   Кортышка схватил ее за руку.
   - Вы слышите, слышите? - трясущимся пальцем он ткнул в потолок. Бабка подняла голову и прислушалась. Тяжелый нарастающий гул доносился сверху, накатывал, как прибойные валы на скалы, - с брызгами-осколками, ранящими слух. Оперативники невольно зажали уши и присели.
   - Началось, - обреченно прошептал Смок Арманыч.

***

  
   - Что, что началось?! - всполошено вскрикнула бабка и, подпрыгнув, схватилась за перекладины. Она быстро полезла вверх. Смок Арманыч дернулся за ней, выронил папиросу, наклонился было поднять, махнул рукой и поставил ногу на нижнюю ступеньку, но тут же, спохватившись, вытащил из кармана салфетку, брезгливо, двумя пальцами, поднял упавшую беломорину из грязи, положил к другим окуркам, спрятал салфетку - и поспешил вслед за напарницей. Та уже достигла люка и крутила запоры, брякая железными скобами. Коротышка поднялся.
   Наконец люк со скрежетом открылся. В уши оперативникам ударила волна звуков. Испуганный рев толпы, истеричные вопли Анастасии, дружный клич священников... Они по очереди выползли наружу, на четвереньках поползли к краю помоста и выглянули. На площади перед собором творился кромешный ад.
   - Ха, это же наведенная иллюзия! - воскликнула бабка злорадно, тыча в огромную мечущуюся в толпе женщину.
   - Где, где? - коротышка завертел головой.
   Привычка анализировать происходящее быстро подсказала ему то, чего не видели обуянные паникой люди. Движения огромной женщины не соответствовали ее... движениям. Она билась в толпе, грызла зубами, рвала когтями - но так как она возвышалась над головами метра на два, все ее действия терялись. Анастасия нелепо размахивала руками в пустом воздухе. Опустив взгляд, коротышка всмотрелся ниже, в темную толпу, по которой скользили лучи двух прожекторов на крыше. И заметил настоящую Анастасию - всклокоченную встрепанную девушку, в ярости рвавшую и метавшую в скопище людей. Горожане шарахались от нее, но в плотной мешанине тел нельзя было убежать, уклониться. Поэтому воздух дрожал от воплей раненых, истеричного визга женщин.
   - Ниже смотри, ниже! - бабка указала на две тележки возле милицейского оцепления, давно распавшегося и слившегося с толпой.
   - Это... - коротышка провел дрожащей ладонью по мгновенно вспотевшей лысине. - Это же... виртуализатор! Они его все-таки сделали... Но какая нужна мощь, чтобы повлиять на сознание сотен тысяч людей?!!
   Смок Арманыч встал, придерживаясь за край помоста и машинально отряхивая колени.
   - Скорее, мон шер, надо найти Ирековича и остановить его, пока он не разрушил город! Я вижу, он ни перед чем не останавливается... Где он? Я не вижу его. Шер ами, где он?
   Бабка, все еще стоя на коленях, наметанным взглядом оперативника окинула площадь. Темное ночное небо накрывало город. Фонари не горели, только два прожектора освещали проспект, лучи их скользили от Фонтанки, где уже стихли звуки спасательных работ, до собора.
   На крыше дома напротив собора стоял Сансаныч. По стенам с крыши спускались, карабкаясь по невидимым в сумраке веревкам, члены ликвидационной команды. Бабка Саша сразу узнала их, эти черные гибкие фигуры в черно-желтых плащах, похожие на быстрых, безжалостных, смертельно опасных ос. Несколько фигур уже проталкивались сквозь толпу к Анастасии. Бедная девушка, такая молодая и красивая...
   Старуха невольно отвела взгляд и посмотрела в другую сторону. Троицкий собор высился темной громадой. Леса, закрывавшие купол, придавали храму причудливый вид. Казалось, что это не церковь, а какое-то доисторическое чудовище, возникшее по воле безумного мага; еще миг - и зверь проснется. Шевельнется - и кинется на людей, топча их, на дома - сокрушая те мощными лапами, как карточные домики, ломая само пространство, словно то бумажное... Бабка затрясла головой, прогоняя видение. Сбоку от собора на черном асфальте лежало плохо отсюда видное желтое пятно - из открытых дверей падал свет. Значит, внутри кто-то был. И это определенно...
   - Там! - уверенно ткнула туда оперативница.
   - Надо срочно предупредить Сансаныча, - засуетился Смок Арманыч. - Куда идти, куда бежать? Боже праведный, какое столпотворение, нам никогда до него не добраться! Шер Саша, скорее решайте, что нам делать!
   - Спокуха, - бабка встала, подтянула штаны, одернула куртку. - Значит, так. Я подбираюсь к воротам и разведываю обстановку, а вы спрячьтесь тут и ждите...
   - Ни за что! - коротышка выпрямился, вздернул подбородок. -Я с вами!
   Бабка нетерпеливо пошарила по карманам, но выудила оттуда один лишь маленький хромированный цилиндрик.
   - Бляха-муха, ни оружия, ни связи! - выругалась она. - Не суетись, старик, не время для пафоса. Нужно спасать свою шкуру...
   - Город! - перебил коротышка.
   - И свою шкуру, - закончила бабка. - Так что отставить препирательства. Ладно, двигайте за мной, но имейте в виду, что я не смогу... что это?
   Из-за угла собора выскочил, пригнувшись, человек и как метеор помчался к толпе. За ним с воплями, потрясая кулаками и хоругвями, мчались в развевающихся рясах попы-фанатики.
  
  

***

  
   Черно-желтые фигуры выбрались из толпы, доставая причудливой формы стволы. Бабка отступила под дощатый помост, увлекая за собой напарника.
   - На фанатиков психотропное оружие не действует, они сами себе... оружие. - Она вложила в ладонь коротышки цилиндр. - Слушай сюда. Это всего лишь маленькая пси-бомба. Ослепляет ненадолго, ну, ты знаешь, приятель. Кинь в наших. А я побегу предупредить...
   - В наших?? - ошарашено переспросил Смок Арманыч, сжимая скользкий цилиндрик, нагретый бабкиной рукой. - Но...
   - Щенок пытается спасти Настасью, - перебила его бабка. - Надо ему помочь, а то ликвидация, сам знаешь, только бить и хватать умеет, а думать им не завезли. План такой: ты кидаешь, наши слепнут на две минуты, мальчишка хватает Настасью, они бегут сюда, а я тем временем предупреждаю наших, как раз когда они придут в себя. Две минуты, ты понял? Щенок бежит быстрее попов, так что у нас есть это время. Но ни секундой больше! Все ясно? Я пошла!
   Бабка толкнула напарника в плечо, выскочила из-под эшафота и, пригнувшись, втянув голову в плечи, побежала туда, где из толпы продолжали выходить на тротуар черно-желтые осы. Четверо их двигались к Анастасии. Смок Арманыч, зажмурившись, размахнулся и швырнул цилиндрик. Полыхнула яркая вспышка света, она застлала мозги, а показалось, будто это прямо в глаза сунули сработавшую профессиональную вспышку, ту, что бьет на двадцать метров... Коротышка со стоном присел, закрыв лицо и кончиками пальцев массируя заболевшие глазные яблоки. Между веками, казалось, песка насыпали. И хотя Смок Арманыч знал, что это всего лишь иллюзия, всего лишь сигнал, идущий из мозга под воздействием излучения, - но слишком натуральны были ощущения. Впрочем, на этом и основан принцип действия всего психотропного оружия. Определенных частот электромагнитное излучение воздействует на те или иные участки мозга, создавая полноценное ощущение - то, которое требуется создать. Впечатление присутствия или отсутствия, любую эмоцию или чувство, любое телесное ощущение - все можно инициировать, если знаешь, какое излучение и куда надо направить...
   Минута прошла. С трудом преодолевая боль в глазах, Смок Арманыч приоткрыл веки. На Женю пси-бомба не подействует, значит, он должен справиться. Он справится, конечно! Смок Арманыч быстро-быстро заморгал, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь песчаное мельтешение бликов. Какая-то заноза сидела в мозгу, не вызванная разрывом, но возникшая после слов напарницы. Что-то шар Саша упустила... А он как назло ничего не видит! Что там происходит? Успел ли Женя добежать до девушки? Скоро закончится и вторая минута...
   Наконец волнение достигло предела. Смок Арманыч не выдержал. Сделав два шага вперед, он закричал, размахивая руками:
   ­- Сюда, сюда! Женя, бегите сюда!!
  

***

   Уши заложило, когда Женя выскочил на улицу. Гул толпы, рев бушующей Анастасии, разъяренные вопли бегущих сзади священников, какое-то неприятное низкое гудение - все это ударило по мозгу, застопорив барабанные перепонки. Охнув и пригнувшись, Женя поднажал. Под ногу попался камешек, юноша споткнулся, взмахнул руками - и, удержав равновесие, побежал дальше.
   - Еретик! - вопили сзади. - Держи жертву!
   Сзади раздался свист, и Женя, резко остановившись, инстинктивно присел, прикрыв голову. Вовремя: над ним пролетела хоругвь, древком оцарапав плечо. Женя вскочил и рванул дальше. Он уже слышал топот за спиной и тяжелое дыхание за спиной. Попы догоняли. Но Женя уже выскочил на проспект. Перед ним встала черной стеной толпа, заполнившая всю проезжую часть, от сквера перед собором до противоположных домов. На миг Женя притормозил, окидывая взглядом пространство и пытаясь сориентироваться. На мониторе все виделось немного иначе.
   Темнота окутывала город, фонари не горели, но два прожектора на крыше дома напротив прорезали воздух, иногда ослепляя, освещая людей - волнующееся море голов, - и черно-желтые фигуры, стоящие перед Женей с направленными на него стволами. Горящий на лесах собора софит выхватывал из сумерек эшафот, где все еще лежало, нелепо скрючившись, тело отца-предстоятеля. Женя посмотрел в толпу, где за спинами черно-желтых, похожих на ос вооруженных людей кричали и бились люди. Там в неудержимой божественной ярости дралась Анастасия. Заключенная в ее теле богиня рвала и метала, нападала на людей, пытаясь порвать их в клочки, но вместо этого лишь кусала и царапала.
   И туда уже пробирались, с силой расталкивая людей, опасные черно-желтые фигуры.
   Женя сразу увидел настоящую Анастасию, несмотря на то, что над толпой по-прежнему бушевала ее огромная проекция. Возле металлических гробиков, которые Женя успел разглядеть лишь мельком, стояли растерянные священники, а вокруг валялись толстые цепи. Но иллюзия померкла, сияние, бившее из тележек-гробиков, потускнело. Карабкающиеся вниз черно-желтые осы застыли на стене, взметнулись веревки - и опутали жуткую женскую фигуру. Однако кольца веревок тут же опали, провалились сквозь изображение, сквозь иллюзию, созданную тележками. И тут же маленькая фигурка японца, стоящая у самого края крыши, указала на настоящую Анастасию. К ней устремились несколько членов ликвидационной команды, легко, словно нож масло, разрезая испуганное стадо толпы. Женя сорвался с места и бросился к девушке.
   За ним, оглашая воздух яростными хриплыми воплями, на проспект вырвались священники крестного хода, еретики и фанатики. Длинные волосы развевались, рясы трепал ветер, бороды растрепались, глаза горели неукротимой фанатичной злобой. Им навстречу, не дрогнув, ровным рядом встала команда ликвидации - стройные тугие фигуры, сжимающие оружие в крепких руках.
   Женя оказался между ликвидационной командой, похожей на стаю хищных ос, и разгоряченными погоней фанатиками. Он остановился. Члены команды были люди, но... что-то нечеловеческое было в их облике, и Женя никак не мог понять, что именно. Бледные неподвижные лица? Слишком точные, выверенные движения? Неподвижный, словно змеиный взгляд?
   Хотя скорее таким взглядом смотрело оружие, если бы у него имелись глаза, с легкой дрожью подумал юноша, делая шаг вправо. Команда не шелохнулась, они просто смотрели. Даже, кажется, не на него. И не на вопящих, бегущих прямо сюда священников, размахивающих кадилами и прочей золотой - то есть тяжелой - церковной утварью. Женя мельком глянул через плечо. Они были уже в нескольких метрах сзади. Юноша видел капельки пота на красных лицах, видел, как торчат в разные стороны клочьями бороды, как сжимаются в ярости пальцы, готовясь вонзиться в его, Женино, горло... И эти развевающиеся рясы... вороны. И осы. На одного...
   Он тряхнул головой, отгоняя наваждение. И тут сбоку прилетел камень. Женя машинально пригнулся. Камешек упал перед ним. Юноша разглядел, что это не камень вовсе, а блестящий металлический цилиндрик.
   Мир как будто притормозил. Женя видел, как цилиндрик раскрылся лепестками, - и тут же люди вокруг зажмурились, вскинули руки, закрывая лица, общий крик боли взметнулся над толпой. Передние ряды отшатнулись. Отреагировала даже ликвидационная команда. Корчась и жмурясь, они зашарили по гладким телам - и вскоре у каждого в руках появились черные очки.
   Священники сзади притормозили - но тут же, пригнувшись, с закрытыми глазами бросились вперед, размахивая кулаками. Осы надевали черные очки и поднимали оружие, реагируя, кажется, больше на звук, чем на картинку.
   "Они все ослепли!" - догадался Женя. Этот цилиндрик... какая-нибудь очередная психотропная бомба? Почему только Женя не увидел ничего? Наверняка была ослепительная вспышка...
   Женя вломился в толпу. "Простите, пустите, дайте пройти..." - бормотал он, отталкивая стонущих людей. Подбежал к Анастасии, которая, кажется, начинала выдыхаться и не столько била, сколько билась сама о тела окружающих ее людей. Пусть ее отмечали кровавые царапины на лицах и руках горожан. Женя схватил ее за руку, дернул на себя.
   Девушка с воем обернулась к нему. Женя невольно отшатнулся и чуть не выпустил ее. Лицо Анастасии было искажено до неузнаваемости. Грязное, в синяках и кровоподтеках, с жуткой гримасой злобы и ненависти, рот открыт в вопле, обнажая зубы... Девушка потянулась к нему скрюченными пальцами с острыми когтями, из-под которых сочилась кровь. Женя дернулся.
   На тротуар перед толпой выскочила бабка Саша и замахала руками, запрокинув голову и глядя на дом напротив.
   - Сансаныч! - завопила она. - Сансаныч!!! Ирекович в соборе, он хочет уничтожить город! У него пушка! Сансаныч, останови его!!!
   И тут вороны столкнулись с осами. Попы нарвались на ликвидационную команду. Началось месилово. Это была грубая драка. Ослепленные осы не разглядели приближение врага, а священники просто налетели на противников, не видя, не разбирая, где кто. Налетели - и давай молотить кулаками и тяжелой золотой церковной тварью по всему, что попадалось под руку. Появились и дубинки из-под ряс. Осы не успели применить излучатели, да тут и не помогло бы обычное пси-оружие: горящие яростью и фанатизмом сознания попов не реагировали уже ни на какие сигналы. Осы не растерялись, однако попов было больше. Кулачный бой охватил весь передний край толпы. Задели давно растерянных милиционеров, кого-то из горожан - и те ответили ударом на удар, не в силах больше выносить неизвестность. Кто, что, где, почему? Все перемешалось в этой первобытной схватке, языческой драке стенка на стенку.
   - Сансаныч!!! - надрывалась старуха, но ее голос потонул в общем вопле ярости, исторгнутом десятками глоток дерущихся.
   Женя заметался. Куда теперь бежать? Девушка яростно вырывалась, царапалась и кусалась, но он крепко держал ее. Что там говорил Ирекович?
   И тут юноша услышал отчаянный крик от эшафота:
   - Сюда, сюда! Женя, бегите сюда!!
   Анастасия была девушка стройная, но высокая, поэтому не такая уж легкая. Но Женя даже не заметил этого. Он вскинул ее на плечо и бросился на крик. Толпа всколыхнулась, сочувствуя и соучаствуя драке. Взметнулись кулаки, и передние ряды ударили. Нагнув голову, Женя продирался сквозь разбушевавшихся людей. Ему уже несколько раз чувствительно попало. Кто-то пнул его, кто-то всадил острый локоть между ребер, кто-то врезал в челюсть...
   Женя вырвался из толпы. Анастасия брыкалась и вырывалась, сползая. С трудом удерживая девушку, он побежал к дощатому помосту. Людская запруда бушевала возле самых ступеней, почти захлестывая помост. Настил качался и трещал.
   Под досками стоял Смок Арманыч и махал Жене. Юноша подбежал к нему, но тут к ним подлетели намертво сцепившиеся всклокоченный поп и черно-желтый ликвидационник в порванном плаще. Они мутузили друг друга, оса вцепился зубами в бороду священника, а тот, рыча, одной рукой душил противника, другой молотил по голове.
   Смок Арманыч отступил под помост. Женя запрыгнул на ступени, поднялся повыше. Анастасия съехала по его плечу и свалилась. Доски затрещали, прогнувшись. Женя наклонился, чтобы помочь девушке подняться, но она, взвыв по-звериному, на карачках поползла к телу мертвого предстоятеля. С прокушенных губ ее текла слюна. На крыше бесновался Сансаныч.
   - Не туда, не надо туда! - закричал снизу Смок Арманыч. Женя не услышал. Под ногами взвыл священник, отдирая от себя черно-желтую фигуру. Ликвидационник приподнялся, упираясь локтем в асфальт, и приставил к лицу попа дуло излучателя. Женя побежал за Анастасией. Тело нельзя трогать, ведь оно все еще связано с Городом! Цепочка сломанного девайса болталась у девушки перед лицом. Нагнав Анастасию, Женя протянул руку к цепочке. Девушка доползла до тела и нагнулась над ним, кровожадно урча и облизываясь. Цепочка качнулась вбок, выскальзывая из пальцев. Женя наклонился, удерживая рычащую Анастасию за плечо, пальцы сжали скользкие звенья...
   В соборе на самом большом экране, которого так и не увидел Женя, сошлись воедино четыре крупных пятна. Они вспыхнули, образуя один яркий кружок. Артем Ирекович навел на него прицел ноотропной пушки. Улыбнулся. И выстрелил.
   Анастасия беззвучно рухнула на тело отца-предстоятеля. Женя замер, раскинув руки. На одном пальце болталась серебристая флешка. Глаза юноши удивленно распахнулись. Он повернулся к собору, невидящим взглядом смотря вокруг. Затем зрачки его закатились под лоб, колени подломились - и Женя упал на девушку.
   Петербург содрогнулся. Дома подпрыгнули и тяжело опустились обратно. Асфальт треснул посреди проспекта. Такие же трещины пробежали по всем улицам и площадям. Небо почернело, налилось беспросветной мглой - и бессильно легло на город, придавив его. Дома, деревья, храмы и памятники, машины и люди - все осело. А потом небо прочертил яркий зигзаг молнии - и на притихший, словно умерший город посыпался черный снег. Хлопья сажи и пепел медленно кружились, опускаясь на обнаженные головы, на поднятые лица, изумленно-испуганные глаза. Мертвая, ватная тишина окутала улицы. Толпа на Измайловском проспекте замерла, люди словно замерзли в один миг. И то же случилось по всему городу. Люди застывали в той позе, в какой застигла их катастрофа. Кто сидел, кто лежал, кто стоял, кто шел... все застыли. Тротуары, дома, парки и дворы заполнились каменными статуями. И сверху все сыпал и сыпал черный снег, пылью и пеплом покрывая остывающий Петербург.
   От Троицкого собора до самых окраин волной пробежала мгла, черные тучи окутали окрестности. Улицы одна за другой погружались в темноту и молчание, там замирало всякое движение. Секунду-две застывшие люди еще смотрели удивленно на все, что случилось вокруг, - и вот уже свет в глазах угасал, радужка подергивалась серой пеленой. Теперь на мир взирали неподвижные каменные очи, которые ничего больше не видели.
   Вдоль границ города проросла стена серого тумана. И все, что оказалось внутри этой непроглядной мглистой вязкой субстанции, стало выламываться из реальности. Город треснул, как фреска, в которую кинули камень. И начал осыпаться.
   Бабка Саша, чувствуя, как цепенеет тело, крикнула в последний раз:
   - В соборе, Сансаныч!
   Невозмутимый когда-то японец суетился, как старушка в очереди. Но как только тьма окутала город, и навалилась тяжесть, сковывая члены, движения Сансаныча стали осмысленнее. Катастрофа застигла его в двух шагах от большого излучателя, установленного его людьми на крыше. Все осы давно улетели на помощь своим, и теперь начальник Бюро переводов видел, как их черно-желтые фигурки вязнут в темном воздухе, как в мёде. Он и сам чувствовал, как перестают слушаться руки и ноги, как стынут в веках глазные яблоки, отказываясь видеть. Застывающий взгляд упал на ствол излучателя, направленный в стену собора. Сансаныч потянулся к нему, преодолевая растущее сопротивление собственного тела. Вытянутая рука остановилась в двух сантиметрах от кнопки пуска. Сансаныч мучительно видел только ее. Тянулся к ней - но тело больше не повиновалось. В наступившей мертвой тишине японец услышал голоса в соборе. Там кто-то был - и здравствовал.
   Сансаныч из последних душевных сил рванулся, почти выпадая из тела, почти окаменевшие глаза выпучились, кровяные жилки порвались, окрашивая голубоватый белок в багрянец. Твердая, как мрамор, человеческая статуя пошатнулась и упала вперед. Носом на пульт излучателя. Кнопка пуска вжалась в пластиковую панель. Аппарат загудел - вяло, неохотно, преодолевая застывающий в желе воздух. Струя света вырвалась из черного жерла. Ярко-желтый луч мгновенно распространился в почти твердой среде и достиг собора.
   Но падая, отяжелевший Сансаныч приподнял ствол. И луч уперся не в стену, за которой праздновали победу злоумышленники, а в купол.
   Леса вспыхнули. Огонь быстро охватил сухие деревянные балки, карабкаясь все выше, обегая барабан. Пламя разрасталось, с треском пожирая леса и подбираясь к синему в золотых звездах куполу.
   Смок Арманыч сквозь доски помоста застывшим уже взором уловил отблески огня. "Успели... генератор... - возникла в каменеющем мозгу бледная мысль. - У нас есть... два часа... мальчик... должен..." И последний слабый импульс погас.
   Город погрузился во тьму. Небытие медленно пожирало его. И только там, где ярким пламенем горел купол Троицкого собора, реальность еще держалась - помертвевшая, но все еще сущая. Пока.
  
  

***

   Под закрытыми веками плавали цветные пятна. Женя долго следил за ними, бездумно, безвольно, завороженный тем, как они появляются и исчезают в никуда, прежде чем осознал: он жив. И эта мысль причинила неудобство. Вдруг воздух стал с хрипом пролезать в ноздри, царапая сухую носоглотку, заныла подвернутая под тело и затекшая рука, но хуже всего - нестерпимо зачесался кончик носа. Однако Женя не мог пошевелиться, чтобы почесать его. Чесалось все сильнее и нестерпимее, Женя тянулся, однако рука не слушалась его. Молодой человек наморщил нос, пошмыгал - не помогло. Тогда, от напряжения и огорчения, достигших предела, Женя чихнул.
   И вылетел из тела.
   Вернее, так ему показалось. Исчезли все физические мучения и неудобства.
   Но тело свое он по-прежнему ощущал.
   Как же так?
   Загадочность этих своих ощущений так заинтересовала юношу, что он наконец догадался открыть глаза.
   Лучше бы я этого не делал, подумал Женя. И продолжал смотреть.
   Кругом творился невообразимый кошмар. Цветные пятна словно сметало ураганным ветром, но сдуть их было не так-то легко, потому что они составляли ткань этого места. Поток воздуха ревел, смазывая облака, которые вдруг приобрели окраску. От ярких, нервических оттенков у Жени заломило зубы. Прикрываясь рукой, он попытался оглядеться, увидеть хоть что-нибудь, кроме хаоса сминаемых ментальным штормом эгрегоров. Но везде был только данс макабр, пляска смерти. В бездонной черноте, казавшейся материальной, пылали цветные пятна. Они двигались в одну сторону, сдуваемые сильным ветром, но из-за сопротивления среды то тут, то там возникали круговороты. Женя находился в центре гигантской разноцветной мозаики. Трехмерной - хотя молодому человеку постоянно казалось, что измерений тут значительно больше. Бездонность черного "фона" создавалась не столько за счет бесконечности, сколько за счет невидимой глубины, каких-то дополнительных измерений, недоступных человеческому сознанию. А в некоторых цветовых пятнах прятались целые миры.
   И все это странное пространство выло, стонало и трещало, грозя рухнуть в любой миг.
   "Я в ноосфере?" - удивился Женя. Он вдруг сообразил, что сам является чем-то вроде облака. Тела нет, а все телесные ощущения - фантом, воспоминания или чувства отсутствующего тела. "По крайней мере, отсутствующего в прямой видимости, - уточнил Женя и добавил, пощупав воздух под собой: - и в непосредственной данности". Впрочем, "под собой" тут могло быть весьма условным. Ноосфера не была пространственно локализована. Иначе говоря, она не была материальной.
   "И что я тут делаю?" - Женя наконец немного пришел в себя. Видимо, он и сам был представлен здесь исключительно сознанием. Осталось понять, что, к чему и зачем...
   Он попытался вспомнить, что предшествовало его появлению в этом странном... нет, говоря, строго, местом это было нельзя назвать. В этом... состоянии? На этом... энергетическом уровне? Женя призвал все свои знания по физике и эзотерике, но, увы, в голове остались только обрывки английского, а они вряд ли способны сейчас помочь.
   Он спасал Анастасию. Уже вытащил ее в безопасное место, и вдруг...
   В памяти был провал. Что за "вдруг" случилось, в результате которого Женя очутился черт-те где?
   Он еще раз осмотрелся, соображая. Кружение огромных разноцветных полотнищ не давало сосредоточиться. При взгляде на них кружилась голова, сознание мутилось, мысли блекли и мешались. Ноосфера? Ведь он уже был там и понял что-то важное... нужное именно в данной ситуации...
   Вот одно пятно - черное с белыми прожилками - приблизилось, с трудом преодолевая сносившее все течение. В пятне проявились знакомые черты. Бледные губы шевелились, пытаясь сказать что-то, глаза с мукой смотрели куда-то в самую глубь Жениного естества.
   Ну конечно! Он вспомнил.
   Лицо Филиппы сдувало, размазывало по глубокой черноте, однако она продолжала говорить. Юноша напряженно вслушивался, пытаясь понять. Слов он не разбирал - они возникали в голове, верней, в сознании, не столько слова, сколько целые предложения, фразы, вернее, сразу их значение, этакие комочки смысла.
   - Я хотела тебя предупредить... но они поставили в соборе какой-то экран, я не смогла пробиться. Видишь, как все уносит? Ирекович выстрелил из ноотропной пушки. По тебе, по нашей богине, по Городу. А тут... знаешь, что этот этаж ­- один из узловых точек? Ты должен увидеть и...
   - Подожди, что за узловые точки? - Женя растерялся. - Увидеть что?
   - Увидеть! - повторила Филиппа в отчаянии. - И понять!
   Ее сдувало, и она ничего не могла с этим сделать. Порыв черного ветра полыхнул ей прямо в лицо - и девушку унесло.
   - Ты должен успеть... - донесся до Жени умирающий шепот, и все стихло. Миг Женя находился в мертвой тишине, видя только круговорот пятен, - а затем вернулись стоны и треск. Казалось, само бытие трещит по швам под напором этого ментального урагана неимоверной силы. Юноша вдруг понял, что и его сдувает, сносит куда-то... в какую-то бездонную, безразмерную, бесконечную Яму...
   Женя повернулся - если можно повернуться, не имея тела, - и попробовал двигаться против ветра. Мгновенно перехватило дыхание. Женя обернулся, пряча лицо, - но и тут штормило, сносило... От урагана не было спасения.
   И тут он вспомнил. Видеть? Это несложно! Он же видел - там, на Стрелке, когда его пытались убить, а он сам... убил старца.
   У него не было выхода, - мысль заметалась, и Женю протащило еще несколько... в общем, сдуло дальше. Ведь если бы он не заколол отца-предстоятеля, тот убил бы... просто уничтожил бы целый город! Миллионы людей.
   Которые кидали в тебя камни, когда ты их спас, - возразил внутренний голос. И опять молодого человека снесло мощным порывом урагана, как он ни сопротивлялся. Да и как можно идти против ветра, не имея ног, вообще какого-либо тела?! Это бесполезно! Видеть, не имея глаз? Невозможно!
   Но ведь я был прав! - последним отчаянным усилием идти против ветра, завопил про себя Женя. Нет выбора! Ты просто делаешь, что должен, и если ты остаешься самим собой, то у тебя нет вариантов!
   И тут он вспомнил.
   Работай сознанием.
   Как можно работать сознанием??? Ведь это нечто нематериальное!
   Тела нет, но я как-то вижу, - подумал Женя. - Как? Чем? Нет ног, но я двигаюсь. Нет ни ушей, ни рта, но я слышал Филиппу и говорил с ней! Значит, я могу делать хоть что-то одним только сознанием?
   Хорошо, говорить - это одно. Но ходить сознанием? Это уж точно невозможно! Его просто сносит, в этом движении нет его воли!
   Женя зацепился за последнее слово. Воля? Он может приложить умственное усилие...
   Но к чему?!! К самому себе? К собственному сознанию? Это ведь то же, что вытащить себя за волосы из болота!!! Нереально, неосуществимо!
   Однако что-то же... как-то ведь... откуда-то... не зря все! Он должен понять!
   Мысль металась по сознанию, как загнанная мышь в клетке. Что делать? Как действовать? Ни рефлексы, ни полученные в школе знания, ни жизненный опыт не имели сейчас смысла, не давали ответа. Надо было совершить нечто неведомое, находящееся за пределами человеческих возможностей, стать чистым сознанием, лишенным воспоминаний и мыслей, которые только мешают...
   Мышь? В клетке?
   Суматошное, паническое мельтешение мыслей замерло. Женя осторожно дотронулся до этих слов... посмотрел на них... слова - часть его сознания, они сейчас не отделены от него. Слова - это он. Но кто он? Кто смотрит на эти слова? Кто думает эти мысли? Есть ли кто-то или что-то, кто не есть его тело, его мысли, его имя?
   И тут Женя почувствовал разницу между сознанием и содержанием сознания. Он понял.
  
  

***

   Есть материя, есть энергия, есть... информация? Кажется, Арманыч когда-то говорил про инфополе. Реальность слоиста. Она состоит из уровней, которые... взаимосвязаны? взаимопроникновенны? Странное слово, надо найти другое...
   Понимание было как вспышка, оно поселилось в сознании, как сгусток смысла, и Женя теперь пытался распутать его. Мельтешение цветных пятен обтекало его, а он не замечал, как завис посреди ментального шторма, этакий глаз бури.
   Сознание, думал Женя. Сознание есть у каждого человека, сознания людей отделены друг от друга, но коллективное бессознательное - одно на всех. Юнг проводил опыты, в которых доказал, что в подсознании каждого человека живут одни и те же архетипические образы. Значит, сознание. Подсознание. Коллективное бессознательное. Интересно, коллективное сознательное - это настройка, которая будет, или уже сейчас есть такие образования... быть может, это эгрегоры и есть? Общие для многих образы, живущие в сознании, а не в подсознании. Боги... убеждения... Что же тогда ноосфера? Коллективное сознательное? Или та же инфосфера?
   Нет, инфосфера - это... это как база, как фундамент, из которого вырастают надстройки. Коллективное бессознательное, от которого отпочковываются веточки подсознания, из которых проклевываются листики сознания? Этакое дерево. Или...
   Женя попытался представить себе такое дерево, но оно получалось слишком большим, невообразимо огромным, какого взглядом и не охватишь. Напрасно молодой человек напрягал внутренний взор, пытаясь сквозь хаос бушующих, режущих глаз ярких облаков разобрать ствол, ветви...
   А потом он увидел.
   Однако это было нечто совсем, совсем другое. То, чего Женя никак не ожидал увидеть.
   Сначала появилось пространство. Женя просто почувствовал, что окружающее приобрело знакомые характеристики: длину, высоту, глубину, массу, скорость... Особенно скорость он почувствовал сразу, когда торопливо пробегающий мимо гоблин толкнул его, так что юноша чуть не упал. Ему пришлось схватиться за столб, на котором высился плакат. Женя обернулся, растопырив глаза. Это был город, но совершенно другой город. Не родной и до боли знакомый Петербург, воспетый многими поэтами, описанный и закрепленный в сознании людей писателями. Гоголь, Достоевский, Андрей Белый, Хармс, Ахматова... Кто из них мог хотя бы подумать, что на самом деле город на Неве - символ... нет, не так, в нем разместился... Символ - это
   Женя прижался к столбу, чтобы его не снесли, и торопливо огляделся. Всеобщая паника передалась и ему. По улице бежали, скакали, неслись, мчались, ползли и всячески двигались сотни самых разных существ, в том числе людей. Каждый что-то нес, многие толкали тележки, тащили баулы, пакеты, рюкзаки... Все они убегали, переселялись, будто город подвергся нападению и вот-вот будет разрушен.
   Узловая точка, вспомнил Женя. Смок Арманыч говорил, что Петербург - это...
   - У е ма ша?! - истерически завопила ему в ухо какая-то бабка, и Женя подскочил. Из окна первого этажа на него щерилась вылитая баба-яга, разве что нос коротковат. Но зато уж бородавка на носу была что надо...
   Бабка хлопнула рамой, стекло зазвенело и осыпалось осколками на асфальт.
   Женя стоял на тротуаре какого-то проспекта посреди большого города. Вдоль улицы тянулись дома современной постройки - бетон или кирпич, много стекла. Башни, точки, торговые центры, кругом сверкают неоновыми огнями вывески и реклама, так что за их блеском не видно неба. Правда, застройка очень плотная - как в центре Петербурга, а не в спальных районах, где, собственно, современные дома преобладают. Между домами почти нет просветов, а имеющиеся заполнены чахлыми деревцами, пожарными лестницами, веревками с бельем, качелями - и снова вывесками и рекламой.
   - Берегись! - завопили сверху, и Женя инстинктивно отскочил. Там, где он только что стоял, упал цветочный горшок. Глиняные черепки разлетелись в разные стороны, и на асфальте остался лежать сухой ком земли с торчащим из него поникшим алоэ. Часть ветвей сломалась.
   Только сейчас Женя вдруг понял, что это первое слово, которое он здесь понял. А до того все вопли и крики, издаваемые убегающими в панике людьми и существами, были на незнакомых языках. На множестве незнакомых языков.
   Молодой человек встряхнулся и двинулся против течения. Его толкали, на него ругались, существа помельче с писком выпрыгивали из-под ног, но Женя не замечал этого. Судя по всему, у него мало времени.
   - Разойдись, шамандррра! - послышался вдалеке гневный женский голос. Молодой человек насторожился, слыша знакомую речь, но тут его сильно ударили в бок.
   - Шмарраул!!! - завопили над ухом. и Женя подпрыгнул от неожиданности.
   - Полундра! Хилфе! О секур! Ауксильо! - подхватили кругом на разных языках. Народ бросился врассыпную, и молодой человек, помедлив всего секунду, тоже кинулся на другую сторону проспекта. И вовремя. С жутким грохотом на землю обрушился балкон. Брызнули осколки и камни. Женя отвернулся, прикрывая лицо. Когда пыль улеглась, он посмотрел. Асфальт трещинами расходился от ямы, которую пробил балкон. Женя запрокинул голову, пытаясь увидеть, откуда тот свалился. Но его толкнули, и, недолго думая, юноша продолжил путь против течения, бодро работая локтями.
   - Правильно идешь, - заметил над ухом раздраженный женский голос.
   Женя обернулся. Рядом шла высокая женщина, крупнокостная, но стройная, почти худая.
   - Это все из-за тебя, - сказала она. Она шагала широко, мужским шагом, засунув руки в карманы. Короткая стрижка делала правильные черты ее загорелого лица более строгими, резкими.
   - Я Агнесса, - коротко бросила женщина. - Зав отделом Бюро переводов на этом этаже.
   - Вот как, - хмыкнул Женя, не сбавляя скорости. - И тут вы?
   - Мы тут изначально, - резко ответила она. - Догадайся почему?
   Женя думал недолго. Кругом мельтешило множество самых разных существ, и юноша не успевал их разглядеть (они бежали в одном направлении, а он быстро шел в другом), но уже понял, что тут их десятки, если не сотни видов. Большие и маленькие, толстые и тонкие, с перьями и без, хвостатые и зубастые, с руками, ногами, ложноножками, псевдоподиями, с глазами на стебельках или с целыми гроздьями глаз, а то и вовсе без оных, скользкие, бородавчатые, зеленые, фиолетовые в крапинку, ползающие, бегающие, прыгающие... и все они говорили, бормотали, напевали, кричали, вопили, ругались, плакали на разных языках.
   - Правильно, - без особого удивления отметила женщина. Подмышкой она зажала папку с бумагами. - Но мы переводим не только языки. Символы в картинки, знаки в понятия, идеи в слова... Мы беремся за любые переводы. Уйди, шамандррра! - Агнесса отмахнулась от запутавшейся в волосах летающей мелюзги. Та, шипя что-то по-французски и жужжа прозрачными крыльями, отлетела.
   - Вы знаете, что мне делать? - спросил Женя. Он крутил головой, пытаясь увидеть хоть что-то в этой бешеной гонке. Он почти бежал. Агнесса легко и свободно успевала за ним. Поток существ слабел и наконец почти иссяк. Только редкие коротышки, воровато оглядываясь, ользкие, бородавчатые, зеленые, фиолетовые в крапинку, вовсе без оных, тые, с руками, ногами, ложноножками, псевдоподиями,бежали по тротуару, прижимаясь к домам и сжимая какие-то свертки.
   - Я все вижу! - крикнула Агнесса одному такому, только что вынырнувшему из подъезда. Тот ахнул. Сверток упал, зазвенело стекло, и что-то темное вытекло сквозь грязную ткань на асфальт. Вжав голову в плечи, коротышка убежал. Зеленоватая лысина его блестела в ярком свете неона.
   - Мародеры, - злобно проговорила она под нос.
   Женя поспешно шагал вперед. Его как будто тянуло туда, вглубь этого города.
   На другой стороне улицы обвалился еще один балкон, затем на кучу стекла, кирпича и гнутой арматуры с адским шипением рухнула вывеска. Неоновые трубки мигнули пару раз и погасли.
   - Город... разваливается? - спросил через плечо Женя. Они миновали уже кучу улочек, и молодой человек старался заглянуть в каждую. Проспект, по которому они шли, был знакомой архитектуры, а вот по бокам от него встречались совершенно разные, порою невообразимые, удивительные строения и вывески. По обилию рекламы и ярких названий Женя заключил, что обычно тут бурлит жизнь, кипит, как в кастрюле на большом огне. Теперь же тротуары были пустынны. Только сейчас юноша заметил, что тут нет транспорта. Однако город казался большим. Как же жители передвигались по многочисленным и определенно не коротким улицам?
   Одно заведение на углу проспекта и какого-то совсем уж скромного узкого переулочка привлекло Женино внимание. Сначала он не мог понять, что интересного было в нем. Что это бар, красноречиво говорила огромная кружка в окне. Шипение и мигание испорченной неонки... Скрюченная скульптура возле дверей... то ли кошка, то ли тигр-альбинос, небрежно слепленный из гипса. В передних лапах кошка держала кружку, тоскливо глядя в нее.
   Когда Женя с Агнессой быстро проходили мимо, кошка вдруг подняла тоскливый взгляд от пустой кружки и пробормотала неразборчиво, но громко:
   - Прошпрощ, мадм... шмандррр... гдевс? Чезшмарррл? Чепросхт? Горррм?
   Белые алебастровые глаза скульптуры смотрели невыразимо остро, словно не глаза то были вовсе, а...
   - Беги, если успеешь, на другой этаж, - резко ответила Агнесса, не замедляя шага. - Шмаррраул. Еще немного, и этот рухнет.
   Кошка вскинулась, выгнула спину, и штукатурка с треском разлетелась. Под нею оказалось гибкое мраморное тело. Зверь метнулся в сторону - и длинными стелющимися прыжками помчался прочь.
   - Что это было? Что происходит? Что мне делать? - Женя уже задыхался. Он чувствовал, что они приближаются, но пока не видел цели.
   - Ты сам все знаешь, - Агнесса вдруг резко свернула. - Пришли.
   В створе маленькой коротенькой улочки, скорее даже просто прохода между домами, Женя увидел площадь. Она была пустынна, то тут, то там виднелись груды камней, битое стекло, обломки бетона, куски арматуры... А за площадью тянулось невообразимо огромное светлое пространство. У Жени перехватило дыхание, когда он увидел этот бесконечный голубой простор.
   - Ты должен сам разобраться, - веско сказала Агнесса, подталкивая его. Молодой человек шагнул вперед.
  
   Они вышли на площадь, переступая через кучи битого кирпича, давя стекло, спотыкаясь о брошенные дамские сумочки. Одна шикарная витрина была разбита, на полках стояли изделия из хрусталя - вазы, бокалы, фужеры, блюда - и яркий свет играл на изломах хрустальных узоров, блестя и переливаясь в прозрачных глубинах. Однако Женя отметил этот блеск только краем глаза. Его неудержимо влекло вперед, к пространству за балюстрадой.
   Площадь была круглой. С одной стороны ее полукругом охватывали дома. Другая половина висела над голубой бездной. Женя обошел площадь, приближаясь к мраморной балюстраде. В лицо ему ударил ветер. Дыхание прервалось. Впереди не было ничего - только огромное пространство. Там плыли редкие белые облака, и казалось, что за ними что-то есть, однако Женя понимал, что ничего нет, и все-таки эта иллюзия словно углубляла и без того бездонную глубь. От этой явленной здесь и сейчас бесконечности захватывало дух. И хотя Женя никогда не боялся высоты, тут вдруг его охватило чувство беспомощного страха. Вцепившись в каменную, немногим ниже пояса, ограду, молодой человек перегнулся через нее. Новый приступ акрофобии охватил Женю, но он не в силах был оторваться от зрелища, открывшегося его изумленному взору.
   Он стоял на краю одного из этажей гигантской перевернутой пирамиды. Истинный размер ее невозможно было оценить. Вершина пирамиды упиралась в город, но какой - нельзя было сказать, потому что Женя видел его с высоты птичьего полета. Под ногами проплывали полупрозрачные полотнища облаков. И сколько хватало глаз, вверх громоздились все новые этажи. Только чем выше, тем все более нежилой и недостроенный вид они имели. Метрах в ста над Женей башня приобретала вид ажурный - потому что состояла почти только из строительного каркаса. Ни стен, ни домов... И там вовсю гулял ветер, гоня мусор и белесые пятна облаков.
   Голова закружилась, и Женя выпрямился, пытаясь теперь внутренним взором охватить эту громадную перевернутую вавилонскую башню, понять, переварить, почувствовать...
   - Ты видишь Бабилонь, - Агнесса подошла неслышно. - Символическое существование ноосферы. Тут есть все, когда-либо придуманное человеком. И все это живет. Живет и действует.
   Женя обернулся и только теперь увидел трещину, тянувшуюся через площадь. Над нею пульсировал матовый сгусток, похожий на дышащий лунный камень размером с дом. От сгустка к трещине тянулись тонкие нити, они словно держали разлом, не давали ему разойтись.
   - Что это? - пробормотал Женя.
   - В последний момент Сансаныч успел включить нейтрализатор. В принципе, уже поздно, и через полчаса площадь рухнет... если ты не придумаешь, как все исправить.
   Агнесса могла и не говорить этого. Тут, на воздухе, Женя вдруг понял, что знает намного больше, чем знал когда-то. Чем узнал за всю свою жизнь и даже, пожалуй, за все прошлые жизни, которые наверняка были или могли бы быть. Бабилонь дышала знаниями, она состояла из них. Каждый кирпичик в ее стенах, колоннах, домах, тротуарах, каждый камешек под ногами, каждая стекляшка и каждый черепок - все, что тут было, все являлось мыслями, думами, чувствами и жизненным опытом каждого когда-либо жившего на свете человека, а также того, который мог бы жить или был придуман кем-то. Ноосфера была величайшей вавилонской башней в истории человечества, невидимым стержнем, на котором держалась цивилизация, и все люди, сообща и по отдельности, каждым своим поступком надстраивали башню, делая ее такой, какой она была.
   От осознания этого у Жени перехватило дух.
   - И я тоже строитель вавилонской башни... - прошептал он.
   - Все намного хуже, - отрезала Агнесса. - Ты управляющий.
   - Что? - Женя открыл рот.
   - Прораб. Главный строитель этажа.
   Молодой человек потряс головой.
   - Я чего-то не понимаю, - признался он.
   - Ничего, привыкнешь, - Агнесса махнула рукой. - Только, будь добр, закрой рот и начинай действовать. Мы, Бюро, всего лишь улучшаем коммуникации. Но строите вы, люди.
   - Кто же вы?
   Женщина усмехнулась.
   - Как бы тебе объяснить... мы идеи, мысленные конструкты.
   Несколько нитей, идущих от сгустка, порвались с громким треском. В разлом посыпались камни, стекло, покатились пивные кружки... площадь вздрогнула, площадка под ногами качнулась, накреняясь в бездну.
   - Хорошо, я что-нибудь придумаю! - крикнул Женя, вскидывая руки. - Но вы обещаете мне потом все объяснить?!
   Агнесса засмеялась. Коротко кивнув, она легко побежала к домам. Коричневые брючки красиво облегали ее стройные ноги. Женщина перепрыгнула трещину и исчезла в проулке. Женя остался один. С тихим шорохом по стенке разлома сползал песок и крошки асфальта, со стуком срывались и падали в пропасть камни.
   - Ну что же, - сказал наконец Женя вслух сам себе, закатывая рукава. - Что-то делать все-таки надо...
   Он оглянулся. Слева голубела бездна, справа высилась громада Бабилони. Перевернутая пирамида кишела жизнью, слабые отголоски ее доносились сверху, снизу, отовсюду. Только на этом этаже царила строгая тишина, нарушаемая иногда лишь напряженным треском, скрежетом теряющих цельность домов. Сыпалась штукатурка, тихо шурша, да посвистывал в пустых улицах ветер. Изредка где-то с грохотом обваливался очередной балкон, падала вывеска, вызывая в вымершем городе гулкое эхо.
   Помимо большой трещины, еще две поуже шли от разлома вглубь этажа. Одна, змеясь, как нанятая, исчезла под шестиэтажным домом в неоклассическом стиле, другая, почти прямая, слегка ломаясь лишь пару раз, шла к улочке и дальше, деля ту пополам. Опалесцирующий сгусток над разломом вздрогнул, когда появились другие трещины, попытался выкинуть новые крепления. С шипением матовый шар выплюнул несколько ниточек. Липкие концы их впились в края трещин. Но земля пошатнулась, трещины поползли дальше, расходясь, - и ниточки, тихо охнув, лопнули. Пружинистые обрывки закачались под сгустком.
   - Если бы я хоть знал, как тут все работает, - пробормотал Женя, подходя к шару. Тот как будто сжался и потух, белесое матовое свечение пригасло. Молодой человек присел на корточки возле сгустка, заглянул под него, посмотрел внутрь...
   И тут же отпрянул. Протер глаза, опасливо покосился на шар и отошел, вспоминая, что он делал тогда, когда попался в руки к фанатичному отцу-предстоятелю. Если это символический уровень восприятия, значит, мысль тут должна быть материальна. Не всякая, ясное дело, мысль, какие-нибудь суетливые будничные размышлизмы не сработают, эмоциональная пена отклика не вызовет. Нужны образы. Яркие, насыщенные смыслом образы.
   Только вот как их... создавать, вызвать?
   Самые дикие предположения и фантазии лезли в мозг. Юноша физически ощущал, как они приходят. Как шагают, оставляя на мягкой ткани следы, как проталкиваются гибкими телами, откуда-то извне, и остаются в пространстве между ушей. Все окружающее вдруг обрело дополнительный объем - а на самом деле Женя просто резко и ярко почувствовал обычные измерения. Ему казалось, что он может потрогать руками и длину, и высоту, и ширину... Женя схватился за голову, боясь, что обретшие плоть мысли выдавят мозг или разобьют череп. По коже пробежали колючие искорки. Видимая реальность стала пластичной, податливой, мягкой, как пластилин. Женя понял, что может лепить из нее все, что захочет, все, что сможет придумать, вообразить...
   И вот тут внезапно фантазия отказала. Появилась необычная ясность, четкость, прозрачность взгляда. Странное ощущение, как будто больше не было раздельных Жени и мира, а был один Женя, который включал в себя мир. Мир был внутри.
   Мир внутри был содержанием сознания, а Женин взгляд, его осознание мира-себя, было сознанием.
   Старательно удерживая это безумно странное, до паники непривычное ощущение, которое, казалось, может расплескаться из головы, как вода, налитая с горкой в граненый стакан, Женя огляделся.
   Этот балкон... эта площадка... Она выходила в бездну, в информационную основу мира, изнанку физического вакуума, тот невидимый код, создающий физические законы. Площадка была своего рода передатчиком, переводчиком, кодировщиком, который человеческое сооружение - нагромождение символов - соединял с основой. И если этот кодировщик будет разрушен... весь этаж будет отключен от первоосновы, от кода. Символы перестанут быть знаками, превратятся в непонятные иероглифы, в картинки без смысла, пустые черточки, буквы любого языка станут черными жучками на белом фоне. Культура рухнет, история прервется. В какие глухие дебри первобытности отбросит эта катастрофа человечество?
   Нервная дрожь пробрала Женю от макушки до пяток. Пятясь, не отрывая взгляда от матово пульсирующего шара, он добрался до балюстрады. Из-за ограждения подуло ментальным ветром - холодным, чуждым и недоступным разуму. Туда нельзя, но если держаться крепче, прижаться всем телом к стене...
   С трудом заставляя себя, Женя перекинул одну ногу через мраморную балюстраду, вторую... Спиной к равнодушной, даже словно бы враждебной бездне, вцепившись в ограду, Женя присел. Затем, держась одной рукой за основание каменной колонны, второй уперся в карниз, идущий вдоль площадки, на котором он стоял. И, изогнувшись, осторожно заглянул под площадку.
   Ветер разнес крик далеко по окрестностям. Женя отпрянул, нога соскользнула, и он повис на одной руке, покачиваясь над бездной. Ледяной вихрь наполнил мозг, морозные колючие льдинки поплыли по сосудам, раздирая тонкие стенки. По голове как будто ударили огромной кувалдой. Женя почувствовал каждый из сотни кусочков, на которые раскололся череп. Но не это было страшно.
   Женя задергал ногами, не в силах справиться с паникой. То черное, что сидело под площадкой, ожило и устремилось к нему.
   Пальцы правой руки, которой он держался, дрожали от напряжения. Юноше казалось, что он стал вдвое тяжелее. Это все бездна - она притягивала, увеличивая вес. Женя понимал, что не продержится долго. Еще минуту, максимум полторы - и он свалится. И неизвестно, что хуже, шмякнуться с высоты птичьего полета, забрызгав землю на километры вокруг, или же оказаться в пасти существа, которое пряталось между этажами.
   Оно зашевелилось. Полукруглый балкон вздрогнул. Задрожали и просели колонны.
   Сверху зашуршало. С площадки свалился камешек, чиркнул по щеке. Женя невольно дернулся, отстраняясь, - и закачался над бездной, чувствуя, как сползают по гладкому мрамору пальцы. Юноша поднял голову.
   Над перилами склонилась Агнесса.
   - А! - сказала она. - Ты уже тут. Вот, держи. Я подумала, вдруг пригодится.
   Она кинула вниз веревку.
   Женя свободной рукой поймал ее. Подтянулся, поставил на карниз ногу, перехватился за мраморный поручень и встал. Перекинул через парапет одну ногу, другую... И только тогда перевел дух.
   - Он не должен сюда залезть, - сказала Агнесса. - В принципе, ты сам должен разбираться, я не имею права тебе помогать. Поэтому скажу только, что между этажами скапливается всякая дрянь... ну ты же понимаешь, в культуре есть тенденции не только созидающие. Ну и... надо признаться, в Бабилони не ангелы живут совсем. Но конкретно деструктивные эгрегоры, идеи, направления - сползаются туда, в "подпол", то есть в пространство между этажами. Конечно, в реальности нет этажей и чего-то между, ты понимаешь? - женщина положила руку ему на плечо. - Ты должен разобраться сам. Ты единственная наша надежда. И времени осталось мало.
   Женя кивнул. Провел ладонью по волосам, подергал себя за чуб.
   - Я постараюсь, - сказал он хрипло. Сглотнул, однако горло по-прежнему противно саднило. - Я ведь ничего не знаю.
   - Просто пойми, что кардинальные изменения разрушают Бабилонь, - Агнесса махнула в сторону домов. Словно в ответ, где-то неподалеку с жутким грохотом рухнул балкон. Хотя... судя по звуку, скорее обвалилось полдома.
   И тут же разлом с громким треском расширился. Вниз посыпались обломки асфальта, посыпалась земля. Неоклассическое здание с колоннами на той стороне площади осело. Стекла в витринах не выдержали деформации - и лопнули с оглушительным звоном. Женя с Агнессой обернулись.
   Из трещины показалась огромная черная лапа. Длинные когти, блестящие, как агат, вонзились в асфальт, проламывая его. Агнесса вскрикнула.
   - Никогда еще!.. - испуганно воскликнула она, сжимая кулаки. - Никогда низовые твари не выбирались в город!
   Женщина выглядела растерянной.
   И тут с раздирающим уши грохотом асфальт лопнул, как стекла секундой раньше. Фонтаном взметнулась асфальтовая крошка, камни, песок и земля взлетели в воздух и осыпались вокруг людей. Женя схватил женщину за руку и оттянул от края образовавшейся посреди площади дыры.
   Из рваной воронки в центре балкона лезло чудовище.
   Агнесса завизжала. У Жени зарябило в глазах. Катастрофическим образом чудовище казалось больше, чем было. Вернее, наоборот. Молодой человек почувствовал, как у него извилины шевелятся в голове, пытаясь осмыслить это. Он видел огромного зверя с семью головами и десятью рогами, на рогах блестели десять серебряных диадем. Однако упорно, минуя глаза, в голове рисовался иной образ - (?). И эта двойственность вызывала неконтролируемую дрожь. Зверь пронзал этажи, заволакивал пространство, заполнял своим мерцающим телом, густой мглой лап, голов, крыльев, рогов, - Женя задыхался от близости твари. И от каждого движения зверя, от каждого колебания тугих мышц под шкурой - сотрясались стены Бабилони, дома ходили ходуном, сыпались на землю штукатурка и разбитые стекла, цветочные горшки и детские игрушки... Выползшее из глубин подсознания существо вырастало откуда-то из самых корней человечества, тянулось из кошмаров еще первобытных людей, и жесткую чешую его покрывали слезы и кровь миллионов. Это был ужас человечества, кошмар цивилизации, то, чего подсознательно боится каждый, оказавшись в темноте, на грани смерти или оставшись в полном одиночестве, лицом к лицу... с самим собой.
   Хуже всего было, что у чудовища было лицо Ирековича. Семь лиц на головах ­- и лица по всему телу. Тысячи татарских глаз выглядывали из складок шкуры, блестели и мерцали, смотрели и поглядывали, подмигивали, завораживали... Женя пошатнулся, отступил. И уперся в балюстраду. Агнесса шагнула вместе с юношей, вцепившись ему в плечо. Пути назад не было.
   - Что это? - прошептала она.
   - Это мой враг, - хрипло ответил Женя, расправляя плечи и делая шаг навстречу зверю.
  
  
  
   Семь голов на длинных шеях извивались, сплетаясь, и наконец слились в одну.
   - Не ожидали-сс? - прошипел Ирекович.
   - Наоборот, - буркнула за Жениной спиной Агнесса. - Только тебя и ждали.
   Женя обернулся к женщине.
   - Я должен с ним драться? - нервно спросил он.
   - Тебе придется, - Агнесса похлопала его по плечу. - Я в тебя верю, малыш.
   И она с визгом отскочила, потому что дракон с обличьем человека нагнулся, приблизив голову к самому лицу молодого человека.
   - Вот мы и всстретилиссь, боготрон, - прошипел он. Женя поперхнулся: из пасти зверя несло тошнотворным смрадом.
   - Что вам от меня нужно?! - воскликнул молодой человек, делая шаг в сторону, пытаясь уйти от "газовой атаки".
   Зверь запрокинул голову и захохотал. Шеи его расплелись, и жуткий многоголосый смех сотряс площадь. В разломе затрещало, и балкон накренился.
   - Агнесса, беги! - крикнул Женя, подбирая с мостовой кирпич.
   - Ты мне не нужен, ты проссто сстоишь у меня на пути! - прошипел дракон. - Несссчастный боготрон! Я тебя уничтожу!
   Женя занес кирпич. Чудовище сплело воедино свои шеи, и диадемы на голове нестерпимо заблестели.
   - Слева! - взвизгнула Агнесса. Женя резко обернулся - и упал на асфальт на четвереньки, выпустив кирпич. Над ним просвистел толстый драконий хвост. Женщина вскрикнула и кулем осела на землю. Хвост острием задел ее, и она свалилась без сознания.
   - Ах ты гадина! - крикнул Женя, хватая в каждую руку по камню и поднимаясь.
   Чудовище обернулось к нему, скаля пасти. Женя с силой запустил оба камня ему в лица. Они канули в плоти монстра, как в воде. Ирекович-дракон ухмыльнулся. Огромный хвост вновь взвился в воздух, плетью махнул по площади - на той стороне осыпались фасады домов. Сгусток матово-белесого сияния посреди площади угасал, стремительно уменьшаясь. Вот он размером с гимнастический мяч, а вот уже - с футбольный.
   - Глупый бессильный мальчишка! - зашипело чудовище. - Ты никто! Ты человек! Я тебя уничтожу-сссс...
   Громада беспросветного черного тела нависла над Женей. Дракон переступил с лапы на лапу, словно собираясь обрушиться всей своей массой на юношу, раздавить его в лепешку, не мудрствуя лукаво. Женя посмотрел по сторонам. Бежать было некуда.
   Хуже всего было, что Женю преследовали видения иного плана, и от этой двойственности кружилась голова. Огромная черная тварь не была зверем. Дракон был лишь проекцией другой, значительно более крупной сущности, пронизывающей перевернутую пирамиду Бабилони.
   Но, черт возьми, какой реальной проекцией! Женя едва успел перекатиться под лапой монстра, когда он брюхом упал на асфальт. Город вздрогнул, крупная дрожь прокатилась по этажам вверх и вниз. Балкон накренился сильнее, и Женя скатился к балюстраде. Под ним раскрылась голубая бездна. Прямо под ним проплывали рваные клочья облаков, и сквозь них Женя увидел где-то далеко землю. Зеленые и коричневые лоскуты, синие нити рек и черное пятно города. Вцепившись в перила, юноша судорожно сглотнул. Заныло, засосало в груди. Нифига себе, высотища какая... и он вот-вот туда свалится! Еще один прыжок этого сумасшедшего...
   Балкон дрожал и покачивался. Снизу тянули пальцы остатки черной массы деструктивных эгрегоров. Из внутренностей их несся зубовный скрежет, плач и вой, словно сотни, тысячи людей в этом клубке разрушительных идей и образов подвергались бесконечной пытке. Женя отвернулся.
   И увидел, как безвольное тело Агнессы медленно ползет в пропасть. Трещина доползла почти до краев площади, почти разрезав ее пополам. Посиневший от натуги маленький сгусток стабилизатора, размером с кулак, бессильно выплевывал с тонким шипением крошечные плевки голубой субстанции, которые тут же гасли.
   "Если б я хоть знал, подо что заточены боготроны", - тоскливо подумал Женя, прижимаясь спиной к балюстраде и глядя, как черная чешуйчатая туша нависает над ним. Семь лиц, семь пастей оскалились в злорадной ухмылке. Чудовище занесло огромную лапу, собираясь раздавить молодого человека, словно червяка, жука, таракана.
   Площадь разламывалась пополам, как круглое печенье. Балкон все глубже опускался, и сейчас накренился уже почти на сорок пять градусов. Женя вцепился в балюстраду. Он лежал на ней, как дитя в люльке, и боялся пошевелиться. Громада Ирековича нависла сверху. А где-то сбоку, ближе к краю, валялась без сознания Агнесса.
   Дракон вдруг погано улыбнулся и убрал занесенную над Женей лапу. Эта тварь не стояла на балконе, верней, стояла тут только видимая часть зверя - держался же он всей своей сущностью. Зверь двигался не сам - он был как детская игрушка, насаженная на палец, а двигавшая его рука и была тем самым черным разрушительным началом, пронизывающей Бабилонь почти до низу, до верхушки-основания.
   И вот этот зверь подпрыгнул - его подняла та держащая его безымянная безликая сила. И всею тушею своей обрушился на балкон.
   Передатчик обломился.
   Женя вскрикнул, глядя в землю, вниз, туда, в черный город, куда он стал падать, неотвратимо сползать вместе с обломанным балконом. Вцепившись в балюстраду так, что костяшки побелели, юноша увидел под собой не просто безликий город - он вдруг мигом воспринял, минуя собственно момент разглядывания, наложенные на черные, умирающие улицы Петербурга паутину светящихся линий, три треугольника. И в области пересечения всех трех высился Троицкий собор с пылающим куполом. Вернее - с безнадежно догорающим. Действие стабилизатора кончилось.
   А дракон корнями вырастал прямо из подвалов собора. Женя ощутил дуновение языческих сил, не ушедших с появлением христианства и строительством Петербурга, а только укрепившиеся.
   Но как связан Петербург с Бабилонью, почему зверь растет оттуда, ведь основание города-башни значительно древнее трехсотлетнего города Петра?!
   Все смешалось в голове, пока надломанная терраса с ужасающей медленностью кренилась, лишившись последних опор, и сползала в пропасть. Последние секунды, когда еще только трение удерживало балкон на весу...
   Чудовище, ухмыльнувшись, наклонило среднюю голову и языком подтолкнуло падающее сооружение. Остальные его головы взрезали мостовую площади. Вверх полетели осколки асфальта, комья земли, песок. На секунду балкон замер -
   - и рухнул в бездну.
   Дыхание перехватило, внутренности сжались в комок...
   В голове взорвался вихрь искр.
   Все перемешалось.
   Слои бытия слились воедино. Все предметы реальности - дома и колонны, улицы и мебель, чашки и эркеры, немыслимые этажи Бабилони и лепнина Петербурга, замершие вокруг Троицкого собора люди, их куртки и шляпы, зажигалки в карманах и потухшие сигареты во рту, наручные часы и серьги в ушах, а также цветочные горшки на окнах почерневших зданий, а также и сам вдруг замерший огонь, до того пожиравший деревянные перекрытия под куполом, - все это слиплось в единую массу, как пластилиновые фигурки, шаловливыми детскими ручками слепленные в единый разноцветный ком. То странное ощущение... Мир стал податливый, как пластилин.
   А Женя лепил из этого пластилина.
   Он выкинул вперед руку и схватил дракона за шею. С омерзительной ухмылкой наблюдавший за падением, зверь выпучил глаза и, скользя когтями по асфальту, попытался отползти.
   Другой рукой Женя держал балкон. На нем, привалившись к балюстраде, в ужасе смотрела на дракона Агнесса.
   Женя висел, держась за зверя. Веса огромного полукруглого архитектурного сооружения он не чувствовал. Потому что молодой человек ощутил сейчас, как он становится самой Бабилонью, этой громадой человеческой мысли, воплощенной в вавилонской башне, символа дерзких человеческих устремлений и мечтаний. И эта сила мечты, умения пронзать будущее сквозь покровы неведомого, смелость проникновения в тайны природы, страсть к познанию - все это напитало Женю неведомой доселе мощью. И ответственностью за содеянное.
   Женя осторожно положил балкон на площадь. Агнесса вскочила на ноги, не удержалась, упала - и испуганно отползла на четвереньках к домам, где поднялась, придерживаясь за полуразрушенную стену.
   - Что, что такое? - забормотал Ирекович. Семь голов его болтались на длинных шеях, пытаясь обвиться вокруг Жени, норовя куснуть. Но острые зубы соскальзывали с Жениной кожи, как будто та была из сверхпрочного титанового сплава.
   Молодой человек подтянулся, вдавливая дракона на площадь. Он раздвоился сейчас. Сам он, настоящий, то главное, высшее его "Я", его сознание, находилось выше, много выше того места, где двигалось его "тело". Иначе говоря, Женя был везде, он был всем, он наблюдал за происходящим, не принимая в нем участия, потому что он был... и миром, и богом. А действовала там, в теле, лишь часть его сущности, сконцентрированное в привычной форме тела содержание сознания. То есть те знания и представления, которые он получил в жизни.
   И эти полученные в жизни - и в частности в спортивном уклоне английской школы - навыки теперь помогли ему встать на краю, выпрямиться. И затем несколькими движениями скрутили шеи верещащего дракона в узел.
   "Редкий зверь, - пронеслось в голове. Концентрация на миг уменьшилась, и Женя почувствовал себя собой, человеком. - Надо сохранить его для потомства, для истории..."
   Тварь умоляющими глазами смотрела на человека. Огромные черные влажные глаза просили пощады и обещали исправиться. Никогда больше, умоляли они. Мы исправимся. Отпусти нас в наше болото, и мы затихнем между этажами, заснем, не тревожа никого...
   Персонализированное зло в сто раз сильнее, потому что имеет форму и может действовать.
   Сморщившись, Женя сжал центральную шею дракона обеими руками что есть силы.
   Он не хотел убивать.
   Он не умел убивать.
   Он не имел права убивать.
   Но кто-то должен был это сделать.
   Каждый поступок - новый кирпич в стены Бабилони.
   И только от тебя зависит, какой станет вавилонская башня. Заговорят ли люди на разных языках или станут понимать друг друга. Начнут вместе строить человечество или станут уничтожать друг друга, направляемые архаичной ксенофобией...
   Женя не убивал. Он карал.
   Что-то хрустнуло под пальцами. Голова с закатившимися глазами бессильно завалилась набок. Остальные головы обмякли и повисли. Тело съежилось, сдулось, как воздушный шарик. Просвистел ментальный сквознячок - и черная сущность, лишенная формы, сникла, уползла в катакомбы между этажами, где и затаилась.
   - У тебя получилось! - закричала Агнесса и заковыляла к Жене, радостно маша рукой. - Ты настоящий боготрон!
   Юноша повернулся и посмотрел через плечо. Он стоял на самом краю, задники старых растоптанных кроссовок торчали над пропастью.
   Женя шагнул назад. Агнесса вскрикнула.
   Молодой человек схватился за обломанный асфальтовый край и повис над узким карнизом, выступающим краем междуэтажной перегородкой. Коридор, уводящий во тьму, был пуст, Женя рассмотрел потемневшую от времени кирпичную кладку стен. Две колонны, раньше поддерживающие балкон, были разрушены.
   - Со мной все в порядке, - сказал Женя подбежавшей Агнессе. - Дай-ка мне балкон...
   И сообразил, что сморозил, увидев ее расширившиеся глаза и свое отражение в них.
   - Извини, - сказал он. - Конечно, я сам.
   Он потянулся правой рукой, схватил за край отломанную половину площади и, держа ее, спрыгнул на карниз. Агнесса ахнула, прикрыв рот ладонью.
   Балкон оказался тяжелым. Женя потерял ощущение гибкости, пластичности, податливости мира. Кость словно треснула. Мышцы напряглись, рука задрожала... Сосредоточившись, Женя сумел вернуть, правда, лишь частично, нужное чувство. И кое-как, придерживая балкон обеими руками, приставил его на месте. Маленький человечек, ворочающий площадь... пусть половину, но какую огромную...
   Женя повернулся лицом к голубому небу, подпер спиной балкон, уперся в него руками, держа толщу камня и асфальта, чугунных балок и бетонных перекрытий. Сконцентрировался, представляя парочку кариатид... Через несколько минут отступил и ахнул. На месте старых колонн балкон поддерживали двое молодых людей... которых он каждый день с утра видел в зеркале!
   "Ну-ну, я же не представлял их лица", - пробормотал он растерянно, подходя к краю. Как же теперь выбраться?
   Сверху свалилась веревка. Женя разбежался, прыгнул - и повис, вцепившись в веревку. Поднял голову - на него смотрела всклокоченная, но довольная Агнесса.
   - Подумала, может, пригодится, - улыбнулась она.
   Женя перехватился поудобнее.
   - А вот теперь начинается самое трудное, - сказал он.
   ­- Давай покажу, - предложила, широко улыбаясь, Агнесса. - О Бабилонь, неужели кошмар закончился? Прямо не верится!
   Женя взял женщину за руку.
   - Я сам тебя отведу, - серьезно сказал он.
   Агнесса удивленно посмотрела на юношу, который увлек ее за собой.
   - Ты знаешь?.. - полувопросительно, полуутвердительно уточнила она.
   - Да, я... - Женя чувствовал полное спокойствие и внутреннюю уверенность. Он знал, куда идти и что делать. Пожалуй, впервые в жизни...
   Перешагнув через зигзагообразную трещину, делившую круг кодировщика пополам, они пересекли площадь и вошли в улочку. Приходилось идти по камням, по осколкам стекла, асфальтовым черепкам... Агнесса в своих мягких мокасинах осторожно переступала с камня на камень, стараясь обходить стекла. Женя шагал легко, глядя куда-то вдаль, в глубь города, в переплетение улиц. Когда при выходе на проспект женщина посмотрела в лицо молодому человеку, она даже испугалась: таким отсутствующим был его взгляд. Он как будто смотрел не на дома, а сквозь них, и видел там что-то!
   Агнесса тихонько дотронулась до Жениного плеча:
   - Ты в порядке?
   Женя повернул к ней отсутствующий, но светлый взгляд.
   - Да, все хорошо, - сказал он. - Сейчас мы придем... и мне надо будет посмотреть, что случилось и как все исправить. Времени... не осталось. Давай быстрее, ладно?
   - Как скажешь, - ответила было Агнесса, но Женя, не дожидаясь ее слов, крепче сжал смуглую руку женщину и быстро потащил ее в паутину улиц. Они побежали.
   Тут и там приходилось обегать кучи кирпича и стекла - обрушенные балконы.
   - Самое... слабое место, - тяжело дыша, - пояснила Агнесса. - Балконы... лепнина... украшения... Не структурные элементы...
   Женя словно не слышал ее - однако коротко кивнул на бегу. Его серая спортивная куртка развевалась на ветру, разбитые кроссовки шлепали по асфальту.
   - Вот! Мы на месте! - выдохнула Агнесса, выдергивая руку и останавливаясь. Наклонившись, уперев руки в колени, женщина пыталась отдышаться. - Загонял!
   Они остановились возле...
   Женя только сейчас увидел это глазами. Внутреннее зрение на секунду отключилось, и молодой человек ужаснулся.
   Это было зрелище не для слабонервных.
   Почерневший, словно закопченный, нет, скорее горевший, квартал. Несколько улиц, плотно застроенных домами. Кое-где деревья, скамейки, кованые фонари и решетки на окнах...
   И все это перекорежило так, словно квартал попал в искривитель пространства.
   Широкий проспект, в начале которого стояли Женя с Агнессой, поднимался вверх, изгибался петлей, дорога ныряла под асфальт и выходила откуда-то со стороны...
   - Как американские горки, - прошептал Женя.
   - Шар Мебиуса, - горько сказала Агнесса.
   Кругом было тихо. Ветер шелестел, гоняя обугленные бумажки. В глубине клубка искореженных улиц трепетал, разгораясь, огонь. Он пожирал собор и готовился перекинуться на соседние дома. Нестерпимо яркие ленты пламени выстреливали в стороны, облизывая стены. Хлопья сажи летали вокруг, как черный снег.
   - Не бывает черного снега, - пробормотал Женя.
   - Петербург закукливается... - Агнесса отвернулась, прикрывая лицо рукой. Жар огромного костра посреди города заставил раскраснеться щеки людей. Дышать было тяжело - раскаленный воздух был сух и резал носоглотку.
   - Возьми, - Женя сбросил куртку и протянул женщине. Он не помнил, когда перешел с нею на ты. - Она намокла там, на холоде. Накинь на голову... и отойди.
   Он шагнул вперед. Агнесса едва успела схватить его за задний карман джинсов, оторванный сверху и потому топорщившийся.
   - Подожди, ты с ума сошел? Это место сейчас схлопнется, и оттуда ничто и никто не выберется! Твой Питер умер, и даже ты ему не поможешь!
   Женя осторожно высвободился.
   - Я знаю, что делаю.
   Отцепив Агнессу, юноша шагнул в жадно разинутый раструб черного проспекта. И его тут же закрутило, расплющило, размазало, разорвало и раскидало по всем перекореженным улицам умирающего города.
  
  

***

   Жене это было только на руку. Хлопок - его как будто раздавило между Сциллой и Харибдой. И от этого ощущения его тут же выбросило в то, "боготронское" состояние. Тело перестало иметь значение, он опять был чистым сознанием, и все происходящее происходило не снаружи, но внутри него. А с внутренностями он как-нибудь разберется...
   Какой же я боготрон, если могу только карать, думал Женя, собирая шматочки тела возле бушующего пожара. Пламя беспощадно догрызало остатки деревянных перекрытий и лизало белые - когда-то белые - стены. Боготроны должны в первую очередь создавать, иначе они не боги, а так... лохотроны. Чинить, помогать...
   Информационное поле переходит в энергетическое, энергия - в материю. И то, и то, и то суть разные частоты одного излучения. Одно и то же, просто разные вибрации. Чего?
   Нам, боготронам, не с руки разбираться, подумал Женя. Нам важно, что правильно направленная мысль работает как материя.
   И он представил дождь.
   Летний день, только что ясное высокое голубое небо заволокли сизые тучи, набрякшие, как мочалка, которой моешься. Где-то вдали громыхнул гром, тучи перечеркнула кривая молния - и вот уже крупные капли барабанят по асфальту. Их разом становится все больше, асфальт из серого становится черным, затем мокрым, и вот уже на тротуаре течет вода, а ливень хлещет, и струи лупят по лужам, вздувая пузыри. Пелена дождя затянула улицы, и ничего не видно, кроме этих луж и вздувающихся на них пузырей...
   А потом как-то вдруг, резко ливень слабеет, вот уже едва-едва капают редкие капли, и тучи куда-то расползлись, луч солнца прорезал мглу, осветив дома, дорогу, блестя в стеклах домов и машин, ломаясь в лужах... Люди складывают зонтики и выходят из подъездов, где пережидали буйство стихии. Все утихло, светит солнце, небо снова высокое и ясное, и только лужи напоминают...
   Женя разогнал тучи. Ливень прибил пламя. Угли дымились, пепелище исходило паром. Редкие капли падали на обезглавленный собор, и только кое-где пробегали крохотные оранжевые язычки.
   Юный боготрон огляделся. У него закружилась голова. Без тошноты тут было не сориентироваться. Улицы загибались, завязывались узлом, исчезали в небе или под землей, чтобы появиться с какой-нибудь неожиданной стороны... Так вот что делает ноотропная пушка! Такое оружие нужно держать подальше от всяких там...
   Женя разгреб угли возле собора, поднял три игрушечные фигурки: блаженную Ксению, Петра и Белую Богиню, похожую больше на пивную бочку с грудями.
   Пиво, подумал Женя. Как закончу - напьюсь пива...
   Он осторожно сдул с фигурок пепел. Их надо оживить...
   От блаженной Ксении и от Петра, парочки, воплощавшей город, тянулись вниз, к улицам, порванные ниточки.
   Ага, - сказал Женя, присаживаясь на корточки и кладя фигурки на колени. - Не мужская это работа, но как-нибудь...
   Нити плохо давались крупным пальцам, но Женя, затаив дыхание, упорно ловил кончики и связывал их между собой. И с каждой связанной ниточкой светлели лица фигурок, из мертвых игрушечных становились все более и более живыми, подвижными. Казалось, они всего лишь спят, только дотронься до них - и тут же встанут Ксения и Петр, тут же гаркнет что-нибудь отец-основатель царским голосом, а блаженная перекрестится меленько и забормочет благодарственную молитву...
   Нитей не хватало. Часть вместе с улицами ушла под землю. Женя нахмурился.
   - Ну-ка, ну-ка, - сказал он себе. - Ну-ка, а если так...
   Странная мысль пришла ему в голову.
   Если подумать, время - это всего лишь способ восприятия пространства. Если размотать пространство, можно и время отмотать назад... Он огляделся, сощурившись.
   Из стены собора выходила такая же опавшая нить, как от символов города.
   - Причинно-следственные связи, - Женя покачал головой. - Марионетки...
   Он потянул за нить. Перед глазами промелькнула сцена выстрела - так, будто он наблюдал со стороны эту картину. Женя потянул еще, осторожнее, - и вытащил целый узел.
   - Ага, - с удовлетворением сказал он, разглядывая его. Вытащил из него недостающие нити, а остальные отпустил. С тихим и словно бы недовольным жужжанием тот уполз, погружаясь обратно в жерло ноотропной пушки.
   - С тобой, красавица, я позже разберусь, - пообещал юноша.
   Он сидел в искореженном городе, как малыш в песочнице, а город вокруг был как его песочные башни. Петр и Ксения ожили. Первый российский император помог подняться блаженной. Они были в его песочнице как вырезанные из картона куколки. Но как только они встали - город вздрогнул. Шар, в который город увязался, опал, улицы, как змеи, заскользили в нем, стараясь вернуться на место. И вот уже, не прошло и двух минут, - черный квартал Бабилони просветлел, солнце выбелило дома, улицы распрямились - и только возле Жениного локтя торчал неприглядный обрубок мятежного собора.
   Пространство разгладилось - и Женя увидел Агнессу. Она стояла, сжимая его куртку в руках, и со слезами на глазах смотрела... теперь уже смотрела на Женю. Юноша подмигнул ей. Агнесса всхлипнула и жалко улыбнулась.
   А в Бабилонь уже возвращались жители. Какой-то маленький нахальный сатир с узелком за плечами остановился рядом с Агнессой. Он едва доставал ей до пояса кудрявой головкой. Тонкий хвост его нетерпеливо мотался из стороны в сторону, похлопывая кисточкой по лохматым бедрам.
   - Ей, тетка! - окликнул он Агнессу. Та недоуменно опустила глаза. - Пойдешь со мной? Отметим событие, хе-хе, в постели? - И сально подмигнул.
   - А ну пошел вон!!! - заорала женщина и хлестнула курткой по обнаженной спине сатира. Тот отпрыгнул.
   - Во больная! - воскликнул он, покрутив пальцем у виска. Агнесса снова занесла руку. Не дожидаясь еще одного удара, сатир убежал, звонко стуча копытцами по асфальту.
   - Извини, сорвалась, - сказала она, поворачиваясь к Жене. - Эти твари порой так надоедливы... Пойдем выпьем? Я угощаю.
   Юноша встал, отряхнулся. В руке его была зажата фигурка толстой бабы.
   - А как мне отсюда выбраться?
   В городе уже стоял громкий гомон. Тысячи голосов на разных языках что-то кричали, болтали, сотни и сотни существ переговаривались, делились впечатлениями. От этого шума вдруг заболела голова.
   - Ооо, - протянула директор Бюро переводов. - Знаешь... мне не хотелось бы тебя огорчать, но вот этого я совершенно не знаю. Ты единственный, кто попал сюда... единственный из людей, кто сумел сюда проникнуть. Во плоти, хм. Честно - не имею ни малейшего понятия.
   - Я ведь не единственный боготрон, были и другие? - замирая, спросил Женя.
   - Но ты не огорчайся, - быстро сказала Агнесса. - Выпьем пива, доберемся до конторы, я попрошу кого-нибудь покопаться в архивах...
   Женя покачал головой. Он устал, да. И хотел... просто хотел домой.
   - Подожди! - женщина выглядела немного растерянной. Женя пригляделся. Сейчас, когда угроза разрушения ее мира исчезла, Агнесса стала меняться. Лоб прочертила морщина озабоченности, вокруг рта пролегли две жесткие складки. - Как ты сюда попал? Таким же путем попробуй вернуться... И давай скорее, ради всего святого, надо срочно дать сигнал Службе Дворников, чтобы принимались за уборку. А полиция, надеюсь, и без меня догадается, что надо бы последить за возвращающимися, ведь мародеры...
   Глаза Агнессы забегали, руки лихорадочно зашарили по карманам, и вот уже директор Бюро переводов лихорадочно строчит в блокноте огрызком карандаша. Откуда-то сразу вынырнули люди в форме, окружили женщину, оттеснив Женю. Хотя правильнее было бы сказать не "люди", а "существа". Но тут, судя по всему, и существа считались людьми. Женя сделал шаг назад, чтобы дать место двум крохам, более всего похожим на... Юноша озадачился. Честно говоря, эти двое больше всего были похожи на газонокосилку и пылесос. Но совершенно живые! Не было механического соединения сочленений, неподвижного корпуса - нет, они двигались плавно и естественно, однако состояли таки из металла и пластика...
   - Поднять балконы, - командовала Агнесса, размахивая блокнотиком и карандашом, словно двумя дирижерскими палочками. - Вы - на разборку улиц! Подмести все, чтобы блестело и сверкало! Так, теперь вы...
   Женя отошел еще на шаг, пока директриса шептала что-то высокому представительному мужчине в форме. Тот козырнул - и растворился в толпе. Которой собралось уже порядочно. Все они глазели на Женю, на распоряжающуюся Агнессу, на дворников в оранжевых фартуках...
   Молодой человек развернулся и пошел по проспекту. Тот немного напоминал Невский. Однако вместо машин по нему бегали и шмыгали всякие существа. Как завороженный, Женя следил взглядом за суетливыми движениями магазинной корзинки - живой, он мог поклясться! - пока колесики той не скрылись за углом.
   Как же вернуться? Женю глодало беспокойство. После того как он поборол зверя и вернул жизнь городу, будет ли дома все в порядке, хорошо, как было или хотя бы вроде того?
   Вокруг сновали и люди, и существа, движение в Питере-символическом было насыщенным. Вернуться тем же путем - это снова подставить башку под ноотропную пушку? Нет уж, увольте!
   Сзади раздался топоток, но Женя не обратил внимания: тут все кругом топотали, стучали каблуками, шваркали подошвами...
   Сильная рука схватила его за плечо и развернула.
   - Ты куда это? - переводя дыхание, спросила Агнесса и заправила за ухо выбившуюся прядь темно-русых волос. - Я же обещала объяснить. А я свои обещания держу! Идем, тут неподалеку есть хорошее место...
   Но Женя не сдвинулся с места.
   - Что такое? - обернулась Агнесса через два шага. - Чего застыл? Культурный шок? Как-то поздновато!
   Юноша покачал головой.
   - Мне как-то тревожно, - сказал он. - Думаешь, там, внизу, все в порядке? - он поднял валяющийся под ногами треснувший глиняный цветочный горшок. - Я бы хотел поскорее вернуться, - добавил Женя, подходя к дому и водружая горшок на какую-то приступочку. Погладил разбитый бок, послюнявил палец и провел по трещине, склеивая края. Поникшая герань - у матери такая когда-то стояла на окне - мигом, как зверек из норки, высунула соцветие из горестно сложенных листьев и глянула на мир.
   Агнесса, прикусив губу, следила за Женей. Когда Женя отвернулся, горшок был целым.
   - Прости, - выговорила она, думая о чем-то другом. - Как вернуться, я честно не знаю. Но, может, ты сам чего придумаешь, когда я объясню, как все устроено? И чем мы тут все занимаемся? Ты ведь, я так понимаю, просто человек? Не знал, не был, не привлекался? Ну, пока все это не произошло?
   Женя опять качнул головой. Его внимание привлекла сломанная лыжа, рядом с которой лежал наполовину сдутый футбольный мяч. Юноша поднял лыжу, повертел. Та была сломана возле крепления, верхняя половина болталась на двух щепках, готовая отвалиться. Женя пошарил по карманам, ничего подходящего не нашел, подумав, потянул из края дыры в кармане нитку, оторвал - и кое-как перевязал лыжу, аккуратно сложив обе половины. Лыжа вытянулась и сама выпрыгнула из рук. Женя даже не заметил этого, потянувшись к мячу.
   - Ты что-то сказала? - рассеянно спросил он, крутя предмет в поисках неисправности. Дыра у мяча обнаружилась возле отверстия для надувания.
   - Настоящий боготрон, - прошептала Агнесса.
   Неуловимое движение рук - и мяч ускакал по проспекту, весело подпрыгивая и толкая прохожих.
   - Ты настоящий боготрон! - завопила Агнесса, подпрыгивая сама и хватая Женю за руку. - Нафиг твой город, оставайся у нас! Столько дел, требующих крепкой мужской хватки!..
   Юноша осторожно высвободился.
   - Подожди, я не понимаю...
   - Чего там понимать, бежим, я оформлю тебя в штат! Ведь если ты и тут можешь все делать, ты же у меня самый ценный работник будешь! А я еще стояла, глазела, дура! - Агнесса вцепилась молодому человеку в локоть и потащила из петербургского квартала. - Ставка, премиальные, два выходных ­- любые условия! Льготы на межэтажное движение... Ты нам так нужен!! Ведь ты действительно научился пользоваться своими способностями!
   Женя остановился, твердо взял разбушевавшуюся женщину за плечо.
   - Агнесса, я всего лишь почувствовал лежащую на мне ответственность. Поэтому мне надо домой! - сказал он, глядя ей в лицо.
   Глаза Агнессы забегали.
   - Зачем так торопиться? Там все хорошо, поверь мне. Давай сходим лучше в Бюро, я тебе расскажу, почему все так получилось... ты же хотел знать? Так пошли...
   - Я уже узнал, - хмуро перебил Женя. - А теперь домой.
   Директор Бюро понурилась.
   - Жень, я честно не знаю, - она развела руками.
   Агнесса не врала.
   Юноша мрачно посмотрел на нее.
   - Что ж, придется опять самому, - пробормотал он, машинально поднимая пожарную машинку с отломанной лестницей.
   Женя не успел сделать и двух шагов, как в носу мерзко засвербило, на глаза навернулись слезы. Озабоченное лицо Агнессы расплылось, улица, дома, существа - все смазалось, потекло, как акварель, смываемая водой. Затем в голове шандарахнуло, все потемнело, а когда Женя открыл глаза - он находился совсем в другом месте.
  
  
   Он не успел сделать и двух шагов, как в носу мерзко засвербило, на глаза навернулись слезы. Озабоченное лицо Агнессы расплылось, улица, дома, существа - все смазалось, потекло, как акварель, смываемая водой. Затем в голове шандарахнуло, все потемнело, а когда Женя открыл глаза - он находился совсем в другом месте.
   - Очнулся! - завопила бабка над самым ухом. - Ай, маладца!
   И тут же громовым раскатом прогрохотал голос Сансаныча:
   - Ложись!!!
   Только поднявшийся на ноги и еще нетвердо стоявший Женя пошатнулся. Он был в соборе. Огонь пожирал стоящие по стенам леса, но середина помещения оставалась нетронутой пламенем. Горели прожекторы, освещая центральный круг, работали, слабо светясь, мониторы... В распахнутых воротах стояла цепь черно-желтых ос, с японцем во главе, и щерилась автоматами.
   Бабка налетела на Женю и толкнула его со всей силы. Юноша перелетел через жерло ноотропной пушки, больно ударившись бедром, и свалился на каменный пол. Щекой ощутил холод. От входы ударила автоматная очередь, над головой засвистели пули. С грохотом и звоном лопались прожекторы и экраны, взрывались пульты, треснула и переломилась тренога... нестерпимо завоняло горелой проводкой. Стало темно, но кое-что было видно: отблески горящих лесов вдоль стен давали немного света.
   Женя приподнял голову, потирая ушибленную кость (что это такое твердое в кармане?), - и встретился взглядом с татарином. Тот лежал за пушкой, приникнув к полу. Поперек щеки шла кровавая полоса, лицо перекосило, глаза пылали черной злобой.
   - Так ты жив, гад! - прошептал Женя с отвращением и облегчением одновременно. - Да я тебя...
   Ирекович, всхлипнув, выбросил вперед руку с ножом. Женя едва успел отшатнуться, и острое лезвие вспороло плечо, а не горло. Охотничий нож с мощным клинком... Юноша закусил губу, привстав, схватил татарина за запястье.
   - Да я тебя... - прошептал он с ненавистью. - Я тебя...
   Татарин заскулил. Короткие пальцы его разжались, оружие, звякнув, упало на пол. Ирекович дернулся, коротко, без замаха, ударил Женю в живот. Юноша со стоном согнулся. Враг вывернулся, рухнул плашмя и, извиваясь ужом, исчез среди переплетений проводов. Женя привстал, оглядываясь, - но тут же повалился под пушку. Пули сбрили с макушки прядку.
   Наконец все стихло. Женя осторожно выглянул из-за вороненого жерла.
   В красноватых отблесках огня было видно, как входит в собор ликвидационная команда. Все их движения, выверенно-точные, мягкие и в то же время тугие...
   А за ними бежит, размахивая руками, Смок Арманыч.
   - Мон шер, где вы! Зачем вы сунулись в это пекло, шер ами? Я так за вас переживаю, отзовитесь, милая Александра Федоровна!
   По другую сторону ноотропной пушки восстала бабка:
   - Ты жив, дорогой! Здесь я, болван! Эй!
   Женя тут же сграбастал ее за плечи, приподнял над полом:
   - Кто-нибудь мне объяснит, что тут происходит?!
   - Берегись!!! - завопила вместо ответа бабка, выкрутилась из его рук и, вцепившись в карман джинсов, потащила за собой. - Ща как рухнет!
   Сверху посыпались угли. Впереди, между Женей и пригнувшейся, как по команде, цепью ос, рухнула горящая балка. Плеснул огонь, балка с треском лопнула, полетели искры, обжигая лицо и руки. Женя закашлялся. Натянул футболку на лицо и следом за бабкой побежал к воротам, туда, где сквозь дым и копоть был виден прямоугольник дневного света.
  
  

***

   (кратко обрисовать интригу с мотивировками)
   - А я Арманычу говорю: куда ж он лезет, сука! - рассказывает бабка Саша, размахивая руками. - И вперед за тобой! И едва увернуться успела от пудового кулачища. У этого рыжебородого хватка ого-го! - старуха продемонстрировала Жене и напарнику свой сухонький кулачок, как будто он мог дать хоть какое-то представление о кулаках отца Алексия.
   - А если без красок, коротко, по делу, как все было? - спросил Женя у Смок Арманыча.
   Тот поудобнее устроился на пластиковом стуле, перекинул ногу за ногу, вытащил кисет, пачку "Беломора" и принялся крошить в карман новенького бархатного пиджачка того же песочного цвета табак из папиросы.
   - Дело было так, мон жён ами, - начал он неторопливо.
   Они сидели в операторской в Бюро, на канале Грибоедова 71, в том самом доме, что занимает целый квартал. Напротив пультов и мониторов, починенных или новых, Женя не приглядывался, во всяком случае работающих по-прежнему, поставили три ряда белых пластиковых стульев. Места были заняты почти все. Ждали Сансаныча. Женя иногда украдкой оглядывался, чтобы вблизи рассмотреть членов ликвидационной команды. Ему все казалось, что они какие-то... то ли не живые, то ли не совсем люди? Слишком уж выверенные движения, точные, плавные, ничего лишнего. И сейчас одиннадцать затянутых в черное трико фигур, в накинутых поверх желтых плащах с черными карманами, манжетами и воротниками, сидели прямо, глядели вперед, кажется, даже не моргали. Неподвижно, как манекены. Уже почти десять минут ни один из них не шевельнулся!
   - Когда ноотропная пушка повредила материальные резонансы города, Сансаныч успел включить стабилизатор, - вещал Смок Арманыч. - Этот прибор вызывает обратные резонансы. Волны находятся в противофазе и взаимно гасятся на довольно длительное время. Правда, из-за... хм, досадной неточности при включении направление излучения изменилось, и это привело к тому, что, хм... тут, по правде сказать, моя подготовка не позволяет мне утверждать с полной уверенностью, что произошло. В конце концов, я администратор, не ученый. К тому же чтобы понять, вам еще учить и учить физику. - Лысый коротышка развел руками, затем всунул набитую из кисета беломорину в рот и щелкнул зажигалкой. Затянулся, после чего продолжил: - Загорелся купол собора. Это означало сбой в работе излучателя. Когда купол догорел бы, внутреннее пространство собора - а хитрый Ирекович обезопасил себя и создал внутри собственную защиту! Еще бы, используя технику Управления! Те всегда славились мощной исследовательской и технологической базой...
   - А мы-то в отключке! - вмешалась бабка. - А собор горит! Эта падла тонко рассчитала! Он бы слинял, пока мы там крючились...
   - Тише, мон шер, спокойней, - урезонил Смок Арманыч, стряхивая пепел в карманную пепельницу. Женя отметил и эту новую вещицу. - Понимаете ли, мой юный друг, что произошло после выстрела?
   Женя пожал плечами. Словами... он бы не смог передать. Но теперь он... чувствовал, теперь он знал - это было природное, нутряное знание, которое не забыть и не потерять, не выжечь никакими средствами.
   Смок Арманыч увлеченно говорил дальше:
   - ...все суть одно излучение, но разной частоты. Инфополе - вибрации высокой частоты. Материя - самые редкие колебания, длинные волны. А ноотропная пушка своим резонансом сбила настройку. Частота изменилась, спектры излучения смешались... вы видели результат. - Коротышка выразительно развел руками.
   - Пушка сгорела? - спросил Женя, воспользовавшись паузой. Если Смок Арманыч успел переодеться, то Женя так и сидел тут, под охраной черно-желтых молчаливых ос, все два часа, пока Бюро переводов разгребало проблемы с пожаром Троицкого собора и несанкционированным сборищем возле, а также с разрушением моста через Фонтанку.
   - И ты подрался с рыжебородым! - вновь не выдержала бабка Саша. Она так и сидела в своем камуфляже, рваном и подгорелом, хотя она и ходила куда-то и могла бы сменить одежду. От ее наряда несло гарью, но старуха не обращала на это ни малейшего внимания. Возбужденно размахивала она руками, показывая драку. Под обломанными ногтями оставались черные полосы грязи - или копоти.
   Смок Арманыч выпустил солидный клуб дыма.
   - Да, - протянул он. - Александра Федоровна показала себя, как всегда, прекрасной боевой подругой. Ведь вы были без сознания, мой друг, когда вдруг встали и пошли внутрь, в самое пекло. Они как раз закрывали ворота, а вы им помешали. Все мы, вообще все - только-только стали оживать, приходить в себя. А вы уже схватились с этим попом, пробиваясь в собор, чтобы встретиться с самым главным злодеем...
   - Ты его убил? - бабка требовательно потянула его за рукав. - Убил Ирековича?
   Женя потер лоб.
   - Ну... если говорить о там... то да.
   - Там? - повторил Смок Арманыч, вслед за Женей понизив голос.
   - В Бабилони, - объяснил Женя. - Я был в Бабилони и видел совсем не то, что было тут. Я был там. И убил это чудовище, которое росло отсюда, а потом...
   - Да! Ты сделал это! - завопила бабка, ударяя ребром ладони по локтю, выставив средний палец. - Маладца!
   - Но здесь он от меня ускользнул, - закончил Женя, но его никто не услышал.
   В коридоре послышались быстрые шаги. Застучали, отодвигаясь, пластиковые стулья, ликвидационная комиссия поднялась, как один человек, и замерла, вытянувшись по струнке. Бабка тоже вскочила. Женя, пожав плечами, остался сидеть.
   Вошел Сансаныч. На нем был новый белый костюм - безупречной белизны, идеально выглаженный. Узкие глазки почти исчезли - японец зло щурился, оглядывая зал и собравшихся подчиненных.
   Сначала он подошел к дежурному оператору. За ним семенили две секретарши и три зама. Молодой человек сдернул с головы наушники, обернулся к директору. Японец встал возле него, побарабанил по пульту, глядя в огромный монитор, занимающий полстены. По экрану ползли серые пятна. Рисунок их почти не изменился.
   - Значит, так... - негромко проговорил директор. Голос его звучал почти зловеще. Обращался он к залу, но стоял по-прежнему спиной к людям. - Я пришел сюда не для того, чтобы сообщить вам что-нибудь неприятное. Я пришел исправлять ваши ошибки, кретины!
   И сказал уже оператору:
   - Запиши. Все новости, как обычно. Собор горел летом позапрошлого года. Мост... плановая замена, его чинят уже четыре месяца. Поставить вокруг забор, сфотографировать, разослать по всем СМИ задним числом. Про собор - не забыть фальсифицировать блоги, сейчас там в первую очередь появляются сообщения о таких событиях. Что еще? Столпотворение перенести на празднование трехсотлетия города. Полтора миллиона, ясно? Чтобы везде. И чтоб все, слышишь, абсолютно все СМИ - бумажные, электронные, теле и радиовещание - все записи изменить! Да не только по Москве и Петербургу, а по всей стране! Россия не заканчивается за МКАДом, идиоты! По миру проверить. А то в прошлый раз...
   Оператор затрясся, вбивая в компьютер то, что диктовал Сансаныч. Жене показалось, что легкий ветерок пронесся по залу - то едва заметная дрожь объяла и невозмутимую черно-желтую команду.
   И не зря: Сансаныч повернулся к ним.
   - Сесть! - рявкнул он. Ликвидационная команда упала на стулья. Бабка осторожно присела на краешек.
   - А ты - встать! - директор ткнул в Женю. Молодой человек остался на месте.
   Смок Арманыч подтолкнул его в бок, но юноша только пожал плечами. Разъяренный директор почему-то больше не пугал его.
   - Олухи! Болваны! Пустоголовые клоны! - Сансаныч, заложив руки за спину, остановился перед стульями. - Чему вас только учили! Так провалить задание!
   Тут взгляд его упал на первый ряд, где сидели двое оперативников и между ними Женя.
   - И это называется оперативный отдел? - ядовито прошипел директор. - Неучи, хамы, безрукие кретины!
   - Всех уволю! - орал японец.
   - А ты почему сидишь? - наконец обратился он к Жене. - Я велел встать! Что это за анекдот проник в мое учреждение? Я тебе еще раньше что сказал? Ты тут не нужен! Но раз ты хоть чему-то научился в этом безнадежно проваленном деле, в котором над нами не смеялся только полный кретин, я готов взять тебя на испытательный срок, без оклада и без права ношения оружия...
   Женя поднялся, оттеснив низкорослого японца. Тот от изумления смолк. Юноша зевнул.
   - Скучно тут у вас, - сказал он. - Пойдемте-ка, ребята, пивка попьем!
   Бабка затряслась, как осиновый лист. Смок Арманыч нервно выплюнул папиросу в ладонь, уронил ее, но наклониться поднять не успел. Беломорина дымила три секунды сладким дымком - и погасла. Круглое лицо коротышки мучительно исказилось, глаза наполнились слезами. Никто не сдвинулся с места.
   Тогда Женя подхватил обоих подмышки и легко понес к выходу. Бабка затрепыхалась, как рыбка на удочке, Смок Арманыч захрипел что-то жалобное. Не обращая внимания на слабый протест, Женя вышел в коридор, не отпуская оперативников, преодолел его, пинком раскрыл дверь на площадку, спустился по лестнице, кивнул ошалелому старичку-вахтеру - и только на улице отпустил напарников.
   Он не видел, как сощурились, почти исчезнув, глаза Сансаныча, как директор смотрел ему в спину.
   - Ну его в жопу, директора! - сказал Женя, хлопая бабку по плечу. - По пиву - а потом к Анастасии в больницу заедем, да?
   За спиной вежливо кашлянули.
   Женя обернулся:
   - Да?
   И узнал помощника участкового Шкуркина. Молодой человек взял под козырек.
   - Прошу прощения за беспокойство, вас опять мама искала. Прошу пройти в участок.
   - Но зачем? - Женя упрямо засунул кулаки в карманы куртки. - Я лучше сразу домой...
   - Чтобы составить протокол, - молодой человек, похоже, был упрям и зануден и не собирался отступать.
   Бабка насупилась, полезла за пояс, но Смок Арманыч остановил ее, положив ладонь ей на локоть, чтобы она не смогла ничего достать. Женя догадался, что вредная бабка, вместо того чтобы переодеваться, набила карманы психотропным оружием. Возможно - экспериментальным. И последствия его применения никому, вероятно, неизвестны...
   - Ладно, - сказал он хмуро. - Валяйте.
   - Подгребай в "Миракли"! - воскликнула старуха, тряхнув седыми косами. - Тут недалеко.
   - И кстати, - поспешно сказал Смок Арманыч, семеня рядом с Женей, который уже двинулся вслед за участковым. Он вытащил из внутреннего кармана пиджачка синюю ламинированную карточку. - Это ваш пропуск, мон шер. Встретимся позже.
   Женя посмотрел на карточку. Там была его фотография - взлохмаченного, с пятном копоти под глазом, в мокрой и рваной футболке, из ворота которой торчал бинт. Плечо ему перевязал прямо на площади, возле собора, один из ликвидационной команды. Женя только не разобрал кто: все они как будто на одно лицо.
   И рядом с фотографией каллиграфическим почерком старичка-вахтера было написано: стажер Евгений Анекдот.
   - Анекдот?! - взревел Женя, поворачиваясь к оперативникам...
   Никого. Только две невысокие фигурки завернули за угол, на (Казанскую), - и исчезли.
   - Пошли же, - помощник участкового дернул его за рукав.
   Мать, как всегда, рыдала, кляла весь свет и спортивный уклон английской школы, который испортил ее ребеночка, обещала притащить домой всю районную поликлинику (и притащила бы, не отопрись Женя, пригрозив тогда уж точно сбежать из дома).
   - Неужели эта история тебя ничему не научила! - причитала Ангелина Матвеевна, меняя повязку. - Поножовщина! Боже, и ты еще отказываешься от психолога! Да это же просто уму непостижимо! А английский? Ты сделал английский?
   - Кое-чему она меня все-таки научила, - пробормотал Женя, уходя от скандала к себе в комнату и заваливаясь на кровать. Скинул один кроссовок, другой, натянул на голову плед.
   Две фигуры, появившиеся в темной комнате, он увидел... не затылком, нет, хотя и лежал лицом к стене, а они возникли у окна. Внутренним зрением, очень ясно и четко, увидел он эту знакомую парочку. Стройную черноволосую девушку и высокого чопорного лысого, который не выпускал из рук блокнота.
   Женя повернулся, привстал, опираясь на локоть.
   - Привет, Филиппа, - сказал он тихо, чтобы мать не услышала. - Садись, что ли, - он подвинулся. Ты теперь всегда с ним?
   Девушка негромко засмеялась, присаживаясь на край кровати, взъерошила ему волосы.
   - Ревнуешь?
   - Нисколько, - Женя пожал плечами.
   - Рассказывай, - она улыбнулась. - Да, я с ним. Мои сестры крепко в меня верили, и теперь я отдельный эгрегор. А с великой богиней... думаю, вы сами разберетесь.
   Женя кивнул.
   - Анастасия в больнице, - сообщил он. - Вроде пришла в себя, но ведет себя странно.
   Лысый оперся плечом о дверь и что-то равнодушно черкал в блокноте, не глядя на Женю.
   - Чего не садится? Вон кресло, - Женя кивнул. Филиппа махнула рукой.
   - Не обращай на него внимания. Пока что тебе лучше не знакомиться с ним ближе. Ну, расскажи. Ты все-таки узнал?
   Женя помолчал, собираясь с мыслями.
   - Я понял кое-что. Наш мир - это вавилонская башня. И это не столько и не только символ, сколько... структура. Понимаешь? Структурообразующий принцип.
   Филиппа закусила губу. Покачала носком обутой в черный высокий сапожок ноги.
   - Это важно? - спросила она.
   - Это очень важно! Но... не главное.
   Девушка посмотрела на него умными глазами. Теперь, когда в них не было сумасшедшинки, она казалась немного грустной.
   - Что же главное?
   Лысый посмотрел на часы, отодвинув манжету серого пиджака, и посмотрел на Филиппу. Та вскинула руки:
   - Еще немного, дорогой!
   Сбиваясь и путаясь, Женя заговорил:
   - А главное в том, что все мы строители этой башни, и каждый наш поступок, каждое слово, даже каждая наша мысль - все это кирпичи в стенах Бабилони. Понимаешь? Мы ответственны за все, что сказали, сделали, подумали. От этого зависит, какой будет здание человечества. Но... как бы тебе объяснить... самое страшное, что нет никакой разницы, какое оно, это здание. Вот что ужасно!
   Филиппа вскочила.
   - Я в тебе не сомневалась. - Она послала ему воздушный поцелуй. - Хочешь еще что-нибудь спросить? Не знаю, когда увидимся в следующий раз, у нас... небольшое путешествие, уезжаем на медовый месяц, если так можно сказать о загробной жизни, - она негромко засмеялась. - Так что пользуйся моментом.
   Женя сел, подтянул ноги.
   - Откуда вы узнали про ноотропную пушку?
   Улыбнувшись, девушка наклонилась и щелкнула его по носу. Женя недовольно поморщился.
   - Хитрец! Ладно, скажу, - смилостивилась она. - Она оглянулась на своего спутника, но тот неторопливым жестом указал ей на часы. - Хорошо, хорошо, еще одну минуточку! Так вот, Кротов, человек одинокий, имел привычку заходить иногда к своей соседке пить чай и рассказывать о своих делах. Та женщина темная, малообразованная, восемь классов школы и всю жизнь то уборщицей, то почтальоном, то снова уборщицей...
   - Он рассказал ей про пушку? А она... Лига уборщиц! Она была ваша сотрудница!
   - Ты умница! - Филиппа захлопала в ладоши. - Конечно, Кротов и думать не мог, что эта милая, но глупая соседка поймет, что он ей рассказал. Да и сообщил-то так, мельком. Конечно, она не поняла суть изобретения, но сообразила, что от него может быть польза сестрам и Великой Матери. И сообщила нам. Ну, прощай, зайчик. До новых встреч!
   Она повернулась на каблучках, хлопнула себя по попе, туго обтянутой короткой черной кожаной юбочкой, подхватила своего кавалера под руку - и она оба исчезли.
   Женя откинулся на подушку и закрыл глаза. Он был опустошен, но горд собой.
  
  
  

ЭПИЛОГ

   Зазвонил мобильник. Тягучий девичий голос произносил слова, словно перекатывая их во рту, и оттого они звучали как-то по-особенному интересно, глуховато и словно бы с заковыркой.
   - Привет... это я, Ляля... помнишь? Пили недавно с парнями... Бицепс, Саша, кто там еще... ну, твоя компания, одноклассники... У "Дикси" еще встретились...
   Женя наконец сообразил.
   - Конечно! Привет, Лялька. Чего звонишь?
   - Ты извини, что я тебя тогда... ну и ты тоже хорошенький... убежал...
   - Ляль, извини, - тут же покаялся Женя. - Слышь, ты не обижайся. У меня с матерью отношения и так того... а тут выпил... и Бицепс со своими дурацкими подколками... - он невольно заговорил как она, делая паузу в конце каждой фразы.
   - Да ладно... - протянула девушка в трубку. - Я не обидчивая... Я тут просто... ты не очень занят?
   - Нет, а что? - Женя распрощался с крепким здоровым сном всю ночь. - Может, встретимся? - предложил он, уже понимая, чего ей надо.
   - Давай... - обрадовалась Ляля. - Значит, пиши адрес... у меня родители на дачу слиняли... так я думаю, а не закончить ли нам... наконец... с этой унылой девственностью?
  
  
   Тугие Лялькины груди пахли какими-то цветами. Женя лежал, уткнувшись в них носом. Девушка перебирала его волосы, напевая под нос. Было тихо, в окно светил фонарь, освещая угол стола и серванта, оставляя на полу неровный прямоугольник розоватого света. На стене тихо тикали большие круглые часы, показывая четыре утра.
   - Ты мне не веришь? - спросил Женя.
   Первый раз случился в ванной, когда они принимали душ. Потом они пошли на кухню перекусить, Лялька была в одной отцовской рубашке, а Женя в трусах. Бутерброды, кофе... Лялька лазала в холодильник отдельно за сыром, отдельно за маслом, потом за молоком - и каждый раз наклонялась, выпячивая круглую тугую попу, а под рубашкой ничего не было... Женя не сдержался и накинулся на девушку. Неумелый, но страстный второй раз был на обеденном столе, который трясся и скрипел, впрочем, это никого не смущало. Поевшие и обессиленные, они вернулись в комнату и легли в Лялькину кровать. Девушка примостилась у Жени под боком, поглаживая кудрявую поросль у него на груди, постепенно спускаясь все ниже... и тут уж было не до сна.
   После третьего раза, когда ребята лежали обессиленные и счастливые, Женя и рассказал Ляльке все. Ему казалось, что Лялька - самая прекрасная, пусть и невысокая, и смешливая, и пухленькая, и у них это навсегда. К тому же она так двигалась, так прижималась к Жене, так стонала и иногда даже кричала... Нельзя не рассказать родному человеку то, что так распирает.
   А Лялька засмеялась, потом задумалась и наконец сказала тягуче:
   - Я не физик... И про эгрегоры раньше никогда не слышала... Но все-таки... Жень, ты сам подумай. Ведь ноосфера - это умозрительное понятие. Это мыслительный конструкт. Она не может быть реальна. Тем более не может выглядеть как вавилонская башня. И уж конечно там никто не может жить. И человек туда совсем никак не способен попасть. Ты почитай на эту тему что-нибудь.
   Они помолчали.
   - Что собираешься делать дальше? - спросила она наконец. Женя пожал плечами.
   - Ну не знаю... зайду туда завтра. Я же теперь стажер... наверное, дадут задание какое-нибудь... будут учить...
   Он почувствовал ее напряжение.
   - Ты тоже думаешь, что я сумасшедший? - набычился он, сползая с девушки.
   Лялька перекинула через него голую ногу, останавливая. Тело ее белело в свете фонаря и было прекрасно.
   - Я думаю, - прошептала она, поглаживая пальчиками ног его дружка, - думаю, что ты с фантазией...
  
  
  
   Они так и не поспали. Ляля с утра побежала на занятия, а Женя поехал домой. Он брел по каналу. Люди обходили его и шли навстречу, иногда толкая. Он шел медленно, думая на ходу. Пожалуй, после всего случившегося нельзя оставаться на инязе. Этот английский... кой черт он Жене сдался? Когда рядом столько всего интересного! И игра серых облаков на безоблачном синем небе больше не раздражала. Женя смотрел на суетню эгрегоров почти с умилением. "Я с вами разберусь, дайте срок", - думал он.
   А вот и пресловутый дом семьдесят один. Зайти, что ли? Поздороваться с оперативным отделом? Женя остановился на углу канала и Казначейской, перед железной дверью. За нею было тихо. Конечно, ведь вахтер небось дрыхнет. Или читает свою нескончаемую газету. Женя решительно толкнул дверь.
   Она не поддалась.
   Женя толкнул. Подергал на себя.
   Ноль эффекта.
   Он отошел на шаг, окинул дверь изучающим взглядом. На всякий случай осмотрелся, не ошибся ли дверью, - хотя ошибиться было невозможно, дверь тут одна.
   Нашел сбоку звонок, позвонил.
   Ответа нет. Ни звука из-за двери.
   Женя звонил и стучал, пинал дверь, он поднял невообразимый шум, пока какой-то мужчина не сделал ему замечание, - но никто так и не открыл.
   Женя опустился на асфальт прямо у дома, оперся спиной о дверь, понурил голову. Достал телефон, пощелкал в телефонной книге. Были ли у оперативников мобилы? Вроде у старухи была, да и у Арманыча... Только вот у Жени не было их номеров.
   "Ноосфера - это мыслительный конструкт", - вспомнилось ему. Женя набрал Ляльку - ему надо было хоть с кем-то срочно поговорить. Хоть с кем-то, кто знал, а ведь никто...
   - Да? - раздался в трубке недовольный голос.
   - Ляль, привет, это я, - начал Женя.
   - Кто я? - оборвала девушка.
   - Ну я, Женя!
   - Какой Женя?
   Молодой человек обалдел.
   - Да ты чего?! Мы же с тобой сегодня всю ночь...
   - А, это ты! Слышь, Жень, мне некогда сейчас. И вообще - не звони больше.
   Женя опешил.
   - Как это? После того, что между нами было...
   Лялька нетерпеливо оборвала его:
   - Извини, но мне как-то не хочется встречаться с больным.
   Глядя перед собой невидящими глазами, Женя нажал отбой. Значит, ему все же приснилось? Он бредит! Он больной! Но как же невоспетые гоголем чудеса града на Неве, эти...
   Он поднял взгляд. Эгрегоры бежали себе, не заслоняя солнца, нечувствительные к его бедам, равнодушные и холодные. Нет, у них не добьешься ответа... Женя медленно поднялся, придерживаясь за стену. Ну что же... Он опять один на один с миром. И дальше придется жить самому...
  
  
  
   30.03.2008
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"