|
|
Бимка
Бимка смотрел на Лёньку своими пуговичными глазками и часто-часто дышал, высунув между зубами кончик розового языка. Наклонив голову так, что одно длиннющее ухо свесилось почти до самой земли, Бимка постукивал хвостом и всё смотрел, смотрел на мальчишку. Бока собаки вздымались и опадали, и вновь раздувались, точно у диковинной рыбы-ежа, которую держал в аквариуме Петр Андреевич, отец лучшего из Лёнькиных приятелей. "Жаль, что Сашка по воскресеньям у бабки, - думал Лёнька. Впрочем, он бы и сам не отказался лишний раз полакомиться горячими, с пылу с жару пирогами и ватрушками. - Жаль. Мы б тогда..."
- Ух, мы бы тебя, - грозно повторил он, надвигаясь на собаку. - Иди уже сюда. Хватит бегать.
Мимо проехал синий фургон с надписью "Хлеб", от которого вкусно пахло свежей выпечкой, и поднял на дороге облачка белёсой пыли. Пылинки беспокойно кружили в солнечных лучах, проникающих сюда через кроны двух здоровенных вязов, чьи ветви сплетались друг с другом и образовывали этакий уютный шатер. Под шатром, у сколоченного из горбыля заборчика стояла врытая в землю деревянная скамейка с единственной, но зато широкой и отполированной до блеска доской. Тут было ужасно здорово посидеть после обеда, когда дома во всех комнатах разлита клейкая, кисельная духота и ничегошеньки не хочется делать. Или даже вздремнуть, если никто не помешает.
За спиной, разминувшись с грузовиком, протарахтел на мотоцикле дед Макар. Бимка проводил его долгим взглядом: случалось, дед угощал собаку специально купленными для этого косточками из супового набора.
- Иди, иди, Бимка, - уговаривал мальчишка. - Опять, наверно, к озеру намылился? Так сегодня никто не рыбачит. Я тебя Алёнке показать обещал. Алёнка в гости приехала, понял? Она в городе живет, сюда на два дня только. А завтра обратно. Понедельник завтра, ясно тебе? Ну, иди же. Смотри, что дам, - и он потянул из кармана шоколадный пряник.
Бим смешно задвигал носом, несогласно чихнул и отбежал на пару шагов назад.
- Лёнька! Лёнчик! - заорали вдруг сзади. - Айда с нами. Мы купаться!
Мальчишка обернулся: от угла нестройно голосила компания из трех человек. Они призывно махали руками, мол, давай-ка, поторопись, чего ты там?
- Я это... ну... - смутился Лёнька. - Занят я.
- Чего? - не понимали друзья-приятели. - Айда, рыбаков нет. Никто не заругается.
- Не пойду! - крикнул он, сложив ладошки рупором.
- А что?
- Не хочу!
Ребята пожали плечами и бодро зашагали дальше; дорога уходила под гору, и вскоре их русые и чернявые макушки исчезли из вида.
- Из-за тебя всё, - вздохнул Лёнька, поворачиваясь к Биму.
Но хитрый Бим не стал дожидаться, пока Лёнька закончит разговор, и никем не замеченный удрал, едва представилась такая возможность. Лёнька в досаде пнул ни в чём не повинную скамейку, ушиб палец и, тоненько подвывая, захромал к дому.
Лёнька сидел в кресле у окна и, уперев подбородок в кулак, смотрел на улицу. Бим, прохвост этакий, нарушил все его планы. На улице припекало, еще не успевшая надоесть теплынь растекалась по селу убежавшим из кастрюльки тестом; в огородах зрели, наливаясь сладким соком, ягоды, а в бескрайнем июньском небе ярко и празднично горел знойный костер солнца. Девяносто четвертый год ни шатко ни валко двигался в размытое, но наверняка светлое капиталистическое будущее, собираясь через несколько дней перевалить за середину, и Лёнька, без троек закончивший седьмой класс, чувствовал себя вполне взрослым и самостоятельным человеком. Однако родители, да и учителя тоже, почему-то считали иначе. Лёнька с ними не соглашался, но и не спорил. Пусть их. Ведь каждый имеет право и пошалить, и подурачиться, оставаясь при этом тем же взрослым и самостоятельным человеком. А те, кто этого не понимает...
На подоконник вспорхнул белоснежный голубь, скосил на мальчишку красный глаз и с достоинством принялся чистить пёрышки. На растущей у калитки яблоне затаился старый, разбойного вида кот Василий, который с жадным интересом следил за голубем.
- Кыш, - прикрикнул на птицу Лёнька и постучал по стеклу. Голубь был тёти-Машин, она всегда выпускала их по утрам. И иногда разрешала присутствовать при этом Лёньке. Погонять голубей на крыше, что может быть заманчивей? Белое оперение, золотом вспыхнувшее на солнце, напомнило светлые Алёнкины волосы.
Разумеется, Алёна нравилась Лёньке - чего ради он пообещал бы какой-нибудь расфуфыренной городской девчонке показать Бимку? А вот Алёнке пообещал. Он покосился на ходики: часовая стрелка неумолимо подбиралась к двенадцати. Алёнка приезжала нечасто и ничего не понимала в сельской жизни. "Ой, кто это?" - хлопала она ресницами, провожая глазами корову. "Ай, что это?" - поражалась, рассматривая коромысло. Воду на улице Юбилейной провели еще не во все дома, и к водоразборной колонке, что притулилась левее магазина, постоянно шастал народ. Кто с вёдрами в руках, а кто с этими самыми коромыслами на плечах.
В ходиках открылось окошечко, из него вылезла толстая глупая кукушка и принялась старательно отсчитывать время. Надо было срочно что-то придумать, как-то извернуться, ведь с минуты на минуту Алёнка постучит в дверь, глянет на него, Лёньку, своими серыми глазищами и несмело спросит: а где?..
Вот же дернул его леший. Ну зачем, зачем обещал? Да, Бимку можно было увидеть на улице. Выследить, подкараулить и всё такое. Но вот беда - издали. И этим всё сказано. Разница, она вблизи чувствуется, и чтоб расстояние не больше десяти шагов, практически нос к носу. Вот тогда-то, когда ты понимаешь, что же ты видишь, когда дух захватывает, и ты спрашиваешь тех, кто стоит рядом, - а ты... тоже видишь? Он ведь... Я не сплю? Тогда ты превращаешься в маленького ребенка и снова начинаешь верить в сказки.
Ночью рыжие, белые, полосатые и даже чёрные кошки совершенно одинаковы, да и днём они одинаковы - кошка и кошка, усатая, мяукает, - если не трутся об ноги, выпрашивая кусочек повкуснее. Так же и собаки, которые неспешно трусят по проселку, помечая встреченные деревья, столбы, кусты и крылечки. Где-то среди мохнатой стаи затесалось их маленькое чудо, тайна, в какую посвящают далеко не каждого приезжего мальчишку. А уж девчонку - тем более.
Лёнька самонадеянно решил отступить от традиций, и, как выяснилось, напрасно.
В дверь тихонько поскреблись. Лёнька встал и медленно-медленно, как осторожный купальщик, пробующий каменистое дно, поплелся в прихожую. За ручку он взялся с таким убийственным отчаянием, что ему мог позавидовать любой драматический актер. Без сомнения, ни одному, даже самому великому актеру ни за что на свете не удалось бы изобразить столь глубокую печаль и разочарование в жизни.
Надежды завоевать капризное Алёнкино сердечко рушились снежной лавиной, стремительной и беспощадной.
На пороге, стеснительно улыбаясь, топтался Игорь, двоюродный брат Алёны.
- Привет. - Он попытался заглянуть Лёньке за спину, но руки не подал.
- Привет, - сказал Лёнька. - Чё не здороваешься? Трактор купил? - и первым протянул руку.
Игорь смутился, на пожатие ответил вяло.
- Так это, - начал он. - В общем...
- Алёнка где? - перебил Лёня.
- Дома. Понимаешь... В общем, она проговорилась, что ты, ну... хотел показать ей Бимку. А я сказал, что ты всё наврал. Теперь можешь бить мне морду. - Игорь зажмурился, сморщился весь и замер в покорном ожидании.
Лёнька стоял, тяжело дыша, и молча смотрел на Игоря. На его тощую шею, клювастый нос с горбинкой, впалую грудь. "Откуда у этого замухрышки такая красивая сестра? - думал Лёнька. - Пусть и двоюродная". В нём закипали гнев и обида, он сжимал и разжимал кулаки, не зная, что делать. Казалось, попадись сейчас под руку кирпич - перешибёт с одного удара. В пыль раскрошит. Ведь не Игоря же бить в самом деле? Потом Лёнька вспомнил, что Бимку он так и не изловил, и что, приди вместо своего нескладного братишки Алёна... ой-ё, пришлось бы сочинять какую-нибудь невероятную, неправдоподобную вовсе историю о том, почему он не смог. Так получается... получается, Игорь, сам того не желая, спас его от позора? От бесславного и, наверное, уже окончательного поражения?!
- Дурак, ох и дурак, - шептал довольный Лёнька, а Игорь жмурился всё крепче, пока, наконец, не сообразил, что бить его никто не собирается. Тогда он чуть-чуть приоткрыл левый глаз и сквозь сеточку ресниц уставился на хохочущего друга.
"Вот так и сходят с ума, - философски рассудил Игорь. - Сойти с ума от любви, что может быть лучше?" И, размечтавшись, представил себе, что кто-нибудь когда-нибудь потеряет голову из-за него. И это было чертовски приятно.
- Дурак я, Игорь! - не переставал радоваться Лёнька. - А ты молодец. Молодчина! Выручил. Сам-то понял, почему? Нет? Ну ладно, иди. Привет Алёнке!
Игорь, деревянно переставляя ноги, спустился с крыльца и зашагал к своему дому. Щека неприятно ныла, будто Лёнька всё-таки приложил от души в челюсть. Нет, ничего он не понимал. Совсем.
Лёнька притворил дверь и легко, как порхающая над лугом бабочка, вернулся в комнату. Он уселся в глубокое и уютное, накрытое выцветшим пледом кресло и извлёк из подлокотника целый победный марш.
Там, пам, па-пам! - выстукивал он на подлокотнике. Па-пам! Пам!
Нет, нет, Лёнька вовсе не сошёл с ума, но теперешняя ситуация представлялась ему в гораздо более выгодном свете. Наврал, ха! Кто сказал, что наврал? Игорь сказал! А может, он сам наврал?
Пам-пам!
Главное - изловить Бимку до вечера. А до вечера - далеко, так далеко, что никуда Бимка не денется. Изловится как миленький.
Па-па-па-пам!
С Алёнкой они познакомились случайно и как-то вскользь. Это уже потом он узнал, что девчонка с восхитительными серыми глазами и золотистыми локонами до плеч - сестра Игоря. И что она старше на целый год.
Лёнька с мальчишками, как обычно по воскресеньям, купался на озере. В выходные рыбаки сюда не ходили, и можно было вдосталь понырять и поплавать, не рискуя ежеминутно получить по шее. В остальные дни рыбаки в своих неизменных дождевиках, бахилах и с удочками наперевес торчали по всему берегу, как сморчки, вылезшие после дождя. И жутко ругались на любого, даже самого маленького шкета, осмелившегося подойти к воде ближе, чем на двадцать метров.
Зато в выходные их как ветром сдувало, потому что сюда на пикник выбирались городские. Целая толпа народу. Городские вели себя культурно: не пили, не мусорили - для мусора у них имелись специальные пластиковые мешки. Но поднимали такой шум и так азартно играли в футбол и волейбол, что ни о какой рыбалке не могло быть и речи. В озере городские не купались: то ли плавать не умели, то ли боялись подцепить какую-нибудь заразу, или попросту брезговали не очень-то чистой, покрытой тиной водой.
В первый раз Алёнка приехала именно на пикник. С мамой и с папой. Лёнька сразу ее приметил, долго кружил поодаль, раздумывая, как бы ловчее подойти и этак непринужденно сказать: салют. Ну, или что-то подобное. Вдруг к его ногам подкатился вылетевший с волейбольной площадки мячик. За ним и побежала эта симпатичная девчонка. Лёнька вручил ей мяч и перекинулся парой ничего не значащих слов, а она предложила ему сыграть вместо Славика, у которого разболелся живот.
После они успели немного пройтись по берегу.
- Надолго к нам? - спросил Лёнька.
- Нет, на день. Лето длинное, буду приезжать иногда. У меня здесь родственники.
- А тебя как зовут?
- Это важно?
- Да.
Она искоса посмотрела на него, улыбнулась загадочно.
- Алёной.
- Меня - Лёнькой. То есть Леонидом. Такой спартанский царь был, погиб при Фермопилах.
- Где это? - Она очаровательно сморщила носик. - Подожди, подожди, не отвечай. Я знаю, вспомню только. В Риме! Там рабы подняли восстание, а Спартак его подавлял. Ну, вместе с Леонидом, конечно... - Увидев, как у мальчишки вытянулось лицо, Алёна осеклась. - Что, неправильно говорю?
- Правильно, - не стал возражать он. - А еще есть такой метеорный поток - Леониды. Мне Петр Андреевич рассказывал, он астрономию у десятиклассников преподает. Леониды снова встретятся с Землей, когда мне исполнится восемнадцать. Всего-то пять лет подождать.
- Знаю, знаю! - обрадовалась Алёна. - Падающие звезды на самом деле - метеориты!
Тут ее позвали родители; на этом и завершилось их первое, такое короткое знакомство. Второй раз - как бы официально - они познакомились на дне рождения Игоря.
Встречались они редко - Алёна приезжала от случая к случаю, и он жалел, что никак не удается узнать ее получше, поболтать о всяких пустяках и признаться, наконец, в своей огромной любви.
Бимка дал поймать себя на удивление легко, стоило только поманить свежей косточкой. И Лёнька понял, что утренняя приманка в виде пряника никуда не годилась. Он нацепил на шею собаки предусмотрительно взятый у соседей ошейник, привел Бима домой и привязал к яблоне. После чего сразу же помчался к Алёнке. Бим, довольный и благодушный, валялся под деревом и лениво мусолил дармовую кость. На верхней ветке злобно шипел не успевший удрать Василий; его неизменный наблюдательный пост был осаждён врагом, и кот с голодной завистью пялился на полуобглоданный мосол.
С Алёной всё вышло так же просто. Лёнька заверил ее, что Игорь, конечно же, пошутил. Шутки у него такие - дурацкие. А Бим ждёт не дождётся, когда Алёна придёт взглянуть на него.
- Сейчас, - ответила Алёна.
Лёнька видел через окно, как она вертелась у зеркала, будто не на улицу собиралась, а на бал, где дамы в расшитых бисером платьях танцуют вальс-бостон с галантными кавалерами. Он в нетерпении грыз ногти и думал: "Лишь бы не отвязался, не убежал. Тогда всё, труба".
Когда Лёнька продемонстрировал Бима, у Алёны округлились глаза, а брови взлетели вверх, к самой чёлке.
- Ой, - сказала она. - Кто это?
- Это Бим, - с гордостью ответил Лёнька. Он придерживал собаку за шею, а пес вальяжно помахивал хвостом, словно бы говоря: ну? и чего? Потом Бим уселся на пыльную обочину и широко зевнул, так широко, что, казалось, мог проглотить надувную резиновую уточку, которую тащил за собой на бечёвке чумазый карапуз в шортах и маечке. Карапуз покосился на собаку и спрятал уточку за спину. Бим встал на задние лапы, как делал обычно, выпрашивая что-нибудь вкусненькое, и, сморщив нос-помпончик, состроил донельзя умильную рожу. Карапуз, весело рассмеявшись, протянул ему уточку. Бим помотал головой, ребёнок сердито нахмурился, погрозил маленьким пальчиком и потопал дальше.
Бим уставился вслед карапузу, глядя, как под маечкой двигаются туда-сюда худенькие лопатки. В чёрных пуговичных глазах двумя зрачками-вспышками отразилось закатное солнце. Матерчатый хвост продолжал взбивать пыль, а бархатная шерстка переливалась мягкими оттенками, от светлого до темно-коричневого. На небо наползали тучи, и солнце, как отважный пловец во время прилива, боролось с захлёстывающими горизонт волнами облаков.
- Какая классная игрушка! - Алёна даже подпрыгнула от восторга. - Твоя? Где купил?
- Это не игрушка, - возразил Лёнька. - Это Бим. Он один такой. Он, знаешь, как кошек гоняет? Ух! Все кошки его боятся, даже бродяга-Василий. И кости он грызёт, и рычит, и лает. А колбасу так за километр чует.
- Но это же... кукла, - сказала Алёна, осторожно трогая собаку за длинное ухо. - Видишь - ткань? И чем-то изнутри набито. Глаза пластмассовые, и нос без дырочек. Он ненастоящий.
- Настоящий, - упрямо повторил мальчишка. - На той неделе у Сашки весь огород перерыл - мышей искал. С нами на озеро купаться ходит. У рыбаков из вёдер карасей таскает. На почтальона Николашку злится, когда тот пьяный, - Николашка его чучелом обзывает. Так Бим почтальона до крови укусил, руку перевязывать пришлось, и теперь вместо Николашки его брат Федька газеты разносит.
- Тогда это робот, - сказала Алёна примирительным тоном. - В Японии делают роботов, похожих на собак. Слышал, наверно? По телику недавно передача была. Только они поменьше и без шерсти. Японцы их в квартирах держат взамен настоящих. У Верки из лицея есть забавная игрушка, дядька-моряк весной привез. То ли из Японии, то ли из Штатов. Она смешная: кувыркается взад-вперед и постоянно жужжит.
- Бим не жужжит, - растерявшись, пробормотал Лёнька.
- Ну и что? Говорю тебе: он ненастоящий. Так не бывает. Ты зачем споришь? Хочешь со мной поссориться?
Лёнька с сомнением присмотрелся к Биму. Глаза собаки - действительно пластмассовые - бездумно глядели на него, красный лоскут языка свисал из пасти жёваной тряпкой. Там, где ухо крепилось к голове, виднелись неровные строчки.
Лёнька пихнул собаку, и она неуклюже завалилась набок. Толстые лапы вразнобой молотили воздух.
- Ненастоящий... - с дрожью в голосе протянул Лёнька. - Где у тебя моторчик?! - выкрикнул в запале. - Или тебя водят за ниточки, как в кукольном театре?
Бим тяжело поднялся и зарычал, вернее, попробовал зарычать. Звуки, которые он издавал, больше походили на скрежет сломанных шестерёнок. Алёна притворно пискнула и шагнула назад, за спину мальчишки.
- Уйди! - оттолкнул Бима Лёнька. - Ты - робот! Кукла! А притворялся живым. И как я раньше не замечал?
Лапы у собаки гнулись, ее мотало из стороны в сторону при каждом шаге, будто всё развинтилось-разладилось в тщательно сбалансированном механизме. Бим хрипло и совершенно ненатурально залаял, совсем как те придурошные заводные пёсики, какими торгуют вьетнамцы на рынках.
Сейчас Бим мог вызвать только смех, злой и жестокий смех обманутого мальчишки. Лёнька вовсе не жалел собаку, наоборот - радовался, находя всё новые и новые изъяны. Выискивал и отмечал малейшие несуразицы - вот, вот и вот. Ну точно не живой! Неестественно ходит, неправильно лает и вообще. А из бока - гляньте-ка! - торчит клок ваты. Так вот ты какой, Бим, - несуразная, нелепая игрушка!
Пёс зашатался и рухнул на дорогу. Замер кучей тряпья.
- Батарейка, наверно, кончилась. - Алёна, как ни в чём не бывало, вертела колечко на пальце. - Надо будет сменить ему батарейку. Забавная какая игрушка. А если сломалась - отнести в мастерскую. Гарантийный талон есть на него?
- Да, да, - поддакнул Лёнька. - В мастерской его быстро заштопают.
- Пойдём? - предложила Алёна.
- Пойдём, - согласился Лёнька.
И они пошли гулять. Кот Василий, притаившийся на яблоне, смотрел на поверженного врага зелёными, полными ужаса глазами и жалобно мяукал.
Лёнька хотел сказать Алёне, какая она замечательная, красивая, и что очень-очень ему нравится. Но так и не решился. Он шёл и злился на себя. Злился своей стеснительности, а еще больше того конфуза, который случился из-за Бимки. Алёна что-то весело щебетала, Лёнька невпопад кивал и всё думал, какой он был дурак, когда верил, будто Бим живой. И какой дурак он был, когда гордо показывал эту тряпичную куклу Алёнке, и когда пытался спорить и что-то доказывать.
Чтобы спустить пар, он начал врать, начал сочинять какие-то потешные истории про Бима, насмехаться над ним. И в конце-концов обессилено умолк, заметив, что Алёна не слушает. Девчонка зябко поводила плечами - в воздухе разливалась вечерняя прохлада; в темнеющем небе плыл окутанный призрачным, лимонным свечением шар луны, сквозь прорехи туч подмигивали из недосягаемой выси звёзды.
- Вон Большая Медведица, - Лёнька ткнул пальцем вверх. - Видишь? Ковшик с ручкой.
- Пошли домой, - попросила Алёна. - Я замёрзла что-то.
Они повернули назад. Прошли по улице Садовой, Фрунзе, Двадцатого партсъезда и вышли на Юбилейную. На месте, где лежала собака, темнели слабо различимые потёки.
- Смотри-ка, убежал, - обрадовался Лёнька. Он уже остыл, разочарование схлынуло, и ему в чём-то стало жаль Бима. - Пятно какое-то осталось, - тихо добавил он.
- Это у него из батареек электролит вытек, - пошутила Алёна.
Лёнька отмолчался.
- Знаешь, - неожиданно произнесла Алёна, - он действительно был похож на живого. Я специально сказала, что Бим игрушечный и у него моторчик. Тебя хотела подразнить. На самом деле непонятно: он вёл себя как настоящая собака. А когда я увидела вблизи - какой он, то подумала, этого не может быть. Не бывает живых кукол. И сказала, что это робот. Но механические собаки, они не такие. Веркиного пёсика ни за что не спутаешь с живым.
Лёнька молчал.
- Я бы тоже завела себе кого-нибудь. Сначала я хотела кошку, потом собаку. Но мама говорит, хлопот с ними: ухаживать надо, гулять, кормить. Шерсть везде. Ночью спать не дают - бесятся. Мама, конечно, права. Возиться с ними, с настоящими. Мне папа обещал купить собаку-робота, ну, если четверть закончу на "хорошо" и "отлично". Роботы классные. А твой Бим еще прикольней.
- Он не мой, - мрачно буркнул Лёнька.
- А чей?
- Не знаю.
- Ну-у. - Алёна надула губки. - Так не бывает. Ты найди его хозяина, ладно? Спроси - за сколько продаст. Папа заплатит, и все во дворе будут мне завидовать - ни у кого такого пёсика нет!
Они подошли к Алёнкиному дому. Из-за расшитых цветами занавесок в палисадник сочился тёплый жёлтый свет; на веранде пили чай и негромко смеялись. В зале работал телевизор, его синеватые блики дрожали на неплотно задёрнутых шторах, будто потерявшиеся и замёрзшие солнечные зайчики. Берёзы в палисаднике заговорщически шуршали ветками, а вокруг фонарного столба, который остро очиненным карандашом вонзался в залитый чёрной тушью ватман неба, вилась мошкара.
Лёнька робко взял девочку за руку. Звёзды в небе, казалось, подбадривали: смелее, смелее!
- Ты чего? - прошептала Алёна.
Лёнька зажмурился и неловко ткнулся сухими горячими губами куда-то в Алёнкину шею. Ее волосы вкусно пахли мёдом и отчаянно щекотали нос. Мальчишка чуть было не чихнул.
- А, целоваться, - догадалась она. - Кто же так целуется, глупый? Хочешь, научу, как надо?
Притянула его к себе, крепко-крепко обняла и долгим, сочным поцелуем запечатала губы.
- Теперь ты меня ждать будешь, да? Писать любовные письма? - спросила Алёна, поправляя сбившуюся причёску.
- М-м... - промычал мало что соображавший Лёнька. У него дрожали руки и ноги, и перехватывало дыхание.
- Лучше не пиши, мне пишут - я читать не успеваю.
- У тебя волосы пахнут мёдом, - сказал Лёнька.
- Целоваться меня научил Серёжка из восьмого "А", но Марик из нашего класса всё равно целуется лучше. Ты чего, Лёнька? Это давно было, с Мариком я уже полгода не встречаюсь.
- А с кем... - пробормотал Лёнька.
Тут к окну подошла высокая тень, заскрипела рассохшаяся форточка, и кто-то спросил:
- Алёна, ты здесь?
- Да, папа, - сказала Алёна. - Пока, - махнула Лёньке. - Я в июле приеду. Будем гулять при луне, ага? Это так романтично.
На прощанье она послала ему воздушный поцелуй и скрылась за воротами.
Лёнька постоял еще немного, вздохнул и, бессмысленно глядя по сторонам, побрёл домой. Он подумал, грустно ли ему? - ведь Алёнка завтра уезжает, и решил, что нет. Может быть, радостно? - его любовь, кажется, ответила взаимностью. Но нет, радостно не было, всю радость испортило проклятое слово "кажется". Почему-то, даже сам не зная почему, Лёнька чувствовал себя обманутым. Он облизнул губы, чтобы вспомнить Алёнкин поцелуй, но ему вдруг показалось, что это не она, а Марик или Серёжка из восьмого "А" тянутся к нему слюнявыми ртами.
На улице Чехова, там, где она пересекалась с Юбилейной, в неярком свете фонарей под штабелем досок лежал, свернувшись калачиком, Бимка.
- Эй, Бимка, - позвал мальчишка.
Тот не откликнулся. Лёнька подошел ближе и понял, что ошибся. Собака заворочалась, насторожила уши.
- Мухтар, а где Бимка? - печально спросил Лёня. Мухтар с Бимом частенько спали вместе. Вот под этим штабелем и спали. Пёс поднял морду к тёмному низкому небу, где в разрывах облаков пряталась бледная луна, и тоскливо завыл. Наверное, у вязов спит, успокоил себя Лёнька. Но скамейка у вязов пустовала.
- Би-им! - еще долго разносилось над притихшим селом. - Где ты, Бим?! Вернись, пожалуйста!
И снова выл Мухтар, и ему вторили другие собаки, и кто-то беззвучно плакал, скорчившись у сбитого из горбыля заборчика.
На следующий день Алёнка уехала, и нисколько не обиделась на Лёньку, который уверял ее, что обязательно зайдет попрощаться, и не зашёл. На самом деле она даже не вспомнила про него, потому что всеми своими мыслями уже давно была в городе.
А ее стеснительный двоюродный брат всё ходил и ходил возле дома бывшего... да, теперь уже бывшего друга, и никак не мог собраться с духом. Не мог заставить себя подойти к двери, постучать и набить морду зарёванному Лёньке. Так, как он его учил - прямым в челюсть.
22 - 24.09.2006
|
|
|