Любовь придает смысл тому, что мы де-лаем, хотя на самом деле этого смысла нет.
Виктор Пелевин
Is all that we see or seem
But a dream within a dream?
Edgar Allan Poe
ЧАСТЬ 5
Lament for my cock
Sore and crucified
I seek to know you
acquiring soulful wisdom
you can open walls of
mystery
strip-show.
Jim Morrison
— Да, — сказал Ваня, — смешно. А вот еще один. Армянскому радио задают вопрос: "Правда ли, что у всех шлюх блестят глаза?" Армянское радио ответить не смогло. Зато Одесское радио заме-тило: "Если б у всех шлюх блестели глаза, то в Одессе все ночи были бы белыми". "Без намеков, пожалуйста!" - отозвалось радио Санкт-Петербурга.
Он замолчал, изобразив на лице скромную улыбку. Анна улыбнулась из вежливости. Светлана смеялась искренно, хотя анекдот вряд ли показался настолько смешным даже ей.
— Тебе их профессор истории рассказывает? — поинтересовалась Анна. — А я-то думаю, о чем это вы с ним постоянно по углам шепчетесь...
Она подмигнула Светлане.
— Нет, — немного смущаясь, отозвался Хлюпов, — Виктор Семенович тут не причем. Это я от Бучкина понабрался.
— Бучкин, Бучкин... Культуролог что ли?
— Ага, — Ваня кивнул. — А вот еще. Негр сидит в сквере на лавочке и читает еврейскую газету. Мимо проходит еврей: "Ха! Ему еще мало того, что он негр!"
На этот раз не засмеялась даже Светлана. Вот дурак-то, — думала Анна, уже не скрывая раз-дражения. — Он что, совсем тупой? Неужели так трудно догадаться, зачем его сюда пригласили?.. С каждым разом Хлюпов раздражал ее все больше и больше. Самодовольный, напыщенный, вечно ходит - весь из себя... Она и терпела-то его только из-за Светки, а то бы уже давно поставила на место. Впрочем, с анекдотами пора кончать в любом случае.
— "Мне всегда не везет с девушками", со вздохом сказал Васька, — заговорила она, — "Вчера я пригласил в отличный ресторан изумительную девушку, а ей в салате попался маленький червя-чок. Она подозвала официанта и говорит: "Уберите, пожалуйста, этого мерзкого слизняка!" И что же ты думаешь? Этот громила хватает меня за шиворот и начинает тащить из-за стола!"
В комнате повисла тишина. Светлана сидела белая, а Хлюпов, напротив, красный как свекла. Ой-йо, — смекнула Анна, — кажется, перестаралась.
— Это же анекдот, — сказала она растерянно, — вы что не смеетесь?..
Ваня вежливо улыбнулся, часть краски с его лица отхлынула. Светлана встала, пробормотала:
— Сейчас будет чай, — и вышла на кухню.
Было слышно, как она громыхала чайником, набирая воду.
Оставшись вдвоем, оба почувствовали себя совсем неловко. Анна судорожно соображала о чем бы завести22 разговор, чтобы исправить то, что она только что натворила. Судя по выражению ли-ца Хлюпова, в нем происходило нечто подобное.
— Без пятнадцати, пробормотал он, взглянув на часы. — Пожалуй, пойду. Ты, это... передай Све-те, что мне очень жаль, но у меня дела. Остаться никак не могу...
Он встал и сделал шаг по направлению к двери.
Господи, Светка меня убьет! — с ужасом подумала Анна. — Чего стоило затащить этого недо-тепу сюда, а тут я влезаю со своим анекдотом и... Что же делать? Что делать?!. Я должна остано-вить его любой ценой.
— Ваня, — она совершенно не задумывалась над тем, что говорит. — Я еще анекдот вспомнила.
Хлюпов остановился.
— Приходит к врачу мужик: "Доктор, я телепат". "Как это?!" - удивляется тот. - "В чем это про-является?" "Когда я задумываюсь, у меня начинают звенеть яички". Доктор: "Ну-ка, задумай-тесь". Пациент задумывается, яички у него начинают звенеть. "А вы, оказывается, не телепат..." - качает головой доктор. "Как не телепат, а кто же?" "Мудозвон!"
Несколько секунд Хлюпов стоял посреди комнаты, вытаращив глаза, затем неуверенно хохот-нул.
— Ваня, ну куда тебе спешить? — затараторила Анна. — Сейчас будет готов чай, придет Алек-сандр... Да ты садись, садись. Нечего тут торчать столбом.
Она взяла его за полу пиджака и, игриво подталкивая к дивану, усадила на место.
— Александр? Какой Александр? — бормотал Хлюпов.
— Александр Тагес, — ответила Анна, присаживаясь рядом с ним и прижимаясь к нему несколько плотнее, чем следовало бы, — новый Светкин жилец. Разве ты не слышал? Он же был здесь в вос-кресенье, на вечеринке...
Она приблизилась к нему настолько, что почувствовала его дыхание. Едва заметное, прерыви-стое, с зимней свежестью "Orbit". Их глаза оказались рядом.
— А, Тагес... — пробормотал вконец ошарашенный Ваня, медленно сползая по спинке дивана. — Как не слышал?.. Даже больше, читал...
— Читал?! — Анна отпрянула, впиваясь в него взглядом. — Как читал? Он что, писатель?..
— Конечно, нет, — раздался от дверей голос. — Наверное, молодой человек имел возможность листать мою записную книжку.
Оба резко обернулись. На пороге у входа в гостиную стоял Тагес.
— Где она? Вы бы не могли мне ее вернуть?
Он пересек гостиную и остановился напротив Хлюпова.
— В-вот... — Ваня достал из внутреннего кармана синий блокнотик и протянул его Александру.
— Благодарю вас.
Тагес убрал книжку в карман и, удостоив Анну прохладным, едва заметным кивком, направил-ся в сторону своей комнаты.
— Саша! Доброе утро. — Появилась хозяйка с огромным подносом, на котором стояли чашки, сахарница и что-то еще, в хрустальной вазочке. Кажется, какое-то печенье. — Мы как раз собира-лись пить чай. Вы не составите нам компанию?
— Н-не знаю, — Александр заколебался.
Больше всего сейчас ему хотелось убраться из этой комнаты. Но вместе с тем, что-то мешало сделать это.
— Хотя... Почему бы и нет?
Он улыбнулся и сел в свободное кресло.
Поставив поднос на журнальный столик, Светлана ушла обратно на кухню. Уф! Кажется, про-несло, — с невероятным облегчением подумала Анна, отодвигаясь от Хлюпова, — теперь-то уж ты никуда не денешься. Она с легким весельем отметила про себя, что обрадовалась Александру даже больше, чем ожидала. Наверное, благодаря его своевременному появлению. Однако вместе с радостью, в душе у нее шевельнулось что-то еще. Какое-то неприятное то ли предчувствие, то ли ощущение. Что-то, очень похожее на грусть или обиду. Впрочем, чувство это было настолько не-определенным и слабым, что Анна тут же о нем забыла.
— Вы не знакомы? — поинтересовалась она, обращаясь к обоим, но глядя на Александра. — Это Хлюпов Иван, студент-историк.
Хлюпов, все еще несколько обалдело, кивнул.
— А это Александр Тагес, — Анна перевела взгляд на Хлюпова, сияя двусмысленной улыбкой. — Впрочем, я тебе о нем уже говорила.
Тагес промолчал. Настроение у него становилось все хуже и хуже. К счастью, появилась хозяй-ка, которая несла дополнительную чашку чая и порцию сливок.
— Вот, — она поставила все это на стол, — специально для вас.
День начался на редкость плохо. Во-первых, со стены упала картина. Впрочем, это пустяк. Так, недоброе предзнаменование. Во-вторых, в коридоре он снова забыл про колонну и в кровь расшиб себе нос. Это уже серьезнее. И, в-третьих, когда он пришел в нотариальную контору, то обнару-жил, что денег у него в бумажнике осталось, как говорится, хрен да маленько. А вот это уже, ни в какие ворота. Помимо прочего, все утро его донимало смутное ощущение, что кто-то за ним при-стально наблюдает. Шел ли он по улице, ловил ли машину, ощущение слежки не покидало его ни на минуту. Словом, дела не клеились, и к полудню он решил вернуться домой.
Еще находясь на веранде, Александр услышал оживленный разговор в гостиной. Сердце у него радостно заколотилось. В одном из голосов он узнал Анну. В сознании в одно мгновение пронесся целый вихрь образов. Вспомнилась предыдущая ночь, вспомнился вчерашний вечер... Слова, цве-ты... Все еще улыбаясь, Александр вошел в гостиную и остолбенел. На диване посреди комнаты полулежал молодой человек. Кажется, тот сопляк с книжкой, всю вечеринку жавшийся к окну. Видок у него был еще тот, а рядом с ним, словно нимфа с картины Эвердингера, только в гораздо более непринужденной позе, развалилась Анна. Молодой человек медленно сползал по дивану, все ниже и ниже, полоумно бормоча:
— Тагес?.. Слышал! Даже больше, читал!..
— Как читал? Он что, писатель?
Анна грациозно откинула волосы. Александр никогда не видел, чтобы у кого-нибудь это полу-чалось прекраснее, чем у нее.
— Конечно, нет! — с ледяным холодом в груди, он шагнул в комнату. — Наверное (...этот воню-чий щенок...) молодой человек имел возможность листать мою записную книжку...
Мысли в голове путались.
Оба подскочили. Анна поспешно отодвинулась от Хлюпова, а тот, кажется, не на шутку пере-пугался. Перед глазами у Александра все поплыло. Он механически забрал протянутую ему за-писную книжку, кажется, что-то сказал, что именно, не запомнил. Кровь пульсировала в висках. Ему захотелось сию же минуту исчезнуть отсюда, испариться, чтобы ничего этого не видеть.
Господи, какой же я дурак! — думал он, дико озираясь по сторонам. — Ведь я заранее знал, чем все это закончится. Ведь не хотел же я... Откуда-то из пустоты появилась хозяйка с подно-сом. Что-то лепетала Анна, что-то говорил этот любитель изящной словесности... Затем его уса-дили в кресло и в руках у него оказалась чашка горячего чая. Александр сделал несколько глотков. Обжегся, чуть не облился, после чего поставил чашку на стол, уже немного придя в себя.
...Играла приятная музыка. "АДО", или что-то в этом роде. Точного названия группы Алек-сандр не помнил. Наверное, Светлана поставила диск. Он обвел взглядом комнату. В кресле на-против него сидела хозяйка дома. Рядом, на диванчике, Анна и этот... Ваня Хлюпов. Так, кажется. Больше всего Александра поразил царивший повсюду бардак. Он словно впервые заметил его. Пустые коробки, сигаретные пачки. Кассеты, диски, книги, пивные банки... Оказывается за не-сколько дней проведенных здесь, он успел порядком попривыкнуть ко всему этому. Взгляд его снова скользнул по дивану.
— Да нет же, — горячо возразил кому-то Хлюпов, кажется Анне, — все это ерунда, чтиво! По-моему, ты напрасно потратила время. А если тебе так уж захотелось расслабиться, как ты сама го-воришь, то надо было смотреть телевизор, благо подобной ерунды там хватает. Что же касается книг, то в книгах нужно искать настоящую литературу, а не легкомысленную, никому не нужную трепотню.
— А то, что пишешь ты, конечно, литература? — язвительно поинтересовалась Анна.
— Конечно! Вернее, я прилагаю к этому все свои силы... — Ваня немного смутился. — Во всяком случае, до книжной макулатуры я никогда не опущусь.
Он с гордым видом поставил пустую чашку на стол.
— Литература... Чтиво... — задумчиво произнес Александр. — А в чем, позвольте поинтересо-ваться, вы видите разницу?
Он еще не совсем уловил о чем идет речь, но желание врезать этому маленькому сученку так, чтобы у него искры из глаз посыпались, подавить было чертовски трудно.
— В чем разница? — растерялся Ваня. — Как в чем? Это же ежу понятно!..
— Я, простите, не еж. Не могли бы вы, все-таки, выражаться несколько определеннее.
— Литература, — торжественно начал Хлюпов, — ставит перед собой серьезные задачи. Цель ли-тературы, отражение и осмысление актуальных проблем действительности.
— Так, так... — Александр подался вперед.
— Тогда как чтиво, есть бессмысленная растрата времени. Оно ничего не отражает и ничего не дает читающему для его духовного роста! Захлопнул книгу и всё, о чем читал, тут же вылетело из головы. Разве я не прав?
Он вызывающе посмотрел на Александра.
— Вы всегда излагаете свои мысли так сжато?
— Стараюсь по возможности, — буркнул Ваня, отводя глаза в сторону.
— Похвально, очень похвально...
Александр достал сигарету и вопросительно посмотрел на хозяйку дома. Та кивнула, он заку-рил.
— Ну, так вот, — продолжил он, — определения, которые вы только что дали тому и другому, не говорят мне ровным счетом ничего. Литература призвана освещать актуальные проблемы дейст-вительности... Что ж, в общем, я с вами, конечно, согласен. Однако вот вопрос, что же понимать под этими "актуальными проблемами" и чем, в таком случае, ваша литература отличается от пуб-лицистики или, скажем, аналитического еженедельника?
— Методами, — проникновенно вымолвил Хлюпов, — разумеется, методами. Пресса и публици-стика вынуждены передавать проблемы действительности казенным, сухим языком. По возмож-ности такими, какие они есть. Тогда как в художественной литературе задействованы не только интеллект, но и воображение, и чувства. Допускаются некоторые вольности.
— Вы имеете в виду вымышленных персонажей, вымышленные места, вымышленные события?..
— М-м... Да!
— Но ведь именно тот же метод используется и при создании этого... — Александр пощелкал пальцами, — чтива!
— Да, — усмехнулся Хлюпов, — однако в чтиве это становится самоцелью. То, что для литерату-ры не более чем внешняя оболочка, форма, здесь одновременно оказывается и содержанием.
— Об этом мы еще поговорим, чуть позже. Сперва давайте определимся с методами. Значит, вы признаете, что и там и тут формой... ну, или средством выражения, является вымышленный авто-ром мир?
— Признаю, — Хлюпов недовольно заерзал. — Однако, что касается главного...
— Вы имеете в виду "актуальные проблемы"? — цинично перебил его Александр. — Ну, так по-звольте не согласиться с вами и по этому пункту. Так ли уж актуальны эти ваши "актуальные про-блемы"? Описание и без того очевидного, страсти, страдания, "любовь и кровь", жизнь!.. И все это преподносится с таким пафосом, с таким апломбом, что просто хоть стой, хоть падай.
Он раздавил окурок в пепельнице.
— Ничтожества, возомнившие себя гениями и из поколения в поколение поддерживающие этот миф... — пробормотал он загадочно. — А где настоящие мысли? Где мысли о "воистину насущ-ном", о том, что лежит за гранью обыденного и общепринятого, но что касается любого и каж-дого?.. Где это?!. (...вот твоя шапка!..) Повторять то, о чем пишут газеты и о чем говорит радио, или же смаковать на разные лады "Отелло", "Гамлета" или "Ромео и Джульетту", разве в этом настоящая литература? Разве вся она сводится к социальному и индивидуально-бытовому?.. Чти-во более примитивно, то, что вы называете литературой, более изощренно и напыщенно, а так...
Александр махнул рукой.
— Одна песня! Пустая болтовня. "Зрелища" в угоду толпе, пусть даже эта толпа кажется самой себе высокоинтеллектуальной.
Он замолчал. Ему было понятно, что говорит он сейчас ерунду. Этот мальчишка отлично по-нимает различие между плохой и хорошей литературой. Понимает, но еще не в состоянии этого связно выразить... Зачем же я тогда несу весь этот вздор? — с ужасом подумал он. — Я мщу ему, я пытаюсь его унизить. Мне хочется выставить его дураком и ничтожеством только потому, что... Он посмотрел на Анну, которая сидела нахмурившись, внимательно слушая каждое его слово, и на душе у него сделалось еще отвратительнее, чем было сначала.
— Вы, конечно, говорите убедительно, — потупив голову, произнес Ваня, — но, все-таки в глав-ном, в том, что касается сути нашего спора, я с вами не согласен и остаюсь при своем мнении.
Он принялся теребить пуговицу на пиджаке.
— Возьмите "Фауста" или "Розу Мира", возьмите... выборочно страницы "Очарованного Стран-ника" или "Братьев Карамазовых". Того же... Зюскинда, Павича или... Пелевина, если уж касать-ся современных авторов...
Последние три имени он, почему-то, произнес упавшим голосом. Александр улыбнулся. На этот раз (...Стивена Кинга, Клайва Баркера, Рэндалла Фрэйкса...) более дружелюбно, почти с симпатией.
— Настоящий писатель никогда не станет творить, претендуя на бессмертие, — назидательно ска-зал он, то ли в шутку, то ли всерьез. — Он если и хочет славы, то именно здесь и сейчас, отлично понимая, что никакая слава не вечна.
— Вы имеете в виду посмертную славу? — спросил Ваня.
Он выглядел каким-то жалким и растерянным. Александр ничего не ответил.
Дурак! Дважды дурак, трижды!! — мысленно ругал он себя. — Молодец, сладил с ребенком. Это же надо, из-за взбалмошной, шалопутной девчонки опустился до раздражения и ревности. Бо-лее того, я начал мстить, очевидно, ни в чем не виноватому человеку. Господи, ну неужели я не понимал и раньше, что любовь - палка о двух концах! К чему она мне, такая любовь, если вместо человека, которому можно доверять и на которого всегда можно положиться, рядом с тобой ока-зывается совершенно непредсказуемое существо, думающее только о себе и своих... низменных желаниях. (Вспомнился Барский с его теорией о "самопожертвенной и любящей"). Она как... ОНА!!.
От этой мысли ему снова стало не по себе. Он посмотрел на Ваню, глупо хлопавшего глазами, сидящего на диване так, словно оказался на строгом экзамене перед лицом дипломированного лю-доеда. Посмотрел на Светлану и Анну. Обе беззаботно о чем-то перешептывались, время от вре-мени бросая косые взгляды то на него, то на Хлюпова. А ведь ты, приятель, тоже не прочь бы от-сюда убраться, — подумал он и подмигнул Хлюпову.
Перестав моргать, Ваня вытаращился.
— Вы курите? — дружелюбно поинтересовался Александр.
— Вообще-то... Немного!
— Ну, тогда давайте выйдем во двор, а то здесь, знаете ли, — он выразительно обвел комнату взглядом, оттягивая ворот рубахи, — душно. Кстати, вы оказывается чрезвычайно интересный со-беседник...
Расплывшись в улыбке, Ваня резво соскочил с дивана. Девушки замолчали, удивленно пере-глянулись. Не говоря им ни слова, Александр направился к выходу. Не переставая улыбаться, Ва-ня засеменил следом.
Все время, пока длилась эта словесная перепалка, Анна внимательно следила за ним. С каждой минутой его поведение нравилось ей все меньше и меньше. Поначалу она не придала этому ника-кого значения, а зря. Ведь если она его любит, то должна была сразу заметить, что пришел он ка-кой-то взвинченный, чем-то сильно расстроенный...
Анна попыталась вспомнить выражение его лица, когда он появился в гостиной, и только те-перь ощутила исходящий от него метагалактический холод. Не поздоровался, не поцеловал... Ка-кой-то небрежный кивок, словно случайной знакомой!.. В то мгновение она решила, что это толь-ко напускная строгость. Все-таки посторонние, а он со своими старомодными замашками... Одна-ко, теперь ей стало понятно, что замашки тут не причем. Вчера он вел себя совершенно иначе. Ни-кого не стеснялся. Шампанское, поцелуи... стихи...
...Застыли облака и распахнулась бездна
Огонь и лед твоих бездонных глаз
Постичь при помощи рассудка бесполезно -
В их глубину упасть пытался я не раз ...
вспомнила она его забавный, слегка неуклюжий экспромт. Вчера она чувствовала, что он по-настоящему любит ее. А сегодня...
— Вы имеете в виду посмертную славу? — доносился до нее, словно из другого мира, голос Хлю-пова.
Светлана о чем-то спрашивала ее, Анна ей что-то отвечала, все это совершенно бессознательно. Сознание же, с отчаянием тонущего человека, хваталось за хрупкие соломинки здравого смысла. Неужели все, что было, было только игрой? Ловким трюком!.. он получил, чего хотел и теперь я (...чё те надо, чё те надо...) стала ему не нужна... Нет, вздор! Дело в чем-то другом. Но в чем?! Он даже не смотрит в мою сторону. Напустился на бедного Хлюпова, словно собирается размазать его по полу, как улитку. Зачем?.. Что происходит?!. Почва реальности начинала выскальзывать у нее из-под ног.
— Ну, тогда давайте выйдем освежиться во двор. А то здесь, знаете ли, душно...
Не замечая ее, словно ее здесь и не было, Александр встал и направился к выходу.
— Кстати, а вы оказывается чрезвычайно интересный собеседник, — говорил он семенившему рядом Ване.
Анне захотелось вскочить и закричать, или броситься следом. Догнать, схватить, заглянуть в глаза... Потребовать объяснений, наконец! Ведь этого не может быть. Вчера она твердо знала, что он любит ее. Этой ночью он ей снился а, принимая наутро прохладный душ, она с наслаждением подумала о том, что, наверное, и она ему снилась... А то, что случилось на пляже! Или это тоже игра?..
Входная дверь с шумом захлопнулась. Анна пришла в себя. В гостиной они остались вдвоем. Светлана грустно вздохнула, перевела на нее взгляд, и в глазах ее отразился испуг.
— Боже мой, что случилось? Ты бледная, как утопленница!
— Ничего, — пробормотала Анна, — все в порядке.
Бежать за ним? Много чести! Как бы не так. Сам прибежит, первый. Нет, приползет на коле-нях! А я еще подумаю, простить или нет... Внутри у нее все кипело. Негодование сменило преж-нюю растерянность с такой быстротой, что Анна напрочь забыла о том, что всего несколько мгно-вений назад она страдала, испытывая любовь к этому человеку. Теперь в ее душе бушевала нена-висть. Ненависть, подпитываемая жгучей обидой.
— Тебе не кажется, что они ведут себя как-то странно? — поинтересовалась Светлана, подходя к окну и осторожно выглядывая из-за занавески в сад.
Она спрыгнула с дивана и словно дикая кошка заметалась по комнате.
— Если учесть их скотскую природу, я имею в виду мужиков, — продолжила она свою мысль, — то все вполне закономерно. Неужели можно ожидать от них большего? Козлы!!.
Она в ярости смахнула с этажерки большую фарфоровую вазу, которая, к счастью, упала не на пол, а на диван и только поэтому осталась цела.
— Что все-таки происходит? — спросила Светлана, уже более требовательно. — Вы поругались? Говори!
— Не знаю! — заорала на нее Анна. — Не знаю, что происходит!..
Она опустилась на диван и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Несколько секунд Светлана не-понимающе смотрела на нее, затем подошла и присев рядом, обняла подругу за плечи.
— Так! Успокойся. Успокойся... — приговаривала она. — Рассказывай все по порядку. Он сказал, что не любит тебя?
— Нет.
— Боже, он женат!
— Не знаю.
— Он... ну что ты молчишь?!
— Я не зна-аю... — Анна откинула волосы и посмотрела на нее, ясно давая понять, что она дей-ствительно не знает. — Ты видела, как он себя вел? Он не сказал мне ни слова. Он даже не смот-рел на меня. И это после всего, что между нами было!
Она снова заплакала, уткнув лицо в ладони.
— Ну, успокойся. Не реви. Должно же быть какое-то объяснение. — Светлана покрепче обняла ее. — Успокойся. Нужно пойти и поговорить с ним. Уверена, все это тебе только показалось.
— Поговорить с ним?! — Анной с новой силой овладел приступ ненависти. — Ни за что!
Она вскочила и, все еще всхлипывая, подбежала к окну. Мирно беседуя, Александр с Хлюпо-вым спускались по садовой дорожке. Ей вспомнилось, как по этой самой дорожке они бежали в грозу к дому, как он попытался накинуть на нее свой пиджак, а она его сбросила...
— Ни за что, — твердо повторила она, вытирая слезы. — Если он думает, что может со мной так обращаться, то сильно ошибается. Я не собачка, чтобы бегать за ним. Не дождется!
Анна отыскала в пепельнице подходящий окурок, спросила у Светланы зажигалку и закурила. Руки ее слегка дрожали. Затянувшись, она сразу закашлялась. Потушила окурок и, посмотрев на подругу полными скорби глазами, добавила:
— Слышала бы ты, какие слова он мне говорил. Стихи читал...
На кухне зазвонил телефон.
Светлана вышла, а Анна вернулась к окну. Вид Александра, беспечно разговаривающего и без-заботно смеющегося, заставил ее лицо исказиться гримасой презрения.
— Культура? — переспросил Хлюпов. — А почему эволюция культуры должна отличаться от прочих форм эволюции? А то цепляются за фольклор, язык, за какие-то мнимые ценности. Пусть побеждает сильнейший! Если уровень национальной культуры находится на достаточно высоком уровне, стоит ли опасаться влияния культур чужеродных? Конечно, нет! Эти другие культуры только обогатят данную, неся с собой что-то новое. Иное дело, если собственная культура оказы-вается примитивной и слабой. В таком случае, она, конечно же, будет поглощена культурами бо-лее развитыми, но так ли это ужасно? "Падающее подтолкни!" А бояться американизации, евро-пеизации или какой другой "зации" глупо. Все равно победит более развитое, и это, на мой взгляд, правильно.
— Доля истины в ваших словах, конечно, присутствует, — с улыбкой заметил Александр, — но разве уничтожение культуры не означает уничтожения ее народа-носителя? Уничтожения нации...
Они спускались по тропинке от дома. Александр шел, ощущая в себе некоторую раздвоенность. С одной стороны, он разговаривал с Хлюповым, был совершенно спокоен и даже радостен, а с другой... Другая его половина казалась черной и вымершей. Там, где еще совсем недавно пле-скался живой родник, теперь все было сковано льдом.
— Если вы имеете в виду индейцев или чукчей, то все обстоит наоборот. Истреблялась нация, по-тому погибала и культура. Мы-то речь ведем не о столкновении цивилизаций, а о взаимодействии культур. Культурные достижения побежденной или умирающей естественной смертью цивилиза-ции, как правило, не исчезают бесследно, а ассимилируются культурами других, более развитых народов, обогащая их и обретая в них новую жизнь.
— Поэтому вы и проповедуете космополитизм, поэтому осуждаете попытки исчезающих наций сохранить свой язык, свои обычаи?..
— Конечно! Это попытки сохранить то, чему предстоит умереть в любом случае. Давно пора бы начинать мыслить общими категориями. Национальное не должно, да и не может противостоять общечеловеческому. Человечество неизбежно придет к единству и единство это...
— И единство это будет заключаться в единстве языка и культуры, — закончил за него Алек-сандр. - Слышал уже. Вы начинаете повторяться.
— Да ну? — удивился Ваня. — Прошу прощения.
Он внимательно посмотрел себе под ноги и добавил:
— А что вы обо всем этом думаете?
— Что думаю? — Александр на ходу сорвал несколько крупных ягод крыжовника и ловким дви-жением запихнул их себе в рот. — А что тут можно думать? Да, настанет время и на Земле не ос-танется никаких наций. Да, складывается единая мировая культура. Ну и что? Во-первых, вы сильно торопите события. До тех пор, когда это произойдет, еще о-го-го! А во-вторых, вам-то чего так беспокоиться? Все идет своим чередом. Пусть медленно, зато без экстремизма и насилия...
— Да не об этом я, — горячо возразил Ваня, — не об этом! Я же не призываю к каким-то социаль-ным преобразованиям или революциям. Я говорю об изменении человеческого сознания средст-вами все той же культуры, а точнее - искусства, а еще точнее - литературы...
Интересная получается вещь, — промелькнуло у Александра в голове, — кажется, подобные рассуждения входят в моду. То же самое говорил мне месяц назад Буковский. Нечто подобное я слышал от Сандалова. Да и вообще, похоже, об этом скоро начнут кричать на каждом углу... Он покосился на дом и ему показалось, что из-за шторы в гостиной кто-то выглядывает.
— Опять вы перевели разговор, — накинулся он на Хлюпова. — Я спросил, что вы думаете по по-воду проникновения научного мировоззрения за последние триста лет практически во все сферы жизни, а вы перескакиваете на культуру.
— Научное мировоззрение начинает переживать упадок, — без особого интереса отозвался Ваня.
— Упадок?! — удивился Александр. — Черт побери, это интересно! И... на основе чего вы делае-те подобные заключения?
— На основе собственных наблюдений и здравого смысла. Я имею в виду не науку, как метод по-знания окружающего мира, не науку-исследовательницу, а именно научное мировоззрение. Если в эпоху просвещения применение "бритвы Оккама" позволило науке подняться с колен на ноги, то теперь тот же принцип, то есть отрицание всего того, что невозможно проверить при помощи эксперимента или опыта, пригибает ее все ниже к земле. Теперь это звучит какой-то дикой разно-видностью солипсизма: "недоказанное - не существует!" А то, что с точки зрения науки не суще-ствует, не может быть, в свою очередь, доказано. Ученые не хотят выйти за рамки сложенных ими концепций, считая их вечными и незыблемыми. "Шаг вправо, шаг влево - побег!" Игнорируется все, что когда-то поспешно было названо антинаучным. Колоссальнейшая область явлений остает-ся вне поля зрения науки именно из-за этой страусиной тактики. Явлений, в первую очередь ка-сающихся самого человека, его способностей. Эзотерика, оккультизм... Все отметается сходу! Из-вращенно интерпретируется, и отметается. Ни одна из этих загадок не подвергается серьезным всесторонним исследованиям только потому, что когда-то все они26 были объявлены авторитетны-ми учеными вымыслом или шарлатанством. Кстати, именно из-за пренебрежения со стороны нау-ки в этих областях действительно процветает шарлатанство. Ну почему ученый-догматик так слеп?! Почему он с легкостью забывает, или вовсе не обращает внимания на тот факт, что орто-доксальная наука лишь заново переоткрывает те истины, которые давным-давно провозглашены оккультной наукой?!. Не пора ли освободиться от старых догм и привнести в современную нам науку какую-то новую, свежую струю? Струю свободного творчества!..
Александр слушал его с удивлением и радостью одновременно. Он даже на время позабыл о том, что произошло в гостиной. Так-так... кажется, это наш человек, — решил он, мысленно пус-каясь в пляс по поляне вокруг Вани Хлюпова. — Во что бы то ни стало, его нужно затащить на собрание. Смотри-ка ты, "маленький, а ебкий!" — пришла на ум крылатая фраза. Однако пора переводить разговор в нужное русло. А то он сейчас мне всю физику опять к... культуре сведет. Ишь ты, как раздухарился...
— Ваня, — прервал он его на полуслове, — а ты случайно не помнишь, что было в том ящике?
Александр сфокусировал на нем взгляд.
— В каком... ящике?.. — с запинкой выговаривая слова, отозвался Хлюпов.
— Ну, в том, который тебе снился.
— А вы откуда знаете, что мне снилось?! — Ваня побледнел, отступая на шаг.
— Знаю, — сказал Александр спокойно. — Ты же помнишь, я сам присутствовал в этом сне. Мужчина в желтой куртке, возле карусели. Вспомнил?.. Это был я.
— Ну и что? — Хлюпов перепугался еще сильнее.
— Да ничего, — Александр пожал плечами. — Просто нам снился один и тот же сон. Ты успел заглянуть в ящик, а я нет. Там были камни?
Ваня безвольно опустил голову, руки его повисли плетьми.
— Какие-то кристаллы, — пробормотал он еле слышно. — Я сам их не успел рассмотреть.
— Среди них был ярко-красный? Не рубиновый, а именно красный! Это очень важно.
— Да, он лежал с краю от остальных, в верхнем левом углу. Рядом были два голубых и один зеле-ный...
— Это не важно, — мягко остановил его Александр. — А о чем ты подумал, когда увидел камень?
— О чем подумал?.. — Ваня смущенно отвел глаза в сторону. — Я вспомнил вашу записную книжку и подумал: "а почему в ней все записи пронумерованы, как в каком-то средневековом трактате?"
Александр улыбнулся. Ладно, на сегодня достаточно, — решил он. — Хватит измываться над парнем. Осторожно повернув Хлюпова лицом к калитке, он (...благодаря хорошему пинку, чело-век обретает крылья...) шепнул ему на ухо: "домой!", тихонечко хлопнул по плечу и Ваня потопал прочь.
— Да, — заорал Александр, когда Ваня уже почти скрылся из виду. — Собрание состоится в ба-ре "Бульдог". Не опаздывайте!
Неожиданно к нему вернулось чувство, что за ним кто-то пристально наблюдает.
Александр покосился на дом, но ничего подозрительного не заметил. В доме все было нор-мально. Если, конечно, не считать того, что там сейчас находится ОНА... Тьфу, ты! Опять начал...
Он вышел на улицу, стараясь ни о чем не думать. Не спеша, миновал Церковь Скопцов, затем свернул в сторону заброшенного сквера. Странное чувство не исчезало. Полуразрушенная арка из красного кирпича, старинная чугунная решетка, (к счастью, незапертая). Длинная аллея с потре-скавшимся асфальтом уходила в бесконечность. По правую ее сторону стояли массивные облу-пившиеся скамейки. То тут., то там попадались опрокинутые урны, сломанные ветром ветки, об-рывки газет, смятые стаканчики из-под мороженого. Да, парк этот, без сомнения, уже давно нико-му не нужен.
Возле высохшего, заваленного мусором фонтана Александр резко свернул в сторону и бросил-ся, не разбирая дороги. Продираясь через колючий, буйно разросшийся кустарник, он несколько раз споткнулся, затем сходу налетел на коварно спрятавшуюся в густой растительности опрокину-тую статую и, сильно поранив лицо о сухую ветку, полетел на землю. Упал, стукнулся затылком о какой-то булыжник и, кажется, на несколько секунд потерял сознание. Во всяком случае, когда он ползком обогнул статую и осторожно выглянул из-за кустов, его преследователь был уже здесь. В том, что это именно он, Александр нисколько не сомневался.
Высокий тощий мужчина стоял возле фонтана. То, что он нервничал, было видно невооружен-ным глазом. Вертя головой в разные стороны, мужчина возбужденно топтался на месте. Конечно же, это он! Правда, вместо коричневого комбинезона на нем теперь был довольно приличный тем-но-синий костюм, а вместо бензореза в руках этот паршивый тип держал маленький черный сак-вояжик, но это ничего не меняло. Это был он! Глотт, или Фат, или как его там?.. Мать твою так!!.
Повинуясь дремучим инстинктам, Александр отыскал в траве булыжник побольше и уже шаг-нул было из своего укрытия навстречу врагу, но в самый последний момент остановился. (...черт побери, это же не сон!..) Тихонечко положив камень на место, он продолжил наблюдение.
Повертевшись на месте еще немного, Фат, наконец, решился и осторожно шагнул в сторону кустов, за которыми прятался Александр. Сейчас их разделяло метров пятнадцать, не больше. На траве, от кустов до фонтана, отчетливо вырисовывался свежий след и Фат, конечно же, его заме-тил. Не мог не заметить. Однако стуит идти по этому следу или не стуит, он еще не решил. Слегка пригнувшись, пристально вглядываясь в темные заросли, он сделал по направлению к ним еще один шаг. Остановился, повернул голову, прислушался.
Александр не шевелился, опасаясь выдать себя каким-нибудь случайным звуком. Он даже слегка задержал дыхание, хотя после недавней пробежки оно уже давно выровнялось. Никакого конкретного плана у него еще не было, но... Стало почему-то чертовски весело. Тревога и смут-ные опасения исчезли. Происходящее начало казаться забавной игрой.
Крадется. Ага, сделал еще пару шажков. Прислушивается. А, собственно говоря, чего ему от меня надо? Может он и не меня вовсе ищет. А если и меня, то почему я должен обязательно ожи-дать какой-то гадости?.. Перед глазами промелькнули видения предыдущих ночей. Так, легкие образы и смутные воспоминания. Но восприятие действительности от этого резко изменилось. Нет, черт возьми! Он выслеживает меня с самого утра. Из-за этого гада у меня все пошло кувыр-ком. Может просто встать сейчас и выйти к нему? Выйти и напрямую спросить, почему он меня преследует... Эта мысль появилась так неожиданно, что Александр даже растерялся.
Фат, между тем, преодолел уже больше половины пути. Сейчас он двигался смелее, почти пе-рестав пригибаться. Свой саквояжик он прижимал к груди левой рукой, а правой, словно миноис-кателем, медленно водил перед собой. Сначала он опасался. Убежал ли тот, кого он выслеживает, достаточно далеко, чтобы не заметить за собой слежку? Но теперь он несколько осмелел. Если его и заметят, то ведь не убьют же. Да и почему его обязательно должны будут принять за шпиона? Вполне добропорядочный гражданин, просто заблудился в зарослях, вот и все...
Александр продолжал сидеть неподвижно. Он будто врос в землю. От напряжения мысли в го-лове умерли, а глаза расширились до размера металлического доллара. Фат приближался. Алек-сандр слышал, как шуршит трава под его ногами, слышал его дыхание с присвистом. Слышал да-же, как будто, тиканье его наручных часов. Расстояние между ними было теперь шага в два. Над кустами появилась вытянутая, как у лошади, морда с отвисшей нижней челюстью. Правой рукой Фат продолжал водить в воздухе. Сейчас он был похож на фокусника или чародея, или на магне-тизера, совершающего над кустами таинственные магические пассы. Он еще немного подался вперед...
— Стоять не двигаться! — заорал Александр, вскакивая на ноги. — Руки за голову, мордой в зем-лю!!.
То, что произошло дальше, описать довольно сложно. Фат шарахнулся в сторону, подскочив, как гигантский кузнечик. Саквояжем он запустил в Александра, едва не попав ему в лицо, а сам развернулся и, задирая задницу выше головы, в два прыжка -доскакал до фонтана. Замер в позе обезьяны третичного периода. Это сходство особенно усиливал хищный оскал, застывший на его физиономии.
— Эй, — крикнул Александр, выходя из кустов на свет, — вы что-то хотели мне сказать?
Фат безмолвствовал.
— У вас ко мне дело? Нет? Ну, тогда катитесь к чертовой матери!
Фат медленно развернулся и той же обезьяньей походкой, каждую секунду с опаской оглядыва-ясь, заковылял прочь.
Какая скотина, — подумал Александр, переводя дух. Честно говоря, он и сам слегка перенерв-ничал.
— Эй, — донеслось до него откуда-то со стороны входа в парк, — у вас ничего не получится. Мне все известно. Можете даже не надеяться...
Последние слова затихли, унесенные ветром. Презрительно сплюнув в траву, Александр при-нялся отряхать костюм. Новый "адик", блин! — мысленно сокрушался он. — Надо было все-таки долбануть этого козла камнем. Костюм из-за него извозюкал, рожу расцарапал, да еще и башкой обо что-то приложился... Он вспомнил позу и выражение лица Фата, когда тот улепетывал, не вы-держал и рассмеялся. А этот сморчок, наверное, в штаны наложил. То-то я смотрю, он все бочком, да вприсядку. Ну и хорошо. Надеюсь, хоть теперь он от меня отвяжется...
Александр долго лазил в колючих зарослях, разыскивая фатов саквояж.
— Ничего не понимаю, — ворчал он, — не мог же это чемодан сквозь землю провалиться.
Саквояж отыскался в недрах гнилого пенька. Вытащив его к фонтану, Александр сел на одну из скамеек, открыл его и заглянул внутрь. Брови у него поползли вверх, а перед глазами возник образ лесной хижины.
— Ну, Ида, ты, блин, даешь! — захлопнув саквояж, он тупо уставился на валявшийся рядом с лав-кой мятый молочный пакет. — Что же ты меня по-человечески-то не предупредила?!.
— Алло! Алло!! Мне Кузнецова. Да, срочно! — Петр Петрович отнял трубку от лица и прокаш-лялся. — Василий, ты? (...а я думал, насрано!..) Здоруво!.. Ага, точно... Василий! Вот что, Васи-лий. Срочно подъезжай к пивной "Триада". Ага, угол Смирнова. Точно!
Он посмотрел на часы.
— Да-да. Бери! Там все объясню. Ага, спасибо. Ну, давай. В общем, я жду. Ладно, бывай...
Повесив трубку, он долго не решался выйти из телефонной будки наружу, внимательно осмат-ривая улицу и идущих по ней прохожих. Вообще-то, от сквера он убежал достаточно далеко, да и район здесь был неприметный. Но разве этого ненормального Тагеса поймешь! За всю его практи-ку с Петром Петровичем не случалось ничего подобного. От него прятались, от него пробовали удрать, наконец, его просто боялись. Но чтобы кто-то пытался напасть на него... Не-ет, подобного случая он припомнить не мог.
Достав из кармана носовой платок, он вытер вспотевшую шею, подбородок, высморкался и только после этого вышел из будки. Подняв воротник, втянув голову в плечи, а руки засунув глу-боко в карманы пиджака, он быстрым шагом направился к пивной, располагавшейся кварталом ниже. Василий должен был приехать с минуты на минуту. Это его немного успокаивало. Но в лю-бую минуту мог появиться и Тагес. Как черт из табакерки! А это, в свою очередь, очень пугало. Вообще, в Тагесе Петр Петрович сильно ошибся. Он следил за ним всего несколько дней, но с ка-ждым часом ощущение превосходства этого человека над ним становилось все ярче и ярче. Тагес был чертовски опасен. И сегодняшний инцидент как нельзя лучше подтверждал это.
В пивной собралось десятка полтора человек и это Петра Петровича немного успокоило. Если даже Тагес здесь и появится, — рассуждал он, — то не станет же он нападать на меня прилюдно. А если и станет, то (...а я думал, насрано!..) вряд ли присутствующие будут взирать на это спо-койно. Кто-нибудь да заступится. А там, глядишь, и Василий подоспеет. В общем, волноваться нечего. Он заказал себе пива, долго пререкался с барменом по поводу пены, наконец, принял кружку как есть и уселся за самый дальний столик, откуда, по его мнению, его видно не было, а все входящие в бар, сразу попадались ему на глаза.
Вскоре появился Василий, здоровенный детина лет тридцати. На нем были спортивные штаны и куртка с эмблемой местной строительной компании на правом рукаве. Петр Петрович знал его уже много лет. Этого человека он считал лучшим своим помощником, и всякий раз по его вызову, Василий неизменно являлся в одном и том же виде. Наверное, для него это было чем-то вроде во-енной формы.
— Здоруво, Василий! Присаживайся, — Петр Петрович кивнул на свободный стул напротив себя и сделал несколько глотков из кружки. — Есть срочное дело.
— Здоруво... — мужчина медленно отодвинул стул, опустился на него и так же медленно повер-тел головой в разные стороны. — Здоруво, Петрович.
— Пивка? — предложил Фат.
— Нет, — Василий сделал выразительный жест рукой, — я ж не пью. Ты чё, Петрович, забыл?! Давай, выкладывай, что там у тебя такое?