Бытие, глава 38

Что ни говорите, а комплекс вины
Живёт в нас, как в шизике мания,
Иначе Иуда с родной стороны
Не шёл бы к Одолламитянину.

Из дома прогнал непоседливый нрав,
А может быть, совесть замучила
Иль страх пред отцом, что Иаков, прознав
Про Осю, замочит по случаю?

За двадцать монет похотливый сатир
Взял в жёны дочь Хананеянина.
Она родила. Сыну имя дал - Ир,
Короткое как восклицание.

(Кукушка-провидица, Леты кума,
Годков накукуй на прощание.
Кукушка лишь - Ку...Почему же так ма...?
А дальше - обоих молчание.)

К жене при Иуде, к нему самому
Любви маловато в Писании.
Как имя её, до сих пор не пойму,
Ни после не встретил, ни ранее.

Опять родила, дали имя - Онан,
Вновь не угодили Всевышнему.
Прославил себя сын на множество стран,
А прожил он жизнь никудышную.

Иуда в Хезиве, жена родила,
Пока покупал удобрения.
Заочно назвал он ребёнка Шела,
Конечно, с жены одобрения.

А годы летели, сыночек-фонарь,
Ир-первенец, выше Иуды стал,
И в жёны ему отрядили Фамарь,
Известную впредь пересудами.

Но Богу тот Ир неугодным вдруг стал.
(А может, жена постаралась здесь?
Слагаются слухи подчас неспроста)...
Короче, сыночек преставился.

Есть способов много: отвар ревеня
И прочие ведьм ухищрения,
Особенно если по мужу родня
Не бросит тебя без призрения.

Как рыбам давленье сжимает бока,
Мы стонем под глыбой обычая,
И тёмных страстей, эгоизма вулкан
Лишь дремлет под маской приличия.

Иуда другого амбала зовёт,
К себе прижимая отечески,
Пикантнейшие наставленья даёт,
Вполне, впрочем, по-человечески:

"Сын-деверь, внезапно усопшего ты
Продли жизнь земную во времени
И перед вдовой не стыдись наготы,
Род брата продли своим семенем.

Женись на несчастной, мой верный Онан.
Ну, что на меня ты набычился?
Прости, брат, немного надкушен банан,
Но сам понимаешь - обычаи".

Подумал Онан: "Как же так наперёд
Мой фонд семенной разбазарится?
Да лучше мой пенис на землю сольёт,
Чем семя другому достанется".

На женщину глядя, кривил Онан рот.
В пустую отца наставления
Про семя для брата, про славный их род.
Какое тут восстановление?

Входил к жене брата, способный вполне
Долг брата вернуть ей играючи,
А вместо - подлец теребил свой конец,
Кончал, даже не начинаючи.

Творил пред очами Господними зло,
Травмировал женскую психику.
Ну, Бог на Онана озлился зело,
Прибрал рукоблуда по-тихому.

(А может как раньше - отвар ревеня
И горечь со вкусом отмщения?
Тяжёлая мысль посещает меня -
Случайностей нет в совпадениях.

Хорошим истории мог быть итог
Проведай Онан в те мгновения:
Что женщина хочет - того хочет Бог.
Какие теперь в том сомнения?

Когда ж ограничен ты в действе своём,
С любимой в разлуке, как многие,
С ней в мыслях своих остаёшься вдвоём.
Такая, брат, физиология.

По правде сказать, ваш, друзья, онанизм
Совсем не стихийное бедствие.
Онана библейского весь кретинизм
Не в семени был, а в бездействии.)

Но первенца семя всё ж восстановить
От Шелы Иуда старается,
Желая сынка лишь слегка подрастить
И внуков воспитывать в старости.

Фамари он молвил, невестке своей:
"Походишь пока дева вдовою,
Иди в дом к отцу, ни о чём не жалей,
Жизнь с Шелой начнёшь стопудовую.

Куплю вам квартиру отдельную я,
Отдам внука в школу балетную"...
А сам испугался - его сыновья
Не долго живут с этой ведьмою.

А ведьма пока собрала узелок,
В одежды вдовы облачённая,
При доме отца заняла уголок
Учить свою магию чёрную.

Прошло много времени, милого нет,
Ни вдового, ни разведённого.
Забыли о ней деверь, свёкор и дед
Сыночка, ещё не рождённого.

Дедули в проекте жена умерла,
Её добрым словом помянем мы.
Иуда сорвался, с тоски в три горла
Пил с другом Одолламитянином.

Пошли они в Фамну на стрижку овец
(Скорей, протрезветь и развеяться).
Фамарь подзывает поближе отец:
"Впустую на свёкра надеяться.

Его самого вижу с овцами здесь,
А Шелу, сыночка не вижу я".
Услышав ту весть, совершить свою месть
Задумала шельма бесстыжая.

Одежду упрятав вдовства своего,
Лицо скрыв по самые ноженьки,
Себя покрывалом укрыв с головой,
Уселась она при дороженьке.

(А наши гуляют вовсю взад-вперёд,
По максимуму обнажаются,
Мужик отвернётся иль, сплюнув, пройдёт -
Они ещё и обижаются.

В профессии древней на выставке плеч
Участницы вы, а не зрители.
Охочих завлечь - важно тайну сберечь:
Лица чтоб подольше не видели.)

Иуда не видел, Фамарь не узнал,
Невестку почёл за блудницу он,
На взгляд похотливый её нанизал.
Мужские взыграли амбиции.

Гай Юлием Цезарем гордо сказал:
"Войду я к тебе победителем!"
А у самого голова что казан,
Пивка бы секс-символу выпить бы.

"Что дашь мне, красавчик, за то, что войдёшь?"
"Пришлю я из стада козлёночка".
"А ну как обманешь, как все, не пришлёшь?" -
Залог попросила девчоночка.

Пока он в экстазе одежды срывал,
Песок заметал и попёрдывал,
Ей трость с набалдашником он передал
В залог обещания твёрдого.

Когда же до женских дошёл панталон
Изящных, манящих и в лютиках,
Печать факсимильную передал он
И прочую дел атрибутику.

Косила Фамарь, отводила глаза,
Свекорушке пряталась в бороду.
Когда бы Иуда невестку б узнал,
Летел бы он голым по городу,

А так - дело сделал. Фамарь в добрый час
Припрятала трость с набалдашником,
Во вдовьи одежды опять облачась,
Пошла своё чадо вынашивать.

Блуднице прислал молодого козла
Чрез друга Одолламитянина
Иуда, залог чтобы та отдала,
И к чёрту все воспоминания.

Забыл я сказать, друга звали - Хира.
С козлом нагулялся он досыта.
Блудницу Хира не нашёл ни хера,
За грубость, прости меня Господи.

Приходит обратно к Иуде дружбан:
"Есть все основанья проставиться.
Давай-ка, старик, зачинай новый жбан
Пить честь безкозлиной красавицы".

Иуда расстроен - теперь засмеют,
Козла приплетут, трость и лютики,
И сказки пойдут, как Иуда за блуд
Лишился своей атрибутики.

Прошла пара месяцев с лишком и вот
Становится наглым нескромное -
Растёт у вдовы неутешной живот,
Бедняжку тошнит от скоромного.

Сказали Иуде: попал ты впросак -
От блуда невестка беременна.
Онан, ейный муж, уже на небесах,
Ушёл он от нас преждевременно.

А хоть бы и жил - блуд жены налицо,
Конкретные есть опасения.
Не мог и при жизни Онан быть отцом,
Проблемы испытывал с семенем.

Нанюхалась шельма отваров из трав
И тронулась от воздержания,
И то, что Онан был при жизни неправ,
Не служит её оправданием.

(Когда скорым поездом смерть понесёт,
Из всех провожавших на станции
Кто камень в окно, как в блудницу, швырнёт
В загробную нашу субстанцию?

Хранит от живых Бог усопших всех стран,
Как рифму от стихотворения.
И будь ты по жизни последний Онан,
Велик ты в ином измерении.

В истории мост перекинут уже
От мистики к пошлой мистерии -
Беременных здесь собираются жечь,
А я о высокой материи.)

Иуда сказал: "Будем жечь, где же жгут?
Отметим сей праздник петардами".
Но если за блуд провинившихся жгут,
То как быть с двойными стандартами?

Иуда на смерть полюбовницу шлёт,
Огниво подносится к жгутику...
И тут из одежды Фамарь достаёт
Иудиных дел атрибутику:

Печать, перевязь, с набалдашником трость.
Здесь делается заявление:
"Беременеть мне в этот раз довелось
С высокого соизволения.

Вот вещи, признает их кто - от него
Ребёнок в утробе шевелится..."
Устроила свару, а всё оттого,
Что вырос Шела, а не женится.

Когда бы Фамарь получила козла
С Иуды, а не амуницию,
Сожгли бы беременную не со зла,
А из уваженья к традиции.

Сыскарь, что дела по разврату ведёт,
Проводит вещей опознание.
Припёртый вещдоком Иуда даёт
Признательные показания.

"Правее меня оказалась она,
Вдовство раз её не кончается".
Так линию брата продлил не Онан,
А батя его, получается.

Иуда законным отцовство признал
И не познавал Фамарь более.
Обиделся, может, старик за козла,
А может, сама отфутболила.

При родах близняшки в утробе дрались,
Платформы у них были разные.
Ручонку наружу взметнул коммунист
И был награждён лентой красною -

На кисть навязали бардовую нить
Отметить мальчонку как первенца,
А он умудрился её схоронить,
В утробе сидит и не телится.

Не хочет на свет появляться малец,
Во всём видит он провокацию,
Дней тёмных предвидя ближайший конец,
В подполье ведёт агитацию.

Наверное, диспут организовал,
Как можно рожать и не мучиться,
И так призывал, что совсем опоздал
К раздаче паёв на имущество.

Вперёд вышел брат, явно член СПС
По прыти его интригановой,
И было дано ему имя Фарес,
Что значит "бороться с Зюгановым".