Аннотация: К одноимённой картине художника И.И. Бродского
К одноимённой картине художника И.Бродского
Эссе-рассказ
Недавно Опричёв увидел в художественной галерее картину художника И.Бродского. "Да нет, это не тот Бродский, не может быть", - подумал Опричёв. Картина оказалась очень хорошей, технически-качественной, как стихи "того" - другого Бродского.
Картина в Поленовском стиле по яркости живописи и сочности палитры. Но вот, что удивило Опричёва и почему-то обрадовало.: На картине был изображён осенний, октябрьский, солнечный день с переменной облачностью Московского дня. На первом плане полотна стоял во весь рост Владимир Ильич. Он был одет в коричневый заломленный на затылок кепарик. Рассматривая, Опричёв мысленно провёл сравнительную аналогию на счёт того, что, если Юрий Михалыч носил кепки в стиле: "из окошка дзота", то Владимир Ильич в стиле: "на затылок заломай"; - анализировал Опричёв, переводя свой взгляд на другие детали костюма Ильича и остальные элементы общей композиции картины. На ВладЛене была чёрная тройка (наверное, из английской шерсти, как у Маккартни). Художник мастерски изобразил даже фактуру ткани, - безусловно талантлив, - продолжал размышлять Опричёв. Правая рука Ильича была в правом кармане брюк, но не до конца, - кисть было чуть-чуть видно, а левая рука, вообще не попадала в поле зрения зрителя. Галстук был такой же чёрный, как и вся тройка, но в мелкий белый горошек. "С рыжим котом в белом кресле, вождь был в том же галстуке", - невольно вспомнил Опричёв о другой картине с Ильичём. Здесь же Ильич стоял на берегу реки-Москвы в три четверти, немного повернувшись вправо. На глиняном берегу набережной ещё не закованной в гранит и бетон. Состав глины с жиденькой, осенней травкой, также фактурно и талантливо изображённой. И, почему-то Опричёву этот вид московского суглинка напомнил стихи одного из современников первого русского профессионального поэта А.С.Пушкина; он точно не мог вспомнить какого именно: то, ли Вяземского, то, ли Батюшкова, то ли Баратынского, то ли Давыдова, то ли Рылеева; Опричёв не мог точно вспомнить и весь стих, а вспомнил только строчку:"...и с огурцами огород", но он точно знал, что это о Москве первой половины XIX века. И даже теперь, на фоне Ильича, столица оставалась почти такой же, какой была и при Пушкине и его современниках, ещё сохраняя черты эпохи первого Русского Царя Ивана IV, пока из Петрограда не явился пламенный Ильич, за которого Опричёву досталось ещё в начальной школе, не задолго до уничтожения Советского государства, Ильичём же основанного.
Опричёв был тогда октябрёнком - одним из последних октябрят СССР. Через два года СССР перестал существовать. Был канун праздника "7-го ноября". Все школьники и школьницы надели на свои школьные формы одинаковые, с красной эмалью звёздочки с изображением маленького Ильича - Володи Ульянова-Ленина. А Опричёв свою звёздочку забыл дома. Учительница - Татьяна Александровна Пушкина - однофамилица первого русского профессионального поэта, заставила Опричёва встать, выйти из-за парты и громко пять раз повторить на весь класс, чтобы "все-все" слышали, фразу "Владимир Ильич Ленин, Владимир Ильич Ленин и т.д.", - и так пять раз. А после она отправила Опричёва домой, за звёздочкой, напомнив "всем-всем", что её надо носить постоянно и не снимать.
Опричёв зацепил звёздочку на лацкан школьного пиджака и вернулся в школу. но войдя в класс, сразу же получил второй нагоняй от однофамилицы первого поэта. Кстати до замужества Татьяна Александровна была Лариной; но в то время Опричёв ещё плохо знал, а только слышал и про Ларину, и про Онегина; а вот сказки "О рыбаке и рыбке и "О Царе Салтане", - знал наизусть ещё до начальной школы, а с началом обучения стал их забывать.
На этот раз Татьяне Александровне не понравилось, то, что эмаль на звёздочке Опричёва, в отличи от цвета эмали на звёздочках одноклассников и одноклассниц, была не красной, а почему-то, жёлтой.
- Почему жёлтая? зачем ты разукрасил, - спросила Пушкина-Ларина, обращаясь к Опричёву.
- Я не разукрашивал, Татьяна Александровна, такую выдали.
- Что значит: "выдали"?! Не "выдали", а "вручили, посвятив". Повторяй ещё раз, для особо одарённых: "Владимир Ильич Ленин"...Ну!
Опричёв был с детства терпелив, но иногда вспыльчив, и не смотря на свой семилетний возраст (в школу он пошёл с 6-ти лет, в "нулевой" класс); Опричёв не выдержал и сказанул, не скрывая своих чувств и мыслей.
- Да отстаньте вы со своим Лениным, сами выдали эту железку такой, а теперь обвиняете. Я её у вас не просил...
- Что!? - отца в школу...
- Он в командировке.
- Надолго?
- До окончания начальной школы...
- Он ещё и издевается...Выйди, гадёныш, немедленно из класса.
- Да, пожалуйста, - сказал Опричёв, направляясь к выходу. На прощание, в спину он услышал фразу от Татьяны Александровны:
- В тихом омуте черти водятся!
- За это скажите "спасибо" вашему Ленину, - ответил, повернувшись к учительнице, Опричёв и выйдя из класса, закрыл за собой дверь...
Что потом было Опричёв теперь уже помнил плохо; но ничего интересного не было, только "неуд" по поведению, из-за чего он не стал ни хорошистом, ни отличником.
И вот теперь Опричёв рассматривал картину И.Бродского "В.И.Ленин в Кремле". И его рассмешило то, что Кремль на картине был на другом берегу Москвы-реки: Кремлёвская стена, за за ней слева возвышался Успенский Собор и Колокольня Ивана III Великого, в центре был виден только верхний этаж Грановитой палаты, а справа Спасская Башня. Под стеной проходила какая-то демонстрация с вкраплениями красных флагов. А вот Ленин был почему-то на противоположном берегу. И не то, чтобы он не смотрел в ту сторону, а вообще, стоял спиной, и к Москве-реке, и к Кремлю, и даже к демонстрации. А тень Ильича, падающая под углом 75 градусов, в направлении демонстрации, напоминая то ли чёрный гриб-волнушку, то Карадагский вулканический сталактит в Крыму. А выражение лица Владимира Ильича было такое, будто он подзывал домашнюю собаку: "Ко мне..., ко мне..., кому сказал..., ко мне, су..."
- Хорошая картина, - размышлял про себя Опричёв. Автор думал, вероятно, об эпосе, а получился скрытый абсурд.
Храмы на картине ещё целы, но не долго им, к сожалению осталось. И главное, - Ильич, почему-то не в Кремле, как не крути. Но, возможно, художник Бродский подразумевал какой-то другой, ни для кого не видимый, кроме Ленина, метафизический Кремль. А задумчив Ильич, может от того, что переживает: "А что дальше... после... Эх,... А вдруг поставят,... да в него и... и покладут...Ой, мама-мама, тошно мне", - возможно, думал бедный Ильич, вглядываясь в грядущее.
И остановившись на этой мысли, Опричёв пошёл в следующий экспозиционный зал галереи.