По радио передали прогноз погоды. Синоптики вновь пообещали температуру воздуха до плюс сорока градусов, ветер южный до двух метров в секунду и без осадков. Радует нас лето 2007 года, что и говорить.
Такая погода стояла уже неделю, от жары плавился асфальт, погружая в себя каблучки городских модниц. На протяжении всего дня народ нескончаемым потоком тянулся на речку.
"Может сходить искупаться?" - подумала я, лениво потягиваясь и ставя на полку книгу.
Читать не хотелось, буквы расплывались перед глазами, воспаленный от жары мозг отказывался воспринимать прочитанный текст. Выглянув в окно, в надежде увидеть на небе хотя бы одно облачко, я услышала телефонный звонок.
- Дана, подойди, пожалуйста, к телефону, это тебя! -крикнула из прихожей моя несравненная мамочка Ираида Викторовна.
Я взяла телефонную трубку и не успела ничего сказать, как на том конце провода уже во все горло кричал Алик Смородинов.
- Данка, привет! Смородинов! Быстро собирайся. Поедем! - голос у Алика был бодрый. Складывалось впечатление, что он находиться на северном полюсе и на него абсолютно не распространяется воздействие жары.
- Ты что совсем грохнулся? На улице совершенно нечем дышать... - это все, что успела я сказать, после чего в телефонной трубке раздались гудки.
"Ненормальный!" - подумала я и направилась в ванную облиться холодной водой. И в этот самый момент до меня дошло куда Алик Смородинов приглашает меня поехать.
"Мама дорогая, вот дура-то!" - я стала быстро набирать рабочий номер телефона Алика.
- Старший следователь прокуратуры Смородинов, - Алик говорил отрывисто и громко, пытаясь показать, что ему некогда тратить время на пустые и ненужные разговоры. Да и сам Алик практически никогда не разговаривал, много времени проводил в молчании, других слушал не внимательно и не любил болтунов. С ним всегда было скучно: он не умел веселиться в компании, впрочем и не любил их, друзей у него, кроме меня и Танечки Голубчиковой, не было.
С Аликом мы дружили с пяти лет: вместе ходили в детский садик, играли в песочнице, пошли в школу, десять лет отсидели за одной партой, и учителя нас не пересаживали друг от друга, так как несмотря на свою замкнутость, Смородинов при необходимости мог говорить очень и очень убедительно. Примерно в седьмом классе наша классная руководительница Зоя Федоровна посадила к Смородинову отличницу Надю Белову, а меня пересадила к двоечнику Веселову. Может быть, с педагогической точки зрения это и было правильным решением, но что тогда началось...
Смородинов побежал к директору школы и чуть ли ни с пеной у рта, брызгая во все стороны слюной, кричал, что если к нему не вернут Джабуа Данаю, то есть меня, как вы поняли, то он категорически отказывается учить уроки и вообще попросит родителей перевести его и меня в другую школу.
Думаю, что страха у директора потерять в моем лице ученицу, пусть даже и не совсем плохую, не было. А вот лишиться круглого отличника, победителя математических и физических олимпиад, лучшего шахматиста, короче говоря, гордость нашей школы, он не рискнул, в связи с чем меня вновь вернули на место и больше уже никогда не пересаживали. Кто-то из нашего класса, кто конкретно, я уже и не помню, шутя, назвал Алика "ботаником", и это прозвище прилипло к нему на всю его жизнь.
Никто не мог понять нашей дружбы. Такие разные по натуре мы не могли жить друг без друга. При этом очень часто ссорились, а в детские годы даже дрались, и надо сказать, что чаще всего наши драки возникали ни где-нибудь, а именно в песочнице. Мы постоянно делили между собой ведерочки, формочки и совочки. Но не проходило и тридцати минут после нашего конфликта, как мы уже просили друг у друга прощения, обнимались, целовались, жали друг другу руки, дарили свои игрушки, после чего опять были вместе. И вот так вместе мы уже больше двадцати двух лет. За плечами учеба в школе, университете, каждый выбрал для себя профессию. Алик уже старший следователь прокуратуры, идут разговоры о назначении его заместителем прокурора, в свободное время мы встречаемся, делимся своими достижениями и проблемами.
Сейчас же я держала в руке телефонную трубку и дышала через раз.
-Дана, ты?
-Ага. Возьмешь меня с собой? - ответ я ждала примерно минуту, которая показалась мне вечностью.
Алик никогда не торопился отвечать на вопросы, и здесь он был верен себе, молчал как партизан, прекрасно понимая, что я ужасно нервничаю, покрываюсь красными пятнами и жду не дождусь его вердикта.
-Собирайся! У тебя ровно пять минут. В 15 часов 45 минут машина будет возле твоего дома. Опоздаешь, ждать не будем! - категорично заявил он и бросил трубку.
Я надела босоножки и быстрее пули вылетела из квартиры, на ходу бросив маме, что вернусь не скоро. Мама, покачав головой, закрыла за мной дверь.
Мне уже скоро двадцать восемь лет, мама считает, что пора бы и о замужестве подумать, о детях. Ей так хочется иметь внучку, баловать ее, наряжать, заплетать косички, покупать игрушки, гулять... Одно только слово "бабушка" вызывает у нее восторг и умиление. Она с завистью смотрит на своих подруг и знакомых, чьи дети уже успели осчастливить своих родителей, повесив на них груз в виде воспитания внучат. Я росла и при этом становилась все больше и больше похожа на отца, что впрочем радовало маму, так как она сама не обладала такой яркой внешностью, красавицей себя не считала, хотя женщина была интересная, мужчины не оставляли ее без внимания, но она была к ним равнодушна.
Есть женщины, которым просто необходим муж, однако мама к их числу не относилась. Ей больше по душе была свобода и независимость. К тому же, думаю, что отца она все-таки сильно любила и не смогла до конца вычеркнуть его из своего сердца. А какие-то незначительные увлечения бывают у каждой женщины.
На улице я, нетерпеливо переходя с одного места на другое, ждала автомобиль. Видавший виды "козелок" не заставил себя долго ждать, водитель с лицом дебила резко затормозил возле меня, обдав при этом потоком пыли, кто-то галантно открыл заднюю дверь.
- Садись! - сказал Алик, выглянув из окна. Он критически осмотрел меня с ног до головы, после чего укоризненно покачал головой.
Все понятно и без слов. Переодеться я не подумала, как была в короткой юбчонке и топике, так и понеслась! Где голова?! Нет слов, одни буквы! Я быстро села в автомобиль и он, пыхтя и фыркая, тронулся с места.
- Едем на "мокруху", - коротко пояснил Алик и уткнулся в книгу, поднеся ее близко к глазам.
Слабость Алика я знала хорошо. Близорукий по своей природе, он всегда, находясь возле меня, снимал свои очки и убирал их в карман. Видимо так он считал себя более неотразимым, тогда как мне было абсолютно наплевать на его внешний вид. Мужчиной моей мечты он никогда не был и не будет. Сухарь - он и в Африке сухарь! Даже на дискотеках, куда Алик иногда имел честь меня сопровождать, он на протяжении всего вечера сидел, уныло уткнувшись в бокал с вином, в то время как я отрывалась по полной программе в ритме танцев. Девушка я, как уже было сказано выше, достаточно интересная, а посему возле меня всегда крутились и крутятся особи мужского пола.
Возле меня сидел молодой человек с чемоданом в руках. На вид не более двадцати лет, лицо круглое, нос курносый с россыпью веснушек, глаза голубые и круглые как блюдца. Самым впечатлительным были его уши - большие, лопоухие. Они хорошо выделялись на его голове с коротко состриженными волосами. Я сравнила его с Иванушкой-дурачком и решила, что внешне, при условии, если ему отпустить волосы, он очень даже на него похож. Еще чуть-чуть и я бы глупо захихикала, но в это время в зеркале увидела серьезный взгляд Алика. Улыбки на моем лице как ни бывало. Злить друга в это время было чревато последствиями. Он церемониться не будет! Выставит меня из машины в два счета.
Рядом с Иванушкой-дурачком сидел пожилой мужчина, который, поймав мой затравленный взгляд, улыбнулся, демонстрирую при этом два ряда белоснежных зубов.
"Реклама отдыхает", - подумала я, не забыв при этом как можно милее улыбнуться в ответ. Что опять же не осталось незамеченным для Алика; он слегка нахмурился и вновь углубился в чтение, показывая всем своим видом, что ему совершенно безразлично кому я улыбаюсь, и кто улыбается мне. Но меня не проведешь!
Я прекрасно знала, что Алик ревнует меня ко всему, что движется и не движется, хотя и пытается делать вид, что ему безразлично. Если бы это было так, то он давно бы связал себя узами брака, не дожидаясь, когда я соблаговолю выйти за него замуж.
- Первый раз на выезде? - спросил белозубый, продолжая демонстрировать при этом улыбку голливудской звезды.
- Да, в первый раз, - как можно тише сказала я.
- Практикантка? В прокуратуре работать будете? - развернулся ко мне мужчина, пытаясь завязать беседу.
- Нет! Я в милицию. Следователем. Интересно узнать, что должен делать на месте происшествия следователь. Вот Алик и решил взять меня с собой, чтобы наглядно показать, - и тут же прикусила свой длинный язык. Какой же он здесь Алик? - То есть Альберт Николаевич, - тут же поправила я себя. Алик сморщился, но промолчал.
Автомобиль выехал за пределы города, по дороге замелькали садовые участки, веселые дачные домики, фруктовые деревья, цветы. Машину подкидывало на ухабинах, а меня при этом кидало из стороны в сторону. Держаться было не за что и я начала нервничать. Скорее бы добраться до места! Начинало слегка подташнивать. На указателе мелькнуло "Тепличное".
- "О! Район новых русских!" - подумала я. Машину больше не подбрасывало, так как дорога в этом районе была как на трассе Санкт-Петербург - Москва.
Автомобиль въехал в "Тепличное", замелькали красные черепичные крыши особняков, к одному из которых мы и подъехали.
Дом был двухэтажный, под старинный замок, с колоннами, башенками, балконом. На территории виднелся бассейн, сверкая чистой, как будто морской водой нежно-голубого цвета, клумбы с цветами, газоны, фонтан. Умеют жить некоторые! Мы только в кино такое видим.
Алик вышел из машины, следом я, а затем и другие члены нашего экипажа. Я уже успела всех окрестить по-своему - "Иванушка-дурачок" и "рекламный зубастик". А что оставалось делать? Ведь они мне так и не представились за всю дорогу!
У входа в дом нас встретила сухощавая пожилая женщина, скорее ее можно было бы назвать старушкой, которая, поздоровавшись, жестом пригласила нас в дом.
- Старший следователь по особо важным делам - Смородинов Альберт Николаевич, - степенно представился Алик, показав свое служебное удостоверение.
Старушка, не обращая внимания на предъявленное ей Аликом удостоверение, поднялась на второй этаж, где, подойдя к одной из двери, остановилась, сказав,
- Вот здесь, - и отошла в сторону.
Алик открыл дверь в комнату, где на полу я увидела лежащую девушку.
- Андрей Платонович, проходите, пожалуйста! - пропустил Алик вперед себя "рекламного зубастика".
- "Ну, вот и познакомились!" - подумала я.
Андрей Платонович достал из сумки фотоаппарат и стал фотографировать. Алик начал заполнять какие-то документы. Заглянув к нему через плечо, я прочитала - "Протокол осмотра места происшествия". Алик сосредоточенно работал, на меня не обращал никакого внимания, иногда что-то ворчал про себя по поводу оперативников, участковых и понятых.
- Данка, учитывая, что ты еще не сотрудник, я впишу тебя в понятые? Дождешься этих оперов и участковых!
Я утвердительно кивнула головой, давая тем самым согласие быть понятой.
- "Да, этот многому научит практикантов!" - подумала ворчливо про себя я и стала рассматривать более интересный для себя в это время объект - труп девушки.
Она лежала на спине, одна руку была согнута и прижата к груди, ноги чуть раздвинуты, платиновые локоны рассыпаны по ковру, на лице умиротворенность.
Иванушка-дурачок подошел к трупу девушки и стал внимательно рассматривать.
- "Судмедэксперт!" - догадалась я и с завистью вздохнула.
Когда-то я поступала в медицинский институт, но с треском провалилась на первом же экзамене по химии. Вот тебе и Иванушка-дурачок!
- Красивая, - вздохнул Андрей Платонович, склонившись с фотоаппаратом над трупом, - Ей бы жить, да мужиков радовать, а какая-то сволочь не пожалела такой красотищи! Ни себе, блин, ни людям! - тихо возмущался Андрей Платонович, любуясь при этом всеми доступными прелестями девушки.
- Альберт Николаевич, вы готовы? - спросил Иванушка-дурачок у Алика.
- Да, Константин Сергеевич, можно начинать, - ответил Алик, после чего Константин Сергеевич, он же Иванушка-дурачок, стал диктовать Алику медицинские термины, от которых я очень и очень далека, описывая труп девушки.
Девушка действительно была хороша собой. Я пыталась найти в ней хотя бы один изъян, но бесполезно: высокая, стройная, с длинными с узкой щиколотками ногами, которые выгодно выделялись из-за одетых на ней коротеньких шортиках. Но самым потрясающим у девушки были волосы! Необычного платинового цвета, волнистые, длинные, которые по всей видимости доходили ей до самого, так сказать, заднего места, если учитывать радиус разброса их по ковру. У меня мелькнула мысль, что волосы у нее нарощенные, но не будешь же подходить и проверять! К тому же, учитывая мою в этом вопросе безграмотность, даже при более близком рассмотрении и ощупывании я бы все равно так ничего и не поняла.
Обстановка в комнате соответствовала девушке. Такой красоте ни место в какой-то обыкновенной "хрущовке" или "брежневке", с допотопной мебелью. В комнате, как впрочем и наверное во всем доме, обстановка не желала быть лучше! Все говорило о том, что хозяева весьма и весьма обеспеченные люди.
Я крутила головой, рассматривая мебель, и в это время взгляд мой упал на клочок бумаги, который лежал на полу, возле кровати. Увлеченные своей работой Алик, Константин Сергеевич и Андрей Платонович не обращали на меня никакого внимания, поэтому я решила повольничать и побродить по дому. Проходя мимо кровати, я успела прочитать на листке "Прости ме..."
По почерку было понятно, что писала женщина, так как буквы были крупные, с наклоном, буква П имела разные завиточки, которые свойственно выводить разве что женщинам, но никак не мужчинам.
Продвигаясь к двери, я услышала шум, который доносился из коридора, дверь резко распахнулась, и в комнату вбежал...Он.
2
Это был Он. Даже через сотню тысяч лет я узнала бы это лицо из миллиона других. Он нисколько не изменился этот Зимогоров Алексей Викторович - любимый ученик моей матери, подающий большие надежды в области искусства.
Познакомились мы совершенно случайно. Я была очень сильно простужена и с высокой температурой находилась дома. Мама побежала в аптеку за лекарством. Когда в квартиру позвонили, я с трудом дошла до входной двери, уверенная в том, что моя рассеянная мать как всегда забыла дома либо ключи либо деньги. Однако это оказалась не мама, а молодой мужчина, внешне очень схожий на моего любимого актера Вячеслава Тихонова. Даже голос у него был как у Тихонова.
- Зимогоров Алексей Викторович, - представился мужчина, - Здравствуйте! Простите за беспокойство, но мы договорились с Ираидой Викторовной, что я зайду. А вы, если я не ошибаюсь, Даная?
- Да, вы не ошибаетесь, я действительно Даная. Здравствуйте, проходите, - прохрипела я и стала смущенно запахивать на себе халат, - вы извините, я думала, что мама вернулась, она в аптеку ушла мне за лекарством, должна прийти с минуты на минуту. А вы проходите, проходите.
Алексей Викторович заботливо отвел меня от двери, сетуя при этом, что на улице мороз, а я больная стою возле открытых дверей, отчего еще больше могу простудиться, и виноват в этом будет никто иной, как он - Алексей Викторович.
Я прошлепала в комнату, жестом приглашая гостя следовать за мной. Чувствовалось, что Алексей Викторович был смущен, не зная, что ему делать с обувью. Я поняла это по его нерешительному топтанию возле дверей.
- Вы не разувайтесь, проходите, на улице чисто, микробы все вымерзли от такого морозища, да и больше, чем я болею, заболеть уже трудно.
Зимогоров прошел в комнату, сел на диван и вновь стал извиняться передо мной за неудобства, которые создал своим визитом. Неизвестно сколько бы продолжалась наша взаимная вежливость, если бы не приход мамы.
- Алешенька, извините, не смогла вас встретить. Даночка заболела, вот я и побежала за лекарством. Мне так неловко перед вами! В такой мороз заставила вас прийти, но я не могла оставить Даночку! Девочка так сильно простудилась, температуру ничем не сбить, кашляет. Я просто не знаю, что и делать! Уже дважды вызывала скорую. Даночка ругается на меня, а я волнуюсь и ничего не могу с собой поделать. Она же у меня одна, вдруг что случится!
- Мама, не надейся, я не умру, - прервала я поток маминых слов и вышла из комнаты.
- Даночка, как ты можешь так говорить! - наигранно возмущаясь, крикнула мне вслед мама.
И вот впервые за свои девятнадцать лет я поняла, что влюбилась. Любовь действительно, как пел Утесов, "нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь".
Алексей Викторович стал приходить к нам часто, приносил торты, пирожные, и мы чаевничали на кухне, беседую о литературе и искусстве. А собеседником Зимогоров был отличным. Я и мама готовы были слушать его без устали, он никогда не повторялся, всегда рассказывал что-нибудь новенькое и интересное. Даже рассказанные им анекдоты, никогда не казались вульгарными и пошлыми, какими бы они не были. Чувства юмора и артистичности ему было не занимать!
Я всячески старалась скрывать от него и от мамы свои чувства, но давалось мне это с большим трудом.
Мама, занятая всегда своей работой и личной жизнью, не видела, да, наверное, и не хотела видеть, что ее дочь влюбилась. Она сама получала огромное удовольствие от визитов Зимогорова. Большая противница браков, где-то в глубине своей души, думаю, что она не прочь была иметь такого мужа. У нее даже создавалась иллюзии семьи: она, как мать семейства, Зимогоров - отец и их уже не маленькая дочь, которые все дружно сидят на кухне, попивая чай или кофе, обсуждают свои проблемы, делятся радостями. Все счастливы и взаимно уважают друг друга. Сказка, а не жизнь!
Мама была интересной женщиной, выглядела моложе своих тридцати семи лет, одевалась всегда стильно. Следила за собой и разницу в возрасте четырех лет между собой и Зимогоровым не замечала.
Я тогда тоже не задумывалась о том, что может быть мама влюблена и строит в отношении Зимогорова свои, одной ей известные планы. Прожив почти девятнадцать лет одна, без мужа, имея только одну работу, научные труды и не вникая в личную жизнь дочери, ей вдруг захотелось иметь мужа, семью. Да и что в этом плохого? У дочери складываются прекрасные взаимоотношения с так называемым отчимом, она слушает его, открыв рот, с нетерпением ждет его прихода, наслаждается общением с ним. А как иначе? Столько лет девочка росла без отца, без мужского внимания в семье, да и женского тоже не очень-то много видела, так как большую часть времени мать проводила в работе за научными трудами. Постоянно повторяя ей: "Даночка, не мешай! Маме надо сосредоточиться!" Вот так и росла девочка, предоставленная самой себе и друзьям, а мама все работала и работала...
Зимогоров, наверное, раньше меня понял, что я влюбилась. Разве можно молодой, неопытной девчонки что-то скрыть от взрослого мужчины? Однажды, когда мамы не было дома, он неожиданно подошел ко мне, обнял и, прижавшись губами к волосам, сказал:
- Даночка, я старше тебя почти на пятнадцать лет. Ты молодая, красивая, я боюсь, что и сам не смогу справится со своими чувствами, а что потом? Ты будешь все еще молодой и красивой, тебе захочется большего, а что я смогу тебе дать? Это жизнь, Даночка, и ее надо воспринимать такой, какая она есть, со всеми ее плюсами и минусами. Да, сейчас все хорошо и прекрасно, я полон сил и энергии, но это же не вечно! Жизнь постепенно уходит, энергия угасает и остается старая развалина, которая практически не может доставить женщине наслаждения, а может дать только заботы и хлопоты: то лекарство подай, то горшочек вынеси, обмой, накорми и напои. Мужчины стареют раньше, чем женщины.
- Я люблю тебя и мне никто другой не нужен! Ты никогда не будешь больным и старым! А если такое и случится, я буду всегда рядом, - я пыталась закрыть его рот своими поцелуями, не давая возможности что-либо говорить.
"Как он может состариться? Он всегда будет для меня самым молодым, самым красивым, самым умным и самым желанным! Самым-самым..."
Зимогоров стал целовать меня, одновременно лаская руками все мое тело. В голове у меня был туман, голова кружилась. Такое было со мной впервые. До этого я, конечно же, целовалась с мальчишками в подъезде, а в последнее время поцелуи участились с Аликом Смородиновым, от которого я ну никак не ожидала проявления каких-либо чувств, кроме дружбы, в которой была уверена на все сто процентов. И вдруг на тебе! Алик Смородинов пытается неумело меня поцеловать, краснея и потея при этом. Мне было смешно, но я боялась обидеть Алика и терпела его поцелуи, не придавая им никакого значения, к тому же были они невинные. Легкие такие поцелуйчики, без всякого рукоблудия и горячий заверений в любви. Я больше склонялась к той мысли, что Алик практикуется на мне, чтобы в последствии показать себя в отношениях с другими девушками этаким Дон-Жуаном. Во всяком случае никакой страсти у Алика я не ощущала.
Здесь же было совсем иное! Голова кружилась, мне казалось, что еще немного и я упаду, сил держаться на ногах не было. Зимогоров как будто понял это и, приподняв меня, отнес на диван. Он сел рядом, я видела, что его руки дрожат и он пытается скрыть эту дрожь. Сердце мое готово было вырваться из груди!
"Я тоже ему небезразлична! Он любит меня!" - ликовала моя наивная душа, а глаза блестели от счастья.
Поцелуи продолжились, но в это время зазвонил телефон. Зимогоров отстранился и слегка подтолкнул меня.
Звонила Танечка Голубчикова, как всегда вовремя и по очень важному делу, которое не терпит отлагательств.
- Данка, ты курсовую по гражданскому праву написала? Мне срочно нужна литература, а в библиотеке уже ничего нет. Смородинов списать не дает, а у нас с ним один вариант. Выручай, подруга! - тараторила Танечка: - Я иду к тебе, ставь чайник!
Ответ Танечка от меня и не ждала, положила трубку и вероятно уже в прихожей натягивает сапожки, уверенная в том, что для меня в этот момент самая большая радость - созерцать ее. Чего можно ожидать от подруги, которая еще не знает, что такое любовь и как с ней бороться? С ее слов любовь придумали дураки, которые и тешат себя этой сказкой, получая удовольствие от секса, оправдывая эту пошлость красивым словом любовь.
Было время и я так считала. Меня раздражали бульварные романчики, в которых кроме как о любви, герои не думают и не говорят Все содержание книг сводится к одному - секс! Танечка же напротив, несмотря на свои высказывания, с удовольствием читала всю эту дрянь и при этом еще упивалась прочитанным!
Когда я положила трубку, Зимогоров уже одевался. При выходе извинился и после этого больше месяца у нас не появлялся.
Я готова была удушить Танечку Голубчикову за то, что последняя позвонила в самый неподходящий момент, но воспитание, полученное от родной матери, не давало мне такой возможности.
Танечка принеслась уже через десять минут после нашего разговора, Зимогоров уже ушел, так что возможности столкнуться лбами возле квартиры они не имели.
Танечка Голубчикова была моей ровесницей, мы учились в одном классе и подружились только в школе. Я, как могла, оберегала Танечку от нападок Алика, который никого не мог видеть возле меня, в противном случае начинал ерничать и доводить людей своими высказываниями до "белого каленья".
Зная, что самое больное место Танечки это ее полнота, Смородинов всегда активно поддерживал любые разговоры о диетах, а Танечки советовал отказаться от сладкого и никогда не ужинать, а то она может в ближайшее время не пройти ни в один дверной проем, созданный нашими архитекторами.
Танечка естественно обижалась, начинала плакать и уходила. Но как только я оставалась одна, вновь прибегала и, давясь слезами, жаловалась на Алика, ругая при этом его последними словами, грозилась убить, но через несколько минут обо всем забывала, вновь смеялась, шутила и радовалась жизни, жуя при этом какой-нибудь сладкий пирожок. Такой уж у нее был характер! Замечательный!
После этого случая Зимогоров регулярно отзванивался, разговаривал только с мамой, к нам не приходил, объясняя это тем, что и так злоупотребил нашим теплым гостеприимством. Мама же пыталась убедить его в том, что мы скучаем и всегда рады его видеть. Переживала, думая, что мы могли каким-то образом обидеть его, сами того не желая. В нашем доме за девятнадцать лет не было ни одного мужчины. Мы, если честно, наслаждались даже дымом от его сигарет.
Наивная по своей природе, мама не могла и предположить, что между ее дочерью и Зимогоровым могут быть какие-то отношения.
-Алексей Викторович, мы вас ждем! Будьте любезны, приходите. Даная готовит ужин, мы будем рады вас видеть у себя! - щебетала в очередной раз мама по телефону.
Он пришел. В тот день у меня был день рождения, я накрыла на стол и мы сели с мамой ужинать. Мы были вдвоем, так как Алик заболел, а Танечка была на смене, она тогда подрабатывала в кафе посудомойкой и не смогла подмениться. Я действительно приготовила отменный ужин: утка с яблоками и салат из грибов и ветчины получились замечательно. Недаром же мною было проштудировано множество кулинарных рецептов, к тому же я знала все слабости Зимогорова в области еды. Грибы и утиное мясо были его слабостью.
Мне был преподнесен огромный букет из алых роз, а маме шоколадный торт. Улыбаясь и протягивая мне цветы, Зимогоров чмокнул меня в щечку, поздравил с днем "варенья", пожелал всего того, чего желают обычно в таких случаях.
-Милые дамы, я не мог отказать себе в удовольствие видеть вас в столь знаменательный день, к тому же предвидел хороший ужин, а для холостого человека, поверьте, это много значит.
Зимогоров шутил, смеялся, вел себя непринужденно, постоянно говорил нам комплименты. Мама находилась на седьмом небе от счастья, а на каком по счету небе находилась я, можно и не говорить! Я готова была и смеяться и плакать одновременно от нахлынувших на меня чувств.
Ужин прошел великолепно, все были довольны, скучать за столом не приходилось. В какой-то момент мама вышла из комнаты, и Зимогоров шепнул, что будет ждать меня на улице.
- Придумай предлог выйти из дома. Но так, чтобы Ираида Викторовна не догадалась.
Зимогоров ушел, а я, пролепетав матери что-то по поводу вечеринки с друзьями в кафешке, выбежала следом за ним, застегивая на ходу куртку. Я не сразу увидела его, стоящего возле соседнего подъезда с сигаретой в руках.
Увидев меня, он выбросил сигарету и быстрым шагом направился навстречу. Подойдя, обнял, прижал к себе и стал говорить о том, что все это время думал только обо мне, скучал и в конечном итоге решил, что нам необходимо встретиться.
По моим щекам текли слезы, это были слезы счастья и радости, в этот момент никого вокруг не было счастливее меня. Господь Бог услышал мою молитву и вернул любимого человека! Зимогоров предложил зайти в кафе, на что я с радостью согласилась. А впрочем, предложи он мне идти на Голгофу, я бы, не раздумывая, поскакала туда, как пятилетний ребенок на новогоднюю елку.
В кафе мы были недолго. Распили бутылку шампанского, потанцевали. Танцевал Зимогоров классно! Я же, к моему стыду, всю свою сознательную жизнь занималась спортом, танцами никогда не увлекалась, поэтому чувствовала себя с ним как медведь на великосветском приеме. Старалась не наступить ему на ноги, но где там! Шампанское тоже давало о себе знать. Я то и дело оступалась, краснела, извинялась. Видок у меня был растерянный и жалкий. Видимо Зимогоров пожалел меня и решил прекратить испытание танцами, пригласив к себе на чашечку кофе.
Мое сердце от нахлынувшего счастья готово было разорваться. Далеко уже не ребенок, я прекрасно понимала, что следует за этим приглашением. Отбросив в сторону все приличия, которые должны были последовать на такое откровенное предложение, я чуть ли не прыгая от радости, незамедлительно дала положительный ответ.
Квартиру Зимогорова я не запомнила. Конечно же о кофе не было и разговора! Как только мы переступили порог квартиры, Зимогоров стал меня раздевать, затем подхватил на руки и отнес на кровать. И всю то ночь мы занимались с ним любовья!
Из книг я давно знала, что первый раз всегда бывает больно. Но честно, никакой боли я не испытала. Все мое тело заполняло блаженство, оно реагировало на каждое его прикосновение, трепетало. Зимогоров это хорошо чувствовал, это его заводило и он сам полностью отдавался любовной игре.
Впервые в жизни я познала любовь не только души, но и любовь тела.
Никогда прежде никто из мужчин не прикасался к моим интимным местам, не целовал их, доводя до состояния исступления. Я готова была раствориться в его объятьях, отдать всю себя без остатка. Если бы в тот момент мне сказали - прыгни в костер, я бы не раздумывала ни секунды.
Так продолжалось три месяца, три самых счастливых месяца в моей жизни. Мама продолжала витать в облаках, поэтому ни о чем не догадывалась. Зимогоров продолжал приходить к нам, мы чаевничали, затем я говорила, что пошла к друзьям, следом за мной уходил и Зимогоров. Иногда бывало наоборот.
Алик Смородинов злился на меня, так как я практически с ним не общалась, забросила учебу, стала прогуливать лекции, все это в конечном итоге сказалось на экзаменах. Летнюю сессию я сдала с великим трудом и даже ни с "трудом", а скорее с Аликом и благодаря только ему. Но для меня это было не так уж и важно. Самое главное - Зимогоров - был со мной, расставались мы только на его рабочее время. Я постоянно не досыпала, похудела, но при этом мне все говорили, что я похорошела и расцвела. Глаза горели так, что их не смог бы потушить и целый взвод пожарных. О своей любви Алику я ничего не говорила, но он и так все понял.
У Зимогорова был выходной, и он пришел встретить меня после занятий. Как всегда я вышла вместе с Аликом и Танечкой. Между ними опять произошел какой-то конфликт, Танечка почти плакала и искала у меня утешения, Алик говорил какие-то колкости в ее адрес. А я, увидев Зимогоров, только и смогла бросить друзьям "пока".
На глазах у друзей Зимогоров меня приобнял и поцеловал. Со слов Танечки реакция у Алика была незамедлительной: он еще больше желчи вылил в ее, Танечкин, адрес, довел до слез и демонстративно пошел в другую сторону. Лично мне Алик ничего по этому поводу не говорил, наши встречи прекратились, но в университете мы продолжали сидеть вместе. Алик даже не делал мне замечаний по поводу учебы, появившихся задолженностей, с готовностью давал списывать, оказывал помощь при подготовке к экзаменам. Из всего это я сделала вывод, что была абсолютно права: Алик никаких чувств ко мне, кроме дружеских, не испытывает. Ревнует только к друзьям и сам ждет своего большого и светлого чувства.
Танечка высказалась по поводу Зимогорова однозначно.
- Данка, он же старый!" Ты о чем думаешь-то? Вокруг оглянись! Сколько молодых людей возле тебя крутится!
На что я ответила, что она полная дурра и ничегошеньки не понимает ни в любви, ни в мужчинах.
- Я не замечаю никакой разницы в возрасте. Он для меня молодой и красивый. Мне с ним интересно и..., - я махнула рукой. Чего зря говорить, Танечка меня не поймет. - Любят, Танюш, не за что-то, поверь. Не за годы и не за внешность. Просто любят. Не объяснить мне этого! Вот когда сама влюбишься, тогда и поймешь!
Обиженная на меня Танечка ушла домой и две недели еще показывала всем своим видом, что я ее смертельно обидела. Но меня это не волновало. Я была в своих мечтах о свадьбе, детях, семейной жизни. В ушах у меня раздавался свадебный марш Мендельсона. Я жила на своей волне, а точнее не на своей, а на волне Зимогорова.
Время летело, и вместе с ним улетал и интерес ко мне у Зимогорова. Все чаще и чаще он, ссылаясь на свои неотложные дела, отменял встречи. А в один из летних вечеров сказал, что ему надо уехать в Москву, где предлагают новую работу, от которой он не вправе отказаться. Это очень интересный проект, о котором можно только мечтать. Я, конечно, полностью его поддержала, сказав, что обязательно надо ехать. А как он только устроиться, я сразу же прилечу к нему. В Москве много учебных заведений, найду, где мне доучиться. Наивная дурочка!
Зимогоров уехал, и больше я его никогда не встречала. Со слов матери мне было известно. Что он занимается научной работой, при положительном результате эта его работа произведет переворот в искусстве. С каким восторгом и гордостью мама говорила о нем! Мужчины в нашем доме больше не появлялись. Москва похитила у меня двух самых любимых мужчин!
Пролетело лето, началась учеба в университете. Первого сентября я встретилась с друзьями, которых не видела почти два месяца. Алик понял все без слов и на протяжении многих лет не вспоминал мне про Зимогорова. Как будто и не было его в моей жизни. Танечка пыталась узнать как у меня дела с пожилым мужчиной, на что я ей ответила достаточно грубо, что ее этот вопрос не должен волновать. Пусть в своих чувствах разбирается.
Я изменилась, и друзья это видели. При росте один метр семьдесят шесть сантиметров я весила не более пятидесяти килограммов. Во мне все умерло, я не жила, а просто существовала. Ходила на лекции, блестяще сдавала все экзамены, помогала в учебе Танечке, которая никогда-то не блистала умом. Стала посещать уроки бальных танцев, так как не смогла забыть свой конфуз в кафе с Зимогоровым.
Так и шли годы. Время лечит, и постепенно я оттаяла, с отличием закончила университет. Правда не без помощи Алика и мамы, сказалась вторая сессия на третьем курсе, но обошлось все благополучно. Преподаватели милостиво разрешили мне пересдать некоторые экзамены. Не прошли для меня даром и уроки бальных танцев. Я научилась ходить плавно и грациозно, так сказать держать осанку.
На последнем курсе университета у нас с Аликом возобновились прежние отношения: мы вновь целовались в подъезде, бегали в кино на последний сеанс, целовались, сидя на последнем ряду. Иногда с нами ходила Танечка. Она ни с кем из молодых людей не встречалась, хотя ни для кого не было секретом, что в нее влюблены наши однокурсники - Сережка Мазаев и Васька Смелков. Сережка - интересный молодой человек, интеллигент, в прямом смысле слова - дворянин, по которому страдали многие девчонки в университете, а он только искоса бросал на Танечку взгляды да тихонечко вздыхал. Васька - юморной парень, немного застенчивый, но прикольный, слов нет! Но Танечка абсолютно спокойно проходила мимо них, не удосуживая даже взглядом. Закомплексованная в своей полноте, она считала себя уродиной, не интересной молодым людям, и ждала от них только гадости, которые периодически слушала от Алика.
Я неоднократно пыталась одернуть Алика, но он грубо отмахивался и говорил, что делает это умышленно, для ее же блага. Может быть одумается и прекратит жрать в таком количестве пирожки и пончики, сядет в конце концов на диету. К слову сказать, Танечка очень уважала перекусить как пирожками, так и пончиками.
Внешне Танечка была очень миловидной: такая толстушечка, невысокого роста, голубоглазая блондиночка, с маленьким аккуратным носиком, губками бантиком и ямочками на щечках. Смешливая, она редко когда унывала, если конечно вопрос не касался анатомического строения человека.
Не упускала Танечка случая и сама подколоть Алика. Однажды она купила в "Секс-шопинге" сувенирчик, изготовленный из пластмассы. Это была кучка дерьма, внешне ничем неотличамая от настоящей. Заранее зная, что мы с Аликом придем в гости, и без чаепития дело не обойдется, она накрыла стол, в центре которого поставила вазочку с овсяным печеньем, которое очень любил Алик. Вместе с печеньем в вазочку был положен сувенир, который по цвету ничем не отличался. Алик с аппетитом уплетал с чайком овсяное печенье, и надо было видеть его лицо, когла в руке у него оказалась не очередная печенюшка, а кучка дерьма, причем поднесенная к самому рту. Немая сцена была не хуже, чем в Гоголевском "Ревизоре".
Намек Танечки по поводу его близорукости Алик, конечно же, прекрасно понял, слава господу, тугодумством он страдал. После этого случая он долго отказывался сидеть с Танечкой за одним столом, а если и приходилось, то очки не снимал, даже не смотря на мое присутствие.
Но постепенно обида забылась, мы вновь собирались за одним столом, пили чай, иногда и кое-что покрепче, Алик вновь снимал очки и надежно прятал их у себя в кармане.
Годы пролетали незаметно, образ Зимогорова все дальше и дальше отделялся от меня, стирался из памяти, и казалось, что ничего не предвещает его появления.
3.
Зимогоров вбежал в комнату и опустился перед телом девушки на колени.
- Наташа, Наташенька, девочка ты моя, что случилось?
Все произошло настолько неожиданно и быстро, что приехавшие на место происшествия сотрудники даже не успели отреагировать на его вторжение.
Алик Смородинов покачал головой и спросил у Константина Сергеевича закончил ли он работу.
- Да, Альберт Николаевич, свою работу я сделал. Только вот не пойму, где же у нас оперативники. Дежурный сказал, что он должен подъехать на своем автомобиле. Мы уже больше двух часов здесь, а его все нет. Связаться бы надо с дежурным по отделу, может чего и проясниться.
- А кто сегодня от уголовного розыска?
- Ковалев говорил, что на место происшествия должен выехать Руцкий. Он на какой-то краже застрял, как освободиться, сразу же направят в "Тепличное", однако его что-то нет.
Алик достал мобильный телефон, набрал номер.
- Алло, Смородинов! Почему на месте происшествия в "Тепличном" нет оперативника? - ответ, полученный от оперативного дежурного, привел Алика в негодование. - Я согласен, что труп никуда не уйдет, а вот преступник скроется! И отвечать будете вы! Приказ ? 334 похоже не для вас! О вашем нарушении будет доложено руководству! - Алик отключился. -Совсем страх потеряли, юмористы хреновы! Труп видите ли у них никуда уже не денется. Кражу считают важнее убийства! - продолжал он возмущаться.
Не успел Алик успокоиться, как зазвонил телефон.
- Дежурный, - пояснил Алик.
Около двух минут он слушал, что ему говорил дежурный по отделу, затем отключился и повторил информацию коллегам. Оказывается Руцкий выехал к ним через двадцать минут после их отъезда, дежурный был уверен, что он находится на месте, почему и не беспокоился.
- Интересно, что могло произойти? Руцкого я знаю не первый год. Самый грамотный и самый ответственный оперативник в отделе. Такого еще не было, чтобы он не прибыл на место происшествия. Да к тому же на убийство! Здесь что-то не так, что-то случилось. - Андрей Платонович покачал головой и посмотрел на Алика.
- Да... - протянул тот, не зная, по-видимому, что и сказать. Мы-то работу уже вроде бы и закончили. Сейчас я пройду по всему дому, привяжу к чему-нибудь место происшествия, после чего можно и уезжать. Настало время подключаться оперу, а его нет. Может Руцкого заменят и пришлют другого?
- Сомневаюсь, - ответил Андрей Платонович, - Руцкий у них на все руки от скуки, да и вряд ли кто еще в отделе живой. Пятница, тринадцатое. Все уже в нокауте однозначно.
- Алкаши, - проворчал Алик, - как им пить не надоело? И куда только их руководство смотрит? Ведь все же знают об этом! Пора уволить всех и набрать новый нормальный штат! - злился Алик.
Перспектива работать в такую жару его не радовала, а здесь еще и за опера надо подсуетиться, однозначно в отделе никого не не найдут, а кого и найдут, то явно лицо будет не транспортабельно. Чего еще можно ожидать накануне выходных дней от оперативной службы? Про них только в кино красиво рассказать да показать могут, а вот взяли бы и посмотрели в любом небольшом, почти провинциальном городишке, как работают наши доблестные опера.
Об уголовном розыске городского отдела ходили легенды. Ни для кого не было секретом, что трудятся там одни алкоголики, которые периодически кодируются, подшиваются от алкоголизма. Но ничего их не спасает, проходит какое-то время, и они вновь начинают запойно пить. Вроде устраиваются хорошие ребята, непьющие, а потом смотришь на них и не узнаешь. Грубеют, хамеют, спиваются. А ведь при этом ежедневно получают табельное оружие, которым размахивают направо и налево.
Был даже случай, когда один из оперов так нахрюкался, что встал возле дежурной части и, достав оружие, держал его наготове. На вопрос, что он здесь в таком виде делает, ответил, что ждет начальника уголовного розыска, чтобы одним выстрелом его пришибить. Видите ли последний вычеркнул его из списка на получение премии. Его, конечно, скрутили и отвезли домой. Оружие после этого случая ему не выдавали по приказу начальника два или три месяца. А потом все об этом забыли, в том числе и начальник, и оперативнику вновь добросовестно выдавалось табельное оружие.
Один Руцкий в отделе не злоупотреблял алкоголем, до фанатизма любил свою работу и как говорили его же коллеги - на нем держался весь уголовный розыск. При чем надо отметить, что ни закодированным, ни подшитым он не был, человек просто не любил спиртные напитки. Такое оказывается тоже встречается в нашей жизни!
В это время я заметила, что Алик пристально всматривается в Зимагорова.
- Неужели узнает? Столько лет прошло?" - с ужасом подумала я. Надеясь, что одна-единственная встреча не оставила в памяти близорукого Алика черты лица Зимогорова.
Алик метнул на меня пристальный взгляд. Я постаралась сделать вид, что ничего интересного вокруг не происходит, и человек, стоящий перед трупом девушки на коленях, мне глубоко безразличен, и для меня важно только то, что написано в протоколе осмотра места происшествия, составленным Аликом, и в который я пыталась сунуть свой нос и что-то там прочитать. Честно сказать, ничего я уже не видела.
Зимогоров продолжал стоять на коленях и обводил всех тупым и бессмысленным взглядом. По его лицу текли слезы, он стеснялся их, пытался незаметно смахнуть рукой, а когда понял, что это бесполезно, склонился над лицом девушки и стал что-то приговаривать. Слов его было не разобрать.
Алик молча наблюдал за этой сценой, теребя в руках авторучку. Затем резко поднялся и достаточно грубо сказал.
- Все! Хватит ломать комедию! Вам, господин Зимогоров, также понятно, что девушка мертва, как и нам. И вы прекрасно понимаете, что умерла девушка не своей смертью. Ее убили. А вот кто убийца, нам еще не известно. Меня не удивит, что вы причастны к данному убийству!
Зимогоров рассеянно посмотрел на Алика, затем перевел взгляд на меня. Я поняла, что несмотря на обстановку, он меня сразу узнал и даже не был удивлен. Зимогоров поднялся, отряхнул брюки и выпрямился.
- Среди вас, наверное, есть медик? - спросил он, не обращая внимания на резкий тон Алика.
- Да, я судебный эксперт, - ответил Константин Сергеевич, - Фандеев Константин Сергеевич. - представился он.
- Прошу вас, скажите, в какое время это случилось?
- Около трех с половиной часов тому назад. Смерть вероятно наступила в результате огнестрельного ранения в голову. Предполагаю, что мгновенно, так как ранение не совместимо с жизнью.
- У меня к вам есть вопросы. Мы могли бы поговорить в другом месте? - спросил Алик у Зимогорова.
- Да, да, разумеется. Пройдемте ко мне в кабинет.
Алик и Зимогоров вышли из комнаты. Следом за ними потянулись Андрей Платонович, Константин Сергеевич и мужчина, который был приглашен в качестве второго понятого.
Я же, чуть помедлив, подобрала с пола записку, на которую кроме меня никто не обратил внимания, и тоже вышла из комнаты.
Проходя по коридору, я увидела ряд картин, висевших на стене. Любовь к живописи у Зимогорова осталась, а вот что еще осталось у человека, которого я так любила и боготворила?
Направо была дверь в помещение. Я открыла ее и попала в комнату. Судя по обстановке, это была комната отдыха. Сразу бросился в глаза камин, кресла, небольшой столик, роскошный диван, небольшая барная стойка. На окнах были шторы из бархата, которые лежали на полу мягкими складками. Шторы слегка шевелились.
- "Что это?" - испугалась я.
На улице ни ветерка, с чего бы быть сквозняку? Вентилятора в комнате нет. Ощущение было такое, что за шторой кто-то прячется. Я хотела подойти и посмотреть, но испугалась и решила ретироваться из комнаты. В дверях столкнулась со встретившей нас старушкой и от неожиданности громко ойкнула.
- Я вас испугала? - спросила старушка. - Извините, не хотела. Давайте я помогу вам, проведу по дому. Он устроен так, что немудрено заблудиться.
Я еще раз кинула взгляд на окно. Штора не шевелилась. Наверное. Мне показалась. Старушка причитала про себя, повторяя имя "Наташенька".
- Соболезную, - это все, что я могла сказать.
Желание осматривать дом дальше у меня пропало. Зато появилось желание посмотреть на Зимогорова и послушать, что же он будет говорить. Но я понимала, что мое вторжение Алика не обрадует. Да и какое я имела право?
Константин Сергеевич и Андрей Платонович курили на улице. Я встала недалеко от них и тоже закурила. Эта пагубная привычка нашла меня на четвертом курсе университета.
Во двор въехал автомобиль, марку которого я не знала, но то, что это была иномарка, я поняла и так. Из автомобиля выпорхнула молодая девушка, не здороваясь, пробежала мимо нас. Возле дверей дома она столкнулась с вышедшей встречать ее старушкой.
- Полина Ивановна, здравствуйте! Что случилось? Что с Натали? - взволнованно спросила девушка.
Присмотревшись повнимательнее к девушке, я обратила внимание на то, что она очень похожа на убитую. Те же платиновые волосы, только короче, такая же точеная фигурка, скрытая каким-то ярким с попугаями балахоном с длинными рукавами, длинные красивые ноги, обутые в шикарные туфли-лодочки на шпильках. Только вот лицо ее нельзя было назвать красивым. В нем было что-то такое неприятное и отталкивающее: маленькие поросячьи глазки, белесые смешные реснички, нос большой и с горбинкой, губы тонкие, цвет лица зеленоватый, без единого намека на загар или румянец.
Девушка со старушкой вошли в дом. А из машины, не торопясь, вышел молодой человек, который подошел к Константину Сергеевичу и Андрею Платоновичу, поздоровался с ними, доброжелательно кивнул головой мне и закурил.
Из дома снова выглянула старушка.
- Андрюша, почему не проходишь? Алешеньке будет нужна твоя помощь. Вряд ли он что-то сам сможет сделать, ни в том состоянии. Надо же беда какая у нас. - голос у Полины Ивановна был тихий и спокойный. Заметно выделялось ее оканье.
Я знала, что сам Зимогоров был из Вологодской области.