Я назвал свою книгу "Сигналы памяти" по двум причинам. Во-первых, потому, что, как известно, сигналы мозга управляют всем нашим организмом, от состояния которого зависят и творческие наклонности. Память заключена в бесконечном хитросплетении нейронов, передающих друг другу сигналы помимо нашей воли. Не укладывается это как-то в голове: к примеру, сплю я, а сигналы вжик-вжик и передаются... Или вспоминаю я время от времени какие-либо события из прежней жизни и думаю, что с этим делать. И все это тоже происходит помимо моей воли, как будто поступают извне побуждающие сигналы, намекая, что ничего не бывает просто так. Как бы говорят: "Не ленись, запиши. Может быть это будет интересно и близко другому человеку. Может, ему станет чуть веселей или наоборот, взгрустнется, но с надеждой"
Во-вторых, потому, что сигналы, как таковые, близки мне как геофизику-сейсмику. Я знаю, что они несут информацию о внутреннем строении Земли, которое определяется историей ее формирования, т.е. с помощью сигналов все, что накопилось в памяти Земли, передается человеку, правда с помехами. Я уже молчу про сигналы мобильных телефонов... В общем, вокруг одни сигналы. Я постарался выбрать среди них только те, которые связана с моей личной памятью, безжалостно подавив остальные. Извините за помехи...
Игорь Бель
Лас-Вегас
- Ти писатэл?
- Писатель.
- Харощий писатэл?
- Говорят хороший.
- Напищи, пажалюста, на стэнке, только хорошо: "Нэ курить"
(Фольклoр)
Мы выехали из Лос-Анджелеса (LA) рано утром. LA - это мегаполис, состоящий из большого количества маленьких городов-районов, неформально разделенных по этническим признакам: китайский район, корейский район, мексиканский район, русский район и.т.д. В центре всех этих районов, состоящих, как правило, из невысоких сооружений, возвышается своими высотками Даунтаун. Преступность в этом Даунтауне процветает. Ночью туда боятся сунуться даже полицейские. Куда там "Бандитскому Петербургу" в девяностые! Мы с приятелем проехали по моей просьбе по LA в девять часов вечера. На улицах не было ни одного человека... В офисах потушен свет, магазины закрыты, улицы еле подсвечены. Мрак...
Вспоминаю как в конце девяностых[Author ID1: at Sun Aug 15 16:18:00 2010
]начале этого века[Author ID1: at Sun Aug 15 16:18:00 2010
] мы с женой путешествовали с родственниками на их автомобиле из Москвы в Петербург и обратно. Горели леса. Дым был везде: он плотной завесой закрывал лес и дорогу, он проникал через закрытые плотно окна, он создавал иллюзию полета среди вонючего белого облака, конца которому не предвиделось. Старались ехать медленно и вдоль правой кромки, которую мы кое-как различали. Могли увидеть бампер продвигающегося впереди автомобиля максимум в двух метрах и молились, чтобы он не останавливался. Состояние было просто ужасное. Самое главное, что спрятаться было негде. Горели леса... Иногда дым чуть-чуть рассеивался и мы могли даже увидеть грустно бредущих вдоль дороги сборщиков клюквы с лукошками, а в пустых деревнях на обочинах дороги колышки с прибитыми дощечками, на которых было написано "Чеки". Я пытался, чтобы как-то себя занять, сочинять стихи:
Пролетели вороны безумной оравой,
И запахло горелым, подсушенным мхом.
Дым потек по дороге внзапной отравой -
Все окутал, и в горле застрял горький ком.
Мне стало совсем скучно и я задремал... К чему это я? Ах да! Так вот на подъезде к Питеру туман рассеялся полностью. Мы вздохнули полной грудью и въехали в город. Сразу же стали свидетелями любопытной сцены. Милицейская машина на огромной скорости обогнала жигуленок, резко преградила ему путь, затормозила и из нее выскочили два милиционера. Они выволокли из машины перепуганного представителя кавказской национальности, расставили ему широко ноги и стали проверять его карманы и прощупывать интимные места. Сцена нас настолько впечатлила, что мы даже притормозили. На улице было полно народу, открыты лавки и супермаркеты, светила реклама не то, что в Лос-Анджелесе...
Итак мы выехали из LA в сторону столицы игорного бизнеса - города Лас-Вегас. Долго и нудно тянулись пригороды и вот наконец мы на хайвэй и мчимся навстречу мечте. Про себя, в уме, подражая Остапу Бендеру, я проговариваю придуманный на ходу спич: "Господа, прошу всех встать и снять шляпы. Вы, девушка, можете сидеть и шляпку не снимать. Я - пацан, родившийся в Казахких степях, учившийся в советской школе почти на одни тройки, но участвующий во всех пионерских слетах отличников, куда приглашался будучи горнистом, еду на комфортабельном джипе марки "Мерседес" из Лос-Анжелеса в Лас-Вегас и при этом у меня нет ни одной патриотической мысли в голове и отличное настроение.
Жарко. Сопки чередуются с равнинными участками с редкой низкорослой растительностью, прогибающейся под ветром. В небе завис орел, высматривая внизу добычу, а в небе ни одной тучки. Это мне что-то напоминает...
- Не удивительно, - отвечает он, - ведь семьдесят процентов голливудских фильмов сняты на этой дороге и ее окрестностях, не отходя, как говорится, далеко от кассы.
- Да нет, упорствую я, - напоминает казахский мелкосопочник.
- А-а, - разочарованно отвечает приятель и через минуту начинает увлеченно рассказывать об истории этих краев, о грозных индейцах племени "Апачи" и "справедливых" белых, но я не слушаю. Я вспоминаю свою первую практику в районе этого казахского мелкосопочника.
Было это, помню, в Актюбинской области... Прилетев ночью и переночевав в аэропорту в зале примерно на сто коек, вернее зеленых армейских раскладушек, я добрался на автобусе до поселка с названием "Хобда". Приехал голодный и, к своей радости, возле остановки автобуса увидел вход в столовку. Над входом висела надпись: "Разблюдаж блюд столовой номер 7 на читверк". Развеселившись, зашел вовнутрь и стал осматриваться с улыбкой на лице, но тут же мне в нос ударил кислый запах - смесь пива, протухших котлет и капусты. Увиденное затем отбило аппетит начисто и ухудшило настроение: грязные столы, пьяные посетители и уборщица в грязном халате, залившая весь пол какой-то ужасной жидкостью с запахом хлора. Я забросил за спину свой рюкзак, развернулся и пошел куда глаза глядят, т.е. направился по большаку к центру. У прохожего спросил, где тут обосновались геологи, и он ответил, что на другом конце поселка. Поселок, как оказалось, вытянулся на пару километров вдоль дороги. Через полчаса я добрался. Геофизическая партия располагалась в недостроенном трехэтажном каменном здании без оконных рам и дверных косяков. Нет, потом я увидел, что в комнате, где проводился анализ полевых данных (камералке), и в которой заправлял главный инженер по кличке Басаныч, рамы и стекла все-таки были вставлены. По двору бегали ребятишки, женщины стирали белье в металлических ваннах, используя специальные рифленые дюралевые терки. Сказали мне, что на профили, которые располагались за сотню-две километров от Хобды, летают на самолете ЯК-12. Летчика зовут Жора Хаханьян, а его бортмеханика - Паша. Упоминая Жору, все хихикали, но ничего не объясняли. Причину такой загадочности я понял на второе утро, когда вышел во двор, потянулся и присел два раза. Стояла вполне приличная для тех мест погода: светило солнышко, чирикали воробьи и каркали вороны. Вдруг я услышал гул нарастающей силы. Сначала подумал, что неподалеку начали прогревать двигатель трактора, но гул усиливался и уже не был похож на тракторный. Вдруг из-за дальнего края крыши дома показался фюзеляж самолета... Самолет спикировал на середину двора , пронесся примерно в трех метрах над землей и резко взмыл вверх. Детишки и их матери бросились врассыпную. В наивысшей точке самолетик на секунду завис, а затем вновь рухнул в пике. Однако, заметив, что двор опустел, летчик резко повернул штурвал и самолет вскоре исчез.
- Что это было? - спросил я молодого инженера Борю.
- Хаханьян веселится...
- В каком смысле?
- Поддал и пугает всех.
- Ничего себе шуточки, а если не справится с управлением?
- Пока справлялся, - спокойно заявил Боря.
- А начальник что, не видит что ли всего этого?
- Послушай, - сказал Боря, - у них там в управлении других летчиков нет. Если этого заберут - сезон срывается.
- Но он же поубивает тут всех!
- Пока не поубивал...
Вечером пошли с Борей на рыбалку к речке Хобда. Речка оказалась небольшой - метров пятнадцать шириной -, но живописной. Камыши красиво обрамляли берега, которые не обрывались, а плавно спускались к воде. Склоны были плотно покрыты черными ракушками.
- Это мидии, - сказал Боря, - ими тут все берега покрыты. Их можно варить и есть.
- Еще чего! - возмутился я и закинул удочку.
Простояли мы у берега около часа, но ничего не поймали.
Сзади послышался разговор и я оглянулся. Со стороны поселка приближались три человека. Это оказались начальник камералки Басаныч, недавно прибывший главный геолог геофизического треста и пожилой инженер, сопровождавший главного геолога. Поздоровавшись с нами, начальство быстро разделось до трусов и стало громко нырять в воду. Наша рыбалка закончилась так и не начавшись...
Выйдя вразвалку в мокрых черных трусах на берег, толстый начальник подмигнул пожилому сопровождавшему и тот достал из сумки две бутылки водки. Потом пожилой разлил жидкость в два граненых стакана, поскольку Басаныч пить отказался, и чекнулся с толстым начальником. Выпили они залпом. Отдышавшись и закусив солеными огурцами, черным хлебом и консервами, они разлили по второму стакану. Нам не предложили. Поэтому мы быстро смотали удочки и направились в поселок. Когда я проходил мимо толстого начальника, тот спросил:
- Ну как идет практика?
Я начал косноязычно объяснять, что только что приехал и еще не вошел в курс дела, что пока что только начал рисовать графики скоростей, что.... Не слушая ответа, начальник запрокинул голову со стаканом в левой руке. Правой он показал нам, что можно идти.
Уже у поселка мы решили, что и мы не лыком шиты и направились к Сельпо. Купив бутылку московской и два сырка, вернулись к нашему дому и зашли в мою коморку без окон и дверей. Разлили и завели разговор о жизни. Боря стал рассказывать мне, что происходило до моего приезда.
- Тут у нас вчера с поля приехал шофер Миша на МАЗе. Ты его видел - низенький такой и коренастый - на зека похож. Он зеком и был лет пятнадцать.
Недавно вышел на свободу. Так вот, он вернулся с поля , а через день милиция заявилась. Он, оказывается, сбил двух коров и одного бычка и даже не заметил. Совершенно вдрободан ехал. Когда приехал, то сначала избил жену на всякий случай, а потом стал приставать ко всем по очереди. Его механик, Жора, успокоил, но не сразу. Только со второго захода, когда отоварил лопатой. А на следующий день приехала милиция и поставила Жоре условие: либо штраф полторы тысячи, либо суд и нары. Полутора тысяч у него не было...
Вот мы и на окраинах LA. В основном новостройки с разбросанными на большие расстояния строениями. Вокруг домов высажены саженцы, все выглядит довольно скучно и малопривлекательно. Однако дома добротные не то, что в Хобде. Причем здесь Хобда? Всякая фигня лезет в голову, а надо расслабиться и впитывать в себя новые впечатления. В Хобде все-таки домишки были значительно похуже, а деревьев почти не было. Опять воспоминания нахлынули неуправляемым потоком.
Басаныч дал мне задание проконтролировать молодых рабочих, которые чинили запасную косу (кабель), состоящую из большого количества проводов, скрепляемых специальными кольцевидными затяжками. Работали трое парней и некрасивая девица. Все они были несовершеннолетними. Парни разматывали в отдельных местах косу и искали оголенные провода, которые они потом заматывали изолентой. Девица ничего не делала - только переходила с места на место, присаживаясь на что придется. Парни следили за ней как тигры в фильме "Полосатый рейс" за незадачливым "укротителем".
"Странно", - подумал я, "девица страшненькая, а они так на нее смотрят..."
Решив разгадать загадку, я придвинулся к парням и стал "смотреть" вместе с ними. Тут же я все понял - девица была без исподнего.
"Вот блядища! Такая молодая, а уже такая развратная" - подумал я.
Девица заметила мой осуждающий взгляд и ретировалась в сторону камералки.
Парни заскучали и стали зло посматривать в мою сторону, демонстративно отлынивая от работы. Во-первых, пропал объект, на котором проверялся основной инстинкт, а, во-вторых не хотелось подчиняться какому-то студенту, который был не на много их старше.
На другое утро Басаныч сказал мне, что надо лететь вместе с Борей на профиль, чтобы продолжить там практику. Это примерно около 150 километров на Север, где полевой отряд проводил сейсмические работы. Самолет стоял рядом с камералкой. Паша копался в моторе, а Жора, синий от вчерашнего, выплескивал струю этого вчерашнего в ближайшие кусты верблюжей колючки.
- Жора, ты чо, полетишь? - с неподдельным удивлением и с некоторым страхом спросил Боря.
Жора не отвечал и продолжал свое дело, сопровождающееся трубными звуками.
- Отстаньте от него. Он настраивается, - сказал Паша.
Мы молча ждали...
Жора закончил и пошел к колонке умываться. Делал он это очень долго. Солнце уже начало припекать. Стреноженная кляча подошла к самолету и стала пробовать обшивку зубами. Паша лениво отогнал ее и тоже пошел к колонке.
- Сомневаюсь я, что полетим сегодня, - сказал я.
- А ты не сомневайся. Они и не такие летали.
Мне стало почему-то грустно. Я вспомнил о своей девушке, с которой поссорился до практики.
"Надо бы ей позвонить", - подумал я, - " а то забудет за лето".
Подул довольно сильный ветер. Крылья самолета задрожали и стали раскачиваться в разные стороны. Именно в это время показались бодрые летуны.
-Что, раскисли? Щас я вас взбодрю, - сказал пилот.
Паша ехидно заулыбался.
Выехали на 15 хайвэй, который начинается от Сан-Диего и кончается с Солтлейк-сити. Промежуток дороги до Викторвилля был холмистым и пустынным. Когда мы уже проезжали последние домики Викторвилля, в воздухе показался небольшой самолетик, летящий настолько низко, что в кабине был виден летчик. Это оказалась девушка, которая помахала нам рукой.
- Здесь они, наверно, на самолетах как на личных машинах катаются? - спросил я приятеля.
- Да, здесь каждый может приобрести самолет, но разрешение получить не так просто. А, кроме того, нужно перездавать экзамены каждые пол-года.
- Да ну его - этот самолет, - сказал я, - лучше на машине ездить.
Те же слова произнес я тогда в далекой Хобде, когда мы залезали в кабину Яка.
Поскольку самолет был четырехместный, то оказалось, что мы заняли все места. Мотор взревел, машина вздрогнула, сорвалась с места и через несколько секунд оказалась в безбрежном воздушном океане.
Первые полчаса все было нормально. То есть, мы глазели на проплывающий внизу пейзаж, болтали без умолку, крутили головами в разные стороны. Было действительно интересно наблюдать за извилистой поймой речки "Хобда". Вода блестела как тысячи бриллиантов, рассыпанных на желто-зеленом одеяле.
В некоторых местах к воде устремились полчища сайгаков, подымая пыль почти до самого самолета. Степь стелилась до горизонта огромным желто-коричневым одеялом. Немерянные пространства Земли невольно вызывали мысль о несправедливой неравномерности расселения людей по планете: где-то они теснились по десять человек на сто квадратных метров, а где-то день можешь пройти и не встретить ни одного путника или признаков жилья. Несправедливо...
Размышления эти были прерваны неприятным и неожиданным ощущением свободного падения вниз. Сердце подскочило к самому горлу и бешенно забилось. Кишки в животе сжались в комок. Состояние невесомости, длившееся несколько секунд, вдруг сменилось ощущением жуткой тяжести во всем теле. Казалось, что кожа на лице стянулась к самому подбородку и еще чуть-чуть и она оборвется и размажется по дну кабины. Я повернул голову к Боре - тот напряг жилы на шее и смотрел вперед выпученными глазами.
- Ты что, гад, совсем ох...л! - закричал он, когда маневр повторился. Я тебе сейчас всю кабину заблюю - не отмоешь вовек.
- Ладно, молодежь, - повернул голову Паша, - главное в штаны не наделайте, а к блевантину нам не привыкать...
- А ты, Паша, - продолжал кричать Боря, - ваще отхватишь по полной программе, когда прилетим.
- От тебя что ли?
- От нас...
Паша не ответил, посмотрел сначала вниз, а потом что-то крикнул на ухо Хаханьяну. Самолет сделал резкий крен вправо и рухнул вниз.
- Пикируем на объект! - крикнул Хаханьян весело.
Мы с Борей вцепились в поручни и уставились в окна, полагая, что хряпнемся всенеприменно. Однако у самой земли машина выпрямилась и пошла на посадку.
На заправке перед Барстоу остановились и вышли покурить и, как говорили в армии, оправиться. Ничего особенного: небольшой магазинчик с дорогими закусками и напитками и сувенирами. Почти все сувениры китайские, как и во всем мире. Продавцы приветливые и безразличные, наверно, из-за жары, хотя кондиционеры исправно работали.
-Нигде нас не встречают, - в шутку сказал я и сразу же вспомнил, кто встречал нас там, когда мы приземлились...
Встречали нас начальник отряда Володя, проявительница Надя Гон, шофер грузовой машины Муршид (балкарец), шофер станции Никитич и его жена, повариха Валя. Никитичу с Валей было около пятидесяти, Муршиду лет сорок, Наде около двадцати пяти, а Володе около трицати. Еще были два молодых рабочих, Сашка и Витька.
В первый же вечер началась гроза и пришлось мчаться на грузовике на профиль, чтобы смотать по-быстрому косу. По-быстрому не получилось, поскольку через полчаса воды было уже по колено. Мы (Боря, я, два рабочих и шофер) оказались среди залитого водой поля на грузовике, в кузове которого громоздилась огромная катушка для сматывания кабеля. Молнии били в землю все ближе к нам. Шофер Муршид явно нервничал. Он вообще был человеком, предпочитающим уют всяческой возне и неуемности. Обычно он лежал в своей палатке и предавался одному ему известным мечтаниям. Перед входом палатки висело на нитке внушительных размеров соцветие рогоза (камыша) с прекрепленной к нему биркой, на которой было написано "Эталон х...й". Надя Гон с уважением поглядывала на эталон и говорила:
- Таш мудугу, дунья таш мудугу. - что означало, как она объясняла, было молитвой на балкарском, которой ее обучил Муршид.
Итак молнии все ближе подбирались к машине, на которой Муршид буксовал, пытаясь безуспешно сдвинуть с места. Ма стояли поодаль и с грустью на него смотрели. Вдруг Муршид открил дверь кабины, выскочил и побежал в сторону. Когда он отбежал метра три, в кабину шарахнула молния. Искры посыпались в разные стороны.
- А ты как почувствовал? - хором спросили мы.
- Волосы на эталоне встали, - полузлобно ответил мудрый кавказский человек.
Мы стояли по колено в воде, вымокшие до нитки, с безысходностью в глазах и потихоньку подвывали. Когда степень безысходности достигла аппогея, Муршид направился к обуглившейся кабине машины и стал рыться в ней долго и упорно. Потом он выбрался и с радостью продемонстрировал нам цель своих поисков - это была литровая бутылка с прозрачным содержимым.
- Спирт, таш мудугу, дунья таш мудугу, - сказал он и приложился к горлышку.
Через несколько минут мы все заметно повеселели.
- А давайте пешком пойдем в лагерь, - предложил Миша.
- Ты че, ненормальный, - охладил его один из рабочих, - вокруг одна вода, а куда идти?
- Действительно, - подумали все, - идти некуда.
Через некоторое время вышло солнце, причем палить начало нещадно. Буквально на глазах вода начала куда-то исчезать. Послышался гул самолета. Это был Хаханьян. Пролетая над нашими головам, самолет покачал крыльями, но садиться не стал.
- Надрался, как всегда, но нашел нас, молодец- заключил Муршид.
Успокоенные все залезли в кузов, легли на доски возле катушки и сразу же заснули под горячими лучами.
Проснулись от гула мотора. Это был вездеход, в кабине которого рядом с шофером сидела Надя Гон и радостно улыбалась. На обратном пути решили заехать в магазин ближайшего совхоза.
В километре от совхозного центра было водное хозяйство, в котором в изобилии плескались гуси и утки. Решили запастись мясом. Способ добычи был первобытным. Рабочие ныряли в мутную жижу, подныривали под выводок и хватали жертв за лапы. Озеро зашумело. Птицы не на шутку всполошились. Гоготание и хлопанье крыльев должны были быть слышны в поселке. Но полевиков этот факт ни коем образом не трогал. Три утки и два гуся со связанными лапками барахтались в кузове через несколько минут. Клювы их были обмотаны липкой лентой.
Ларек оказался закрытым, что вызвало бурю негодования и бездну отчаяния. Однако все вспомнили о полбутыли Муршида и снова повеселели.
Перед ирмо справа появилась еще одна дорога, но поменьше. Она то исчезала, то появлялясь вновь и только за Данном ушла вправо. Дорога стала совершенно скучной. Я продолжал предаваться воспоминаниям с ностальгической грустью.
В лагере стояла мертвая тишина. Обитатели забились в палатки и молчали.
- Что такое? - спросил я у начальника.
- Повариха запила...
- Что значит запила - она же с мужем?
- И муж запил.
- А где взяли? В лагере же ничего не было.
- Да они так удачно смотались в совхоз, что я даже не заметил - горестно закончил Володя.
- Выходи, народ, птицу готовить! - послышагся веселый клич Муршида.
Надя Гон и Володя неходя выползли из палаток.
Муршид развязал лапы первого гуся и стал искать свой раскладной кавказский нож. Гусь рванулся и, вырвавшись из рук Муршида, помчался по степи.
- Ладно, пусть погуляет, - сказал кавказец и полез в кузов за второй птицей.
Как только он схватился за борт с намерением перемахнуть через него, вся живность враз с гоготанием выпорхнула на землю и помчалась в том же направлении, что и первый гусь.
Сашка и Витька бросились за ними.
- Стой! - закричал Муршид, - сами вернутся - они же домашние.
Сашка и Витька остановились и все стали наблюдать за развитием событий.
Гуси и утки действительно остановились чарез двадцать метров и стали приводить себя в порядок: трясли крыльями и приглаживали перышки. Потом сгрудились у самого крупного гуся и стали гоготать, как бы советуясь с ним.
Гусь покрутился на месте, повернул голову в сторону лагеря, расправил крылья, пару раз гаркнул, затем сложил крылья и уже уверенно направился в нашу сторону.
- Вот те на, сдаются, значит, - сказала Надя.
- Они без людей не могут, - заявил Витька многозначительно.
- А мы за это их в суп, - заключил Сашка.
- Давайте их на черный день оставим, - предложила Надя, - а я вам лапшу с консервами сделаю.
Все нехотя согласились, осознав гуманность поступка.
- Да-ра-ра-ра-ра. Тым-ты-рым-ты-рым-тым. Хоп...
Справа вижу совершенно плоский участок равнины с белыми проплешинами -такыр, по казахски (или по тюркски).
- Здесь устанавливают рекорды скорости на специальных автомобилях, - говорит приятель, - правда эти автомобили сильно напоминают ракеты, но едут-то по земле и на колесах вроде бы...
- А-а, - говорю, - у нас в Казахстане таких такыров навалом - еще и побольше будут, но там соревнуются только верблюды и геологи по пьянке.
Еще помню в армии, в Туркмении, по такому такыру на бронетранспортере по 45 градусной жаре я ехал с солдатами целый день. Конца и края не было тому такыру. Люки мы пооткрывали, но все равно ощущение было такое, будто мы сидим у мартеновской печи. А ночью шакалы выли, казалось, рядом с нами. Сержант Мисяк передернул затвор и шмальнул очередью из АКМ. Шакалы замолчали, но не надолго.
Ночью меня разбудила какая-то возня в соседней палатке, где ночевала супружеская пара: Никитич и Валя. Сначала ничего невозможно было разобрать, поскольку Никитич просто мычал, как бык, а Валя издавала звуки, напоминающие поскуливание замерзшей собаки. Но потом отдельные фразы стали долетать и я уже хотел заткнуть уши подушкой, но одна фраза меня насторожила.
- Ты, падла, меня заразил, ты...
- Чем это заразил? - подумал я и стал прислушиваться.
- Ты меня сифилисом заразил, а я тебя всю войну ждала. Сука ты и кабель. Я ни с одним парнем не спала все пять лет, а ты всех немецких блядей пере...л. А я тебя ждала...
Холодный пот прошиб меня после этих слов. Получалось, что кормила нас женщина, болеющая сифилисом. Более жуткого сценария трудно было даже представить. Уже столько лет прошло после войны, а последствия ее, похоже, докатились и до нас. Я лежал, уже не прислушиваясь к дальнейшему пъяному разговору, и думал невеселую думку.
"Пока мы сообщим руководству, пока до них дойдет, пока они найдут и пошлют новую повариху да пока она доедет до нас, мы все будем заражены одной из самых страшных болезней XX века. Кто-то из друзей в институте рассказывал мне, что читал в одной газете, что и у Ленина был сифилис, которым его Инесса Армандт заразила ".
Однако этот факт не успокаивал, а наоборот, навевал тяжелые мысли, учитывая чем закончил вождь. Я елозил в спальном мешке, переворачиваясь с боку на бок.
" Вот интересно, про войну я читал много, а про такое не встречал. Кто из жен и любимых ждал с войны, кто не дождался и изменил, но чтобы такое... А ведь, наверное, случаев таких было много... И никто об этом не написал. Странно. А, может, цензура не пропустила. Много еще чего не пропустила цензура..."
" Нет, до утра я не дотерплю", - подумал я перед самым рассветом и... уснул.
Утром я прежде всего бросился к палатке Володи. Он уже стоял у умывальника и чистил зубы.
- Володя, ты знал, что у нас повариха сифилисная?! - почти закричал я.
- Валя, что ли?
- Валя, Валя! Как вы могли такую принять? Она же заразит нас всех и потом всю жизнь будем лечиться.
- Да успокойся ты, - заулыбался Володя, - она вылеченная.
- Откуда ты знаешь, что она вылеченная?
- Я ее больничную книгу смотрел и с главврачем беседовал.
- Так ты ее что, прямо из поликлинники забрал? - опешил я.
- Нет, она мне сама призналась, что после войны болела, но десят лет назад вылечилась полностью. Я не поверил и сходил в поликлиннику.
- А остаточные явления? - настаивал я.
- Какие еще явления, студент, кончай базар, надо на профиль ехать. Там косу, похоже, баранчики перепутали.
- Перепутали с чем? - спросил я.
- Как, то есть, с чем? Просто перепутали всю.
- А, - понял я, - запутали.
- Ну запутали, нe все ли равно?
Я подсел в грузовой газик к Муршиду и мы поехали на профиль. Расстояние нужно было преодолеть около 30 километров. Через час мы уже были на месте. Я был уверен, что пастух (чабан, по-казахски), увидев результаты прогона отары, постарается скрыться, но тот как ни в чем не бывало продолжал пасти, т.е. сидел на пригорке, а стадо спокойно гуляло около нашего кабеля, местами сдвинутого ногами баранов и изрядно потоптанного.
Мы стали кричать на чабана но тот, судя по всему, ничего не понимал из наших криков и даже привстал от растерянности . Муршид довольно неплохо говорил по-казахски и начал ему растолковывать. Отдельные фразы он переводил по моей просьбе, хотя я немного понимал, поскольку родился в Казахстане .
- Ты знаешь, что ты наделал, шайтан?
- Ничего не делал, только туда-сюда ходил.
- Твои бараны испортили кабель, который стоит 50 тысяч рублей.
Чабан думал, что он ослышался, поскольку не предполагал о таком ущербе.
- Пятьдесят рублей? - переспросил он.
- Пятьдесят тысяч, Шайтан недорезанный.
Почти черное от солнца лицо пастуха заметно побледнело.
- Ой-бай, что делать? У меня таких денег нету.
- Ничего, совхоз заплатит, - продолжал Муршид.
- Ой-бай, меня в тюрьму посадят за такие деньги, а мне Гюльнара надо замуж выдавать.
- Обязательно посадят, - заверил Муршид.
Мне стало жалко пастуха и я принялся дергать за рубашку водителя. Он отмахнулся и зло посмотрел на меня. Я обиделся. Диалог продолжался.
- Ой-бай, запричитал чабан, начав приседать. На третье приседание он вдруг успокоился, выпрямился и обратился к Муршиду.