Одиночка

А ночь, словно боль, темна

Зверь здесь, и он ждет тебя

Ты чувствуешь вкус охоты,

зверь этот - я!

М. Пушкина

Все начинается с боли. Боль прокатывает по всему телу, опрокидывая на землю. Зудит кожа. Спазмы скручивают тебя, заставляя сгибаться в три погибели и червем ползти по земле. Начинаешь в отчаянье раздирать бока в кровь, что бы только перестать ощущать этот нестерпимую пытку.

Ты видишь, как меняются твои руки, чувствуешь, как внутри перестраиваться органы, разбухают мышцы. А затем накатывает взрыв ощущений. Приходит безумие. Мир приобретает совершенно иные оттенки и звучания. И в миг все возвращается на свои места. Только, ты уже другой, хотя осознание приходит позже. И это страшно. Страшно тем, что меняются не только облик и ощущения, но и мысли. Сознание угасает. Нет, ты не перестаешь считать себя человеком, но ты просто перестаешь им быть.

Ощущения гаснут, уступая место растерянности и новой боли. Все той же сильной боли, заставляющей скрежетать зубами и дико выть. Резь в мышцах не дает покоя и поэтому приходиться бежать. Да это глупо-мчаться сломя голову, чтобы успокоить боль, но это помогает. Суставы ещё не привыкшие к изменившемуся телу слегка похрустывают. Это скоро проходит, зато учащается пульс. Сердце начинает стучать словно автомат, перекачивая кровь в сосудах. Немого сводит легкие. Ты чувствуешь каждую клеточку своего тела. И все они миллионом тоненьких голосков просят, требуют, приказывают найти пищу. Только сейчас ты понимаешь, насколько ты голоден. Ещё бы, для перевоплощения требуется целая уйма энергии, а не восстановить её означает провести ночь в бесконечных судорогах.

Бег от боли превращается в бег за добычей. Я не знаю, кто станет жертвой на этот раз, да это меня и не волнует. Разум поглощен лишь тем, где можно раздобыть пищу. Я бегу все быстрее и быстрее, не разбирая дороги и не особо скрываясь от любопытных глаз. В это время людей на улицах не так уж и много.

Голод силен, но я продолжаю искать жертву. Я мог бы разорвать первого же прохожего, попавшегося на глаза, но мне нужно совсем не это. Да, я утолю голод, но жажда крови через пару дней проснется вновь, и будет она гораздо сильнее, чем теперь. Мне нужно найти именно мою добычу. Именно поэтому я следую инстинкту и иду по следу.

Неожиданно в ноздри бьет резкий ни с чем не сравнимый запах. Странно на этот раз я уловил его почти сразу. Что ж, долгой охоты не предвидится. Это он--запах добычи. Он не имеет какого-то определенного оттенка, напротив, каждый раз он ощущается по-иному. Чаще это смесь мускуса и крови, реже--странное смешение застарелого пота и ванили, иногда ещё что-нибудь. Но почти всегда ты сразу понимаешь, что это тот самый запах. Понимаешь потому, что он манит к себе, затуманивая разум и лишая воли.

Запах не так уж слаб, значит до цели не больше квартала. Так везет не всегда. Скулы немеют, а рот заполняется слюной. Возбуждение растет, и сердце начинает биться все чаще. Всего каких-то полквартала и все кончится. Я почти ощущаю вкус теплой, немного отдающей железом и солью, крови. Иллюзия кажется настолько реальной, что у меня колет десны.

Запах теплой кожи с примесью гвоздики,- в этот раз это именно он - все усиливается. Да, жертва вот-вот появиться передо мной. Она ещё не знает, какая роль отведена ей этой ночью, но страдать она не будет. Я сделаю все быстро. Свернуть кому-то шею не сложно, нужен лишь один точный прыжок. Всего один молниеносный прыжок и все будет кончено. Тело с глухим стуком упадет в слякоть осеннего парка и охота завершиться. И мой голод умрет также быстро, как умрет этот человек.

Вот он! Точнее она. Медленно прогуливаясь вдоль парковой ограды, идет молоденькая девушка. Темный плащик до колен, симпатичный беретик-ничего особенного. Судя по запаху ей не больше двадцати восьми. Хм, какая милая особа. При других обстоятельствах я никогда бы не притронулся бы к ней. Но запах сводит меня с ума, и я не в силах себя сдерживать...

Она всего в какой-то паре метров от меня. Я кожей ощущаю её тревогу и волнение. Ей страшно. Да! Она тоже чувствует пульс охоты. Её подсознание бьет тревогу-- опасность, где-то рядом. Девушка пытается не обращать внимания на странное чувство, что охватывает её, но волнение все усиливается. Люди давно перестали обращать внимание на голос своего шестого чувства. И это сделало их слабее, уязвимее.

От возбуждения у меня начинают подрагивать колени. Жертва уже на расстоянии прыжка. Я пригибаюсь поближе к земле. Сейчас, ещё одно мгновение, и её горячая кровь окажется на моих клыках.

Но что это?! Девушка вздрагивает от высокого, хищного воя. Она останавливается и обеспокоено начинает оглядываться по сторонам. Вой повторяется ещё раз.

Охота прервана! Чужак появился на моей территории и заявил свои права на добычу. Скорее всего, он даже не знает, что я первым вышел на эту девушку. Неужели он не слышит моего запаха? Но сейчас это меня не волнует. Добыча моя по праву и пока я жив, никто не смеет вырывать её из моих лап.

Теперь охота окончательно сорвана --в тусклый круг единственного работающего в этом парке фонаря выходит мой соперник. Он несколько крупнее меня, но это ничего не значит. В отчаянии или бешенстве зверь способен на все. От отчаяния я был далек, зато вот ярость медленно сливается в густой комок внутри меня. И этот комок все настойчивее просится наружу.

Девушка тоже его замечает. Её лицо меняется, на нём появляется выражение панического ужаса. Она поняла, что это далеко не пес. Это даже не волк, да и откуда им взяться в центре города.

Чужак бросается вперед. В это же время я выпрыгиваю из-за своего укрытия, целя наперерез сопернику. Он замечает меня. Он удивлен, но сделать уже ничего не может. Я врезаюсь чужаку в бок, сбивая ему дыхание и заставляя издать хрипящий полу визг. Этого оказывается вполне достаточно. Акела промахнулся.

Теперь мы один на один. Девушка, в оцепенении прижавшаяся к ограде в счет не идет, она будет наградой победителю. На долю проигравшего останется лишь холодный асфальт да лужа собственной крови.

Вот он стоит передо мной. Его буро-рыжая шерсть переливается в отблесках фонаря, а с клыков на оскаленной морде стекает слюна. Мы оба ослеплены яростью и ненавистью друг к другу. Вот он решающий миг: или я, или он.

Я с ревом бросаюсь вперед, впиваясь клыками в его мускулистую шею.

Мы сплетаемся в дико рычащий и ревущий, скулящий и брызжущий слюной комок плоти. Клочья шерсти, и кровавые брызги летят во все стороны. Мы кусаем, рвем, грызем друг друга. Каждый из нас чувствует лишь ненависть к сопернику, и боль. Свою вечную боль, которая внутри терзает каждого из нас.

Звучит скулящий визг, просящий о пощаде. Но пощады не будет.

Отрываю глаза. И тут же захлопываю их. Резь нестерпима до такой степени что из глаз брызжут слезы. Утираю их уголком пододеяльника и только сейчас понимаю, что я лежу в постели.

Да, я действительно лежу на разложенном диване, укрываюсь толстым одеялом в розовом пододеяльнике, а под головой у меня целый пуховый цеппелин.

В голове твориться полный сумбур. Попытки припомнить события последних пяти часов моей жизни не приносят весьма скудные плоды. В памяти вертится лишь оскаленная пасть зверя. Скорее всего, он уже больше никогда не выйдет на охоту.

Попытки подняться с дивана тоже не дают особых результатов. Страшно кружится голова. Чертыхаясь, ложусь обратно.

С тихим скрежетом поворачивается в дверях ключ. В щель приоткрытой двери опасливо заглядывают, но, похоже, решив, что я неопасен все-таки заходят.

Это та девушка, что была в парке. Она с опаской поглядывает на меня, но подходит все ближе. Она боится меня, я это чувствую. И понимаю её страх.

--Я перевязала твои раны-произносит она тихо.-Тебе нужно к врачу.

И действительно вся моя грудь, и шея туго замотаны в бинт. Надо признать, девчонка наложила повязки весьма профессионально.

--Как я попал сюда?--не обращая внимания на её последние слова спрашиваю я.

--Я дотащила. Здесь совсем недалеко. Тогда в парке, когда ты-на мгновение она запинается. -убил того, второго, ты стал человеком.-- опуская глаза, бормочет она.-- У тебя все тело было изорвано. Я кое-как перебинтовала, но этого не достаточно. Нужно в больницу ехать.

--Что же врача не вызвала?-- усмехаюсь я.

Она краснеет и молчит. Какие мысли могли бы появиться у врачей при виде моего изорванного тела? Да и не во врачах дело. Она до дрожи в коленках боится меня. Иначе не стала бы запирать в комнате. Что ж правильно делает, что боится.

--У тебя есть какая-нибудь одежда? И желательно мужская.

--Ты собираешься куда-то идти в таком состоянии? - она выглядит удивленной и испуганной. Еще бы, мысль о том, что такой монстр как я, будет разгуливать по городу, приведет в шок даже подразделение спецназа. Таково примерное количество людей, с которыми я могу расправиться без особых трудностей. .

--Все в норме. На мне все быстро заживает, - отвечаю я. - как на собаке.

От этих слов она вздрагивает, как от удара, но все-таки уходит на поиски одежды. Я лишний раз напомнил ей, что я не человек. Чудесно...

Да, видно я был почти при смерти, раз ко мне вернулся человеческий облик. Если бы не она, то лежать на земле в парке остались бы двое. Вот только уверен, что это не из благодарности она меня сюда доволокла. В состоянии аффекта люди и не такие глупости совершают, что уж говорить о таком. А вот когда шок испаряется, в гости являются растерянность и страх.

Ран под бинтами уже нет, я это чувствую. Регенерация у меня проходит быстро, как, впрочем, у всякого из нас.

Зря она меня сюда притащила, ох зря. Теперь ни ей, ни мне житья не будет. Вечный соблазн сюда вернутся, не даст успокоиться. А уж как её запах в городе отыскать проблемы не возникнет. Нет, нужно уходить отсюда, как можно скорее. Так будет лучше для нас обоих.

Как же хочется жрать! Проклятые последствия быстрого восстановления.

Девушка возвращается в комнату и приносит мне слегка потрепанные джинсы, чьи-то старые кроссовки и серый свитер.

--Отцовские-бормочет она, глядя, как я прикидываю размер кроссовок.

Головокружение и боль уже прошли, поэтому я безбоязненно встаю с дивана.

--Я похож на хрустальную вазу?!

--Нет-растерянно отвечает она.

--Тогда сделай милость, отвернись пожалуйста.

Она снова краснеет и отворачивается. Я обидел её, но так надо. Пусть лучше у неё в памяти останется образ грубого, хмурого парня, чем стальной вой охотящегося зверя.

Немного поднапрягши мышцы сдираю с себя бинт и тихо кладу его рядом с диваном.

--Как тебя зовут?- спрашиваю я.

--Аня.

Она поворачивается, но я уже одет.

--Послушай меня, Аня. Большое тебе спасибо, ты мне очень помогла, но сейчас я уйду. А ты забудешь про все, что вчера было. И про меня, и про того эм-м-м...это существо. Про все. Ничего того не было. Слышишь?

Она кивает, и вдруг спрашивает:

--Кто ты?

Кто я? Интересный вопрос. Как бы мне самому хотелось бы знать ответ на этот вопрос.

Я не раз спрашивал себя об этом с момента той проклятой аварии, когда не знавшие меры в выпивке студенты самоуверенно отправились "к другану на флэт", усевшись за руль неисправного "жигуленка". Его тормоза постоянно заклинивало, но сдавать машину в ремонт было бесполезно. Тому металлолому светило место разве что на свалке. В результате он оказался именно там. Жаль только, что вместе с собой он прихватил и несколько человеческих жизней. На скользком шоссе проклятый автомобиль взбунтовался и вылетел на встречную полосу прямо в лоб "КаМАЗу". Двое погибли на месте. Еще двое были доставлены в больницу с многочисленными переломами, сотрясениями и сильной потерей крови. По прибытии один из них скончался. Оставшемуся "счастливчику" было сделано переливание, благо донорская кровь нашлась сразу. Вот только вместе с дозой спасительной алой жидкости парень получил "сюрприз", искалечивший всю его жизнь. А врачи еще долго удивлялись, как это после такой серьезной аварии парень оправился всего за полторы недели.

-- Кто я -- неважно, поверь мне. Это знание тебе не поможет. Да и мне душу не облегчит. Просто забудь все, что произошло.

Я уже порываюсь уйти, как её слова останавливают меня.

--Тогда в парке ты спас меня. Спасибо.

Смешно. Дичь благодарна охотнику.

--Еще не известно, спас ли я тебя.

Я стремительно шагаю за порог и хлопаю дверью, чтобы она ничего не успела сказать мне вдогонку. Нужно срочно искать съестное.

Кто сказал, что оборотень выходит на охоту лишь в полнолуние? Старая престарая сказка для деревенских детишек. Единственное что заставляет зверя покидать свое логово-- это гремучая смесь инстинкта и голода. Порой зов этой парочки не стихает и до трех ночей подряд. Но чаще он спит месяцами.

Уже вторая ночь обращается для меня кошмаром. В голове стоит сумасшедший звон и всюду меня преследует этот запах. Въедающийся глубоко в мозг запах моей живой добычи. Он приносит страдания, но ощущать его хочется вновь и вновь. Нельзя было оставлять девчонку в живых.

Я ведь знал, что так оно и будет. Так было каждый раз, когда я пытался поступать как человек. Пытался сдерживать себя, не давать воли зверю. И каждый раз эти попытки заканчивались срывом. И я буйствовал ночи на пролет, убивая всех без разбору. А через день все СМИ города трубили о хладнокровном маньяке, терроризирующем окраины. Это если от людей удавалось найти хоть что-нибудь.

Зверь не должен держать верх над личностью и разумом. Инстинкты возвращают человека в его изначальную сущность, убивая в душе теплые чувства и положительные эмоции. Остаются одиночество, отчаянье и обида. А еще желание убить и сожрать. И что самое ужасное: сожрать не только ради насыщения, но и ради удовольствия. Да, удовольствия, которое как доза героина приносит облегчение душе, убирает внутренние рамки. Правда, лишь на короткое время. Потом голод приходит вновь и дай бог, чтобы он не был сильнее, чем в прошлый раз.

Уж и не помню, когда я в последний раз просто так выбирался из своего логова. Только охота вытаскивала меня из этой мрачной одноэтажной хатки заросшей бурьяном и окруженной некогда ухоженными, а сейчас изъеденными паразитами яблонями. Как раз подходящее местечко для твари вроде меня. Соседи думают, что тут живет беспросветный пьяница, который по ночам подрабатывает сторожем. Я их и не разубеждаю.

Наверное, каждый из нас со временем перестает ощущать тягу к обществу и людям. Мы начинаем ценить одиночество. Если бы не мое сопротивление уже через пару лет я бы совсем забыл, что я был когда-то человеком. Вел бы звериный образ жизни: убил, сожрал, нагадил, раз в полгода выбрался на воздух, что бы повыть на луну. Вполне можно спокойно существовать.

Все мы-- одиночки, предпочитающие не попадаться на глаза не только людям, но и своим. Удивительно ещё, как это тот гаденыш умудрился выйти на меня в ночь моей охоты. Впрочем, шел он не на меня, а на добычу, которая, по странному стечению обстоятельств, принадлежала мне.

Зачем-то, словно подтверждая то старое изречение о преступнике и месте преступления, я вновь возвращаюсь в парк. Я иду по аллее, глубоко вдыхая запахи прошедших дней, четко различая какие из них чувствовались в ту ночь, а какие добавились позже. Мерзкая до отврацения приторная мешанина из остатков фаст-фуда и еще черт знает чего в урне около скамейки. Аромат ванили, видимо это мороженое оброненное вон тем мальчиком. Ощущается кислый, едва заметно бьющий в нос запашок, оборачиваюсь, так и есть--на скамеечке целуются парень и девушка. О том чего они оба страстно желают, можно догадаться, не обладая сверхчеловеческим обонянием. Достаточно одного взгляда на них.

Будь осторожен, приятель, не самое лучшее время ты выбрал. Залетит девчонка, потом сам не рад будешь. Но помимо прочего букета всевозможных запахов и их оттенков есть здесь еще один. Звериный. Мой? Нет.

Оборачиваюсь. Мне на встречу шагает небольшая, но весьма разномастная компания. В основном мужчины. Пара качков да щуплого вида молодой паренек. А еще женщина. Без сомнения, она в этой группе главная. Волчица, глава стай.

Да такое случается редко, но все-таки случается. Одна волчица или волк собирает вокруг себя несколько таких же зверей, чаще всего противоположного пола. Единственной причиной для такого союза служит общая выгода. Так легче охотится и "воспитывать" новичков. Выживать, в общем. Все члены стаи живут порознь, а собираются лишь по ночам. Это как большая семья, только узы, связывающие её членов далеки от семейных. Если ты входишь в такую компанию, тогда уж все равно насколько силен твой личный голод. Если он мучает хотя бы одного из собратьев, то охотиться выходит вся стая. Для этого вкалывают несколько кубиков адреналина. Он стимулирует появление голода. Вот только риск быть пойманным на общей охоте возрастает многократно.

Я сам начинал в похожей компании. Лет пять назад. И, скажу я вам, семеро волков-слишком большая стая для маленького городка, где живут далеко не дураки. На нас устроили облаву и вырезали почти всех. Из всех целыми ушли только я да вожак. Где он теперь-не знаю, а вот я сюда подался, в столицу. Как ни странно, здесь дедовским суеверьям мало кто придает значение. Похоже, что так считаю не я один.

Между тем компания усаживается на скамеечку, заставляя целующихся влюбленных оторваться от своего приятного занятия и пересесть подальше. Свободных лавок им что ли мало?

Через пару минут тихого разговора от толпы отделяется хмурый худощавый парень. Тупой боевик. Их держат только для загона добычи. В моей стае тоже такой имелся. По-моему когда-то даже пастухом был, до того как на его стадо мы не напали. Когда началась облава, вместо того чтобы спасться, он пытался порвать кому-то горло. Но первым же выстрелом ему снесло пол черепа, а такую рану ни один оборотень не зарастит.

--Здорово, одиночка,-- бурчит он.-Пошли, дело есть. Со старшей поговоришь.

Одиночка. Интересное прозвище. И когда это они успели его придумать? Молча подхожу к скамейке и с независимым видом плюхаюсь на неё. Представляться нет необходимости, они мой запах уже запомнили и теперь если что, меня из-под земли достанут. Впрочем, как и я их.

--Здравствуй.

Старшая. Горьковатый и пыльный запах. Уверенность, чувство безопасности и непогрешимости. Опасный запах.

--Здравствуй, коли, не шутишь, - отвечаю я. - Чем обязан?

--Да вот не далее как два дня назад вот в этом парке свара была? Ничего про это не слышал? -она пристально смотрит мне в глаза.

Значит, из их стаи волк был. А стая своих в беде не бросает. И без отмщения не оставляет. Похоже, нашел я проблемы на свое хвостатое седалище.

Врать смысла не было. Они уже знали, что это я. И от моих слов ничего не зависит.

--А если и слышал то что?

Она усмехается:

--Да, ты Стасика знатно потрепал. Правда Стасик?- старшая улыбаясь смотрит на щуплого очкарика сидящего слева от неё.-Но он на тебя не в обиде.

Очкарик хмуро кивает и косится в мою сторону. Выглядит он несколько помято, что после нашей встречи было вполне ожидаемо. Кислый и зудящий аромат сомнения и обиды.

И этот хлюпик чуть было не отправил меня на тот свет.

--Ты уж его прости. Молод он еще, неопытен. Иногда потренироваться выходит. Да только не всегда себя сдерживать способен. Вот такой вот казус и случился.

Что-то не совсем понимаю. Что значит потренироваться?

--Что от меня-то хотите? Носом чую, не для извинений вы сюда явились.

--Да и ты не погулять вышел, да? В общем вот что, я предлагаю тебе охотиться с нами.

Хм, мне предложили место в стае. Сколачивать здоровую банду посреди города, не самая лучшая затея.

--А что будет, если я откажусь?-интересуюсь я.

--А что должно быть? Ничего мы тебе не сделаем. Только придется тебе отсюда уехать. Здесь мы охотимся. И нас больше. Причем гораздо больше чем ты думаешь.

Эта стерва дает мне понять, что это не вся стая? Что б я два года жил городе и ни разу не вышел как кого-нибудь из "своих"? Быть такого не может.

--Давай, одиночка, решай. Ты с нами?

И в это время я увидел её. Тихой походкой по аллее шла Аня. Её взгляд был устремлен на желтые шуршащие под ногами листья. Чуть отстраненное выражение на лице придавало ей некоторую озадаченность. Похоже, она чем-то взволнована. Скорее всего, она просто шла по своим делам и решила срезать через парк. На её месте я бы обходил эту аллею за два квартала.

Словно почувствовав мой взгляд, она подняла голову и посмотрела на меня. Я вздрогнул. Таких совпадений не бывает!

Аня на мгновение замедлила ход. Нет, девочка, только не останавливайся. Иди и как можно быстрее. Ну, давай же! Словно услышав мольбу, она продолжает идти

Но вздрогнул не только я. Стасик тоже заметил Аню. Заметил и не только узнал. Теперь у девчонки нет шансов.

Наше молчание слишком затянулось. Старшая почувствовала перемену во мне и в одном из своих парней. Она с любопытством посмотрела вслед удаляющейся девушке и смерила нас тяжелым взглядом. Сначала Стаса, потом меня. Волчица приняла решение, я увидел это в её глазах.

Ничего не говоря, я поднялся со скамейки и бросился догонять Аню. Охота начнется в ближайшие дни, и она должна была об этом знать.

--Ты ошибся, Одиночка, сильно ошибся! Но другого предложения не будет,-донеслось мне в спину.

Похоже, в предстоящей охоте мне отведена роль далеко не загонщика.

Я догоняю Аню в арке около булочной. Она идет не оглядываясь, но, похоже, она знает, что я преследую её.

--Постой,--я негромко окрикиваю её.- нам нужно поговорить.

Она резко оборачивается. В её душе мерзкий липкий страх и боль. Черная щемящая боль. Такая же, как и у меня.

--Уходи. Зачем ты вернулся в мою жизнь?

Она почти шепчет. Голос у неё надломлен, она вот-вот разрыдается. Та ночь сломала её. Это видно по её взгляду, выражению лица и безразличности к жизни. За то время пока я шел за ней, она два раза переходила дорогу, не глядя и совсем не заботясь о том, собьет ли её машина или нет. Она ждет смерти каждую секунду и боится всего. И, тем не менее, девчонка продолжает выходить на улицу в надежде, что однажды это прекратиться. Все те, кто хотя бы раз смотрел в глаза зверя, хотят поскорее умереть. Потому что там они видят смерть которая неустанно будет идти за ними по пятам. И если она не пришла сегодня, то обязательно явиться завтра. Всего лишь вопрос времени.

"И восстанут смерть несущие, и воспротивятся ремеслу своему"--это в голову приходит бредовая строчка из дешевой книжки, прочитанной много лет назад, до катастрофы.

--Они придут.

У Ани подкашиваются ноги, и я не успеваю подхватить её. Она оседает на сырой, покрытый радужными разводами бензиновых пятен асфальт.

--Я знала.-бормочет она глядя куда-то сквозь меня.-Веришь, с той секунды как ты ушел я не переставала ждать, что за мной придет эта тварь. Все эти два дня я просидела перед окном, запершись у себя в комнате. Не могла ни есть, ни уснуть. Ждала, когда под окном появиться черный силуэт, или оранжевые глаза.

В зверином обличье у нас у всех оранжевые глаза. Она поднимает на меня свой взгляд.

--Я спала всего четыре часа. И то мне снилось что-то ужасное. Я все время куда-то бежала, бежала. И не могла остановиться. Но потом возник ты. Ты мне поможешь, да?

Я молчу. Помочь ей не в моих силах. Я не храбрый охотник на оборотней и уж точно не защитник невинных и угнетенных. Хуже того: я один из них. Хищник принявший человеческое обличье. И чем дольше я в нем нахожусь, тем труднее сдерживаться.

--Ты мне поможешь?-вновь спрашивает она.

--Я сделаю что смогу,-- выдавливая из себя эти слова, я понимаю, что это не вранье.

Я хочу помочь ей. И, похоже, я сделаю все, что бы не допустить её гибели. Не забыть, кто я есть на самом деле-вот главная проблема. Ведь в полной мере осознаю нависшую над её жизнью опасность только я.

--Если хочешь выжить, тебе нужно уехать.

--Но куда?

--Куда угодно, лишь бы подальше от этого города. Лучше в глубинку. В непроходимую глушь. У тебя есть родственники в подходящем месте?-я поднимаю её с асфальта и вручаю выпавший из её рук пакет с какой-то снедью.

Она всхлипывает и доставая из кармана платок кивает.

-- У меня тетя в Архангельске живет.

Архангельск. Город хоть и не маленький, а все равно провинция. На сколько мне известно он достаточно чист. Чист-- значит свободен от таких зверей, как я.

--Значит, сейчас я провожаю тебя домой, а сам еду за билетами. Деньги на поезд у тебя будут?

--Я на микроволновку копила,--тут же кивает она.

-- С печью придется повременить. На один билет, думаю, хватит.

Она вопросительно смотрит на меня.

--Я не поеду. Я ведь тоже зверь. Понимаешь? Не плачь.

Я смотрю в её глаза и понимаю, что мне тяжело. Тяжело как никогда раньше. Я осознаю себя изгоем, полузверем, недочеловеком. Именно осознания этой истины боится каждый из нас. Какой бы циничной или жестокой не была та же волчица или Стасик, или любой другой зверь, в глубине души он понимает это и всеми силами старается уйти от себя. И это становиться целью нашего существования. По крайней мере мне хочется так думать.

Под её тихие всхлипы мы доходим до обшарпанной "хрущевки", где она живет. Я довожу Аню до её квартиры и, получив от неё накопленные сбережения, даю последние указания:

--Значит, пока я не приду, никому не открывай. Придумай, что сказать на работе и обзвони всех кого нужно. Я скоро буду. Жди.

Похоже, что мы опоздали.

На следующий день, когда Ане нужно было уезжать, во дворе я встретил троих. Псы на службе вожака. Ну, или убийцы, кому как нравится.

Вовсе незачем пускать по следу всю стаю. Достаточно трех-четырех самых опытных и жестоких. Они сделают свое дело и тут же получат кровавую награду. Маленький пир на всю ночь.

Это означает лишь одно: нас так просто не отпустят.

Двое сидели на лавочке у подьезда. Еще один у песочницы. Рыжий парень с трехдневной щетиной, кряжистый южанин и чернявый сибиряк. Третьего я знал. Именно с ним, мы ушли из той деревни пять лет назад. Бывший вожак. Кажется, раньше Дмитрием звали.

У всех неестественно одинаковый резкий запах напряженности и торжества.

Дмитрий щурится и подходит ко мне.

--Здорово, брат. Жив значит?

--Жив, пока. Ты я вижу, тоже не бедствуешь.

Мой собеседник щуриться, и косится на напарников:

-- Так это ты, значит, округу будоражишь? Вон оно, значит, как. М-да, неприятную жизнь шутку устроила .

--Это уже не исправишь. Только зря вы сюда пришли. Не стоит оно того-хмурюсь я.

--Ты пойми, это лишь дело времени. Мы девчонку все равно достанем. А вот тебе лучше просто уйти.

Его глаза сощуриваются, давая понять, что он не шутит.

--Я только одного не могу понять---покачивая головой интересуюсь я.-зачем вам она? Что в ней такого? Обычная девочка оказавшаяся не в том месте и не в то время. За что вы её травите? С какой целью?

Дмитрий усмехается:

-- Про место и время это ты верно сказал. Просто не повезло. Такой уж ей жребий выпал. Но всякое дело, как ты знаешь, нужно доводить до конца. Если бы той ночью в парке не было Стаса, её убил бы ты. И ничего этого не произошло бы. Если бы не было тебя, её убил бы Стас. Она умерла бы в любом случае. Но охота не завершилась, и охотники остались без добычи. А это, сам понимаешь, вызов. Вызов нашим устоям. Правилам нашего существования, если уж так хочешь.

--Так только в этом вся проблема?!-меня передергивает нервный смех.-Вас бесит, что человек остался в живых? То, что его жизнь превратилась в кошмар наяву, то, что он пугается каждого шороха, это в порядке вещей, а вот то, что он выжил, вам не дает покоя!

--Не забывайся, мы смотрим на это с разных сторон и разными взглядами. Твоя точка зрения--это их мнение, не наше. Помни о том, кто ты есть. Будь самим собой! И выкинь ненужный гуманизм из головы. Да на твоем месте я бы давно бросил возится с этой сопливой девчонкой.

--Ты не на моем месте!-похоже мы оба срываемся на крик.

Его боевики заметно напрягаются. Их запах становится горчичным, что говорит о готовности вступить в бой.

--И не жалею об этом! Разговор окончен. Можешь передать девчонке, что жить ей осталось считанные часы. Пускай наслаждается ими.

Дмитрий машет рукой, и они выходят из дворика. Однако далеко отходить они не стали.

Псы взяли след, выследили добычу и затаились в засаде. Добыче осталось только драться.

В квартиру я поднимался с тяжелым чувством. Один против троих здоровых монстров я не выстою. Ни в человеческом, ни в зверином обличии. Хорошо бы иметь при себе охотничий карабин с полной сумкой патронов, да только вот беда, вряд ли он завалялся где-нибудь на шкафу.

Есть еще один путь выживания, но его цена слишком высока. Нужно искать другой выход.

Аня сразу поняла, что что-то не так. Она уже упаковала единственный чемодан и в последний раз оглядывала квартиру на предмет забытых вещей.

--Что с тобой?

--Мы не успели. Они уже здесь.

Ёе ноги подкосились и она, закусив губу, рухнула на диван. На первый взгляд ничего в ней не изменилось, лишь только руки стали мелко подрагивать. А еще в глазах появилась тоска. Последний знак того, что надежда исчезла.

--Неужели конец?-отрешенно посмотрев на меня, пробормотала она.

--Не совсем. Еще есть один путь-я не решался произнести.-Крайний вариант.

Она немного оживилась. Мне было страшно говорить её это, потому что когда она поймет, что я собираюсь ей предложить, загоревшаяся в ней робкая надежда потухнет. Навсегда.

--Какая у тебя группа крови? -спрашиваю я.

--Вторая. Резус положительный. А что?

Группа вполне подходит.

--Резус не имеет значения. Понимаешь, один с ними не справлюсь.-фразы летят с языка словно мелкая каменная крошка.-- Тем более в человеческом обличии. Но если нас будет двое, мы сможем выжить.

Замерев, она смотрит мне в глаза. Похоже, она поняла, куда я клоню, но она все еще отказывается верить в то, что это единственный путь спастись.

--Иначе у нас нет шансов.

Она качает головой.

--Я не могу. Я не хочу становиться этим.

--Поверь, никто и никогда этого не хочет. Но перед тобой стоит выбор жить или умереть. Но остаться в живых ты сможешь только так. Решать тебе.

С минуту она молчит. Потом обреченно кивает:

--Пусть будет так.

Еще тогда сидя перебинтованным у нее на диване, я знал, что ничего хорошего наша встреча не сулит. Так и получилась. Я случайно спас её, и она случайно спасла меня, тем самым, подписав себе смертный приговор. Пусть нам повезет, и мы выстоим против трех псов, но теперь у девчонки нет жизни.

Я подхожу к аптечке, что лежит на дальней полке старого серванта и достаю оттуда одноразовый шприц. Думаю двух кубиков должно хватить. Надеваю на головку шприца иглу и, подкасав рукав фланелевой рубашки до локтя, вгоняю её себе в вену. Оттягиваю поршень и чувствую как капля за каплей, мое тело покидает отрава. Желобок медленно наполняется густой рубиново-черной жидкостью лишь отдаленно напоминающей кровь. И, тем не менее, это она.

--Теперь ты изменишься. Чтобы привыкнуть организму потребуется время. Ты приляг и попытайся расслабиться. Не думай ни о чем. Просто лежи и вспоминай самые приятные моменты своей жизнь. Это поможет, поверь.

Она покорно растягивается на диване. Я подношу иглу к едва заметной слабо пульсирующей венке у запястья. Медленно ввожу стальной кончик и мягко нажимаю на поршень. Она вздрагивает, но держится стойко. Не сомневаюсь, что это стоит её нечеловеческих усилий.

Через час-полтора у неё начнется жар. Организм будет отчаянно сопротивляться это бацилле, но в конце концов кровь разнесется по всему организму. Каждая клетка получит частицу, мельчайший фермент, который изменит механизм постройки белка в клетке. Уже к утру, большая часть организма переродится. Только нейроны мозга сохранят свой первоначальный вид. Со временем и они изменятся, но для этого нужны годы...

Всю ночь её то бросало в жар, то колотило от озноба. Это время я просидел на краю постели, наблюдая, как происходит перерождение. Внешне ничего не изменилось. Те же светло-каштановые волосы, зеленые глаза и бледные губы. Но её запах, прежде мягкий и беззащитный аромат жертвы, стал другим. Человек умер, и вместо него явился зверь.

Такая знакомая и все еще манящая смесь теплой кожи с гвоздикой превратился в грубую скорлупу из боли и вулканической серы. Наш запах--едкий, почти удушливый, заставляющий мелкую дрожь пробегать по коже.

Лишь только первый луч солнца ударил в узкий просвет плотных и тяжелых занавесок, она открыла глаза.

--Уже утро?

--Должно быть.-помедлив ответил я.

--Ты что, всю ночь просидел здесь?

--Как ты себя чувствуешь?-не обращая внимания заданный мне вопрос произнес я.

--Хочется есть.

--Это хорошо. Голод тебе поможет.

Она не совсем понимает меня, но я разъясняю что имел в виду. Похоже это нисколько не пугает её. Она морщит носик:

--Знаешь, кажется, что в холодильнике что-то испортилось.

Я улыбаюсь.

--В холодильнике все продукты целы, можешь проверить. Так на самом деле пахнет этот мир. Привыкай.

Поднимаюсь с дивана и моча иду на кухню. Чашка чая сейчас будет как нельзя кстати.

Поставив чайник на плиту, замечаю, что она стоит, опершись на дверной косяк, наблюдает за мной.

--Знаешь, а я ведь до сих пор не знаю, как тебя зовут.

С минуту колеблюсь.

--Андрей. По крайней мере, так звали лет восемь назад.

Она улыбается. Впервые за все время, что я был с ней. Её улыбка обескураживает меня.

--Послушай, Аня. Ты, должно быть, понимаешь, что мы...

--Не надо.-она морщится и прерывает меня.-Не надо об этом. Я все прекрасно помню об этих.

Она кивает в сторону входной двери.

--Но сейчас я не хочу говорить ни о чем, что связано с этой сворой.-она подходит вплотную ко мне. Я чувствую её запах еще ярче и сильнее, чем раньше.-И я прекрасно понимаю, что может ждать нас через пару часов. Но сейчас...

Её глаза смотрят прямо в глубину моего сознания.

--...сейчас мне абсолютно все равно.

Бешенный аромат гвоздики и теплой кожи снова возвращается, заглушая серные пары, и в одно мгновение я схожу с ума. Резким рывком я обхватываю её талию и прижимаю девушку к себе. Её глаза все еще смотрят на меня, и в них я читаю неприкрытое и алчное желание. Перерождение сильно изменило её. Но это не имеет для меня никакого значения. Наши губы сливаются.

Чайник закипает. Но никто не спешит снять его с плиты...

Мы вместе выходим из подъезда в сырой грязный дворик. Тусклое освещение двух рыжих фонарей надежно скрывает хищников, но обоняние не подводит. Мы чувствуем их. Они уже готовы к атаке, но и мы не собираемся просить пощады.

Аня бросает на меня последний взгляд. В её руках шприц с дьявольской смесью. Там саамы сильные препараты, способные стимулировать выработку адреналина. У меня есть точно такой же.

Еще мгновение и в темноте проходной арки загораются два апельсиновых зрачка. Секунду они, словно в раздумье наблюдают за нами. Видимо что-то решив, они двигаются вперед, выводя на тускло освещенную улицу своего хозяина. Блестящие от влаги оскаленные клыки на вытянутой морде, ввалившийся хрящ носа, массивное, перевитое мускулами тело, черные когти на лапах и волны бешенства исходящие от него во все стороны. Ходячий кошмар. Чудовище из сказок и монстр из реальности нашего прогнившего мира.

--Давай!-бросаю я и, крепко сжав в руке пластиковый цилиндрик шприца, что есть силы вгоняю себе под ребра пять сантиметров тонкой иглы. Немного больно, но как только адская смесь, от которой пришел бы в ужас любой фармацевт разойдется по телу, будет еще хожу

И словно в подтверждение тому окружение взрывается красками и звуками. Хочется блевать, но организм выдерживает первый удар и начинает превращение. Внутри рождается дикий вой, просящийся наружу, но я сдерживаюсь.

Где-то рядом, в таких же судорогах мечется Аня. Её стон и рев обращающегося зверя я слышу словно сквозь череду натянутых вокруг меня полиэтиленовых пленок.

Наши враги пока медлят. Они почувствовали перемену в запахе, но пока еще не поняли, что произошло. Обращение почти завершилось.

Вой вырывается наружу, и теперь я не противлюсь ему. Боль не прошла. Мне остается лишь пустить её в дело. И я спускаю еще никогда не подводившего меня пса с цепи.

Разогнавшись, бросаюсь на стоящего в арке зверя. Чьи-то клыки впиваются мне в бок, но я завершаю прыжок, приземляясь на врага. Рву чью-то плоть, вгрызаюсь кому-то в бок. Кровь, рык, горячее смрадное дыхание. Запах металла и серы. Мелькающие перед глазами клыки, кровоточащие раны и брызги алой от крови слюны. Бешеный ритм схватки заглушает нытье собственных ран, а ярость застилает глаза сизым туманом.

Я медленно впадаю в беспамятство. Сознание постепенно оставляет меня, уступая место зверю. Безжалостному, беспощадному.

Прихожу в себя где-то под кустом, перемазанный чужой и своей кровью, комками грязи и облепленный сухими листьями. В обрывках своей прежней одежды, замерзший, но с десятком свежих шрамов. Значит, я выжил.

Поднимаюсь с земли и вижу, что я нахожусь в окружении зарослей густого орешника, уже сбрасывающего последние листья. Я все еще в городе, но уже на его окраинах. Это место мне мало знакомо, но по растущим неподалеку вязам, догадываюсь, что я недалеко от своего старого логова.

Я жив, но что с Аней? При мысли о ней у меня по телу пробегает озноб. В той схватке мы оказались победителями. Но ран было слишком много. И звуки драки привлекли внимание соседей вызвавших, полицию. Пришлось бежать. Но что же дальше?

Выхожу из своего укрытия и оказываюсь на небольшой поляне. В дальнем её конце бледным пятном на пожухлой осенней траве лежит обнаженное тело. Все внутри меня замирает. Бросаюсь к нему, но, не добежав, падаю на колени, и с моих губ срывается рыдание. Она не выдержала. Тело без ран, но она мертва. Её запах мертв. Ей не хватило сил чтобы выжить.

Она доверилась мне, но я не смог оправдать её надежд. Мы проиграли. Внутри меня все сжимается. Рыдать больше нет сил, я просто лежу в слизкой грязи, а мелкие соленые капли стекают по моему лицу.

Наверное это хорошо что она умерла. Аня бы не вынесла долгих лет такого существования. Не будь я трусом я бы тоже прекратил свои муки. Прекратил бы еще тогда, семь лет назад. Чего стоит броситься под электричку или привязав на шею камень зимой сигануть в полынью? Но я боялся и продолжал жить, убивая вокруг себя близких и дорогих мне людей. Пока не остался совсем один.

Начинается дождь. Он смывает с меня грязь и слезы. Становиться еще холоднее и неожиданно просыпается ветер. Но я не чувствую ни ледяных порывов, ни мокрых брызг ливня. Внутри меня разгорается пока еще слабый огонек ненависти. Он греет меня, защищая от непогоды. Когда-нибудь он вырастет в огромное, всепоглощающее пламя и я дам ему свободу, так же, как прошлой ночью дал волю ненависти. Я не наивен и понимаю, что у меня мало шансов, но я знаю, что делать теперь. Нужно избавлять мир от таких как я.

Проливной дождь становился все сильнее. Он бьет меня по лицу, а я хохочу ему в ответ. В последний день своей старой жизни облаченный в окровавленные лохмотья я лежу на земле. Лежу в двух шагах от девушки, чья смерть заставила меня стать на путь мести. Лежу и смеюсь.

г. Минск

Ноябрь, 2006