Аннотация: Сборник художественных рассказов историка А. Берестовского о жизни в современной Беларуси. Авторский перевод с белорусского.
Предисловие автора
Перед уважаемыми читателями сбор коротких рассказов "Это Беларусь, парень!". Сюжеты этих разноплановых рассказов автору подсказала жизнь в Беларуси в 1990-х, 2000-х и 2010-х гг. Следует помнить, что все персонажи и события - это художественный замысел, а возможные совпадения случайные.
Поскольку рассказы охватывают различные моменты жизни, каждый читатель может найти что-то на свой вкус. А то, что средний размер каждого рассказ примерно 2-3 страницы позволит ознакомиться с ними, и многим занятым людям, которые не имеют достаточно свободного времени на чтение.
Для удобства перерасчета денежных сумм, указанных в рассказах в белорусских рублях, россиянам можно представить такую формулу: 10000 старых рублей=1 новый рубль, а 100 российский рублей=3 новых белорусских рубля. В остальном реалии Беларуси не должны вызывать вопросов большинства россиян.
Приятного всем прочтения.
С уважением к читателям,
Андрей Берестовский, историк, переводчик и публицист.
Три встречи
Сергей и его четырехлетний сын Виталик зашли в автобус. Светлана увидела маленького мальчика и вскочила.
- Садись скорее на мое место, дружище!
- Так он уже должен уступать другим место ... - возразил отец.
- Нет, нет, нет! Пусть подрастет и тогда будет уступать, - категорически заявила женщина, и довольный Виталик сел на нагретое место и стал смотреть в окно. Папа пожал плечами.
Ноги Светланы болели, после восьми часов работы в парикмахерской, но ее мысли крутились вокруг того, что приготовить на ужин для дочери и мужа в этот раз.
***
Четырнадцатилетний Виталий с комфортом плюхнулся на место у окна и через минуту он уже перешел на новый уровень своей мобильной игры. С тех пор, как его отец умер от рака, он сильно увлекся компьютерными играми и почти все свободное время не отрывался от мобильника.
Зашла Светлана. Ее ноги болели как никогда раньше. Теперь ей приходилось работать каждый день по 10 часов, чтобы помочь дочери поступить в вуз. Кроме того, с тех пор, как ее муж оставил ее и переехал к родителям в Россию, она начала курить больше, чем раньше. Кажется, это начало сказываться и на ногах.
Автобус был полон, и никто не хотел уступать.
- Джентльменов нет, - подумала Светлана, но ничего вслух не сказала.
Вскоре Виталий поднялся, не отрывая глаз от телефона. Приближалась его остановка. И наконец Светлана села.
***
Микроавтобус интернет-доставки подъехал к дому, куда надо было привезти заказ. Но единственная дорога к нужному подъезду была перегорожена толпой людей. Их было, пожалуй, человек тридцать, и они стояли у первого подъезда.
- Видимо, собрание товарищества собственников, - подумал двадцатичетырехлетний Виталий и уже хотел сигналить, чтобы толпа пропустил его машину. И тут заметил недалеко от себя на парковке черный автомобиль ритуальных услуг.
Поняв, что его не пропустят, Виталий стал пытаться припарковаться, но место было только за 50 метров от дома. Вздохнув, он достал две большие сумки с продуктами и пошел так быстро, как только мог до нужного подъезда.
Этот адрес был одним из самых проблемных. Дед-инвалид, который там жил, лихо пользовался интернетом, и довольно часто жаловался на заказы из его магазина. Если Виталий опоздает больше, чем на пять минут, дед напишет жалобу на сайт компании, и со своей скромной зарплаты экспедитора Виталий снова заплатит штраф.
- Одно то хорошо, что начальство почти не вижу и наконец избавился зависимости от гаджетов, потому что все время за рулем, - утешал себя Виталий, пока тащил пудовые сумки.
Он обошел толпу через детскую площадку откуда исчезли все мамы с детками, как только перед подъездом Светланы стал собираться толпа соседей и знакомых попрощаться с ней.
Светлана лежала в гробу, стоявшем на двух табуретках посередине дороги. Рядом с ней стояла ее дочь - двадцатилетняя девушка в черном, - деловитого вида парень такого же возраста, который держал ее под руку и старый православный священник, который только закончил читать молитвы.
Парень сунул ему три двадцатки и вопросительно посмотрел в глаза священнослужителя. Тот слегка кивнул: достаточно. И добавил:
- Мужайтесь, дочь моя. Ваша мать умерла как раз перед Троицей. Значит, Господь забрал ее к себе как праведницу. Хвалите Бога за его милость ...
А в это время красный от пота Виталий уже стоял на пороге дедушкиной квартиры и объяснял:
- Ну, не виноват я! Форс-мажор. Разве не знаете, что как раз сейчас хоронят какую-то дуру из первого подъезда?!
Порвали два баяна
Иван напился на дне рождения шефа и едва притащился домой. Жена и сын уже спали. Доползти до кровати сил не было, и Иван так и заснул в коридоре в пальто и обуви. Ночью он умер, захлебнувшись рвотой, и жена нашла его только утром.
Потом для его сына Степы многое было как во сне. Приезд милиции, скорой помощи, соседи, которые выносили гроб и толкали его в туристический "Икарус", - именно так шеф его папы понял просьбу его мать прислать автобус из организации. Гроб положили на сиденье с одной стороны и поставили на табуретку с другой, а потом один из бывших сотрудников Ивана держал табуретку с гробом всю дорогу до родной деревни папы, где и должны были состояться похороны.
Возможно, Степа окончательно понял, что папы больше нет, когда гроб опустили в могилу и стали бросать туда землю. Мать шутила с сельчанами, которые помогали нести гроб и копать могилу. Потом пошли в дом его двоюродного брата поминать покойника. Как только появился повод выйти из-за стола, Степа вышел во двор и стал пытаться понять или жалко ему папу или нет. На душе почему-то было облегчение, и одновременно Степа понимал, что ему должно было быть жалко папу. Просто потому, что так надо. И Степа стал вспоминать что мог из жизни своего отца.
Когда Степе было шесть лет, он услышал по радио песню и начал ее распевать:
- Хреновый лист, хреновый лист!
И тогда он впервые получил папину пощечину. Потом мама объясняла сыну, что лист был кленовый. А папа только сказал:
- Пусть знает, как себя вести.
Вспомнилось, как пошли с папой за грибами, когда Степе было уже десять, но почти все время папа кричал, что сын ничего не понимает в грибах, что не может нормально срезать гриб, не повредив корни, что у него руки растут не из того места... Как-то неприятный поход получился.
Потом вспомнил как пару лет назад остались с папой одни в воскресенье. Мать пошла на рынок. Вдруг в дверь позвонили две молодые женщины, из тех, что разносят религиозные брошюры по подъездам. Папа около получаса любезно разговаривал с ними, взял несколько брошюрок, поцеловал каждой руку на прощание, а затем, закрыв дверь, выругался:
- Сектантки, черт их! - и бросил брошюры в мусорку.
Через минуту - опять звонок.
- Иду-иду! - радостно ответил папа, видимо думал, что женщины что-то забыли. На пороге стояла мама.
- Это ты ... - хмуро ответил он.
Через десять минут из кухни неслось как папа распекал маму:
- Корова! Не можешь яйца купить и не разбить! Я работаю, как лошадь, а вы все меня не жалеете!
Было и приятное воспоминание. Папа никогда не проверял домашние задания Степы. А мама только вздыхала, когда Степа приносил двойки в дневнике. Только однажды, когда Степа с одноклассником нарисовал гениталии на каком-то плакате, наклеенном в актовом зале школы, папа приходил в школу, вежливо поговорил с классной и директором, "отмазал" сына от наказания, а, когда оба вышли из кабинета директора и стали спускаться на первый этаж, он остановил Степу и дал ему пощечину. Не получилось с приятным воспоминанием ...
В доме был слышен шум подвыпивших гостей, шутки и заливистый смех мамы. Возвращаться желания не было. На двор вышел покурить водитель "Икаруса". Предложил сигарету Степе.
- Нет, спасибо, - отказался парень.
- Сколько тебе лет?
- Пятнадцать.
- Я в твои годы уже курил ... Но ты правильно делаешь, что не куришь. И это... Мои соболезнования. Твой папа был хороший мужик. Держись.
Водитель молча докурил и вернулся в дом.
От его слов Степе еще больше хотелось вспомнить что-то хорошее об отце. Он действительно долго работал, домой приходил поздно. Пил редко. Мать он никогда не бил. Если она не так готовила ужин, он мог кричать на нее, бить тарелки или демонстративно выбросить еду в унитаз, но руку на маму не поднимал. Иногда он рассказывал сыну истории из своей деревенской юности, играл с ним в шахматы. Обычно, когда Степа играл с папой в шахматы, тот становился покладистым и не цеплялся к тому как сын сидит или разговаривает.
Из дома донеслась музыка. Играли на гитаре песню, которую любил напевать папа, когда был в хорошем настроении. Потом неожиданно запели:
- Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
Потом расхохотался мужской голос, в ответ на который звонко рассмеялась мама. Зазвучали еще какие-то песни.
Степа решил вернуться. Но опять сесть за стол не хотелось: хохот, сильный запах алкоголя, табачный дым наполняли дом. Водитель, уже под мухой, возбуждено говорил папину двоюродному брату Сергею:
- А покойник был вот какой мужик! - он поднял вверх большой палец и продолжил. - Работал у нас больше двенадцати лет. Сам ничего не делал и другим не мешал. За руку здоровался с рабочими. Выпить с нами мог немного. Баб любил в кабинете, пока они молодые были. Теперь одну из них поставят вместо него ...
Тут Сергей заметил в коридоре Степу и жестом остановив собеседника, вышел к парню.
- Может, ты есть хочешь? Нет? Тогда иди, сынок, я тебе постелю кровать в моей комнате.
У Сергея не было своих детей, поэтому к каждому мальчику он так и обращался - "сынок".
Ночью Степу разбудили голоса. В комнате кто-то находился. В привидений он не верил. Но было немного боязно пока он не понял, что это водитель "Икаруса" и одна из местных женщин, пришедших на похороны.
В ответ послышался храп. Водитель упал на пол и сразу уснул.
Матюгнувшись, женщина вышла, и в коридоре было слышно, как она договаривалась с другим папиным сотрудником, который держал гроб всю дорогу. Тот зашел в комнату, ощупал водителя, достал из его кармана ключи от автобуса и вышел ...
***
Прошло пятнадцать лет. Степан Иванович в зале своей квартиры вел тяжелый разговор по мобильнику.
- Карина, вам нужно понять, что перевод нужно было сделать сегодня к 10 утра! А вы говорите, что вам нужен еще один день! Уже в четвертый раз вы подводите бюро. Хорошо, что клиенты еще не откликнулись. Но, если мы будем должны дать им скидку, как в прошлый раз, то это скидка будет из вашего гонорара!
В ответ девушка-студентка что-то объясняла про сессию, усталость, недосыпание, но Степан знал, что она весь день гуляла со своим парнем и выкладывала фотки в социальные сети. Знал, потому что следил за страницей каждого переводчика, который присоединялся к группе его бюро переводов в социальных сетях.
Вернувшись из зала в детскую, Степан Иванович заглянул через плечо своего семилетнего сына Максима в его черновую тетрадь. Сын выводил буквы, но они прыгали вдоль строк будто занимались ритмикой.
- Ну как ты пишешь?! - рассердился Степан. - Совсем меня не жалеешь!
Глаза сына наполнились слезами. Степан Иванович взял стул и сел рядом с Максимом.
- Извини. Я понимаю, что ты стараешься. В твоем возрасте я делал больше ошибок... Давай попробуем написать еще раз?
Кошмар
Эвелина Тарасовна сняла трубку и приняла телефонограмму: "Администрация Фабричного округа города Минска. Всем руководителям предприятий и организаций. В связи с празднованием очередной годовщины Дня провозглашения независимости Белорусской Народной Республики. Приказываем. 1. Выделить на участие в праздничном шествии по 50 сотрудников от каждого предприятия. 2. Обеспечить группу участников 5 национальными флагами и 1 флагом с символикой организации, а также баннерами, транспарантами и плакатами, соответственно рекомендациям прошлого года. Быть готовыми к сбору завтра в 11.00 на традиционном месте проведения торжественного шествия."
- Мамочки! - ахнула Эвелина Тарасовна, - Это же у меня только один час до конца рабочего дня, чтобы организовать колонну!
Она схватила телефон и стала звонить в один отдел за другим, но, как на зло, никто не брал трубку.
Эвелина Тарасовна достала мобильный и стала набирать номер одного из заведующих отделов, но телефон был заблокирован: закончились деньги. Она решила выйти из кабинета и самой спуститься в главный отдел этажом ниже.
Вызвала лифт, который был недалеко от ее "апартаментов" как она шутливо называла свой кабинет. Лифт приехал сразу и был пустым. Эвелина Тарасовна торопливо зашла в кабину, нажала кнопку, двери закрылись и... погас свет.
Этого она, уже немолодая женщина со слабым сердцем, боялась больше гнев администрации округа. Показалось, что тьма сейчас раздавит ее. Не было даже сил рыдать и звать на помощь.
Вдруг раздался громкий звонок. Звонок звенел и звенел, и Эвелина Тарасовна проснулась.
Она лежала в постели в своей комнате в общежитии. Вокруг было темно. Будильник на телефоне звенел дальше. Женщина поднялась, выключила будильник и посмотрела время. Было 4:30 утра. Где-то полминуты Эвелина Тарасовна пыталась понять, зачем ей было ставить будильник на такое раннее время. И, наконец, она вспомнила, что должна идти убирать офисы в соседнем торговом центре. От возвращения к реальности Эвелине Тарасовне стало легко, и она рассмеялась от души.
По дороге на работу она остановилась около контейнера для макулатуры и выбросила туда связанную пачку вчерашних газет.
- Подари книге второй шанс, - прочитала Эвелина Тарасовна и подумала: - не буду больше покупать газеты, а то еще один подобный кошмар я не переживу.
Селфи с директором
Заведующий филиалом корпорации, Антон Семенович Драч, был занят как никогда: их филиал должен был посетить сам генеральный директор и основатель компании. Все должно было быть безупречно. Подготовили контингент надежных сотрудников - 300 из 5 тысяч, - которые должны были встретить генерального в большом конференц-зале. Подготовили небольшой шведский стол в маленьком конференц-зале. Сотрудники отдела чистоты мыли специальными шампунями брусчатку по всей территории филиала. Были вымыты также все окна и стеклянные двери.
В этот филиал генеральный заезжал только раз в десять лет по срочным делам. Во всяком случае - на памяти Антона Семеновича. Но "разведка" из других филиалов и окружения генерального давала хорошие сведения опыт о том, как надо было встретить начальство.
До запланированной встречи оставался час, и уборка территории еще не закончилась, когда на горизонте показался кортеж и дежурный сотрудник, который сидел в машине, припаркованной в 300 метрах от филиала, сделал короткий звонок секретарше заведующего: "Едут".
Сразу, как тараканы по щелям, разбежались клининговыя сотрудники. Антон Семенович вышел встречать, но кортеж проехал мимо. Это была делегация Биафры, которая посетила Беларусь на пару дней.
Тем не менее, через двадцать минут действительно подъехал кортеж генерального. Это были пять лимузинов с охраной и помощниками директора. Несколько человек из охраны сразу побежали в здание, как будто ждали с нетерпением санитарного остановки. В филиале всегда была охрана, но окружение генерального заботилась о безопасности шефа на высоком уровне. Поэтому "ребята" из охраны стали проверять маршрут шефа на безопасность.
Генеральный вышел - вернее вышла - из машины. Это была шатенка невысокого роста и худощавого телосложения, одета в темный женский деловой костюм. Поскольку моросил легкий дождь, один из помощников держал над ней зонтик.
Директор имела мужской характер, много курила, и не любила, когда ей напоминали, что она дама. Поэтому подчиненные никогда не дарили ей цветы и не подавали руку, когда она выходила из лимузина. Максимум, что они могли сделать - придержать дверь для нее.
Поздоровавшись с заведующим крепким мужским пожатием руки директор прошла к двери, которую ей уже раскрыл один из охранников. Здесь она споткнулась на ступеньках и неожиданно для себя самой выругалась матом. Делегация встречающие была в легком шоке, но все делали вид, что не услышали ненормативной лексики и не заметили инцидент: шеф не хотела, чтобы ее видели слабой.
Через полчаса блиц-экскурсии по филиалу, заведующий и директор отправились со своими свитами в большой конференц-зал. За пять минут до входа директора ее охранники уже проверили зал и позволили вход участников, которых быстро проверяли у двери. На момент, когда заведующий с директором и их люди подошли к залу, все, кроме нескольких охранников, уже сидели там.
Один из помощников заведующего пропускал всю свиту в зал, а потом аккуратно отошел в сторону и тихо направился в свой кабинет, улыбаясь в сердце, что не придется слушать, что скажет генеральный. Охрана его не трогала, потому что не знала, должен ли он быть на месте, или нет.
В зале директор начала длинную речь. На самом деле эта встреча планировалась как конференция, где директор собиралась выяснить потребности филиала и довести до него конкретные задачи и требования. Но по факту говорила почти она одна. Ей передали корзинку с вопросами, записанными на бумажках. Директор выбирала некоторые из них, озвучивала и снова начинала свой монолог.
Примерно десять лет назад генеральный директор еще активно развивала свою корпорацию. Вокруг нее были активные люди, преимущественно профессионалы. Но постепенно в компании сформировался определенный сегмент рынка, который дальше расширить не удавалось. Время от времени фирма еще получала заказы, выигрывала тендеры за пределами базы лояльных клиентов. Однако жизнь в организации стала предсказуемо стабильной. Директор ездила по филиалам, также летала на различные международные симпозиумы, а чаще просто сидела в кабинете с бумагами. Хотя она не признавалась в этом, но пользоваться Интернетом, даже банальной электронной почтой, директор не умела. Для этого у нее были референты и помощники. И так получилось, что вокруг генерального остались только те, кому стабильность была дороже развития. И поэтому бумаги, в том числе сообщения электронной почты, напечатанные персональным помощником, проходили жесткую цензуру ее окружения из совета директоров. Был случай, когда она случайно села на стул, на который кто-то пролил кофе. Ниже спины на светлой юбке директора появилось небольшая пятно, а директор должна была выступать перед группой специалистов из разных отделов компании и стоят около мультимедийной доски со своим персональным помощником. Все видели пятно ниже спины, думали только об этом пятне, некоторые улыбались друг другу, и никто особо не слушал свою "царицу", как ее иногда называли за спиной. А сама "царица" так никогда и не узнала о пятне.
Дисциплина в руководстве держалась на довольно жестком характере директора, ее умения найти общий язык с почти любым собеседником, ее талантливым применением методов кнута и пряника (или, как "царица" любила говорить на английский манер, "кнута и морковки"). Но главным его оружием был контрольный пакет акций компании. Остальные акционеры владели менее 5% каждый по отдельности. И, даже если бы они объединились против нее, их доля не составила бы и 20%.
Таким образом, никто не был против необычного хобби генерального директора: выступать перед широкой аудиторией говоря обо всем на свете. Чтобы директор не обиделась на отсутствие внимания, из конференц-зала никого не выпускали. Уже прошло два часа. Многие хотели выйти курить или в туалет, но охрана не выпускала никого. Один умник тихо сосал электронную сигарету, еще один тянул пиво через соломинку из бутылки, спрятанной в пиджаке. Были те, кто пытался выходить в Интернет, но осторожно, чтобы не заметило местное начальство. Но большинство слушала внимательно или делала вид, что слушает.
Вдруг где-то на последних рядах зала с места поднялся один молодой человек в джинсах и "вышимайке". Достал из кармана смартфон и двинулся к директору, которая прекратила речь, чтобы зажечь очередную сигарету.
- Госпожа директор, давайте мы с вами на память сделаем селфи на мой телефон? Мне будет что показать своим детям, когда я наделаю таковых...
Весь зал замер в напряженном молчании. Заведующий и его помощники растерянно переглядывались с помощниками генерального. Никто не знал, что делать с этим молодым человеком. Охрана была в напряжении. "Царица" молчала, потому что не знала, что сказать.
Парень с телефоном уже проходил первый ряд, когда его остановил охранник, сказал что-то резкое на ухо, развернул обратно на галерку и легко толкнул в спину, чтобы возвращался на место.
Директор наконец нашла нужные слова:
- Коллега, на месте вашей жены я бы стала вас ревновать, если бы у вас были фотографии другой женщины. К тому же я фотографируюсь только со своими детьми. Иначе кто-то мог бы воспользоваться тем, что фотографировался со мной, чтобы продвигать свои интересы перед начальством. Так что извините.
После этого директор стала торопливо собираться. Конференция была закончена. В других филиалах она могла длиться еще пару часов.
Антон Семенович не сразу отошел от казуса. Но как только первый страх прошел, Драч отдал приказ своим помощникам:
- Найдите мне этого в "вышимайке".
Они искали его три дня. И три дня ждали реакции генерального. Парень оказался одним из сисадминов филиала, который при разговоре с Антоном Семеновичем только удивился, что его предложение могло вызвать переполох. Он извинился, и его оставили ненаказанным.
Реакция генерального была простой. При посещении следующего филиала в программу визита включили фотографии с руководителями отделов.
Все пошло дальше как обычно.
Олегу больше не наливать!
Игорь зашел в комнату своего старшего брата Олега, который что-то деловито набирал на компьютере.
- Олежек, где мой перфик? - спросил Игорь.
- Минутку, братец, допишу и потолкуем, - пробормотал Олег, - а пока меня не трогать и не кантовать.
- Вот какой деловар! - усмехнулся брат
- По-до-жди! - немного раздраженно ответил Олег.
Игорю был очень нужен перфоратор, и он сел на диван по-до-ждать. Через пару минут брат закончил работу и развернулся к нему на компьютерном стуле:
- Ну что?
- Где мой перфик?
Олег задумался и ответил:
- Кажется, я его оставил в гараже. Да, в гараже.
- Ничего, если его свистнут оттуда?!
- Брат, прости, иду за перфом. Одна нога здесь, другая...
- ...В могиле, если не принесешь инструмент.
Олег вышел, а Игорь подошел к компьютеру. На экране была страница сайта популярной психологии, модератором которого был Олег. Минуту назад Олег от имени редакции сайта написал новое сообщение: "Вчера увидела свет вторая книга выдающегося белорусского психолога Олега Весёлкина "Будь!". Презентация издания состоится... "
Игорь отошел к окну и посмотрел, как его брат торопливо подбежал к гаражу. Еще год назад Олег со своим дипломом психолога напросился работать к младшему брату на ремонт квартир и одновременно вечерами писал свои опусы. После того, как издал первую книгу, решил, что физический труд больше ему не подходит. Бросил Игоря одного крутиться на объекте в самый разгар работы. Сейчас сидит за компьютером и ездит на симпозиумы и встречи. С одной стороны, Игорь был рад, что брат раскрутил дело, которое любил всю жизнь. С другой, что-то изменилось у Олега не в ту сторону, а что - Игорь не мог понять.
Олег вышел с перфоратором из гаража.
- Хорошо, что не украли, - подумал Игорь. А потом почему-то пролетела мысль:
- Олегу больше не наливать!
Медиамагнат
Ксенофонт Иванович проснулся от того что зазвонил его мобильный телефон. На часах на стене было 17:30. Обычно, он спал еще примерно полчаса до ужина.
- Поломали удовольствие, - подумал он и поднял мобильник со стола.
Звонила его племянница Наталья. Как обычно, на следующий день после пенсии она собиралась его навестить. И попросить денег.
Не очень ему это нравилось, но за последние годы о его существовании вспоминали только в день его рождения и в день телевизионщика. Наталья хотя бы приходила стабильно раз в месяц. Он понимал, что если бы ей не приходилось платить кредит за квартиру, она тоже бы не ходила к нему, но выбора у них обоих не было: ей были нужны деньги, ему - хоть одна живая душа, кроме социального работника. Жизнь в однокомнатной квартире, заваленной киноаппаратурой - не наслаждение.
Когда-то у него была трехкомнатная квартира, но после того, как жена узнала про его донжуанский список, они разделили имущество и разошлись. Ей с детьми досталась двухкомнатная, ему - однокомнатная и вещи, преимущественно киноаппаратура, которую он на черный день натаскал с работы. Сейчас жена уже не ругалась, что от этой аппаратуры прохода нет. Ведь жены больше не было. И дети его знать не хотели. Даже любимые женщины одна за другой забыли о его существовании. Ксенофонт Иванович остался один.
Наталья обещала прийти через час. И, как обычно, пришла на пять минут раньше. Всю жизнь племянница была его гордостью. Трудолюбивая, пунктуальная, красивая. Даже в свои сорок.
Ксенофонт Иванович поцеловал племянницу в щеку, обдав запахом старого тела. И стал разливать чай по чашечкам. Потом еще минут двадцать рассказывал о том, как работает его желудок, сколько лекарств он уже принял за день. Показал, как еще умеет приседать в свои восемьдесят пять.
Наталья кивала, иногда улыбалась, пила чай из грязноватой чашечки. Но было понятно, что у нее на душе что-то кипит и, кажется, вот-вот разорвет ее.
- А как поживает Владлен? - спросил Ксенофонт Иванович.
Бомба на душе племянницы взорвалась. Наталья заплакала. Потом взяла себя в руки и тихо ответила:
- Помнишь Альку, отец которой из тех самых? Ну Альку, которая еще в детском саду играла в войну с русскими, когда все дети воевали с немцами? Он встретил ее на танцах и влюбился в нее. Я говорила ему, что она не из нашего круга, что у него еще будут девушки, но он и слушать не хотел. Алька сходила с ним на свидание раз или два и бросила его. Говорит: не желаю иметь ничего с внуком медиамагната, который сломал жизнь моему папе. А Владлен ...
Тут Наталья снова тихо заплакала. Немного успокоившись и утерев слезы, продолжила короткими предложениями, каждое из которых давалось ей сильной болью.
- Бросился с балкона. Оставил нам записку "без Али жить не могу". Завтра девять дней будет. Ходила я к Альке. Хотя б в глаза ей заглянуть. А Алька уехала в Польшу. На учебу. По программе Калиновского. Как раз в день, когда мы хоронили Владлена. Может и не знает, что натворила ...
Ксенофонт Иванович слушал спокойно. Он понял, что Владлена больше нет, но в последние несколько лет он уже жил в каком-то внутреннем мире, и внешние беды и радости не пробивались в этот мир. Наталья не злилась на его реакцию. Только почему-то вспомнила, как Владлен, когда ему было три года, спокойно воспринял новость, что ребенок, который должен был стать его братом или сестренкой, умер в мамином животике ... Старые, часом, как малые.
У Натальи больше не было детей. Владлен был для Ксенофонта Ивановича как сын. Поэтому он сам дал внуку имя, как напоминание о своём идеале - Ленине. Часто проводил с Владлен досуг и поучал молодых родителей, как правильно воспитывать сына. Отец Владлена и муж Натальи Вадим был каким неперспективным человеком. Пытался Ксенофонт Иванович заняться его карьерой, но такие старших не слушают. Наконец, бросил Вадим Наталью с сыном одну, да еще и Ксенофонта Ивановича обвинил: вы лезли все время в нашу семью, все развалили. Не понимает эта молодежь как лучше, думал старый медиамагнат.
Ксенофонт Иванович искал в памяти, кто же была эта Алька. За то время, что он работал на телевидении - сначала по партийной линии в советское время, потом заместителем директора и наконец генеральным директором - он много с кем боролся. Обычно Ксенофонт Иванович доводил директивы и рекомендации государственных учреждений и учредителей телевизионного агентства до сотрудников. Здесь нужна была дисциплина, как в армии.
- У нас свобода слова, - объяснял он своим подчиненным. - Не слушаешься - свободен.
Поэтому иногда старый телевизионщик слышал, как уволенные сотрудники, критикуя его называли его Ксенофобом Иванычем за его взгляды на иностранцев. Больше ему нравилось прозвище "Медиамагнат", под которым его знали его враги из других информационных компаний.
Как ни стыдно было ему признать племяннице, что не помнит Альку, но интересно было узнать кто же это. Спросил. Наталья объяснила старому:
- Аля Красавицкая. Дочь Сергея Красавицкого, который в свое время шумел в газетах с движением "Не обмани!".
Сергея Ксенофонт Иванович помнил. Когда они работали на одном канале. Но у Сергея всегда была своя мысль. Получил он от "магната" "свободу слова". но не остановился на этом. Связался с движением "Не обмани!", Лез куда не надо. И пришлось Ксенофонт Ивановичу выполнить рекомендации основателей канала: рассказать широкой аудитории телезрителей о многочисленных недостатках бывшего коллеги. И о женщинах, которыми Сергей чрезмерно интересовался, и о его издевательства над молодыми солдатами во время армейской службы. Шарахнулись от Сергея его друзья из "Не обмани". Год искал работу журналистом, но везде действовала негласное правило: не брать его. Стал искать хоть какую работу - и там без успеха. Запил. Ну приди он и попроси прощения у медиамагната, тот бы помог. Но Сергей был с гонором. Не пришел.
Про запой Сергея Ксенофонт Иванович знал от него соседа по даче, который работал в области культуры в нескольких газетах. Но Наталья знала больше, так как разговаривала, точнее ругалась, с бывшей женой Сергея, когда искала Алю. Сергей не долго валялся по дворам пьяным. Сорокалетнего романтика потянуло на героизм. Он поехал на войну в одну из бывших советских республик. Через три месяца вернулся в гробу. В это время его дочь исключили из вуза, не сдала она какие-то экзамены ...
Но обо всем этом не стала Наталья говорить своему дяде. Просто допила невкусный чай из грязноватой чашечки, взяла деньги, за которыми приходила, поблагодарила старика и ушла.
***
Через пять лет Наталья вместе с мужем Вадимом, с которым они снова сошлись на общей беде, подъехали к кладбищу "Петровщина".
- Иди ты, я не могу, - глухим голосом попросил Вадим жену.
Наталья кивнула и вышла из машины. Через минуту она была у могилы сына. И сразу заметила две красные розы на плите памятника, под которыми была бумажка. На бумажке было написано "Прости. Ты был настоящим."
Аля окончила разговор по Вайберу с матерью, которая уже переехала к дочери в Польшу по карте поляка и сейчас ждала ее из Минска. И вдруг звонок в домофон. Аля ждала новых квартирантов, поэтому открыла все двери без вопросов.
- Проходите, пожалуйста, - кивнула она мужчине и женщине, которые вошли. И вдруг побелела от ужаса. Она никогда не видела отца и мать Владлена, но узнала их.
- Мы видели твою записку. - сказал Вадим, который заметил, что его жена потеряла все слова и решил сам начать разговор. - Мы пришли также извиниться за то, что Ксенофонт Иванович сделал твоей семьи. Мы сами виноваты в смерти Владлена. Прости нас и спокойно живи в Минске, если хочешь. Медиамагната, который сломал жизнь тебе и нашей семье, больше нет. Он умер год назад.
В тот день они много плакали и говорили до вечера. На прощание Наталья и Вадим обняли Алю, как свою дочь, и пообещали помогать ей, если она попросит. Через день Аля возвращалась в Польшу. Наталья и Вадим настояли на том, чтобы подвезти ее на вокзал. На вокзале Аля попросила их ухаживать за могилой папы если будет время и дала точные координаты на Колодищенском кладбище. Наталья и Вадим пообещали ухаживать и сунули девушке серый конверт в сумочку.
- Не надо, - засмущалась Аля.
- Это не обсуждается. - строго ответила Наталья. - Мы с мужем так решили.
- Нам не для кого собирать деньги. - добавил с улыбкой Вадим - А у тебя вся жизнь перед тобой. Вот и живи. И будь счастливой. Если будешь в Минске, заходи к нам - будем рады...
- Что я матери скажу? - растерянно ответила девушка. Она так и не смогла признаться маме о встрече с семьей бывших врагов.
- Что хочешь. - ответил Вадим и шутливо добавил: - Скажи, что в казино выиграла.
Через пару часов Наталья с Вадимом уже стояли перед невысоким серым памятником Сергея Красавицкого. Вадим оценивал, что можно технически подправить или подкрасить, а Наталья неожиданно заметила:
- Их примирила земля ...
- Ты о чем? - удивился муж.
- Дядя мой лежит через какие-то 500 метров отсюда. Когда-то мы с тобой ездили в Испанию и видели там памятник жертвам гражданской войны. Там так и было написано. И этих двух врагов тоже примирила земля ...
Они молча вернулись через западные ворота, сели в машину и отправились в Минск.
Фиолетовые галстуки
Азиз Алиев хорошо запомнил свое первое сентября в восьмом классе. В тот день, после всех торжеств, Анна Евгеньевна, его классная, приказала:
- В нашей школе создан новый клуб молодых активных патриотов, в который ученики должны вступить. Завтра приносите по три тысячи - это каждый может себе позволить - и получите красивые фиолетовые галстуки. Вопросов нет? Хорошо.
Азиз был из семьи, которая в 1988 г. сбежала из Карабаха от войны. Его папа был азербайджанец, а мама армянка. Когда Азиз пошел в школу, папа решил вернуться в Баку. Без семьи. С любовницей, которая родила ему дочь. Папа всегда хотел дочку, и поэтому был готов оставить жену и сына в пользу женщины вдвое моложе его. Но те несколько лет детства, когда мама и папа были вместе, научили Азиза слушаться мать во всем.
Когда он дома сказал о клубе молодых патриотов, мать тихо ответила:
- Не думаю, что это хорошая идея. В мое время в школе носили галстуки другого цвета, и считалось некрасивым их не надеть, но когда началась война, за такой галстук могли убить ... Мне бы не хотелось, чтобы и ты носил галстук, за который можно ответить жизнью.
Когда на следующее утро Азиз не принес деньги, так оказалось, что было еще четыре парня и две девушки, которые тоже не сдавали на галстуки. Если ты не один, чувствовать взгляд классной не так неудобно. Но в конце недели остались только два парня, что не сдали деньги на галстук. Один из них рос в семье алкоголиков, второй спускал все карманные деньги в компьютерном клубе.
В понедельник классная принесла Азизу и остальным двум мальчикам по галстуку и сказала торжественным тоном:
- Я понимаю, что вам нечем заплатить. Бывает разное в жизни. Поэтому держите галстуки просто так, в подарок. Любите Родину. Уважайте власть. Каждый день доказывайте своими поступками, что вы - достойные сыны Отечества.
Оба из проблемных мальчиков повязали галстуки под аплодисменты одноклассников. Азиз стоял бледный. Трудно быть белой вороной, когда каждый ученик смотрит на тебя.
- Анна Евгеньевна, простите, но я не могу присоединиться к клубу молодых патриотов.
- Что?! Ты минчанин?
- Да.
- Ты белорус?
- Азербайджанец.
- Но живешь в Беларуси.
- Да.
- Патриот?
- Не знаю. Но я не буду членом клуба.
После этого Азиз стал врагом для классной, многих одноклассников и проблемой для школы. Классная вела белорусский язык и литературу, и почти каждый урок, где хоть как-то говорилось о Родине, старалась насмехаться над Азизом. "Предатель Родины", "хач", "чурка", "лузер" и даже "американский шпион" - такими титулами награждали парня и Анна Евгеньевна, и классный актив. Пыталась классный руководитель вызвать мать Азиза, Севду, на беседу в школу, но та работала постоянно. Тогда однажды она поговорила с мамой непокорного ученика по телефону, когда Азиз уже лег спать. Долго после того разговора Севда плакала на кухне, но сын об этом так и не узнал.
Директором школы был Андрей Павлович Капец, пятидесятилетний усатый высокий худой мужчина, бывший полковник милиции, который долгое время был начальником спецкомендатуры. Его боялись и ученики, и учителя. Бывший милиционер понимал, что Азиз не из тех, кого легко сломать и попытался найти отцовский подход. По-хорошему объяснял он парню, что отказ быть молодым патриотом может стать препятствием поступить в институт и найти нормальную работу в городе. Предлагал носить галстук только в школе и оставлять его в сейфе его кабинета. Но Азиз был упрям.
Тогда директор вызвал к себе лидера клуба и координатора ячейки класса, где учился Азиз, и объяснил им, что ребятам нужно серьезно заняться парнем. Лидер клуба был из уличных хулиганов, которых через ответственные должности в клубе перевоспитывать директор. А координатором ячейки была отличница из успешной семьи. Координатор собрала свою ячейку - весь класс - и объявила бойкот "несознательному ученику Азизу Алиеву". Это было как раз перед новогодними каникулами.
А сами каникулы Азиз провел в больнице. Лидер клуба, здоровый одиннадцатиклассник, встретил в коридоре школы Азиза, остановил его и предложил:
- Выскочим, чурка?
Они пошли в туалет, где Азиз, который регулярно ходил на турники, а в детстве - на карате, первый бросился в бой и быстро повалил лидера на грязный пол.
- Ну смотри, хач, еще разговор не закончен, - бросил избитый хулиган вдогонку Азизу, который вышел из туалета и хлопнул дверью.
Перед Новым годом, Азиза остановили незнакомые парни в темном переулке недалеко от дома. Отобрали деньги и продукты, которые он нес из магазина и молча избили его до переломов. Опознать их было невозможно, так как было темно. Лидер сам прибежал к Азизу в больницу с апельсинами, говорил, что он тут не при чем, что тогда в туалете хотел только поговорить, что в школе никто не будет больше трогать Азиза. Но парень и не собирался выдавать хулигана. Даже об их драке в туалете никто не знал. Милиция также виновных не нашла.
Когда Азиз вернулся в школу, его действительно уже не трогали, но бойкот продолжал действовать. Недостаток внимания сверстников потянул парня к дворовым друзьям. Сначала это был футбол. Потом первые пробы пива и сигарет. Но Севде было достаточно строго взглянуть на сына, чтобы Азиз перестал играть с дворовыми ребятами. Опять началось одиночество, но как раз пришло лето и было не до отдыха: надо было помогать матери на рынке.
Когда Азиз перешел в девятый класс, ему пришла неожиданная помощь. Министр образования публично выступил с осуждением принуждения учащихся к участию в патриотических клубах. Отныне он больше не был белой вороной. Несколько человек в школе отказались носить фиолетовые галстуки. Потом координатор ячейки, организовавшей Азизу бойкот, вместе с родителями переехала в Польшу по карте поляка. Классная больше не трогала Азиза, но давала понять, что по-прежнему считает его лузером. Правда еще не закончился учебный год, как Анна Евгеньевна, которой еще не было и тридцати пяти, вышла замуж за немца, с которым переписывалась целый год и поехала к нему в Германию.
Однако фиолетовые галстуки еще ожидал сильный удар. Когда Азиз перешел в одиннадцатый класс, его нанес новый лидер клуба, хулиган Стас из параллельного класса.
У лидера был день рождения, который он начал праздновать с друзьями в школьном туалете. Потом с криками "У меня фиолетовый галстук, и мне все фиолетово!", "С днем рождения меня!", "Ерш forever!", "Капец, тебе капец!" Стас двинулся к кабинету директора и при всех справил малую нужду на дверь. Это сняли и выложили в Интернет его подвыпившие дружки. Видео накрутило сотни тысяч просмотров, и о хулиганском поступке написали многие СМИ.
Капец хотел сам разобраться с инцидентом, но, после того как о хулигане узнала вся Беларусь, Андрей Павлович вынужден был оставить пост директора и саму школу. Стас тоже исчез неизвестно куда.
Отныне Азиза больше не заставляли вступать в патриотические клубы. В общем, чаще в их манили потенциальных участников различными льготами и подарками. Поэтому учеба в Медицинском университете не была для него такой проблемой. К тому же, он учился на платном отделении, за его учебу платил папа - гражданин Азербайджана, который в это время вспомнил, что у него есть сын. В результате, по каким-то причинам Азиза не очень беспокоили с деканата, возможно, многие считали, что он также из Азербайджана.
Хотя папа и высылал деньги на учебу, но нужно было и жить на что-то. Поэтому Азиз работал на "скорой помощи". Однажды ночью он, после целой серии вызовов, дремал на кушетке пока доктор играл в шахматы с шофером их машины. Сквозь сон он услышал знакомое "Капцу капец", хохот бригады и докторское:
- Азиз, подъем! На вызов!
Через двадцать минут они были в двухкомнатной "хрущевке" в незнакомой части города. На кровати лежал высокий худой старик с седыми усами, с каким-то знакомым лицом. Он уже скончался. Рядом стояла женщина, лет под 60, очевидно его жена.
- Инсульт, - тихо сказал Азизу доктор. - Не успели.
И начал оформлять документы: "Капец, Андрей Павлович ...". Жена умершего встретилась взглядом с Азизом и сказала:
- Всю жизнь не болел. Но два года назад довели его на работе, выгнали на пенсию с позором. Вот и не выдержал, бедняга ...
Через несколько лет Азизу, который уже работал доктором "скорой помощи", удалось поехать на отдых в Болгарию. Опять не обошлось без спонсорства отца. Шум моря, жаркое солнце, крики торговцев печеньем и чаек ... После очередного заплыва за буйки и на берег, лег загорать. Глаза закрыты. В уши непонятные фразы на разных языках. И вдруг слышит знакомый женский голос:
- In Bulbondia no sun, very bad. I hate Belarus. I happy to be German... (В Бульбондии солнца нет, очень плохо. Ненавижу Беларусь. Счастлива быть немкой.)
Оглянувшись, Азиз увидел, как недалеко стоит его бывшая классная, учитель белорусского языка, Анна Евгеньевна и что-то объясняет компании седеющих солидных мужчин, которые вероятно были англичанами. Кажется, она выглядела моложе и красивее, чем, когда работала в школе.
Иногда раньше Азиз представлял себе встречу с самой нелюбимой учительницей. Хотел доказать, что он не лузер, не чурка, не предатель. Что может добиться всего в жизни. Вот она встреча. Вот она, Анна Евгеньевна, стоит в купальнике боком к нему и беседует с какими-то джентльменами на ломаном английском. А желание подойти к ней и что-то сказать или доказать исчезло.
Азиз лег и прикрыл лицо шляпой. Почему-то вспомнил как на уроках Анна Евгеньевна с какими-то эмоциями, чуть не надрывом, призвала любить Беларусь. Стало смешно.
А бывшая учительница объяснила своим новым знакомым, что уже год как она "свободная немецкая леди", имеет свой шалей в Альпах, пригласила их к себе в гости и, попрощавшись с джентльменами, прошла мимо Азиза купаться в море.
Вечером того дня они встретились у местного ресторанчика в последний раз. Она стояла у входа в красном платье, явно немного пьяна. Он гулял по улице. Было темно. Видимо поэтому она не узнала бывшего ученика.
- Сигарет? - спросила она и показала жестом, что хочет курить.
- Ноу - ответил Азиз и пошел дальше. У него совсем пропало желание разговаривать с бывшей классной, и он только был рад, что она не узнала и не окликнула его.
Через пару дней молодой доктор снова сидел в туристическом автобусе, который ехал в Беларусь. Дорога была нелегкой, но Азиз почти все время спал. Работа научила его спать, где только можно и когда только можно. Наконец, спустя много санитарных остановок и пограничных постов поздно ночью автобус остановился у Привокзальной площади в Минске.
Родной город встретил Азиза холодным ветром и проливным дождем. Как контрастный душ после солнечной Болгарии. На часах 3:30. Метро не работает. Доехать можно только на такси. Доктор порылся в карманах, нашел старые банкноты 100 и 50 тысяч. Как раз месяц назад деньги поменяли, но у Азиза были только старые, которые должны были ходить до Нового года.
- Должно хватить, чтобы доехать до дома, - подумал он. И вдруг почувствовал себя счастливым. Он вернулся домой. Азиз был рад холодному ветру, дождю, старым обесцененных деньгам. Впервые в жизни он понял, что хочет жить здесь. Всю жизнь он понимал, что он азербайджанец, но сейчас хорошо осознал, что не хочет переехать к отцу в Баку. Он белорусский азербайджанец. Его Беларусь - это не фиолетовые галстуки, не лицемерный пафос, а просто место, где он родился, вырос и будет жить дальше.
Азиз радостно подхватил свои чемоданы и двинулся к такси, а на автобусной остановке осталась стоять мокрая девушка в черной одежде под эзотериков или готов, поверх которой контрастом висел золоченый православный крест, и звонила кому-то:
- Ну вапще, чего я родилась здесь? Мокнуть ночью под дождем и ждать пока Саша приедет? Лучше жила бы в Болгарии. Я уверена, что в прошлой жизни я была болгаркой ...
Кто как хочет...
Педсовет длился уже час. Директор обсудила вопросы патриотического воспитания, проблему со сбором денег на горячее питание с родителей учеников и начала читать объемную бумагу, которая пришла из РОНО. Читала быстро, не отрывая глаз от документа. Спешила. В актовом зале повисла скука. Учительница истории играла сама с собой в какой-то математический аналог "крестиков-ноликов". Физкультурник на галерке демонстративно развернул "Прессбол" и начал читать. Молодая учительница белорусского языка подрисовывала губы, время от времени оглядываясь на директора, чтобы та не заметила это. Еще несколько немолодых учительниц тихо перешептывались. Это был еще время, когда мобильниками пользовались только для звонков и эсэмэсок, и каждый коротал время, как мог.
Наконец, бумага закончилась и педсовет заканчивался тоже. Директор перевела дух и спросила:
- Есть вопросы или предложения, товарищи?
Неожиданно для всех, с места поднялась учительница географии, которая прославилась тем, что сорвала планы предыдущего директора перевести всю школу на краткосрочные контракты. Она одна отказалась переходить на невыгодный контракт, а, когда директор решила уволить ее за нарушение трудовой дисциплины, "географица" добилась приезда журналистов Национального телевидения в школу и, в результате такой антирекламы, директор тихо уволилась сама. Сейчас учительницу географии боялись трогать.
- Есть предложение, - сказала "географичка", - давайте перенесем время начала занятий в нашей школе с 8 на 8.30 утра.
Педсовет загудел и разделился на две фракции. Голос директора, которая пыталась объяснить, что не в компетенции учителей и даже директора школы решать, когда приходить на работу, не был слышен, и педагогов было не остановить.
- Кто рано встает, тому Бог дает... - аргументировала одна учительница.
- А что? Хотя б еще полчаса поспим... - парировал кто-то другой.
Молодежь была преимущественно за 8.30, старшие коллеги за 8:00. Голос у директора был не такой сильный, и она не могла успокоить педсовет.
Физкультурник решительно сложил газету и громко прекратил спор:
- Короче! Кто хочет, приходит в восемь, а кто хочет - в восемь тридцать!
Несколько секунд педсовет охватила тишина. Потом все расхохотались. Педагоги начали собирать свои вещи и направляться к выходу из актового зала. Директор ничего не говорила, но всем было понятно, что совещание закончилось.