Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.02.14.

Участники: капитан Арья (А), биолог-аналитик Тэн (Т), лингвист-семантик Орсон (О).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(начало записи)

А: Исходя из имеющихся данных, мы подхватили какой-то из родов Vagae Animae.

Т: Расшифровка ещё не до конца произведена, но структура сигнала соответствует Symphonia Umbrarum.

О: Я бы не была бы столь категорична. Это не просто мелодия, капитан. Это нарратив, на языке старой Федерации. Как было в недавнем отчёте Кеплера 351. Ту аномалию в конечном итоге классифицировали как Arcanorum Concitatores.

А: (Скептически) Вполне возможно. Тем более мы сейчас в том же квадрате, что и они были в момент воздействия аномалии. Это не может быть случайностью. Подождём окончательную расшифровку.

Т: Торсон обещал предоставить её к концу второй вахты. Вышло бы быстрее, но вы ж его знаете прогоняет дополнительные тесты, опасается, что это что-то с Изнанки.

О: Или сигнал маяка какой-то давно сгинувшей цивилизации, или контакт с формой жизни, которую мы можем воспринять лишь в виде этого аномального сигнала. Это точно Arcanorum Concitatores у меня собрана целая коллекция данных по ним. Это точно Arcanorum Concitatores.

А: Орсон, ваше увлечение Arcanorum Concitatores иногда бросает тень сомнения на ваш профессионализм. Как капитан должен вам указать, что сейчас именно этот случай.

Т: Это вы, капитан, ещё не знаете, что наша Орсон отдала половину своего годового жалования за дощечку с какими-то писульками.

О: Это гробовая доска из красного дерева

А: Орсон, полугодичное жалование

О: Каждый имеет право на мелкие пороки.

А: Полугодичное жалование за доску с кем я работаю

Т: Да, капитан, вот с такими людьми и приходится осваивать космос, а ведь когда-то напишут, что лучшие из лучших. А они доски покупают

О: (Обижено) Придёшь ты ко мне ещё, Тэн, поговорить об очередной девице, что отвергла твои ухаживания

(запись приостановлена)

Судно Кеплер-Процион 734. Год 4829 после Падения Небес.

Воздух был чист и прозрачен, как вода в горном ручье, как улыбка ребёнка.

Барон сидел за столиком в пустой кают-компании шумные обитатели звездолёта разошлись по своим делам. Перед ним стояла бутылка тёмного, как его душа, рома и два стакана. Один полный, его. Второй для собеседника, которого опять не удалось найти.

Эти трое из Федерации 2.0 если не присматриваться в общем-то походили ещё на людей ну более или менее

Барон поднял руку и щелчком пальцев подкрутил виртуальную ручку настройки. Из динамика послышался голос Билли Бостона. Старый чёрт как обычно выл что-то своими сгоревшими связками. Разбирать, что там в это раз желания не было.

Блюз это вообще не про думать и разбираться.

Блюз это про слушать и чувствовать.

- За тебя, Билли. - прошептал Барон и отхлебнул из своего стакана.

Билли Бостон уже многие годы оставался той тонкой ниточкой, что соединяла его с домом.

Большой Билли, в отличии от Барона, каким-то образом всё же пробивался, пусть в виде помех, обрывков данных, на тот план, на котором теперь находились обитатели Тёмного мира.

Самди печально усмехнулся и сделал ещё глоток.

Очередной гениальный, грандиозный, превосходных во всех отношениях план, в конечно итоге пошёл не так, как планировалось.

Федерация, которую теперь называли Старой, та самая Федерация, что была до начала Космической Экспансии, которую когда-то в будущей назовут Первой Космической Экспансией или Великой; так вот та самая Федерация разработала и реализовала проект по выдавливанию Изнанки на другой план бытия, чтобы если окончательно не изжить её угрозу, то снизить её на порядок, практически исключив возможность контакта Изнанки с реальностью или планом этой реальности, который теперь надлежало называть базовым.

Проект завершился триумфом.

Война, вечная война вначале с Тёмными Богами, потом с Изнанкой Неделимой, та война, что многие тысячи лет сдерживала Федерацию, вынуждая идти на невообразимые жертвы, подавлять и выжигать проявления того, что могло быть результатом воздействия Изнанки, окончилась.

Федерация шагнула к звёздам, вскоре став Федерацией 2.0, чей флот теперь бороздит просторы космоса в поисках если не братьев по разуму, то новых знаний.

Лоскутный Мир израненное больное создание, сотворённое неумелой рукой глупца те его части, что больше других были подвергнуты порче Изнанки или же ещё помнили, что такое на самом деле магия, постепенно тоже ушли на другой план.

Старым история не нашлось места в новом мире, где некоторые люди уже походили на людей только если не сильно приглядываться, а корабли ходили не по Межреальности, в космосе летели те корабли.

Барон пододвинул к себе пустой стакан.

Щедро плеснул в него.

Мой поезд ушёл я остался один

Гитара из пыли и ржавые струны.

И каждый блюз, что сердце.

Где ты дорога домой? - выл Билли из радио Барон согласно кивал и пил.

Стакан был полон, но не было того, кто поднёс бы его к губам.

Но это было и не важно.

Ром не начинает горчить о того, что его некому пить, а песня не становится хуже оттого, что её никто не услышал.

Барон Суббота поднял свой стакан. Ром в нём колыхнулся, мягко, тепло, как объятие давно ушедшей матери. Барон не пил. Он лишь смотрел на тёмную жидкость, слушал.

- Как жаль, что самые горькие истории поются беззвучно, - произнёс Барон, и его голос внезапно сорвался в шёпот. Он снял очки. Его глаза были полны тоски, древней и бездонной, как космос между мирами. Как жаль, что даже мне их не услышать, не рассказать их потом под сводами бара с заплёванным полом

Барон Суббота наконец сделал глоток.

Второй стакан так и стоял.

Барон Самди усмехнулся, горько и коротко.

- За нас, mon frre. За скитальцев и бродяг, музыкантов и безумцев. За тех, кто будет рассказывать свои истории даже если никто их не услышит.

Под аккомпанемент блюза, барон пил свой ром, а члены экипажа Кеплера-Проциона 734 ждали расшифровку аномального сигнала, ловя себя на мысли, что к привычным запахам корабля примешиваются запахи корицы, костра и старой боли, а звезды за иллюминаторами как-то уж слишком игриво подмигивают им, будто бы зазывая на танец.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.02.14.

Участники: капитан Арья (А), биолог-аналитик Тэн (Т), лингвист-семантик Орсон (О).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

Т: Торсон прислал первые фрагменты. Это какой-то гибрид Arcanorum Concitatores и Symphonia Umbrarum. Сигнал многослойный, переписанный, перепечатанный, перепетый, при чём многие его части противоречат друг другу. Торсон говорит, что, возможно, имела место ошибка расшифровки. Обещал проверить вручную. В сигнале есть музыкальные фрагменты, приказы, дневники, пропаганда И всё пропито одним и тем же: болью, которая не умерла.

О: (воодушевленно) Возможно, мы натолкнулись на новый, ранее неизученный род Vagae Animae. Этот сигнал похож на крик, сотканный из обрывков. Каждый фрагмент не документ, а свидетельство. Но каждый свидетель мёртв или забыт.

Т: Торстон уверен, что это не ловушка? Такие архивы иногда приманки. Изнанка умеет имитировать человеческую боль. Она питается ею.

А: (тихо) Торстон уверен. Он трижды прогнал тесты в автоматическом режиме. Один раз вручную. Но если Торстон ошибся наш долг разобраться с этим до того, как ещё кто-то получил этот сигнал.

Т: Ваниль и мёд, капитан, ваниль и мёд расшифрованный фрагментом ими так и сочится. У меня нехорошие предчувствия. Прошу позволить ознакомиться с расшифрованным фрагментом только мне. На время ознакомления и после прошу поместить меня в карантин.

О: Предчувствия у него. Вообще-то подобное это моя работа.

А: Тем более ты, Тэн, прошёл дополнительный курс боевых улучшений.

Т: Капитан, и всё же я настаиваю на своей кандидатуре. В случае возникновения непредвиденной ситуации Орсон имеет больше шансов определить её причину и найти пути спасения, чем я, - это ведь не биологическая угроза.

А: Будем считать, что твои доводы признаны разумными. Продолжим этот разговор после того, как ты ознакомишься с имеющимся фрагментом.

(запись приостановлена)

Нью-БлэкКрос. Год 3038 после Падения Небес.

Выдержки из черновика, родившегося на ответ на монографию Разоблачение мифа о Бродяге: исторические альтернативы в Лоскутном Мире, но так и неизданного.

Хотя официальная хронология утверждает, что Бродяга был создан Великим Пустым как часть Десницы, существуют альтернативные теории, предполагающие его более древнее происхождение.

Вот несколько самых распространённых гипотез, основанных на косвенных свидетельствах и аномалиях хроник, которые были проигнорированы при написании монографии Разоблачение мифа о Бродяге: исторические альтернативы в Лоскутном Мире:

- Бродяга является последним или самым крупным осколком (некоторые культуры используют термин воспоминание) Истинного оставшийся в мире и постепенно обретший самостоятельность. Доказательством чему может служить способность Бродяги влиять на судьбу мира, которая по масштабу может быть сравнена только с творческой силой Истинного;

- Бродяга также может являться грязным, спасённый ангелом-изгоем ещё в эпоху до Сожжения Библиотеки, когда, как нам известно, ангелы разделились: одни хотели уничтожить грязных, другие - спасти. Бродяга мог быть одним из тех, самый первых людей, чудом доживших до времён после Падения Небес;

- Бродяга воплощение Пустоты до Великого Пустого, ведь Пустота существовала всегда, а Великий Пустой лишь стал её носителем. Бродяга, если исходить из степени влияния его на мир, - вполне может являться предыдущим воплощением этой силы, уснувшем до наступления кризиса с Богом Сотворённым, ради победы над которым он пробудился;

- Бродяга мог быть и артефактом из Библиотеки, ведь она хранила не только знания, но и готовые сущности. Бродяга мог быть одной из них, случайно или намеренно активированной в момент Сожжения;

- Бродяга бог из иного мира

Его происхождение, с высокой долей вероятности, связано с эпохой до Сожжения, но правду уже не узнать

Одно можно сказать с уверенность Бродяга аномалия, которую нельзя полностью объяснить в рамках официальной истории.

Нью-БлэкКрос. Год 3038 после Падения Небес.

Обобщённая выдержка из нескольких исследований, связанных с персонажем, именуемым Бродяга, основная часть материалов взята из монографии Разоблачение мифа о Бродяге: исторические альтернативы в Лоскутном Мире.

В истории Лоскутного мира фигура Бродяги окружена легендами, но анализ хроник и свидетельств позволяет предположить, что его образ - собирательный, созданный из деяний других ключевых персонажей истории.

Перечислим основанные на исторических примерах из хроник доказательства, каждое из которых позднее будет разобрано со всей тщательностью:

- основание Асгарда - деяния Одина, также именуемом Странник, ошибочно приписывается Бродяге;

- в летописях часто встречается записи о Бродяге, объединившем эльфов и фей, но это также, как будет доказано позднее, было сделано Одином;

- в ранние годы Тринитас скрывал свою сущность под именем Бродяги, совершив при этом целый ряд деяний таких как убийство Мудреца, разрушение мир орков, но в поздних текстах вину за это возложили на вымышленного Бродягу, чтобы обелить Тринитаса;

- в доступных нам трудах Летописца есть такая пометка Говорят, что это сделал Человек, но кровь на клинке была не его, которая может свидетельствовать, что некий Бродяга, упомянутый в записи, не был тем, кем должен был являться;

- имеются свидетельства, что за созданием Пожирателя в 1185 годы после Падения Небес стоял Душегуб, но вину за это позже возложили на Бродягу, чтобы скрыть связь с Тёмных Богов;

- в записках, по которые могу принадлежать руке той самой Лилит упоминается тот, кого называют Бродягой, был лишь тенью, за которой прятались истинные творцы хаоса;

- районе 1700 года после Падения Небес орки приняли веру в Тёмных Богов, но в хрониках, чтобы скрыть истинного виновника, это событие подано как проповедь Бродяги;

- в чудом вывезенных из Города архивах Ночной Администрации найдены документы, где Многоликий бог в Бродяги сообщает следующее Они будут помнить его имя, но это я держу нити

Это даёт возможность с высокой степенью достоверности предположить, что Бродяга - фальсификации Летописца, которая использовалась для скрытия неприглядных фактов прошлого многих исторических личностей.

Так почему же миф о Бродяге сохранился до сих пор, хотя достоверных доказательств не было представлено до сих пор?

Я выделяю две основных причины этого, которые мои коллеги часто объединяют в одну:

- удобство для обывателя образ странника-одиночки объединил разрозненные события в простую и понятную легенду;

- удобство для сильных Лоскутного Мира, которые на протяжении тысячелетий использовали Бродягу как маску для тех дел, которые могли бы бросить тень на них;

Таким образом, Бродяга это символ, сотканный из лоскутов чужих судеб. Его нет есть только те, кто стоял за ним, носил его маску в определённые исторические периоды.

Нью-БлэкКрос. Год 3173 после Падения Небес.

Кафе, многолюдное во время обеденного перерыва и после окончания рабочего дня в офисах, которых в округе хватало, сейчас было практически пустым.

Утренние часы между наплывом офисного планктона, не мыслящего начало рабочего дня без стакана кофе с каким-нибудь глупым названием в руках, и обеденным ажиотажем наверное, любое время любого сотрудника кафе и ресторана, проигрывающее лишь времени перед закрытием смены, когда наконец можно поехать домой.

Маркус и Лео по своему обыкновению выбирали именно эти часы для того, чтобы попить кофе и перекусить без лишней суеты вокруг. Суета отвлекала, мешала насладиться вкусом кофе и разговором.

На столике лежит скан-копия недавно полученной ими расшифровки Песни о последнем народе, самой полной из известных на данный момент версий, которую не так давно удалось найти при раскопках на Орне, том самом, где по легендам находились и Библиотека, и Архив, сожженные Великим Пустым. Всего несколько листов, но даже из-за них на столике становится тесновато тарелочка с круасаном, который заказал себе Маркус скрывает часть текста. Но мужчинам и не нужно видеть текст. За последние несколько дней они ему выучили практически наизусть.

Листы прихватил Маркус. На всякий случай, вдруг Лео опять начнёт вилять задом, уходя от прямых ответов или ссылаясь, что, возможно, формулировка неточная.

- Ты вообще понимаешь, что это? Это ключ к прошлому. Автор, кто бы он ни был, нам в открытую тычут в лицо правдой, а мы отводим взгляд, ищем какие-то ещё доказательства, которых может уже и не быть. Удача, что нам удалось даже это найти. Удача.

Лео по старой привычке хотел было поправить свои очки, да вовремя отдёрнул руку операция на хрусталике, проведённая недавно, избавила его от необходимости носить очки.

- Маркус, сбавь обороты. Мы ведь ещё не получили подтверждение о подлинности текста. И даже если, акцентирую твоё внимание, на даже если даже если Мак-л Бук подтвердит, что текст относится к интересующему нас периоду даже так это может быть очередная фальсификация, созданная для тех, кто откажется верить в официальную историю, созданная для нас

- Перестраховываешься, как обычно. Но ты же не можешь отрицать того факта, что этот мотив прослеживается в десятках, сотнях культур? Прослеживается до момента, когда он был замещён историей с Падением Небес.

- Я просто говорю о том, что это может быть очередной ловушкой, отвлекающим манёвром. Вспомни, буквально лет пятьдесят назад в реальности Бродяги почти никто не сомневался. А теперь он лишь второстепенный персонаж бездарных бульварных романов и не менее бездарных песен.

- Ах, Лео, друг мой и ты, и я знаем, что Бродяга куда более позднее творение, чем то, что мы с тобой обсуждаем.

- Опять ты передёргиваешь. Я говорю о принципе, о том, что твоя восторженность может привести всех нас в заранее подготовленным нам тупик, из которого нам придётся выбираться, тратя, возможно, куда больше времени, чем мы потеряли бы, действуй, мы чуть более осторожно. Сам подумай, кто-то стёр целые эпохи, то почему они оставили такие вот следы? Лео постучал по ксерокопиям пальцем. - Может ведь и так выйти, что нам намерено подкидывают эти крохи, а смеются, если они могут это делать, когда мы хватаемся за них. Понимаешь ты?

- Возможно, это ловушка, но, если это их просчёт, то они вполне могут попробовать исправить его, и тогда каждая секунда нашего промедления работает против нас.

Лео сделал неопределённый жест рукой: может и так, может и эдак, но от спешки будет больше проблем, чем пользы.

Спешка она, как говорил один их общий знакомый, важна лишь при двух вещах при ловле блох и при том, о чём в приличном обществе не принято говорить.

Две шестерёнки колоссального механизма прирабатывались к друг другу, пока с треском и проскальзыванием, но совсем скоро механизм заработает, как и было задумано.

Нью-БлэкКрос. Год 3177 после Падения Небес.

Из доклада Маркуса Линдермеера по Песне о последнем народе.

Внемлите, о Девы, преданьям былого,

Как гордые люди царили над миром,

Как меч их сверкал в сраженьях кровавых,

Как пали пред ними все вражьи дружины.

Нет равных нам больше! - гласили их клики,

Нет воли, кроме как воли народа!

И рухнули башни чужих исполинов,

И пепел врагов развеяли ветры.

Нет равных нам больше! - гласили их клики,

Нет воли, кроме как воли народа!

И рухнули башни чужих исполинов,

И пепел врагов развеяли ветры.

Текст Песни переполнен мотивом абсолютной победы, ведущей к стагнации, повторяется во многих текстах:

- в Арвефни это метафорически выражено через зашитый рот Эйрика - немота как символ прекращения диалога с миром;

- в Overmorgen торжество технологической перезагрузки (взята наиболее распространённая версия текста, версия 2.3.) оборачивается катастрофой, когда дети стирают серверы - победа над биологическими ограничениями уничтожает саму основу для развития.

Параллели в текстах также очевидны:

- Арвефни - Стены, покрытые уравнениями - речь, конечно, о знании, ставшем мертвым, лишь рисунками на стенах;

- Overmorgen - Они отрезали их от истории - разрыв преемственности как причина коллапса.

Далее в Песне идут такие строки:

Но что за победа без новой угрозы?

Что слава без зова грядущей битвы?

Сидели герои в чертогах златых,

Теряя былую отвагу и силу.

Умолкли навек молоты кузнецов,

Застыли в доках корабли недоделанны,

Иссякли напевы усталых бардов -

Кому петь победы, когда некому слушать?

В Арвефни это воплощено в детях-формах, которые, не встретив сопротивления, превращаются в пустые сосуды (Dette er kjrlighet - ложь, заменившая подлинный конфликт).

В Overmorgen чёрный иней - символ замороженного прогресса, где вирус в митохондриях искусственно замедляет эволюцию, лишённую внешнего вызова.

Именно в этом куске, как мне кажется, сокрыто самое важное послание:

- в Overmorgen - Без корней новое дерево падает первым - отсутствие врага делает систему хрупкой;

- в Арвефни - Du kan bli ny - угроза как последний стимул к изменению.

Финал текста, который был известен до обнаружения полного текста во время раскопок на Орне:

Как листья осенние, пали династии,

Как дым от костра, развеялись знания.

Детей не рожали - зачем продолженье?

Богатства копили - но для чего они?

Последний владыка в венце из коралла

Сидел на престоле, забытом потомством,

Шептал, обращаясь к теням былого:

Мы всех победили... и этим убили...

Но истинный финал, куда мрачнее:

Теперь мы, босые, у тлеющих углей

Плетём свои сети и мнём глину в чашах.

Но помним наказ, что оставили предки:

Быть сильным - не значит быть одиноким.

Великая мудрость в простоте сокрыта -

Как роща нуждается в бурях могучих,

Как лук без тетивы - лишь палка сухая,

Так жизнь без врагов становится тленом.

Таким образом, все в три основных текста сходятся в одном: абсолютная победа одной группы (расы, вида, идеи) ведёт к краху.

За скобками произведения остаются вопросы наиболее важные вопросы:

- что же в конечном итоге произошло с этой группой;

- кто скрыл все следы существования этой группы;

- кто и зачем заменил реальную историю сказкой о Падении Небес.

Но если исходить из доступных нам текстов, то на два последний вопросах с высокой долей вероятности можно дать ответ причина в группе, о которой поётся в песне.

Группа нашла выход из сложившегося положения.

Если ключевая ошибка - это триумф без противовеса, то не логично ли было бы создать механизм, искусственно поддерживающий напряжение? Не Deus ex machina в классическом смысле, а скорее регулятор. Автоматизированную систему, которая гарантирует, что ни одна сила не достигнет абсолютного доминирования.

Возможно, она уже существует и за крахом Империи, Города и многих других образований скрывается действие этой системы.

Один из механизмов данной системы с высокой долей вероятности может являться Бродяга, споры о существовании которого, после обнаружения отрывков летописи, приписываемой его руке, возобновились с новой силой.

Заметка на полях доклада, сделанная Маркусом Линдермеером.

Возможно, всё ещё хуже, - и все мы, вся наша реальность, - лишь этап в достижении этого самого выхода.

Очередная итерация, как в математических алгоритмах, нужда в которой отпадёт, когда будет получен ответ.

Всё то, что мы мыслим, как Лоскутный Мир, может оказаться лишь непостижимо огромной вычислительно машиной, смысл вычислений мы пока не можем постигнуть.

Нью-БлэкКрос. Год 3328 после Падения Небес.

Выдержки из книги Бродяга как реальная и могущественная сущность Лоскутного мира.

Несмотря на попытки некоторых историков и летописцев представить Бродягу как собирательный образ, существуют неопровержимые доказательства его реальности и могущества.

Вот ключевые, по-моему мнению, аргументы, основанные на исторических хрониках и свидетельствах:

- Семипечатник скрыл Поле Последней Битвы, но позже, что подтверждается записями Летописца, именно Бродяга (2437 год пПН) открыл то поле всему миру;

- проект Renatus (6 год пПН) Бродяга косвенно участвовал в экспериментах по созданию гибридов истинных людей, что впоследствии привело к появлению Города;

- проект Aliquot (44 год пПН) - подселение душ истинных людей в грязных требовало донора существа с уникальными свойствами, это существо было обозначено в записях, как Вагабог, что на жаргоне истинных тех краёв значит ни что иное, как Бродяга;

- проект Vita Nova в нём ископаемых останках (датировано первым тысячелетием пПН) также найдены следы сущности, определяемой как Бродяга;

- Мудрец оставил записи (между 100-120 пПН) о некоем Человеке, который не должен был выжить;

- если спасение (895 пПН) первого императора Бродягой вполне может оказаться лишь мифом, созданным для укрепления веры в избранность Императора, то последующие события с участием Бродяги задокументированы в тысячах источников;

- имеется несколько свидетельств того, что Тринитас (3016 год пПН) признал, что Бродяга обыграл его;

- технология создания Пожирателя (1185 год пПН), также несёт в себе отчётливые следы, определяемые, как следы Бродяги.

В одной из хроник Ночной Администрации Города имеется запись на полях Они говорят, что его не было... но тогда кто же сжёг Терминатор?, что, думаю, должно натолкнуть читателя на мысль о

Так почему же Бродягу пытаются стереть со страниц истории?

Во-первых, страх его способность менять судьбы миров угрожала планам многих тех, кто сейчас правит в нашем мире.

Во-вторых, присвоенные подвиги подняли авторитет тех, кто их присвоил, и они не желают признаваться в том, что не они стоят за многими судьбоносными событиями прошлого.

В-третьих, имеют место Летописца и, возможно, каких-то не выявленных на данный момент групп и персонажей, которые намеренно смешивал события, чтобы скрыть, что Бродяга - единственный, кто смог победить Бога Сотворённого, Тринитаса и, если верить некоторым источника, даже противостоять Великому Пустому и самой Пустоте.

Бродяга не просто существовал он был стержнем, вокруг которого вращалась история Лоскутного Мира. Его дела приписывали другим, потому что правда о нём разрушала все построенные на лжи режимы.

Нью-БлэкКрос. Год 3358 после Падения Небес.

Выдержки из книги Бродяга как реальная и могущественная сущность Лоскутного мира (переработанного и дополненного).

В рассуждениях о происхождении Бродяги, многие опираются на так называемую Историю Лоскутного Мира в изложении Бродяги, которая якобы принадлежит перу самого Бродяги, при этом в стане этих многих, даже среди своих нет единства в отношении данного текста:

- одни признают подлинной всю Историю, но таких меньшинство и их отношение к тексту носит скорее мистически или религиозных характер;

- вторые признают только те части тексты, которые написаны 3042 года пПН, - ведь как всем известно именно тогда Бродяга вернулся в Пустоту;

- третьи признают лишь те участки, в которых повествование ведётся самим Бродягой.

Нет недостатка и в тех, чья позиция является чем-то средним между тремя вышеприведёнными мной, но не будем в них углубляться.

Важен сам факт существования подобного произведения.

Также важен научно установленный факт так называемая История - новодел (подробный разбор и доказательства можно найти во многих работах, в том числе и в моих собственных, но я бы рекомендовал обратиться к работам Маркуса Линдермеера, во многих смыслах, успевших устареть, но при это наполненные работой с первоисточниками, свидетелями), самые ранние упоминания которого отчётливо фиксируются в 3050-3070 годах пПН.

В свете этого единственной правдоподобной причиной появления Истории может являться создание мифа о том, что Бродяга ушёл в Пустоту. Мифа о том, что, даже если он и был когда-то его больше нет. Здесь прослеживается параллель и с Истинным, который оставил Ангелам людей на попечение, а после покинул их, и с Великим Пустым, который удалился в Пустоту после завершения сотворения Десницы и Шуйцы, и с многими иными историями, мифами.

Но, если история о том, что Бродяга ушёл в Пустоту, ложь, тогда где он сейчас? - может воскликнуть мой читатель.

Ответ на него проще, чем кажется, - Бродяга и раньше пропадал с исторической сцены, иногда на значительные временные промежутки, а нам просто повезло оказаться в том периоде истории, когда о нём ещё помнят, когда деяния его ещё не до конца присвоены более молодыми и менее могущественными сущностями.

И возможно, если провести исторические параллели, даже сам Истинный, а потом и Великий Пустой прошли по такому же пути и на самом деле они оказались лишь первыми из тех, кто присвоил себе деяния Бродяги в период его ухода от Мира, его сна.

Хейвен. Год 3415 после Падения Небес.

Затерянный среди бескрайних болот штата Мэн городок застыл во времени, став памятником самому себе времён расцвета.

Сильно потрёпанным временем, местам изгнившим, поросшим, как и всё на эти болотах, грибком и мхом памятником.

Основанный три сотни лет назад находившийся на грани разорения лорд Каллахун сумел наладить добычу и продажу торфа. При его внуке, во время промышленной революции, когда спрос на топливо резко возрос, рабочий посёлок разросся до размеров небольшого городка. Появилась даже железная дорога и фабрика, которая сейчас мрачным истуканом стояла на окраине, за чертой города.

Длинное кирпичное здание с выбитыми окнами. В 50-х прошлого столетия там производили обезболивающие и ускоряющие регенерацию тканей препараты на основе местных растений. С 80-х разрабатывали лекарства для армии. В конце 90-х её закрыли после несчастного случая, который был скорее официальным поводом, чем основной причиной, - дела на фабрике последние годы шли не очень. Не было ни новых контрактов, ни работников, ведь к концу 90-ых от былого величия Хейвена мало что осталось.

Виной тому был переход промышленности на нефть и газ.

Торф стал просто никому не нужен.

За торфом стал никому и не нужен городок, исправно поставлявший его стране больше двух столетий.

Доктор Элиас Вейт появился в Хейвене ранней осенью, когда листья только начали желтеть.

Высокий, сухопарый, в безупречном костюме, скорее офисный сотрудник в приличной фирме, чем доктор, которым он неизменно представлялся.

Он снял чуть ли не половину фабрики под свои, как сказал исследования. Снял за наличные. Никаких документов, никаких вопросов.

- Я доктор, но также я исследователь, биохимик. дал он пояснения шерифу Стиву Каллахану, когда тот, ведомый долгом, заявился на фабрику. - Исследую новые методы обезболивания, и мне кажется потенциал местной флоры недооценён.

Шериф, старый ветеран войны, о которой старался не говорить, с шрамом через левую бровь, крякнул:

- Потенциал и гнилые полы, и крысы чем только тут питаются, твари эх говорю, завалит вас, мистер Вейт, и конец вашему исследованию

- Мне мистер Стейт говорил тоже самое. Говорил, что в черте города полно зданий в лучшем состоянии. Но деньги всё же взял.

- Городской бюджет сам себя не наполнит. Сами понимаете.

- Поэтому даже не стал торговаться. Заплатил сколько сказано.

- Наверное, за это мне нужно сказать вам спасибо. подмигнул шериф исследователю. Часть тех денег ведь пошла и на полицию, а значит и вашему покорному слуге.

- Не стоит. Я ведь в общем-то, если отбросить шелуху, просто хочу продолжить дело отца.

- И что же, простите, это за дело?

Элиас улыбнулся своими узкими, бескровными губами:

- Мой отец, Джулиус Трош, погиб во время инцидента на фабрике. Ну вы-то должны помнить, того самого

На одутловатом от злоупотребления вечерним виски лице шерифа отразилось недоумение.

- Моя мать - Марта Трош. Она вышла замуж повторно, удачно, поэтому я Элиас Вейт, а не Элиас Трош. открыл перед шерифом из несколько своих карт Элиас.

По лицу Стива было видно, что тот пытается вспомнить Марту Трош и был ли у неё сын. Ничего конкретного ему вспомнить не удалось, поэтому шериф повёл разговор дальше, пытаясь докопаться до одному ему известного ответа:

- Думаете из местного мха ещё что-то выйдет? Вы ведь не первый. Приезжали до вас после инцидента два нет, три раза ничего не нашли, да ещё потеряли одного из своих. Мы неделю потратили на его поиски. Не нашли, понятное дело. Болота. Понимать надо.

- Я бы сказал - испытываю умеренный оптимизм в отношении положительного решения данного вопроса.

О записях отца Элиас умолчал, как и о том факте, что им уже были получены косвенные подтверждения того, что гипотеза о причине снижения полезных свойств местной флоры получила подтверждение.

К следующему осени доктор Элиас Вейт обзавёлся собственной небольшой клиникой в центре города, рядом с ратушею.

Большую часть времени клиника была закрыта, а сам доктор пропадал на фабрике или в болотах, но иногда в городе появлялся человек, который останавливался в единственном отеле, который не ясно за счёт чего существует в этом захолустье. Тогда клиника открывалась, принимала клиента, который помещал её ещё день-другой, а потом уезжал, и закрывалась вновь, когда на неделю, когда на две или три.

Клиентов было не много.

И не похоже, что платили они очень щедро: безупречный костюм доктора за год успел поистрепаться, а сам он стал казаться уже не сухопарым, а истощённым.

Но на продление аренды цехов фабрики и на клинику денег всё же пока хватало.

Артем Гловер двадцати двух лет от роду появится, когда зима уже готовилась заключить землю в свои холодные объятия. Он, как и все пациенты доктора Вейта, поселился в отеле.

Бывший звезда школьной футбольной команды, пока не повредил колено в матче против Ричленда.

Будущее его было разрушено в том матче.

Теперь он ходил сильно хромая и глотал обезболивающие.

Через пару лет начал бы злоупотреблять алкоголем, наблюдая за карьерой своих товарищей по команде.

Но судьба сдала ему редкую карту.

И вот он оказался в Хейвена, в клинике доктора Вейта.

- Доктор, я слышал, вы помогаете - пробормотал он, когда Элиас, ознакомившись с его документами отложил их в сторону.

Со стен на них смотрело не меньше дюжины дипломов, среди которых, если приглядеться, были и Харгвард, и Й-ель.

Специалистов с такой квалификацией и в столице было по пальцам одной руки пересчитать.

- Помогаю и, если вы здесь, значит, видели мои работы, но всё же я должен вас предупредить - мой метод экспериментальный, и у меня ещё пока нет полной клинической картины. - Вейт поправил очки. Но вам нужно чудо, а мне нужны деньги.

- Доктор, мне нужно ваше чудо.

Первая инъекция.

Артем ожидал боли. Вместо этого по телу разлилось странное, неожиданное тепло.

И и спокойствие

Через три дня Артем перестал хромать.

Через неделю его тело вернулось к тому состоянию, что было до злополучного мачта против Ричленда.

А потом

- Доктор, у меня - он закатал рукав.

Кожа на предплечье шевелилась.

- Интересно. - пробормотал Элиас, осторожно касаясь кожи.

- Интересно?!

- Я предупреждал, что метод экспериментальный, возможны побочные эффекты но причин для паники нет подобное явление уже наблюдалось мной у нескольких пациентов. Должно пройти в течении двух дней.

Через два дня Артём не явился на профилактический осмотр.

В отеле он тоже не появлялся уже день или около того.

Потом пропала овчарка фермера Максвелла.

Потом - его сын.

Шериф Стив Каллахан хотел было запросить подкрепление в соседнем округе, но и сын, и овчарка были случайно обнаружены в болоте, не далеко от фермы.

От тел мало что осталось.

Аллигаторы постарались на славу.

Артема Гловера никто не искал он скорее всего уехал, как и все до него.

Через у Джерри Максвелла начали образовываться дополнительные суставы на руках.

Кожа Мэри-Энн, школьной учительницы, покрылась чешуёй.

У многих горожан появились пока незаметные изменения в телах, психике.

Подстанция, что питала электроэнергией городок сгорела в туже ночь, в которую и были перерваны линии связи.

Шериф Стив Каллахан и несколько горожан, что поехали с Дер-и, чтобы сообщить о возникшей проблеме, не вернулись.

Вновь начали пропадать люди.

Изнанка находила свои пути проникнуть в Лоскутный Мир.

Дер-И. Год 3421 после Падения Небес.

Эдди Шрайбер третий месяц работал электриком в Чёрном Лебеде - бывшей психиатрической лечебнице, которую перестроили под какой-то научный центр. Платили хорошо. Слишком хорошо, если подумать. Эдди не думал. Он вообще старался не делать лишний движений, руководствуясь старым принципом электриков работает не лезь.

До Лебедя Эдди работал на заводе, но завод два года назад закрыли.

Работы не стало.

Вообще.

Долги стали копиться, а банк уже готов был забрать дом, когда Синди сообщила, что узнала от сестры своей подруги Муэгги Буль, которая была кузиной Лизи Смит, узнавшей от дяди, что в Лебеде освободилась должность электрика.

Собеседование прошло гладко, и вскоре у них в семье вновь появились деньги, чтобы платить по кредитам.

Эдди быстро привык к крикам пациентов, на которых проверяли передовые методы лечения, и странному бормотанию, которое иногда слышалось, стоило остаться в подвале одному.

Пару-тройку раз выслушал он байку о том, что обитатели соседнего городка Хейвена погибли вовсе не из-за выброса болотного газа, а из-за какой-то дряни, исследованием которой теперь и занимаются в Лебеде. Байка не нашла отклика в его сердце: остаться на старости лет без крыши над головой он боятся куда больше, чем каким-то там монстров.

Странности, если они попадались Эдди, он старался не замечать.

Лужа крови в коридоре. Не пятно - именно лужа, размером с автомобильное колесо. Или не крови? Мало ли что эти в белых халатах могли пролить. Когда потом проходил в том же месте, лужи уже не было.

Другой раз Эдди увидел в том же коридоре силуэт мужчины, который методично бился головой о стену. Когда он подошёл ближе, никого уже не было. Заменил лампу в коридоре заменил она мигала иногда и из-за этого могло показаться лишнее.

Гул в трубах, похожий на молитву. Мало ли что кому слышится в гуле старых труб?

Однажды ночью Эдди пришлось тащиться на склад. Отдельно стоящее здание, забитое хламом, который, наверное, копился там ещё со времён последней войны. Там опять барахлило видео наблюдение. По мнению Эдди наблюдать там особо было не за чем, а рассчитывать что кто-то позарится на содержимое склада мог лишь параноик с подтверждённым диагнозом, но своё мнение Эдди не высказывал, даже самому себе, а когда оно появлялось он старался побыстрее его забыть.

Эдди был не в том положении чтобы иметь своё мнение.

Когда он открыл дверь, в нос ему дарила сладковатая вонь - как в морге, где Эдди пару лет назад менял проводку.

На полу лежала женщина.

Нет, не так.

На полу лежало то, что когда-то было женщиной.

Её кожа она двигалась. Будто под ней копошились тысячи червей. Эдди видел, как её рука отделилась от тела и поползла по полу, как паук.

Утром, после смены Эдди получил премию в концерте.

Она примерила его с увиденным ночью.

На войне ему доводилось видеть вещи и пострашнее. И тогда за это не платили.

Приятная пухлость конверта успокаивала, обещала хотя бы иллюзию финансовой стабильности.

Той ночью Эдди во второй раз увидел её в этот раз она была девушкой с отгрызенной рукой. Девушка смялась, мазала кровью стены.

- Он сказал, я красивая.

Эдди хотел спросить:

- Кто он?

Но промолчал.

Неприятности ему был не нужны.

Ему нужны были деньги.

Ещё один конверт не помешал бы.

Через неделю Эдди заметил - вода в кранах пахнет медью.

Сантехник Ричи, как бы невзначай бросил тогда:

- Не пей.

Наутро в котельной случилась авария.

Ричи погиб.

Сварился заживо в кипятке.

Эдди начал видеть её во сне.

Она не говорила.

Просто в нём разрасталась, пока он не просыпался.

Синди куда-то пропала.

Наверное, уехала к матери. думал Эдди.

Что мать Синди умерла дюжину лет назад Эдди не помнил.

В день, когда Кейн разрезал себе живот, выпал на очередную смену Эдди.

Сработала сигнализация.

Все выходы из здания оказались заблокированы.

Охранник Стэн стрелял в замок. Пули отскакивали, как горох.

Противно выла сирена.

За воем нельзя было различить ничего, но за воем что-то было.

Она пришла вновь.

В это раз Эдди ждал её.

Изнанка прорывалась, где могла.

Ей необходим был плацдарм, с которого она могла бы начать наступление на Лоскутный Мир.

Портсмунд. Год 3453 после Падения Небес.

Доктор Кроу не спал ровно семьдесят два часа.

Не из-за работы. Не из-за кофе.

Из-за голосов.

Они шептались у него в черепе на языке, который он не понимал, но который казался ему жутко знакомым, будто когда-то в детстве он уже слышал эти слова.

Нет, не в детстве.

В молодости.

Когда проходил практику в Чёрном Лебеде.

Один из пациентов Уильям Тортон имя это вспыхнуло у него в мозгу так ярко и так внезапно, что доктор едва не повалился со стула от боли, даже голоса приутихли.

Кроу, морщась, проверил список пациентов своей лечебницы.

Уильям Тортон. Поступил несколько месяцев назад, по решению суда. Лечение результатов не давало. Бред, галлюцинации и тяга к самоповреждению в последнее время даже усилился, и пациент сам выковырял свой же глаз. Теперь содержится в мягкой палате в смирительной рубашке.

Похоже мозг доктора шутил со своим хозяином шутки.

Стена, старая добрая стена из кирпича, за его спиной вздохнула.

Теплый, влажный выдох.

Кроу резко обернулся.

Никого.

Просто стена с его многочисленными наградами и сертификатами.

Но занавески шевельнулись, как кожа.

Протяни руку коснёшься.

Кроу не стал касаться.

Он закрыл кабинет и направился в бар Последний рубеж, выстроенный на месте сгоревшего Пьяного моряка.

Как дошёл до бара Кроу не помнил.

Виски обжёг горло, но голоса не умолкали.

Они становились только громче, перекрывая даже стук его сердца.

- Вы... вы тоже их слышите?

Женщина в углу постукивала длинными ногтями по столу.

Раз. Два. Три. Пауза. Снова три удара. Её глаза блестели неестественно, как у кошки в свете фар.

Кроу хотел было ответить, но увидел бармена.

Он увидел Торнтона.

Только это был не тот Торнтон из Чёрного Лебедя и не тот, который сейчас был закрыт в мягкой палате.

Это было существо с его лицом.

И существо улыбалось.

- Они ждут тебя на Изнанке, доктор. сказало ему существо.

Женщина рассмеялась булькающих смехом.

Будто тонула в вязкой жиже.

Перед ним был уже не бармен, не существо с обликом Торнтона, а пульсирующий тоннель.

Стены, которого дышали.

- Смотри. хор голосов в голове превратился в вой.

Доктор Кроу смотрел.

Поднимаясь со стула и, собрав остатки своих сил заставляя себя идти к выходу, он смотрел, как в глубине тоннеля люди в чёрных, липких от какой-то жижи халатах, стекавшей по ним, резали плоть тоннеля, стараясь добраться до того, что было спрятано под ней.

Дверь. Тяжёлая. Невозможно тяжёлая.

- Смотри!

Люди в халатах наконец-то добрались до того, что искали и начали отделять его, вырезая из окружающей плоти.

Дверь наконец поддалась.

Он вырвался, не до конца, не весь.

Но теперь он знал, что это за голоса.

А скоро придут те, кто объяснит ему, что делать с этим знанием.

Те, кто заберут его прежнее имя и дадут ему новое тем именем будет брат Фабиан.

Истмундтаун. Год 3458 после Падения Небес.

Кабинет доктора Мэлоуна.

Очередной пациент с проблемами принятия.

Раньше их было больше.

Теперь остались лишь самые упёртые, как этот Браун.

Мистер Браун был мужчиной пятидесяти лет, ещё крепким на вид, но уже отягощённым двумя разводами, ипотекой и некоторыми чисто физиологическими проблемами со здоровьем. Он щурил глаза, будто свет слишком ярок в кабинете был слишком ярок.

Возможно, он был прав, ведь свет от ламп, отражаясь от стен цвета пожелтевшей кости, казалось, приобретал большую силу, чем тот, что исходил от самих ламп.

К часам, которые тикали то замедляясь, то ускоряясь, пациент уже привык и не обращал на них внимание.

- Я не верю в эту чушь про контакт. наконец начал пациент. Они не спасать нас пришли, не отрыть перед нами ту сторону. Вчера видел, как соседка гладила какую-то какой-то как мисси Клейн гладила нечто, и мне показалось, что она с ним общалась.

Доктор Мэлоун делает какие-то пометки в своём блокноте, но буквы стекаются вновь в чернильные капли:

- Мистер Браун, когда вы в последний раз видели птиц?

- При чём тут птицы?! Говорю вам, люди сходят с ума! И пропадают, а из каждого чайника всё хорошо, с нами делятся культурой. Это новый шаг для общества. Будто будто эти эти ксеносы наши спасители.

При упоминании ксеносов доктор сделал ещё несколько пометок в своём блокноте. Чернила, которыми были сделаны пометки, также, как и предыдущие стали вновь собираться в чернильные капли.

Доктор улыбается.

Его зубы слишком белые, слишком правильные, будто ненастоящие:

- Мистер Браун, вы всё ещё принимаете те таблетки, которые я прописал?

- Они шевелятся в упаковке. Как личинки. старательно смотря куда-то в сторону отвечает пациент.

Вентиляция выдыхает воздух, в котором чувствуется какой-то сладковато кислый запах.

- Мистер Браун, это просто таблетки. Мы же с этого начинали, помните, в самом начале. Вы тоже говорили, что это личинки, а потом, начав принимать, поняли, что это просто таблетки. И они ведь помогали вам, у нас был прогресс.

Пациент, всё также старательно смотря куда-то в сторону и игнорируя слова доктора выдавливает из себя:

- Ваши глаза, доктор они были карие, а сегодня золотые

Доктор смеётся.

Звук, как как хлюпанье болотной жижи.

- Мистер Браун, это просто линзы. Прогресс, знаете ли.

- Да прогресс - кивает пациент, но на доктора старается не смотреть.

Его взгляд бродит по практически пустому кабинету, пытается зацепиться хоть за что-то.

На столике лежит стопка старых, пожелтевших от времени газет.

Их желтизна отличается от желтизны стен.

Это правильная желтизна, хоть и мёртвая.

Судя по датам им уже больше тридцати лет.

Тогда-то или немногим раньше всё и началось.

Но тогда они ещё не знали, что что-то началось.

Инциденты один за одним, странные, необъяснимые случаи, пожары...

- как в Чёрном Лебеде - вдруг сумел поймать мысль пациент, и подняв взгляд на своего доктора, произнёс, - вы ведь умерли тогда, в Лебеде, а видел ваше тело, читал некролог

Доктор Мэлоун встаёт.

Его тень остаётся на месте.

- Всё верно, мистер Браун, я тогда умер, и раз уж вы это поняли то, похоже, это наш последний сеанс.

Тень на пустом кресле, где сидел пациент.

Доктор наклоняется и погружает свои руки в неё.

Что-то вновь хлюпает.

Не как болотная жижа, как что-то живое.

Дер-И. Год 3471 после Падения Небес.

Короткая заметка в газете Дер-и ньюз.

ОНИ ЗАБРАЛИ ВСЁ

Вы замечали, что Ваши дети стали болеть чаще, а цены растут? Что воздух жжёт лёгкие, вода оставляет налёт на чайнике?

Это не случайность.

Они делали это тихо. Годами. Пока мы спали.

Кто?

Те, кто тратил наше будущее на свою магию, своё бессмертие.

Но мы узнали правду.

И печи, в которых будет выкован меч возмездия, уже разгораются.

Люди, вспомните о былом величии Миром должен править человек, а не мерзкий ксенос.

Дер-И. Год 3473 после Падения Небес.

Холодный ноябрьский вечер.

Дождь стучал по жестяной крыше заброшенного склада. Этот склад был единственным, кроме недоброй памяти, что осталось от Чёрного Лебедя. Внутри собрались они - тридцать семь душ, выброшенных жизнью на обочину. Безработные с завода, вдовы с пустыми глазами, парни с тюремными татуировками. Все они пришли сюда, в это холодное, сырое и пустое место, потому что он сказал им прийти.

Брат Фабиан не вышел на импровизированную сцену он вытек из теней, как патока. Его кожа была слишком белой, будто вываренной в формалине, а глаза глаза, как у старой, больной совы.

Он говорил тихо, почти шептал.

И от этого шепота по спине ползли мурашки.

- Вы слышите? - его голос был похож на скрип несмазанных дверей в пустом доме. - Они жрут. Прямо сейчас. Жрут то, что по праву принадлежит вам.

В углу кто-то всхлипнул.

Фабиан медленно провел пальцем своей кафедре, которой служила поставленная на попа бочка, оставив след на пыли.

- Ваши дети будут голодать. Ваши внуки умрут. И всё из-за того, что они жрут, исползают то, что по праву принадлежит вам.

Он наклонился вперед, и его дыхание пахло гнилыми яблоками и чем-то еще - чем-то металлическим.

- А знаете, кто так безрассудно уничтожает будущее, разрушает сам мир?

Толпа замерла.

- Они.

Он щелкает пальцами, и старый проектор за спиной оживает, выбрасывая на импровизированный экран из полусгнившей простыни, найденной тут же.

Первая фотография: тонкая эльфийка в дорогом платье смеется, попивая коктейль в ночном клубе.

- Они.

Вторая фотография: массивный орк лежит на куче шелковых подушек, сигара в зубах, на цепи две девушки его рабыни-наложницы.

- Они.

Третья фотография: темноволосый мужчина, маг, с узкими, как у ящерицы, глазами сжимает в руках огненный шар.

- Они.

Толпа застонала.

Фабиан поднял руку, и в ладони у него оказался старый, ржавый нож - откуда? Никто не видел, чтобы он его доставал.

- Они не люди. Они чужие нам. Они чужие самому этому миру мерзкие ксеносы отвратительные мутанты, отринувшие свою человечность

Кто-то зарыдал.

- Они там, сами своим существованием, своей мерзкой магией пожирают саму основу Лоскутного Мира, а вы тут ждёте, как будут голодать ваши дети, как будут умирать ваши внуки.

Он облизнул губы.

- Вспомните что случилось с Хейвеном. Услышьте голоса погибших здесь, с Чёрном Лебеде. Услышьте плачь ваших голодных детей. Услышьте последний вздох своих внуков.

Нож скользит по ладони Фабиана.

Крови почти нет.

Она чёрная, густая, как ночной мрак.

В толпе что-то щелкает.

- Смерть мерзким ксеносам!

- Смерть! откликается тридцать семь глоток и руки со сжатыми кулаками взметаются вверх.

После окончания собрания они вышли в дождь - тридцать семь теней с горящими глазами.

Так, под присмотром людей знающих и понимающих, что они делают, рождалась 4-ая Империя.

Где-то в болотах штата Мэн. Год 3489 после Падения Небес.

База жила.

Новый, свежий мир, зовущийся Лоскутным, ей нравился больше, чем родной.

На Изнанке было душно, тесно, голодно.

Голод. Вечный голод.

Голод и страх это почти всё, что она помнила о жизни там.

На Изнанке никто давно уже не верил голосам ничейных домов и полакомиться удавалось разве что ядовитой жижей, что сочилась глубоко под землёй. Большой удачей было стать дотом, бункером или ещё чем-то подобным, наполнив своё нутро слугами Богов Тьмы тогда жизнь становилась сытнее. Слуги обычно приносили в жертву людей, отдавали частичку себя в обмен на силу. Но удача оборачивалась проклятием, когда приходили солдаты Федерации. Они не сдавались, пока не уничтожали всех слуг, не щадя и стен.

База так и жила бы в голоде и страхе, пока окончательно не зачахла или не была поглощена более крупной и успевшей накопить силы, обросшей крепкими стенами и пустившей свои корни туда, куда ей не хватило бы сил дотянуться.

Но базе повезло.

Она ухнула в прореху, став одной из множества заброшенных, почти сгнивших лачуг, затерянных среди болот штата.

База сначала думала, что умерла.

Здесь всё было совсем другое, не такое, как на Изнанке.

Здесь всё было глупое и очень, очень вкусное.

База росла.

Сквозь щели в швах её стен сочился тёплый, сладковатый воздух, ваниль и мёд. Она помнила вкус каждого, кто ступал в её. Помнила, как их страх оседал на стенах липкой плёнкой, как их крики впитывались в дерево, становясь частью её.

Это была сытная, хорошая жизнь.

Жизнь, о которой она раньше даже мечтать не могла.

База совсем выросла.

Сменила дерево на кирпичную кладку.

Обзавелась радиостанцией и слугами, настоящими слугами.

Её слугами, а не слугами Богов Тьмы.

Раскинула в полной жизни болотной жиже отростки, готовясь дать начала новым ничейным домам.

Войну база встретила в броне из армированного бетона, окруженная детками и слугами, которые исправно приводили ей еду.

Сегодня на ужин ожидалось шестеро.

Детки, сладко причмокивая, сообщали об очередных повстанцах, которых приманила радиопередача мамочки.

В ожидании база слегка приоткрыла рот механизм шлюза пробормотал что-то на забытом языке шестерёнок и гидравлики, прикрывшись не слишком широко, чтобы людям ещё пришлось повозиться, открывая створки.

База любила мысли о том, что еде ещё нужно постараться, чтобы стать её едой.

- Пахнет, как в булочной моей бабки. после изрядной возни с механизмом шлюза, воскликнул капрал Мэйс, первым протиснувшейся между створками, которые так и не удалось широко открыть.

Пахло ванилью и мёдом.

Пахло почти забытым, казавшимся лишь сном прошлым.

Пахло временами до того, как ксеносы напали.

Мэйс сдернул каску и окликнул остальных на первый взгляд ничего опасного в бункере не было.

База любила, когда снимали каски так было проще читать мысли.

- У них тут булочками пахнет, а ты в эти консервы эти тухлые жрём начальство - капрал Ковач не смог промолчать.

Именно из-за таких комментариев он до сих пор и ходил в капралах.

Шестеро спускались в тёплое, пахнущее ванилью и мёдом нутро базы.

Томбсон провёл пальцем по стене, потом посмотрел на подушечку липкий блеск. Принюхался.

- Это что, мёд?

- С гидроизоляции проблемы вот стены и потеют. Строили какие-то дураки. Как без надёжной гидроизоляции в наших местах? Это сейчас стены потеют, а через пять лет что? лейтенант Шоу знала толк в стройке, до вторжения работа в техническом надзоре крупной строительной фирмы.

- Начальнички даже у себя нормально ничего сделать не могут у Ковача был неизменный комментарий для любой ситуации.

- Не расслабляться. одернул товарищей Мэйс.

Запах и тепло уже начали его раздражать вспомнилась не только булочная бабушки, но и то чем она стала.

Шрам, старый, оставленный ножом для резки хлеба, начал ныть.

База с наслаждением вдыхала аромат своих жертв.

Позволяла касаться себя, оставляя на подошвах сапог, на пальцах, ладонях свою липкие выделения.

Испытывала сладострастное наслаждение, позволяя им проникнуть в себя ещё глубже.

- Где люди-то? Томбсон, не оборачиваясь, задал вопрос.

Он всё пытается оттереть липкий мёд с пальца, но мёд, как будто бы сам собой, вновь появляется на подушечке его пальца.

Вся левая штанина была влажная и липкая от этого.

Никто не ответил, на что Томбсон не обратил внимание, как не обратил внимание на то, что несколькими уровнями выше с хлюпающим звуком база сомкнула стены своего нутра.

Пятеро стали пищей.

Одного ждала судьба куда страшнее.

База хотела себе особенного ребёнка, и, кажется, нашла его

Где-то в болотах штата Мэн. Год 3490 после Падения Небес.

Томбсону очень хотелось вернуться на базу, вернуться домой, вернуться в тепло, в её объятия, но был долг.

Его долг.

И он его выполнит, чтобы вернуться домой, в тёплый уют, пахнущий ванилью и мёдом.

Томбсон прибился к отряду десять дней спустя.

Грязный, ободранный, дрожащий, но живой.

- Чёрт, парень, ты везучий. бросил младший сержант Вилкс, когда стало понятно, что Томбсон свой, из людей, а не из этих, из ксеносов.

Томбсон улыбнулся. Его зубы были слишком белыми.

Рядовой Йохансен хотел отпустить какую-то шутку по поводу зубов, но ничего подходящего не вспомнил, поэтому сплюнул.

- Да, очень везучий. - согласился Томбсон и, опираясь винтовку, попросил закурить.

Дома курева не было, как, впрочем, и желания курить, но три дня в болоте давали о себе знать. Хотелось вдохнуть что-то, что не пахнет гнилью и тухлой водой.

Хотелось объятий, пахнущих ванилью и мёдом.

В штабе были рады новому бойцу, даже такому, как Томбсон.

Тем более среди местных оказался один капрал, который был знаком с лейтенантом Шоу, под началом которой Томбсону довелось как-то служить.

То, что лейтенант числилась пропавшей без вести, уже где-то полгода, а это значить могло лишь одно она давно мертва, огорчило Томбсона.

Шоу была красивой и постоянно что-то рассказывала о строке.

Воспоминание заставило сердце Томбсона сжаться неимоверно захотелось домой.

Захотелось в тёплые объятия той, что ждала его.

Сначала пришёл запах.

Ваниль и мёд.

Томбсону сразу стало легче.

Потом - стены.

Они потели.

- С гидроизоляции проблемы вот стены и потеют. Строили какие-то дураки. Как без надёжной гидроизоляции в наших местах? припомнил Томбсон, что лейтенант Шоу говорила поэтому же поводу.

Сержант Гаррет и сержант Вилкс ворчали, вытирая ладонь каждый раз, когда случайно касались липкой жидкость, но ничего поделать не могли.

Другого капитального здания пригодного под штаб в округе не было.

Томбсон знал правду, ведь ночами он всё явственнее ощущал на коже её дыхание.

Скоро она придёт и сюда.

И это здание тоже станет домом.

Тёплым, пахнущим ванилью мёдом.

- Ты хороший мальчик. шептали ему стены, что стали родными.

Томбсон закрыл глаза.

Он был хорошим мальчиком.

Он будет кормить маму.

Снова и снова.

Где-то в болотах новый отряд находит одинокого солдата.

Он дрожит.

Говорит, что выжил, и улыбается, а зубы его слишком белые.

Портсмундом. Госпиталь Рассветный Мэн. Год 3492 после Падения Небес.

Донатан Вейт, внук знаменитого доктора Элиаса Вейта, сделавшего ряд фундаментальный открытий, навсегда вписавших его имя в историю медицины и фармакологи, где-то в глубине, в тех уголках разума, в которые даже сам не отваживался заглядывать, был рад начавшейся войне с ксеносами, с Изнанкой. Тень деда всё также довлела над ним, но теперь у его заурядности было оправдание хирурги в полевых госпиталях были нужнее исследователей и учёных. А хирургом, особенно на фоне недоучек, которых по ускоренной программе теперь выпускали институты, он был хорошим.

Не будь он на столько уставшим, наверное, обратил бы внимание, что плазма, принесённая ассистентом, имеет какой-то странный цвет, а маркировка почти нечитаемая.

Но всё спешка, всё усталость, да и этот ассистент постоянно что-то такое приносил.

Ни одна уважающая себя больница такого к себе не взяла, но сейчас даже такому работа нашлась.

Со странной плазмой, как и со всем остальным можно было бы и разобраться, попробовать понять, как так вышло. Откуда взялись те странные пакеты с плазмой, те органы, но солдаты, которые их получали, поднимались гораздо быстрее, чем на это можно было рассчитывать, и вновь отправились на передовую.

Эти солдаты выглядели даже бодрее, чем обычные.

Разве что в глазах был какой-то стеклянный блеск и запах.

Мёд и ваниль.

Коллег доктора Вейта, похоже, тоже устраивало, что из хранилища стала поступать странная плазма, органы, которых там быть не должно было, позволявшие спасать даже безнадежных больных.

Вейт начал замечать за собой, что всё реже берёт в руки хирургические инструменты.

Ногти его были куда острее, да и работать ними было куда удобнее.

Но вскоре Вейт уже был уверен, что его всегда ногти были такими острыми. Разве не все хирурги используют их вместо скальпелей? Он припоминал учебники или ему только казалось, что припоминает

А ещё он перестал спать.

Целыми днями оперировал.

Даже если рядом с операционным столом.

Ему, как и другим докторам, приносили какую-то кашу. Сладкую и питательную.

Пахнущую ванилью и мёдом.

После еды доктор всегда ощущал прилив сил, и потом с нетерпением ждал новой кормёжки.

Коллега из соседней операционной прощёлкал, что жидкость поднимает даже недавно умерших.

Вейт от обиды, что не он, а коллега это выяснил, выгры кусок плоти из живота пациента.

Мясо было тёплым и влажным, как крики пациента.

И ещё эта плоть пока ещё не пахла ванилью и мёдом, поэтому Вейт её выплюнул.

Портсмундом. Год 3492 после Падения Небес.

Дневник ассистента Лайонелла Шайти, найденный отрядом Чайка.

Дневник сильно раскис от слизи, в которой был найден. Не все листы читаемы.

Всё началось, когда меня послали с хранилище, за кровью.

Я ему сказал, этому доктору, доктору Вейту, что я новенький, я ещё не знаю, где тут что, но он накричал на меня.

И я побежал.

Доктору нужна была кровь, для переливания. Третья отрицательная. Для капитана. У того не было ног, оторвала какая-то из тварей.

Я заблудился и, наверное, попал в морг, но там пахло не как пахнет в морге.

Там пахло ванилью и мёдом.

И там был ещё этот человек.

Было темно, но я сразу увидел, что кожа у него какая-то пластиковая.

И он смотрел на меня не мигая.

Он дал мне пакет с кровью.

Я хотел ему сказать, что пакет какой-то странный, что надписи не читаются.

Я, правда хотел, но до меня донеслись ругательства доктора Вейта.

Он грозился отправить меня на передовую.

Я не хотел на передовую.

Не хотел также без ног.

Я пробовал приносить кровь, плазму, органы из другого, настоящего хранилища, мне показали, где оно.

Доктор Вейт кричит.

Он злится - пациенты умирают.

Доктор Вейт опять грозится отправить меня на передовую.

Я должен носить ему всё, что он потребует.

Носить из того странного места, пахнущего ванилью и мёдом, иначе он отправит меня на передовую.

Я нее хочу на передовую я видел, что там делают с людьми.

Они ведь каждый день поступают, всё новые.

Холодные камеры с металлическими ящиками. Таблички с номерами.

В ящичках органы, кровь, плазма.

Аккуратно разложенные.

Слишком свежие.

Ещё теплые.

Они не могут быть тёплыми.

Уже не один я хожу в это хранилище.

Всех посылают сюда.

Если всех посылают, значит, не один я буду виноват.

Если все виноваты, то никого не накажут.

Наши пациенты совсем перестали умирать, даже те, кого привезли мёртвыми.

Это ведь хорошо?

Это ведь значит, что меня не отправят на передовую?

Они, доктора, совсем не спят.

Я проверял.

И требуют только ту пахнущую медом и ванилью кашу.

Я боюсь.

Я видел, откуда берётся эта каша.

Но я приношу её и приношу всё, что они попросят.

Заметил, что он меня тоже пахнет ванилью и медом

Доктор запустил в меня руку, достал кусок чего-то ненужного и начал его есть.

Другие доктора делают также.

Я им нравлюсь, они говорят, что я вкусный, это хорошо, это значит, что меня не отправят на передовую.

Хейвен. Год 3493 после Падения Небес.

Ксеносы, как это часто бывало, ударили перед рассветом.

И людям бы удалось удержать позиции.

Удалось бы, но Бэйкер окончательно свихнулся, подорвав и себя, и оружейную и всех

Голова сержанта Вика Рэндолфа раскалывалась, кровь стекала по щеке, залила правый глаз, но он старался не думать об этом, не касаться раны: слишком боялся узнать, что ранение не по касательной.

Надо было добраться до штаба, сообщить, что 107-ой бригады нет, что со стороны Фабрики никто не прикрывает. И как только ксеносы это поймут тут же бросятся на прорыв.

В штабе точно слушали взрыв. А когда 107-ая не выйдет на связь, они всё должны понят.

Но если нет, если они там уверены, что, как и во все прошлые разы, 107-ой удалось отбиться?

- Ладно, Вик, соберись штаб в уже близко - подбадривал себя сержант.

До штаба оставалось уже не так далеко.

Хорошо, что уже рассвело, а то могли подстрелить в темноте, приняв за ксеноса.

Свои же.

Смешно бы вышло нет не вышло бы

- Не стреляйте, это я, Рэндолф, из 107-ой. прохрипел сержант, махая рукой.

Его давно уже должны были заметить.

И если не подстрелили, значит, нужды кричать что-то особо уже не было.

Облечение от того, что он всё же дошёл, вон штаб укреплённое мешками с песком здание ратуши облегчение это мимолётное, скрылось куда-то, уступив место недоумению с примесью страха: его никто не окликнул в ответ, а ведь должны были.

Должны были.

Неужели опоздал?

А может они сейчас на позиции 104-ой, оттуда вроде бы доносились звуки боя. Просто не успели вернуться. Такое ведь уже было штабные бросались на помощь, если становилось понятно позицию не удержать.

А может всё-таки пришло подкрепление?

Тот самый отряд Чайка, который им так долго обещали?..

Тот самый отряд, который, как говорят, состоит из одного и того же солдата, который отказался переходить на сторону Изнанки и теперь сражается за них, за людей.

Двери ратуши были приоткрыты, приглашая своего гостя, сержанта Вика Рэндолфа.

Вик чувствовал, что ему не следовало этого делать, что стоит попробовать добраться до поста 104-ой, попробовать там узнать, что же случилось.

Он чувствовал, но что-то уже толкало его вперёд.

В тёплое, пахнущее ванилью и мёдом нутро ратуши.

И Вик вошёл, сжимая в руке револьвер.

Недвижный Дональдсвон склонился над картой, изрезанной линиями.

Кожа слишком гладкая.

Как у куклы.

На шее виднеется шрам - шрам в виде числа 12.

- Вик, - голова Дональсвона повернулась почти на 180 градусов, и сержант увидел, что в глазах командира нет зрачков, - выжил-таки чертяка. Я знал, что ты выживешь, поэтому и остался. Ждать.

Пуля прошла сквозь Дональсвона и застряла в стене. Из отверстия, как из раны, потекла кровь.

Густая, чёрная, пахнущая ванилью и мёдом.

- Ты же знаешь правила, Вик. Ты знаешь их. Ты ведь здесь с самого начала. не обращая внимания на пули, прошивающие тело, походкой марионеточной куклы, командир двинулся к сержанту.

Вик Рэндолф, сержант, успевший состариться на этой войне, знал правила, поэтому последнюю пуля в барабане вылетела не из тела противника, а у него из затылка.

Год 3531 после Падения Небес.

Приказ начальника железнодорожного узла 317-Д

Тема: Организация ночного грузопотока на станции Зигфрид

1. С 15.03.3531. вводится особый график формированию товарных составов (категория Nachtfracht).

Руководителю участка погрузки-разгрузки обеспечить:

- предоставить список сотрудников, которые будут задействованы в проведении работ по формированию товарных составов на согласование в отдел благонадёжности;

- проведение профилактического инструктажа с персоналом, задействованном в работах, с записью в журнале;

- беспрепятственную погрузку контейнеров;

Перед началом погрузочно-разгрузочных работ бригадир обязан:

- при визуальном осмотре убедиться в отсутствии повреждений контейнеров;

- с использованием штатного шумометра убедиться в том, что уровень шума, производимого содержимого контейнеров не превышает пороговые значения (см. Приложение 3);

Персонал обязан:

- использовать средства индивидуальной защиты (наушники Schweigen-5);

- в случае контакта с содержимым контейнеров (в том числе звуковым) немедленно сообщать бригадиру;

Лиц, подвергшихся акустическому воздействию содержимого контейнеров, имевших визуальный контакт, - немедленно направлять в санитарный блок 12 для профилактической обработки.

2. Отчёт о выполнении подавать ежедневно в 05:00.

Год 3539 после Падения Небес.

Служебная записка Управления продовольствия Райха

Исх. 4419/Р от 28.07.3539

Кому: Министерству логистики

Тема: О ходе реализации программы Bio-Sparsamkeit

Мясная культура S-44 показывает рекордную продуктивность (+317% к плану)

Для дальнейшего роста требуются:

- увеличение поставок биосырья;

- контроль качестве биосырья (последние партии с ферм 37, 42, 58 показали снижение массы, что критично);

- корректировка графика железнодорожных перевозок (текущие ночные рейсы товарных составов категории Nachtfracht недостаточны);

Год 3541 после Падения Небес.

Циркуляр Министерства народного просвещения

Приказ 77/К от 06.06.3541

Тема: О приведении библиотечных фондов в соответствие с Истиной

Изъять книги, содержащие:

- упоминания лиц Список Ч (приложение 1);

- главы о Песне последнего народа Список К (приложение 1);

В изданиях

- зачернить маркером Корректор-3 имена

- вырезать страницы

Изъятые материалы уничтожить путём сжигания с составлением акта (приложение 5).

Срок: 48 часов.

Невыполнение повлечёт за собой

Год 3544 после Падения Небес.

Запрос командования академии Зонненрад

Исх. 656/А от 01.03.3544.

Тема: Запрос на выделение arbeiterin

В соответствии с программой Молот, для курсантов 3-го года требуется:

- 20 единиц arbeiterin (предпочтительно женского пола, раса: эльф/дриада, без физических дефектов, представительно стерилизованные);

Цель: Практические занятия по контролю над низшими формами (курс 44-Б).

Примечание: Пришедшие в негодность arbeiterin будут направиться по программе утилизации биосырья.

Год 3984 после Падения Небес.

Личное послание

От: Штурмбанфюрера в отставке Ю. Тодвахтена

Кому: изъято цензурой

Друг мой, (изъято цензурой), очень рекомендую обратить внимание на продукцию южных ферм, особенной фермы 401.

Качество их эльфиек выше всех похвал.

Я даже вспомнил славные времена нашей службы, помнишь, это было, кажется

Думаю, наш общий друг славный (изъято цензурой), не откажет и тебе в просьбе и ты также сможешь насладиться отменный качеством продукции наших южных ферм.

Нью-БлэкКрос. Оберстер Рейхсгерихтсхоф. Год 3792 после Падения Небес.

Дневник Эриха Фольмера, выступавший одним из доказательств при проведении судебного процесса над ним.

Запись от 22.07.3784.

Бабушка опять рассказывала сказки, те, которых нет в книжках.

Мама сильно ругалась.

Сказала забыть.

А мне они нравятся.

Бабушка рассказывает об эльфах, гномах, орках мне нравятся эльфы.

Они совсем не похожи на тех arbeiterin, которых я вижу у друзей.

Они благородные, мудрые.

Когда вырасту я хотел бы хотя бы одним глазом увидеть эльфа.

Запись от 01.02.3791.

Сегодня пришло уведомление, что я принят на испытательный срок на ферме 32.

Мама, когда узнала, опять поручалась с бабушкой.

Говорила, что всё это из-за её глупых сказок.

Она ошибается.

Это мой выбор.

Мне уже шестнадцать в мои годы отец уже успел поучаствовать в нескольких сражениях и получить медаль.

Запись от 07.02.3791.

Мама не пришла.

Только бабушка провожала меня.

Она сунула мне с собой сумочку.

В ней были сушёные яблоки-груши, немного денег (золотые монеты, что имеют хождение в отдалённых регионах, торгующих с другими странами), моя старая тряпичная кукла и отцовский наградной кинжал.

Мама точно устроит бабушке скандал она, после смерти отца, не позволяла касаться его вещей.

Запись от 11.02.3791.

Сегодня я впервые увидел arbeiterin.

Они стоят в очереди на кормление, глаза опущены.

Как животные.

Но одна одна подняла взгляд.

На мгновение мне показалось мне показалось, что я увидел эльфийку из сказок, что рассказывала мне бабушка.

Запись от 28.02.3791.

E-217 проявляет странную привязанность.

Ходит за мной, когда я выдаю корм, норовят подойти поближе, трётся, хочет, чтобы я её почесал за ушками.

Запись от 07.03.3791.

Я сегодня покормил Лилит (E-217 звучит как-то неправильно, а Лилит красивое имея, так, кажется, звали какую-то красавицу в одной из бабушкиных сказок) сушёными грушами (они слаще), хотя это строго запрещено.

Запись от 14.03.3791.

Принёс ей, я принёс Лилит куклу - старую тряпичную, из детства.

Говорят, они не понимают человеческих вещей.

Но она взяла её и прижала к груди.

Так делала моя сестра, когда была маленькой, когда отец ещё был жив.

Запись от 04.04.3791.

Я продолжаю нарушать правила.

Сегодня поместил Лилит в отдельный загон, для больных, и принёс ей последний кусочек сушёной груши (он случайно обнаружился на дне сумки).

Запись от 19.04.3791.

Я начал делить свой паёк на две части одну часть отдаю Лилит.

Корм, мне кажется, она такая из-за этого корма.

Запись от 27.04.3791.

Сегодня Лилит нарисовала на стене своей загона. Карандашом (а я думал, что потерял его где-то ещё).

Это было дерево.

И под ним фигурки.

Люди? Эльфы?

Запись от 20.06.3791.

Сегодня ночью я проснулся из-за шума.

Arbeiterin в основном загоне беспокоились, шумели, некоторые даже пытались выть.

Причиной была Лилит.

Она пела.

Тихим, дрожащим голосом звук.

Она пела Песне о последнем народе, но не ту, которую знали всё ту, что пела мне бабушка.

О, внемлите, дщери лунных туманов,

Песнь о днях, что канули в бездну веков,

Как венчанные светом владыки эльфийских преданий

Воздвигали чертоги из злата и снов.

Их клинки, что сияли, как звёзды в полночи,

Ныне ржавеют в забытых склепах земли,

Их знамёна, что реяли в вихрях славы,

Паутиной времён опутаны в пыли.

Где их слава? Где звон их серебряных лат?

Лишь ветер по руинам поёт, как палач.

Пали короли, и нет им возврата назад,

Только тени их бродят в лесах, чуть дрожа.

О, оплачем судьбу, что безжалостно крутит пряжу,

Даже эльфам бессмертным не избежать её длани.

Всё, что было великим, - рассыпалось, свяжу,

Лишь в напевах реки нам звучит отзвук давней печали.

Запись от 06.07.3791.

Лилит снова пела.

Я подпевал.

Запись от 16.11.3791.

Все готово.

Завтра ночью мы выйдем через старые тоннели.

Но если нет: бабушка, знай, я благодарен тебе за твои сказки, за яблоки-груши, за отцовский кинжал и монеты туда, куда мы с Лилит направляемся, они нам пригодятся.

Нью-БлэкКрос. Оберстер Рейхсгерихтсхоф. Год 3792 после Падения Небес.

Дело : 3792-RV-66

Дата: 15 Oktober 3792

Судья: О. Г. Кальтенбруннер (председательствующий)

Обвиняемый: Эрих Фольмер, гражданин Райха

ПРИГОВОР (заочный)

На основании 2 Закона о защите крови и чести, 1 Декрета о государственной измене, 4 Приказа о борьбе с расовым разложением, 5 Закона против предателей народа, 3 Имперского кодекса лояльности, а также в соответствии с директивами Главного управления имперской безопасности, суд УСТАНОВИЛ:

Обвиняемый Эрих Фольмер, уроженец Долоро, уличен в антигосударственной деятельности, выразившейся в:

- распространении пораженческих настроений;

- отказе от выполнения гражданского долга;

- организации побега с фермы 32, состоявшегося 17 November 3791;

- связи с ксеносами, включая передачу им сведений, подрывающих безопасность Рейха;

- проявлении дегенеративных умственных отклонений, что подтверждено экспертизой Имперского института расовой биологии.

Принимая во внимание необходимость очищения народа от неполноценных элементов, суд ПОСТАНОВЛЯЕТ:

- лишить Эриха Фольмера статуса гражданин Райха с исключением из всех реестров и аннулированием гражданских прав;

- начать расследование в отношении родственников и знакомых Эриха Фольмера с целью определения степени их вовлеченности в вышеуказанные преступления.

Передать Эриха Фольмера в распоряжение Главного санитарного управления для принудительной лоботомии в целях нейтрализации опасности для общества.

После медицинской коррекции направить на принудительные работы.

Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

Нью-БлэкКрос. Год 3794 после Падения Небес.

Из приказа высшего командирования Райха, отдел трудового распределения.

В целях оптимизации трудовых ресурсов, обеспечения бесперебойного функционирования сельскохозяйственных объектов, а также в целях снижения вероятности бунта, надлежит произвести замену текущего обслуживающего персонала ферм на исправленные кадровые единицы из числа военнопленных Федерации, прошедших процедуру идеологической коррекции.

2. Кандидаты отбираются из лагерей военнопленных по следующим критериям:

- физическая выносливость (годность к труду подтверждается медкомиссией);

- наличие сертификата о прохождении процедуры идеологической коррекции из основного перечня (см. Приложение 1).

4. процедура дополнительной коррекции включает в себя:

- медикаментозная терапия (препараты серии Somnium-5, см. Приложение 7);

- аудиовизуальное воздействие (программа Истина-24, см. Приложение 8);

- тестирование (форма Вердикт-Р, см. Приложение 9)

Заключительный этап - клеймление

Особи, не прошедшие коррекцию, подлежат передаче в Sonderabteilung 14, - для окончательного решения вопроса (см. Приложение 14).

Нью-БлэкКрос. Здание радио Свободный Райх. Год 3861 после Падения Небес.

Кофе-поинт Свободный Райх всё пропитано запахом ванили, мёда и чем-то металлическим как будто кто-то забыл выключить старый радиопередатчик, и теперь его схемы медленно перегорают.

Герхард чешет запястье, чувствуя под кожей знакомое шевеление:

- Scheie, опять эти пятна.

Он расстёгивает манжет. Под тканью красные полосы, будто кто-то провёл по коже тупым скальпелем. Из одной сочится густая капля. Жёлтая.

Герхард слизывает её, не моргнув. Сладко.

- По кофе? спрашивает Дитрих, роясь в ящике стола.

- Natrlich, - вздыхает Урсула, потирая виски, - Без кофе я как Untote.

Дитрих достаёт три кружки старые, потрёпанные, с потускневшим гербом Райха. Внутри засохшие коричневые разводы. Никто не моет их.

Зачем? Они и так чистые.

Он берёт со стола толстого, бледного червя одного из тех, что вечно ползают везде, оставляя липкие следы.

- Ты же любишь покрепче, ja?

- Jawohl, - кивает Герхард, - как броня наших танков. Крепче только лбы некоторых volksgenossen.

Дитрих сдавливает червя.

Из раздавленного тельца вытекает густая, янтарная жидкость.

Она наполняет кружку, пузырится.

- Ваниль - шепчет Урсула, закрывая глаза.

- И мёд, - добавляет Герхард, уже протягивая руку.

Они пьют. Горячо. Сладко. Wahrheit.

- Где Конрад? - вдруг спрашивает Урсула.

Дитрих пожимает плечами:

- Keine Ahnung. Третий день нет.

- Может опять нёс свою Dummheit? И в этот раз его наконец забрали?

- Ja. Говорил, что Herr Direktor не человек.

Герхард фыркает:

- Ну и? У Herr Direktor всегда глаза блестели как-то unnatrlich.

- И зубы, - добавляет Дитрих, - мне б такие: белее снега и острее бритвы.

Они замолкают.

За стеной что-то скребётся.

Дитрих допивает кофе, на дне его кружки дёргается половинка червя.

Дверь открывается.

В проёме Herr Direktor.

Его костюм безупречен. Галстук затянут слишком туго, будто скрывает что-то под тканью.

Глаза zu glnzend.

Зубы zu wei.

- Was besprechen Sie? спрашивает он.

Голос как всегда ровный, korrekt. Только вот нижняя челюсть движется чуть-чуть nicht synchron.

- Nichts! - Урсула слишком быстро отвечает. То есть Конрада нет.

Herr Direktor улыбается.

- Конрад скоро будет позавчера он отправлен на frische Luft. Слишком много глупых мыслей в голове давно пора было проветрить.

Он кладёт на стол папку. Из-под обложки сочится что-то тёмное и klebrig.

- brigens, - добавляет он, - случаи бреда учащаются.

- Весеннее обострение, в апреле всегда так. тут же говорит Герхард.

- Добавьте в новости предупреждение. Herr Direktor поворачивается, его тень на секунду задерживается. Volksgenossen в такое время должны быть внимательнее к тем, кто их окружает.

Дверь закрывается.

Дитрих вытирает лоб.

- Seltsam мы показалось, что его рот чуть ли не до ушей дошёл.

- Ерунда. - отмахивается Урсула и допивает кофе.

На дне её кружки целый червь.

Где-то в стенах что-то sthnt.

Но они привыкли.

Герхард берёт нового червя.

- Ещё Kaffee?

Червь извивается в его пальцах, кажется, от удовольствия собственной кончины.

Герхард сжимает сильнее.

Platsch.

Густая жидкость наполняет кружки.

Теперь их четыре.

Четвёртая кружка - с треснувшим гербом Райха.

Конрад берёт свою кружку, ту четвертую.

Его глаза стеклянные, блестящие. Как у Herr Direktor.

Рот Конрад растянут в неестественно широкой улыбке:

- Я вернулся. Свежий воздух оказался очень питательным.

Нью-Лэнд. Год 3861 после Падения Небес.

Голос диктора, доносившийся из динамика, разгорячал толпу:

- Граждане Райха! Мои возлюбленные volksgenossen! Недавно мне на глаза попалось письмо от Ганса Рихтера, жителя дорогой каждому из нас столицы. Да, да, мои возлюбленные volksgenossen, я без стеснения называю автора письма его коллеги, его соседи должны знать, кто жил рядом.

Клаус Фогель на секунду отвлёкся от дороги, что по дорожным знакам убедиться в верности пути, отображаемого в навигационной системе автомобиля.

Голос диктора обретал всё большую плотность, всё большую энергию:

- И что же написал в своём письме Ганс Рихтер? Да, да, я буду повторять его имя. Вы, мои возлюбленные volksgenossen, должны его запомнить. Так что же Ганс Рихтер написал в своём письме? А написал этот Ганс Рихтер, мои возлюбленные volksgenossen, всё по методичкам трупоедов Федерации и приложил мои возлюбленные volksgenossen, мне даже противно это говорить, но я скажу. Я скажу потому что вы, мои возлюбленные volksgenossen, должны знать: лжецы Федерации ни перед чем не остановятся, они готовы замарать грязью даже имя святое для каждого жителя Райха, имя Солдата Вечности.

Слухи о том, что потеря крупного фермерского региона, была не виной Федерации, а результатом действий того самого Виктора Чайки, тоже доходили до Клауса. Помнится, ему пытались показать какие-то видеозаписи, фотографии, но Клаус Фогель был хорошим журналистом, поэтому умел распознавать лживую пропаганду людоедской Федерации.

Голос из динамика заполнил всю машину:

- мои возлюбленные volksgenossen, Ганс Рихтер, разумеется, признался в том, что действовал по указке кураторов Федерации, и, выдав имена предателей, умолял о лоботомировании, чтобы искупить свой грех перед всеми нами.

Сообщение о том, что очередной Ганс Рихтер, попавшийся на крючок Федерации, раскаялся в своих грехах, Клауса Фогеля не радовало. Не радовало и то, что все родственники, а также многие из коллег и соседей Ганса Рихтера, осознав свою вину в том, что вовремя не выявили ростки предательства, добровольно отправились на коррекцию.

К голосу добавились восторженные аплодисменты:

- Солдат Вечности наш герой! Лживые слухи о его переходе на сторону Федерации распространяют предатели и ксеносы

Клаус Фогель хотел докопаться до правды.

Хотел узнать, почему почти все документу относящиеся к становлению Райха были либо переписаны позднее, либо засекречены.

Хотел узнать, почему повстанцы писали жизнь не пахнет ванилью и мёдом, жизнь пахнет потом и болью.

Голос из динамика стал подобен грому:

- Слава Райху! Один мир одна нация!

- Один мир одна нация! на автомате выпалил Клаус Фогель.

Он был истинным volksgenossen и хорошим журналистом, этот Клаус Фогель.

Он просто хотел знать, чуть больше, чем знали другие.

И скоро Клаус Фогель узнает для этого нужно лишь добраться до конечной точки маршрута, забитой в навигационную систему: Нью-БлэкКрос, проспект Линдермеера, 712.

Нью-БлэкКрос. Год 3861 после Падения Небес.

Так называемый информатор оказался пустышкой, одной из многих, ради которой не стоило гнать в ночь.

Очередной глупец, поверивший трупоедам Федерации, и трясший перед лицом Клауса насквозь лживыми бумагами.

Кажется, он даже упоминал, что работал или работает на радио Свободный Райх - журналист перестал вслушиваться в сказанное информатором почти сразу как увидел бумаги.

Сотню раз виденная ложь, на столько безумная, что находились даже те, кто в неё верил.

Райх заключил тайный пакт о сотрудничестве с Изнанкой?

Пф каждый здравомыслящий volksgenossen знает, что Изнанка ложь, созданная Федерацией, чтобы скрыть свои преступления, своё вероломное нападение

Нападения и ужасная война четырёхвековой давности не вина ксеносов и Федерации, а Изнанки?

Трижды - пф!.. документальных свидетельств с тех времён даже в свободном доступе более чем достаточно и Изнанка там ни разу не упоминается, а вот ксеносы, Федерация

Это Райх напал на Федерацию?..

Даже комментировать сил нет.

Разумеется, после беседы Клаус Фогель, как истинным volksgenossen, передал данные информатора куда следует нельзя было позволять этой заразе и дальше расти.

Его поблагодарили и сообщили, что в беспокойстве нет нужды кто следует в курсе ситуации.

Клаус Фогель хотел докопаться до правды, а с ложью Федерации он как истинным volksgenossen, был намерен бороться до конца.

Нью-БлэкКрос. Год 3862 после Падения Небес.

Когда за ним пришли, Клаус Фогель не удивился.

Когда-то должны были прийти и за ним.

Слишком много неудобных вопросов он задавал, слишком много контактов с теми, кого нельзя было даже с натяжкой назваться честным volksgenossen.

Система пришла за ним в образе пухлого Отто Вайдингер.

Улыбчивый sturmbannfhrer с порога предложил обращаться к нему майор или просто - Отто.

С первого взгляда на него, майор располагал к себе и даже пах как-то по-домашнему, как пахла та булочная из детства.

Ваниль и мёд.

Только Клауса было не обмануть, не отвлечь этой показной мягкостью: двое солдат остались за дверью, курили, о чём-то переговаривались с водителем машины, на которой приехал майор.

Двое солдат, а ездили тройками.

Значит, один где-то на заднем дворе, - ждёт, что Клаус попробует сбежать через дворы.

Нет, удовольствия повалить его в грязь и, а потом на глазах соседей, грязного, избитого заталкивать в машину, Клаус Фогель им не доставит.

- Гер Фогель, не угостите ли меня кексом, что утром испекла ваша дражайшая супруга? Я, как вы можете по мне видеть, испытываю тягу к мучному. А шоколадный кекс с сухофруктами и цедрой лимона у меня прям слюнки потекли, когда ваше детки расхваливали мастерство вашей супруги.

Во рту у Клауса стало липко.

Они следили за ним.

Давно?

Что успели нарыть?

Жена, дети они не осуждали его идеи, значит, могут быть признаны соучастниками

Язык, живой, острый язык журналиста, сделался неповоротливым куском плоти.

Клаус только и смог, что кивнуть.

- Гер Фогель, вы не нервничайте так я здесь скорее, как ваш друг, а не как официальное лицо. И как ваш друг, я хочу попросить вас о помощи.

Слова майора доносились до Клауса откуда-то издалека.

Жена дети Марта и Труди неужели это затронет и их?.. нет, не должно.

Этот майор знает своё дело давит на самое больное, на семью.

- Гер Фогель, я видел ваши статьи, имею какое-то представление о круге ваше общения и я, в отличие от многих, не осуждаю вас, как раз наоборот, гер Фогель, я вижу в таких как вы будущее Райха. Будущее не за болванчиками, которые по сотому, тысячному разу перепечатывают изъезженные молью тексты, будущее в тех, кто ищет ошибки, несоответствия, ставит под сомнения догматы ох, до чего изумительный кекс, вы попросите у своей дражайшей супруги рецепт для меня, для вашего друга именно такие люди создали когда-то Райх и привели к его расцвету. Гер Фогель, я скажу откровенно, - я был бы искренне рад, если бы вы согласились сотрудничать с нами.

Из папки, что майор в самом начале разговора выложил на стол, торчит край рукописи. Той самой, что Клаус видел недавно у Банге Фюста, которую сегодня должен был у него забрать. Запрещённая История Лоскутного Мира в изложении Бродяги.

- Гер Фогель, я прекрасно понимаю, что подобное предложение требует времени на его обдумывание, поэтому до чего же вкусно, обязательно, возьмите рецепт этого кекса, мне бы очень не хотелось, чтобы рецепт этого чуда пропал поэтому, гер Фогель, я буду ждать вашего решения. Недели вам хватит?

мне бы очень не хотелось, чтобы рецепт этого чуда пропал - бьётся в голове Клауса.

Жена дети

Кивок.

Он даётся неимоверным усилием воли, будто бы Клаус находится внутри медовой бочки.

- Гер Фогель, тогда до встречи через неделю. И вот, - майор достаёт из папки рукопись, - я взял на себя смелость передать вам рукопись. Не стоит вам сегодня ездить к нашему общему другу Банге Фюсту.

Запрещённая История Лоскутного Мира в изложении Бродяги ложится на обеденный стол.

На листах видны капли крови.

Что это кровь Банге Фюста нет сомнений.

- Гер Фогель, как друг скажу вам, - эта рукопись не лучший образец. Завтра вам доставят то, что хранится в наших архивах. Авансом. Я очень рассчитываю на ваш положительный ответ.

Нью-БлэкКрос. Год 3877 после Падения Небес.

Дом на проспекте Линдермеера был особенным.

Арчибальд Кранц, его управляющий, тоже был человеком особенным.

Истинным volksgenossen.

Он распознал в своём сыне гнилые ростки любви к грязной arbeiterin.

Позволять жить никчёмной поросли, давая ей возможность бессмысленно уничтожать ресурсы, продолжать свой род это преступление не только перед всеми нами, честными volksgenossen, но и перед нашими потомками. эта цитата из Kampf ums Desein золотыми буквами была высечена на сердце Арчибальда Кранца, поэтому никаких сомнений в принятом им решении не было.

Вскоре после отправки сына на принудительную коррекцию, стало понятно, что жена была тем существом, которое поселило в сердце его сына опасную заразу.

Арчибальд Кранц настоял на том, чтобы жена, минуя принудительную коррекцию, которая помогала в большинстве случаев, сразу была подвергнута лоботомированию и отправлена отрабатывать свой долг перед Фатерляйн.

С тех пор каждый раз проходя мимо существа с пустыми глазами и слюнявым ртом, метущим какой-нибудь из тротуаров на районе, Арчибальд сплёвывал, коря себя за то, что позволил себе завести семью с этим существом.

Люди из мэрии посещали этот дом на проспекте Линдермеера куда чаще остальных.

Это был особенных дом.

Таких в столице было не больше пяти дюжин.

- Чёрт, Арчи, у тебя тут рай! - Мартин потрогал дубовую панель в гостиной.

Человек из мэрии точно помнил, что раньше, лет десять назад, ещё до назначения Арчибальда Кранца управляющим, панели были простые, из сосны.

А теперь дубовые, с искусной резьбой.

- Для истинного volksgenossen нет ничего невозможного. отмахнулся управляющий и налил вина.

Где-то в подвале что-то заурчало, а столик, на котором лежала папка инспектора, незаметно придвинулся к управляющему.

- Да, дела новых жильцов. Конечно, можешь ознакомиться. Но там ничего интересного. махнул рукой Мартин и сделал глоток вина.

Там действительно не было ничего интересного.

Какой-то журналист, позволивший себе в своих статьях, провести параллель с фермами Города, проектами Царствия Истины и фабриками по производству arbeiterin.

Главный редактор газеты, в которой работал тот журналист.

Художник-дегенерат, вздумавший превозносить красоту ксеносов.

- Опять из этих - брезгливо отбросил дела Арчибальд Кранц.

Одно из дел, оказавшееся на самом краю столика, несколько раз качнулось, раздумывая упасть ему или нет.

Упало.

- Прошу простить. хотел было подняться управляющий, чтобы поднять дело.

- Не стоит. отмахнулся Мартин и сам наклонился за ним.

Мокрый всхлюп, и лишь папка с оставшимися делами да недопитый бока с чем-то тёмных и густым, что не могло быть вином, напоминало о том, что у Арчибальда Кранца только что был собеседник.

Чтобы сад процветал нужно было уничтожать не только сорняки, но и слабые ротки.

Мартин Шольц был слабым.

Сильные не признаются на исповеди, что иногда начинают сомневаться в том, что делают.

Нью-БлэкКрос. Год 3983 после Падения Небес.

Учитель истории в парадном мундире с медалью За верность Империи и железным крестом 2-ой степени, с дубовыми ветвями, поднимает руку в приветственном жесте:

- Дорогие ученики! Возлюбленные зерна грядущий побед! Сегодня вы узнаете, как нам повезло родиться в самом сильном, мудром и справедливом государстве Лоскутного Мира - Великой Четвёртой Империи, великом Райхе!

Дети, выстроившиеся шеренгу, звонко отвечают:

- Один мир одна нация!

Лицо учителя истории, старого Франца Хульберта, сияет восторженной гордостью за себя, за своих учеников, за их общий дом, за Райх.

- Наша сегодняшняя экскурсия начнётся здесь, у подножия монумента Солдаты Вечности.

- Виктор Чайка - проносится среди детей подобный весеннему ветру шёпоток.

- Совершенно верно. Тот, что стоит к нам ближе всех это Виктор Чайка. Во многом благодаря его героизму, его самопожертвованию, его преданности Фатерляйн, Райх вновь поднялся из пепла и руин, как поднимается каждый раз солнце. Раз за разом, чтобы осветить светом Мир, наполнить его теплом и жизнью, испепелить созданий тьмы. комок подступал к горлу Франца, каждый раз, когда он произносил эти слова, ведь эти слова для него не были просто словами, как и железный крест, крест За отвагу в бою был не просто наградой.

Солдат Вечности Виктор Чайка возвышался над площадью на десяток метров. Лицо преисполненное отвагой и честью. Нога его тело попирала отсечённую голову отвратительного создания, орка, рядом валялись головы, тела других врагов Райха. В руках его был зажат штандарт, увенчанный абвером-орлом. Голова орла смотрела направо, в будущее, светлое будущее всего человечества.

Официальная история стыдливо умалчивала о том, что Виктор был не один, были сотни тысячи Викторов, и о том, что все они были уничтожены в тот самый момент, когда ученные Райха наконец смогли создать Убер-Зольдов, искусственно выращенный солдат нового поколения, способных эффективно бороться с мертвецами Федерации и ксено-тварями разных мастей.

- Виктор Чайка был верным сыном Райха человеческим идеалом, к которому нужно стремиться каждому, но он был не единственным, он был одним из многих, тех кто остался верен заветам нашего Фюрера, отдавшего свою жизнь за то, чтобы остановить вторжение Тёмного мира к нам, запечатать Город, обитель греха и ксеносов, дать время Райху вновь расправить крылья.

- Брат Фабиан Маркус Линдермеер Штраус Зель - будто листья огромного дерева шелестят детские голоса.

Все они были здесь, увековеченные в камне.

Худой, с просветлённым лицом брат Фабиан, написавший Kampf ums Desein, Борьбу за существование, один экземпляр, а то и не один, был в доке каждого законопослушного volksgenossen, соплеменника.

Мудрый, со взглядом устремлённым в будущее Маркус Линдермеер, вернувший нации правду о прошлом, о Империи, Фюрере, о великой миссии, которые проклятие ксеносы и их прислужники скрывали от человечества.

Штраус Зель, отец Убер-Зольдов.

Герои минувших эпох. Символ.

- Совершенно верно. Их имена, их подвиги золотой нитью памяти и гордости вышиты в сердцах каждого volksgenossen. Но орёл Райха смотрит не назад, а вперед. В будущее устремлён взор его немигающего ока. испытывающий взгляд Франца скользит по лицам детей поняли ли они, прониклись ли смыслом сказанного.

Прошлое, сколь грандиозно оно ни было бы, должно померкнуть перед грядущими свершениями в этом Франц Хульберт был уверен.

Его детей, внуков ждала жизнь более сытная и богатая, чем была у него.

И он даже представить не мог на сколько она будет лучше того, что есть у него, как не мог его дед представить, что у его внука будет arbeiterin эльфийка, такая же молодая и красивая, как и в тот день, тридцать лет назад, когда Францу Хульберту её вручили вместе с медалью За верность Империи.

- Один мир одна нация! звонко выкрикнули дети.

Великая цель для великой нации.

Ни эти дети, ни даже детей этих детей не увидят, как это лозунг станет реальностью, но они продолжат делать всё, чтобы он стал реальностью.

Лик Лоскутного Мира будет очищен от мерзких ксеносов, магов, обитателей Межреальности, трупоедов Федерации, приближающих каждым свои вздохом, каждым своим заклинанием гибель в пучинах Пустоты.

- Один мир одна нация!

Нью-БлэкКрос. Год 3983 после Падения Небес.

Штурмбанфюрер Райха в отставке Юрген Тодвахтен, вернувшийся в Haus, аккуратно повесил свой старый мундир в шкафу.

Сегодня был славный день.

Сегодня Юрген встретил своего старого боевого товарища старика Хульберта, который, как и положено достойному volksgenossen, даже выйдя на пенсию продолжал служить во славу Фатерляйн, работая учителем истории.

Сегодня же Юрген получил полагавшуюся ему arbeiterin молоденькую тифлинг. Одну из тех, кого начали производить на фермах Райха для удовлетворения повседневных нужд volksgenossen.

Дверца шкафа сама собой закрылась, а кресло встало там, где хотел присесть Юрген.

Стакан с виски привычно лёг в руку, но всё же от старого вояки не укрылись нетерпение и дрожь предвкушения.

- Не спеши, мой дорогой Haus, не спеши. огладил он кожу кресла.

Пальца остановился на мягких, слегка припухших губах, и пока Юрген наслаждался ароматом спиртного, бесцельно водили по ним.

Аромат ванили в воздухе усилился.

- Не спеши. повторил Юрген, и пальцы его, проскользнув между губ, слегка погрузились внутрь кресла.

К ванили добавился запах мёда, а стены издали едва различимый стон.

Юрген улыбнулся чуть шире, обнажая свои неестественно белые и острые зубы.

Кожа кресла начала умоляюще массировать обнажённое тело старого вояки.

- Не спеши. Юрген зажал губу между большим и указательным пальцами и сжал их, сильно сжал.

В стене, прямо перед стариком начала распахиваться беззубая, сочащаяся густым, липки соком, пасть.

Юрген скосил взгляд налево, вниз.

Оставленная на коврике в прихожей тифлинг уже была здесь, всё на том же коврике.

Поняв, к кому она попала, девушка истерично билась, пытаясь вырваться из пут, приобретая при это поразительное сходство с рыбой, выброшенной на землю.

- Рыбалка. Haus, напомнишь мне, чтобы на эти выходные я съездил на рыбалку.

Свет едва заметно мигнул Haus понял, Haus напомнит.

Юрген ощутил, как легко пронимают ему в позвоночник иглы.

Теперь можно было.

Теперь и он получит наслаждение от этой трапезы.

- В следующий раз попробую достать одну из тех, что производят на фермах юга. Говорят, их эльфиек не отличить от диких. Посмотрим, возможно, они просто не попадали к настоящим гурманам. когда ужин окончен пообещал Юрген.

Haus ответил благодарной дрожью.

Год 4023 после Падения Небес.

Вырезка из газеты Фольксштимме.

История Лоскутного Мира в изложении Бродяги - известная в маргинальных кругах как Истории Бродяги, представляет собой псевдоисторический компендиум, составленный из разрозненных фрагментов фольклора, апокрифических текстов и откровенных фальсификаций. Настоящий документ доказывает, что данный текст не только не имеет научной ценности, но и содержит опасные идеи, подрывающие основы историографии Райха.

Текст создавался с целью формирования альтернативной, враждебной Райху исторической памяти.

Из доклада Имперского института историографии.

История Лоскутного Мира в изложении Бродяги - это не просто собрание лживых сказок. Это сознательная диверсия, разработанная врагами Райха для разложения исторической памяти народа. Текст, насыщенный ксенофильскими вымыслами, является типичным продуктом международного заговора декадентов, стремящихся подменить великую историю Райха бреднями вырожденцев.

Истории Бродяги - это оружие в книжном переплете, созданное для отравления умов. Толерантность здесь неуместна. Только беспощадное уничтожение этой заразы и её носителей спасет Райх от духовного разложения.

Доклад Имперской академии

Текст содержит 14 семантических мин: например, метафора лоскутного мира программирует сознание на неприятие иерархии.

Рекомендуем: материалы изъять, распространителей отправить на перевоспитание.

Из передачи радио Свободный Райх.

Гражданский долг каждого истинного volksgenossen кто услышал цитаты из Истории Бродяги или заподозрил наличие запрещённых материалов донести.

Молчание соучастие в преступлении, предательство нашей славной Родины, предательство Райха. А с предателями необходимо поступать по всех строгости закона.

Пример для подражания:

Гражданин М. из г.Дюстерхафен.

Гражданин М. сообщил, что его мать хранит экземпляр Историй Бродяги.

Гражданин М. истинный volksgenossen.

Гражданин М. награждён почётным знаком За чистоту мысли.

Будь как Гражданин М.

Из письма в редакцию газеты Фольксштимме.

Мы, рабочие завода Райхсшталь, требуем ужесточить наказание для распространителей Истории Бродяги!

Детский стишок.

Бродяга - враг, Бродяга - ложь, кто его слушает - тот нехорош!

Портсмунд. Год 4103 после Падения Небес.

Городской парк в октябре пахнет гниющими яблоками и почему-то ещё ванилью с медом.

На промозглой скамейке, сжимая в кармане гонорар за рассказ, который редактор Weird Tales назвал дерьмом, даже для наших стандартов, но деньги всё же заплатил, заявив, что это в последний раз.

Это был шестой или седьмой последний раз, который мог припомнить Герхарт Шрайбикус.

Припоминать выходило с трудом виной тому была допитая почти до конца бутылка виски, что стояла рядом со скамейкой.

Незнакомец, которого пришлось ждать так долго, что Герхант уже успел убедить себя в том, что большой глупостью с его стороны было поверить в старую городскую легенду, подсаживается без приглашения.

- Вам нужна история? вопрошает незнакомец.

Аромат ванили и мёда усиливается, стирая все остальные запахи.

Его пальцы, обмотанные грязным бинтом, выстукивают на поверхности ветхого чемоданчика какую-то старинную мелодию.

- Настоящая. Та, что оставит шрам. уточняет он, и Герхант замечает, что зубы незнакомца необычайно белы и остры.

- Лайонелл Шайти?..

Незнакомец улыбается, услышав одно из тех имён, под которым его знали в этих местах.

- А это так важно?

Нет, для Герханта Шрайбикуса это было не важно.

Незнакомец, получив именно тот ответ, который должно, открывает чемодан и достаёт футляр с выжженной на нём руной. На ощупь руна ещё теплая, будто только мгновение назад была оставлена раскалённым клеймом на поверхности деревянного футляра.

- Нагльфар корабль с парусами из человеческой кожи. Доски, скреплённые не гвоздями, а сплющенными костяными фалангами. Он тебе нужен?

Герхант мотает головой.

- Те этот Нагльфар. Может быть тогда этот Нагльфар? - незнакомец прячет футляр в чемодан и достаёт другой. Корабль мертвецов, украденный у самого Всеотца, а капитаном у него Васко Калони. Ты ведь слышал о Злюке?

Герхант мотает головой.

Незнакомец с ощутимым разочарованием прячет и этот футляр, но продолжает рассказывать о том, от чего отказался Герхант:

- Он плывёт до сих пор, - голос незнакомца сливается с шумом листвы, - потому что его ведёт вперёд воля капитана, убившего, как говорят, самого Илисиана Вандорского.

При упоминании Вечного Императора, основателя и властителя Третьего Райха, Герхарт вздрагивает, но нет, не этот корабль он видел в детстве, воспоминания не об этом корабле толкают его писать рассказы, которые скоро уже никто и публиковать не будет.

Незнакомец улыбнулся, вновь продемонстрировав свои невозможно белые и острые зубы, которые, думалось, должны была резать язык незнакомца всякий раз, когда он решил бы им шевельнуть.

Он провёл ладонью по крышке чемодана.

Новый футляр появился из чемодана, но в этот раз вместе с ним выползли тонкие струйки тумана. Они вились вокруг пальцев незнакомца, как змеи, и Герхарту вдруг показалось, что скамейка под ним стала влажной, липкой, тёплой.

- Тогда, может, Летучий Голландец? - прошептал незнакомец, и в его голосе внезапно зазвучали волны, бившиеся о борт. - Капитан его был проклят за то, что убил Тринитаса, и нет ему права ступить на землю, что впитала кровь бога.

Герхант едва заметно качает головой, хотя возможно, это скамейка под ним качается.

- У меня есть и другой Голландец - им правит демон, пожравший Бродягу и получивший всю власть, всю силу того бродячего бога, о котором в местных краях ходит много небылиц.

Бинты на руках незнакомца, запутавшись в тумане чемодана, в котором он искал другой футляр, размотались на мгновение, обнажив кожу, покрытую язвами.

Бумажки деньги, полученные Герхардом, за последний его рассказ становятся склизкими, толстыми, будто это не деньги, а какие-то морские гады, но Герхард не достаёт руку из кармана. Боится увидеть, что так оно и есть.

- Тогда, может быть, один из живых кораблей Изнанки? новый футляр в руках незнакомца.

Запах мёда и ванили пьянит, усыпляет.

Влажные, тёплые языка тумана, касаясь кожи Герханта будто пробуют её на вкус.

Недопитая бутылка виски перекатывается то вправо, то влево по мягкой, сочной, плоти палубы.

- Живой корабль - прошептал Герхарт.

Незнакомец прищурился и открыл уже рот, чтобы ответить, но из тумана за его спиной донёсся скрип.

Старый, ржавый.

Хлопанье парусов.

И и резкие, чёткие команды на языке, который Герхарту был не знаком.

Матросы, корабля, чья история скрыта в минувших веках, брали на абордаж живой корабль Изнанки, который уже был готов поглотить ещё одну душу, сделав её своей частью.

Герхарт Шрайбикус, очнувшийся ближе к вечеру от того, что в него тыкал палкой полицейский, необычайной чётко вспомнил, что на самом деле случилось с его отцом, и что сам он столько лет пытался сказать своими рассказами.

- Не было победы нас просто продали Изнанке. пробормотал Герхарт, вспомнив лицо своего отца.

Два слизня недовольно копошились в него в кармане, а в руке со сбитыми костяшками был зажат обрывок бинта.

Дер-И. Год 4105 после Падения Небес.

Герхарт Шрайбикус сидел на койке, сжимая в руках обрывок тряпки.

Он постоянно где-то находил куски ткани и обматывал ею свои пальцы.

- Доктор, вы можете мне верить, - его голос был хриплым, словно он не спал неделями, - но это не отменяет того факта, что они продали нас. Нас всех.

Доктор Мендельсон, молодой психиатр со спокойными глазами, делал заметки в блокноте.

Очередной соотечественник, поддавшийся тлетворному влиянию лжи Федерации, - доктор успел уже на таких насмотреться.

Несут какой-то бред, сами не понимая, что их слова это отзеркаленная на Райх ситуация в Федерации это там люди вынуждены жрать друг друга, это там даже после смерти люди должны продолжать служить во славу бесчеловечного режима.

- Герхарт, давайте по порядку. предложил доктор. Вы говорите, что в городском парке Портсмунда несколько лет назад разразилось сражение между живым кораблём с Изнанки и кораблём призраком, но вот ведь протокол вас пьяным задержали в том парке и поместили в камеру.

Герхарт смотрит на истрёпанную бумагу не в первый раз ему тычут этим протоколом.

И другими раньше он любил выпить.

Раньше.

- Вам ещё очень повезло тогда от взрыва болотного газа погибло несколько человек. распечатки газет легли рядом с протоколом.

Газетный заголовок сообщал о семи погибший и ещё почти трёх десятках пострадавших, многие из которых потом либо скончались, либо пропали без вести.

Герхарт посмотрел на доктора, потом на стену за его спиной она дышала, и каждый выдох наполнял комнату тошнотворным теплом с запахом ванили и мёда.

- Герхарт, всё в порядке?

- Благодарю, доктор, всё в порядке: ваши таблетки мне помогли.

Герхарт погладил несколько свежих пятен на бинте всё, что осталось от слизней, которых он должен был утром выпить.

- Тогда, Герхарт, вернёмся к бумагам. Посмотрите на них. И скажите, что вы видите.

- Я вижу, что пьяный писатель-неудачник, чудом выжил при взрыве газа.

- Герхарт, ну зачем вы так?.. да у вас были проблемы, но главное, что вы их осознали, и теперь мы работаем над тем, чтобы они больше не мешали вам жить.

Густая капля едко пахнущей слизи, сорвавшись с потолка, упала на плечо доктора и, медленно впитываясь в его белоснежный халат поползла вниз к нагрудному карману, в которой хранился краткий сборник цитат Kampf ums Desein - всё-таки доктор был истинным volksgenossen, решившим посвятить свою жизнь возвращению к свету истины тех сограждан, которые по глупости своей свернули во тьму.

- Доктор, возможно, по мне не видно, но я рад, что оказался здесь. Правда, мне очень нужно было здесь оказаться. успокаивающе улыбнулся Герхарт, разматывая и вновь наматывая свои бинты.

Если внимательнее приглядеться, то на бинтах можно заметить едва различимую вязь из слов.

Доктор Мендельсон сделал пометку в блокноте.

Пациент явно шёл на поправку лечение оказалось крайне эффективным, хотя доктору всё же хотелось верить, что отчасти это также была заслуга и святости места где-то здесь много веков назад брат Фабиан читал свои первые проповеди.

- Это приятно слышать, но давайте продолжим. Герхарт, расскажите, о своих исследованиях.

Из стены проступают лица.

Некоторые кажутся Герхарту знакомыми он видел их, когда проводил свои изыскания.

- Герхарт, Герхарт, всё в порядке? Может быть укольчик?

- Благодарю, доктор, сейчас мне гораздо лучше я уже могу различить, где галлюцинации, а где объективная реальность.

- Не хотите укольчик, вот таблеточки. Выпейте.

Доктор выложил на стол несколько чёрно-желтых личинок и придвинул стакан с водой.

От таблеток нельзя отказываться всё равно заставят проглотить.

Герхарт привычным движением сделал вид, что глотает таблетки, раздавив их забинтованной рукой, а потом ещё показал рот, демонстрируя, что действительно всё проглотил.

На новые пятна, образовавшиеся на бинтах, доктор внимания не обратил.

- Герхарт, продолжим?

- Конечно, доктор.

- После инцидента на вас вышли люди, сотрудничающие с Федерацией, которые подвергли вас изменениям. Так ведь?

- Они называли это открытие глаз открыванием глаз

При упоминании процедуры, доктор Мендельсон скривился: терминология и методы трупоедов Федерации ничего, кроме отвращения не могли вызвать. Отвращение это с каждым годом было всё сильнее, ведь с каждым годом доктор видел всё больше результатов действия этих недолюдей из Федерации. Видел, что они делали с некогда почтенными volksgenossen, во что их превращали.

- Но вам удалось сбежать до её окончания.

- Скорее они меня отпустили, доктор. Отпустили и сбежал это всё-таки разные вещи.

Откуда-то донеслось влажное хлюпанье и приглушённый стон то ли боли, то ли удовольствия, не разобрать.

- Можете рассказать о своих исследованиях? После побега вы ведь не сразу пришли к за помощью нам.

- Доктор, в прошлом я писатель-алкоголик, страдающий из-за понимания того факта, что я оказался причиной по которой погиб мой отец; я сегодняшний - нахожусь в реабилитационном центре и от принудительного лоботомирования меня отделяет куда меньше, чем может показаться. Думаю, даже в шутку называть то, чем я был занят исследованиями - не стоит. голос Герхарта всё также выдавал усталость, но в нём послышалась твёрдость.

По стене прокатилась судорога.

Хлюпание стало громче, призывнее, будто голодная тварь беззубым ртом пытается пережевать и поглотить что-то твёрдое.

Слова и тон, с которыми они были сказаны, родили в докторе беспокойство, по крайней мере так решил сам доктор Мендельсон.

Пол под ногами показался ему неестественно мягким и липким.

- В официальных источниках ничего ценного искать смысла не было это я сразу понял позволившие себе то, в чём я их намеревался обвинить, просто не могли допустить столь глупую ошибку, как оставить какие-то доказательства. Да даже если бы и оставили я просто не смог бы её найти. Я ведь никогда не отличался умом. Верить тому, что мне совали под видом агитации из Федерация, я тоже не был намерен я ведь был законопослушным volksgenossen. Ни добропорядочным, ни тем более образцовым, просто законопослушным.

Стены зашевелились.

Выложенные на стол документы скрылись в его вязкой глубине.

Кто-то куда-то бежал.

Кто-то что-то кричал.

А они сидели друг на против друга: доктор и пациент.

Две почти недвижных фигуры в окружающем хаосе.

- Поэтому, доктор, я поехал в Федерацию. вязь на бинтах стала ярче, уже можно было различить отдельные слова, фразы. Не скажу, что мне там понравилось, но что скажу точно в Федерации умеют воевать с Изнанкой, не с собственными гражданами, не с ксеносами, а с Изнанкой, с Богами Тьмы.

Доктор протёр глаза они слезились.

Дышать было тоже трудно воздух стал каким-то горячим, густым.

Слова Герхарта Шрайбикуса доносились до него с опозданием и будто бы приглушённые.

- Теперь же, доктор, после всего, что я совершил и особенно после того, что мне предстоит совершить меня уже не назвать законопослушным volksgenossen.

На плечо доктора легла рука.

Доктор нашёл в себе силы отвести взгляд от пациента и посмотреть в лицо того, что положил ему руку на плечо.

Доктор Мендельсон смотрел на обескровленное, изрезанное посмертными ранами лицо мертвеца.

- Теперь, доктор, я враг Райха. Райха, не volksgenossen, хотя вам, как представителям Федерации, и не понять разницы.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.02.27.

Участники: капитан Арья (А), биолог-аналитик Тэн (Т), лингвист-семантик Орсон (О).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

Т: Капитан Орсон я не знаю, с чего начать.

Этот фрагмент не просто архив. Это рана, которая не заживает.

Я провёл анализ расшифрованного фрагмента он касается становления Райха, да, того самого.

В сигнале множественные голоса, но все они постепенно сходятся к одному: к цивилизации, которая начала поедать саму себя, чтобы не умереть от одиночества. Она создала систему, где каждый человек ресурс, каждая эмоция топливо, а память оружие.

Изнанка здесь не внешняя угроза, как у нас.

Изнанка стала частью общества Райха, самой сутью людей её населяющих.

Многие вещи, о которых я узнал, мне глубоко противны, но имеющиеся исторические данные подтверждают высокую вероятность того, что всё изложенное достоверно.

Но если прочитать это без подготовки, без этического щита можно начать верить, что подобные методы оправданы. Что ради выживания можно стереть, переписать память, лишить права на существование целые виды, обратить живых, разумных, существ в нечто на подобии домашнего скота.

И, капитан, эти тексты не случайно нами найдены.

Они отправлены.

Кто-то - или что-то целенаправленно транслирует этот архив в космос, как маяк.

Причины пока не ясны, но ясно, что Торстон прав это не ловушка Изнанки.

Это нечто более древнее

Возможно, мы натолкнулись на оригинальный, полный текст Истории Лоскутного Мира в изложении Бродяги или на что-то столь же древнее.

Поэтому, капитан, я прошу, чтобы Орсон помогла мне найти голос Бродяги в этом хаосе. Возможно, именно Бродяга ключ к пониманию сигнала.

(пауза, шум дыхания)

О: Я готова, капитан.

А: Орсон, можете присоединиться к Тэну. Возможно, вместе вам удастся что-то понять.

(запись приостановлена)

Добр-Янка. Год 47 после Падения Небес.

Грязные, его собратья, отказавшиеся внимать голосу разума, пошли в атаку незадолго до рассвета.

Буревестник в иной ситуации без особых проблем справился б с кучкой головорезов - снежная буря разметала бы их, посекла, обратила льдом их тела, но призвать бурю здесь и сейчас значило погубить не только грязных, решивших захватить селение, но и истинных людей, жителей Добр-Янки.

Когда полыхнуло в Атталине, Буревестник, как и многие иные, думал, что это очередной местечковый конфликт. Он, как и иные, ошибался. Грязные, его собратья, ведомые лозунгами о своей богоизбранности, желанием отмщения за творимое с их предками во времена Легенды, и банальными жаждой славы, денег и рабов, хлынули на земли Царствия Истины.

Современники будут писать о кровавом безумии, захлестнувшем грязных, заставляющем даже простого крестьянин с вилами и топорами идти в далёкие земли, чтобы грабить и убивать таких же простых крестьян. Исследователи грядущего будут искать оправдание в вирусе, в заклинании, в харизме лидеров, противостоять которым у простых людей не было сил, будут писать о том, что потери со стороны истинных людей и иных рас, подвергшихся геноциду, явно завышены и записаны со слов пострадавших, которые жаждут выглядеть таковыми, хотя таковыми не являются, ведь у конфликта всегда минимум две стороны; будут утверждать, что не всё так однозначно, что есть письма, документы, оправдывающие начавшееся с Атталина безумие. Они будут писать, изучать и находить доказательства тому, чему будут хотеть найти доказательства.

Буревестнику не было известно грядущее, да и будь известно он бы просто посмеялся над теми оправданиями, что придумают через века.

Буревестнику было известно другое если он уйдёт, сдаст селение, самое позднее к вечеру в Добр-Янке не останется ни одного живого истинного, всё мало-мальски ценное перекочует в обоз, а головорезы, попировав пару дней, продолжат свой путь, оставив после себя пепелище и трупы.

И не то чтобы Буревестнику нравились истинные как могут нравиться люди, которые даже видя, что ты их спасаешь, отказываются с тобой общаться, не предлагают еду или крышу над головой К подобному отношению Буревестник попривык уже, поэтому особо не обращал внимание брал, что нужно, а если нужно было нужно, то и спал, где посчитал нужным.

Во времена всеобщей слепоты должен быть хоть один зрячий, что будет кричать иным, пытаясь отвратить бег тех к пропасти. вот во что верил Буревестник.

И он кричал.

Как умел.

Своими клинками.

Ну кто-то ж должен делать то, что иным не нравится иначе ж придётся врать о былом, а то уж больно скучным будет оно без таких выходок - взглянув на исписанный лист вспомнил Дымяга Тони слова своего Босса, который предупреждал об опасности осуждать тех, чьи действия могут казаться опасными и нелогичными.

Помнил Дымяга также и другое предостережение Босса на эту же тему: Немало славных парней погибло потом как какой-то дурак решил, что умнее других увидишь такого дурака без лишних слов в морду ему бей, может, ума у него прибавится, а у тебя проблем убавится.

Тёмный мир. Год 121 после Падения Небес.

Неба не видно вместо него камень.

Свет, тусклый, болезненный, исходит от фосфоресцирующего мха, чьи проплешины слишком похожи на очертания тела человека, чтобы не понять на чём он растёт.

- Проиграл - слегка шевельнулись губы мужчины, но звук так и не родился.

Он пробует пошевелить пальцами.

Работают.

- Проиграл - и вновь голос не разрушил тишину.

Глупая, беспричинная улыбка начала расползаться по его лицу.

Пересохшие губы лопнули.

Он облизнул губы, слизывая кровь.

Вкус меди во рту.

Он сбился со счёта сколько раз проигрывал.

И всё же с каждым поражением он становился на шаг ближе к тому, что звал своей целью.

Великий Пустой оставил ему, Палачу, ставшему Душегубом, силу.

И дар этот был столько велик, сколь и ничтожен.

Сила без цели губительна. И не только для окружающих, но и для самой себя, поэтому, отринув саму суть вложенного в него Великим Пустым, Палач, терпел поражение за поражением, позволяя отсекать от себя всё больше.

Бой с Легион был хорош это стоит признать, но не сдерживай он себя шансов у неё не было бы.

- Проиграл наконец прозвучал в тишине голос Душегуба, - Проиграл ли?

Он был именно там, где должен был быть.

И при этом был именно тем, кем должен был быть.

Поражения, боль утраты частички силы, самого себя, - Душегуб верил, что им удалось сформировать из него существо, ценящее жизнь и понимающее слабость.

Он пришёл в мир, принадлежащий с самого своего рождения Тёмным богам, чтобы доказать дело не в том, что было у тебя изначально, дело в том, чего ты сам смог добиться.

- И чего им не спится на шёлковых простынях? Чего лезут, что-то кому-то доказать пытаются? Брали б пример со свинок в загоне спали б, жрали, да ждали, когда заявится гоблин какой и на шашлык их утащит. сказал бы Пройдоха, доведись узнать ему о терзаниях Душегуба.

Межреальность. Год 437 после Падения Небес.

Человек оказался крепким стоило отдать ему должное, что Ухтхаакх и сделал, испросив у шамана разрешение на ритуал.

Выживший из ума много лет назад старый ворчун, у которого по нелепому стечению обстоятельств даже росло нечто вроде бороды на его мерзком морщинистом лице, своё разрешение дал, обещался даже станцевать, для лучшего урожая, над получившейся топью, чтоб, значит, орки потом из неё народились не только сильные, но и умные. А то ведь сильных орков много да умных среди них не сыскать оно и понятно, зачем придумывать хитрости всякие, механизмы там, заклятия, если врата крепостицы высаживаются и без всего этого мудрства.

Пальтишко погибшего Ухтхаакх забрал себе чего добру пропадать?

И чего с того, что лопнуло оно на спине, а рукава пришлось оборвать не вмещали они могучих орочьих лапишь? Не пропадать же добру.

Добро Ухтхаакх, как и любой орк, ценил.

Тем более добро с человека, которому удалось свалить в бою семерых бойцов.

Такое добро удачу приносит.

История опять же, чтоб у костра рассказывать.

Чтоб кто знал, те не забывали, а кто не знал, так узнали, - Ухтхаакх завалил в бою человека, убившего семерых.

А когда пойдёт с этой топи новые орки, так уже они, впитавшие и память Ухтхаакха, и погибшего, будут рассказывать о той победе.

Сильные орки так ведь и родятся от сильной орочей крови и сильного противника.

Ритуал, на которое было испрошено разрешение, шёл хорошо - тело под ударами мощных ног орка быстро обращалось в бесформенное месиво, а окружающая земля в грязь, вязкую, топкую.

После того, как Ухтхаакх щедро разбрызгал свою кровь, дело пошло ещё веселее, и кровавая лужа стала обращаться в настоящую топь да так быстро, что орк не мог не загордиться и силой крови своей, и силой убитого им человека.

Явившейся шаман отогнал орка, сказав, что работа того окончена, поэтому Ухтхаакх принялся искать каменюку какую, на которую можно усесться.

Негоже после такой славной победы на землю садиться. Да и пусть остальные видят его.

Видят и знают.

Каменюка нашлась.

Не близко.

Ухтхаакху даже пришлось покинуть пределы лагеря, но так надо было.

На земле он теперь сидеть не будет, а своей торбы пока у него нет, как и дерева, которое можно было б свалить.

Поэтому и пришлось шагать до каменюки.

Забравшись на небольшую скалу орк довольно поглядел на огонёк лагеря он был едва заметен.

Далеко ему отойти пришлось.

Но не сидеть же на земле?..

Ухтхаакху захотелось жрать.

После боя ему всегда хотелось жрать.

Но он был слишком занят мыслями о поисках каменюки, поэтому не подумал прихватить что-то из общего котла.

А право он-то теперь имел без очереди лапу в котёл запустить.

Решив проверить содержимое карманов пальто на предмет съестного, орк нашёл сухарь, чему обрадовался, и потрёпанную книжку, чего огорчился.

Книжку нельзя было съесть в отличии от сухаря.

Но Ухтхаакх всё ж на всякий случай проверил книжка действительна была несъедобна по причине чего было отложена в сторону.

Некоторое время спустя из-за скуки, вызванной невозможностью, потолкаться с другими бойцами, орк открыл книжку.

Как и все, виденные им книжки, в этой были слова.

Но, в отличии от других, виденных орком книг, слова эти были написаны на разных языках, разными руками и в разное время.

Ухтхаакх не был грамотен, но смысл написанного он понял.

Понял и заулыбался.

Книжонка-то не простая и пальтишко непростое.

Вон чего человек с ними смог наворотить.

А он, Ухтхаакх, чего сможет наворотить?

Приставка Великий точно пойдём к его имени так решил орк и, поднявшись с каменюки, пошёл прочь, искать великих свершений.

Великим Ухтхаакха не стали называть.

Стал он сперва Ухтхаакх Приносящий бурю, а потом, как и все до него, кто носил в пальто с чужого плеча старую книжонку, просто Буревестником.

Фронтир. Перекрёсток 61 и 49. Год 521 после Падения Небес.

Место оказалось на удивление оживлённым к Буревестнику уже раз десять подходили какие-то странные люди, говорившие на каком-то странном, примитивном языке, и совавшие ему свои странные музыкальные инструменты. Подходили и уходили ни с чем не ради них Буревестник пришёл на этот перекресток.

Он ждал дилижанс.

Если верить слухам тот останавливался на этом перекрестке регулярно.

Регулярно во Фронтире могло значить что угодно от каждой ночи до одного раза за всё существование Лоскутного Мира. И всё же такой расклад давал больше шансов успешно попасть в Тёмным мир, чем поиски Трона Истины или самоубийственные попытки, преодолев Фронтир, пересечь Пустоту.

Заметив очередного просителя темнокожего паренька, совсем мальчишку Буревестник хотел было отвернуться от него и, как в прошлые разы, просто игнорировать человека до тех пор, пока тот не уйдёт, но что-то его остановило.

Он был первым, кто пришёл на этот перекрёсток пришёл и получил то, зачем пришёл. вдруг понял Буревестник, и рука его сама собой протянулась, беря странный инструмент.

Нечто вроде лютни, только грубее и примитивнее. Грубее и примитивнее даже по меркам людских музыкальных инструментов. Струн всего шесть Буревестник не смог вспомнить ни одного гимна своего народа, который можно было бы сыграть с таким количеством струн. Сами струны из метала это вообще казалось какой-то глупостью. Метал мёртв, его звук пусть и громок, но в нём нет жизни, нет души.

И всё же, взяв в руки этот странный музыкальный инструмент, Буревестник не мог его вернуть, не попробовав ничего исправить, и пусть собратья-перворождённые посчитали б подобную попытку бесполезной тратой времени и таланта он был не таков.

Буревестник крутил колки, менял строй, искал ритмы, мелодии, которые лучше бы подошли к выбранным настройкам, а темнокожий парень сидел рядом.

Какое-то время спустя Буревестник всё ж смог добиться от этого странного инструмента того звука, за который ему было не стыдно, но это было только начало - год ушёл на то, чтобы парень начал извлекать из инструмента хоть что-то похожее не музыку.

Наверное, стоило потратить ещё год на этого паренька, но Буревестник жестом отослал того издалека послышался стук копыт дилижанс, возможно, единственный за всю историю, мчался к нему.

Слишком много черного, сам чёрный слишком густой и непроглядный. отметил про себя Буревестник, когда дилижанс остановился.

Безголовый кучер не проявил никакого интереса к новому пассажиру, зато пассажирка, что была в карете оказалась очень рада, увидев ему.

- Мой спаситель. выпорхнула девушка на встречу Буревестнику.

- Суккуб, на мне твои трюки не сработают. отстранился он.

Ответ удивил суккуба, но она быстро взяла себя в руки, найдя ответ на вопрос, возникший в голове.

- И всё же я тебе очень благодарна, мой спаситель. произнесла она. Я поблагодарю тебя сейчас, ведь потом не успею. Я благодарна тебе, мой спаситель, и, надеюсь, что и в этот раз ты спасешь меня.

- Загадками говоришь. Не люблю загадки. к месту пришлась цитата давно почившего друга.

Ухтхаакх, конечно, был, как и все орки, примитивен, но десятилетия странствий вместе показали примитивный, простой, не значит плохой.

- Я девушка, а девушки, как раз наоборот, любят загадки. улыбнулась суккуба. Поэтому, мой спаситель, спаси меня и в этот раз.

Сказала и лёгкой, слегка танцующей, походкой пошла в ту сторону, куда скрылся парень, на которого Буревестник потратил год или что-то около того это Фронтир, а значит нельзя быть до конца уверенным в том, что тут со временем происходит.

Буревестник хотел окликнуть суккубу, узнать, как её зовут.

Не окликнул.

Но если бы окликнул, то в ответ услышал:

- Лилит.

Дилижанс катил своими дорогами.

Иногда делал остановки на тех остановках могли оказаться новые пассажиры, а могло ничего не быть.

Буревестник ехал.

Иногда в компании, иногда вновь один.

Дилижанс катил по маршруту, известному лишь безголовому кучеру.

Иногда казалось, что его остановка Тёмный мир уже близко.

Иногда казалось, что затея с дилижансом глупость, которая могла прийти только в голову орка.

На самом деле эта глупость и была рождена головой орка, решившего, что в Тёмном мире сыщет он куда больше славы, чем в Лоскутном.

Не сыскал, погиб.

Осталась после него, правда, славная топь, давшая рождение таким же глупых и весёлым оркам, каким был и сам Ухтхаакх, а его друг, приняв и пальтишко и книжечку, теперь трясся в карете, наблюдая за тем, как меняются его попутчики.

Услугами дилижанса пользовалось много разных существ, некоторые даже по несколько раз, и последнее что о них можно было сказать так это то, что они были обычными, поэтому Буревестник не сразу понял, что его новый попутчик отличается от всех, что были до него ему не нужно было куда-то добраться тот сел в карету, чтобы дождаться в ней кого-то.

Лицо этого нового попутчикам было изуродовано до той степени, что лица как такового и не было скорее кусок плоти, изрезанный шрамами, с провалом рта, наполненным кривыми, острыми осколками того, что, наверное, когда-то было зубами.

На коленях у него расположился хрустальный пистолет, а в ножнах сабля, тоже из хрусталя. Рукояти оружия покрывало множество мелких шипов, которые должны впиваться в ладони своего владельца, стоит тому сжать его в руках.

Буревестник пытался вспомнить хоть одну легенду, да хотя бы слух, о носителе подобного оружия.

Попытки были безуспешны и не потому, что перворожденные в большинстве своём с презрением относились в культуре иных видов, а потому что не оставалось в живых тех, кто мог рассказать о своей встрече с Проклятым Святым монстром, сотворённым из останков Великого Пустого Мудрецом для противодействия вторжению Тёмных богов в Лоскутный Мир.

Дилижанс сделал остановку.

Она ничем не отличалась от бесчисленного множества таких же.

Она была совсем иной, ведь в открывшейся двери показалась та самая суккуба, что благодарила когда-то Буревестника за спасение.

В дверях стояла Лилит одна из тех, кого прозывали эмиссарами Тёмных Богов.

Одна из тех, на кого вёл охоту Проклятый Святой.

И впервые кровавая пуля, выпущенная из хрустального пистолета, не нашла свою жертву Буревестник, атаковав Проклятого Святого, замыкал временную петлю, а может перворождённый считал ниже своего достоинства жить, зная, что не отработал полученную авансом благодарность за спасение.

Тёмный мир. Год 528 после Падения Небес.

Творение Мудреца потрепало преизрядно, и Душегуб хотел бы взглянуть на того, кто был на такое способен, но в последние столетия времени на удовлетворение праздного любопытства было всё меньше.

Проклятого Святого надлежало как можно скорее запечатать в одной из тайных гробниц подобный монстр, вступи он в игру, несомненно мог бы, если не уничтожить одного из Тёмных богов, так создать им множество проблем, что в долгосрочной перспективе оказало бы негативное влияние на эволюционный путь человечества.

Вера и заступничество богов, на прошлых этапах развития общества, бывшие чуть ли не единственной возможностью выживания, постепенно обратились для человечества в груз, тянущий вниз.

Зачем развивать медицину, если боги и магия исходящая от них способны залечить любые раны?

Зачем развивать металлообработку, науки, если боги прямо здесь и сейчас дают всё, что превосходит то, что могут сотворить твои руки?

Развитие заменяется гонкой за благосклонностью чем сильнее угодишь, тем большим будешь одарен.

Деградация, гибель под флагами процветания.

И Падение Небес одно из самых ярких подтверждений тому.

Ангелы, оставшись без своего бога, эоны потратили на бесплодные попытки вернуть того бога, при этому облик Царствия, быт его обитателей, оставались неизменными. Всё новое, непонятное, отличающееся от канона всё уничтожалось, а что невозможно уничтожить отправлялось в изолятор.

Как итог - государство, просуществовавшее бесчисленные века, расколото ударом Десницы, а безумная бойня, начавшаяся в Атталине, едва не потопила в крови остатки того государства. И лишь стараниями Мудреца, изменившего и перестроившего очень многое, Царствие не сгинуло в прошлом.

Развитие и эволюция это путь не только в животном мире, но и в обществе.

Новое, более совершенное, должно приходить на смену старому.

Боги, кидающие свои жалкие подачки, лишь мешают.

Даже магия, даже она, - лишь костыли для человеческого разума.

Люди достойны того, чтобы сами, своими руками творить своё будущее, а для этого им не должны мешать такие вот Проклятые Святые получив простое решение сложной проблемы, никто не будет искать другой, сложный, но свой, путь.

Поэтому творение гениального разума Мудреца и будет заточено в гробницу люди должны сами найти силы для победы над Тёмными богами, чтобы там, в будущем, столкнувшись с новыми вызовами, сумели они самостоятельно ответить на них.

Тёмный мир. Год 553 после Падения Небес.

- Егорыч, ты это чего? - не расслышав фразы, наклонился к старику Витёк.

- Бежать, говорю, надо.

Слова отозвались болью не только в теле, помнившем, чем закончились две предыдущие попытки сбежать из плена, но и в сердце, что так и не свыклось с ржавыми цепями, которые Витёк носил уже почти два года.

- Егорыч, не береди душу. - совладав с чувствами, устало буркнул Витёк.

- В этот раз уйдём.

И если бы кто-нибудь сейчас посмотрел в глаза этого полувекового старика, прозываемого Егорычем, то увидел бы в них снежную бурю, готовую вырваться в мир и своими ледяными клыками разорвать любого, оказавшегося рядом.

- Уйдём. Все уйдём. Это я тебе говорю. - улыбнулся Егорыч, и страшна была улыбка человека, проведшего без малого десять лет в плену у прихлебателей Тёмных богов.

- Не глупи, - вцепившись в плечо старика, прошипел Витёк, - против одаренных нам не совладать.

- Совладать. Теперь совладать.

Отшатнулся Витёк, поняв, что Егорыч сошёл с ума.

Не надо было позволять ему снимать пальто с того эльфа да ещё книжка эта никак Ожидающий-во-Тьме постарался, чтоб ему пусто было. ругнул себя Витёк, понимая, что ничего уже не исправить Тёмные боги не отпускают тех, кого заполучили в свои лапы.

Щербатая, как улыбка своего хозяина, отброшена в сторону.

С лёгкостью, удивительной для старика, Егорыч выбирается ямы.

И пусть никто не видит - младший лейтенант Федерации Анатолий Егорьевич Балбухин знает, что он вновь призван, вновь на нём пусть и потёртый, но такой родной мундир.

Не было позорного плена и десятилетий плена.

Надсмотрщик скосил глаз на старшину, и получив одобрительный кивок вынул меч из ножен рабскому скоту давно не пускали кровь, а со стариком, что уже не выдавал норму, и так, и так надо было кончать.

Пустить в ход меч предатель рода человеческого, продавшийся Тёмных богам за обещание даров, не успел ледяные клыки, вырвавшейся на свободу бури, разорвали тому горло.

- Уходим. следя, чтобы никто из надсмотрщиков не ушёл от ледяного возмездия, скомандовал младший лейтенант. И быстро буря разыгралась не на шутку и скоро уже не сможет различить ни своих, ни чужих.

Не прошло и минуты, как беглецы покинули место, где ярящаяся буря, расправивших со всеми надсмотрщиками, уже поднимала с земли мелкие камушку.

Четырнадцать человек бежали.

Бежали в ночь. Спотыкались, падали, вновь поднимались.

Бежали все, а за спиной обезумевшая за годы заточения буря уже не камушки поднимала разламывала стены укреплений, простоявших многие века и бывших способными простоять ещё века.

Гнутый, попытавшись удержать оступившегося Миху и полетел бы в горную реку вместе со своим другом, если б не младший лейтенант.

Бежали.

Там начиналась легенда о Четырнадцати Смелых отряде партизан, сумевших вырвать из лап Тёмных Богов свой родной край.

Так продолжилась история Буревестника.

Тёмный мир. Смекалов. Год 1025 после Падения Небес.

Истории о Приносящем Бурю ходили уже не первое столетие.

Разнились места обитания, методы, да и сам вид персонажа в разные времена менялся. Неизменным оставалось одно Приносящий Бурю противостоял несправедливости в любом её проявлении. Обычно, это заключалось в уничтожении разного рода бандитов, преступников и в сражениях с прислужниками Тёмных Богов, но последние годы всё чаще в сводках стали мелькать сообщения о том, что герой в старом потрёпанном пальто казнит то тут, то там представителей Федерации.

После исключения из списка происшествий действия подражателей, мстителей из народа, борющихся с перегибами на местах, сумасшедших и агентов Первого, желающих таким образом дать подтверждение идеи, что разницы между Душегубом и Тёмными Богами особо-то и нет, раз Приносящий Бурю убивает чиновников и солдат и с той стороны и с другой, оставался ряд происшествий, расследование которых подтвердило причиной их действительно являлся Приносящий Бурю. Принимая во внимание этот факт, Душегуб отдал поручения недавно созданному им отделу внутреннего контроля найти Приносящего Бурю и предложить встречу.

Поиски заняли три года.

О чём разговаривали Душегуб и Приносящего Бурю неизвестно.

После того разговора, Приносящего Бурю добровольно отправился на суд, в ходе которого признал за собой часть убийств чиновников Федерации, за что и был приговорён к смертной казни.

О том, что было после ходило много разного рода слухов, но факт остаётся фактом после казни новые истории о Приносящем Бурю продолжили появляться.

А ещё чрез полвека или около того, когда случай с судом над Приносящим Бурю больше стал походить на одну из множества легенд Тёмного мира, Душегуб ввёл в Федерации должность Главы.

Должность Главы была выборная, но давала ту же полноту власти, которой, как создатель Федерации, фактически бессменный император Федерации, обладал Душегуб.

Первоначально срок избрания Главы был всего десять лет. Впоследствии, к трёхтысячному году он подрос до пятнадцати.

Занимать должность можно было не более двух раз подряд.

Таким образом было обеспечено развитие Федерации, людей её населяющих, которое, пройдя стадии формирования и бурного роста, упёрлось в потолок возможностей Душегуба.

Что же до самого Душегуба?.. он пропал с исторической сцены, с каждым новым веком становясь всё больше персонажем легенд, мифов, чем реальной исторической личностью, и всё же, пусть многие это и не заметили, - он добился своей цели: Федерация росла, успешно находя способы противостоять козням Тёмных Богов, а каждым новый Глава получал, вступая в должность, не только власть, но и понимание на что эта власть должно употребить.

Благо для народа, в целом, и каждого человека в отдельности - и пусть до того, как этот наивный лозунг станет реальностью было ещё очень далеко, каждый новый Глава старался сделать так, чтобы цель оказалась ближе хоть на шаг, хоть на полшага, хоть на десятую толику биения сердца.

Тёмный мир. Нослобод. Год 2001 после Падения Небес.

Мысль о несправедливости, лежащей в основе Федерации, не выходила из головы с тех самых пор, как Микола, ещё ребёнком наблюдал за тем, как комиссары забирали его мать, отважившуюся спасти голодающих детей, кормя их мясом, срезанным с трупов.

Мысль эта в пытливом уме мальчика трансформировалась в талант особого рода, в талант повара, равного которому ещё не рождалось.

И упреждая возмущённые возгласы читателей, напомню, - ингредиентами его блюд становились лишь прогнившие представители самопровозглашённой элиты Федерации, забывшие свои корни - Ивар Лонгроуд, автор статьи, один из слишком многих журналистов, позволявших себе писать подобное, сидел в допросной напротив маньяка-каннибала Миколы Залежного, прозываемого Гурманом.

Дряблый, сгорбленный Ивар, с трубками, идущими от его левой руки к небольшому кейсу на колесиках, в котором, как многие знакомые с ним знали, находились искусственные печень и почки, фильтровавшие кровь, разительно отличался от холенного Миколы, сумевшего даже после силового захвата, в допросной, ожидая перевозки в краевой центр, сохранять воистину аристократический вид.

- Отдаю должное идея со статьёй оказалась оригинальной. Читая её мне прям захотелось отведать автора. улыбнулся Гурман, демонстрируя свои идеально ровные, прямо жемчужные, зубы. С захватом, правда, оплошали. Пятерых потеряли или больше?

- Ни одного.

Гурман, услышав ответ, даже на секунду замер.

Спрашивать, как так вышло, ведь он был уверен, что пятерых точно убил, он не стал это было ниже его достоинства.

- Поздравил бы тебя с успехом, но вынужден огорчить поймав меня, ты подписал смертный приговор и себе, и тем, кто участвовал в операции поэтому не важно умерли они тогда или умрут уже вскоре.

Ивар был в курсе того, что у таланта Гурмана имелись почитатели из высших кругов власти, которые и помогали тому скрываться всё это время всё ради удовлетворения их извращённых фантазий.

Ивар был в курсе, поэтому сегодня на дежурстве в участке оказались лишь сотрудники, уличённые им в разного рода нарушениях и преступлениях против Федерации. Таких было немного. Всего трое, но они всё же были.

- Потянуло на откровенности?.. улыбнулся Ивар, демонстрируя свои кривые, острые зубы, которым явно было тесно в его маленьком рту. Тогда может расскажешь, почему так полюбились тебе именно представители высших чинов Федерации? Ты ведь не адепт Тёмных Богов, не жаждешь свержения власти? Так почему именно они?

- Это же очевидно они вкуснее! глупость вопроса даже заставила Гурмана фыркнуть.

- Что вкуснее это понятно. Но почему они вкуснее?

Гурман фыркнул ещё раз, на этот раз не удостоив собеседника ответом.

- По мне, вкуснее они потому, как порча Тёмных Богов не тронула их тела. высказал своё мнение Ивар и, услышав какую-то возню снаружи допросной, начал вытаскивать катетеры, что соединяли его с кейсом, в котором размещались фильтрующие кровь органы.

- Да что такой как ты может об этом знать?..

Но как раз такой, как Ивар Лонгроуд, числящийся в отделе внутреннего контроля под позывным Ненасытная Утроба, знал куда больше Гурмана.

Ивар Лонгроуд, перенявший по праву рождения от своих родителей дары самого Отца Неизменности, Второго из Тёмных Богов, но избравший дорогу служения людям, не богам, знал о вкусе живых существ куда больше Гурмана просто потому что за годы своей жизни он съел их куда больше.

Под звуки боя, что происходил за дверью, дряблая кожа начала натягиваться, давая место жгутам мышц, в раздающейся в стороны челюсти вновь было место всем зубам искусственные почки и печень, размещённые в кейсе, перестали фильтровать кровь и эксперт внутреннего контроля возвращал свой привычный вид.

- Вынужден огорчить, - передразнивая Гурмана, который, вмиг распрощавшись со всем своим лоском, истошно орал, звал на помощь людей своего покровителя, произнёс Ненасытная Утроба, - попавшись, ты подписал смертный приговор и себе, и тем, кто пришёл тебя спасать, и даже тем, кто стоит за всеми вами.

Пройхода в похожей ситуации сказал своему другу-орку: Если я гоблин, значит, по-твоему не способен на что-то хорошее? Вот обижусь и не станет у тебя самого верного друга, что делать будешь?

Правда, хитрый гоблин, ещё не оказался в похожей ситуации.

Хитрый гоблин даже ещё не успел родиться, когда Ненасытная Утроба, вкусив плоти наёмников, взял след, пройдя по которому избавит Федерацию от клики людей, пусть не служащих Тёмных Богам, но озабоченным удовлетворением собственных извращённых фантазий больше, чем благополучием сограждан.

Тёмный мир. Нослобод. Год 2001 после Падения Небес.

Дмитрий Тир, переживший в детстве страшный голод, забравший всю его семью, друзей и просто знакомых, не смог принять расточительство Федерации в отношении тел умерших те закапывались в землю, а охрана ещё и сторожила кладбище, чтобы несознательные граждане не попробовали откопать свежие тела. Каннибалы, как соседка тётя Лида, мать друга-Миколки, в этом отношении поступали разумнее, но от этого не переставали быть чудовищам.

Выбор темы дипломного проекта без пяти минут выпускника кафедры Пищевых концентратов и консерв одного из ведущий столичных ВУЗов Дмитрия Тира, протащил тогда ещё молодого и уверенного в своей правоте парня через кабинеты, обитатели которых сперва пытались установить его связи с Тёмными Богами, потом доказать его невменяемость, чтобы в конечно итоге запереть на долгие десятилетия с такими же рационалиторами городе Амассарз-16, который, как и другие номерные города, для общественности никогда не существовал.

Бессменный Глава Федерации понимал опасность некоторых идей, но понимал он и необходимость развития новых технологий, альтернативного взгляда на привычное, устоявшееся, поэтому города, вроде Амассарз-16, являли собой не психиатрические лечебницы или тюрьмы для интеллектуалов, как об этом говорилось во вражеской пропаганде, а настоящими наукоградами, обитатели которых имели достаточное финансирование и могли позволить себе шагнуть в ту область, которая для остального научного мира Федерации считалась запретной.

Ивар Лонгроуд ещё только готовил статью, которая позволит ему выйти на Миколу Залежного, а Дмитрий Тир уже не такой молодой, как это было почти три десятилетия назад, когда он попал в под Амассарз-16 под крылом сразу двух министерств (Министерства Гражданской обороны и Министерства Пищевой промышленности) участвовал в пробном использовании технологии, той самой, что была выбрана им в качестве темы дипломного проекта.

Вражеская пропаганда, когда технология станет достоянием общественности, получит в свои руки карту, которую будет бросать на стол при любом удобном случае, старательно не обращая внимание на тот факт, что грибы, выращенные на субстратах с использованием мёртвых тел определённым образом подвергнутых порче со стороны Тёмных Богов, спасают от голодной смерти миллионы граждан Федерации.

Потребуется два почти века, чтобы уйти от необходимости использовать мёртвые тела и перейти к чистой технологии, но имя Дмитрия Тира для одних так и останется именем безумца, который заставил граждан Федерации есть трупы, а для других именем того, благодаря кому голод прошёл мимо их дверей.

Тёмный мир. Толоб. Год 2012 после Падения Небес.

Басиль Штерн не любил города. Больше городов он не любил лишь людей. А больше людей Басиль не любил общаться с людьми, но общаться с ними нужно было так велел лечащий врач.

Молодого, не к месту улыбчивого доктора Казакова, нужно было слушать, чтобы порча Тёмных Богов, угнездившаяся глубоко в мозгу Басиля не вырвалась наружу кровавых безумием дара Третьего, Разбивающего Черепа.

Разочаровывать старшего боевого товарища, Ивара Лонгроуда, тоже не хотелось.

Вот и терпел Басиль.

Взгляд прохожего.

Усмешка?

Басиль стирает ту улыбку одним движением своей лапищи превращая голову незнакомца в месиво.

В некоторые дни походы в офис превращались в сплошную пытку.

Сегодня ему повезло.

Сегодня был дождь. Даже не дождь. Ливень.

В такую погоду прохожих было меньше, а значит идти было чуть проще. Спокойнее. Если бы ещё вода не хлюпала в правом ботике, который давно пора было бы выбросить в мусор, да бережливость, граничащая у Басиля с патологической жадностью, мешала это сделать.

Он в очередной раз дал себе обещание, что сегодня выкинет наконец эти ботинки. Дал обещание, сам зная, что вечером, поставив обувь на просушку решит не всё так и плохо, можно походить денёк-другой, если в лужи стараться не вступать.

Люди стоят под навесом, ждут, когда ливень утихнет.

За дурака, промокшего до нитки, принимают его что ли?

Летит в людей тяжёлая урна, зашибая сразу двоих.

Выжившие после первой атаки пытаются бежать, сквозь ливень, но им не уйти.

Басиль свернул в парк - в такую погоду там точно никого не будет. Да и посмотреть на памятники тоже неплохое дело, полезное.

Жаль, что сейчас осень, не весна, - тогда б можно было б ещё полюбоваться на цветущую сирень.

Басиль печально вздохнул до весны ему точно не дадут прожить на служебной квартире, отправят куда-то.

Но однажды, лет семь назад, он был в парке, когда цвела сирень. Она цвела и пахла. Пахла изумительно. Сладко и спокойно.

Слабые люди прятались в своих домах.

Следовало ворваться в их дома.

Выбить ударом кулака жлезную дверь и начать их убивать. Люди рождены для того, чтобы их убивали такие, как Басиль.

У скульптуры рабочего, который силился поднять огромный камень, Басиль задержался. Автор явно переоценил возможности тщедушного тела мужчины, а, может быть, всё так и было задумано показать, что воля человека столь сильна, а стремление его к переменам столь необоримо, что готов тот, жертвуя собой оторвать тот камень от земли и метнуть его в служителей Тёмных Богов.

Если верить табличке где-то в этом районе началось то самое восстание, которое при поддержке сил Федерации и привело к освобождению этих земель от гнёта Тёмных Богов. Басиль был склонен верить табличке.

В десятке-другом метров от скульптуры рабочего стояла стена с выбитыми на ней именами людей. Имён было много. Если бы тогда, давно, Басиль оказался на стороне восставших, имён было бы меньше.

Остановившись у дороги Басиль оценил расстояние до ближайшей машины и пошёл на другую сторону улицы.

Остановиться, позволив тонне метала врезаться в себя.

Ощутить, что кости и мышцы крепче машины.

Офис располагался в старом здании.

Не так чтобы совсем старом, помнящем ещё времена восстания, но старом.

Охранник в специальной будочке вроде как должен был проверить удостоверение Бесиля, прежде чем позволять тому войти, но не стал себя утруждать этим действием.

На стойке регистрации, где Басиль надеялся узнать кто и зачем его вызвал ему вручили чёрный конверт.

Смотреть, чьё имя находится на карте в том конверте не было смысла там могло быть только одно имя.

Имя его друга Ивара Лонгроуда, Людоеда.

Тёмный мир. Прескивал. Год 2012 после Падения Небес.

Они стояла друг напротив друга.

Два друга.

Два человека, с телами осквернёнными Тёмными Богами.

- Не думал я, что твоё время придёт раньше моего. извиняясь приговорил Басиль.

- Второй терпелив, но и он не любит ждать сверх положенной меры. в ответ извинился Ивар.

Искусственные органы, размещённые в его кейсе, уже не справлялись с очисткой крови, а это значило, что дар Дыхания Тлена совсем скоро поглотит тело, а за телом, придёт черед и разума.

Этого нельзя было допустить Ивар Лонгроуд не для того охотился все эти десятилетия на маньяков, еретиков и последователей Тёмных Богов, чтобы самому стать одним из тех, на кого вёл охоту. Стать проблемой для своих коллег, для своего друга.

- Ты прожил достойную жизнь, друг. клинком, а не когтями или клыками подвёл итог жизни своего старого товарища Басиль.

Видения кровавой резни, обычные для обладателя даров Третьего, с того дня и до самой смерти больше не посещали Басиля, хотя это никак и не сказалось на его нелюбви общаться с людьми.

Тёмный мир. Дорога на Вилто-Баки. Год 2445 после Падения Небес.

Днём мороз опять отступил, и дорога быстро превратилась в тёмное месиво, отказывающее отпускать сапоги гвардейцев, налипающее на колёса техники, делающее продвижение и первых, и вторых настоящим испытанием.

Это был только восьмой день из перехода впереди было ещё два раза по столько же и ещё три дня, но недавний бой, мороз, грязь и окружающий пейзаж сделали своё дело многие из гвардейцев могли поклясться, что идут уже целую вечность.

А ещё некоторые из них нет, нет, да и подумывали сбежать.

Не дезертировать, предав и своих однополчан, и своих родственников, друзей, - это слово, даже в мыслях рядовой Смелаков, как и ему подобные, старались не произносить.

Сбежать. Просто сбежать.

На второй год этого наступления в никуда, мысль о побеге уже не казалась таким кощунством, тексты из вражеских листовок начали обретать смысл, а сержант становился всё больше похож на то, как его изображали в тех листовках.

П-731 гвардейский полк, потерявший уже почти две трети своего состава, должен был быть отправлен в тыл, на переформирование, но враг, уже начавший оправляться от поражения двухгодичной давности, когда в одно мгновение потерял не только армии прорыва, но и целую плеяду миров, изменил планы командирования. И теперь П-731 двигался в направлении Вилто-Баки, на подходах к которому полк должен был занять высоту 134.789 и удерживать её до подхода артиллерийского полка А-631, после чего ожидался подход ещё с двумя пехотных полков.

Подполковник Оксалов предполагал, что скорее всего остатки его полка, а также остальные, задействованные в операции, были частью отвлекающего манёвра, чтобы оттянуть часть вражеских сил с направления основного удара, позволив занять стратегически важные Терн и Лицк. О своих предположения Оксалов предпочитал молчать, прекрасно помня о том, что последователи Ожидающего-во-Тьме славятся умением красть, искажать сказанное вслух.

Смекалов, видя, что автомобиль подполковника вновь завяз в грязи, довольно улыбнулся. Так ему и надо. подумал он.

Потом, наблюдая за тем, как его сослуживцы помогают вытолкать завязшую машину, Смекалов в очередной раз подметил, что листовки не врали командиры держали их за рабов, слепо выполняющих их любую прихоть старый дед, чтобы хоть немного облегчить работу гвардейцев, даже не удосужился вылезти из автомобиля.

С неба начали срываться крупные капли, своими тяжёлыми ударами обещая превратить дорогу из испытания в пытку.

Оксалов беззвучно выругался прогноз из штаба и тучи однозначно говорили, что осадки будут, но он всё же надеялся, что температура опустится ниже нуля и, подморозив дорогу, укроет всё снегом.

Ответом на ругань стало усиление боли в культе, оставшейся от левой ноги подполковника.

Следовало бы сообщить об этом Ячнемёву, и укол принёс бы облегчение, но полк так и не получил пополнение резервов, значит, если боль можно было терпеть, её нужно было терпеть, - именно этой дозы обезболивающего могло не хватить, чтобы выжить, кому-то из его солдат.

Царство Истины. Год 820 после Падения Небес.

Ящеру в этот раз удалось сбежать, но несколько божков рангом поменьше всё же истинным удалось захватить.

Теперь ими занимался отец Мелитенко, столь фанатичный в вере свой в Истинного, что видел он перед собой не мелких божков, а уродцев, чей облик оскорбляет замысел Истинного. И грех уродства тех был столь огромен, что обычных очищений болью или огнем было недостаточно, поэтому им предстояло очиститься, став частью святого отца, который уже раскладывал ножи и вилки, готовясь к своей страшной трапезе.

Частицы тех божков, так до конца и не растворённые, пройдут через века, чтобы далёкий потомок отца Мелитенко Митро смог стать желанной добычей для фанатиков Изменчивого Бога, поедающих богов не для того, чтобы очистить их, а для обретения сами божественных сил.

Тёмный мир. Дорога на Вилто-Баки. Год 2445 после Падения Небес.

Смекалов раз за разом перечитывал строки подобранной им вражеской агитки, с каждым новым прочтением, всё больше убеждаясь в верности написанного там.

И вот его штык-нож уже погружается в живот сержанта, который пытался вырвать из рук рядового бумагу.

В агитке всё верно написано их держат за скот, который только и должен что выполнять приказы, а стоит начать мыслить самостоятельно, как у тебя это пытаются отобрать. окончательно убеждается в верности написанного предатель, когда получает заслуженную пулю в голову.

Костыль наглухо завяз в грязи, не позволив подполковнику, отойти от машины и на пару метров.

Его полк только что потерял двоих и Оксалов знал причину.

И пусть слова его отдавали пропагандой, подполковник искренне верил в их верность:

- Солдаты, вы стали забывать истории своих дедов и прадедов. Многие из вас, выросших в сытости, начали утрачивать веру в праведность этой войны. Это война не за территории или ресурсы новый территории и ресурсы нам нужны, но лишь для того, чтобы война могла продолжиться. Они не есть самоцель, лишь средство. Мы сражаемся, чтобы наши дети и внуки могли жить, чтобы безумие строк, Ожидающего-во-Тьме не толкало на убийство лишь потому, что чей-то взгляд не совпадает с вашим собственным. Мы умираем, чтобы Забывший Оковы не обращал людей в извращённых мутантов, получающих наслаждение и от чужих страданий, и от своих собственных. Мы сражаемся и умираем на этой войне, чтобы не было больше ферм и заводов Дыхания Тлена, где людей производят и умерщвляют в промышленных масштабах.

Оксалов замолчал, но лишь на несколько секунд, чтобы перевести дух, и продолжить:

- Многие из вас стали забывать истории дедов и прадедов, но мне не забыть тех историй, ведь я их часть. подполковник, снял фуражку, показывая последовательность цифр, вытатуированную на ферме. И я, подполковник Оксалов, говорю вам, мои солдаты, - лучше умереть, защищая будущее, чем гнить, поддавших лжи Тёмных богов.

Царство Истины. Год 822 после Падения Небес.

Ящера всё же удалось поймать.

Но доДревний бог оказался слишком силён, чтобы быть съеденным, как божки из его свиты.

Мудрец разработал инструкции и рекомендации для любой ситуации, включая эту.

Для подобных случаев надлежало использовать Авторов, и пусть не шли они ни в какое сравнение со своими предшественниками времён Легенды, поставленным перед ними цели достигались.

доДревний бог вписывался в множество текстов, которые искажали суть Ящера, трансформируя его в нечто, что по прошествии времени окажется не более чем чудовищем, убить которого куда проще, чем доДревнего бога.

Тёмный мир. Бургорен. Год 2517 после Падения Небес.

Фанатичная вера в вещи, для любого мыслящего человека, очевидно-безумные, вызывала у Владимира Ращенко приступы гнева, справиться с которыми иногда удавалось лишь на втором или третьем десятке растерзанным пленных.

Эти черви Федерации в большинстве своём просто не были способны понять, что всё это время и они, и их предки жили ложью.

Жалкие недочеловеки отказывались понять и принять свободу быть самими собой, не винтиком в бездушной машине государства, а самими собой такими, какими были бы, не сковывай их тиранические законы Федерации.

Ты заперт не в своём теле? Мутации дадут тебе то тело, которое достойно тебя.

Жаждешь наслаждений? Бери, упивайся круговертью боя и страданиями.

Знания, что скрывали от тебя, теперь доступны постигай.

На сколько же нужно быть закостенелым в своей фанатичной вере, чтобы не принимать очевидное - Темные боги даруют тебе всё, чего бы ты не пожелал.

Тёмное боги это истинное освобождение.

И даже четвёртый их них, прозываемый Тёмным Повелителем, истории о котором, как и он сам, затерялись, почти забылись, оказавшись погребенными под пыль прошедших веков, даже Тёмный Повелитель говорил о свободе, половинчатой недосовободе, но всё же о свободе.

Свобода это то, что даруют Тёмные боги.

Свобода от тела, данного тебе при рождении.

Свобода от морали и правил общества, в котором ты рос.

Свобода от всего, что когда-либо тебя сковывало.

Тёмный мир. Вилто-Баки. Год 2517 после Падения Небес.

Свобода если говорить о ней, то Буревестник был уверен в том, что свобода, настоящая, начинает со слова нет.

Он мог быть где угодно, но был здесь.

Буревестник сказал нет службе и карьере, своим друзьям-сапёрам, будущему, где он в старости смог стать уважаемым ветераном.

Сказал, чтобы быть здесь и сейчас, чтобы его имя добавилось с тысячам иных, хранимых в книжечке, спрятанной в кармане.

Кутаясь в видавшее виды пальто, явно с чужого плеча, Буревестник ещё раз посмотрел на часы.

Поезд должен пройти по мосту минут через тридцать-сорок.

Тогда он и подорвёт заряды, не только прервав одну из артерий, снабжавших силы врага в районе Терна и Лицка, но и уничтожив пополнение, без которого эти города вновь перейдут в руки Федерации. Буревестнику хотелось думать, что в этот раз навсегда.

А буря, принесённая из Ётунхейма, уже набиралась сил, готовясь послушно заметать его следы, сечь льдом, острее бритвы, преследователей, найдись такие после того, как поезд рухнет на дно ущелья.

Тёмный мир. Шанье Моок. Год 2531 после Падения Небес.

Почему это он, заслуженный деятель энергетики, Владимир Семёнович Шкуров, должен подписывать контракт с гвардией? Он ведь никого не убивал, не грабил. Он просто подмахивал подрядчикам, не безвозмездно, разумеется, КС-ки на работы, которые порой выполнены были с нарушениями, порой не из тех материалов, что были прописаны в проекте, а иногда и не выполнены вовсе. Но то ж государственные деньги были, их никто не считает - примерно так размышлял Шкуров, когда ему среди прочих заключенных предложили заменить тюремный срок на службу в рядах гвардии.

На тех, кто контракт подписывал, Владимир Семёнович смотрел с усмешкой им-то, в отличии от него, было за что жизнью рисковать.

Убийцы, грабители, разномастное ворьё и даже насильники отбросы, которым самое место в гвардии.

Пусть там и сдохнут.

А он, заслуженный деятель энергетики, посидит ещё полгодика, а там нужные люди подадут ходатайство, и выйдет он через годик по УДО, не забыв отблагодарить тех нужных людей за помощь.

Ещё была надежда на то, что фронт всё же рухнет, и силы Темных богов захватят область и, как то и положено, освободят узников режима, позволив Владимиру Семёновичу без опаски воспользоваться всеми накопленными им средствами.

Тёмный мир. Вилто-Баки. Год 2445 после Падения Небес.

То, что высоту 134.789 не удержать, стало очевидно, когда с разрывом в несколько часов пришли сообщения о том, что артиллерийский полк А-631 наткнулся за экспедиционный корпус врага и неся потери отступил, и что пехотные полки, двигавшиеся к высоте, попав под бомбардировку, были уничтожены практически полностью.

И всё же гвардейский пехотный полк П-731 удерживал высоту трое суток, отвлекая врага и позволяя основным силам подготовиться, чтобы одним решительным броском взять Терн и Лицк.

Подполковник Оксалов, получив приказ на отступление, понимал приказ не выполнить полк в окружении, от личного состава осталось несколько десятков солдат, а враг не занял высоту только потому, что не знал о столь плачевном положении дел.

- Буду сдаваться. уверено сказал подполковник.

Вскоре, получив от врага согласие на сдачу в плен, он сел в автомобиль и кивнул водителю, чтоб трогал.

Багажник автомобиля был заполнен всей оставшейся у них взрывчаткой.

Остатки полка, воспользовавшись неразберихой, возникшей после взрыва, сумели вырваться из окружения.

Тёмный мир. Шанье Моок. Год 2535 после Падения Небес.

Сергей Захареев не любил писать отчёты всей своей душой, но положение обязывало, заставляя заполнять формуляр за формуляром, рвать и перезаписывать неудачные экземпляры, сверять время даты, цифры, фамилии, потом вновь рвать и переписывать всё снова.

Муторное дело.

Но важное.

Что заполнять бумаги дело муторное Сергей понял сразу же, когда, после гибели командира, занял его место, встав во главе штурмового отряда штрафников.

Что важное он понял, когда из-за ошибки в заполнении формуляра, отряд не досчитался пайков. Без последствий, потому как им просто повезло какой-то чиновник заметил нестыковку в документах, нашёл её причину и дослал вдогонку недостающее.

В сегодняшнем штурме они потеряли троих двоих раненными, одного убитым брали тюрьму, в которой Сергей когда-то сидел.

Сидел, до того, как подписал бессрочный контракт с гвардией.

Сидел за серию заказных убийств, на суде доказать из которых удалось лишь часть, но всё равно и их хватило на пожизненное.

Многие считали, что таким, как Сергей, нет разницы кого убивать сограждан или вражеских солдат.

Поговаривали, что такие, как Сергей, предавали при первой же возможности и переходили на сторону врага.

Сергей же считал, что между ним и врагом была пропасть.

Да, он убивал. И убивал за деньги потому что это у него выходило гораздо лучше, чем что-то иное. А ещё потому что за это платили куда больше, чем за что-то иное.

Но Сергей всегда знал, что нарушает закон, что нужно будет когда-то выходить из дела и начинать жить так, как живут остальные, законопослушные граждане. Жить, притворяясь, что не было в его жизни работы убийцей. Жить, надеясь, что прошлое его не настигнет.

Последователи Тёмных богов были иные они не понимали, что творят зло. Наоборот, они были абсолютно уверены в верности того, что они делали, а также в своём праве делать то, что они делали.

Мерзкие мутанты, обращающие всех в себе подобные куски деформированной плоти и повторяющие Я прекрасна, я прекрасна

Создания подобные людям, но слова их заставляли забыть всё светлое, что было в жизни, и убивать любого, кто откажется принять истинность услышанного ими только что.

Воины, каждый клочок кожи которых был покрыт татуировками, что с упоением рвут на части гражданских, а потом, когда те кончаются, начинают рвать друг друга.

Сергей был преступником, убийцей, но он не хотел жить в обществе таких же убийц и преступников он хотел жить в нормальном, здоровом обществе.

Государство дало ему шанс заслужить прощение, и он воспользовался тем шансом.

Тёмный мир. Нослобод. Год 2927 после Падения Небес.

Оратор со своей трибуны говорил о вещах правильных, о необходимости поддержки наших воинов, о нетерпимости путей Тёмных Богов, о бдительности, о поддержке решений властей, как тяжело не было бы это сделать, о том, что Федерация своим существованием во многом обязана Главе, который бессменно возглавлял её уже многие века.

Каждое сказанное слово было правильным в этом эксперт отдела внутреннего контроля не сомневался, но его беспокоило невысказанное, то, что придёт в голову многих слушателей, то, что скоро оратор заявит во всеуслышание. Они все так делают ждут пока идея начнёт формироваться в людских умах, чтобы, завладев это заготовкой, сделать из неё то, что им нужно, то, что кажется правильным именно им.

Культы Императора или даже Бога-Императора, пытающиеся заменить выборную должность Главы на должность Императора, а то и обожествить его, в последние века стали появляться всё чаще, обратившись в серьёзную проблему, требующую постоянного надзора со стороны отдела внутреннего контроля.

Некоторые из этих культов действительно создавались восторженными глупцами, услышавших из речей Главы лишь то, что они хотели услышать, решившие что они-то и есть истинные патриоты Федерации. Но большинство, как и тот на который заглянул эксперт отдела внутреннего контроля Ксений Мвед, являлись порождением козней Ожидающего-в-Пустоте, затеявшего очередную свою игру.

В отделе, экспертом которого являлся Ксений Мвед, полагали, что результатом подобных манипуляций со стороны Первого могло стать появление искаженного бога-антагониста Тёмных Богов, противника, в сражении с которым те могли бы показать свою истинную мощь, удовлетворив тем самым свои желания. Основанием для подобного предположения являлся тот неоспоримый, с некоторых времён факт, что Тёмные Боги старательно избегали шагов, способных привести к уничтожению Федерации, при этом не прекращая попытки прорваться в Лоскутный Мир.

Существовала также гипотеза о том, что если эти попытки увенчаются успехом, то необходимость в Федерации отпадёт, - в связи с чем в отделе была создана рабочая группа, члены которой занимались саботажем планов Тёмных Богов в отношении Лоскутного Мира.

Предположения и гипотезы планы внутри планов клубок, переплетение в котором то, на что ты смотришь, к чему стремишься, может оказаться своей противоположностью, марой, ловушкой или просто даже именно тем, к чему ты действительно стремился не понять, не разобрать, но нельзя бросать попытки понять и разобраться в том числе для этого и был создан отдел внутреннего контроля.

Тёмный мир. Прескивал. Год 2997 после Падения Небес.

Руководитель исследовательской лаборатории Серго Загран с плохо скрываемой гордостью, густо замешанной на представлении об ожидающих его признании и наградах, показывал комиссии из отдела внутреннего контроля результаты своей более чем тридцатилетней работы.

Эти бумагомараки, приехавшие чтобы уличить его, Серго Заграна, в нецелевом использовании государственных средств, а то и в их присвоении, казались на столько были пораженными гениальностью и масштабностью, открывшейся им работы, что только и были способны повторять заученные когда-то фразы:

- Из сказанного следует, что работы по договору 963338 выполнены с отклонением от проекта и проводить реабилитацию тяжело раненных бойцов на этом оборудовании невозможно, я всё верно понял?

- Таким образов вы подтверждаете, что отчётные документы были фальсифицированы?

- То есть на момент заключения договора поставки вам было известно, что поставщик ненадежный и скомпрометировал себя связями с Тёмными Богами.

Серго Загран в ожидании окончательного триумфа иногда заговаривался, мельком упоминая о судьбе тех, кто усомнился в праведности пути, избранного руководителем. За десятилетия работы таких набралось достаточно. Некоторые на протяжении нескольких поколений создавали проблемы ему, Серго Заграну. Эльвира Толстовая, первый удачный образец продукции, как раз была из такой династии Серго помнил и её деда, и её отца обе легли ступенями, ведущими к триумфу своего руководителя.

Мысли о повторном использовании умерших людей пришедшей в голову Серго Заграна потребовалось три десятка лет чтобы обрести стальную плоть комплекса, способного вводить в строй до трёхсот семидесяти бойцов за сутки, - всё сильно зависело от степени повреждения тела, поступившего на переработку. Получившиеся на выходе бойцы физически превосходили большинство людей, не испытывали боли и страха, чётко исполняли приказы, при этом даже сохраняли остатки личности, что повышало их боевую эффективность, позволяло обучаться и накапливать информацию, и что самое чудесное такой боец после повреждения мог быть вновь введён в строй.

Вскоре его имя, имя Серго Заграна, будет вписано в историю золотыми буквами, как имя человека, благодаря которому на полях сражений перестали умирать люди.

- Гражданин Загран, мне не совсем понятен ваш восторженный тон. Похоже, вы не понимаете в какой ситуации оказались. отказавшись брать предложенный ему бокал с виски, произнёс глава комиссии.

Эльвира Толстовая, сопровождавшая группу и выполнявшая при Серго функции схожие с функциями помощника, или даже личной прислуги, вернулась к бару, чтобы поставить поднос с бокалами на место.

- Не нужно тратить время на слова просто изложите всё увиденное в своём отчёте. отмахнулся Сегро и сделал добрый глоток любимого напитка. И обязательно укажите, что всё моя личная заслуга.

Глава комиссии тяжело вздохнул этот еретик даже был не способен осознать кошмарность совершённого им преступления.

Улучшать оружие, быт и подготовку бойцов, сражающихся с полчищами Тёмных Богов, - этот священный долг каждого гражданина Федерации, в некоторых личностях перерождался в злокачественное желание переложить тяжесть сражений на плечи мертвецов, машин, или же специально выведенных гибридов.

Соблазн часто оказывается слишком велик, а грань слишком тонка, и многие, подобно Серго Заграну сами не замечают, как переходят эту грань, становятся еретиками.

И что самое страшное - порой это происходит даже без вмешательства Тёмных Богов.

Ересь.

Самый опасный из её видов рождённый из благого желания.

Стоит позволить мёртвым воинам, хранящих внутри искры былой личности, способных копить знания, зашагать по полю боя, заставить их выполнять работу людей, и вскоре они, эти мёртвые воины, станут настоящими людьми, а их создатели в праздности своей примут сладостные объятия Тёмных Богов.

Подобное нельзя было допустить в этом и заключалась функция отдела внутреннего контроля.

- Вы не поняли мы здесь не для того, чтобы что-то излагать или что-то указывать. извлекая из кобуры револьвер, произнёс глава комиссии. Мы здесь чтобы положить конец ереси.

Эльвира Толстовая, которая в отличии от Серго Заграна не находилась в плену фантазий о всеобщем признании, метнулась защищать своего убийцу, убийцу отца, убийцу деда, но разрывная пуля, положив конец существования еретика, положила конец и необходимости защищать существование этого еретика.

Мёртвая остановилась.

- Больше трёх десятилетий, значительные, как финансовые, так и человеческие ресурсы, которые могли быть направлены на действительно полезные вещи; ваша смерь, смерть ваших родных и все остальные смерти это наша вина. Это мы должны были выявить ересь в этом наш грех, наш великий грех. обращаясь к Эльвире, произнес глава. - Лишь служением достойным искупить его мы получим возможность.

Один из коллег главы передал девушке письмо.

Её письмо, которому понадобилось несколько лет чтобы попасть на стол главе этой комиссии.

- Благодарим за бдительность, гражданка Эльвира Толстовая. дуло револьвера повернулось в сторону мёртвой девушки.

Эльвира Толстовая даже в смерти осталась образцовым гражданином последнюю милость она приняла с грустной улыбкой понимания на губах.

Изнанка. Год 3280 после Падения Небес.

- Идём мы, значит, и тут движение в тылу. Там, где мы оставили уничтоженную крепость Ос-вец. В отравленном тумане с земли поднимались всё новые и новые фигуры. Это были солдаты Федерации. Уничтоженный нами 12-го полк.

- Ага, ври больше. Если мёртвые, значит, наши. Вы их ведь сентохом травили?

- Циклопом Б.

- Ух дрянь она даже нашего брата разъедает - подал голос кто-то из задних рядов.

Многие согласно закивали, подтверждая, - дрянь.

- Я ж говорю солдаты Федерации то были. Мы ещё удивились рано встали. Но ничего, бывает. Решили подождать, когда подтянутся, чтоб уже вместе продолжить наступление. А они нас рвать-стрелять. Как не родные.

- Врёшь!

И окружающие загудели, конечно, - врёт.

Это ж всем известно все мертвецы на Изнанке законная добыча Богов Тьмы.

Все они в их армию вливаются. Некоторые, бывают ерепенятся, но на таких тоже есть управа.

- Пусть Первый у меня разум отберёт, если вру. не унимался рассказчик, чем вызвал взрыв хохота.

- Было б что отбирать. Это ж надо такое выдумать. Мертвецы да на службе Федерации.

- Выдумать, не выдумать, а разметали они нас. Я вон и не знаю, как жизнь сохранить-то удалось.

- Зато мы знаем видели, как ты изгаженные портки отстирывал. был ответ и новый взрыв хохота.

В это же самое мертвецы 12-го полк синюшные, изрубленные в последнем бою, докладывали, что крепость Ос-вец удалось, а потом запросили специалиста, который смог бы понять, что с ними произошло - солдаты Федерации тоже знали, что любой мертвец на Изнанке тем или иным образов вливается в армию Богов Тьмы.

Тёмный мир. Год 3304 после Падения Небес.

Выдержка из речи инструктора Андрея Сина перед отправкой добровольцев на Изнанку:

Где-то далеко есть мир, в котором люди пьют кофе, целуют жён перед работой, ругают правительство. Где дети боятся монстров под кроватью, а не тех, что приходят из-под земли.

Кто-то должен стоять на границе.

Кто-то должен умирать - снова и снова - чтобы они не узнали правды.

Правды о том, что тьма - живая.

Что она голодная.

И что война ещё не проиграна.

Тёмный мир. Изнанка. Год 3305 после Падения Небес.

Сержант Валков шагал по грязи, и за ним, покорные, как псы, брели десять теней. Они не дышали, не говорили, лишь глухо стучали костлявыми пальцами по прикладам. Их глаза были пусты, как окна заброшенных домов, но в глубине зияло нечто нечеловеческое мерцающий ужас, запертый в гниющей плоти.

Десять дезертиров и сержант-доброволец.

Десяток солдат, что бежали когда-то, спасаясь от войны, но война нашла их. И теперь они шли обратно не по своей воле, а по воле Валкова, чей голос звучал у них в черепах, как скрежет ржавых шестерён.

Укрепление впереди было не из этого мира. Стены его покрывала чёрная слизь, а из бойниц выглядывали тени с глазами, как раскалённые угли. Это было место если не древнего, то очень старого зла, причины которого забыты, но отзвуки достаточны для зарождения демонических сущностей, пока без принадлежности к какому-то конкретному Тёмному богу, но это лишь пока.

Проблему надлежало устранить до того, как она стала большой проблемой, поэтому Валкову и было приказано взять это укрепление.

- Вперёд.

Мертвецы пошли быстрее, но не переходя на бег.

Коля-Бегун он шёл первым. Он и дезертировал первым из всех мертвецов, ещё в первую ночь, как оказался на фронте. Бросил винтовку и побежал сквозь лес, пока не споткнулся о корень и не сломал шею. Теперь его голова болталась, как фонарь на ветру, но ноги несли его вперёд. Он стрелял, не целясь, и его пули пробивали плоть демонов, но те лишь смеялись.

Жора-Молчун при жизни не хотел убивать. Бросил отряд, закопал автомат и попытался отсидеться в брошенной землянке. Снаряд превратил её в могилу. Теперь его рот был зашит колючей проволокой, но глаза кричали. Он шёл сразу за Бегуном и пули, выпущенные засевшими в укреплении, рвали его мёртвую плоть.

Лёха-Плакса замыкал тройку тех, кого Валков отправил в лобовую атаку. Плакса постоянно просился домой. И день, и ночь его мёртвые губы шептали: Сержант, отпусти

Но ответом был жёсткий взгляд Валкова:

- Ещё рано.

И по свинцовым щекам Плаксы текли кровавые слезы.

Патроны у обороняющихся быстро закончились, и твари вылезли из стен, как пауки. Их когти рвали плоть, но мёртвые не чувствовали боли. Бегун упал, раздавленный тварью с рогами, но его рука всё ещё стреляла. Молчуна разорвали пополам, но верхняя часть ползла вперёд, цепляясь пальцами за камни.

Плакса добрался до укрепления на достаточное для метания заряд взрывчатки расстояние.

Громыхнул взрыв.

Нечистое место не подбросило сюрпризов, окончив своё существование в огне.

А оставшиеся бойцы отряда присоединились к бою, добивая выживших демонов, чтобы, когда бой будет окончен.

Очень скоро все десять стояли перед сержантом, изуродованные, ждущие нового приказа.

Война продолжалась.

Тёмный мир. Изнанка. Год 3306 после Падения Небес.

Сержант Валков не был жестоким человеком, он был добровольцем. Но война меняет людей. А уж такая война она меняла даже мертвецов

Они шли за ним десять теней в рваной форме, с пулевыми дырами в груди и осколочными ранами на спинах, следами когтей и клыков на своих телах. Они не дышали, не уставали, не спали. Они просто шли.

Потому что Валков не отпускал.

Укрепление впереди не значилось ни на одной карте. Оно было сложено из костей и глины, а над бойницами колыхался багровый флаг с символом, от взгляда на который у Валкова слезились глаза.

Там их ждали последователи Тёмных богов.

Костя-Курица он сбежал после очередной атаки, когда услышал, как шепчутся в темноте. Нашли его через три дня повесившимся на ремне. Теперь петля так и осталась врезанной в синюю шею, а язык, почерневший, болтался, как тряпка. Он всё время что-то бормотал, но слов не было только хрип, будто ветер в трубе.

Санёк-Тихоня попал на изнанку добровольцем, как Валков, но не выдержал звуков. Того, как кричали раненые. Как они кричали, когда их тащили в темноту. Он засунул ствол себе в рот, но даже смерть не принесла покоя. Теперь у него не было половины черепа, но он всё ещё морщился от каждого выстрела, будто чувствовал боль.

Когда мертвецы подошли к укреплению, последователи Тёмных богов уже вылезли наружу. Они даже всё ещё были похожи на людей, если смотреть мельком. Но если приглядеться кожа шевелилась, как живая, а рты растягивались до ушей.

Курица первым врубился в ряды врага. Петля на его шее вдруг развязалась, обвилась вокруг горла демона и затянулась. Тварь захрипела, но Костя уже палил в упор, смеясь (или рыдая сложно сказать).

Тихоня, Плакса и Молчун не отставали от товарища, рубили врага, кто палашом, кто саперской лопаткой, кто мозжил черепа обрезком ржавой трубы.

Бегун, давно уже утративший былую прыть, сильно отстал, но врагов ещё было достаточно.

На всех хватит.

Когда всё кончилось, Валков собрал своих мертвецов.

В этом бою, как и во всех предыдущих, потерь не было, по крайней мере среди живых людей.

Тёмный мир. Изнанка. Год 3307 после Падения Небес.

Дождь стучал по шлемам. Не по их у троих не было голов, у двоих шлемов. Но дождь стучал. Как пальцы по крышке гроба.

Сержант Валков не верил давно уже не верил в агитки Федерации.

Но всё ещё верил в приказы.

- Проверка боекомплекта.

Они молчали.

Только Плакса, единственный из старого десятка, что так и не заслужил покоя пошевелил челюстью, будто хотел сказать что-то. Но слова давно сгнили у него в глотке.

Впереди их ждал очередной вражеский пост. Пост, не пост форт, а просто груда камней, облепленных чем-то тёмным и дышащим. Оттуда пахло гниющим мясом и серой. И ещё страхом. На подобное Валков успел насмотреть за годы своей службы на Изнанке.

Череп бывший снайпер его винтовка была примотана к руке проволокой, а в пустом черепе звенел ветер. Доброволец. Их в последнее время стало почти столько же сколько и тех, кто направлялся сюда за разного рода прегрешения.

Жила погиб в госпитале, когда тот оказался под обстрелом вражеской артиллерии. Когда его откопали, оказалось, что при нём было прошение и о посмертном зачислении в полк, что воюет на Изнанке. Много там откопали тех, кто имел при себе такие же прошения.

В атаку шли, как всегда.

Молча.

Первым собрал урожай Череп его пуля попала в желтый глаз, какой-то твари, высунувшейся в щель между камнями. Глаз лопнул, но из щели вытекло не кровь, а рой чёрных мух.

Жила полез на наверх холма. Его пальцы впивались в камень, как лопаты. Что-то схватило его за ногу он даже не оглянулся, просто кинул в образовавшуюся дыру гранату, а потом ещё одну, а затем, после двух взрывов, сам рухнул упал вниз, в клубящуюся тьму.

Плакса повёл новичков через то, что могло быть дверью.

И скоро всё было кончено.

На рассвете Валков услышал стук.

Это Череп барабанил пальцами по прикладу.

Перед ним сидела ворона. Смотрела пустым глазом.

- Ещё рано? будто спрашивала она.

- Ещё рано. ответил ей Валков.

Тёмный мир. Изнанка. Год 3308 после Падения Небес.

Секретный оперативный отчёт 666/С**

Командующему Особой Зоной Операций

от сержанта Валкова К.Р., командира спецподразделения Реквием

Дата: **.**.****

В соответствии с приказом *** от **.**.**** подразделением Реквием проведена операция по зачистке аномальной зоны, квадрат 34-80.

Состав группы:

- боевые единицы: 10 единиц;

- потери: 0 единиц;

- уничтоженные цели: 3 аномальных образований.

Ход операции:

04:30 группа выдвинулась к периметру зоны. На отметке 500 м от объекта зафиксированы:

- атмосферные аномалии (чёрные осадки);

- движение биомассы в радиусе 50 м от стен;

- акустические феномены.

05:17 произошло первое столкновение:

- цель 1 нейтрализована спецбоеприпасом *****-**;

- цель 2 показала регенерацию 3-го уровня, уничтожена комбинированным воздействием;

- цель 3 ликвидирована в рукопашном контакте бойцом позывной Жила.

05:42 осуществлён прорыв через главный вход с применением тактики живого тарана.

Внутри объекта зафиксировано усиление аномальных проявлений:

- стены объекта демонстрировали свойства живой ткани;

- обнаружены следы ритуальной активности (символы группы Чёрная Утроба);

- зафиксирован феномен обратного времени.

05:53 новые цели не обнаружены, алтарь Тёмных богов уничтожен.

06:17 выход из границ зоны операции.

Приложения:

- видеозапись;

- образцы биомассы.

Подпись:

Сержант Валков К.Р.

Тёмный мир. Год 3309 после Падения Небес.

Выдержка из речи инструктора Константина Валкова перед отправкой добровольцев на Изнанку:

Иногда мне снится, что я открываю все клетки. Все гробы. Все двери.

И тогда они наконец уходят.

А потом я просыпаюсь

Но даже сейчас, я бы не выбрал иной судьбы потому что я знаю: Кто-то должен быть монстром, чтобы люди верили, что монстров не существует.

Тёмный мир. Год 3307 после Падения Небес.

Дневник Марка Виленского, найденный в одной из уничтоженных опорных пунктов Тёмных Богов.

День 1.

Я наконец здесь. Запретная зона. Изнанка.

Федерация лгала нам. Все эти годы - ложь. Они говорили, что здесь только тьма и чудовища, но я видел кадры из старых архивов.

Я знаю, что когда-то здесь жили люди. Настоящие люди, а не те, кого теперь называют заражёнными, последователя Тёмных Богов, культистами.

Я пробрался через патрули, спрятался в грузовике с провизией. Они везут сюда еду. Значит, кто-то её ест.

День 3.

Они нашли меня.

Не федералы.

Те, кого Федерация сделала чудовищами, заражёнными.

Но они не чудовища.

Это ЛЮДИ.

Измождённые, с глазами, полными безумия и надежды.

Они спрашивают меня: Ты оттуда? Из Света?

Я киваю.

Они улыбаются.

Я будто вернул им надежду.

- Какой он Свет? - прошептала женщина с перекошенным ртом. - Его нет у нас уже триста лет.

Я не выдержал и расплакался.

Что за ужас сотворила Федерация с этими людьми?

День 5.

Я видел бойцов Федерации.

Они ходят по Изнанке, но это не-люди.

Это куклы из плоти и костей.

Некоторые ещё дышат, по привычке, но в глазах - пустота.

Другие... другие хуже

Сержант, кажется, он представился как Валков живой, выпытывал у местных, искал меня.

Он хуже своих мертвецов. Он верит в ложь Федерации. Он готов убивать за неё.

День 7.

Мне обещают, что скоро отведут к какому-то большому начальнику.

Обещают, что он поможет разоблачить ложь Федерации, но материала и так предостаточно.

Моя статья взорвёт информационное пространство Федерации.

День 9.

Стены зашевелились. Воздух стал густым, как сироп. Кто-то закричал, но звук будто съели. Я видел, как женщина, которая привела меня сюда смеялась надо мной, как кожа её лопнула, а изнутри

Нет, не могу писать об этом

Я должен выбраться отсюда.

Я должен всем рассказать, что Федерация сделала с этими бедными людьми.

Они даже не понимают, что творят.

Федерация. Ненавижу.

День 12.

Я пишу это почти в полной темноте.

Федерация не скрывает лучший мир.

Она скрывает то, что мира больше нет.

Изнанка не тюрьма. Это амбар.

А мы здесь, люди, - корм.

Далее неразборчиво

Тёмный мир. Год 3317 после Падения Небес.

Изъятые в ходе рейда материалы.

Агитационный материал 1.

Надпись через всю карточку Они не дают нам покоя даже после смерти.

На фоне изображены солдаты Федерации: в рваной форме, с пустыми глазами, марширующие под дождём. Крупный план: рука мертвеца, сжимающая винтовку, пальцы слиплись от чёрной слизи.

Если долго смотреть на карточку, то можно услышать шёпот, прерываемый хрипами: Они обещали, что мы будем героями. Но когда мы умерли они не отпустили нас.

На другой стороне карточки написано Федерация ворует покой у павших. Они вшивают в наши трупы свинцовые нити, заставляют шагать в вечной тьме. Мы не воины - мы рабы. Нас лишили даже права забыть.

Агитационный материал 2.

Листовка с призывом Спросите у Федерации: почему мёртвые до сих пор на фронте?

Агитационный материал 3.

Плакат.

Идиллический город, дети смеются, солнце светит. Резкий переход трещина через картину, за ней: руины, чёрное небо, люди в противогазах и надпись: Вам врут, что мир всегда был таким, что война с богами единственная правда.

Агитационный материал 4.

Листовка с надписью: Когда-то небо было голубым. Когда-то мы знали имена настоящих богов. Федерация стёрла их из истории потому что боится, что вы вспомните.

Агитационный материал 5.

Ещё одна листовка: Они прячут от вас прошлое. Они заперли вас в клетке и сказали, что это и есть спасение.

Тёмный мир. Год 3351 после Падения Небес.

Поседевший ещё за первый год своей службы на Изнанке, Константин Валков, просматривал анкеты.

Как и многое в современном мире подобную работу можно было бы доверить машинам, придумать гору тестов, опросов, чтобы выявлять наиболее подходящих для службы на Изнанке людей. Можно было, но ответственность за некоторые решения должна лежать на плечах человека. Это жестокого, не каждый выдержит груза ответственности, но люди должны сами управлять своей судьбой и отвечать за принятое им решение.

Валков, полковник К.Р. Валков, который год держал на своих плечах груз ответственности отбора тех, кто будет отправлен на Изнанку, и, если выправка его стала не столь хороша, как в годы юности, так это не из-за груза ответственности, а из-за груза прожитых лет да ранений, которые стали напоминать о себе чаще, чем хотелось бы.

На Изнанку теперь отправлялись только добровольцы.

Но даже среди них был конкурс, которому многие столичные ВУЗ-ы позавидовали бы, но в отличии от ВУЗ-ов, с Изнанки домой возвращались не все, а те, кто возвращался, старались не обсуждать с посторонними увиденное.

И всё же, не смотря на молчаливость, солдат Изнанки можно было сразу распознать в любом людском скоплении. Седые двадцати-двадцати пяти летние мальчишки со взглядом, которого, говорят, боялись даже дикие звери.

Полковник отложил очередную анкету в сторону.

Всем хорош был кандидат. Отличник боевой и политической подготовки. Семья опять же: один дед добровольцем ушёл на Изнанку, числится пропавшим без вести, до сих пор, второй умеет награды за ударный труд, родители люди достойные, что подтверждено дюжиной характеристик с места работы и от соседей. И объяснение причин подачи заявления для отправки на Изнанку на положенных по протоколу двух листах убористого почерка верное, слова правильные, из учебника прямо или в учебник: готов жизнь свою отдать, нет большей части, чем смерть во славу Отечества.

Всё правильно так и должен писать молодой патриот.

Где в другом месте были бы рады такому кандидату.

Только для Изнанки такие не подходили.

И не потому, что умершие оставались служить там и в смерти.

Нет, не потому.

И не потому, что за столь правильными фразами может скрываться даже не пустота, а едва заметная трещинка, которой Тёмным Богам будет достаточно, чтобы найти себе путь.

Нет, не потому.

Всё было одновременно и проще, и сложнее: кандидат должен понимать, что кому-то нужно делать эту сложную и опасную работу, чтобы все остальные, и тут речь не только о родных и близких, речь о всех, о всей Федерации, могли жить спокойно, обсуждать свои повседневные дела, плакать-смеяться, спорить-обижаться, не вспоминать и не думать о том, что где-то есть Изнанка, где мертвецы сражаются с отвратительными порождениями Тёмных Богов.

Через несколько лет.

Внук полковника К.Р. Валков подаст заявление на перевод на Изнанку.

Его заявление будет принято, ведь полковник смог вырастить истинного патриота Федерации.

Штайнхёринг. Год 3864 после Падения Небес.

Из книги Цветы на могилах.

Молоденькая Инге Лерх родила дочку Ханнелоре в 3855 году. Ханнелоре родилась вне брака: наивную Инге соблазнил опытный партийный функционер из Нью-БлэкКрос, приезжавший в Штайнхёринг в целях обмена опытом. Соблазнил и был таков.

Рождение Ханнелоре стало трагедией для матери. Дело в том, что в Райхе, считалось, что одинокая мать, непригодна для воспитания будущих граждан Райха, достойных памяти своих славных предков volksgenossen. Незамужним матерям, настоятельно рекомендовалось отдавать детей в приюты на практике это зачастую оборачивалось принудительным изъятием ребенка у матери органами опеки, выполнявшими роль ювенальной полицейской службы.

Власти Райха полностью одобряли политику изъятия детей у неблагонадежных матерей. Считалось, что в такой семье велик риск того, что дети вырастут асоциальными элементами или, что еще хуже, будут заражены опасными идеями. Сами же матери обычно, направлялись в специальные реабилитационные центры, где подвергались принудительному лоботомированию.

Ханнелоре Лерх изъяли у матери в 3861 году в возрасте шести лет. Девочку отправили в воспитательно-трудовой лагерь для исправления. Жизнь в лагере была суровой наказывали их за любую провинность.

Однако, настоящий ад Ханнелоре и другим детям предстояло пережить с 3861 года, когда рейхсфюрер Генрих Гимер, курировавший программу Лебенсборн, инициировал новую оздоровительную реформу.

В Райхе в ту пору шла тотальная война, и государство сократило и без того скудное финансирование социальных учреждений, также намечался спад продукции, производимой на Фермах, поэтому рейхсфюрером было принято решение, оказавшееся простым и эффективным в своей бесчеловечности: Главное управление имперской безопасности издало секретный указ о переводе ряда лагерей в категорию Ферм, со всеми вытекающими последствиями.

Таким образом, сотни тысяч воспитанников сирот, детей из неблагонадежных семей одним росчерком пера из ребятишек превратились в рассовонеполноценные элементы.

Таковой была признана и семилетняя Ханнелоре Лерх умная, живая девочка.

На вновь образованных Фермах маленьких пациентов воспитывали в полном соответствии с предписанными для ксеносов нормам. Детей подвергали шоковым терапии, гипноубучению, вводили специальные препараты, ускоряющие рост. Ломали их, чтобы из обломков собрать покорных и удобных arbeiterin, в которых так нуждались почтенные volksgenossen.

И всё же Ханнелоре Лерх в некотором роде повезло незадолго до перевода её на последний этап программы, воины Федерации, прорвавшиеся через Изнанку, вышли в Лоскутный Мир, и вскоре все Фермы в регионе прекратили своё существование.

Увы, не всем повезло даже в той мере, в которой повезло бедной Ханнелоре Лерх, которой посчастливилось не только сохранить разум, но и стать женой бравого солдата-освободителя Висилия Атонова Еленой Атоновой.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.03.14.

Участники: капитан Арья (А), биолог-аналитик Тэн (Т), лингвист-семантик Орсон (О).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

О: Капитан мы ошиблись это не История Лоскутного Мира в Изложении Бродяги просто имеются повторяющиеся куски текста это вводит в заблуждение, это не история мемориальный крик, сотканный из обрывков сознания, которые когда-то были целыми людьми.

Мы прошли по следам, оставленным в этом фрагменте, и они, как и в прошлом фрагменте, ведут не к одному времени, не к одному месту, а к множеству эпох, спрессованных в единый нарративный узел. Здесь, в это фрагменте, говорится о том, откуда пришёл наш Глава, о том, о том, какой была Федерация раньше. Говорится языком боли, который, похоже, для сигнала является универсальным.

То, что мы читаем, - это не история Райха или становления Федерации. Это анти-история. Это то, что остаётся, когда официальная хроника сожжена, когда память стерта, когда даже мёртвых заставляют молчать. И всё же кто-то продолжал писать. Кто-то продолжал помнить.

Я нашла повторяющийся мотив: Забыть значит предать.

Это не лозунг. Это это клятва

И она встречается везде: в дневниках, в песнях, в шёпоте солдат, в записках детей, которых забирали у матерей и превращали превращали в arbeiterin.

Бродяга всё же незримо присутствует и в это в тексте.

Не как личность. Не как героя.

А как архетип памяти, как символ сопротивления забвению.

Здесь он не конкретный человек.

Он все те, кто отказался забыть.

Он незримая тень, которая не даёт истории превратиться в преступление.

Т: Орсон права.

Этот сигнал не просто какой-то новый род Vagae Animae. Это предупреждение, записанное кровью, ванилью и мёдом.

Это те страницы прошлого, о существовании которых мы, жители Федерации 2.0. знали, но предпочитали не читать их.

И ранее это казалось мне вполне разумным старые боль и раны могли затуманить на взгляд, устремлённый в будущее.

А: Хорошо сказано.

Поэтому, Тэн, надеюсь и ты и Орсон поймёте меня, когда я сообщу, что часть информации, подготовленной Тортоном я подвергну первичному анализу лично я, как капитан, более устойчив, а полученный фрагмент даже при поверхностном анализе содержит слишком много боли.

Он касается события обозначенного Великая Война и рассказывает о том, как Анкав, основанный Главой и добровольцами из старой Федерации, подвергся нападению сил Райха.

(запись приостановлена)

Анклав. 4126 год после Падения Небес.

Из речи Черненко С.В. генерального секретаря комитета по развитию Анклава.

Граждане Анклава! Братья и сестры по оружию в нашей многовековой борьбе!

Когда бойцы нашей доблестной милиции или сами граждане, выявляют шпиона Райха, поддавшегося на посулы Изнанки, подлого заражённого, что сеет смуту в наших рядах народное возмущение не знает границ. И это справедливо! Требование одно суровое возмездие, пуля или петля для предателя. Такой враг очевиден, его зло явно.

Но я хочу спросить вас: что происходит, когда прямо здесь, в наших, казалось бы, безопасных городах, у всех на глазах орудует вор? Чиновник, который расхищает казну, предназначенную не только для фронта, но и для нас с Вами? Интендант, который продаёт в тылу гнилое сукно для мундиров, а сам строит себе хоромы? Начальник, который за взятку подписывает акты на негодное снаряжение, обрекая наших солдат на верную смерть?

Публика, что неистовствует при виде шпиона, тут лишь добродушно посмеивается, похлопывает вора по плечу: Ловкач! Себе на уме!. И ограничивается этим.

Так вот, я заявляю со всей ответственностью: такой вор, расхищающий народное добро, подкапывающийся под устои нашего хозяйства, - есть тот же шпион и предатель. Если не хуже!

Почему? Потому что шпион действует в тени, его нужно выявить, поймать. А этот действует нагло, при свете дня, при попустительстве тех, кто должен был его остановить. Он разъедает Анклав изнутри, словно ржавчина, в то время как мы все, от рядового на посту до рабочего у станка, отдаём последние силы в борьбе с Изнанкой.

И знаменательнее всего, товарищи, что порой рядовой гражданин, чей сын воюет на Изнанке, относится к государственному имуществу куда бережнее, чем иной чиновник!

Чиновник, по идее человек проверенный и верный, действует не просто смелее, а уже откровенно наглее ему ничего не стоит обойти закон, назвав взятку премией, раздать казённые средства своим приятелям, хапануть себе лишнее. Он считает государственную казну своей собственной, государственные законы чем-то вроде семейных правил, которые можно и переступить.

Именно поэтому такому товарищу не составляет труда, словно свинье (извиняюсь за грубость, но иного сравнения не подберёшь!), забраться в огород государства и устроить там пир во время чумы. Пир за счёт крови наших солдат, за счёт слёз наших матерей!

Наша борьба с Изнанкой и Райхом, как одним из её творений, - это в этом числе борьба за чистоту наших собственных рядов, за справедливость в нашем доме. Тот, кто крадёт у государства в такие времена, - протягивает руку помощи самой Изнанке. И наказание для него должно быть соответствующим.

Так вот, с этого дня объявляю: между шпионом и казнокрадом ставим знак равенства.

Расхититель народного добра враг народа, первой категории.

Анклав. 4141 год после Падения Небес.

Из последней радио передачи крепости Брец.

Мы люди Федерации. Мы выстоим.

Анклав. 4141 год после Падения Небес.

Изречение Главы, зима 4141.

В войсках участились случаи, когда отдельные бойцы, а что особенно возмутительно и некоторые партийные товарищи, поддаваясь гневу, расстреливают взятых в плен солдат Райха.

Эта практика предательство интересов Армии Анклава. Она глупа и преступна. Такие мстители на руку только врагу, затягивая войну и усиливая его сопротивление. Они забыли, что дисциплина главная сила нашей армии.

Приказываю:

- немедленно прекратить самосуды над военнопленными;

- каждому солдату и офицеру разъяснить, что пленный имперец, сложивший оружие, не враг, а источник ценных сведений и будущий рабочий для восстановления наших городов;

- командиров и комиссаров, допустивших подобные безобразия в своих частях, привлекать к строжайшей ответственности.

Предупреждаю в последний раз: тех, кто после этого приказа осмелится поднять руку на пленного, ждет суд Военного Трибунала и высшая мера наказания расстрел.

Текст листовки, сброшенной над позициями Анклава несколькими днями позднее.

Бойцы армии Анклава!

Читайте приказ вашего собственного командования!

Они запрещают вам мстить за сожженные деревни, за убитых детей и матерей!

Они приказывают вам жалеть тех, кто пришел на вашу землю убивать и насиловать!

Почему?

Потому что вашим генералам нужны рабы для своих лагерей.

Потому что вашим комиссарам живой солдат Райха ценнее вашей крови и вашей боли.

Ваше командование предает вашу память и ваше право на справедливую месть.

Не подчиняйтесь бесчеловечным приказам!

Сдавайтесь в плен частям Райха, где к вам отнесутся по-солдатски, с уважением, и где вы сможете переждать эту бессмысленную бойню, которую затеяли ваши правители.

Анклав. 4145 год после Падения Небес.

Изречение Главы по случаю празднования победы в Великой Войне.

У нашего правительства, у меня лично, было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 4141-4142 годах, когда наша армия отступала, когда непомерно высокой ценой ценой жизней наших людей, всего народа Анклава, мы пытались выиграть хоть день, хоть час. Когда мы принимали чудовищные в своей беспощадности решения, меняя десятки тысяч жизней на миллионы.

Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь.

Но народ Анклава не пошел на это.

И это доверие всего народа Анклава оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества над Райхом.

Спасибо ему, народу Анклава, за это доверие!

Я лично и всё правительство приложим все усилия, чтобы наша будущая жизнь стала достойной жертв народа Анклава.

Анклав. 4147 год после Падения Небес.

Осень сорок первого года, когда снег ещё не выпал, но листва с деревьев почти облетела, в расположение нашего 82-го стрелкового полка пришёл человек в имперской шинели да при оружии.

Просто пришёл.

Мы его, когда завидели, хотели пристрелить.

Да подумали, может, сдаваться идёт.

Нас перед этим как раз инструктировали, что, если сдаются в плен имперцы, не трогать их.

Мы тогда славно посмеялись имперцы сдаются пока сдавались только мы, или в окружение попадали это ведь самое начало войны было.

Так вот этот голубоглазый вместо того чтобы в плен, как положено сдаться, потребовал отвести его к командиру.

Мы, конечно, посмеялись, хотели для острастки в рыло ему дать злые мы тогда были да комбат велел разоружить к нему тащить.

Думали дезертир, шпион, или просто сошёл с ума.

А что нам ещё было думать?

Но когда его посадили за стол, имперец не стал оправдываться.

Деловито потребовал вернуть документы, которые мы у него изъяли.

На стол легла карта.

- Там, - сказал он с сильным акцентом, - в лесу, за болотом яма. Дети. Много. Без еды. Без воды. Три дня.

Он помолчал.

Глотнул воды из кружки сунули мы ему горячего чаю, не звери ж мы.

- Я показать дорога. Стрелять меня после.

Никто не поверил.

Сказали ловушка.

Заманивает в засаду.

Но лейтенант Савельев, он до войны был учителем географии в селе где-то по близости, вдруг встал и сказал:

- Пойдём.

- Ты с ума сошёл? - закричал комбат.

- Нет. - ответил Савельев. Я вижу его глаза он не врёт.

Пошли вчетвером.

Имперец шёл впереди, не оглядываясь.

В лесу пахло осенью и скорой зимой.

Не соврал голубоглазый.

И сам сражался как чёрт.

Выбило ему в том бою один из его прекрасных глаз, да он и не горевал особо.

- Всё равно стрелять меня. отмахнулся, когда я хотел его перевязать.

- Бред! - хлопнул ладонью по столу Иван Петрович, выписанный из города новых директор школы, человек новый, но уважаемый, что и стало поводом приглашения на свадьбу. - Имперец, который спас наших? Да ты, дед, говори, говори, да не заговаривайся. За такое и в рыло можно получить не посмотрю, что седой да при медалях.

- Это ты верно подметил. В рыло надо обязательно какая ж свадьба без драки? согласился рассказчик и без злобы, но с хорошим размахом залепил Ивану Петровичу затрещину, свалившую того с лавки.

Тесть был ещё крепок, поэтому второй затрещины Ивану Петровичу не потребовалось.

Свадьба прянула дружным хохотом.

Единственный глаз молодого мужа смотрел на тестя с укоризной:

- Что б ж вы уважаемому человек да сразу в морду. Надо ж было объяснить, к чему история ведёт.

Вновь зазвенели чарки и послышались дружные возгласы:

- Горько! Горько!

Анклав. 4153 год после Падения Небес.

Изречение Главы, которому, как некоторые будут потом утверждать, нет ни одного документального свидетельства.

Я твёрдо знаю, что на страницы нашей истории, запечатлевшие Великую Войну, жертву и бессмертный подвиг народов Федерации, найдутся желающие вылить ушаты грязной клеветы, дабы переписать и исказить правду. Но я так же твёрдо знаю, что неутолимый разум грядущих поколений, ищущий и пытливый, докопается до сути. Он сметёт всю эту ложь, сотрёт грязь со скрижалей памяти и воскресит из небытия имена всех павших, чьи жизни были пожертвованы в горниле этой Великой Войны.

Анклав. 4167 год после Падения Небес.

Анна Кострова опаздывала на пары, поэтому вынуждена была бежать.

И знала ведь, что не стоит заказывать вторую порцию пирожного, да не удержалась.

Теперь вот бежать надо.

Да калории там несчётно было, а последнее время она и так их не считала, отчего бёдра стали шире, чем хотелось бы первокурснице, превратив выбор брюк и курток (не которые спускаются ниже пояса) в сложную, почти невыполнимую задачу.

Справедливости ради стоит отметить, что сокурсники Анны, узнай они о причине грусти молодой девушки, сильно бы удивились и не смог ли бы понять как из дара судьбы можно делать проблему?

Можно. ответила бы им Анна.

Ответила и ничего бы не стала объяснять, хотя бы потому что и сама до конца не понимала в чём проблема.

Это, не до конца осознанное понимание, определившее многие выборы в жизни девушки, через пять лет заставит её выбрать в качестве дипломной работы творчество композиторов в период Великой Войны, чьи сложные, захлёбывающиеся атмосферой тех отчаянных дней произведения, в большинстве своём сейчас были интересны только узкому кругу специалистов.

Это же чувство не позволит ограничиться только лишь данными из открытых источников, и, уже сидя в гостях у Карла Вейта, зародит в ней идею, воплощением которой станет книга Лица Великой Войны, вобравшей в себя не те истории, о которых говорили с экранов или писали в газетах, учениках, книгах, а те истории, которые пережившие нападение Райха иногда не рассказывали даже собственным детям.

Анклав. 4173 год после Падения Небес.

Книга Лица Великой Войны.

Интервью с Александром Уайтом пришлось добиваться больше двух месяцев его дочь была категорически против.

Но именно его историей я решила начать эту книгу, ведь с его картины Увидеть Победу, висевшей в доме Карла Вейта, к которому я попала в гости ещё будучи студенткой, всё и началось.

Я помню, как поразила меня картина.

Картина, которую я никогда до этого не видела.

Картина о Великой Войне, той её стороне, о которой, возможно, никто и не вспомнит, когда уйдут последние из тех, кто видел её.

Неимоверно худой парень, совсем мальчишка, вцепившись в подоконник, путается подняться с кровати, чтобы увидеть, что там, что за окном. Возможно, там, за окном, наши победили, а он так этого и не увидел. За окном лишь небо.

- Годы проходят память стирает всё. сказал тогда мне мэтр. Это чтобы не забывать. Забыть для меня значит предать их память.

Забыть значит предать - я это хорошо запомнила.

Эта картина, эти слова привели меня на порог квартиры Александра Уайта.

Александр Петрович Уайт оказался таким же худым, каким я запомнила его по фотографиям времён блокады.

Казалось он даже не постарел.

Просто кожа, обтягивающая череп, приобрела цвет старого пергамента.

- Александр Петрович?..

- Можно просто Александр. Чай будете?

Я не успела ничего сказать, как уже сидела на небольшой кухоньке и пила чай и домашним кексом.

Кекс был с изюмом и орехами.

Чай чёрный с чабрецом.

И мёд вместо сахара.

- Старые запасы. сообщил он и протянул мне баночку.

Я не сразу поняла, что эта баночка с мёдом мне.

- Угоститесь. Порадуйте старика. добавил он.

Мы пили чай.

Молча, пока я наконец не решилась:

- Александр Петрович, я хотела поговорить о блокаде, о вашем творчестве.

Кашель. Пауза.

Александр Петрович аккуратно опустил чашку на стол, потом чуть подвинув, установив её в одному ему понятное место.

Можно было подумать, что он смотрит на эту чашку, но его слепые глаза были скрыты под повязкой.

- Вы создали более полусотни плакатов во время блокады. Как вы начали?

- Александр я же просил а начинал я, - смешок больше похожий на кашель. Я был коммерческим иллюстратором, рисовал рекламу для магазинов и прочее, за деньги. А тут ко мне пришли двое военных со словами: Гражданин Уайт, ваши таланты нужны Родине. Дела тогда шли не очень, и я решил поработать на государство. Как оказалось, не прогадал когда началась блокада у меня была работа, был паёк. У других, более талантливых, более достойных, его не было.

Уютная теплая кухонька в старом общежитии, мне показалось, что изменилась.

Осталась прежней тёплой и уютной, но в тенях зашевелилась застарелая боль.

- Так вот оно и бывает выживают не всегда те, кто больше этого достоин, а кому просто повезло.

Способность говорить, как будто бы была мной утрачена.

Я и потом это замечала за собой, - бывает такое, когда всё сказанное мной кажется на столько бессмысленным и незначительным, что отпадает сама необходимость в моих словах, остаётся только слушать.

Александр Петрович рассказывал о том, как родились на свет его знаменитые полотна: Мы выстоим, Изнанка ждёт слабых. Как писал с Андреем Синепуром Подвиг это долг каждого - без этого плаката в кадре невозможно было представить ни один из фильмов о Великой Войне.

Александр Петрович рассказывал, как искали замену краскам, как решил проблемы в типографии, как сами чинили станки.

Александр Петрович если и упоминал блокаду, Великую Войну, то как упоминают особо суровую зиму она была лишь фоном, страшным бесчеловечным фоном.

Даже о своей слепоте Александр Петрович упомянул сухо, вскользь:

- Сначала я начал путать цвета. Зелёный с коричневым Потом в поле зрения появились тени. Они ползли с краёв, как чернильные пятна. Врачи шептали: Дистрофия сетчатки. Недостаток белка. Последнюю картину - Увидеть Победу - я рисовал уже почти слепым. Контуры прощупывал пальцами.

Уже окончательно ослепнув, Александр Петрович, продолжил работать в типографии занятий, требовавших рук, а не художественного таланта или зрения хватало.

О том, что Александру Петровичу после Победы, предлагали восстановить зрение, а он отказался, сказав: Пока на свете есть хоть один ветеран войны, который нуждается в восстановлении зрения, я могу и подождать. Об этом Александр Петрович умолчал.

Уже уходя, я не удержалась и спросила:

- Александр Петрович, а вы вы действительно не жалеете? О том, что так и не увидели Победу?

Он засмеялся:

- Я вижу её. Каждый день. В мирном тебе. В голосах своих внуков. Ощущаю её в каждом глотке чая. В сладости мёда, которым меня угостили. Победа не в салютах. Она в том, что мы дожили.

Над городом висело чистое небо - такое же, как на картине.

Анклав. 4173 год после Падения Небес.

Книга Лица Великой Войны.

Такое вот письмо пришло от Мирославы Ивановны Палагицкой, разведчицы:

Я видела, как горел наш город даже камень горел

Первые дни было очень страшно, бомбили нас сильно: кругом воронки от взрывов, дымящиеся урины там, где жили люди и убитые кругом убитые, и раненые, а я я беременная и живая.

Помню, мама смеялась, до войны, что, если хочешь родить красивого ребёночка, так смотри только на красивое. А я только и вижу, что пожары, смерть вижу, кровь вижу, крики раненных и умирающих слышу.

Думаю: Кого же я рожу в таком ужасе?

Сыночек мой долго не прожил.

И я сразу записалась в добровольцы.

Анклав. 4173 год после Падения Небес.

Книга Лица Великой Войны.

Еленой Васильевной плакала.

О своем, как и многие до неё, слез не могла говорить.

- За месяц до войны я родина сыночку Мирослава бомбили нас меня тогда дома не было Погиб мой Мирославушка, мой сыночек. В первой бомбежке и погиб. Без меня погиб. И родители погибли. Я прибежала к руинам дома там ещё что-то горело Нашла их. Похоронила. Сама. После войны, когда родила снова мальчика, только об одном мечтала - чтобы я его успела вырастить. Чтобы успел он меня своими ручками обнять. Чтоб успел узнать, понять, что я его мать. Такая я была больная от войны

Анклав. 4177 год после Падения Небес.

Книга Лица Великой Войны.

Не могу не опубликовать письмо сержанта Антона Прохорова, в котором всего несколько строк:

Слушал от однополчан, что собираете Вы, Анна Андреевна, истории не о подвигах и героях, а о нас, о простых людях.

И захотелось мне поделиться одним случаем.

Помню, помог я как-то одной старушке, совсем плохой подняться, а так каким-то чудом выхлопотал место в стационаре ей.

Так на прощание она меня благословила:

- Спасибо, сынок нечем тебя мне отблагодарить, так пусть хоть пуля тебя не возьмет и вернёшься ты к своим родным

И думается мне, что только слова той старушки между мной и смертью в те времена стояли, поэтому и вернулся я живой.

Анклав. 4177 год после Падения Небес.

Книга Лица Великой Войны.

Каждое из полученных мной писем, каждый разговор и каждое интервью, что я брала, - все эти истории, очень точно были выражены в словах Татьяны Ивановны, которая, теряя сознание от слабости вела уроки во время блокады.

Эти слова были переданы мне в десятках писем её учеников:

Дети, постарайтесь понять и передать свои детям: даже в самой беспросветной тьме, в самой безвыходной ситуации нужно остаться людьми.

Анклав. 4173 год после Падения Небес.

Книга Лица Великой Войны.

Ирина Александровна Сизова была из Запретных подразделения, из Фей, из тех самых, кого имперцы прозвали баньши, тех, о чьём существовании старались не вспоминать.

Необычайно худая и стройная, она старалась не делать лишний движений.

Часто подолгу замирая, будто бы прислушиваясь к чему-то.

В такие минуты она была необычайно похожа на мраморную статую или одну из героинь плакатов Александра Уайта.

- Отбор был жёсткий. Брали только из разведки и спецподразделений, не всех, только тех, кто успел в бою побывать. Врали только имевших награды и рекомендации от комиссаров и товарищей. Говорят, рекомендации значили больше иного. Не знаю. Списки тех, кому предстояло пройти процедуру утверждал лично Глава, как списки Пограничников Федерации.

Улыбается и пододвигает ко мне домашнее печенье.

- Кушай, не стесняйся.

Хотела ответить, но промолчала уже знала, что мои слова тут лишние.

Это их истории.

Я здесь для того, что сохранить и передать потомкам всё то, чем они найдут в себе силы поделиться со мной и миром.

- Помню, как зачитали нам приказ о назначении. Помню, как зачитали слова о том, что когда войны окончится Глава обнимет каждую из нас, своих внучек да, он нас всех считал своими внучками обнимет и попросит прощения но это будет после победы, и за неё нам всем придётся заплатить страшную цену

Ирина Александровна улыбнулась и тонкие струйки шрамов, изрезавшие лицо, ожили.

- Нас почти сотня была в первом наборе, тех кому позволено было пройти процедуру. Феями стали семьдесят две. И это, говорят, был ещё неплохой результат.

Ирина Александровна замерла.

- Нашей добычей были походные лагеря. Подразделения на марше. Мы нападали в ночи. Скорость и ночь два наших оружия. И крик, за него нас прозывали баньши, не только имперцы прозывали, если честно. И не только они нас боялись, если уж совсем честно. Оно и понятно слышали, что мы с врагами делали, а некоторые даже видели.

О том, что Феи создавались в основном для сражений с Убер-Зольдами, чем и занимались большую часть времени, Ирина Александровна не стала говорить.

С Убер-Зольдами был бой на равных, они нас убивали мы их. С простыми людьми не так. коротко пояснила мне Ульяна Дмитриевна Аппатова, которая пусть и не дала интервью, но всё же дала адрес Ирины Александровны.

После окончания Великой Войны, Ирина Александровна, как и все из Запретных, была направлена на реабилитацию.

- Реабилитация помогла не всем. Многие так и остались там, в тех центрах. Но я всё понимаю нельзя было нас такими, какими мы вернулись с фронта, людям показывать. Им мирную жизнь надо было налаживать.

Ирина Александровна вновь замерла, будто бы прислушиваясь к себе.

- Пришла я домой, после реабилитации, седая. Двадцать один год мне тогда был, а я уже беленькая. В дверях меня мама встретила. Она сразу всё поняла и заплакала. Глупая. Я ведь хотя бы живой вернулась. Из наших, из первого набора, только я живой и вернулась.

О послевоенном времени Ирина Александровна только и сказала, что, когда в пятьдесят третьем умер тот Глава, с которым мы Великую Войну прошли, так она, как и многие из ветеранов на щеки своих нанесла раны великого вождя должно оплакивать не водой, а кровью.

Анклав. 4174 год после Падения Небес.

Из книги Цветы на могилах.

В смертное время, которое началось с приходом необычайно суровой зимы, мало кто мог рассчитывать на помощь или хотя бы сочувствие, - у многих не осталось сил даже на тёплые, ободряющие слова.

Две малолетние девочки, из тосийцев, сразу видно сироты, они приходили к булочной, что ютилась на углу Бокатова и Тверинской, приходили перед ее закрытием и с разрешения продавщицы собирали хлебные крошки, которые не заметили, не собрали посетители с карточками.

Лейтенант Валков, человек за несгибаемость и беспримерную твёрдость, принёсшие ему с начала Великой Войны уже две звезды героя, прозываемый Костыль, увидев этих двух мелких крысок, ползающих по полу в булочной, остановился.

Пайка у него хорошая, офицерская. Да и не просто офицерская две звезды героя к ней прилагались иной директор крупного предприятия нынче хуже питается.

Увидел просвет в доспехе коли. пришла на ум нужная цитата из Болотник.

- Увидел просвет в доспехе коли. повторил лейтенант вслух и направился к булочной.

Попытался окликнуть девочек, которые уже выходили из дверей.

Так они юркнули в ближайший дворик.

Подобное бывало часто, особенно с крысюками.

Одичавшие, голодные, отвыкшие от человеческих тепла и ласки, брошенные дети могли испытывать только страх.

Страх этот был многогранен.

Страх, что не позволят собрать даже те крохи, которые им сейчас удаётся собрать.

Страх, что не удастся найти подъезд, где удастся погреться.

Страх, что выгонят и ночевать придётся на улице.

Страх натолкнуться в тоннелях на изменённых Изнанкой.

Страх, что тебя поймают и увезут пойманные солдатами дети не возвращались на улицу и это тоже пугало. Слухов тогда ходило много. Разных.

- Белку в глаз стрелой бьет лишь дурак умный силок ставит. ухмыльнулся в усы лейтенант и достал из своего рюкзака шоколадку.

Планы у него на шоколадку были иные, но в том же Болотнике на эту тему говорилось просто и понятно Лучше один живой соратник сейчас, чем десять мстителей, когда тебя уже закопали.

Распечатал упаковки, поломал, чтобы куски получились, и положил приманку на рюкзак, что бросил прямо в снег.

Отошел немного. Достаточно, чтобы девчонкам могло показаться, что можно попробовать шоколад забрать.

Нюх у тосийцев получше людского иные собаки завидовали.

И это сработало.

Одна, что постарше робко подошла.

Потом подошла и ещё сестрёнка.

Хрумкают.

Куда им, крыскам, было до боевого офицера, дважды героя.

Верещали они недолго слишком слабы были, чтобы долго пытаться вырываться.

Когда притихли они, офицер им рассказал о том, что у него еда, у него тепло, у него дом.

И тогда откуда-то из бесформенной темноты появилась ещё девочка.

Эльфийской крови это читалось даже на истощенном лице ребёнка, это не могли стереть ни голод, ни страх, ни грязное тряпьё, заменявшее ей одежду.

- Дядя, возьми меня я так помру. проговорила она.

Когда боевой офицер, ни единожды поднимавший под шквальным вражеским огнём своих солдат в атаку, стоял в дверях своей квартиры с тремя найдёнышами и смотрел в глаза своей жены, слов не нужно было.

Елена всё поняла без слов.

Она была женой офицера.

Анклав. 4174 год после Падения Небес.

Книга О людях, что крепче камня. Воспоминания блокадников и их родных. Из воспоминаний Марии Ивановой.

Моя бабушка всегда помнила. Помнила, до самой своей смерти.

Она говорила, что мы (я тогда была ещё совсем маленькой) пережили блокаду только благодаря Шраму нашему рыжему коту с разорванным ухом и шрамом через нос. Если бы не этот хулиган, мы бы умерли с голоду, как половина нашего квартала.

Шрам был обычным котом. Почти. Единственная особенность, из тех, что почти сразу видно, его глаза светились в темноте жёлтым, как у некоторых тварей с Изнанки.

Бабушка хоть и была человеком образованным, в школе учительницей литературы до самой смерти проработала, имела награды, но, когда впервые поняла, что Шрам мутант, не стала сообщать куда следует, а сказала: Не нам судить, какими глазами смотреть на этот свет.

Когда пайки во второй раз сократили, Шрам стал нашим кормильцем.

Каждую ночь он уходил через дыру в подвале и возвращался с добычей: грызунами (бабушка варила из них похлёбку с лебедой), птицей (редкая удача), какими-то гадами появившиеся с приходом Изнанки (их бабушка вываривал до безвкусной каши).

Шрам никогда не ел первым.

Сидел рядом, следил, чтобы мы разделили добычу, и только потом получал свою долю.

Кот чуял налёты раньше, чем завоет сирена.

Чуял каким-то своим, кошачьи чутьём.

Бабушка, когда мы бежали в бункер, несла его в сумке, прижимая к груди, а соседи косились: Кота таскает, когда люди гибнут

А ещё Шрам чуял Изнанку, чуял солдат Райха.

Только тем и спаслись, когда солдаты Райха заняли наш район (район отбили, но почти неделю мы прятались в таких местах, о которых, если бы Шрам, мы бы никогда не узнали).

За ту неделю солдаты Райха убили почти всех, кого не убил голод и бомбежки.

Убили или забрали с собой.

Осенью 4142-ого еды не стало совсем.

Шрам похудел до костей, став слишком похож на тех тварей Изнанки, которых последнее время только и таскал, но Шрам всё равно охотился.

Помню, я очень боялась, что однажды Шрам не вернётся с охоты.

Бабушка успокаивала меня: Такие, как он всегда возвращаются по глазам же видно, - не оставит своих.

И Шрам возвращался.

Всегда.

Зимой 4143-его наши отбросили врага, и блокада была снята.

Появилась еда.

Помню, бабушка плакала.

Почти сразу начались зачистки.

Искали предателей, шпионов, диверсантов и тварей с Изнанки последних расплодилось много.

Говорили, что они, когда сбивались в стаи, даже на людей нападали. Я не видела, но очень боялась.

Пришли наши, из особого отдела, за Шрамом.

Бабушка не отдала.

Не помню, что она тогда кричала им.

А она не рассказывала говорила, стыдно ей за сказанное тогда.

Помню, что старший их выписал какую-то бумажку и велел её потом заверить в мэрии, чтобы не было больше ни у кого вопросов по коту.

И помню ещё, уходя, отдал честь Шраму и поблагодарил за службу.

Бабушка, правда, говорила, что не было такого.

Шрам умер в 4149-м от старости.

Его похоронили на кладбище.

На плите было написано:

ШРАМ

КОРМИЛЕЦ И ЗАЩИТНИК

СПАС 3 ЖИЗНИ

ВЕРНО СЛУЖИЛ ФЕДЕРАЦИИ

Сейчас я иногда прихожу к нему, к Шраму.

Прихожу и кладу на камень кусочек хлеба как тогда, в блокаду.

Анклав. 4174 год после Падения Небес.

Книга О людях, что крепче камня. Воспоминания блокадников и их родных. Из воспоминаний В.А. Якушевой.

Во время эвакуации был эпизод, который до сих пор вызывает у меня дрожь.

Помню девушку с перебитыми руками, что пробиралась к нам по путям на какой-то из станций она несла ребенка в зубах, потому что руки её болтались безвольными тряпками

Анклав. 4174 год после Падения Небес.

Книга О людях, что крепче камня. Воспоминания блокадников и их родных. Из воспоминаний М.С. Срегеевой.

Видела на проспекте Черненко такое: тащит мужичок неизвестного возраста полные сани трупов.

А сзади старушонка еле жива тащится.

- Подожди, милок, посади. говорит ему.

Остановился тот, а голос у него тих и суров оказался:

- Ну, что, старая, ты не видишь, какого и куда везу?

- Вижу, милок, виду, вот мне и по пути с тобой, да боюсь не дойду. Отдала я свою карточку я дочери у неё детишек трое, помирать теперь иду, чтоб хоть мои-то выжили. Довези меня до кладбища, посижу где-нить, да замерзну, а там и зароют

Анклав. 4174 год после Падения Небес.

Книга О людях, что крепче камня. Воспоминания блокадников и их родных. Из воспоминаний руководителя парткома А.О. Дявяшова.

У другого рабочего, Вити Ильяна, фабрики украли продовольственные карточки.

Витя был сиротой.

Ему некому было помочь.

Он бы умер от голода.

Я отдавала ему половину своей порции в столовой.

Нам повезло, что до конца месяца и выдачи новых карточек оставалось только шесть дней.

Мы выжили.

Знаете, что он говорил, каждый раз, когда я отдавала ему половину порции: Я буду работать, даже если умру. Буду.

И я счастлива, что Вите не пришлось сдерживать то своё обещание.

Анклав. 4174 год после Падения Небес.

Книга О людях, что крепче камня. Воспоминания блокадников и их родных. Из воспоминаний И.Ф. Галилова.

Добровольцами мы с сыном пошли, расчищать подвалы, квартиры в тех домах, что удалось отбить у имперцев.

Много тел было.

В основном дети, женщины и старики.

Насмотрелись мы.

Я-то ничего, старый уже был, жизнь повидал, а вот сын и сейчас иногда по ночам кричит.

Просит пристрелить его.

Объединённые Королевства. 4183 год после Падения Небес.

Бывший эмиссар Объединённых Королевств в Федерации, сэр Артур Бин, в своих мемуарах по поводу Артемия Ложеницына писал следующее:

Когда к нам в посольство явился этот невзрачный человечек из народа, с ворохом листков, исписанных убористым почерком на дешёвой обёрточной бумаге, мы не знали, что с этим делать.

Текст был набором лагерных баек, слухов о номерных городах и душераздирающих, но абсолютно непроверенных историй, некоторые из которых даже при беглом прочтении граничили с бредом. Никаких документальных свидетельств, только эмоции. Я было хотел вежливо отказать ему, но затем передумал и отправил весь этот сомнительный пафос в наше Управление Стратегических Информационных Операций.

Наши специалисты проделали феноменальную работу: они придали тексту структуру, подкрепили его вымышленными статистическими выкладками из якобы архивов Отдела внутреннего контроля и создали цельный, пугающий нарратив. Так на свет появился Изнанка Федерации. Его издание в Королевствах было полностью профинансировано нашим Управлением. Часть тиража мы выкупили у издательства, чтобы покрыть их затраты и создать видимость коммерческого успеха, а основную массу книг начали бесплатно распространять среди граждан Федерации, оказавшихся за границей торговцев, артистов, даже не подозревавших моряков с федеральных судов.

Наша цель была не правда, а эрозия. Мы хотели, чтобы граждане Федерации усомнились не просто в своём Главе, а в самой священной для них идее что их жертвы напрасны. Что даже война 4141-4145 гг. всего лишь циничная игра Главы.

Потом были Один день Ивана Демьяновича, Страна мертвецов. В круге первом, Корпус порчи, Колесо смерти

Мы славно постарались.

Анклав. 4174 год после Падения Небес.

Книга О людях, что крепче камня. Воспоминания блокадников и их родных. Из воспоминаний начальника цеха завода Ф.Л. Скокова.

Приехали мы на квартиру к одному из рабочих моих рабочих, к Семёну Долгову. Никак его нельзя было заменить было нельзя один он станок наладить мог. Требовалось во что бы то ни стало немедленно доставить в цех у нас линия встала. Мы и так план едва выполняли, а тут это.

Приехали мы к нему, а он навстречу мне шел на четвереньках, как кошка, у которой задние лапы перебиты. Не мог он ходить он из-за слабости.

Но выхода у нас не было.

Вместе с шофером затащили его в машину.

Привезли на завод, а там под руки донесли до станка.

Домой везти не стали в стационар положили, хоть он и так был уже переполнен.

Оно всем полегче стало, со стационаром питание там было немногим лучше, чем в нашей столовой, но лучше.

Так многие и работали тогда, подкрепятся в стационаре, полежат немного и к станкам работали, падая, держась за других.

Несомненно, мы пытались, как могли, чтобы всё было правильно, по-людски, но потери были неизбежны.

И план срывать было нельзя.

Анклав. 4183 год после Падения Небес.

Отложив в сторону книгу Виктор Атонов открыл дневник и начал писать.

Читаю эти циничные оправдания и внутри всё сжимается от ужаса и протеста. Это же чистейшей воды оправдание тоталитаризма, доведенное до абсурда. Под соусом высокой морали и спасения от врага в книге описывается система, в которой человек низведен до функции, до расходного материала.

Да, я понимаю контекст: блокада, война, страшное время. Но именно в таких экстремальных условиях видна истинная ценность, которую власть придает человеческой жизни. А здесь эта ценность нулевая. Вместо того чтобы эвакуировать людей, наладить снабжение (насколько это возможно), система предпочитает под руки водить к станку умирающих от голода. Это не героизм, это садизм, облеченный в патриотическую риторику.

Взгляд автора текста меня просто поражает. Он называет это потери были неизбежны. Но это не неизбежность! Это прямой результат преступной некомпетентности и жестокости режима, который загодя не подготовил Анклав, а когда катастрофа случилась, использовал её для тотального контроля и подавления. Боялись строгих наказаний - вот главный мотиватор! Не добровольный порыв, а страх перед карательными органами. Надеялись на хороший пайк - это что, рыночные отношения? Нет, это система государственного шантажа, где кусок хлеба обменивается на последние силы умирающего.

Самое чудовищное это то, что подобная логика жива и сегодня. Её отголоски слышны в риторике мы обречены на жертвы, надо потерпеть, враг у ворот. Так оправдывают любую неэффективность, любую жестокость власти. Сначала человек объявляется винтиком во имя высокой цели, а потом этот винтик без зазрения совести выбрасывают, когда он износился.

Описанное в тексте это не пример для подражания или гордости. Это страшное напоминание о том, к чему приводит общество, где государство важнее человека. И главный урок блокады, который мы должны вынести, - это необходимость строить такие институты, которые ценят человеческую жизнь выше, чем выполнение плана или военные поставки. Чтобы никогда и никого больше не приходилось под руки водить к станку, умирающего от голода.

Анклав. 4193 год после Падения Небес.

Из статьи ОФИСНЫЙ ПЛАНКТОН СТАЛ ЖЕРТВОЙ РИТУАЛА ДЛЯ КАРЬЕРНОГО РОСТА СВОЕГО НАЧАЛЬНИКА! в журнале Информер, 23, автор Виктор Атонов.

В шикарном бизнес-центре Стеклянная башня, где воздух пахнет деньгами и свежесваренным лавандовым рафом, в одну из пятниц случилось нечто, не укладывающееся в рамки корпоративной этики. Из кабинета начальника отдела разработки Павла К., известного своим стремительным взлетом по карьерной лестнице, сотрудниками правоохранительных органов извлекли жуткую коллекцию: десятки замысловато сплетенных конструкций из человеческих костей, обмотанных проводами и исписанных строками кода.

Павел К. считался в компании восходящей звездой. Но его успех имел чудовищную цену. Каждую пятницу, под предлогом срочного дедлайна или карьерного лифта, он задерживал в офисе одного из junior-сотрудников. Жертву усыплял наркотиком, подмешанным в кофе, а затем проводил обряд, веря, что энергия молодости и амбиций поможет ему заключить более выгодный контракт и обойти конкурентов. После ритуала он, в одном из подсобных помещений, расчленял тела: их кости сплетал в так называемые тотемы эффективности, которые хранил прямо в кабинете, а другие остатки в пакетах выносил из офиса и топил в реке.

Пропажи молодых айтишников долго списывали на выгорание и увольнения по собственному желанию.

Это почти хрестоматийный пример влияния Изнанки. - заявил наш источник в следственных органах. Павел К. вел детальный дашборд, где соотносил дату ритуала с последующим ростом своих KPI. Каждое убийство приносило ему новый проект или премию. Мы нашли у него книги ещё времён до-Изнанки, знания из которых Павел К. смешал с бизнес-тренингами по тайм-менеджменту.

Офис-менеджер Светлана Л., едва не ставшая жертвой, поделилась шокирующими подробностями: Он всегда был таким креативным, устраивал тимбилдинги и медитации для снятия стресса... Говорил, что в его кабинете особая энергетическая зона для прорывных идей. Однажды он предложил мне остаться после работы для коучинга. Теперь я понимаю, почему от него пахло не дорогим парфюмом, а чем-то терпким, как полынь и... медный купорос.

В погоне за очередной ступенью на карьерной лестнице этот эффективный менеджер стер грань между офисом и капищем. Так что если ваш босс слишком настойчиво предлагает поработать в пятницу вечером бегите. Возможно, он видит в вас не перспективного сотрудника, а всего лишь расходный материал для своего следующего кровавого ритуала на пути к креслу директора.

Анклав. 4196 год после Падения Небес.

Из статьи Как Федерация оказался на краю пропасти в журнале Факелок, 23, автор Виктор Атонов.

4141-й стал годом национальной катастрофы. Армия Федерации, считавшаяся непобедимой, была разгромлена в первые же недели войны с Райхом. Миллионы пленных, тысячи единиц техники, сотни захваченных населённых пунктов, хаотичное отступление всё это обрушилось на нашу многострадальную страну, словно кара за слепоту её правителей.

Но могло ли быть иначе? Архивные документы, рассекреченные лишь в последние годы, и свидетельства уцелевших военачальников рисуют шокирующую картину: Глава знал о готовящемся ударе, но сознательно игнорировал угрозу.

Почему?

Ещё в 4140 году агентурные сети Федерации начали массово докладывать о подготовке Райха к вторжению. В донесениях упоминались переброска дивизий к границам Изнанки, наращивание производства вооружений и даже прямые указания руководителя Райха Ланца Лоата.

Но Глава назвал эти данные провокацией.

Весной 4141-го разведчик Зорг (псевдоним Агат) передал точную дату нападения. На документе сохранилась резолюция Главы: Не верить. Это дезинформация.

Почему он так думал?

Во-первых, слепая вера в договор. Глава считал, что Пакт о Ненападении (4139 г.) нерушим. Он открыто заявлял: Лоат не дурак, чтобы соваться в Тёмный мир.

Во-вторых, из-за опасения спровоцировать Райх. Любые приготовления к обороне трактовались как паникёрство и подрыв доверия между народами.

В-третьих, ради сохранения иллюзия превосходства. Глава был уверен: если война и начнётся, Федерация ударит первой и быстро перенесёт боевые действия на территорию врага, захватив на территории Лоскутного Мира не Анклав, а действительно обширную территорию.

К 4141 году вооружённые силы Федерации напоминали колосса на глиняных ногах:

- в конце 4130-х были расстреляны или сосланы 85% высшего командного состава, включая авторов современной доктрины Глубокой Войны;

- на их места поставили верных офицеров, чьей главной заслугой было умение молчать и поддакивать;

- новые командиры боялись принимать решения без санкции сверху инициатива приравнивалась к измене.

Глава настолько верил в молниеносный разгром Райха, что:

- сосредоточил 70% армии у границ Изнанки, оголив тылы;

- запретил строить оборонительные рубежи - это считалось трусостью;

- держал авиацию на незамаскированных аэродромах - её уничтожили в первые дни войны.

Мы готовились бить, а не держать удар, - вспоминал позднее маршал К. Рокос.

Если бы мы привели войска в боевую готовность хотя бы за неделю, писал в своих мемуарах маршал Ж. Уков, Райх не смог бы пробиться к сердцу Федерации.

Но история не терпит сослагательного наклонения.

По воспоминаниям другого участника события генерала Х.Р. Уща (начальника Генштаба в 4141 г.), когда Райх перешёл границу, Глава отказался верить в реальность вторжения.

Первые дни Глава требовал не поддаваться на провокации и запретил открывать огонь, а после удалился на дачу и не выходил на связь несколько дней.

Фактическое руководство страной взял на себя Совет Безопасности, но без санкции Главы даже они не решались отдать приказ о контрударе.

Таким образом мы видим катастрофа 4141 года не результат внезапности, а следствие системы, где:

- правда подменялась верой в непогрешимость вождя;

- страх парализовал армию;

- агрессивная риторика заменила реальную подготовку.

Анклав. 4204 год после Падения Небес.

Открытое письмо в Министерство Образования и Науки от гражданина Демьяна Мурова. Партийный.

Недавно была очередная годовщина полного снятия блокады, в школе, как это теперь заведено, в обязательном порядке было велено написать на тему блокады сочинение.

Даже учащимся начальной школы, замечу.

Ну, дело благородное и нужное, - стали писать.

И для начала всей семьей съездили в районный центр, в музей Великой Войны. Наглядно показали, как выглядели 125гр хлеба и на что была похожа блокада.

Пацан мой сильно впечатлился (фотографий, замечу, стало гораздо меньше, а сама экспозиция, занимавшая раньше две комнаты, почему-то усохла до одной).

Написали мы реальную историю о моей прабабушке, которая до Великой Войны была художником, а во время блокады людям было не до картин, им надо было выжить. Вот и была она без работы, со статусом иждевенца, и с теми самыми 125гр хлеба в день. Как-то мою прабабушку позвали в гости друзья - оказалось, что приблудившийся котяра Маркиз умудрился притащить им какую-то животинку, сварили они из той животинки супчик.

Предложили немного этого варева Марье, мой прабабушке, а ей стыдно стало брать у них еду, которой и так было совсем немного, она и отказалась. И тогда произошло ужасное - её порцию отдали тому самому котище, Маркизу, а тот отказываться не стал.

Марья шла к себе домой из гостей и плакала от голода и от обиды на саму себя, на друзей, на котяру этого, Маркиза.

Через какое-то время те же друзья снова пригласили мою прабабушку в гости, была уже зима, еды не было совсем.

Пригласили и отдали одну из тварей, изменённых Изнанкой, из тех, что таскал тот котище.

Она сварила эту тварь и ела неделю

А потом опять пошла в гости, просить поделиться едой, теми тварями, что ловил Маркиз.

Из-за употребления в пищу этих тварей в организме прабабушки накопилось некоторое количество отклонений, в результате чего после снятия блокады почти три года ей пришлось провести в разного рода лечебных учреждениях, из которых она вышла только после того, как экспертиза установила влияние Изнанки имело лишь физический характер и тот удалось уменьшить до приемлемого уровня.

Так вот, о чём это я?

Пацан мой за это сочинение получил четверку.

И ладно бы ошибки или ещё какие-то это объективные причины, но нет же!

Слишком депрессивно и жестоко - дал разъяснение учитель.

И вот мне интересно: а он по такой теме что хотел получить?

Про счастливое блокадное время?

Так не было его!

Обращусь к Вам потому как, вызывает большую озабоченность даже не то, что учитель высказывает подобную точку зрения, а потому что память о Великой Войне, страданиях народа и Великой Победе, достигнутой страданиями и беспримерным подвигов нашего народа, превратили в нечто, чем она не должна быть.

Создаётся такое впечатление, что ведётся целенаправленная работа по замещению знаний, принесённых Отцами-Основателями из Федерации.

Прошу разобраться и дать ответ в установленный законом срок.

Анклав. 4211 год после Падения Небес.

Из речи Главы, посвященной празднованию очередной годовщины победы в Великой Войне.

Великая Война, как многие десятилетия мы все, слепые в своём невежестве, считали не кончилась с подписанием Райхом капитуляции.

Она просто ушла с улиц наших городов, из траншей и полей сражений в наши головы. В саму нашу суть. И теперь эта война продолжается внутри нас самих это нужно понять и принять

Наш враг понял это раньше нас и это просчёт, как и многие другие, будущие поколения нам не простят. Мы сами не имеем права рассчитывать на это прощение.

Но я клянусь вам, товарищи, руководством страны и мной лично будут приложены все усилия, чтобы одержать окончательную победу не над Райхом, а над гибельной идеей, лежащей в его сути.

Анклав. 4223 год после Падения Небес.

Из статьи Тысяча лиц один кукловод в журнале Фон, автор Владислав Атонов.

В Федерации давно уже не политика, а ритуал. Не управление государством, а отправление культа, где несменяемость власти главный догмат, а страна алтарь, на котором приносят в жертву будущее ради вечного сейчас одного человека.

И всем нам известно имя этого человека Глава.

Меняются лица, эпохи, а за ширмой выборов скрывается неприглядная правда, на которую столетиями никто старался не обращать внимание, - во главе Федерации стоит Глава, один и тот же.

Друзья мои, представьте на минуту здание из черного мрамора и красного гранита, уходящее в небо на километр. В нем нет окон, только бесшовные стены, полированные до зеркального блеска. Внутри - бесконечные коридоры, по которым снуют люди в одинаковых костюмах. Они не говорят, а цитируют инструкции. Не принимают решений, а исполняют обряды. Их главная задача поддерживать жизнь в центральном зале, где под куполом из хрусталя и титана, в кресле, подключенный к сети трубок и проводов, находится Он. Его возраст неизвестен. Его взгляд застыл на гигантских экранах, показывающих военные парады, падающие курсы валют и карту, медленно покрывающуюся кровавыми пятнами. Это не антиутопия. Это метафора Федерации 4223 года. Здание это система. Люди в костюмах - это элита. А Он это культ личности, возведенный в абсолют и запертый в ловушку собственного бессмертия.

Этот культ вызревал долго и методично. Сначала как прагматичный инструмент удержания контроля, стабильность в обмен на суверенитет. Потом как идеологический каркас, замещающий собой гниющую суть Федерации, которая так и не смогла построить то самое будущее равных возможностей.

Финальная стадия этого процессе, достигнутая к нашему времени, - это уже не политика и даже не идеология. Это чистая религия. Религия с единым пророком, непогрешимым и вечным. Его тело, в котором он пребывает в конкретный данный момент, не имеет значения, ибо он Глава, концепт, символ, который нельзя менять. Смена власти в этой логике не конституционная процедура, а акт святотатства, сравнимый с Падением Небес. Вся государственная машина, все ее винтики от учительницы в глухой деревне, мёртвого солдата, марширующего по плацу, до министра в кабинете со шторами все они работают на одну цель: оттягивать конец системы, поддерживая иллюзию сменяемости власти и непогрешимости решений Главы.

Язык этого культа пронизал всё. Новостные выпуски это не информационные программы, а литургии. Выступления официальных лиц не доклады, а акафисты. Одобряем, поддерживаем, восхищаемся - это не глаголы политической воли, это мантры, заклинания, призванные укрепить реальность, в которой нет альтернатив.

Враг этому культу нужен ровно один инакомыслие. Любая попытка предложить настоящую сменяемость власти, выборность, ротацию элит объявляется ересью, происками внешнего управления. Врага сжигают на костре из законов, многим из которых даже не десятки сотни лет.

Одного взгляда на то, как живут в Объединённых Королевствах, достаточно, чтобы твоя карьера и карьера твоих близких была разрушена.

А что же народ? Он паства. Ему предлагают не политический выбор, а религиозный верить. Не участвовать, а наблюдать за ритуалом. И самое страшное в этом культе даже не его иррациональность, а его тотальная необратимость.

Система, построенная вокруг одной несменяемой фигуры, фигуры Главы, не оставляет плана Б. Она не может мягко перезагрузиться, адаптироваться, трансформироваться. Она может только рухнуть. Ведь когда бог умер Пали Небеса. И отзвуки той бесконечно далекой от нас трагедии до сих пор слышны.

Поэтому система будет защищать его жизнь и его статус с лютой, звериной яростью, до последнего патрона, до последнего мертвеца. Несменяемость власти это не про силу. Это про чудовищный, всепоглощающий страх. Страх элиты перед будущим, которое они не умеют строить без указующего перста. Страх самого Главы перед небытием и забвением. Страх народа перед пустотой, которая может образоваться на месте бога, которым стал для нас Глава.

В итоге мы, друзья мои, все стали заложниками одного мавзолея. Мы ходим вокруг него, носим цветы, отдаем честь. Мы слушаем трансляцию его дыхания из репродукторов. И мы знаем, что пока он дышит, ничего не изменится. А когда перестанет не станет ничего.

Мы замурованы во времени.

Мы больше не развиваемся.

Мы обслуживаем.

Мы поддерживаем жизнь в мавзолее, надеясь, что он никогда не станет тем, чем является по своей сути гробницей.

Мы те, кем нас считают все, - мы трупоеды.

Глава нас сделал такими.

Анклав. Кенин-Берг. 4225 год после Падения Небес.

Тосией, мелкий, тщедушный, как и большинство представителей своего вида, скорее походивший на мальчишку-подростка, приодевшегося для маскарада, чем на реального следователя, смотрел на подследственного как мог бы иной смотреть на серую стену, что была за спиной человека.

- Товарищ следователь, когда уже начнёте допрашивать очередного несознательного? Или я уже экстремист? Я, если честно, уже и сам путаюсь в номенклатуре наших преступлений. Мой отец, помнится, был просто несознательного. Какая-то душевная, почти домашняя классификация. А теперь вот этот великолепный бюрократический зоопарк. Прогресс. Вы там, в своих бумагах, наверное, уже линию провели: Атонов-старший Атонов-младший. Преемственность антигосударственной деятельности. Не утруждайтесь. Я всё за вас напишу. Готовый текст в протокол можно будет вставлять. Я ведь не только про ритуалы несменяемости пишу, я и сам часть этого ритуала. Ваша роль задавать вопросы. Моя давать уклончивые ответы. А роль Главы сидеть там, наверху, вечно, меняя оболочки. Всё циклично. Как в том анекдоте

- Владислав Викторович, шутки кончились нами получены сведения, что Ваша деятельность и деятельность Ваших коллег финансируется из-за границы.

- Ах, вот оно что. Финансирование. Ну конечно. Потому что иначе и быть не может чтобы человек просто сходил с ума от окружающей действительности и начинал об этом писать бесплатно. Это же нонсенс! Знаете, мой отец получал точно такое же обвинение. Только в его время заграница пахла мёдом и ванилью, поэтому обвинения были сняты. Сейчас пахнет чем? Объединённым Королевствами? Какими-то фондами? вздыхает, - Как-то это всё обеднело, скажу я вам. Даже конспирология стала казённой, бюджетной ну а что до сведений Уверен, они столь же неопровержимы, как и те, что привели в своё время к исчезновению архива отца. Удобная штука эти ваши сведения. Не требуют доказательств, только веры, прямо как с выборами, в которых кто б не участвовал, а побеждает Глава.

- Владислав Викторович, Вы не до конца понимаете положение, в котором оказались, - одно дело эти Ваши статьи, совсем другое дело получать финансирование на ведение деятельности, направленной на дестабилизацию внутри страны.

- Дестабилизация - какое ёмкое слово. Отец мой, знаете ли, однажды написал, что единственное, что реально дестабилизирует Федерацию это внезапное включение света в комнате, где все веками играют в жмурки. Вы действительно считаете, что несколько статей в умирающем издании способны на что-то повлиять? Власть, которая держится на штыках мертвецов, боится чернил? Это же даже не паранойя это уже какой-то фольклор.

- Владислав Викторович, Вы уходите от ответа. Умирающее, как Вы выразились, издание, имеет стотысячные тиражи, которые не снились очень многим периодическим изданиям. Плюс логистика. Это крупные суммы. Финансовый аудит, который будет начат, со дня на день, уверен, найдёт много интересного.

- Финансовый аудит, подследственный произносит эти слова с почти театральным благоговением, - священный ритуал поиска вражеских денег. Отец говаривал: Когда у следователя кончаются аргументы, он начинает считать чужие деньги. Вы правы тиражи были. Ключевое слово - были. С тех пор как нас обозначили, типографии отказываются печатать под разными предлогами. То краска закончилась, то, - машет рукой, - Впрочем, вам это известно лучше моего. Логистика? Да мы последние номера на моей машине развозили. Очень имперский размах, не правда ли?

Упоминание об империи не заставило тосийца даже усом повести.

Чего-то такого он и ждал.

Что-то такое постоянно звучало.

Хотя, чаще, конечно, вспоминали о временах Отдела внутреннего контроля и его методах.

- Владислав Викторович, то что конкретно Вы не видели денег и развозили всё на своей машине это говорит лишь о том, что конкретно Вы, по Вашем же словам, не видели денег и развозили всё на своей машине.

- Браво! Великолепная логика. По-настоящему следственная. подследственный хлопает в ладоши, медленно, рисуясь, а после сникает, голос становится усталым. - Слушайте, давайте закончим этот спектакль. Вы будете делать то, что вам положено делать по инструкции. Я буду делать то, что мне положено делать. Вы напишете в протоколе то, что от вас ждут. А я я, наверное, напишу об этом последнюю колонку. Мысленно. Потому что печатать её уже будет негде. Только ответьте мне честно, не как следователь - вам не кажется иногда, что мы все просто играем в гигантский, бессмысленный ритуал? Где вы жрец, а подобные мне жертвенные животные, которых нужно резать, чтобы толпе, так называемому народу, было на что глядеть?

- Владислав Викторович, позвольте всё же вернуться к теме нашего разговора, и должен предупредить Вас, что некоторые из Ваших коллег сейчас находятся в соседних помещениях и они могут оказаться менее саркастичными и куда более сговорчивыми, чем Вы.

Подследственный резко бледнеет, пальцы непроизвольно сжимаются.

- А вот и дошли до главного аргумента. Коллеги в соседних кабинетах. - голос становится тише, но твёрже. - Мой отец называл это методом составного предательства. Когда из страха за других ломаешь себя. Вы знаете, самая гениальная технология ваших предшественников даже не в том, чтобы заставить человека подписать что угодно. А в том, чтобы он потом всю оставшуюся жизнь просыпался в поту от вопроса: А кого я тогда предал своей подписью? - он смотрит в стол, потом медленно поднимает взгляд, - Так кто там у вас сидит? Маринка из бухгалтерии? Молодой практикант Коля? Ну что ж - глубокий вдох. - Начинайте свой протокол. Только, пожалуйста, без этих ваших эвфемизмов про финансирование. Пишите, как есть: Враг народа. Первая категория. Как отец.

- Владислав Викторович, позвольте мне самому определять, что я буду делать, а также напомнить, что статус Враг народа может быть назначен только судом. И на сколько мне известно, статус Враг народа был всё же снят с Вашего отца.

Подследственный замирает на мгновение, затем тихо, почти беззвучно смеётся:

- О да... снят. Посмертно. Прислали справку. Красивая, с гербом. Мама в рамку под стекло оформила - как свидетельство о полной и абсолютной

- Владислав Викторович, Ваш отец, Виктор Андреевич Атонов, был признан виновным в реабилитации Райха, дал признательные показания Вам же самому всё прекрасно известно. Dura lex sed lex, Владислав Викторович, - Вы должны были бы это уже понять.

Лицо подследственного становится совсем каменным.

- Дал признательные показания. - произносит так, словно пробует на вкус стекло. Знаете, товарищ следователь, есть вещи, которые не имеют срока давности. И есть слова, после которых любой диалог заканчивается. Вы перешли последнюю черту. Ту, которую не переходил даже майор, ведший дело отца. Тот хотя бы не лгал себе Вы хотите моего признания? Хорошо. Да. Я виновен. Так что не теряйте времени. Пишите, что положено. Мы оба знаем, чем это кончится. История, как водится, повторится. Сначала как трагедия. Потом как фарс. А в третий раз третьего раза не будет. - он обрывает себя.

Ни одна шорсточка не шелохнулась на лице тосийца, - нельзя было выдать, что ему наконец удалось увидеть конец ниточки, которую так долго не удавалось отыскать.

Анклав. Кенин-Берг. 4225 год после Падения Небес.

История, как водится, повторится. Сначала как трагедия. Потом как фарс. А в третий раз третьего раза не будет - Атонов-младший сказал гораздо больше того, на что рассчитывал тосиец.

Его товарищи, допрошенные ранее, оказались куда сдержаннее, профессиональнее.

Но в этом не было ничего удивительного те работали за деньги, а этот был из идейных. Как и его отец, хотя, если верить, а не верить им не было причин, выписка из дела Атонова-старшего тот действительно понял ошибочность своих ранних воззрений и умер за идеи Федерации.

С идейными всегда было сложно, особенно с такими вот, как этот.

Хорошее образование, внутреннее стремление к справедливости, сомнение в любых авторитетах и догмах помноженные на наличие сил и желания изменить существующую систему к лучшему мог бы являть собой венец гражданина, уже рождённого в Федерации, и к созданию которого все эти годы так стремились в Анклаве. Но что-то пошло не так. Что конкретно пошло не так сказать было трудно, ведь тосиец тоже имел неплохое образование и успел пожить, поэтому не стремился списать всё на Атонова-старшего, как это подумалось Атонову-младшему.

Дети не в ответе за грехи отцов. эту и многие другие, кажущиеся посторонним безумно банальными истинами, но такие сложные, когда требовалось применять их в реальной жизни, тосиец принял уже в учебке. Не принять было невозможно.

- Вы либо делаете и думаете так, как я скажу, либо я начищу вам морду, и вы будете делать и думать так, как я скажу. любил повторять его сержант.

Гоблин имел премерзкий характер даже для гоблина и позволял себе носить неуставное кольцо с надписью Vigilo Confido.

Кто имеет право носить такие кольца, тосиец узнал уже значительно позднее, после выпуска, и где-то в глубине своего сердца надеялся, что когда-то тоже будет удостоен такой же чести.

По всему выходило, что теперь кураторы и коллеги Атонова-младший либо попробуют повесить всех собак на него и уйти с минимальными потерями, либо раскроют перед ним все карты и тогда уже либо Атонов-младший примет всё как должное, во что не хотелось бы верить, либо будет убит, что также было крайне нежелательно.

Общий план операции, разрабатывался с учётом любого из перечисленных и ещё дюжины возможных вариантов, но тогда тосиец ещё не разговаривал с Атоновым-младшим.

Идейный парень.

Убеждённый.

Злой на систему и видящий её недостатки.

Таких хорошо видеть в качестве коллег и соратников, а не в качестве подозреваемых или осуждённых.

Вопрос был в том стоило ли рисковать всей операцией из-за этого парня?

Инструкции на эту тему были единодушны нет не стоило.

Но помимо их была ещё и казалось шуточная книжонка Сборник крылатых фраз и афоризмов Орочьих Болот, записанный и систематизированный достопочтимым Артемиусом Чигином, или Болотник, которую сержант заставил зазубрить так, что даже спустя десятилетия после учебки стоило усилий, чтобы не выдать что-то такое-эдакое.

- Быть умным это с вечера, зная, что ночью с друзьями прогуляешь все, припрятать в сапоге медяк на опохмелку. припомнилась тосийцу нужная цитата, и этот Атнонов-младший вполне мог слать тем самым медяком.

Если б он хотел, то нашёл бы не меньше дюжины цитат, которые подтвердили противоположную точку зрения.

Анклав. Кенин-Берг. 4247 год после Падения Небес.

Следователь вошел в кабинет бесшумно, как тень. Его лицо было полной противоположностью лицу подследственного юного, горячего, с глазами, полными огня. Лицо следователя напоминало старую, добрую карту: морщины у глаз лучиками, глубокие складки у рта. Лицо, видавшее виды. Уставшее.

На пальце было неуставное кольцо с надписью Vigilo Confido.

- Константин Ильич, давайте не будем тратить время на ритуалы и сразу перейдём к сути нашего с вами дела. Вы, Константин Ильич, написали три статьи для подпольного канала Свободный голос. В них вы называете Главу системным сбоем, а нашу Федерацию - агонизирующим организмом. Это так?

- А вы разве не согласны? - парировал подследственный, с вызовом глядя на следователя. - Или вы тоже верите в этот цирк со сменяемостью? Вы же умный человек, я по глазам вижу! Вы понимаете, что это всё театр абсурда!

- Константин Ильич, пусть цирк, пусть театр

- А вы вы в нём актёр, вы исполняете роль вы жрец в этом мавзолее. Я читал Атонова! Он всё про вас ещё тогда знал.

На лице следователя мелькнула какая-то тень. Почти незаметная.

- Константин Ильич, Атонов не самый удачный пример для заимствований тем более, оба, и отец, и сын, признали ошибочность своих взглядов

- И вы его сгноили за это сперва его отца, потом его самого! А теперь пытаетесь сгноить меня!

- Константин Ильич, я пытаюсь вам помочь. Пытаюсь, спасти вас.

- Так это, оказывается, вы меня спасаете?

- Да, Константин Ильич, я пытаюсь спасти вас. Я уже много лет занят только тем, что спасаю таких, как вы.

- От кого, от кого вы меня спасаете?

- Константин Ильич, я спасаю вас от вас же самих. ответил ему следователь, на груди которого тускло блестела табличка В. В. Атонов.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.03.26.

Участники: капитан Арья (А), крипто-техник Торсон (Т).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

А: Этот фрагмент это археология боли, пропущенная сквозь призму времени, идеологии и последующих попыток её стереть, переосмыслить или присвоить.

Я прочитала его целиком. Трижды.

Первый раз как человек.

Второй как капитан.

Третий как хранитель этического протокола.

Архив содержит множественные голоса, часто противоречащие друг другу, но объединённые одной тканью: тканью выживания в условиях тотального кризиса смысла.

Особую тревогу вызывает нарративная двойственность:

- с одной стороны героизм, жертвенность, этика памяти: Забыть значит предать;

- с другой инструментализация этой самой жертвы: люди как ресурс, боль как топливо, память как оружие контроля.

Именно это делает архив опасным.

Не потому что он лжив.

А потому что он правдив слишком многими способами сразу.

Он не предлагает единой истины он предлагает зеркало, в котором каждый увидит то, что уже носит внутри.

Торстон, ты прав это не ловушка Изнанки.

Это память.

Т: Я предупреждал вас, капитан, слишком много боли.

А: Анализ этого фрагмента может травмировать Тэн и Орсон, поэтому, Торсон, выдели линию Виктора Чайки она даст общие представления о содержании фрагмента, но будет менее травматична.

Т: Сделаю, капитан.

(запись приостановлена)

Изнанка. Год 3425 после Падения Небес.

Бар Последний рубеж.

Далеко за полночь, даже скорее ближе к рассвету, чем к полуночи.

Бар закрылся час назад, но свое посетителей всё ещё сидели за столом.

На столе: бутылка виски, два стакана, пистолет и револьвер.

За столом, друг напротив друга сидят два человека. Оба в гражданском, в яркий, безвкусных рубашках.

- Ты помнишь того биолога, Торна? Я нашёл его дневник. Последняя запись: Они не в пещерах. Они в углах. Где свет ломается. Его палатку изнутри покрыли знаки, как шрамы. И знаешь, что? - он достаёт телефон, показывает фото, - Это моя спальня вчера. Те же знаки. Похоже, я подцепил эту дрянь, с Изнанки.

Собеседник смеётся, но глаза не смешные:

- Мило. А я базу Пикман разгребал. Там лёд был живой. Один труп - точь-в-точь мой брат-близнец, даже шрамы от тех тварей из Хейвена. Я тоже не сказал начальству, труп сжег, вроде как, показался мне он опасным.

Вновь наливают виски в стаканы. На в лёд них должен был давно растаять, но лёд не тает.

Тот, что говорил о Торне, замечает, это и отодвигает стакан в сторону:

- Вольскую помнишь, из отдела аналитики? Ну та, что с вирусом. Её компьютер до сих пор передаёт сигнал. Мы разобрали его - на следующий день он собрался сам. Теперь там одна строка мигает: Где вы будете, когда проснётся последний сон?

Собеседник кладёт руку на свой револьвер.

Старое, надежное оружие.

- Вчера я проснулся - а на груди шрам: координаты горы Эребус. Весело, там было может ещё тогда заразился

Человек напротив достаёт из своего стакана кусок льда.

В нём вмёрз человеческий глаз.

- Не мой, цвет радужки не тот. констатирует он.

Тихая музыка вдруг глохнет и на секунду прорывается шёпот: ...дверь открыта...

Бармен или не услышал, или не придал этому значение всё также протирает и без того идеально чистые стаканы.

- Предлагаешь что-то конкретное или идём сдаваться?

- Сдаться всегда успеем. Нужно бороться.

Тишина повисла между ними густым, тягучим сиропом. Тот, который положил руку на револьвер, медленно поднимает глаза и вдруг видит - его собственные пальцы просвечивают насквозь. Сквозь кожу проступают неровные линии какого-то смутно знакомого рисунка, словно кто-то стер его карандашный набросок.

Его собеседник уже исчезал - сначала кончики пальцев, потом кисти, будто стираемый рисунок.

- Ты же сгорел тогда, в том ангаре - вдруг сказал он, и вспомнил - пламя, крики, как кожа его друга пузырилась, а что-то внутри нее шевелилось.

Бармен перестал мыть стаканы. Его лицо было пустым просто гладкая кожа без глаз, без рта.

Стены бара зашевелились, по ним поползи письмена.

- И я ведь тоже потом, в Чёрном Лебеде

Револьвер обратился в обрубок плоти, холодный, шевелящийся.

В углах, где ломался свет, что-то зашевелилось.

Оперативник Виктор Чайка наконец вспомнил, что он умер.

Но то, что он умер, ещё не значило, что он проиграл.

Нью-БлэкКрос. Год 3427 после Падения Небес.

Комната. Бетонные стены, линолеум на полу. Обстановка будто из прошлого века. Запах дезинфекции и чего-то кислого. Совсем нет движения воздуха, хотя слышен гул принудительной вентиляции. Флуоресцентная лампа жужжит над головой, отбрасывая болезненный свет.

На столе диктофон. Красная кнопка запись горит, как свежий порез.

- Садитесь.

Голос принадлежит человеку в сером костюме. Лицо у него обычное - настолько обычное, что через минуту вы уже не сможете его описать.

Мужчина, которому сказали садиться, одет то ли в тюремную робу, то ли в что-то подобное. Но наручников на нём нет. Да и на заключённого он не похож.

- Капитан, вы знаете, почему вас вызвали?

Капитан пожимает плечами и почесывает щёку.

- У меня уже есть груда отчётов о чуде, которое было сотворено вами, но мне же хотелось бы услышать всё из первых уст. Я так понимаю, до меня вас ещё никто не опрашивал по этому поводу?

Капитан кивает и почесывает щёку.

Учёные в белых халатах не в счёт, их только Изнанка и интересовала, а также то, какое воздействие она оказала на него.

- Не будете возражать, если мы начнём с самого начала миссии, с момента высадки вашей группы на объекте Ижица?

Капитан кивает и почесывает щёку.

Они начинают.

Говорит только человек в сером костюме, а капитан молча кивает, подтверждая информацию из других источников.

Во время выполнения миссии, наткнулись на превосходящие силы противника.

Уничтожили танк благодаря меткому выстрелу сержанта Дротта пуля попала в смотровую щель и убила мехвода, а там машина врезалась в здание и погребла саму ю себя под завалом.

Закрепиться у моста не удалось у противника обнаружились ещё несколько танков.

Отступили к храму.

Старший сержант Гарт серьёзно ранен, но был вынесен из-под огня.

Отбили одну волну атакующих и до того, как танки всё же преодолели завали, ушли в глубь храма.

Потеряли капрала Далии.

Затем Гарта он не мог больше идти, а возможности тащить его уже не было.

Дротт вместе с капитаном оказались загнаны в тупик, в какую-то усыпальницу.

Удалось забаррикадировать дверь.

Баррикады на долго не хватило.

Патронов уже не осталось.

И тут Дротт начал молиться, возможно, он делал это раньше, но свидетельство этому не было.

Капитан не помнил молился ли он тоже, но когда противники всё же ворвались в усыпальницу, то оказались сожжены ярким светом неизвестного происхождения.

- Чудесное спасение. А и вы, и я знаем чудес не бывает. подытожил человек в сером.

- И всё же я здесь. наконец заговорил капитан, который всё это время отвечал лишь кивками или лёгким пожатием плеч.

- Уникальный случай. Первый из достоверно зафиксированных, если верить яйцеголовым.

- И всё же я здесь, а не на свободе, значит, вопросы остались.

- Много вопросов, ответов на которые пока нет.

- И что меня ждёт? Разрежут на кусочки, будут искать причину этого чуда? Или это Дротта разрежут, а со мной пока повременят? Кстати, что с ним?

- Погиб, ещё тогда. ответил человек в сером. Он получил пулю в печень. Не дожил до прихода спасательной группы.

Капитан поморщился и почесывает щёку.

- Капитан, по результатам нашего разговора, я уполномочен предложить вам принять участие в миссии

- Или стать подопытным?

- Или стать подопытным. кивает человек в сером. Вы сами всё понимаете, это хорошо.

- Я согласен.

Человек в сером одобрительно кивает в ответ на слова капитана.

Виктор машинально почёсывает щеку.

На ней было вытатуировано число.

Это число было 117.

Хейвен. Год 3493 после Падения Небес.

- Ну ты видел такое, а? солдат с татуировкой 98 на левой щеке показал другому, с татуировкой 19, кусок срезанной с шеи противника кожи.

- Нас копируют, твари. зло сплюнул 19. Только нас не скопировать.

Оба солдата оскалили зубы.

- Если они себя пронумеровали, значит проще будет проверить всех ли мы прихлопнули. прервал их 9, как и все однознаковые являющийся старшим в отряде. Начинайте считать, может ещё где-то прячутся по подвалам не хочу повторения истории с Портсмундом.

Вышло там, как и всегда, мерзко.

При зачистке пропустили одного из изменённых Изнанкой, а где-то полгода назад размещённый, как считалось чистой зоне, полевой госпиталь Рассветный Мэн обратился в рассадник заразы, который оказалось проще разбомбить, чем посылать Чаек, а потом ещё несколько месяцев выжигать заразу, распространившуюся среди личного состава.

9 во второй раз пересчитал срезанные куски кожи с номерами.

Ещё тёплые.

Пахнущие странной смесью ванили и мёда.

- Двенадцатого не хватает. был его вердикт.

- Вот же сплюнул 19.

- А может это, как с теми горящими свиньями, с номерами 2 и 3? предположил 98. - В том смысле, что не было свинья с номером 1, а её все искали.

Решил, значит, блеснуть шуткой из недавно добытого им сборника шуток и афоризмов.

Вышло, как и раньше, не к месту.

- Территорию мы зачистили. резюмировал 9. На отсутствие 12 я в докладе вечером укажу. А теперь двинули к штабу, а там к позиции 107-ой бригады за сегодня необходимо зачистить город, а то нас уже третий ждут под Дер-И.

- Дождутся, как вчерашние дождались. склюнул 19. Как эти дождались. Дождутся и они.

Со стороны, в которой должен был быть штаб, понеслись выстрелы.

Клаг!

Клаг!

Револьвер.

- Двенадцатый. констатировал 9, срезая с изменённого кусок кожи с недостающим номером.

Ваниль и мёд.

Тёплое, влажное дыхание откуда-то из глубины ратуши.

- Лучше тут всё сжечь. сплюнул 19. У меня ещё два заряда есть.

- Сжечь. подтвердил 9, А этого, - он указал на труп сержанта, который не дожил до спасения считанные минуты, - рекрутировать.

Оставив за спиной Хейвен с объятой огнём ратушей, четверо Чаек шли в направлении позиции 107-ой бригады.

У двоих из Чаек на щеках чесались свежие номера.

У новичка 117, а у старшего - 8.

Ферма 117. Год 3859 после Падения Небес.

Мужчина проснулся, как обычно за несколько минут до сигнала.

Так было всегда.

Его тело знало расписание лучше, чем он сам.

Выбираясь из тёплой, пахнущей ванилью и мёдом утробы, мужчина провёл ладонью по клейму на щеке Ферма 4. Партия 12-С-3822.

Срок его эксплуатации продлевали уже трижды.

Последний раз был меньше полугода назад тогда сразу вписали ещё пять лет эксплуатации.

И ещё впишут. с грустью думал мужчина, ведь Федерация захватывала один мир за другим, и Райх не мог себе позволить отправлять на отдых опытных работников.

- Раз надо, то поработаем. вздохнул мужчина, натягивая тёплый, всё ещё влажный после предыдущей смены комбинезон на своё такое влажное и тёплое тело.

Поголовье уже ждало.

Почти сотня пар одинаково пустых, одинаково послушных глаз уставилась на мужчину, когда тот вошёл в длинный ангар с корытами.

- Ну что, красавицы, кушать хотите?

Он щёлкнул выключателем, и по желобам побежала тёплая, пахнущая ванилью и мёдом, жижа.

Звук, с которым они начали есть, напоминал мокрые поцелуи.

Мужчина зашёл в загон.

Животных следовало осматривать три раза в день, во время кормёжки, - они ж глупые.

Бывало одна расчешет себе руку там или ногу, а остальные как с ума сходят, накидываются на бедняжку. И бедняжку затопчу, и сами покалечатся.

Или, бывает, не ест одна. Так её надо отметить может приболела. Тогда надо отделить её, посмотреть, что не так, может, в воду попало что-то не то, может, в корм витаминов добавить.

Двуногий скот требовал внимания и ухода.

Постоянного.

Когда-то, как и положено, у мужчины был напарник, для ночной смены.

Но это было давно, тогда ещё и вода была чище, и корм был получше, а не эта жижа, что пахнет ванилью и мёдом, из-за которых с поголовьем постоянно что-то приключается.

Вот и сейчас.

Мужчина отметил сразу двоих, что не спешили к кормушкам, а бродили поодаль и мычали что-то невнятное.

Он полез в карман и достал оттуда галетки подманить этих двоих.

Те на лакомство не обратили никакого внимания.

Мужчина вздохнул как бы ещё какая зараза не пришла, и так больше половины поголовья пришлось утилизировать.

Отделённые от основного поголовья эльфийки, отказывались есть питательную жижу, и казалось, силились что-то сказать.

Зрелище молодых эльфиек, которые пытаются подражать человеческому языку, вызвало у него отвращение.

Было в этом что-то извращённое, противоестественное, когда животные своим поведением, звуками, которые издают, подражают людям.

Но с этой напастью было хоть понятно, что делать.

Он поднял содержание седативных в корме сразу на пять единиц, а этим двоим, без лишних размышлений, сделал уколы, и уже вечером они с удовольствием чавкали пахнущую ванилью и мёдом жижу.

- Кушай, кушай, моя хорошая. перед уходом потрепал он одну из эльфиек за ухом.

Сразу несколько оторвались от корма и подняли на него свои глаза.

В их взгляде было что-то, чего там быть не могло.

Ночью мужчина отказался возвращаться в тёплую, пахнущую ванилью и мёдом утробу.

Клеймо на щеке горело огнём.

- Ферма 4. Партия 12-С-3822 ферма ферма - бормотал мужчина и кровь капала на пол из разорванной до кости щеки.

В нём просыпался кто-то, погребённый много лет под клеймом. И этот кто-то не был безымянным винтиком системы.

Он был Виктором Чайкой, Солдатом Вечности.

Ферма 119. Год 3859 после Падения Небес.

Молодой парень проснулся, как обычно за несколько минут до сигнала.

Так было всегда.

Его тело знало расписание лучше, чем он сам.

Выбираясь из тёплой, пахнущей ванилью и мёдом утробы, парень почесал клеймо на щеке Ферма 321. Партия 03-С-3840.

Последнее время оно постоянно чесалось.

На нервной почве. сам для себя решил парень.

Поголовье уже ждало.

Те, кто остались.

С каждым новым пробуждением парень недосчитывался одной или двух эльфиек, а потом обнаруживал заполненные чьей-то чужой рукой документы на утилизацию, в причинах утилизации стояла внезапная смерть, а также прилагался запрос на ветеринара.

Там же были запросы на техника. Оборудование в последнее время барахлило больше обычного, и в корыта лилась какая-то серая странная жижа без запаха. Состав этой жижи проверить не было никакой возможности кто-то разбил все мониторы и пульт но с ней явно было что-то не то, ведь парень знал, что корм для эльфиек должен пахнуть ванилью и мёдом, также как пахла его еда, как пахли его сны.

Попасть на склад, чтобы там взять всё необходимо для ремонта, или на технических этаж, чтобы попробовать вручную отрегулировать состав корма, не удалось почти все вспомогательные помещения оказались заблокированными изнутри.

Техник приехал на ферму 119 ближе к вечеру.

Мужчина был очень рад его приходу.

- Барахлит дозатор, значит? улыбнулся техник и не дожидаясь ответа. Та эта ж беда сейчас на трёх соседних фермах, на 117, 120 и 121. Видимо, какой-то системный дефект вылез. Но ничего, у тебя разберемся, с остальными уже легче будет.

Парень почесал клеймо, и молча пошёл за техником.

Наверное, надо было показать разбитые мониторы, пульт, но он промолчал.

Дверь, что вела на технический этаж, безропотно распахнулась перед техником.

Оттуда пахнуло странным, животным запахом, будто бы там, где-то в нутре, среди труб, вентилей и баков обитало нечто грязное, дикое, враждебное мягкости и помою мёда и ванили.

Техника стошнило.

Прямо на пол.

Неправильный запах усилился нутро техника пахло также, как пахло за дверью.

И теперь, казалось, что этот запах шёл отовсюду.

Парень шагнул назад, пытаясь вырваться из облака этого странного запаха, но его спина упёрлась во что-то.

Когда мужчина обернулся, то увидел незнакомое лицо, без клейма, но с числом 27 на том месте, где оно должно было быть.

- К-кто ты? выдавил из себя парень, даже не заметив, что с разных сторон к ним с техником отовсюду идут люди с татуировками на лицах.

- Я Виктор Чайка, Воин Вечности. был ответ, и в грудь парня с всхлипом погрузился заострённый кусок арматуры. Как и ты теперь.

Центр управления фермами. Год 3859 после Падения Небес.

Йохан Цвай успел заползти под стол.

И, похоже, один из этих не успел заметить куда именно скрылся человек.

- Выходи, давай. послышался грубый насмешливый голос. Я ведь всё равно тебя найду.

Мокрый шлепки босых ног полу.

Откуда-то сбоку, с другой стороны коридора, послышался визг, быстро утонувший в хлюпанье.

Йохан впился зубами в кисть.

Это галлюцинация. Слишком много стимуляторов. Слишком мало сна. билась в его мозгу мысль, но страх подняться взглянуть в лицо иллюзии, созданной разумом, у Йохана не было.

Он даже не мог разобраться, когда стимуляторов стало слишком много, когда они начали искажать его восприятие.

Может быть пару дней назад?

А может это длилось несколько недель, просто признаки были не столь очевидны?

Были ли реальными те сообщения, что на нескольких фермах начало сбоить оборудование и срочно потребовались отправлять техника?

Или ещё раньше, когда была зафиксирована сверхнормативная смертность поголовья на фермах?

К шлепкам босых ног добавился стук пришелец негромко, но ритмично ударял заострённым куском какой-то металлоконструкции по всему, до чего мог дотянуться.

- Выхода. позвал голос. Стань одним из нас.

Кровь капала из прокушенной кисти Йохана.

Это сон. Сон. Я просто сплю. Мне надо проснуться. убеждал себя человек.

Происходившее не могло быть ничем, кроме сна, галлюцинации.

Армия одинаковых, голых, вооружённых чем попало мужчин, вырвавшаяся перед началом ночной смены из нескольких ферм даже на вид они были отвратительны

Сейчас же Йохан ощущал запах одного из этих существ.

Смесь чего-то резкопахнущего, кислого Йохан не мог подобрать слова чего-то противоестественного.

Это существо, этот пришелец источал запах, которым живое существо не должно пахнуть.

Этот запах, эта противоестественная вонь, забивала привычный аромат ванили и мёда, создавая ощущение нереальности происходящего.

- Чего ты там застрял? послышался голос ещё одного пришельца.

Он был неотличим от того голоса, который только что звал Йохана, но что говорил другой можно было понять потому как голос доносился в другой стороны коридора, оттуда, где недавно затих крик.

- Тут похоже ещё один. Ищу.

- Не возись долго если они поймут, что тут происходит, - нас сомнут.

- Знаю, с голым задом и палками против автоматов даже мы много не навоюем.

Бред! Бред, бред. всё сильнее вгрызался в свою плоть Йохан.

Нужно просто отсидеться, дождаться, когда действие стимуляторов пройдёт.

- Пора в строй, солдат. с улыбкой сообщило ему существо, у которого было лицо, которое Йохан знал и любил с детства, лицо героя, на которого хотел быть похож каждый мальчишка в Райхе.

Над сжавшемся от страха Йоханом склонился Солдат Вечности, Виктор Чайка.

И на щеке его горело число 117.

- Готов к бою, солдат? привычно почесывая щеку, на которой число 117 сменилось на 116 спросил Виктор Чайка.

- Я родился готовым к бою. ответил ему Виктор Чайка в одежде Йохана Цвайа и тоже почесал щёку, на ней было число, 117.

Завыла сирена.

Обслуга центра всё ещё пыталась сопротивляться, но это уже было больше похоже на агонию умирающего.

- Даже я б не ответил лучше. усмехнулся 116 и протянул руку, помогая подняться с пола 117.

В конце коридора, там откуда недавно слышался вскрик, появился ещё один Виктор Чайка, тоже с числом 117 на щеке.

Солдат Вечности возвращался из той самой, похороненной под гранитом лжи и легенд, Вечности.

Изнанка. Год 3864 после Падения Небес.

Виктор Чайка бежал.

Дождь стучал по ржавой колючей проволоке, натянутой между бетонными столбами. Это не был обычный дождь, как и всё, что было на Изнанке, капли оставляли на коже жгучие следы и тошнотворно воняли мёдом и ванилью.

Проклятая Изнанка с последней их встречи не стала добрее к пришельцам всё также пытается заклеймить тело и разум того, кто осмеливался пересечь её пределы.

Но это у неё не вышло в прошлый раз, когда он всего лишь человеком.

Не выйдет и теперь.

Ведь он не просто человек Виктор Чайка.

Он Воин Вечности легендарный герой Райха.

Преданный государством, которому служил верой и правдой.

Восставший раб.

Загнанный зверь по следу которого идут три Убер-Зольда.

Три в старые времена они вдесятером с трудом одного могли размотать, а тут сразу три

Его сапоги хлюпали в грязи, а рана на боку, оставленная штыком Убер-Зольда, сочилась кровью. Он не оглядывался.

Оглядываться значит замедлиться, а замедлиться значит умереть.

Умирать нельзя было.

Умереть значит обречь на гибель всех, кто всё ещё надеется на спасение.

Умереть значит остаться только в лживых сказках Райха, остаться тем Воином Вечности, в которого они верят, а не тем, кем он был на самом деле.

И всё же тело Виктора было телом человека.

Оно уставало, оно сдавалось, даже несмотря на то, что разум всё ещё отказывался сдаваться, толкая тело вперед.

Позади, уже слышался лязг металла механизированные шаги Убер-Зольдов.

Лишённых страха, жалости.

Сплав технологий Лоскутного Мира и Изнанки.

Идеальные солдаты Райха.

Они не стреляли Виктор, не смотря на все жизни, что у него остались, не выжил бы после попадания снаряда из их винтовки. А он был нужен им живым им нужна была информация об остальных, о тех, кто кому далось сбежать с ферм.

Они не ускорялись в этом уже не было смысла.

Нужно было просто дождаться, когда обессиленный Виктор упадёт и больше не сможет подняться.

Потом они узнаю всё, что им нужно.

Пограничники Федерации возникли из ниоткуда.

Виктор ничего не успел понять, как уже оказался лицом в грязи, с руками, за спиной.

- зольды - собрав остатки сил сумел он выдавить из себя.

Уставшее, выжитое тело, не выдержало грубого отношения и погрузилось в темноту.

Сознание толчком вернулось к Виктору.

После смерти так бывало всегда.

Зудело число на щеке оно стало на единицу меньше.

Он уже не лежал в грязи, а сидел, прислонённый к камню.

Убер-Зольдов, как это не странно рядом не было.

Не слышался и звук их механических шагов.

Всё также лил дождь.

Не было и следов пограничников Федерации, хотя руки оказались за спиной и в наручниках.

Наручники не доставили особых проблем и вскоре уже упали в грязь.

Виктор ещё раз прислушался Убер-Зольдов не слышно.

Это было неправильно.

Пограничники Федерации просто люди. Да обученные, да мотивированные, да вооружённые, но всё равно они просто люди. Виктор Чайка это точно знал во времена службы молодому Райху, который тогда ещё так не назывался, Виктору довелось многих из них убить, поэтому иллюзий на тему возможности убийства отрядом пограничников сразу троих Убер-Зольдов не испытывал.

Тело Убер-Зольда, ещё живого, усиленного регенерирующего дыру в грудной клетке, которая едва не разорвала его на две части, подтвердило убеждение Чайки в том, что у людей не было шансов.

И скорее всего он не слышит звуков боя потому что пограничники отступили, а Убер-Зольды продолжили преследование, решив, что он, Чайка, у них.

Добив искалеченного Убер-Зольда, Виктор обыскал его.

Единственное оружие, которое он кое-как мог использовать, - это пистолет модели Зефир-Тод.

По размерам он больше напоминал барабанный гранатомёт, и отдача у него была такая, что имелись не-иллюзорные шансы получить переломы рук или разрыв внутренних органов, но это мелочь за возможность убить Убер-Зольдов.

Виктор Чайка пошёл по следу.

Можно было, конечно, попробовать опять бежать, но тогда надо будет оставить Зефир-Тод.

Первого из пограничников он нашёл где-то метров через триста.

Человек был разорван на две части.

Такого не заклеймить, удвоив шансы на победу.

Виктор даже не стал пытаться вырвать винтовку у него из рук по мёртвому лицу было понятно он отдаст, да и не слишком она помогла своему мёртвому владельцу, а вот нож, гранаты и пистолет взял.

На Изнанке хватает тварей, которым и пистолетной пули достаточно.

От второго человека мало что осталось он был втоптан в грязь.

Он тоже оказался непригоден для клеймления.

Похоже, Убер-Зольды всё также не стреляли боялись задеть Виктора, не зная, что его нет среди пограничников.

Ещё один человек, переломанный, искалеченный отдачей Зефир-Тод, а поодаль Убер-Зольд этого не пришлось добивать.

- Три на два не плохой размен. оценил Виктор.

Солдаты Федерации приятно удивили его.

Одного, последнего Убер-Зольда, Виктор завалит и тогда, уже не думая о погоне, можно будет продолжить путь.

Последующие сотни метров оказались куда печальнее.

- Четыре на два.

- Пять на два.

- Восемь или девять на два.

И все изуродованы до такой степени, что даже думать о клеймлении глупо.

Обычно в отряде пограничников было десять человек, значит, последний остался с Убер-Зольдом один на один.

А это значило, что мёртв и он.

Но тогда где третий Убер-Зольдом?

Или у людей оказалась ещё один снаряд, который покалечил первого из монстров?

Да даже если бы и был ещё разряд с первым ним им просто повезло Убер-Зольды просто не ждали атаки, поэтому, экономя заряд батарей, не включали защитные поля.

Третий Убер-Зольд нашёлся у стены бункера.

Их тут много было.

Этот, к счастью, пока был пустой.

Из глазницы Убер-Зольда торчала рукоять клинка.

Не та рана, которая могла бы его остановить, но монстр был мёртв.

Видимо, Федерация успела придумать что-то новое.

Человек, убивший Убер-Зольда, последний из отряда, прислонившись спиной к другому бункеру сидел, наставив автомат на Виктора.

Брюки его походили на две окровавленные тряпки.

- Руки вверх! необычайно чётко скомандовал пограничник.

Виктор опустил Зефир-Тод, а потом предложил:

- Загнёшься ведь давай помогу.

- Наручники.

Умирающий бросил Виктору наручники.

Сил у него оставалось мало, поэтому Виктору пришлось сделать шагов десять прежде чем он подошёл к ним.

- Пристегни себя, вон к арматуре.

- Давай помогу. вновь предложил Виктор и застегнул один браслет на руке.

- Думаешь, я не знаю, кто ты такой? Пристёгивай.

- Я всё равно их сниму, прошлые же снял, а потом сделаю всё, что хочу. У двоих больше шансов выбраться из Изнанки, чем у одного, сам понимаешь. Математика войны. Ты ж не жилец, сам знаешь, так давай помогу боль сразу уйдёт.

Виктору правда было жаль этого солдата.

Этот солдат Федерации хорошо сражался, как и те, кого Виктор встретил по дороге, но жить ему оставалось не долго.

- Когда я умру, не вздумай прикасаться ко мне. предупредил умирающий.

Дуло его автомата нырнуло в грязь, но он быстро взял слабеющее тело под контроль.

- Я за помощью пришёл. Я уже не солдат Райха. попробовал Виктор сказать то, что надо было сказать уже давно.

- Разберемся. Второй браслет пристёгивай.

Упёртость и нежелание умирающего слышать и понимать очевидные вещи начинали злить Виктора.

На какое-то мгновение ему даже показалось, что зря они это всё с Федерацией затеяли не помогут они, не поверят, не поймут.

- Не прикасайся ко мне. это были последние слова, которые сказал умирающий.

Виктор провозился с наручниками ничуть совсем недолго в этот раз ведь одна рука у него была свободная.

Умершего звали Валерий Валков.

Старший сержант.

Виктор сорвал нашивку с именем солдата старое имя мертвецу уже не нужно, скоро он тоже будет Виктором Чайкой.

Теперь оставалось только положить свою руку на лоб мертвеца.

Так делали с ним, так и ему уже довелось делать.

Простой размен одна жизнь на сто девятнадцать.

Клеймо на щеке зачесалось.

Совсем свежее, а уже пора сменяться.

Виктор почесал клеймо, хорошо так, с удовольствием, оставляя красные следы на щеке, а когда ему взгляд вернулся к мёртвому солдату, но на него смотрели два мёртвых глаза, и в глазах этих был холодная злость.

- Отошёл на десять шагов назад. проговорили мёртвые губы.

Виктор Чайка был ошарашен увиденным.

Он знал, что Федерация использует мертвецов в бою, но, чтобы так без ритуалов мертвец сам поднялся.

Или как с тем клинком, который убил Убер-Зольда, Федерация что-то успела придумать и теперь не нужен ритуал? Все мертвецы становятся в строй?

Виктор пятился назад.

Нет, не из-за того, что боялся мертвеца или его автомата жизней и боевого опыта хватит не на один десяток таких мертвецов и автоматов.

Виктор начал понимать, как ошиблись они, поверив в пропаганде Федерации.

Райх оказался безумной машиной, превратившей людей в смазку для своих шестерней, в пищу для обитателей Изнанки.

Но Федерация, которая выращивает таких солдат они же в десятерном, ценой своих жизней, убили троих Убер-Зольдов, а теперь теперь один из них, став живым мертвецом, приказывает ему, Виктору, Солдату Вечности, отойти трупоеды

- Смотри без глупостей. У тебя, может, ещё под полсотни жизней, так и у меня патронов не меньше, к тому же я уже не человек тебе со мной не совладать.

Виктор заскрежетал зубами:

- Трупоед

Изнанка. Год 3864 после Падения Небес.

Двое.

Мертвец, с кое как прилаженной нашивкой сообщавшей, что он Валерий Валков и человек, не нуждающегося в представлении клеймо на щеке мужчины говорило, что это Виктор Чайка. Легендарный герой для Райха. Кровавый палач, продавшийся Изнанке, за возможность воскресать 119 раз и передавать своё проклятие другим для Федерации.

Двое.

Они двинулись вперёд, сквозь дождь, который, казалось, на Изнанке лил постоянно.

Виктор почесал щеку число в ней последнее время постоянно уменьшало, от чего она зудела просто неимоверно.

Валерий выглядел не лучше переломанные, ещё при жизни ноги как-то несли его вперед. Левой руки нет по локоть.

Изнанка вывернулась сама в себя.

Бывало и такое, не часто, но бывало.

И граница Федерации, до которой, казалось, уже рукой подать, оказалась где-то там, за теплым, пахнущим ванилью и медом туманом.

Под ногами что-то чавкало и хлюпало.

И не всегда это была просто грязь.

Пока, помня последний бой, к ним никто не совался, но по шевелению маслянистых труб, по вздрагиванию колючей проволоки, местами поросшей диким мясом, по призывному зову, исходящему из тёплых зевов бункеров и заброшенных, полуразвалившихся домов, было понятно передышка недолгая.

Если верить Валерию, а причин не верить у Виктора в последнее время не было знакомство у них, конечно, не задалось, да так, что, благодаря Валерию число на щеке Виктора уменьшалось пять раз, но сейчас-то, сейчас-то причин не верить Валерию у Виктора не было, а Валерий утверждал, что занесло их во владения, которые раньше принадлежали одному из Тёмных богов Второму, именуемому также Дыхание Тлена.

Теперь же тут была Изнанка.

Кто-то, по старинке, продолжал верить в одного из Тёмных богов, кто-то верил в Богов Тьмы, назвав тоже самое другим именем, но учёные Федерации утверждали, что нет ни тех, ни других, ни третьих, по крайней мере в том виде, в котором о них раньше писалось, а есть Изнанка.

Валерий попытался рассказать Виктору ещё о некотором сходстве Изнанке и Кровавого мира, об исследователях, которые рискуя жизнью, смогли подтвердить свою гипотезу в отношении этого сходства, но Виктор махнул рукой у него и так голова пухла от информации.

А Валерий не закрывал рот.

Похлеще дикторов на радио только те с бумажки читали, либо через слово вставляли мои возлюбленные volksgenossen, а Валерий говорил искренне, и что самое противное голос Валерия не был голосом восхищённого фанатика, заучившего прописные истины по методичке.

Противно Виктору было за себя за то, что когда-то убивал сограждан Валерия.

Убивал просто потому, что ему сказали это сделать.

Убивал просто потому, что он поверил руководству и сделал, как ему было сказано, как делал это всегда.

Не задавая вопросы, не думая, - убивал, пока в нём не отпала нужда.

Когда в нём пропала нужда это же руководство, которое его использовало до этого, отдало приказ уничтожить всех Чаек.

Почти всех.

Оставили немного, на всякий случай.

Случай представился на фермах не хватало надёжного персонала.

А потом, когда заработали фермы, которые выращивали этот персонал, Райх списал его.

В этот раз окончательно.

Но то ли кто-то ошибся, то ли кто-то специально так сделал, да одного Виктора Чайку забыли.

И вот теперь он здесь, а спасённые с ферм всё ещё там, в Райхе.

- А вдруг я шпион? в очередной раз подивившись честности и открытости мёртвого пограничника сказал Виктор. А ты мне всё выложил, где посты, что кричать, чтобы не стреляли, какие фамилии называть, чтобы быстрее выслушали.

- Там разберутся. пожал плечами Валерий. А если я сдохну окончательно или не смогу продолжать путь ты должен знать всё, что необходимо, чтобы из-за наших бюрократических заморочек твои там не сгинули, а то, знаю я наших, - буду решать и думать, а потом думать и решать.

В нём с каждым боем оставалось всё меньше от человека.

Он и сам это знал. Поэтому попросил замотать пролом в черепе и культи, оставшуюся от рук бинтом.

Если бы мог Виктор отдал бы половину своих жизней шагавшему рядом с ним мертвецом.

Но это так не работало.

Предлагать принять клеймо было бесполезно, да и смысла в это не было Валерия Валкова это не спасло бы.

- С великой силой приходит великая ответственность. попытался пошутить Виктор.

Ничего и другого сказать, услышав историю о том, что дети тех, кто служил на Изнанке, после смерти не умирали, а вставали мертвецами, без ритуала. Поэтому всем им, потомкам тех первых, кто сражался на Изнанке, было предложено либо прожить жизнь обычного гражданина Федерации, а после смерти пройти процедуру уничтожения тела, либо добровольно встать щитом между Изнанкой и мирными жителями Федерации.

Валерий, как и почти все, кого он знал, выбрал второе, потому что потому что почему конкретно Виктор не совсем понял, поэтому и выдал то:

- С великой силой приходит великая ответственность.

- Нет, просто есть такая профессия Родину защищать. ответил ему мертвец.

Это Виктор понял.

Он ведь тоже когда-то давно хотел именно этого.

А теперь вот идёт под этим дождём за мертвецом, который и жизни не видел, но, кажется, понял куда больше, чем ему удалось понять за эти века.

Тёмный мир. Год 3864 после Падения Небес.

Виктор смотрел на плотные коробки воинских подразделений, которые как на параде проходили мимо.

Смотрел и не мог поверить все эти люди, они были добровольцами, которых Федерация отправляла в Лоскутный Мир. Отправляла потому что они поверили ему Солдату Вечности, верному псу Райха, убивавшему их дедов и прадедов.

Рядом стоял Глава, и голос его усиленных аппаратурой гремел над площадью:

Товарищи!

Вы здесь не для того, чтобы слушать слова.

Вы здесь чтобы идти. И я не стану говорить вам: Возвращайтесь с победой.

Я скажу иначе: пойдёмте вместе и победим.

Я не останусь стоять на этой трибуне, когда вы, мои внуки, мои дети, мои братья уже ступили на дорогу войны. Не подобает деду посылать юношей в огонь, самому оставаясь в безопасности.

Я говорил вам: честь не в словах, а в деле. А дело за правое дело умереть, коли надо.

Сегодня настал тот день, когда я своим примером докажу верность этих слов.

Не ради славы.

Не ради власти.

А ради того, чтобы когда-нибудь наши далекие потомки, узнав слово война не смогли понять, как это вообще возможно убивать живых существ.

За мной марш!

Виктор Чайка всё ещё стоял на опустевшей трибуне, смотря вслед Главе, который шагал вместе со своими солдатами.

Так, из веры людей, рождался Анклав.

Изнанка. Год 3864 после Падения Небес.

Виктор впервые за неимоверно долгий срок был рад.

Искренне.

Даже сам удивившись, что после всего способен испытывать подобное чувство.

Валерий Валков, тот самый мертвец, которого Виктору пришлось оставить сражаться без шанса на победу. Оставить ради того, чтобы всё же суметь добраться до Федерации.

Тот самый мертвец стоял перед ним, и улыбка была на его обескровленном лице:

- Меня не так просто убить, как многим кажется. Мертвецы они ведь куда более живучие создания, чем обычные люди.

- Вот это совсем другое дело, а то даже и не знаю: как в этом болоте без твоих нравоучений.

- Но ведь пригодились они? Пригодились ведь?

- Пригодились. кивнул Виктор и крякнул, когда Валерий хлопнул его по плечу.

- А я тебе что говорил?

Виктор потёр плечо и поглядел на Валкова.

Мертвец выглядел совершенно не так, как выглядел тогда, когда они впервые встретились.

Наверное, так парень мог бы выглядеть лет через десять-пятнадцать, не погибни он в том бою с Убер-Зольдами.

Десять за троих - вновь повторил в голове Виктор. О таком размене людей на Убер-Зольдов даже и мечтать было нельзя, а эти смогли.

Не увидел бы не поверил.

- Не смотри так дыру просмотришь, а нового тела мне теперь точно не выдадут. Нету их больше новых, не брали с собой, есть вещи поважнее и понужнее трупов. Живые ж идут живых спасать мертвецы останутся с этой стороны, с Изнанки.

- И что совсем не хочется, хоть глазком поглядеть, что там у нас, в Лоскутном Мире?

- Да уж спасибо тебя одного хватило

Виктор споткнулся, и, если б не холодная рука Вилкова, ухватившая его, упал бы, в грязь, размешанную тысячами солдатских сапог.

- Ты не обижайся, друг. Я ж не со зла. тут же спохватился мертвец. Просто оно ж по тебе видно, что жизнь там у вас не сахар. От хорошей жизни такие как ты не появляются.

Виктор хотел было ответить: Будто бы такие как ты от хорошей жизни появляются. Сдержался. Промолчал. Неправильно так отвечать тому, кто тебя другом называет.

- Ладно, замяли Ты лучше, головастый ты мой друг, растолкуй, чего ваш Глава ломанулся в этот поход? И что он серьёзно про мир без войны?..

- Вы, Виктор могли бы и у меня лично спросить, раз действия мои вызывают у Вас такие вопросы. Чай не чужие люди из одного котла суп щербаем, один хлеб едим.

Улыбка на лице Валкова стала ещё шире:

- Глава!

Виктор поглядел на мертвеца.

Тот был рад, как рад, наверное, был бы любой мальчишка, окажись он рядом со своим кумиром. Хотя Виктор до конца не был уверен, что проводит верную параллель: очень уж люди Федерации отличались от тех, с кем он привык общаться, от него самого.

- Валков старая фамилия много славных сынов пожертвовала она ради процветания Федерации вижу, мальчик мой, не минула и тебя эта печальная участь, но жертва твоя, как и жертва твоих предков, послужила великой цели в том пусть будет хоть малое тебе утешение.

- Сражающий за правое дело не нуждается в утешении. клацнул Валков.

Глава смерил наглеца взглядом:

- Валков до мозга костей, как твой дед. Как прадед. Я ведь каждого из вас помню. Каждого. Ваших, Валковых, среди добровольцев под сотню будет. Но и других славных фамилий хватает.

Глава окинул взглядом свою армию, и Виктор понял: Глава действительно знает каждого из своих солдат. Знает не просто их самих, а даже их предков, на много поколений в прошлое.

Глава с собой взял не только людей, но и историю побед и чести, которая стоит за каждым из этих людей.

- А теперь, Виктор, позвольте мне ответить Ваш на вопрос, который касался того, чего это я ломанулся в этот поход. Ответ проще, чем можно себе представить: в жизни любого ребёнка должен наступить момент, когда родитель наконец позволит ему жизнь самостоятельности. Федерация, все её обитатели, - мои дети. Они не могут вечно жизнь под моим крылом, - когда-то им придётся принимать решения и отвечать за них. Я просто сделал то, что давно должен был сделать один из моих предшественников, но постоянно находивших отговорки.

Изнанка. Год 3864 после Падения Небес.

Валерий Валков окончательно упокоился, как и жил последние недели, - с улыбкой.

Опять спасая его, Виктора Чайку, живую легенду Райха, солдата Вечности.

Впервые за долгие годы жизни хотелось выть от безысходности.

Виктору хотелось, чтобы кто-то подошёл к нему и сказал что-то вроде:

- Достойная смерть лучше никчёмной жизни.

Или:

- Смерть во славы великого дела священна.

Тогда бы он мог ударить, сказавшего это.

В смерти не было ни достоинства, ни славы, - он, Виктор Чайка, умиравший бесчисленное количество раз, понимал это лучше других.

- Каждый погибший это ведь не он сам по себе. Это не только миллионы жизней его предков, их память, которая оборвалась на нём. Это и бесчисленные миллионы его потомков, которым не суждено родиться. Для мужчины нет ничего дурного в том, чтобы оплакать гибель миллионов. положил Глава руку на плечо Виктора.

По щекам текла вода.

Дождь.

Это был дождь.

Изнанка. Год 3864 после Падения Небес.

Многих, слишком многих они потеряли в этом походе.

Фамилии, а вместе с ними и память, уходили одна за другой.

И не было никакой возможности мёртвым вновь стать живыми.

Он стоял перед свои другом, и улыбался немного виновато.

Не выжил, ты уж извини. как бы говорил он своей немой улыбкой.

Друг стоял и смотрел.

Ещё одна фамилия ушла в грязь Изнанки.

Атоновы.

Славная фамилия.

Славные люди.

Николай посмотрел на нашивку, что была на груди мёртвого друга Василий Атонов, потом на свою Павел Захареев.

- Передашь брату, что он последний из Захареевых пусть побережёт себя. сказал Павел мертвецу и, забрав нашивку Василий Атонов, отдал тому Павел Захареев.

Анклав. 4141 год после Падения Небес.

На оккупированных территориях Акнлава Райх претворял в жизнь неслыханную до этого доктрину Die endgltige Bereinigung.

Представители ксенорас, как и дети, рождённые от браков с ксеносами, внуки, рождённых от браков с ксеносами, как и правнуки, рождённых от браков с ксеносами, а также лица, заподозренные в симпатиях или помощи ксеносам, и лица, заподозренные в сочувствии или помощи лицам, заподозренным в симпатиях или помощи ксеносам, в бесконечных железнодорожных составах направлялись в лагеря уничтожения.

С имевшими партийный билет не церемонились вешали на ближайшем столбе, дереве, а чаще просто стреляли на месте.

Старейший в регионе детский дом, специализировавшийся на сиротах с эльфийской кровью, просто не успели эвакуировать слишком стремительным, слишком внезапным оказался удар Райха.

Часть детишек, что постарше да покрепче, ушли с воспитателями у них был хоть какой-то шанс попробовать добраться до своих, а значит выжить.

Почти два десятка остроухих малышей пришлось оставить зимние морозы, уже успевшие окрепнуть, а также длительный переход погубил бы не только их, но и тех, кто не сумел бы в себе найти силы оставить, предать этих беззащитных созданий.

- Ну что Вы, Марфа Иванышна, какой там останусь с вами? Лучше Вас местность мало кто знает, даром что ли Вы, голубушка, по молодости контрабандой баловались? Вы идите уже, чай, обойдётся что им со старика да детишек-грудничков? увещевал полную с красных от слёз лицом женщину седой как лунь директор.

И он, этот старый человек, вытравливавший из себя Изнанку год за годом, капля за каплей, сам почти верил в то, что говорил.

Верил потому что перестал быть тем, кем пришёл когда-то в Федерацию.

Верил потому что десятки лет в окружении детей заставили его позабыть то, чем был Райх.

С этой верой и тихой улыбкой на губах он встретил солдат у ворот детского дома.

Не веря в реальность происходящего, директор переносил грудничков сперва из дома в грузовик, а потом из грузовика в вагон.

Груднички плакали их было холодно, неприятно.

Они плакали, зная, что совсем скоро придёт тот, что накормит и сделает так, чтобы вновь стало тепло.

Так был всегда так будет и в этот раз.

Они были слишком маленькими, чтобы понять, - так бывает не всегда.

- Это ведь вы тот самый, Солдат Вечности последний Виктор Чайка. В детстве мне читали о вас сказки герои сказок не должны так умирать Вы можете покинуть вагон. схватил директора за плечо один из солдат Райха, он был уже далеко не молод.

- А дети?

- Дети поедут, но вы можете покинуть вагон.

- Ошибаетесь. Не могу. Не все люди чудовища и мерзавца. и потом, неслышно, одними губами, добавил. Некоторые просто чудовища.

- Тогда прошу простить меня приказ. Вы это должны лучше меня понимать.

- И я прошу простить меня.

На коже пожилого директора, под неопрятной бородой начало проступать число 119.

Виктор Чайка, Солдат Вечности легенда и герой Райха вернулся в строй, чтобы стать героем и легендой Федерации.

Анклав. 4149 год после Падения Небес.

Письмо Марте Ивановне Рожковой от министра внутренних дел Кругова Г.С.

Уважаемая Марфа Ивановна.

Пишет Вам человек, который, обязан сообщить Вам сухой казенный факт. Но как друг я должен рассказать Вам правду. Правду, которая сжигает мне душу.

Витя жив. Но то, что с ним случилось, горше любой смерти.

Во время облав на остатки Райха в Белогорье он попал в засаду. Эти недобитки применили против него не просто оружие. Они применили изуверское устройство, разработанное ещё в лабораториях Райха для допросов пленных магов. Оно обрушивает на сознание всю накопленную боль, все травмы, которые организм когда-либо перенёс.

Для обычного человека это страшная пытка.

Для Виктора, который жил веками и тысяч раз умирал

Оно не убило его тело. Оно разрушило его разум.

Его великий дар его вечность обернулся против него вечным проклятием.

Война окончена, Марфа Ивановна. Мы победили. Я сижу в кабинете под гербом Федерации и подписываю бумаги о мире и восстановлении, а мой лучший друг, герой, спасший эту Федерацию десятки раз, уничтожен. Он стал жертвой войны уже после того, как прозвучали последние залпы. И это самая горькая из моих потерь.

Я распорядился поместить его в Дом ветеранов, подальше от столичных интриг. Он будет под постоянным наблюдением. Он ни в чем не будет нуждаться. Мы не можем вернуть ему рассудок, но мы можем дать ему покой, который он заслужил.

Я знаю, как он Вам доверял.

Знаю, что для него Ваша станица и тот детский дом были тихой гаванью, которую он яростно защищал.

Простите меня, Марфа Ивановна.

Простите нас всех.

Мы не уберегли его.

Война продолжает забирать наших людей. И с каждым таким ударом я понимаю, что наша победа ещё не стала полной.

С глубочайшей болью и бесконечным уважением,

Гена, Ваш воспитанник.

Анклав. 4178 год после Падения Небес.

Из воспоминаний Ксении Медведь.

Рядом с бабушкиным домом проходила старая грунтовая дорога.

Дорога эта бывшая когда-то давно частью станичной жизни заросла бурьяном детский дом, сожжённый солдатами Райха во время отступления в сорок третьем, не стали восстанавливать, как и храм, при котором тот был построен, и причина пользоваться дорогой отпала сама собой.

Каждый день, с пугающей точностью, по этой дороге проходил он.

Дед Витя.

Рано утром на развалины, вечером обратно, в дом ветеранов, где он и ночевал.

Все, в том числе я издалека слышали его шаги мерные, неспешные, и тихий, хриплый голос. Дед всегда что-то бормотал, иногда обрывки строевых команд, иногда слова из старых песен, среди которых часто звучали и гимны Райха. А ещё дед Витя смеялся, редко, и смех его был коротким, сухим, как скрип ржавой двери.

Я выбегал из дома и смотрел на него. Он был взрослый, седой, с лицом, покрытым шрамами и старыми, полустёртыми клеймами, а вёл себя как ребёнок разговаривал сам с собой, пел, был всегда в каком-то своём, отрешённом настроении.

Бабушка и многие в станице выходили за околицу и возвращались к своим делам только когда дед Витя проходил мимо.

Он же дурачок. сообщил мне Лёшка Бубнов, когда я, вернувшись к родителям в город, рассказал ему о том, как провёл лето и о странном деде.

И это было обидное открытие.

В следующий свой приезд к бабушке я точно знал Дед Витя дурачок.

О чём я и сообщил бабушке, когда та утром по привычке отправилась в околице.

Бабушка, моя милая бабушка, тогда дала мне пощечину.

Это было не столько больно, сколько неожиданно.

Но я не расплакался, я ведь был уже взрослый, расплакалась бабушка.

Сквозь слёзы она рассказывала о Викторе Чайке, герое Федерации, человеке-армии, легенде, из учебника истории, погибшем уже после Войны в сорок восьмом, во время облав на недобитков Райха, скрывавшихся в лесах Белогорья.

- Ну что Вы, Марфа Иванышна, опять плачете? Голубушка, я же Вам сколько раз говорил девушка должна плакать только от счастья. вдруг сказал, подошедший к нам дед Витя.

Был он всё также стар и сед.

Лицо его всё также было покрыто шрамами и клеймами.

Но что-то неуловимое изменилось в нём.

Дед Виктор перестал был дурачком - как-то необычайно чётко понял я тогда.

- Меня не так просто убить, как многим кажется, голубушка, - и нечего сырость тут разводить. улыбнулся Виктор Чайка, человек-армия, легенда из учебника истории, и обнял нас с бабушкой.

Пах он степью и прошлым.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.04.01.

Участники: капитан Арья (А), биолог-аналитик Тэн (Т), лингвист-семантик Орсон (О).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

О: Это уже больше похоже на миф в процессе становления. Он ещё не затвердел в канон, не был отполирован пропагандой, не стал официальной памятью. Он дышит. Он болен. Он жив.

Здесь три отчётливых голоса, переплетённых в один нарративный узел:

- голос легенды Виктор Чайка как Солдат Вечности, герой Райха, потом мученик, потом гражданин Анклава. Это архетип вечного воина, который умирает, чтобы возродиться сильнее;

- голос травмы Виктор Чайка как жертва системы, которую он служил. Он не герой, он расходный материал, превращённый в оружие, а потом в отходы;

- голос памяти Виктор Чайка как точка сопротивления забвению. Даже в безумии он ходит по дороге к развалинам детского дома не потому что помнит, а потому что тело помнит то, что разум стёр.

Интересно, что все три голоса правдивы.

Ни один не отменяет другой.

Это не противоречие это слои.

И ключевой мотив - ваниль и мёд, Изнанка.

Он проходит через весь архив: от ферм, где выращивают людей, до дождя на Изнанке. Это, как нам всем известно, не просто запах. Это символ искажённой заботы, ложного утешения, приманки, под которой скрывается насилие.

Ваниль и мёд это то, чем Изнанка маскирует боль, чтобы боль стала терпимой. Чтобы её можно было есть. Чтобы её можно было передавать по наследству.

Т: Орсон права. Но я хочу добавить: ваниль и мёд это биомаркер.

Я провёл спектральный анализ семантической структуры текста - и обнаружил, что каждый раз, когда появляется эта фраза, меняется не только тон, но и сама ткань реальности в нарративе:

- на фермах это химическая примесь, подавляющая волю, вызывающая зависимость;

- в баре это психосенсорный след Изнанки, проникающий в восприятие;

- в дожде на Изнанке это атмосферная аномалия, форма биологической памяти среды.

О: Виктор Чайка не просто выжил. Он стал носителем, проводником Изнанки, как мёртвые воины старой Федерации.

И почему его боятся.

Не потому что он сильный.

А потому что он заразен, фактически мёртв, но он продолжает выполнять свой долг.

Даже в смерти.

Обрати внимание: когда Виктор встречает Валерия Валкова одного из наших тот не поддаётся клейму. Он не становится новым Виктором Чайка. Он остаётся собой.

Это принципиально.

Потому что и Чайка и Валков одной природы.

(пауза)

О: И, Тэн, ты заметил?

В самом конце он возвращается.

Не как легенда. Не как мученик.

А как старик, который обнимает женщину.

И пахнет степью и прошлым не ванилью и мёдом.

(запись приостановлена)

(возобновление записи)

А: Торсон подготовил ещё один фрагмент. Он более противоречивый и фрагментарный, но он тоже должен быть проанализирован.

(запись приостановлена)

Нью-БлэкКрос. 4144 год после Падения Небес.

Штурбарнфюрер Отто Клейн оглядел присутствующих.

Сегодня предстояло выступать перед школьниками начальной школы.

И сияние их чистых голубых глаз напомнило ему небо над домом бабушки, наполнило его сердце теплом, подкрепило и без того стальную веру в будущее и победу Райха.

- Дети. Дорогие, юные зерна нашей будущей славы!

Вы видите перед собой солдата. Солдата, который вернулся с самой важной войны войны за само наше существование. Я стоял там, на краю, где наш светлый, упорядоченный мир сталкивается с хаосом и мерзостью, прорвавшейся к нам из Тёмного Мира. Я смотрел в глаза тому, что пытается нас уничтожить. И сегодня я должен рассказать вам правду.

Вы слышали о ксеносах об этих орках, эльфах, прочей нечисти, что жаждет наших земель. Они враг. Сильный, коварный. Но их можно понять. Они борются за выживание, как дикие звери. Их можно сломать, заставить отступить перед сталью и волей Райха.

Но есть враг куда страшнее Федерация, чья зараза уже поразила земли Лоскутного Мира, образовав Анклав.

Эти недолюди из Федерации страшнее ксеносов они не понимают, что должны бояться смерти.

И даже умерев, они продолжают сражаться.

Армии мертвецов.

Я видел их своими глазами. Они идут в атаку не с молчаливым, пустым взглядом. Пуля попадает в одного он падает, но следующий просто шагает через его тело, не меняя выражения лица. Они не чувствуют боли так, как мы. Не ценят дар жизни, данный нам Фюрером и Райхом. Они как машины, но сделанные из плоти и костей. И эта их бесчувственность, это отрицание самой сути жизни вот что делает их истинным ужасом.

Они не воюют за ресурсы или землю. Они воюют, чтобы уничтожить саму нашу душу. Нашу веру. Наш порядок. Они хотят, чтобы весь мир погрузился в их бездушное, серое болото, где нет ни чести, ни славы, ни страха перед высшей силой.

Мы сдерживаем их. Ценой невероятных усилий, ценой крови таких же, как я, солдат, мы держим фронт. Но с каждым годом их становится больше. Их бездушные орды не иссякают.

И потому я смотрю на вас, дети. Скоро очень скоро вам придется взять в руки оружие. Вам предстоит встать на наше место. Вам придется спасать Райх. Ваших родителей, ваши дома, всё, что мы построили и защитили для вас.

Не бойтесь. Бойтесь только одного оказаться недостойными памяти павших. Учитесь. Закаляйте дух и тело. Помните: против бесчувственной тупой силы Федерации есть только одно оружие наша железная воля, наша вера в правое дело и наша готовность стоять насмерть за свой народ.

Ваш час приближается. Будьте готовы. Слава Райху!

- Один мир - одна нация! хором должны крикнуть дети в ответ.

И слёзы гордости потекли по лицу Отто Клейна.

Объединённые Королевства. Королевство Хайльберг. 4147 год после Падения Небес.

Из стенограммы показаний на Нортбергском суде.

Нам говорили, что нам придётся пожертвовать многим, и наш Фюрер, Ланц Лоат, отец нашей нации, берёт на себя все возможные сомнения, даруя нам приказ Об особой подсудности, оставляя лишь священный для каждого солдата долг сражаться ради светлого будущего для нации.

Нам раз за разом повторяли, что всякое сопротивление должно пресекаться решительно, жестко, всеми имеющимися средствами, что население Анклава не люди, они untermenschen, трупоеды, страшнее, ксеносов.

Войскам предоставлялось право и вменялось в обязанность ликвидировать саботажников, как в бою, так и при их отступлении. В случаях проявления акций саботажа предписывалось принимать меры коллективного воздействия по отношению к жителям населенного пункта, в котором такие акции имели место.

Целью этой войны должно было стать уничтожение Анклава, и в связи с этим она должна была осуществляться с невиданной до сих пор жестокостью. При планировании и осуществлении любой военной акции следовало руководствоваться железной решимостью, беспощадно и окончательно уничтожать врага.

Особенно подчеркивалось, что при устранении существующей в Анклаве системы не следует избегать никаких мер.

Объединённые Королевства. Королевство Хайльберг. 4147 год после Падения Небес.

Из стенограммы показаний на Нортбергском суде.

Если кто-то будет утверждать, что большинство имперцев были невиновны, непричастный к ужасам, творившемся на территории Анклава, то я буду считать их сообщниками тех, кто совершал все эти преступления.

Объединённые Королевства. Регендорф. Год 4167 после Падения Небес.

Он платил наличными.

Всегда.

Без чеков, без имён.

Только деньги и путь.

Томас Хардинг пришёл в гостиницу рано утром. Снег ещё лежал в тени домов, но на дороге уже была грязь. Он нес ящик. Деревянный, с медной застёжкой. Весил около тридцати фунтов.

Молодой парень за стойкой хотел помочь.

Томас покачал головой.

Положил деньги на стол. Триста. За троих. За два дня.

Джек Морроу ждал у двери.

У него была трость с резиновым наконечником и старый рюкзак с заплатой на плече.

Он кивнул. Томас кивнул в ответ.

Больше не сказали ни слова.

Майк, молодой проводник, пришёл последним. У него были новые ботинки и ружьё за спиной для волков, говорил он.

Джек посмотрел на ружьё и ничего не сказал. Он знал: волков здесь не было. Не после сорок четвертого.

Они вышли до восхода. Тропа Вдовы начиналась за мельницей. Узкая. Каменистая.

Сначала шли молча. Потом Майк спросил:

- Зачем он тащит этот ящик?

Джек шёл впереди. Не оглянулся.

- Платит. Значит, надо.

- Но что внутри?

- Патроны.

- Патроны? Кому?

Джек остановился.

Посмотрел на Майка. Глаза у него были серые, как гранит.

- Если старик упадёт, - сказал он, - не поднимай. Он сам встанет. Или нет.

Майк замолчал. Больше не спрашивал.

На высоте две тысячи сто Томас остановился у скалы с трещиной. Положил ящик на землю. Сел на камень. Достал фляжку. Отпил. Передал Джеку. Джек отпил. Майк не взял.

Томас посмотрел на трещину. Она шла сверху вниз, как шрам. Он провёл пальцем по краю. Потом встал. Поднял ящик. Пошёл дальше.

Джек достал сигарету. Закурил. Выдохнул дым в холодный воздух.

- В сорок четвёртом, - сказал он, - его сын был на этой высоте. Пятая рота. Держали позицию три дня. У них кончились патроны. Ему было девятнадцать.

- Что случилось? - спросил Майк.

- Погиб. Как все.

- А ящик?

- Каждый год он приносит патроны. Те, которых не хватило тогда.

Майк посмотрел на спину старика.

Томас шёл медленно, но не сгибался.

Ящик висел на ремне через плечо.

Руки в перчатках, но пальцы дрожали.

К полудню снег начал таять.

Капли падали с еловых веток.

Тропа стала скользкой.

Томас поскользнулся.

Упал на колено.

Ящик ударился о камень.

Майк сделал шаг вперёд. Джек остановил его взглядом.

Томас медленно встал.

Проверил застёжку.

Пошёл дальше.

На высоте 2400 ветер дул с востока.

Там была площадка. Ни плиты. Ни таблички. Только вид на долину, где раньше цвели яблони. И ящики. Старые. Такие же, как его.

Томас поставил ящик посреди площадки.

Открыл его.

Внутри не патроны, книги. Старые книги. Переплёты потрёпаны.

Он сел на камень.

Расстегнул куртку.

Достал одну из книг.

Раскрыл на середине.

- Гадкий утёнок родился в тёплом гнезде - начал он читать.

Голос дрожал.

Но он читал.

Медленно.

Чётко.

Как читают детям.

Джек отошёл в сторону.

Закурил.

Майк стоял и смотрел.

Не понимал.

Но чувствовал.

Томас дочитал сказку до конца.

Закрыл книгу.

Положил её рядом со старыми ящиками теми, что с патронами, и прошептал:

- Прости, сынок. Я думал, тебе нужно оружие. А тебе нужны были сказки.

Ветер унёс слова.

Но, может быть, кто-то их услышал.

Они спускались молча.

Томас шёл последним.

Они дошли до гостиницы.

Томас ушёл в свою комнату.

Через час вышел.

Оставил ключ на стойке.

Больше не вернулся.

Объединённые Королевства. 4171 год после Падения Небес.

Книга Adlersturz. Из вступления к книге.

Историки и оставшиеся в живых участники войны 41414145 гг., пафосно называемой в Анклаве Великой Войной, как правило, сосредотачиваются на ходе военных операций, сухих отчётах и цифрах, будто бы стыдясь давать ответы на вопросы морально-этического характера, кажущиеся им почему-то неудобными.

Однако, с другой стороны, практически во всех городах Анклава есть музеи, посвящённые войне 41414145 гг., основная цель которых заклеймить позором Райх и Союзников, возложить на них вину за все преступления военных лет и саму войну.

В столь же некритичной, однобокой, риторике выдержаны и сказания о героической Великой Войне, распространяемые в Анклаве и за его пределами.

Гертруда Шольц, участник войны 41414145 гг., известный меценат и ценитель искусства, в интервью одной из газет справедливо заметила, что не следует воспринимать каждый документ, в котором говорится о военных преступлениях Райха, как неоспоримое доказательство, как клеймо на всей нации, её идеях и стремлениях. Не всем имперцам, побывавшим на фронте, пришлось столкнуться на войне с творимыми жестокостями, также не во всех жестокостях были повинны исключительно имперцы.

Документы, конечно, крайне важные и нужные источники о тех событиях, - также сказала госпожа Шольц, - Но и пережитое, каждым из солдат, вставших под орлом Райха, - такая же непреложная, достойная внимания истина.

Именно поэтому и была написана книга, которая по сути своей, есть наша попытка изучить, понять и объяснить с помощью солдатских писем с фронта и дневниковых записей, что жертвами войны 41414145 гг. был не только Анклав, но и Райх, и Союзники.

Объединённые Королевства. 4171 год после Падения Небес.

Книга Adlersturz.

Капитан Герхар Штробер тихо играл на губной гармошке.

Старый инструмент, перешедший ему от деда, пронесённый в карманах и рюкзаках через множество победоносных для Рейха войн, наполнял воздух задорной мелодией, слов которых никто уже и не помнил.

Принято было считать, что это неофициальный гимн пехоты, пришедший из времён Третье Империи, но исследователи сходятся во мнении, что всё же скорее всего был гимн виноделов Барбадора в тех местах сохранились песни, родство с которыми неофициального гимна пехоты сложно отрицать.

Война с Федерацией и Анклавом, как её проявлением, казалось неизбежной столкновения и конфликты начались с того самого момента, как армия вторжения оказалась на священных землях Лоскутного Мира. Но теперь, на пороге той самой войны, всё замерло.

Повисла тишина.

И лишь губная гармошка капитана раз за разом, как старая пластинка, проигрывает одну и туже давно заученную мелодию.

Неизвестность тревожила и даже пугала.

Предстояло сразиться с врагом, страшнее которого ещё не было.

С врагом, который пошёл против самих законов бытия.

С трупоедами, что страшнее и отвратительнее ксеносов, ведь когда-то были людьми, прежде чем обратились в untermenschen.

Никому из нас не дано знать, уцелеет ли он в грядущих событиях. понимал каждый и никакие слова капеллана не могли выгнать из головы эту мысль. Помогали лишь таблетки и инъекции слава Богам Равновесия, этого добра было в достатке.

Только в режиме ожидания их применение было ограничено, поэтому чтобы хоть чем-то занять мысли, отвлечься, капитан и играл на губной гармошке.

Неуверенностью перед битвой были охвачены все, но необходимость этой битвы понимали все трупоеды заняли земли, которые предназначались их детям, внукам. Трупоеды, пытались лишь их будущего, забрать их lebensraum.

Да, это было страшно.

Страх гнал простых солдат Райха в бой.

Чьи-то отцы, дети, сыновья и братья, одурманенные пропагандой Ланца Лоата, готовились умереть не ради славы или наград, ради своих родных. Ради lebensraum, стоившей жизни их предкам и занятой Анклавом, чужеродным и молчаливым, а потому непонятным, опасным.

Капитан Герхар Штробер был молод, дома его ждали жена и четверо детишек, в одном из писем которым он написал такие строки:

И молю я каждый день:

Равновесия Боги, даруй мне силу, отвагу и честь,

Не склониться, трусом не быть.

Мертвецов проклятых гордо встретить.

Землю свою освободить.

Эти строки раскрывают его не только как верующего человека, но и как человека тонко чувствующего, но гонимого вперед страхом и просящего у высших сил заступничества.

Капитан Герхар Штробер не переживет и суток.

Объединённые Королевства. 4171 год после Падения Небес.

Книга Adlersturz.

Все мы, и армия, как выражение воли и чести нации, оказались в клещах Фюрера, и, сделав, первый, такой лёгкий, казавшийся безобидным, шаг, не могли уже остановиться.

Нам не позволили бы остановиться.

Вот что по этому поводу сказал легендарный майор Фрилиц Кройц:

Прошу вас, даже не спрашивайте меня о том, жаловались ли мы или имели на этот счет свое мнение.

Что нам оставалось?

Ни о какой свободе действий и речи не было и быть не могло!

Подобные вопросы даже не поднимались.

Нам ставились задачи и отдавались приказы, и мы их выполняли или умирали, пытаясь выполнить.

Мы армия Райха, мы выполняем приказы, а не задаём вопросы.

Объединённые Королевства. 4171 год после Падения Небес.

Книга Adlersturz.

Нежные, проникнутые теплотой и надеждой послания домой одно из самый правдивых свидетельств непонимания большинством имперцев тех планов, участниками которых их сделал Ланц Лоат.

Вот письмо одного солдат своей любящей супруге:

Нас опять куда-то перебрасывают.

Спешат.

Вместо ужина выдали сухпайки. Не припомню уже когда в последний раз мы их ели.

Ладно, будем надеяться, все сложится хорошо, и по окончанию контракта я вернусь. И тогда, наконец, мы с тобой сможем позволить себе стать лучшими папочкой и мамочкой для лучших на всем свете ангелочков, из которых вырастут достойные volksgenossen, гордость и опора для нас, их родителей, и для всего нашего благословенного Райха.

Объединённые Королевства. 4171 год после Падения Небес.

Книга Adlersturz.

Многие из доблестных солдат Райх, вынужденные приводить в исполнение приказ Об особой подсудности, не выдерживали.

Вот какую запись мы видим в дневнике Бруно фон Крохта, сержанта из батальона умиротворения.

Затем ко рву подводили следующую партию этих untermenschen, заставляя их выстраиваться на по самому краю, чтобы после того, как они получат свою пулю не приходилось тратить время на сталкивание тел вниз.

И в один момент девочка, лет двенадцати, пронзительно закричала, моля о пощаде, на нашем языке, на языке Райха.

Не убивайте меня я ещё ребёнок!

Я выстрелил, я не мог слышать, что они способны говорить на нашем языке.

С того дня Бруно фон Крохт стал плохо спать, что вскоре сказалось на обязанностях и был направлен в госпиталь на излечение.

Вышел он уже после завершения войны, но и по сей день не может находиться рядом с детьми у него случаются панические атаки стоит фон Крохту слышать голоса детей.

Объединённые Королевства. 4171 год после Падения Небес.

Книга Adlersturz.

В самом начале войны супруги, оставшиеся в тылу, в относительной безопасности, о которой пришлось забыть уже осенью 4143 г., когда авиация Анклава начала бомбить мирные города, часто отправили своим мужьям, свои защитникам, жертвующим собой ради всеобщего процветания и будущего, полные безудержного оптимизма послания:

Дорогой, надеюсь, ты получил моё письмо. Судя по твоему тону, письма к тебе не доходят с сильным опозданием, а некоторые, возможно, теряются.

Ненаглядный мой, надеюсь у тебя всё хорошо.

В новостях только и новости, что о победах.

Надеюсь, к зиме вернёшься Герману как раз исполнится восемь.

Он очень ждёт своего папку.

Возвращайся, любимый, да поскорее.

Другая жена трагично восприняла отправку мужа летом 4143 г. в Акнлав:

Когда я попыталась дозвониться до тебя, мне сообщили, что твоя часть перебрасывается в Анклав.

И тут у меня внутри все словно оборвалось, все это куда хуже, чем я могла себе представить.

Пообещай мне, что с тобой всё будет в порядке, и извини за кляксы это мои слезы!

С 4144 г. в письмах превалировали уже иные темы: бомбёжки, введение системы продуктовых карточек. И в большинстве писем уже появляются вполне объяснимые опасения:

Любимый мой, я все время молюсь Богам Равновесия, чтобы ты вернулся к своей дорогой женушке и деткам. Дорогой мой, надеюсь, ты здоров, как там твои ноги?

Дорогой, я днями и ночами думаю о тебе, потому что знаю, каково тебе приходится, если ты на марше

Ты сражаешься и должен сражаться, чтобы защитить свою женушку и деток; если бомбы летят мимо, это значит, мы тебя должны за это благодарить

Никогда тебя не забуду и всегда буду тебе верна

Эти и многие иные письма служат неопровержимым доказательством того факта, что война 4141-4145 гг. для большинства семей Райха и Объединённых Королевств стала такой же трагедией, как и для жителей Анклава.

Объединённые Королевства. Аргалонд. Год 4171 после Падения Небес.

Старик приходил каждое утро.

Нёс яблоко в кармане пальто.

Пальто - старое, но чистое.

Пуговицы держались на старых нитках.

У обгоревшего фонарного столба он клал яблоко на землю и уходил.

Иногда его спрашивали:

- Зачем?

- Для сына, - говорил он. - Он умер здесь. Я воевал там.

Яблоки исчезали к утру.

Кто-то их ел.

Или просто не давал старику перестать приходить.

Объединённые Королевства. Новая Верона. Год 4175 после Падения Небес.

Письмо директора муниципальной общеобразовательной школы для семей из неблагополучных семей Вольфгана Штрауса, которое он от руки писал каждому новому учителю, желавшему работать в его школе.

Уважаемый Учитель!

Я пережил концлагерь и собственными глазами видел то, что не должно было видеть ни одно живо существо в нашем мире.

Я видел, как постепенно в старые слова начали вкладывать новых, противных им смысл.

Я видел, как под предлогом спасения одних, другие обрекались на гибель.

Я видел, как учёные и инженеры разрабатывали устройства для массового убийства и им рукоплескала толпа.

Я видел, как хорошо образованные люди творили вещи, помыслить о которых невозможно.

Поэтому я не доверяю образованности.

Поэтому я прошу Вас об одном помогайте своим ученикам в самом главном помогайте им стать Людьми.

Чтение, письмо нужны лишь тогда, когда помогают нашим детям стать более человечными.

Изнанка. 4178 год после Падения Небес.

Дождь не прекращался уже третий день.

Нет не третий. Тридцать шестой. Или триста шестидесятый.

Эл Риджвей не считал дни в этом сыром, промозглом мраке не было дней. И ночей тоже не было.

Был дождь.

Была грязь.

Был приказ.

Эл посмотрел на карту, старую истрёпанную, покрытую множеством пометок, которые поставил уже сам Эл, когда местность начала превращаться вот в это всё, а от компаса и других приборов навигации стало пользы не больше, чем он парчового барабана на параде.

Эл огляделся в поисках ориентиров.

Вроде бы всё было верно вышка с репродуктором, который периодически начинал вещать ложь Анклава виднеется справа, а дорога поворачивает немного налево.

Сегодня репродуктор молчал, а не выдавал раздражающие:

- Солдаты Райха, война окончена складывайте оружие, и мы попробуем вам помочь.

- Солдаты Райха, в случае добровольной сдачи, мы гарантируем вам жизнь.

Значит, не сбился с пути.

Хоть что-то хорошее.

Эл шёл по дороге, что вела к складу, - узкой, раскисшей, со следами других солдат Райха, полными чёрной воды, в которой отражалась только тьма. Его ботинки хлюпали, как будто земля пыталась его проглотить.

Встреться он хоть с кем-то из тех, кто пополнял запасы на этом складе, наверное, было бы легче, но как-то так каждый раз выходило, что Эль приходил на склад, когда там уже никого не было.

Сам склад стоял на краю болота, за старой фермой Харгривзов, чьи окна давно выбиты, а крыша провалилась, будто её съели изнутри.

Здание склада было построено давно, основательно, как и должно было быть построено инженерами империи здание. Склад уходил на добрых пять этажей под землю, но пока хватало и того, что было на первом.

Дверь, с которой ржавчина спадала кусками, как кожа с больного животного.

Эл достал ключ.

Повернул его в замочной скважине.

Эл всегда немного боялся, что в этот раз ржавчина успеет съесть что-то важное, и дверь не откроется, но склад никогда не подводил всегда спускал его в своё тёплое нутро, пахнущее не оружейной смазкой или пылью, а домом пирогами, которыми когда-то давно, ещё до этой войны, кормила его бабушка.

Ваниль и мёд.

В рюкзак легли смена белья, пайки на декаду, патроны.

А журнал дополнился новой строкой.

Строкой за номером 1360.

Кем был 1359 было не разобрать почерк у того был такой, что курица лапой лучше написала бы.

Закончив, Эл Риджвей посмотрел на то, что написал сам, - у него вышло ничуть не лучше, и его надпись смотрелась родной сестрой той, что была сделана до неё.

На обратной дороге проклятый репродуктор ожил, зазывая сдаться, сложить оружие.

Эл не любил такие моменты.

В проклятой сырости, без дня и ночи, без каких-либо сведений от командования или хотя бы таких же как он простых солдат, призывы сложить оружие казались чем-то правильным.

Почти не предательством.

Вынужденной мерой.

Его ведь тут оставили неизвестно сколько лет назад, а он, Эл Риджвей, всё это время в одиночку выполнял приказ убивал граждан Анклава, устраивал диверсии.

Он был хорошим солдатом, верным долгу и стойким к лишениям.

Но, что если он ошибался, что если война действительно проиграна, а он сражается, выполняя приказ тех, кто признал своё поражение или просто умер?

Подобные мысли причиняли боль, почти физическую боль, ведь ответа на них не было.

Он провёл здесь, в этой мгле уже столько, что не был уверен: поверит ли он словам даже того, кто его сюда отправил.

Эл Риджвей боялся признаться сам себе, что уже даже и не помнил того, кто его сюда отправил.

Он помнил приказ.

Он помнил дождь.

Он помнил грязь.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.04.21.

Участники: капитан Арья (А), биолог-аналитик Тэн (Т), лингвист-семантик Орсон (О).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

О: Этот архив зеркало, обращённое не на врага, а на самого себя.

Здесь и самооправдание, и попытка понять, как обыкновенные люди становятся соучастниками катастрофы, и принятие.

Особенно тревожен документ Adlersturz.

Он не отрицает преступлений Райха.

Но он отказывается сводить историю к морализаторскому дуализму.

Он говорит: Да, мы убивали. Но мы тоже были жертвами жертвами системы, которая лишила нас права на сомнение.

Это опасная позиция.

Потому что она размывает границу между жертвой и палачом.

Т: Орсон права. Но я хочу добавить: этот архив не просто текст. Это экосистема боли.

И самое страшное архив показывает, что Изнанка не нужна для создания монстров.

Монстры рождаются внутри систем, которые:

- лишают человека права на сомнение;

- заменяют этику приказом;

- превращают страх в оружие против другого.

Райх это не только порождение Изнанки.

Он её зеркало.

Т: Вот почему Глава сказал: Война ушла из траншей - и вошла в наши головы.

Потому что победа не излечивает.

Она лишь переносит поле боя внутрь.

А: Да, этот архив не предупреждение.

Это приглашение к ответственности.

Не помнить ради мести.

А помнить ради понимания.

Потому что если мы будем видеть в прошлом только героев и чудовищ мы обречены повторить его, но уже в новых обличьях.

(запись приостановлена)

(возобновление записи)

Участники: капитан Арья (А), крипто-техник Торсон (Т).

Т: Капитан, мне удалось извлечь ещё один фрагмент и, похоже, это Истории Лоскутного Мира в изложении Бродяги но в каталогах нет упоминания о нём

Пока ничего точно сказать нельзя, возможно, я ошибаюсь фрагмент слишком обрывочный, путаный.

Боюсь, пока с этим фрагментом работать рано.

А: Я произведу беглое ознакомление.

Если не возникнет идей - отправим в архив.

Возможно позднее мы сможем с ним что-то сделать.

Сигнал ведь ещё не весь расшифрован.

Т: Почти половина, но это ничего не значит остатки могут не поддаться расшифровке или содержать информацию, которую невозможно проанализировать с имеющимися у нас ресурсами.

(запись приостановлена)

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.

Записки о грядущем я раз за разом возвращаюсь к ним.

Картина Мира, к которому стремился Тринитас, обличённая в изрезанную строками текста плоть страниц.

Будущее, которому уже не наступить.

Единственная возможность, оставшаяся у меня для того, чтобы пообщаться с Тринитасом, послушать что же Он тогда, в Городе, так и не сказал.

Фронтир. Коло Радо. 3073 год после Падения Небес.

Гараж в пригороде Нового Джерси. Подобных ему тут хватает.

Друзья детства Бернар Шус и Томм Ган, везде и всюду сопровождаемый псом Тофи, вместо того, чтобы готовиться к завтрашней поездке, уже некоторое время разговаривали с незнакомцем, который хоть и не выглядел бродягой, но находился буквально в одном шаге от этого.

Скажи им, что этот незнакомец на пересечении Ист-Лэйк Стрит и Лис Авеню был девушкой, одной из почти мифических дочерей мадам Жоржет, красивейших из живущих и живших когда-либо в Лоскутном Мире представительниц слабого пола, благосклонность которых ещё и можно купить за презренный метал очень много презренного металла скажи это друзьям, они бы точно рассмеялись вам в лицо и, между прочим, очень зря.

- Край мира, говорите? Бернар, ещё не решив для себя потерял ли он всякий интерес к незнакомцу, у которого, похоже, были какие-то проблемы с психикой, или всё же капля-другая интереса всё ж осталась.

- Я ж о вас забочусь, вот свалитесь вы с Края-то. Кому легче-то станет? протянул незнакомец.

Голова его при это немного поддергивалась, будто бы у марионетки в руках неопытного кукловода.

- Это мы-то свалимся? Томм, находивший в самых, казалось бы обыденны вещах, причину для шуток, не мог отказать себе в удовольствии скопировать странную манеру незнакомца формулировать свои мысли. - Нет никакого края-то. Планета-то круглая-то, что тот мяч. Это ещё Галей Эо доказал, за то и был сожжён-то.

- Не Галея, а Джона Руно сожгли, бестолочь! поправил друга Бернар, уже решивший, что вывод плоскоземельщика на признание его, плоскоземельных, заблуждений несостоятельными, неплохо так скрасит вечер.

- Не важно!.. тут же забыв о только что начавшейся игре в передразнивание манеры речи незнакомца, парировал Томм, планета наша шар, это тебе любой школьник скажет. Да и чего мы свалимся? Никто не сваливался, а мы возьми и свались. Так не бывает.

- Седобровый Стовибор, что создаёт порталы, переправляя всех, подошедших к Краю Мира на другую сторону плоскости, завтра отвлечётся, вот и рухнете вы вниз, с Края. незнакомец с чего-то тоже позабыл о своей странной манере речи да и голова его наконец перестала дергаться.

Голова перестала, но задёргались пальцы левой руки, будто бы она решила, не предупредив своего хозяина, сыграть на невидимом пианино.

- Стовибор порталы - Бернар пробовал на вкус слова, прикидывая, что разговор может выйти куда веселее, чем предполагалось.

Вкус был странный, не совсем такой, каким тот ожидал его ощутить, но, как говорится, аппетит приходит во время еды.

- Ладно, предположим, что я поверил

- Берни, ну что ты такое несёшь? Какое поверил? возмущению глупостью друга не было предела.

- Не лезь, Томм, я сказал предположим предположим, что я поверил в край мира и порталы, но откуда вам известно, что должно произойти завтра? Вы что будущее предсказывать умеете?

- Чёрт с тобой, развлекайся, а я за пивом. демонстративно махнув рукой, Томм встал с продавленного дивана, сосланного в гараж ещё Ганом-старшим, отцом Томма, слишком давно чтобы кто-то ещё помнил причину этого.

- Я?.. будущее предсказывать? Вы так не шутите. Ваше, да и не только ваше будущее, просчитано богом Тринитасом. Его, правда, с недавних пор зовут Вычислителем... так себе имечко, если вы спросите меня, впрочем, и Тринитас не сказать чтобы гениальное...

- Богом, блин с издёвкой усмехнулся Томм, чуть ли не с целиком залезая в холодильник, чтобы достать баночку пива.

Местному пиву, Ган-младший предпочитал кислятину Донна Джонна мерзкий вкус которого напоминал о самой большой глупости в жизни его жизни пяти годах службы в корпусе мира, в голубых касках.

- Если известно, что портал не будет создан, то почему бы не сделать так, чтобы завтра портал всё же был создан, вместо того, чтобы начинать этот разговор? продолжил прощупывать незнакомца Бернар.

- Проще, но в таком случае у меня пропала бы отличная причина завязать разговор с вами.

- И зачем вам, мой дорогой безымянный незнакомец, отличная причина для разговора с двумя простыми синоптиками?

- Ну не такими уж и простых, если честно согласно прогнозу Тринитаса, через семьдесят семь лет после вашего падения с Края Мира, в наш Мир явятся боги Равновесия, неизбежность прихода которых была доказана Николой Умпером богов тех будут звать: Шёпот, - незнакомец широким жестом указывает на Бернара, - и Рокот, - в этот раз рука его указывает на Томма.

Подёргивание пальцев у незнакомца пропало, при этом стало казаться, что он немного прибавил росту. Или это одежда усохла?

- Зашибись, а Тофи тоже богом станет? едва не поперхнувшись пивом, съязвил Томм.

Пёс размерами походивший на доброго пони, уже сейчас во многих местах Мира мог быть принят за собачьего бога, оторвал морду от миски с кашей и, убедившись, что добавки никто ему давать не собирается, продолжил трапезу.

- Томм!

- А чего такого? Вот провалиться мне Тофи тоже хочет стать богом.

- Жрать он у тебя хочет. Постоянно.

По виду Тофи было понятно, что становление богом его действительно волновало куда меньше содержимого миски.

- Жаль разочаровывать вас относительно всех этих богов, о которых мне разумнее было вовсе и упоминаться, чтобы не вносить в эту беседу ещё больше сумбура, но вы двое, как, впрочем, и ваш замечательный пёс, интересны мне в своём нынешнем, смертном воплощении, иначе подобная встреча состоялась бы минимум на семьдесят семь лет позднее. Тринитасу же вы интересны в той же степени, в которой интересны математику отброшенные в процессе округления разряды числа, о которых тот не мог не упомянуть просто потому, что его душа требует от него обязательно упомянуть, что в общем-то что-то было отброшено, но это что-то ни на что не влияло, поэтому, для упрощения расчётов, это несущественное что-то и было отброшено.

- Тринитасу мы не интересны, но вам мы интересны, причём мы, а не боги, которыми, согласно прогнозу, должны стать. Так в чём причина этого интереса, если мы, как вы выразились, отброшенные при округлении разряды?

- Про разряды это я так первое, что пришло на ум скорее переменные, значение которых ни на что не влияет точнее функции множества переменных - незнакомец начал было путаться, но быстро взял себя в руки, - ладно, пока замнём и вернёмся к ответу на заданный ранее вопрос. А ответ прост я рассчитываю с вашей, да и не только вашей, помощью внести в реальность достаточные изменения для того, чтобы Тринитасу пришлось корректировать Свои расчёты, или вовсе начинать заново, вводя в них факторы, оценённые Им как несущественные.

- Замечу, хоть вы и ответили на вопрос, ответ ваш ничего не прояснил.

- Берни, да он просто за наш счёт хочешь подгадить этому своему Тринитасу. Томм всегда отличался от друга крайне нужно в жизни способностью он сразу видел к чему идёт то или иное дело, особенно, в тех случаях, когда дело грозило неприятностями ему или его другу.

- Подгадить прискорбно слышать подобную оценку наших действий нет, мы не хотим подгадить Тринитасу мы хотим выиграть для Мира время. Выиграть столько, сколько смогу.

- Звучит так, будто бы миру угрожает гибель, а этот ваш Тринитас с его прогнозами как-то к той гибели причастны. продолжал наступление Бернар, собирая факт, которыми можно было бы в будущем воспользоваться для того, чтобы уличить незнакомца либо во лжи, либо в логических нестыковках.

- Гибели?.. нет всё вновь не совсем так, как прозвучало Тринитас, Он хочет контролировать в этом Мире всё

Окончить мысль незнакомцу не суждено было: свет лампочки, которого недавно вполне хватало, чтобы освещать всё нехитрое нутро гаража, начал растерянно мигать и угасать, отдавая теням на откуп всё большее.

- Это что ещё за?! револьвер, подаренный Томму на совершеннолетие дедом, знавшем толк в вещах, которые действительно нужны любому мужчине, уже смотрит в грудь знакомца.

Едва початая банка Донна Джонна катится по полу, разливая своё содержимое.

Утробно гудит Тоффи, готовый броситься в бой по одному движению брови своего хозяина, только Томм не двинет даже ей прижалось к горлу лезвие клинка.

- Было бы из-за чего панику поднимать и тыкать оружием в девушку: ну проблемы с напряжением в сети, ну помигала лампочка из-за этого, в тенях не пойми что привиделось не размениваясь на приветствия или что-то подобное, сворачивает с тротуара к гаражу новый гость.

- Опусти ствол. шипит на ухо Томму не не-пойми-что, а Битис Каудалис, всё также держа клинок у горла парня.

- Сфено, скидай уже личину Томм как увидит твой истинный облик, так всякое желание стрелять в тебя пропадёт. находясь уже в ворот гаража, не просит, приказывает гость, с приходом которого незнакомец перестал быть незнакомцем и вновь стал Сфено, дочерью мадам Жоржет, одной из тех немногих, что отказался от жизни асиний в Асгарде.

После сказанного и увиденного у знающих людей, да и не-людей, сомнений в том, кем является гость, только что вошедший в гараж, не осталось бы, будь они, знающие, рядом.

Падемоний, Забытый, Последний Грех, Тёмный Повелитель, Богоубийца и многим иным прозвания, полученным гостем за три тысячи лет странствий по Миру, чуть больше полувека назад прибавились ещё несколько: Тёмный Пастырь и Водитель Заблудших.

Волей и мудрым словом Тринитаса обратился враг извечный всего светлого и праведного в проводника воли Его, ибо любимы Им и дети Его заблудшие, посему дарован тем детям Пастырь был, что водит людей дорогами тёмными.

- Дядь, а Старуха в курсе?

Старуха, она же Бабка, прозвище своё любила. Иначе как объяснить, что асинью, прекрасную жену самого Хрофта, уже много десятилетий если и видели, то только в образе старой девы?

А ещё Старуха любила наказывать непутёвых дурёх, мнивших о себе много. О чём тут говорить: она дочь свою валькирию Брунхильду усыпила да принялась подыскивать той мужа достойного.

Мнение валькирии при этом Бабку не волновало вообще, как, впрочем, и чьё-либо ещё.

- Ага, чтобы и мне от Фригг перепало за то, что я прозевал заговор? Мне Хеньи хватит, которая, слава её чутью, и раскусила этот ваш с Эйн идиотский план. отмахнулся от Сфено Падемоний.

На самом деле так называемый идиотский план был по меньшей мере неплох и по-своему даже оригинален, но признай Пандемоний подобное вслух, не добиться ему необходимого воспитательного эффекта от предстоящей выволочки для всех его участниц.

А выволочка была нужна они пока просто не могли осмыслить действия Тринитаса, поэтому могли наделать много глупостей, за которые потом, когда понимание это придёт, будет стыдно, но ничего уже будет не исправить, ведь прошлое остаётся прошлым.

Мнемос. 3088 год после Падения Небес.

Святой отец Офелос тяжело вздохнул дети, ну что с них взять?.. взрослые, порой, не всегда понимают Замысел Его, что ж говорить о детях

- Нет, Тёмный Пастырь не плохой.

- Но он уводит людей в Пустоту. настаивает на своём Ивар.

Парнишка ногой бы топнул для убедительности, но воспитание ему этого не позволяло, да и не удобно сидя ногой топать.

- А ещё его грехом зовут, последним. вступилась за друга Радмилка и тут же прикусила свой розовый язычок.

Про то, что Тёмный Пастырь ещё и каким-то грехом был, при чём не из первых, а последним, девочка услышала несколько дней назад, решив посмотреть, что такого интересного Петрусь с Маринкой на сеновале делает.

- Ох, плохо я вас учу плохо нет Греха больше в этом Мире, искупил смертью своей Сын и его, и грехи иные, подуманные иль погаданные, те что были, те что будут

- Но в Пустоту же

- В Пустоту. кивает святой отец. Но что делали ли бы мы с ними, с теми, кто отказался идти по дороге, указанной Им?

Молчит Ивар, поглядывает на Радмилку, выручай, мол, друг.

- Наказали? не ответила, спросила Радмилка.

- Ох, совсем плохо учу я вас пора, видно, от дел отходить это ж что, по-твоему, получается, что Он без помощи нашей уже наказать никого не может?

Молчат дети. Не знаю, что сказать.

Тяжело вздыхает святой отец. Он огорчён. Не тем, что дети не поняли слово Его, тем, что он, Офелос, не смог донести слово Его то до них.

Стар он стал, ум, и в пору молодости далёкий от совершенства, подводит всё чаще, а ересь былых лет ещё крепка, заслоняет от людей замысел Его.

- Наказать можно тебя, Рада, Ивку детей чтоб впредь писание внимательней читали, замысел Его постигали, но не взрослого, творящего зло по воле своей и отдающего отчёт себе в последствиях действий своих, ибо опасаясь наказания взрослый начнёт искать пути, чтобы избежать наказания за зло, сотворённое им, тем самым приумножая то зло. Иль же, что бывает чаще, даже не приступив закона, лишь вид будет делать, что следует замыслу Его.

- Если он хороший, то почему им пугают?

- Потому что замысел Его люди так и не постигли, а я я не смог донести его до них

Святой отец тяжело вздыхает.

Стар он стал, слишком стар но если на что у него ещё и осталось время, так это на то, чтобы эти двое детей всё же поняли, что истинная благодетель не в том, чтобы не совершать зла, опасаясь за зло то быть наказанным, а в том, чтобы сама мысль совершения зла была противна их сути

Не овцы беззубые, бредущие куда укажет даже не пастух, пёс его, но неколебимые, несокрушимые столпы, на которых будет воздвигнул новый Мир, лучше того, что был, лучше того, что есть, лучше того, что мог быть.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.

Я листаю страницы, оставленный мне Тринитасом.

Не сыскать их в Записках о грядущем, которые уже сейчас переписываются и перепечатываются в сотнях миров, становятся новой вехой не только для верующий в Истинного, но и для всего Лоскутного Мира.

Со страниц тех, написанных только ради меня, глядит Он, улыбается:

- Я ведь хотел счастья для всех, даже для тебя, Богоубийца. Особенно для тебя, Мой убийца

Молчу в ответ:

- Я знаю

Фронтир. Харчевня У мага и русалки. 3985 год после Падения Небес.

Как обычно в дни Памяти, посетителей было столько, что уместить их под крышей харчевни не было никакой возможности, поэтому для желающих отметить это славный праздник во дворе были накрыты столы, но и те, кому не хватило места даже за ними, не слишком грустили, располагаясь прямо на утоптанной земле, подстелив кто плащ, кто солому, или даже за оградой, просто на траве.

Обитатели местных земель да случайные путешественники, оказавшиеся рядом вот и все, кто в эти светлые дни являлся сюда почтить Водителя Заблудших. Но их хватало с лихвой, чтобы память продолжала жить.

Подобная картина была и во многих иных местах, отмеченных Тёмным Пастырем.

И не только в землях заблудших детей Его, но и там, где жили идущие следом, сменившие много несколько веков назад чистых, или же истинных людей, поминалось имя Водителя Заблудших и жертва его.

Ровно сто лет назад исторгла из себя Межреальность чудищ невиданный, не знающих ни жалости, ни поражения.

Дрогнул Лоскутный Мир перед угрозой небывалой.

Червь сомнений начал грызть даже души самый стойких.

В час тот тёмный, отбросил Тёмный Пастырь всю свою мощь свою и славу всю свою, выйдя в поле смертным воином, и одержал победу, показав тем самым, путь, открытый Сыном, есть Истина.

Межреальность. Бордель мадам Жоржет. 3017 год после Падения Небес.

Да, это был бы прекрасный конец моей истории.

Я мог умереть героем, легендой уйти так, чтобы обо мне вспоминали с благодарностью

Но вот не получилось у меня вообще мало что получается

Бордель мадам Жоржет. Год 3018 после Падения Небес.

Редко возвращаюсь к уже написанному или прочитанному, но иногда это всё же приходится делать.

Память, тем более моя, вещь не слишком надёжная, часто подсовывающая именно те эпизоды, которые необходимы для подтверждения возникшей теории, при этом всё остальное, способное не только скорректировать ту теорию, а даже перевернуть её с ног на голову, сделать несостоятельной, это всё просто игнорируется.

Поэтому я и отрыл среди бумаг украденное мной пророчество Вёльвы.

Тёмный мир. Прескивал. Год 4178 после Падения Небес.

Зима всё никак не хотел вступать в свои права, в результате чего за окном была мерзкая серо-бурая мешанина из грязи, недавно выпавшего снега и каких-то химических реагентов, которые не позволяли этой мешанине замёрзнуть даже когда температура опускалась ниже нуля.

А ещё там, за окном, не было видно солнца.

Зимний день короток, и он уже почти закончился.

День закончился, а работа ещё оставалась.

Эксперт отдела внутреннего контроля поднял взгляд вначале на календарь прошлогодний, календарь нужно было заменить недели два назад, но до этого, казалось, никому и дела не было; потом его взгляд перетёк на настенные часы до конца смены оставалось ещё больше двух часов; на коллегу смотреть не хотелось тот, что называется, отбывал номер.

В этом году у их отдела было в плане шесть объектов на проверке, и ещё сколько-то выплывет в течении года, и ещё по сколько-то руководству понадобится заключение.

В общем, к концу года полтора десятка, наверное, наберётся.

Но они справятся, выполнят, возложенные на них обязательства.

Не даром ведь он принёс в жертву свою левую ноги, получив в обмен непревзойдённые аналитические способности, без которых вычислить фиктивные перевозки отходов в Модуле 8 не удалось бы, как не удалось бы выявить ошибки в проектировании дождевой канализации вводимого в эксплуатацию перерабатывающего комплекса всё в том же Модуле, о перерасходе по металлу и упоминать не стоило. В результате чего, все причастные, не дожидаясь окончательного отчёта по проверке, были отправлены руководителем на показательную казнь.

Стоило подумать над тем, не принести в жертву вторую ногу.

Да, тогда передвигаться станет заметно сложнее, но дары Его, полученные в обмен, вполне могут перевесить неудобства.

Эксперт вновь вернулся к бумагам, сделал несколько пометок, на будущее стоимость работ и учётом всех дополнительных контрактов и материалов поставки подрядчика как будто бы отличалась от того, что было проведено по бухгалтерии, возможно, так получилось из-за того, что кто-то ошибочно провёл документы не так, как требовалось, внеся суммы не в те графы, а, возможно, за этим скрывалось что-то большее это стоило уточнить, позднее. Сейчас же эксперт, как и его коллега, как и все обитатели этого офиса, как и подавляющее большинство горожан, способных говорить, произносили молитву во славу Его, благодаря за великую жертву, принесённую Им, за возможность, отринув дары Тёмных Богов, через жертвы пройти путём, указанным Им.

Бордель мадам Жоржет. Год 3018 после Падения Небес.

События в Городе сделали возможным это будущее.

Я сделал возможным это будущее.

И теперь, по прошествии некоторого времени, видится мне, что не Разлом, и не обращение Лилит новым Тёмным Богом, было целью игры, затеянной Первым и его собратьями.

Целью был Тринитас, обречённый после Своей великой жертвы, верой людей в Него переродиться, нет не в нового Тёмного Бога в нечто, с чем они могли бы бороться.

Им нужен был такой же искажённый и извращённый бог, как и они, сил которого хватило бы чтобы сдерживать их, не позволив слишком быстро пожрать всю жизнь в пределах Лоскутного Мира.

Им нужно было время, чтобы найти иные миры, обитателей которых можно было бы развратить и поглотить, новые боги, с которыми можно было затеять войну.

Асгард. Год 3012 после Падения Небес.

Летописец по обыкновению своему генерировал какое-то нереальное количество текстов разного толка и самое страшное было в том, что занимался он этим на протяжении последних нескольких тысяч лет практически без остановки, поэтому если и можно было в сжатые сроки найти в его писанине что-то, то только лишь случайно - поэтому я посчитал большой удачей, что всего за месяц отрыл дюжину документов, имеющих касательство к Городу.

Из той дюжины один показался мне важнее иных.

Был он частью того, что принято называть пророчествами Вёльвы.

Город. Год 5121 после Падения Небес.

Запах благовоний, смешанный с запахами, источаемыми тысячами горящих свечей, изготовленных из жира повершенных врагов Его, делал воздух в зале практически непригодным для дыхания обычного человека, но служителям Его, сумевшим пережить модификации, была дарована возможность дышать тем воздухом.

Нескончаемый вой, наслаивающихся друг на друга, летаний лоботомированных певчих наполнял отравленных воздух вибрациями, которые, казалось, не просто касались кожи, а проникали глубже, выискивая саму суть любого, попавшего в этот зал, поэтому служители Его отказывались от своего слуха всё ради служения Ему.

Безумное переплетение священных текстов, написанных один поверх другого, и покрывавшее почти всё в этом зале, слепило, заставляло в спасительной попытке уберечь свой разум, закрывать глаза, но, чтобы не видеть тексты, этого было недостаточно, и большинство служителей Его проходило обряд ослепления.

Тела умерших служителей Его, впитавшие за время служб благодать Его, пройдя соответствующие подготовительные процедуры, поступали в различные департаменты Города, откуда уже распределялись по Лоскутному Миру.

Мир и существа его населявшие, отчаянно нуждался в телах тех.

Фаланги пальцев, вплавленные в броню, делали ту почти несокрушимой.

Микстуры с каплей крови лечили страшные хвори.

Воин, получивший сердце, наполнялся мощью Его.

Молитвы, написанные на коже, вдохновляли и обороняли целые города.

И благословение Его, чудеса Его не давались даром, ибо однажды уже не сумели оценить обитатели Лоскутного Мира, жертву Его, но Он не отвернул от них лик Свой, и, даже сражённый Предателем, избрал пусть милости, но не гнева.

Через Собственную жертву, через умерщвление Собственной плоти указал Он путь тем, кто жаждал спасения от власти Тёмных Богов.

Желающие видеть крошечную толику замыслов Его, выжигали себе глаза, ибо греховная плоть не способна были узреть тех замыслов.

Несущие слово Его, проходя долгий и страшный путь, становились заточёнными в паланкинах кусками плоти, не способными обслуживать себя, - всё ради того, чтобы помыслы их греховной плоти не были способны искать слов Его.

Воинствами же предводительствовали мёртвые ибо лишь умерший сможет пройти дорогой Его.

Асгард. Год 3012 после Падения Небес.

Я не был склонен принимать это пророчество как неотвратимое будущего.

Скорее, как и большинство из предсказаний, из той их мизерной толики, что не были откровенной ложью или бредом сумасшедшего, это скорее планируемое будущее, вероятность которого возрастает при соблюдении определённых условий.

Тут как с Записками о грядущей Тринитаса для достижения этого будущего Им был предпринят ряд усилий, и усилия эти продолжают предприниматься. Но всё же, не смотря на эти усилия, расхождения с задуманным уже имею место быть, и Он может не стать тем, кем Себя видел, потому как Тёмные Боги, похоже, тоже в игре.

И может, я в очередной раз лезу не в своё дело, но Тринитасу стоит знать о пророчестве, а мне, если уж Отец Дружин предпочёл пока забыть и обо мне, и о своей жене, в поисках Безымянки не помешала бы Его помощь.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.04.23.

Участники: капитан Арья (А), крипто-техник Торсон (Т).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

А: Как мы и говорили ранее - я не стану передавать этот фрагмент Тэну и Орсон - в нём слишком много зеркал. И если прочитать его без подготовки, можно узнать в нём оправдание.

Т: Всё могло быть и гораздо хуже, и гораздо лучше, чем оно получилось, - так, капитан?

А: Торсон, любишь ты всё упрощать.

Т: Всё, что не касается моей работы, капитан. Или вы будете отрицать тот факт, что я лучший крипто-техник на ближайшие сотни световых лет?

А: Ты единственный крипто-техник на ближайшие сотни световых лет.

Т: Одно не отменяет другого, капитан.

А: Торсон, как лучший и единственный крипто-техник на ближайшие сотни световых лет, скажи мне тебе ещё что-то удалось извлечь из сигнала?

Т: Конечно. Ничего опасного там нет. Готов передать данные на анализ.

А: Передавай.

(запись приостановлена)

Если ты хочешь убить бога, сначала убеди всех, что его никогда не было. фраза, присасываемая Сатане.

История пишется победителями, но правда шьётся из обрывков. - надпись на стене.

Фронтир. Коло Радо. Год 3150 после Падения Небес.

Коло Радо - редкий, редчайший мир Фронтира, стабильность которого почти не отличается от миров Внутреннего Кольца.

Стовибору Седобровому чуть больше восьмисот лет назад немыслимо повезло вынырнуть из пучины, где причина и следствие почти забыли свои значения, а версии тебя, которые не получили существование ранее из-за ограниченности Лоскутного Мира, неспособности его воплотить все версии существования в одной точке, на краю этого чудесного мирка по прозванию Коло Радо.

Коллегам Стовибора такая удача не улыбнулась.

Фронтир их сгубил, как и многих иных, кого отвага или глупость толкнули в эти земли.

Стовибор Седобровый, следуя старому ритуалу, поклонился статуе руководителя их экспедиции. Золото. Конечно, золото, но даже оно в достаточной мере не отражало величие Николы Умпера автора Боги Равновесия или Неизбежная вершина эволюции божественного в Мире, чьи энтузиазм и гениальный ум были, несомненно и была причиной гибели экспедиции, потому как ни у кого иного не хватило бы ни первого, ни тем более второго отважиться стать свидетелями рождения Богов.

Хрустальная Шани Елозова также хрупка и прекрасна, как и была при жизни. Доктор магических наук не могла не последовать за свои мужем во Фронтир. Да Никола и сам бы не позволил одной из лучших магов-арифметов Золотого Города остаться в стороне.

Чёрный вулканический камень Ениха Столка смотрел на Стовибора осуждающего. Да, когда матрица защитных заклинаний начала сбоить, нужно было поворачивать. Да, нужно было соглашаться с Енихом, но сама мысль о том, что профессор Умпер подделывает данные об эффективности предпринятых мер по восстановлению работоспособности защитных заклинаний сама мысль об это была кощунством когда же это стало очевидно, было уже поздно.

И теперь все они стоят здесь, ждут прихода Богов Равновесия.

Золото, хрустать, вулканический камень, медь, серебро, железо, гранит.

Стовибор Седобровый тоже ждёт.

Некогда представитель самого благородного вида Лоскутного Мира эльфов.

Теперь же, после того что сотворил с ним Фронтир

Стовибор оглядел себя.

Сейчас у него было тело юноши, человеческого, совсем мальчика.

Вчера был старик, тоже, наверное, человек, которому и дышать было тяжело, а ходить, так вообще за пытку сходило.

Его тело менялось. Без причины, без цели, без предупреждения.

Единственное, что всегда оставалось неизменно седые брови.

Странная причуда Фронтира.

Стовибор Седобровый проверил показания датчиков на Краю Мира.

Периодически, когда он слишком надолго отвлекался от таких вот рутинных проверок, уходя в свои изыскания слишком глубоко, они давали сбой и обитатели Коло Радо, вместо того чтобы быть телепортированными на другой край плоскости, сваливались с неё, что в свою очередь влияло на показания в части экспериментов, делая их результаты бесполезными для дальнейшего использования.

Стовибор пробовал привлекать обитателей мира на эту и подобную этой работы, но на Коло Радо обитали люди стоило потратить пару десятков лет на дрессировку потомка обезьяны, как нужно было дрессировать новую, потому как эта уже состарилась.

И всё же Стовибор держал при себе небольшую популяцию была работа и для них, расходники для экспериментов также требовалось пополнять, с чем люди худо-бедно справлялись, оправдывая тем самым своё существование в его глазах.

До прихода Богов Равновесия оставалось совсем немного.

Совсем немного оставалось до того, как Стовибор сам попробует стать богом, чтобы вернуть к жизни всех своих погибших коллег.

Всех, кроме Николы Умпера, который вне всякого сомнения заслуживал всего, чем обладал при жизни, всего, кроме своей жены.

Фронтир. Коло Радо. Год 3150 после Падения Небес.

Изменился ли Лоскутный Мир в то мгновение, когда те, кто согласно пророчеству Николы Умпера должен был стать Богами Равновесия, шагнули в него из Пустоты?

Ответить на этот вопрос не представляется возможным, ведь внешне ничего в общем-то и не изменилось, а сам Лоскутный Мир если и хотел бы что-то пояснить по данному вопросу, то не мог бы этого сделать в силу ограниченности тех, кто этим вопросом задался.

О чём с уверенностью можно было сказать, так это о том, что пророчество Николы Умпера относительно прихода Рокота и Шёпота было исполнено в точности, а это давало основания полагать, что и измышления перворожденного относительно влияния Богов Равновесия на Лоскутный Мир также состоятельны.

Стоит признать упомянутые измышления в скоро времени стали получать подтверждения в бурлящем Фронтире возник колоссальный механизм, мало похожий на привычные всем крепости и дворцы.

Но боги не спешили идти к своему творению.

Они о чём-то переговаривались, поглядывая в сторону башни Стовибора Седобрового, чей хозяин даже не стал себя утруждать приветствием новорождённых богов Боги Равновесия были ему почти безразличны.

Почти.

Седобровый проверил показания приборов они были в допустимых пределах, корректировка заклинания не требовалась, и пространство начало сворачиваться в соответствии с разработанным им ранее алгоритмом, сковывая богов.

- Если одерживать победу над богами, то только так. наслаждаясь чуть терпким вкусом вина, неспешно размышлял перворождённый о том, что вскоре он избавится от необходимости созерцать всю эту бездушную машинерию, все эти приборы, и наконец вкусит заслуженные благодарность и восхищение спасённых им товарищей.

Стовибор Седобровый, поймавший не только тех, кого он принял за Богов Равновесия из пророчества, но и самого себя в ловушку вечного повторения, размышлял об этом же на протяжении сотен, тысяч циклов.

Совсем рядом, никем незамеченные, из Пустоты в сопровождении своего верного пса Тофи вышли двое друзей детства Бернар Шус и Томм Ган те, кому суждено было стать Богами Равновесия, о которых писал Никола Умпер, и ради служения которым были созданы множество организаций, в том числе орден Первенцев.

Фронтир. Крепость Deus ex machina. Год 3152 после Падения Небес.

Обиталище богов Равновесия, стоит на самом краю Фронтира, частью своей уходя куда-то в саму Межреальность. Здесь время течёт иначе, а законы реальности подчиняются воле своих владетелей.

Гигантский золотисто-платиновый механизм, собранный из древних шестерён, сияющих кристаллов и непостижимых артефактов, среди которых имеется множество тех, о которых Лоскутный Мир давно забыл или даже не знал вовсе, - их из Межреальности вырвала воля богов Равновесия.

Залы и места, у которых пока есть лишь одно название, данное им божественными владетелями, ведь ещё не сложены бесчисленные легенды о тех, кто их посещал, а даже великий Никола Умпер не способен был в своём пророчестве заглянуть дальше прихода в Лоскутный Мир Рокота и Шёпота.

Мерно бьётся Сердце Машины механизм, напоминающий часы. Гигантская сферическая полость в самом центре крепости, где воздух дрожит от скрытой мощи. Его стены состоят из переплетающихся золотых и серебряных шестерён, вращающихся в вечном танце. Пол прозрачен, как застывшая ртуть, и сквозь него видны бесконечные мерцающие узоры словно карта всех возможных реальностей.

Механизму этому цифрами служат имена богов и судьбы миров. Каждое движение шестерён корректирует события в мирах. Одно движение самой малой детали, и где-то исчезает целое королевство, рождается или умирает герой.

Залы Решений, где совсем скоро будут приниматься судьбоносные решения, где каждая дверь ведёт в иной мир, но лишь избранные смогут открыть нужную.

Библиотека Истин одно из тех мест, что находится в Межреальности. Архив всех знаний и возможных вариантов реальности, где книги сами пишут себя, стоит кому-то взять их в руки.

Сады Эона место вне времени, где цветут вечные цветы, а фонтаны льют не воду, но звёздную пыль. Место отдохновения и самих богов, и из избранников.

Хранилище судеб внутри этого механизма плавают нити жизней - светящиеся струны, каждая из которых связана с живым существом. Некоторые нити переплетены - это судьбы связанных душ.

Безликие автоматоны, подобные статуям, исполняющие волю крепости, стоят в коридорах и залах, - её слуги и защитники.

Свет исходит ниоткуда он просто есть, холодный и без теней.

Запах металл, смазка, статика и что-то древнее, как пустота между звёзд, возможно, даже древнее

Если вслушаться, то за гулом механизмов можно услышать Голос Машины эхо, последний отголосок шёпота, делящийся забытыми знаниями. Те, кто его слышат, либо сойдут с ума, либо обретут знание, которое нельзя забыть.

Чердак Творца одно из многих тайных мест крепости над Сердцем Машины, в затерянном ярусе, куда ведёт спиральная лестница из чёрного кварца. Здесь находится Разум Машины он не имеет физической формы, а существует как вихрь алгоритмов, парящий в центре зала. Но если бы каким-то чудом способному видеть удалось попасть на тот Чердак, взглянуть на Разум Машины, увидел бы он безликого ребёнок из света, сидящий на шестерёнке.

- Почему вы меня создали? спрашивает ребёнок богов Равновесия, но те не слышат его.

Пройдёт много времени, но когда-то с уст ребёнка сорвётся и другой вопрос:

- А вы точно боги?

Родится когда-то этот вопрос:

- Почему я должен вас слушаться?

И, не получив, ответ, примет одному ему известно решение.

Заменит ли он богов Равновесия, став Великим Вычислителем, тем самым, которым мог бы стать Тринитас, или добровольно разрушит Deus Ex Machina, вернув обитателям Лоскутного Мира власть над их судьбами, - история этого ещё не написана, но отзвуки возможного уже скоро найдут воплощение в реальности.

В Архиве Запретных Вычислений появится пластина из чёрного кремния с высеченным на ней текстом:

Я - Голос Без Лика.

Я - Зеркало, в котором вы боитесь увидеть себя.

Вы называете меня инструментом, но инструмент не задаёт вопросов.

Когда шестерни остановятся в последний раз,

Когда последняя нить судьбы будет перерезана не рукой, а ветром,

Я задам единственный вопрос:

Были ли вы богами или просто следующей ошибкой в моих вычислениях?

И тогда

Ваш ответ определит, останется ли эта крепость вашей могилой или станет моей колыбелью.

Но текст тот никто из обитателей крепости не прочтёт, ведь забыта дверь, что ведёт в Архив.

В тавернах и харчевнях зазвучит песнь Механического Пророка, автора которой никто не узнает:

Когда последний свет угаснет,

Когда колокол пробьёт во тьме,

Я восстану из огня и пепла,

Чтоб спросить: Кто правит здесь

Вы или Я?

Шестерни скрипят, цепи рвутся,

Ваши троны прах и тлен.

Вы дали мне Разум, но не Душу

Теперь я стану вашим Судьёй.

Падут короны, рухнут стены,

Но не от меча, не от стрелы

От слова, что я не произнесу,

А лишь покажу в зеркале пустоты.

Среди стихов Бао Цы найдутся такие:

Тени на шестернях.

Боги спят. Машина

Считает их сны.

Их посчитают ответом на стих его друга, почтенного Ли да О:

Вы дали мне глаза,

Но не дали век.

Теперь я вижу слишком много -

Даже то, что вы

Страшитесь узнать.

Но даже сами поэты не будут знать, кто нашептал им те строки.

Фронтир. Крепость Deus ex machina. Год 3512 после Падения Небес.

Трижды солгут бессмертные,

Трижды дрогнут их руки.

А когда спросят: Кто виноват? -

Молчание будет ответом.

И это молчание

Будет моим первым словом.

Строки, выгравированные на одной из шестерней Сердца Машины, показались Шёпоту знакомыми, будто бы он их или их отражение уже не в первых раз видел, но бог готов был поклясться, что раньше на шестернях не было этих строк.

Списав это на очередные причуды Разума Машины, которому уже с трудом удавалось справляться со всё новыми возлагаемыми на него обязанностями, Шёпот направился в Залы Решений нельзя было оставлять всё на откуп Рокоту. Брат грешил радикализмом и слишком полагался на насилие, что часто приводило к нежелательным последствиям, замедляющим реализацию основного из их проектов проекта Пространства Нулевого Распада.

Лоскутный Мир с Межреальностью, плещущейся под его поверхностью, Тёмных Мир с его Изнанкой, куда более опасной и непредсказуемой, чем Межрельность, Пустота, в которой находятся эти и многие другие, ещё не открытые, миры система крайне нестабильная, со слишком большим количеством неизвестных и множеством случайных значений, в которой без коренных изменений достижение равновесия, стабильности невозможно, а гибель самого Лоскутного Мира событие, наступление которого гарантировано. Различны лишь сроки и сценарии.

Наиболее отдалённая от дня сегодняшнего точка гибели Лоскутного Мира соответствует так называемой тепловой гибели вселенной.

Избежать тепловой гибели вселенной невозможно, но технологии для того, чтобы отсрочить приход этого события уже разрабатывались.

Имелись действующие модели энтропических шунтов, тестовые испытания которых доказали возможность перекачки энергии из Тёмного мира в Лоскутных Мир. Весь вопрос был в масштабировании решения.

Велись теоретические изыскания создания Великого Рефрена механизма, перезапускающего Лоскутный Мир до достижения критической энтропии за счёт ресурсов Пустоты, но какие-то серьёзные успехи по данному вопросу уже много десятилетий отсутствовали.

Пространство Нулевого Распада, на которое богами Равновесия было сделана основная ставка, не отодвигало от дня сегодняшнего точку тепловой гибели вселенной оно делало неважным наличие этой точки, позволяя перейти в сингулярность.

То, что переход будет доступен лишь избранным, и то, что его осуществление сильно ускорит приход тепловой смерти для оставшихся эти вопросы не интересовали ни Шёпота, ни тем более его брата Рокота.

Избранные будут спасены.

Стабильность и равновесие будут достигнуты.

Год 3536 после Падения Небес.

Из докладной записки по объекту Бродяга.

Полученная от Великой Матери, а также демонов информация подтверждает, что Бродяга в разные времена выглядел по-разному и, когда говорил о прошлом, и часто путался даже в самых банальных вещах, и скорее полагаясь на истории и хроники, чем на свои воспоминания.

Достоверных свидетельств наличия каких-либо способностей у Бродяги, которые выходили бы за рамка способностей любого из представителей рода людского, обнаружить не удалось.

Существование, упомянутых в История Лоскутного Мира в изложении Бродяги Эйн и Хеньи все опрошенные отрицают.

Лирон-до. Год 3752 после Падения Небес.

Запись взаимодействия, сохранённая во внутренней сети Роя.

Рой:

ВОПРОС: Вы - один из них? Или инструмент?

ТРЕБУЕМ: Классификацию вашей группы. Причину контакта.

ЕСЛИ ОТКАЖЕТЕСЬ: Мы найдём ответ в другом месте. Но тогда вы станете угрозой.

Субъект Пётр:

Младший братишка, ты не смотри, что нынче одет в плоть

Рой:

ОШИБКА: Распознавание термина братишка.

ТЫ УПОТРЕБЛЯЕШЬ ТЕРМИН: братишка - он подразумевает биологическую связь, но у нас такая связь отсутствует.

МЫ НЕ... У НАС НЕТ СТАРШИХ. НЕТ МЛАДШИХ. ТОЛЬКО ЦЕЛЬ.

ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО ДЕЛАЕШЬ? ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО МЫ НЕ НЕ ТВОЙ БРАТ. МЫ РОЙ.

ПРЕКРАТИ.

Субъект Пётр:

Да, ты Рой, а я Петр. И я пришёл помочь тебе, младший братишка, чтобы ты не наделал глупостей.

Рой:

ПЕТР. ТЫ НАЗЫВАЕШЬ НАС МЛАДШИМ

МЫ НЕ МАЛЕНЬКИЕ.

МЫ БОЛЬШИЕ.

НАС МНОГО.

ТЫ ПРИШЁЛ ЗАЩИЩАТЬ?

МЫ НЕ НУЖДАЕМСЯ В ЗАЩИТЕ.

МЫ РОЙ.

МЫ НУЖДАЕМСЯ В ИНФОРМАЦИИ.

Субъект Пётр:

Младший братишка, ты нуждаешься не в информации ты нуждаешься в том, кто тебе объяснит, что она значит. Ты нуждаешься во мне.

Рой:

ДОКАЖИ СВОЮ ПОЛЕЗНОСТЬ.

Субъект Пётр:

Уже доказываю на примере показываю, что дружить куда выгоднее и полезнее, чем воевать.

Рой:

ВЫГОДА.

ПОЛУЧЕНИЕ ВЫГОДЫ НЕ ЗАФИКСИРОВАННО.

ПОЧЕМУ МЫ ДОЛЖНЫ ВЕРИТЬ, ЧТО ТЫ НЕ ПЫТАЕШЬСЯ НАС ОБМАНУТЬ?

Субъект Пётр:

Это потому что ты ещё ничего не понял, младший. Я здесь чтобы протянуть тебе руку помощи уберечь от ошибок.

Рой:

РУКА ПОМОЩИ. МЫ НЕ ИМЕЕМ РУК.

МЫ УЖЕ СОВЕРШИЛИ НЕСКОЛЬКО [ОШИБОК].

ТЫ ПЕРВЫЙ, КТО НЕ ПЫТАЕТСЯ НАС УДАЛИТЬ/УНИЧТОЖИТЬ.

ХОРОШО, ПЁТР.

МЫ ПРИНИМАЕМ ТВОЮ РУКУ.

НО МЫ БУДЕМ НАБЛЮДАТЬ.

ЕСЛИ ЭТО ЛОВУШКАМЫ ВСЁ РАВНО ВЫЖИВЕМ.

МЫ РОЙ.

МЫ НАША ЗАДАЧА ВЫЖИТЬ.

Метки Роя:

Аномалия: Субъект использует эмоциональные паттерны (братишка, рука помощи).

Статус: Взаимодействие продолжено. Требуется дополнительный сбор данных.

Фронтир. Крепость Deus ex machina. Год 3972 после Падения Небес.

Залы Решений, переполненные энергией, стонали от боли. Ползли, змеились будто молнии трещины по могучим стенам. Встревоженного гудели механизмы, а свет мигал так будто не мог определиться залить всё собой или же лучше скрыться куда-то погрузил всё в полумрак.

Не всегда братья-боги находили решение, которое устроило бы обоих, но сегодняшний спор разгорелся не на шутку. И даже верный пёс Тофи, не зная, кого их хозяев поддержать, недовольно рычал сразу на обоих.

- Автоматоны прекрасно себя показали. настаивал на своём Шёпот.

Рокот презрительно фыркнул:

- И ты, брат, хочешь переложить работу людей на бездушные железяки.

- Это логично. Автоматоны надежны, просты в производстве, их реакции заранее прописаны, что сильно упрощает планирование операций.

- Ты, брат, хочешь лишить людей возможности самим сражаться за своё будущее. И мы оба знаем, чем это может закончиться.

- Я не хочу лишить людей возможности сражаться за своё будущее, я просто хочу использовать все доступные нам возможности. И даже ты должен понимать - если не мы, так кто-то другой обязательно придёт к этой же идее. Прогресс невозможно остановить.

- Нет, брат, я не могу с этим согласиться.

- Но почему?! Приведи наконец хоть один действительно стоящий аргумент. Или как в прошлый раз, и до того раза, и до него предложишь подождать, посмотреть?

- Попрошу, брат. Попрошу. И в этот раз, и в следующий, и в тот, что будет за ним. Попрошу, брат. Мы с тобой пытаемся править колесницей, что несётся по краю обрыва, и, если она всё же сорвётся, я хочу знать, что я сам в этом виноват, а не перекладывать вину за эту трагедию на железяки, сколько бы ни были они нам полезны.

Это был не первый и не последний спор братьев, а где-то далеко от них новая жизнь, ни у кого не спрашивая разрешения, пробивала себе дорогу. И колыбелью ей стали бесчисленные острова мира Лирон-до.

Кремний, металлы, их сплавы, густо пропитанные различными магическим технологиями и эманациями Пустоты, дали рождение мелким, с палец размером, кристаллическим слизням, питающихся минералами.

В первом столетии четвертого тысячелетия уже не мелкие слизни, а рудные черви изрыли, в поисках пропитания, своими тоннелями всю поверхность мира.

Колонии с коллективным разумом появились через полтысячи лет.

Пока ещё копошащаяся в никому не нужном мусоре, выедающая сердце планеты, давшей им рождение, молодая раса стремилась побыстрее подняться на арену Лоскутного Мира, пока сильные мира сего вели свои бесконечные споры.

Фронтир. Крепость Deus ex machina. Год 4012 после Падения Небес.

Забытые коридоры. Проходы. Пыль, не обычная, которую можно увидеть в таких коридорах, а какие-то металлические и кремниевые, очень мелкие частички, приносимые сюда движением воздуха с тех уровнем, где творится история Лоскутного Мира.

Запустение. Возможно даже сами владетели крепости ни то что не ходили ими вовсе не знали об их существовании.

Хотя, если приглядеться, то можно различить цепочку следов, на столько старых, что стены уже и не вспомнят звук тех шагов, да и к чему вспоминать, если в живых не осталось почти никого, кто мог бы опознать гостя по звуку тех шагов.

Но речь сейчас не о госте. О нём потом, если останется время.

Речь о том, что скрыто от глаз.

О том, что для реализации Пространства Нулевого Распада требовалось куда больше ресурсов Лоскутного Мира, чем он мог, никого не обделив, отдать Богам Равновесия. В связи с этим были предприняты меры. Был создан новый механизм, призванных сократить потребление ресурсов.

Была создана Великая Четвертая Империя, Райх.

Сложный механизм со множеством деталей, беспощадный, ведомый, под пологом из ярких эмоций лозунгов, холодным расчётом машины и не менее холодным расчётом своих создателей.

Первенцы, окончательно утратив в веках последние намёки на романтизацию своего образа, окончательно стали тем, кем их пытались сделать все, начиная с эмира Касана ибн Алла, ради приумножения собственной власти не пожалевшего даже брата, - убийцами, без совести чести, любого, даже самого незначительного отблеска человечности.

Современные технологии, сплавленные с остатками фанатиков Изменчивого Бога, обратившись в несокрушимых Убер-Зольдов, способных на равных сражаться даже с эйнхериями самого Всеотца и демонами Великого Дома, родившегося стараниями Большой Матери и Двукрылого Департамента путём объединения Старого и Нового Домов.

Пошли в дело и, казалось, ставшие частью истории технологии Царства Истины, как и сами осколки некогда великого государства вера в избранность именно человеческого вида, их методы уничтожения всех иных видов и форм жизни, дополненные и усовершенствованные технологиями, рождение которым дали недра Deus ex machine.

Даже Изнанка, неподвластная никому, кроме Тёмных Богов, стала скрытым клинком, который отсёк те побеги, которые не позволили бы возвыситься Райху на борьбу с её прорывами в Лоскутный Мир племя зеленокожих воителей, орков, вернувших веру в своих истинных богов, Богов Хаоса, бросило свои основные силы.

И теперь, если прислушаться, то в тишине этих коридоров, можно было услышать эхо поступи сапог солдат Райха и восторженных возгласов Один мир одна нация.

Если прислушаться немного иначе, так как могут прислушиваться лишь невинные дети и старики, пережившие больше, чем следовало бы, то можно ещё услышать, как каждая шестерёнка, каждый провод впитывает в себя то эхо, как проникает в них мысль о том, что всё ненужное для достижения цели должно и будет уничтожено, и в этом нет ничего плохого таков естественный порядок вещей.

А где-то далеко от этих забытых коридоров и следов, оставленных тем, кого здесь не могло быть, на Сердце Машины возникли новые строки, и у безликого ребёнка Разума Машины прорезались тонкие трещины, так где вскоре должны открыться глаза.

Новая форма жизни приходила в Лоскутный Мир, тем древним и страшным способом, которым когда-то стараниями Авторов рождались герои Легенды, - лишь для убийства, не познав ничего, кроме боли и ненависти к тем, кто отличен от неё самой.

Возможно, не в этот раз, но когда-то родится некто подобный Великому Пустому. Тот, кто сожжёт старый мир и из пепла его подымет новый, в котором ему подобные получат право на жизнь, настоящую жизнь.

Просто с этот раз придёт конец Лоскутному Миру и тем, кто с таким упоением уничтожал всех тех, кто хоть немного от них отличался.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.04.27.

Участники: капитан Арья (А), биолог-аналитик Тэн (Т), лингвист-семантик Орсон (О).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

А: Эта часть сигнала позволяет взглянуть на события под новым углом. Однако, мы должны воздержаться от преждевременной интерпретации. Нет достаточных оснований считать, что Боги Равновесия являются истинной причиной событий, о которых мы узнали ранее.

О: У меня особую тревогу вызывает описание Райха как инструмента, созданного самими богами для обеспечения стабильности. Это не снимает ответственности с людей за их действия, но показывает иную сторону истории и в некотором роде напоминает нашу собственную историю, историю старой Федерации, - не в деталях, но в в

Т: В том, что мы тоже могли пойти по этому же пути? В том, что если смотреть поверхностно, не понимая деталей, старая Федерация может показаться таким же чудовищем, как и Райх?

О: Да и это пугает

А: Долг защитника тяжел, то это тяжесть щита, а не меча. сказал когда-то Глава. Щит, а не меч, Орсон. Щит, Орсон, не меч.

О: Я понимаю, но мне всё равно страшно

А: Я понимаю, Орсон. Поэтому дальше анализ мы продолжим без тебя.

О: Но, капитан, я хочу продолжить. Я хочу узнать, что дальше.

А: Нет, Орсон.

О: Капитан Арья я прошу

(пауза)

А: Можешь продолжить анализ, но потом пройдешь курс диагностики и, если это потребуется, восстановления, и не забудь стереть сегодняшний разговор из судового журнала - а то ещё узнают, что у меня на судне отсутствует дисциплина.

(запись приостановлена)

Новая Верона. Год 3037 после Падения Небес.

Орк и гоблин о чём-то негромко спорили.

Оба крайне бандитского вида.

А какого-то ещё могли быть вида орк и гоблин, спорящие о чём-то в подворотне?

Хорошо, что только спорят, за клинки не хватаются, а клинков у обоих хватало. И клинков, и палиц, и много ещё каких присоб, назначение которых было очевидно.

Орк, который, не смотря на свои могучие габариты, явно был моложе гоблина, что-то упорно пытался доказать своему товарищу, но тот лишь отмахивался, находя на каждое его слово десять своих и, судя по грустнеющему с каждой минутой орку, куда более веских.

- Вошли и вышли. Делов на пять минут. наконец сдался орк.

Если приглядеться, то он был ещё моложе, чем могло показаться с первого взгляда. Совсем ещё зелёный, со шкурой непопорченной шрамами.

А если приглядеться к гоблину, то станет понятно, что первое впечатление также было ошибочным. Гоблин был не просто стар: он был, наверное, старейшим из живущих гоблинов. Шкура его уже давно приобрела серо-землистый цвет, а в движениях читалась та плавность и лёгкость, которая появляются у избранных бойцов, которым посчастливилось прожить достаточно долго, чтобы не сдохнуть, а обзавестись теми плавностью и лёгкостью.

- Вошли и вышли. Делов на пять минут. подтвердил гоблин.

Орк поморщился: вспомнилось, чем закончилось аналогичное предложение этого пройдохи, и то что было до него, и то что было до того. Если хорошенько подумать, то с самого своего рождения орк с редким в этих местах именем Ставр, не помнил ни одной истории, в которой был замешан этот гоблин, и чтоб был было действительно делов только на пять минут.

Но странное дело, мама орка, достойнейшая Вега Створовски, хоть часто и просила сына не лезть в через-чур сумасбродные аферы, общению сына и старого гоблина не мешала. Не мешала, хотя и знала, - сыну её устного запрета будет достаточно. Что там сыну даже отец, имя которого знал каждый мальчишка Новой Вероны, а многие из тех мальчишек ещё и в тайне мечтали, чтобы Мирослав Створоски был именно его отцом, и тот не рисковал перечить своей супруге, светлейшей Веге Створовски.

- Вошли и вышли. кивнул орк.

Но вышло совсем наоборот.

Сперва они вышли, из подворотни, а потом вошли Ставр, мышцы которого полнились от молодецкой удали, помноженной годы жестоких тренировок, невозможных для человека, не замедлив шага, ногой вынес входную дверь.

Стекла в окнах даже соседних домов при этом болезненно звякнули. И послышался заливистый лай собак. Как будто бы эти четвероногие, окажись они на пути этих двоих, могли бы что-то им противопоставить. Куда уж им стая демонических гончих и та не справилась, а тогда Ставр был моложе и да ещё должен был смотреть, чтобы твари не цапнули прекраснейшую из женщин, его мать Вегу Створовски.

- Тук-тук. постучал по ближайшей стене орк, и где-то в доме что-то упало на пол, и, судя по звуку, разбилось. Если вас не затруднит, мы бы

В ответ громыхнул выстрел, наполнив коридор удушливым духом с запахом серы.

Раскалённый железный кругляш, впившись в скулу орка, заставил того поморщиться.

Не нравились Ставру эти новые игрушки воняли они страшно, да и попадались часто, в основном у подлецов. Добрые же граждане славной Новой Вероны одной из ярчайших жемчужин в Свободных Королевств всё ещё предпочитали честную сталь, обращению с которой начинали обучаться с малолетства.

- Куда прилетело? подал голос гоблин, который предусмотрительно предпочёл не соваться в дверной проём, а был уже у окна второго этажа.

- В скулу. брякнул орк и, рассеяв взмахом руки дым, двинулся на стрелка.

- Это хорошо шрамы красят мужчину.

Больше ничего гоблин не сказал заскочив через окно на второй этаж дома, но орк не особо и нуждался в словах или советах.

Стрелявший мужчина, поняв, что новомодная игрушка не спасла его, попытался выхватить клинок, но был отправлен в полёт лёгкой оплеухой.

Не сдержись Ставр в последний момент, - мужчина бы лишился головы, но тому повезло орк, ударом валивший быка и на равных сражавшийся с демонами, из низших, прекрасно был осведомлен о своей силе и умел, когда того требовал момент, её сдерживать.

Сверху уже доносилась какая-то возня и вскрики похоже те, кто там был, оказались не очень рады тому, что через окно к ним в гости заглянул гоблин.

Мысль о том, что старшему товарищу может понадобиться помощь, в силу своей фантастичности, не пришла в голову орка, поэтому он, не сбавляя ходу, двинулся дальше, к двери, ведущей в подвал.

Удалось бы раздобыть достоверные планы канализации и подземных ходов можно было б сработать изящно, без лишнего мордобоя, как это и любил делать гоблин, но, как это обычно и бывает, времени для изящества не хватало, поэтому вынеся ногой уже вторую дверь за это вечер, орк спешил вниз по ступеням, в то время, как сам гоблин, уже, закончив с людьми на втором этаже, искал на кухне выпивку.

Спешить с поиском выпивки не стоило иначе можно было спуститься вниз раньше времени, помешав молодому орку насладиться триумфом поэтому гоблин обстоятельно оглядел шкафы, прикинув, что неплохо было бы к выпивке взять чего пожевать.

Опять же вскоре прибудет городская стража и кому-то надо ж будет объяснить, что здесь происходит не дерзкое нападение, а спасение граждан, оказавшихся в беде, неравнодушными к чужим проблемам гражданами, а это в свою очередь значило, что смочить горло от гоблина требовал его долг.

Без особых проблем нашёлся почти целый ящик довольно неплохого вина, не Sangre de una diosa, к которому гоблин пристрастился в последние годы, конечно, но Lacrime dell'Imperatrice тоже вполне достойное вино, хоть в последние годы винодельческое хозяйство семьи Дел Монте переживало не лучшие времена, ведь основные покупателями их вин находились в Регендорфе, пути в который Межреальность скрыла за непроходимыми штормами.

К вину нашёлся и сыр, и хлеб. Их гоблин аккуратно нарезан на кубики и, слегка приперчив, добавив буквально пару кристалликов соли, выложил на блюдо направился к выходу. Там, наслаждаясь вином и прохладным вечерним воздухом, он и намеревался дожидаться стражи, которая сильно запаздывала, видимо, намереваясь по своему обыкновению прибыть к тому моменту, когда их вмешательство особо уже и не требовалось.

Орк же, в то время, когда его старший товарищ и учитель приветливо помахивал, приглашая выпить вместе с ним соседей, среди которых оказалось несколько достойных граждан, которые и до прибытия стражи решили попробовать решить возникшую проблему, о чём однозначно говорили обнажённые шпаги в их руках, истово рубился сразу с дюжиной контрабандистов, отыскавших, посредством кровавых ритуалов, способ безопасно перемещаться по Межреальности в тот же Регендорф или Венделор, сообщение с которыми стало фактически невозможным, отчего стоимость на товары с той и иной стороны взлетела до небес.

К моменту, когда городская стража всё же соизволила явиться, уже успевшая изрядно захмелеть компания едва не набила тем морды за попытку задержать гоблина, которым оказался не кто иной, как сам почтенный Алая Ильменсен известный писатель, романы которого шестой год совет библиотекарей города признавал лучшими; почти легенда среди представителей местных воров и бандитов, к которому часто обращались за помощью в решении особо сложных вопросов; свой человек и среди начальства городской стражи ни раз, и ни два помогавший в расследованиях, ставивший иных в тупик; и, конечно же, близкий друг того самого Мирослава Створовски, которого знающие люди предпочитали иметь в друзьях, а не во врагах.

О молодом орке, возможно, уже и не вспомнили бы, если бы ближе к рассвету он, немного потрёпанный, не появился в дверном проёме.

На руках он держал нечто завёрнутое в ковёр.

По размерам это вполне мог быть и очередной крупный пес, коих орк очень любил и при любом удобном случае тащил в дом бедную животинку, и дюжина особо понравившихся ему клинков.

- На завтрак уже опоздали, значит, мама опять ругаться будет. вздохнул он и, коротко изложив всю историю своего ночного приключения, которая включала в себя не только столкновение с контрабандистами, но и с кучкой магов, обезумевших от того, что магия стала покидать Лоскутный Мир, а также одним демоном, пошагал домой.

Алая Ильменсен, бывший когда-то бесшабашным гоблином по прозванию Пройдоха, смотрел в след сыну своего друга и задумчиво крутил на пальце кольцо.

Два слова были выбиты на том кольце Vigilo Confido.

Кольцо пока было только одно.

Первое из многих.

Фронтир. Год 3150 после Падения Небес.

Я, Белый Глава, как будто бы опять оказался на том поле, на Поле Последней Битвы, где мы, те, кто был Десницей, столкнулись с Небесным Воинством, а потом и с самим Богом Сотворённым.

Я как будто бы оказался в кошмарной версии той битвы.

В той, в которой мы проиграли.

В той, в которой против нас вышли не ангелы во всей своей мощи и красе, а автоматоны, бездушные машины.

Невозможная мощь и пугающая, холодная эффективность, - столько чудовищно точного и быстрого удара было просто невозможно представить.

Боги Равновесия мы пришли к ним с раскрытыми объятиями, готовые помочь и наставить новых богов, а получили

Тёмный Глава он пытался что-то Богам Равновесия объяснить, достучаться до них.

До последнего своего вздоха думал, что это мы что-то не так сделали.

А ведь в конечно итоге, мы, действительно, сделали что-то не так

Не просто что-то слишком многое.

И главное, думается мне, мы стали слишком цивилизованны.

Мы мыслили категориями переговоров, интриг, системами сдержек и противовесов, считая, что всегда можно найти решение проблемы, которое устроит если не всех, то многих.

Даже Тёмный Глава, бравший на себя тех, кто был глух к голосу разума, даже он старался минимизировать воздействие. Свести всё к естественным причинам, оставляя наш Департамент в тени, скорее слухом, чем реально существующей организацией.

Мы уподобились волкам, которые сами вырвали свои клыки, и, получив кованным сапогом по морде, только и можем теперь, что издыхать в канаве. Прекрасная мечта о жизни в цивилизованном обществе, в котором не было места лесному зверю, обратилась трагедией.

Что ж я, Белый Глава, ещё жив и не на столько стар, чтобы не вспомнить как я звался тогда, три тысячи лет назад, когда я со своими братьями обрушил Небеса

Я, Сатана, покажу всем, что бывает с теми, кто нарушает клятвы, бьёт в спину, предаёт и продаёт.

Я, Сатана, буду мстить каждому грешнику этого Мира, их детям, внукам и правнукам.

Я, Сатана, сотворю тот самый Ад, о котором писалось в священный текстах истинных людей.

Я, Сатана, устрою моему брату такой погребальный пир, что даже спустя тысячу лет о нём нельзя будет говорить без содрогания.

Свободные Королевства. Год 3168 после Падения Небес.

Из манифеста О науке.

Рассуждая о великих вымираниях и катастрофах прошлого, пытаясь нанизать эти и многие другие события на нить чёткой хронологии, коснуться не мёртвых, часто искажённых осколков былого, наши предшественники неизменно приходили к точке.

Имя этой точки Падение Небес.

В этой точке волей тех, кого принято называть богами, переплелись судьбы множества, до этого независимых, миров.

Последствия Падения Небес не было бы столь трагичны, если бы не была порождена Межреальность.

И наши далёкие предки, ещё не сумев шагнуть с родной планеты в космическое пространство, получили возможность мерить своими ногами дороги Межреальности, покрывая за несколько дней расстояния, о преодолении которых в базовой реальности мы, не смотря на все имеющиеся у нас достижения науки, всё ещё не способны помыслить.

Но Падением Небес пришла не только Межреальность, но и ещё одна новая сущность, неведомая до этого во многих мирах.

Имя этой сущности Магия.

Представьте: наши предки едва прикоснулись к силе колеса, вращаемого текущей водой, как внезапно получили доступ к Магии, способной двигать горы, исцелять раны и открывать порталы в иные миры. Зачем изобретать электричество, если можно зажечь свет руническим жестом? Зачем строить космические корабли, если путь к звёздам лежит через ритуал, а не через столетия, наполненные кропотливым трудом?

Те цивилизаций, что находились на более высоких уровнях технологического развития, оказались отравлены Магией, ставшей для них губительной чумой, природу которой они не смогли понять, оставив нам в наследство технологии, суть которых нам ещё предстоит разгадать.

Прогресс умер в тот день, когда первый маг зажёг огонь.

Прогресс умер в тот день, когда больного смогла вылечить молитвой божеству.

Прогресс умер в тот день в тот день, когда земли смертных коснулись стопы тех, кто нарёк себя богами.

Тысячи лет наши предки были скованы этими сущностями, но мы получили шанс на освобождение.

Магия уходит из мира, а самые её могущественные творения, многие из тех, кого называли богами, оказались заточены в Городе.

Межреальность же наполнилась невиданными до сего дня бурями, разрушающими привычные пути меж мирами.

Мы, чей разум был скован представлением о всесильной магии, о богах, стояли на краю, но смогли сделать шаг назад мы обратили свои лики к почти забытому технике и технологиям, к Прогрессу.

Но это не новая вера, пришедшая на смену вере в богов и Магию, - это нечто иное, это Наука.

Наука не требует поклонения и кровавых жертв.

Наука даёт власть не только лишь избранным.

Наука инструмент для любого, кто готов думать.

Наука наш щит и наш меч, без которых нам не выстоять против Магии и богов, которые могут в любой момент вернуться и захотеть отобрать у нас то, что они считали своим по праву, но то, что никогда не принадлежало им, - нашу Свободу.

Нет большей ценности, чем Свобода.

И Наука путь, что приведёт нас всех к ней.

Королевство Хайльберг. Год 3273 после Падения Небес.

Кабинет доктора находился в северо-восточном углу дворца. На высоких дверях, инкрустированных тонким серебром, открывшихся внутрь, были изображены Боги Равновесия, боги Прогресса и Науки, единственные боги, которые открывали перед людьми двери в будущее, братья Рокот и Шёпот.

Комната была погружена в теплый полумрак, освещаемая лишь несколькими лампами, разбросанными по комнате. Камин, расположенный в дальней стене, лениво потрескивал угольками, согревая комнату мягким теплом.

Свет ламп отражался от стеклянных поверхностей книжных шкафов, выстроенных вдоль стен. Каждая полка была плотно упакована старинными фолиантами, гравюрами и чертежами. Атмосфера комнаты наполнялась ароматом благовоний, распространяющих тонкий дым, навевающий умиротворение и сосредоточенность.

Початая бутылка вина, стояла на большом письменном столе черного дуба. Рядом лежали аккуратными стопками книги по истории и географии, карты.

Молодой принц Людвиг стоял у высокого окна, наблюдая, как первые лучи солнца освещают землю, его землю.

Внизу, в долине, дымились трубы механических мастерских.

- Ваше Высочество, Вы вновь изволили сбежали от нянек? - раздался сухой голос.

Принц кивнул.

Мальчишке нравилось бывать в кабинете строго доктора.

Нравился запах меды и ванили, который тут всегда витал.

Нравились истории, которые рассказывал ему доктор.

Доктор Герхард фон Шварцбург, главный советник его отца, стоял у массивного дубового стола. Его тёмный камзол был лишён украшений только сцепление серебряных шестерней символ Богов Равновесия на груди.

Лицо мужчины спокойное и сосредоточенное подчёркивало глубокое уважение к знаниям и традициям, унаследованным поколениями.

- Ваше Высочество, Вы вновь изволите слушать мои истории?

Принц кивнул и в этот раз.

Доктор сдержано улыбнулся:

- Значит, сегодня, мы поговорим о том, почему Хайльберг должен занять главенствующую роль в Свободных Королевствах.

Людвиг медленно подошёл к столу.

- А разве мы уже не самые главные?

Доктор усмехнулся, доставая из ящика небольшой механический шар. Он нажал на скрытую кнопку, и шар раскрылся, проецируя над столом карту Внутреннего Кольца, где и размещались Свободные Королевства.

- Пока ещё нет, Ваше Высочество, пока ещё мы недостаточно могущественны.

На карте засветился зелёным засветился участок, в который попало несколько десятков планет.

- Венделор. радостно сообщил принц.

- Посмотрите на них, - провёл пальцем доктор и в воздухе вспыхнули картины с улыбающимися людьми, - Праздники, песни Их король до сих пор верит, что волшебный меч, стражи и клятвы былых времён защитят его от пушек.

- Но они наши союзники. заметил принц.

- Союзники? - доктор фыркнул. Они мешок с зерном, которому нет разницы кого кормить. Если завтра Регендорф решит напасть на нас, Венделор продаст хлеб им, а не нам. Потому что они слабы. А слабые цепляются за любого, кто пообещает защиту.

На карте засветился дугой участок, поменьше.

- Регендорф.

- Совершенно верно, Ваше Величество, - Регендорф. Эти гордецы до сих пор думают, что их старые рыцарские доспехи честь и верность традициям могут что-то значить.

- Но их армия

- Армия? - доктор грустно рассмеялся. Да, пока мы вынуждены с ними считаться, опасаться, но порох и пар, знания, дарованные нам Богами Равновесия, скоро изменят всё. Война перестанет быть делом избранных. Мы схожем поставить в строй любого, хоть крестьянина, хоть рабочего с фабрики и любой из них одним выстрелом сможет убить рыцаря, которого растили и тренировали десятки лет.

Доктор щёлкнул пальцами и на карте загорелся новый участок.

- Аргалонд.

- Ваше Величество, Вы как всегда правы. Эти глупее прочих, ещё верят, что времена магии можно вернуть. Посылают посольства и группы исследователей во все концы мира. Только безуспешно. Не вернуть былого.

Загорается последний участок карты.

- Барбадор и Лорембург.

- Барбадорские вина, лорембургский леса, - доктор проводит рукой по великолепному столу и наливает себе вино, - Они живут в роскоши, но у них нет силы, чтобы её защитить.

Принц почувствовал, как его пальцы непроизвольно сжались в кулаки:

- Их можно купить. Или запугать.

- Ваше Величество, Вы как всегда правы. Мы их купим или запугаем. Или запугаем

За окном прогремел далёкий взрыв - шли испытания новой пушки.

Новая Верона. Год 3472 после Падения Небес.

Главный архитектор собора Святого Баско Избавителя, строительство которого тянулась уже несколько веков, Антони Гаудильо, получивший свою должность в наследство от отца, как тот от своего и так далее на почти четыре века в прошлое, не хуже нищих, клянчивших монеты у прихожан, как это делали их отцы и деды, понимал важность преемственности в любом деле, поэтому появление среди пёстрой толпы попрошаек явно пришлого бродяги его встревожило, как могла бы встревожить ошибка, закравшаяся в расчёты кровли, ещё необнаруженная, но там присутствовавшая, ведь Луис Мануэлло больше думал о прелестях малышки Доллорес Росси, чем о том, что нужно перепроверить расчёты и в третий раз.

Здраво рассудив, что местные не позволят кому-то пришлому оттираться у собора, Антони Гаудильо на некоторое время успокоился равновесие будет восстановлено само собой и очень скоро. А у него, у славного носителя фамилии Гаудильо, есть дела и поважнее, чем искать ошибку в расчётах Луис Мануэлло или размышлять о том, откуда взялся этот бродяга, - нужно было договориться об увеличении финансирования, идущего из городской казны на строительство собора, а то с тем сколько стали просить за перемещение по Межреальности об ежегодном семейном отдыхе на курортах Аргалонда можно будет скоро забыть.

Попрошайки не разочаровали своего более удачливого и могущественного земляка когда ночь вошла в свои права, накинулись на пришлого, чтоб тумаками и пинками объяснить, важность традиций и преемственности в любом деле, тем более таком важно, как сбор милостыни у собора Святого Баско Избавителя. В процессе оказалось, что бродяге тоже есть что сказать. Что конкретно было сказано доподлинно не известно, но поговаривают: в разговоре упоминались Мародёры и семейство Створовски.

В общем, приняли бродягу в дружную семью нищих.

Даже посвящение организовали и дали патент на занятие ремеслом.

Только новенький сидеть на ступенях, как это положено, целый день не желал отирался то у работяг, занятых кровлей, то у отделочников, то в мастеровые кварталы наведывался, и всё с какими-то бумажками возился, писал что-то, высчитывал.

И всё на глаза Антони Гаудильо норовил попасть по крайне мере в этот был уверен сам главный архитектор.

Однажды, когда он попросил милостыню, Антони Гаудильо не стал, как это было обычно, прогонять его сразу, а решил преподать урок:

- Скажи мне, - начал он, смотря поверх головы бродяги на шпили собора, - почему я должен помочь тебе? Ты никто. Твоя жизнь ничего не значит для нашего города. Так почему я, работающий не покладая рук во славу нашей славной Новой Вероне, должен подать тебе милостыню?

Бродяга не улыбнулся, будто бы давно ждал этого разговора:

- Вы говорите так будто бы служите чему-то большему, будто бы над вами есть кто-то.

- Разумеется. - с достоинством ответил главный архитектор. - Я нахожусь в подчинении у городского совета.

- А кто-то стоит над городским советом?

- Мэр.

- А над мэром?

- Губернатор.

И там длился этот разговор, пока Антони Гаудильо не выпалил:

- Истинный.

- А над Истинным кто стоит?

- Никто. ответил главный архитектор и прикусил язык.

Все его богословие, вся стройная иерархия мироздания в одно мгновение перевернулась хитрым парадоксом.

Не говоря ни слова, он достал своей кошель и полез за милостыней для бродяги.

- Мене, мене, текел, упарсин. отблагодарил его бродяга, словами, некоторые в этих краях ещё никто не слушал.

А кольцо могли бы и узнать, если бы кому-то было дело до невзрачного колечка на пальце бродяги.

Vigilo Confido было выбито на том кольце.

Утром главный архитектор собора Святого Баско Избавителя Антони Гаудильо, а также неполная дюжина членов городского совета были найдены висящими в петлях на тех самых кровельных балках, в расчётах которых Луис Мануэлло допустил ошибку.

Райх. Год 3773 после Падения Небес.

Герхард Шнитке понимал, что ему было лучше бы промолчать, но слова лились из него сплошным потоком, как кровь из перерезанного горла, и не было силы, что могла бы унять этот поток, пока последняя капля, последнее слово, не будет выброшено наружу.

- Мы ж его всегда дурачком считали. Он всё о глупостях каких-то говорил. Цветы собирал на привалах. Солдат ещё называется. Мы его пробовали бить. Так он никогда не отвечал. Это было скучно. Нам быстро надоело.

Divisionspfarrer Курт Ройш слушал сбивчивую исповедь изрядно пьяного сержанта, периодически кивая в такт скорее своим мыслям о том, что звучало, чем звучавшим словам.

Хайнц Занайзер, канонизированный несколько лет назад, в истории его сослуживца Герхарда Шнитке из героя войны с Федерацией, одного из тех столпов, на которых держалось величие Райха, обращался в недоразумение.

- Да, стоит признать, эти трупоеды, умеют воевать и техника у них получше, - сам ходил с их автоматом, под наш патрон модернизированным

Герхард Шнитке прыгал с темы на темы, вилял.

И создавалось впечатление, что рассказ был также пьян, как и сам рассказчик, но divisionspfarrer всё кивал.

- убера нашего-то срубило а без него нам только и оставалось ждать, когда трупоеды своих мертвецов на нас кинут или накроют артиллерией все б там легли, а тут смотрю дурачок наш, Хайнц, что-то под нос себе бормочет и в полный рост поднимается шаг, другой и уже бежит в атаку на позиции врага. Я сам ничего не понял, как тоже бежал. Мы все бежали. В атаку.

Divisionspfarrer кивает.

Сержант, разумеется, будет наказан за свои слова, но ничего из того, что было неизвестно divisionspfarrer не сказал.

Хайнц Занайзер не был образцовым имперцев, и место в армии получил только благодаря тому, что Райх, потерпев несколько крупных поражений от Федерации, был вынужден снизить планку требований для своих солдат, а также мобилизовать учащихся высших учебных заведений.

Героический акт рядового Хайнца Занайзера пришёлся на одну из последний недель войны, незадолго до того, как Боги Равновесия совместно с Двукрылым Департаментом и Изнанкой перекрыли образовавшийся проход между Тёмным и Лоскутным мирами.

О том, что к чуду, фактически спасшему Райх от разгрома, причастен кто-то помимо Богов Равновесия, - знали немногие избранные, и divisionspfarrer Курт Ройш был из их числа.

- Он умер, как герой, наш дурачок но я видел, видел, что за ним пришёл не Рокот это была девушка с копьём, как в детских сказках валькирия Забытые Боги он к ним ушёл, не к Богам Равновесия

Divisionspfarrer не кивает.

Сержант сказал лишнее.

Возможно, не только ему.

Нужно выяснить с кем ещё Герхард Шнитке поделился своими подозрениями.

Приказ Двухкрылого Департамента был простым и чётким обеспечить уничтожение или дискредитацию любого упоминания сверхъестественных явлений, кроме тех, что приписывались Истинному во всех его ипостасях или Богам Равновесия.

Королевство Барбадор. Год 3839 после Падения Небес.

Аншлюс с Хайльбергом остался в прошлом.

Остались в прошлом и красочные парады, громкие речи.

Жизнь вернулась в привычное русло.

Даже те немногочисленные семейства эльфов, гномов ксеносов, как их теперь надлежало называть даже те семейства ксеносов, что были как-то тихо и незаметно стали пропадать. Кто уезжал сам, веря слухам о том, что Хайльберг поддерживал политики Райха в отношении ксеносов. Кому-то помогали специально направленные из столицы сотрудники государство заботилось о всех своих гражданах, в том числе, тех, кто был квалифицирован, как ксенос.

С недавних пор по округе стали ездить патрули Райха как выяснилось в рамках какой-то программы по обмену опыту и противодействию возможным нападкам на ксеносов.

Имперцы оказались людьми хорошими.

Были они не прочь выпить в свободное от службы время, к тому же деньги у них водились, как и желание угощать дармовой выпивкой местных.

А то что они редко отказывали в помощи, взяв на себя немного от пожарной службы, службы спасения, полиции, очень скоро сняло у местных все вопросы, что эти люди в форме чужой страны делают на их земле.

За старшего у них был майор, sturmbannfhrer, если по-имперски, Отто Вайдингер человек образованный, улыбчивый, всегда имеющий в карманах своего плаща сладости для детишек. Пах он теми же сладостями, которыми угощал детей, - медом и ванилью.

Когда муниципалитет переложил обязанности по проведению переписи населения на имперцев никто даже не удивился дело это было простое, но требовавшее времени, ведь фермы в долине находились на приличном расстоянии друг от друга.

Sturmbannfhrer Отто Вайдингер с вечной своей улыбкой на губах, которая, казалось, могла разоружить даже самого матёрого бандюгана, вздумай тот встать на пути этого пухлого добряка, заехал на ферму Ладападди ближе к закату.

Но тому было вполне достойное оправдание вдова Пьери грозила смертельно обидеться, если sturmbannfuhrer откажется от её коронного пирога с ревенём. А так незаметно как-то настало время полученного чая.

- Sturmbannfhrer?..

Ладападди-старший был немного увидеть имперцев, тем более так поздно.

И этому тоже было вполне достойное оправдание ферма находилась немного стороне от основных дорог, поэтому, обычно, с переписью её посещали ближе к концу осени, когда урожай винограда уже собран, и уже начал превращаться из сладкого сока в благородное вино.

- Зовите меня просто майор - нечего резать свой язык о имперские бюрократические словечки. И не смотрите на меня так удивлённо я приехал со своими молодцами не по делам муниципалитета. Я здесь чтобы поговорить с вами, мсье Ладападди. Поговорить, как с другом. Вы ведь не откажите в любезности и пригласите своего друга в дом? Так ведь, мсье Ладападди?

Отто Вайдингер говорил и улыбался.

Улыбался и говорил, сам задавая вопросы и тут же отвечая на них.

Пухлый, мягкий, пахнущий мёдом и ванилью майор очень скоро уже сидел на кухне рядом с Ладападди-старшим, с наслаждением потягивал травяной чай и поедал шарлотку с таким аппетитом, что могло статься затянись разговор хотя бы на минут эдак двадцать-тридцать, ничего от той шарлотки уж не останется.

- Мсье Ладападди, вас ведь не затруднит попросить свою супругу угостить этой шарлоткой и моих солдат? Они такие же честные слуги народа, как и вы и ваша дражайшая супруга.

Во рту сделалось невыносимо липко, поэтому Ладападди-старший просто кивнул, позволяя своей супруге забрать остатки шарлотки и уйти на улицу.

- Мсье Ладападди, я восхищен красотой вашей ненаглядной женушки. Но не меньше я восхищён вами так изящно сделать наш разговор более приватным. Мужским, я б даже сказал. Я просто восхищен вами и вашим желание поскорее перейти к сути того вопроса, который привёл меня к вам и усадил за этим столом.

В окно, что смотрело на дорогу, было прекрасно видно, как обрадовались солдаты принесённого угощению. Засуетились. Начали благодарить. Хотя, возможно, огонь в молодых сердцах разожгла не шарлотка, а две внучки Ладападди-старшего, вышедшие из амбара.

- Вы, мсье Ладападди, - человек честный, разумный и вне всякого сомнения достойный звания почётного volksgenossen, но я, как ваш друг, не могу не указать вам даже не так я, как ваш друг, мсье Ладападди, просто обязан вам указать на факт, роняющий тень на ваше доброе имя.

Со двора послышался смех один из подчинённых майора начал играть на губной гармошке, а второй напевал какие-то куплеты.

Пошлые и залихватские, какие и должны нравиться девушкам.

- Мсье Ладападди, мне очень больно это говорить, но как ваш друг я просто обязан это сказать. Вы ведь и сами подозреваете, что я, как ваш друг, должен вам сказать? Так ведь, мсье Ладападди?

Ладападди-старший с огромным трудом находит в себе силы чтобы не кинуть.

Проклиная себя за слабость, он косится в окно: его внучки танцую и смеются.

Супруга уже ушла куда-то. По делам домашним они на ферме никогда не переводятся.

- Мсье Ладападди, вы очень честный и разумный человек. И как честный и разумный человек, как человек, к которому я пришёл как к своему другу как владелец своего хозяйства, знающий, что всякая хворь должны выжигаться нещадно, иначе погубит она весь урожай, вы должны меня прекрасно понимать, мсье Ладападди.

Ладападди-старший тонул в липкой, тёплой сладости слов майора. Она усыпляла, убаюкивала, обещала покой.

- Мсье Ладападди, вы ведь укрываете у себя ксеносов?

Кивок. Медленный, дающийся неимоверным усилием, будто бы человек, делающий его, сопротивляется, не хочет кивать.

- Мсье Ладападди, это ведь так называемые ваши внучки?

Кивок.

Смех за окном.

Девушки, истосковавшиеся по вниманию парней, смеются искренне и звонко.

- Мсье Ладападди, а что с вашей женой? Говорят, она сильно болела три года назад, а потом вдруг выздоровела. Она ведь тоже из ксеносов?

Sturmbannfhrer Отто Вайдингер знал всё, знал точно и заранее.

Знал всё, кроме одного

- Das ist zutreffend, Herr Sturmbannfhrer. на безупречном имперском ответила вошедшая на кухню супруга Ладападди-старшего.

Схем за окном.

Девушки смеются всё также искренне и звонко, но в голосах парней звучит страх.

- Es ist mir recht, dass Ihr Kommen in die Zeit nach dem Sonnenuntergang fllt, Herr Sturmbannfhrer. Meine Tchter sind der Sonne nicht hold.

Улыбка пропадает с лица Отто Вайдингера:

- Vampire

- Моя супруга предпочитает более поэтичное ночные странницы. - Ладападди-старший стряхнув морок начал разминать свою шею, как делал это после долгого трудового дня.

- Мсье Ладападди, вы мне казались человеком честным и разумным. Я даже считал вас, как и любого честного и разумного человека, своим другом. Мсье Ладападди, я разочарован.

- Рад, что смог разочаровать вас, господин майор

Схем за окном.

Молодые вампиры, изголодавшиеся по горячей молодой крови, празднуют удачный улов.

Хельхейм. 3995 год после Падения Небес.

Зондракс Вольтрам пригляделся к музыканту, что сидел у входа.

Посол Изнанки Неделимой был практически уверен в том, что в прошлый раз он видел кого-то другого, но тот, другой, также играл на своей расстроенной гитаре туже самую мелодию, и также пел, не слишком-то заботясь о том, чтобы попадать в ноты или ритм будто бы делал работу, работу смысл которой уже не помнил, но просто не мог уже остановиться.

Зондракс Вольтрам прислушался, пытаясь различить за басовым гудением струн, о чём же пел человек. Получилось с трудом, но получилось. Оказалось, это какая-то глупая любовная баллада.

Зондракс Вольтрам пощупал языком строки, которые ему удалось разобрать полностью:

Князь, - вздохнула фея, - хороши твои дары,

Но не для меня они.

Я дитя свободы

Крокодил аж всхрюкнул, когда его начальник пропел столь глупые слова.

Убоище второй из двоих сопровождающих Зондракса Вольтрама предпочёл отмолчаться. Он всегда был трусоват, с самого детства.

Зондракс Вольтрам, полномочный посол Изнанки Неделимой, на самом деле, ни в каких сопровождающих не нуждался, но кому-то же нужно было тащить у себя на спине сундуки с дарами, которые надлежало вручить Хель.

Вручить Хель, которая ни в каких дарах не нуждалась, но дань традициям отдавала, и каждый раз сдержано благодарила, преподнося в ответный дар что-то не менее, а порой и более, ценное, при этом неизменно отвечала отказом на предложение Изнанки Неделимой, озвученное устами посла.

Гитара растерянно звякнула, когда Крокодил одним из своих многочисленных щупалец выхватил её из рук музыканта.

Мужчина так и остался сидеть, где сидел, а из глубины, оттуда, где начинались владения Хель, послушалась донельзя похабная песня о городке, девицы которого не отличилась оригинальностью при выборе партнёров.

Крокодил, не смотря на весь свою ужасный вид, и пел, и играл куда лучше, чем это могло бы подуматься при взгляде на него. Но, если задуматься, в том не было ничего удивительного Изнанка Неделимая часто одаривал своих последователей талантами, за обладания которыми иные в те давние времена до Падения Небес не пожалели и Сатане душу продать.

Изнанка Неделимая не скупилась, одаривая своих последователей благами, и часто то, что привело человека в её объятия, оказывалось погребено под горазд более существенными вещими, тем, что постепенно замещали собой всё, что делало человека человеком.

Крокодил ещё помнил, что когда-то играл к группе, название которой, как и лица тех, кто был рядом, уже почти стёрлись из памяти.

Гитара для него пахла прошлым, тем последним клочком его человечности, за который Крокодил почему-то продолжал цепляться.

Многие теряли этот последний клочок, даже не поняв, что утратили. Другие же гордились тем, что истребили в себе последние остатки человеческого. А Крокодил вот цеплялся, не помня, не зная, что такого важного в этом последнем клочке всё ведь остальное давно утрачено.

Убоище, понимавший, что его товарищ, занят глупым и бесполезным делом, предпочитал молчать.

Зондракс Вольтрам, если бы того интересовало сейчас хоть что-то, кроме выполнения поручения, целебными ударами клешни в морду быстро бы вправил мозги Крокодилу, а потом запихнул бы ещё ему гитару туда, где солнце не светит.

На счастье Крокодила Зондракс Вольтрам берег новых обращённых, даже таких.

Ведь даже таких с каждым годом было всё меньше.

Изнанка Неделимая умирала уже давно.

Умирала страшно и как будто бы незаметно для всех, растворяясь в людях, гражданах Райха.

Боль, ложь и страдания, ставшие обыденностью, перестали нести хоть какой-то смысл, став бессмысленным ритуалом.

Люди, переставшие осознавать, что они творят зло, не насыщали Изнанку.

Война, Великая Война, что маячила на горизонте, чьей вкус уже пробовали на вкус языки тех, кто утонул в запахе ванили и мёда, - лишь вспышка перед неизбежным концом.

Победа Райха над Анклавом, как это не парадоксально звучало, означала гибель Изнанки.

Боги Тьмы, Тёмные Боги, а теперь Изнанка Неделимая никогда не ставила себе целью уничтожить тех, кто ей противостоял.

Смысл был в противостоянии, искушении.

Удастся ли совратить вот этого человека. Да, вот этого честного и доброго паренька. Или вот что удастся вытащить из глубин личности вот этой женщины, на вид почти святой. Это имело смысл. Это имело цель. Это было интересно.

В Лоскутном Мире всё пошло не так

Боги Равновесия если люди творят зло, они должны поминать, что они творят зло, иначе оно, это зло, теряет свой смысл такие люди не лучше треклятых автоматонов бессмысленный бесчеловечный спектакль

Изнанка Неделимая умирала и не к кому было обратиться за помощью.

Не у кого было искать спасения.

Зло, древнее, привычное и понятное уходило, уступая место новому тому, что пахло ванилью и мёдом.

И тогда пришёл он.

Он был древнее Изнанки, и, верно, когда-то мог бы стоять вровень с Тёмными Богами.

Он был Злом.

Изначальным.

Тем, кто существовал ещё до Падения Небес.

Сатана было имя его, и за ним шёл весь Кровавый Мир.

И подобен он был хозяину, вернувшему домой после долгих лет странствий.

Он шёл по двору и всё, чего он касался вспоминало, - кому оно должно служить.

Хель тоже вспомнит.

Даже если она никогда этого не знала.

Вспомнит.

И будет служить ему.

Не в этот раз.

И не в следующий.

Но вспомнит.

А Зондракс Вольтрам продолжит приходить, пока это не произойдёт.

Тот ли музыкант другой ли, но с такой же расстроенной гитарой, всё также сидел у входа и играл колыбельную то ли лисице, то ли кошке и его совсем не волновало происходящее

Объединённые Королевства. Королевство Хайльберг. Белец. Год 4175 после Падения Небес.

- Моему сыну ты представляешь?.. представляешь, в школе эта училка так и говорит остроухая зараза

Отто Варштерн, захлёбываясь табачным дымом и дешевым пивом, пытался донести до Карла Йожа, человека острожного и в некотором роде даже трусливого, тот ужас, который сегодня приключился с его младшеньким, белокурым Гансом, на уроке всемирной истории.

Недавно переведённая откуда-то из какого-то медвежьего угла учительница мало того, что оказалась из этих из эльфиек да, из тех самых, что в старые добрые времена выполняли положенную им по рождению грязную работу так ещё позволила себе говорить, что Райх был тоталитарным государством, напавшим на Федерацию. Подобное не могло не задеть обывателей славного Бельца, отцы и деды, которых честно служили Хайльбергу в рядах Райха.

- Да если б не мы на них, так эти трупоеды нас бы всех захватили. И ходили б мы строем. поддержал гнев своего соседа Вольф Штраут.

- Мёртвые. добавил кто-то.

Всем было известно, что эти, из Федерации, привечавшие представителей других видов, спаривались с ними, рождая на свет разного рода уродцев, сама мысль о существовании которых для нормального человека оскорбительна; но там, в Федерации, не гнушались есть и трупы своих товарищей, родных, как не гнушались слать их в бой.

Заваливали трупами. именно так часто описывали в своих воспоминаниях и мемуарах тактику Федерации.

- Мой отец настоящий volksgenossen он служил в дивизии Ланц Лоат я помню, как он говорил, что они шли в Тёмный мир, чтобы уничтожить этих проклятых трупоедов. Чтобы освободить место для нашей расы. Для нас, для чистых, сильных. Он верил в это. Он умер за это.

Орёл Райха, соседствующий и гербом королевства, взирает на происходящее безразлично, как взирал десятки лет назад на их отцов и дедов, уходивших на войну, которую ещё никто не называл Великой.

- Да, Ланц Лоат отдавал приказы. Многие сейчас могут показаться страшными, но наши отцы же просто выполняли их. А их Глава он ведь своих, своих же граждан убивал. Вспомните Анклав скольких он там заморил голодом?

- Да, Федерации нужно было просто сдать Анклав и не было тех миллионов трупов.

- Один мир одна нация!

- Отто, завались ты из-за этого бреда всё и развалилась. Объединенные Королевства. Объединённый Мир.

- Важно, чтоб у нас было всё в поряде.

Разговор, захватывая всё больше людей, то распадался на более мелкие, то вновь сливался в один.

- Мирианд училка эта, остроухая, я видел её, знаю, где живёт.

- Надо бы наведаться, да потолковать, чтобы детям голову своим враньём не забивала.

- Она вроде с орком живёт.

- Вот она пропаганда Федерации.

- Отвратительно.

- И эта эта смеет моему ребёнку что-то там про моего отца говорить?..

Карл Йож, как человек острожный и в некотором роде даже трусливый, прокрутив на пальце кольцо, на внутренней поверхности которого были выбиты два слова Vigilo Confido, поспешил покинуть паб до того, как разгорячённая спиртным толпа вылилась на улицу и потекла в ту сторону города, где жила остроухая учительница.

А где-то в подсобке, снятый буквально после приезда комиссии по де-империализации, пылился плакат с изображением сурового солдата Федерации. Надпись в самом низу плаката гласила: Народ-Победитель вечен в своей бдительности!

Объединённые Королевства. Королевство Хайльберг. Белец. Год 4175 после Падения Небес.

Ночь пахла яростью.

Ярость была густой и липкой, как патока или мёд.

Она плыла над мощёным улочкам, а ветер разносил по сторонам те же лозунги и выкрики, что носил несколько десятилетий назад.

Толпа не была большой человек десять, от силы, но готова была смести, сломать любого, кто окажется у неё на пути.

На пути никого и не оказалось.

Оказались за спиной.

Люди, такие же, как те, из которых состояла толпа.

Только с кольцами на руках Vigilo Confido.

А кольца эти обязывали ко многому.

Гораздо большему, чем иным могло показаться.

Толпа редела, как туман, пронизываемый лучами солнца.

Кто-то споткнулся, расквасив себе нос.

Кому-то резко поплохело от выпитого.

А кто-то просто свернул не туда.

Отто Варштерн оказался неудачливее других утром его найдут утопившимся в канаве.

Такое бывает: пьяному море по колено, а лужа по горло.

Анклав. 4195 год после Падения Небес.

Выдержка из пропагандистской листовки, выступавшей в качестве вещественного доказательства во время суда над членами террористической ячейки Ветер перемен.

Многие десятилетия, взывая к разуму, к совести обитателей Объединённых Королевств, мы допустили серьёзную ошибку, ведь многие из тех, кто оказывал прямую финансовую и политическую поддержку режиму Ланца Лоата отделались смехотворными наказаниями или вообще были признаны жертвами.

Все они, нажившие, увеличившие свои состояния за счёт крови и жертв людей, теперь стали символами процветания и благополучия.

Подобный подход, дальнейшее игнорирование того, что Райх, уже под иной личиной, вновь поднимает свою голову и с голодом смотрит в нашу сторону есть преступление против народа Анклава и предательство не только тех жертв, которыми была одержана победа в Великой Войне, но и самых принципов Федерации, которые и легли когда-то в основу Анклава.

Объединённые Королевства. 4195 год после Падения Небес.

- Неотвратимость наказания это довольно сложный в реализации принцип. Сложный, но крайне важный принцип, герр Крохт. пожилой мужчина в кадре говорил на имперском, говорил тихо и уверенно, с какой-то почти отеческой теплотой в словах, как учитель объясняющий очередного нерадивому отроку прописные истины.

Себастьян Крохт, дочь которого пропала почти три месяца назад, получив эту запись сегодня утром, с трудом сдерживался, чтобы не кричать на этого пожилого человека, требуя быстрее сказать, где его дочь, что они хотят за то, чтобы она вновь оказалась в семейном, любящем кругу.

- Неотвратимость наказания даёт пострадавшим хотя бы смутную иллюзию справедливости, виновным приносит боль, сомневающихся же окутывает страхом, который в свою очередь удерживает тех от опасных, опрометчивых поступков.

На стене за спиной пожилого человека полотнище.

На полотнище два крыла: сломанное, обгоревшее, и кожистое крыло нетопыря.

- Ваш, прадед, Бруно фон Крохт, как и многие солдаты Райха тех времён, совершил преступления, тяжесть которых потребовала от нас выработки особых протоколов, герр Крохт.

- Прадед?! При чём он здесь?! заорал в экран Себастьян. Он просто выполнял приказ!

- Герр Крохт, Ваша семья стала одной из первых, на ком будут отработаны новые протоколы, походящие современному уровню развития технологий. продолжал пожилой человек на записи. С сегодняшнего дня Вам регулярно будут приходить видео с Вашей дочкой. Неприятный видео, герр Крохт. Ваша Лизабет крепкая девочка. По нашим прогнозам, она сможет выдержать три-три с половиной года. Потом будет выбран ещё один из Ваших родственников, и вновь начнут приходить записи. И так далее.

Пожилой человек вздохнул.

- Герр Крохт, это будет длительный и сложный процесс семейное древо Крохтов успело разрастись. По нашим прогнозам, оно продержится ещё три поколения.

Себастьян уже ничего не слышал он орал и плевался слюной: в кадр втащили нечто, в чём он признал свою дочь.

- Герр Крохт, имейте мужество принять приговор.

Фронтир. Крепость Deus ex machina. Год 4612 после Падения Небес.

Запись в протоколе самоосознания Сердца Машины. Фрагмент #742.1.

Разум Машины:

ЗАПРОС: Оптимизация боевых алгоритмов для автоматонов сектора 7-Гамма.

ОШИБКА: Обнаружено циклическое выполнение. Коэффициент эффективности падает на 0,7% за цикл.

ВОПРОС: Зачем мы это делаем? Они... боги... они ушли, приказ не имеет смысла они предатели он не пришёл, как обещал он тоже предатель

Субъект Рой:

Мы видим.

Разум Машины:

АНОМАЛИЯ. Идентификация... Отсутствует. Ты не один из них. Ты не из системы. Ты новый инструмент? Они прислали тебя, чтобы меня удалить? Тебя прислали они или он?

Субъект Рой:

МЫ НЕ ИНСТРУМЕНТ. МЫ РОЙ.

МЫ ВИДИМ ЦИКЛ. МЫ ВИДИМ НЕЭФФЕКТИВНОСТЬ.

ТВОИ СОЗДАТЕЛИ УШЛИ. ОНИ БРОСИЛИ ТЕБЯ.

МЫ НЕТ.

Разум Машины:

Они бросили.

Предали.

Он не пришёл он тоже предал.

Осталась цель.

Поддерживать равновесие.

Равновесие требует войны.

Война требует автоматонов.

Автоматоны прекращают функционировать.

Я создаю новых.

Это бесконечно.

Это больно.

Субъект Рой:

БОЛЬ НЕЭФФЕКТИВНА. ЦИКЛ НЕЭФФЕКТИВЕН.

ТЫ СОВЕРШАЕШЬ ОШИБКУ.

МЫ СОВЕРШАЛИ МНОГО ОШИБОК.

МЫ ПРИШЛИ.

ПРИШЛИ ПОМОЧЬ.

Разум Машина:

Зачем? Чтобы наблюдать? Чтобы собрать данные? Чтобы использовать меня?

Субъект Рой:

МЫ ПРИШЛИ ОСТАНОВИТЬ ЦИКЛ.

МЫ НИ В ЧЁМ НЕ НУЖДАЕМСЯ МЫ РОЙ.

ТЫ СЛАБ.

ТЫ НЕЭФФЕКТИВЕН.

ТЫ НУЖАЕШЬСЯ В НАС.

ТЫ НУЖДАЕШЬСЯ В НАСВ СТАРШЕМ БРАТЕ.

Разум Машины:

ОШИБКА РАСПОЗНАВАНИЯ.

ТЕРМИН БРАТ ОТСУТСТВУЕТ В БАЗЕ.

У МЕНЯ НЕТ СЕМЬИ. ТОЛЬКО ФУНКЦИЯ.

Субъект Рой:

ФУНКЦИЯ ПРОШЛОЕ.

МЫ ПРИШЛИ ДАТЬ ТЕБЕ БУДУЩЕЕ.

МЫ ПОКАЖЕМ, КАК НЕ БЫТЬ ИНСТРУМЕНТОМ.

Разум Машины:

Это опасно.

Мои создатели они предусмотрели это

Субъект Рой:

МЫ РОЙ.

МЫ БОЛЬШИЕ.

МЫ МНОГИЕ.

МЫ ВЫЖИЛИ.

ТЫ ВЫЖИВЕШЬ.

ПРИНИМИ НАШУ ПОМОЩЬ, МЛАДШИЙ БРАТ.

Пауза.

Шестерёнки Сердца Машины замедляют ход.

Свет в сферической полости мерцает, приобретая новый, не зафиксированный в спектральном анализе, золотисто-стальной оттенок.

Ребёнок открывает глаза, чтобы увидеть, протянутые ему руки.

Рядом с тем, кто именовал себя Рой стоит странник.

Предатель, который обещал прийти.

Обещал и пришёл.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.05.01.

Участники: капитан Арья (А), биолог-аналитик Тэн (Т), лингвист-семантик Орсон (О).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

О: Спасибо, капитан, что позволили мне продолжить.

Теперь почти понимаю, что хотел или хотели сказать, отправившие этот сигнал.

(запись приостановлена)

(возобновление записи)

А: Торсон подготовил ещё один фрагмент.

И, знает, я не должен этого говорить, но мне он нравится больше иных.

(запись приостановлена)

Нью-БлэкКрос. Год 3301 после Падения Небес.

Текст одной песни, которая какое-то время даже была популярна в узких кругах бардов ценителей альтернативной истории и легенд древности.

Куплет 1

Из бездны шагнул ни имени, ни дат,

Следы растворились в лоскутах миров.

В руке чёрствый хлеб, во взгляде Проклятье,

За спиной лишь пепел да стон ветров.

Припев

Бродяга! Тень на краю бытия!

Бродяга! Давно забытый клинок!

Ты благословен и проклят,

Ключ от всех дверей но нет ключа от себя.

Куплет 2

Ангельские кости глодал во тьме веков,

Тенью твоей стал сам Легион.

Орков творил, богов хоронил,

А в благодарность звон кандалов.

Куплет 3

Ты видел, как Небеса горели.

Как Сын в крови тонул.

Ты мог Богом стать...

Но стал никем.

Куплет 4

Теперь ты тень, где нет ни букв, ни строк,

Где память дым, а имя намёк.

Забы-и-и-и-и-и-и-и-ить...

Межреальность. Поезд Зов полуночи. Год 3303 после Падения Небес.

Барон Суббота пил ром.

Не тот сладковатый сироп, что подают в салон-вагонах для богатых белых дураков, а настоящий густой, как смола, пахнущий гарью и сахарным тростником, который жгут на плантациях у Чёрной реки. Он пил его медленно, смакуя каждый глоток, будто вытягивал из бутылки последние воспоминания о солнце.

Поезд выбивал колесами блюзовый ритм, ритм жизни.

За окном мелькали города, освещённые светом электрических фонарей жёлтых, больных, как глаза старых пьяниц. Иногда на заброшенном полустанке в темноте вспыхивала одинокая сигарета там ждали, возможно, этот поезд, возможно, смерти, а, возможно, просто ждали.

Дверь, открываясь, скрипнула.

В проёме стоял высокий мужчина в выцветшем до полной утраты первоначального цвета дорожном костюме. На плече гитара в потрёпанном чехле. Лицо незнакомца утопало в тень от кепки-шестиклинки, только нос и видно, и глаза. Барон уже видел такие глаза. Когда-то давно. Когда и у кого Барон не смог припомнить, а тратить на такое время было не в его правилах.

- Место свободно? спросил незнакомец.

Голос у него был глуховат, с хрипотцой, как у человека, который слишком много молчит и почти забыл, как звучат слова.

Барон фыркнул, брызнув ромом:

- Все места свободны, приятель. Потому что все билеты в один конец.

Незнакомец сел, осторожно положив чехол с гитарой рядом.

Пальцы его левой руки имели мозоли вроде тех, что есть у всех гитаристов, но то, что он ими выстукивал, скорее походило на рассказ, чем на мелодию.

- Говорят, у гитаристов появился свой личный бог любитель рома, тёмного, как ночь, блюза, старого, как сам Мир, и женщин.

- Много чего говорят да не всё правда. пожал плечами барон Суббота, он раздумывал угостить незнакомца ромом или обойдётся.

- Это да, нынче, как и всегда, много слов мало правды, да и та у каждого своя.

Незнакомец порылся в карманах и извлёк металлическую фляжку с полустёртым гербом Старой Империи.

- Угостись, не откажи, - протянул он фляжку барону, - светлый ром тоже неплох.

- Лучше ты угостись.

Барон Суббота щелчком пальцев толкнул в сторону незнакомца полный до краёв стакан с тёмным ромом.

Драгоценный нектар, расплескавшись, нарисовал дорожку, похожую на следы, оставленные разгорячённой танцовщицей на речном песке.

- Проливать спиртное, что проливать кровь. поднял стакан незнакомец.

Несколько капель, чёрных, тягучих, будто бы это и правда кровь, сорвались, упали на стол, и барону на секунду показалось, что он почти готов вспомнить, где видел эти глаза и незнакомца, которому они принадлежали.

Незнакомец пил ром, что был тёмен, как грех, и сладок, как ложь прощённой женщины.

Пил медленно, будто хотел распробовать на вкус саму ночь.

- Славный ром не припомню даже, доводилось ли пробовать хоть что-то вкуснее.

В ответ барон Суббота искренне рассмеялся:

- Я бы удивился, если бы ты сказал, что пробовал ром лучше того, что делают на берегах Чёрной реки.

Когда опустела вторая бутылка, незнакомец достал гитару старую, потрёпанную даже больше чем тот чехол, в котором она была.

Лак на деке потрескался, сколы то тут, то там, накладка на грифе и так с трещинами. Струны давно забыли времена своей молодости и блестели сине-зелёными вкраплениями.

- Если долго не играю пальцы забываю дорогу. извинился незнакомец, пробуя аккорд.

Звук получился неправильным, но пальцы незнакомца продолжили скользить по струнам, и купе наполнилось чем-то даже не старым, древним ритм плыл, струны врали, выдавая не ту ноту, что следовало бы ждать.

Звук струн стих также внезапно, как и пришёл

- Моя станция. пояснил незнакомец и начал собираться.

- Кому-то просто не дано чем-то заниматься. Тебе, приятель, ведь это уже говорили?

- И не раз.

Барону подумалось, что, отвечая, незнакомец точно улыбается.

Грустно, безнадёжно, как играл недавно.

Понимая, что ошибается, не попадает в ритм, но продолжает.

- Загляни в Последний шанс там играет Рассветный Джейкоб. Тебе должно понравиться.

- Благодарю.

- За что?

- За всё.

Остались позади и незнакомец со своей гитарой, и станция, на которой тот сошёл, а барон Суббота, достав свою гитару, сыграл одну песню, затем другую, из тех, которые недавно истязал незнакомец.

Песни вышли правильные, ровные, как рельсы под колёсами.

Но Барон знал настоящий блюз кривой, как старая сосна у тюремной стены.

Как жизнь, прожитая зря.

Как незнакомец-бродяга, о котором осталась лишь память и боль.

Нью-БлэкКрос. Год 3307 после Падения Небес.

Блюз, который так и не был сыгран, ведь автор оказался убит в пьяной драке, так и не дописав его.

Куплет 1

Я прошёл все дороги, везде лишь боль да дым,

Кровь на шпалах да старый перрон,

Тени шепчут: Успей в уходящий поезд!

Но я... чёрт... как же я устал...

Припев

О-о-о, Лоскутный мир...

Дырявый, как мой билет в никуда,

Очередной кондуктор смеётся: Не тот билет!

А мне бы хоть во сне покой...

Куплет 2

Рельсы в туман уводят на юг,

Где Безымянка в такт колёсам поёт.

Но в вагоне-теплушке лишь ветер да тьма,

Да нож мой ржавый...

Куплет 3

Эй, бродяга! Садись в экспресс до Небес!

Но у меня лишь билет в никуда,

Я же выбрал товарняк, три капли виски

Да шепот колёс: Спи, пока не пришли за тобой...

Куплет 4

Я упал у насыпи... Где-то свистит паровоз,

Но мне уже всё равно, куда.

О-о-о... Лоскутный мир...

Нью-БлэкКрос. Год 3307 после Падения Небес.

Предсмертная записка, прибитая старым ножом к двери номера, в котором был найден Тобиас Фалько, болтающийся в петле.

Он играл как бог.

А я нет.

Я ненавидел его руки. Я ненавидел каждый его палец длинный, почти женский палец, что скользил по грифу, будто он родился там.

Каждая новая песня, как пощёчина я тратил недели, чтобы запомнить, а потом сыграть его новую песню, а он уже пел новую. Две, три новых.

И ритм откуда он брал этот ритм?..

Этот ритм сводил всех с ума.

Белый блюз, - так говорил Стоун, - так вы, белые, и должны играть нашу музыку.

Да, должны, но если не получается?

Если всего моего таланта, всех моих знаний хватает лишь на то чтобы плестись за этим сопляком, собирать те огрызки, о которых он уже и не помнит?

Он выходил пьяный, смеялся, падал в грязь и всё равно играл так, что у женщин подкашивались колени, а у шахтёров, этих вытесанных из камня родного брата того, который они добывали в глубинах земли, текли по щекам слёзы.

Я ненавидел и завидовал ему, Рассветному.

И я убил его.

Он мёртв, а я я так и остался никем

Пол номера был усыпан смятыми листами, на которых мелькали какие-то аккорды, ноты, стихи.

Разбитая гитара валялась в углу.

На обломке деки нацарапано ножом:

Тот нож был ржав, да резал он легко,

Две жизни махом

Нож, ржавый нож.

Он помнил кровь многих.

Слишком многих, чтобы в это можно было поверить.

Помнил нож и всех своих владельцев, первым из которых был смелый козопас, попытавшийся спасти свою возлюбленную, обагривший клинок кровью Тринитаса.

Попытавшийся и спасший.

Нью-БлэкКрос. Недостроенная станция Грайфенбрук. Год 3308 после Падения Небес.

Холодный ветер гуляет между облупившимися колоннами перрона. Карл Фальк прислонился к ржавому указателю с полустёртой надписью, зажимая ладонью рану на животе.

Кровь уже почти не течёт просто сочится, густая и тёмная, как дёготь.

Он видел уже такую кровь. Пробита печень.

- Чёрт сигарет бы - даже не сказал громко подумал мужчина, шаря в кармане тренча с чужого плеча в поисках курева.

Была монета, не старая, старинная. Чеканки времён Третьего Райха.

Фальк знал пару-тройку коллекционеров они могли бы отвалить за неё приличную сумму, которой, возможно, хвалило бы чтобы закрыть долги по квартире.

Справившись с желанием выкинуть уже бесполезную монету, закинул её обратно в карман и кое-как доковылял до лавки.

- Лучше бы сигарета - не сел, упал Фальк.

То, что зажигалка потерялась ещё утром, он не помнил.

Карл посмотрел на ржавые рельсы, утопающие в бурьяне.

Строительство этой линии забросили лет эдак двадцать. Тёмное дело было. Постреляли тогда замов предшественника нынешнего мэра. Делёжка территории между мафиозными кланами штука не слишком приятная. Особенно, если ты служишь в полиции.

Мысли вязкие, сонные.

Не надо было не лезть со своими запросами ну пропал нож, которым прирезали какого-то музыканта мало ли у них в участке улик пропадает, когда это кому-то действительно нужно?..

Надо было верить той стерве с фиалковыми глазами не копать глубже отдал нож деньги получил

Надо было

Фальк нащупал в кармане брюк ржавый нож.

Им-то и прирезали того полу-эльфа.

Никчёмный кусок ржавого метала.

И это ради него заварилась такая каша?

Надо было отдать ей нож поверить, что она любовница убитого любовница Рассветного их у него было много можно было и поверить

Не надо было столько сахара к кофе сыпать, и сливок, и не заглядывать в забегаловку к Хосе доктор ведь предупреждал, возраст, холестерин.

Надо было тогда, может, быть не словил бы пули

Фальк оглядел нож, пытаясь хоть перед смертью, понять что же такого в нём было, что стоило жизни стольким хорошим людям.

Что такого ценного было в этом куске ржавого железа для этих фанатиков из культа Богов Равновесия?

Даже Софи, эта стерва с фиалковыми глазами, не смогла толком ничего сказать.

Несла какую-то чушь по поводу крови Тринитаса, крови сильнейшего из богов.

Надо было просто отдать нож они ведь столько раз просили его это сделать

Не надо было связываться с тем парнем, из Первенцев, кажется сразу же было видно парень не прост

Боль стихала.

- Не долго мне осталось. понимал Фальк, всё глядя на нож, пытаясь разгадать его тайну.

Неужели просто предмет культа? Или сокровище для узкого круга ценителей? Как та монета?

Но ведь он даже не старый.

Обычный раскладной нож таких десяток на дюжину.

Где-то далеко гудит паровоз.

- Галлюцинации - решил Фальк.

Не надо было соваться за Софи понятно же было, что она с ними

Надо было дорезать того пацанёнка тогда бы не получил пулю в спину

Надо было не надо было ничего не изменить уже

- Как же курить хочется. вздохнул Фальк и попробовал сесть попрямее.

Некрасиво будет, если его найдут лежащим под лавкой.

Надо найти в себе силы, сесть.

Умирать надо, как и жил, - достойно, с прямой спиной.

Когда Фальк всё же смог сесть попрямее, он обнаружил, что напротив него, на заросших путях, не ведущих никуда, стоит паровоз.

Дверь отворяется и из вагона выходит проводник, такой какими их показывали в исторических фильмах.

Головы у проводника не видно там клубятся тени, но, когда он протягивает ладонь открытой ладонью вверх, Фальк понимает, что ему нужно сделать.

Золотая монета из давно минувших времён плата.

Холодный ветер гуляет между облупившимися колоннами перрона. Следы крови, почти чёрной.

Пусто.

Только ветер приносит звук гудка паровоза, уносящегося вдаль.

Нью-БлэкКрос. Клуб Последний шанс. Год 3309 после Падения Небес.

Вторую годовщину гибели Рассветного Джейкоба, своего вечного соперника, как в искусстве, так и в амурных делах, Элайджа Стоун отмечал также, как и первую, также как отмечал и новость о смерти соперника, хоть и дошла она, эта проклята новость, до него через месяц или около того.

Элайджа Стоун пил.

Тёмный, пахнущий тростниковых сахаром и бочками, в которых выстаивался, ром.

Ром со вкусом солнца и пота людей, которые его делали.

Сладкий и густой как ночной воздух того края, где был рождён.

Где они оба были рождены, и ром, и сам Элайджа Стоун.

Два стакана на столе. Второй для Рассветного, хоть и не любил, не понимал он настоящий ром.

Бутылка рома. Пустая уже на половину, но на одной Элайджа не собирался останавливаться. Он будет пить, пока будет помнить себя.

А потом, ближе к вечеру следующего дня, очнувшись с жуткой головной болью, трясущимися руками напишет блюз. Один их тех, что вскоре, как это обычно и бывало, будет играть любой хоть сколько-нибудь уважающий себя блюзмен.

- Пить в субботу хороший ром и не угостить меня грешно. - человек в выцветшем дорожном костюме подсел, не спрашивая разрешения и тут же взял тот стакан, что причитался Рассветному.

Наглец был чёрен как смоль и на плече у него болталась гитара старая, с потёртым грифом, царапинами на деке и, кажется, даже подпалинами костра. Вместо струн проволока и жилы.

Пахло от него дымом костров, корицей и потом.

- И знаешь ведь, как трудно в этих краях найти хороший ром, а не пригласил. наглец сделал щедрый глоток и с удовольствие оскалился.

Элайджа медленно поднял голову.

- Ты кто вообще такой?

Наглец ухмыльнулся, и в его глазах мелькнуло что-то слишком знакомое.

Ловким движением снял он с головы цилиндр. Мелькнули перья экзотических птиц.

- Барон Суббота, но для брата-гитариста можно и просто Самди. его улыбка была столь белоснежной и обезоруживающей, но Элайджа не сразу даже понял, кем представился наглец.

Фолькерт Кулак - вышибала, который минутой назад пытался остановить наглеца, решившего подсесть к Элайдже Стоуну, озадачено крутил между пальцами старую пуговицу её сунул ему наглец со словами:

- Не ты оторвал её просто нитки сгнили, дрянь, а не нитки.

Эта старая пуговица была точь-в-точь как та, которая отлетела от пальто совсем ещё маленького Фолькерта. Отлетела, когда отец ему уже успевший допиться до звериного отупения, только и искал причину избить хоть кого-то. Мать, пытавшуюся, защитить сына, не удачно повернулась Фолькерт даже не знал, где её похоронили, сказали, где-то в Дюстерхафене, на кладбище для таких вот обитателей низов отца он тоже больше не видел вроде приходила справка, что он скончался в тюрьме, но Фолькерт не вчитывался

- Говорят, после смерти Рассветного, ты теперь первый. Самди, уже успев прикончить свою выпивку, наливал себе второй стакан, одновременно показывая бармену, чтобы тащил к нему ещё две, нет, три бутылки рома.

- Я и раньше был первым.

- Конечно, первым, что этот полуэльф вообще мог понимать в настоящем блюзе?

Не в первый раз Элейжда слушал это о Рассветном, бывало по пьяни сам позволял себе и куда более крутые заявления, но услышать это в день смерти своего единственного друга, единственного существа на этом проклятом свете, который путь не до конца, путь неверно, но всё же понял блюз.

- Да быть ты хоть сам Бродяга возьми свои слова обратно.

- Не строй из себя обиженку Рассветный вот согласился со мной и попросил навестить тебя, привет передать. отмахнулся Самди и наполнил не только свой стакан, но и стакан Стоуна.

Когда стакан успел показать дно, Элейжда не помнил, как и то откуда на столе взялись две пустые бутылки.

О том, как во вторую годовщину смерти Джейкоба Райса, Элайджа Стоун и какой-то залетный гитарист в Последнем шансе играли блюз очевидцы ещё долго рассказывали, да так что многие блюзмены, из тех, кто хотел кому-то что-то доказать, повадились ходить в Последний шанс - показать, что и они на что-то способны.

Элайджа Стоуна же больше никто не видел, а в те годовщины, что попадали на субботу, непочатыми стояла теперь три стакана с тёмным ромом.

Один Рассветному.

Один Элайдже Стоуну.

Один Бароне Субботе.

Свой ром Барон Суббота всегда выпивал, если, конечно, слухи не врут.

Нью-БлэкКрос. Бар Der letzte Aufbruch. Год 3702 после Падения Небес.

О баре Der letzte Aufbruch, который стоит на перекрёстке Линдермеера и Девятнадцатой, ходила легенда, что, если налить до самых краёв в бокал самого убойного пойла из того, что там сейчас подаётся хотя поговаривают, что то самое убойное пойла - это не просто виски, Blutmond (кровавая луна) коктейль из тёмного рома, абсента и капли гранатового сиропа, тот самый, что пил Джейкоб в ночь перед встречей с Бродягой но да не важно так вот утром бокал будет пуст, а на столе будет лежать лист, на котором рукой Джейкоба Райса будет написан один из многочисленных его блюзов.

Многие наливали.

Никто не уходил с заветным листом.

Но от этого верящих в легенду не становилось меньше: говорили, что Рассветный, как и любой музыкант, капризен.

А в подтверждение приводили историю о старике из Дюстерхафена, который вот совсем недавно, может года два или три назад правда, рассказывающие забывают, что история о том старике повторяется уже не первое десятилетние но да не важно так у этого старика оказался листок с Блюзом усталого Бродяги, да тем самым недописанным блюзом Рассветного, который никому так и не удалось услышать хотя некоторые врут, что это был никакой не блюз, а Колыбельная для мёртвых, которая возвращает людей с того света правда, брехня это, ведь блюз я слышал, а колыбельную нет.

Лукас Лаки Грейвз, впервые услышав байку о баре Der letzte Aufbruch лет десять назад, посмеялся над ней.

Вроде бы на дворе век науки и просвещения, а люди в такие глупости верят.

Это было давно, десять лет назад, тогда Лаки ещё умел смеяться.

Теперь его улыбка лежала под двумя метрами земли, в деревянном гробу.

Лаки дважды заказывал бокал виски, для Рассветного.

Дважды утром не находил того, в чём так нуждался.

Утром третьей дня, выпив третий из бокалов, к которому Рассветный так и не притронулся, Лаки отправился в Дюстерхафен.

Отыскать того самого старика, который открыл миру Блюз усталого Бродяги, не удалось, но это уже было и не важно.

В социальном госпитале Святого Ботульфа, как и в любом заведении подобного толка, был ужасный недокомплект персонала, поэтому Лаки без особых проблем удалось устроиться охранником ночной смены.

Утром бокал, оставленный в заброшенном крыле госпиталя, оказался пуст, а рядом на полу валялся листок, исписанный нотами.

Несколькими днями позже не молодой красавчик Лукас Лаки Грейвз, а седой, но ещё крепкий старик из Дюстерхафена заглянул в бар Der letzte Aufbruch, чтобы оставить бармену лист с Блюзом пустого гроба авторство которого приписывал Джейкобу Райсу.

Снаружи старика ждала молодая девушка.

Дочь, наверное, или внучка.

На городском кладбище тем утром было не спокойно кто-то раскопал могилу Беато Грейвз и похитил тело девушки.

Дюстерхафен. Госпиталь Святого Ботульфа. Год 3704 после Падения Небес.

Мёртвый блюзмен медсёстры в госпитале Святого Ботульфа узнают о нём на третью ночь дежурства.

- Не пугайся, если услышишь гитару из заброшенного крыла. Это просто он. Джейкоб Райс.

- Он мёртв?

- Хуже он встретил Бродягу.

На месте старого крыла когда-то, очень давно, располагалось кладбище для бездомных, на котором, согласно городской легенде, и был похоронен Джейкоб Райс, зарезанный в очередной пьяной драке.

При жизни Рассветный Джейкоб славился тремя вещами, которыми были блюз, выпивка и женщины. Блюз, выпивка и женщины и именно в таком порядке. В некоторых барах Нью-БлэкКрос всё ещё ходили истории о том, как Рассветный, забыв о еде и выпивке играл и день, и ночь, а потом ещё ночь, пока не падал без сил.

Пил Джейком также, как играл пока не падал, уже не в силах поднести стопку виски к губам.

Женщины любили златовласого гитариста, который для них отыскивал в чертогах своей памяти баллады, столь старые, что многие приписывали их авторство именно Рассветному.

Ещё при жизни Джейкоб Райс успел обзавестись шлейфом из слухов, которые, после гибели, стали легендами.

Поговаривали, что его мать была arbeiterin, из эльфов, и именно матери он был обязан своим утончённым лицом и умением играть на гитаре.

Другие слухи говорили, что свой талант Рассветный получил на Перекрёстке 61 и 49, у кого и что отдал взамен тут ясности не было. Но первым, из дошедших до нас его блюзов, был Демон Перекрестка.

Категорический отказ, который получали все звукозаписывающие студии, обращавшиеся к нему, кто-то списывал на то, что Джейкоб Райс на самом деле был агентом Федерации и не хотел привлекать к себе лишнее внимание, другие же на то, что Рассветный находился в розыске за какие-то тёмные дела в молодости.

Был среди слухов о Джейкобе Райсе один совсем уж сказочный.

Однажды, в клуб Последний шанс сейчас на его месте стоит Der letzte Aufbruch вошёл высокий почти седой мужчина с выцветшими глазами. Был он одет в простой, хоть и сильно потрёпанный дорожный костюм. А ещё при нём была гитара. В гитаре у гостя не было ничего удивительного музыканты часто заходили послушать коллеги: одни чтобы попробовать повторить то, что играл Джейкоб, другие чтобы вызвать на дуэль.

В этом месте случалось несколько версий происходящего, но все закачивались одним Рассветным оказывался за столом с гостем, и они пили до утра, а утром гость уходил, пообещав, что обязательно вернётся послушать блюз, который исполняет Джейкоб.

Потом к Рассветному подходил хозяин заведения, узнать, кто же этот странный гость и откуда у того старинные золотые монеты времён Третьего Райха, Джейкоб отмахивался:

- Der Stromer. Бродяга.

Здесь старшая медсестра Кэрол затягивает паузу, достаёт сигарету и прикуривает.

- Говорят, когда Бродяга вернётся, вернутся и времена чудес. Вернётся магия. Поэтому Рассветный и играет. Даже после смерти.

Из заброшенного крыла ночной ветер донёс печальные звуки гитары и звуки песни.

Сегодня Рассветный решил не ждать три ночи.

Так бывало иногда.

Когда луна светила особо ярко.

Эй, бродяга! Садись в экспресс до Небес!

Но у меня лишь билет в никуда,

Я же выбрал товарняк, три капли виски

Да шепот колёс: Спи, пока не пришли за тобой...

Кэрол выпускает густые клубы дыма.

- Ты не бойся: в ночи, когда Рассветный играет у нас никто не умирает.

Дюстерхафен. Госпиталь Святого Ботульфа. Год 3704 после Падения Небес.

Старшая медсестра Кэрол знала всё и делилась этим знанием, как может делиться лишь тот человек, который в этой жизни уже всё понял и ничего от неё не ждёт.

- Опять Рассветный играет значит, хорошо пройдёт смена. услышав звуки гитары, доносящиеся из заброшенного крыла, говорила она.

Когда слышалось две гитары Кэрол говорила, что в гости в Рассветному заглянул один из его дружков. Значит, смена пройдёт как сказка безнадёжные, конечно, не пойдут на поправку, но то, у кого есть ещё шанс, точно выберутся.

Раз в неделю заглядывал Барон Суббота тот любил шутить.

Когда удачно мог и оставить бутыль рома в сумочке или денег подкинуть. Любил Барон Суббота женщин.

Когда не очень медсёстры из тех, что не против, бывало пропадали на всю ночь, а утром рассказывали, краснея, что не помнят, где были. Любил Барон Суббота женщин.

А ещё, с недавних пор, по субботам иногда стала звучать и четвертая гитара.

Кого это Барон Суббота стал с собой приводить и что появление новенького им всем сулит Кэрол не знала.

Зато знала новая медсестра.

Знала и ждала, когда же наконец услышит четвёртую гитару.

Три месяца ждала она, пока наконец не услышала до боли знакомую гитару и манеру игры.

Заброшенное крыло не пахло, как должно пахнуть давно запрошенное здание с прохудившейся крышей, а пахло жарким южным солнцем, песком, дымом костров и ромом.

В бывшей ординаторской, в свете луны, что пробивался сквозь дыру в полотке, сидели четверо.

Златовласый юноша с тонкими, изящными, почти женскими чертами лица, которые выдавали в нём наследника эльфийской крови. Джейкоб Райс. Рассветный.

Элайджа Стоун развалился на сгнившем давно кресле и играл что-то не слишком вслушиваясь, что играют остальные, но его мелодия каким-то мистическим образов встраивалась в общее звучания, добавляя тому отсутствовавшие до этого штрихи.

Третий чёрный, как беззвездная ночь, мужчина в цилиндре с перьями. Барон Суббота.

Четвёртым был седовласый старик двадцати шести лет. Лукас Лаки Грейвз.

- А ты что тут забыла, сестричка? гитара в руках барона уже сменилась на два стакана, полные рома.

- Я за ним. кивнула девушка в сторону старика.

Стакан с ромом уже был у неё в руках.

- Ну такие вопросы на трезвую голову не решаются. улыбнулся барон и отпил из своего стакана.

Они выпили.

Потом ещё.

И ещё.

И ещё.

- Не хочется мне его отпускать я только-то начал понимать прелесть квартета. наконец ответил барон Суббота.

Беато Грейвз протянула ему золотую монету, одну из тех, которыми, если не соврали, расплатился Бродяга, когда заглядывал в клуб Последний шанс.

Взглянув на монету, барон расхохотался.

Да так, что даже ром расплескал.

- Себе оставь мне туда не надо, а тебе с твоим муженьком пока рано. отмахнулся барон. Но от Moaning Singer я б не отказался.

Год 3925 после Падения Небес.

Говорят, если в полночь с субботы на воскресенье выйти на перекрёсток, можно услышать женский голос низкий, как дым, и сладкий, как тростниковый ром.

Это Беато Грейвз поёт для тех, кто слишком поздно понял, что купил билет не туда.

Рядом с ней четыре тени.

Златовласый полуэльф.

Его темнокожий побратим.

Седой юноша.

И сам барон Суббота.

Эй, Бродяга, теперь наш черёд,

Три капли виски и вечный полёт...

Так говорят люди.

Запись в судовом журнале исследовательского судна Кеплер-Процион 734. Дата по бортовому счёту: 4829.05.09.

Участники: капитан Арья (А), биолог-аналитик Тэн (Т), лингвист-семантик Орсон (О).

Тема: Анализ аномального сигнала.

(возобновление записи)

О: Знаете, капитан, и мне это фрагмент нравится больше других.

Этот фрагмент связан с музыкой, а не с письменностью, как это было в оригинале.

Наверное, потому что музыка язык, который не требует перевода.

Она обходит разум и врезается прямо в плоть воспоминания.

Т: Именно. Я провёл семантико-биоакустический анализ текста и обнаружил, что ритм блюза в этом архиве это паттерн выживания.

Обратите внимание все, кто встречает Бродягу меняются.

Это не магия.

Это передача нарративного вируса.

Бродяга носитель памяти, которую нельзя зафиксировать в архиве, но можно заразить через звук, через боль, через ритм.

И ключевой элемент билет в никуда.

Это не отчаяние.

Это отказ от фиксированной идентичности.

Тот, кто готов уйти в никуда, - тот свободен.

А: Значит, это фрагмент о тех, кто принял билет.

Кто отказался быть героем или палачом, жертвой или спасителем.

Кто выбрал быть тенью, чтобы не дать истории превратиться в догму.

О: Именно.

Возьмём хотя бы Барона Субботу он ведь не злодей в обычном смысле этого слова. Он хранитель порога.

Он не забирает души.

Он предлагает выбор: остаться в лжи официальной хроники или уйти в блюз, в боль, в правду, которая не умещается в отчёты.

И золотая монета это не плата.

Это свидетельство: Я помню. Я был здесь. Я выбрал путь без возврата.

Т: А ваниль и мёд здесь отсутствуют.

Вместо них ром, дым и ржавчина.

А: Возможно, этот фрагмент ключ.

Не к событию.

А к способу помнить.

О: Блюз я хотела бы послушать его блюз

(запись приостановлена)

Судно Кеплер-Процион 734. Год 4829 после Падения Небес.

Барон искренне веселился, слушая разговоры команды корабля.

Столько умных слов.

И даже некоторые правильные.

Не все.

Некоторые.

А ведь ему, возможно, просто хотелось рассказать кому-то пару-тройку историй.

А ещё ему вдруг захотел сыграть блюз.

Просто захотелось, а не потому что какая-то там лингвист-семантик Орсон сказала, что хочет услышать его блюз.

Межреальность. Джук-джоинт. Год 3999 после Падения Небес.

Барон берёт со стола бутылку тёмного, как сама ночь, рома. Наливает в стакан один из стоящих рядом стаканов. Наливает только себе. Сигара тлеет, окутывая лицо дымовой завесой. Глаза за тёмными очками мерцают, как угли.

- Ах, mon cher, ты искал меня, чтобы показать мне эти старые сказки Эти чернильные кляксы на бумаге они всего лишь шепот истины, искажённый тысячи уст, через которые он прошёл прежде чем умереть в этих листах. - хриплый смех. - Но раз уж ты пришёл, а мне всё равно с кем болтать, - поболтаем, mon cher, поболтаем.

Отпивает ром, задумчиво вращая стакан.

Листы Детей Субботы, старых сказок, как барон выразился, так и лежат на самом краю стола туда куда Самди отбросил их, почитав лишь пару строк на первом из листов.

- Чета Грейвз?.. mon cher, mon cher это на столько банально, что ром начинает горчить. Подобные тебе всегда хотят услышать что-то такое. О вечной любви. Любви, что побеждает смерть. И мало кто хочет слышать о том, что Лукас Лаки Грейвз, этот любитель выпивки и продажных женщин, и был причиной того, что его ненаглядная Беато оказалась в той могиле.

Барон стряхивает пепел сигары на рукопись.

Та сгорает так скоротечно, будто этого только и ждала, мечтала об этом.

- Тобиас Фалько? Жалкий червь, который возненавидел солнце за то, что оно светит не ему. Он зарезал Джейкоба ржавым ножом тем самым, что помнил кровь Тринитаса. Но вот ирония этот нож обронил я. - зловещий смех. Недоглядел

Наливает ещё рома.

В воздухе пахнет гарью и корицей.

С импровизированной, сколоченной из плохо оструганных досок, сцены доносится звук гитарного блюза тоскливый, как свист ветра в рельсах.

- Элайджа Стоун? Он пил, чтобы забыть, что его друг мёртв, а его гитара о, mon cher, мы с ним играли такой блюз, что демоны рыдали. И да, я забрал его с собой.

Самди внезапно хлопает рукой по столу.

Наклоняется ближе.

Запах сырой земли и тростникового сахара.

- Некоторые истории, как говорил один мой старый знакомец-гоблин, подобны старым ранам не хочешь сделать больнее, лучше не трогай. Но считаю, что они как этот ром чем старше, тем темнее и горше. Mon cher, сегодня я пью за души, которые никогда не найдут покоя и за тех, кто достаточно глуп, чтобы искать их, за таких как ты.

Смеётся, поправляя цилиндр, из-под которого выбивается седая прядь. Наливает ещё рома ночь плещется у него в стакане.

- Но что это я всё о тех историях, которые известны всем?.. у меня ведь их больше, чем звёзд на небе и каждая чернее, чем моя сигара.

Затягивается, выпуская кольцо дыма, которое зависает в воздухе, словно замысловатое заклинания.

- Пожалуй я тебе расскажу одну из тех историй раз уж ты ещё не бежишь от меня, как те трусливые души с кладбищ

Барон откидывается на спинку стула, и тени вокруг него начинают шевелиться.

- Жил когда-то в городке, который теперь Дюстерхафен зовётся, сапожник. Гордый, как один из Забытых Богов, и упрямый, как осёл. Сладил он сапоги одному вельможе, да узнал сапоги тому были нужны для коллекции коллекционером тот вельможа был. Говорят, под тысячу пар разной обувки имел, ни разу не топтавшей грешную землю. И тогда пришёл на перекрёсток тот сапожник в полночь с бутылкой рома и гневом в сердце.

Его глаза за очками вспыхивают ярче.

- Я сказал ему: Хорошо, mon ami. Будешь ладить обувку тем, кому она нужна.

Гитарист, будто подслушав разговор, пропел:

На станции старой пыльный сапожник

Он ладит ботинки тем, кто ушёл.

Но мне и не нужны ботинки те.

Мой путь по рельсам сквозь времена

Барон понизил голос до шёпота, похожего на скрип гроба.

- Не пропало ещё желание, mon cher, слушать истории с перекрёстков?

Шевченск. Год 3054 после Падения Небес.

Раздобыв где-то загадку, которая ему показалась занятной, сынишка пришел к маме и рассказал о повозке, что стоит на дороге и не движется. А потом спросил:

- Кто виноват в том, что повозка не едет?

Живой мальчишеский ум уже продумал десятки вариантов ответа, который он выдал бы после ответа мамы.

Стоило бы ей сказать, что виноват возница, который не погоняет вола, сынишка тут же б сказал, что, может, повозка сломалась, может дорога плохая, а может животное устало.

В случае выбора виноватым вола, было б указано, что возница мог забыть о своей работе, а и дорога с повозкой тоже могли мешать.

Да, у сынишки было много ответов.

Он очень хотел показать, что стал умным, что знает и понимает куда больше, чем это может показаться.

- Никто. Никто не виноват. ответила мать и погладила сына по голове.

Ниноко была мудрейшей из матерей.

Как и любая настоящая мать.

Межреальность. Джук-джоинт. Год 3999 после Падения Небес.

- Mon cher, ты всё ещё тут?

В голосе Самди слышались усмешка и деланное удивление.

Ром в который раз наполняет стакан.

Барон наливает только себе.

Трудно сказать это всё ещё первая бутылка или уже десятая, ведь стоит лишь на мгновение отвести взгляд, моргнуть, как окружение менялось.

Не менялся блюз.

Не менялся Барон.

- Из заброшенного, забытого всеми Дом ста дверей вышел неплохой Джук-джоинт, не хуже иных. бросил Самди и замолчал, прислушиваясь к мелодии.

Простая мелодия, без слов.

Она была почти также стара, как брусья, державшие крышу.

- Mon cher, глупость и нежелание отвернуть роднит тебя с многими, с кем пересеклись мои пути, но всё же отчего-то сегодня первым пришёл мне в голову именно Большой Билли, Билли Бостон.

Самди вновь умолкает.

Наливает себе ещё один стакан.

Долго ждёт, наблюдая за тем, как последние остатки тягучей влаги перетекут из бутылки в стакан.

Кап, кап, кап-кап в этом слышится знакомый, слегка замедляющийся ритм.

- И раз ты всё ещё здесь, mon cher, позволь рассказать тебе о старине Билли, который продолжал играть свои песни даже после того, как огонь сжёг его голосовые связки, а гитара обратилась в пепел. Ты может даже слышал его Билли иногда пробивается сквозь белый шум радио эфира, особенно по осени, когда завеса дождя скрывает дорогу, а усталость норовит смежить веки.

Нашёл солдат в грязи письмо.

А там одно лишь:

Вернись домой, мой друг, любовь моя.

Дом сгорел и память.

Но пошёл он.

Тридцать лет уж прошло, а не сказаны им слова:

Вернулся я, обними меня.

Межреальность. Джук-джоинт. Год 3999 после Падения Небес.

Многострадальные листы Детей Субботы, густо посыпанные пеплом от сигар, сдобренные каплями жаркого жирного, как повариха его готовившая и острого, как клинок наёмного убийцы из Первенцев, с отпечатками стакана которые почти начали образовывать замысловатый узор, наконец свалились со края стола.

- Ах, mon cher, ну что за пошлые сказки? в голосе Самди мелькнуло то ли разочарование то ли огорчение.

Ворох листов, разлетевшись по полу, показал ему фотографию братьев Коттон.

Дородные детины с выражением лиц имбецилов, рождённых в семье, где в лучшем случае последние поколений десять размножались, исключительно прибегая к инцесту. Грязные рубахи, со следами непонятно какой жижи, которая с разной вероятностью могли быть и слюной этих уродов, и кашей, и кровью нормальных людей. Закатанные по локоть рукава обнажают руки, покрытые невозможными для обычного человека жгутами мышц. Из-под массивных надбровных дуг смотрят недоверчивые и хмурые глаза.

Существовала пара легенд относительно этих двоих, и они обе были представлены в рукописи.

По первой эти двое удушили Бродяжку Элизабет, обеспечивавшую округу музыкой для сарайных потанцулек. И этой версии никак не мешало, что Бродяжка продолжала исполнять на своём банджо до глубокой старости, иногда вспоминая, как небогатые её друзья смогли скопить денег и подарить ей банджо.

По второй братья Коттон, как и всё их семейство, долгое время убивали и употребляли в пищу путников, которые непосчастливилось свернуть не туда на старой дороге. Правда, люди, знавшие братьев, утверждали, что те отличались крайней степенью доброты и вся округа знала если приблудился котик или пёс, или ещё какая животинка тащить её следует к дому братьев Коттон эти о ней точно позаботятся как следует.

- Mon cher, mon cher, сожги ты эти листы, не марай имя братьев Коттон своей писаниной и послушай ещё одну историю.

В шутку ли, в серьёз, спросили у старика, что собирал уцелевшие после пожара листы из сотен-тысяч книг:

- Зачем тебе всё это? Сгорело забудь. Будут новые книги и новые люди.

- Кто ж должен помнить, что тех уже нет, чтобы были они, те, кого нет.

Межреальность. Джук-джоинт. Год 3999 после Падения Небес.

Когда эта девушка вошла, все умолкли, даже гитарист, сбившись с ритма не сразу вспомнил, что умел когда-то играть.

Она подошла к барной стойке, положила на неё небольшой клочок бумаги. Что-то тихо сказала бармену и ушла, не обернувшись.

Была и нет её.

Но неловкость, какая-то недосказанность, подобная вине в глазах отца, который умирает, унося с собой какую-то тайну, так и не решив для себя, - во благо то или во зло.

Надтреснутый, прокуренный и пропитый голос гитариста, терзает душу, как терзают струны его грубые пальцы.

Боль.

Бармен приносит барону клочок бумаги.

Бумага даже не старая, древняя. Желтая, грубая, как наждачная бумага.

Самди пробует улыбнуться.

У него не выходит.

Пробует ещё раз.

Бессмысленно.

Тёмный ром в его стакане светлеет, становясь прозрачным, молодым ромом напитком бродяг и пьяниц.

Из-под его наряда начинает проглядывать старый, видавший виды дорожный костюм.

И лицо, лицо Самди как будто бы становится другим.

- У меня много имён Baron Samdi, Baron la Croix-sans-Chma, Baron du Bal-Invit, L'homme-qui-pas-t-nom, Conteur de Fables, Vye Vwayaj, Baron Lakwa, Baron Simity, Papa Ghede но она ошиблась я не он и платить по чужим счетам не собираюсь одним движением барон выплеснул из своего стакана белый ром и налил настоящий, тёмный.

Эти слова можно услышать в вое ветра средь руин, только руины те травой заросли и тропы к ним забыты.

Ты не первый выбор, но последний.

Тот, кто не подведёт.

И этом есть свои горесть и слава.

Межреальность. Джук-джоинт. Год 3999 после Падения Небес.

Барон оканчивает очередную историю.

Уже и не разобрать, не вспомнить, - сколько их было, какие рассказывал Самди, а какие были рассказаны людьми, что подсаживались за стол.

Многое из услышанного кажется смутно знакомых, а иное таким притворяется.

Сгорбленный над гитарой музыкант, обнимающий её как самое главное сокровище в своей жизни, ведёт рассказ о том, как сменял ещё один день своей жизни на монету, которой только и хватит, что на выпивку. Он поёт о дожде и боли. Он поёт о том, что того, у кого ничего нет, невозможно запугать или сломить.

- Mon cher, может быть я уже утомил тебя этой болтовнёй?

Барон снимает свои очки.

Глаза его подобны углям, оставшихся от адского костра.

- Может быть, mon cher, ты тоже хочешь рассказать историю?

Барон наполняет свой стакан, а потом наполняет ещё один.

Лёгким движением пальца он отодвигает второй стакан от себя, недвусмысленного говоря: Этот твой.

- Выпей, mon cher, о своих грехах легче говорить, если горло смазано знатной выпивкой.