Ранним вечером в первую субботу октября у молодого, перспективного фотохудожника Антона Балясина гостили Сорокины. После обеда хозяин похвалился ответом из престижного датрианского фотоагентства, куда он отсылал резюме год назад, и поделился проблемами с визой. Сорокины долго молча сидели за столом: Ирка потерянно хлопая ресницами, Матвей отрешённо ковыряя недоеденную кильку.
Антон, стоя у окна, задумчиво глядел в осеннее сумеречное небо. Где-то за пасмурными облаками пряталось далёкое солнце Датры, планеты людей. Контракт практически лежал у Антона в кармане, но чтобы он стал действительным, нужно было пройти датрианский лав-контроль. Что не каждому дано.
- А ты слышал про поляризатор Скоглунда? - поинтересовался Матвей. - Добавляет в мозги столько миллифрейд, сколько закажешь. Пара дней любви, сдал тест и гуляй. Временный импринтинг быстро проходит, даже привыкнуть не успеешь. А можно и на постоянку. Чтобы вообще проблем не стало. В конце концов, мы все здесь или бандиты, или проститутки, кто не лох и не чмо. И так как в бандиты тебе однозначно не светит, лучше делать это по любви. А если ты намылился гастарбайтером на Датру, то уж на ней по-любому придётся.
- Импринтинг нелегален. Значит, о медицинском контроле и не мечтай. Сначала тебе накрутят мозги, потом сам пойдёшь дули воробьям крутить. Сломанный андроид, ха! И чёрт знает, где брать поляризатор.
Ирка вдруг встала.
- Что-то голова кружится, пойду прилягу... Антон, можно?
- Конечно. Может, дать таблетку?
- Не, спасибо. Само пройдёт. Я просто устала.
- Ну, смотри.
Антон с тоской проводил взглядом удаляющуюся Ирку. Какой, к чёрту, импринтинг, если он и так влюблён? Ему б разлюбить. И спокойно послать Датру куда подальше.
- Черта-с два у неё что-то кружится, - хмыкнул вслед супруге Матвей. - Просто Ирка смущается сама сказать. Но черкнуть адресок подпольной лаборатории я тебе могу и без неё. Процедура обойдётся недёшево, сам понимаешь, но в сравнении с датрианскими зарплатами сущая мелочь. А чтобы после импринтинга дули крутить воробьям, про такое я не слыхал. Да и с Иркой, вроде б, тоже всё в порядке.
- С Иркой? - поразился Антон.
- Ну да. Я ж тебе говорю, умнее поляризоваться на постоянку и делать это по любви... Нет, ты будто на другой планете живёшь! Датрианин, ёшкин кот... Сейчас у нас многие на импринтинг идут. Не только ради Датры. Предположим, назначают шефом в твой офис полного мерзавца, хама и козла. Увольняться? А где не мерзавцы и не хамы? У нас здесь что, Датра обетованная? Но если вдруг полюбить начальственного козла, любовь-то зла... Вот и моя Ирка тоже того... И теперь ходит на работу с радостью.
- Обалдеть. А если назначат другого рогатого? И как смотришь на это ты?!
- А что я? Надо, значит надо. Мы ведь все или бандюки, или шалавы, кто не лох и не чмо. Потом, любит только Ирка и только на работе, а козлу-то зачем? Так что они не спят и не собираются. Вроде бы. А если другого назначат, то поляризатор Скоглунда - хитрая штука. Может возбуждать страсть к конкретному человеку, ну или андроиду, а может к целому классу или подвиду. Ирка заказала себе начальников.
Матвей хохотнул:
- Знаешь, как это делается? Клиента обкалывают всякой дрянью - серотонины-дофамины и прочая наркота. Потом цепляют на череп шлем с электродами и крутят подходящие картинки или кино. Ирке показывали такой фильм старинный, ещё в начале века снимали. Там про босса-жесткача и секретаршу-мазохистку. Босс на неё рычит, а она в штанишки писает от удовольствия. Идеальные отношения начальника и подчинённой. По фильму - лёгкое садомазо, потом любовь-морковь, свадьба. И всё, клиент под электродами созрел. То есть клиентка. Теперь кто ей начальник, тот ей и бог, желанный господин.
- Мрак. Я б Ирке не позволил.
- Думаю, потому она и со мной. Ты, Антоха, слишком чувствительный, прямо не андроид.
Матвей рассмеялся:
- А правда. Чего ты киснешь? Творческая личность, тонкая натура! Бросай корчить трагические рожи - ты делаешься похожим на Пьеро, только что продинамленного Мальвиной. Я тебе подкину адресок одного интересного доктора. Но единственно померить свои миллифрейды и успокоиться. Ты и так должен пройти тест.
- Не должен. Я разведывал подробности. Они, датрианские суки, снимают миллифрейды по твоей реакции на датрианских сук. Типа сексуальный объект, стабильная реакция. Но миллифрейды это ведь не сила сексуального влечения. Разность потенциалов притяжения и отторжения, установочных симпатий и антипатий. Эмоции! А секс - только одна из составляющих, которая иногда вообще происходит из негатива. Так что тест может показать на землянок одно, а на датрианских сучек другое. На них миллифрейды у меня могут получиться даже отрицательными.
Матвей недоверчиво выгнул брови.
Антон усмехнулся:
- Нет, отрицательными, конечно, не будут, но хватит их вряд ли.
- Гм... Ну, тогда не отказывайся от поляризатора, если хочешь на Датру. Хотя смотри сам, моё дело предложить. Кстати, фотограф! Пощёлкал бы на прощание, что ли.
- Нет, Ирка, похоже, правда немного не в себе. В следующий раз, я ведь ещё не улетаю.
Говорят, каждый андроид мечтает жить на планете людей. Антон никогда не мечтал. Разве что в детстве, когда датриане только прилетели и выяснилось, что земляне происходят от их андроидов, забытых на покинутой колонии. Потом Антон стал думать, что не важно твоё происхождение, ты такой же человек, если разумен. Он стал испытывать неприязнь к Датре с её спесью. Никак не думал, что ему когда-нибудь захочется к "настоящим людям".
Но год назад Ирка вышла замуж за Матвея.
Друг детства, поэтому Антон смирился. Да он никогда и не считал любовь потребительским, собственническим чувством. И датриане называют землян андроидами? Придумали унизительный, подлый тест...
Разумеется, и прежде Антона земляне возмущались. С самого начала. Докажите! И датриане доказали. Измерять способность к любви на Земле научились ещё до их первого визита. Норма - от двухсот до пятисот миллифрейд. Ниже нормы обычно не опасно. Вот отрицательные миллифрейды почти всегда оборачиваются тяжёлыми социопатиями. Небольшое превышение нормы тоже как правило не беда, просто трудно в этом мире с широким сердцем. Но больше восьмисот - уже чревато святостью или другими психическими отклонениями. А тысяча - смертельна. Её вообще можно вызвать только искусственно. Но так устроено у землян. А для датриан, которые на вид такие же, как земляне, тысяча - нижний порог нормы. Потому что они - люди. Человек - это любовь.
Андроиды всё-таки отстояли своё право на независимость и взаимоуважительные отношения с Датрой. Но когда планета людей открыла для них двери, то не забыла напомнить о том, кто они есть на самом деле. Для получения визы придумали землянам тест. Тем, в ком любовной мощности меньше пятисот миллифрейд - половины датрианской нормы, - отказ. По датрианским меркам они либо биомеханизмы, либо больные. На Земле делайте с ними что угодно, а людям такие равноправные гости не требуются.
- А, понятно, - кивнул суетливый подпольный доктор со странными именем-отчеством Вася Ибрагимович и нервическими васильковыми глазками. - Датрианский гастарбайтер, временка для теста. Сделаем, в чём вопрос! Минимальная поляризация, отработанная процедура. Вам когда на тест, послезавтра? Тогда поляризоваться необходимо прямо сейчас, получим максимальный эффект точно к лав-контролю. Снимайте куртку. Давайте деньги. Ага! Теперь рукав засучите, пожалуйста.
После инъекции Антона усадили в мягкое кресло перед дисплеем, нацепили на голову утыканный проводами шлем.
- Приятного просмотра! - пожелал Вася Ибрагимович и врубил кино.
Какими токами проникает в его мозг поляризатор, Антон не чувствовал.
А на экране появилась качественная, мастерски сделанная картинка. Оригинальная цветовая гамма в мягких, но тревожных тонах, выразительные ракурсы. Уровень фестивального кино. Антон в таких вещах хорошо разбирался, в принципе и сам мог бы снимать. Особых пошлостей от фильма явно можно было не ждать, разве что высокохудожественных, которые пережить легче.
В этом месте рассуждений Антон вспомнил, сколько уплачено за билет на сеанс и какое значение имеет результат просмотра. Бросил думать, прекратил оценивать ракурсы, стал жадно следить за содержанием, стараясь запечатлять его на фотоплёнку памяти со всей возможной точностью.
Фильм был про парня, похожего на Антона, только лицо напряжённое и невыразительное, с бедной мимикой. Он листает глянцевые картинки про Датру, вздыхает. Встречается в кафе с друзьями, те шутят по его поводу, что вот, мол, был андроид как андроид, теперь оторвался от коллектива, выбился, можно сказать, в люди. Парень, со своим каменным лицом, вяло отшучивается, смущённо покашливая в кулак.
Потом герой фильма является в датрианское представительство для получения визы. В приёмной два лозунга, один крупными буквами на латыни - "Ama et fac quod vis", это цитата из Августина, а под ним мелкими, противными на русском - "Предъявите ваши миллифрейды!" А инспектором в кабинете - шикарная датрианская блондинка, длинная, тонкая, с огромными бирюзовыми глазищами и пухлыми вишнёвыми губками. Выражение лица у неё очень доброе и милое. И она, с лёгким датрианским акцентом, сочувственно сообщает: миллифрейды парня недостаточны для проживания на планете людей.
Парень оправдывается, что миллифрейды не смог предъявить в достаточном количестве переволновавшись. А на самом деле он ух как любит... особенно датриан, и ещё особеннее - датрианок.
- Ничего не могу поделать, - виновато улыбается красивая инспекторша.
- Дайте мне ещё один шанс! - требует парень. - Позвольте, в конце концов, доказать на деле!
- Понимаете, нет такого дела... - смущённо оправдывается датрианка.
- Что значит нет? - возмущается парень. - Да я на всё что угодно готов ради Датры и датриан! И ради вас лично, инспектор... Вы... вы в моём сердце.
"Ага! - радостно думается Антону в этом месте. - Вот и пошлятина попёрла..."
- Вы пытаетесь меня подкупить, - добродушно смеётся экранная красотка. - Между прочим, толкаете к должностному преступлению!
А парень ей говорит:
- Накажите меня! Но лично. Или позвольте искупить. Вы что выбираете - быстрый, ни к чему не обязывающий секс здесь на коврике или вечер в опере и ужин при свечах?
- А опера с ужином обязывающие? Спрашиваю чисто из любопытства.
- Надо подумать, - озадаченно хмурится парень. Он выглядит в этот момент не нагло или хамски, а несуразно и трогательно. Датрианка смеётся - сердечно, звонко, колокольчато. В её бирюзовых глазках пляшет безумный огонёк.
И Антон вдруг чувствует, что ведь он сопереживает отверженному соискателю. Надеется, что у киногероя получится если не с Датрой, то с обворожительной нимфой-инспекторшей. Да. Фильм, конечно, совершенно пошлый и гнусный. Но героиня очень симпатичная и располагающая. Даже жалко, что её в такое кино запихнули, обидно за неё.
Вечер в опере действительно получился, а потом и ужин при свечах - с бесконечными разговорами про волшебную планету любви. Во время беседы парень кладёт руку на круглое колено датрианки, рука медленно ползёт вверх по молочно белому бедру, задирая кружевную кромку платья. Деликатно останавливается. Выжидает, замерев. Датрианка смотрит землянину прямо в глаза и нежно, чувственно говорит:
- Ama et fac quod vis. Люби и тогда делай что хочешь.
Парень порывисто отводит взгляд и убирает руку. Датрианка пленительным движением длинных ног заставляет опасть кружева.
Дальше они в основном драматично молчат. А потом кульминация - прощальный поцелуй у ворот представительства, до которых андроид проводил датрианку, чтоб расстаться навсегда.
- Прости... - со слезами на глазах говорит прекрасная инспекторша и уходит, желанная и недостижимая. Влюблённая, но нелюбимая.
- Ну как? - спросил Вася Ибрагимович, снимая шлем с Антона после окончания сеанса.
- Да никак. И кино у вас - дурацкое.
- Ну, кино какое есть, датрианский фильмец, что, однако, роли не играет. Хоть немного сопереживали героям?
- Слегка было, - нехотя признался Антон. - Но тем противнее.
- Ничего, в первый раз всегда чуточку больно. Всё у вас получится.
- Хотелось бы верить...
- Иначе не бывает, - убеждённо заверил доктор. - Если провалите тест, верну вам деньги без проблем. Но до этого не дойдёт.
Антон недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал. Он пока что не чувствовал прилива миллифрейд, но никто ведь и не обещал, что сразу мир перевернётся...
Фильм не шёл из головы. Всё-таки, снят он был отменно. Антон как профессионал не мог не оценить по достоинству мастерство оператора и художника. И сквозило в примитивной датрианской мелодраме что-то бесконечно неправильное, но глубоко правдивое. Почему герой убрал руку? А интересно, если бы августиновской максимой огорошили Антона?
Так что за чувство любовь - ответственности или вседозволенности? Наверное, одно должно совпасть, совместиться с другим, как два луча в фокусе собирающей линзы. Но где эта чудесная точка слияния и как её распознать, не ошибившись?
Что, чёрт возьми, вообще хотел сказать Августин своей парадоксальной сентенцией и почему она так пришлась по сердцу датрианам? Ведь он говорил о любви к богу! Хотя с другой стороны, августиновский бог живёт в каждой живой душе...
А может, тем и отличается любовь людей-датриан от любви андроидов-землян, что первые знают всё про любовь и про то, как с ней обращаться, тогда как для вторых она - вечная, неразрешимая загадка и подчас катастрофа?
Что вообще лежит там, за тысячью миллифрейд? Антон мог гадать только по тому, как его колбасило от любви к Ирке. Но он, крути ни крути, андроид. А интересно, каково бывает датрианам? Как же они это переносят?
Вдруг, он понял, что былой неприязни к ним не испытывает. Скорее сочувствие и даже жалость. И стало ясно, что в мозгах определённо что-то сдвинулось.
Инспектором, к которому направили Антона, оказалась тоже дама, как в фильме, и тоже чрезвычайно хорошенькая. Правда, жгучая брюнетка. Но Антону брюнетки всегда нравились больше блондинок. Ирка тоже была чёрненькой. А датрианки, они ж вообще жутко красивые. И все будто светятся изнутри.
И звали инспекторшу очень красиво - Шэла. На собеседовании, получая направление на тест, Антон всё мучался вопросом, а что если б и он положил Шэле руку на коленку... аж вспотел от терзаний.
Но едва замелькали тестовые кадры, появилась уверенность, что испытание он пройдёт легко. По экрану проносились десятки, сотни датрианок: на пляже, на подиуме, в парке с детьми... Антону все они были глубоко небезразличны - как минимум.
А через день Шэла сообщила результат:
- Антон, у вас замечательные показатели. Для землянина - просто выдающиеся. Более девятисот миллифрейд! Но, к сожалению, мы вынуждены просить вас отказаться от планов переселения на Датру. Вы способны принести гораздо больше пользы родной планете, чем нашей, такие земляне особенно нужны здесь. А на Датре, понимаете в чём дело, введены ограничения на проживание землян с аномальным любовным потенциалом.
- Не понимаю. Что значит аномальным? Насколько бы много ни было по нашим меркам девятьсот миллифрейд, - удивлён, между прочим, честное слово, - это же всё равно ниже вашей нормы!
- Да, немного ниже, хотя в пределах разумного. Вы, Антон, практически датрианин! Но то, что нормально для нас, не нормально для вашей природы. Вы на такие мощности не рассчитаны. Датриане способны жить в огне любви, а земляне не очень. Хотя, конечно, мы не имеем морального права отказывать вам в визе. Но, понимаете, на Земле вы нужнее. А на Датре можете оказаться опасны, поэтому должны будете находиться под наблюдением. У вас не получится работать по заявленной специальности фотохудожника. Необходимое наблюдение может быть обеспечено только в храме... храме любви, разумеется, других у нас нет.
- Где?... - аж поперхнулся Антон. - В борделе?!
- В определённом смысле можно выразиться и так.
Антон потрясённо откинулся в кресле. Это был шок. Душой Антон уже пребывал на Датре! И пусть Матвей тысячу раз прав насчёт бандитизма и проституции, но не настолько же буквально - храмовым проститутом...
Хотя, конечно, работа непыльная и в некоторых отношениях очень приятная.
Шэла, конфузливо стреляя глазками из-под чёлки, проинформировала:
- Заработок у вас будет даже выше - в несколько раз. И много-много любви! Между прочим, у нас проституция не является порицаемой и стыдной профессией. Храмовая - даже напротив. Так что если желаете...
Антон решительно встряхнулся, сбрасывая жуткое наваждение.
- Ну нет... Может, у вас и не считается, а у нас любвеобильность ещё не повод.
- Да у нас в общем-то тоже. Как, например, и на Земле никто не заставляет каждого верующего идти в монахи. Просто есть и такая профессия. Но требовать, чтобы вы шли работать священным любовником, особенно учитывая традиции и этику Земли, мы не вправе. Поэтому предпочли бы, чтобы вы отказались от переселения на Датру. Иначе мы будем вынуждены пересмотреть контракт, не считаясь с вашими желаниями.
- Мило, очень мило... И часто бывают такие пересмотры?
- Вообще-то ещё не бывало. Обычно земляне с датрианским уровнем миллифрейд неадекватны изначально и отсеиваются на стадии подготовки контракта. Случаи зашкалов на тесте бывали, но единичные. И каждый раз до крайностей не доходило. Одна землянка три года назад согласилась на работу в храме любви. Трое других ваших однопланетников отказались от визы добровольно. Один из них, кстати, сейчас работает в правительстве Земли, а ещё один должен вскоре получить чин кардинала. Впрочем, он и на Датру собирался на высокий пост в земной католической миссии. Но я же говорю вам, что здесь такие люди нужнее. Вы - пятый.
- Значит, в суде случаев одностороннего пересмотра контракта не рассматривалось?
- Нет. Хотите попытаться создать прецедент? Ваше право. Не скажу за всех датриан и наше правительство, но лично я вас прекрасно пойму.
Антон тяжело перевёл дух.
- Спасибо и на этом. Ладно, я подумаю.
- Конечно, - участливо кивнула Шэла. - Если что-нибудь надумаете или возникнут вопросы, не стесняясь звоните мне в приёмную. Могу даже дать мой домашний номер.
- Давайте! - обрадовался такому повороту Антон. - Позвоню, если вдруг...
Прощаясь, Шэла вышла из-за стола, чтобы обменяться с Антоном товарищеским рукопожатием. Он только сейчас получил возможность как следует разглядеть её фигуру - роскошные, волнительные пропорции! В пластике - грация крупной кошки. Да и наряд - закачаешься. Белая шёлковая блузка, мини-юбка из красной кожи, телесного цвета чулочки... Чёрт, как же хочется на Датру!
Шэла очень поддержала Антона морально предложением звонить.
Но всё-таки он покидал датрианское представительство в совершенном смятении духа, мыслей и чувств. Вот так накрутил ему миллифрейд Вася Ибрагимович!
Датра вильнула хвостом перед носом и была такова. Хорошо хотя бы, что скоро должно отпустить. Иначе тоска навалилась по потерянной планете любви - хоть стреляйся. И тут ещё милая, добрая Шэла...
А сколько нежности и ласки в мягком, но уверенном рукопожатии! Не иначе это был намёк, и теперь красивая, сладострастная датрианка ждёт звонка с нетерпением.
Да нет, выдумки, конечно. Фантазии, возбуждённые любовной горячкой. Хотя...
До вечера и весь следующий день Антон мучался желанием позвонить Шэле и пригласить на свидание. Напрямую, чтобы сразу внести ясность.
Или нет, лучше что-нибудь соврать. Лишь бы встреча состоялась! В какой-нибудь неформальной обстановке. А уж за разговором...
Но вскоре должно было отпустить. Антон уговаривал себя немного потерпеть - и у него получалось.
Однако миновали вторые сутки внутренней борьбы, а жар не спадал, несмотря на многочасовое блуждание под холодным косым дождём.
Настала суббота. Утром звонили Сорокины, вечером приходили под дверь. Антон не ответил на телефонные звонки, а когда Сорокины заявились лично, сделал вид, что его нет дома. Мелкие, низкие людишки, недостойные андроиды. О чём ему с ними говорить? Разве они способны понять и разделить его высокие чувства?
В муках минуло воскресенье. А на рассвете в понедельник рука сама набрала номер, к тому времени безнадёжно заученный наизусть.
- Алло? - послышалось в трубке нежное, упоительно-родное, от которого защемило в сердце и застучало в висках.
- Шэла? Это Антон. Помнишь? Балясин, у которого девять сотен градусов. Я тут думал-думал... Слушай, а почему бы не встретиться, чтобы обсудить всё спокойно? Ты сегодня после работы не занята? Во сколько вы заканчиваете?
- Да, Антон, помню! Привет. Конечно, можно и после работы. В неформальной обстановке, да? Мы заканчиваем в пять.
- Отлично! Я буду ждать тебя у ворот представительства.
- Договорились. До встречи!
- Пока!
Он с бешено колотящимся сердцем положил трубку.
И вдруг стукнул кулаком в стену, разбив костяшки до крови. Что он делает?! Ведь это одержимость!
Через секунду Антон набирал другой номер.
- Алло, Вася Ибрагимович?
- Ну?
- Ровно неделю назад я у вас смотрел дурацкий датрианский фильмец. Помните? Временка. Она через сколько дней проходит?
- А я вам не говорил? Странно. Ну извините, жизнь такая, вертимся как белки в колесе. Максимум наступает на вторые сутки, потом следует резкое убывание, и через три-четыре дня после сеанса отмечаются лишь незначительные остаточные эффекты. Они со временем тоже проходят. Но весь процесс может занять до нескольких месяцев.
- Остаточные эффекты? - заорал в трубку Антон. - Ни фига себе остаточные! Да ты знаешь, сукин сын, что меня вообще на тесте завернули! Из-за зашкала, который не проходит и сейчас!
- Не понимаю, о чём вы. Хотя приезжайте, обсудим. Приезжайте срочно.
Антону понадобился час времени, чтобы сквозь осенние ветер и морось добраться до лаборатории и выложить подробности своего фиаско и нынешней одержимости.
Теперь Вася Ибрагимович в панике бегал взад-вперёд по узкому проходу между нагромождениями аппаратуры, ящиков и проводов, горестно причитая:
- Да что ж вы так... да что ж в самом деле... нет, ну нужно же было проверить начальные миллифрейды, чтоб не влипнуть... что ж вы не сказали-то, а?
- А я откуда знал? Кто здесь специалист? Прежде чем совать мои мозги в поляризатор, почему вы их не обследовали?
Доктор остановился, драматически всплеснул руками.
- Да что ж вам тут, диагностический центр? Настолько сильная реакция бывает только при изначальном превышении нормы, причём значительном! Во-первых, оно само по себе великая редкость, во-вторых, зачем вам вообще понадобилась поляризация? Я уж знаете, сколько клиентов обслужил? Сотни, тысячи! Никогда ничего подобного! Такие, как вы, сюда просто не ходят, им и так хорошо!
Антон обречённо вытер пот со лба. Действительно, непростительное легкомыслие...
- Что ж теперь делать? - виновато спросил он.
- Я бы вам посоветовал обратиться в больницу. Однако потом и вы в проблемах с психиатрами погрязнете, да и с законниками, и до меня, чего доброго, доберутся. Кстати, больше по телефону прямым текстом не надо, ага? И без того по краю хожу.
- Да, извините. Вспылил. А в психбольницу действительно не хотелось бы.
Вася кивнул.
- Попробуем справиться сами. Теоретически средство есть. Но с такими случаями, как ваш, я на практике дела ещё не имел. Ладно. Когда-то ведь нужно начинать, правда?
- Вероятно, да. Так что за средство?
- Церебральный дефибриллятор Горбункова. Небольшой электромагнитный шок легко снимает чрезмерную активность лимбической системы - это, если вы не в курсе, структура мозга, заведующая эмоциями, которая, собственно, миллифрейды и продуцирует. Правда, заодно с освобождением от одержимости, вы испытаете некоторый упадок психических сил. Небольшую апатию или даже депрессию...
- Точно небольшую?
- Теоретически - да.
Антон нерешительно поморщился.
- А другого средства нет?
- Ещё можно снова использовать поляризацию, но обратную. Чтобы заменить вам любовь к датрианкам на ненависть. Сместив полюс активности с поясной извилины к амигдалам, мы понизим разность лимбических потенциалов. Я понятно выражаюсь?
- Хм... Допустим, понятно. Но в чём подвох?
- М-м... тут трудно рассчитать силу необходимого воздействия. Недостаточное не избавит вас от одержимости, только сделает её противоречивой. Чрезмерное - всего-навсего поменяет плюс на минус, к чему вы вряд ли стремитесь. А эффект, скорее всего, окажется постоянным.
Помолчав, доктор проникновенно заявил:
- Я бы посоветовал дефибрилляцию, чтоб наверняка.
- Хм... - сказал Антон. - А может, сразу лоботомию?
После продолжительных раздумий, он заглянул в синие Васины очи:
- Доктор! Давайте для начала попробуем без электрошоков? Только вы уж постарайтесь рассчитать дозу.
Вася Ибрагимович со вздохом кивнул:
- Что ж, постараемся... Да, а денег я с вас не возьму.
Про обещание вернуть уже уплаченное, если тест окажется провален, доктор почему-то не вспомнил.
От киносеанса Антон ожидал чего угодно, только не того же самого фильма, что ему крутили здесь на прошлой неделе. Тем не менее, смотрел с интересом с первых же кадров. Теперь всё воспринималось иначе. Он уже знал, что будет за фильм, поэтому был свободен от ожидания откровенной вульгарщины, не ждал и ничего сверхъестественного. Можно было спокойно сосредоточиться на том, что же на самом деле происходит на экране.
И перед внимательным, вдумчивым взглядом обнажались все живодёрские подтексты датрианской мелодрамы. Во-первых, андроид. Где они нашли актёра на роль эмоционального кретина? Да настолько тормознутых землян один на сто! То есть, может быть, и не один на сто, но не больше половины - точно. Во-вторых, датрианка. Да, конечно, утончённость, изыск... чуть утрированные, что простительно... но какая гармония с легкомысленной свободой устремлений и поступков! Её поведение - как дьявольские танцы, где целомудренная похоть в степени непорочного распутства. Милый, люби и делай что хочешь - но я знаю, что ты не умеешь любить, и ничем-то ты мне обратного не докажешь. Изысканный садизм, утончённая пытка. Вот такие развлечения у суперсуществ, пребывающих на недостижимой моральной высоте. И, конечно, специальное извращённое упоение в том, чтобы выбрать объектом издевательств особо ущербного землянина, настоящего андроида.
На этот раз фильм оставил неизгладимое впечатление. Антон даже пожал Васе Ибрагимовичу руку в признательность за повторный показ.
На свидание с Шэлой он не пошёл, ибо одна мысль об этой блудливой датрианской сучке вызывала у него приступ невыносимого омерзения.
Тошнило до самого вечера, пока не пришёл спасительный сон. Но с ним нагрянули кошмары.
Весь следующий день Антон обдумывал планы ужасной мести датрианам за их бесчеловечное вероломство и отвратительные нравы. Планы были один абсурднее другого и совершенно неосуществимы.
Но уже к вечеру народный мститель радостно поскуливал от предвкушения того, как утром позвонит Шэле, извинится за пропущенное не по своей вине свидание и договорится о новом. А потом, уединившись с ней в укромном уголке, затащив, к примеру, в пустыри долгостроев, мокрые и скользкие от осенних дождей, будет брать датрианскую шлюшку за загривок, грубо запрокидывая ей голову: "Говоришь, люби и тогда делай что хочешь? Ну-с... щас поглядим, чего я хочу, весь такой влюблённый..." А она будет перепуганно таращить изуверские чёрные глазёнки, шептать дрожащим голоском бесполезные просьбы о пощаде...
Наутро Антон как штык был в лаборатории Васи Ибрагимовича и с порога жизнерадостно объявил:
- Доктор! Я согласен на лоботомию.
- Зачем же... - подбодрил его Вася. - Дефибрилляция не так страшна. Правда, с вашей реактивностью... Но я дам вам минимальный разряд!
- Лучше максимальный, доктор.
- Не перечьте. Не хватало и правда превратить вас в растение. С вашей-то чувствительностью, реактивностью...
- Ненавижу тебя, датрианский прихвостень и пособник! - с чувством сообщил ему Антон.
- Ничего, это не смертельно. Я и сам себя недолюбливаю. Ложитесь на кушетку. Устраивайтесь поудобнее.
Антон лёг и в приступе бессильной злобы заплакал.
После экзекуции навалилась усталость. Действительно, все эти пассаты и муссоны любви и ненависти вымотали Антона до предела. Поднявшись с кушетки, он только и нашёл сил, что уронить чуть слышное "Спасибо, доктор". Опустошённый, поплёлся домой, где немедленно завалился спать.
Проснувшись, прилива энергий и настроения не испытал. Достали эти датрианки и Вася Ибрагимович, до чего ж достали! И ещё проклятый Августин со своим "делай что хочешь"... Да ничего не хочу!
Как Антон не помер в последующие дни упадка и уныния, загадка. Он даже пищу принимал через два раза на третий, да и то не каждый день. Сил не находилось просто положить кусок в рот. Попил водички из-под крана - и то хорошо.
На дворе установилась ясная безветренная погода - но выйти прогуляться даже не тянуло.
В субботу пришли Сорокины и начали барабанить в дверь. Очень не хотелось их впускать, но слушать этот грохот тоже было невмоготу. И ещё они угрожали взломом. Антон отворил, после чего его битых три часа мучили расспросами, а также бутербродами с сёмгой и пивом: Матвей сбегал в магазин, пока Ирка наводила в доме подобие порядка. И как Антон теперь не помер от пыток - вообще неподвластное разуму мистическое чудо.
Сорокины заночевали у него. Утром Антон проснулся раньше их, представил, как враги сейчас поднимутся, начнут ходить по квартире и опять его мучить. И ему очень захотелось в ванну с тёплой водой - вскрыть вены. Но раздеваться и лезть в воду, которую надо ещё набрать, показалось чрезвычайно хлопотным делом, силы на которое взять неоткуда.
Пришлось снова терпеть.
Садисты, позавтракав и насильно накормив Антона, продолжили спор о том, как его спасать, - они начали ещё вечером, но не сошлись во взглядах на методы.
Утром возобновили прения ровно с того места, на котором прервались.
- Чего тут думать, завтра надо везти Антоху к нашему доктору Пупкину, - первым делом мрачно констатировал Матвей. - Больше не к кому. Сдавать друга психиатрам - это попахивает предательством, дорогая супруга.
- Чтобы Пупкин окончательно его угробил? - едко поинтересовалась Ирка. - Психиатры хотя бы помереть не дадут!
- Да чем угробил? Просто нужно вернуть ему немного любви, всего-то и делов, - возразил Матвей. - Зашкал у него случился от переизбытка начального уровня. А сейчас, когда Антоха совсем пустой ноль, зашкалы ему и близко не грозят. Вернётся в тонус - и будет в полном порядке.
Ирка нахмурилась. Потом глаза у неё вдруг опрокинулись. Она порывисто обернулась к Антону.
- Не могу поверить, что полный ноль. Антоша! А меня ты теперь тоже не любишь? Ни капельки?
Антон обречённо покачал головой.
- Ни капельки. А что толку было б любить?
- Как это что толку? Чтобы жить хотелось!
Антон угрюмо промолчал на такое бессмысленное заявление. Как будто безнадёжная любовь способствует вкусу к жизни...
- Мда, - сказал Матвей. - Совсем плохой.
Ирка побито отошла к окну.
Матвей ей бросил:
- Убедилась? На этот раз импринтинг ему точно показан! Но не на датрианок, поезд ушёл. Теперь надо на землянок. А можно обратно на тебя, Ир. Вернуть всё на исходные позиции, да и все дела.
- Лучше на какую-нибудь такую, чтобы с толком, - пасмурно возразила Ирка и вдруг оживилась:
- Слушай, Матвей! Давай тащи его сюда, пусть выбирает!
Матвей с интересом выглянул в окно - у подъезда, бойко чирикая, переминались с ноги на ногу три барышни студенческого возраста. Он воодушевлённо потёр ладони, подскочил к Антону, собрал его в охапку.
- Вставай, сломанный андроид! Пойдём невест смотреть. О, придумал. Фотомоделей!
- Точно, - сказала Ирка. - Сейчас поведём его их фотографировать. Известный мастер, девчонки рады будут. А ему достанутся слайды для импринтинга. Смотри, Антоша! Тебе какая больше нравится? Вон та рыженькая, по-моему, очень ничего...
Антон безразлично выглянул в окно.
- Не, эту я знаю. А её родителей ещё лучше. Соседка по этажу, Наташа Климова. Скучно.
- А что тебе не скучно? Ладно, давай другую. Пухлая блондинка, тощая брюнетка? Только давай не тяни, вдруг разойдутся! А то в первую попавшуюся влюбим, так и знай.
С тоской Антон понял, что деваться некуда, и по старой памяти показал на чёрненькую.
- Только я сам пойду фотографировать, а то стыдно.
- Ого! - обрадовался Матвей. - Оказывается, ещё не все чувства отсохли...
Ирка сбегала за фотоаппаратом, и они с Матвеем вытолкали Антона на лестницу.
Сорокины снарядили его в экспедицию быстро, на бегу, но пока Антон спускался, девчонки разошлись. Навстречу поднималась Климова. Антон понял, что канитель может затянуться, и выдавил улыбку.
- О, Наташка, привет! Давай тебя щёлкну?
- Привет, - она кокетливо рассмеялась. - С чего бы это?
- Да так. На Датру, наверное, уезжаю. А тебя ни разу не фотографировал - безобразие.
- На Датру?! Да ты что! Ой, давай фотографируй, конечно! И мне тоже фотку подгонишь, ладно? Художественную, да?
- Конечно! Могу всю катушку отщёлкать...
Потом пришлось проявлять плёнку, печатать снимки. Ещё на лестнице проснулся инстинкт фотографа, и теперь Антон сам решил, что в ателье, чтобы плёнку там испортили, её никто не понесёт.
Любимая работа чуть оживила его чувства и энергии. Сорокины даже поверили, что до Васи Ибрагимовича он способен добраться своим ходом. Чтобы вести друга к доктору, с работы отпрашиваться не надо.
Но в понедельник собирался Антон долго и мучительно. Он понимал, что нужно идти. И даже был готов морально. Но так ломало пускаться в дальний путь...
Вечером звонили Сорокины - Антон соврал, что посетил Пупкина, теперь чувствует себя замечательно.
Какая разница, завтра всё равно сходит.
Но весь вторник он просидел перед фотографиями рыжей девчонки, развешанными на стенде. Столько в них было жизни, здоровья, красоты. А какие ракурсы и композиции... Нет, всё-таки, он мастер! Дурачьё набитое эти датриане...
В среду Антон даже выходил на улицу, но побродил по дворику и вернулся в квартиру, к стенду. А вечером снова позвонил Матвей - поделиться вестями из подполья. Вася Ибрагимович скрылся в неизвестном направлении. Лабораторию накрыли менты, но сам доктор улизнул. И никто не знает, куда. Антон точно был у него в понедельник?
Антон поклялся, что точно и что по Наташе Климовой теперь с ума сходит. Ну, не совсем с ума, маловато, чтобы наложить на себя руки от несчастной любви. Но достаточно, чтобы не покончить счёты с жизнью из отсутствия к ней вкуса. Антон во время разговора старался держаться бодро, и Матвей вроде бы поверил.
Мда, незадача вышла с Пупкиным.
После разговора Антон отобрал лучшие снимки и понёс Климовой. Но, выйдя на лестничную клетку, передумал. Вернулся, развесил снимки как было. И пошёл звать Наташу. Пускай сама выбирает.
Потом они пили чай у него на кухне. Умничка-соседка принесла вкуснейшее в мире домашнее печенье - сама пекла. А училась она, оказывается, на ветеринара. По мнению Антона, совершенно замечательная профессия. Очень нужное и благородное дело - лечить кошек, собак, датриан... Наташа заразительно смеялась! Они договорились, что послезавтра, в пятницу, Антон пофотографирует её группу. А в субботу у Наташи всего одна пара, после которой можно сходить в парк. Попинать, если не будет дождя, золотые и багряные листья под ногами. Вдвоём.
И уже в пятницу стало ясно, что к сгинувшему Васе Ибрагимовичу-то и незачем. Определённо, любимая работа и рыжая соседка вернули Антона к жизни.
Вот только в субботу, когда они с Наташей сидели на скамейке в парке, переплетая руки, и она доверчиво склоняла голову Антону на плечо, густая тяжёлая мгла окутала его душу.
Теперь никакими средствами не доказать Сорокиным, что его новая любовь имеет естественное, живое происхождение. Он сам поклялся, что это импринтинг. А доктор Пупкин бесследно исчез, даже слабого слова в защиту не скажет.
И если когда-нибудь эмоционально туговатые Сорокины нечаянно проговорятся...
А ведь всё тайное однажды становится явным. В том, что с Датрой полный пролёт, Антон уже покаялся. Так не лучше ли сразу признаться и в недоразумении с импринтингом, который в действительности не состоялся?
Но поверит ли Наташа?
С другой стороны, не подло ли скрывать от неё настолько реальную возможность будущей ошибки?
Но и не глупо ли, не бесчестно ли перед собой и своей любовью подставляться на ровном месте?
Ama et fac quod vis. Если это любовь, то делай что хочешь, Антон.
Вот только знать бы, любовь, не любовь. Но откуда, когда ты и близко не сверхсущество на планете любви.
Всего-то недоломанный андроид. Всего-то на планете Земля.