Бергельсон Александр : другие произведения.

Провинциальные истории

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  И он собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон.
   Откровение 16-16
  
  КОЗЛОВ
  
  В отделе Рыбнадзора, по утру,
  стоял Рыбак, ругая гор. патруль:
  зло въедливых оперативных малых,
  которые, одев повязок алых,
  отняли у него полночный труд;
  и - разделив (на рыло - по ведру), -
  его еще за это штрафовали!..
  
  Тем временем: таксист Иван Бадалин
  на смену выезжал из гаража.
   Зевал. И, дрожью утренней дрожа,
  привычным взглядом шарил пассажира:
  а вдруг - какой-то утренний транжира
  взмахнет рукой по римски: "Тормози!"?..
  
  Тем временем: известная Зизи
  (Селедкина), валютная дивчина,
  из нумера отеля "Украина",
  на улицу Почившего Вождя,
  пятидесятой попой поводя,
  выходит из парадного подъезда.
  И: по цитате резолюций съезда,
  о том, как жить бы надо на Руси,
  луч солнечный, сорвавшийся с такси,
  скользит...
   Зизи ругает нигретосов
  (всех четырёх!)...
   Тем временем: Матросов
  (не тот, который закрывает ДОТ,
  а, собственно, совсем наоборот, -
  интеллигент, алкаш и тунеядец)
  стоит с похмелья. И: вчерашний ядец
  ему мешает думать и дышать.
  К тому же, вездесущая Душа
  болит, тоскуя о своем, неясном,
  которое Матросов глушит пьянством
  уже лет десять (с виду - василиск!),
  а в общем-то - живой гражданский иск
  тем временам, в которых он не выжил...
  
  Тем временем: пенсионерка Вижель
  (фамилия) ведет на поводке
  болонку Эн; ну а в другой руке
  несет корзинку...
   Такова картинка
  военных действий
  утром, в семь часов...
  
  Тем временем:
   в окно летит КОЗЛОВ -
  самоубийца с пятилетним стажем...
  Летит. Но - как-то странно... Прямо скажем:
  летит не вниз,
  а - почему-то! - вверх!
  
  (Ужасные сердца. Ужасный век.)
  
  Тем временем: Рыбак из Рыбнадзора
  выходит злой; не видит светофора;
  его Бадалин давит колесом;
  и кровь фонтаном брызжет на лицо
  Селедкиной; Зизи, тускнея взглядом,
  садится, придавив болонку задом,
  и умирает, поминая а к т;
  пенсионерку Вижель бьет инфаркт,
  и, падая, она свою корзинку,
  гремя пустою тарой, по затылку
  Матросову внедряет; от чего
  Матросов тихо валится ничком...
  
  Вверху, презрев событья роковые,
  л е т и т КОЗЛОВ... И: счастлив он впервые...
   (1989 год)
  
   ХИЩНИК
  
  "В дрянную пору (благо, Я не пью
  один и с кем попало!), в понедельник,
  решил я положить конец хамью.
  Со мной пошли: Эжен - любимый нью-
  фаундленд, и Гронский, мой подельник.
  
  У каждого был "Узи" автомат,
  набор гранат и сорок три нагана.
  Мобильный антибыдловый отряд!
  ...И: лишь заслышав гогот или мат,
  стреляли мы в упор по хулиганам...
  
  Эжен прошел спец подготовку под
  моим контролем. Гронский прошлым летом
  добыл себе отличный перевод
  одной к н и ж е н к и, занимался год
  и стал отличным голубым беретом !
  
  ...Вначале кто-то дернул против нас.
  Но Гронский - самопальною баллистой! -
  дал в семь стволов!.. И побежал спецназ:
  ведь это ж - апропо! - не на показ
  дубинками глушить идеалистов...
  
  Вмешались регулярные войска.
  Но в них - уже - порядка ста процентов
  сплошного быдла... Значит, цель близка?..
  Томила непонятная тоска
  и в пулемете застревала лента.
  
  Эжен мне так сказал: "Хозяин, что ж,
  мы, кажется, проигрываем дело.
  Нельзя же всю страну загнать под нож!
  Их новых - сто, лишь одного убьешь...
  Взорвешь бордель, так новых три борделя!.."
  
  Я промолчал. Я бил. Стрелял и жег,
  покуда мог!.. Внезапно совершенно
  все кончилось. Да. Гронский, мой дружок...
  Вдруг странно глянул... Поменял "рожок"...
  И - с криком: "БЫДЛО!.." - грохнул нас с Эженом...
  
  Его еще ловили двадцать дней.
  Двенадцатиэтажка возле ЦУМа,
  сгоревшая, - себя взорвал он в ней...
  Засим, письмо кончаю... Поскорей
  расти, внучок! И о России думай.
   (1989 год)
  
   ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ПОРТРЕТ
  
  Не заводится день у крестьянина эНской губерни.
  Круто, видно, вчера накрутил холостых оборотов.
  Погудел на горючке, вареной в родимой деревне
  и заглох, два ведра неочищенной переработав...
  
  Он вчера заезжал к двум девицам, трем скулам и глазу.
  Он вчера распахал целину пионерки Петровой.
  Он вчера задавил кошака по чужому паласу.
  И, врулив себя в волки, гонялся в полях за коровой.
  
  Ночью картер пробило; проснулся в коричневой массе...
  Дозаправился смесью аптеки и аэрозолей...
  Но: в кювете у самого дома совсем поломался,
  все четыре протектора сбив до кровавых мозолей...
  
  Тяжко утром ему: едким выхлопом, мятым капотом!
  Механизму ремонт бы провесть - от колес до кабины...
  Но: пора приступать к ежедневным казенным работам!..
  В мире техники нет крепче нашей российской машины...
   (1988 год)
   СИЛА ЖЕЛАНИЯ.
  Тот, кто борется с чудовищами, должен следить за собой, чтобы самому не обратиться в чудовище. Попробуй подолгу смотреть в пропасть, и она заглянет тебе в глаза.
   Фридрих Ницше
  
  1.
  ...Испанка снилась. Иванов во сне
  бросал в нее искристый колкий снег.
  Они вдвоем на саночках катались...
  Январь бродил беспечно меж дворов,
  где избы навсегда в сугробы вжались...
  
  Испанке вряд ли снился Иванов.
  И снег во сне являлся ей едва ли.
  Испанка просто видела быков;
  что, соразмерно архетипам Юнга,
  есть для нее, как уроженки юга,
  ночное либидо: дневной улов
  для подсознанья... Впрочем, Иванов -
  мечтательный! - про либидо не знает:
  он, радуясь, по снегу, как дитя,
  всю ночь ее на саночках катает
  и о любви мечтает не шутя.
   2.
  Весь ужас в том, что Иванов не шутит.
  Он аурой своей, как вертолет,
  Испанку поднимает в небо, крутит
  и над Европой спящую несет...
  
  Народы полусонные едва ли
  забудут то, что в эту ночь видали:
  БЫКИ сквозь сны ломились напролом;
  ревели, плакали, хозяюшку искали;
  но - не нашли, и умерли потом...
  
  З.
  Испанка пробудилась по утру
  от холода. Протопала к ведру,
  где коркою вода заледенела...
  С тоской взглянула на бескрайний снег...
  И о родной Испании запела...
  Тут Иванов заплакал неумело:
  "Ах, злой я, никудышный человек!.."
   (1993 год)
  
   КОМАНДИРОВКА
  
  Листая шпалы, мы не слышим слез...
  Ах, любо-дорого! - летит наш паровоз.
  Но: есть одна единственная сложность.
  Мне, Люба, дорого здоровье... В смене поз
  количество превысило возможность...
  (Запомнил коневодческий совхоз.
  Развал колес. Степную осторожность
  среди казачек, буйных как психоз.)
  
  ...Любовь моя, ты с каждым днем лютее.
  Измучен я сакральною идеей:
  замкнуть собой по фазе этот бюст...
  Мы венчаны дорогой, это плюс.
  Боюсь я не людей, а пониманья.
  Людей не понимаю, но боюсь.
  Ты, рыбанька моя, уже пиранья!
  Покуда не доела, я напьюсь...
  
  Об этом станут песни петь в народе.
  На паровозе и на пароходе.
  Он, дескать, так любил, что от него
  в конце поездки оставалась малость;
  но: он еще хотел... (Какая жалость!)
  
  ...И вскоре не осталось ничего...
   (1993 год)
  
  
  
  НА МОСТУ.
   Действительность не обязана
   быть интересной.
   Хорхе Луис Борхес
  
  "Воображенье - ложь!.." - Её рука
  легко ладонью обтекла бока,
  скользнула по бедру и растворилась...
  
  Валуев обречённо задышал.
  Почувствовал к а к екнула душа
  и жалобно схватился за перила.
  
  Под ним качнулся мост переходной.
  В нем молодая кровь заговорила
  на языке понятном ей одной.
  
  Вокруг вся местность с высоты моста
  была непрезентабельно пуста.
  Уста Валуева шептали междометья...
  
  Перегорела лампочка в мозгу:
  подобно паровозному свистку,
  малейшее отверстие приметя,
  
  пар выходил сквозь уши, нос и рот...
  Она его манила: "Ну же, Петя!..",
  а он в ответ стоял, как идиот.
  
  Так между шпал застенчивый цветок
  следит, как улетают на восток,
  чтобы потом вернуться - электрички...
  
  Валуев видел в этом перст Судьбы,
  а были - рельсы. Провода. Столбы.
  Она. И с нею - комплекс истерички.
  
  Да сам Валуев, слабый человек...
  Да мимо проходивший пес без клички,
  который глянул с просьбой из-под век...
   (1993 год)
  
   ЖАДНОСТЬ
  
  "Везет же людям!" - думал Иванов.
  И, с жадностью обгладывая ножку,
  куриным жиром капал на салфетку;
  и с жадностью смотрел на Беллу Коган,
  напротив поедавшую пирог;
  и с жадностью все это запивал
  шампанским из богемского бокала;
  и с жадностью рассказывал о том,
  как он купил у алкаша Карнеги
  за тысячу, что, в принципе, не деньги;
  и с жадностью опять смотрел на Коган;
  а Белла ела свежий огурец;
  а Иванов от жадности - смеялся
  и говорил: "Вы, Белла, огурцом
  перехрустите кожаную куртку..."
  и все смеялись, так как Иванов
  искусно намекал на куртку Павла
  Прокопьевича Ньюфедорчука,
  который восседал у изголовья
  стола; и влажно кушал помидор;
  и важно похохатывал на шутки;
  а Иванов, высасывая сок
  из лепестка кубинского лимона,
  прислушивался жадно, как Вадим
  Замгузанян рассказывал с кавказским
  акцентом чуть приличный анекдот;
  и жадно хохотал над анекдотом;
  и, жадно заедая колбасой
  полусухой грузинское сухое,
  жадно смотрел, как Белла Коган тянет
  платочек носовой из декольте;
  и жадно говорил Замгузаняну:
  "У вас, Вадим, не верный взгляд на то,
  как Ницше отрицает силу слабых...";
  и жадно говорил о силе слабых,
  о Ницше, о Бердяеве, Шардене;
  и жадно ел глазами профиль Беллы,
  которая покусывала персик,
  зажав его кровавыми ногтями,
  и всасывалась в мякоть жадным ртом;
  и тут младой Козлов схватил гитару,
  и жадно начал петь из Окуджавы,
  и, жадно выпив рюмку коньяку,
  ему подпел тяжелым хрипом Павел
  Прокопьевич; и тонким баритоном
  протяжно, нежно взял Замгузанян;
  и жадным, оттеняющим контральто
  красиво подхватила Белла Коган;
  и даже - от нее сидящий справа -
  телохранитель Ньюфедорчука
  с квадратными плечами вундеркинда
  с тоскою жадной тоже подтянул:
  без голоса, но очень аккуратно;
  и - Иванов, не выдержав, заплакал;
  и, жадно утирая слезы, тоже
  Почти что про себя, подвыл, подхныкал;
  и жадно взял такую ноту "ЛЯ"
  в задуманном на ноте "СИ" финале,
  что песня раскололась пополам
  и жадные пространства прочих комнат
  ее сглотнули; а младой Козлов
  воскликнул жадно: "Дальше - Розенбаум!..";
  и подмигнул нахально Белле Коган;
  и жадно Иванов подумал: "Сволочь.
  Везет же гаду - может на гитаре...";
  и жадно вслух воскликнул Иванов:
  "Ах, Беллочка! Ваш голос будит что-то
  библейское в душе, забывшей Бога!..
  Поэтому: товарищи, прошу! -
  налейте все! - мой тост за наши корни!.." -
  и жадно выпил; все сказали: "Браво!";
  и Белла посмотрела на него
  с той жадной благодарностью, в которой
  всегда есть некий потаенный страх...
  
  ...Под утро жадный Иванов стоял
  и торговался на углу с таксистом
  из-за рубля; и на сыром ветру,
  который жадно рвал за полы шубку,
  стояла Белла; на ее лицо
  восход бросал таинственные блики;
  и жадные провалы мостовых
  глотали долетавшие снежинки;
  и Белла жадно думала: "Он - мой!..
  Не упустить бы..."; жадность Иванова
  таксиста победила; и они
  поспешно поспешили подниматься
  в квартиру Иванова, где, спустя
  короткие и жадные минуты,
  открылось, что искомый Иванов
  хоть жадный, но - неопытный любовник...
   (1990 год)
  
   БОЛЬНИЦА
  
  Пергаментной кожи
  больничная серость...
  Все связи, похоже,
  здесь вложены в ксерокс...
  
  В четвертой палате
  я спрятан в халате:
  под съехавшей крышей
  начатки хаОса...
  Она - из шестой:
  спец`алист по Элладе,
  ослабшая на сессионных допросах.
  
  Ах, девочка в гетрах!
  Общага, как гетто,
  где по тараканам
  квадратного метра,
  крепчая, несут на таран поминутно
  Великого Знанья Учительской Сути
  сто избранных девственниц пединститута
  значком комсомольским
  скрепленные груди...
  
  Я выдуман этим
  безрадостным миром.
  Я был их кумиром.
  Я был их эфиром.
  Покуда не вырвался из-под наркоза!
  Вы, дети Педгиза,
  вы, внуки ГУЛАГа,
  Арсений Гулыга
  и гений колхоза -
  в единой системе
  всеобщего блага!
  
  Я всех вас люблю
  в этой милой больнице,
  в лице второкурсницы,
  бледной девицы,
  которая - вдруг! -
  поддалась на приманку,
  обманку,
  конфетку;
  и вылилась вскоре
  в такую заядлую эротоманку,
  какие встречаются
  только в фольклоре...
   (1989 год)
  
  
  СОБАКИ
  Чем скорее мы выходим из этого состояния, которое мы называем "человеком", тем лучше для нас.
   Свами Вивикананда.
  
  Часы в колесиках перетирают смерть.
  Четыре сорок две. КУСКОВ проснулся.
  Часы стояли... "Смерти больше нет..." -
  КУСКОВ подумал. Но: заснуть обратно
  
  нельзя; ведь (если!) смерти нет в часах,
  она повсюду! Все предметы в доме -
  намек на смерть... И (даже!) сам КУСКОВ
  в своих колесиках лишь смерть перетирает
  
  И встал КУСКОВ. И он надел штаны.
  И он надел несвежую рубаху.
  И он надел наручные часы.
  И он надел любимые сандалЬи.
  
  И куртку он любимую надел.
  И кепку в крупную коричневую клетку
  надел; и, взяв с собой собаку РЕКСА,
  отправился выгуливать его.
  
  ...А во дворе уже стояли ЛЮДИ.
  И было всюду множество СОБАК.
  И все о н и - во избежаньи смерти! -
  точней сказать, - отсутствия ее, -
  
   в пять восемнадцать собирались вместе.
  И это длилось лет, наверно, пять...
  И: с ними поздоровался КУСКОВ,
  включаясь (сходу) в разговор о смерти.
  
  ...Они стоят и говорят о том,
  чего боятся. А вокруг - СОБАКИ,
  и у СОБАК есть маленький секрет:
  
  все их прыжки, все беганья кругами
  лишь для того, чтобы отвлечь ХОЗЯЕВ
  от мыслей о колесиках и смерти...
   (1993 год)
  
   ЖАНРОВАЯ СЦЕНКА. ПОНЕДЕЛЬНИК.
  
  Свершаются чужие предсказанья.
  Христос, распятый на кресте оконном,
  невидим никому... Одеколоном
  два Гения здоровье поправляют.
  
  И говорят: о тяготеньи смысла
  к абсурду, и об Истине в Последней
  Инстанции... В загаженной передней
  их третий Гений мрачно ищет выход.
  
  Но, дверь открыв, он попадает снова
  в такую же эпоху и квартиру...
  Поэтому: он движется к сортиру
  и спит поближе к вечному фаянсу.
  
  В шкафу, в среде Собраний Сочинений,
  на сочлененьях строчек и страничек
  вязь тараканьих комплексных яичек
  с наследием веков, уже минувших...
  
  Два Гения считают, что: оценка
  событий с точки зрения поэта
  всегда зависит от того конкретно,
  что давит грудь и Душу обжигает;
  
  а третий - спит у Белого Колодца,
  в который отправляются отходы
  поддерживать круговорот природы...
  И это своевременный поступок.
  
  ..Один сказал: "К примеру, Пастернака
  все любят, не считаю конъюнктурой!..
  Но: мы, коллега, знаем: Муза - дура!
  Ни к тем приходит и ни то диктует..."
  
  Второй ответил: "Правды нет и выше!
  Давай! ...За мастерство словесных кружев..."
  Тут Гении, одеколон докушав,
  Христа узрели на кресте оконном.
  
  Христос смотрел с мучительным укором.
  И Гении решили: "Понимает..."
  Один сказал: "Вот Бог. И Он - страдает!.."
  Второй заметил: "Жалко, всё допили..."
   (1990 год)
  
   ЭЛЕГИЯ
  
  Чуть выше поезда, где ехал
  уже влюбленным наш герой,
  клин журавлей пространство резал,
  производя осенний крой.
  
  А в том вагоне, где он ехал
  в купе с попутчицей одной,
  он колбасу ломтями резал
  мужской недрогнувшей рукой.
  
  Благоухавшие консервы
  стояли взломаны, как сейф,
  и он тогда налил по первой
  и предложил знакомство ей.
  
  И он ей предложил консервы,
  и задрожал душою всей...
  А поезд ехал: с той же - нервной
  осенней дрожью меж полей.
  
  Она сидела и смеялась
  в купе на месте двадцать пять,
  а поезд ехал, и качалась
  над ухом шелковая прядь,
  
  а мимо - сдерживая ярость,
  безумный товарняк опять
  весь без конца и без начала
  летел... Ей было двадцать пять.
  
  Она была провинциалка.
  Все было просто, как в кино.
  Себя ей было очень жалко,
  но согласилась - все равно...
  
  Потом, на станции Челябинск
  он, из вагона выходя,
  ее на миг в окне увидел...
  И сердце екнуло в груди.
  
  И он тогда в вагон вернулся,
  пал на колени перед ней,
  и ей сказал, целуя руки:
  "Я здесь навеки остаюсь!"...
  
  Дожди на станции Челябинск
  перрон пустынный холодят,
  где лужи, черные от ряби,
  пустые пузыри плодят,
  
  где тополя стоят в обиде
  на всех, кто мимо пролетит...
  Я в том же поезде их видел.
  Она ему вот-вот родит.
  
  Он верно сделал, что вернулся.
  Он прав был, что остался с ней.
  ...В полете лист перевернулся,
  махая хвостиком родне...
  
  Та сила, что в пути друг к другу
  прижала их, - вывозит пусть!
  Ведь поезда идут по кругу,
  жизнь повторяя наизусть...
   (1993 год)
  
   ДОМ ОТДЫХА
  
  Приют угрюмых одиноких монстров
  вам предоставит комнату и ужин,
  а ежели вам собеседник нужен, -
  инструктор за бутылочкой портвейна
  составит вам без суеты и тостов
  компанию в шезлонге у бассейна...
  
  Вон тот, в широкополой мятой шляпе,
  и этот - аскетический, в бородке,
  и третий - нелюдимый и короткий,
  и женщина в каком-то ржавом платье,
  и толстый мальчик из породы ябед,
  и рыжий пес, с ушами как оладьи,
  
  друг другу не мешая, ходят к морю
  по лестницам, вдоль пыльных кипарисов,
  где чайки вниз срываются с карнизов
  постройки то ли греков, то ли турок,
  которая под вечер - блеклой молью
  белеет, разъедая южный сумрак...
   (1991 год)
  
  ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН
  
  Приехали в районный центр ЭН.
  Набрали пива. Сдались, словно в плен,
  июньской скуке пополам с томящей
  звенящей духотой... И весь рассказ
  по возвращению, об этой, предстоящей,
  поездке... Впрочем, я могу - для вас! -
  присочинить фривольную интрижку,
  а то и две!..
  
  Итак: тем пивом "Рижским",
  холодным, как в горах кавказских лед,
  мы упились... В гостинице районной
  по коридору, часто, взад-вперед
  сновали по причине потаенной:
  там в уголке, среди иных дверей,
  есть дверь заветная... Но речь здесь не о ней.
  
  Поручик В. Один из нас троих.
  Уже не очень юн, но все же - лих
  и до непредсказуемых пределов
  подвержен приключеньям, побежал
  туда, где дверь та самая... И, сделав
  дела свои, обратно не спеша
  по коридору шел, мурлыкал что-то
  себе под нос; негромкая икота
  пустынный оглашала коридор.
  ВДРУГ - дверь открылась... Вышла Незнакомка...
  Поручик вздрогнул, как тореадор
  быка увидив; песню резко скомкал;
  загнал икоту в печень; и вскричал:
  "Парле франсе?!.. Я ж где ж вас встречал!.."
  Она ему с улыбкой молчаливой
  кивнула черной завитою гривой
  и протянула руку... И взяла...
  Короче: утром, где-то в полседьмого,
  поручик В. вернулся... О-ла-ла!
  Каков умелец! У кого бы другого
  не вышло, а поручик - хоть бы хны...
  По возвращенью, не тая вины,
  он рассказал подробности... Но это
  не вызвало особый интерес:
  подобного банального сюжета
  имеет часто всяк из нас, повес...
  Другое интересно. Наш поручик
  с тех пор - ни-ни до этих самых штучек...
  Как говорится, напрочь завязал!
  Я не берусь определять причину.
  Но, думаю, когда-нибудь финал
  в пути настигнет каждого мужчину.
  И он изменит взгляд на Божий свет.
  Он музе приключений скажет: "Нет!";
  определится и остепенится...
  ТА ЖЕНЩИНА... Ее мы не виним.
  Ну, жаль поручика; зато, как говорится,
  дай Бог тебе
   любимой быть другим!..
  Дай Бог ему, чего он сам желает!..
  
  Как мне на днях сказала пожилая
  графиня Ц.: "В провинции у нас
  за смыслом жизни нужен глаз да глаз!.."
   (1991 год)
  
   БОЛЬ
  
  В грязи увяз уездный городок.
  Цветок провинции, дочь фельдшера, Марина
  глядит в окно. Пред ней, как субмарина,
  свинья по дну дороги на восток
  
  проходит. Тракторист Нечипоренко
  в похожих на кувалды сапогах
  навстречу ей, с востока, на рогах,
  блестя главою, лысой как коленка,
  
  ползет. Старушка Грета Пикаданс
  (из одичавших немцев) отдирает
  кур, влипших в тротуар. Баян играет.
  Все в городишке празднует аванс
  
  четвертый день... И: чудится Марине:
  вот из-за дома выйдет офицер
  в мундире новеньком, с усами на лице,
  а если летчик, то, конечно, в синей
  
  фуражке! Ну, а ежели моряк -
  то в черном кителе! ...И от того - истома
  течет по телу... Только из-за дома
  весь в свежих конских яблоках, - свояк,
  
  к соседке направляясь, так выходит,
  и сам собой такое говорит,
  что Все болеть способное - болит
  внутри и в окружающей природе...
   (1991 год)
  
  
   ХОЗЯИН
  
  Гостям раздал патроны. Сам к окну
  встал, улыбнулся, передернул резко
  затвор... И - первым выстрелом! - луну
  свалил, пробив стекло и занавеску.
  
  Тут все пошли стрелять... Не стало звезд.
  Планет. Ракет. И даже самолетов...
  Убили все: на небе и окрест...
  "Ну, хватит!.." - Он сказал, чем идиотов
  
  остановил... А после - горевал,
  что убивать позволил... Дух неволил.
  В розетку пальцы грешные совал,
  мир освещал и лес слезами полил...
   (1990 год)
  
   АНТИУТОПИЯ
  
  Зима двухтысячного года
  была страшна войной народа,
  причем: войной с самим собой...
  И это был неравный бой.
  
  Потом уже, в две тыщи третьем,
  когда латышские стрелки
  к Москве прорвались, вопреки
  решенья в Мировом Совете,
  
  Верховный Муфтий в Питер ввел
  свой Мусульманский Корпус Смерти...
  Казачий атаман Ахметьев
  с Кубани вышел, взял Орел
  и тоже на столицы метил.
  
  Россию маршал Васин спас,
  вооружив рабочий класс.
  
  Но: как всегда, рабочий класс
  был за себя, а не за нас...
   (1990 год)
  
   СЮЖЕТ С АНТАГОНИЗМОМ
   В. В. С.
  
  Один назвал другого неприлично.
  второй аутентично отвечал...
  Тут Вася Иванов и Федя Птичкин
  ушли во двор рубиться на мечах.
  
  Гитары плач по деве анемичной...
  Час подвигов... Полночная пора...
  А Вася Иванов и Федя Птичкин
  скрестили шпаги в глубине двора:
  
  "Базиль, вы выражались непечатно..."
  "Мон шер ами, намек меня смешит..." -
  в снег брошены цилиндры и перчатки.
  Здесь пара пистолетов всё решит...
  
  Не совпадал у Васи с Федей угол.
  Погром. Металла лом... За тем углом
  писали анонимки друг на друга,
  но даже карате на помогло...
  
  Какие-то амерички, европки,
  мелькали на экране, чуть дрожа...
  Тут Вася потянулся к красной кнопке.
  И Федя - тоже! - кнопочку нажал:
  
  пошла резня во времени-пространстве!
  Галактики взрывая с торжеством,
  в последний бой сходились Федя с Васей,
  к вещество и антивещество...
  
  Короче: не успев и повториться,
  весь путь и мир - опять! - под хвост коту:
  лишь Вася одноклеточный родится,
  как Федя адекватный тут как тут!
  
  ...И снова бой: покой им только снится...
   (1984 год)
  
   СЛУЧАЙ
  
  Владимир Алексеевич Петров,
  тридцатилетний инженер из главка,
  был девственник... (Не надо докторов:
  о том, что он психически здоров,
  есть даже соответствуйщая справка!..)
  
  Развратная девица Таня С.
  не знала, что в нее вселился Бес.
  Их встреча состоялась на курорте,
  где шел отдохновения процесс.
  Они стояли и смотрели: в корте
  сражались в теннис некий местный Крез
  с охранником своим... Налево, в Понте,
  сограждане плескались... В море лез
  щербатый стреловидный волнорез.
  На нем два ветерана, как на фронте,
  бинокли упирали в глубь небес...
  Петров смотрел на Танин неглиже:
  загар был крут. Она была красива:
  тугая грудь... Заманчивая ж...
  Но - главное! - во взгляде перспектива,
  к развитию готовая уже...
  
  Владимир Алексеевич молчал.
  Татьяна ожидала разговора.
  Охранник в корте отбивал проворно
  свистящие параболы мяча.
  ...Тут Танин Бес взбрыкнул: она с плеча
  сорвала сумку, выдернула пачку
  хороших сигарет, и - чуть враскачку -
  к Петрову вдруг прижалась невзначай
  бедром, кипящим страстью молодою,
  упругим и тугим, как он просил
  у Случая, когда - в ночи, без сил -
  по женскому тоскуя, мял ладонью
  подушку... Ветераны над водою
  нашли на горизонте теплоход
  и хищно замахали костылями...
  Душа Петрова сорвалась. И в яме
  забилась вниз: там тихо и тепло...
  Но - Боже мой! - любой запретный плод
  нас мучает постыдными ролями!
  ...А Танин Бес лез на рожон: "Пардон!
  Я вас задела... Не дадите ль спички?.."
  При этом шаловливая ладонь
  груди его коснулась неприлично
  и обожгла, как бабочку огонь...
  
  Охранник Таню Крезу проиграл.
  Они красиво сели в серый "Вольво"...
  На все в природе есть Господня воля
  и Судеб прихотливый интеграл.
  
  ...Владимир Алексеевич Петров
  опять остался девственником... Впрочем,
  оставим отношения полов:
  Петров на редкость нравственно здоров,
  в мир вокруг - увы! - уже не очень...
   1989 год
  
   БЕСЕДА, ИМЕВШАЯ МЕСТО
  БЫТЬ В МАРТЕ 1987 ГОДА НА ЖД СТАНЦИИ ЧИТА
  
  В путинном ресторане при вокзале
  нам подавали блюдо без названья.
  Я ел его предметом, состоящим
  из длинной ручки с четырьмя штырями.
  Причем: здесь все названьем настоящим
  назвать, так значит оскорбить названье...
  
  Мой сотрапезник, говорящий урка,
  сказал, что едет он из Петербурга
  до Ленинграда, но - через Хабаровск;
  что он в пути скучает без пивбара,
  где восемь лет назад один паскудник
  клинком дамасской стали в поединке
  пробил ему в семи местах нагрудник
  и, с пьяного, снял финские ботинки...
  
  Еще он говорил о некой Люсе,
  с которой жил: в Крыму, в отдельном люксе
  так жил, что за два дня спустил все деньги
  и шел назад пешком... Что сам он родом
  из мест, где славно было плавать Стенке
  в стругах с веселым гулевым народом.
  
  А я ему легко продал анкету,
  где все наврал: от слов, куда я еду,
  до фразы: "Сам ведь понимаешь, Ваня,
  ч т о наша жизнь? - любить, не налюбиться!
  Стрелять!.. Топтать!.. Назвать ее названьем
  достойным, - значит, оскорбить названье,
  а не назвать, так и не материться!.."
  Он парень поперечный, я - продольный...
  
  Однако, ресторан безалкогольный
  однообразьем утомил нас скоро...
  Посетовали мы, что водки нету,
  за комплексный обед по рубль сорок
  отдали и разъехались по свету.
   (1987 год)
  
  РАЗГОВОР С САМИМ СОБОЙ У ТЕЛЕСКОПА.
  
  1.
  "Гончих Псов" найди по небу.
  Гонит "Псов" инстинкт охоты
  в те зрачки, где раньше не был,
  заглянуть после работы.
  
  И дворнягу без породы
  гонит в небо посмотреться...
  Хоть ты есть добряк и лодырь,
  все равно: зайдется сердце...
  
  Над лесами, над полями
  сердце мчится в гончей стаи.
  Впереди судьба петлями,
  словно старый заяц-стайер.
  
  Он таких, как ты, щеночек,
  одурачил, между прочим,
  да поди уж с миллиончик,
  след запутав самым гончим...
  
  Не с твоей, щенок, отдышкой!..
  НЕ скули! Не вой! Не мешкай!..
  Не с твоим брюшком под мышкой!
  (Как ни кинь - ложишься решкой...)
  
  В эту ввязывать с гонку,
  тыкать в небо трубкой ленной!..
  В телескопную воронку
  засосало Дух Вселенной.
  
  Дух Охотник. Дух Губитель.
  Дух Движенья. Дух Занятья.
  ...Замер астроном-любитель,
  по-собачьи в небо глядя...
  
   2.
  ...Когда ты выбираешь в вышине
  звезду свою над городом, в окне,
  ищи не ближе к центру, - ближе к краю,
  где сам живешь... Куда хватает глаз -
  провинциалов замыслы сжигают
  и Божьи искры сыпятся на нас.
  
  Им кажется, что мы должны гореть.
  Но: на душу нам наступил медведь.
  И слуха нет в душе. ЕЯ прожекты
  без рук, без ног... И результат жесток:
  чем выше зданья, чем длинней проспекты,
  тем больше одиночка одинок.
  
  ...И где-то там, куда сто лет езды,
  на маленькой планете, у звезды,
  живут, себе не ведомые, Боги
  и смотрят в небо, будто из тюрьмы;
  считают, что ужасно одиноки
  и представляют, как прекрасны мы...
   (1987 год)
  
   ЖАННА
  
  ...Ей имя Жанна. Каждый вечер, парком,
  в сопровожденьи Дога цвета тени
  идет среди аллей, где у шашлычной
  вороны стонут, прочищают горло...
  
  Душа подростка, но уже - за деньги,
  хотя еще на девственность эмбарго...
  И: в Доге состоявшаяся Личность
  окрестности осматривает гордо.
  
  Деревья называются "береза".
  Подшерсток не достриженных газонов.
  Скамейки, недосиженные в позах
  удобных для; и возле них окурки.
  
  Самоубийца Явочный газует.
  Дог выдавил в траву анальный кукиш.
  Вороны, съев шашлык в запретных дозах,
  хрипят и бьются, улететь не в силах.
  
  ...Здесь было кладбище.
  И по ночам в могилах,
  зашарканные праздными ногами,
  былые горожане помогают
  расти траве вокруг аттракционов...
  
  Присев у карусели на перилах,
  она закурит, резкими плевками
  асфальт пометив вместе ОСТАЛЬНЫМИ
  Так им велит негласный свод законов...
  
  И это длится лет уже пятнадцать.
  Меняются собаки и хозяйки.
  Вороны не стареют, но смеяться
  уже не могут... В каруселях гайки
  
  и шестеренки, и смешной зверинец -
  на благо непрерывного вращенья...
  Но: холоден огонь, пожравший Жанну,
  косноязычен, глуп и равнодушен.
  
  ...А Дог, когда глядит, красив, как Штирлиц.
  И мир под этим взглядом ждет прощенья...
  И меж деревьев (по закону жанра!)
  невидимыми бродят чьи-то души...
   (1990 год)
  
  НЕПАРНОСТЬ ВЕЧЕРНЯЯ.
  
  Не ведая рук посторонних,
  Марина Петровна росла.
  И вот ей исполнилось сорок
  июня шестого числа.
  
  И плачет Марина Петровна,
  и в стенку стучит головой,
  поскольку тоска, безусловно,
  на свете так долго одной...
  
  А рядом, на той же планете,
  Сергей Никанорыч живет.
  Об этом бачок в туалете
  печальную песню поет.
  
  Об этом в запущенном быте,
  танцуя, пылинки кружат.
  Об этом ему в общепите
  зловредныЯ блюда крошат...
  
  А ночью Сергей Никанорыч
  в диване продавленном спит.
  И снятся ему матадоры,
  рев бычий и цокот копыт;
  
  кружится испанка нагая,
  стучат кастаньеты в ночи...
  Сергей Никанорыч не знает,
  что это - об стенку стучит
  
  и плачет Марина Петровна,
  соседка в квартире пустой,
  поскольку тоска, безусловно,
  томиться в квартире одной.
  
  Стучится она безответно,
  а рядом орет за стеной
  сосед сорока шестилетний,
  своим одиночеством злой...
  
  Бетонны чащобы, хрущобы...
  Кончай за квартиру платить!
  Все стенки сломать хорошо бы,
  чтоб всех одиноких сплотить...
  
  Орет телевизор в азарте...
  Ночь будет грустна и темна...
  Он тихий и скромный бухгалтер
  и просто учитель она...
   (1990 год)
  
  ИСТОРИЯ ПРО ЛОТА И ЕГО ЖЕНУ.
   Жена же Лотова оглянулась
   позади его, и стала соляным
   столбом.
   Бытие; 19.26
  Мне бы память свою
  тонкой книжкой издать.
  Там страниц двадцать пять...
  Остальное - забыл...
  
  Остальное уже позади,
  навсегда...
  Оглянись. Превратись
  в соляные столбы.
  
  Да живи, как и все!
  Здесь, в лесах соляных,
  соляное зверье...
  Кто в кого превращен?
  
  Здесь не помнит никто
  за собою вины:
  оглянувшийся
  или
  идущий еще...
  
  Этот столб соляной
  был моею женой,
  в каждой клетке
  соленую слезку тая...
  
  Этот зверь, заводной
  от обиды любой,
  он
  когда-то давно -
  был действительно
  я...
   (1988 год)
  
  НОЧНОЙ ДОЗОР
  
  Едва уснули доги у камина,
  все двадцать два красавца-арлекина,
  друзья одновременно и охрана,
  в кровать свою под сенью балдахина
  зазвала гостя дона Жулиана.
  
  Едва в саду уснули павианы,
  все тридцать три мохнатых обезьяны,
  ручные, хоть кипят безумной злостью, -
  в опочивальне доны Жулианы
  немало разного пришлось изведать гостю.
  
  Едва в пруду уснули крокодилы,
  сорок четыре твари жуткой силы,
  с метровыми зубами в каждой пасти! -
  Сказала дона Жулиана: "Милый...
  Какая ночь!.. Какое море страсти!.."
  
  Едва проснулся плотоядный фикус
  в кадушке на веранде, - листьев прикус
  и пасть цветов открылась, строя планы, -
  гость с воплем: " Нет!..", перстами строя фигу,
  сбежал к чертям от доны Жулианы.
  
  Он несся по предутренним просторам.
  Прочь! Равнодушный к фаунам и флорам,
  безостановочно и обгоняя ветер,
  окрестность оглашая хриплым ором:
  живой! - и тем счастливей всех на свете...
   (август 1995 года)
  
  СЕБЕ НА ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
  
  Не попавшему в такт, не по такту
  эта музыка прожитых лет.
  Провороненный возраст, пост фактум,
  проигравший счастливый билет;
  
  где, по городу праздно шатаясь,
  в незаметных годах проскользных
  ты коронную речь шалопая
  превратил в повседневный язык...
  
  Откупорьте шампанские струи:
  кто не с нами, тот может не пить...
  Сам себя я к себе приревную:
  как умел ни за что не платить!..
  
  За язык: потяни, размотаешь;
  что не знаешь - найдешь, потеряешь;
  с аппетитом - ты слышишь, товарищ? -
  заедает сюжетная нить.
  
  Там друг друга гоняют из круга.
  Гонят в угол и злятся потом:
  оказался в пространстве твой угол
  бесконечным телесным углом...
  
  Там за створкой окна, в развороте,
  открывая судьбу, как тетрадь,
  птички-строчки, в свободном полете:
  это кто ж вас сумел написать?
  
  Кто вас вынянчил по одиночке,
  наделяючи силой такой?..
  Так кормите папашу, сыночки,
  горизонты раздвинув рукой...
  
  “С Новым Годом!” - кричу, с новым счастьем,
  соучастьем и деепричастьем...
  У меня дефицит на запчасти...
  Дайте мне, ради Бога, покой...
   (1988 - 1995 гг.)
  
  ПЕЙЗАЖ С ОГНЁМ
  
  В глаза смотрел, но ничему не верил.
  В ладонь поцеловав, сказал устало:
  “Ах, девочка: у Вас красивей веер;
  но этого для счастья слишком мало...”
  
  В пучине зала, где звучал Пучини,
  где бабочкой со сцены улетала
  душа, - огонь естественен мужчине,
  но этого для счастья слишком мало...
  
  Весь этот город окнами на север,
  где море ходит за углом квартала...
  Измучены вдвоем огонь и веер,
  но этого для счастья слишком мало...
  
  Рука состарилась... На веере рисунок
  истерся... Что сгорело, то пропало!
  Равняет время страсти и рассудок...
  Но этого для счастья слишком мало...
  
  Игра крылом раскрашенной соломы,
  которой лишь огня и не хватало;
  игра огнем без очага и дома;
  но: этого для счастья - слишком мало!
  
  ...Когда они вдвоем идут под руку,
  под липы старые, где вся листва упала,
  диктует осень грустную науку...
  Но этого для счастья слишком мало...
   (июль 1996 года)
  
  ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ ОБЩИХ ФРАЗ
  
  1.
  По велению сердца она от него ушла.
  Дырки сказали, что им надоел дуршлаг.
  Ах, есть причина: всему на свете причина
  женская логика, ежели вы мужчина.
  
   2.
  Даже собравшись вместе, они одни.
  Собственно, ЭТО - их больше всего роднит.
  Слабое место в звеньях нашей цепи
  то, что нас слишком мало в этой степи...
  
  Ах, есть причина: всему на свете - причина
  мужская логика, если вы не мужчина.
  
   З.
  Если ты ранней ночью не смотришь ввысь,
  то не увидишь: как низко переплелись
  любовники! Хоть любовь уже запрещена.
  Осталось одно баловство или криминал!
  Если уткнешься в землю - там червяки
  извиваются от эротики и тоски!..
  
  Ах, есть причина! Всему на свете причина!..
  Ты уже догадался? ...И молодчина...
   (1993 год)
  
  ЖД ЛИРИК
  
  "...Сознай себя железною дорогой!
  Души моей составами потрогай!
  Ушей колесным выстуком коснись.
  Глаза забей локомотивной гарью!
  Я с детства пароходы отвергаю
  и ненавижу самолетов высь.
  
  Сознаюсь: я и сам во время оно
  был пульмановским ласковым вагоном;
  но все прошло... Любимая! Гуди!
  Пар выпускай и небо дымом пачкай!
  Стань мне пристанционной водокачкой
  и топкой паровозною в груди..."
  
  "Я, милый, вся твоя, как вагонетка.
  Любимый мой, прости, что слишком редко
  колесами твоих касаюсь рельс...
  Я помню очень многих машинистов.
  Не каждый был столь пылок, столь неистов...
  с тобой одним хочу умчаться в рейс!..
  
  И вот они уехали. Умчались.
  На стыках сцепки ихние качались.
  Менялись полустанки... День за днем -
  мелькание пейзажей, гул вокзалов...
  Пока судьба тупик не указала
  и не махнула красным фонарем..."
   (1993 год)
  
  
  ЖАНРОВАЯ СЦЕНКА
   Можно видеть лишь то,
   что наблюдаешь, а наблюдать
   лишь то, что уже находится
   в сознании.
   Альфонс Бертиллон
  Уже на переломе лето;
  и в ожидании Ромео
  провинциальная Джульетта
  хрустит дешевой карамелью.
  
  Из-под бретелек сарафана
  плечо блестит волшебной кожей...
  Она отбрасывает фантик
  движеньем мягким, как у кошек.
  
  Суровый трактор мимо едет,
  дыша в лицо соляркой гретой.
  Лень разговаривать Джульетте.
  Джульетта занята конфетой...
  
  Тут появляется Ромео
  на “Яве” пыльной и горячей.
  Все курицы одновременно
  бегут к заборам и кудахчат.
  
  О, как он круто развернулся
  почти у самых ног Джульетты,
  из под губы с намеком уса
  не выпуская сигареты...
  
  Она опять бросает фантик
  движеньем мягким, как у кошек,
  и говорит капризно: “Ва-адик,
  хочу мороженного...”
   (1990 год)
  
   ЭЛЕКТРИЧЕСТВО
  
  Не включай электричества, Клава.
  Это гибель моя в сорок ватт...
  Больно, Клава... Патруль и облава!
  Божий гнев... Загибает держава.
  Словно я перед ней виноват.
  
  Не включай электричества. Хватит
  язычка осторожной свечи...
  Скрип уключины на перекате...
  Ночь - река, одиночество катит
  и сверчок о свободе сверчит...
  
  Не включай электричества. Баста!
  Я хочу умереть в темноте.
  ...На столе догорающий паспорт...
  Есть, начальник, последняя просьба:
  света в камере не зажигать...
   (1989 год)
  
   * * *
  Нагие статуи, похожие на дев;
  фонтан со львом; песок, где быть воде
  положено... И: ощущая тяжесть
  повисших капель в паутинной пряже,
  
  парк опустел... В былой господский дом,
  потом - ревком, а ныне - сквозь пролом -
  в остатки крыши листья носит ветер.
  Такое ощущенье, что на свете
  
  все снова устоялось, но уже
  в полураспаде. Кончился сюжет.
  Интриги нет... Лишь вялое теченье
  событий, не имеющих значенья...
  
  И только тени тех, кто жили тут,
  хранят и берегут былой уют
  в иных пространствах, где покойно духу,
  неуловимых зрению и слуху,
  
  вне наших ощущений и минут...
   (1993 год)
  
   Anno Domini.
  
  каждый день проходить мимо этих домов
  бесконечно устал Иванов
  
  он не знает, откуда взялась эта боль
  умер в нем сероглазый король
  
  изнутри в Иванова колотится дождь
  это ставший осадками вождь
  
  а снаружи все то, что при помощи слов
  породил оживил Иванов
  
  бьют снаружи невроз, и психический бзик
  превращает в предметы язык
  
  плачут голые рощи внутри, а вокруг
  точит червь мозговую кору
  
  очень людно внутри, а снаружи мертвы
  подсознанья родные кусты
  
  
  мир безумен внутри, а вокруг Иванов
  тоже, скажем, не очень здоров
  
  значит, скоро конец, только этот урок
  ни тому, ни другому не в прок
   (1991 год)
  ПУГАЛО
  
  Шизоид Курочкин в то лето
  на огороде Пугало
  любил... Они лежали рядом
  и в слух читали Буало.
  
  “Как странен мир!” - шептал шизоид.
  “Ты мой!” - мечтало Пугало.
  Вскипали заросли моркови
  зеленой пеной за углом.
  
  Был Курочкин бисексуален,
  К тому же - редкое трепло...
  Ничто его не задевало,
  пока не встретил Пугало.
  
  Хотя - миры видал такие,
  иголкой вену проколов,
  что жуть брала... Но: все покинул,
  чтобы остаться с Пугало...
  
  Ползли оранжевые тропы,
  тепло текло, текло тепло,
  а Курочкин сидел в укропе
  и любовался Пугало.
  
  Он твердо знал: что раньше было,
  то сплыло, но не помогло.
  И зло вцеловывал пылинки
  в бесполый профиль Пугало.
  
  
  О, эти сдвинутые оси!
  Под осень наступил облом:
  на дачах Курочкина бросив,
  свезли в психушку Пугало...
  
  Не ведая, как жить в дальнейшем,
  шатался Курочкин в полях...
  Потом - повесился под крышей,
  где свет ломается в щелях.
   (1990 год)
  
  ОЖИДАНИЕ
  
  Дух Ожидания точит нож.
  Ты его не тревожь! Не тревожь!
  Ты, товарищ, ложись и лежи в засаде
  вместе с конем: на то ты и всадник
  сводного вольного полка одиноких.
  Если будет трудно, погни ноги.
  Если будет больно, затяни песню.
  Если будет страшно, алкоголь тресни
  из походной чашки: все пройдет махом!
  И тогда ты сможешь посвистеть Баха
  и даже сплясать национальные танцы
  по числу смешавшихся в тебе наций;
  причем: пляши их - одновременно
  все, пока не прибудет смена...
  А если смены тебе не будет,
  если командир про тебя забудет,
  что вполне возможно при нашем дурдоме, -
  посмотри в небо: там птицы кроме,
  облаков кроме, окромя свету -
  ни хрена нету! Ни хрена нету...
  
  А тебе ведь, в принципе, и не надо.
  У тебя замечательная засада...
  Подожди, товарищ: к пяти часам ночи
  Дух Ожидания нож доточит
  и пойдет резать по засадам наших;
  и тогда придется считать уже павших;
  уже севших, уже над землей летящих;
  прошлых, конченных, стало быть - не настоящих!
  ...Жаль, никак нельзя закурить сигарету:
  ни хрена нету!.. Ни хрена нету...
   (1994 год )
  
   * * *
  Плевали в луну. И даже один попал.
  “Гиблое место!” - сказал капитан капитану,
  с белоснежного кителя сбивши щелчком клопа,
  а двумя остальными руками - по таракану...
  
  Кочегар - кочегару, а врач - завсегда врачу
  говорят, причем: исключительно откровенно
  про интимную сферу... Я в данный момент молчу,
  потому как лучше - базарить по переменно.
  
  ...Но: загнав умелой конечностью свой патрон,
  я взведу курки, улыбнусь и скажу в итоге:
  “Охота у вас замечательная, барон!
  А зайцы - весьма ушасты и длинноноги...”
  
  ...Округляет формы глядящая рука...
  “А вот это - смешно!” - сказал кукрыникс кукрыниксу.
  И - только женщина женщине - наверняка
  соврет, сложив улыбочкой к фиксе фиксу.
  
  ...Немой - немому: о том, как топил Муму...
  Мума - другой Муме: о том, как топили...
  А если придется остаться вдруг одному, -
  то живи, вспоминая: как славно мы говорили!..
   (1994 год)
  
   СЕМЕЙНАЯ СКОРОГОВОРКА
  
  Жила - была семейная пара:
  Карл и Клара; приличней нет.
  Бывало, Клара оденет кораллы,
  а Карл берет свой любимый кларнет...
  
  Все день рожденья, все ритуалы,
  семейно праздничный этикет;
  все чинно, миро! Кларнет, кораллы.
  Прекрасная пара! Кораллы - кларнет...
  
  Но: вызревал постепенно старый
  глупый банальный и злой сюжет,
  где Карла у Клары украл кораллы,
  а Клара у Карла украла кларнет.
  
  Был год Дракона. Срывы. Завалы.
  Непруха. Нервы. Расклад планет.
  ...Любой предмет, к примеру, кораллы,
  мог стать причиной, как стал кларнет...
  
  Все это тысячу раз бывало!
  У них другого выхода нет...
  И: Карла бешено злят кораллы.
  И: Клара не в силах терпеть кларнет.
  
  ...Расстались, разъехались Карл и Клара.
  Газета. Реклама. Знакомство в ответ
  на: “М. Двадцать восемь. Не любит кораллы.”
  И: “Ж. Двадцать три. Не выносит кларнет”...
   (1988 год)
  
   КОНЕЦ СЕЗОНА
  
  Выхаживали переулки,
  как будто выхода искали
  еще влюбленные прогулки,
  где сто соседок - по фискальи,
  где сто мальчишек - по петушьи...
  Где, как по щучьему веленью,
  выхаживали наши души
  все палисадники - сиренью.
  И клены к тротуарам липли,
  и каждый лист изнанку прятал...
  Пух заметало тополиный.
  И лужи были, как цыплята.
  Кружился пух и на скамейки
  ложась, пушился на асфальте,
  засыпав узкие аллейки,
  где елочной игрушкой в вате
  спал, расстегнув пиджак двубортный,
  пенсионер индустриальный...
  Где мир в тени - такой же потный,
  но только менее реальный.
  Там мы плели прогулок пряжу,
  за нами дни ползли валетом,
  и осень подступало к пляжам,
  а, значит, - доходили лето...
  И: сто доходов долг за отпуск.
  И: память - три часа полета -
  про переулки, где автобус
  давал прощальный круг почета.
  А после - изо всех баулов,
  из пыльных сумок вислоухих
  ползли в квартиры переулки...
  И: в окна заметало пухом...
  Сто чемоданов на прощанье
  махали крышками по-птичьи...
  И: мы в себе не замечали
  все то, что выходили лично,
  все то, что знали досконально,
  плетя в двусмысленные тосты,
  как будто выхода искали,
  а выходила - только осень
  и завтра - на работу в восемь...
   (1984 год)
  
  Описание полового акта, без единого на то намёка.
  
  Всеми легкими фонила,
  поводила шалым глазом;
  и окраинами Нила
  набирала темп экстаза.
  
  ...Перед бурею, на мачте...
  ...Вниз взлетая, вверх ныряя...
  ...В промежутке, в схватке, в матче...
  ...Выпал! - вот беда какая...
  
  Рощи голы. Нивы сжаты.
  Слева по три! ...Боже правый!..
  Аты-баты, шли солдаты...
  Три четыре, левой правой...
  
  Все быстрее шаг пехоты.
  Темп работы. пчелы в соты.
  Ну, ты лодырь от природы!..
  После водки кто ты?.. Вот и:
  
  Царство Ашурбанипала
  пало. Я “Упанишады”
  дочитал... Насколько ж мало
  нам для счастья было надо!..
   (1988 год)
  
  СТРАШНЫЙ СОН, ИЗ КОТОРОГО Я ВЫКРУТИЛСЯ
  
  Чутким ухом собачьим поводит январь.
  Вьюга в комнату хочет.
  Подойди и собаку ногою ударь,
  чтоб не лаяла ночью.
  
  Я один. Постепенно с ума ухожу.
  Потому что уже не грешу: не грешу
  так давно, что замерзло в бутылках вино,
  что дыханием женским на волю окно
  не отдышишь; душа не согрета.
  Мне осталась одна сигарета,
  хоть табак
  раскрошился давно...
  
  Чьи снежинки ползут с высоты? Пустоты
  хватит лишь одному... Неврастеник,
  если будешь вдвоем, это будешь не ты,
  а другое растенье.
  
  Все, что может расти, прорастает сквозь нас.
  Лепестками вещей распускается глаз.
  Каждый раз - через печень - узлами корней
  прорастает любовь. Очень хочется ей
  территории! Места для роста...
  Все кончается страшно, но просто:
  больше сделалось ранних смертей.
  
  Открывается дверь. И заходит Она.
  Только что отработав.
  Вся еще из чужого кроткого сна...
  Встала в пол оборота.
  
  Осмотрела жилье. Отыскала кровать.
  Зацепила рукою белесую прядь.
  Стала песню тянуть, стала нитку вертеть,
  да ногою качать, чтоб отныне и впредь
  домом стал для меня теплый кокон...
  Полежу без желаний и окон,
  чтоб дождаться
  и дальше лететь...
  Снятся бабочки, легкие крылья. К утру
  успокоилась вьюга.
  И поземкою страшные сны по двору
  заметают друг друга...
   (февраль 1996 года)
  
   * * *
  Внезапно пал туман, окутав местность.
  Загибы лыж вплывали в неизвестность.
  Я шел, куда глаза глядели, но
  глаза глядели только лишь вовнутрь,
  поскольку было страшно и темно...
  
  Избушка лесника. Горит окно.
  Вхожу. Гляжу - он алкоголик! Утварь
  изломана, весь помутнел стакан,
  нож затупился, полу сгнил аркан,
  когда-то ловкий в ловле местной флоры,
  а ныне - паучок свои узоры
  сплетает между стенкой и ружьем...
  
  Но где же сам лесник? Лесник!.. Не слышит.
  Ну, значит, леснику мы не нальем...
  
  Сажусь к столу. Отстегиваю лыжи.
  
  Вдруг вспомнилось, как в семьдесят восьмом
  мы с этим лесником, тогда - студентом
  консерватории - затарившись абсентом,
  отправились охотится туда,
  где девушки сдавались иногда
  на милость посетителей общаги.
  Лесник сыграл им скерцо на трубе...
  Потом мы сняли сапоги и шпаги,
  потом лесник немного ослабел,
  потом пришлось жениться бедолаге.
  
  И вот - тайга, избушка, алкоголь;
  жена сбежала, кажется - с медведем...
  
  Он поменял с тех пор десяток ведьм,
  но ткани сердца ела скуки моль,
  и ведьмы улетали в эти дыры...
  Теперь у них есть семьи и квартиры...
  
  Туман вокруг избушки все густей.
  
  И вдруг - лесник выходит из тумана.
  "Здорово, Сашка! Я не ждал гостей..." -
  а сам в ладони держит том Корана.
  И сразу стал цитировать подряд:
  весь умиротворенный и довольный...
  
  Тут понял я: религиозный яд
  при одиночестве - сильней, чем алкогольный...
  
  Когда же снова я в тумане по лыжне:
  куда?.. Зачем?.. - За друга страшно мне.
  В мешке заплечном звякают бутылки...
  Он отказался пить! Маразм! Бред!
  
  ...Но чувствую я кожей на затылке,
  к а к сквозь туман с улыбкою во след
  глядит, уже предавший нашу юность,
  но Истину обредший Мухаммед...
  
  И ухожу, все более сутулясь...
   (февраль 1996 года)
  
  * * *
  ...Когда она одна в своей квартире,
  и даже - Боже мой! - одна в постели,
  тогда она одна в своем Париже,
  в своей пустыне, и - на самом деле! -
  нет никого ни дальше, и ни ближе
  ее одной во всём огромном мире.
  
  Когда она сидит, обняв коленки,
  одна во всей тоскующей вселенной,
  спиною подпирая холод стенки,
  и слезка не спеша ползет по щечке,
  потом вдоль шеи на плечо и ниже,
  чтобы повиснуть каплей на сосочке, -
  тогда она одна во всём Париже.
  
  Огни Парижа! ...Можете представить...
  Июньский вечер... Словно перфокарты
  на темном - окна... Фонари, как калы
  белы... Все Нотр-Дамы, все Монмартры...
  Что там еще?.. Латинские кварталы...
  Нам остается к этому добавить
  
  вино в стакане, чей окрас подвижен
  при каждой вспышке цвета в фейерверке,
  когда она одна в своем Париже,
  
  на этом празднике, на целом белом свете,
  одна, как ломтик сыра на тарелке,
  совсем одна, как марка на конверте,
  при этом: носик вздернут и обижен,
  
  при этом: ни звоночка в телефоне,
  и некуда пойти... Беда какая!
  Уже замерзли плечики и лапки...
  Вот если б кто-то руки взял в ладони
  и приласкал, капризам потакая,
  унес, как воробья в мохнатой шапке...
  
  Но это все - в другом уже Париже.
  В каком-нибудь другом стихотвореньи
  все будет хорошо! - побрит, пострижен,
  с букетом весь, влюблен не без причины,
  на новеньком зеленом "Ситроене" -
  кто мчится к ней?.. Явление мужчины.
  
  Каденция и перемена в теме...
  Когда ж она одна на самом деле,
  в душе моей царит такая темень,
  что я от одиночества тупею!..
  И: все живое замерзает в теле,
  поскольку быть один я не умею...
   (апрель 1996 года)
  
  К ВОПРОСУ О ПОВОДЕ
   Две вечных дороги -
   любовь и разлука -
   проходят
   сквозь сердце мое.
   Булат Окуджава
  
  Последний из одиннадцати братьев
  в Нее влюбился в семьдесят девятом;
  в любви признался; а потом, в палате,
  был трижды бит Пахомычем, медбратом,
  а также Пантелеичем, медбратом.
  
  Тем временем уже кончалось лето.
  Ему уже уколы отменили,
  и заменили горсточкой таблеток,
  и дали почитать советский триллер
  "Как закалялась сталь"... Сдувало с веток
  листву на гладь прибитых табуреток.
  
  К нему пришли в субботу братья, скопом,
  с едой и сигаретами в авоське.
  "Ну, как Она?.." - спросил он; из окопа;
  но: пули тут же застревали в воске
  и не было былого духа в войске.
  
  "Да так..." - сказали братья... Он забылся.
  Ее лицо увидел близко-близко.
  И тут же все уплыло: то, что было,
  в нем умерло: возможностей пол списка,
  а также невозможностей пол списка...
  
  Он выпущен был в восемьдесят третьем.
  Она ж погибла в автокатастрофе
  в восьмидесятом... Но: на белом свете
  никто о том не знал. Лишь чудный профиль
  ГАИшник сутки помнил в луже крови...
  
  Пахомыч с Пантелеичем все те же.
  Лекарства - те же... Нравы тараканьи...
  Да только по любви - все реже! Реже!
  Все чаще - по политике, по пьяни,
  семейной почве, ну и прочей дряни...
  
   ХУТОРОК В СТЕПИ
  
  Опасен выпивший Выгудай.
  Погоняй, мурдюк, погоняй...
  Хабибуллин, уволившийся в запас,
  тоже не лучше нас.
  
  ...А потом в палатку вползла змея.
  Мне был сладок укус еЯ.
  Я в ответ ее укусил... Была
  очень нежной, но - умерла...
  
  Суров обрез, но патронов нет
  вот уже десять лет.
  Собаки дохнут в нашей степи:
  негде им здесь пи-пи...
  
  А потом в мою бурку влетел орёл.
  И там нагадил, козёл.
  Лег я навзничь, но: так и не смог уснуть.
  Пальцы хотелось гнуть...
  
  Выгудай за тенью бежит с ножом,
  чтобы стала с ним спать потом.
  Хабибуллин, уволившийся в запас,
  тоже пробовал один раз...
  
  А потом мне в штаны заполз скорпион,
  но там испугался он.
  Потому что я сам боюсь иногда
  хоть раз заглянуть туда...
  
  ПЕТРОВСКИЙ АМУР
  
  "Прикрой-ка форточку, Катюша:
  сквозит..."
  
  "Натюрлих, экселенц!.." -
  закрыла; из тарелки грушу
  взяла; и - завертелся секс!
  
  Стучали капли в умывальне.
  Срывались яблоки в саду.
  И в щель под дверью царской спальни
  денщик просовывал еду...
  
  Мерцали свечи, бал искрился
  и в такт кивали парики:
  "А царь наш, кажется, влюбился!.." -
  шептались думные дьяки.
  
  Из табакерки взяв щепотку,
  заметил Меншиков в ответ:
  "Вы лучше тихо пейте водку
  или танцуйте менуЕт!..
  
  Любви излишек в государе.
  Он хочет строить корабли.
  На это надобно, бояре,
  сдавать валюту и рубли...
  
  Пускай нам всем спокойно спиться,
  пока не вызвали наверх!..
  Он - царь! Он может и влюбиться...
  Пошли, устроим фейерверк!.."
  
  Об этой новости неделю
  послы шептались у куста...
  На спуск фрегата все одели
  Преображенские цвета...
  
  
  * * *
  Она - утопленница бедная,
  плыла под парусом зонта;
  где опадала влага пенная,
  кончалась Божья высота
  
  и начинался грех языческий
  дальнейшей жизни под водой;
  и звали голосами зычными
  один - огромный, с бородой,
  
  другой - вертлявый, черный, маленький,
  один - любить, другой - блудить;
  она ж несла цветочек аленький
  в кафе ближайшее: топить.
  
  Они, утопленницы, странные;
  их плохо держат тормоза;
  
  у них обиды непрестанные
  и влагой залиты глаза.
  
  Подманит тихою водицею,
  а там - кипит водоворот...
  При встрече с этою девицею
  побереги свой пароход.
  
  Побереги свой атлантический,
  свой белоснежный, свой большой,
  а то он станет - истерический,
  с одною тиной за душой.
  
  Побереги свой дар таинственный
  быть наплаву!.. Побереги!
  Ты у себя один единственный,
  а остальные все враги.
  
  А если не враги, то демоны:
  и на воде, и под водой -
  их слишком много, недоделанных,
  желающих души живой...
   (август 1996 года)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"