Бергельсон Александр Людвигович : другие произведения.

Проклятие Призрака

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Проклятие Призрака" - называется эта Книга. Но речь идёт вовсе не о том, что некий Призрак взял, да и проклял кого-то. Нет. Речь идёт о тех Призраках, которые внутри нас, людей, независимо от того, каким Богам мы молимся и каким Идеям служим. Что это за Призраки? О, уверяю Вас: имён у них больше, чем, например, звёзд в бесконечном числе бесконечных же галактик, или, тоже - например, слов во всех, когда-либо написанных книгах. Ибо Призраки эти - то, что осталось нам, людям сегодняшним, от всех прошлых эпох. Точнее - от всех прошлых людей. Персонально и поимённо. Без исключений. Их оставили те, кто уже жил. Их оставим мы, ныне живущие.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
   --------------------------------
  
   Автор предупреждает Читателей, что большинство названий, имён, а также географических обозначений, религиозных и мифологических отсылок - чистой воды вымысел, а любые совпадения - абсолютно случайны.
  
   --------------------------------
  
  
   --------------------------------
  
   Эта книга написана по той причине, что за небольшим исключением все трактаты и книги, все "тайные" гримуары, все великие труды по вопросу магии являются не более чем ханжеским мошенничеством, греховодным бормотанием и эзотерической тарабарщиной хроникеров магических знаний, не способных или не желающих предоставить объективную точку зрения на этот вопрос.
  
   Антон Шандор ЛаВей. САТАНИНСКАЯ БИБЛИЯ
  
   --------------------------------
  
   Ангелы живут в мире Духа, небесном мире, а мы - в мире материй. Естественно, их тянет к дому. Поэтому, если хотите, чтобы Ангелам было с Вами уютно, нужно сделать свой мир - мысли, чувства, окружение - более похожим на их мир. Перефразируя "Послание Иакова" - можно сказать так: приблизьтесь к Ангелам, и они приблизятся к Вам. Ангелам хорошо в окружении мыслей о мире и любви, а не в атмосфере раздражения и агрессии. Возможно, Вы не в состоянии выбросить из головы, скажем, грубияна-шофера, который подрезал Вас на дороге зимой. Однако вполне возможно освободиться от раздражения, начав общаться с ангелами хотя бы по несколько минут в день. Сначала избавьтесь от раздражителей. Выключите радио и телевизор, уйдите в отдельную комнату или в любимый уголок природы; представьте себе ангелов (этому помогает изображение Вашего любимого ангела, помещенное рядом) и общайтесь с ними. Просто расскажите ангелам о своих проблемах. Говорите так, будто Вы делитесь со своим лучшим другом. А потом слушайте. Молчите и ждите прихода мыслей, которые пошлют Вам ангелы. И вскоре Ваши взаимоотношения с ангелами превратятся в восходящую спираль; они помогут Вам чувствовать себя настроенным более позитивно. А позитивное состояние приблизит Вас к ангелам.
  
   Реклама тренинга "Приготовьте в своей жизни место для Ангелов", скаченная Автором из Интернета.
  
   --------------------------------
  
   Вместо предисловия
  
  
   "Проклятие Призрака" - называется эта Книга.
   Но речь идёт вовсе не о том, что некий Призрак взял, да и проклял кого-то.
   Нет.
   Речь идёт о тех Призраках, которые внутри нас, людей, независимо от того, каким Богам мы молимся и каким Идеям служим.
  
  
   Что это за Призраки?
   О, уверяю Вас: имён у них больше, чем, например, звёзд в бесконечном числе бесконечных же галактик, или, тоже - например, слов во всех, когда-либо написанных книгах.
   Ибо Призраки эти - то, что осталось нам, людям сегодняшним, от всех прошлых эпох.
   Точнее - от всех прошлых людей.
   Персонально и поимённо.
   Без исключений.
  
  
   Их оставили те, кто уже жил.
   Их оставим мы, ныне живущие.
  
  
   Слова произнесённые и/или не произнесенные.
   Дела совершённые и/или не совершённые.
   Проклятия и любовные признания.
   Жизни, которые должны были быть прожиты, но не получились.
   Жизни, которые получились, но за счёт чьих-то, не получившихся.
   И так далее.
   Продолжите сами, хорошо?
   Первое, что придёт Вам в голову, равно, как и второе, как и третье, как и пятое, как и сотое - вполне может быть, избавит лично Вас хотя бы от одного Проклятия хотя бы одного Призрака.
  
  
   И ещё.
   В Книге этой Вам встретятся некие, достаточно пространные, отступления от основной канвы повествования.
   Вокруг существует обязательная, простите за термин, "болтология Мира".
   Она просто есть, и всё.
   Некоторые называют её Информационным Полем, другие - Мифологией. Третьи, и я их встречал множество раз, вообще живут так, словно её нет.
   Всё дело в том, что на момент рассказывания мною предлагаемой Вам истории, некоторые из тех Призраков, о которых, собственно, и пройдёт речь, полагали обязательным вмешиваться, а я - я всего лишь с подобающей скрупулезностью и старанием записывал, стараясь ничего не упустить, хотя порой очень хотелось спросить: "Зачем? С чего вдруг именно в этом месте повествования я должен отвлекаться от сюжета, чтобы что-то кому-то объяснять?.."
   Ответа не было.
   Было только ещё больше Болтологии Мира.
  
  
   Так что, давайте просто перейдём к самому главному, к Книге, которая так и называется: "Проклятие Призрака".
  
  
   Часть первая
  
  
   --------------------------------
  
   Смилуйся, мать, посмотри, вон твой сын с куском хлеба и палкой бросил дом и идёт по катучим камням - куда глаза глядят, а злыдни - спутники горя, обвиваясь вокруг шеи, шепчут на уши: "Мы от тебя не отстанем!"
  
   А.М. Ремизов
  
   --------------------------------
  
  
   Глава первая
   Череп над канатной дорогой
  
   Благородный муж обязан соблюдать ритуалы, как это верно заметил Конфуций.
   - Но ритуалы не должны утомлять благородного мужа! - говаривал Колян Руляев каждый раз перед тем, как приступить к активному отдыху.
   Сказать по правде, никакого Конфуция Колян сроду не читал, но фразочку эту, услышав как-то, где-то, повторял с удовольствием, вместе с привычным уже, упомянутым выше, своим личным добавлением.
   На Курорте Колян представлял славный город Сургут, и, надо сказать, правильно представлял.
   Внушительно.
   Автономный округ Хантов и Мансей просто обязан был после Колиного представительства дать Коляну Звезду Героя земли Ханты-мансийской и присудить почётное звание: "Главный демонстратор сургутской мощи".
   Все двести семьдесят шесть с половиной тысяч жителей славного Сургута показывали Коле большой палец и говорили:
   - Браво, Колян Руляев! Не посрамил нефтедобывающую промышленность! Показал им всем Салымское месторождение и конкретно "Сургутнефтегаз" по самое не хочу!
   И они были правы. Широко поставил себя Колян, красиво определил гульбище и, подчеркнув бескрайние возможности, реализовал оные с максимальным эффектом.
   Именно люди типа Коляна Руляева осваивали (в своё время) континенты, строили города на пустом месте, шли через тайгу и болота искать счастья, добывали золото из земли-матушки, не брезгуя, впрочем, и подорожным разбоем; но главное - главное! - всё у них всегда и везде получалось, потому что была на их стороне всегда и везде Удача. А потом - потом, когда благородные ритуалы были выполнены, следовало обязательное расслабление. Сиречь, - ритуалы как бы "неблагородные", то самое, про которое и говорил наш Коля, расслабление, обязательно равное по силе реализации предыдущему рабочему порыву.
  
  
   Вообще, курорт наш, Балагуриха, любит удалых и широких людей. От них ему одна только польза, добрая слава и богатение.
   Вот, к примеру, достопамятный томский купец Никифор Онуфриевич Осякин. Прибыл (по легенде) он на Курорт обозом, привезя с собою пять подвод водки с закусью и три подводы девок с мамкой ихней, мадам Зизи. Гулял Осякин месяц. Выпил всё, что привёз, потом - всё, что в Балагурихе спиртного было, до последнего глоточка, подчистую. Девок утомил, да и мамкой ихней, мадам Зизи, (опять же, по легенде) остался весьма доволен.
   И пошла про этот весёлый месяц гульбы купеческой молва на всю Сибирь, а потом за Урал перекатилась, как река в половодье через платину. Так что вскоре уже по всей Руси заговорили о том, какое это замечательное есть в смысле отдыха место.
   Тут, конечно, и название тоже свою роль сыграло немалую: Балагуриха. Слово-то какое! Как раз для курортного отдыха. К тому же, и девки эти, вышеупомянутые, вместе с мамкою, в Балагурихе теперь заимели постоянное место дислокации: остались, значит, и бизнес налаживают - чрезвычайно во всех смыслах необходимо курортный. Надо ехать!
   И поехали.
   И едут, прошу заметить, до сих пор.
   Кто только не гулял на Курорте за сто пятьдесят лет его существования.
   Памятен, к примеру, Балагурихе крупнейший в Сибири послереволюционных лет чин НКВД, - чрезвычайный и полномочный комиссар Драйхе. Арестованный, кстати, своими собственными коллегами по карательной службе прямо здесь же, самым ясным и самым чудесным среди всех ясных и чудесный летних дней, на так называемой Шестой Даче.
   Комиссар этот, впрочем, водке предпочитал мадеру. Мадеру завозили из Барнаула и Новониколаевска, а то, что Драйхе не допил, допивали ещё лет двадцать. Старожилы Балагуринские рассказывают: когда Драйхе, ещё до ареста, после "отдыха" курортного домой уезжал, директор Шестой Дачи товарищ майор Буряков сдавал бутылки. Подгонял, знаете ли, три-четыре грузовичка АМО, грузил под завязку, и - в Бийск.
   Сильно поднялся.
   Не забывая, впрочем, регулярно докладывать о перегибах в потреблении мадеры товарищем Драйхе соответствующим тайным письмом куда следует.
   Когда же в подходящий для того момент и Бурякова тоже "забрали", то в обширных подвалах его личной трёхэтажной избушки нашли (по слухам, опять же) золотых изделий на миллион рублей и тридцать два килограмма драгоценных каменьев; так что, судите сами: сколько бутылок из-под мадеры оставил широко гулявший комиссар...
   А народный любимец великий артист Борис Алдреев? А крутой сибирский вор-авторитет "Лёня Бурелом"? А министр по всяческим тайным бомбам Власский? А среднеазиатский партийный куркуль-ага Рахамбабаев? А тот?.. А этот?.. Да как же: он ещё три раза потом приезжал!..
   Всех помнит Балагуриха. Всем им от Балагурихи низкий поклон. От каждого достались Балагурихе и слава вездесущая, и рубли на развитие, а также ещё другие рубли, те, которые всегда в тени, но - тсс! - об этом не будем: это уже, так сказать, нетрудовые доходы местного населения. Хотя, с другой стороны, без них ведь - тоже ведь никуда же ведь, ёлки - палки...
  
  
   Колян Руляев стоял на дороге и пел во весь голос.
   За спиною у него уходила куда-то в вечереющую вышину небес асфальтовая лента. Здесь кончалось предгорье, и начинался мир гор.
  
   Я помню тот Ванинский порт,
   И вид парохода угрюмый,
   Как шли мы по трапу на борт
   В холодные мрачные трюмы.
  
   Колян имел полное право петь эту песню. Его папашка в своё время был насильно высажен именно в легендарном поселке городского типа Ванино: Российская Федерация, Хабаровский край, порт в Татарском проливе. Именно оттуда Руляев-старший начал своё личное (как пел Владимир Семёнович Высоцкий "из Сибири - в Сибирь") освоение родного края через три зоны и два поселения. Только вот шёл он, осваивая её, не с Запада на Восток, а с Востока на Запад.
  
   От качки стонали зэка,
   Обнявшись, как родные братья.
   И только порой с языка
   Срывались глухие проклятья.
  
   Что-то такое, близкое и славное, героическое и немного (или много) рисковое, истинно сибирское было для Коляна в этой песне. И хотя от Сургута до Ванино почти треть России, так это - фигня! Что такое для русского, да ещё прямо счас гуляющего человека пол лаптя по карте? Мелочи, на которые и внимания обращать не стоит ни-ка-ко-го.
  
   Будь проклята ты, Колыма,
   Забытая Богом планета.
   Сойдёшь поневоле с ума,
   Отсюда возврата уж нету.
  
   Плача, подпевала Коляну Маришка из Новосибирска, с которой они, собственно, и осваивали в эту ночь новые нюансы активного гульевого отдыха. Маришка была хороша и пела она, как надо, и слёзы у неё были самые настоящие, как, впрочем, и грудь.
  
   Прощай, моя мать и жена,
   Прощайте, любимые дети!
   Знать, горькую чашу до дна
   Придётся мне выпить на свете.
  
   Колян утёр рукавом слезу и надолго приложился к бутылочке.
   - Уф. - Выдохнул он, и протянул бутылочку Маришке. - Пей, солнце! Мы щас с тобой в горы двинем.
   - Легко. - Ответила Маришка.
   Колян обнял её и стал шуровать руками везде, где только можно, забредая порою туда, куда нельзя, но очень хочется.
   Маришка выпила, и, бросив бутылку в придорожные заросли, ответила ему со всей ответственностью знающего своё дело человека.
   Бутылка разбилась.
   Но...
   Этот звук был гораздо громче, чем по логике вещей должен быть звук разбиваемой бутылки, но занятые серьёзным делом Колян и Маришка просто физически ну никак не могли обратить на это никакого внимания.
  
  
   Дух Горы спал.
   Века хранили каменные стены его могучей домовины. Лес держал корнями крышку, чутко прислушиваясь к храпу Хозяина.
   - Спит ли тот, кому суждено спать? - Спрашивали прилетавшие с вершин Ветра.
   - Спит. - Шептали Травы, которые ближе всех сторожили сны Господина, стелясь по самой кромке Его Темницы.
   - Спит. - Подтверждали Деревья. - Слава Богам, сон Его крепок.
   И Ветра несли благую весточку Хранителям Вершин.
   - Дух Горы спит! Всё спокойно! Всё спокойно!
   Дух Горы должен спать. На веки вечные Главный Алтайский Бог, Ульгень, наказал Духа Горы вечным сном. За что наказал? А за лютую ненависть к людям.
   Вначале ведь людей в горах не было. Леса стояли, да, и камни лежали, и реки несли быстрые воды в долины с вершин, и звери лесные умели жить по законам, не убивая больше или меньше разрешённого, и птицы не клевали сверх меры, и Духи соблюдали извечную договорённость: кто за что отвечает, а так же - кто куда не лезет ни при каких обстоятельствах.
   Дабы удержать РАВНОВЕСИЕ, нужно (всего-то!) не переходить черты дозволенного. Иначе...
   Человек же никого не слушал.
   Точнее, всё время нарушал.
   Однажды люди убили (не от голода, а просто так - в пылу охоты!) любимого Золотого Оленя Духа Горы, без которого, собственно, и солнце толком светить не может, потому как Олень этот рогами раздвигал тучи на небе, освобождая дорогу для лучей.
   И Дух Горы разозлился, хотя до того, говорят, соблюдал тот самый, оговоренный законом всеобщего благополучного сосуществования нейтралитет: добрым или злым Дух не был, пока не перекосило дела его в тот самый миг, когда Олень пал, забитый камнями и копьями, на дно глубокого ущелья, туда, где бежала быстрая речка, и упруго били горячие ключи.
   Заревел Дух Горы. Затряс головой.
   Содрогнулась земля, ходуном заходили скалы.
   - Кто убил Оленя моего Золотого? - Спрашивал Дух Горы. - Отдайте мне того, кто убил!
   Но люди отвечали:
   - Мы! Мы все! Все и каждый!
   Так оно и было.
   Даже малые дети в азарте били и кричали, даже старухи, едва волочащие ноги, шли с камнем, чтобы ударить Золотого Оленя.
   Зачем?
   Так уж были тогда устроены наши предки: ну никак им не удавалось совладать со своим желанием убить.
   Словом, Дух Горы решил: раз говорят они, что виноваты все, то и карать нужно всех, без исключения
   И покарал.
   Куда бы ни шёл человек, всюду в горах его подстерегала смерть.
   А вскоре осталось людей так мало, что Главный Алтайский Бог, Ульгень, приказал усыпить Духа Горы, дабы не перевелись люди на земле вовсе.
  
  
   Дух Горы спал.
   Триста последних лет снилось ему, как он выходит утром на поляну и кормит своего Золотого Оленя, и Олень раздвигает тучи, и прямо в ладони Духу Горы сыпятся первые солнечные лучи.
   И вдруг сквозь свой вечный сон почувствовал Дух Горы, как лицо ему словно укололи чем-то острым.
   Дух Горы отозвался на этот укол. Он пошевелился, и в щеку его вонзилось уже сразу несколько этих острых коготков, неведомо чьих.
   И Он проснулся.
   - Проснулся! - Закричали Деревья, почувствовав корнями это шевеление.
   - Проснулся! - Крикнули Горы, отзываясь на подземные толчки.
   - Проснулся! Проснулся! - Эхо прошло по всему Алтаю.
   - Что ж, значит - так тому и быть. - Отозвался Главный Алтайский Бог, Ульгень. - Значит, пришло новое время.
  
  
   Бутылочное стекло в траве - вещь неприятная. Все об этом знают, но, почему-то, бутылки бьют всё равно. Здесь, на краю дороги, их скопилось великое множество: этих битых-перебитых, сто лет никому не нужных останков кораблекрушения хрупких стеклянных судёнышек, когда-то носивших в себе крепкие напитки.
   Почти метр сплошных бутылочных осколков.
   Кто первый бросил здесь бутылку? Может быть, удалой купец Осякин в пылу весёлой беготни за одной из не менее весёлых девок? Или совсем одуревший от своей вечной мадеры и своего вечного же страха комиссар Драйхе?
   Скорее всего, и тот, и другой, правда, каждый в своё время, - очень уж какое-то привлекательное место для бития посуды, скажу я вам.
   И ещё добавлю вот что.
   Думается мне, вовсе не случайно кладбище битой стеклотары этой образовалось именно здесь, и ни на шаг влево-вправо. Судите сами: почему спонтанные свалки возникают именно там, где они возникают? Чем притягивает мусор в то или иное место на земле? Почему, например, сколько ни ставят контейнер для помойки около моего дома, мусор всегда сыпется мимо, а? Мистика, отвечу я вам, мистика обыкновенная и повседневная. Хотя, наверное, есть и другое объяснение, куда более реалистичное: такие уж люди оказываются вокруг того места, где возникает сей прецедент скопления хаоса на пространственном пятачке. Такие люди.
  
  
   Колян и Маришка увлечённо доказывали друг другу, что человеческие руки - источник многих неожиданных наслаждений. Делали они это, как вы помните, прямо после хор-рошей песни и прямо посреди дороги.
   Таксист Алексей Петрович Жуков, основательный человек шестидесяти трёх лет, отец двух дочерей и дед четырёх внуков, давно уже понял: люди в какой-то момент своей жизни могут быть и не люди вовсе, а неизвестный науке зверь о двух ногах и с абсолютно пустой головою. Двое на дороге были именно эти вот - безголовые существа, поскольку затеяли познать друг друга прямо на проезжей части.
   "Toyota" Алексея Петровича выхватила их фарами, Алексей Петрович, повидавший в своей таксисткой жизни всякого, только головою покачал:
   - Мать вашу так раз этак! Совсем стыд потеряли! - И со всей силы вдавил клаксон.
   Пассажиры, две отдыхающие дамы средних лет, зыркнули, как показалось Жукову, на сладкую парочку с какой-то жадной завистью.
   - Пьяные. - Констатировала одна.
   - Были бы трезвые, не стали бы вот так. - Хихикнула вторая.
   "Toyota" ушла в темноту.
  
  
   Колян и Маришка ничего толком не поняли. Мимо пронеслась, отчаянно сигналя, машина. Руки ещё что-то делали, но кайф куда-то ушёл.
   - Поехали наверх! - Сопя, прорычал Колян. - На Гору! Там кабак есть...
   - А зачем нам кабак? - Маришка прижалась к нему плотнее. - Может, в постельку, а?
   - Не! - Колян подхватил Маришку на руки. - В Гору давай! На верхотуру! Мы с тобой на верхотуре такого перца дадим, что любо-дорого!
   Маришка отличалась удивительной сговорчивостью плюс не менее удивительной тягой к романтическим авантюрам.
   И они пошли к канатке, потому что другой дороги на гору Церковку не знали.
   Хотя она есть: тропа-тропинка, там, где в траве ложбинка, где раньше между камней бежал не спеша ручей...
   Именно по этой тропе можно попасть наверх.
   Искони так и ходили те, кого влекла к себе эта самая гора, с таким странным названием - Церковка.
  
  
   Дух Горы проснулся.
   Всё лицо его стало сплошная кровавая маска. Кожу изрезали бессчетные осколки бутылочного стекла.
   Они торчали из щёк, как щетина у непобрившегося человека.
   Но Дух Горы не замечал этого.
   Он проснулся слепым, потому что глаза его давно вытекли от некогда попавших в глазницы острых стёкол.
   Он ничего не чувствовал, потому что за вековую спячку свою потерял кожу и мясо, некогда составлявшие плоть.
   Остался ныне один лишь скелет, да выбеленный за долгие века череп.
   Дух Горы встал.
   Странное дело, но он легко прошел сквозь камень и землю, словно был соткан из тумана, и просто просачивался сквозь мельчайшие трещины наружу.
  
  
   На Балагуриху медленно полз с гор туман.
   Туман этот не мог, конечно, погасить огни вечернего Курорта. Зато стало заметно холоднее, и многие гуляющие потянулись в тепло: кто к себе в номера, кто - в кафе, где играла музыка и вкусно пахло кофейными зёрнами, жареным мясом и сигаретным дымом, а кто - вообще в болезни свои, в плохое самочувствие и резкий спад настроения.
   Вот только туман этот, спустившийся с гор в Балагуриху, был не просто туман, с которым обычно вполне успешно боролись каждый отдельно взятый фонарь или парные фары какой-нибудь автотелеги, потому что туман этот, на самом деле, был восставшим после многовекового сна Духом Горы.
  
  
   Маришка и Колян ехали по канатке на Церковку.
   Колян сидел, развалясь, и руки его продолжали делать начатое ещё внизу, сразу же после бутылочки, на дороге.
   Маришка немного боялась, и поэтому её рукам не хватало смелости. К тому же Маришка то и дело оглядывалась по сторонам. Особенно замирало сердечко, если посмотреть вниз.
   Канатная дорога несла седоков над пропастью.
   - Смотри! - Охнула вдруг Маришка. - Череп!
   - Ну и хрен с ним. - Колян увлеченно исследовал правую грудь.
   - Череп! - Маришка вырвалась, не забывая, впрочем, крепко держаться за поручень. - Туман как череп, Коль! И весь как в блёстках.
   Колян посмотрел.
   Череп висел над ущельем.
   Канатка медленно несла их прямо к нему.
   - Мамочки! - Завизжала Маришка. - Ой, мамочки!
   - Явление природы. - Глубокомысленно изрёк Колян. - Иллюзия такая. - Он обнял Маришку за плечи. - Не бойся, солнце. Чего ты? Счас наверх доползём, выпьем...
   Они подплыли к черепу вплотную.
   Колян протянул руку, и, хмыкнув, заорал:
   - Привет, мертвяк! Я Николай Руляев из Сургута! Большой привет от нефтяников Севера!
   Череп качнулся, словно кланяясь.
   - Здоровается! - Радостно заржал Колян. - Мариш, он здоровается!
   И тут только осознал, что Маришка безвольно повисла на его руке: с нею случился самый обычный обморок в связи с весьма необычными обстоятельствами.
  
  
   Глава вторая
   Пропавшие отдыхающие
  
  
   Отдыхающие в Балагурихе пропадают довольно часто.
   Нет-нет! Не надо пугаться. Никакого криминала. Просто очень многие исчезают на какое-то время из своих номеров в санаториях, не ходят на обеды и завтраки, минуют самым странным образом время ужина, а также обязательные встречи с тем врачом, который по законам санаторного распорядка обязан постоянно и ежедневно курировать пребывание на Курорте всех и каждого, включая и этих, исчезнувших.
   Впрочем, большинство "пропавших" удается отыскать. Те же, кого отыскать не удается, отправляются на малую свою родину, сиречь - домой, с суровым приговором: "Нарушение режима вплоть до полной потери возможности оставить на Курорте в дальнейшем".
   Куда пропадают?
   Да в горы уходят. В близлежащие города уезжают - развеяться. А то, и просто - "ныряют" в алкогольные или любовные глубины, а когда выныривают, - сильно и совершенно искренне удивляются: с чего это вдруг такая суета? Кого это тут потеряли, а? Батюшки! Да неужели меня? Ну, что вы... как можно! Извиняюсь, конечно, но зря вы это: всё в порядке...
   Поговаривают, правда, что среди возвратившихся, де, больше половины - это вовсе даже не те люди, что были до пропажи, а совсем другие. Подмена была, понимаете? Ушёл, в смысле - пропал, один человек, а вернулся, в смысле - отыскался, другой.
   Особенно среди женщин.
   И такие, знаете, случаются порою после "возвращения" метаморфозы, что ни объяснить логически, ни пером описать в милицейском протоколе - не-воз-мож-но.
   Да-да.
   Именно, что невозможно.
   Вот, к примеру, известная история про Татьяну Михалну.
   Как, разве не слыхали?
   Ну, тогда вот.
  
  
   Приехала однажды на Курорт женщина средних лет из города Томска, Татьяна Михална, по профессии учитель, а по жизненному статусу - жена своего мужа, инженера и всё такое, в меру пьющего и довольно редко выполняющего свои прямые мужские обязанности на супружеском же спальном месте. Приехала, остеохондроз полечила, на ванны походила, грязи приняла, словом, всё, что положено по всем законам курортного жанра. А на седьмой день вдруг что-то с нею случилось: утром на завтрак пришла, стала кофе пить, потом глаза подняла, и говорит своей соседке по столу Оле из Кемерово:
   - Вы сегодня утром над горами дельтапланериста видели?
   - Конечно! - Оля обрадовано закивала. - Такой стильный мужчина в красном спортивном костюме... очень красиво.
   - А над ним, левее чуть, прямо над вершиной, - там ещё что-нибудь было?
   Оля задумалась.
   - Нет, вроде. А что такое?
   - Да так. - Сказала Татьяна Михална, и, не допив кофий, покинула место общественного питания в глубокой задумчивости.
   Хватилась её дежурная медсестра на следующее утро, когда Татьяна Михална не пришла на процедуру в женский кабинет.
   - Вы её нынче видели? А вчера? То есть, в обед её уже не было? И в номер она не приходила? А вечером, значит: ночевать не пришла? Так-так. Спасибо. Будем искать.
   На поиск потерявшихся тоже есть свои, чёткие правила.
   Вначале сестричка сообщила о пропаже лечащему врачу Татьяны Михалны Олегу Ивановичу. Лечащий врач Олег Иваныч, мужчина с двадцатилетним стажем работы на Курорте, повидавший самые разные варианты пропаж и находок, отнёсся к сообщению меланхолически.
   - Аня, ты пока не суетись. Завтра объявится.
   И добавил довольно едкое и совершенно неприличное замечание о том, где, чем и с кем Татьяна Михална в данный момент занимается.
   Но, ни на следующий день, ни через два дня Татьяна Михална так и не появилась.
   Теперь уже к поиску подключился Отдел Охраны Курорта.
   Начальник Охраны, отставной майор ФСБ Сидорин, "поставил на уши" весь личный состав. По крупицам собрали информацию о передвижении исчезнувшей фигурантки, (которой было присвоено кодовое обозначение "Учительница"), и в день пропажи, и в предыдущие два.
   Татьяна Михална, оказывается, ходила на прогулки с неким господином по имени Юра из 2-го корпуса. Но во втором корпусе никакой Юра не селился вот уже три месяца.
   - Делаем фоторобот. - Приказал Сидоркин.
   Когда фоторобот показали Оле из Кемерово, она вдруг охнула:
   - Так я же его только что видела! Он в холле сидит!
   Бойцы Охраны кинулись в холл.
   Никакого Юры не обнаружилось и в помине, но зато...
   Зато - в кресле, напротив телевизора, полулежала так основательно и бесследно исчезнувшая Татьяна Михална.
   Вначале она была без сознания.
   Потом говорила много, но невнятно, а вспомнить отчётливо хоть что-нибудь практически не могла.
   - Я на терренкур пошла... потом вдруг голова... словно марево... потом не помню.
   Словом, тёмная история.
   На первый взгляд, кончилось всё, вроде бы, благополучно: и сама Татьяна Михална уже через день оклемалась, и лечение пошло ей на пользу, и домой она уехала в полном согласии с душой и здоровьем.
   Но...
  
  
   На самом же деле - Татьяна Михална "проснулась" спустя тридцать восемь дней два часа и сорок одну минуту.
   Она "проснулась", как просыпается вулкан или, к примеру, землетрясение.
   Взрыв смёл всё то, что прочно составляло её предыдущую жизнь.
   От семьи остался только изодранный в клочки пиджак бывшего мужа, на котором теперь спал кот Мурзя.
   Сам муж улетучился за ненадобностью, а Татьяна Михална ещё от всей души швырнула вслед ему тяжёлую чугунную сковородку, оставшуюся в наследство от прабабушки.
   Сковородка, слава Богу, пролетела мимо, но от её удара в стену потрескалась старая пятиэтажная хрущовка, а это, в свою очередь, повлекло за собой аварийное выселение всех жильцов с последующим обрушением данной хрущовки и получением жильцами новых квартир.
   Татьяна Михална завела Друга: на десять лет младше себя, спортсмена и неутомимого любовника.
   Она, Татьяна Михална, помолодела, словно груз спал с её плеч, освободив сущность абсолютно свободного человека.
   Характер Татьяны Михалны совершил не меньший flip-over: переворот на 180 градусов, сделав её резкой, как кавказский абрек, и насмешливо едкой, как небезызвестный герой одноимённой пьесы Ростана Сирано де Бержерак.
   Из мямли и рохли flip-over вынес тишайшую Татьяну Михалну в бескрайнее море амбициозных дам, так что вскоре она таки вовсю руководила некой собственной фирмой, начав чрезвычайно преуспевать и всё такое.
   Но это - это уже совсем другая история.
   Совсем-совсем другая...
  
  
   Балагуриха не просто курортный городок у подножия гор. Это часть огромной, древней и загадочной страны Алтай.
   У Алтая свои законы и свои правила.
   Но люди - люди бесцеремонны и вездесущи.
   Они приходят и говорят:
   - Мы хотим быть здесь! Подвиньтесь, горы! Наше хотение - вот главный закон природы! Мы заберём у лесов землю, потому что нам нужно строить себе тёплые дома, а к каждому дому - дорогу, а к каждой дороге - ещё дорогу. И говорить тут не о чем: нам надо, значит - так и будет...
   Так и есть.
   Алтай мудр и велик.
   Он всё стерпит.
   Или - почти всё.
   Почти.
  
  
   Или вот ещё - история, про Серёгу из посёлка Привольное, человека, прямо скажем, почти первобытного.
   Он зачем приехал-то? Правильно: оттянуться. Вдумчиво и максимально. Дома-то оно не очень это самое, в смысле - шибкого простору нету, ведь Привольное - оно малюсенькое, всего то - поселение русских в Казахстане, от Железной Дороги рождённое, и ею же вскормленное. Кстати, ЖД и путёвочку Серёге дала: передовик, хоть и периодически выпивающий; но, опять же, профсоюзы ценят тебя, Серёга, и надеются, что ты подлечишь изрядно потрёпанный ударным трудом организм.
   Ага.
   Именно так оно и.
   Оттянулся Серёга от всей своей силы: две недели искали: где он, Серёга из Привольного? А он, Серёга из Привольного, всё это время по окрестным лесам-горам шарился.
   Резонный вопрос: "Зачем?", - поверг Серёгу в ступор. Когда же он (не без помощи врачебной и лекарственной) опять членораздельно голос подать смог, то объяснил:
   - Поманила меня, ёпсть, сила неведомая. Иди, говорит, Серёга, искать, говорит, ёпсть, Бабу Лесную! Ибо доопределит тебе, Серёга, эта Лесная Баба то, без чего ты, Серёга, и не человек вовсе, а так - сплошное ёпсть на пустом месте!
   - Нашёл Бабу-то? - Поинтересовались те, кто спрашивал.
   Серёга развёл руками, суетливо опустил глаза, и горько вздохнул.
   - Не успел.
   С тем его и отправили домой, в Привольное, на ЖД Российскую в земле Казахской, с точным диагнозом в сопроводительных курортных документах: "Злоупотребление алкоголем и злостное нарушение режима".
   Вроде бы, яснее ясного: будь здоров, Сергунчик! Будь здоров...
   Но!
   Прибыв в своё родное Привольное, Серёга повёл себя неожиданно и странно.
   Во-первых, он отказался обмыть свой выход на работу.
   - Не могу. - Признался он своему ближайшему другу Пахомычу, который налил ему стакан и подвинул в качестве закуси иностранную конфетку "Snickers". - Душа не принимает.
   - Ну, тя залечили совсем! - Пахомыч принял стакан сам и с сочувствием добавил. - А ты себя заставляй! Сила воли-то поди есть?
   - Есть. - Ответил Серёга. - Теперь - есть.
   С тех достопамятных событий прошло лет десять. Говорят, Серёга уехал из Привольного куда-то в Россию, где-то учился, что-то закончил, и что нынче он ударно, но исключительно трезво живя, трудится на компьютерной ниве с окладом что-то около полутора тысяч баксов в неделю.
   Но скорее всего, врут.
  
  
   Гора Церковка, у подножия которой расположился Курорт наш, Балагуриха, на древнем алтайском языке зовётся "Каача": Святая Гора.
   Испокон веков славилась Каача своею особенной энергетической силой.
   В этом, как раз, ничего удивительного нет: она потому и гора, что возвышается, и, уже этим, отличается от любого другого места. Отсюда и связь её с небом, и выход к божественным началам всего живого: с Горы легко можно докричаться до Богов, чтобы попросить помощи в делах, или здоровья себе и близким, а то и вовсе - простого человеческого счастья.
   Или - не человеческого.
   Это уж кому что нравится.
   Рассказывают, что однажды некий человечек забрался на Каачу и стал просить:
   - Бог Алтай! Там, внизу, у подножья Горы, стоит табун. Возьми его! Это мой дар Тебе.
   - Спасибо. - Ответил Бог. - Люблю я коней. Отпущу я их пастись на сочных травах, на высоких лугах. Буду я радоваться им, как радуюсь цветам и солнцу, птицам и облакам. Спасибо! Но что ты хочешь взамен?
   - Власти! - Крикнул пришедший. - Хочу быть главным над главными в юдоли земной! Хочу быть сильнее любого другого человека! Мудрее и богаче всех хочу быть я! Хочу, чтобы боялись меня и трепетали, едва услышав имя моё! Хочу, чтобы все люди были мне слугами, чтобы рабами стали мне цари земные!
   - Э! - Ответил Бог. - Да ты глуп. То, что ты просишь, смертный, это уже не человек.
   - А кто? Разве не бывает на земле таких властителей? Разве не есть это самое-самое главное? Ради чего же ещё жить, Всесильный Бог? О чём же тогда просить, скажи мне, если не об этом?
   - Став таким, как ты просишь, человек возвышается над всеми, а, значит, теряет тех, над кем он возвысился. Просишь ты, чтоб я дал тебе право НЕ БЫТЬ человеком. Но я принял дары твои, значит, я сделаю, как просишь ты.
   И ударил Бог в ладоши, и произнёс он громовым голосом:
   - Быть тебе отныне тотемным столбом. Быть тебе отныне Идолом каменным. И будут к тебе приходить люди, чтобы поклониться силе и власти твоей. И будешь ты богаче всех на земле, ибо будут приносить к ногам твоим несметные сокровища. И будешь ты властен над судьбами людскими, ибо пришедшие на поклон к тебе станут говорить:
   - Идол каменный! Столб великий! Хозяин всех денег! Мы, рабы твои, умоляем тебя: сдержи гнев свой! Не карай нас голодом и нищетою! Замолви за нас словечко перед Богами!
   И будут они бояться тебя, и будут они ненавидеть тебя, и в этом будет вся твоя власть!
   Впрочем, мало ли что рассказывают?
   Верить ведь совсем не обязательно.
   Вернёмся лучше к Горе.
  
  
   Каача, Гора Священная, с самого начала человечьих времён, была и есть исконное место поклонения алтайского рода Тонжоон. У рода этого был особый ритуал: ежедневно шли они на Каачу с восходом солнца, и совершали моления, и просили Богов дать им то, что было нужно именно в этот день, и Боги давали им всё, о чём просили они. Обычно Боги ведь никому не отказывают. Просто люди просят зачастую вовсе не то, что им, людям, действительно, надо. А Боги - они ведь что слышат, то и дают. Вот предки наши: они умели просить правильно; да и вели себя - соответственно. Идёшь ты, к примеру, в гору. Не просто так идёшь: туристкой тропой, абы кабы оттянуться на природе. Нет! Целенаправленно, так сказать, по важному делу: с Богами пообщаться. Ну, так и следуй строгим правилам, которые не тобою придуманы, на тысячу раз проверены и всегда работают. Потому что это - особая наука: как себя поставить перед лесом? Что сказать травам и камням? Где какую сорвать ягодку? А соври ты хоть в малой толике этих действий, и вот уже вместо пополнения жизненных сил обуяет тебя скорбная немочь или, того хуже: станешь ты козлёночком каким-нибудь, как тот глупый непослушник из старой русской сказки.
   Ме-е-е!
   Бывали, знаете ли, прецеденты. В смысле, случаи. К примеру, по слухам: курортник один - споткнулся в лесу, обматерил лес, так его с тех пор и не видали. Или - вот ещё. Из города Перми прикатил на "Мерседесе" дядя богатенький, с двумя, сами понимаете, барышнями. И устроили они себе пикничок на приглянувшихся камушках: больно вид с этих камушков открывался на речку и склоны замечательный. Только вот беда: не знали, убогие, что под камнем этим - страшной силы шаман спит. Захоронение, короче, ритуальное и полное неведомых современному человечку энергий. Когда ели-пили, шаман под камнем ещё терпел. А как занялись всякого рода телесными забавами, шаман тоже захотел поучаствовать. Ну, и - поучаствовал. Дядя из Перми в себя пришёл только когда его с дерева сняли: на самой вершине сидел, не смотря на свои сто тринадцать килограмм брюшного отвисания. А девицы - те вообще, как были, голышом по трассе бежали, и ничто их не могло остановить, пока на них специальную сеть не накинули прилетевшие на вертолёте спецназовцы, чему свидетельство - протокол ГАИ и устные рассказы лицезревших сие сногсшибательное шоу шоферов.
  
  
   Олег Иваныч, врач с двадцатилетним стажем работы на Курорте, повидавший самые разные варианты пропаж и находок, аккуратно водрузил ладонь на тощую папочку, где лежали две истории болезни. После чего сделал довольно неожиданное заявление:
   - "Пропавшие среди живых". - Вот что сказал Олег Иваныч, и подмигнул медсестре Ане.
   - В каком смысле? - Бесцветным голосом спросила медсестра Аня, совершеннейшим образом никакая после суточного дежурства.
   - Ни в каком. - Олег Иваныч махнул рукой. - Иди, деточка. Детектив так назывался, старый, ещё советских времён. Хорошее название. Правильное и точное. "Пропавшие" - в большинстве случаев всегда среди живых.
   На что Аня вдруг с какой-то дикой злобой закусила губу и прошипела:
   - Тётку жалко. А вот Руляев этот - кобель. Пьяная скотина.
   Олег Иваныч пожал плечами.
   - Зато дома он, наверняка, ангел кроткий и милейший во всех смыслах человек. "Се ля ви": такая у нас, Анечка, планида медицинская, иметь дело не с человеком, а с...
   Он ещё раз погладил папочки.
   - С тем, что прёт из них на Курортных просторах.
   Анечка взяла толстенный гроссбух с записями процедур и графиками дежурств, обняла его, нежно прижав к груди, и гордо сказала:
   - Человек только тогда человек, когда он всегда человек.
   После чего ушла, аккуратно прикрыв за собою дверь.
   Олег Иваныч с необычайной поспешностью вскочил из-за стола, воровато защёлкнул ключом замок на двери кабинета, вернулся к столу, открыл ящик, молниеносно выхватил из него огромный бутерброд с маслом и кругляк "Краковской" колбасы этак на грамм семьсот весом.
   Издав рычание, Олег Иваныч стал всё это запихивать в рот, отрывая зубами колбасу прямо в шкурке и глотая, практически не жуя. Про "пропавших" он не думал вовсе. Зачем? Да Бог с ними! Мало ли, на что способны люди. Лично ему, Олегу Ивановичу, это давно уж не интересно: он всякого насмотрелся, так что, в его, Олега Ивановича, личном богатом опыте, всё, чего они, люди эти самые, могут учудить, уже было, есть и будет достаточно предсказуемо.
   У Олега Иваныча ушло на уничтожение съестного полторы минуты. Глаза его горели адским пламенем. Напоследок он выхватил из тумбы яблоко и мгновенно измолотил его.
   Тут в двери постучали.
   Олег Иваныч незамедлительно преобразился: теперь это опять был меланхолического вида усталый скептический доктор в круглых очках и с бородкой а-ля Чехов.
   Он открыл дверь.
   В дверях стоял милиционер в форме при погонах капитана.
   - Привет, Олег.
   - Ба! Кого я вижу! Костя! Заходи.
   - Благодарствую. Всё обжираешься, старый чревоугодник?
   - С чего ты взял?
   Капитан молча показал на крошки, прилипшие к халату и бороде.
   - Хлеб бородинский, масло крестьянское, колбаска "Краковская". Потом - яблоко.
   Капитан широко улыбнулся.
   - Китайский "Golden". Попей водички, Иваныч. А лучше - чайку-кофейку: если уж ты ешь всухомятку, и что попало, так хоть приучись, друг сердечный, запивать это безобразие горячим.
   Олег Иваныч только руками развёл.
   - Так бы и сказал, Костя, что кофе хочешь. Это я мигом.
   Олег Иваныч щёлкнул тумблером чайника, достал из стола банку с "Nescafe" и две чашки: одну с отколотым краем, а другую - без ручки. Себе он подвинул более увечную, после чего извлёк на свет всё из того же ящика стола коробку быстрорастворимых кубиков сахара и початую бутылку коньяка.
   - Стало быть, уже знаешь.
   - Знаю. - Капитан сел на стул, вытянул ноги и кивнул в сторону бутылки. - Ты пока наливай, когда ещё кофе вскипит.
   Они выпили.
   - Мужик из Сургута. Девчонка новосибирская. Отдыхали интенсивно, по всей программе. Хотя, и лечение принимали без срывов. - Олег Иваныч разлил по второй. - Ну, а у тебя что?
   Капитан выпил, поставил чашку и почесал переносицу.
   - У меня? У меня ровно один час двенадцать минут, как отпуск начался.
   Олег Иванович хмыкнул.
   - Ты и отпуск - две вещи несовместные. Кончай крутить.
   - Слушай, Иваныч, я, вообще-то, от тебя впервые слышу и про мужика из Сургута, и про девочку из Новосиба. Сечёшь?
   Олег Иваныч тупо посмотрел на Капитана, а потом захохотал.
   - Один ноль в твою пользу. И зачем ты пришёл, если не по поводу пропавших отдыхающих?
   - Я пришёл именно по поводу пропавших. - Капитан посмотрел на кофейник. - Надо провести профилактику наркомании. Лекции. В школах. Возьмёшься?
   - Легко.
   - Ну и ладушки. Так что там с этой парочкой? Давно их нет?
   - Второй день.
   Капитан потянулся, и встал.
   - Ладно. Пошукаем. Давай данные.
  
  
   Глава третья
   Явление заинтересованного лица
  
  
   Общеизвестно, что в маленьких городах большинство жителей знают друг друга чуть ли не по именам. Особенно, если дело касается людей нужных, сиречь - служащих на ключевых должностях в ключевых, то есть, - необходимых для маломальского выживания, организациях. Остальные же просто друг другу родственники. Кто по родне, кто по жене-мужу, а кто - по недоразумению: много пьём, дамы и господа, и очень мало контролируем себя в этом состоянии.
   М-да.
   А если в маленьком городе кто-то кому-то не родственник, то, значит, - это человек приезжий. Варяжский гость, так сказать.
   На адаптацию ему дается от года до трёх, потом "гость" либо становится своим и начинает знать всех в городе, опять же поимённо, либо - увы! - из города уезжает.
   Значит, не судьба.
   Значит - не прижился.
   Ну, да и Бог с ними, уехавшими.
   Речь вовсе не о них.
  
   С древнейших времен народы Алтая делили Вселенную на три части: Небо, Землю и Преисподнюю.
   Небесный мир наполнен светлыми божества­ми и духами, которые если и наказывают человека, то лишь за непочтение. Зато Мир Подземный безраздельно отдан тем, кто взял на себя неблагодарную работу именно по наказанию. Отсюда и специфика восприятия: жителей Подземного мира человек опознаёт исключительно как зловредных и враждебных себе.
   В Земной, Средней, так сказать, части мира, кроме людей, конечно, обитают божества ок­ружающей природы: духи огня и ветра, духи болезней и хворей, духи умерших камов (шаманов) и прочие полезные сущности естественной человеку среды.
   Они не просто соседи по бытию.
   Они близки и понятны.
   Любой чело­век может обращаться к ним сам, без помощи посредника-шамана.
   Он чествует их, называет по именам, угощает напитками, делится пищей, обраща­ется к ним с просьбами и пожеланиями.
   Уметь уживаться с ними такая же естественная вещь, как любой другой социальный навык. Если вы хамите тем, кто живёт на одной с вами лестничной площадке, валите у их двери в жилище мусор, или, к примеру, справляете там же малую нужду, - не удивляйтесь: реакция соседей будет соответственная.
   Между тем, в большинстве случаев мы, люди, ведём себя по отношению к соседям по Природе и Миру именно так.
   Нарушающему законы вряд ли стоит удивляться наставшему рано или поздно наказанию.
  
  
   - Пойдёшь наверх. Вот тебе бумаги к Главному, а на словах передашь, что, дескать, не справляемся, сил не хватает; рати наши поредели, в сердцах нету уже мужества, одолевает Враг по всем статьям и пунктам. Ясно?
   - Так Он же меня того... Как же я Ему такие слова...
   - Дрожишь?
   - Дрожу.
   - Так и надо. От дрожи твоей оно только доказательней будет: как? - сам славнейший из Воителей, неустрашимый Солдат Ульгеня в дрожании! Да, видать, и вправду: плохи дела-то у Войска Праведного... иди, храбрец! Иди. На тебя одного последняя наша надежда. Скачи на коне, пока конь не падёт. Вначале - по камням предгорным, потом - по тропам горным, потом - по скалам высоким, потом - по облакам далёким. С первого неба -на второе, со второго неба - на другое. Скачи, пока не встанет перед тобой шатёр Ульгеня, весь золотой. Скачи!
   И поскакал Воин, и была с ним вся горькая правда Среднего Мира.
  
  
   Дверь открылась так резко, что казалось, она сию же минуту должна улететь в какую-нибудь Тмутаракань.
   В кабинет ворвался Начальник Охраны Курорта отставной майор ФСБ Сидоркин.
   - Так. Капитан, стало быть. Мент балагурихинский, Костя Тамышев, собственной персоной. А вы, Олег Иваныч, зря через нашу голову действовать решили.
   - Стоп-стоп-стоп. - Капитан посуровел лицом. - Об чём базар, начальник? Мы с Олегом, понимаешь, сватья-братья, я к нему, можно сказать, чисто по-родственному, как к наркологу и врачу пришёл. У меня, понимаешь, план мероприятия по профилактике наркоманий. Всё. Расчёт закончил. А ты о чём, Паша?
   - Я? Я о том, что никаких пропавших отдыхающих в Санатории нет. Официально тебя никто не вызывал, товарищ капитан милиции Тамышев Константин Петрович, и дела не будет ни при каких обстоятельствах.
   - Даже если в лесу два трупа? - Капитан стал наливать себе кофе. - А?
   - Бэ. - Сидоркин подвинул стул. - Кстати, почему именно два, и именно в лесу? Почему не шесть и на реке Песчанке? Костя, иди домой. Здесь рыбы нет.
   - А я вот сейчас кофеёк-то допью и к Генеральному вашему директору двину. У меня к нему разговор по поводу его депутатских дел. Примет?
   - Нет. В отъезде.
   - Жаль. Ну, а я тогда...
   Сидоркин отрицательно мотнул головой.
   - Дохлый номер. Главный врач улетел туристом на луну. Заместители все ушли на больничный. Разговаривать будешь со мной, а я тебе говорю сразу: иди домой.
   Олег Иваныч меланхолично полез в стол и достал ещё одну бутылку коньяку, на этот раз полную и нетронутую.
   - Господа военные, позвольте мне на правах хозяина этого кабинета сказать пару слов.
   - Валяй. - Капитан с интересом уставился на доктора.
   - Так вот. Я вас сейчас отсюда попрошу обоих. Берите коньяк и уваливайте к... Сами знаете, куда. И меня в ваши дрязги не впутывайте. Ясно?
   - Ясно. И, значится, не твои это, Олег, отдыхающие? И пропадали они, стало быть, вовсе не у тебя?
   - Ничего не знаю. Вот от них, - доктор кивнул на Сидоркина, - приказ будет, тогда и поговорим.
   - О'кей.
   Капитан взял коньяк, и встал во весь свой немалый рост.
   - Go, Паша? Чо время терять? Раньше начнём, больше выпьем.
   - И то верно. - Сидоркин подмигнул Олегу Иванычу. - Молодец. Грамотно решил.
   - Служу мировому капиталу. - Ответил Олег Иваныч. - Да, кстати, вы оба! В воскресенье к трём часам ко мне на именины. Форма одежды произвольная. Шагом марш отсюда.
  
  
   В своём кабинете Сидоркин начал с давно наболевшего.
   - Костя, иди ко мне заместителем. Нет, серьёзно: я тебе платить буду, как министру. Сколько ты хочешь?
   - Пятьдесят грамм коньяку. Да, и лимон ещё нарежь. Что за дела, Паша? Где прямой и косвенный подкуп? Где реальная демонстрация серьёзных намерений? Разве так уговаривают? Нет, дорогой мой. Не верю я в твою искренность. Потому что - не нужен я тебе, Паша. Будь я тебе нужен...
   Сидоркин нарезал лимон и разлил коньяк.
   - Нужен. Ох, как нужен! Ты, Костя, мне нужнее, чем все мои наличные по штатному расписанию бойцы. Потому что ты, Костя, мастер, а они - они, Костя, салаги.
   Капитан повертел в руках рюмку.
   - Увы, Паша. Мы с тобой не сработаемся. Я прогибаться не умею, да и твой Генеральный меня на дух не выносит. Я его братца младшего расколол в 2002 году, когда автодорожное было, помнишь?
   - Не помню. И никто не помнит. Проехали, Капитан. Понятно тебе?
   - То есть, ты уполномочен заявить мне, что обиды небожителей более на меня не распространяются?
   - Так точно. Если, конечно, ты белый и пушистый. А если ты злой и серый, как твоя ментовская форма, то, сам понимаешь, не в коня корм.
   Сидоркин выпил, заел лимоном и стал доставать из пачки сигарету.
   - Белый и пушистый. - Капитан пить не стал. - А чего же это вы так переполошились? Давай-ка я попробую угадать. Предположим, пропавший этот или подруга его - VIPы. Тогда ты за них, типа, головой отвечаешь, и спрос должон быть с тебя одного. Нет, Паша, не срастается. Мелковат сургутский Колян, да и Маришка - не велика шишка.
   - Змей ты, Капитан. - Сидоркин налил себе и стал выбирать лимон на блюдечке. - Не VIPы они. Обычные люди.
   -Тогда в чём дело, Паша? Почему переполошилось твоё начальство?
   Сидоркин молча выпил и стал жевать лимон.
   - Тогда я сам скажу. - Капитан взял рюмку и стал её вертеть в пальцах. - В ноябре здесь будет форум Сибирской Ассоциации Бизнесменов. Но они ещё выбирают, где его проводить: на базе вашего Санатория, или...
   - Или. - Сидоркин горестно вздохнул. - "Или", Костя, нельзя. Если они выберут "или", мы в жопе всем нашим славным городом и не менее славным Курортом. Нельзя нам их не найти! - Паша сжал кулаки.- Короче: времени мне надо до понедельника! За выходные я этого козла сам найду, понял? Весь Алтай перерою, но найду. Ты меня знаешь.
   - Знаю. - Капитан, всё-таки, выпил свой коньяк, смачно выдохнул и аккуратно подцепил зубочисткой сочащуюся соком лимонную долечку. - Давай, Паша, решим это дело полюбовно. Ты своих орлов подгоняй, а я - я примкну. Потому как в отпуске я. - Капитан вздохнул. - Вот и поищем вместе. Глядишь, и разрулится ситуация. Окей? Только без дурки и самодеятельности. План составим, письменно всё зафиксируем, однако число в уголочке будет не от сегодня, а от... - Костя хмыкнул. - Там посмотрим. И - подпишет сию бумажку ваш Генеральный. Без базара. Лично и заранее. Страховки для. Иначе - я на тропу выйду, в полной парадной форме, под милицейской мигалкой, с протоколом, допросами и прямо сейчас... лады?
   - Ну, что с тобой поделаешь. - Сидоркин нажал кнопку селектора. - Ира, составь форму на розыск. Да, и свари кофе.
  
  
   Владыка Алтая, Главный Алтайский Бог, Ульгень, сидит на своём небесном троне. Перед ним чаша с чистой водой. В чаше этой, как в волшебном зеркале, видит Владыка Алтая всё, что происходит на земле его.
   - Дух Горы. - Говорит Владыка. - Он взялся за старое.
   - Так, о могучий. - Согнулся в поклоне Йер-су, специально вызванный Ульгенем.
   Сегодня его служба при дворе всесильного Ульгеня. "Дежурный", как сказали бы мы, люди.
   В низком поклоне внимает Владыке Йер-су. Он - главное божество Среднего мира, в обычной жизни своей покровительствует пастбищам и источникам, а ещё - ещё следит Йер-Су за сменой времен года: чтобы, значит, всё на свете в Среднем мире происходило исключительно своевременно.
   - Пошли присматривать за ним самого хитроумного из слуг своих. Пусть это будет Лиса Тил-ки. Она сможет!
   - Повинуюсь воле Твоей. - Ответил Йер-су, и поспешил исполнять приказ Господина своего, хранителя силы и покоя древних алтайских гор.
   Ульгень прикоснулся к чаше.
   - Покажи мне того из людей, кто встанет нынче против Духа Горы.
   Вода ожила, по поверхности её прошла мелкая рябь, потом вода поднялась вверх тысячью маленьких гейзеров, а когда гейзеры эти иссякли, когда пар и брызги осели, на чистой глади маленького озерца проступило изображение.
   Собственно, как вы уже догадались, мой читатель, это был Капитан Костя Тамышев, всё ещё жующий лимон после только что выпитой рюмки дарёного доктором коньяка "Napoleon".
  
  
   Глава четвёртая
   Предсказание
  
  
   Лиса Тил-ки бежала по лесу, и деревья шептались ей вслед, некоторые - с завистью, некоторые - с сожалением; у каждого ведь свой характер, свои повадки и свои представления о мире:
   - Тил-ки! Тил-ки! Её выбрали Боги! Она теперь не станет водиться с нами! Ей теперь не до нас!
   - Глупые вы. - Отвечала Тил-ки. - Что ж мне теперь, по-вашему, на небесах жить? Нет. Моё место здесь. Боги меня выбрали? Подумаешь! Сегодня - меня, завтра - любого из вас.
   Лиса хихикнула, от чего чёрный носик её смешно сморщился.
   - Тил-ки не станет задаваться. Тил-ки будет такой же, как была. - Так говорила Тил-ки и низко кланялась деревьям.
   Но Лиса лукавила. Она-то прекрасно понимала, что никогда уже не будет прежней, беззаботной лесной бродяжкой. Да и поклоны её - тоже сплошная хитрость: когда делаешь вид, что кланяешься, очень удобно вынюхивать и выслеживать. Тем паче, что глаз не видно. Ведь глаза - самое уязвимое место у всей лисьей породы: стоит знающему цену всем лисьим словам заглянуть в глаза Тил-ки...
   Уж-ж-жас, что получится!
   Нет, нельзя рисковать. Никак нельзя! Ведь Лисе Тил-ки предстояло нынче исполнить миссию, ради которой она и рождена тысячи лет назад в облике этой самой лесной лисы, совершенно обыкновенной на вид.
   Тил-ки была Лисьим Духом, дочерью человеческой женщины и первого на земле Лиса, чьё Алтайское имя - Тюль-кю, сын Зверя Всех Зверей Панан-панысты. Отсюда и двоякая сущность Тил-ки: она лиса и человек одновременно.
   - Лиса-оборотень? - спросите вы.
   Да нет же!
   Это человек прикидывается кем-то, чтобы скрыть свою сущность, а Лиса - она всегда Лиса, даже если на время решила поиграть в человеческие игры и воспользовалась для этого маской девушки с рыжими волосами.
   У Лисы два тела: одно звериное, другое человеческое. Когда Лиса в зверином теле, человеческая её часть путешествует по Верхнему Миру, гостит у родственников-богов, и - это уж обязательно! - вступает в любовные связи с богами и некоторыми другими путешествующими в человечьем виде двойниками зверей.
   Тил-ки любит любовь. Тил-ки понимает толк в мужчинах, будь они лисьи или человеческие. Тысячи лет собирает она по крупицам искусство любить и получать своё удовольствие.
   Её коллекции любовных игр завидуют сами Боги. Вот и сейчас: Тил-ки почувствовала вдруг запах. О, Лиса умеет по запаху определить: КАКИМ этот человек будет во время любовных утех? ЧТО может он, и чего не сможет уже никогда? ЧЕМУ научится он у Тил-ки прямо во время любви? И - хи-хи! - ЧЕМ заплатит он за то, что Тил-ки была с ним?
   Этот запах оказался таким, что у Лисы даже голова закружилась.
   Ах, какой мужчина!
   Какой мужчина...
   Лиса радостно замахала хвостом. Её человеческий Двойник смотрел в волшебную чашу, сидя за каменным столом в жилище Йер-су.
   - Это он и есть. - Йер-су недовольно поморщился. - Мудрит Владыка Ульгень. Зачем так сложно? У меня здесь всё схвачено: и камни, и травы, не говоря уж о деревьях или там птицах.
   - То есть, все доносят? - Тил-ки ехидно улыбнулась. - Грамотно работаешь, дяденька. Добровольные осведомители есть основа благополучия любой правильно организованной власти.
   Йер-су посмотрел на неё строго.
   - А как же иначе? Кругом ведь враждебная среда. Нам, прошу заметить, противостоит система. Отлаженная система борьбы с нами по факту нашего существования. Что, прикажешь в бирюльки играть? Пробовали уже. И с христианством ихним - пробовали, и с индустриальным господством. В результате потеряли две трети своих исконных территорий и до 90% народонаселения. Говоря их же языком: экологическая и ментальная катастрофа.
   - Слова красивые, но вот толку от них... - Тил-ки больше не кривлялась и не ёрничала. - Владыка Ульгень мудро решил: от твоих доносчиков толку нет, они, дяденька, вполне могут уже и к этим переметнуться. Скажешь, нет? Вот, к примеру, гора Змеиная - помнишь? Ей сделку предложили: станешь на нас работать, ни один экскаватор ковшом жадным тебя не тронет, в покое оставим, а нет - ради бога! Выбор твой: вот аммонал с тротилом, вот бульдозеры с вонючей соляркой, так что, будет от тебя, красотка, одно лишь пустое место. Куда ей деться? Стала, дяденька, из твоей служки-доносчицы самой ярой стукачкой в ИХ системе. Так что, прав Ульгень: тут нужна профессиональная работа! - Тил-ки погладила себя по бокам и добавила. - Или ты считаешь, что твои дилетанты справятся лучше меня?
   Йер-су засмеялся.
   - Ни в коем случае! До тебя им, как до луны. Ты вообще вне конкуренции.
   - Тяф. - Сказала Тил-ки. - Докажи, что не врешь, дяденька!
   - Со всем нашим удовольствием.
   Через полчаса над горами прошёл дождик, зато потом - потом настал такой солнечный и ясный денёк, что просто прелесть.
  
  
   - Взбунтуется Земля. - Сказала баба Надя. - Земле надо, чтобы о ней кто позаботился. Раньше-то Боги были, Духи. А теперь? Теперь и нету никого. Остались одни только пожиратели. Что им Землица ни даст, им мало: ещё хотят, ещё требуют. Где любви нету, там жизни нету.
   Баба Надя не ворожила уже почти двадцать лет. Зачем? Вещи и явления сами открывали ей сущность свою, безо всяких каких-то там дополнительных священнодействий или манипуляций. Высшее мастерство, так сказать. Самое высшее, которое идёт только от сердца человеческого, миру открытого настежь. А если кто и просил, отмахивалась:
   - Не стану я. Вон сколько их: знающих-то. А я старуха глупая, от меня вам пользы не будет.
   На самом деле, баба Надя, как никто другой, чувствовала Землю и Страну.
   Именно чувствовала: другого слова не подберёшь.
   Конечно, даже устами термометра глаголет истина. Но термометр - это всего лишь прибор, который (сколько бы мы не выдумывали для него миссию!) только и умеет, что показывать температуру. Вот и про себя баба Надя говорила:
   - Я сама по себе только передатчик. Что ко мне приходит, то я вам и рассказываю.
   Однако этим её честным и справедливым словам не верили.
   Советская власть, например, не верила.
   Оттого и просидела баба Надя в страшном месте под названием Норильлаг долгих десять лет без права переписки.
   Как выжила? Сами решайте, сами думайте. Одно скажу: всё знающая обо всём на свете статистика, пишет об этом сегодня открыто и честно: в Норильском исправительно-трудовом лагере умер каждый третий заключённый.
   Вот так-то.
   - Смотри, Костик, - говорила баба Надя, - вот, к примеру, люди - болеют. От чего? Хвори ведь тоже не просто так липнут, а по определённой причине. Есть хвори от нутряной неустроенности или оттого, что в человеке отравлено всё. А есть другие, и причина их особенная: боль Земли. Болит Земля-матушка, мучается, и муки её передаются человеку, ибо человек, дитё земное, матушку чувствует.
   - Бабушка, а как человек эту боль Земли чувствует?
   - Э, Костенька. Тут у каждого своё. Один, например, сердцем, ежели, конечно, сердце у него чуткое. Сам-то он может быть и жуть, какой человек, а вот сердце - сердце на боль земную само собой настроенное, от той боли болит. А у кого - другого иначе бывает: животом и кишками приём идёт. Боль-волна от Земли какая? Жизненная. А человека Земля питает, мясо даёт через птицу-животину, а через растения - пищу травяную, хлебушек, плоды да каши. Или, вот ещё: нервами принять боль Земли, тоже, скажу вполне возможное дело. Нервы, они, Костик, с земным содроганием связаны. Земля занервничала лишь, а человек, на нервы слабый, уже эту земную нервность приемлет. Вот у тебя, я вижу, голова болит?
   - Да.
   - Так и должно быть. Головой, Костик, маются люди из тех, кто раздумья Матушки Землицы мыслью принимает. Давай, я тебе вот тут поглажу. Слова - они что? Ветерок на поле, коняга на воле; коняга скачет, а травинка плачет: отпусти ты и меня до исхода дня во поле скакать, ветер вольный искать. Не будет у меня до исхода дня голова болеть, думы кругом вертеть. Вот так. Прошло?
   - Не болит.
   - И хорошо. Ты, Костик, за доброе дело взялся. Его с чистой головою делать надо. Тем паче, что есть ещё, сыночек, окромя Боли земной, Боль Страны.
   - Как это?
   - А вот так. Всё, как и с Землёю, Костик. Страна, она ведь тоже на человека воздействует, если ей, Стране, плохо. А разве ж ей сейчас хорошо, а, сыночек?
   - Нашей Стране, баба Надя, хорошо не бывает.
   - То-то. А раз Стране плохо, то люди от боли Страны нашей тоже болеют. И, опять же: кому как дано эту Боль Страны принять, у кого какой орган внутренний на боль Страны нашей реагирует, тот тем и мается.
   Баба Надя поставила на стол перед Костей травяной отвар.
   - Пей. Тебе силы нужны. Посредством тебя, Костик, нынче весь Алтай думает.
   Костя взял чашку, отпил большой глоток.
   - Вкусно. Спасибо, бабушка. Только я не пойму, как это Алтай посредством меня думать может?
   - А это совсем просто, сынок. Посредство - это когда тебя в посредники выбрали. Алтай-батюшка тебя выбрал, и теперь ты для Алтая, Костик, тот человек, который Алтаю нужен свою уже цель достичь.
   - Какую, баб Надь?
   - А вот это не знаю. Ты его спроси! От меня тут толку нет. Но про одно я тебе сказать могу точно: сам ведь знаешь, Балагуриха наша - место особое. Сюда ведь едут земные боли через земные же лечения исцелять. Земля боль дала, она её и лечит. Но даже здесь, Костик, у нас, просыпается накопленное недовольство Земли.
   Баба Надя села напротив Кости и мелко перекрестилась.
   - Свят, свят, свят! Вижу: идёт, злыдень лютый! Ой, беда какая: разбуд-и-и-ли! Теперь быть нам, подленьким, страшненьким, об одной лютой злобе, в блуде и ненависти.
   - Кто, баб Надь? Кто идёт-то? Ты мне подробнее расскажи. Мне очень надо!
   Баба Надя обняла себя за плечи. Её трясло, словно в лихорадке. Глаза потухли, и была во всём её облике какая-то понурая тоска.
   - Имя Его на нашем земном языке и сказать нельзя: стра-а-ашно. От того и зовут Его, кому как удобней, но всё не впрямую, а как бы намёком: "Тот". Или - "Дух Горы", или - "Лютый". Чтобы, значит, имени его главного ненароком не назвать, прости Господи...
  
  
   Тил-ки же отправилась посмотреть городок, и осталась им полностью довольна, ибо во время прогулочки своей обнаружила: настоящий Курорт! Правильный! Прелесть, что за местечко! Всё есть: блеск и нищета, самодовольная глупая кичливость "богатства" и дешевизна самых ненужных на свете "безделушек". Интересно было чувствовать одинаковую сущность этой кичливости и этой дешевизны: во всех её новёхоньких пластиковых окнах, сайдинговых панелях, подержанных автомобильчиках и прочей лабуде, имя которой - показуха. Тил-ки наслаждалась простенькой хитростью местных обычаев. На сердце делалось радостно от облупленной краски на каменных и панельных домах, прикрытых свежим плакатом: "Добро пожаловать!".
   - Притворяшки! - Шептала Тил-ки. - Милые мои притворяшки!
   Почему чисты улицы?
   Да не потому вовсе, что люди вдруг взяли, да и перестали мусорить. Вовсе нет. Иначе - зачем бы на каждом квадратном метре копошились дворники, уборщики, поливальные машины, мини трактора и прочая городская фауна, призванная вести борьбу с мусором и разгильдяйством вечно не попадающих в урну окурком или же пустой тарой граждан?
   Вот то-то и оно.
   А дома-домишки?
   Кто придумал вас, прикидывающиеся жильём страшилы? Либо вы "никакие", на веки вечные сохранив эту "никаковость" от величайшего достижения безликости - Её Серого Величества Хрущёвки, либо - всячески осовремененные, что, по мнению местных архитекторов, означало "красоту и горделивую свежесть дыхания нового времени".
   (Сама читала в рекламке ихней, хи-хи!)
   Особо же дико выглядели те, чья бычья фасадная немочь устрашающе венчалась неким пентхаузом; или что ещё хуже, зеркальными панелями, в которых отражалась небесная высь напополам с кособокими соседями, которые так и остались простыми крупноблочными стандартными уродцами...
   А асфальт?
   Отчего ты нов и свеж? - всё просто, Лисонька! Всё просто! Чтобы скрыть, понимаешь, дыры и трещины!
   Хвала вам, господин камуфляж! Вива, господа заборы! Да здравствует наивная скрытность!
   Но - какие вдоль этих извечных российских заборов, деревянных и нескончаемых, бетонных и просто проволочно-сетчатых, шли люди! Какие люди!
   ...и люди эти улыбались, и небо оставалось синим, и горы обрамляли подковою долину.
   Тил-ки не умела понимать города, но она умела понимать радость.
   Так вот: радость была искренняя и настоящая, хотя, временами - открытая, временами - потаённая, но - была, и это заставляло Лису улыбаться во весь рот.
   Тил-ки улыбалась людям, и люди улыбались ей.
   А ещё было очень много любви.
   В воздухе, в глазах и повадках, в запахе и эманациях, исходивших от предметов и домов.
   Только вот что странно: любовь эта как бы боялась того, что она есть, как бы стеснялась себя, отчего становилась чем-то вроде подросткового грубого нарочитого цинизма, скрывающего за этой грубостью своей потребность в ласке и романтических отношениях.
   Тил-ки много раз встречала такое в людских делах. Люди ведь именно потому и люди, что не умеют правильно подать себя и чётко (в смысле - понятно и разумно) избежать лишних заморочек на пустом месте.
   - Это мы поправим. - Думала Тил-ки. - Всё как обычно: люди сами не знают, насколько заждались здесь Лису Тил-ки! А я - уже! Я пришла к вам, люди! Я пришла!..
  
  
   Костя не уловил того момента, когда баба Надя превратилась из доброй и ласковой в перепуганную и забитую.
   - Не мучай ты меня, Христа ради! Отпусти... ничего я не знаю! Ничего! - Она заплакала. - Дура старая! Разболталась опять!
   - Ты что, баба Надя? Что случилось?
   - Костенька! Не выдавай меня! Не выдавай!
   - Кому? Баба Надя, кому? Да и зачем мне выдавать тебя?
   - А зачем всегда выдают? Выгода найдётся. А кому - так это вообще просто: властям, сынок. Власти, они таких, как я, опасаются. Им только дай повод, чтобы... - Она примолкла, быстренько прикрыв рот ладошкой.
   - Да нет же, баб Надь! Что ты! Я не выдам. Слово тебе моё даю.
   - Слово? - Баба Надя покачала головой. - Нет. Слова не надо. Ты мне руку дай. Я по руке твоей скажу: смогёшь ты на меня донести, или...
   Костя дал руку.
   Баба Надя взяла её, и Костя почувствовал горячую волну, прокатившуюся от этой ладошки вверх, в голову, в сердце, в самую глубину тела и души.
   - Не выдашь. - Баба Надя радостно засмеялась. - Молодец. Значит, остались ещё на земле у нас добрые люди. - Она покрепче сжала Костину ладонь. - Слушай. Земля наша проснулась. Понимаешь? И Земля проснулась, и Страна.
   - Так ты это уже говорила, бабушка.
   - Говорила. И ещё скажу. Я тебе про НИХ скажу, Костенька! Для НИХ Страна и Земля - вроде как бочка бездонная, оттуда черпать можно, ничего туда не вложив. Для них Страна и Земля - вотчина, путь наживы, неживое, неразумное, которым нужно и можно управлять по своему велению. Это, Костенька, и есть ошибка главная! Бог им судья. Не они первые, не они последние. А на деле, Костенька, и Страна наша, и Земля - живые существа. Только форма жизни тут иная, и мерить её по законам человеческим бессмысленно.
   Она перебирала пальцами край платка. В голосе её страха больше не было, а была горечь горькая и тоска неизбывная, как в старых песнях, от которых щемит душу.
   - Страна и Земля разум имеют. Разум этот складывается из миллиардов сознаний всех, на Земле или в Стране обитающих. Это и леса, и камни, и реки, и... всё на свете. А ещё, Костик, Страна и Земля всегда будет такая, какие в ней отношения налажены, так-то. И вот, Костик, настало нынче как раз то самое время, когда Земля со Страною нас терпеть боле не могут.
   - И что же будет?
   - Наказание. Только ты погоди, не торопись, дослушай. Чувствую я: от тебя, Костик, зависит: какое это наказание будет. А может оно быть, Костик, и злым, и добрым. Ты ведь умный, грамотный, ты сам знаешь: иногда, чтобы наказать человека, приходится добро творить. К примеру, от наркотика или водки силком лечить. Болезному и мука, и тягость, хуже пытки нету, наказание, стало быть, а дело доброе. Так что, Костик, знай: пришло время добра. Ты, мальчик, должен наказать добром тех, кто погряз во зле. Ты!
   - Ничего не понял. - Сказал Капитан Костя, допил травяной отвар и произнёс с низким, от всей души, поклоном:
   - Спасибо, бабушка.
  
  
   Глава пятая
   Пить надо меньше
  
  
   Землю, на которой мы живем, алтайцы называют Чын Дьерь: "действительная земля". То есть, та земля, на которой мы действуем, сиречь - существуем. Под нею, землёй этой, есть земля другая, где царствует вечный мрак: Алтынгы Орён, "нижний мир". Иногда ещё алтайцы называют места эти Алые Дьерь: "земля дальняя".
   Действительная земля Чын Дьерь в наше с вами настоящее время пережи­вает второй период своего существования.
   Начало этого вто­рого периода жизни Земли Действительной алтайцы относят ко Всемирному Потопу, имя которому "Дядык".
   Вестником наступления Дядыка стал Синий ко­зел с желтыми рогами. Семь дней бегал козел вокруг земли и неистово блеял.
   От козлиной беготни все семь дней не прекращалось землетрясе­ние: настолько не по нраву земле была козлиная беготня.
   От козлиного же пустого блеянья семь дней горели горы, семь дней шёл дождь, и град с бурею: настолько земле стало невмоготу.
   Словом, не выдержала Земля, и настал всему живому Дядык, и всё скрыла вода.
   Таким образом, дамы и господа, козлиное поведение уже однажды привело к достаточно серьёзной катастрофе.
  
  
   Капитан Костя шёл нарочито прямо, и никто даже не предполагал, до какой степени он пьян. Быть пьяным, но держаться с максимальной трезвостью - наука, без которой в России ну никак нельзя. Особенно, если ты носишь форму, и в родном городке тебя знает каждая собака.
   А Косте вдруг привиделась Бабочка. Она возникла ниоткуда, впорхнула прямо в поле зрения, проплыла колеблющимся пятнышком разноцветных крыльев слева направо и замерла, провиснув в воздухе, где-то между мозгом и восприятием мира, на фоне гор и санаториев, занимая место прямо перед ними, посерёдке.
   Костя улыбнулся.
   - Пить надо меньше! - Внятно сказал он сам себе и направился к стоянке такси.
   - Привет, Капитан! - Сказал таксист Алексей Петрович Жуков, выглядывая из "Тойоты". - Что нового?
   - Привет, дядя Лёша. - Костя помахал рукой. - Нового ничего, одно старое. А у тебя?
   - У меня - колесо от коня. Машину надо менять.
   - Уездил? - Костя держался молодцом.
   - В смерть.
   - Быстро ты. Сколько она продержалась, года два?
   - Почти. Ладно, Капитан. Не мучь себя! Садись, доброшу. Ты домой или в контору? В таком градусе тебе лучше на колёсах.
   - Всё-то ты, дядь Лёша, сечёшь и видишь. Только учти: даром я не поеду. Всё по правилам: ты везёшь, я плачу. Идёт?
   - Не идёт, а едет. Садись, принципиальный ты наш.
   И они поехали.
  
  
   О наступлении Дядыка знали два брата: Эрлик и Ульгень.
   Оба они были боги, но Ульгень - какой-то весь организованный, а Эрлик - Эрлик, как раз, наоборот.
   Ну, сами понимаете.
   Наперекосяк Раздолбаевич Сикось-накось Что Получится собственной персоной.
   Ульгеню даже кличку дали соответственную: "Помчы", что означает "Книжник". Это потому, что он всё делал по Книге Мудрости Ном, и сильно по этой причине преуспел во всех своих делах и делишках.
   А Эрлик над Книгой Ном только смеялся:
   - Чо мне Книга? Я и без Книги могу!
   Неуважение Эрлика к Книге Ном - вот вторая причина наставшего Земле Дядыка.
   Если всё делать против правил, Дядык рано или поздно настанет обязательно: либо тебе самому, либо всей окружающей Земле.
   Предки говорят: вначале ты, потом тебе. Как аукнется, так и откликнется. Вспомни, как жил, и не удивляйся, когда наставший Дядык забирает твой дом, рушит твоё жилище, делает невозможным твоё местопребывание там, где ты привык жить и быть.
   Ещё говорят, что в Книге Ном уже содержится всё, что нужно, дабы Дядык не настал, или - если уж тебе совсем невмоготу жить по правилам! - настал как можно позже.
   Великая Книга мудрости Ном, которую так любил читать Ульгень, была, если говорить современным научным языком, наиболее полным собранием древнейшей науки о правильных отношениях живых организмов и образуемых ими сообществ между собой и с окружающей средой.
   Эрлик - вот кого стоит винить в нынешнем искажённом бытии всего живого на Земле. Он показал дурной пример, а уж когда появились люди с их просто титаническим умением подражать самым, что ни на есть именно дурным примерам, - тогда уж, в связи с усилившимся воздействием человека на природу, отношения утратили, нафиг, рациональное начало почти совсем почти во всём.
   Сосуществование согласно мудрости Книги Ном превратилось в природопользование.
   На смену сообществу пришло насилие и агрессивное воздействие на окружающий мир с корыстной целью: всё подчинить человеку и его потребностям.
   Собственно, время, наставшее после Дядыка, есть единоборство порядка и хаоса, Ульгеня и Эрлика.
   Короче: судя по всему, на сегодняшний день Эрлик побеждает.
  
  
   Главная, она же единственная, улица Курорта, не такая уж длинная. Шумахеру на ней делать нечего: гонки не получились бы при всём желании, - слишком уж тихоходная она, эта главная, она же единственная, улица, идущая вдоль Санаториев.
   - Останови. - Сказал Костя. - Поговорить надо.
   Алексей Петрович послушно припарковался, и выключил двигатель.
   - Ты, дядя Лёша, в нашем городе всё и всех знаешь. Так?
   - Допустим. - Алексей Петрович полез за сигаретами. - И что?
   - Вопрос. - Костя опередил Жукова, добыл пачку "Philip Morris" и протянул ему. - Не побрезгуй, дядь Лёш, настоящие: Петька Разин привёз из Американии.
   - Ну, правильно. У них даже говно лучше нашего. - Прокомментировал Жуков, но сигарету взял. - Так об чём вопрос?
   Костя дал ему прикурить, потом прикурил сам.
   - А вопрос у меня, дядь Лёш, скользкий. Ты уж извини.
   - Не виляй кормой, Капитан, я этого не люблю. Все вопросы либо скользкие, либо вонючие, либо вообще - ядовитые: от них сразу дохнут, без базара.
   - И то верно. - Костя вздохнул. - Ты что-нибудь о пропавшем мужике из Сургута знаешь?
   - Это который на Церковке с девахой сгинул?
   - Ну.
   - А чо тут знать? Я их вечером, по темноте уже, на дороге у пансионата "Радужный" лицезрел, в интересной позиции. Еле объехал уродов.
   - Так. А времени - сколько было, помнишь?
   - Около восьми. Я, кстати, на обратном пути их высматривал. Но уже не было никого.
   - Угу. Значится, так: обратно ты летел минут через десять. Идти им особо некуда: либо по трассе в гору, либо на канатку. Пьяные сильно?
   - Выше ватерлинии, но вполне на плаву.
   - По трассе их не было, в лес они бы всяко не попали: там сплошной забор... значит, около восьми их всяко должны были засечь билетёры и охрана на посадочной станции канатной дороги "Курорт - Гора Церковка и обратно".
   - Слышь, Капитан. Я что тебе хочу сказать. - Петрович как-то странно посмотрел на Костю. - Я это... ну, типа, кое-что видел тогда, вечером. Над горой.
   Костя выкинул окурок в окно.
   - Не тяни, Алексей Петрович. У меня кайф уходит. Ещё полчаса, и я буду похмельный жлоб без признаков человечности в поступках. Тебе это надо?
   - Череп я видал над горой. Остановился отлить, как раз у поворота, ну, знаешь, где стройка замороженная... ну, и...
   - Череп. - Костя плюнул в окно. - Череп - это я уже знаю. Многие, дядь Лёш, наблюдали в тот вечер сие нерукотворное явление: качественный такой Череп, страшный. Типа голограммы над логом, в направлении с северо-запада на запад в течение десяти-пятнадцати минут. Но это, по словам метеорологов, такая форма тумана: случайно образовавшаяся в виде природного феномена спонтанная хрень. Ладно, бог с ним, с черепом. Увези ты меня, ради бога, домой! Или я сдохну прямо у тебя в тачке.
   Жуков резко газанул, и уже через пятнадцать минут Капитан Костя благополучно спал у себя на диване, как был - одетый и в фуражке. Вот только туфли снял, как это ни было трудно, в коридоре, и аккуратненько-аккуратненько поставил их на полку под вешалкой.
  
  
   Когда настал на земле Дядык, братья Эрлик и Ульгень выстроили кёрёп: корабль такой, типа плота, чтобы, значит, спастись, и на который взяли с собой от всех живых существ мира по одной паре.
   Алтайцы говорят: кёрёп этот до сих пор хранится (на всякий случай!) в горах, - ведь любая фигня на свете вполне может повториться. Корпус с мачтой - на высокой горе Дял-Мёнкю, а паруса - на горе Ыдык, что близ Кош-Агача.
   Пока Дядык был в разгаре, Эрлик и Ульгень на кёрёпе вначале по водам плыли, потом по льду скользили; а когда Дядык кончился, Ульгень выпустил Петуха.
   - Лети на разведку!
   Петух, как известно, птичка себялюбивая. У него кроме жалости к своей исключительной персоне и полового героизма никаких стимулов к жизни больше нету. Так что, не вынес Петушок царившего после Потопа мороза, и погиб, преисполненный слёз о самом себе, любимом и единственном.
   Тогда Ульгень выпустил Гуся.
   - Лети! Вот тебе оперативная задача: узнай, что да как после Дядыка на земле стало?
   Гусь, простите меня за откровенность, дурак был редкий! Он задачу понял буквально, ну и стал узнавать поступательно, продвигаясь вглубь наставшего Дядыка. Так и продвигался, узнавая, пока не обледенел вусмерть: мороз, однако.
   В третий раз Ульгень выпустил Ворона.
   - Наделяю тебе полномочиями принятия решений. Разведку проведи по-умному. Задача: продвижение вглубь территории, оценка потерь, глубокая рекогносцировка. Вопросы есть?
   - Никак нет. - Отвечал Ворон, хотя - ой, сколько вопросов было у него в умной и хитрой голове. Во-первых, цена: если я иду на смерть, то ради чего? Во-вторых, кроме Ульгеня был ещё Эрлик, который, извините, о цене сказал сразу:
   - Ты, Ворон, не ему доложи, а мне! И будет тебе за это от меня конкретный доход в виде права забрать с любого трупа, который найдёшь при разведке, всё, что захочешь.
   Конкретно и выгодно, господа! В отличие от просто приказа, приказ выгодный исполнять хочется больше...
   Так что, Ворон тоже назад не воротился. Потому как, найдя трупы тех, кто жили на Земле до Потопа, по договорённости с Эрликом доложил ему о находке, и, якобы "забыв" о том, кто и для чего послал его, устроил себе пир горой с расслабухой по полной программе и мародёрством.
   Тогда Ульгень решил сам, не препоручая более этого важного дела никому, идти и посмотреть: что после Дядыка на земле стало?
   И вышел Он из корабля кёрёп.
   И, оглядевшись, увидал, что нету на Земле более ни одного человека: всех Дядык прибрал.
   - Надо опять людей делать! - Горестно вздохнул Ульгень, и незамедлительно силою своей Книги Мудрости Ном сотворил Человека.
   Положил он вновь Сотворённого на синий цветок-ветренник под названием Кёк Чечек, прямо в золотую чашку. Пошептал слова нужные из книги Ном. И вошла в Сотворённого Душа. И получился тогда Человек Праведный, по образу и подобию самого Ульгеня.
   Ох, и позавидовал Ульгеню брат Эрлик:
   - Что за дела, слушай? Почему у НЕГО всё так славно получается? Я тоже хочу!
   Без лишних проволочек похитил Эрлих у брата своего Ульгеня кусочек цветка Кёк Чечек, сварганил кое-как из чего попало чо получилось, швырнул на ошмёток ворованного цветка, да и стал бормотать слова разные, но не из Книги Ном, а какие на ум пришли.
   Сами понимаете, Человек у Эрлиха получился соответственный: куда ни кинь, неправедный и временами, прямо скажем, дикий в желаниях своих, мотивациях и поступках.
   Увидев всё это, разгне­вался Ульгень на брата своего и проклял его Творение:
   - Всё, брат. Хватит! Достал ты меня своими выходками. Хочешь по-своему? Ладно! Пусть будет два народа от двух сотворённых Человеков. Пусть от тобою сотворённого пойдёт народ черный, и будет он опоясан черным же ремнем, а от мною сотворённого пойдёт народ белый, белым же ремнём опоясанный!
   - Ах, так! - Обиделся Эрлик, - Ну и ладно! Отныне всё у нас врозь.
   - Согласен. - Ответил Ульгень. - Врозь, так врозь. Пусть белый народ идет на восход солнца, а чер­ный - на запад, где солнцу закат. И всё. И - прощай, брат: не брат ты мне больше отныне!
   Разошлись Ульгень с Эрликом, и народы разошлись - белый с чёрным.
   Раньше их можно было легко опознать по поясам.
   Потом непутёвый чёрный народ свой пояс то ли потерял, то ли куда-то положил, а куда - забыл.
   И сказал тогда Чёрный народ Белому:
   - Слышь, давай по справедливости! Сними и ты свой пояс, не позорь меня: я вот без пояса, так и ты теперь давай тоже без него. Будем мы все равны. Ты как?
   Белый народ мало того, что правильный, так ещё и про других всё время думает почему-то ХОРОШО. Пожалел он Чёрных, ну, и...
   Снял свой пояс.
   Снял, в специальный шкафчик положил, если что - вот он, я его предъявлю, надену, у меня он никуда не делся.
   Так что, теперь вроде как все без поясов, и сразу не отличишь, кто есть кто. Хотя - по делам всё равно видно. Дела - они душу раскрывают и никакого пояса не надо, чтобы понять: Чёрный это перед тобою, с чёрной дырой вместо души, или - самый, что ни на есть, настоящий Белый, дай Бог, конечно...
  
  
   Во сне пришёл к Косте таксист Алексей Петрович.
   Петрович был одет в шкуры, и держал в руках дубину.
   - Гы! - Сказал Петрович и потряс дубиной.
   - И тебе "Гы". - Костя улыбнулся Петровичу. - Садись. Выпить хочешь?
   Петрович почесал в затылке, потом напрягся, от чего лицо налилось кровью, и с видимым усилием выдавил:
   - Баб-ка! На-дя.
   - Что - бабка Надя? - Костя во сне своём терпеливо пытался понять Петровича.
   - Пред-ска-зание. - Петрович обрадовался тому, что справился с таким длинным и трудным словом, и от всей души потряс дубиной, после чего - для выразительности! - добавил немного животного рёва.
   - Да не рычи ты, дядь Лёш! Ты напрягись, и скажи внятно: что - баба Надя, и что - предсказание? А то я рёва-то не понимаю. Не обучен я, дядя Лёша, языку рёва.
   - Труд-но.
   Петрович аккуратно стукнул себя дубиной по голове в район темечка. Раздался отчётливый гулкий звук, какой бывает от удара по пустой бочке.
   - Не. Надо ещё!
   Второй удар был гораздо сильнее, и, судя по всему, подействовал, потому как Петрович вдруг просветлел лицом и произнёс, чётко проговаривая каждую букву.
   - Бабка Надя (восклицательный знак) предсказала дословно следующее, запятая, тире: как только вы гору Церковку рыть станете, запятая, так она вам и отомстит, точка. Всё. Миссию выполнил, ухожу.
   - Счастливо. - Костя помахал Петровичу рукой.
   Петрович ответно махнул дубиной, поправил шкуры и сгинул в неизвестном направлении.
   На этом Костин сон кончился, и он проснулся, пребывая в некотором недоумении: Петрович был не из тех, кого стоило бы относить к разряду диких. Как раз наоборот: очень цивилизованным человеком был Алексей Петрович Жуков, и поэтому сон у Кости получился какой-то уж совершенно неправдоподобный.
   Кроме, конечно, предсказания: баба Надя действительно говорила что-то такое и про Церковку, и про месть.
   - Проснулся? - Костина Мама вышла из кухни. - Что-то ты распустился, дорогой. Среди бела дня пьяный и в форме. Нехорошо.
   - Обстоятельства, ма. Извини.
   - Иди обедать. Если ещё раз придёшь в таком виде, ищи себе жильё в другом месте.
   - Слушаюсь. - Костя вскочил, и ринулся умываться.
   По дороге он увидел бьющуюся о стекло со стороны комнаты Бабочку, осторожно взял её в ладошку, и вынес на балкон.
   - Летите, девушка. Счастливого пути.
   Бабочка вспорхнула, сделала круг, отчётливо помахала крылышками Косте, и ушла по сложной траектории куда-то в иные миры или пространства, потому как пропала из поля зрения мгновенно, незаметно и навсегда.
  
  
   Бабочка шаталась на лету.
   Она явно была пьяна.
   - Пр-р-роклятый нектар. - Шептала Бабочка. - Какую он-ни т'да отраву намешали?
   Она с трудом могла вспомнить, как попала в чью-то совершенно чужую квартиру, и как не могла (дура пьяная!) найти выход.
   В голове, правда, отпечаталось смутное воспоминание: какой-то молодой симпатичный офицер выпускает её, бедолагу, на волю.
   Но - кто? Когда? Зачем и почему? - словно отрезало.
   - Пить надо меньше. - Зло сказала она сама себе, и в полном изнеможении присела на что-то, где-то как-то подвернувшееся.
   Бабочке повезло: она всё-таки попала в нужное измерение, и теперь до Трона Владыки Алтая было три взмаха крыльев. Но именно на эти три взмаха сил её не было.
   - Опять? - Владыка сурово глянул на легкомысленную девчонку. - К людям летала? На цветы их садилась? А я ведь тебя предупреждал!
   - Простите... я больше не буду...
   - Ты не скули! Ты отвечай мне чётко и конкретно: где была? Что пила? Быстро!
   - Я... я не помню...
   - Так. Значит, отказываешься говорить. Хорошо. Я узнаю правду и без тебя.
   Владыка простёр руку, и прямо перед ним в тронном зале возникло изображение того самого места, где бедняга нашла своё опьянение.
   Но по картинке выходило, что Бабочка и не виновата: её, как и тысячи других ни в чём не повинных существ, по случайности оказавшихся там, отравили какой-то злой химией.
   - Надоело мне это. - Сказал Владыка, выключая картинку. - Совсем они край потеряли! Надо с этим кончать.
   - Но они не все злые, дедушка! - Взмолилась Бабочка. - Там один мне даже очень как помог.
   Ульгень опять создал картинку, и на картинке этой прокрутилось изображение Кости, выпускающего бабочку на волю.
   - А я его уже знаю. - Сказал Ульгень. - Тебя ждёт наказание, детка. А ему... ему я уже подыскал работу.
   - Спасибо. - Бабочка кротко потупилась, а потом, не удержавшись, всё-таки спросила:
   - А какая работа, дедушка?
   - Мир спасать! - Ульгень строго зыркнул на Бабочку. - Иди. С этой минуты лишаю тебя возможности становиться Бабочкой на триста лет. Сиди дома, уроки делай. Марш отсюда!
   Бабочка умчалась.
   А Ульгень стал смотреть на то, как Костя моет руки и садится обедать, на ходу получая от мамы втык за скверное своё поведение, сопровождаемый всё той же внятной энергетической посылкой: надо меньше пить!
  
  
   Глава шестая
   Мистер Твистер, бывший министр, мистер Твистер, миллионер
  
  
   Тил-ки хихикнула. Секретарша напялила на себя польское платьишко от Versace и китайские туфли, купленные явно не в парижском бутике, а на ближайшем колхозном рынке.
   - Тилкиева Алиса. - Громко произнесла секретарша. - Приготовится Гущиной Алле.
   Собеседование проводил господинчик лет сорока, на лице которого явно читалась одна единственная потребность: срочно опробовать всех соискательниц на предмет удовлетворения всё ещё подросткового полового зуда.
   Тил-ки улыбнулась ему столь многообещающе, что господинчик одурел окончательно.
   - Компьютером... - Спросил он сдавленным голосом. - Это самое?
   - Ещё как! - Тил-ки грациозно изогнувшись, продемонстрировала все прелести своей фигуры, включая декольте вверху и мини юбку внизу.
   Господинчик вспотел и засучил лапками.
   - Языка... знание... - Проблеял он. - А?..
   Тил-ки только улыбнулась, и облизала губы ни с чем несравнимым вибрирующим движением.
   Господинчик выпучил глаза.
   Всё было решено в какие-то пару минут.
   Увы, но у таких вот господинчиков больше, чем на пару минут, сил не хватает ни-ког-да.
   На следующий день Тил-ки уже работала в Городской комиссии по экологии на скромной должности координатора.
  
  
   Был великий пир в шатре Ульгеня. Каждый на том пиру мечтал показать Владыке Мира что-то особенное. Тогда-то и отличился Дух Горы: он создал прямо над пиршеским столом особенный морок. До самых небес встали две ледяные скалы. И коснулись они острыми своими вершинами края туч, и две реки устремились вниз по склонам, навстречу друг к другу, влекомые желанием; и едва лишь соединились их струящиеся дороги, едва заплелись в любовном танце водяные струи, - все, кто был в шатре Ульгеня, да и сам Владыка, испытали выплеск любовного огня.
   - Порадовал ты меня, Дух Горы. - Смеялся Ульгень. - Вот тебе от меня награда: отныне ты можешь принять вид любого живого и неживого, надев на себя лицо его, дабы путешествовать в мирах моих!
   И было всё это на самой заре Существований, задолго до того, как озлобился Дух Горы на людей за то, что убили люди просто так Золотого Оленя.
   Всё на свете ещё было впереди, и одна только радость царствовала за пиршескими столами в шатрах Богов.
   Минули века, сменились обычаи и нравы.
   Каждое утро бросает игральные кости переменчивая Богиня Судьбы Йаман Теккели.
   Что выпадает богам?
   Что выпадает людям?
   Этого не знает даже она сама.
   Катятся кости. Замирают сердца, или - что там есть у тех, кому при Великой Раздаче не досталось сердца?..
  
  
   Слово "олигархия" в переводе с греческого означает "власть немногих". То есть, олигархов не может быть много по определению: тогда это уже будет какой-то другой тип людей, иначе называемый и совсем иначе живущий.
   Внимание, дамы и господа! В нашем повествовании появляется новый персонаж. Назовём его Мистер Твистер. Помните?
  
   Мистер
   Твистер,
   Бывший министр,
   Мистер
   Твистер,
   Делец и банкир,
   Владелец заводов,
   Газет, пароходов...
  
   Ну, и так далее, смотри по тексту одноимённого стихотворения Самуила Яковлевича Маршака, вечная ему память в виде собрания сочинений.
   Звали Мистера Твистера скромно: Владимир Владимирович Мальцев.
   И сам он, и предки его, со времён первых же на земле Мальцевых, были изначально наделены Даром Делать Деньги.
   - Родовое проклятье. - Говаривал во времена Советской власти дедушка Мальцева, застенчиво и чуть виновато улыбаясь. - И ничего, гражданин начальник, невозможно поделать!
   Но для следователя ОБХСС это доводом не являлось.
   - То есть, ваша незаконная и подпольная предпринимательская деятельность в виде создания цехов по пошиву женских кофточек типа "лапша" - родовое проклятье?
   - Истинно так.
   Дедушку звали тоже Владимир Владимирович, как, впрочем, и всех Мальцевых по мужской линии во все времена и во всех странах мира.
   Дедушке давали срок, но - вот уж действительно, Дар! - подпольные цеха продолжали работать даже в то время, пока дедушка сидел.
   Потом времена изменились, и Вова Мальцев (герой нашего повествования, а вовсе не дедушка) стал тем, кем он стал: Олигархом по кличке Мистер Твистер, со всеми вытекающими из этого имени реалиями (смотрите текст выше приводимого стишка уже упомянутого выше Самуила Яковлевича Маршака).
   Кличка прилипла ещё в детском садике: Вовочка очень удачно выменял на один свой совочек семь чужих машинок.
   - Играть можете по очереди. - Объяснил он соратникам по старшей группе. - Совочек классный! Кстати, право играть им у вас - только на сегодня.
   - А завтра как же? - Спросили малыши-одногруппники.
   - За завтра придётся платить завтра. - Ответил Вовочка, собирая машинки.
   - Просто Мистер Твистер какой-то. - Пожаловалась воспитательница маме и папе Мальцевым.
   Папа гордо покивал. Мама обрадовано всплакнула.
   - С этим надо что-то делать. - Решительно сказала воспитательница.
   - Будем всячески развивать! - Пообещал папа.
   Тут до воспитательницы дошёл смысл происходящего.
   Следует отдать воспитательнице должное: она ужаснулась...
   Дальше? А что - дальше? Обычный открытый конфликт между психологией людей потенциально бедных, и людей, потенциально богатых, описывать который скучно и не продуктивно.
   Зато кличка - кличка так и осталась: Мистер Твистер, со временем став визитной карточкой и точным описанием жизни.
  
  
   И выходят они в любом месте планеты, когда захо­тят. И ничто, и никто им не помеха для решения своих дел на поверхности Земли.
   Впрочем, также точно спускаются на нашу, Среднюю Землю, из Земли Верхней, Боги.
   Все три Земли - сообщающиеся сосуды, и связь эта на веки вечные налажена ещё от сотворения мира.
   Многие видят Пришедших из Земель этих, но не многие их узнают. Скажем так: кому узнать не суждено, тот мимо пройдёт, а вот ежели кому суждено, - то тут сказ особый.
   Однажды ехал дядька один по темноте на мотоцикле, и вдруг видит невдалеке от дороги, в поле, людей, у костра сидящих.
   Нужно сказать, что дядька этот не дурак выпить был, особенно - на халяву.
   - О! - Думает радостно, - Да это же кто-то из наших глотает родимую! Сейчас к ним подчалю, они и мне нальют.
   Свернул мотоцикл с дороги прямо на межу, подъехал, улыбается.
   - Здорово, мужики! Как дела?
   - А! - Говорят люди у костра. - Здорово! Давно тебя ждём! Третьего нам надо, без третьего мы, ну, никак не можем! Садись скорее, стакан бери, пить будем.
   Дядька с мотоцикла скок, стакан хвать, и - понеслось! Гуляй, Вася: тебе счастье привалило.
   Но выпить ему не пришлось.
   Едва поднёс наш дядька стакашек ко рту, пропали без следа собутыльники, погас костёр, словно и не было его вовсе. Сидит он, бедолага, один-одинёшенек посреди стерни. На небе - луна, рядом - мотоцикл на боку, а в руке зажата крепко-накрепко ржавая консервная банка из-под кильки в томатном соусе, полная до краёв поганой водой из ближайшей вонючей лужи.
   Заорал дядька, вскочил, видит - стоит рядом совсем другой человек, сразу понятно: не из тех, что у костра сидели: те были вроде как свои: пьяненькие и одеты скверно, а этот солидный такой, весь в белых одеждах, и лицо сплошь в сиянии.
   И говорит этот правильный человек нашему дядьке:
   - Сенокос, мужичок. Косить надо. Успевать надо, пока стоит хорошая погода. А ты, Вася, загулял. Не вовремя, дружочек. Ой, не вовремя. Покараю, - говорит, - я тебя маленько: не могу терпеть, когда вот так вот себя ведут.
   И - покарал.
   Отнял у дядьки, нафиг, возможность пития. Совсем отнял! Так он с тех пор и стал - ни фига совсем не пьющий. Живёт, мучается, и всё у него в голове мыслишка одна - крутится неустанно:
   - Эх, судьбина проклятая! Ну, почему той ночью победил Белый? Почему не взяли верх у костра сидевшие, Чёрные, пьющие, родимые? Счастье пропало. Тоска одна! И - никакого просвета в будущем...
  
  
   Мистер Твистер прибыл в Балагуриху не хуже, чем самый богатенький арабский эмир в Монте-Карло. Лимузин, два джипа охраны, вертолет прикрытия, четыре дорожно-патрульных мотоциклиста, да не просто так, а на "Харлеях", ментовский "Мерседес" при мигалке снаружи и двух майорах внутри, плюс - зелёная улица от самого Бийска. Чтобы, значит, никого на трассе: мистер Твистер едут! Брысь! Кто не спрятался, я не виноват.
   Лес стоял вокруг трассы.
   Лес.
   Только был этот лес по сути своей вроде как бы бомж. Сломанный, равнодушный. Ни-ка-кой. Одно только безразличие и сплошная апатия: как у совсем отчаявшегося человека, когда даже не по глазам, не по движениям даже, а по самим повадкам сразу видно: всё! Нету в нём души. И силы - нету.
   Так и Лес вдоль трассы: вроде, живой, а на деле - ничего в нём уже не осталось, одна только вялая и пустая инерция, в которой он и пребывает, неведомо как и зачем.
   Только человеку несведущему, случайному этот придорожный Лес мог показаться восхитительным и прекрасным.
   - Ах, красота какая! О, грибочки-листочки-ягодки! - Умиляется этот прохожий и проезжий.
   А на деле - болен Лес, люди, вымотан он и сломлен; впрочем, смотрите выше: мы только что это всё довольно подробно обсказали.
   Хроническая усталость Леса не произвела на Мистера Твистера особого впечатления. Он вообще на Лес не обратил внимания, как не обращал внимания на города и пустыни, на моря и небеса. Мистер Твистер видел во всём окружающем его мире только одно: деньги, и здесь уж имел зрение стопроцентное.
   Это как в анекдоте: увидел мужик озеро, и говорит:
   - Наловлю рыбки! Уху сварю, сяду, бутылочку выпью, закуска будет.
   А за спиной мужика стоит уже НЕКТО, и - смотрит, и - прикидывает:
   - Ага! Мужик рыбку ловить собрался? Значит, уху захочет, а к ухе - водочку; следовательно - я ему эту водочку прямо здесь и продам!
   Мистер Твистер работал. Он смотрел на Лес за окном лимузина, и делал деньги, диктуя по телефону соответствующие указания каким-то неведомым шестёркам по ту сторону сотовой связи.
   Между прочим, с точки зрения энергетики и ауры: над тем местом, где проносился кортеж Мистера Твистера, возникали турбулентные изменения во времени и пространстве. Это менялся материальный поток бытия, потому как Мистер Твистер вносил серьёзные изменения в саму природу вещей, назначая им цену, и - внося тем самым серьёзные коррекции в причинно-следственные связи мира. Очень, скажу я вам, серьёзный человек. Очень! Судите сами: за время дороги от Бийска до Курорта Мистер Твистер успел заработать ровно четыре с половиной миллиона euro.
  
  
   Ульгень - глава небожителей, и обитает, естественно, на Небесах. Эрлик - владыка Преисподней, так что, место его постоянной прописки - подземное царство. А вот в Среднем мире, на земле, где обитает человек, верховного божест­ва нет.
   Вдумайтесь, дамы и господа!
   Нет у нас здесь, в наших палестинах, того, к кому мы могли бы обратиться за помощью или за справедливостью.
   Нет, и всё.
   Отсюда и глупость человеческая, и, как говаривал в фильме "Кавказская пленница" герой Георгия Вицына: "Излишества всякие нехорошие..."
   Но другого устройства миров пока не предвидится.
   Владыка Ульгень - бессмертное благодетельное божество и чистый дух, в своих молитвен­ных обращениях шаманы называют Его не иначе, как "Белая Свет­лость". Он творец всего, что есть, было и будет. У Него семь сыновей (которые также являются богами) и девять до­черей (чистые девы).
   Ульгень окружён, как и подобает Владыке, свитой приближенных, послан­ников, слуг и чиновников.
   Обитает Он за небесными светилами, выше звезд, левее седьмого неба; живет в золотом дворце, восседает на золотом престоле и правит исключительно справедливо.
   Кстати, справедливость тоже придумал Ульгень, чтобы, значит, было точное мерило правильного управления всеми подвластными Ему делами.
   К Ульгеню из Среднего мира отправляют посланцев-шаманов (камов).
   Они единственные, кто специально обучен ПРАВИЛЬНОЙ ДОРОГЕ В ВЕРХНИЙ МИР.
   Для камлания Ульгеню шаман собирает силу, копит её.
   Если силы не хватает, шаман камлать Ульгеню не может: это прерогатива самых продвинутых.
  
  
   Режиссировал приезд Мистера Твистера сам Рома Гольдин, как, впрочем, и весь этот показушный "контактный тур" по Российской глубинке. Рома недаром считался PR-гением и гордо носил кличку "Тycoon", что в переводе со сленгового американского на не менее сленговый русский могло означать "Заправила", но означало только то, что Рома умел "заправить" любую "раскрутку" любого человека в любом месте и в любое время на все 100%.
   На самом деле, Мистер Твистер не нуждался ни в какой раскрутке, однако пользоваться услугами Ромы было модно, престижно и дорого, что соответствовало умелому и правильному вложению денег.
   Ромина жизнедеятельность приносила Мистеру Твистеру доход, а, значит, была вполне уместна.
   Хотя - порою совершенно загадочна!
   Говоря по-русски, фиг поймёшь.
   Почему за две недели до приезда Мистера Твистера в Балагуриху по улицам стали водить покрашенного в золотой цвет верблюда, понять не мог никто, хотя - видит Бог! - оно сработало: именно этот верблюд ассоциировался теперь с приездом Олигарха.
   - А мне это зачем, Рома? - Спросил Мистер Твистер.
   - Чтобы вы могли в них красиво плюнуть. - Рома плотоядно улыбался. - Типа, в день вашего Явления Народу стоит по всему их городишке промоушн-пипл. Герлы в народном прикиде, музон пафосный, то да сё, и, типа, - каждому на улице раздают шоколадных кэмэлов в золотой фольге. Вот тут-то им всем и наступает общий комильфо, потому что внутри каждого сотого кэмэла - по сотке баксов, а внутри одного - совсем уже чек на тыщу! Контент такой: передо мной вы все равны, и благодетельствовать я вас буду по полной: на кого Бог пошлёт!
   Рома хихикнул.
   - От такой интрестен стори они, шеф, все навеки ваши вместе с ихней долбанной природой.
   - Ладно, это я понял. А зачем я должен строить Замок Любви да ещё срывать для этого половину какой-то горы? Я ведь, Рома, люблю океан и коралловые острова. Мне эта Сибирь с Алтаем поровну.
   - Мифология места. Я, короче, в Inet'е прочёл: на эту гору Церковку у индейцев алтайских ритуальная ходка была, ну, когда баба ихняя рожать не могла: надо тогда на гору лезть, там местный чучмекский дух эти проблемы разводит. Вот мы им и сунем в мозг заманиху: listen, look! Курорт - долина чудес, святые места, все любить хотят, оттянуться едут. Нате вам - место. И не байки, легенды: мы народ конкретный! Всё, чо душе угодно, и за вполне приемлемый ценник. Пипл ведь не за так сам в себе такую ботву гонит: у меня статистика в компе собрана, - по любому, многие тут свою судьбу в плане счастья любви находят. Значит, мотивация! Значит, - сам Бог велел нам забабацать над всем этим городишкой Дворец их тупой плебейской мечты. Фиксация желаний через визуально-материальный объект с созданием новой мифологической модели восприятия: вот оно - счастье! Кстати, - Рома опять хихикнул. - Аналогичный facility в городе Рио-де-Жанейро, называемый "Aventura Amorosa", сиречь, "Любовное Приключение", дает его владельцам только с посетителей порядка 10 мильонов евриков ежегодно, не считая сувениров и прочей балды.
   Мистер Твистер смеялся.
   - Засунь себе, Рома, еврики эти знаешь куда? - Однако, в калькуляторе мозгов своих памятную записочку на всякий случай оставил: что-то во всём этом есть... что-то есть!
   - А на втором этапе, шеф, надо будет эту Балагуриху прикупить. - Рома небрежно махнул ладошкой. - Из чисто патриотического порыва! Вы её, типа, делаете своим, типа, талисманом. Бренд, так сказать, Владимира Владимировича Мальцева:
  
   Мистер Твистер,
   Владелец Курорта,
   Здоровьем народа
   Занявшийся твёрдо,
   Мистер Твистер,
   Известный банкир,
   Дарует России
   Здоровье и мир!
  
   Ромина ладошка описала дугу и почти рефлекторно огладила бок ноутбука.
   - Чисто для их быдляцкого восприятия: очень верный ход. Любовь - здоровье - будущее. Детали я пропишу, но там уже типа хоть и всенациональная идея для этой страны дураков! Через полгода пойдёт такой откат, что любо-дорого. Хоть в президенты! А на третьем этапе...
   - Всё, Рома. - Мистер Твистер вытер слёзы. - Уморил. До третьего этапа я просто не доживу: от смеха, понимаешь, крякну. Дерзай. Мне просто любопытно понять: как вся эта лабуда у тебя срабатывает. Свободен.
   Рома растворился в воздухе, а Мистер Твистер ржал ещё минут десять.
   Потом сделал неспешные расчеты, и приказал соответствующим холуям соответствующе подсуетиться.
   - В президенты. - Мистер Твистер покачал головой, отгоняя наваждение Роминого присутствия. - Во, дурак-то.
  
  
   Павел Маркович Беренец, начальник отдела Экологии при Мэрии города Балагурихи, старался не смотреть на Алису, чтобы хоть как-то миновать взглядом весь этот манящий набор столь изумительных оголённостей и выпуклостей, равно, как и соблазнительнейшего вида впадинок и округлостей.
   - Наша задача - сохранение хрупкого равновесия в природе. Есть нормативные документы, и есть чиновники, которые нарушают. А ещё есть в людях этакий пофигизм: рудиментарное варварство, наплевательское отношение к экосистеме, где человек не бог и царь, а всего лишь маленькая часть хрупкого живого организма планеты.
   Беренец был глуп, как может быть глуп только очень умный человек.
   Все правильные слова, им говоримые, раздражали, ибо, будучи произнесены вслух становились вдруг банальной наукоподобной болтовнёй.
   - Обязанность каждого честного человека! Биосфера в целом! Уже в минувшем двадцатом веке! Рациональное природопользование и охрана живых организмов! - Вещал он, упиваясь говоримым, и Тил-ки вспомнила вдруг, как лет триста тому назад играла одним монголом, чудаком и мудрецом. Тот тоже любил всякие умненькие словечки, но, по крайней мере, Тил-ки не скучала ни одной минуточки. А этот...
   Но она старалась слушать очень внимательно. Каждое слово запоминала она, каждую интонацию.
   Маленькая Лисичка была очень любопытна. Ей пригодиться любое знание! Тем более, что даже у самых бессмысленных словечек торчит с обеих сторон по два десятка хватательных лапок, чтобы вцепиться ими в любого, кому доведётся эти словечки услышать. Хватательный рефлекс слов: вот что действительно интересовало Лису Тил-ки.
   Но, всё-таки, в какое-то неуловимое мгновение, Тил-ки уснула.
   Журчание пустых речей убаюкивает, и вот уже вместо скучного кабинетика в полуподвале открылась Лисе чудесная луговая тропинка меж высоченных трав, где от одного лишь запаха предгорных цветов хочется петь и танцевать, где каждая стрекозка здоровается с Тил-ки, норовя пощекотать чёрный носик лёгким крылом:
   - Лиса пришла! Лиса! Здравствуй, Тил-ки! Как дела? Где ты была?
   - Привет, подружки! Дела ничего. Была в странных местах, где глупые люди замуровали землю в серый асфальт, а сами прячутся за каменные стены от неба и лета.
   - Как же ты выдержала там, Тил-ки?
   - Я представила, что это лишь сон, подруги. Лишь только сон...
   Тил-ки поспешила проснуться. Испугалась Лиса: а вдруг за секунды короткого сна она упустила что-то очень важное?
   Но всё обошлось.
   Павел Маркович, оказывается, всё это время так и объяснял Алисе, какую огромную роль играет борьба за экологию в общественной жизни Алтая.
  
  
   Путь к Ульгеню ле­жит через семь, но, одновременно, девять препятствий. Только преодолевший их сумеет достигнуть Полярной звезды "Алтын казык", что дословно переводиться "золотой кол", и под­няться, таким образом, к Ульгеню на небо. Там он общается с Ульгенем, приносит жертвы и выс­казывает просьбы пославших его.
   Дорога к Ульгеню начинается с камлания у священ­ной березы. Вблизи березы кам сооружает простой шалаш, ставит туе­са с жертвенной брагой, раскладывает священный огонь. Участники моления совершают положенный ритуал, то есть - камлают. Именно во время камлания двойник шамана подни­мается на небо по лестнице, идущей от вершины священной березы до небосвода.
   Затем дорога кама проходит по небесной сфере. Там, как и на земле, встречаются горы, перевалы, водные потоки, а также пески, в которых кам иногда теряет свою жертвенную лошадь. В конце пути открывается двойнику шамана земля, где светится, как месяц, золотая гора и сияет, как солн­це, серебряная. Здесь в безоблачной зоне обитает священный Уль­гень.
   Небеса шаманистов вполне материальны и поэтому зимой, когда небеса замерзают, шаманы не могут камлать небожителям. Толь­ко очень сильные шаманы с теслом или топором за спиной зимой под­нимаются к Ульгеню, прорубая замерзшие небеса. Во время такого камлания шаман размахивает острым предметом, и присутствующие видят, как в юрту влетают куски льда.
   Я лично знал человека, которому таким льдом однажды выбило два верхних зуба.
   Именно после потери зубов ото льда небесного, человек этот вдруг осознал: живу я неправильно, братцы! Надо что-то делать!
   И сделал. Теперь он детишек учит рисованию, а был ведь - не приведи Господи! - сильно подверженный жеванию мухоморов бродячий художник-супрематист, ничего, кроме чёрных страшных квадратов лет двадцать не рисовавший, да и то - только на женских телах да чужих заборах.
  
  
   Между тем, Значительное Лицо, человек, в Балагурихе властью наделённый, и много чего хорошего для неё, Балагурихи, делающий, только руками развёл.
   - А меня кто спросил? Меня, понимаешь, перед фактом поставили, и, прямо скажу тебе: поставили меня перед фактом в самой на то паскудной позиции. Или ты меня за врага края моего родного, мне же народом доверенного, держишь? Я что, по-твоему, не понимаю, что ЗДЕСЬ ничего такого В ПРИНЦИПЕ быть не должно? А?
   - Наверное, понимаете. Однако, - Беренец решительно снял очки, - я буду вынужден писать в Москву.
   - Хоть самому Господу Богу. - Сказал Значительное Лицо бесцветным и очень усталым голосом.
   А потом - потом! - налился вдруг кровью и долбанул кулаком по столу с такою силой, что Беренец сморгнул и побледнел.
   - Ты, мать твою! Умник, мля! Мистер Твистер - бабло даёт! Вагон, мать твою! А мне - мне город отапливать всю зиму, понял? Мне в деревни окрестные, где людЯм на хлеб денег нету, потому что работы - нету, газ тянуть. Значит, опять же, МНЕ визит этого толстозадого олигарха вместе с его же долбаными прихотями - как в пустыне вода!
   Значительное Лицо взял себя в руки и вытер пот со лба.
   - Ладно. Это всё так, слова. Хотя, сплошняком правильные и шибко красивые, но, всё одно, говорить их без толку. Короче: он будет здесь делать всё, что захочет. И мы будем ему его галифе всем городом лизать, а он нам за усердное наше лизание отбашляет весь прейскурант по полной программе. А ты... ты мне составь бумагу. Отчётливую такую, хитрую, и чтобы там были чётко запланированы всякие расходы на восстановление после его развлечений города и окрестностей.
   Значительное Лицо невесело улыбнулся.
   - Мы с него же и возьмём за то, что он тут напортачит. Сечёшь? Тогда всё. Иди, Павел Маркович. И, ради всего святого, не капай мне на мозг: он у меня, как, кстати, и чувство долга, в отключке до двадцать шестого, пока олигарх наш разлюбезный не уедет отсюда к...
   И Значительное Лицо от всей души выматерился.
   Нет на свете совсем уже плохих людей.
   Есть только особенно скверные обстоятельства и всегда оправданные чем-то "послабления совести".
  
  
   Глава седьмая
   Поле боя
  
  
   На самом деле, на работе его быть не должно было в принципе.
   Костя всего лишь заехал навести предотпускной порядок, но завис, как водится, всерьёз и надолго.
   Вначале всё шло гладко, а потом начались беспрерывные телефонные звонки.
   Телефон у него в кабинетике имел происхождение настолько древнее, что кто-то из ментовских шутников приконопатил на днище аппарата инвентарную табличку с номером и надписью канцелярским шрифтом:
  
   "Реликвия, бля! Охраняется государством!".
  
  
  
  
  
  
   Костя табличку не снял: пусть ребята развлекаются.
   Жизнь у Ментов тяжелая, и шутки - шутки тоже такие же: железобетонные и простые.
   - Алло. Капитан Тамышев. Слушаю вас.
   - Костя, добрый день. Это Беренец. Нам нужно с вами срочно встретиться. У меня есть информация. - Трубка многозначительно кашлянула. - Пропавшие отдыхающие. Вы понимаете?
   - Да, Павел Маркович. День добрый. Я к вам подъеду через двадцать минут. Вас устроит?
   - Я жду. Спасибо.
   Короткие гудки забили тревогу, ударяя по железному рельсу с упорной маниакальной размерностью.
   Костя положил трубку, но старичок-телефон тут же взорвался переливчатой, хотя и немного хрипловатой трелью.
   - Капитан Тамышев. Слушаю. - Костя потянулся за сигаретой. - Алло, говорите.
   Но в телефоне не было уже ничего, кроме молчания.
  
  
   Охота и скотоводство - самые древние и главные занятия тех, кто жил на Алтае. Они и сегодня определяют жизненный уклад и духовную культуру алтайского народа. Оба эти занятия предполагают особое психологическое взаимодействие человека и Алтая.
   Только давайте условимся сразу: речь идёт о тех людях, которые Закон Алтая принимают, и о том Алтае, который для этих людей именно Владыка.
   Договорились?
   Вот и хорошо.
   Тогда можно и в путь.
   Вот только торопиться мы не будем, уважаемые. Зачем? Оглянитесь. Прикиньте, что к чему. Подумайте мало-мало, но только - не о себе, а о том, куда и зачем путь держать собрались.
   Природа приводит людей в изумление и восторг своей красотой. Природа внушает страх своим величием. Всё это отразилось в охотничьих алкышах, прославляющих хозяина Алтая - Алтай-ээзи.
   Во время сборов на охоту соблюдается определенный ритуал. Готовясь к промыслу и находясь на охоте, люди говорят о хозяине Алтая только хорошее, стараются угождать ему, не вызвать гнева каким-нибудь опрометчивым поступком. Именно для такого вот "произнесения хвалы Алтай-ээзи" и служат алкыши.*
  
   --------------------------
   * Сразу хочу заметить, что к общеизвестному словечку "алкаши" это не имеет никакого отношения: просто слова, кое-где созвучные, и - не более того.
   --------------------------
  
   Ещё перед охотой обязательно просят благословения у покрови­теля жилища Айыл-ээзи и хозяина огня От-ээзи.
   Говоря об охоте, не допускают излишней бравады, шуток, смеха, хвастовства, избегают ссор.
   Когда охотники поднимаются на горные хребты, они, прежде все­го, приносят жертвы хозяину родовой горы. К деревьям, растущим на вершине родовой горы, привязывается дьялама. Охотники, поджигая арчин (можжевельник), окуривают им перевал, изгоняя, таким обра­зом, злых духов.
   Затем возносят просьбу-молитву к хозяину родовой горы:
   - Большая тайга пусть даст перевал. Текущие реки дадут переправу. Мой Алтай пусть даст добычу. Пусть путь наш будет удачным.
   А потом - потом ждут.
   Ждут: как ответит владыка Алтай?
   Впрочем, лично мне, сколько я ни пробовал, так и не удалось узнать: какие именно сигналы в ответе Алтай-ээзи что означают.
   Хотя, может быть, именно мне именно ЭТО знать и не надо.
  
  
   Глаза говорившего горели. Он брызгал слюной, и явно боялся того, что говорит.
   - Спасибо, Костя, что вы согласились встретиться со мной. Понимаете, я очень напуган. Вот тут, - Беренец потрогал папку, и в жесте его была опасливая осторожность. - Тут целый заговор.
   - Я, Павел Маркович, наскоком и кавалерийской атакой не умею. Давайте по порядочку. И не волнуйтесь вы так! Разберёмся мы и с врагами, и с заговором. Не впервой. Я слушаю вас очень внимательно.
   - Даже не знаю, с чего бы начать. Всё так страшно, так запутано.
   - А вы начните с имён. Кто? Где? Когда?
   - Да-да. Конечно. - Беренец снял очки и потёр глаза. - Полгода назад мне пришёл запрос на разрешение строительства коттеджей в зоне горы Церковка. Я дал подробную справку о заповедной зоне и причинах НЕ разрешения такой застройки. Дело в том, что у нас и без этих коттеджей катастрофически вырос уровень антропогенного воздействия вплоть до конкретных факторов узаконенного варварства в районе Курорта! Мы...
   - Секундочку, Павел Маркович. Я должен понимать, о чём речь. Вопрос первый. Антропогенное воздействие: это что, когда человек своей деятельностью природу начинает уничтожать? Да?
   - Совершенно верно.
   - Ясно. Вопрос второй. Как я понимаю, на данный момент эти воздействия превысили все допустимые нормы нагрузки. Так?
   - Именно! И я потребовал немедленных специальных природоохранных мер.
   - И что же?
   - А ничего. Пришёл ответ, где чёрным по белому написали московские умники дословно следующее: план застройки выбранного участка согласован с учётом всех норм "Экологической архитектуры". Как то: строительство тяготеет к "природным" формам, следующим изгибам рельефа, широко использует применение естественных несинтетических материалов, а также включает в себя земные ресурсы технологий, в том числе - систем энергоснабжения, работающих на солнце и ветре.
   - То есть, никакого нарушения не было?
   - В том то и дело, что было. Всё это липа, Костя! Фикция. - Беренец сорвал очки, и стал тыкать ими в кипу папок. - Мы об этом десть лет кричим во весь голос! У НАС, в Балагурихе, ЭТО невозможно, понимаете? Любая стройка вокруг горы Церковки убьёт Курорт! Практически сразу уйдёт вода, нарушится микроклимат... - Он жалобно посмотрел на Костю близорукими глазами. - Но у них уже всё куплено.
   - Ага.- Костя сочувственно покачал головой. - Теперь понял.
   - Что вы поняли? Проект утвердили на самых высоких уровнях. А потом... потом приехали изыскатели, стали брать пробы, и началось самое страшное. - Павел Маркович достал платок и вытер лицо. Платок сразу же насквозь промок от пота. - Вы сочтёте меня сумасшедшим, но это уже прямо мистика.
   - Ну-ну, Павел Маркович. Мистика - не мистика, это дело второе. Вы мне просто расскажите, а там мы вместе с вами поищем возможные решения.
   - Хорошо. Мне, собственно, уже практически без разницы. Я всё равно дальше об этом молчать не смогу. - Беренец водрузил очки на положенное место, и подвинул Косте верхнюю папку. - Вот. Данные метеослужбы. С того дня, как там начались первые работы, безостановочно дуют ветра с гор. Количество осадков... солнечная активность... уровень радиации... загрязнение атмосферы... смотрите сами.
   Беренец подвинул Косте бумаги.
   Костя молчал. Цифры ошеломляли. Но и заподозрить Павла Марковича в подтасовке или мистификации Костя не мог при самой богатой фантазии.
   - Значит, Павел Маркович, лично вы считаете всё это, - Костя закрыл папку, - так сказать, ответом природы на...
   - А что я должен считать? Чудес не бывает. По крайней мере, я в них не верю. Совпадения? Чушь. В конце концов, есть статистика и теория катастроф. Я проконсультировался у специалистов. Всё, что они мне отписали, тоже тут, в папочке: расчеты и цифры, анализ и прогнозы. Костя, вы меня знаете не первый год. Я не паниковал даже в девяносто девятом, когда газопровод взорвался. Мы работали, и всё. Но сейчас - сейчас я вам со всей ответственностью заявляю: экологическая война. Природа против нас. Ответный, так сказать, шаг. И другого объяснения у меня нет.
  
  
   Экологическая война, дорогой мой читатель, по определению обозначает спланированное нанесение ущерба противнику путем воздействия на среду его обитания. Например: загрязнение или заражение воздуха, воды, почвы, а так же истребление флоры и фауны. Такой вид военных действий запрещён международным правом, что закреплено Конвенцией о запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на природную среду, принятой ООН в 1977 году.
   Но Павел Маркович Беренец имел в виду вовсе не эту экологическую войну.
   Он имел в виду войну самой природы со своими врагами.
   В данном случае с людьми.
   Если учесть, что экология - наука о связях всего живого между собой, то получается буквально следующее: экологическая война на данный момент в Балагурихе и окрестностях есть тот вид связи, который оказался свойственнее живому в определенный момент времени и в определенном месте.
   А если уж быть совсем точным, то вот прямо здесь и сейчас.
   Многое мы не сможем понять и объяснить хотя бы потому, что даже в самом лояльном по отношению к природе случае, рассуждаем только с позиций нашей, человеческой терминологии, логики и морали.
   А если предположить, что природа в этой войне действует по своей (то есть - по НЕ человеческой) схеме?
   Возможно такое?
   По-моему, вполне.
   И ещё: кто сказал, что все, уже упоминаемые нами в нашем повествовании, силы этой самой природы, такие, как Боги и Демоны, Духи и Энергии, как бы они не назывались и какую бы форму существования они ни представляли, - не есть проявления военных действий природы в этой самом экологической войне?
   Впрочем, лично я, Автор, всегда предпочитаю надеяться на лучшее.
   Потому что лично я, Автор, - оптимист до мозга костей.
  
  
   Существенен при охоте и обряд выбора места для стоянки. Стан делается у основания Священного Дерева Кедр. Но перед тем, как разбить этот стан, Кедр следует уго­стить соответствующими напитками.
   Только вот что попало и с кем попало Священный Кедр пить не будет.
   Не тот характер.
   Но если уж принял Кедр ваше приглашение к застолью, тем более следует "фильтровать базар".
   Обязательно.
   Есть вообще слова, однозначно запретные.
   Табу, так сказать.
   И нарушить запрет этот - значит обречь себя на обязательные проблемы.
   Вот, к примеру, такое табу: называние зверей собственными именами.
   Медведя следует звать исключительно Дедушкой, волка - Длиннохвостым Дядей, Белку - Костяной Головой, а соболя - того вообще: Черным Бегуном.
   Только не спрашивайте меня: почему.
   Глупый вопрос.
   Дурацкий.
   Надо так, и всё.
   А что касается обычая налить Кедру...
   Тут, дорогие мои, вообще история отдельная. Прелесть, что за история. Вот, послушайте.
   Наливая Кедру, охотники старались расположить его к себе всякими приятными для Священного Дерева и, к тому же, разрешёнными (буквально - НЕ табуированными) словами.
   Для этого на охоту приглашают опытных сказителей.
   Дело в том, что изначально - только правильный сказитель умел правильно рассказать правильные "алкыши".
   Когда же на охоту с алтайцами стали ходить представители других культур и народностей, слово "алкыши", сочетаемое с выпиванием, как-то само собою поменяло букву "Ы" на вторую "А", и обрело вовсе другой, тот самый, который мы в него сегодня и вкладываем, смысл.
   Впрочем, правильные люди потому и правильные, что правильно верят. А верят они в то, что за внимание, оказанное хозяину, они получат от него удачную охоту.
  
  
   Павел Маркович дрожащей рукой взял стакан с водой, но пить не смог: зубы стучали о край.
   - Знаете, Костя, я всегда как-то был уверен: до этого не дойдет. Но они создали огромный, якобы исследовательский, центр. Они уничтожают всё, что только можно, до чего дотягиваются: хватают, и... смерть. Разрушение. Их враги - Природа и Культура. Финансирование неограниченно. Ресурсы огромны.
   - Кто, Павел Маркович? Вы так и не сказали главного: КТО?
   Беренец посмотрел на Костю совершенно больными глазами, потом взял блокнот и написал несколько фамилий.
   - А вы уверены? - Костя скептически покачал головою. - Что-то уж больно люди известные.
   - Уверен. У меня факты. У меня...
   - А цель?
   - Цель? Вот тут самое интересное. Просто уничтожать, разрушать и рушить.
   - Но ведь это абсурд.
   - Абсурд в том, Костя, что этого никто как бы не замечает.
   Костя кивал, слушал и изо всех сил делал вид, что верит.
   "Как же я устал от этих многомудрых болтунов с их бесконечными разговорами о заговорах и происках, - думал Костя. - Ну, сколько можно? Никакого заговора, глупый ты пингвин. Просто кто-то в очередной раз рвётся к власти, подгребая под себя всё и вся..."
   - А ведь вы мне, Костя, не верите.- Беренец совсем сник.
   - Почему не верю? Верю. Только мне по службе своей милицейской и должности верить мало. Мне нужно доказательную базу собрать. Улики. Показания. А без всего вышеперечисленного прокуратура нас с вами слушать не станет, и любой следователь только рукой махнёт безнадёжно. Вот так-то, Павел Маркович.
   - А что же тогда делать, Костя? Скажите мне: как...
   - Спокойно. Главное - без суеты и эмоциональных стрессов.
   - И вы туда же, господин милиция! Да не в стрессе дело! Они же нас всех...
   - Именно. Нас всех. Так прямо и скажут: э! Да у нас тут налицо нервные субъекты с немотивированной ажитацией в восприятии действительности! В таком, как у них, состоянии, господа присяжные заседатели, человек способен увидеть всё, что угодно, и сделать любые, самые странные и страшные выводы. И, самое гадкое, Павел Маркович, они будут совершенно правы.
   Беренец устало улыбнулся.
   - Что ж, я вас понял. Значит, опять мимо. Деваться мне уже просто некуда, Костя. Совсем. Вот, была последняя надежда на вас, а теперь... я ведь знаю: вы человек честный... и если уж вы отказываетесь...
   Костя встал.
   - Благодарю вас, Павел Маркович, за беседу. Однако, мне в любом случае понадобятся кое-какие документы для отчёта начальству. Потом. Счас я ваше заявление зафиксировал, и об нём обязан буду доложить сразу, как только. Засим, позвольте откланяться, прихватив копии вот этих актов по состоянию дел с нарушениями охраны окружающей среды.
   Беренец поднял глаза и посмотрел на Капитана.
   Костя взгляд выдержал со всей серьёзностью.
   И тут Беренец понял.
   - Пожалуйста, пожалуйста. - Павел Маркович закивал с такой силой, что голова его (по идее) обязательно должна была оторваться с тонкой шеи. - Весь пакет - ваш! Вы только разберитесь, хорошо? Хотя бы посмотрите, сравните.
   - Договорились, Павел Маркович.
   - Поймите: это вопрос жизни и смерти. Ведь война же!
   - Я понимаю. Я всё понимаю. Вопрос изучу. Выводы доложу по начальству, как только выйду из отпуска. Прямо в 9-00, на летучке, лично подробно в деталях обскажу товарищу полковнику. А иначе как? Иначе никак. Когда я могу взять бумажки-то?
   - Да хоть сию минуту! Алиса Олеговна! - Вскричал Беренец. - Зайдите ко мне!
   Костя обернулся к двери, и...
   Он увидел самую красивую женщину на свете.
   - Здра-а-авствуйте. - Пропела она, кивая и улыбаясь. - Вызывали, Павел Маркович?
   При этом она смотрела на Костю.
   А Костя...
   Костя мгновенно улетел в эти глаза, как недавняя его знакомая бабочка в настежь распахнутое специально для неё окно.
  
  
   Границы между мирами порой очень зыбки. Иногда кажется, что их, границ этих, как бы и вовсе нет. Можно сделать один шаг, и оказаться в мире духов, или - взмахнуть вдруг нелепо руками, потемнеть лицом, едва только успев зажмуриться от внезапной вспышки, а там уже - бредёшь ты по ужасному подземелью, и за спиной твоей маячат две мрачных тени сопровождающих демонов.
   Вообще, человечек в земной своей жизни со всех сторон окружен духами.
   А как же иначе?
   Мир един, он принадлежит всем, и все мы, что ду­хи, что люди, одинаково в ответе за его сохранение и процветание.
   Хотя - вот, тоже интересно: попадаются среди людей такие умельцы, которые ухитряются жить, словно бы и нет вокруг них никого, словно бы весь мир только и существует для того, чтобы служить им.
   Но это всё - издержки эгоцентризма при личной глупости.
   Скажем так: если кто-то кого-то не замечает, так это вовсе не есть факт отсутствия этого кого-то в окружающем мире.
   Скорее уж, это факт биографии НЕ замечающего и, даже, игнорирующего.
   О чём и рассказывают на свете массу историй, среди которых бывают истории коротенькие, на один разговор под хорошую закуску; бывают - длиною в жизнь; а бывают - бесконечные, начало которых теряется в глубокой древности, а продолженье...
   - Пока мир не кончится. - Как говаривал один, весьма повлиявший вообще на все истории мира, очень серьёзный человек по имени Чингисхан.
  
  
   Тем временем у Значительного Лица мелодично завибрировал сотовый, внушительно разразившись известной всякому русскому человеку мелодией великой песни "Мурка".
   Именно "Мурку" выбрал Значительное Лицо в качестве личной мелодии звонка на своём личном телефоне.
   - Алло! Вас слушают.
   - Игнат Савельевич? Здравствуйте.
   - Здравствуйте. С кем имею честь?
   - Моя фамилия Гольдин, Роман Львович, и я являюсь...
   - Мне известно, кто вы.
   - Замечательно. В таком случае, давайте без предисловий. Я так понимаю, ваши умники пытаются всячески доказать, что наши мероприятия чем-то могут помешать мирной жизни вашего городка. Так что, - увы! - нам придётся с вами на эту тему пообщаться. Владимир Владимирович поручил мне...
   Но тут Значительное Лицо Рому весьма невежливо перебил.
   - Не по телефону. Вы вот что. Вы сюда приезжайте. Жду в 15-00 со всеми согласованными в мэрии планами мероприятий. Да, и ещё. Сразу предупреждаю: эта ваша запланированная стрельба и вертолётная атака на... - Значительное Лицо заглянул в распечатку. - На ярко оранжево раскрашенные дирижабли. С военными, я так понимаю, вы договорились, но здесь Курорт, люди отдыхают и лечатся. Так что, вычёркиваем сразу, и...
   - Я думаю, Игнат Савельевич, об этом действительно лучше не по телефону. Я всё понимаю, но и вы нас поймите. Я буду ровно в три. До встречи.
   Значительное Лицо швырнул трубку. Ох, как не любил он этих столичных гостей! Ох, как не любил...
   Тут телефон зазвонил опять.
   "Мурка", как обычно, прямо с первого куплета шла к своей гибели из-за предательства блатных идеалов.
   - Говорите! - Рявкнул Игнат Савельевич, но сразу же сбавил рыка в голосе, и далее уже общался на тонах сдержанно-мрачных. - Да, узнал я, узнал. Нет пока. А я говорю: нет! Коммунальщики мне клятвенно обещали к среде. А вот это уже не к нам, а в небесную канцелярию: разнарядку на три дня без дождей только они дать и могут!
   Много дел у Значительного Лица, и все, как одно, важные.
  
  
   Эрлик сам пришёл, что было весьма большой редкостью.
   Обычно Верховные Боги норовят кого-нибудь прислать в виде посыльного. Как говаривали древние, - "кому Ангел, кому Чёрт, а кому - вообще ничо".
   Однако не в этот раз, и не к Роме Гольдину.
   Эрлик облика не имел, хотя выглядел (в Ромином, естественно, представлении) очень похожим на Мэрилин Мэнсона, но в уже сильно постаревшем варианте.
   Эрлик - Мэнсон держал в ухоженных руках трость с головой пуделя, а на бритом лице вкусившего все пороки жизни театрального демона белел слой пудры толщиной в два пальца.
   Со стороны вполне могло показаться, будто некий пожилой представитель известных сексуальных меньшинств окучивает некоего молодого человека на предмет известных же отношений.
   На самом деле, мирная на вид беседа была допросом с пристрастием.
   - Отчитайся, чо успел.
   От простых слов Эрлика волна ненависти прокатилась над миром окрестным.
   Завыли собаки.
   Потемнело небо.
   Резко испортилось настроение у всех, кто на данный момент хоть как-то был и жил.
   А Рома, дрожа всем телом, пал на колени:
   - Тысячи тысяч... к вашим алтарям... обратная свастика: снова в моду, тату там, то да сё... типа, оберёги!.. На свадьбах невесты в чёрном... это я придумал... по TV сплошняком клипы на разрыв сознания... молодняку башку рвёт! Старичьё сразу в кому...
   - Мало. Ещё.
   - Твистер. Я его подбил срыть гору эту... Церковку. Совсем. Чтобы там ему построить свой Замок. Он тоже Чёрный будет, как вы велели. Под видом "Дворца любви", Хозяин!
   - Мало. Мало, Рома. Ещё!!!
   И тут Рома вдруг начал плакать.
   Он размазывал кулаком слёзы, и обиженно шмыгал носом.
   - Ещё-ещё... я, может, вообще придумал: всю эту Балагуриху в расход... рекламная компания... Твистер уже "добро" дал: ему по кайфу... "Твистер-парк"! Главный центр развлечений! Круче всех этих "Диснейлендов" с Монте-Карлами... а остальное всё убрать, нафиг... а вы!
   Совсем раскис Рома, и руки у него ходуном ходят, и на потном сером лице двумя бездонными дырами плавают глаза, где зрачков нет вообще, а белки больше всего напоминают делящихся прямо здесь и сейчас амёб.
   - А вот это ты, Рома, молодец. Это уже ништяк. Сегодня я доволен тобою.
   Эрлик благосклонно кивает Роме, и прямо в Роминой голове возникает во весь мозг Эрликова улыбка.
   - Проси награды, Рома. Чо хочешь.
   Рома, как и полагается по правилам общения с Хозяином, трижды стукает лобиком об пол.
   - Чёрный порошок для моей души прошу я! Delilik! Tatula! Дай, о, Владыка мой, если я и вправду заслужил!
   - Что ж, Рома, будь по-твоему. Бери, сколько унесёшь. Мне для своих слуг ничего не жалко. За труды твои, Рома, жалую тебе самой своей крутой и тайной дури. Но - знай, Рома: право на этот Drogen имеют одни тока избранные мои. Так что, отныне ты уже не просто слуга мой, а Слуга Из Приближённых. Радуйся. Рома!
   - Радуюсь... о, как радуюсь...да я - вообще... я...
   Рома смеётся.
   Смеётся, потому как голова вдруг стала светлая-светлая изнутри, и большая-большая снаружи.
   - Жди меня, Рома, в пятницу, после обеда. Доложишь, как летал; расскажешь - что сделал!
   Эрлик легонько хлопает в ладоши.
   Рома испаряется.
   Точнее сказать, открывает глаза, и обнаруживает, что переместился обратно в свой гостиничный люкс, и теперь вот лежит одетым на огромной кровати под балдахином, весь ещё и тут, и там, а порою - вообще неизвестно где, хотя, и сию минуту, ловя свой кайф от правильно оприходованной дозы.
  
  
   Священная родовая Гора по воле Эрлика наделена множеством магических свойств и возможностей.
   Она поставлена старшей на том месте, где стоит, вовсе не случайно: силы и возможности Горы даны ей, дабы контролировать (говоря канцелярским языком) "подведомственную территорию".
   Если Священную Гору правильно попросить, Гора исполнит желание, ибо обладает способностью производить на свет самые разные вещи, необходимые для повседневного человеческого бытия тех, кто живёт вокруг.
   Словом, Священная Гора есть Изначальное Существо, надёленное "базовыми" (магическими и хозяйскими) качествами.
   Взять, например, "двери Горы". Весной они открываются, выпус­кая на волю животных и птиц. Тогда положено сказать так:
   - Гора пуговицы расстегивает! Спасибо, Гора, хранилище жизни, сосуд, в котором жизнь заключена до определенных сроков, охранительница всего живого, стоящая стражем вечным у границ Бытия от начала веков до скончания времени!
   Естественно, кое-что говорить-рассказывать вообще нельзя, кое-что - можно, но лишь иносказательно, а уж остальное - додумывайте сами.
   Намекаю.
   Священная Гора наделена правом самостоятельных решений. Боги дали ей функции Хозяйки, судьи и арбитра в делах между всеми, живущими в юрисдикции Горы, как территориальной, так и магической.
   Боги ведь Священной Горе тоже дети.
   Даже сам Владыка Алтай выходец из Горной Братии, "дослужившийся" до статуса Главнейшего Покрови­теля земной природы и человеков.
   Едем дальше.
   Зависимость людей от Священной Родовой Горы полная и безус­ловная.
   Хозяин (или Хозяйка) Горы не допускает каких-либо отступлений или наруше­ний со стороны находящихся в этих местах людей; причем не только по отношению к себе, но и к зверям, растительности, огню и всему ос­тальному.
   Именно Гора выделяет среди всех, живущих в округе, людей тех, кому суждено быть шаманами, даёт им бубны и покровительствует во время камланий.
   Но, одновременно, даёт Гора шаманам и особый, в тысячу раз более сильный, чем у людей непосвящённых, страх.
   Это ведь только незнающие полагают, что бояться нечего; знающие же призваны не дать страхам людским явиться в мир людей той явью, от которой, поверьте, мало - никому не покажется, для чего, собственно, и обязаны с каждым страхом на свете быть знакомы лично и во всех подробностях.
   Теперь немного о Духах Гор, их статусе и обязанностях.
   Ту-ээзи наблюдает за поведением женщин, живущих поблизости. Женщин просто так на Священную Гору не допускают. Находясь в пределах види­мости Священной Горы, каждая женщина обязана покрывать голову, как и в присут­ствии мужчин, старших родственников мужа.
   Ни одна женщина не имеет пра­ва произносить вслух собственное название Священной Горы: по древнему закону замужняя жен­щина всегда является чужеродной в сеоке мужа, и ее прикосновение к такой святыне, как родовая Священная Гора, не может остаться безнаказан­ным.
   Именно за нарушения табу Гора наказывает женщин болезнями.
   Хозяином всех горных вершин Алтая считается Алтай-ээзи. Его по­читают на Алтае везде и во многих местах могут показать ту Гору, где он обитает. Как правило, это самая высокая Гора, хотя, порою говорят, что Ал­тай-ээзи может жить и на ледниках, и в пещерах.
   Духи-хозяева гор все­могущи и милостивы к людям. Но, как и все земные духи, они могут на­казать человека за нерадивость: наслать бурю или ненастье, уничто­жить скот, лишить охотников удачи. Чтобы умилостивить Хозяина Го­ры, его угощают молоком и чегенем (кисломолочный напиток из переб­родившего коровьего молока), закалывают для него белого барана, складывают в виде горы-пирамиды сыр. К Хозяевам Гор обращаются с благопожеланиями-алкышами:
   - Бронзовая гора, Кулер-туу, которую не обходит солнце! Золотая гора, Алтын-туу, которую не обходит луна! Да сделайте так, чтобы в нашу пуповину грязь не набивалась! Да будет так, чтобы на ресницах наших не было слез!
   Магической силой обладают не только горы, но и некоторые кам­ни.
   Например, шаманы могут влиять на погоду при помощи камня jaAa-таш. Алтайские камы вызывают при помощи такого камня дождь во вре­мя засухи и хорошую погоду, когда стоит затяжное ненастье, а то и помогают добиться успеха в военных делах и набегах. Для этого камы просили jaAa-таш наслать холодный дождь с ветром и снежную бурю на врагов.
   Что, собственно, и происходило.
   Находят jaAa-таш во внутренностях животно­го. Действие его ограничено во времени. Для вызывания плохой погоды камень перед ритуалом опускают в реку.
   Естественно, сила камня постепенно ос­лабевает и ее нужно восстанавливать. Ослабленный jaAa-таш вкладыва­ют в распоротое брюхо живой птицы, дикого или домашнего животно­го. От этого камень "начинает дышать" и получает свежую жизненную силу.
   Можно сказать, что на Алтае нет просто гор. Каждая гора имеет имя, характер, за многими тянутся шлейфы легенд, поверий, преданий. У одной горы вершина часто закрывается облаками. Другая - непривет­лива к пришельцам, встречает их непогодой и камнепадами. Силуэт следующей горы напоминает голову богатыря в шлеме. Эта похожа на верблюда, пьющего воду. Та выглядит, как огромное чудовище, а вот с вер­шины дальней горы слышится завывание в ветреную погоду...
   И если го­ра явно выделяется среди других вершин, она попадает в разряд Ыйык-ту.
   Вот только на наш с вами язык подобное обозначение не переводится.
   Так что, для простоты, давайте договоримся: пусть неким условным переводом будет, всё-таки, привычное нашему русскоязычному уху словосочетание "Священная гора".
   Если в силуэте горы узнаются очертания храма или пирамиды, то это - вообще знак особый, что, само собой разумеется, есть прямое обращение Богов к людям.
   Вот, пожалуй, и хватит.
   Зачем говорить лишнее?
   Хотя, извините. Я, кажется, ОБЯЗАН объясниться ещё в одном важном вопросе.
   Утилитар­ный рационализм убеждает нас: гора - это всего лишь нагромождение скал и камней. Мифология видит в горах, устремленных к небесам, до­рогу в небо. И чего удивляться, если вдоль такой дороги, понятное дело, обитают самые сильные существа земного слоя?
   Это вполне разумно: с этих позиций Гора становится при­родным храмом, местом, где человек может легко и свободно общать­ся с духами.
   При этом, однако, я рекомендовал бы вам, читатель мой, обратить внимание вот на что.
   Следует чётко понимать и всегда помнить: Гора не только храм жизни. Гора есть всегда и при любых обстоятельствах усыпальница мерт­вых: с древних времен правильные люди хоронили на её склонах своих умер­ших.
   Таким образом они возвращали Духу-Хозяину Горы тело того, кого Гора когда-то выпустила из своих дверей в этот мир.
   При этом двойник че­ловека (если только человек этот не был шаманом) отправляется по горной дороге, устремленной к небесам, в своё главное дальнее путешествие.
   В иные миры.
   В иную жизнь.
   А теперь, прямо вот с этого места, давайте продолжим дозволенные нам речи и сказания.
  
  
   Глава восьмая
   Лиса и другие
  
  
   Всё закрутилось, полетело куда-то, а потом, когда на тверди земной закончилась качка, ему почудилось, что в его объятьях какое-то неземное существо.
   Костя не испугался.
   Зачем ему было пугаться?
   Удивление и любопытство - вот что произошло с ним.
   Для одних людей "ничему не удивляться" - напуск, поза: вот, дескать, мы какие: ничем нас не проймёшь!
   Для других - естественное состояние притупленного равнодушия, которое, кстати, иногда дорогого стоит: лучшей защиты от напастей и проблем придумать сложно; но и плата, впрочем, тоже не малая: мир как-то проходит мимо, но при этом сам человек равнодушный делается только умнее и рациональней в равнодушии своём, пока, наконец, само удивление, как первопричина познания, окончательно не сменится другой формой оценки мира: это в глубине угрюмого и упрямого одиночества, в норе опустевшей души медленно зреет ненависть.
   Кто-то не удивляется осознанно, признав данный аспект бытия как бы вовсе лишним. Этакий принцип неучастия ни в чём и никогда, как форма оптимальных отношений, чёткое правило поведения при встрече с новым аспектом постоянно меняющейся и поражающей тем самым действительности.
   А вот Костя, он не удивлялся именно потому, что всегда оказывался внутренне открыт постоянной готовности допущения: всё возможно! Мир, жизнь, природа и люди неисчерпаемы и непостижимы до абсолюта.
   - Ну, и кто же ты такая? - Спросил Костя.
   - Обыкновенная лисица.
   - Оборотень, что ли?
   - Фи, мой Капитан! Зачем же так грубо? И вообще: где ты видел оборотней? Откуда такое средневековье во взглядах прогрессивного милиционера? Никаких оборотней нет. Есть только многосущностные индивидуумы поливариантного энергетического типа существования.
   Костя только крякнул, на что Лиса ехидно захихикала и потёрлась об него мордочкой.
   - Каждый человек имеет своего животного двойника. Слышал про такое?
   - А что, должен был?
   - Конечно. Это ведь важно для жизни, мой Капитан. Вот ты: ты у нас кто?
   - Человек. - Костя даже засмеялся. - Просто человек, Лисонька. Самый что ни на есть обыкновенный.
   - Это ты обыкновенный? - Лиса вырвалась из его объятий, и хлопнула себя руками по бокам. - Ты? Вот я счас тебе покажу, какой ты обыкновенный!
   Она схватила со стола чашку, налила в неё воду, поднесла к Костиному лицу, и тихонько подула. По поверхности маленького озерца в чашке пошла рябь, потом вода забурлила, над чашкой образовалось лёгкое облачко, и Костя вдруг увидел в этом облачке самого себя, только...
   Только это был как бы и не он вовсе, а какой-то зверь, сильный и мощный, стремительно бегущий сквозь неведомый, почти сказочный, лес.
   - Смотри! Внимательно смотри! Не пропусти ничего!
   Костя подался вперёд, сердце его стучало уже в такт бегу. Он почувствовал, как хлещут ветки по плечам и рукам. Услышал птиц. Горло и лёгкие оказались полны лесными запахами. Где-то сбоку он почувствовал Тил-ки - Лису, которая бежала с ним к воде.
   Костя радостно зарычал.
   Тил-ки ответила ему на своём, лисьем, языке, но он её прекрасно понял.
   - Скоро? - Спросил он мысленно.
   - Уже! - Отвечала Тил-ки.
   И в тоже мгновение деревья расступились, и открылась вода, и Костя прыгнул, и за мгновение перед тем, как врезаться в воду, увидел своё отражение.
   Он был барс.
   Белый барс с чёрной отметиной на лбу, причём отметина эта была похожа на шрам от удара острым клинком.
   - Я?
   - Ты.
   - Но ведь этого не может быть!
   - Глупый вы народ, люди. От того, что ты забыл дорогу к своему собственному двойнику, двойник этот жить не перестанет. И хранить тебя в твоей судьбе - тоже.
   - Что - тоже?
   - Тоже НЕ перестанет, мой Капитан. Ведь он для этого и появился на свет.
   - А я? Для чего появился я?
   - Ха! Ну и вопросец. Впрочем, этого следовало ожидать. Только откуда маленькой Лисе Тил-ки знать ответ про твоё "для чего"? Спроси тех, кто знает.
   - А кто знает, Лиса? Кто знает?
   Она молчала. Костя ждал.
   - Я в некоторых сомнениях. - Тил-ки горестно вздохнула. - С одной стороны, я, конечно, могу и ответить, но с другой стороны...
   - Что? Да не тяни ты! Говори.
   - Никто меня не целует, вот в чём проблема. А вот если бы кое-кто меня поцеловал, глядишь, я бы и смогла сказать что-нибудь стоящее.
   - Ох, Лиса! Ну, я сейчас тебе задам!
   - Нет, это я тебе задам! - Успела пролепетать бедненькая Тил-ки, а потом только пищала и визжала.
   Это, впрочем, вовсе не означало, что Костя останется без ответа.
   Скорее даже наоборот.
  
  
   Географическое положение Алтая навсегда предопределило его пограничность, и, одновременно, срединность. В глубокой древности именно по Алтаю пролегала южная граница арийского мира, разделяя "Путь Праведников" и "Путь грешников". Где-то здесь спрятана до поры Шамбала, где-то здесь лежит дорога в Царство Света, хотя, вполне может быть, речь идет всё время об одном и том же месте, которое просто называет каждый ищущий по-своему.
   Знал я людей, и не только людей, коим были на Алтае видения с указаниями, как попасть в Сердце Мира, то есть - в самый центр его, который, если верить, опять же, видениям и указаниям, таится в подземных алтайских пещерах.
   Был даже один весьма продвинутый пан-монголист по фамилии Редькин, радеющий за воссоздание Великого Монгольского Ханства. Так вот: именно по Алтаю определял он исконную северную границу своей будущей Монгольской Империи, как отчётливый стратегический плацдарм для полной мировой экспансии.
   Да мало ли.
   Всё ведь зависит только от самого человека.
   Вот, к примеру, исторический и географический Алтай лёг перекрестком между русской землёй и джунгарскими равнинами. Но это внешне, снаружи, так сказать, а внутри...
   Скажем так: для каждого, кто волею судеб оказался связан с Алтаем, обязателен выбор.
   Законная территория борьбы "за".
   Уточнение же того, о каком именно "за" идёт речь, и есть, собственно, жизнь.
   Коренные жители Алтая говорят так: если бы не стучал в свой бубен Великий Шаман, давно бы уже счавали людей Алтая соседи. Но - берегут покуда Боги. Берегут, хотя веками с севера на Алтай надвигается православие, с запада - ислам, а с востока и юга - ламаизм.
   Зачем? Ответ прост и конкретен: какова бы ни была вера твоя, кто бы ты ни был, именно на Алтае скрыто твоё, особое, тайное, но Главное Место Поворота Жизни, откуда и начинается Другой Путь.
   Просто начинается.
   По определению, по факту, обязательно, хочешь ты этого или не хочешь, какой бы ты шаг ни сделал.
   Вот так вот.
   Теперь - опять же, как бы между прочим, о шаманах.
   Сама суть камлания - это искусство перейти границу, дабы быть посредником трех основных миров: Нижнего, Среднего и Верхнего.
   Иначе говоря, Перекрёсток.
   Буквально - точка отсчёта, где одна дорога становится многими, умножение возможностей, тысячи самых разных выборов и тропинок.
   Как с горы можно спуститься в любую сторону, так и Алтай становится неким распутьем.
   - Как плеть расплетенная тянутся хребты твои, хан Алтай! - поётся в старой Алтайской песне. - И не сосчитать путей...
   Куда хочешь, туда и приведёт тебя дорога с Алтая.
   Куда хочешь, только - выбирай.
   От выбора ты, сколько ни пытайся, не денешься ни-ку-да.
   И ещё.
   Так просто.
   Для справки.
   Чтобы, значит, в голове было и не забывалось.
   Владыка Ульгень, по алтайским мифам, никогда и ни при каких обстоятельствах не станет лишний раз вмешиваться в жизнь людскую.
   Он уже сделал своё дело, ибо дал людям закон и наделил их разумом.
   Все вмешательства происходят в основном от Эрлика.
   От Эрлика, дамы и господа.
   Запомнили?
   Тогда - идём дальше.
  
  
   Тил-ки показывала Косте снятую у бабушки Сирануш Саркисовны Вартанян квартирку. Квартирка была маленькая, но очень ухоженная.
   - Правнук жил. - Сказала бабушка Сирануш. - А потом уехал. Я ему говорю: что тебе эта Америка? Здесь лучше. Здесь горы. А он: раз, говорит, в Армению ехать нельзя, то в Америку уеду! И уехал.
   - А почему в Армению нельзя? - Спросила Тил-ки.
   - Э, слушай! Армения очень маленькая, а нас, армян, слишком много. - Бабушка Сирануш засмеялась. - Ты вот, тоже ведь сюда пришла, а? Почему, слушай, не среди своих живёшь?
   Тил-ки быстренько перевела разговор на другое.
   - Очень мне квартира понравилась, Сирануш Саркисовна. Сколько?
   Когда с финансовой стороной было покончено, Тил-ки позвонила Косте, и тот прилетел со всей доступной его "тойоте" скоростью.
   - Девочке трудно без друга. - Констатировала Тил-ки. - А Лисе - Лисе трудно без норки, где она может тихонечко свернуться калачиком. Ну, вот: сразу руками хватают! Прямо и лечь нельзя. Нет, вначале поговорим.
   Тил-ки села, заслонилась большой подушкой, и замерла, обхватив её руками и ногами.
   - Рассказывай.
   И Костя рассказал.
   Случаев пропаж и исчезновений набралось за последнее время куда больше, чем когда либо. Да и вообще, судя по бумагам, полученным от Беренца, вокруг Балагурихи сгущались некие тёмные тучи.
   - Как ты говоришь, фамилия этого, который группу с концами увёл? - Спросила Тил-ки. Голос у неё был такой, словно она вспомнила что-то очень важное.
   - Гуру Воскобойников.
   - Гуру. - Лиса встряхнула рыжей копной волос.- Ну, конечно же, гуру. Точнее, лама: так он себя и звал: Лама Кюртарчи Воскобойников. Вот только почему, к примеру, не Ачарья? Слушай, Капитан, как они выбирают эти свои определители социальной роли? У меня в голове заложен подбор синонимов всех на свете слов вашего замечательного языка. Там на слово "гуру" высветилось "лидер", а потом, сразу, "атаман, босс, бригадир, бугор, вожак, гаулейтер, главарь, звеньевой, командир, комиссар, мастер, наставник, руководитель клуба, папаша, пахан, председатель, старшой, шеф", ну, и так далее. - Лиса поёжилась. - Брр. Неприятный смысловой ряд с такими же малосимпатичными ассоциациями. Чем диктуется именно такой выбор, а, Капитан?
   - Тем, что максимально отвечает предлагаемой форме отношений и цели. Да не морочь ты себе голову! - Костя, наконец, взял себя в руки, а руки спрятал в карманы, чтобы, значит, они не тянулись к чудесному лисонькиному телу. - Все, кто знал этого самого Воскобойникова, в один голос твердят: он искал Путь в Беловодье.
   Тил-ки поморщилась.
   - Вот-вот. Именно. Если уж вляпаться, то в самое скверное. Ничего хуже поиска Пути в Беловодье нам с тобою, Капитан, достаться не могло.
   - А что? Красивая сказка. Беловодье, Лисонька, есть одна из персонифицированных мечт человечества о Райском Месте.
   - Ты серьёзно?
   - Конечно. Между прочим, Лиса, мы, люди, всегда хотим верить во что-то хорошее. Это у нас вроде инстинктивной программы.
   - Хорошее! Да с чего ты взял, мой Капитан, что сказка про Беловодье - хорошая?
   Лицо её сделалось брезгливым.
   - Вот уж не подумала бы, что люди такие наивные существа! Впрочем, - тут же оборвала себя Лиса, - те, с кем нам предстоит иметь дело, умеют напустить туману и заговорить зубы кому угодно. Ладно, Капитан, считай, что я тебе даю оперативные данные на неких злоумышленников. Первичный набор информации, так сказать. А ты уж делай общие выводы.
  
  
   Изначально Беловодьем считалось любое укромное место в горах или в предгорьях. Именно укромное, и никакое другое, ибо никаким другим оно быть не могло.
   После разгрома Джунгарии Китаем в середине XVIII века на территории нынешних Рудного и Горного Алтая (эти названия установились только в 1916 году) образовалась территория, не имевшая общего государственного устройства, твердых границ, что позволяло беглым людям устраивать себе жизнь "без царя и хана". А бежали сюда прежде всего по религиозным мотивам после раскола русской церкви на никонианцев (от имени патриарха-реформатора) и староверов, не принявших этих реформ. Их еще называли старообрядцами, раскольниками, кержаками (выходцы с реки Керженец), чалдонами (человек с Дона) и каменщиками (жившие "за камнем", то есть - за горами).
   Вот, стало быть, пункт первый: Беловодье есть побег, смотри - уход, из мира, якобы, неправильного, в мир, якобы, правильный.
   Теперь - пункт второй.
   Обязательным условием такого "Ухода" был разрыв с этим вот самым "неправильным" миром.
   Полный.
   Тщательный.
   Продуманный.
   Например, общеизвестно, что к чужакам староверы относились крайне недоброжелательно. До недавнего времени в алтайских селах можно было видеть, как раскольник-сибиряк выкидывал посуду, из которой угощал постороннего; но вовсе не для того, чтобы избежать массовых инфекций, даже если предположить, что речь идёт не сколько о заболеваниях плоти, сколько - что важнее! - о поражениях духа.
   Нет.
   Просто каждый, желающий найти своё Беловодье, действительно отрекался от всего остального мира навсегда.
   Поехали дальше.
   Под пунктом три в рассказе Лисы значилась "Беловодье, как подход к жизни и форма знаний".
   Иных.
   То есть, совершенно отличных от всех тех, которые человеку нужны в его обычном земном существовании.
   - Как это? - Удивился Костя. - А разве такие бывают?
   Тил-ки нарисовала в воздухе охранительный знак, и он засветился на мгновение, словно яркое солнышко, по цвету абсолютно схожее с волосами Лисы.
   - Tanr?m, beni koru! Охраните меня, Боги мои! Ещё как бывают. Но для того, чтобы нашлось Ищущему место среди тех, кому знания эти открыты, человек должен найти отречение от любой другой Веры, от семьи и мира, от людей остальных, в Беловодье не идущих. И тогда знания придут.
   Голос Лисы на мгновение дрогнул.
   - Придут, Капитан, хоть это и есть - настоящее страшно. Беловодье, Костенька, это комплекс духовных практик, знаний и учений, направленных на активную подготовку человека к полной трансформации и великому переходу в новое состояние осознания, энергетической формы и способностей.
   - Погоди. - Костя даже головой помотал. - К смерти, что ли?
   - К ней. - Лиса слабо улыбнулась. - К единственно данной избавить человечка земного от всей гнусности, землёю ему уготовленной. Но для этого человечек должен преодолеть определённый личный маршрут, дабы оказаться в системе самых древних обрядов, а, главное, добраться до реальных Мест Силы. Там, в местах этих тайных, расположены энергетические порталы, чётко привязанные к исторической местности. Той самой, красиво именуемой в различных вариантах называния то Агарта, то Бхарата, то Шамбала, то Гиперборея, а то, если угодно, Беловодье.
   - Секундочку, Лисонька. Что-то я не въезжаю. С Местами Силы мне как-то ещё понятно, но смерть... причём здесь смерть?
   - А притом, что без смерти нет инициации. По крайней мере, так считают ОНИ, Костенька. Понимаешь?
   - Честно сказать, не очень.
   - Это потому, что ты слишком добрый, и не хочешь плохо думать о людях, даже если они заслуживают самой ужасной из всех возможных оценок. Вот только удивительно мне, Капитан, что ты подобное качество сохранил, работая в своей милиции. Впрочем, на свете бывают и куда более странные вещи.
   - Слушай, Лиса, не морочь мне голову. Что значит "без смерти нет инициации"? Кто такие "они"? Почему кто-то обязательно должен умереть? И, главное, ради чего? Объясняй.
   - Всё просто. Они есть те, кто извечно меняет один порядок вещей на другой. В вашем языке полного аналога нет, а мы зовём их Дябыс Тарни: Чужие Боги. Причём, чужие именно нам, с вами в контакте живущим, для того, чтобы вас, человечков, пасти и охранять, сотворённых и приставленных.
   - Значит, они Чужие и для людей. Я правильно понимаю?
   - А здесь уж решает каждый сам, лично. Собственно, про решение и речь. Я по поводу твоего вопроса о смерти. Каков выбор, такова и процедура посвящения. Путь Беловодья представляет собой именно Путь и именно Посвящение. Он - поэтапная система изменений человека, всяко там разно направленная на расширение осознания и максимальную реализацию личного потенциала. Для этого предлагается, ну, например, объединение с природой и планетой, приобщение к ведической мировой культуре, активизация работы энергетических центров, и так далее. А в качестве результата обещано обретение личной силы и могущества. Теперь представь: всё получилось, как они обещали. То есть, инициация произошла, и появился абсолютно другой человек. Новый. Так?
   - Да. И что?
   - А то, что для появления этого нового необходимо убить старого. Пиф-паф, ой-ёй-ёй. Уничтожить. Искоренить. Заменить на.
   - Ага. Это я читал: жрец убивал в мальчике мальчика, чтобы родился взрослый воин племени.
   - Именно. Таким образом, в сознании инициируемых формируется новая мифологическая реальность.
   - Но ведь смерть здесь ненастоящая. Символическая. Да?
   Тил-ки улыбнулась.
   Тил-ки погладила Костю по щеке мягкой лапкой.
   Вот только улыбка у неё была такая, что Костя вдруг отчётливо понял: в данном конкретном случае между смертью символической и реальной никакой разницы нет вовсе.
  
  
   - Ты видишь её?
   - Да, Господин.
   - Ты идёшь за ней?
   - Всё как ты приказал мне, Хозяин.
   - Ты готов убить?
   - Это мой долг, о, Великий.
   - Хорошо. Там у меня есть один человечек по имени Ром. Он служит за горсть чёрного порошка, и лишь порошок даёт ему счастье. Найди его. Ты станешь ему спутником и тенью, ты войдешь в него, чтобы занять место души, которую я забрал у него. Но помни: он слаб и прогнил больше, чем это возможно для человека. Дерево, изъеденное червями, хранит только форму, а в остальном - труха. Будь же отныне той силой, что сохранит его для исполнения воли моей.
   - Вечно буду служить тебе, Владыка! Славлю тебя!
   - Да, и ещё. Лиса хитра. Но и у Лисы есть слабое место: она слишком любит любовь. Знай же: я желаю видеть её среди слуг моих. Я дам тебе самую короткую дорогу наверх, иди по ней, до первых лучей первой звезды найди Рома и исполни волю мою!
   Эрлик вырвал из бороды волос, и легко подул на него.
   Волос завертелся среди ветра, рождённого из дыхания Эрлика, и полетел по Подземному царству, пока не лёг среди камней и кипящих огненных рек; а там, где лёг он, засеребрилась тонкой упругой нитью Дорога.
   Та самая дорога, которую и обещал своему верному слуге Владыка Эрлик.
   Короткая дорога наверх.
  
  
   Люди всегда бежали от чего-то: от фараонов и царей, от гонителей веры и поработителей-захватчиков.
   История с побегом на поиск Беловодья мало чем отлична от всех прочих теорий и практик всех на свете других попыток побега с точки зрения власть имущих.
   Естественно, любые власти, что царские, что коммунистические, устраивали на возжелавших убежать всяческие гонения. Есть ли разница для раскольника, кто по его душу с винтовкой ныне послан: казаки или энкеведешники? Да никакой.
   - У вас, людей, - голос Тил-ки полон жалости, - на всякую ерунду обязательно найдётся либо оправдание высокой целью, либо проверкой на силу веры. Вот и с Беловодьем так же, Костенька. Они, бегуны эти, в самом деле, считали, что на Духовный подвиг идут. С моей точки зрения, именно это и есть самое страшное. Какой там подвиг? Подвиг - это жить, а умереть, Костенька, умереть это не подвиг вовсе, а дурость. Нет в смерти ничего, кроме смерти. Разве нет?
   - Не знаю, Лиса. Может быть. Но мы ведь тоже не все одинаковые. Кто-то, наверное, тебе бы сказал: а как же без идеи высокой? Как без веры и подвига веры этой в утверждение? Но всегда найдутся и другие. Они только покивают на слова твои умные да правильные с согласным видом, а сами - сами, с каждого, кто мимо пойдёт, мзду возьмут. Вот, погляди: объявление в газете, так там прямо и написано: "ПУТЬ К СЕБЕ. Обряды и Таинства Школы Истинного Пути производятся с помощью огня и воды, определенной требы, специальных ритуальных мантр, заклинаний и упражнений на мощнейших энергетических порталах (пирамидах) Учалинского района Башкирии. СТОИМОСТЬ ТАИНСТВ - ДОГОВОРНАЯ".
   - А она всегда - договорная. - Тил-ки тяжело вздохнула. - Без договора никак, но по договору и плата. Можно было отшельничать, в залог очищения души обрядившись во власяницу и железную цепь, надетые на голое тело, выбросив ключ от цепи этой в самую глубокую пропасть. Или - совершить показательный акт "святой кончины" путём личного и/или группового самосожжения. Вот и горели скиты потаённые. Вот и гибли сотнями в огне те, кто надеялся таким путём попасть в мир Счастливый, освободившись от грехов мира этого. Потому как именно такова и есть, мой Капитан, Дорога в Беловодье. Потому, что именно такова, Костенька, и есть плата.
  
  
   Слуга Эрлика шёл по волосяному мосту. По мере приближения Среднего Мира, он всё больше ощущал возвращение человеческой своей сути, давным-давно утраченной, а вместе с нею медленно, но неотвратимо, возвращалось Одиночество.
   Некогда был он на земле мудрецом. Книги его были столь популярны, что любой школьник при слове "атеизм" тут же называл его фамилию.
   То было славное время его личного Атеизма, время великого сомнения, истового богоборчества, умного отрицания Бога, идейной переоценки всех ценностей.
   Потом что-то сломалось. Нет-нет, не в идеях, не в мире, а в нём самом, таком умном язвительном говоруне-философе.
   И наступило время несчастное, когда истощились в нём сами источники отрицания, ибо вдруг в одночасье понял он про себя: нет больше ничего, кроме страха Смерти.
   Ничего вообще.
   Но надо было жить.
   Он был действительно умён, этот будущий слуга Эрлика, ибо почти сразу вычислил главное: Страх Смерти не есть Страдание, он есть Несчастье.
   Разница архи существенна! Несчастье и Страдания есть процессы разнонаправленные. Страдающий не только страдает, но иногда и искупает прошлое. У Несчастного же нет ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Страдающий может преобразовать свои муки в понимание причин или поступок, как некогда сын плотника сумел преобразовать их в Крест Христов, и тогда страдание становится чем-то самым высшим и драгоценным. Несчастье же по сути своей означает "не участие", то есть - изоляцию, оно уводит в полное одиночество, разъединяет со всем земным и небесным миром.
   Значит, нужно было что-то делать с мирами, с самим представлением о прошлом, будущем и настоящем.
   Повторю ещё раз: он был действительно умён, и он придумал для себя новое интеллектуальное поприще: стал писать книги для юношества, объединённые этаким игривым термином "Просвещение". Буквально говоря, он перешёл от смерти Бога и человека к смерти времени и пространства, тщательно переводя на язык подростка хитро подтасованные термины эстетики и философии, подчинив их общей теме "агонии реального мира".
   Ему удалось создать полупрозрачные марионетки, красивенько несущие таблички с игровыми именами: Пушкин, Ленин, Маркс, Хайдеггер, Вольтер, Сартр, Бердяев...
   По книге в месяц, почти двадцать лет.
   Вот так-то.
   Множество личностей, с ярко выраженным индивидуальным значением, чётко обозначенным, как мы уже и говорили, табличкой. Толпа их торжественно шла через умы детей, оставляя там именно свои картиночные оттиски.
   В этом "новом" его формате мира царствовал придуманный им для этого мира универсальный закон "Вечного Учителя Человечества". То есть, как бы есть такие люди, которые никогда (и это главное!) не умирают, ибо они остаются в виде вечных истин.
   Внешняя цель его была проста: внедрить в мозги, души и сердца своих читателей идею своей принадлежности к числу этих Учителей.
   А вот глубинная, внутренняя, и, извините за выражение, тайная цель, выглядела куда, как серьёзней, и столь же серьёзно была реализована.
   На самом деле, это его личный Страх Смерти и его личное Несчастье, медленно расползались по душам читателей.
   Правда, был один неприятный нюанс.
   Всё бы хорошо, но те, кого он упомянул в своих просвещающих книгах, стали его преследовать по ночам. Они приходили, полумертвые и полуживые, толпились у него в голове и сердце, мучительно кукольные. Каждый поодиночке, отгороженный от всех остальных своей цитатой, заменяющей реальную жизнь.
   Как и он сам.
   Так одно Несчастье сменилось другим: страх телесный, разъев мозг, как рано или поздно ржавчина обязательно разъедает даже самый защищённый всякой антикоррозийной хитрой дрянью механизм, нарушил целостность мира.
   И мир стал утекать.
   Медленно, но неотвратимо.
   Стало ещё хуже. Теперь будущий слуга Эрлика словно бы перестал существовать в реальном мире вообще, и люди больше не интересовали его, и события как-то скользили мимо. Он лишь фиксировал некие оттенки своего одиночества, и всё: вот студенточка, вот коллега, вот звонок от сына, вот день рождения был, год пролетел, двенадцать книг вышло, только - опять и опять! - результат умножения ноля на ноль равен нулю, и никак иначе. Мир никогда не был столь точечно тесным, малым и скученно-скучным. Его мир, где в тесноте люди-монады закрывали свои последние окна и двери.
   "В аду, - говорил некогда Святой Макарий Великий, - люди привязаны спинами и не могут видеть лиц друг друга".
   А потом, гораздо позже, из темноты души своей бубнил мрачный и постоянно перечитываемый Фёдор Михайлович:
   - Ад есть невозможность возлюбить. Несчастье Раскольникова (смотри намёк в фамилии!) суть его откол от людей, раскол в душе, и, как результат, полное одиночество...
   Оба, впрочем, свербя изнутри мозга, вызывали жуткое раздражение.
   Хотелось рвать книги, плюнуть Макарию в его все понимающие очи, а Фёдора Михайловича оттаскать за бороду.
   Вот тогда-то он и написал первый свой романчик в жанре остросоциальной фантастики, где, на самом деле, смонтировал и привнёс в читателей своих Структуру, даже не скрывая особенно, чего именно Структура привнесена.
   "Ab Inferno" назвал он романчик свой.
   "Из Ада", если переводить дословно.
   Там некие герои претерпевали активное удаление от естественной (смотри - растительной) жизни, от ее ритмов, восхождения, роста и увядания. Они построили себе Город (= Ад), где и жили-были, вне времени, стерильно контролируемые электронным Супер мозгом, вне смерти, но и, естественно, вне жизни. А вокруг исчезала Ойкумена, ибо всё шло на корм Городу, оставляя лишь умирание лесов и озер, гор и лугов (смотри -- символ всеобщей механизации и искусственности). Но тут, как и положено по факту подобного рода писанин, один из героев находит древнюю рукопись со свидетельствами православных монахов. Там он вычитывает предсказание о подобном вот такому конце времён. Весьма удачно для такого случая сгодилось известное пророчество преподобного Нила Мироточивого (Афонского), особливо страница 85, где, как известно, писано в пафосе истовом дословно следующее:
   "Иссохнут на земле растения, дерева дубравные и все кедры, от морского жара все иссохнет, жилы водные иссохнут; животные, птицы, пресмыкающиеся, все умрут".
   - Да мы ж в Аду! - Понимает герой, и незамедлительно вступает в борьбу с Супер Мозгом, и, естественно, побеждает его, и, само собой, рушит город, и, что вполне предсказуемо, выводит всех своих остальных несчастных к опять чисто природной жизни.
   Роман оказался востребован и популярен.
   Читатели возжелали продолжений и аналогов.
   И - пошла работа. И - со всей своей ­давно нечеловеческой работоспособностью будущий слуга Эрлика стал "клепать" их, писанины свои, романы и повести, на которые, как выяснилось, подсели уже многие.
   Так что, вскорости тот, о ком говорим мы, был (наконец!) призван к Эрлику на разговор.
   - Молодец. - Сказал ему Эрлик. - Хорошо сработано. Традиционно Ад мыслили существующим под землёю, а ты его на землю, хе-хе. И, главное, очень своевременно, стало быть, сумел ты внедрить идею полезную для Меня: теперь они в себе и житье своём ищут и находят Ад этот ежечасно, и грех считают делом почти обычным. А то и вовсе приемлют за нормы то, что ранее считалось грехом, ныне находя именно в этом самом, хе-хе, для себя и жизнь, и тепло, и мир. В ненасытную пасть геенны огненной падают, теряя себя, а ты им: сие и есть свобода! - Эрлик подмигнул призванному пред очи свои. - Сам-то доволен?
   - Нет! - Пробормотал призванный, сам пугаясь своей решительности и откровенности. - Какое там - доволен! Я ведь хотел только избавиться от одиночества! От страха своего! Но больше всего хотелось мне, чтобы как можно больше людей оказались со мною там, где уже я...
   - А вот за это тебе - вообще отдельное спасибо.
   Эрлик, нужно сказать, вид принял гостю соответственный: шевелюра, усишки и борода клинышком а-ля душка Бердяев; плюс - блуза с беретом, седина благородная, и всё такое.
   - Короче. - Эрлик даже не скрывал приказного тона, так что, контраст говоримого с внешностью, выбранной для беседы, пугал и подчинял собеседника сразу и навсегда. - Будешь отныне при мне. Работу тебе дам по специальности.
   Вот, собственно, по работе он теперь и оказался посланным в мир: придумать и внедрить очередной сценарий очередного Ада, пусть локального, пусть в маленьком городке-курорте, но всё равно - Ада, и Ада самого настоящего.
   А вот одиночество - одиночество он чувствовал чисто по земной привычке, оставшейся от тех давних времён, когда он ещё хоть немного хоть в чём-то, но, всё-таки, был человеком.
  
  
   Потом Тил-ки и Костя долго сидели рядышком за огромным столом, на котором когда-то, в далёкие ныне девяностые годы, два десятка племянниц Сирануш Саркисовны кроили и сшивали бесконечные джинсы-варёнки на продажу, и бесконечно долго вычитывали огромные кипы бумаг, тайком переправленные Павлом Марковичем Беренцом.
   От бумаг веяло страхом.
   Но это пока ещё был страх одного только Баренца.
   Вдруг Тил-ки резко встала, и чуть ли не отшвырнула от себя кипу очередных бумаг.
   - Эй, Лиса! Что это ты? - Костя ласково погладил рыжие её волосы.
   - Я? А что - я? Не во мне дело. Дело, Капитан, в общей картинке. График, так сказать, и комментарии к нему. На вот: посмотри. И вот этот. А ещё - отчётец! Вот он, самый верхний лежит. Читай, Капитан. Внимательно читай. А я - я кофе хочу. - Голос у Тил-ки был действительно усталым. - Обоняние у меня уже не то, что лет триста назад, но унюхать беду старая лиса ещё вполне может.
   - Беду? - Костя сделал вид, что удивился.
   Лиса показала ему язык, выключая тяжело дышащую кофеварку и одним длинным жестом сливая содержимое прозрачной колбы в ярко-красную керамическую кружку для себя, а для Кости - в ещё более пузатую и большую кружищу с надписью "Altay - bizim ev".
   - "Алтай - наш дом", - автоматически перевёл Костя. - Спасибо.
   - Да ладно. - Тил-ки отхлебнула раскалённый напиток и блаженно прикрыла глаза. - Всё труднее этой самой старой лисе, о которой я веду речи, иметь дело с эти вашим так изменившимся миром. Слишком много совершенно ненужных запахов, - Пояснила она. - Сплошная вонь: вот что такое этот ваш новый мир. Я справляюсь, Капитан, но я устаю. А зачем такому славному рыцарю такая усталая девочка? Не нужна. Он её не хочет. Ведь не хочешь?
   Костя хмыкнул, не прерывая чтения и пития кофе:
   - Кое-кто напрашивается на комплимент. И кое-кому я нашлёпаю по попке.
   - По попке? - Восхищённо переспросила Тил-ки. - Какое заманчивое предложение...
   Она мгновенно отставила кружку, встала навытяжку, и приложила руку к голове.
   - К службе готова!
   - А может, тебе форму выдать? - Костя дочитал, и поднял глаза. Глаза были злые, и совсем не подходили к легкомысленной пикировке. - Погончики, там, фуражечку... вот только дубинку резиновую не дам. Ты с этим атрибутом власти ещё обращаться не научилась.
   - Я? Ну, знаете, Капитан! Это уже прямо оскорбление моего многовекового женского опыта! Я прямо вся негодую.
   Однако дальше пикироваться как-то не получилось. Костя дочитал последнюю бумажку, и аккуратно отложил её в сторону.
   - Что скажешь? - Спросила Тил-ки уже совсем серьёзно.
   - Всё сходится. Тут Содом, там Гоморра, левее - Армагеддон, а посередине - Апокалипсис в собственном соку. Если, конечно, верить вот всем этим, - Костя разгладил на столе листки, - столь аккуратно подобранным документам, то получается чистой воды конец света.
   - Конец света. - Лиса задумчиво теребила рыжий локон. - Подумаешь, конец света. Не бери в голову. Поверь мне, миленький: это не в первый и не в последний раз. Стрелка вверх, стрелка вниз. Сжатие - взрыв, катаклизм - новая жизнь. Что однажды началось, то обязательно должно кончиться. Естественные, так сказать, законы развития.
   - Законы! -- Немного сердито передразнил Костя. -- Вот ты, к примеру, много думаешь о законах, когда у тебя под хвостиком кое-что огонёк зажигает? О законах, Лиса! О мировых таких законах и устройстве мира! А? Или - это я тоже так, к примеру спрашиваю: что тебе до законов, когда грозит лично тебе, тебе, понимаешь, ЛИЧНО ЛИСЕ ТИЛ-КИ, опасность в виде, ну, не знаю, врага какого-нибудь исконного, которому кроме как твоей смерти ничего в мире не надо? Что тогда, Лиса?
   - Монха. - Тил-ки показала страшную рожицу. - Гроза Лис, истребитель нашего рода. И ты прав, милый! Обычно в такие минуты как-то не до законов. Всё сгодится, лишь бы пронесло беду мимо - тьфу, тьфу, тьфу! - не покинь меня, моя удача! Спастись хочу! Только спастись!
   - Точно так. А всё потому, что мы, люди, как и вы, первосущества, привыкли рассчитывать на себя больше, чем на какие-то там законы.
   - И это говорит мент. - Тил-ки укоризненно покачала головой. - Стыдно, батенька! Вы же должны пример показывать, а не подобным вот образом всячески оправдывать противоправные и анти законные привычки несознательных граждан.
   - Именно, что пример. - Костя взял из кипы бумаг самый яркий график. - И именно показывать. Извольте, так сказать, обратить внимание. Удивительное рядом! Вот эти две кривули, Лисонька. Красная и зеленая. Соотношение роста количества стихийных бедствий и климатических катаклизмов. Средняя прогнозная величина и реальное положение вещей. - Костя показал карандашом. - Гляди. За годы прошлые - всё тип-топ. А нынче? Такое, понимаешь, ощущение, что кто-то вмешался, и...
   - А по соседям ты посмотрел? - Тил-ки читала внимательно, и графики изучала самым тщательным образом.
   - Посмотрел. У них всё иначе. Нигде такой фигни нету, только, понимаешь, в территориальных границах Курорта Балагуриха имеет, так сказать, место, обозначенное расхождение, и оно все время увеличивается. Больше того: у Шабардинцев за Хребтом и казахов с китайцами, до которых, кстати, тоже - не пол лаптя по карте, а совсем даже два шага! - красная и зеленая ведут себя смирно, ползут согласованно, развиваются вполне понятно. А у нас...
   - У нас просто атас. - Тил-ки отхлебнула кофе. - Человеческий фактор? Дурость от широкой души, бардак и всё такое? А, Капитан?
   - Если бы. - Костя тоже взял титаническую свою кружищу и отхлебнул уже остывший кофе. - Человеческая наука давно уже дама взрослая, и на ерунду типа "виновность людская" не ловится. Погрешность тут обсчитана заранее, и алкоголизм тридцати семи процентный учтён, и дураки с разгильдяями, и случайность-нечаянность во всех её глупых национальных видах. Нет, красотуля. Речь может идти только о, например, такой вот странной штуке, как... - Костя поставил чашку. - Помнишь, ты рассказывала про ВАШИ дела? Когда-то кто-то, не будем уточнять, кто и когда, поставили некие защитные, скажем так, сооружения. Поля. Системы. И вот - приходит время, вся эта конструкция изнашивается, ибо ничто не вечно, а заменить нечем. Что тогда? Типа, как в Чернобыле: кошмар и ужас, хаос и бессилие, катастрофа локально-вселенского масштаба. Что скажешь?
   - Молодец, Капитан. Я тоже об этом сразу подумала, но сформулировать чётко, как ты только что, никогда бы не смогла: естественный износ защитных сооружений. Только один нюанс. Древнейшие, если что, с подобными штуками разбираются без, - Лиса подмигнула, - участия нас. И, - она мило улыбнулась, - особенно, не сочти за хамство, без участия вас. Потому что вы Костенька, ещё ма-а-аленькие.
   - Это да. - Костя сделал длинный глоток. - Подростки, блин. Целое человечество кошмарных подростков.
   Тут он что-то такое заметил, и пристально посмотрел на Тил-ки.
   - Так-так. По твоему, Лиса, носу вижу: на сегодня сюрпризы не кончились, да?
   - Да. - Тил-ки поправила юбочку жестом провинившейся школьницы. - Есть одна версия. Давай представим себе, что кое-кто из людей вздумал поиграть в Господа Бога. И у этого кое-кого в отношении нашей и вашей общей Балагурихи имеются, скажем так, некие свои собственные планы. И, что особо хочу подчеркнут, планы самого радикального свойства. Глобальные такие. Как ты говоришь? - локально вселенского масштаба? Вот-вот.
   - А можно поконкретней? - Костя отставил чашку. - Что-то я от этих загадок уже приустал.
   - Куда уж конкретней. Прикинем, чьи в чём интересы, составим списочек... Тем паче, Капитан, что всё ж у вас и у нас тут в Балагурихе на виду. Имеем налицо организованные мероприятия? Значится, нужно искать организующих. Ага! По глазам вижу, Капитан: вот уже и всплыли у тебя конкретные имена, знакомые фамилии и связующие всё в единую картину даты!
   - Недоказуемо. - Костя хмыкнул. - Хотя, признаться, вполне реально.
   - Расследование? - Тил-ки подмигнула. - Я и ты, а?
   - Нет. - Ответил Костя. -- Нет, Лисонька. Потому что - никакого явного криминала. А я - я ведь обязан плясать от фактов. Понимаешь?
   - Ещё бы. Как не понять? Правда, у нас с этим проще. Чуть что - ахтунг! Проснулся Дух Горы? Жди обязательных неприятностей. Причём, обрати внимание: заранее известно, каких. Значит, - что? Правильно! Вперёд, гвардия! И вот уже старая Лиса бежит спасать мир. Однако тут вдруг выясняется, что назначенный ей в помощники человечек, ей как бы вовсе и не помощник. Прецедента человечку нету! Типа, вот когда миру совсем кабздец настанет, тогда он, человечек этот...
   Костя проворно обнял Лису, и прикрыл её рот ладошкой.
   - Да я ж разве против - помогать? Никоим образом! Я даже готов представить дело так, будто уже доказано: искомое преступление имело место как таковое. - Костя убрал ладошку и чмокнул Лису в губы. - Мы ж ведь завсегда можем в самой крутой команде самого крутого московского олигарха отыскать самого НЕ крутого человечка. Преступничка, Лисонька, прямо, так сказать, на момент совершения им противоправных поступков. Да мало ли, что. Наркотики, например, вполне даже частое явление среди развращенного тамошнего бомонда при всём его гламурном оформлении. Или, вот ещё, тоже бывает, знаешь, довольно часто: сладкоежки всякие, до мальчиков - девочек не совсем совершеннолетних шибко падкие. Мы ж не брезгливые, Лисонька, да? И вполне ради большого дела можем. Или нет?
   - Можем. - Тил-ки широко улыбнулась. - Больше того: мы это обязательно сделаем. Только чуть-чуть попозже. - Она лукаво посмотрела на Костю. - Что-то у меня от интеллектуальных перегрузок возникли срочные потребности. Надеюсь на некоторое участие господина офицера.
   - Дык, на то ж мы и поставлены бдить за решением проблем граждан. - Костя обнял Тил-ки ещё крепче. - Под протокол или чисто на взаимодружественной основе?
   - А это уж как получится, - пропела Тил-ки, и прыгнула к нему на колени. - Хотя я думаю, один раз так, а один раз этак!
  
  
   Глава девятая
   Радиационный мутант Галина
  
  
   Любимый мужчина Галины Геннадьевны Ефимовой, энергист Юмашев, исчез из мира живых два месяца назад. Он, как обычно, отправился на Волчихинский Кряж: набирать силу (как это он называл). Место было выбрано отнюдь не случайно: в среде практикующих окрестности горы Волчихи и речушки с таким же названием пользовались славой "заряжающей точки". Там, по словам Юмашева, сходились какие-то поля, но Галя в этом ничего не понимала и понимать не желала. Главное было то, что Юмашев уехал и больше не приехал. Она ждала до сих пор. И вот...
   Галя проснулась среди ночи от ощущения, что в комнате кто-то есть.
   - Нервы, Галя. Тебе пора лечить нервы. - Сказала она сама себе и зажгла свет.
   Напротив кровати в стареньком кресле сидел Юмашев.
   - Ты!
   - Я. Извини, что без предупреждения.
   Голос у него был какой-то неправильный. Холодный.
   А ещё - ещё слова получались у Юмашева с трудом, словно что-то мешало ему говорить внятно и отчётливо.
   - Погоди! А как ты вошёл? Я же замок сменила.
   - Я и не входил, Гала. Ты имеешь дело с призраком.
   Нужно сказать, что у Галины Геннадьевны было одно замечательное и очень редкое качество: она практически ничего и никогда не боялась.
   - Пугалка у меня атрофирована. Радиационный мутант. - Шутила она, но при этом, как ни странно, говорила чистую правду.
   Папик Галины в чинах от лейтенанта до подполковника служил на совершенно секретном, нигде никогда не зафиксированном документально, хитрожопом полигоне под Семипалатинском, и, родив дочу, наградил её целым набором жизненных подарочков, в том числе, и полным отсутствием этой самой, свойственной всем обычным людям, пугалки.
   Поэтому-то, так и не испугавшаяся, Галя просто встала с кровати и, как была голая, просто подошла к Юмашеву: проверить.
   Он и вправду оказался призраком. Рука проходила сквозь, да и само тело вблизи было практически прозрачным.
   - Так. - Сказала Галя, садясь напротив. - Рассказывай.
   Призрак-Юмашев понуро развёл прозрачными же руками.
   - А что рассказывать? Дурак. И компенсация энергий - чистой воды авантюра. При сеансах зарядки на Волчихе я слишком много брал у камней и леса. Пришлось отдавать. В результате - сама видишь.
   - Вижу.
   Галя, при всей дикости ситуации, сохраняла абсолютное спокойствие.
   - Что можно исправить? - Спросила она.
   Призрак-Юмашев вскочил, и стал, по привычке прошлой своей допризрачной биографии, бегать по комнате.
   Предметы Галиного быта просвечивали сквозь белёсый туман, составляющий ныне тело бывшего энергиста.
   - Ты удивительный человек, Галя. - Прошептал Юмашев, чуть не плача. - Я... я ничего не успел тебе дать... ты заслужила другого...
   Галя зажмурилась, и тихо попросила.
   - Прекрати суетиться. Опустись.
   Юмашев послушно приземлил себя на стул. Помолчал. Потом поднял глаза. Глаза светились зеленоватым огнём. Галя поморщилась.
   - Давай, Юмашев, по существу.
   - По существу. - Призрак-Юмашев кивнул. - Да-да, конечно. Нужно вернуть связь между астральным и земным телом. Завязать её снова... понимаешь?
   - Нет. - Галя откинула со лба чёлку. - Ты же знаешь: я умею только конкретно. Мне эта ваша демагогия... Точнее. Подробнее. Кто? Где? Когда? План действий и чёткие инструкции. Просто скажи мне, что я должна сделать, и я сделаю.
   - Оптимальнее всего совершить специальный обряд в том же месте, где произошёл разрыв энергий астрального тела с телом земным. Но это всё не главное. Главное - найди Костю. Найди! Слышишь? Он должен...
   Но тут в комнате возникли ещё два призрака. Первый выглядел, как борец сумо с головой кабана, второй - как огромный орангутанг, но с лицом ангелочка-блондинчика из голливудской мелодрамы.
   - Иди с нами. - Проревел ангелочек.
   - Арестование. - Нежным голосочком пропел кабан. - HДnde hoch!
   - Костю... - Сипло прошептал Юмашев. - Он знает... к нему Лиса... пусть идёт на Волчи...
   Договорить Юмашеву не дал ангелочек: он накрыл сидящего в кресле своим телом, бросившись на него, как Матросов на амбразуру дота. Кабан последовал его примру с отставанием на секунду.
   - Не сметь! - Закричала Галя, и безо всяких разговоров долбанула по спине кабана первым, что попало в руку.
   Это была минора: еврейский ритуальный подсвечник, присланный некогда школьной, но давно эмигрировавшей на историческую родину предков, подружкой Соней Гольдштейн из Израиля. До сего момента Галя использовала минору только для создания интимности в нужные моменты: семь свечек зазывно горели, освещая стол с цветами и шампанским, а отблески семи язычков пламени красиво играли в хрустале фужеров и на боках глянцевых яблок.
   Сейчас минора, вспомнив, видимо, свою древнейшую функцию - бороться с демонами, сработала по факту этого своего первичного предназначения: все семь чашек вонзили семь своих свечных лезвий в спину потустороннего посланца.
   - Ы-ы-ы-ы-ы! - Из спины пошёл дым, рёв сотряс стены, и кабан растаял.
   Зато ангелочек, оставив свою жертву, повернулся к Гале.
   - Я душу твою выпью. - Пообещал он. - Дура. Во что лезешь, а?
   - Оставь Юмашева, сволочь. Он мой. Ясно?
   - Не. - Ангелочек выпустил из пальцев полуметровые сабли. - Ты кто вообще?
   - Местная. - Коротко сказала Галя. - А ты? - потом у неё в мозгу откуда-то выпорхнула некая давным-давно дожидавшаяся своего часа фраза, годная для таких вот разборок. - Обзовись и ответь за базар. Чей будешь, фраерок?
   Ангелочек хмыкнул.
   - Жаль. Оболочка старая. Стану тобой - будет неудобно.
   - Ах, ты дрянь! - Галя выставила вперёд подсвечник, и по всем правилам фехтования провела красивый укол в грудь.
   Всё-таки, недаром она отдала лучшие годы юношества рапирному спорту.
   - Кандидат в мастера! - Гордо сказала Галя, выдёргивая подсвечник.
   - Хрень. - Ангелочек равнодушно смахнул с груди семь зелёных кровяных фонтанчиков. - Я - М'лех! Мне это плевать.
   - А так? - Галя ловко пнула его в промежность, одновременно воткнув минору прямо в лицо.
   Раздался неприятный хруст. Теперь подсвечник торчал из лица М'леха.
   - Уходи... - Просипел из кресла Юмашев. - Он не есть смертный... он...
   М'лех выдернул подсвечник.
   - Живучий, гад. - Сказала Галя. - Но мы ещё будем посмотреть!
   Она рванула к стене и сорвала висящий там подарочный бубен. Бубен был куплен в Горном Алтае лет десять назад.
   - А это тебе как? - Галя ритмично ударила по гладкому тугому кругу бубна. - Что будем танцевать, ирод? Счас я тя успокою!
   И Галя, повинуясь каким-то неведомым ей ритмам, закружила по комнате.
   М'лех заорал.
   Призрак-Юмашев в кресле стал отчётливо густеть.
   - Он дьутпа. - Голос Юмашева звучал гораздо внятней. - Чудовище-сторож. Преторианец из свиты Эрлика.
   Галя играла и танцевала. Бубен пел, не умолкая. Дьутпа М'лех так и не смог сделать свой смертельный шаг в таком маленьком пространстве Галиной однокомнатной квартиры. Он был скован бубном.
   - Кам! - Пророкотал ангелоподобный. - Твой тунур убил меня! - И лопнул, оставив изрядное зловоние и много зелёной слизи на обоях.
   Впрочем, слизь по мере высыхания исчезала, а с вонью Галя легко справилась при помощи обыкновенного сортирного дезодоранта "Яблоневый цвет".
   - Уф. - Галя утёрла со лба трудовой и боевой пот. - Ну, прямь дискотека восьмидесятых! Взопрела вся. Ты там как, Юмашев?
   - Лучше, чем был. Но они за мной всё равно придут. Не эти, так другие. - Юмашев опять стал блёкнуть. - Слушай! Мне нужно успеть до седьмого исхода солнца за круг горы, пока нет над землёю Полной Луны, ибо с полной луною наступает повсюду время полной власти Эрлика. Тогда, Галя, я стану совсем не из этого мира. - Призрак-Юмашев улыбнулся. - Девочка, нельзя баловаться с энергиями. Моя плата, сама видишь, какая. Скажи Косте, что у Волчихи вход. Запомнила?
   - Какому Косте? Ты, Юмашев, будешь жить. Я сейчас вызову скорую. Нет! Я гуру позвоню этому вашему из Бийска. Как его? Выскочило, блин! Как его зовут, Юмашев?
   - Лама Кюртарчи Воскобойников. Это было бы правильно. Имя Kurtar?c? по-тюркски значит "избавитель". Он мог бы освободить меня. Но он не поможет. Его тоже... - Юмашев всхлипнул. - Первым.
   - Бедненькие! Слушай, а если брату моему, а? Может быть, он?
   Брат у Гали был православным батюшкой.
   - Счас! - Галя кинулась к телефону.
   - Не надо... теряем время, Галя! Ты хочешь мне помочь?
   - Да!
   - Тогда передай Косте всё, что я просил. Передашь?
   - Да.
   - Прямо сейчас. Звони. Это очень, очень важно. Я прошу тебя... скажи: вход на Волчихе. Но главное - главное, скажи, что к нему должна прибыть Лиса.
   - Лиса. - Повторила Галя. - Ой, погоди, не тай! Какому Косте? Ты же так мне и не сказал!
   Но Юмашев вдруг резко передвинулся в пространстве, оказавшись между нею и самым тёмным из углов комнаты.
   - Tes-аlim!! - Закричал он в полный голос. - Она здесь ни причём! Ваших посланцев убил я! Я отвечу за всё, и - я иду с вами добровольно!
   В комнате возникли тени.
   Их было много, но ни одной хотя бы в чём-то напоминающей человеческую.
   Тени окружили Юмашева; и Галя, не успев даже вскрикнуть, увидела, как уплотнилось пространство вокруг него, и как исчезли пришельцы мира иного в яркой огненной вспышке.
   Галя в изнеможении села на кровать, сжимая бубен.
   - Костя. Костя... какой Костя? Блин, ну и дела.
   Костя на память приходил только один: её одноклассник, ныне мент, но к нему обращаться Гале не хотелось вовсе. Причина была самая романтическая: ещё в школе Костя отринул её любовные подростковые попытки хотя бы раз поцеловаться.
   - Не мог другого кого! - Посетовала Галя. - Ну, Юмашев! Всегда ты умеешь подложить мне какую-нибудь пакость.
   Бедная Галя даже не представляла толком, что должна чувствовать сразу же после только что произошедшего.
   Вот уж действительно: самая по-настоящему невинная жертва ядерных испытаний на совершенно секретном, нигде никогда не зафиксированном документально, ужасно хитрожопом полигоне под Семипалатинском.
  
  
   Костя стирал и пылесосил квартиру, изредка отрываясь на варку и жарку. Мама уехала к сестре, и Костя считал обязательным навести в доме полный ажур к её возвращению.
   - Барщину отрабатываешь. - Веско сказала Галя. - Нельзя растворяться в домашних делах! Даже самая одержимая в смысле организованности особь не должна зацикливаться на первобытном энтузиазме приведения жилища в порядок. А все эти твои биточки и голубцы? Ты же мужик. Ты должен жрать, а не готовить.
   - Слава богу, Галь, что у меня хватило ума от тебя отбрыкаться в седьмом классе. - Костя сел, закурил и посмотрел на Галю веселыми глазами. - Нет, ты только подумай: кто бы у нас всё делал в доме, стань мы жить вместе?
   - Никто. - Галя тоже села. - Зачем? Бытовые проблемы должны решаться сами собой. Что-то вроде подростковых поллюций: раз - и ты уже проснулся на всё готовенькое.
   - Ой, Галка! Я с тебя уже одурел. - Костя принюхался. - Да это ж биточки! Ёлы-палы! Гори-и-м, православные! - И он унёсся на кухню
   Галя кротко вздохнула. Костя оказался супер, и все её инсинуации были именно по этой причине. Впрочем, Галя сразу же поняла: не тот объект. Без понтов пробовать заловить в сети своего немыслимого обаяния.
   - Сейчас мы их спасём. - Раздался из кухни Костин голос. - Слушай-ка, а куда делся твой этот экстрасенс? Что-то я его давно не видел.
   - Умер. - Галя встала в дверях кухни, подперев косяк. - Только не надо говорить банальности. Ты его не знал, так что - будем считать, соболезнования я приняла. Лады?
   - Нет, не лады. - Костя отложил лопатку, которой переворачивал биточки, и вытер руки. - Как это, умер? Он же молодой был. Галочка, что случилось-то?
   - Ничего. Эти чокнутые поехали медитировать, и там их всех накрыло. Что-то вроде групповой остановки сердца.
   - А где? Ты извини, Гал, но я что-то такое уже слышал. Только это было лет десять назад. Понимаешь, группа из Новосибирска, врачи какие-то. В Горном Алтае вот также в кружок сели духов позвать, и...
   - На Волчанке. Кстати, Кость. Он... - Галя замялась.
   - Что - он? Продолжай.
   - Да я даже не знаю... словом, веришь - не веришь, но он просил тебе передать: дескать, если я сгину, ты Косте Тамышеву скажи: вход на Волчанке. К тебе придёт Лиса. Да, Лиса - с большой буквы. Это имя. Всё.
   - Так. - Костя внимательнейшим образом исследовал пол под ногами.- Значит, именно мне и именно такими словами?
   - Так точно. - Галя поднесла руку к воображаемой фуражке. - Пост сдал! Разрешите идти? - Но сконфузилась, и добавила уже совсем другим тоном. - Всё равно ведь больше я ничего не знаю.
   Костя долго молчал. Потом вздохнул, и тихо сказал Гале.
   - Лиса уже здесь. А вот насчет Волчанки... спасибо. Так и передай.
   - Кому? Ты чо - совсем?
   - Нет. - Костя опять вздохнул. - Я не совсем. Я только частично. А ты?
   - Что - я? - Галя вскочила. - Ты, что ли, ТОЖЕ - из этих? О, Господи!
   - Не кричи. Я не из этих. Я просто тебе сказал спасибо за информацию.
   - Ага. И попросил передать это спасибо трупу товарища Юмашева. Или нет?
   - Нет. Ты это, давай-ка - утихни. Сядь вот на табуреточку, возьми вилочку и - поешь. А я... я счас тут в одно местечко сгоняю, и одного человека привезу. Подождёшь?
   Галя пожала плечами.
   - Ну, и славно! Ну, и здорово! Вот тебе биточки, вот - капустка моя фирменная, вот - вино, белое, да ещё и французское. В бокальчик его, в холодненький, и сок свежий из марокканского апельсина высшей категории! Кушай на здоровье! Я буду через двадцать минут, и мы попируем, как в былые годы. Чао! Не скучай. Я мигом.
   И улетел со скоростью ветра.
   - Всё-таки он классный. - Сказала сама себе Галя, непонятно чему вздохнула, и стала кушать.
  
  
   Тил-ки почувствовала, что Костя обеспокоен. Она сидела в своём закутке перед компьютером и вычитывала какую-то ересь про спасение природы от пестицидов.
   Вдруг её как током ударило.
   - Ой! Мне же надо в горгаз! Забы-ы-ыла! - Тил-ки схватила сумочку и мгновенно исчезла.
   Павел Маркович только крякнул, настолько стремительная попалась ему сотрудница. Впрочем, жаловаться было грех: Алиса успевала всё и везде, работала за троих, и обещала стать со временем хорошим специалистом.
   Тил-ки добежала до угла, и увидела Костину "Тойотку".
   - Привет. Что случилось? - Дверцу она умела закрыть так мягко, что даже хлопка или щелчка слышно не было.
   - Есть новости. У меня дома сидит одна молодая особа. Она принесла довольно странную весть.
   - Ага. - Тил-ки совершенно по-лисьи повела носом. - Судя по запаху, хвостик эта молодая особа перед тобой не поднимала.
   - Ну, знаешь... - Начал было Костя, но сказать Лиса ничего не дала.
   - Знаю, знаю. Вы, люди, у вас, людей, всё иначе, а особенно у тебя! Прости, не смогла сдержаться, была не права, исправлюсь. И - едем, милый, каждая минута на счету.
   Костя резко взял с места.
   - А у тебя что? - Спросил он, ловко выворачивая машину в узких катакомбах дворов.
   - Да так. Нашла ещё три дыры. Но они ни туда, ни оттуда. Не наши дыры, Костенька. Одна к буддистам, другая в православный Ад. - Тил-ки замолчала.
   - А третья?
   - Лучше тебе не знать.
   - Э, Лисичка! Мы ведь, кажется, с тобой договорились. Никаких тайн, или...
   - Ну, хорошо, хорошо. Третья - в Кеф-а-рет.
   - Это ещё что такое? - Костя заложил ювелирный вираж, почти профессиональным дрифтом въехал во двор и остановился. - Объясни.
   - Тоже своего рода место, и тоже для искупления грехов. Только в отличие от геенны или там преисподней христианского типа, в Кеф-а-рет грехи искупают конкретной службой-работой в виде демонов. Вечно.
   - А это чьё?
   - Общее. Хоть ты агностик, хоть вуддист, хоть - вообще: пальцем деланный. Заслужил? Шагом марш: Кеф-а-рет, и ничего кроме.
   - Круто. А что нам это даёт?
   - Ничего, кроме одной мелочи. Дырой в Кеф-а-рет пользовались буквально сутки назад. Вначале прошли двое класса Старшей Охраны, потом - группа Г?karma birli?i.
   Костя поёжился.
   - Тоже, поди, гадость какая-нибудь?
   - Да уж. - Тил-ки потянулась к нему и чмокнула в ухо. Губы её пахли каким-то лесным, особенным и вкусным, запахом. - Гаже некуда! Десантники, Костенька. Де-сант-ни-ки.
   - О, господи! У нас?
   - У вас.
   - И кого они...
   - Пока не знаю. Но взяли, судя по следу, и унесли с собой, - даю справку! - один экземпляр человекоподобного существа.
   - Один. - Костя задумчиво потеребил чмокнутое место. - Ага. Так-так. Слушай, а я ведь, кажется, знаю, КОГО эти твои чикармо-берлюги прихватили из родного моего любимого городка Балагурихи.
   - Они вовсе не мои. И вообще: что за манера говорить загадками? Выкладывай, мой Капитан! А то мы, лисы, от нетерпения бываем очень кусучие. Особенно в шею.
   И Тил-ки совершенно неожиданно впилась в Костю, оставив на его шее огромный засос.
   - И как я теперь со свидетелем буду разговаривать? - Поинтересовался Костя, открывая Тил-ки дверцу и подавая ей руку.
   - Не моё дело. В другой раз будешь вести себя разумней. - Тил-ки хищно улыбнулась. - Ну, и где эта твоя информаторша? - Она сделал страшные глаза. - Я иду-у-у! Иду-у-у-у!
   - А вот этого - не надо. - Костя воровато огляделся, и, убедившись, что никто их не видит, легко шлёпнул Тил-ки по упругой попке. - Хотя, если подумать, как раз надо бы. Как можно чаще, с детства, тщательно прививая навыки, а заодно - устанавливая во всех местах соответствующие предохранители. Вплоть до полного автоматизма. Чтобы не лезла.
   И Костя поведал Лисе со всеми подробностями, кто такая Галка Ефимова, и почему её надо было с самого детства обучать своевременно и сильно пугаться.
  
  
   Голубоглазый Костя оказался вдруг совершенно другим, чем до ухода. Галя даже удивилась. И только после этого своего первичного удивления разглядела рядом с Костей эту.
   - Лиса! - отчего-то поняла Галя сразу.
   Вот уж действительно: больше всего сногсшибательная рыжеволосая красотка напоминала Лису.
   Именно Лису, с самой на то БОЛЬШОЙ БУКВЫ.
   А Костя упёрся своими голубыми, ставшими вдруг совершенно невыносимо ледяными глазами, и выдал нечто совершенно несусветное:
   - Кто приходил за Юмашевым, Галя? Только честно, подробно и искренне. Это я тебе говорю, не как друг и одноклассник, а как капитан милиции, въедливый легавый гад самой скверной репутации.
   Однако нужно было не знать Галю, чтобы поверить в действенность подобного метода разговора.
   - Капит-а-ан? Мелковато будет. Вот если б полковник... Настоящий только полковник: как в песне! - Галя поклонилась в пояс. - За хлеб-соль благодарствуем, до хаты мне пора. Аривидерчи, стало быть. Гуд бай и покедова.
   - Тебе стоит ответить на мои вопросы. - Костя закаменел голосом настолько, что у Гали дрожь по спине волной пошла. - Пока я ещё не вызывал тебя к себе в кабинет, и мы можем поговорить без протокола. На Курорте пропали двое отдыхающих. У тебя погиб Юмашев. Алиса, - он кивнул своей спутнице, - специалист по, скажем так, потусторонним силам. Я должен разобраться, что у нас тут творится, Галя. А ты - ты ерепенишься и показываешь характер. Это неправильно. Услышь меня, пожалуйста. Сейчас выбора у меня нету вовсе: либо мы договоримся, либо...
   Галя кипела от негодования, но - расслышала она, знаете ли, в Костином голосе некую интонацию, включающую другую Галю: альтернативно противоположную вредине-говядине, всяко - разно послушную, удивительно рассудительную и чрезвычайно образцово мудрую.
   Но сдаться так просто не позволял характер.
   - А ты меня не пугай! Я тебе не жена! Ты что думаешь, я твоей формы серенькой напужалась? Ага, прямо счас вот с перепугу стану лапками об пол долбить покаянную чечетку при одном намёке на протокол!
   Слова сыпались, как сушёный горох на столешницу, но в глазах у Галы застыла тоска авиапассажира, уставшего ожидать рейс, который чёрт уже знает, сколько времени всё откладывают и откладывают из-за нелетной погоды.
   Потом она замолкла.
   Потом села к столу, отпила вино и съела одну дольку мандарина.
   Впрочем, для этого ей пришлось вначале мандарин долго-долго выбирать, а потом - потом не менее долго-долго чистить.
   А потом она стала рассказывать.
  
  
   Юмашев был одержим идеей найти духовный контакт с Живой Природой. Только таким образом, считал он, Природу можно спасти от всеразрушающего эгоцентризма её неразумных детей, то есть, - человеков.
   - Эй, Юмашев! А не слишком ли ты много на себя берёшь? - Отвечала Галя. - Я тебе скажу про эту самую твою милую-дорогую Природу Живую, как простая баба о другой бабе, хотя, видит Бог, она мне вовсе не соперница, потому как я - вот она, а остальное - одно твоё воображение. Так вот: ты, Юмашев, бабу по имени Природа вообразил податливой и бесхребетной дурой. Она, Юмашев, в твоём воображении убогом вроде, как и совсем никакая в смысле воли и силы. А ведь это враньё, Юмашев. Баба-Природа вовсе не дура, и слабости с бессилием в ней нету. Ты подумай: с какой целью она человекам позволяет то, от чего ты её уберечь желаешь? Может, у неё своя какая на этот счёт задумка есть.
   - Какая же?
   - Ну, не знаю. Сам прикинь вариантов несколько. К примеру, педагогическая. А что? Вполне даже может быть у Природы-мамы чисто педагогическая цель по отношению к своему подростку-детёнышу по имени Человечество. Или, вот, тоже: вполне возможный вариант. Дать ему, человечеству, то есть, уже подрощенному, некое высшее (по отношению ко всей предыдущей истории человечества!) образование.
   - Ну, Галя... - Юмашев только руками развёл. - Я тебе поражаюсь.
   - А ты не поражайся. Ты пойми: у каждого человека свой ум. И если я в силу личных обстоятельств биографии не имею института, а только шибко среднюю школу и швейную шарагу в городе Задрипенске, то это не означает, что я должна быть обязательно тупая корова и не уметь шевелить мозгами. Ты ведь, Юмашев, судишь всех вокруг, и меня, и Природу, по одной мерке. Мерке, Юмашев, неразумности остальных людей (а уж особенно - баб!) по сравнению с тобой, Юмашевым, пупком земли и самым, типа, вумным. Во! Губы надул, обижаться собрался. Не надо, Юмашев. Не надо, миленький... давай я тебя поцелую.
   Но на Юмашева доводы не подействовали.
   Никакие.
   Вообще.
   Он стал искать соратников, и, как это обычно бывает, довольно быстро прибился к группе этого самого Ламы Кюртарчи Воскобойникова, под руководством коего два десятка уже достаточно продвинутых адептов практиковали тот самый, искомый энергистом Юмашевым, контакт.
   - Понятно. - Костя сосредоточенно курил. - А что, Воскобойников этот, он Юмашевым и остальными манипулировал? Пользовался ими? Или - они деньги ему давали?
   - Нет. - Галя тоже взяла сигарету, стараясь не смотреть на Лису, которая так и просвечивала её чуть ли ни насквозь своими глазищами. - Гуру богатый. У него раньше был медицинский центр в Москве. В смысле, и сейчас есть, там то ли нариков лечат, то ли алкашню. С этого дела гуру, как владельцу, бабки шли на счета банковские.
   - Ясно. А он, значит, здесь с Природой общался?
   - Клал он на эту Природу. Он Дорогу искал. В эту... как её? Шумбулу.
   - Шамбалу. - Поправил Костя.
   - Один чёрт. У них в группе только Юмашев по этой Дороге не прикалывался, а остальные - все, как один, во главе с Воскобойниковым.
   - Но Юмашева они приняли как своего?
   - А куда им деться? У Юмашева было шансов больше, чем у других.
   - Почему?
   - Как - почему? Он же бескорыстный. Телок, блин! А в Шумбулу - Шамбалу, как я думаю, только вот такие телки и попадают. Ты, Костя, сам подумай: вот Воскобойников. Он чего в Шумбуле искал?
   - А чего?
   - Бессмертия. Или был там ещё один, бывший поп из Питера, Сергей Ипатьевич. Так этот, прикинь, в православии разуверившись, путём изучения каких-то еретических "Книг Перуна" вычислил: прямая дорога в Рай Земной откроется, дескать, там-то и там-то, для тех-то и тех-то. Ты братана моего двоюродного помнишь, Васятку? Ну, так он, Васятка мой, братец двоюродный, мне подро-о-обно рассказывал. Этот Сергей-поп стал про Дорогу и Рай в храме проповедовать, людей собрал, во, дурак-то! Ну, попы званием побольше его и турнули. Так этот бедолага пешком на Алтай притопал, с цепями-веригами на теле, ни разу в пути не помывшись. А как гуру принял его в ряды своей братии, так сразу же этому Серёге-попу видения начались праведные; типа того, что именно этой шайке-лейке Дорога должна дверь заветную показать из пещер. Психи, короче! Мой Юмашев там, поди, единственный более-менее нормальный. Хотя, если вдуматься, у него просто психоз был спокойнее, и всё.
   А Лиса всё смотрела и смотрела, не отрываясь, куда-то вовнутрь Гали, в сердце и душу, раскосыми лисьими глазами.
   Только лишь когда Галя поведала о приходе за Юмашевым её дорогим двух вражин, сражении и победе над ними, Лиса, наконец, заговорила.
   - Аб-си. - Сказала она с глубоким почтением и уважением. - Вот не ожидала я встретить здесь Аб-си, да ещё - такого уровня.
   - Аб-си? - Повторил Костя. - Ты вот что, Алисонька, давай, быстро, пока Гала не обиделась, объясни нам: Аб-си - это что?
   - Не что, а кто. - Лиса улыбнулась. - Истребитель. Охотник. Так называют особую касту людей, способных бороться с дьутпа.
   - Ой! Юмашев так этого М'леха называл! Гвардеец, говорит, что б ему... - Галя вскочила. - А ты откуда знаешь? Кость, откуда она знает?
   - Сядь, Галь. Не надо кричать. Алиса знает, потому что она - специалист именно в этой области. Ей положено знать. Положено, и всё.
   Галя нехотя села.
   - Аб-си, - Алиса церемонно поклонилась Гале, - наделены от рождения возможностью находить и уничтожать демонов. Но Дар Аб-си сам собой не открывается. Его нужно разбудить. И ещё. - Алиса повернулась к Косте. - Насколько я знаю, последний пробуждённый Аб-си был зарегистрирован сто семнадцать лет назад.
   - И что? - Костя устало прищурился.
   - А то, что всё сходится: и приход Духа Горы, и Пробуждение Истребителя. Таких совпадений не бывает.
   - Согласен.
   - Стоять, савраска! Вы меня чо, за подопытную тут держите? - Галя с негодованием уставилась на Костю. - Мистифицируете меня, да? Я вам со всей душой открылась, как людЯм! А вы...
   - Хватит. - Алиса вдруг подскочила к Гале и схватила её за плечи. - Посмотри мне в глаза, сестричка! Аб-си от рождения умеют читать в душах таких существ, как я! Посмотри мне в глаза!
   И Галя, сама не зная почему, послушалась.
   И Галя взглянула в глаза Алисы.
   И...
  
  
   Лиса учтиво улыбалась, но без подобострастия, с чувством этакого значимого собственного достоинства при не менее значимом уважении к собеседнице.
   - Тил-ки?
   - Да, госпожа Охотник.
   - Не называй меня так. Я имею к Охотникам отношение не большее, чем гаубица к стрелку из лука. Я - Аб-си, Истребительница, и не забывай об этом.
   - Да, госпожа. Я не забуду.
   - Скажи, о, Тил-ки: что стало с моим возлюбленным? Где он нынче?
   - Его путь, Госпожа, в Ледяные Чертоги. По мосту из конского волоса поведут его, а потом по дороге из огня, а потом - потом уже он поведёт себя сам. Ибо на мосту оставит он последнюю связь с Миром Земным, а на дороге из огня - память; и лишь вечная его Душа, которой хозяин - Эрлик, отправится в то царство льда и тьмы, откуда уже не вырваться ни однажды, чтобы побыть человечком.
   - Значит, я больше не увижу его, Тил-ки? Ответь! Ты должна ЭТО знать!
   - Всё зависит от тебя самой, госпожа. Аб-си сами Закон. Сами - по себе - Закон!
   - Не понимаю, Тил-ки. Не понимаю...
   - Аб-си так созданы, госпожа. Всё в жизни Аб-си зависит только от них самих. И Закон, любой, во всех мирах, госпожа, - Закон для себя создают только сами Аб-си.
   - Я не знала.
   - Нет, госпожа, ты всегда жила, устанавливая Законы сама. Но ты не решалась признаться себе в этом. Или, что ещё верней, у тебя просто не было повода сказать себе об этом. Вода не знает, что она Вода, пока к ней не придёт тот, кому известно Имя. И вот он говорит:
   - Вода! Ты - Вода! Спасительница Вода. Исцелительница Вода. Утоляющая жажду, спасающая от зноя, омывающая и питающая, спасибо тебе, Вода!
   Из этой притчи следует, госпожа, что кто-то должен первым назвать нам наше Имя, чтобы мы смогли узнать про себя самое важное.
   - Значит, Тил-ки, я могу вернуть своего возлюбленного?
   - Если ты захочешь, госпожа, если ты отыщешь внутри себя нужный для этого закон, госпожа, всё будет по-твоему, госпожа. Всё будет по-твоему!
   - Всё будет по-моему! Я верну Юмашева, потому что он - слишком хороший человек, чтобы сгинуть безвозвратно из-за жадности и глупости каких-то других энергистов. Потому что я - Закон. Да, Закон! - Вслух произнесла Аб-си Галя.
  
  
   - Ага. Значится, девочки между собой договорились. - Капитан невесело хмыкнул. - А дальше что?
   - Идём на войну. - Сказала Гала.
   - На войну. - Эхом повторила Лиса.
   - А если ты не с нами, то и ладно. Обойдёмся. - Галя решительно вскочила. - Тоже мне, понимаешь: девочки... договорились... Вечный мужицкий шовинизм!
   - Без Кости не получится. - Тил-ки состроила несчастную мордочку. - Не пыжься, Гала. Тебя в случае чего хватит лишь на десантников.
   - А тебя? - Галина упёрла руки в боки.
   - Меня, к сожалению, хватит и на всех остальных. Но ГЛАВНОГО может одолеть только сей доблестный симпатяга.
   - Вечно этот коррумпированный мент везде пролезает по протекции. - Со вздохом констатировала Галя. - Умеет устроиться в жизни. И всё, понимаешь, через красивых своих влюблённых по самые уши баб.
   Тут Костя и Тил-ки стали хохотать, а Галя вначале дулась, но потом - потом не выдержала, и они смеялись втроём, достаточно долго и достаточно счастливо.
  
  
   Глава десятая
   Оперативный простор
  
  
   Боб Никитич, местный глупый рекламщик-креативщик, дурь потреблял, как взрослый, но по делам был совсем ещё галфик: от английского calf, что означает детёныш оленя, или, говоря по-русски, сын лоха. Смотрел он на Рому исключительно преданно и заглянуть норовил в глаза с почти собачьим выражением морды лица.
   - Рома, а как?
   - Чо, тоже хочешь?
   - Ага.
   Рома не испытывал к галфику Бобу презрения там, или жалости. Он вообще ничего не испытывал. Это, типа, появился последнее время у Ромы вот такой вот новый кайф: ничего не испытывать.
   Зато кабинетик у Боба Никитича был явно срисован с какой-то глянцевой журнальной fashion plate. По стенам висели всякие плакатики - лозунги, чтобы, значит, стимулировать творческие процессы и включать мозги ума.
   Рома сразу же узнал в цитатах плакатиков фразы, тупо выдранные из книги Фредерика Бегбедера "99 центов".
   Особо Рому порадовало, что не мудрствуя лукаво, Боб Никитич позаимствовал мотиваторы свои настенные не изо всей книги целиком, ибо для этого надо было книгу хотя бы прочесть, а с одной единственной страницы в самом её начале.
   Они, между прочим, и в книге шли, вот точно так же, подряд, друг за другом.
   Вначале:
   "М-м-м, до чего ж это приятно - влезать к вам в мозги!.."
   Потом:
   "Хочешь править миром? Овладей правым полушарием того, кому хочешь продать свой товар!"
   И, наконец:
   "Ваши желания больше вам не принадлежат - я навязываю вам свои собственные. Я запрещаю вам желать как бог на душу положит. Ваше желание должно быть результатом многомиллиардных инвестиций в евровалюте. Это я решаю сегодня, чего вы захотите завтра!"
   "Канзюмер квадрат", - определил сам себе Боба Никитича Рома.
   В переводе со сленга рекламщика на человечий язык, это можно перевести что-то вроде: "consumer" (английский язык) - чистый потребитель, без вариантов, ибо (наше, местное) есть по сути своей - человек, ничего не понимающий, совершенно квадратный по сути и выбору потребляемого.
   Однако, вслух Рома озвучил ситуацию иначе.
   - Зер гут цитаты. - Похвалил он. - Используешь?
   - А то! - Боб Никитич хихикнул. - Втираю клиенту. Чтобы у него был сразу полный позитив на предмет правильного выбора и меня, и конторы: wow! Как тут всё серьёзно!
   - И проканывает? - Рома вяло изобразил интерес.
   Но даже этого Бобу Никитичу хватило по самые уши.
   - Спрос есть. - Боб Никитич гордо вздёрнул бородку, больше всего напоминающую засохшую прямо посередине подбородка соплю, но тут же настороженно перевёл её в позицию "вопросительно-тревожного ожидания". - Или чо не так?
   - Я просто спросил. - Рома соорудил косячок и сделал первую затяжку.
   - Но, всё-таки, Рома - КАК? Как ты ЭТО делаешь, а?
   Когда grass весь ушёл в голову, Рома зевнул, снял очочки свои чёрные, и сказал, строго и вальяжно, используя самый, что ни на есть чистый наукообразный talk для придурков:
   - Тематическая группа воспринимающих субъектно-объектное значение рекламного шага вовсе не гомогенна. Она просто есть, хотя по сути, рассредоточена в остальной массе инертных потребителей. И вот, коллега, когда они приходят ко мне с вопросами, жаждущие и страждущие, я отвечаю им: Our god - advertising, and all we its children! Этого достаточно: амен. Бог наш - Рекламирование, и все мы дети его! Верьте мне! Идите за мной! - Рома простёр ладошку, и добавил, прибавив голосу модуляций правильного внушения. - Там счастье! Настоящее. Простое. Человеческое. С-ч-а-с-т-ь-е.
   Боб Никитич покорно повернул головёнку, уставившись именно туда, куда указывал Рома.
   Рот Боба сам собой открылся, а по подбородку, омывая соплю бородёнки, потекла струйка слюны.
   Рома какое-то время понаблюдал наставший гипнотический trance Боба Никитича, а потом просто щёлкнул пальцами.
   Боб вывалился в реальность, и стал мигать белёсыми ресницами, не в силах врубиться в происходящее.
   - Оклемался? - Спросил Рома равнодушно. - Или всё ещё кочумаешь?
   - Блин, Рома! - Заверещал Боб Никитич. - Круто! Как это круто, Рома! Я тоже так хочу! - И Боб Никитич утёр пудовым кулачищем слёзки.
   "Быдло. - Поморщился про себя Рома. - От сохи на время. И это чмо здесь делает бабки на креативе. Уписаться можно".
   Но вслух не сказал ничего. Даже наоборот: похвалил Боба Никитича за эти его плакатики, намекнув, что, дескать, он, то есть - Боб Никитич, всяко на верном пути в плане лексического фуфла для ушей тупого заказчика, которому тока вот так и можно "впарить" за кучу его кровных У(питанных) Е(нотов) всякую лажу.
   А потом перешёл сразу к делу, и всё объяснил на пальцах, и даже дал совершенно сомлевшему от реально явленных в натуральную величину этих самых Упитанных Енотов дурачку невеликий (по столичным меркам), но совершенно улётный (по меркам местным) гонорарчик.
  
  
   Тил-ки была сердита, но говорила при этом гораздо тише и спокойнее, чем всегда. Ну и правильно: контроль над эмоциями есть гарантия, что ты не втянешь в свои личные тёмные омуты негативных эмоций кого-нибудь постороннего, кому в этих омутах делать абсолютно нечего.
   Во всяком случае, сам Костя был абсолютно уверен в правильности подобного подхода, и ему было приятно видеть, как Лиса похожа на него и в этом тоже.
   А вот Галя - о, Галя в своих контактах с окружающим миром придерживалась тактики "шумовая завеса" и стратегии "гром-баба". Хотя, если присмотреться, за всей этой фанаберией открывался так и не состоявшийся мирный пейзаж тихой семейной жизни.
   В данный момент Галя орала.
   Просто орала, и всё.
   Хотя, причины ора имелись фундаментальные: был Костя, и была эта самая Лиса, и Костя ежесекундно смотрел на Лису тем самым, особенным взглядом, каким на Галю смотреть категорически отказывался всю жизнь.
   Ну, и как же тут, извините, Гале не заорать?
   - Мне до ваших мировых проблем дела нет! Город там, не город, Алтай, не Алтай, идите вы все, знаешь куда? Мне надо, чтобы лично ко мне лично мой любимый вернулся! И всё! А на остальное мне - плевать! Плевать, понятно?
   - Врёт? - Спросила Тил-ки у Кости.
   - А то. Конечно, врёт. Я её да-а-вно знаю. Не плевать ей. Как раз даже наоборот.
   - И я так думаю. - Тил-ки повернулась к Гале. - Что ж, пусть будет по-твоему. Но только не ошибись, Галя, в озвучивании мотивов. Учти: личный интерес стоит всегда дороже всех прочих. А если учесть, что за всё есть своя чётко установленная такса, то я обязана озвучить цену именно твоего случая. Чтобы, Галя, лично твоего любимого вернуть, нам предстоит влезть в дела Богов.
   - Ну, естественно! - Вскинулась Гала. - Как же, как же! Именно, Богов! Ох, как же мне осточертела, блин, вся эта хрень и болтовня! Все вы - одним миром мазаны! Вам бы только болтать о богах! Юмашев вон тоже, всё о них... а потом...
   Но Лиса только рукой махнула, и Галина потребность "выступать" мгновенно исчезла, потому что Лиса Тил-ки показывала Гале вещи куда более интересные, чем всякий там личный шум и гам.
  
  
   Прямо перед ней раскрылась поляна, вся светом залитая, с такой сочной травою, что, казалось, подобной густоты зелёного и не бывает вовсе нигде, кроме как в больном воображении какого-нибудь насквозь городского художника при самом пике кокаинового кайфа.
   На поляне Галя увидела себя саму, только это была как бы не только она, а, как бы, стало быть, все Галины тётки-предки от начал времён и до сего дня.
   - К нам идёшь? - Спросила Общая Галя на поляне.
   - Нет пока. - Отвечала Галя нынешняя. - У меня ещё дело не сделано.
   - Это ты что же, про Юмашева своего?
   - Ага.
   - Так разве ж это дело? Это, Галюня, бытовой образец совершенно ненужных на самом деле стремлений. Зачем тебе, вечной, какой-то временный Юмашев? Иди к нам, здесь ты себе какого хочешь Юмашева добудешь. Вот, глянь.
   Общая Галя указала на край поляны.
   Там, за яростно зелёным кругом, за кромкой его, в безвоздушной пустоте, лишённой эмоционального цвета, плавали образцы самых разнообразных мужчин: на любой вкус и выбор.
   Особенно Гале понравилось, что все плавающие образцы были разновидностями её Юмашева, хотя ни одного одинакового, в общем-то, не наблюдалось.
   Различия имели место как физические, так и духовные.
   При этом физические бросались в глаза меньше, чем духовные, а духовные выглядели куда как более материально, чем физические.
   - Выбирай, Галюня. И не морочь себе голову каким-то там навязанным тебе единичным образом. Любимый твой разнообразен, и никто не может ограничить тебя одной только данностью пропавшего мирского энергиста.
   Галя на какое-то мгновение увлеклась выбором.
   По мере этого выбора прямо на глазах лепился идеальный Юмашев, такой, какого именно Галя и хотела.
   - Так держать, подруга! Давно уж пора! - Произнесла Галя Общая. - Ты главное, Галюня, не торопись. Времени у тебя, Галюня, целая вечность. Помнишь, когда татарва с монголоидами припёрлась, и нас всех на полонение погнали в степь? Тогда ты вот так же убивалась по загубленному суженому, а вышло - хан Аслан лучше!
   - Аслан? - Переспросила Галя. - Лев, что ли?
   - Лев! - Согласилась Галя Общая. - Ах, какой лев! Помнишь?
   - Нет. - Нынешняя Галя хихикнула. - Какое там! Меня ж здесь тогда не было.
   - Ошибаешься, Галюнь. Ты, Галюнь, была. Ты всегда была. Только не помнишь об этом, потому что, Галюнь, вечная память твоя заблокирована сегодняшней памятью человеческой. Посмотри: во-о-он тот, который лыбится, с голубыми глазами! Его помнишь? Самый наш сильный.
   - Не-а. А что, и вправду хорош?
   - Не то слово. Как обнимал! Как целовал! Сердечко замрёт, голова кружится. А в душе - томление сладкое...
   Гала жадно вглядывалась, и, кажется, воспоминания действительно трогали её тело горячими руками.
   Но тут внезапно Гале показалось, что среди всех этих классных Юмашевых мелькнул её недавно утраченный. Она метнулась к нему, и остальные мгновенно поблекли, становясь сумраком и ветром, туманом и призраком.
   - Юмашев! - Закричала она. - Это ты, Юмашев?
   Образ подступил к самому краю зелёного круга, но шагнуть в него не сумел.
   - А вот этого не надо. - В голосе Гали Общей слышалось недовольство. - Этот не наш.
   - Конечно, не ваш. - Галя засмеялась. - С чего бы это ему быть вашим? Он мой. Личный. Вы, тётки, шли бы, а? И этих с собой прихватите. А то - мелькают тут, блин. Я сейчас, Юмашев. Раз ты ко мне не можешь, то я сама к тебе приду.
   И Галя встала, и Галя пошла в сторону края, где завис, не в силах оказаться в живом и зелёном круге, искомый Галин энергист.
  
  
   Тил-ки "выдернула" Галю в последний момент, когда до края круга оставалось не более шага. Галя дрожала, из глаз лились слёзы, слабость и тошнота - вот что было с нею, а ещё - ещё отчаянье, бездонное и пустое. Такого отчаянья Галя не испытывала никогда вообще.
   - Пустите меня туда. Я хочу к нему! Я к нему хочу...
   - Нет. Едва ты выйдешь из зелёного круга, темнота станет тобою, а ты станешь частью темноты. Разве это правильно? Конечно, вы соединитесь, но ты ведь хочешь не этого. Ты ведь хочешь его сюда, Галя, а не самой сгинуть. Да?
   - Да. А как? Как, Лиса? Ты знаешь - как?
   - Знаю. Слушай меня, Галя. Слушай внимательно. По правилам, твой энергист Юмашев может быть выкуплен. Цена - предоставить адекватную замену. Значит, наша задача выяснить: кто или что будет этой самой заменой и этой самой ценой.
   Она посмотрела на Костю.
   Костя кивнул, дескать, понятно: меня это тоже касается, информация общая, вводная, и всё такое.
   - Теперь, - Тил-ки показала куда-то за спину, - о тех, с кем предстоит иметь дело. Только давайте сразу договоримся: привычка делить на "злых" и "добрых", равно, как и "своих" - "чужих" отменяется. Ваш Дьявол, если внимательно читать вашу же Священную Книгу, окажется просто оппонентом. Он тоже Бог, хотя и со знаком минус; и его привлекательность для определённого типа людей ничуть не меньше, чем привлекательность Того, Кто имеет в данной бинарной паре знак плюс. Далее. Всегда и во все времена существует обширная группа людей, и не только людей, которых мало волнует этическая сторона. Они ищут, и как правило, находят возможности получить власть, чтобы таковую удержать, а удержать, чтобы применить. И, наконец, главное. Всё, что мы будем с вами делать, в конце концов, сведётся для вас, - Тил-ки показала на Галю с Костей, - к борьбе за выживание, а для них, - она ткнула пальцем куда-то вверх, - к вопросу эффективности и неэффективности использования, скажем, энергиста Юмашева или города Балагурихи для достижения конкретных властных или финансовых целей.
   - Неэффективность - страшный грех перед Господом. - Сказала вдруг Галя. - Это я в брошюре гуру Воскобойникова прочла. Он там ещё пишет, что самым оптимальным для России следует считать государство, где всемогущий руководитель, опираясь на профессиональных администраторов, держит в железных руках счастливое население, которое излишне даже принуждать к труду, потому что оно с радостью приемлет простоту, равно как и удобство положения своего. Сделал дело - гуляй смело; нарушил порядок - будешь наказан... А ещё - я особо запомнила! - "Заставить людей полюбить простоту и порядок: вот главная задача, возлагаемая в нынешних условиях на пастыря. Только так придёт к людям многострадальной Родины нашей Прекрасный Новый Мир".
   - С ума сойти. - Костя ошарашено глянул на Галю. - Он что, фашист?
   - А хрен его знает. - Галя ткнула пальцем в Лису. - Права она, Лиса твоя распрекрасная, хоть и не в моих правилах мешать до кучи женские дела со всякой там политикой. - А потом добавила, совершенно неожиданно. - Я вам так скажу: когда сентиментальная толпа, забыв о любви, начинает убивать, меня это удручает!
   Костя засмеялся, а Тил-ки от неожиданности просто дар речи потеряла.
   - Да что она несёт, Капитан?
   - Я несу свою девичью долю! - Галя долбанула кулаком по столу. - Пусть ихний капитализм жрёт ихний коммунизм, а потом дохнет от несварения желудка! Мне на это дело плевать! Я, если что, отсижусь тихонечко в своём медвежьем уголке; но если у меня отымают любовь, здесь я первая на баррикады! - Галя вскочила, упёрла руки в боки, и заорала так, что на столе задребезжали фужеры. - Да чтобы ты знала, па-а-друга: у меня ж в роду все кулаки! И я - я от этой кулацкой психологии ни ногой!
   - Галюся, уймись! - Костя обнял Галю за плечи. - Мы тебя поняли. Ты на тропе войны, и пойдёшь до конца со старым прадедовским обрезом, из которого ты прямо сейчас, как он в далёкие двадцатые прошлого века, готова за своё кровное, не важно кем, но отнятое, положить всех подряд, без разбора на политические нюансы, отсюда и до Москвы. Принято единогласно, однако с поправкой. В силу даденных нам с Лисой полномочий, мы, Галюся, самодеятельности не допустим, потому как есть представители власти, я - тутошней, а она... - Костя замялся.
   - А она нетутошней. - Галя понимающе кивнула. - Да я и не против. Только давайте поскорее, а? Я где-то читала, что у туда ушедших срок есть, после которого обратно они уже никогда не возвращаются.
   - Карамба! Едва Адмирал ушел ужинать в каюту, матросы ощутили себя чисто пиратами, и захватили корабль. - Тил-ки подмигнула Гале. - Враньё. Это всё враньё, подруга: их всегда можно вернуть, другое дело, что после долгого пребывания там, мало кому захочется возвращаться сюда даже за очень большие и вкусные коврижки. Ладно. Раз все "за", то давайте составлять чёткий план. Я тут уже кое-что набросала.
   Тил-ки раскрыла блокнот.
   А Костя смотрел то на Тил-ки, то на Галю, стараясь не отвлекаться и слушать.
   Вот только мысли у него были весьма скептические и, всяко разно, отвлекающие.
   - Главное, - думал он. - Я всё время упускаю главное. Оно ускользает, теряется, хотя я чувствую: это главное где-то совсем близко. Как будто все имена и названия сознательно кем-то изменены. И я спрашиваю себя: зачем? И приходит ответ: "Чтобы укрыть виновных. Чтобы не смогли отомстить этим виновным все те, кто не виноват. Ведь невиноватые, доведись им узнать правду, неминуемо стали бы бороться за так называемую справедливость, и опять - в который раз! - полегли бы в бессмысленной борьбе. Виновные всегда сильнее, понимаешь? Ведь ты понимаешь, Капитан: то, что невозможно исправить, нужно хотя бы не превратить в ещё больший кошмар". И я отвечаю: "Да. Конечно..." А потом - потом добавляю, каждый раз пугаясь сказанного: "Похоже, это и есть - идеальный способ спасти мир..."
   Да-да, именно так, или почти так, думал Костя, пока слушал Лису.
   Вот только Галя...
   Причём здесь была Галя?
   Зачем и кому понадобилось добавлять к Лисе и Капитану эту весьма экзотическую деву?
   - Так надо. - Услышал он в голове голос Тил-ки. - Или ты ещё не понял, Костенька: мы уже ничего давно не решаем? Им виднее.
   Костя хотел бы уточнить: кому это - им?
   Кому?
  
  
   Но не успел.
   Потому что в это момент Тил-ки услышала ЗОВ.
   Костя увидел только, как шёрстка у неё встала дыбом, и Галя ойкнула, когда Тил-ки обернулась почти Лисой; то есть, Лисой, но не до конца: только обозначился вдруг рыжий мех, хвост роскошный, и волна по комнате прокатилась - зверь дикий! Дух лесной! Ма-а-мочки!
   Впрочем, всё кончилось почти в одно мгновение.
   - Госпожа живёт в камне. - Прошептала Тил-ки. - Зовёт нас, Костенька. Скажи-ка: здесь есть поблизости камень, по облику на зверя похожий?
   - И не один. А что?
   - Найти нужно. Пошли скорее, Капитан! Я не совсем поняла, но, кажется, у нас СОЮЗНИК. Да ещё какой!
   - Я готов.
   - А я нет. - Галя решительно сграбастала со стола свой сотовый. - Я в эти ваши ходки пока не участник. У меня ещё дома после войны с демонами не убрано! Звони, Костик.
   И умчалась.
   - Она мне нравится. - Сказал Тил-ки. - Жалко, что её...
   Тил-ки резко замолчала, и стала шнуровать кроссовки.
   - Что её? - Костя собирал рюкзак, действуя привычно быстро и сноровисто.
   - Ничего. Кстати! Нам с тобой нужно будет с собой кое-кого взять.
   Когда Тил-ки сказала, - кого, Костя, хотя и удивился, но противиться не стал: он безоговорочно признал за Лисой право старшинства ещё в тот момент, когда ПОВЕРИЛ.
  
  
   Глава одиннадцатая
   Кис-кис, мяу
  
  
   Тил-ки осторожно потрогала камень.
   - Нет. Это не то. - Она чихнула, совершенно по-кошачьи выгнув спину. - Фуфел это, Капитан. Новодел. Таких, с позволения сказать, "священных" каменюг во время вашей Советской Власти в качестве идеологической провокации по всем полянам специальная зондер-команда разбрасывала.
   - Зачем? - Костя устало вытер пот со лба.
   - В целях борьбы с религиозными предрассудками. Только ты про это не думай. Ты лучше вспомни: может, ещё какие есть?
   - Есть. Вон их - горы и отроги, целый Алтай.
   - Целый! Конечно же, целый! Это ты хорошо сказал. Правильно. Умничка, Капитан! Нам нужен целый, понимаешь?
   - Нет.
   - Не осколки от, а целый камень в форме головы, сам знаешь, какого, животного. Так мне было сказано. - Она опять потянулась, и Костя опять подумал, что сегодня Тил-ки вовсю изображает кошку.
   - Кошка! Ну, конечно же. Кошка! - Костя поправил лямку рюкзака, и подмигнул Лисе. - Есть, солнце моё! Теперь уже сто процентов: Кошачий Камень. Это во-о-он там, в распадке, за речкой. Будем смотреть?
   - Будем. - Ответила Лиса, и они пошли по едва заметной тропинке между высоких, в рост человека трав.
   Костя тем временем рассказывал, что с этим Кошачьим Камнем связана одна весьма странная история.
   Случилось это в 1993 году, когда была вывезена в Новосибирск обнаруженная на плато Укок "принцесса Кадын". Хотя ученые и заверяли клятвенно, что сии мощи принадлежат женщине европейского типа, приводя в доказательства анализ ДНК и вид восстановленного методом Михаила Михайловича Герасимова принцессиного черепа, алтайцы твёрдо знают: археологи нашли и разорили тайную усыпальницу Великой Прародительницы Народов Алтая.
   - Так вот, - мрачно сказал Костя, - есть такое мнение: причина здешних землетрясений в две тысячи третьем и две тысячи четвёртом году, на самом деле, обида Алтая на людей. Нечего было тревожить покой Принцессы. Кадын должна вернуться, а до тех пор, пока нет тела её в земле алтайской, всё пойдёт вкривь и вкось.
   Костя сорвал на ходу травинку, и стал грызть её, щурясь на солнце.
   - Дождь будет. - Сказал он.
   - Не здесь. - Ответила Лиса. - Он стороной пройдёт, вдоль горы. Так что там с Кошачьим Камнем?
   - А то, что окрестные каменюги от тряски земной все практически раскололись. Многие сорвало с мест их векового лежбища, иные вообще - в прах и труху испепелила неведомая внутренняя ярость, но только один Кошачий Камень не дрогнул. Так и стоит, морду вверх задрав, и пасть приоткрыта, словно силится сказать что-то небесам.
   Лиса аж подпрыгнула.
   - Kedi-ta?! - Обрадовалась она. - Нашли, Костенька! Нашли!
   И уже на ходу, уже на бегу, быстренько объяснила Косте, что именно они нашли только что, а заодно поведала много, чего интересного про Кошек.
  
  
   Нет ничего более помогающего дороге, чем пространное рассуждение на совершенно отвлечённые темы.
   Хотя здесь следует учесть, что Тил-ки, как и положено "нездешней", говорит не совсем на языке ойротов, а, скорее, на некоем условном "праязыке", из которого, вполне возможно, появился и ойротский (алтайский) язык.
   Дословно Kedi-ta? означает "Кошка-Камень".
  
  
   Тюркская легенда гласит: Творец, создавая Вселенную, создал крыс, но забыл создать кошек. Всё бы хорошо, но в отсутствии кошек крысы стали вести себя совершенно разнузданно. Пришлось Творцу ситуацию исправлять, кошками занявшись, ибо во время Всемирного потопа крысы прогрызли кучу дыр в днище Ноева ковчега.
   - Что делать мне, Господи? - Вопросил Ной.
   - Гладь льва! - Ответил Ною Всевышний.
   И Ной стал гладить льву спину, и разомлевший лев чихнул, и пара кошек выскочила из его ноздрей.
   Говорят, самого Великого Пророка Мухаммеда кошка его сподвижника Абу Хурайры (кстати, имя это дословно переводится как "Отец кошек") спасла от укуса змеи.
   Кошка Пророка была разноглазая, белая, по имени Муизза. Мухаммед, размышляя о судьбах мира, всегда гладил её, ибо только контакт с кошкой позволял Мухаммеду максимально сосредоточиться.
   Однажды Мухаммед после окончания молитвы обнаружил, что его любимая Муизза уснула на рукаве сложенного рядом халата. Тогда Мухаммед предпочёл отрезать кусок от рукава, чтобы не тревожить сон любимицы.
   Между прочим: и в православии, и в исламе, кошки являются единственными животными, которым разрешено входить в храм и/или мечеть.
  
  
   А вот легенда земли Алтайской.
   Ульгень, сотворивши тело человека, поставил собаку да кошку караулить "сырую заготовку", а сам ушел искать душу для человека. Тут пришел Эрлик, и в очередной раз стал завидовать Ульгеню: ишь, какое тело заделал! А вот я счас возьму, да и вмешаюсь: исправлю всё по-своему, перелеплю, переформатирую...
   И полез, значит, к телу человеческому, только что сотворённому.
   Но собака KЖpek и кошка Kedi не пустили его.
   Тогда Эрлик сказал собаке:
   - Слушай, KЖpek! Я дам тебе самую красивую шкуру на свете, никогда не пропускающую холод! Все остальные звери мира станут завидовать тебе, только пусти к телу человека!
   Знал хитрый Эрлик, что предложить: не было у собаки KЖpek в то время шерсти на коже. Она была голая, потому как Ульгень шубы ей не дал, зато наделил внутри огнём, от которого собака KЖpek и никогда не мёрзла.
   Кошка же Kedi, в отличие от собаки, была покрыта шерстью, и очень этим гордилась.
   Так Эрлик заронил в собачью жизнь большую зависть.
   - И вправду: неправильно это. - Решила собака. - Почему есть у Kedi то, чего нет у меня?
   И поддалась собака KЖpek на соблазн, и пустила Эрлика к телу человека.
   Как только вошел Эрлик к телу, собака KЖpek обзавелась шубой.
   О, как стало Собаке славно и кайфно! От радости она принялась лаять, да так сильно лаяла, что с лаем у неё вылетел изнутри весь огонь, а заодно и разум.
   А Эрлик человековым телом занялся.
   Попробовал он перелепить всё по своему, да только ничего у него не лепилось.
   Попробовал переменить форму и содержание, да только крепче стало тело человеческое.
   Тогда осерчал Эрлик, и стал в тело человека плевать, и плевал до тех пор, пока слюны хватило.
   - Кошка во всём виновата! - Взревел Эрлик, обнаружив, что и слюны больше нет. - Отомщу-у-у-у!
   А в чём вина кошки? Только в том, что она верна осталась Ульгеню.
   И сотворил тогда Эрлик мышей, и заколдовал кошку Kedi, и теперь она всего на свете важнее почитает ловлю мышиную.
   Так отомстил Эрлик кошке за верность Ульгеню. Так он свёл великую возможность кошки служить к наказанию ловлей маленьких мышек.
   Ну, а оплёванное - заплёванное Эрликом тело человеческое каким только гадостям на земле не открыто! Так и норовит всё время во что-нибудь вляпаться и дальше...
   - А Kedi-ta? тут причём? - спросил Костя.
   - А как же? - Удивилась Лиса. - Kedi-ta?, Мать Всех Кошек, один из великих Стражей Мира. Её вызвал Владыка Ульгень из своего живота, и поставил сторожить сотворённый Мир, дабы никого больше не смог поймать на зависти брат его, Эрлик.
   - Так почему же она камень?
   - Не тупи, капитан. - Тил-ки легкомысленно рассмеялась. - Она не камень, она просто в домике. Понял?
   Костя не понял, но дальше расспрашивать времени не было: они пришли.
  
  
   Kedi-ta? ждала их.
   - Скорее же! Скорее! Какие вы медлительные! - Возник прямо в сердце голос, едва Костя и Тил-ки появились на краю поляны. - Сколько можно ждать?
   - Извини, Eke! - Тил-ки поклонилась. - Мы ведь не знали, что это именно ты позвала нас.
   Костя только моргал: он ведь был всего-навсего человек, да ещё и человек современный, почти забывший уже всё самое важное.
   Тил-ки толкнула его в бок.
   - Кланяйся, дурачок! Eke нужно кланяться.
   Костя поклонился, но при этом спросил, почти неслышно:
   - А Eke - это что?
   - Не что, а кто. Мать.
   - Мать? - Костя улыбнулся Кошке-Камню. - В смысле, мама?
   - Ага. Скажи ей: "Мы все твои дети, Eke Kedi-ta?!"
   И Костя сказал.
   - Хороший мальчик. - Кошка-Камень улыбнулась в ответ, от чего вся осветилась солнцем, и Косте показалось, что в каменных глазах её зажглись золотые огни. - Ты принесла мне игрушку, Лиса?
   - Да, Eke. Прими от нас этот маленький дар! Пусть он послужит тебе на славу!
   И Тил-ки вынула из сумки маленького живого котёнка.
   Котёнок испугано мяукнул, потом вдруг весь подобрался, выгнул спину дугой, и радостно кинулся к огромному изваянию Кошки, которое словно бы сделалось ещё больше.
   - Мама! Главная Мама! - Услышал Костя его тонюсенький голосок.
   В следующее мгновение котёнок, прыгнув на каменный бок Eke Kedi-ta?, стал проворно карабкаться на самую вершину. Коготки цеплялись за гранит, издавая резкий скребущий звук.
   Взобравшись до самой вершины, котёнок сел на кончике каменного носа.
   - Молока! Ты дашь мне своего молока, Главная Мама?
   - Конечно, малыш. - Ответила Eke Kedi-ta? ласково, и высунула язык. Там стояла каменная плошка.
   Котёнок стал лакать, мурлыча от радости.
   - Спасибо вам, ты, Человечек, и ты, Лиса Тил-ки. Я выращу его, как вырастила всех кошек на свете. А вас я отблагодарю тем, что отныне дорога ваша станет для вас счастливой. Идите же, но помните: вы должны быть вместе. Только вместе сумеете вы сделать то, что должны. Только вместе.
   - А я уже всё! - Вмешался котёнок. - Теперь я хочу играть. Поиграй со мной, Eke Kedi-ta?!
   И Кошка-Камень стала играть с ним, не обращая более внимания на стоящих у своего подножья.
   А Тил-ки прижалась к Косте, и Костя загорелся желанием, и с этим ничего поделать было нельзя.
   - Можно. - Тил-ки засмеялась. - Прямо сейчас! Чтобы прорепетировать, на всякий случай, наше потом.
   Костя никогда не думал, что ЭТО может быть таким неуправляемым и нежным одновременно.
   - О, мой Капитан! Мы ведь постараемся сделать наше потом самым изумительным на свете, да?
   Трава была высока, и стрекозы летали над поляной, но они старались не подсматривать, хотя им очень хотелось: слишком редко за последние тысячи лет доводилось стрекозам видеть тех, кто любит друг друга по-настоящему.
  
  
  
   Глава двенадцатая
   Бурхан и Твистер
  
  
   Мистер Твистер Владимир Владимирович Мальцев брезгливо осмотрел Рому, особо задержавшись на его дурацких чёрных очочках. В империи Мистера Твистера каждый элемент её имел своё чёткое место; в том числе - и эти Ромины очочки, и магазины, где очочки эти были куплены, а также кайфонесущие продукты, после потреблениях коих Роме и приходилось на людях прятать глаза за этими самыми очочками.
   Хотя, Рома, если уж на то пошло, не должен был брезгливости вызывать у Мистера Твистера ни-ка-кой, потому как был естественным "винтиком дохода". Однако же, вызывал, и это добавляло сиюминутной ситуации ту долю абсурда, без которой жизнь делалась совершенно пресной.
   Рома тем временем что-то чирикал о гарантированном результате и всякой прочей ерунде.
   - Мне, Рома, - перебил Владимир Владимирович, - твои гарантии не нужны. Я вообще сам себе гарантия. А вот если эта твоя бодяга не станет на меня работать с должной отдачей, я каждый свой еврик лично с тебя возьму. Уяснил? Ну и хорошо. Слушаю.
   В этом месте Владимир Владимирович широко улыбнулся.
   От этой широкой улыбки Рома засуетился, завибрировал весь, очочки свои многократно по всякому поправил, и стал махать ручонками, строя какую-то замысловатую виртуальную фигуру в воздухе, по завершению которой, по идее, должен был улететь или, по крайней мере, вознестись прямо над креслом.
   - Я под стройку Храма Любви на горе ихней, Владим Владимыч, такую закрутил мульку, что ни один крендель с хвоста не слетит. Алтайский бурханизм, как естественная потребность в этом самом Храме всего населения Алтая, плюс паломники со всех окрестных миров, как параллельных так и перпендикулярных!
  
   --------------------------------
   * Далее последует странная смесь реальных фактов и лично Роминого бреда. Упоминаемые в этом бредовом контексте фамилии и события изложены именно с позиций Ромы, и, соответственно, могут быть расценены только с точки зрения Роминой больной психики.
   --------------------------------
  
   - А поконкретней? - Владимир Владимирович улыбался всё шире, а Роме становилось всё неуютнее. - И давай без лишних метафор: будем мы с тобой, Рома, бороться за простоту речи в конкретно данный исторический момент разговора. Излагай в подробностях.
   И Рома изложил.
   Без лишних метафор и очень конкретно.
   Как, собственно, ему и было приказано.
  
  
   - Когда сесесеэр приказал долго жить, на месте идеологии коммуняк созрела большая дырка. Так что, теперь мы, Владим Владимыч, в смысле ментальной жизни, имеем в каждом уголке России интересного вида тенденцию: все, кого ни возьми, норовят веру национальную утвердить. То есть, русские в срочном порядке возрождают русское православие, татары - татарский, соответственно, ислам, сибирские немцы - исконно своё, немецкое, стало быть, лютеранство, евреи - исключительно родной их душе иудаизм, а какие-нибудь, извините, удмурты - удмуртское язычество, без которого им, удмуртам, жить дальше прямо теперь, ну нету никаких сил.
   Теперь возьмём за допуск такую вот простую мыслишку: а если, и вправду, не лабуда это вовсе, не мода глупая? Если у пипла, на самом деле, полезла, Владим Владимыч, потребность действительно реализовать религиозное самосознание? То есть, пиплу требуется вера, и хотят пиплы эту веру во что бы то ни стало найти, обрести, поиметь, дабы всячески заполнить внутреннюю пустоту на месте былых наиважнейших родных родовых верований?
   И здесь у нас следует сделать жирную пометку на полях: они, пиплы стало быть, практически ничего не знают об этой вере предков своих, поскольку в большинстве реальных случаев окромя желания, никаких иных информаций и опытов не имеют вовсе. А - значит! - готовы всеядно, эклектично и с удовольствием заимствовать и от души чавать всякие разные религиозные представления и идеи, нахватав оные где только можно.
   Идём дальше. Что им надо-то в вере искомой? Чего ищут? Чего вожделеют?
   Да чуть-чуть совсем: доступность, понятность и, простите, удовлетворение потребности организованно подчиняться.
   Отсюда, кстати, причудливость выборов и заимствований. Взять они могут только из мировых религий, да и то с условием, что Библию им добрый пастырь растолкует, а Коран или Тору в виде комикса дадут!
   А в результате что? А в результате - счастливо обретший, чаще всего, даже близко не подозревает, что и как повлияло на его выбор. И расскажи ему, уже выбравшему, так он и не поймёт, болезный, и не поверит даже, прости Господи, что это за его конкретную душу и за его же конкретные мани-мани идёт всемирная схватка супер корпораций, типа Христианства - Ислама - Буддизма - Иудаизма.
   - То есть, - перебил Владимир Владимирович, - ты, Рома, предлагаешь мне включиться в эту схватку и отнять у названных тобой суперкорпораций их законный хлеб с маслом?
   - А почему нет? - удивился Рома. - Берём за базовую предпосылку, что мировые религии равно, как и TV ящик при малой образованности и неумении мыслить самостоятельно подготовили нужную почву у выбранной нами целевой аудитории. Тогда нам остается только явить им благую весть. Нате вам, именно то, чего так ждали вы! Аллилуйя! Мир Любви и благоденствия, но только исключительно для здесь, в смысле, местных, на определенной территории живущих, ибо все они уже объединены тем, то они тут, типа, на Алтае.
   - А мне, стало быть, с этого - вложение капиталов с выгодно офигенным процентом?
   - Именно! - Рома даже очочки свои в порыве страстном сдёрнул, явив своему боссу совершенно безумные глаза. - Алтайцы эти местные, они, на самом деле, помесь такая национальная из тюркских племён и ойротов, которые с Монголии сюда пришли. Вера у них была - шаманизм, но все окрестные идеологии подряд норовили их испокон веков подмять. Вот они и шарахались: то косяком в буддизм, - школа гелугпа, то в православие - архиепископ Пантелеймон при крёстном знамении и казачках с шашечками, без которых у местного населения вера как-то плохо усваивается; то в староверы - о них подробнее я потом скажу. Но, только, Владим Владимыч, вся эта лабудень была хоть и часто, но ненадолго. Не успеешь оглянуться, - опаньки! Где ж они все, и гелугпа, и попы военизировано поддержанные? Нету! Шаманизм опять победил!
   Рома захихикал.
   - Но и шаманизм этот - тоже, всего-навсего, ход пиарный, и не более того: обёртка красивенькая для увеличения потребительского спроса. На самом деле, ведёт их Джунгария в сознании, и память о величии её.
   - Чего? - Мистер Твистер непонимающе посмотрел на Рому. - Какое величие, Рома? Ты это о чём?
   - О том, Владим Владимыч, что алтайцы эти ойротские, они же ойроты алтайские, шибко ценят свой типа исторический миф о старинном ханстве Джунгария: этак промеж озерцом Балхаш, горками Тянь-Шань и верховьями речонки Иртыш. На карте Петра Великого, которую пленный швед граф Раульгард ему нарисовал в тыща семьсот двадцать втором годе, среди окружающих Россию земель оно таким зеленым цветом выделено. Ярким и броским. Нехилое пространство получалось!
   - Не грузи мне впустую мозг, Рома.
   В голосе Мистера Твистера впервые появилась ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗАИНТЕРЕСОВАННАЯ нотка. Именно поэтому следующая фраза прозвучала почти угрожающе.
   - Я теряю терпение.
   И Рома суетливо выпалил:
   - Времена ихней Джунгарии - ушедший "Золотой век" алтайцев. Они его хотят вернуть! Хотят снова жить в счастье и шоколаде! На этот случай у них даже есть в мифологии один обалденный в плане возможного дохода персонаж: Ойрот-хан, который обязательно должен (и это - главное!) вернуться, дабы возродить и век их золотой, и величие Джунгарское. Если коротко, то хан этот - им типа божества. Слитый в одного правильного и любимого Вождя общий образ правителей Джунгарского ханства. Он и герой, и мудрец, и добрый царь, и во всём превосходит всех остальных героев и божеств. При его правлении не было нищеты, несправедливости, он легко побеждал врагов, а заодно даровал счастье всем поголовно подданным. И, Владим Владимыч, алтайцы до сих пор уверены: Ойрот-хан не умер. Он степенно удалился на восток, а перед уходом предрёк: "Я опять приду вместе с солнцем! Будет день радости, будет утро нового мира, на заре огненной приеду я к вам на белом коне! И возродится царство моё! И вернётся наше общее алтайское счастье!".
   Мистер Твистер засмеялся и подал знак кому-то из служек, чтобы подали коньяк.
   - То есть, Рома, я, значит, стану Ойрот-ханом, и явлюсь спасти нынешний мир на Алтае? Я правильно тебя понял?
   - Ага. - Рома взял поставленную перед ним рюмку и залпом выпил. - А символом ВОЗВРАЩЕНИЯ станет Храм Любви на горе...
  
  
   Мистер Твистер свою рюмку пил вдумчивыми маленькими глоточками.
   Вот и перестал его раздражать Ромин первобытный рекламный энтузиазм.
   Серьёзный человек решил немножко развлечься.
   По крайней мере, весь этот delusion of feint, искренний Ромин бред инсценировки, уже включил арифмометр в мозгу.
   И - сами собой защёлкали циферки, имеющие мало отношения к Роминым речам, но очень плотным финансовым кольцом охватывающие практически 70% экономики Алтая.
  
  
   Бурханизм в отличие от большинства остальных мировых религий имеет точную дату рождения: май 1904 года. Именно в мае алтайский пастух по имени Чет-Челпан, сидя на полянке у костра, ранним утром, на зорьке, увидел белого всадника на чудесном белом же коне в сопровождении двух слуг.
   Белый Всадник подъехал к Чет-Челпану, и стал что-то говорить голосом столь внушительным, что дрожала земля.
   Но Чет-Челпан только руками развёл:
   - Не понимаю.
   Язык Белого Всадника был для пастуха совсем незнаком.
   Тогда спешились слуги, и доступно стали переводить Чет-Челпану слова Господина Своего, встав, один справа, другой слева.
   - Я во веки веков был! Я и сейчас есть! Я, Чет-Челпан, к тебе нынче пришёл, чтобы сказать: вернулся глава ойротов! Так иди же, Чет, и донеси людям великую весть.
   Чет-Челпан смутился.
   - Не понял я, господине, чего-то. Кто ж вы, всё же, будете? По коню судя, ой - большой хан!
   - Большой. - Согласился Всадник. - Больше меня никого нет. Знай же, пастух Чет-Челпан: ныне через тебя обращается к людям Алтая Белый Бурхан, Бог ваш!
   - Ак-Бурхан! Сам Ак-Бурхан! - Только и сумел вымолить Чет, после чего пал на колени, в низком поклоне прижав лоб свой к родной алтайской земле.
   - Слава Бурхану! Слава!
   - Встань, Чет. Посмотри мне в глаза: хочу я прочитать душу твою: кто есть ты?
   И Чет, замирая, повиновался хану.
   Глаза у Ак-Бурхана были бездонней синих горных озёр. Во глубине их плескался Чет-Челпан маленькой рыбёшкой, глупой и безмозглой, радуясь тому, что свободен, а потом вдруг выбросило его на берег, где Челпан стал задыхаться, и задохнулся бы, не дай ему Ак-Бурхан снова умения быть и дышать.
   - Что ж, Челпан, увидел я в глазах твоих душу твою, и душу народа твоего. Ты, Челпан, человек грешный; грех точит дух твой и мучает душу твою. Но не плачь, ибо не ты один нынче в грехе! Все вы, меня забывшие, грешны ныне. Все! Одна лишь только дочь твоя, Чегул, безгрешна. Кабы не Чегул, наказал бы я вас, обратил бы в камни, развеял по ветру. Но Чегул, живя без греха, искупила все грехи ваши, и вот что решил я, Белый Бурхан: через дочь твою возвещу я всем алтайцам свои заповеди.
   И возвестил.
  
  
   Заповеди были такие.
   - Табаку не курить, а если кто не может воздержаться от этой привычки, пусть к табаку подмешивает две части берёзовой коры.
   - Убейте всех кошек и никогда впредь не пускайте их в свои юрты.
   - Не рубите сырой лес.
   - Не колите в пищу молодого скота.
   - Не ешьте крови животных.
   - При встрече говорите друг другу: "Иакши" (хорошо) и ничего нового не спрашивайте, как это делалось у вас раньше.
   - Каждое утро и каждый вечер брызгайте вверх и на все четыре стороны молоко.
   - Поставьте внутри юрты и у дверей, и в передней части юрты четыре берёзовых кадильницы и четыре берёзки.
   - Жгите в кадильницах вереск.
   - Не угощайте друг друга при встрече табаком, а вместо трубки давайте веточку вереска и говорите при этом: "Иакши".
   - Бубны камов сожгите, потому что они не от бога, а от Эрлика, из-под земли дадены.
   - С новокрещёнными алтайцами из одной посуды не ешьте.
   - Дружбы с русскими не водите и не зовите их "орус", а зовите "чичке пут" (тонконогие).
   - Высока северная белая гора! Долго вы склоняли голову перед ней. Но настало время, когда белая гора нам больше не владыка.
   - Когда-то все были подданные Ойрота, и теперь будем знать его одного.
   - Будем смотреть на русских как на своих врагов. Скоро придёт им конец, земля не стерпит их, расступится, и они все провалятся под землю. Мы же будем смотреть на солнце и луну, как на своих братьев.
   - Повесьте на берёзках ленты пяти разных цветов в знак существующих на земле пяти главных племён и пяти главных религий.
   - Главное ваше знамя есть белый и жёлтый цвет. Эти цвета носите на своих шапках.
   - У кого есть русские деньги, расходуйте их скорее на покупку пороха, свинца и товара у русских же, а оставшиеся от покупки деньги принесите все ко мне.
   - Не утаивайте от меня ни копейки: утаивший провалится вместе с русскими.
  
  
   Заповеди чётко отпечатались в голове Чет-Челпана.
   Голова болела, потому что до той поры никогда ещё Чет-Челпану ничего подобного в голову не отпечатывалось.
   Когда Чет-Челпан открыл глаза, все три всадника скрылись в горах.
   - Ак-Бурхан пришёл! Ак-Бурхан! - Закричал Чет, поспешая к юртам своего родного аила.
   Там он незамедлительно объявил ближайшим родственникам о таинственной беседе с белыми всадниками.
   И вот уже во все концы обширного Алтая понеслись гонцы с приглашением собраться в долину Теренг, к горе Кырлык для общего поклонения Белому Бурхану. Через восемь дней съехалось народу числом около четырёх тысяч. Приехавшие привезли с собой порох, свинец и разные товары.
   Около горы, на высоком месте поставили берёзы, украсив их лентами пяти цветов, построили жертвенники для курения вереска, три дня молились и ждали появления Ак-Бурхана.
   Но Бурхан призвал к себе одну лишь Чегул, четырнадцатилетнюю дочь Чет-Челпана. Каждый день удалялась она на вершину горы для беседы с Белым Бурханом. По возвращении же с горы, поздним вечером, передавала она народу учение новой религии и предсказывала в скором будущем великие чудеса.
   Так прошли три дня. И вот к народу неожиданно сошёл с горы один из Младших Бурханов. Подъехав к толпе собравшихся зайсанов (родовых старшин), он громко приветствовал последних троекратным "иакши", а потом, оглядев с превеликим вниманием, каждого трогал за голову, говоря:
   - Кто верует, гляди на солнце и луну. Почитайте Ойрот-хана! Он был, есть и будет, он бессмертен. Ойрот скоро придёт к вам, если будете в него веровать и исполнять то, что я вам сейчас скажу!
   И обвёл Младший Бурхан зайсанов огненным взглядом. И склонили зайсаны высокие шапки. И молились они, слушая, что говорит им Бурхан через посланца своего.
   - Если хотите, чтобы вернулся к вам ваш исконный хан Ойрот, начните строить мир новый! Первым делом изберите себе князя: пусть он возьмёт с вас клятву верности и послушания. Деньги и порох отдайте мне: я сам уничтожу их, не жалея; ибо среди вас отныне будут сильны и праведны другие деньги. Смотрите же! Сейчас эта дева покажет вам деньги настоящие!
   И Младший Бурхан ударил о камень плетью, и раскололся камень на множество частей, и невинная дева Чегул стала брать из-под обломков камня горстями монеты, и раздала их зайсанам.
   Монеты были из чистого серебра, и на каждой грозно извивал могучее тело Дракон.
   Зайсаны в изумлении взяли монеты и благоговейно пали перед Бурханом ниц.
   - Вы хотели денег? Вот вам деньги! - Торжественно заявил Бурхан. - А кому мало, тот придёт снова, и приведёт других! Пусть все несут мне денег прошлых, ненужных, и всем я дам деньги новые, вот эти.
   - Эй! Да он же дурачит вас! - Раздался тут голос одного из новокрещённых по имени Алангзыбас. - Я в большом городе был, русские актёры видел. Они и не такие фокусы делать умеют. Обман это всё! Обман!
   Но остальные зайсаны не стали слушать Алангзыбаса. Звон серебра громче голоса разума. Новокрещёных привязали за грубую дерзость к деревьям, и жестоко били плетьми до тех пор, пока все они не отказались от своей, недавно обретённой, веры.
   Так что, вскоре весь Алтай принял благословение и новые деньги от Бурхана.
  
  
   - Деньги? - Переспросил Мистер Твистер.
   - Деньги. - Ответил Рома. - Блестящие такие кругляшки с драконом, Владим Владимыч. А наштамповать их по три еврика за сотню на вашем заводике в Казахстане, где эту тефлоновую лабуду под "МУЛИМЕКС" лепят.
   - А если, Рома, этот самый Бурхан действительно Бог? А?
   - Да ну, Владим Владимыч. Чухня это! Большая афёра, и всё. Прибрали, что нашлось ценного, и дело в сторону. Вы сами посудите: как по нотам разыграно!
   Рома разложил весь сценарий Явления Царя и Бога народу поэпизодно. Получалось, что вся история Ак-Бурхана есть не что иное, как тщательно подготовленное и великолепно проведенное плутовство.
   Калькулятор в голове Мистера Твистера стучал всё быстрее.
   И если Ромины мыслительные экзерсисы, всё-таки, худо-бедно, но укладывались в какие-то, хотя и весьма обкурено-обдолбанные, но, всё-таки, человеческие схемы, то Мистер Твистер в своих мозговых построениях в таковые не укладывался вообще.
  
  
   После порки не поверивших и их поспешного раскаянья, князем был всенародно избран богатый калмык Кыйтык Елбуд-ин.
   Редкие очевидцы из русских, кому довелось побывать тогда в алтайских кочевьях, удивлялись переменам в быту алтайцев и во внешнем виде аилов. Вначале исчезли тайлга - шкуры жертвенных лошадей, натянутые на наклонные колья. Потом алтайцы сожгли курмёжки, шаманские идолы. В долинах смолкли бубны, прекратились камлания, а вскоре и сами шаманы, изгнанные из аилов, вынуждены были искать нового прибежища.
   Из повседневной жизни ушло без возврата всё русское: одежда, домашняя утварь, еда. Зато теперь возле аилов на берёзках развевались ленточки жёлтого и синего цвета; а сами алтайцы надели жёлтые воротники и белые шапки с синими кистями.
   Утверждая единобожие, шли от юрты к юрте провозвестники бурханизма ярлык-чи. Девочки-проповедницы двенадцать - тринадцати лет под присмотром какого-нибудь престарелого родственника разъезжали по всем селениям Алтая, призывая поклониться Бурхану и ждать прихода Ойрот-Хана.
  
  
   Но вместо Ойрот-Хана на Алтай пришла революция, приведя с собой, как вьючную лошадь, Гражданскую войну.
   В начале восемнадцатого года возник Каракорум-Алтайский округ под началом Каракорумской Окружной управы, располагавшейся в селе Улала (ныне город Горно-Алтайск). Во главе правительства встал знаменитый художник Григорий Гуркин, который первом делом заявил, что он - бурханист по вероисповеданию, и все свои силы положит на возрождение Джунгарского ханства в его древних границах.
   - А пока, свободные ойроты, давайте поддержим Колчака, ибо на штыках его воинства придёт в Алтай заря Джунгарии!
   И что вы думаете?
   У Гуркина получилось.
   Нет, Джунгарии он не построил, но...
   Ещё много лет после разгрома колчаковских войск и установления коммунистической власти в Горном Алтае партизанские отряды алтайцев-бурханистов воевали с большевиками.
  
  
   Советская власть ко всякой другой идеологии относилась просто: она её уважительно уничтожала. До основания, как поётся в главной большевицкой песне, чтобы затем построить уже свой, и только свой собственный мир. У алтайцев, таким образом, сложилась очень конкретная жизненная ситуация: либо они-таки забудут о бурханизме, либо новый мир легко обойдётся без каких-либо алтайцев вообще.
   Первые бурханисты не оставили никаких текстов, и традиция, восходящая к Чет-Челпану почти полностью прервалась.
   По закону Великого Абсурда возрождение бурханизма оказалось возможным только по причине наличия "вражеского лагеря". Остались дневники этнографов, которых интересовали смешные туземные обычаи; сохранились записки православных миссионеров, где по пунктам излагались их планы борьбы за души людские с проклятыми силами дьявольской местной ереси. Ну, и, конечно, отчёты-протоколы комиссаров, истреблявших бурханизм методами более физическими, нежели дискуссионными.
   Все материалы эти в последние годы многократно переизданы по инициативе лидеров национального движения, для которых, как это ни странно и ни парадоксально, протокол допроса бурханиста-проповедника в ЧК (ОГПУ, НКВД) - один из главных источников знаний о своей собственной национальной и родовой вере.
  
  
   - Вот с источников мы, Владим Владимыч, и начнём. Будем создавать по образу и подобию. Первичный расклад я вам дал. Дальше - есть у меня на примете два местных писателя, оплата смешная, но плодови-и-иты! Один по фэнтези-роману в месяц строгает, другой - вообще шедевральный кадр: жил в Китае, путешествовал по Тибету, а до этого закончил факультет философии МГУ и, на минуточку, духовную семинарию. Этот, что хочешь, напишет и обоснует: лишь бы на ганджубас деньги были...
   Рома деловито закурил, в пылу своего рассказа забыв спросить разрешения.
   Стоящий у двери охранник шевельнулся, намереваясь поставить наглеца на место, но Мистер Твистер чуть заметным движение бровей остановил его, - не надо: для пользы дела можно разок и простить.
   Впрочем, Рома ничего этого даже не заметил.
   - У алтайцев-ойротов на данный конкретный момент в мозгах всё перемешано: и Бурхан спаситель, и православие с обрывками постсоветского атеизма, но - при обязательном базовом ку-ку на шаманизм: духи природы, гора-матушка, Алтай-батюшка, река-сестрёнка, предки-хранители, and so on. Надо лишь толкануть слегка, и они целиком ваши вместе со всем их Алтаем!
   - Стоп, Рома. Не части. Вот ты твердишь: алтайцы, алтайцы. А где они, алтайцы эти? Их в Балагурихе по переписи населения за текущий год меньше ноль целых двух сотых процента. У них там даже евреев три человека на 15 тысяч населения. Армяне, правда, есть, татар немножко, хохлов чуточку, а остальные - сплошь самоназванные русские по паспорту. Так с какого боку весь этот твой долгий базар, Рома?
   Рома кротко кивнул, и с видом фокусника подвинул Мистеру Твистеру папку, прямо таки разбухшую от казённого вида бумаг.
   - Прямо в корень вопросец, Владим Владимыч. Но я именно по этой теме подсуетился загодя, созвон провёл с экспертами, и они мне компетентно так ответы по "мылу" слили.
   Папочка перекочевала к Мистеру Твистеру.
   - Спецы в один голос твердят: имеет место быть научно доказанный факт! Все, кто живёт на территории, когда-либо населяемой алтайцами, воленс-неволенс, но начинают типа разделять их менталитет. Короче: вроде обязательной заразы с поголовным отсутствием иммунитета!
   Мистер Твистер ошарашено заморгал.
   Охранник у дверей, несмотря на то, что был вышколен присутствовать незаметно, заржал в голос.
   - Мне вы можете не верить, но - вот, судите сами. Первое тайное расследование под видом научной экспедиции КГБ делал. Имею распечаточку! Год одна тысяча девятьсот семьдесят восемь; руководители - академик Зелинский, он же по совместительству полковник из Конторы, а при нём консультанты: психологический доцент Перельман, гэ Ленинград, плюс - профессор-этнолог Чотпор Чочогоев, Горно-Алтайск. А вот, - уже девяностые: япошки, монголы, москвичи, два америкоса по делам индейских меньшинств, и всё тот же господин Перельман, но уже - академик и светило семи Академий одиннадцати стран мира. Далее, страницы сто двадцать шесть - двести одиннадцать: выборка из разработки по стратегическому управлению массами в местах формирования националистических движений в современных условиях. Как достал - долго рассказывать, но зато тут уже всё подробно и конкретно про Алтай. Если в двух словах пересказать, то: сама территория, типа, определённым образом как бы радиацию источает, от которой у людей...
   Но больше Мистер Твистер слушать не пожелал.
   - Я сам прочту. Иди, Рома.
   И Мистер Твистер, действительно, всё прочёл.
   И в голове у Мистера Твистера окончательно сложился некий, теперь уже совершенно конкретный, но только одному Мистеру Твистеру понятный, ПЛАН.
  
  
   Глава тринадцатая
   Война в подземном Мире имеет множество фронтов
  
  
   Костя положил трубку телефона.
   - Что? - Тил-ки быстро-быстро перебирала пальчиками клавиши ноутбука.
   - Гольдин Роман Львович. Только он один делал запросы в Архивы Алтайского Края по всем интересующим нас темам вкупе. - Костя недовольно поморщился. - А, значит, стоит за всем этим работодатель его, Мистер Твистер, он же - господин Мальцев Владимир Владимирович.
   Лиса, не прерывая своего порхания пальчиками по клавиатуре, стрельнула на Костю глазищами.
   - Серьёзный дядечка.
   - Да бог с ним, с дядечкой, - Костя наклонился и чмокнул Лису в нос. - Он нам всяко не по зубам. До него даже с разбега не допрыгнешь. А вот Рома... Рома вполне доставаем, Лисонька. И я хочу знать об этом долбаном Роме всё.
   - Что именно всё? Размер трусов и фамилию любовника? Или сколько у него денег на сберкарте? Я могу о нём знать только то, что проходит по нашему ведомству. - Тил-ки дёрнула плечиком. - Но если кое-кто поцелует ещё разочек, я, может быть, смогу найти что-нибудь прямо сразу.
   Костя поцеловал.
   Тил-ки блаженно потянулась.
   - Мерси, господин офицер. Кстати, о предоставлении возможной информации. Есть, знаешь ли, на это счёт параграф шесть, пункт "бэ" стандартного договора: "Запрещается Лисе Тил-ки делиться с кем-либо сугубо внутренней ведомственной информацией, вплоть до особого на то разрешения Совета Семи и Воли Одного".
   - Даже со мной?
   - С тобой в первую очередь. Я, да будет тебе известно, именно на этот счёт получила троекратное персональное уведомление и расписалась кровью.
   - Круто. Но, знаешь, мне на все эти ваши ритуалы как-то плевать. Я, душа моя Лисонька, должен...
   - Тихо, миленький. Не надо так громко говорить то, что можно НЕ говорить совсем. Я не могу, ты не можешь; ты должен, я должна... нам ещё только ссориться не хватало.
   - Значит, разговора не будет.
   - Почему? Будет. Только не о секретах моего ведомства, а обо всём остальном.
   - То есть?
   Лиса захлопнула ноутбук.
   - Минуя запрещённые пути, мы можем и в открытую идти! - Продекламировала она. - Рома этот у меня весь, как на ладошке. Подумаешь, бином Ньютона! - как говаривал один великий персонаж одного великого Автора. Мы этого фраерка его же методами сделаем. Хочется, понимаешь, старой Лисе маленько поиграть с добычей.
   Костя всё понял.
   Костя восхитился.
   Костя только руками развёл в знак глубочайшего своего преклонения перед лисичкой своей, и, церемонно поклонясь, поцеловал Лисе руку.
   - Вот так-то оно куда лучше. - Благосклонно ответила Тил-ки, и изложила свой план в достаточной мере пикантных подробностей.
  
  
   Рома качался, но говорил внушительно и с надменной интонацией.
   - Я действую по внушению Полномочного Посланника Всемирного Оккультного Правительства, дабы возвестить человечеству: грядёт новый Хозяин! Всех, кто пойдёт в службу к нему, осчастливит он! Откроются дороги в Мир Лучший, который зовётся "Подземным Раем". Живут там жрецы Того, Кто прислал меня, всё ими изучено в пространстве и пучине морей, даже роль того, о чём не ведаем мы; всё изучено в воздухе, даже те невидимые сущности, которые там пребывают, даже неназываемое Нечто, которое там развивается в эхо, после того как оно образовалось в недрах земного шара, чтобы туда возвратиться.
   - Чаво? - Ромины визави переглянулись.
   - Во, прёт парня!
   - Даже завидно.
   - Слышь, земляк, ты чо хочешь-то?
   - Я хочу указать вам на пять вершин Кинчинджунги. Подземными ходами, через удивительные ледяные пещеры, избранные достигнут священного места. Вся мудрость, вся слава, весь блеск собраны там! И зовётся это место "Священная страна Шамбалы".
   Наиболее образованный из работяг, Таштемир Абазов, бывший когда-то доцентом кафедры философии в одном из институтов Чечено-Ингушетии, только крякнул, и даже лопату выронил.
   - Что говоришь, слушай? Иди отсюда!
   Но Рома вынул из кармана пачку баксов, и стал их раздавать работягам, громко крича:
   - Пусть заготовит идущий со мною мешки для богатства, и каждому дам я справедливую долю!
   - А вот с этого места поподробней. - Насторожился бригадир Михалыч. - Таштемир, запоминай.
   - Можно найти песок золотой, можно найти драгоценные каменья, но истинное богатство лишь только там, куда могу привести только я. - Рома доверительно улыбнулся. - Берите, господа, задаток! Остальное по прибытию.
   - Он совсем обдолбанный дурачок. - Грустно сказал Таштемир. - Не надо его слушать, Михалыч. Опасно.
   - Это мы потом разберёмся. Позже.
   Михалыч отобрал у своих розданные Ромой деньги, и сурово сказал Роме:
   - Уважаемый, не надо нас держать за лохов. Ежели договоримся, тогда конечно. А так... пусть пока у меня побудут.
   А Рома ничего этого не видел и не слышал. Он миссию исполнял!
   - Многие ищут подвоха. Но подвоха нет. Судите сами, господа: если расценивать путь в Шамбалу, как давно известный ритуал, то каждый раз, когда мы режем барана, мы совершаем аналог такого пути.
   - Ты барана не трогай, шакал! - Вскричал Таштемир. - Убью!
   - Нож острый, уносящий баранью жизнь, - бормотал слепой и глухой Рома, - есть наше решение. А снимая шкуру, - он повысил голос и почти пел, - мы сдираем оболочку замутнённого сознания!
   Таштемир страшно зарычал и пошёл на Рому, с явным намереньем рвать на части и грызть глотку.
   Остальные работяги кое-как скрутили его.
   Однако Рома уже кружил в шаманском переплясе, и, по всей видимости, был где-то далеко-далеко.
  
  
   Там, далеко-далеко, Рома встретил в узком подземном проходе двух людей, а, может, и не людей, из которых один к Роме незамедлительно принюхался, а другой - очень внимательно присмотрелся, после чего оба до чрезвычайности обрадовались.
   - Духи, брат мой, милостивы к нам!. Они, слушай, послали нам на пути нужный экземплярчик!
   - Именно так, брат! Милостив к нам Хозяин наш, ибо шлёт тех, кто именно сейчас пригодится. Этот станет большой подмогой для научных опытов, происходящих в этой чудесной долине, а остальные пойдут на питательную белковую добавку к кормам.
   - Еда для ума и еда для тела. - Благостно облизываясь, провозгласили они. - Сам Учитель Рерих, наблюдая в небе стремительно несущийся сверкающий шар, соизмерит то и это, сделав выводы о том и о сём, воздаст, кто чего заслужил, тем и этим! Так что, иди за нами, человечек. Как звать тебя?
   - Рома.
   - Якши, Рома. Ты привёл нам пожрать, значит, тебя оставят типа живым. Гоу виз ас! И не забудь этих: они по милости Небес нынче станут хорошим обедом для первого отряда Орлов Шамбалы на гималайской базе летающих тарелок!
   - Гоу! Я хочу гоу! - Пропел Рома, искренне радуясь. - Прямо сейчас!
   И его понесло ещё дальше, где перед ним открылась маленькая, но очень тяжелая дверь в стене.
   И увидел Рома секретный институт, он же - бункер. *
  
   --------------------------------
   * Следует отметить, что Рерих из видения Ромы не имеет ничего общего ни с одним из реально существовавших Рерихов. То, что персонифицировалось под именем "Рерих" в больном воображении Ромы, есть исключительно плод этого самого Роминого больного воображения.
   --------------------------------
  
  
   - Входите, сын мой. - Раздался голос для Ромы внутри и снаружи.
   Рома сразу понял: это настал Рерих.
   Полный и бесповоротный.
   - Шалом, mahatma! - Ляпнул Рома, и тут же засмущался. - В смысле, здравия желаю.
   - Ассалам шалом. - Отвечал Рерих. - Заходите. Сейчас я велю подать вам - героинчика, а себе - кисти и краски. Мы славно покайфум, сынок. Надеюсь, вам не в ломы разделить кайф со стариком Рерихом?
   - Почту за честь. - Отвечал Рома, и уже через мгновение словил дозняк по полной.
   Рерих же тащился иначе: он рисовал прямо по воздуху вокруг себя, и картинки, мгновенно оживая, разбредались, практически сразу, как понял Рома, становясь всяким разным многообразием реальности.
   Наконец, Рома блаженно заторчал на самом верху своего drug fun, а Рерих как-то особенно плавно взмахнул кистью, и прямо на Роминой спине нарисовал знаки.
   - Теперь само ваше тело указывает на связь Шамбалы с подземными ходами. Вот этот хвостик, например, - Рерих ткнул кистью, отчего Рома болезненно сморщился. - Напомнит всем идущим об окрестностях Турфана: эй, вы, там, просекайте и впитывайте! Информэйшин для поисковичка! Турфанская котловина в отрогах Восточного Тянь-Шаня в Китае есть типа тектонический прогиб глубиной до 154 метров, а, на самом деле, - самое низкое и совершенно демоническое место в Центральной Азии!
   Рерих опять ткнул, но вместо болезненной гримасы на личике Ромином возникла блаженная улыбка.
   - Да. Учитель! Ещё! Вот сюда, в демоническое место! - Умоляюще проблеял Рома.
   Но Рерих больше тыкать не стал.
   Он легко пощекотал кистями место совсем иное, левее и выше.
   - А здесь у нас, предположим, будут подряд, друг за другом, якобы древние буддийские пещерные храмы. А вот это - Рерих повёл кистями далее по Роминому телу, - подземные ходы, а вот это, наконец, - кисти замерли, округлив предварительно на Роминой коже некий, похожий на японский иероглиф "Сила" "пэ"-образный значок. - Старые подземные арыки для орошения. Таким образом, демонстрируя своё тело, вы теперь, батенька, везде и всегда сумеете подсказать всем страждущим найти путь правильные ориентиры движения.
   Рома всплакнул.
   - О, как я благодарен вам! Как благодарен, Гуру Сенсеич! Что было моё тело раньше? - говно, прах и тлен. А теперь? А отныне? Ёлы палы! Даже мечтать не мог! Моё тело стало картой Пути!
   Рерих отмахнулся кисточкой, от чего капля красной краски шлёпнулась Роме прямо посередине лба.
   - Какой-то ты шумный, сын мой. Иди. Вместе с шумом своим, ибо - утомил. Но знай: скажут про тебя: вот! Зрите! Из пещеры вышел незнакомый человек, высокий и не в нашей одежде. И не похоже, блин, что пришел долбанутый человек этот из святой страны... А, может, скажут и покруче: зырьте! Вот вышла из подземелья, типа - женщина, и ходит теперь, ходит по народу...
   Рома заплакал.
   - Не врубаюсь я, Учитель. Слишком это сложно. Мозги мои склеились на исходе дозы! Попроще бы, отче.
   - О, бедный народ мой! - Рерих хлюпнул всеми тремя носами, от чего уши его распрямились на всех головах, и стали похожи на крылья бабочек. - Летим! Пора проветрить наши подземные ходы мозгов!
   И они полетели.
  
  
   - Летит. - Сказал Михалыч. - Кажись, не врал хлыщ столичный про сокровище!
   - А это с ним кто? - Тихо спросили работяги, числом остальные.
   - Рерих. - Ответил им Таштемир, которого всё ещё держали. - Всё, братья мои по труду! Теперь вы - ИХ НА ВЕКИ.
   - А ты, что ж, не с нами?
   - Аллах защитил меня.
   Сказав сказанное, Таштемир стал таять, и вскоре от него не осталось даже следа во вселенной, кроме рукавиц, заляпанных застарелым раствором, и лопаты, на черенке которой можно было прочитать инициалы владельца, писанные арабской вязью.
   Но даже вязь, померцав, вскорости исчезла.
   Сделавшись голым, черенок лопаты вызывал одно лишь глубокое уныние и безотчётную тоску по навсегда и безвозвратно канувшему.
   Всё и вся в пещере приняло истинный вид свой.
   И Михалыч преобразился, став тем, кем и был на самом деле.
   Исчезли ватник и сапоги, сгинула без следа пропойная морда лица, волосы сзади собрались в косицу, а тело оделось в добротную, украшенную серебром броню от лучших оружейных кузнецов Европы.
   Да и бригада не отстала от своего признанного лидера. Теперь уже несколько всадников совсем особого вида неслись под сводами пещеры небес, куда мчал их Рерих, сопровождаемый Ромой.
   - За сокровищем! - Ревел Михалыч, пришпоривая.
   - Истинно так! - Вторила бригада: рыцари самых разных народов, каждый в своём роде лучший, - вот кто они стали нынче.
   А затем небеса в виде пещеры сомкнулись за ними, и они все, как были, ушли через подземный ход в ту самую страну, о которой и шла речь всю дорогу.
  
  
   - Рома, ты куда нас привёл? - Михалыч озирался, бригада в испуге жалась к стенам.
   - До сих пор всадник на белом коне появляется в горах Алтая и растет вера в Белого Бурхана. - Радостно сообщил Рома. - В разбросанных юртах шепчется легенда, что на реке Катуни произойдет последняя битва людей.
   - Битва? Ты что, гад! Где сокровище, падла? Убью! - Михалыч схватил Рому за грудки.
   - Но и в этих заброшенных углах уже шевелится новая мысль. - Рома продолжал идиотски улыбаться. - Коли найдут жители Шамбалы тебя годным, коли покажешься ты им типа своим в доску, то откроют они сокровищницу!
   Михалыч размахнулся и стукнул Рому по голове кулаком.
   - Обманул. Меня обманул! Меня!!!
   Рома отлетел в глубину подземного хода, и заплакал.
   - Проводника бить? Посланца дубасить? Зачтётся вам, дяденьки! Много народу шло в Шамбалу. Но не всем было позволено... - Он вытер носовую юшку и выплюнул изо рта одну толику утраченного зубного богатства. - Хрен вам, а не Шамбалу, ежели нету в вас истинного благочестия!
   Бригада медленно надвигалась на Рому с явным и неприкрытым намерением.
   Тут Рома понял, что ему, кажется, совсем кранты, и судорожно стал звать из своей головы Рериха.
   - Спасать Рому надо. - Объяснял он Рериху в своей голове. - А то ведь убьют, однако.
   Я занят. - Отвечал Рерих. - Я сейчас в Верхнем Уймоне: с одной стороны у меня вокруг горы, с другой - болота; туман покрывает меня, только петухи слышны; и вообще: как ты обращаешься ко мне? Почему не зовёшь меня новым именем Гессар-хан?
   - Ну, пожалуйста! Гессар-хан! Святой! Великий! Всё отдам, только СПАСИ!
   - Ладно. - Рерих взмахнул крыльями ушей, и бригада окаменела, один только Михалыч ещё сумел сделать три с половиной каменных шага.
   - Ну-с, осмотрим новых сотрудников.
   Рома увидел, как из темноты пещерной вместо ожидаемого Рериха вышел Змееголовый Дядька.
   - Так-так. Вот их предводитель, самый сильный и самый злой. Смотри, Рома: татушка у него на руке: стрела. Мой знак! И войско его во злобе: все с вышивкой молнии на груди.
   Да и вправду, увидел Рома: бригада Михалыча была одета в куртки с эмблемой Россвязи, где, как известно, красиво вышиты перекрещенные молнии.
   - А вот скажи, Рома, как специалист по "пи-ар", мне, как, чисто, своёму нанимателю: что есть таковой знак молнии, он же - стрелы?
   - Руна, батьку! - Не задумываясь отвечал Рома. - Стрела суть есмь рунический знак "tiu", означающий атлантическую эпоху Быка, а также символ падения и низвержения небесного света вплоть до полного воцарения иной материальности. Одновременно молния символизирует небесный огонь, обрушенный на землю. Здесь же мы видим оба знака, меж собой совокуплённые, и означают они полный и окончательный приход последних темных времен.
   - Клёво, Рома! Знаешь правду.
   - А то, батьку! Дозволь же за старания мои косячок, али дозняк по вене! Тошно.
   - И то дело. Да и я с тобою заодно разговеюсь.
   Рерих вынул откуда-то из брюшных складок пару младенцев: одного черненького, а другого беленького, и со смаком стал откусывать по очереди со стороны голов; Рома же обнаружил в ладошке хорошо утрамбованную папиросу с "чуйкой", и стал пыхать, как мог, усердно.
   И вот уже достал их в кайфе неимоверном приход.
   Счастье было огромно, а глюк бесконечным.
   Вкусили они космического огня, и завершилось сие празднество рождением внутри Ромы атомной бомбы.
   - Я беру этих зольдатиков. - Услышал Рома атомный же голос. - А ты иди себе обратно, только сёдня больше не колись, да и не кури: сдохнешь, на фиг. Усёк?
   - Ага. Ага. Ага.
   - Повтори приказ, Рома. Ну?
   - Не... колись... больше... кури... сёдня... сдохнешь... - Проквакал атомный же Рома.
   - Ес. Свободен!
   Тут внутри Ромы что-то вначале хлопнуло, потом вспыхнуло, потом окатило горячим, и Рома оказался в гостинице, где потом валялся - бревно бревном! - до самого утра завтрашнего дня.
   Когда же он выполз из номера, то услышал в холле напуганный разговор каких-то людишек из гостиничной обслуги.
   Шептались они, обсуждаю жутковатую новость: оказывается, в городе вчера произошла страшная авария: завалило, на фиг, целую бригаду то ли строителей, то ли связистов, в яме-котловане, и что, дескать, МЧС нагнали аж с Москвы, но ни фига не удается им до сей поры отыскать даже тела их, сгинули, словно не было.
   - Не было. - Прошептал Рома. - Не было!
   А что?
   Конечно, не было.
   Ни-че-го.
   Откуда ему вообще быть, этому чему-то?
   Одни, уверяю вас, хотя - вполне достойные, но, при этом, прошу заметить: сугубо индивидуально-личные видения сильно уколотого джентльмена
   И ничего больше.
  
  
   - Для начала нужно бы разузнать всё подробно у Галиного энергиста. Встречу с ним я организую.
   - В смысле, там?
   - А что? Имеем же мы право пообщаться со свидетелем.
   - Что значит, имеем право? Мы, Лисонька, должны! Ибо - закон предписывает. Если, конечно, у вас там обязанности расследующих такие же, как и здесь, у нас.
   - Они везде одинаковые. В принципе.
   - Тогда - вперёд.
   Однако Тил-ки смотрела на Костю грустно, и глаза у неё были полны слёз.
   Слёзы у Лисы очень сильно отличаются от человеческих. Если человеческая слеза - прозрачная солоноватая жидкость, выделяемая слёзными железами, то у Лисы слёзы - уходящая сила сердца.
   Когда Лиса выплакивает сердечко до донышка, она тает, как туман.
   Так, собственно, и умирают Лисы.
   - Что случилось, Лисонька? - Костя обнял Тил-ки, прижал к себе и стал целовать в глаза, собирая каждую слезиночку губами. - Что ты, милая?
   - Больно. Вот здесь, - и она тронула лапкой слева, - где "тук-тук" живёт, пока я в облике человеческом.
   - Сердце?
   - Сердце. А в сердце - Лес. Ему, Костенька, больно. А ещё - ещё Горы: это их боль, больша-а-ая. И вот что я тебе скажу, мой Капитан: судя по тому, как болят они в сердечке лисьем, именно здесь, где мы сейчас с тобою вместе, будет Главное Место Вторжения на той войне, которой не избежать.
   Тил-ки прижалась к Косте.
   - Ничего, справимся. - Костя всё целовал и целовал Тил-ки, не переставая. - Вот слёзки высохнут, и... Ведь справимся, а, Лисичка?
   - Мы? То есть, ты и я? Да запросто.
   И вот тут-то Тил-ки заревела уже по-настоящему: безудержно в три ручья с подвыванием.
   - Что опять такое, Лисёночек? - Костя поднял её на руки.
   - Ничего. Просто - ты должен знать... мне, милый, жизни отпущено ровно столько, сколько я смогу Владыке послужить.
   - То есть? - Костя даже целовать её перестал. - Что-то я недопонял.
   - Эх, Костенька. Это, видишь ли, только душа у меня - вечная, а в остальном... - Тил-ки махнула лапкой, и Костя увидел: вся лисья ладошка мокра от слёз. - Силы природы, так сказать, временно собранные энергетически под удобной на данный момент формой содержания.
   Над Балагурихой вслед за слезами Тил-ки началась гроза.
   Плакала Лиса, плакали небеса, а когда Лиса всхлипывала, гремел самый настоящий гром.
   - Ты вот что, девочка. Погоди себя хоронить раньше времени. Я, конечно, в делах ваших полный бамбук, но - по слабому моему разумению! - за каждую победу положена награда. Вот мы и попросим. Чтобы тебя оставили здесь, со мной. А? Что скажешь?
   Тил-ки ещё разочек всхлипнула, но уже чисто профилактически.
   - Это идея. Только просить нужно заранее. В смысле, договариваться. У нас там бюрократы почище ваших. Вот, кстати! - Лиса вырвалась из Костиных объятий и с неимоверной скоростью застучала по клавишам ноутбука. - Чуть не забыла! Запрос по форме девятьсот восемьдесят пять дробь триста двенадцать! "Прошу предоставить в связи с назревшей неотложной необходимостью возможность свидания в реальном времени со свидетелем по делу "Хозяин Горы", пребывающем в подведомственной Вам субстанционной сущности (кодовое обозначение "Энергист Юмашев")" Теперь подпись, пароль, адрес, и - полетело письмишко!
   - Адрес? - Костя совершенно ошалел. - В Интернете? То есть, твоих начальников на том свете?
   - Фи, мой Капитан! Экий ты несовременный. Какая разница, как и при помощи каких заклинаний обращается человечек к Богам? Главное - чтобы искренне.
  
  
   Юмашев появился над свечкой вначале лёгким облаком дыма, и лишь потом, густея, дым этот обрёл узнаваемые черты Галюсиного любимого.
   Галя охнула, и совсем уж было собралась кинуться-броситься, спасать-выручать, но Тил-ки глянула на Галю как-то особенно, и та стихла.
   - Как вы? - Спросил Костя.
   - Никак. Сижу в распределителе, жду решения. Но всё равно: спасибо, что помните обо мне. Но, я полагаю, у вас ко мне дело? Просто так ваша уважаемая Лиса не стала бы затевать столь громоздкую и затратную энергетическую процедуру, как извлечение того, что от меня осталось, при помощи созданного из нашего с Галей любовного эгрегора живого образа.
   Костя заморгал.
   Сказать по правде, он даже половины из сказанного не понял.
   - У нас очень мало времени. - Только и сказал Костя. - Что происходит? Понимаете, нам нужна хоть какая-нибудь информация, а то тыкаемся, как...
   - Идет война. - Юмашев увидел Галю, и лицо у него сделалось скорбным. - Мы, то есть, группа, с которой я, собственно, и умер, это рекруты. Военнообязанные, потому что влезли. Знаете, это как в кино про тотальную мобилизацию: попался патрулю, тебя бросают с такими же точно, попавшимися случайно, в эшелон, и вот ты уже на войне. Так и мы. Только вот Воскобойников знал. Он оказался подлец. И поэтому...
   Дым Юмашева, покачнувшись, стал явно бледнее.
   - Нет! - Закричала Галя. - Теперь я! Меня пустите! Я вам не позволю мучить моего Юмашева дурацкими вопросами! У него же на меня сил не останется! Я...
   - Галя, не надо. - Юмашев ей улыбнулся. Улыбка была добрая, хотя и очень маленькая, словно притушенный свет ночника. - У меня накопились некоторые долги, вернуть которые надо непременно.
   Галя, которая только что собиралась что-то такое доказывать с криком и громом, вдруг осела вся, и тихо-тихо всхлипнула.
   - Да понимаю я. Только мне очень хочется, чтобы ты живой был.
   Юмашев отчётливо прибавил в своей материальности.
   - Спасибо, Галёнок. Я, сказать честно, только на этом и держусь. Но мне необходимо успеть рассказать.
   - Ну, и не трать зазря силу моей любви! - Галя вскочила, и побежала вплотную к дыму-Юмашеву. - Только на дело! Я вот тут тихонечко стоять буду, а ты - ты говори! Говори, Юмашев!
   И Юмашев стал говорить.
   - Воскобойников знал, что он вербует солдат для Подземной Армии. Так что, выбора у нас не оказалось. Внизу нас включили в бой. Сразу. Впрочем, Мы там были уже не люди: он расплатился нами за своё право ЗНАТЬ и БЫТЬ. Вот и всё.
   Костя вопросительно посмотрел на Лису.
   - Ничего не понял.
   - Они были взяты между миром яви и миром чистых энергий. - Объяснила Тил-ки. - Помнишь, как в присказке: "Ни жив, ни мёртв"? Что-то вроде безвольного субстата, который подчинится первому прозвучавшему приказу. Промежуточное состояние, когда человечка можно переадресовать к любому Хозяину. Скажут: будь добрым, станет добрым. Скажут...
   - Ясно. - Костя погладил Тил-ки по руке. - Спасибо. Давайте дальше.
   - Так вот: Воскобойников знал. Поп наш расстрига, бывший отец Сергей, в мозгах запутавшийся, их, как я теперь понимаю, за чертей принял. Воображение, православием воспитанное, образы подсказало. Недаром ведь отца Сергея столько лет в семинариях на это натаскивали. А дальше - дальше уже пошло-поехало, как в сценарии плохого боевика.
   То, что увидел первый, поп-расстрига наш, отец Сергий, сразу же передалось остальным. Черти получились а-ля Иероним Босх во всех подробностях.
   Воскобойников перстом на них указал, и вскричал, в гневе праведном, слова призывные:
   - Надо заслужить! Если нам дали такое испытание, значит, следует пройти! С боем!
   И мы пошли.
   Но тут я заметил, что ближайший ко мне демон как-то слишком уж мой.
   То есть, выглядит, словно специально для меня вылеплен. Дело в том, что никогда ни у какого на свете чужого страха не могло быть физиономии моего отчима. Той самой, когда тот, пьяный в дым, порол меня за двойку по пению офицерским ремнём посреди нашей коммунальной квартиры.
   Мой, и ничей другой, персональный страх, с детства знакомый.
   А рядом - вот тебе на! Армейский "дед" Потапченко, садист в чине сержанта, данный мне, опять же, и только мне, при жизни каждую ночь в кошмарных снах: как я его встречаю вот так же вот в тёмном коридорчике, чтобы, значит, разом решить все свои простые человеческие проблемы по защите чести и достоинства.
   С Потапченкой схватился отец Сергей. Но этого быть не могло: отец Сергей Потапченку никогда в глаза не видел, и в армии не служил, да и вообще, - какой Потапченко? К моменту, когда отец Сергий мог бы, по случайности обстоятельств, лет в десять от роду, с ним, всё-таки, встретиться, Потапченко уже в земле гнил. Убили его. Точнее - забили ремнями, в полной темноте и молчании, человек двадцать: унижений не вынесли в учебке...
   Я, собственно, не первый раз имею дело с мороками. Есть множество правильных способов и обрядов, чтобы их одолеть. Если говорить коротко, я применил практику джапы. Тут самое главное - держать спину ровно, расслабить все мышцы, и представить в центре груди и перед собой сияющий источник света, а в центре этого источника образ богини Гаяти.
   Мантра моя была сильной и верной.
   Морок прошёл.
   Вот тогда-то передо мной открылись в истинном своём виде те, кто противостоял нам в подземном коридоре.
   Дети.
   Как я понял, выпускной класс Школы Социологии Духа из города Пскова. Их какой-то Просветлённый придурок на экскурсию, видите ли, повёл. Ну, и... его сразу растерзали, а дети... их...
   Юмашев посмотрел прямо в глаза Кости, и стал исчезать. На этот раз дым, Юмашева составляющий, безо всяких там заморочек стал таять, делаясь почти невидимым.
   Естественно, Галя на месте не усидела.
   - Нет! - Вскричала она. - Не отдам! Юмашев, думай обо мне! Слышишь! ОБО МНЕ! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
  
  
   Умные люди настолько умны, что порой могут допускать совершенно естественные просчёты там, где действуют иные, кроме ума, законы.
   Галя умела то, что не умел её Юмашев.
   Любить.
   Так что, нечего удивляться, что у Гали получилось.
   Хотя, если вдуматься, - как можно силой любви поддерживать жизнь в уже совсем умершем человеке, а?
   Вера.
   У каждого своя, у каждого в своё.
   Недаром она, исчезнувшая для каждого отдельно обычного человека, жива в общем подсознании людском, как важнейшее место и состояние Спасения.
   Одним словом, Юмашев вернулся, и вернулся он только благодаря силе Любви Галюси.
   А вернувшись - вернувшись Юмашев стал рассказывать о том, что случилось группой Гуру Воскобойникова дальше.
   С каждым по отдельности и со всеми одновременно.
  
  
   Главный Воинский Мастер группы Воскобойникова, сильно потрудившийся на Чеченских войнах десантный майор Зеев, (кстати: имя Зеев переводиться с еврейского, как "Волк"), к группе прибился, ища прощения.
   Чего-чего, а вины у Зеева было выше крыши.
   Зеев искал Шамбалы военной. И в этом был свой резон: именно в Шамбале должен родиться Калки: будущая десятая аватара Вишну, чтобы сесть на коня со сверкающим мечом в руках, и окончательно истребить всех злодеев, восстанавливая дхарму, - совокупность первично установленных норм и правил, соблюдение которых необходимо для поддержания космического порядка, открыв именно своим воинским делом грядущее возрождение мира.
   Вычитав в "Тайной доктрине", что эта единственная "будущая", мессианская аватара Вишну произойдет в конце Кали-юги, то есть - на исходе нынешнего исторического периода, Зеев шёл в Шамбалу завербоваться на постоянную службу к Калки контрактником.
   Нападавших Зеев мочил умело и долго, но вот что интересно: чем больше их гибло, тем всё яростнее и огромней становился майор, пока не перестал умещаться в пещере.
   - Дайте мне место убивать их! - Взревел Зеев.
   И ему дали.
   Правда это - это уже совсем другая история, к нашей отношения ни имеющая.
   Обрёл ли Зеев искомое? Думаю, да. Впрочем, только он сам знал, на самом деле, что искал и чего хотел.
   А Воскобойников...
   С Воскобойниковым всё сложнее, потому что и сам Воскобойников был весьма сложным человеком.
   Хотя - человеком ли?
   Кто теперь разберёт?
  
  
   После мусульманского вторжения в Среднюю Азию в IX веке царство Шамбалы сделалось невидимым для человеческих глаз.
   Только чистые сердцем могут найти к ней дорогу.
   Согласно легендам, при 25-м царе Шамбалы Кулика Рудра-чакрине (тибетское прочтение этого имени - Ригдэн Джапо) произойдет великая битва между силами добра, в лице воинства Шамбалы, и силами зла. Причем эта битва одновременно означает победу мудрости над невежеством, духовности над косностью, самоотверженности над эгоизмом, и - продолжи сам, используя те формы противостояния, которые именно тебе в данный момент на ум пришли.
   После победы царя Шамбалы наступит новая эпоха духовно-нравственного и культурного рассвета, которая ознаменуется явлением Пятого Будды: Майтрейи.
   Воскобойников (бедняга!) именно себя им и считал.
   Майтрейей.
   Причём - искренне.
  
  
   Поп же расстрига Сергий, как человек божий, нёс Царям Шамбалы проект Единства Веры, иначе говоря, общей примирительной всеконфессионной религии.
   Цари Шамбалы, правившие и правящие в соответствии с учением Будды Шакьямуни (по преданию их тридцать два), призваны сохранять Шамбалу до той поры, когда грянет последняя Битва со злом.
   Отец Сергий хотел привести под знамёна Шамбалы православный мир.
   Тоже, кстати, совершенно искренне.
  
  
   Ещё была в группе Воскобойникова некая дама, сама себе присвоившая кликуху (погоняло) (логин) (игровой найк) "Detector Happiness", (так она переводила на английский словосочетание "Разоблачитель Счастья"), имела совершенно чёткое намерение в Шамбале забеременеть.
   - Желательно, конечно, от тамошнего кого-нибудь. - Говорила она, но, в принципе, и сам Гуру Воскобойников, приведя Detector Happiness в Шамбалу, мог подойти для привнесения Семени Истины.
   Detector Happiness была уверена, что там, в Шамбале, семя сразу же становится именно таковым.
   Не надо осуждать. Но и сочувствовать - незачем: она ведь умерла хотя и страшно, но за (по её мнению!) абсолютно правое дело.
  
  
   - Правое дело. - Юмашев потёр почти прозрачной рукой лоб. - "Иди путем труда, иди путем щита веры. Иди сердцем и "чаша" путь утвердит..." - Нараспев проговорил он. - Если предположить, что Шамбала - это, всё-таки, состояние души, соединения человека с Богом, то найти Шамбалу - означает достичь просветления.
   - Так Воскобойников просветления искал? - Спросил Костя.
   Юмашев улыбнулся.
   - Вполне может быть. Хотя, утверждать точно не возьмусь. Сказать могу одно: просветление у каждого своё, как процесс, и тем более - индивидуально, как результат, чему вся эта, случившаяся с нами история, самый конкретный пример. Если люди принимают неверные решения, это ещё не значит, что они плохие люди. Я думаю, даже наш уважаемый господин Лама Кюртарчи Воскобойников, заплативший чужими жизнями за своё Право Найти Дорогу, плохим человеком не был. Он просто ошибся. Страшно ошибся. Кроваво и навсегда.
   То, что он считал Истиной и Шамбалой, оказалось его личными амбициями и на деле имело фатальные отличия от всяческих красиво декларируемых словесных наборов.
   - Ты открыл нам дорогу. - Сказали те, кто взял группу Ламы Кюртарчи Воскобойникова, как плату за приобщение к Истине. - Теперь ты станешь одним из нас.
   И Лама Кюртарчи Воскобойников стал.
  
  
   Наверное, материальность Юмашева как-то зависела от того, что он говорит.
   Костя заметил: едва Юмашев доходил до определённой информации, его эта самая "материальность" уменьшалась.
   Вот и сейчас: Юмашев снова поблек и стал почти невидим.
   Только Галюся на этот раз даже кричать не стала.
   Зачем? - Она уже ­знала свою силу.
   - А вот теперь это вам фигушки! - Засмеялась Галюся, и, со стремительностью молниеносной ринувшись к Юмашеву, схватила его за руки, что, кстати, совершенно удивительно: ведь Юмашев-то был призрак!
   Но Галюсе на такие мелочи, как невозможность было всяко разно начхать с высокой колокольни.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

- 1 -

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"