Восьмистишия
Тоски не скрывая, не пряча лица;
Какой простой круговорот!
Дурнушка-явь женой моей была;
До чего же лихо, черт возьми;
Мне вся планета видится в чаду;
Гнетет мою душу чужая вина;
О пользе пьянства;
Я не хочу в Сибирь! Но иногда...;
Высоких трав скупая позолота;
А в сентябре на дремлющую ниву;
Суховей 

                  * * *
 Тоски не скрывая, не пряча лица,
 Во дни увяданья,
 Как нищий стою у чужого крыльца 
 Прошу подаянья.
 В нелепой ладони колышется дрожь
 На поприще новом.
 Но черствую душу едва ли проймешь
 Молитвенным словом.

         * * *
 Какой простой круговорот!
 Все быстротечно, невозвратно.
 Извольте двигаться вперед!
 Дороги нет у вас обратной.
 Черта последняя близка,
 Умчалось время  не догоним.
 И иней на твоих висках
 Не отогреть моим ладоням.                                

           * * *
 Дурнушка-явь женой моей была.
 А я любил красавицу-надежду!
 Я жил не тем, что есть, что было прежде,
 А той мечтой, что вдаль меня звала.
 Как часто поворотом от ворот
 Она встречала. Все же каждый вечер
 Поныне жду, что с северных широт
 Подует теплый, животворный ветер.

          * * *
 До чего же лихо, черт возьми,
 Над волною чайки пролетели!
 В теплом чреве парка Леуми
 Вспоминаю стылые метели.
 Чернота плывет издалека,
 Тучи обещают дождь и грозы,
 Легкий бег морского ветерка...
 Но откуда запахи березы?!

            * * *
 Мне вся планета видится в чаду.
 Живу на свете, ни во что не веря.
 И если завтра в царство тьмы уйду 
 Невелика, быть может, и потеря.
 Листок оливы с ветки не падет,
 Удод не вскрикнет и не встрепенется...
 Не целый мир со мною вдаль уйдет
 И никогда на Землю не вернется.

             * * *
 Гнетет мою душу чужая вина,
 Мне сердце не греет чужая жена,
 Болит голова от чужого вина,
 Ночами мне снится чужая страна.
 Даст бог, одолею чужую вину.
 Отвергну с улыбкой чужую жену,
 Отрину пристрастье к чужому вину...
 Но как позабыть мне чужую страну? 
   
           О пользе пьянства
 Рыдает спьяна вечер буревой,
 В окошке ночь звездой не заискрится.
 И злой тоски назойливая птица
 Кружит впотьмах над белой головой.
 А ночь на удивление длинна.
 И тень моя  пятном на стенке белой...
 Не знаю, что бы я с тоской поделал,
 Когда бы в мире не было вина. 
              * * *
 Высоких трав скупая  позолота 
 С вкраплениями злого серебра 
 Укутала дремотное болото,
 Всем перелетным на крыло пора!
 И журавли над речкой прокричали
 Короткого прощания испуг,
 И перышко таинственной печали
 Легко упало на поблекший луг.
 
          * * *
 А в сентябре на дремлющую ниву
 Упал внезапно синий-синий снег.
 Осенний лес осекся: быть бы живу,
 И вынести  метели шалый бег.
 Росток осоки тонет в снежном скате,
 Удивлена, потрясена заря.
 И лист осины лег на эту скатерть,
 Как отрывной листок календаря.

            * * *
 Я не хочу в Сибирь, но иногда
 Во сне мне мятлик луговой мигает.
 О чем-то тихо шепчет лебеда,
 И речка от жары изнемогает.
 Сибирь, Сибирь! Страна моя, а-у!
 Вовек не одолеть дороги длиной!
 Добыть бы где-то лампу Алладина
 И поваляться на твоем лугу.

         Суховей
 Жжет солнце и деревья и хибары,
 Привяли при дороге огоньки,
 И зноем изнуренные отары
 Спасенья ищут у большой реки.
 Песок и листья крутит вперемешку,
 Запутавшийся в дебрях  суховей,
 И ластится деревня  к перелеску,
 Распахнутой околицей своей. 


 Леуми  национальный (иврит)