Припекало, но не так, чтобы очень, не изнуряя. Однако, стояло лето во всей его среднерусской прелести: с лёгким, навевающим негу ветерком, со снежными облачками на выцветшем от солнца небе, с немного уставшей уже, потемневшей зеленью деревьев, безлюдьем на деревенских улицах и спящими в тени заборов свалившимися с ног собаками.
Я немного не рассчитал - первый раз на этом маршруте - и, подходя к автобусной остановке, имел в руках недопитую бутылку пива (Кулер Балтика - так себе пивко) и недоеденный пакетик чипсов (Лейс, чипсы ничего). Две сельские матроны, прятавшиеся от солнца в нагретом металлическом павильоне, смотрели на меня одновременно с любопытством и осуждением.
- Не скажите, когда автобус будет до Киото?
Тётки были толстые, одетые по сельской моде, добродушные.
- Без десять час должен из Танабе выехать, - ответили они обе, чуть не хором.
- Так это минут через сорок только придёт? - загрустил я, рассуждая вслух.
- Ну, чего ж это через сорок, быстрей. От Танабе сюда десять минут всего ехать, - успокоили меня деревенские чаровницы.
Я искренне поблагодарил и действительно был доволен - успею не спеша допить пивко и полюбоваться родным незатейливым поволжским пейзажем.
Пейзаж - именно этот - я наблюдал раз десять в жизни, а впервые - на излёте российского коммунизма с нечеловеческим лицом, когда ездил в Танабе в деревенский магазин за дефицитными книгами - в родном Киото они расходились исключительно по блату. Изменений я, признаться, не замечал - те же тоскливые холмы, заросшие дикой травой, скучные рощицы на их невысоких вершинах, узкая лента дороги, негостеприимные близи и дали.
Но совсем уж без перемен не обошлось, конечно, за эти бесцельно прожитые годы; правда, были они не природного, а, так сказать, гуманитарного свойства. Например, это пиво и чипсы, купленные в деревне, где раньше хлеба с водой было не укупить, разве что водку с килькой в томате. Или вот тачки - по узенькому шоссе с измученным асфальтом не спеша продвигались здоровенные LAND ROVERы, BMW, TOYOTA LAND CRUISERы и прочие корабли районных пустынь. Была, разумеется, шушера помельче: сновали всякие фольксвагены, форды, рено и сузуки, иногда даже прошмыгивала какая-нибудь лада-приора, но общий настрой создавали монстры-броневики. Я охлаждался Кулером, заедал его солёным Лейсом, и размышлял - откуда они здесь? До столиц и больших городов сотни километров, промышленность в Киото за годы идеологической свободы пала в разы, сельское хозяйство демонстрировало только разрушенные коровники времён исторического материализма и одичавшие поля. Но жизнь не укладывалась в мои жалкие схемы и наглядно демонстрировала на этой отдельно взятой сельской местности здоровую российскую парадоксальность и неукротимые понты.
Пиво и философствование скрасили ожидание, и я не заметил, как подошёл автобус. Это был ПАЗик, с дизайнерскими наворотами на кузове, но неизменный по сути - с нервно стучащим мотором, входом как игольное ушко, неудобным салоном - т.е. всё тот же привычный и сердцу близкий.
Войдя, я протянул водителю деньги за проезд, и сказав "До Киото", ждал сдачу. Шофёр, парень лет 30-ти, посмотрел на меня печально-недоверчиво и сдачу отдал не сразу, размышляя о чём-то. Я это отметил, но не придал значения, посчитав за ерунду. Получив нужную сумму и не взяв билета, я уселся на боковое сиденье, расположенное параллельно проходу, и стал обозревать дали, а заодно рассматривать пассажиров-попутчиков. Поездка предстояла недолгая, минут на 30-ть.
Меж тем, приняв в своё чрево помимо двух уже знакомых мне дам ещё пару селян, автобус с шумом и стуком закрыл двери и бодро двинул по дорожке, заполненной иномарками, а затем, со знакомой натугой, стал преодолевать подъём на первый из множества холмов, через которые лежал путь на Киото.
Едва въехав на холм, автобус повернул направо. Это было неожиданно и удивительно, я ездил здесь не один раз и никаких правых поворотов не помнил - всегда ехали прямо. Но люди в автобусе отнеслись к смене направления равнодушно, и я, вспомнив, разговор на остановке и факт обилечивания именно до Киото, решил пока волну не поднимать. Жизнь усложнилась, отражая её, усложнились и автобусные маршруты - наверное, будет небольшой крюк, не беда, увидим что-то новое, неведомое...
Народ в салоне дремал. В массе это были сельские жители, мужчины и женщины средних лет, крепкие телом, с лицами жителей открытых пространств. Сзади по телефону болтал парень в гламурных наколках, впереди деревенская бабушка растолковывала что-то городской внучке, шепталась супружеская по виду пара; до меня никому не было дела.
Тут одна женщина привлекла моё внимание, я видел её в полу-профиль, немного сзади: аккуратная головка с гладкими чёрными волосами, небольшие ушки, угадывались тонкие черты лица - тип очевидно городской, такая тургеневская барышня за 30-ть, но всё ещё стильная и романтическая. Сидела она у окна со спутницей помоложе, иногда переговариваясь с ней. До того, как я её разглядел и выделил, я пялился на неё открыто, сейчас же, не желая, чтобы мой интерес заметили, стал смотреть время от времени, украдкой.
Автобус между тем катил себе и катил, и совершенно не в ту сторону, куда ему следовало бы. Прошло десять минут, полчаса - никто из пассажиров не вёл и ухом. Мы проезжали мимо нагретых солнцем полей, на которых ничего не росло, кроме сорной травы. Лесов не было, а из деревьев чаше всего встречались яблони, посаженные около самой дороги. Они стояли большие, раскидистые, и на ветвях было полным-полно зелёных яблок. Все окна в автобусе и люки на крыше были открыты, и сквозь салон свободно протекал воздух без запахов - просто азот с кислородом. Сверху светило просто солнце и прогревало эту, наверное, чью-то, но сейчас ничейною просто землю с бесхозными яблоками, по которой, как таракан по печи, полз неизвестно куда наш заблудившийся автобус.
Однако, начались остановки, люди в основном выходили, и салон стал потихоньку пустеть. У меня зазвонил телефон, так неожиданно, что я вздрогнул.
- Эй, ты куда пропал? Ты где? - спрашивал знакомый голос.
- Да я не пропал, я в автобусе, - ответил я, стараясь говорить потише.
- А, так долго ждал? Где находишься-то? - обыденный вопрос из обыденного мира.
- А чёрт его знает где! Даже не представляю, куда меня завезли! - я решил показать, что и в моей жизни порой не всё так просто бывает.
- Ты чего, на другой автобус сел, или в обратную сторону7 Перегрелся типа немного?
- Хрена с два, автобус до Киото, а еду уже..., - тут я замялся. А сколько я, собственно, уже еду?
Пока я раздумывал, на другом конце приняли соломоново решение.
- Ну, ты это, короче, как подъезжать будешь, звякни, - и отключились.
Как я понял, рабочая версия моего отсутствия будет теперь "перегрелся" в любом удобном смысле. Но это, пожалуй, и к лучшему - значит, никто меня особенно сегодня не ждёт теперь, и торопиться некуда. Такая неожиданно обретённая свобода кружила голову и звала к поступкам.
Как выяснилось, пока я болтал по телефону, автобус въехал в большой посёлок деревенского типа, попетлял немного и неожиданно оказался на чём-то вроде площади с приземистым белым зданием. "Уж не автостанция ли?" - рискнул предположить я, и оказался прав. Но, чёрт возьми, куда же меня занесло! В каждой деревне автостанций не ставят, это должен быть, наверное, райцентр, но какой и почему сюда припёрся автобус маршрута Танабе-Киото, время движения на котором всего-то 30 мин? Я вытащил мобильник и посмотрел - в пути мы почти два часа, ёлки...
Между тем парень в наколках, оторвавшись от телефона, задал обычный в таких случаях вопрос: "Шеф, сколько стоим?", и, дав стандартный ответ: "Через 15 минут отправление", водитель неторопливо, враскачку, как моряк, оказавшийся на суше, двинул к белому зданию.
Я вышел, чтоб немного размяться, увидел магазин и посетил его. Ассортимент был обычный, как везде; кока-кола, правда, присутствовала только в двухлитровом разливе, пришлось взять пепси и мороженное. Стоя в тени и наслаждаясь холодной, сладкой и вкусной, но нездоровой пищей, я разглядывал приглянувшуюся мне дамочку. Вместе с подругой они прогуливались в тени опять же яблони, кажется, спорили о чём-то и выглядели немного ошеломлёнными. Но тут появился наш рулевой, пассажиры в спешке возвратились в салон, а рядом со мной оказался седой ветеран колхозного труда, в пиджачке, несмотря на жару, в пластиковой шляпе, имитирующей соломенную, с крупными родинками-бородавками на лице, кажется, только что пополнивший наш мобильный коллектив.
Автобус не спеша колесил по улицам одноэтажной российской глубинки, а я, некоторое время приглядываясь к аксакалу, решился, наконец, задать ему вопрос.
- А вы не подскажите, в Киото скоро приедем? - спросил я с глуповатой простотой.
- Ага, - услышал я в ответ. - Ага, значит. Отвечаю. Спервоначала доезжаем до Кувана, ехать поболе часу, и там значит, остановка большая, водитель обедать будет. Ага. Потом, значит, ехать вам до Нагоя, и там у вас ночёвка состоится, а дале я не знаю, я в Токаи перед Нагоя схожу. Ага.
Я отвернулся и даже не поблагодарил. Дедушка очевидно сбрендил, не перенеся перехода от непосильного коммунистического к ещё более непосильному капиталистическому труду. Мне даже страшно стало: как же так, отпускают пожилого мужчину одного - ведь заедет куда-нибудь, а там ищи-свищи. Мало вот ещё у нас уважения и, главное, заботы о ветеранах.
Но автобус ехал себе и ехал, и минут через 15, наглядевшись на ширь земли русской, я поневоле начал размышлять: маршрут, представленный знатоком (который, кстати, уже совершенно по домашнему дремал с храпотцой) уводил в какие-то невероятные дали от цели поездки, то бишь Киото, шёл совсем не в ту степь. Видимо, надо было что-то делать, разобраться, потребовать, вывести на чистую воду.... но было лень. Совсем не хотелось вылезать, стоять одному на дороге, ловить попутку и жалеть о потерянном времени. В конце концов, у меня куплен билет, автобус меня вёз - хотя и непонятно куда и зачем - и видимо, придерживался пусть невероятного, но маршрута, а я как раз счастливым образом никуда не спешил и был при небольших деньгах. Всё это смахивало на приключение в его исконном смысле и было необычайно привлекательно, тем более, что в салоне присутствовала прекрасная Дульсинея. Я решил ничего не предпринимать и выжидать.
Видимо, я тоже задремал, утомлённый мыслями и убаюкиваемый храпом соседа, потому что, открыв глаза, увидел почти пустой салон неподвижного автобуса, а чуть скосив глаза - поблекшую вывеску с надписью "Суши-пица-бар РУССКИЕ ПЕЛЬМЕНИ". Спросонья у меня вырвалось: "Шеф, сколько стоим?", за что тут же стало неловко, но добродушные селяне, закусывающие прямо на пассажирских местах, заботливо ответили: "С полчаса осталось, у шо"фера обед".
Я вышел из автобуса и начал бродить перед дверью в бар. Всё шло по озвученной ветераном программе. Кстати, вечерело, на улице было по-деревенски безлюдно и очень тихо, из надутого жаром дня как будто выходил воздух. Немножко пахло скошенной травой, пылью, навозом, дымом из печей и какой-то ещё сельскохозяйственной ерундой... Наконец, я потянул ручку двери и вошёл. Внутри стояло несколько столиков, за одним из которых в одиночестве ел водитель. Интерьер был как в кино про советские времена, но раздачу с подносами заменили барной стойкой. Я увидел тургеневскую барышню с соседкой, и, осмелев, решил присесть к ним за столик. Взяв пиццу, которая оказалась ватрушкой с колбасой, и пиво в банке Амстел, я подошёл и вежливо поинтересовался: "Разрешите?".
Подруга оглядела меня с подозрением, а Дульсинея - с минимальным, но всё же интересом. Покушав в молчании минут пять, я решился заметить:
- Никогда не бывал в этих местах, и не попал бы никогда, если бы не эти новые маршруты...
- Вы в Киото едете? - подала голос подруга.
- Да, - ответил я - Но маршрут какой-то странный.
- Во, слышишь, Ирка, - обратилась она уже не ко мне. - Шеф точно взбесился, бежать надо с этого автобуса, куда он нас завезёт на ночь глядя?
- Ну, что ты, Вера, - рассудительно вступила Дульсинея. - Вот люди же едут, и никто ничего, может быть, ещё час-два и будем на месте.
- Боюсь вас разочаровать, - промолвил я и сам удивился своей неожиданной респектабельности, - Но, однако, я слышал, что предполагается ночёвка.
Подруги уставились на меня с недоверием.
- Нет, я не шучу, - зачастил я, оправдываясь, - Мне вот дедушка-ветеран в шляпе сказал.
Я поискал глазами, но ветерана в помещении не обнаружил.
Девушки заговорили друг с другом, не обращая на меня внимания, и я мотал головой из стороны в сторону, ловя выражения их лиц.
- Вот что Ирка, дело твоё, конечно, но я дальше не поеду! Какая ещё ночёвка?! Серёжка меня убьёт!
- Ну позвони ему, скажи, что ты со мной!
- Вот ещё, подумает, опять за старое принялась.
Однако телефон она достала и попыталась позвонить.
- Тьфу, чёрт, здесь связи нет!
- Вера, может на улице попробовать?
Дамы поднялись и вышли, Дульсинея, улыбнувшись на прощание, пожелала приятного аппетита. Это сразу подняло мне настроение. Я тоже достал телефон и посмотрел: да, связи не было, глухомань....
Я вошёл в автобус, когда из двери суши-пица-бара показался водитель. Из пассажиров были не все: отсутствовал ветеран, подруги, и ещё пара человек. Усевшись на своё место, я увидел Веру и Иру чуть поодаль, они разговаривали в прежнем стиле: первая нападала, а вторая пыталась её успокоить, но создавалось впечатление, что решение уже принято. Так оно и оказалось: Вера осталась на своём месте, а в автобус вернулась только Дульсинея. Вошла она опечаленная, не заметив меня, прошла на своё место.
Через минуту водитель, кончив копаться в своих бумагах, скосил голову и оглядел салон с недовольным выражением лица. После этого он трижды громко просигналил, что не произвело никакого действия - ветеран, например, так и не объявился - и медленно двинул по дороге в неизведанное.
На противоположной стороне улицы я увидел Веру, немного напуганная, она махала рукой; помахала в ответ и Дульсинея. Я решил воспользоваться ситуацией и негромко спросил: - Струхнула ваша подруга? Она обернулась, увидела меня - и предложила сесть рядом. Приятно удивлённый я поспешил воспользоваться приглашением.
- Муж у неё очень ревнивый. Хотя, конечно, сам-то... Да и не муж он вообще-то.
Начало беседы меня позабавило и раздразнило.
- А вы замужем? - неожиданно спросил я. Положительно, я поглупел и обнаглел за эти несколько часов. - Нет, - нимало не колеблясь, ответила Ира. - А вы почему спрашиваете?
- Подумал, что вот и за вас муж, наверное, волнуется.
Она легко улыбнулась - ну, конечно, большое мне было дело до её мужа - и спросила: - А кто волнуется за вас?
- Друзья, - туманно ответил я, и зримо припомнил своих друзей. Да уж, эти козлы заволнуются, жди от них, тут полгода надо отсутствовать, что бы кто-нибудь поинтересовался: - А где же это наш приятель Вася, кажется, он несколько дней уже не заходил...
Беседа продолжалось в том же приятно-провокационном ключе, паузы сменяли периоды оживлённой болтовни. Через полчаса мне стало казаться, что с Ирой я давно знаком, что мы хорошо знаем друг друга, случайно встретились и решили потрепаться за жизнь. С ней было легко, она не обижалась на неудавшиеся шутки, прощала пошлость и тупость, и готова была разговаривать на любые темы, ну вот хоть о новом и опять неудавшемся фильме Михалкова.
Меж тем заметно вечерело, с открытыми люками и окнами стало холодно, и их с грохотом позакрывали. Показались первые звезды, в низинах загадочными облаками густел и волновался туман, на редких остановках люди в основном выходили, и автобусе осталось только несколько пассажиров. ПАЗик очень интимное транспортное средство на российских дорогах - сидеть тесно, трясёт, тела постоянно соприкасаются и отдаляются в непрекращающейся качке, и при соответствующем психологическом настрое возникает ощущение близости и даже некоторого волшебства. Кажется, это произошло и у нас с Дульсинеей - мы скорее сближались, чем отдалялись, и вскоре наши руки сплелись, а ноги тесно прижались. Чем темнее и прохладнее становилось вокруг, тем ярче разгорался огонёк в наших душах, и когда автобус, покружив по улицам большой деревни, где в занавешенных окнах светились только телеэкраны, а на столбах горели фонари, ещё тусклые на фоне белесого неба, остановился около деревянного дома со сложной вывеской - ДОМ ДЛЯ ПРИЕЗЖИХ. Для командировочных ГОСТИНИЦА СЕЛЯНИН номера от 1 до 3 звёзд - мы понимали, что эту ночь проведём вместе.
Водитель, мимоходом осмотрев салон, распахнул двери, и громко, но отстранённо произнёс: "Отправление завтра в восемь, опоздавших не ждём", и, высадив немногочисленных пассажиров, быстро уехал неизвестно куда. Мы вышли последними, постояли, помолчав, на крыльце под лампочкой, где тусовались бесчисленные местные насекомые, и, наконец, вошли. Бодрая и, как ни странно, хорошо одетая МЭНЕДЖЕР ПО РАССЕЛЕНИЮ - так было написано на табличке над окошком - потребовала паспорта, но без спора удовлетворилась автобусными билетами.
- Хм, если вы до Киото, так вам не надо с утра вставать. Автобус с утра пойдёт в Хакусан, а после обеда снова сюда вернётся, если не хотите лишних полдня трястись, можете здесь его дождаться.
Деньги за ночлег брались небольшие, и образцовый МЭНЕДЖЕР разъяснила, что завтраков у них не бывает, однако в двух шагах рынок, завтра базарный день, и будет работать ЗАКУСОЧНАЯ, где готовят просто, но вкусно и не дорого, "А для вас вообще, наверно, как бесплатно будет" - добавила она ложку дёгтя.
Мы, видимо, были идентифицированы как муж и жена, и поселены в один номер, Ира не возражала, ну и я, конечно, тоже.
Об этой ночи можно написать повесть большую, чем мой рассказ. Но я этого делать не стану, как говорится, это совсем другая история. Скажу лишь, что Ира оказалась удивительной женщиной. Она была мягкой и покорной и не тянула одеяло на себя. Но когда начинало казаться, что то, что делается, ей совсем не надо и она не играет в эту игру, вдруг всё чудесным образом менялось, и я понимал, как это важно для неё, архиважно, говоря словами вождя мирового пролетариата. Она не суетилась и не сачковала, она была самой собой, как бывает самим собой маленький ребёнок, с той же искренностью, открытостью, желанием быть любимым и любить самому. Подобных женщин я встречал нечасто, а такую - никогда.
Проснулись мы поздно, повалялись в кровати, болтая, и пошли завтракать. Базар кипел. Откуда взялось столько людей в небольшом русском селении, почему именно сегодня надо было купить всё, что продавалось, и в таких количествах, и почему это - от айфона до этнической одежды - было востребовано в здешнем медвежъем, или, вернее сказать, яблоневом углу, ведомо только высшим силам. Когда я ел в ЗАКУСОЧНОЙ, вкус пищи увёл меня в бесконечно далёкое детство, где то ли в пионерлагере, то ли в какой-нибудь домовой кухне готовили нечто подобное; и это было немного трогательно, так, что на глаза навернулись слёзы. Ира, наблюдая этот сентиментализм, постоянно толкала меня в бок, и успокоилась, лишь когда я ей рассказал, в чём причина. Перекусив, мы пошатались по сельским улицам - пустынным, но каким-то свежим, наполненным солнцем, типа "нас утро встречает прохладой", покрытым от краёв дороги до домов как будто вымытой специальной - опять же из детства - травой, безмятежным под голубым безоблачным небом. Взяв по банке пива - я обычную Балтику, а Ирка Карлсберг - мы добрели до прозрачной берёзовой рощицы за околицей и под лепет листьев сидели и бездельничали на заботливо поставленной кем-то неудобной самодельной скамеечке...
- Лёша, а как ты собираешься до Киото добираться? - вдруг спросила Ира.
- Так автобус ведь будет, - пробормотал я, застигнутый врасплох.
- Этот? Это неправильный какой-то автобус, ненастояший. Ты знаешь, мне Вера звонила, она приехала таки вчера в Киото, поздно, правда, очень, и без скандала не обошлось, конечно, ну это так... А сегодня она сходила на автостанцию, и ей там сказали, что нет никакого такого автобуса, и быть не может, чтобы он такие круги выделывал.
- Ира, но у нас же билет, и мы не одни ведь, - я всё подбирал нужные - не слова даже - а интонацию, звуки, ритм.
- Нет, нельзя на этом автобусе дальше ехать, мало ли, завезёт ещё... Она избегала смотреть на меня и знакомая мягкость из её голоса куда-то исчезла.
Разговор оборвался. Ничего вроде бы не случилось. Мы посидели ещё, на обратной дороге зашли в магазин, купили почему-то водку и на закуску - мясо в полиэтилене и зелень. Я иногда специально отходил и рассматривал Ирку со стороны, всё же она была очень привлекательной, как хорошенькая актриса из кино. И я надеялся, что можно ещё поправить дело, переменить... В номере банкет продолжился, но прежнее настроение уже не возвращалось. Иногда я загорался - вот сейчас я начну, и буду очень убедителен, она поверит в меня, и тогда мы вместе... но нужные слова не приходили, хотя дело было совсем и не в словах.
За полчаса до автобуса я начал одеваться, выпил на посошок стопку без закуски, встал на колени и поцеловал Иру в щёчку. Она безучастно лежала на кровати и смотрела на потолок, где трещины на старой пожелтевшей краске образовали странный узор, поверх которого наслаивались солнечные пятна и тени от дрожавших листьев. Мы ничего не сказали друг другу, я повернулся, прикрыл дверь, и, выйдя на крыльцо, стал ждать. Автобус подъехал минут через десять, затормозил в облаке пыли, и громко хлопнул дверьми. Я вошёл, водитель оглядел меня, и, может быть, впервые за всё время странствия приветливо улыбнулся. Автобус был прогрет, запылён, пах пройденными километрами и дальними странами. Водитель всё писал и писал что-то в своих бумагах, потом, наконец, оглянулся, осмотрел пассажиров, дважды громко просигналил и закрыл двери. Лучи солнца прошивали салон и упирались в стену гостиницы. Я старался туда не смотреть, но понимал, что предосторожность эта - лишняя.