Большая Московская улица перетекла в проспект - Ленина, кажется - а тот в шоссе, бывшее когда-то каторжной дорогой Владимиркой, по которому мы сейчас резво передвигались в сторону Москвы.
- Валентиныч, а чего ты нам вчера Покрова на Нерли не показал, храм этот известный на весь мир? С какой целью скрыл от коллег, а?
- Вот уж не знал, что он коллег интересует, я сам-то около него был два, а может три раза. Это вообще-то и не храм, ну не собор, то есть, а маленькая церковь просто, и находится она ведь не во Владимире, а в Боголюбове, это пригород по направлению к Горькому, а мы со стороны Мурома въехали, оттого и не смог её вам предъявить. А ты с какой стати интересуешься?
- Да девки вчера хвастались, вот мол какое у нас чудо света имеется.
- Хорошие девушки были? Я пристально-то их не рассматривал, но симпатичные вроде, и не сказать, чтобы очень уж скромные, или как?
- Да, девки хорошие попались, но я - ты знаешь - человек женатый. И даже семейный. А вот ты сам-то что помалкиваешь, ничего не рассказываешь, мы же за тебя переживаем всё-таки. Так не было значит интима?
- Нет, не было.
- А отчего так?
- Разные причины, хотя бы даже чисто физиологические: у неё вот месячные оказывается, например. А потом ещё - её, кстати, Жанной зовут, такое вот русское имя - так вот у неё ребёнок есть.
- Да ладно! - протянул АЛ, и тут же добавил: - Погоди-ка - погоди-ка - это уж не от тебя ли дитё-то?
- Говорит вроде, что нет.
- Ну а вообще, по возрасту - соответствует?
- Да соответствует, только мне кажется что-то - нет у неё никакого ребёнка. Я же дома у неё был: ни фотографий, ни детских вещей, и обстановка такая не ребячья.
- А, так ты думаешь, она тебя испытывает что ли, да? Проверяет твоё к себе отношение?
- Да может быть.
- Вот это баба эта твоя Жанна, прямо инквизитор какой-то! Ну ты-то её раскусил?
- Эх, Леонидыч, давай сменим тему. Давай я тебе лучше про Покрова расскажу, был у меня однажды интересный эпизод с её посещением. Рассказывать, что ли?
И он начал: Я вообще-то хорошо знаю английский. Ну как хорошо - могу легко разговаривать с англичанами, в реальном времени, без словаря и мучительного подбора нужного слова. Со школы это ещё началось, интерес к языку я имею в виду. Не, мать у меня учительница, но она физик, да, вот так, на выборе профессии сказалось, да. Ну, отец строитель, он по-немецки только несколько слов знал, типа "Хэндэ хох!", бабка - а я только одну бабушку застал из бабушек и дедушек - вообще малограмотная, писала-то со скрипом, но характер у неё был о-го-го, пыталась не только матерью, но и отцом вертеть. Так что генетически мои успехи в английском никак не обусловлены, но мне хотелось и нравилось, даже в армии язык учил, парни в карты режутся или в домино - а я книжки читаю на языке оригинала. В институте в здешнем я уже ботал классно, к окончанию - супер, сейчас вот немного подзабыл за ненадобностью. А вот практика была, кстати - во Владимире всегда жило много студентов-иностранцев, тут негров на душу населения было может и больше, чем в Москве; да, из Африки, Азии, с Ближнего востока, из Южной Америки даже приезжали. А чего, фарцевал маленько, самому приодеться, да и деньги никогда не помешают, особенно в молодые годы; но! но - и язык я учил не для этого, и во Владимире жил тоже не из-за этого, это был просто приятный бонус, премия то есть. Ну я говорил уже - учился я здесь легко, город нравился, люди. Зря вот ты так, Леонидыч - может и косорылые, может и круглорожие, но вот эти самые негламурные мужики отсюда пешкодралом до Киева дотопали, и взяли его, и вся былинная русь на них после молилась и в ножки кланялась-валилась. За какой титул князья потом боролись-воевали, в орде на коленях ползали, вымаливали - за великокняжеский Владимирский! Москва-то тогда посёлком была деревенского типа, на месте Ленинграда чухонцы по болотам бродили да липовое лыко с ряской жрали. Да, может и загибаю, может и обобщаю, но знаю что Россия-матушка - не Русь древняя, а Россия - пошла вот с этих мест и заделали её вот эти, как ты говоришь, косорылые мужики и толстожопые бабы. Да ладно-ладно, я уже успокоился, и о другом вообще собирался рассказать - о Покрова на Нерли, продолжать?
Так вот, работал я уже на радиозаводе, и повадился к нам один англичанин: узнал как-то о местных достижениях по адаптивному контролю, о приборах, его реализующих, и захотел там их у себя применить. Просто железо ему покупать было неинтересно, он чувствовал, что использовать они его полноценно не смогут - подходы разные совсем, хотелось ему кооперации. Тема причём была совершенно открытая, визиты англичан горкомом с обкомом приветствовалась, и выше, думаю, тоже: как же, холодная война в разгаре, а простые люди, специалисты всегда могут договориться и найти общий язык, дружба народов то есть. Он - его Яном звали - сюда приезжал неоднократно, и меня к нему пристроили переводчиком, даже две зарплаты стали платить, и отношения у нас были дружеские, ну с учётом разницы в возрасте и в уровне благосостояния, конечно: я-то в общаге жил, в комнате трое. Приезжал он из Москвы на иномарке, нередко - с женой, а как-то раз прибыл с женой и двумя сыновьями, ну пацанами лет по пятнадцать, и попросил меня с ними поездить по окрестностям, всё показать и рассказать; помню, я тогда два дня в библиотеке просидел, готовился. Посетили и церковь Покрова: от железнодорожной платформы Боголюбово к ней тропа шла широкая, с километр, наверно, ходу; машину оставили на стоянке у станции и прогулялись. Как сейчас вот лето было, луга вокруг, птички чирикают, настроение отличное; церковь сама небольшая, но интересная, стройная, деликатная такая, в каменной резьбе - смотрится, как девица на выданье. Но закрыта, правда, была, и место вокруг запущенное: сараи какие-то, по-советски неопрятно, но гостям в общем понравилось. А когда шли обратно, навстречу нам попались два парня, лет по двадцать, с рюкзачками, типа туристы, а физиономии такие, что на студентов смахивают. Ну, вот они идут по тропе, и мы идем навстречу, и сходимся. И они на нас смотрят, и понимают, конечно, что иностранцы перед ними: по одежде сразу видно, и говорим по-английски, смеху и шума от нас много, и они идут и смотрят. И вдруг мой Ян, и жена его, и детки, ну и я тоже вытягиваемся в линеечку, в струнку и стараемся быстро-быстро мимо них по краешку прошмыгнуть. А они идут и смотрят, и молчат. Повторяю: лето, день в разгаре, солнце жарганит, парни ни слова не сказали, просто прошли мимо, а у моих гостей испуг, депрессия и упадок сил. Ян прямо пристал ко мне: - Олег, объясни, почему они на нас так смотрели? Ведь мы не немцы, не фашисты, мы вашей стране ничего плохого не сделали - отчего они так на нас смотрят? Ну а чего я ему скажу, я и сам не понял, мне этот взгляд их тоже тогда не понравился. А Ян опять: - Это что, ваши коллеги на заводе в спину нам также смотрят? Они говорят одно в лицо, а смотрят тоже так? В общем, задолбал он меня этим взглядом. Из-за него прогулка наша оказалось смазанной, начальник ко мне потом приставал - зачем ты Яна расстроил, куда ты их возил, чего показывал; ну а что я ему, буду рассказывать, как кто косо на нас поглядел? Короче, дело с этого дня пошло ни шатко - ни валко, появились какие-то препятствия на высоких уровнях, международная обстановка обострилась, Ян стал приезжать реже и реже и кончилось в итоге всё ничем. Вот такая Покрова на Нерли церковь.
- Парни-то, наверно, с похмелюги мучились, вот и смотрели на вас так сурьёзно. Или машина ваша не понравилась - им-то кроме запорожца или жигулей, если повезёт, никогда ничего не светило, а вы на кадиллаках разъезжали.
- Нет, там не кадиллак был.
- А чего - роллс-ройс что ли?
- Нет, бентли.
- Эх ты, я о такой и не слышал даже. А это чего, покруче роллс-ройса или послабее?
- Да послабее, наверно - я ведь тоже в этих вещах не разбираюсь.
- Тогда вот что скажи, про церковь: а на нерли-то что такое, про покров я знаю, а Покрова на нерли почему?
- А... да это речка такая рядом течёт, называется Нерль. А церковь на бережку.
- Эх ты, понятно теперь! Слушай, а вот мы сейчас на Москву пилим, а дальше на Ленинград, так вся эта старина, вот это Золотое кольцо - она нам встретится, мимо будем проезжать?
- Ну как сказать: Москва-то входит в кольцо, но мы же её объезжаем, а дальше Калинин, Новгород - он в стороне, и по пути-то вроде особенно нет ничего, не сохранилось что ли, немцы может разрушили...
- А другой дороги, чтоб по кольцу - нет такой?
- Можно ехать через Ростов, Ярославль, Вологду, но это дольше будет.
- А как дольше - намного? Вдвое?
- Ну нет, километров на сто может, ну то есть процентов на десять-пятнадцать, наверно.
- Слушай, а давай по кольцу, а? Я вот не был, и может не попаду на это кольцо больше никогда. К примеру, есть Суздаль какой-то, говорят много о нём, ты был?
- Да был, не раз был - но это опять в другую сторону - в Горький, проехали мы Суздаль давно.
- Эх, ёлки, а мне жена говорила - мимо Суздаля будете проезжать, заедьте, расскажешь потом. Ну давай хоть по тому, что осталось, проедем, а? - АЛ повернулся ко мне: - Э, соня, а ты не против по кольцу прокатиться?
Я был не против, мне было по барабану, хоть через Архангельск. Я вообще-то всё вспоминал вчерашний вечер и ночь, Машу и Галю, и никак не мог до конца понять: было это или приснилось, приснилось или было? Прямо беда.
В какой-то полуживой деревеньке, которую пополам разрезала трасса, Свист съехал с шоссе и, найдя потрескавшийся асфальтовый пятачёк, обросший по краям буро-жёлтой колючей травой, парканулся. Мы вышли, потянулись, вдохнули приправленного человеческой деятельностью, но все же свежего, не машинного воздуха, справили малую нужду в глухом уголке за большущим деревом с бугристой корой, и устроили совет. В тени дерева, вяза что ли, стояла на ветерке косилка, от которой плыл пряный запах свежескошенной травы; спящий в кабине водитель оказался невольным участником совещания: временами он открывал глаза, оглядывал нас непонимающим взором, и снова проваливался в сон - страда у них, наверное. Судя по карте, получалось, что самоё для нас органичное - съехать в Ногинске с московской трассы и двигать вправо до ярославского шоссе, а там первым городом из списка кольца будет какой-то Загорск. Про него никто ничего не знал, за какими такими он горами; Свист слышал, что в Загорске есть церковная лавра, но не мог объяснить, что это такое. Я, напрягшись, вспомнил, что лавра есть и в Киеве - что тут же подтвердил АЛ, который посещал её с экскурсией, но ничего не помнит, потому что ходил туда с девицей и интересовали их только укромные уголки для поцелуев - и кажется, где-то ещё; что вроде бы это типа большой монастырь с семинарией, то есть школой, где попов учат. Были сомнения - стоит ли в Загорске останавливаться, если там только попы, или же дуть прямо в Ростов - это уж точно город древний, исторический, с кремлём, я даже вспомнил, какое кино там снимали. Но поскольку через Загорск проезжать придётся всё равно, порешили действовать по обстоятельствам: если есть там древнерусские красоты, поманят с трассы - остановимся. После совещания мы разыскали деревенский магазин, купили батон, банку неведомого ткемалевого сока, засохшие сырки Дружба и консервы Сайра, устроив второй завтрак; оказалось, что для Свиста это был первый: он со своей Жанной проспал, и испугавшись, что мы его с самого утра ждём у ресторана, рванул туда на голодный желудок. АЛ его пожурил: - Слушай, ты это кончай, у тебя в авто командированные пассажиры, ты за рулём должен быть отдохнувший, сытый, умиротворённый, так чтобы здоровью пассажиров ничто не угрожало, - и рассказал анекдот: Сели два попа в такси, а таксист был усталый, вымотанный и в дороге задремал. Один поп говорит другому, мол надо его разбудить, как бы ДТП не случилось. Другой отвечает: не, не надо - вот сейчас мы вверили себя в руки Господни, неужели ты считаешь, что они менее надёжны, чем руки этого засранца-таксиста?
Свист отреагировал предсказуемо: "Фигня какая-то, нисколько не смешно!", на что АЛ возразил: - Не смешной - не значит плохой, ведь не все анекдоты смешные, некоторые, как этот, просто лирические...
Вдруг я - неожиданно даже для себя - сказал: - А я, кажется, знаю, почему эти студенты - ну вы рассказывали недавно про Покрова - на вас так смотрели.
Свист повернулся ко мне:
- Знаешь? И почему?
- Ну у нас в СССР как - всё лучшее же для иностранцев. Гостиницы, рестораны, театры, даже бабы лучшие - проститутки то есть, и не только - всё для них, дорогих гостей. Если есть валюта - всё доступно, любой каприз, никаких очередей, никакого дефицита, всегда пожалуйста. Народ кряхтит, конечно, но в принципе с этим смирился - ладно уж, жрите, если доллары имеете. Но есть места особенные, куда за вход платить не надо, но только вот туда им соваться не стоит, не для них это, никто их там не ждёт и видеть не желает. Вот отчего эти парни тогда на вас так и смотрели.
Свист промолчал, а АЛ отозвался немного погодя:
- Это ты обидно сказал, обидно, да. Но может и прав в чём-то. Не буду тебя больше комсомолом дразнить, перерос ты комсомолию однако.
Мы опять катили по трассе на Москву, становилось уже жарко, пришлось приоткрыть окна, и машина наполнилась дорожным шумом. Свист покопался не глядя в бардачке, вытащил диск и вставил его в магнитолу, полилась иностранная пляжная музыка в стиле Криса Ри; шум она не заглушила, но отбила охоту болтать. Оттого мы молчали, каждый думал о своём: Свист, конечно, о вновь обретённой Жанне Владимирской, АЛ, наверное, о Золотом кольце или о супружеской верности (как выяснилось потом, это была ошибка - не верность, разумеется, а думал АЛ совсем о других вещах), я же - сначала немного о Гале и Маше, которые почему-то стали сливаться у меня в один эротически-обезличенный женский образ, что было неприятно, так что я выкинул дурь из головы и переключился на любование окрестностями. Правда, любоваться было особенно нечем: мы проезжали сквозь полузаброшенные деревни с покосившимися домами и почерневшими заборами, мелькали худосочные перелески, поля с нездоровой растительностью, заросшие сорняками свалки вдоль обочин и оврагов - не радовала глаз среднерусская советская действительность. Куда лучше выглядели небеса: голубые-голубые, с обжигающим солнцем посередине, с бесконечными караванами расходящихся во все стороны белейших как алебастр облаков.
Час за часом на шоссе становилось теснее, машин всё больше и сами они - всё разнообразнее, стали встречаться иномарки: стильные, гордые, прекрасные автомобили, точно такие, как во французских фильмах. И вся эта плотная слитная масса неслась в направлении Москвы, меня даже беспокойство охватило за нашу столицу - как вдарит сейчас автопробегом по тополям на Плющихе..! Поэтому я спросил: - А поворот на ярославку не пропустим?
- Не боись, - ответил Свист, - Всё у нас под контролем. О чём задумался, Леонидыч?
- Парни, а вы крещёные? - вдруг спросил он.
- Ну ты спросил! Как же я могу быть крещёный, если у меня родители коммунисты?
- А я вот крещёный, - встрял я, - Тайно, правда, на дому у попа, не в церкви. Отец, тоже коммунист, побоялся огласки и последствий, так что обряд делали без него, типа он не в курсе, тёмная мать с безграмотной тёщей - ну бабушкой моей - виноваты, если что. Я-то сам не помню ничего, конечно, рассказывали... А вы, Александр Леонидович?
- Вот и дело-то в том, что не знаю....
- Да зачем это тебе? - подал голос Свист.
- Ну как же, в монастырь собираемся входить, может нас, некрещённых, не пустят, как бесов изгонят.
- Эк, рубанул, как же ты в лавре киевской девку тискал да целовал?
- Блин, я тогда глупый был, молодой, вообще значения не придавал этой атрибутике. А последние годы задумываюсь иногда: дети вырастают, жизнь проходит, жена стареет - зачем всё это?
- Как же ты в коммунисты-то собрался? Тебя ж на собеседовании зарубят: как спросят про мировоззрения, так и спалишься сразу.
- Да чего ты меня с толку сбиваешь - в коммунисты же это так, для карьеры и зарплаты, квартиру может дадут побольше наконец. Сейчас-то я совсем про другое говорю.
Под эту душеспасительную болтовню мы съехали с трассы и двинули в сторону ярославского шоссе, объезжая город Ногинск.
- Чего это за название такое - Ногинск? - сердито спросил АЛ, - Вот же придумали: отчего к ногам такое внимание? Скороходы что ли здесь жили?
- Эх, Леонидыч, не знаешь ты ни историю страны своей, ни историю партии любимой; сколько же лестниц-то ты в институте ремонтировал?
- А чего - большевик что ли Ногинск? А, стоп-стоп, вспоминается, в кино каком-то мелькал... Ногин, да? Точно-точно, во какая польза от командировок - узнаёшь таки родную страну, от самых окраин до Москвы! А раньше как этот Ногинск назывался, знаешь?
- Не поверишь - Богородск!
- Да ты чё? А почему - Бог-то вроде у евреев родился, в Израиле? Неужели здесь?
- Гм, - замычал Свист, - вот этого я тебе сказать не могу. Едва ли конечно здесь, кто бы тогда его в Израиль выпустил, - и он заржал.
Тут справа показался большущий указатель, и хотя ехали мы довольно быстро, кое-что из написанного на нём успели прочитать, а АЛ немедленно начал комментировать и критиковать:
- О, вы видели: научный центр Академии наук в Черноголовке, Институт химической физики! И тут одна химия! У нас в институте студентик учился из Новокуйбышевска, песенку частенько пел про свой городок: "Сидит парень на бульваре и играет на гитаре: химия, химия, вся за..па синяя!" А тут уж даже не синяя, а чёрная головка! Радиация что ли? И дальше - институт Физики твёрдого тела, это как же понимать? Как оно может быть твёрдым, это тело, если головка чёрная?
- Ну, Леонидыч, опять ты не разобравшись всё в одну кучу валишь, - снова засмеялся Свист, - И личные проблемы с нетвёрдым телом, и научные изыскания. Тут же совершенно другое тело имеется в виду; хотя всё равно хорошо, что нам в эту сторону поворачивать не надо! Тем более, что там ещё какой-то Институт горения и взрыва на нашу голову.
- Да не на нашу выходит, раз мимо проехали. А вот как там люди советские живут, в этой чёртовой Чёрной головке, какой они там коммунизм строят и для кого? - запереживал АЛ.
Вдоль шоссе пошли уже не перелески, а настоящие леса, матёрые, заповедные, отчего и воздух стал приятнее для дыхания, свежим как ключевая вода, хотя, может, это и от того, что машин стало заметно меньше, и солнце не палило так отчаянно - небо затянула пелена облаков, а когда подъезжали к повороту на ярославку, грянула даже небольшая гроза, но быстро, после двух-трёх громов и молний, дело закончилась. А вскоре уже въезжали мы в Загорск, не встретив на пути никаких гор.
Оказался Загорск заурядным депрессивным провинциальным городком: старые неопрятные покосившиеся здания, полу-кирпичные полу-деревянные, пыль, запустение и беспорядок - типичный развитой социализм, и я начал было думать, что ничего мы здесь не найдём интересного, что надо, не останавливаясь, двигать дальше до Ростова. Начал - да не кончил, потому как увидел её, колокольню то есть. Ну колокольня и колокольня, чего такого, но невозможно было отвести от этой глаз: всем бирюзовым ажурным телом своим устремлялась она в очистившееся после грозы небо на небывалую высоту, а позолоченная её странного, невиданного кроя вершина мягко светила, будто второе солнце, наполняя пространство вокруг гармонией и покоем, распахивая над неказистым серым городком золотое волшебное покрывало. Мы двигались к ней как корабль на маяк и остановились наконец, упёршись в грубые массивные белые стены монастыря. На большой площади перед воротами сновали люди, стояли машины - но немного, было обычно, не прибрано, буднично. Мы потянулись, размяли уставшие от долгого сиденья члены - и прошли внутрь, благо вход был бесплатным.
Вошли - и растерялись, оттого, что не поняли, куда попали. Внутри оказался какой-то другой мир и другие люди, занятые и обеспокоенные совсем иным, чем там, за стенами монастыря. На небольшой территории тесно стояло множество непохожих - категорически не похожих! - друг на друга церквей, но это почему-то не раздражало и не резало глаз; у здешних зданий отсутствовал обычный порядок и ранжир, но тут по причине их отсутствия возникало ощущение единства и слаженности, какое проявляется иногда в разношёрстой компании равных людей. Сами же люди вели себя здесь не так как везде, по-особенному, бродили, погружённые в себя, а некоторые вообще стояли у церковных стен, прикоснувшись к ним руками или прижавшись лицом, отчего церкви казались большими добрыми живыми существами; кто-то же стоял на коленях, долго, очень долго и неподвижно, но и это здесь не воспринималось почему-то как показуха, не напрягало, а напоминало об утопающих, хватающихся за соломинку, или уезжающих навсегда в неизвестность без надежды на возвращение. У одного из храмов я заметил женщину, которая выглядела настоящей дореволюционной богомолкой, паломником, пилигримом: с котомкой на суковатой палке, с головой, плотно обвязанной платком, из-под которого сияло загорелое морщинистое лицо, в длинной юбке, доходившей почти до земли; эта женщина казалась бы смешной и фальшивой на городской улице, а здесь была органична и естественна, как одуванчик на лугу. Иногда мы встречали группы попов в рясах, стоявших по двое, по трое, а то и в большем количестве, разговаривающих, порой спорящих друг с другом - типа ведущих религиозный диспут. Зайдя в одну маленькую, какую-то игрушечную церквушку, мы увидели череду молодых людей в особых облачениях, ризах, что ли, которые по очереди целовали большую икону и произносили жалобными голосами трогательные слова.
Всё это было так необычно и странно, что мы, выбитые вдруг из жизненной колеи, решили покинуть на время неожиданно обретённое святое место, чтобы перекусить и устроиться на ночлег, и потом вернуться сюда вечером, благо, что в июне дни длинные, а ночи - короткие.
Забравшись в машину, мы стали медленно колесить по близлежащим улочкам, справляясь у жителей, не пустит ли кто за денежку переночевать; две старорежимные бабушки, коротавшие время на скамеечке в детской беседке под сенью пожелтевшей акации, направили нас к Мирке, у которой львы на калитке. Львами оказались две маленькие разные статуэтки - одна была похожа больше на лохматую собаку, чем на льва - закреплённые на столбиках, между которыми находилась калитка. АЛ долго в неё стучал, тихо сначала, а потом посильнее, но никто не отзывался. Вдруг с противоположной стороны улицы над забором появилась женская голова в шляпе и спросила:
- А вам чего надо?
- Миру.
- Каку таку миру? Отколь у меня мирра?
- Женщину надо, комнату она сдаёт на ночь пилигримам.
- Так это я, только не каким не гримам, никаким не пилям, а богомольцам-странникам. Вы вообще кто и откудова? Русские люди?
- Русские, мы они и есть, странники-богомольцы. А к вам бабушки направили из беседки.
- А, чертятницы эти две старые, ворожеи-антихристы, они Миркой назвали? Никакая я не Мирка, а Эсмеральда, хотя можно и Эммой звать, Эмма Карповна. Сейчас я выйду.
В пяти метрах от её первого появления разошлись доски, и в щель с трудом протиснулась несуразная тётя в платье, которое могло существовать только в одном экземпляре, индивидуального пошива.
- Земли у дома мало у меня, а там пропадат без хозяина, вот я огород и разбила, и всем соседям разлюбезным как кость в горле стал мой огород: пусть лучше земля зарастат, мы ничего делать не хотим, и ты ничего не делай, чтоб солидарность у нас была, голоштанное братство.
- А мы вот насчёт комнатки, - мягко перебил её АЛ.
- А чего ж, можно это, да проходите в дом.
Домик выглядел ветхим, доживающим свой век: наличники покосились, ведущая на крыльцо лестница скрипела на разные голоса, само крыльцо накренилось, а входная дверь открылась только после доброго толчка. Сумрачные запущенные сени произвели сложное впечатление, но внутри дома оказалось чисто, опрятно, по полу и стенам гуляли, радуя глаз, солнечные пятна, да и предъявленная нам комнатка - со скудным правда функционалом - отторжения не вызывала.
- Вот, - промолвила Эсмеральда, - пять рублей в сутки.
- Так мы завтра поутру уезжаем, - проинформировал Свист.
- Это дело ваше, можете уезжать, можете оставаться, но стоить будет пять рублей. Коли меньше - экономической целесообразности не возникат.
- Эх, ну ладно, годится - вступил АЛ. - Эмма Карповна, а нельзя ли немного скрасить нам кочевой быт?
- Это ты, милай, чево имешь в виду? - действительно растерянным голосом спросила Эсмеральда, - Я что-то тебя не пойму, не доходит до меня идея твоя.
- Эмма Карповна, вот мы всё в пути, в пути, всё кочуем, чёрт-те знает где ночуем, ни поесть толком, ни помыться... Не покормите вы нас - за отдельную плату, конечно? Зеленью какой с вашего огорода, сметанкой с творожком, здоровой русской домашней едой? Как православный православного, а? А баньку опять же не истопите? - запылились однако в пути; и тут мы, конечно, кроме денег полную техническую поддержку окажем: воды наносим, дров нарубим, печку протопим, спинку друг другу потрём... ну так как?
Эсмеральда в растерянности присела на оказавшийся рядом стул и сообщила:
- Огорошил ты меня, мил человек, своей просьбой, обдумать всё надо бы, да неколи, пока станешь думать - ночь наступит. Но пять минут посоображаю.... Но ведь девок у меня нет, девок я не вожу...?
- И молодца, Эмма Карповна, и правильно делаете, что не водите, у нас и без девок забот полон рот, люди мы семейные, солидные, воцерковлённые можно сказать, без баловства. Вот если бы самогоночки по стопке с устатку...
- Не держу самогона, за гадость считаю, но бражка есть немного, для женского здоровья имею, могу поднести....
- Несите, Эмма Карповна, несите, не переживайте вы, в накладе не останетесь...
Эсмеральда вышла и слышно было, как захлопотала на кухне, застучала дверками, загремела посудой.
- Вот тётя, замечательный образчик неувядающей русской провинциальной идеи, неугомонный тип! Да, братцы, повидали мы сегодня поповское дремучее царство! Ну а чего, парни, а есть Бог-то на самом деле, как считаете?
- Леонидыч, ну ты прям как ребёнок, - ответил Свист, развалившийся на кровати, щедро освещённой солнцем, меж тем как мы расселись на раскладном старом, но не продавленном ещё диване - В институте учился, физику-химию штудировал, а туда же - про Бога. Вот послушай: давно, в средневековье что ли даже, один астроном был, Коперник, наверное, законы он открыл, по которым планеты и вообще всё в космосе движется, так к нему тоже мракобесы тогдашние подкатывали - ну а Бог-то, Бог-то где? какая его роль в твоей теории? а он им так свысока, ещё в те времена заявил: "Бог, а зачем он? У меня и без Бога всё прекрасно работает и практике соответствует, стало быть, в этой гипотезе я вообще не нуждаюсь". Вот так, по-марксистски.
- Ну ты тоже загнул, это же разные вещи совсем, Бог и химия. По-твоему выходит, если ты закономерность в природе заметил и используешь, так и Бога нет? А закономерности откуда берутся? Всегда же есть постулаты, законы базовые, аксиомы, которые на веру принимаются без доказательств - все точные науки так устроены. Теории одни сначала были, другие потом разработали, а первые ложными объявили, может со временем и наши современные, безбожные, ложными будут считать?
- А ты - это он уже ко мне - что думаешь, есть Бог или нет?
- Александр Леонидович, надо же определиться, что вы под этим термином имеете в виду - каждый ведь своё понимает.
- Эх ты, термином... Я о Боге говорю, а не о термине. Понятно, увиливаешь. А вот хотите, я вам обоим докажу, что Бог есть, на своём личном жизненном опыте? Не, не, послушайте, полезно будет. И он начал:
- Короче, я в ракетных войсках служил, в Сибири, в основном на пусковых, конечно, время проводили, в лесу, но и в городе у нас был свой военный городок. Жены там офицерские проживали с детьми, клуб был, кино крутили, на тему патриотизма в основном, или типа жди меня и я вернусь; спорткомплекс был неплохой, не поверите - даже с бассейном, двадцать пять метров дорожки, во как! И были магазины, два - продукты и промышленные товары, магазины классные! - но не стены, конечно, а что в них продавалось; такого ассортимента я потом нигде не видал. Понятно, что и там не всё было про всех, но все-таки.... И случалось так, что когда к КПП подходишь, штатские стоят, пенсионеры главным делом, конечно, просят продуктового дефицита им купить, с переплатой просят. Кому в больницу, кому внуков побаловать, кому-то на юбилей какой, икорки там, бананов с апельсинами, колбаски сырокопчёной, буженинки, зефира в шоколаде - в городе-то шаром покати, как везде. Ну а мы чего - офицеры, на боевом дежурстве, не наше дело пенсионеров продуктами поддерживать, хотя обидно, конечно, что старики вот так просят, дрогнет сердце, возьмёшь деньги, купишь. А они потом часами на улице ждут, пока выйдешь. Приказ причём был на этот счёт строгий - ничего гражданским не покупать и не выносить, но то ведь приказ - а то люди, им в глаза смотришь. Ну так вот, идём мы как-то, несколько человек, и старушка к нам привязалась, совсем в летах бабулька - купите ей мороженного хека, нигде в городе в магазине хека не может найти, любимая её рыба. Был с нами капитан, он сначала шутить с ней начал, а она серьёзно настроена: купите, христом-богом прошу. Капитан её пристыдить пытался, а потом взъелся чего-то, типа отстань ты бабка со своим Богом, какой ещё Бог - нет его, вывели его коммунисты. Но старушка тоже не отступает, молод ты, мол, мне указывать, есть Бог или нет, с моё поживи, может и поймёшь. А капитану, видно, такие речи в обиду, он на принцип пошёл: признаешь, бабка, что Бога нет, вот прямо сейчас приношу тебе хоть три кила рыбы, а не признаёшь - ничего ты не получишь, облизнёшься, нам вся рыба достанется, грубо вообще себя повёл, нетактично. Но старушка не сломалась, дураком его обозвала, ну типа от такого дурня не надо мне никакой рыбы, Бог-то есть во веки веков аминь и видит всё и слышит, а ты дурень оставайся со своей говённой рыбой - повернулась и ушла. И какой-то тяжёлый осадок после этого эпизода остался. А через пару месяцев ледостав начался, и капитан с местным прапором на рыбалку по перволедью засобирались, ну не на удочку разумеется, с сетями. Капитан-то был не местный, из-под Москвы вроде, ну наловили они тамошней рыбы, пока что да как, подмёрзла она у них, набрали мороженной рыбы пару больших мешков, ну и домой - темнеет уже. Прапор за рулём, капитан рядом не садится - не любил рядом ехать, опасно считал рядом с водилой сидеть, мол если встречка или чего, водитель от себя отведёт, а пассажир пострадает, так что сел сзади. А у задней двери замок барахлил, аккуратно надо было открывать, если задёргаешь, заторопишься - вообще заклинить может. Вот они едут, по льду прямо, вдоль берега, на двух сиденьях по человеку, на двух - по мешку с рыбой. И ух - проваливаются! То ли родники где подо льдом, подмыли, то ли прорубь не заметил прапор - но пошла машина под лёд. Водитель-то сразу почувствовал, закричал, дверь распахнул и в воду, за лёд зацепился, орёт - люди неподалёку оказались, тоже рыбаки, услыхали, в итоге спасли его. А капитан то ли задремал, то ли выпил после рыбалки с устатку, то ли замок этот его подвёл - но так в машине и остался, лёг на дно. Водолазы, которые тросы крепили, когда машину вытаскивали через день, рассказывали, что лежала она на боку, на том где капитан сидел, мороженную рыбу из мешков частью вымыло, весь салон плавающей мёртвой рыбой забит, и капитан мешочком прижатый лежит, много ему рыбы досталось, вся, как он старушке тогда грозил. Вот так, а теперь сами судите - есть на свете Бог или нет...
Свист отреагировал:
- Леонидыч, история конечно поучительная, что и говорить, но сам понимаешь же, наверное, что в смысле существования Бога ничего этот случай не доказывает, ну так, простое совпадение, хотя эпизод и яркий. Могу свою историю, кстати, рассказать, очень личную, попроще твоей, не сравнить даже, но тоже тему раскрывает. У нас в институте на первом курсе весенняя сессия очень напряжённая была: несколько зачётов с оценкой, и экзаменов штук семь, а у меня в это время вообще с учёбой всё туго шло, сейчас даже для самого загадка, почему. И первый же зачёт у меня неуд., и я затрепетал: сейчас ещё пару неудов словлю и отчислят меня за милую душу, и некому за меня вступиться, некому пожалеть даже. И вот лежу я в ночь в кроватке перед очередным зачётом и начинаю Богу молиться. Не то чтобы молиться - молитв-то я не знаю - а так, типа: Господи, помоги, сделай так, чтоб не завалили меня, спаси меня, всесильный Господь; короче так, набор слов, но в общем понятно, что помощи у него прошу, с большой эмоциональной силой причём, с переживанием. И утром что ты думаешь - крепкий четвертак, чуть ли не отлично. Перед следующим зачётом я опять молюсь, также, и снова всё хорошо, и ещё раз, и ещё. А потом я как-то забыл, расслабился видимо, а на экзамене опять всё хорошо, и ещё раз не молился - и опять всё гладко, а потом помолился - оп-па, два балла! И понял я, что никак это не связано, моя мольба и оценка на экзамене - где-то бывает, повезёт, где-то просто знаешь, а уж если не в теме совсем, никакой Бог не поможет, сколько не молись, ибо нет его!
- Ну да, моя история не доказывает ничего, а твоя всё доказывает, здорово как у тебя выходит!
Диспут был прерван Эсмеральдой, принесшей первые тарелки с хлебом насущным и другими земными дарами, но АЛ не угомонился и решил вовлечь в беседу сторонние силы.
- А вы, Эмма Карповна, в Бога верите? Есть Бог на земле?
- Да как же, родимый, в него не верить, коли он воистину есть? Я чай с детства чадо православное, да и посмотри, в каком месте живу, каки тут для Бога хоромы понастроили. Кабы его не было, неужто стали бы?
- Гм, это да. А вот Олег Валентиныч, к примеру, коммунист и в Бога не верит.
- Ну, это заблуждатся он, молодой ещё! Ты чего же это Олежек, зачем? А что ты коммунист, дак это не помеха, я ж вот тоже коммунистка.
- Вы коммунист? И в КПСС состоите?
- Конечно состою, дружочек, дак как же иначе? И взносы плачу, и к ячейке прикреплена.
- И на собрания ходите?
- Хожу, постоянно хожу, и как же не ходить - я ж член дисциплинированный, опять же если не ходить - так заколебут ведь...
- Что, если не ходить?
- Заколебут, приставаниями замучат.
- А... А в церковь, в лавру тоже ходите?
- Редко, милый, редко хожу, стесняюсь - недостойная я грешница. Разве уж когда чертятницы эти допекут меня ворожбой своей, схожу в церковь, свечку поставлю, попрошу у Бога от них защиту, партия в таких делах не помощник ведь.
- А коммунисты не ругают вас за это?
- Да ты что, милый, ты что, разве за это можно... Да и им-то како дело? Вон же и по конституции у нас свобода совести, собраний и вероисповеданий - аль не слыхал?
- Слыхал, слыхал... Однако, интересное у вас мировоззрение какое, эклектическое.
- Ну нет, это ты напутал чего-то, како клектическое? Советское у меня мировоззрение, марксистское.
Диспут был прерван чревоугодием, еда была очень простой, но свежей и вкусной, только вот принесённая брага меня насторожила: мутная, пузырчатая... До сего дня я брагу не употреблял, отпил глоточек, перебарывая лёгкое отвращение, и отодвинул кружку - бурда бурдой. Однако коллеги с удовольствие прикладывались к своим сосудам, причём ладно бы АЛ, но и Свист тоже, что меня удивляло. После застолья начали готовиться к баньке, мне в произведённом разделении труда выпало наносить воды из колонки, находящейся через два дома, с чем я без удовольствия, но зато быстро управился. Свист и АЛ занялись рубкой дров, похваляясь друг перед другом своим умением; на мой взгляд, никакого умения у них не было, и порой становилось тревожно за их набраженные тела - но обошлось.
Я спокойно отношусь к бане и парной, для меня это средство содержать тело в чистоте, фанатизм в этом вопросе мне не свойственен. Свист и Леонидыч, как выяснилось, придерживались другого подхода, вообще они с АЛ оказались ближе по личностным устремлениям, чем мне представилось в начале нашего путешествия - если не считать богоборческого настроя Свиста. Кончилось дело тем, что идти в Лавру ещё раз они отказались, предпочтя духовным порывам телесные наслаждения и излишества. Дуть с ними полуголыми дурацкую брагу у меня не было никакого желания, я оделся и сказал Эсмеральде, куда иду; член КПСС перекрестила меня на дорожку. На пути я опять встретил бабушек, называемых Эсмеральдой чертятницами; поменяв одежду соответственно вечерней прохладе, они нежились под лучами заходящего солнца на скамейке у забора; как-то они меня сразу признали.
- Ну что милой, нашли Мирку?
- Да нашли, ага.
- Ох Мирка-Мирка, нелегкой у неё жизнь оказалась, ничего она вам не рассказывала?
- Да нет, ничего, а что такое?
- Ну нет и нет, а коли узнаете чего, вы её жалеть-то не начинайте, негоже это человека жалеть.
- Вот это да, как так - человека не жалеть?! А кого тогда жалеть-то?
- А вон скотину жалей, животину то бишь. У ей природа звериная, из тьмы вышла, в тьму и уходит. А в человеке сущность Божественная присутствует, человека не жалеть, любить надо. Всю жизнь у него в душе Божественная природа со звериной борьбу ведут, и у кого Божья искра разгорается, тому в небо и в свет путь, а у кого гаснет - тем опять в темноту лезть. Вот вместе мы с Миркой выросли, так она свою искорку сберегла, в раю её видно осанной встретят, а нам с Матрёнкой назад в темноту дорожка открывается, а, Матрёна?
- Ой, не говори, Грушенька, - отозвалась Матрёна.
- Ну ничего, каждому по делам его и каждому своё, справедливо будет... А ты, милай, значит в Лавру собрался?
- Да вот, думаю, когда ещё попаду.
- Сходи, сходи, дело хорошее. Скоро опять попадёшь, и не раз ещё попадёшь, такое уж это место. За нас с Матрёной помолись, словечко замолви.
- Да я и молиться-то не умею.
- Слышь, Матрёна, молиться он не умеет, - и бабушка захихикала, улыбнулась и Матрёна. - А есть ты, мил-человек, умеешь, а дышать - умеешь? А уменье молиться ещё раньше у робёнка появлятся, чем дышать, пить да есть. Не всегда это слова чужие повторять, пусть и великие слова, громокипящие, молитва она сама из тебя течёт, как ключик из-под кочки, слезами омыват. Да ладно, заговорили мы тебя, беги-ка, к службе опоздаешь.
И я пошёл, ориентируясь на колокольню, по вечерней деревенской почти улице.