Когда доводится наблюдать/слушать оживлённую дискуссию между детьми и их родителями или другими взрослыми (учителями, например), которая ведётся на равных, в которой дети чувствуют себя полноценными и полноправными участниками, не боятся высказывать своё мнение, спорить, проявлять эмоции - не нарадуюсь! и вместе с тем грущу; сердце щемит... скорее голова - ноет от воспоминаний об испытанной на протяжении всего детства и ранней юности тирании, о терроре отцовском... или от других взрослых - в меньшей степени - перенесённом, будь то учителя, какие-нибудь дядьки или даже тётки. И сверстников-ровесников террору тоже пришлось подвергнуться, но это уж другая тема - не столько другая, сколько отдельная.
И каким зловещим - почему вещим? (ведь не футур, а ретро это), уже канувшим в преисподнюю - предстаёт в памяти моей старший братец отца, дядя Г., всегдашне назидавший, проповедовавший насилие к детям. Насилие ради насилия. И как - многие годы спустя - отчётливо теперь осознавая мерзость испытанного, неизбывно терзаемый незаживающим ужасом детского опыта, содрогался "внутренне", слыша от постаревшего, но всё того же дяди Г. в адрес детей вообще и своих внуков, в частности: "Наказывать надо!" - любимая фраза его. А прежде и действие. Всё равно за что. И неблагородный до тошноты облик грубого плебея. И сокрушающийся, протяжно-тяжкий вздох от того, что возможности истязания детского тельца у него уж нет нынче - равно нет и былой возможности науськивать младшего брата вершить ещё более жуткое надругательство над своей семьёй... Преступная вина отца ничуть не умаляется этим (братским влиянием) - сам он решал, сам желал, сам учинял сие, да куда пуще, изощрённее, чаще...
Казалось бы, что может быть естественнее, желаннее, ценнее доброты? Но ведь понятие это, категория эта для нас - некая абстракция, некая, лишённая наполнения - заповедная, отстранённая, отчуждённая - форма(льность), поминаемая-заклинаемая хотя и часто, но не всерьёз, в оторванности от устремлений, побуждений, намерений и уклада, а то и с глумлением...
Как прекрасно и, в сущности, единственно жизневоплотимо (бы) такое отношение между взрослыми и детьми, когда исключается любого рода насилие - исключается как абсолютно недопустимое, невозможное, нечеловеческое. Ибо - травмирующее, калечащее необратимо, непоправимо, навечно.
Уважайте ребёнка, оберегайте от всяких травм, душевных в особенности. Спорьте с ним, обсуждайте всё что угодно, пусть он высказывает свои желания и мнения без боязливой оглядки, без опасения репрессий, которые НИКОГДА И НИЧЕМ НЕ ОПРАВДАНЫ.
Как трогательно и восхитительно наблюдать, когда ребёнок может шутить над взрослым, дразнить его, а взрослый реагирует в тон, шутя и нарочито "обижаясь" и, в свою очередь, подтрунивая над ребёнком так, словно бы он был зрелым собеседником, оппонентом - вот подлинная модель "конфликтных" отношений, а не такая, когда ребёнку за непонравившееся слово или мнение (или ошибку, или проступок) сразу подносят кулак к носу, угрожают расправой, унижают вербально, а то и бьют, а то и садистскую церемонию наказания устраивают - где боль душевная страшнее боли телесной...