Жила-была девочка, и решила она похудеть. Девочкам такое часто в голову приходит, всё-таки индустрия моды не дремлет и исподволь воздействует на подсознание. С подсознанием шутки плохи. Правда, идеалы какой бы то ни было моды не соответствуют темпам и реалиям обычной жизни, а девочке приходилось самостоятельно обеспечивать себе все плюшки независимости, что означало карьеру, работу и прочие радости гастрита. Тут позавтракать не успеешь, там не пообедаешь, вот и здравствуйте, три килограмма еды на ночь глядя.
Но девочка Так Решила, и начались мужественные походы в спортзал, раздельное питание и печальный кефирчик на ужин. Девочка упёрлась и терпела, согнала пару размеров, но не то чтобы обрадовалась, скорее, зло подумала "наконец-то, блин". Первым делом девочка навестила магазины и накупила там красивой одежды, такой, как всегда хотела: чтобы производить эффект. Даже несмотря на то, что обычно ей было лень ходить в магазины. Оказалось - не лень, просто не было такой исчерпывающей цели как произвести эффект.
Эффект девочка произвела. Коллегини прищурились и отвели глаза, мужчины взбодрились, подружки защебетали "уиии, как тебе это удалось?". Девочка снисходительно отвечала подружкам, на коллегинь ноль внимания, на мужчин тоже. Пусть сначала найдётся достойный, а то у одного пузцо, другой тормоз, третий много себе думает.
Чем дальше, тем больше эффектная девочка злилась. "Вот корова, напялила узенькие джинсы, весь жир с боков свисает". Или "чо уставился, придурок, не про тебя красна ягодка росла". Или "вот стерва, повезло с конституцией.. а ты тут не жри нифига и потей в спортзале". Девочке казалось, что она стала свободнее в выражении эмоций, стремительнее, тоньше в чувствах и достойнее хорошей жизни, чем все остальные. В том числе подружки. Потому что идеальная фигура и жертвы ради неё - это вам не хухры, тут нужно делать и не лениться, а кто ленится и не делает - тот сам себе идиот, с такими нам не по пути. Примерно как в "Семейке Аддамс": "Правда, это грустно? Правда, нам это противно? Правда, нам хотелось бы, чтоб они все сдохли?".
Постепенно с девочкой начали заговаривать только незнакомцы, корпоративная кухня странно пустела вокруг неё, а мужчины смотреть смотрели, но трепались с этой дурой Танькой, у которой ни силы воли, ни ума, ни фигуры. Девочка продолжала быть очень эффектной.
Она была не глупа и прекрасно понимала, почему народ от неё разбегается. Ну то есть как.. понимала.. она видела, что друзья уходили после очередного рявка, но списывала это на зависть. Подумаешь, разочек позлилась. Хотят общаться с успешным человеком - простят, а не прощают - значит, завидуют. В конце концов, весь мир стал завидовать девочке. А общаться с ней не спешил. Девочка вообразила себя злой королевой, покинутой всеми, и решила мстить.
Для начала она помирилась с бывшей лучшей подругой, пару раз встретилась с ней в кафе, потом пригласила на чай к себе домой и деловито зарезала её большим кухонным ножом. Часть подруги поместилась в морозилку, часть пришлось пустить на рагу сразу. То же самое через некоторое время стало со второй подругой, потом - с третьей, потом - с бывшим ухажёром, и так далее. На такой диете девочку подразнесло, она утратила с трудом завоёванную стройность, контуры расплылись, расползлись в стороны, а потом и вовсе раздались вширь вольно. Девочка постепенно перестала выходить на улицу, ушла с работы, даже запустила квартиру так, что по месяцами не стиранному постельному белью пешком ходили тараканы. Смыслом жизни девочки стало стоять у окна и бубнить проклятия предавшим и покинувшим её. Иногда бубнёж переходил в крик, иногда затихал. Пока очередной друг не появлялся на пороге, решив разведать, не случилось ли чего с девочкой и почему она пропала.
Так прошла зима. В первый по-настоящему солнечный весенний день из зловонной квартиры девочки выбралось нечто и задвигалось к двери на чердак. С трудом вползши на крышу, нечто дошаркало до карниза и всей тушей привалилось на него, задыхаясь от усилий. Внизу шумели машины, прозвенел трамвай, орали дети и воробьи. Обычная весенняя картина, просто Агния Барто во всей красе. Одышно вздрагивая и устало шевеля каждой бородавкой, нечто как можно шире расползлось по нагретой крыше. Некоторое время оно просто лежало, прикрыв почти все глаза, потому что они слезились от солнца. Глазами, оставшимися в тени, нечто наблюдало за воробьём и двумя синичками на верхней ветке тополя. Маленькие птички и весна каким-то образом подействовали на нечто. Оно подняло к солнцу голову, завзыхало, заурчало и начало издавать хриплые переливчатые звуки, которые при большом желании можно было сложить в слова и предложения. Привычными интонациями нечто жаловалось, вдохновенно, на все лады и тональности. Из некоторых глаз нечта текли слёзы, то ли от солнца, то ли ещё отчего. Нечто жаловалось долго, с хрипами, свистами и бурчанием, а когда поток жалоб иссяк, оно опустило голову, небрежно вытерло слизь из носа и обнаружило себя в окружении доблестной полиции, с квадратными глазами и некоторым даже благоговением созерцающей нечто. Видимо, жалобы родственников проделали нужное количество итераций в прокуратуру и обратно, и пропавших подруг и друзей принялись искать со всей серьёзностью.
Полиция нерешительно топталась, не зная, как и подступиться. Нечто пришло в себя, сменило лирику на решительный настрой, выщерилось и зарычало. Полиция достала пистолеты и принялась палить в нечто. Пули с хлюпаньем пропадали в необъятной плоти, но видимого вреда не причиняли. Наоборот: нечто взбодрилось, рвануло к краю крыши, с усилием перегнулось и исчезло. Полиция подумала было, что тварь решила убить себя об асфальт, но не тут-то было: нечто, ловко цепляясь шестью руками за балконы, спустилось вниз, плюхнулось на землю и всосалось в ближайшую подворотню. Полиция кинулась искать, да куда там.