Зловещий метафизический метастаз жизнь Николая Петровича получила еще в далеком советском детстве. Тогда в руки угрюмого и нервозного десятилетнего мальчика бог весть какими ошибочно-неведомыми путями вместо "Трех мушкетеров" попала странная книга - "О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов" Диогена Лаэртского.
Не пытаясь понять содержания философских измышлений, мальчик увлекся всевозможными анекдотами, уклонениями в сторону и острыми словцами, коими страницы книги насыщены были изрядно. Аттическая соль скрипела на зубах, здорово приправляя жизненную пищу. Особенно же нравилось сумрачному детенышу-книгочею вдруг почувствовать пульсирование холодной жилки под сердцем и мрачное веселие ума, сопровождавшего чтение описаний смертей мудрых эллинов, столь же изощренно-необычных, сколь дивно-странными были их слова и дела при жизни. Яростно хрустя сладким сухариком, он читал нескладные, но звучные переводы древнегреческих стихов-эпитафий:
Ты, Зенон, возымел благородное в сердце желанье -
Злого тирана убив, вольность Элее вернуть.
Казнь постигла тебя: тиран истолок тебя в ступе.
Нет! Это ложь: истолок тело твое, не тебя.
- Ма, а что толкли в ступах? - спросил Коля у матери.
- Ну, сахар, наверное, чтоб пудра получилась, или там, зерно, чтобы мука вышла, ягоды еще...
- Не то-олько. - Протянул Коля и с видом обладателя основных тайн закрылся в своей комнатке.
Философов толкли в ступах, они откусывали себе языки, выплевывая их в лицо тиранам, обмазывались перед смертью навозом, нанизывались на острый тростник во время купания, естественно, с летальным исходом, давились насмерть кто вином, а кто безудержным хохотом, - в общем, поле для воображения открывалось широкое.
Со временем первые впечатления переросли в главное увлечение. Правда назвать такое времяпровождение иноязычным словом "хобби" даже язык не поворачивается.
Философом (в смысле преподавателем философии) Коля не стал, потому что был он мальчиком осторожным, рассудительным и исполнительным. Однажды, во время домашнего застолья, гости водочно-селедочно умиляясь, пристали к Коле с тривиальным "кем хочешь после школы?" Одолевший к тому времени Диогена Лаэртского, Коля неосторожно брякнул: "пойду туда, где на философов учат!" От испуга гости отстали от него навсегда. А после их ухода поддавший, но не потерявший способность помнить, говорить и рассуждать отец толкнул воспитательно-профориентационную речь: "Нельзя хотеть быть философом! Летчиком можно, моряком, танкистом-таксистом, директором молочного комбината, как я, тоже сойдет. - И, опережая вопрос: "Почему?", добавил.
- Потому что хотеть быть философом - это, значит, хотеть быть... никем!" "Или быть сахарной пудрой", - про себя добавил Коля.
Вот уже много лет Николай Петрович трудился бюрократом: подписывал уже подписанные бумаги, носил на подпись, степлеровал, подшивал и ставил печати. Все это он делал с какой-то затаенной аккуратностью и исполнительностью, не обращая внимания на интриги канцелярских коллег и окрики начальства, словно проходя сквозь туман чего-то призрачного и ненастоящего. Возвращаясь домой с работы, был осмотрителен, боялся попасть под трамвай или отравиться некачественным пирожком с уличного лотка.
Настоящее, наполняющее жизнь тем смыслом, ради которого ее стоило оберегать, хранилось в однокомнатной квартирке Николая Петровича. Не было в этой квартирке ни жены, ни кошки, зато был книжный стеллаж. Нижние его полки были заставлены книгами с биографиями знаменитых философов и всевозможных "учителей жизни", а на самой верхней лежала стопка тетрадей, и стоял толстый скоросшиватель, на корешке коего черно-жирным было выведено: аналитика смертей.
По выходным Николай Петрович с утра наводил канцелярский порядок в холостяцкой своей автономии, мысленно и предвкушающе слизывая капли размораживающейся субстанциональности своего сознания. А после обеда, раскладывал на письменном столе утыканные закладками книги, с помеченными маркером строчками в страницах, открывал очередную тетрадку и каллиграфическим почерком выписывал из книг, иногда надолго останавливаясь, уставясь невидящим взглядом в сиюминутное. Очнувшись, продолжал писать.
367. Кант Иммануил. "Смерть Канта ясна, как и его жизнь. Исполненный долг. Увядание. Кончина. Подробности просты. Субботу 11 февраля Васянский весь день провел у постели умирающего.
Прим.: Васянский - сосед Канта и главный друг в последние годы. По профессии - священник.
"Я спросил его, узнает ли он меня. Он не мог ответить и лишь протянул губы для поцелуя. Я был потрясен: он тянулся ко мне своими бледными губами. Это было прощание и благодарность за многолетнюю дружбу и помощь. Я ни разу не видел, чтобы он целовал кого-либо из своих друзей". Васянский больше не уходил. В комнате находились сестра Канта и его племянник.
Агония длилась сутки. В час ночи он очнулся, выпил несколько глотков подслащенного вина с водой. Сказал: "Хорошо".
Прим.: Последнее слово при жизни. Уверенность в правильности шагов. Подтверждается характером смерти.
И снова впал в беспамятство. Сознание больше к нему не возвращалось. К утру побледнел и одеревенел. Взор угас, хотя глаза оставались открытыми. Пульс прощупывался только на левом бедре. Васянскому пришлось стоять на коленях, чтобы не отпускать руки от того места, где еще теплилась жизнь. Дыхание слабело. Задрожала верхняя губа, и дыхание исчезло. Несколько секунд бился еще пульс, все слабее, реже и пропал совсем. Было 11 часов 12 февраля 1804 года. Кант умер". Гулыга А. В. Кант. - М.: "Молодая гвардия", 2005. - С. 253.
Резюме.
Жизнь: долг - умеренность - работа - разум.
Характер Смерти: спокойная - закономерный итог жизни.
368. Декарт Рене (латинизированное имя Картезий). "Декарт умер от простуды 11 февраля 1650 года, в четыре часа утра, после семи дней жестокой лихорадки, безнадежного бреда и ускользающего сознания:
Получив известие о его смерти от секретаря французского посольства, Христина разрыдалась.
Прим.: Христина - шведская королева, почитательница трудов Декарта и косвенная виновница его смерти.
Чтобы почтить память своего "великого учителя" и показать потомству, что она умела ценить Декарта, она хотела похоронить его среди высших сановников государства, у ног королей Швеции, и воздвигнуть на его могиле мраморный мавзолей. Шаню убедил королеву не приводить этого плана в исполнение.
Прим.: Шаню - секретарь французского посольства в Стокгольме, друг Декарта.
Он рассуждал правильно, думая, что для покойного Декарта будет более подходящей простая могила на кладбище иностранцев, чем царственно пышная гробница в усыпальнице королей. Погребение состоялось 12 февраля 1650 года. Простой памятник указывал место, надпись, сделанная рукой друга, возвещала, что здесь покоится Декарт, которого королева Швеции призвала из его философского уединения к своему двору и которому Шаню поставил этот памятник".
Таранов П. С. Философский биографический словарь, иллюстрированный мыслями. - М.: Изд-во Эксмо, 2004. - С. 211.
Резюме:
Жизнь: Свобода - досуг - творчество - соблазн.
Характер смерти: наказание - следствие нарушения первых трех принципов в угоду четвертому.
Писательство это заканчивалось неизменно за 10 - 15 минут до начала программы "Время". Все аккуратно расставлялось и раскладывалось по местам, в душу возвращалось затаенное спокойствие на всю предстоящую рабочую неделю.
Почти неизбежно придет отпуск, и записи в тетрадках будут распечатаны на принтере, каждая смерть будет помещена в индивидуальный полиэтиленовый кармашек и подшита согласно алфавиту.