Аннотация: О проблемах восстановления общественных структур
Бескаравайный С.С.
Месть у равных национальностей
Многим памятна одна из авиакатастроф последних лет: столкновение пассажирского самолета, в котором летели десятки детей, с грузовым. Виноватым назначили швейцарского диспетчера, проморгавшего опасную ситуацию. Но осудить его не успели: из России прибыл отец, потерявший семью, и зарезал диспетчера. Был осужден, отбыл часть срока, досрочно улетел обратно в Россию.
Несчастье, преступление и наказание Виталия Калоева из трагедии успели стать телесериалом, потом шоу, и лишь когда прошло несколько лет, и в истории нет прежней остроты, они снова воспринимаются как большое человеческое горе.
Редко какое уголовное дело удостаивалось таких подробных и разноречивых комментариев. В репортажах, статьях и сетевых блогах можно было выделить две основные линии. Это официально-патриотическая и либеральная. Представители центральных российских СМИ, видели в Калоеве образ трагического героя, мстителя за погибших родных, которого на преступление толкнула халатность европейского правосудия (диспетчера очень долго не могли осудить и, похоже, спскали дело на тормозах). Представители оппозиционных СМИ (особенно ярко себя показал канал RTVI) воспринимали его как горца, который получил бы 10 лет, убей он российского диспетчера, а не иностранца. Причем оппоненты порой и не стремились понять друг друга. Либералы представляли своих противников недалекими агитаторами, которые стремятся раскрутить ещё одно предвыборное сообщение, а патриоты видели в либералах потребителей западных грантов и оставшихся в 80-х годах правозащитников.
Попытаемся взглянуть на проблему исторически. Кровная месть, как институт, как обычай, начинает отмирать, когда функции уголовного преследования берет на себя государство. Поначалу возникают проблемы: людей тяжело отучить от привычки хвататься за нож, тяжело заставить уважать приговоры посторонних судей. Но когда государство усиливается настолько, что может заставить людей исполнять законы, общество получает громадный выигрыш в своих возможностях - вендетты останавливаются, и людям уже нет нужды тратить всю жизнь, чтобы отомстить своим врагам. Всё было бы хорошо, но государство, рано или поздно вступив в полосу кризисов, слабеет - и уголовное право становится фикцией. Тогда у общества возникают большие проблемы: старые обычаи не могут вернуться в полном объеме
В современной России всё еще более осложнено и запутано. Есть народы, у которых традиция кровной мести уже умерла (к таковым можно отнести практически всех славян, угро-финнов, и многих других). А есть еще вполне "родоплеменные этнические образования", для которых государство всегда оставалось внешней силой, не влияющей на внутренние обычаи, и которые при малейшей возможности распространяют эти обычаи на всех посторонних.
Восточное славянство, так же подверглось очень сильному воздействию советской власти - и негосударственные структуры (такие как церковь и крестьянская община) утратили почти все свои возможности влияния. Вообще, советский человек, при всей идеологии коллективизма, приближался как раз к западному идеалу одиночества перед лицом государства - советская власть стремилась лишить его любых не контролируемых официальными структурами связей.
В результате после крушения СССР обычный, среднестатистический гражданин, в итоге, оказался буквально зажат между двумя силами - с одной стороны это самые разнообразные этнические, клановые, преступные образования, которые требуют от него подчинения. С другой - это государство, которое при всей своей нерасторопности, и внешней демократичности, остается большой карательной машиной.
Как результат - сейчас по тюрьмам сидит несколько сотен тысяч россиян - это значит, что социальные потрясения еще не закончились, раны от перехода к капитализму еще не зажили, и общество не в состоянии самостоятельно с ними справиться. Даже при демографическом кризисе вокруг слишком много "лишних людей".
Вот тут мы и подходим к той большой культурной проблеме, которая сейчас буквально раскалывает российское общество.
С одной стороны, в России присутствует прослойка людей, которые хотят быть гражданами в европейском смысле этого слова. Платить налоги, держать государство на известной дистанции, ни от кого не зависеть в жизни и вообще, существовать так, чтобы близкие соседи были много важнее дальних родственников. Такой тип обывателя был идеализирован Перестройкой и наше своё массовое воплощение в 90-е годы. На его знаменах написаны лозунги разумного эгоизма, просвещенного индивидуализма. Собирательным его образом выступает человек, голосующий за партию "Яблоко". Этот образ жизни во многом предопределен урбанизацией и большим влиянием именно европейской культуры. Евроориентированная интеллигенция больше других сделала для очернения образа советской власти, как ущемляющей свободы индивида.
Однако такие граждане оказались не слишком многочисленны и не смогли взять на себя нормальное управление государством в 90-е годы. Те сложные институты гражданского общества, всеобщего контроля, которые столетиями формировались в Западной Европе - просто отсутствуют в России. В результате просвещенные одиночки буквально задохнулись в атмосфере дикого капитализма: тиражи газет многократно упали, авторская интеллектуальная деятельность стала убыточной, малые политические партии оказались чисто опереточными образованиями. Вместо демократии получилась семибанкрищина.
С другой стороны - национальные и узкоклановые группы, которые в те же 90-е годы добились максимума влияния, неизбежно вызывали среди восточных славян ответную реакцию. Началась чрезвычайно быстрая архаизация общественных отношений. Человек вне группы, без заступников, без влиятельных друзей, без покровителей - уже давно не воспринимается как полноценный член общества. Мелкий бизнесмен, который желает быть абсолютным индивидуалистом - обречен на разорение.
Однако возникает очень большая проблема: какой долей личных свобод и возможностей согласится пожертвовать член новой общности? И на основании каких принципов будет образована это общность? В рамках какой структуры должен жить человек? Сейчас существует несколько "популярных" моделей, и которые находят относительно широкое воплощение.
Простой возврат в сельское прошлое. Разумеется, реставрация "крестьянской общины" уже невозможна, люди оторваны от земли, вообще от сельского образа жизни. Процент крестьянства в обществе настолько мал, что это делает невозможным превращения села в основное место проживания народа, в образчик для подражания. Различные землячества (например, новгородцев, в живущих Москве), объединения однокурсников и т.п. - так же не могут стать устойчивой структурой.
А. Лукашенко в Белоруссии попытался законсервировать советскую власть, вернуть идеал государственного коллективизма. Однако в этом проекте очень большую роль играет личность президента, и после его ухода статус-кво в Белоруссии имеет мало шансов на сохранение.
Возрождение религиозных общин и вообще роли церкви - требует воспитания грамотных кадров священнослужителей и появления нового, воцерковленного поколения. На это уйдет нескольких десятилетий, можно сказать, что сейчас этот процесс только набирает силу.
Корпоративная солидарность в классическом западном понимании (или, как вариант, в японском духе) - прививается крайне неохотно. Даже профсоюзы, которые в условиях капитализма, по идее, должны были получить громадный импульс в своем развитии, остались пустой оболочкой. Множества вариантов было испробовано в организации различных криминальных и полукриминальных сообществ - но такие структуры не устойчивы по определению.
Вот и получается противоречие: западный идеал индивидуализма - потерпел в России поражение, но противостоящий ему идеал коллективизма - пока не обрел себя, не сформулирован в современных понятиях. Такие философы как С.Г. Кара-Мурза апеллируют к прошлому и к настоящему, к традициям русской культуры, к особенностям восточнославянского мировосприятия, но даже они не могут представить будущего, указать, как именно должно происходить объединение.
В этом противостоянии дело В. Калоева - один из эпизодов. Либералы очень верно заметили: обществу приятны (по другому и не скажешь) люди, которые подходят к иностранцам с моральной меркой, с законами кровной мести. В России очень высок спрос на справедливость. Но это же общество не воспримет внутренней кровной мести. Официальные СМИ, не менее правильно высветили эту трагедию, показали всё мужество поступка В. Калоева - замалчивать подобные факты, означает превращать россиян в бессловесных, бесправных по отношению к загранице личностей. Ведь смерть нескольких десятков детей оказалась для швейцарского правосудия не более чем мелким правонарушением.
Но подобный инцидент - не единичен. Достаточно вспомнить капитана траулера "Электрон" С. Яранцева: в октябре 2005-го он увел свой корабль в российские территориальные воды от норвежской береговой охраны, удерживая на борту двух норвежцев-инспекторов. Тогда обошлось без жертв, хотя всё могло закончиться и печально. Капитана судили, но оправдали. В Мурманске он стал героем.
Совсем другой вопрос возник в Кондопоге: можно ли считать тамошние беспорядки следствие возникновения новых структур в среде местного населения или это просто стихийный всплеск, неприятие лиц другой национальности?
Какой же урок может извлечь из этого Украина? Построение общества индивидуалистов на просторах бывшей УССР так же не получилось. При том, что средства массовой информации убеждают нас в почти европейском характере украинского общества, налицо прямо противоположное явление. Самые разные группы влияния, кланы, группировки - стали основными игроками на политическом и экономическом поле государства. Даже если политик называет партию или блок своим именем, аналитики всё равно ищут, какая именно структура стоит за ним. Гражданин как таковой, как электоральная единица, как независимый субъект - оказался бесправен и абсолютно никому не нужен. Просто этническое разнообразие на Украине выражено меньше, чем в России, и поэтому культурное противостояние не так бросается в глаза.
Однако модель новой общности не сформулировала и Украина. Более того, все те мелкобуржуазные идеалы (в основе которых лежит национализм), которые были начертаны на знаменах активистов оранжевых событий 2004-го, оказались несостоятельны. А ведь тот, кто сформулирует для государств и народов СНГ этот принцип общности, тот, кто сумеет продемонстрировать его в действии, создаст понятную модель - окажется лидером в развитии.