Аннотация: Попытка анализа некоторых организационных проблем современного православия. Статья готовилась к философского-богословской конференции, однако та не состоится
Бескаравайный С.С.
Приходы и общины
В. Милитарёв в своей статье "Три церкви в одной" дает интереснейшую картину разделения верующих [4].
Самая многочисленная группа - "бытовые пелагиане". Они, фактически, придерживаются норм морали светского общества, лишь изредка заходят в церковь.
Религиозность такого обывателя проявляется в: соблюдении необременительных ритуалов (ношение крестиков, посещения храмов по большим праздникам, или же по поводу рождений и смертей); соблюдении более обременительных ритуалов (пост), но уже "по возможности"; попытках освоить религиозное мышление - часто в искаженных формах.
Если во второй половине 80-х, первой половине 90-х были иллюзии, что это всё от затянувшегося невежества, то теперь уже ясно, что такие явления долговременны. "В том религиозном комплексе, о котором я говорю, удивляет то, что он устойчив и, как я уже несколько раз писал, очень напоминает религиозные воззрения китайцев или японцев, которые исповедают бытовое конфуцианство с элементами даосизма, как в Китае, или с элементами синтоизма, как в Японии, но при этом упорно ходят в буддистские храмы совершать обряды при рождении, смерти и бракосочетании, а на проповеди буддистских монахов реагируют с таким же упрямым равнодушием, как наши "захожане" на проповеди православных священников" [4].
Вторая группа - "бытовые монофизиты".
"Бытовое монофизитство сводится к тому, что центр христианской жизни заключается в исполнении религиозных обрядов, соблюдении постов, "борьбе со страстями", прежде всего, со страстью блудной, в борьбе с курением и сквернословием, послушании священству и "неосуждении никого"... ...они считают, что "благодать священства", отсутствующая у мирян, дает священникам возможность и право выбирать за своих "духовных чад", к примеру брачных партнеров, профессию или рабочие места. В том смысле, что "благодать священства открывает духовным отцам волю Божию о духовных чадах""[4].
Среди этих людей даже распространена точка зрения, регулярно приписываемая разным "духовным авторитетам", что духовного отца нужно слушаться даже тогда, когда он заведомо ошибается, потому что если ты выполнишь его требования, то Бог тебя вознаградит за смирение, а ответственность все равно будет на духовном отце.
И лишь третья группа - собственно православные по содержанию своей веры.
Сейчас построено множество христианских архитектурных сооружений, в каждом из которых сидит "человек с крестом". Какой-то доход эти люди получают - священники кормятся от алтаря. Но вокруг этих сооружений идет своя жизнь, с проблемами, острейшими конфликтами и противоречиями.
Те люди, которые видят в церкви лишь культурную доминанту, способ этнической самоидентификации, основу своей морали (не повседневную основу, но глубинную, так сказать финальный моральный авторитет) - и составляют ряды тех самых "бытовых пелагиан". Они приходят в церковь, соблюдают обряды, но общности, где все друг друга знают и помогают друг другу во всех вопросах - они не образуют. У них слишком разные интересы и цели в жизни.
"Бытовые монофизиты" - это проявление другой крайности. Они составляют общность, но буквально понимаемые требования религии (часто понимаемые "с перебором"), начинают "вылущивать" людей из окружающего общества. И не в хорошем смысле, но в плохом - это путь в сторону "малого стада" и, фактически сектантства. Все попытки заставить ВСЕ общество жить по жестко ограничивающему перечню религиозных правил - не могут удаться. Страна не живет как монастырь.
Потому в общей форме предпосылки описанного выше разделения выражаются простой формулой: "приходы есть, а общин нет". Это, разумеется, относится не ко всем приходам РПЦ, но легко узнается как типичнейший недостаток.
Собственно, об отсутствии общинности и была речь патриарха Кирилла к тверскому духовенству [6]. Общее требование - уйти от чисто служебного статуса священнослужителя, от простого совершения обрядов, а стать как бы ткацким челноком, который постоянно связывает нити людских судеб. Для этого священник должен знать всех социально неблагополучных прихожан, у священника должны быть рабочие часы, когда с ним можно вне богослужебных ритуалов. "На заседании московского духовенства мы договорились со священнослужителями, что в будущем на каждом городском московском приходе, начиная с самых крупных, помимо священника, второго священника, диакона, псаломщика, регента, в обязательном порядке в штате храма будет ответственный за образование, за катехизацию, за работу с молодежью и за социальную работу" [6]. При благочиниях патриарх рекомендовал создавать библиотеки, видеотеки, организовывать досуг. Так же весьма интересно замечание патриарха о том, что богатых и наделенных властью людей практически не трогают проповеди - куда эффективнее привлекать их к церковной жизни посредством какого-либо большого дела. Постройкой храма, например, или организацией приюта. Потому священникам рекомендовано организовывать попечительские советы, в которые надо привлекать бизнесменов и чиновников.
Но тут церковь, как организация, сталкивается с проблемой разделённости общества. Есть бедные и богатые люди, есть образованные и малограмотные, есть столичные и "понаехавшие" и т.д, и т.п. Можно привести людей на праздник в храм и собрать пожертвования. Только вот организовать их в общину куда как сложнее. Тем более, что традиционная община - уже пережила свой кризис в XIX-м, начал ХХ-го вв. и тогда церковь не смогла предотвратить этот процесс.
Проблема эта фундаментальна, с ней сталкиваются представители всех религий.
Казалось бы, в современном исламе пытаются её решить с относительным успехом. И множество примеров из современной истории арабских стран или же России, когда её решают. Однако если социальная взаимопомощь максимально четко прописывается в религиозных нормах (как, например, закят и садака в исламе), то как происходит в таком случае объединении людей в общине? Близкая цель, которая дает всем экономическую выгоду и объединяет людей делом - должна быть проста, понятна, не содержать противоречий.
Там где есть относительно легкий и доступный источник средств, все получается. Как, например, в странах Персидского залива, где коренное население Катара или Кувейта объединилось на религиозно-монархических принципах в вопросе распределения нефтяных доходов. При этом множество людей, которые приезжают туда в поисках заработка, и которые делают самую черную и грязную работу - рассматриваются только как временные жители и делается все, чтобы они не задерживались на территории государства дольше трех-четырех лет. В дальней перспективе это порождает совершенно иную проблему: народ станет общностью бизнесменов и надсмотрщиков.
Если же такого близкого и доступного источника средств нет, то религиозной общине приходится в борьбе утверждать себя, и близкая, доступная цель зачастую становится деструктивной. Общество как система - сложно, в нем присутствуют противоречия. Община, замкнутая лишь на себя, игнорирует эти противоречия, начиная воспринимать окружающее общество как поля для обращения неофитов и одновременно объект эксплуатации. То есть люди объединяются по принципу секты (иногда этому сопутствует этнический, языковой или местнический фактор) и остальных начинают рассматривать как скот. И тогда общины становятся своего рода раковыми клетками. При этом, не столько давая хлеб голодным, сколько низводя людей на некий заданный уровень.
Предельный случай этого - Чечня в 90-х. В начале - изгнание и порабощение славянского населения, приобретение собственности. Потом конфликты между тейпами, междоусобные войны. Потом - ваххабизм. Деградирующее общество поставляло достаточное количество фанатиков, притом вне общины (как родовой, так и религиозной), шансы на выживание резко падали. В итоге: распад инфраструктуры, снижение образовательного уровня населения, крах медицины - прямой путь в средневековье. Естественно, когда внутри подконтрольной территории все было разграблено, последовала попытка внешней экспансии и военное поражение.
С аналогичными проблемами сталкивалось множество крестьянских восстаний в Китае: чтобы избавиться от эксплуатации люди хотели свести всю жизнь в государстве к жизни крестьянской общины, а в качестве основной религии использовать даосизм. Но что казалось простым и понятным в пределах одной деревни, оказалось совершенно невозможным в рамках всего государства.
"Бытовое монофизитство" это - в социальном смысле - отступление, и, даже без войны, ведёт в тупик. Этот путь, во многом, проделало старообрядчество: с одной стороны у людей был очень устойчивый запрос на общину, с другой, отсутствовал жесткий контроль в догматике, - породили громадное количество толков. В результате каждая социальная прослойка, многие землячества, чуть ли не каждое село - получили свою отдельную веру, которая очень жестко регламентировала их жизнь. Если подобная модель при жестком соблюдении религиозных норм воплощается во всём обществе, это неизбежно ведет к распаду, смуте. К упадку культуры и техники. Социум будет подчинен религии путем распада социума.
Если же религиозные нормы лишь обслуживают потребности общества и оправдывают любую потребность, то на лицо картина современного протестантизма в США: сотни фирм-церквей, каждая из которых ищет свою клиентуру.
Поэтому, если рассматривать церковь как организацию, стремящуюся распространить себя на все общество, то главнейшее задачей для неё становится снятие конфликтов. Разумеется, церковь сталкивается с подобной проблемой не первую тысячу лет, испробовано множество концепций решения данной проблемы.
Сейчас наиболее активно используется следующие подходы:
Во-первых: дать людям эмпирически неощутимые ценности (рай), притом доступные всем и одновременно бесконечно удаленные. Но, как показывает история - этого мало. Противоречия, в итоге, разрешаются в воинах и революциях.
Во-вторых: реализация политических и культурных потребностей прихожан. РПЦ остается одной и сил, соединяющих, скрепляющих культурное и человеческое пространство восточных славян. Здесь у церкви открываются очень большие возможности, и она приобретает значительное число сторонников.
В-третьих: воссоздание подходящей экономической структуру в рамках церкви или паллиативное исправление существующей экономики. То есть монастырское хозяйство и благотворительность в тех или иных формах. Оба эти решения экономические, и заведомо частные, локальные. Общество невозможно расселить по монастырям (даже в Средневековье не получилось), а благотворительность, доведенная до крайних пределов, порождает люмпен-пролетариат. Это, разумеется, не значит, что православные анклавы (той или иной степени замкнутости) заведомо невозможны. Даже такие неоднозначные поступки, как требования предпринимателя В. Бойко-Великого к своим сотрудникам - катехезироваться, обязательно венчаться, не проводить абортов (и обещание платить матерям зарплату в течение года) - поддерживаются многими и будут иметь продолжение. Но чем боле многочисленны будут подобные анклавы, тем явственнее обозначатся между ними экономические и административные противоречия. И тем больше вероятность, что эти противоречия начнут решать, обвиняя друг друга в ереси.
В-четвертых: попытка воспитания и образования людей - во всех смыслах. Начиная от школы и заканчивая требованием повышать уровень образования священнослужителей. Она полезна, но так же ограничена - общество не может противостоять реальным проблемам, опираясь только на систему трансляции моральных норм. В этом смысле показательны как пример конфуцианства, так и пример иезуитских коллежей: выпускники учебных заведений вдруг понимали, что в учебной программе им рассказали очень много, но общество живет чем-то другим. Люди будут выходить из ворот семинарий, возвращаться из детских православных лагерей - и сталкиваться с проблемами коррупции, неравенства и т.п. Идея В. Милитарёва о том, что общество и церковь могут вновь объединиться только на основе просвещения - труднореализуема. Перед революцией просвещения было много, и религиозная грамотность была куда выше. Но общество в значительнейшей своей части отступилось от церкви.
В-пятых: привлечение людей в рамках определенной субкультуры. Самый яркий пример этому - православные байкеры. Это интересный метод, опробованный еще в средневековье (разумеется, не с мотоциклами, но с архитектурой, музыкой, одежной и т.п.) и тогда же раскрывший свою ограниченность. Если субкультура претендует на самостоятельное понимание мира, и еще её носители начинают создавать более или менее автономное хозяйство - то появление новой религии лишь вопрос времени. Или же возникнут полуавтономные образования как католические монашеские ордена. Если же субкультура остается лишь модой и вопросом интересного времяпрепровождения - то такой же неглубокой будет и религиозность.
Итогом применения всех этих методов за последние двадцать лет и стала ситуация, описанная В. Милитарёвым. При этом успехов у церкви, как у организации - чрезвычайно много. Восстановлена инфраструктура, система подготовки кадров, активно ведется миссионерская деятельность, наблюдается благожелательное отношение значительнейшей части общества.
Но церковь сможет отождествить себя со всем обществом в его жизни, а не только в момент исполнения обрядов, когда приходы станут хоть немного общинами, когда люди найдут в них хотя бы путь решения своих противоречий. И тут невозможно отделаться лишь ссылками на заповеди. Не получится принятый "Свод нравственных принципов и правил в хозяйствовании" [5] использовать на манер фигового листка.
Требуется хотя бы адекватное осмысление острейших проблем общества. Разумеется, статьи появляются во множестве и слов сказано много: достаточно набрать в поисковике "Православие и капитализм", чтобы получить несколько ссылок. Тут и интервью с дьяконом А. Куравевым "Православие и дух капитализма" [3], есть статья Н. Бияновой под тем же названием [1], есть и статья М. Холмогорова "Православная этика и дух "социального капитализма" [7]. Наивно было бы требовать в стиле "выньте и положьте" от современных церковных мыслителей работ на уровне А.Н. Бердяева, В.Н. Соловьева или С.Н. Булгакова. Но появились ли уже книги настолько глубокие, чтобы они могли быть сопоставимы с экономическими концепциями последних десятилетий? Или есть церковные мыслители настолько авторитетные, чтобы они могли не проповедовать, но убеждать предпринимателей и политиков вести бизнес и государственные дела соответствующим образом?
Отказ от осмысления проблем, попытки просто "сделать все как было раньше" - это тупиковый путь. Ведь пределы экстенсивного роста во многом достигнуты: кто хотел креститься за последние двадцать лет, тот и сам крестился, и крестил детей. Воцерковился. Количество православных телеканалов, сайтов, журналов - тоже имеет свои ограничения. И вполне очевидно, что только количеством уже мало что возьмешь.
Разумеется, всё не все так однозначно. Глупо ждать от церкви похода на баррикады, массового выступления священников на политических митингах и т.п. Фактически РПЦ это полугосударственная структура, и частично воспроизводит экономическую политику страны. Но с другой стороны пространство для качественного роста - имеется. Если взять на вооружение идеологию малых дел и обычных человеческих связей, то можно сделать очень много.
Люди чудовищно разобщены. В период господства советской власти прошли несколько процессов, которые разрушили у восточных славян то самое "гражданское общество", сумму неформальных связей между людьми, о котором так много и подробно говорят сейчас. Во-первых, - быстрая урбанизация. Общинный уклад исчез, а на нем держалось очень много. Деревня была громадным резервуаром, который поставлял и поставлял в города новых людей, при том воспитанных в традиции совместного тяжелого труда, взаимовыручки. Ставший уже классиком писатель В. Распутин сказал об этом просто - без деревни мы осиротели. Во-вторых, подавление или выхолащивание всех независимых от государства общественных структур. РПЦ была такой структурой, но можно еще вспомнить профсоюзы, которые превратились и типичную бюрократическую контору и за двадцать лет с 1991-го - так и не могут полноценно восстановиться в качестве защитников прав рабочих. В-третьих, через русских (и, шире, восточных славян), как государственно-образующую нацию прошли все социальные конфликты. Небольшой народ может сохранить свою целостность, потому как пассионарии стремятся найти применение вовне этого народа, а угнетение всегда можно списать на лиц другой национальности. Эстонцы, крымские татары, коряки - могут быть свято уверены, что все зло от кого-то другого. Ошибочность их мнения не мешает народу существовать. С русскими, восточными славянами так не проходит - один и тот же народ образует противоборствующие классы. Нельзя заявить, что социальные потрясения - дело другого народа, и вопросы с землей, с буржуазией, с частной собственностью, с репрессиями, с культом личности - вопросы посторонние. Нельзя, оставаясь активным, предприимчивым человеком, обустраивать свою крайнюю хату. В итоге в течение всего ХХ-го века приходилось смотреть на представителей своего народа, как на врагов - классовых, идейных и просто как на сволочей, испортивших жизнь. При советской власти эти процессы во многом компенсировались государственно установленным равенством, каким бы относительным оно не было. Социальная катастрофа 90-х добавила громадное имущественное неравенство, появление государственных границ, там, где их не было веками, удорожание жилья и транспорта.
Остра потребность в "лимфатической системе" общества. Многое получается и может получиться - когда в беде и проблемах люди будут идти в храм не просто молиться, но для встречи с другими людьми. Это поможет решить проблему защищенности, возможно, повлияет и на демографию.
Может показаться, что это и есть тот путь, по которому можно и нужно развиваться.
Но распространить принцип "малых дел" на все проблемы, экстраполировать его на бесконечность мешают две проблемы. Первая - это невозможность заменить решение глобальных вопросов "малыми делами" (о чем говорилось выше). Вторая существеннейшая проблема - трансформация священства.
В каких бы преступлениях не обвиняли советскую власть, но так получилось, что под её воздействием многим социальным группам пришлось либо исчезнуть, либо, как это ни странно звучит, стать самими собой.
Возьмем, для примера, уголовный мир. Запрет на частные предприятия и на эксплуатацию человека человеком сделал невозможной карьеру "западного" преступника - когда от грабежей банков стремятся перейти к основанию банков, и любые похищенные суммы, в идеале, это первоначальный капитал. Из этого запрета, из лагерей, из беспризорности 20-х гг. - в итоге и родилось уголовное сообщество, так блестяще описанное В. Шаламовым [5, с.132-214] и многими другими авторами. Причудливое сочетание разнузданной жестокости и железной самодисциплины, готовности предать всё на свете и чёткой организации. Для "вора в законе" и для любого "блатаря" вкладывать можно было только в собственный авторитет, и только в преступлении искать своё счастье.
Церковь столкнулась с похожим давлением: непрерывная конфискация имущества, закрытие монастырей, аресты священников, пропаганда атеизма, распад общин. И, самое главное, коммунизм давал альтернативную объединяющую идею - совместный труд - и тем как бы переводил на новый уровень развития ту общину, которую не смогла отстоять церковь. В результате человек, желающий стать священником, не мог рассчитывать ни на спокойную жизнь, ни на материальные блага, ни даже на многочисленную паству. Только в религии можно было найти стимул для принятия сана.
С деградацией советской власти исчезло препятствие для развития обоих указанных сообществ. Уголовники буквально "растратили себя" в 90-е - перестреляли друг друга, а оставшиеся стали на путь "капиталистического накопления". Естественно, уголовный мир не исчез, но радикально трансформировался. Статус "вора в законе" начал продаваться за деньги. Криминальные методы снова стали способом "выбиться в люди".
У церкви, по сравнению с преступностью, есть не только значительное моральное превосходство, но и чисто демографическое: куда медленнее идет процесс "текучки кадров". Старшее поколение священников - те, кто поступили в семинарии в 60-70-е, начале 80-х гг., в значительной части до сих пор ведет активную деятельность. Их сплоченность, работоспособность и моральные качества - дают РПЦ неоспоримое организационное преимущество. Но что будет дальше? Церковь добивается и будет добиваться социальных льгот для священников: увеличения пенсий, пособий, повышения безопасности, предоставления транспорта и т.п. И неизбежно, в церковь идут многие из тех, кого называют "офисным планктоном". Когда доля этих людей, по своей сути равнодушных к религии, превысит некоторую критическую величину - организационное преимущество церкви будет поставлено под сомнение. Потому что карьеристы и лентяи губят всё, заменяя реальные дела - раздуванием идеологии. Не говоря уже о коммерциализации религии.
При этом церковь, как организация, сохранила работоспособность при хаосе и тотальном экономическом упадке, однако при укреплении государства - возможности её будут всё больше уступать государственным. Ведь социум пытаются организовать не только священнослужители. Даже если не принимать в расчет деятельности множества политических партий и конкурирующих религий, то можно упомянуть, например, работы В.Л. Глазычева по урбанистке [2] - это чисто светский путь по созданию с помощью городской среды тех самых гражданственно-социальных связей, по конструированию общинности.
Если церковь сосредоточится только и исключительно на спасении душ (через воспитание и проповедь) и на заведомо бесконфликтном структурировании социума - то по прошествии нескольких десятилетий она неизбежно столкнется с кризисом отчуждения. Когда и храмы будут, и грамотные священники, и множество литературы - но общество перестанет видеть в религии оснований для решения собственных проблем. Аналогичный кризис уже переживали во второй половине XIX-го, начале ХХ-го вв.
8. Шаламов В.Т. Очерки преступного мира // Шаламов В.Т. Шоковая терапия. - Хабаровск: Хабаровское кн. изд-во, - 1990 - 224с.
Однако и среди старшего поколения нашелся Филарет (Денисенко), один из организаторов УПЦ КП.
Например - доведением до абсурда по требованиям недавно введенной обязательной катехизации перед крещением. Эту проверку легко можно превратить в утомительный, скучный и взяткоёмкий экзамен.
Губернатор Ставропольского края Валерий Гаевский поручил запатентовать предложенный архиепископом Ставропольским и Владикавказским Феофаном слоган "Богом гарантированное качество" для местной минеральной воды.
Статья полностью: http://top.rbc.ru/society/27/09/2010/472797.shtml