Аннотация: Три недостатка, присущие фантастической литературе, которые, однако, встречаются и в философии
АТРОПОЦЕНТРИЧНОСТЬ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ О ТЕХНИКЕ - КАК НЕДОСТАТОК ФУТУРОЛОГИИ.
Бескаравайный С.С.
В данной статье на основе апофатического анализа футурологических критериев развития техники вскрывается их консервативность.
Актуальность прогнозирования будущего общеизвестна - разработка достоверных методов предвидения кризисов, направления развития общества, позволяет экономить большие материальные ресурсы.
В футурологии необычайно широко представлены работы по анализу методов, критериев, систем прогнозирования будущего - труды Ф. Фукуямы [1], Э. Тоффлера [2], С. Лема [3]. Но большая их часть посвящена апагогическим рассуждениям - как создать правильный метод, как выявить объективные предпосылки того или иного процесса в обществе и, главное, как применить эти методы и критерии. В итоге перед нами встают многочисленные "контуры будущего", которые порой противоречат друг другу.
Анализу промахов, совершенных футурологами, посвящено несравненно меньше работ. Существует целый набор стандартных примеров, который упоминаются для иллюстрации тех или иных ошибок в методиках. Причины заблуждений своих предшественников авторы каждой новой работы считают вполне установленными - чаще прочего упоминается отступления от научных критериев предвидения, "механическая экстраполяция" как наиболее распространенное из них. Новое применение метода "конструирования будущего" признается если не истинным, то многообещающим. Так же ссылаются не незнание предшественниками открытых законов природы или созданных технологий - хотя метод предвидения будущего должен учитывать рост человеческих возможностей.
Но если рассуждать апофатически, от противного, и попытаться понять, чем не является прогнозирование, то становится ясно, что в футурологии имеется относительно слабо разработанное поле исследований.
Разумеется, львиная доля ошибок, неточностей в прогнозировании будущего - это следствие обыденного мышления и уже упоминавшихся отступлений от научных критериев предвидения. Однако выявление любой новой типичной ошибки, может существенно повысить достоверность прогнозирования.
Что же может быть предметом подобного исследования? Это должна быть некоторая сумма устоявшихся представлений о будущем, имеющая достаточное число сторонников, которые будут непрерывно обновлять её новыми гипотезами, предположениями и прогнозами. При этом она должна содержать большое количество ошибок, которые так же всеми признаются, и которые можно анализировать уже именно в качестве примеров неправильного прогнозирования. Таким критериям отвечает вполне конкретный литературный жанр - научная фантастика. Исследование всех проблемных полей фантастики, как представления о будущем, - это работа, не сопоставимая по объему со статьей. Необходим предмет исследования, имеющий достаточно обширную историю "механических экстраполяций", но, одновременно, позволяющий кратко отметить его наиболее существенные черты. Это - выдумываемая фантастами техника.
Если проводить обзор литературы, то каковы наиболее типичные работы, описывающие ошибочные представления о технике в фантастике?
Фундаментальная работа С. Лема "Фантастика и футурология" [4, 5] - содержит структуралистский анализ фантастических выдумок. Главной особенность выдумок признается "инверсия" - аналогичная модификации экспериментов у Ф. Бэкона [6, С.309], но совершенно неупорядоченная. Фантасты, в погоне за сенсационностью, за читательским удивлением, просто смешивают самые разные явления - С. Лем приводит основные типы подобных инверсий и большой выборкой материала иллюстрирует свои доказательства. Так же им противопоставляются формальная игра - и смысловая игра. Техника часто становится отражением произведения, как абстрактной конструкции, где играют раз и навсегда установленными смыслами (получается вариант шахмат или бриджа) [4, С.382].
К. Еськов в работе "Наш ответ Фукуяме" представляет другое направление вскрытия ошибок фантастов. Фантасты, в его представлении, вообще мало выдумывают, а скорее гипертрофируют уже созданные либо имеющиеся в умах инженеров технические конструкции. К. Еськов прямо приводит примеры с "Наутилусом" - подводной лодкой Фултона конструкции 1806 года, и отравляющими газами - как основным оружием массового поражения в фантастике 20-30 годов.
Аналогична работа С. Зайкова "Как фантасты изобретали самолет" [7, С.375] - он рассматривает фантастические романы, выходившие в десятилетие перед появлением самолета. Там описываются многочисленные летающие конструкции и даже возможные военные конфликты с их применением. Характерно не опережение, а отставание в инженерном мышлении, которое компенсируется количественными фантазмами - размерами машин, численностью эскадрилий и т.п.
Сопоставление выдумок с реальными техническими разработками, как объект исследования имеет существенный недостаток - фантасты далеко не всегда имеют техническое образование, инженерный талант. Чисто техническая критика вымышленных машин в итоге сводится к цитированию справочников и элементарному буквоедству. В идеале фантасты должны быть осведомлены о разработках "на переднем крае" науки и легко ориентироваться в последствиях таковых разработок. Автор должен предсказывать - какое именно техническое изделие появится после научного открытия, и каковые последствия это вызовет в обществе - то есть повторять схему, продемонстрированную А. Толстым в "Гиперболоиде инженера Гарина". Таким фантастом был А. Азимов, прославившийся еще и как популяризатор науки: в романах "Конец вечности", "Сами боги", "Основание" - он демонстрирует именно такой подход, доведенный почти до автоматизма. Но это достаточно редкое явление - немногие фантасты могут формулировать и аргументировано излагать научные и, особенно, философские предпосылки собственных технических выдумок. В качестве объекта необходимо рассмотреть тот срез вымысла, где фантасты могут целиком определять все исходные посылки рассуждений и только от авторов зависят их последствия - это те трудности, с которыми они сталкиваются, увязывая отдельные выдуманные механизмы с выдуманным же ими миром фантастического произведения.
Если отбросить в сторону чисто литературные сложности, такие как композиция произведения, состыковка сюжетных линий, требования напряженности сюжета, то какое основное затруднение встанет перед фантастами, создающими образ очередного технического новшества?
Фантасты могут выдумывать всё. Они не ограничены ни по одному параметру - любая технология может быть предварительно принята совершенной. Любое могущество объявлено беспредельным. Любой материал - непроницаемым, неразрывным, абсолютно твердым и т.п. Фантасты могут сотни и сотни лет технического прогресса спрессовать в десяток страниц - "экстраполяция на бесконечность" осуществляется ими без слишком сложных рассуждений, а просто желанием снабдить героя необходимым инструментарием. И основной сложностью для них становится не выдумывание, а ограничение исходных инноваций, умеренность допущений - и при этом сохранение гармоничности создаваемого мира.
В этом фантасты-литераторы сходны с учеными-футурологами - как продумать последствия появления качественно новой технологии, её соотношение с остальным миром? И чем более совершенную технологию мы принимаем в качестве предпосылки, тем более сложным и развитым должно быть общество, которое мы обязаны изобразить, как следствие этой технологии. Потому логичным выводом стало не предание фантастами вымышленным технологиям статуса абсолютных.
Для ученых и инженеров эта проблема второстепенна - они понимают, что абсолютных качеств в мире не существует и добиваться их бесперспективно. В конечном итоге, совершенствование технологии - во многом цель, а не отправная точка рассуждений. Однако можно настолько приблизиться бесконечно большим показателям, что разница будет несущественной: до сих пор не создана бомба неограниченной мощности, но когда ядерные арсеналы поставили на повестку дня вопрос об уничтожении жизни на Земле - мощность боеголовок стала чисто количественным вопросом. Но способы, которыми фантасты ограничивают совершенство вымышленных машин - для них полезные, позитивные умственные конструкции, для футурологов - могут быть примерами ошибочных и неверных предпосылок в их прогнозировании.
Чем же руководствуются фантасты?
Наиболее явным кажется подчинение технологии этическим воззрениям персонажа. Добро не использует не конвекционного оружия. Стандартный типаж положительного персонажа предписывает ему драться привычным читателю оружием. Лучше, если оно будет зачислено в список "благородных" - то есть его уже использовали в известных произведениях положительные персонажи. Но даже в рамках самой фантастики подобные "конвенции" не работают. Когда авторы стремятся подробно осветить очередную войну (технологическую или магическую - безразлично), причем рассматривают достаточно длительный её период, как, скажем, Г.Л. Олди в книге "Герой должен быть один" или в книге С. Лукьяненко "Мальчик и тьма", то знак эмоциональной окраски вещи не имеет определяющего значения при её использовании. "Добро" начинает пользоваться огнеметами и виселицами, а "зло" - совершенствоваться в фехтовании.
История показывает нам, что во время Второй мировой войны, сторона, пускавшая живых людей на костную муку и набивку для мебели, то есть a priori не связанная моральными ограничениями, отказалась от применения химического оружия - потому что опасалась симметричного ответа.
Схожая ситуация наблюдается, когда авторы ставят качественно иные, нечеловеческие технологии в зависимость от человеческих эмоций. В данном случае примером выступает роман В. Головачева "Спящий джин" [8] На Земле начинает действовать некий Демон - реликт/изделие другой цивилизации, способный искажать свойства континуума. И технологии, используемые "космофлотом" почти бессильны перед ним. Однако же его можно контролировать силой эмоций: влетев в его "глаз" и "любя и ненавидя на высшем накале", заставить повиноваться себе - вокруг этого и строится интрига произведения. Спрашивается, зачем пришельцам, на людей совсем не похожим, придавать сложнейшему изделию ещё одну функцию, для создателей этого изделия вполне бесполезную? И совершенно смешным выглядит сам механизм воздействия человеческих эмоций на инопланетное изделие - демону-то все равно, какие сигналы передаются по структурам нервной системы двуногих бесхвостых существ. Если же он все-таки оценивает их, то тогда они, по логике вещей, должны быть настоящими, аутентичными - а в повествовании всплывают "усилители эмоций", которыми герои не преминули воспользоваться.
Следовательно, восприятие эмоций "демоном" - это искусственно введенная в ткань повествования выдумка, посторонний элемент. Это попытка В. Головачёва придать "демону" большую человечность - не имеющая футурологической ценности.
Ограничения, налагаемые на будущие технологии, лишь на основе современного состояния этики, без учета её развития - контпродуктивны.
Второй способ ограничить возможности техники: подчинение воображаемой технологии стилю. Значительная часть фантастических выдумок стала штампом, клише, подчиненным однажды созданному образу. К подобным изделиям относятся громадные звездолеты галактических империй, системы "нуль-перехода", лазерные пистолеты и т.п. В советской фантастике примером выступает "браслет" - аналог современного сотового телефона. В 50-60-х годах этот образ устоялся в умах фантастов, не в последнюю очередь благодаря "Миру полдня" - циклу романов А. и Б. Стругацких, где герои пользовались именно "браслетами". Однако во второй половине 80-х годов, когда сотовые телефоны и пейджеры уже начали входить в обиход, именно стилистика "Мира полдня", стремление подражать маститым авторам, толкала на упоминание тех же "браслетов" [9].
Самым что ни на есть ярким примером несоответствия эстетики выдуманного мира и применяемой там же технологии - выступает фильм "Хроники Риддика". Изображена эдакая галактическая орда "некромантеров", которая, странствуя от планете к планете, уничтожает всё живое. Казалось бы, такая орда должна располагать самым разнообразным оружием, всевозможной снастью для убийства. Но нет! Организация, имеющая техническую возможность взрывать планеты - для ближнего боя вооружала своих членов сомнительными топорами и доспехами. Причем оружие выглядит максимально тяжеловесным, неудобным, созданным в подражание "звериному" скифскому, или скорее тевтонскому, стилю. Внутренняя обстановка боевых кораблей смахивала на готические замки. Локаторы, сканеры и прочее "высокотехнологическое" оборудование представляли человекоподобные карлики, которые носили мониторы прямо на своих лицах. Одновременно в действии присутствуют "контрабандисты". Они обладают вполне современным стрелковым вооружением и навигационным оборудованием, могут противостоять "некромантерам" в открытом бою, но почему-то панически их боятся. Такое несоответствие возможностей ставит зрителя в тупик.
Заведомо подчиняя технологию эстетическим критериям, футурологи так же могут сделать выводы, не имеющие ничего общего с действительностью.
Третий недостаток - это антропоморфность воображаемых технологий. Он имеет под собой даже своеобразное философское обоснование - принцип органопроекции в соответствии с которым, человек воспроизводит в технике отдельные органы своего тела. Одна из наиболее ярких книг на по этой тематике принадлежит Эрнсту Каппу - "Основные направления философии техники" [10, С.35]. Усматривается принципиальное тождество многих механизмов с частями тела, рассматривается идея, что любая действующая машина обнаруживает своё сходство с живым существом.
В фантастике органопроекция достигла своих карикатурных проявлений - в человекообразности, антропоморфности любой автоматики. Робот, как человекообразный аппарат, как гуманоидный помощник человека, описан в сотнях произведений, и редко сопровождается машинами, на человека не похожими. Роботы-психолог, роботы-няньки описывались неоднократно, но психологические программы - много реже. Даже если машина на человека похожа очень отдаленно, то её поведение должно иметь человеческие черты.
Четвертым способом ограничения технологий стало подчинение их человеку. Насколько бы совершенные не создавались вычислительные машины, искусственные интеллекты и т.п., главное действующее лицо в произведении обязано быть человеком, при том условии, что за ним остается свобода выбора.
Проявления этого многообразны. Самые примитивные формы сводятся к утверждению, что машина никогда не сможет обладать теми качествами, что обладает человек. Компьютерам отказывают в воображении, интуиции, вдохновении, самой возможности создавать нечто качественно новое. Иногда, как Ф. Херберт в цикле романов "Дюна", конструируют общество, отрицающее кибернетику. Однако с развитием техники такие приемы используются реже.
Более сложная ступень - это эргономическое ограничение технических систем. То есть всё более совершенные компьютеры, всё более сложные машины могут взаимодействовать с окружающей действительностью лишь в доступных для человека формах. Типичен в этом отношении рассказ Т. Когсвелла "Предельная черта", описывающий нескольких человек, наделенных сверхспособностями. Они отказываются от создания своего отдельного общества, основанного на этих сверхчеловеческих способностях и признают, что машины могут быть сильнее человека, но вопрос о том, что машины могут быть умнее - даже не поднимается.
Но самое показательно проявления антропоцентризма - это фактический застой одного из ответвлений фантастики, кибер-панка, рассматривающего равноправные отношения человека и компьютера. С чем он связан?Фантасты, с самого начала признавая возможность создания и совершенствования искусственного разума, не смогли развивать дальше представления о прогрессе, о совершенствовании техники, при сохранении за человеком статуса свободного субъекта. Вводимые в повествование допущения по возможностям анализа и управления человеческой психикой превращали человека из субъекта в объект развития сюжетных линий. В романах основателя кибер-панка У. Гибсона ("Нейромантик", "Граф ноль", "Мона Лиза овердрайв") можно наблюдать сползание действия с передового края науки - на периферию цивилизации. С аналогичной проблемой столкнулся Б. Стерлинг и другие - чем более человечным желают они изобразить мир, тем меньшими возможностями должны в нем обладать вычислительные машины. Из-за этого события произведений развиваются либо в ближайшем будущем, либо после глобальной катастрофы, тормозящей развитие техники.
Вариацию на тему "компьютерной тирании", изредка появляющиеся из-под пера фантастов, отбрасываются критиками как недостоверные [5, С.51-105], не содержащие решения этого противоречия.
Если попытаться обобщить эти наблюдения по ограничению фантастами возможностей выдумываемых машин, то можно ли выделить единую предпосылку к ним всем? Это не может быть только консерватизм мышления - даже если учесть критику фантастических выдумок, всех писателей трудно обвинить в закрепощенном мышлении. Это так же не может быть лишь нарушение научных критериев прогнозирования - У. Гибсон, Б. Стерлинг да и многие другие авторы тщательно и аргументировано выстраивают свои выдуманные миры. Даже отказом от рассмотрения автоэволюции человека [5, С.230] - сумму этих ограничений назвать нельзя, ведь идет отказ от рассмотрения внечеловеческих альтернатив. Скорее этот недостаток можно назвать антропоцентричностью представлений о технике. Человек представляется целью и смыслом её существования. Однако, как отдельный индивид, так и человеческое общество - сравнительно ограниченные системы. Техника, особенно если принять допущение о возможности её саморазвития, лишена тех многих сдерживающих факторов, которые есть даже у белковых тел - начиная от существования в более широком температурном спектре и заканчивая применением различных видов носителей для того, что в применении к органическим формам жизни называется наследственной информацией.
Разумеется, противостояние человека и техники уже неоднократно анализировалось. Эту проблему затрагивал и Х. Ортега-и-Гассет [11], и М. Хайдеггер [12]. Сам образ "мегамашины", описанный Л. Мэмфордом [13] уже указывает на подчиненность индивида и утрату им свободы. Но целеполагание всех этих машин оставалось вполне человеческим. Людей превращали и превращают в винтики, но для человеческих же потребностей - фараона, императора или обыкновенного фабриканта, пытающегося для своей выгоды поднять производительность труда. И какую бы степень отчуждения свободы не рисовали философы, cause finales остается человеческой, антропоцентризм, в той или иной степени, сохраняется.
Перед футурологией всё острее встает проблема. Это противоречие: с одной стороны развития техники, как человеческой практики, направленной на удовлетворение человеческих же потребностей, с другой - ограниченности человека, как системы в своем развитии, при неограниченности технологий.
Какой же вывод можно сделать из данных умозаключений? С введением в представление о будущем развитии техники нечеловеческого субъекта, антропоцентризм в представлении о технологиях становится недостатком футурологии.
Использованная литература.
--
Фукуяма Ф. Конец истории? // В.Ф. - 1990. - N3
--
Метаморфозы власти: Пер. с англ. / Э. Тоффлер. -- М.: ООО "Издательство ACT", 2003. -- 669с.
--
Лем С. Сумма технологий. - М. Мир, - 1968.
--
Лем С. Фантастика и футурология: В 2 кн. Кн. 1 - М.: ООО "Издательство АСТ": ЗАО НПП "Ермак", 2004. - 591с.
--
Лем С. Фантастика и футурология: В 2 кн. Кн. 2 - М.: ООО "Издательство АСТ": ЗАО НПП "Ермак", 2004. - 667с.
--
Бэкон Ф. Великое восстановление наук // Бэкон Ф. Соч. в 2 т. - М.: Мысль, - 1977. - Т.1. - 590с.
--
Зайков С. Как фантасты изобретали самолет/ Враждебные звезды; "Звездный лис". - Харьков: "Сварог", - 1993. - 384с.
--
В. Головачев Спящий джин. / В. Головачев Избранные произведения. - Нижний Новгород: Флокс, 1992. - Том1 - С.375-559.
--
Романецкий Н. Мир в Латах/ "Мир в латах". - М.: Молодая гвардия, 1991. - С.185-323.
--
Горохов В.Г., Розин В.М. Введение в философию техники: учеб. пособие. - М.: ИНФРА-М, - 1998. - 224с.
--
Ортега-и-Гасет Х. Размышления о технике. - Вопросы философии. - N10. 1993. - С.32-69.
--
Хайдеггер. М. Вопрос о технике М. // Хайдеггер. Время и бытие. - М.: Республика, - 1993. - С. 238 - 252, 221 - 236.
--
Mumford L. The Myth of the Machine. Technics and Human Development. Harcourt Brace Jovanovich, Inc., N. Y., 1966, pp. 163-205.