Национальная металлургическая академия Украины
Бескаравайный Станислав Сергеевич
Становление феномена технической рациональности в эпоху Нового времени как объект философской рефлексии
09.00.09. Философия науки
Диссертация на соискание научной степени
кандидата философских наук
научный руководитель
Капитон Владимир Павлович
д. филос. н., проф.
Оглавление 2
Введение. 3
Глава 1. Анализ литературы и методология исследования по теме диссертации. 10
- --
Обзор литературы по теме работы. 10
- --
Методологические основы исследования. 30
Выводы по главе 1 41
Глава 2. Рефлексия технической рациональности в духовно-онтологическом измерении культуры Нового времени. 42
2.1. Хронологически-генетические рамки исследуемого периода и определение понятия "техническая рациональность" 42
2.2. Формы технической рациональности, как её конкретно-историческое выражение и предпосылки их эволюции как проявление новой парадигмы мышления 58
2.3. Социальная детерминация технической рациональности в структуре научного и философского знания Нового времени. 77
2.4. Техническая рациональность, как онто-гносеологическое основание системы образования Нового времени 107
Выводы по главе 2 116
Глава 3. Онто-гносеологические основания технической рациональности в контексте философских традиций. 118
3.1. Рефлексия технической рациональности в гносеологических измерениях Нового времени. 118
3.2. Анализ технической рациональности в онтологических построениях Ф. Бэкона, Р. Декарта, Б. Спинозы. 148
3.3. Методологическая роль технической рациональности в формировании механистической картины мира. 166
Выводы по главе 3 187
Заключение 190
Литература. 195
Актуальность темы исследования. Одна из наиболее значимых проблем, возникающих при анализе процесса становления философских оснований науки, это взаимосвязь между различными видами знания - философским, научным и техническим. И если механизмы взаимосвязи философского и научного, или же научного и технического знания проанализированы сравнительно полно, то взаимосвязь философского и технического - остается недостаточно проясненным.
Конкретные проявления технического знания: чертежи, схемы, инструкции, правила и тому подобное - это воплощение технических идей. Технические идеи направлены на удовлетворение общественных потребностей, подчинены критериям утилитарности. А поскольку потребности людей часто противоречат друг другу, то и обоснование технических идей противоречиво. Научное знание, напротив, располагает целостной системой философских оснований и стремится к непротиворечивости. Следовательно, для улучшения взаимосвязи между видами знания и оптимизации современных процессов создания технических теорий - необходимо понимание философских оснований технических идей. А одной из предпосылок такого понимания есть выявление общих свойств, отличительных черт, присущих техническим идеям.
Один из феноменов, отраженных как в технических, так и в научных идеях - рациональность. Однако анализ рациональности в контексте взаимного влияния науки и техники поднимает проблему гипертрофированного восприятия именно научной рациональности.
Г. Башляр, В.Н. Порус, П.П. Гайденко, С.С. Аверинцев В.С. Степин, исследовали феномен рационального. Ими были рассмотрены различные критерии рациональности, проанализирована эволюция представлений о рациональном в истории философии, а также раскрыта роль научной рациональности в развитии науки. Но техническая рациональность не являлась объектом их исследований.
Когда же философами исследуется проблема взаимосвязи научного и технического знания, или же философского и технического - как в трудах Л. Мэмфорда, Р. Мертона, Ж. Эллюля, В. И. Белозерцева, Я. В. Сазонова, В. П. Каширина, А.М. Розина, В. Г. Горохова, - то феномен рациональности так же не рассматривается как основной объект исследования. Его роль в становлении гносеологии, методологии, которые лежат в основе проектирования и изобретательства - остается не полностью раскрытой.
Поскольку техническая рациональность исследовалась ограниченно, то анализ её роли в развитии философских оснований науки необходимо вести, опираясь на исследования тех периодов истории науки и философии, когда роль рационального была наиболее значительна, и когда взаимосвязь между наукой и техникой выходила на качественно новые уровни.
Новое время в истории философии стало периодом, когда проходили процессы смены парадигмы науки, сопровождавшиеся наиболее ярко выраженной сменой методологии и картины мира. В XVII-XVIII вв. создавались современные науки, определившие дальнейшее развитие культуры и цивилизации. Одной из важнейших черт этих процессов было осознание взаимного влияния науки и техники, что выражалось в рефлексии роли практики в человеческом познании - при этом истолкование феномена рационального было необходимой составляющей.
Развитие западноевропейской философской мысли периода Нового времени проходило в значительной мере под знаком рефлексии процессов становления классических наук. В работах Г. Галилея, Ф. Бекона, Р. Декарта, П. Гассенди, Б. Спинозы, Дж. Локка, Г. Лейбница, И. Ньютона содержится постановка комплекса проблем, с которыми сталкивалось изменяющееся мировоззрение ученых. Эти проблемы были как чисто теоретическими - это выработка методов познания и создание механистической картины мира, так и прикладными - способы применения инструментов исследования и новых методов по отношению к техническому знанию. Феномен технической рациональности, несмотря на отсутствие в XVII-XVIII вв. этого термина, косвенно отображался в философских работах Нового времени и служил необходимым связующим звеном связи между двумя указанными группами проблем.
Современные процессы взаимного влияния научного, философского и технического знания существенно интенсифицировались по сравнению с эпохой Нового времени. Однако, общая структура этих процессов, сложившаяся в рассматриваемый период, сохранилась. Следовательно, анализ роли технической рациональности в генезисе философских оснований науки XVII-XVIII вв. сохраняет востребованность. Исследование развития философского знания в эпоху Нового времени окажет содействие современной философии техники и, возможно, позволит прогнозировать новые качественные скачки в формах технической рациональности.
Связь работы с научными программами, планами, темами.
Диссертационная работа выполнена в рамках научно-исследовательской работы "Духовнi вимiри фiлософiї науки", государственный регистрационный номер 0102V004409. Диссертационная работа тесно связана с темой научного исследования кафедры философии Днепропетровской государственной финансовой академии "Проблема формирования мировоззренческих ориентаций человека в условиях трансформации общества" (государственный регистрационный номер 0101V005760).
Цель работы состоит в раскрытии роли становления феномена технической рациональности как составляющей процесса развития философии Нового времени.
Достижение цели работы требует решения основных задач:
--
определения уровня представлений о феномене технической рациональности в трудах философов XVII-XVIII вв.;
--
использования современных определений рациональности, сформулированных А. Н. Уайтхедом, И. Лакатосом, К. Хюбнером, М. К. Мамардашвили, С. С. Аверинцевым для определения понятия технической рациональности;
--
уточнения понятия формы технической рациональности;
--
через описание способов взаимосвязи философского, научного и технического знания - раскрытия предпосылок становления форм технической рациональности в эпоху Нового времени;
--
выявления форм технической рациональности складывавшихся в период научной революции Нового времени и имплицитно выраженных в трудах Г. Галилея, Ф. Бэкона, Р. Декарта, их качественного отличия от форм, распространенных в эпоху Ренессанса, а так же взаимообусловленность с основными методологиями Нового времени;
--
описания роли становления форм технической рациональности в развитии научных школ XVII-XVIII вв.;
--
раскрытия роли, которую играет становление форм технической рациональности в процессе отбора идеальных объектов науки, которые составляют основу механистической картины мира.
Объект исследования. Роль феномена рационального во взаимосвязи философского и технического знания эпохи Нового времени.
Предмет исследования. Процесс становления форм технической рациональности как элемент научной революции XVII-XVIII вв.
Методологические основание исследования.
Основной метод, примененный в исследовании - диалектика. В комплексе с ним использованы методы анализа и синтеза, дедукции и индукции, и метод восхождения от абстрактного к конкретному.
Для отображения сложных процессов научной революции Нового времени необходимо было применение методов, во-первых, реконструирующих историческую ситуацию той эпохи, во-вторых, воспроизводящих ход рассуждений философов XVII-XVIII вв. Соответственно, для реконструкции исторической ситуации применялся метод единства исторического и логического, сравнительно-исторический метод, а так же системный подход. А для воспроизведения аргументации философов той эпохи необходимо было применение метода мысленного эксперимента и герменевтического метода. Последний позволил учитывать культурологическую специфику изложения философских дискуссий.
Научная новизна полученных результатов
--
показано, что представления о технической рациональности в эпоху Нового времени еще не были актуализированы. В рамках философского знания этому препятствовало противоречие рационализма и эмпиризма: рациональность отождествлялась с дедукцией картезианского образца, и одновременно признавалась разумность, рациональность всех методов (в том числе эмпирических), оппонирующих иррациональности;
--
установлено, что понятие технической рациональности находится в стадии становления. На основании сложившихся в философской традиции XIX-XX вв. подходов к пониманию рациональности (нормативного и критериального), возможно, применима следующая формулировка. Техническая рациональность - это качество технических идей определяющее их утилитарную применимость. Так же дано определение форме технической рациональности - как конкретно-историческому выражению рационального в совокупности методов, идеальных объектов и понятий, используемых в техническом знании;
--
выделена обыденная форма технической рациональности, присущая ренессансному техническому знанию: совокупность методов, в которых она выражалась. характеризуется ограниченностью в абстрагировании описываемых процессов и формулировке идеальных объектов, используемых при решении инженерных задач. Эта форма нашла свое отражение в выдвинутых П. Гассенди сенсуалистических критериях истины и в трактовке им атомистики Эпикура;
--
установлено, что в конкуренции научных школ преимущество получали те, чьи исследовательские программы и формы преподавания опосредованно способствовали становлению форм технической рациональности, появившихся в ходе научной революции XVII-XVIIIвв.;
--
сочетание методов, которое позволяло абстрагировать исследуемый процесс в виде модели, а затем конкретизировать эту модель в рамках технологических потребностей - описано как аналитико-синтетическая форма технической рациональности. Эта форма сложилась в трудах Г. Галилея и позволяет формулировать понятия и идеальные объекты (движущегося тела, поверхности), используемые в естественнонаучных законах, которые, в свою очередь, применяются в рамках технического знания;
--
описана индуктивно-аналитическая форма технической рациональности, в основе которой лежит методология, характеризующаяся описанием используемых в технологии устойчивых связей между явлениями, причем это описание проводится с помощью эмпирической индукции без введения качественно новых понятий и идеальных объектов. Она была косвенно выражена в трудах Ф. Бэкона;
--
выявлена дедуктивно-синтетическая форма технической рациональности: её методологическую основу составляет рационалистическая дедукция, которая позволяет формировать естественнонаучные законы, применимые в техническом знании. Она начинает складываться в трудах Р. Декарта, и связана общегносеологическими установками с принципом cogito ergo sum. Показано, что эта форма требует полного математического описания технического объекта;
--
в процесс анализа предпосылок онтологических построений Б. Спинозы, установлено, что идея о единой субстанции, которая образует мир, упрощала абстрагирование природных явлений и, следовательно, формулировку идеальных объектов науки. Однако, такие объекты не могли быть выражены математически, а, следовательно, и использованы в естественнонаучных законах, применимых в рамках технического знания;
--
выявлено, что в качестве онтологических оснований механистической картины мира могли быть использованы абстракции - либо корпускулы, вводимые И. Ньютоном, либо монады, энтехелии, предлагаемые Г. Лейбницем. Показано, что выбор между двумя гипотезами было осуществлен благодаря возможности использовать корпускулы, как идеальные объекты, в естественнонаучных законах, которые возможно было применять в рамках технического знания.
Теоретическое и практическое значение исследования.
Дополнено описание процессов формирования механистической картины мира. Уточнены определения научной и технической рациональностей, выявлены формы последней. Установлено, что механизм взаимосвязи технического и философского знания в период Нового времени был выражен в становлении форм технической рациональности. Материалы исследования в дальнейшем могут быть использованы для написания методических пособий и учебных программ по дисциплинам истории философии, философии техники, философии науки, социальной философии, а так же при проведении соответствующих лекций и семинаров.
Вклад диссертанта.
Уточнено понятие технической рациональности, её форм и отношения к понятию научной рациональности. Проведен анализ становления форм технической рациональности в контексте философской рефлексии научной революции Нового времени.
Апробация результатов исследования проведена:
Тезисы диссертации обсуждены:
--
на круглому столi у "Днiпропетровському Регiональному Iнститутi державного керування Українськой Академiї державного керування при Президентовi України" (3-4 вересня 2003р) з теми iнтеллектуальної власностi;
--
на мiському фiлософському семiнар (17 грудня 2003 р);
--
також на кафедрi Нацiональной Металлургiйной Академiї України (5 березня 2004р);
--
на конференцiї, пресвяченой творчостi Б. Паскаля (Белорусский государственный университет информатики и радиоэлектроники, 26-27 листопада2003р);
--
на конференцiї "Рацiональнiсть та свобода" (Санкт-Петербургский государственный университет, 16-18 листопада 2005р.).
Публикации диссертанта, в которых раскрываются некоторые аспекты основной темы опубликованы в издательствах по списку ВАК Украины:
1. "Новый Органон" Френсиса Бекона как пособие инженеру / Бескаравайный С.С. //Фiлософiя. Культура. Життя. - 1998. - N2. - С.68-80.
- --
Вклад Рене Декарта в инженерию / Бескаравайный С.С. //Фiлософiя. Культура. Життя. -1998 - N3. - С.64-80.
- --
Техническая рациональность в системе ценностей наук Нового времени / Бескаравайный С.С. //Фiлософiя. Культура. Життя. - 2001 - N10. - С212-214.
- --
Разум человека, как разум инженера в понимании Дж. Локка /Бескаравайный С.С.// Фiлософiя i соцiологiя в контекстi сучасної культури - 2001. - С.114-118.
- --
Техническая рациональность как фактор становления образования в период Нового времени /Бескаравайный С.С.//Фiлософiя. Культура. Життя. - 2002. - N14. - С.112-122.
- --
Единство и противоречия научной и технической рациональностей /Бескаравайный С.С.// Вiсник Днiпропетровського Унiверситету. - 2003. - Випуск N10. - С.32-41.
- --
Противоречия единства картины мира Лейбница с требованиями технической рациональности / Бескаравайный С.С.// Фiлософiя. Культура. Життя. - 2004. - N24. - С.126-141.
Глава 1. Анализ литературы и методология исследования по теме диссертации
- --
Обзор литературы по теме работы
Техническая рациональность - один из важнейших факторов становления современной техники. Понимание истории её развития, той практики, что стоит за ней, позволит вскрыть многие предпосылки формирования механистической картины мира.
Как самостоятельный объект исследования техническая рациональность рассматривалась крайне редко. Преимущественно в качестве утилитарного аспекта технологических решений в рамках философии техники. В рамках анализа рационального техническая рациональность рассматривалась скорее как разновидность научной рациональности. Критерии технической рациональности, её формы и механизмы изменения таких форм трактовались противоречиво.
Поэтому обзор литературы будет строиться на следующих принципах.
Во-первых, используемые работы будут классифицированы по философским направлениям, к которым принадлежали их авторы. Таких направлений три: марксизм, противостоявший неопозитивизму фальсификационизм, и общее культурологическое течение, опирающееся в анализе Нового времени на исторические и социологические методы. Кроме того, будут проанализированы ряд работ философов, не относящихся ни к одной из этих групп, но оказавших влияние на общее развитие современной философии и формирование представления о рациональном.
Во-вторых, в рамках анализа этих направлений будут рассмотрены следующие проблемы: научная революция Нового времени - как культурологическое явление; роль рациональности в становлении философских оснований научного и технического знания; техническая рациональность в рамках философии техники.
Основоположники марксизма рассматривали технику как один из важнейших факторов, формирующих человеческое общество. "Капитал", "Происхождение семьи, частной собственности и государства", "Анти-Дюринг" [148, 150, 152] - работы, рисующие картину подчинения взаимодействию науки и техники почти всей жизни человечества. Однако проблематика этих, замечательных во многих отношениях произведений, трактовалась актуальными задачами периода их создания. В них исследовались в основном технические находки второй половины XVIII-го и XIX-го веков: паровая машина и станки, приводимые ею в движение, усовершенствования в металлургии, достижения в оружейном деле. Авторов в технике и науке интересует их роль в соотношении производительных сил и производственных отношений - ручная мельница, которая порождает феодальное общество и паровая машина, порождающая капитализм. Экономика, особенности обращения капитала, его происхождение и развитие - вот что интересовало основоположников марксизма.
Взаимосвязь капитала, техники и науки, исторические особенности их взаимного становления, были во многом исследованы основоположниками марксизма. Практическая природа этого взаимодействия также была установлена: "Люди науки - поскольку естественные науки используются капиталом в качестве средства обогащения... - конкурируют друг с другом в поисках практических применений этих наук" [154, с.556]. Однако это одно из очень немногих высказываний, посвященных ими технической рациональности. Скорее основоположники марксизма рассматривали техническую рациональность как одно из имманентных свойств промышленности капиталистического общества, присущих ей уже в силу конкурентной борьбы. Рефлексия технической рациональности философами ограничено исследовалась К. Марксом и Ф. Энгельсом. Специальных работ по истории философии Нового времени основоположники марксизма не создали. Скорее оценивался уровень техники - Ф. Энгельсом был проведен анализ оружия и армии той эпохи [257, с.45-49].
Изменения в философии Нового времени как эталон оснований научной революции неоднократно привлекали к себе внимание философов-марксистов. С незначительными вариациями этим периодом указывается XVII столетие. Например М.М. Шульман в статье "Социально-методологическое формообразование науки и принцип деятельности" [255] называет временной отрезок 1543-1687гг [255, с.123].
Научную революцию Нового времени анализировали с различных точек зрения. Первая - попытка анализа, опирающаяся преимущественно на социально-экономические факторы развития науки. Примером этого есть работа "Социально-экономические корни механики Ньютона" Б.М. Гессена [57]. Автор выявляет и анализирует обширнейший список технических задач Нового Времени. Даются подробные характеристики насосов, шахт, артиллерийских орудий и т.п. Описываются учебные заведения и перечисляются выдающиеся инженеры того периода. Подробно освещается то, как И. Ньютон, пытаясь разрешить некоторые технические проблемы, приходил к чисто теоретическим выводам. Однако философский анализ во много был сведен к рассмотрению статистических данных.
Пример аналогичного исследования представляет собой работа В. С Кирсанова "Научная революция XVII-го века" [102]. Её автор скрупулезно анализирует научно-техническую ситуацию того периода. Ему удается восстановить ход рассуждений каждого ученого, сделавшего значимое для науки открытие. Однако основное внимание в такой, отрасли науки, как приборостроение, уделяется инструментам исследований. Прослеживается связь конструкции новых измерительных приборов с гипотезами, для подтверждения которых они были сконструированы, философские основания, положенные в их основу. Квадрант Тихо Браге, "небесный кубок" И. Кеплера, маятник Г. Галилея, трубка Р. Бойля - вот основные объекты анализа. Но машины, сконструированные учеными, и работавшие в промышленности, практически не упоминаются. Анализ философских предпосылок техники в целом - отсутсвует.
Вторая точка зрения: рассмотрение научной революции в контексте основных гипотез и теорий, господствовавших в сознании ученых. Она отражена в трудах "История Европейской философии и её связи с наукой" [46] и "Эволюция понятия науки (XVII-XVIII вв.) Формирование научных программ Нового времени" [47] П.П. Гайденко. Автор этих работ не увлекается подробнейшим перечислением обстоятельств открытий. Основное внимание уделяется рассуждениям ученых, их аргументам. Анализируется гносеологические предпосылки и непротиворечивость философских концепций, вскрываются их основные черты. Идеи, двигавшие вперед науку, оцениваются с точки зрения их дальнейших научных последствий, но мало внимания уделяется последствиям техническим. А технологические и философские проблемы стали взаимно определять друг друга. Работы Френсиса Бэкона, рассматриваются П.П. Гайденко именно под таким углом зрения - анализируется взаимосвязь методологических оснований науки и техники. Однако, эта проблематика не получает своего развития, и при анализе работ Р. Декарта, Г. Лейбница, не затрагивается. Работа В.С. Библера "От наукоучения - к логике культуры" [25] - развивает эту тематику. Автор детально исследует аргументацию европейских ученых по доказательству выдвигавшихся ими гипотез, обосновывает их связь с культурной средой Нового времени. Однако, технические проблемы, во многом формировавшие эту среду, равно как и промышленные последствия принятых философами методологических и онтологических установок - не упоминаются. Схожий анализ производится в статье В.И. Пронякина "Естествознание и философия - генезис идейных альтернатив" [195] и монографии В. Б. Окорокова "Метафизика эпохи трансцендентального мышления: специфика, сущность, тенденции" [169].
Б.Г. Кузнецов в работах, описывающих эволюцию картины мира, начинает прослеживать взаимосвязь между проблемами техники и проблемами философии. Основной темой работы выступает взаимосвязь между мировоззрением ученых и состоянием науки - между индивидуальным пониманием окружающей действительности и той картиной мира, что формировалась у всей прослойки ученых. Влияние науки на технику неоднократно подчеркивается: "Следующее поколение в лице Бойля стремилось с помощью возрожденной атомистики разрешить основные проблемы химии" [111]. Но ограниченно рассматривается взаимодействие с технологическими проблемами, и нет ни малейшего упоминания о технической рациональности.
Сборник "Генезис категориального аппарата науки" включает ряд статей, в которых подробно рассматривается становление науки Нового времени [56]. Доказывается, что именно становление нового категориального аппарата математики (в частности, в аналитической геометрии Р. Декарта - введение символики, объединяющей в себе понятие множественности и единичности [56, с.88]) и физики (формирование понятие движения, инерции, силы) позволило выстроить здание опытной науки. Приводится множество примеров из развития самых разных наук, но такой важный аспект применения науки, как техника, рассматривается ограничено. Ряд статей содержит сборник "Традиции и революции в истории науки" [226], во втором разделе которого рассматриваются вопросы формирования науки Нового времени. В статьях В.Н. Касатонова, В.С. Черняка исследуют соотношения изменений в математике и понимании пространства с философскими конструкциями того периода.
Третья точка зрения в книгах и сборниках, посвященных Новому времени в целом, направлена на изучение деятельности отдельных фигур того периода. Примером подобного анализа может служить работа В.Ф. Асмуса "Фрэнсис Бекон" [11]. Тщательно рассмотрены социальная среда Англии, основные работы основателя английского эмпиризма, выделены проблемы, поднятые им, исследована биография Ф. Бэкона. Аналогична работа В. А. Панфилова "Философия математики Декарта" [175], в рамках которой исследуется становление замкнутого цикла взаимодействия философии и математики - анализируя культурно-философский аспект становления философии математики, она ограничено показывает его связи с технической проблематикой. Но в трудах, направленных на исследование работ лишь одного философа, неизбежно возникает тенденция рассмотреть всю эпоху Нового времени сквозь призму его сочинений, что снижает объективность анализа.
Во многом освобождается от специализированности всех трех направлений работа Л.М. Косаревой "Социокультурный генезис науки Нового времени. Философский аспект проблемы" [108]. Выделяются способы и формы влияния социокультурной среды на научное мышление, формирования благодаря им когнитивного ядра науки. Но, учитывая влияние техники, Л.М. Косарева считает основным фактором построения науки особенности познающего субъекта Нового времени [108, с.9]. Социальными факторами, определившими формирование механистической картины мира, указывает идеологические и политические [108, с.91, с.96], но взаимосвязь с техникой не прослеживает.
Техническая рациональность также крайне редко становится объектом анализа. В частности в сборнике "Философия техники в ФРГ" [233] в статьях Р. Кёттера, Р. Инхтевена Ф. Раппа проводится сравнение научной и технической рациональности, а так же отношении техники и естествознания в контексте рационального. Вводится понятие технической рациональности как особой целерациональности, воплощенной в методическом знании. Однако, эти статьи невелики по объему и не содержат даже обоснованного историко-философского определения понятия технической рациональности. Можно констатировать, что проведенный разносторонний анализ позволил вскрыть основные причинно-следственные связи определившие характер научной революции Нового времени, но полной картины процесса философских оснований наук, представлено не было.
В настоящее время отсутствует даже общепризнанная дата начала периода формирования современных форм технической рациональности, критерий этого формирования. Порой античности в этом вопросе придается большее значение, чем Новому времени. Нельзя сказать, что историки и философы науки совершенно не обращали внимания на изменения роли технической рациональности в период Нового времени. Однако подавляющее их большинство не выделяло техническую рациональность из научной рациональности.
Книга П.П. Гайденко и Ю.Н. Давыдова "История и рациональность: социология М. Вебера и веберовский ренессанс" [45] содержит анализ изменения понимания рационального в работах самого М. Вебера и его последователей. Но основным связующим звеном между социумом и рациональностью выступает не техника, а религия, потому хоть в определении рационального неизменно присутствует и практика [45, с.76], развитие техники в книге не отражено.
В статье Ю.А. Нарижного "Исторические типы рациональности" [158] выделены три смены типов рациональности, изменения того набора действий, следование которому признавалось рациональным на данном этапе развития. От мифа к логосу (овладение идеальными объектами), от античного космоса к картезианско-ньютонианской вселенной и от устойчивого, жесткого мира к синергетическим его моделям. Основным объектом его работы выступает человеческий разум в период античной научной революции. В частности, автора очень занимает появление мегамашины в ранних человеческих обществах. Но сакральность такого механизма, его гиперличность, существование которой пытается обосновать Ю.А. Нарижный, связана с техникой лишь тем образом, что автор перечисляет скромный арсенал тогдашних ремесленников.
Л.Б. Баженов в нескольких своих работах анализирует рациональные аспекты превращения гипотезы в теорию. В частности, он говорит, что один из признаков такого превращения - предоставление гипотезой ранее не ожидаемых фактов [14, с.21]. Однако, признавая, что античность не знала современного способа выведения гипотез, он крайне мало говорит о построении гипотез в Новое время. У Р. Декарта, по его мнению, гипотезы играют вспомогательную роль лишь для объяснения явлений на основе механики, а метод Ф. Бэкона вообще препятствует выдвижению гипотез [14, с.52].
Сборник "Рациональность науки и практики: Закономерности сближения" [199] посвящен проблематике эволюции типов рациональности и их взаимодействия с практикой. Авторы статей анализируют, как правило, переход от донаучных форм рациональности к современным, при этом ключевым периодом признается Новое время, период зарождения капитализма. Однако разнообразию форм научной рациональности не оппонируют формы технической - научная рациональность распространяется на практику как на "подчиненную" область (лишь в одном случае [120, с.107] за практикой признается наличие "форм рациональности", из которых техническая никак не выделяется).
Интересен ежегодник РАН "Проблемы рациональности"[232]. Однако проблемы, затрагиваемые в этом сборнике, преимущественно относятся к научной рациональности. Например, В.С. Степин исследует системность теоретических моделей и операции их построения в контексте уровней организации элементов в теоретических системах. Определена единица методологического анализа науки - это система теоретических знаний узкой научной дисциплины. Автор рассматривает рост количества элементов в теоретической системе. В качестве основания науки у него выступают картина исследуемой реальности, идеалы и нормы познания и философские обоснования [219, с.31]. Одним из элементов, формирующих эту картину, выступает возможность использования конструируемых идеальных объектов науки, в частности - атома [219, с.35]. Механистическая картина мира строилась на принципах причинности, закономерности природных процессов и экспериментальной проверки знания. Но эти принципы ее построения лишь постулируются.
Работа Г.Б. Жданова "Выбор естествознания: 8 принципов или 8 иллюзий рационализма". Ее автор анализирует истоки и современное понимание рационального. Используя сравнительно-исторический метод, он сопоставляет идеи классиков XVII-го века с современным уровнем развития науки. Он стремится показать бессилие экспериментальных методов перед заблуждениями [78, с.35]. Автор рассматривает возможности редукционизма и детерминизма в свете прогресса экспериментальной техники, затрагивает проблему математического описания технических процессов. Г.Б. Жданов скептически анализирует принципы объективности описания, высказанные Ф. Бэконом. Он защищает картезианскую рационалистическую позицию [78, с.60], пытаясь доказать, что развитие науки вскрыло "детские проблемы" и догматику рационализма, однако не отменило его самого. Однако имплицитное влияние техники на этот процесс автором не анализируется.
В.С. Швырев в работе "Знание и мироотношение" [247] обосновывает необходимость переоценки понимания природы и общества - и рассмотреть формы "рационально-рефлекторного сознания" в современных условиях. Наука провозглашается им наиболее яркой формой такого сознания. В.С. Швырев акцентирует внимание читателя на кризисе в понимании рационального, на том, что сейчас возможности рациональности как таковой критикуют в основном сами ученые. Автор указывает на наличие исторических форм рациональности, на проблему выявления признаков этих форм. Но основной проблематикой его работы есть вопрос различения таких критериев и установок догматически-тоталитарного сознания советского периода. В.С.Швырев критикует современные формы научной рациональности, как выражение "галилеевско-ньютоновской" методологии. Однако прослеживаются результаты философских попыток всеобщей детерминации процессов: сциентизм, предопределивший технологический подход к миру.
В ежегоднике "Социология науки и техники" в статье А.А. Печенкина "Основные теории, индукция и критерии научности" [184] рассматривается возникновение теорий. Автор исследует структурные особенности роста теорий, рассматривая их как целостные, сложные образования. Неявным критерием их научности объявляется практика - на том основании, что теории очень часто не успевают за новыми фактами, и мы фактически оперируем в среде в значительной степени состоящей из устаревших теорий [184, с.77].
Проблема рациональности и её специфических проявлений так же рассматривается в сборнике "Рациональность как предмет философского исследования" [198]. В.С. Швырев открывает его статьей "Рациональность как философская проблема" [250], основной проблемой которой выступает отсутствие в отечественной философии семантического анализа значения слов, в частности понятия рациональности. Рациональность определяется автором как обсуждение проблемы "соизмеримости человека и бытия". В.С. Швырев рассматривает смену более конкретных критериев, следование которым в разные исторические периоды делало рассуждения рациональными. К.В. Рутманис в статье "Генезис идей рационального в философии" [206] пытается исследовать само возникновения идеи рациональности в античной философии и приходит к выводу, что в тот период рациональность рассматривалась как соизмеримость человека и бытия. Статья того же сборника "Рациональность: наука, философия, жизнь" [4] стремится доказать, что плюрализм в понимании рационального неверен, а есть два основных понимания этого явления человеческой мысли: гуманистическое и наукообразное. В дальнейшем обе эти концепции сводятся к единому определению - умопостигаемого разумного общего, осуществляемое как взаимодействие рассудочного и разумного, что должно привести еще и к объединению дробно-плюралистического и рассудочно-разумного подхода.
Книга В.С. Степина и Л.Ф. Кузнецовой "Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации" [220], также посвящена вопросам рациональности. Авторы видят свою задачу в рассмотрении научной рациональности, корней научной картины мира, философских образов мира и их взаимосвязи с мировоззрением человека. Рассматривается изменение и дополнение системы категорий научной картины мира, основные свои усилия авторы сосредотачивают на влиянии философии, введении этих категорий. Исследуется проблема влияния на научную картину мира не только философии, но и натуралистической картины мира. Анализировался процесс влияния эмпирического знания на теоретические рассуждения - в основном авторов интересовали терминологические аспекты этого процесса: как протокольное описание эксперимента перевоплощается в категориальную схему понятий картины мира? Рассматривая взаимодействие опыта и науки, проблему научной картины мира, как программы его исследования, авторы сосредотачивая свое внимание на экспериментах, приведших к научным открытиям. Но исключают из анализа как технические предпосылки, так и технологические последствия эволюции философского знания. Парадоксы в развитии науки рассматриваются с позиции фальсифицирующих доказательств, и создание новой теории начинается с поиска ее математической формы. В произведении упоминается научная рациональность в связи с программой исследования науки, но её обоснование выражено лишь в изменении культурной среды.
Общенаучная картина мира, в представлении авторов, выступает интегратором картин мира, создаваемых отдельными науками, регулирует постановку философией основных теоретических проблем. Чтобы выяснить, автономны ли специальные картины мира, авторы прибегают к историческому исследованию. В его рамках рассматриваются социокультурные предпосылки формирования первой научной картины мира. Упоминается зависимость науки Нового времени от преобладающих технических проблем, но почти сразу их внимание перемещается на антропоцентризм культуры того периода. Именно переход к креативному мышлению, анализируется авторами. Когда же анализируется сам процесс создания первой научной картины мира, то он делится на подготовительный этап, когда создавались частные теоретические схемы [220, с.110-176], и второй этап, когда из отдельных теорий произошел синтез картины мира. На первом этапе выделяются работы Г. Галилея, Р. Декарта, Х. Гюйгенса, второй этап воплощает собой фигура И. Ньютона. Авторы абсолютизируют его мировоззрение, как мерило работ его предшественников. Каждый аспект движения тел, открытый Г. Галилеем, рассматривается в рамках единой механистической картины мира, созданной И. Ньютоном. Единственным исключением здесь выступает субстанциальная гипотеза, развиваемая Р. Декартом, и то лишь потому, что теория дальнодействия И. Ньютона впоследствии была признана ошибочной.
Авторы рассматривают экспансию механистической картины мира в другие специальные научных картин мира в конце XVIII-го, начале XIX-го веков, и превращение её в общенаучную. Их взаимодействие анализируется в контексте возникновения новых идей и понятий, но опять таки, не взаимодействия с техникой. Наконец, современная научная рациональность характеризуется как наделенная новыми отличительными чертами: открытостью, рефлексивной экспликацией ценностно-смысловых структур, включаемых в механизмы и результаты объективного постижения действительности [220, с.207].
В.Н. Порус анализирует вопросы понимания рациональности в своей работе "Рациональность. Наука. Культура" [192]. Делается попытка всесторонне рассмотреть понятие научной рациональности. Подробно рассматривается целый ряд концепций рационального, выдвинутых и примененных в XX-м столетии: неопозитивистов и релятивистов, отвержение всех позиций и плюралистическая рациональность. Вскрываются противоречия между позициями И. Лакатоса и П. Фейерабента, С. Тулмина и Т. Куна. Описываются противоположности, определяющие характер научной рациональности: между "критериальной" и "критико-рефлексивной" моделями, следование установленным алгоритмам, методам, что считаются критерием рациональности, и одновременное отрицание их при выработке новых в рамках общего развития науки и философии. Но основной темой исследования в своей работе В.Н. Порус делает взаимодействие рациональности и культуры - научная рациональность рассматривается им именно в таком контексте. Вопросы взаимодействия техники и философии В.Н. Порус рассматривает ограниченно, преимущественно в качестве составляющей прагматизма.
В рамках философии техники достаточно подробно исследованы проблемы взаимодействия науки и техники. Но категория рационального в процессе такого анализа использовалась эпизодически, и научная революция Нового времени не рассматривалась в качестве основополагающего процесса.
В.И. Белозерцев и Я.В. Сазонов в книге "Философские проблемы развития технических наук" [18] проводят анализ взаимодействия философии и техники. Рассматривается содержание и структура философских проблем технических наук, проблема объекта технических наук, исследуется диалектика развития техники и технического знания. Выделяются основные стадии развития техники: ручная техника, техника, включающая в себя человека и автоматическая техника. Эта схема позволяет рассмотреть отношения человека и техники. Анализируется место технических наук в системе научного знания - показывается, что академическая наука связана с практикой через технические науки. Так же рассматривается возникновение технических закономерностей и методологии технических наук. Доказывается, что целостность технического устройства определяется его функционированием. Этот качественный и добросовестный анализ, однако, не направлен на исследование категории рационального, техническая рациональность не рассматривается.
В монографии "Социальные, гносеологические и методологические проблемы технических наук" под редакцией М.А. Парнюка рассматриваются проблемы технического творчества, гносеологических средств научно-технического познания [213]. Вводятся понятия технического объекта, технической идеи, разграничиваются техническая проблема и техническая задача, выявляется специфика технического познания. Однако проблемы рациональности технического знания и специфики философии Нового времени не анализируются.
В.П. Каширин в книге "Философские вопросы технологии"[97] стремится осмыслить технику и технологию, как вид движения. Рассматривается техника с момента становления человека, проводится анализ ее отличия от биотехнологии животных, исследуется различие между техникой и технологией. Рассматриваются даже искусственные материалы, которые можно определить как природное вещество, снятое целевым характером социальной деятельности [97, с.89]. Отмечается, что понимание генезиса техники невозможно без общесоциологических теорий [97, с.141]. Рассматривается и зарождение технических наук: фактическое знание становится научным, когда оно предварительно целенаправленно и взаимодействие со специальными формами социальной деятельности, например, обучением [97, с.228]. Однако, книга В.П. Каширина не посвящена периоду Нового времени - этот отрезок истории рассматривается лишь эпизод процесса развития техники, предваряющий становление технических наук в XVII-XIX вв.
Книга В.Н. Князева "Человек и технология" [103] также рассматривает социально-философские аспекты техники. Технология рассматривается как продукт человеческой деятельности и ее предпосылка, а техника - как результат опредмечивания научных законов. Но в работе не анализируется Новое время.
Книга С.С. Гусева и Е.А. Гусевой "Взаимодействие познавательных процессов в научном и техническом творчестве" [65] содержит детальный анализ изобретательства и формирования познавательного отношения человека к действительности. Анализируется изобретательство и формирование познавательного отношения человека к действительности [65, с.11-12]. Рассматриваются отличия в отношении древних к изобретательству, от позиций современного инженера [65, c.18]. Авторы показывают, что Возрождение - эпоха противопоставления естественного и искусственного в технике [65, c.28]. В Новое время философы стремились к познанию природы как таковой, техника присутствует у них в скрытом виде [65, с.29], лишь в XIX-м веке оформляется философия техники. Но разве люди должны четко осознавать идеи, чтобы их высказывать? И напротив, неужели развитие техники было бы возможно без даже косвенного представления о технической рациональности? Авторы книги, однако, основные усилия сосредотачивают на современной философии и пытаются выяснить, как техническая задача превращается в теорию [65, с.61-64]. Основным объектом анализа была избрана диалектика созидательной и познавательной деятельности в процессе технического творчества [65, с.84]. Именно в изобретательском процессе авторы видят квинтэссенцию взаимодействия науки и техники. Но детализации этого процесса практически не дается, категориального анализа технического знания не проводится. Можно сделать вывод, что анализ лишь процесса изобретательства не позволяет раскрыть специфику технической рациональности.
Работа В. Г. Горохова "Концепции современного естествознания и техники" [61] исследует философские предпосылки создания научной и технической теории. Затрагиваются вопросы структуры этих теорий, литературности научной прозы, превращения научной теории в техническую, институанализации научной и технической деятельности.
Основным объектом историко-философского анализа выступает "новая наука" Г. Галилея и её отношение к технике. Рассматривается понимание современными методологами - Т. Куном, И. Лакатосом, А. Айером, С. Тулмином - научно-технической революции Нового времени. Выявлена роль Г. Галилея в создании основ "философии техники" - формулировка основ методологии исследования и проектирования. В научной и технической теории В. Г. Гороховым и выделены три схемы - функциональная, поточная и структурная. Раскрытие всех трех схем открывает возможность технического использования новой области природных явлений. Основным отличием естественнонаучной теории от технической выступают: иное качество абстрактных объектов, в технической теории идеализации соответствует стандартным конструктивным элементам; структурная схема, раскрывающая теорию с учетом реализации - сравнительно слабо развита в естетсвеннонаучных дисциплинах.
Однако В. Г. Горохов в данной работе не исследует понятие рационального. Понятие "техническая рациональность" упоминается, но не раскрывается и систематически не используется. Взаимодействие философского и технического знания рассматривается как процесс, прямо детерминированный экономической и социальной необходимостью.
В.С. Степин, В.Г. Горохов, А.М. Розин в книге "Философия науки и техники" [221], рассмотрели проблемы технической теории, ее развития и общего взаимодействия науки и техники, вопросами рационального обобщения в технике. Выделяется три степени рационализации техники наукой: ремесленное обучение (в период Нового времени), когда были организованы учебные заведения для инженеров (отсутствие связи с философией и наукой утверждается на основе отсутствия в учебниках того времени теоретических выкладок); появление технических наук, таких как начертательная геометрия (начало XIX века); и третья - как попытка комплексного обобщения технических наук. Лишь две последние стадии рационализации представляют интерес для философии. Обосновывается точка зрения, что "Вплоть до XIX века наука и техника развиваются как бы по независимым траекториям" [221, с.252].
В учебнике "Фiлософськi проблеми технiки", написанным В.П. Капитоном и В.И. Палагутой [88] в краткой форме даются основные понятия философии техники, рассматриваются отношения техники и культуры, научного познания и техники, соотношения законов и технологий. Поднимаются проблемы формирования технической и естественнонаучной рациональностей, технической теории. Но, большое разнообразие тем и форма учебного пособия не дают возможности авторам продемонстрировать всю глубину анализа проблем.
Немарксистская философия науки первой половины XX-го века испытала сильное воздействие неопозитивизма и, во многом, развивалась под знаком его преодоления. Одной из составляющих этого процесса была попытка исторического анализа научных революций, тесно связанная с концепциями фальсификационизма.
Т. Кун провел анализ структуры научных революций в своей одноименной работе [114]. Научная революция Нового времени рассматривается им как один из периодов смены парадигм в науке, но какого-либо первостепенного значения он ей не придает, анализируя наравне с ней научные революции XIX-го и XX-го веков. Периоды становления парадигм классифицируются скорее по научным дисциплинам, в рамках которых они проходили, чем по историческим периодам.
В выделяемых им закономерностях развития науки чрезвычайно много внимания было уделено рациональности. Но техника вообще и рациональность техническая в частности рассматривалась Т. Куном как нечто вторичное, зависимое от гипотез и экспериментов ученых. В "Структуре научных революций", например, неясно происхождение фальсифицирующего эксперимента. Есть множество указаний на эксперименты чисто научные, но не рассмотрены причины, приведшие к самой их постановке. В определенной степени позиция Т. Куна обоснована - ведь современные отрасли техники возникли уже после появления соответствующих научных дисциплин в контексте соответствующих парадигм. Однако процесс смены парадигм представлен зависимым только от внутренних факторов развития науки, влияния техники Т. Кун не анализирует.
Карл Поппер с первых страниц труда "Логика и рост научного знания" [189] отказывается обсуждать тему возникновения новых идей в разуме ученого, превращая этот процесс в подобие "черного ящика". И тем устраняет внешние факторы развития науки. С другой стороны, он выдвигает концепцию оценки истинности гипотезы по количеству ее применяемых последствий - чем больше успешно применяемых на практике следствий из этой гипотезы получено, тем более она истинна. То есть фальсификационизм подменяет двухстороннюю связь науки и техники односторонним влиянием. Откуда же каждый раз возникают новые гипотезы, и зачем необходим сам процесс их выдвижения, если они всё равно будут опровергнуты? К. Поппер анализирует процесс смены теоретических формаций в науке, но к историзму в целом относиться скептически [190] и философию эпохи Нового времени как отдельный объект анализа не выделяет.
И. Лакатос пытается показать противоречия двух этих авторов [118]. Его концепция "защитного пояса", состоящего из второстепенных гипотез, окружающего ядро каждой теории и тем предохраняющего ее от разрушительного влияния фальсифицирующего эксперимента, частично снимает острое противостояние абсолютной истинности верификационизма и бесконечного скепсиса фальсификационизма. И. Лакатос вынужден апеллировать именно к человеческой деятельности, но о технике он говорит очень мало, и его слова сводятся к дееспособности или недееспособности тех или иных теорий - то есть делается попытка разрешить противоречия только на уровне гипотез, но не на уровне их связи с практикой.
Наряду с философами, отстаивавшими приоритет внутренних факторов развития науки, возникло направление, продолжавшее социологическую традицию М. Вебера и отдававшее приоритет внешним факторам. Р. Мертон в книге "Наука, техника и общество в Англии XVII-го века" [272], пытался доказать, что опытная наука возникла под влиянием пуританства, создавшего систему ценностей, способствовавшую научным поискам, - и тем обосновать социальное происхождение генезиса форм научного знания. Закладываются основы исследования этоса науки. Однако Р. Мертон отказался от исследования методологического содержания науки - введенный им императив универсализма, как внеличностности научного знания, императив коллективизма, как требования распространения новых знаний, представляют науку как целиком зависимое от социума явление. Рациональность не определяет ценность труда ученого. Д. Блур в своей работе "Знание и социальный образ" пытался отстаивать теорию социальной сконструированности научного факта [263]. Э. Цильзель в отдельных статьях попытался выявить социальные корни генезиса научного метода через происхождение понятий "закон природы" и "научный прогресс", однако работы его невелики по объему. Их работы были развиты К. Кнорр-Цетиной, Л. Лауданом, и, как замечает С. Шейпин, в рамках социологии науки спор о влиянии социума на теории давно ушел в прошлое и проблематикой есть конкретные механизмы функционирования научной культуры как социальной системы [278].
Однако, одностороннее исследование внешних факторов развития науки существенно снижает ценность проводимого в рамках школы Р. Мертона анализа научной революции Нового времени.
Предпринимались попытки и чисто исторического анализа Нового времени. Труд Ф. Броделя "Материальная цивилизация и экономика XVI-XVIII вв." [30] внушает почтение количеством собранного в нем материала. Среди прочего подробно рассматривается судьба технических новинок: новая конструкция ветряных и водяных мельниц, распространение доменных печей, улучшение конструкций пушек. Но историзм Ф. Броделя предопределяет его выводы. Он приводит множество фактов, сотни их обобщений, выводит тенденции и на этом останавливается. Причины того или иного явления, если они не были обусловлены социально-экономическими или техническими факторами, Ф. Броделя почти не интересуют. Основным объектом его исследований есть не развитие техники и науки, а становление капиталистической экономики. Ф. Бродель в общих чертах признает каузальные объяснения глобальных исторических процессов того времени, хотя отсутствует анализ рефлексии современниками анализируемых процессов. Описана технологическая революция в Англии, во второй половине XVIII-го века, но создание философских концепций, становление наук, научных школ, что предопределили ее, практически не показано.
Проблема связи рациональности мышления и технических возможностей человека была одной из центральных проблем философии начиная эпохи Нового времени. Но трактат Ж.-О. Ламетри "Человек-машина", несмотря на многочисленные предвидения, высказанные в нем, не может считаться образцом философского анализа. До XIX-го века не существовало даже философии техники как самостоятельной дисциплины. Само воздействие техники на жизнь индивидуума и общества понималось приближенно, механизмы их взаимного влияния описаны не были. Отдельные гипотезы Х. Вольфа, Ж.Ж. Руссо, Адама Смита и Г. Гегеля не складывались в четкую, непротиворечивую систему. Лишь в конце XVIII-го века Ж.А. Кондорсе увязал развитие науки и техники в рамках самостоятельного анализа [97, с.247].
Собственно первым философом техники можно назвать Эрнста Каппа (1808-1896), автора труда "Основные направления философии техники" [62, с.35-38]. Он выдвинул принцип органопроекции - рассмотрение техники, как продолжения человеческих органов чувств и конечностей. Однако понимать техническую деятельность человека, опираясь на строение его тела, значит сводить все многообразие объективной действительности к физиологии. Альфред Эспинас попытался вывести определение технологии как "полезного искусства". Анализируя описания правил в технике причины возникновения этих правил, он выдвинул гипотезу о цикличности развития каждой отдельной отрасли техники. Однако сам А. Эспинас рассматривал преимущественно становление техники в античный период [62, с.38-40].
Фред Бон рассматривал технику в ее взаимодействии с моралью и долгом, но, тем не менее, анализировал понимание техники в период Нового времени. Он говорил, что среди мыслителей этого периода царит непонимание феномена техники, и сам проанализировал структуру научного и технического изыскания. Также Ф. Бон указывал на то, что наука и техника вместе строят здание теории - и противостоят в этом практике [62, с.41-44].
О. Шпенглер [253] отказавшись от чисто инструментального понимания техники, объединил в этом понятии всю целенаправленную деятельность. В описании процесса становления техники из всех форм кооперации людей, необходимых для этого процесса, важнейшей выделил культуру. Однако, в рамках "философии жизни" О. Шпенглер использовал в анализе техники иррациональные факторы, обвиняя технику в бездуховности, в отрыве творческих сил индивида от предмета творения. Анализ технической рациональности противоречил бы этому иррационализму.
М. Хайдеггер, один из крупнейших немецких философов XX-го века, посвятил технике несколько работ. Отвергнув инструментальный характер техники, он сосредоточился на ее целевом аспекте, видя в нем раскрытие потаенности. А раскрытие потаенности - это сущность "по-става", понятия, определяющего собой технику. Он указывает на Новое время, как на период, когда начала проявляться современная сущность техники - тогда зарождается физика, которая позволяет человеческим усилиям стать много более действенными. Но его анализ техники и науки Нового времени не развернут в отдельное значительное исследование[238].
Х. Ортега-и-Гасет - крупнейший философ Испании XX-го века, представитель философии жизни, находившийся под влиянием экзистенциализма, так же анализировал проблемы техники [173]. Техника рассматривается им как "усилие ради сбережения усилия" [173, с.40], но все развитие техники подчинено особому, специфическому бытию человека, которое требует от него стремиться к обретению выдуманным им же самим удобств. Собственно развитие техники раскладывается им на три этапа: техника случая, когда человек заимствовал изобретения у природы, техника ремесла - когда изобретательство рассматривается скорее как искусство и техника человека-техника - когда появляется автоматика, устраняется ручной труд, изобретение институтоанализируется. Однако испанский философ не поясняет, отчего природа человека, человеческое бытие так резко отличается от животного, отчего он должен "сберегать усилия, чтобы посвятить их избыток осуществлению невероятного предприятия - реализации своего бытия в мире" [173, с.47]. Кроме того, техника признается имманентно рациональной, но разве отсутствуют технически нерациональные изделия?
Л. Мэмфорд [273] в работах "Техника и цивилизация" и "Миф о машине" выступает как представитель технологического детерминизма. Объектом его анализа есть социология техники - механизмы бюрократии и общественные институты, необходимые для развития технологии. Л. Мэмфорд вводит и обосновывает понятие мегамашины. Рациональность в его работах позиционируется как свойство технократической организации общества. Но Л. Мэмфорд не ставит своей задачей анализ изменений в технике и науке периода Нового времени.
Г. Башляр формулирует свою позицию по вопросу рациональности в работах "Прикладной рационализм" и "Рациональный материализм" [17]. С помощью скорее экспрессивного, чем последовательного, анализа рассматривается научная рациональность (преимущественно как свойство формул и определений), связь которой с техникой постулируется. Рациональность науки противопоставляется обыденной, донаучной рациональности, однако предстает не как единая система, а как специфическое для каждой группы наук свойство. Так же противопоставляются рациональность собственно науки (механики) и рациональность философского течения, основывающегося на этой дисциплине (механицизма).
Курт Хюбнер, представитель современной философии науки, в монографии "Критика научного разума" [244] анализирует развитие техники и понятие ее рациональности. В целом К. Хюбнер рассматривает процесс смены методологических парадигм в науке как борьбу "системных ансамблей" - систем теорий и правил научной работы. В рамках целостного набора гипотез ему удаётся совместить социально-культурный аспект происхождения научных теорий с их эмпирическими предпосылками. Конфликт, приводящий к распаду нормальной науки, рассматривается не как противоречие между теорией и опытом, а как противоречие в рамках самого научного знания. В тоже время научная рациональность обретает решающее значение только в рамках техногенной цивилизации. Но К. Хюбнер преимущественно лишь обозначает проблемы, возникающие в рамках исследования проблемы рациональности, а отвечает на поставленные перед собой вопросы значительно более осторожно. Научная революция Нового времени рассматривается К. Хюбнером лишь как частный аспект взаимодействия "системных ансамблей" науки и не служит отдельным объектом анализа.
1.2 Методологические основания исследования.
Методы, с помощью которых проводится анализ представленных проблем, должны отвечать следующим требованиям: обеспечивать полное раскрытие темы, максимально краткую форму рассуждений и достоверность умозаключений. Однако, для всестороннего исследования объекта и предмета работы необходимо преодоление двух основных теоретико-методологических затруднений.
Во-первых, это определенный дуализм технической рациональности, как предмета исследования. С одной стороны, она имеет онтологические основания в конструкции технических изделий, технологиях - то есть проявляется в особенностях существовавшей техники. Так же её возможно проследить в техническом знании исследуемой эпохи - проектах машин, описаниях механизмов и зданий. Но философски это знание было осмыслено крайне слабо: не существовало отдельных исследований, посвященных методам рационализации инженерной деятельности. Даже в таких работах как "Механика" Г. Галилея основной проблематикой был, в частности, поиск законов сохранения импульса - то есть сложности в формировании естетственнонаучных представлений. Методология и гносеология Нового времени, разработанные в тот период онтологические гипотезы и создаваемая механистическая картина мира - лишь имплицитно содержали понимание философами значения технической рациональности. Следовательно, необходимо основывать анализ развития философских концепций XVII-го столетия на объективном процессе увеличения взаимодействия технического и философского знания, и в контексте понимания современниками этого процесса - выявлять их представления о технической рациональности. А для этого требуется описание конкретных качеств, свойств и проявлений технической рациональности как в техническом знании, так и в гносеологических и онтологических гипотезах.
Во-вторых, в XIX-XX вв. в рамках историко-философской рефлексии Нового времени позднейшими мыслителями - техническая рациональность не была основным объектом исследования. При оценке этой рефлексии необходимо использовать методы, позволяющие выделить техническую рациональность, как предмет исследования позднейших философов, из проблематики научной рациональности, общей структуры научной революции, либо из предпосылок становления философии техники. Без этого невозможно сохранить тематику диссертационной работы, так как объект работы находится на стыке этих трех много более глубоко разработанных тем.
Базовой методологией исследования выступает диалектика. Во-первых, в силу того, что наиболее успешные исследования в вопросе понимания истории философии и философии науки были проведены именно с ее помощью, что позволяет дополнительно верифицировать результаты данной работы. Во-вторых, в силу её универсальности и возможности описания в её рамках практически любого явления или процесса.
Общая диалектическая методология проявляется в использовании отдельных методов. Материалистическая диалектика, как исследование наиболее общих законов развития бытия и мышления - продуктивный метод и в рамках диалектической методологии выступает основным инструментом исследования. Она лучше всего подходит для анализа развития идей, сопровождающих их общественных процессов и увеличения возможностей техники - в виду сложности и многоуровневости взаимодействия общественного бытия и общественного мышления.
Другие, частные, узкоспециализированные методы используются в рамках диалектической методологии для решения отдельных проблем, либо рассмотрения специфических для философии эпохи Нового времени, черт. Например, анализируются соотношения количества и качества во взаимном влиянии промышленности и науки - это позволяет через оценку масштаба воздействия отдельных научных открытий на общую совокупность технического знания установить их значимость, а эта оценка позволяет выявить значение тех или иных понятий, идеальных объектов науки, философских гипотез.
Используются категории единичного, особенного и всеобщего. Работы каждого из философов Нового времени уникальны комплексом выраженных в них идей. Однако конкретной формой своего существования эта совокупность идей обязана системе закономерно сложившихся связей, внутри которой она возникла. Поэтому раскрыть значение каждого из исследуемых произведений можно только в контексте особенного. Особенное - это специфические черты, свойственные философии той эпохи, как целому, отражающие противоречия между проблемами, свойственными общей эволюции философских идей и решением их в каждом единичном случае. Воздействие технической рациональности - одна из таких черт, которую можно проследить в последовательности формулировок понятий, направленности выдвигаемых теорий, судьбах научных программ. Для исследуемого класса работ она является общей, и её проявление подчиняется закономерностям, которые еще не были свойственны философии эпохи Возрождения и уже не имели аналогичных проявлений в немецкой классической философии.
Аналогично выражаются через категории единичного, особенно и всеобщего - отношения отдельных изобретений, естественнонаучных законов и идеальных объектов технических теорий. Последние не обладают универсальностью естественнонаучных законов, а лишь опосредуют отношения между единичным техническим изделием и всеобщими природными законами.
Используются процедур опредмечивания и распредмечивания - как инструмент раскрытия связи отвлеченного философского знания с техникой, индустрией эпохи Нового времени. Эти понятия косвенно отражают процессы двух уровней:
Во-первых "челнок идеальное-реальное", описанный Б. Г. Кузнецовым при анализе работ Г. Галилея. Превращение конкретных технических проблем в идеальные теоретические схемы, нахождение ответа, и последующее воплощение найденного ответа в приборах и механизмах. Лишь абстрагирование, без раскрытия сущности предмета, как социально-культурного феномена, без усвоения и критического переосмысления его общественного значения - то есть распредмечивания - не позволяет адекватно анализировать машины и механизмы. Опредмечивание, как воплощение в механизмах человеческих способностей, и тем представление техники как ценностно наполняемого феномена - так же раскрывает понимание Г. Галилеем роли техники в развитии философии. Аналогичные процессы представлены и в работах других философов - Ф. Бэкона, Дж. Локка, Г. Лейбница, И. Ньютона - не так показательно, как в сочинениях Г. Галилея, однако их можно выделить и описать.
Во-вторых, общее, характерное для философии эпохи Нового времени, как единицы знания - взаимодействие разных видов знания. Произошло осмысление принципов функционирования механизмов, созданы философские предпосылки их понимания - в результате чего изменилось мышление и поведение индивидов, то есть распредмечивание. И одновременно шел процесс опредмечивания - воплощения в технике новых человеческих способностей, и тем обоснование развивавшихся идеалов, новых систем ценностей.
Исследование проводилось и на основе принципа соотношения категорий единичного, особенного и всеобщего - как отражающих реальные процессы, происходившие в технике и философии. Единичного изобретения, используемого во множестве промышленных объектов; отдельных, особых отраслей техники и положения научно-технической сферы в общем. Например, соотношение открытого дифференциального исчисления и изменения картины мира необходимо анализировать именно на основе этого принципа.
Анализ и синтез - выступают необходимыми инструментами исследования. Каждый отдельный рассматриваемый процесс был разложен на составные части, а потом на основе полученных сведений установлена общая картина развития науки и техники рассматриваемого периода. Анализ и синтез так же применяются, так как они были основными методами, использовавшимися в методологии Нового времени - именно на их противостоянии строился спор эмпиризма и рационализма.
Необходимо выделить явления, которые были бы для описываемых процессов атомарными, простейшими. Естественно, что на процесс научной революции Нового времени воздействовало громадное число факторов. Но без каких предпосылок научная революция не могла состояться, а какие факты были для нее лишь стохастическими? Их необходимо выделить и описать как части единого процесса, порожденного историческими условиями, который обусловил существование современной науки. Формулировка естественнонаучного закона или идеального объекта технической теории, конструкция нового механизма, которые позволяли расширить возможности человека - именно такие события необходимо анализировать особенно тщательно.
Использование принципа объективности - как отказ от бездоказательного принятия за истину отдельных гипотез, предположений, диктуется необходимостью минимизировать противоречия, как содержащиеся в противостоящих друг другу гипотезах, так и в теориях, претендующих на непротиворечивость. Ведь эмпиризм и рационализм в философии Нового времени - претендовали на статус совершенного метода, и альтернативная методология рассматривалась философами той эпохи как заблуждение. Этот принцип так же позволяет избегать использования сомнительных смысловых и лингвистических конструкций, а так же отдельных субъективных утверждений - как, например, непризнания Г. Лейбницем закона всемирного тяготения.
Методы идеализации и абстрагирования - как создания идеализированных объектов и выдвижения абстрактных понятий - необходимы как дополнение принципа объективности. Поскольку в своей явной, открытой форме, техническая рациональность в эпоху Нового времени не исследовалась - то необходимо сравнивать те идеальные объекты науки, что создавались Г. Галилеем, Р. Декартом, Б. Спинозой и другими. Это абсолютно ровная поверхность, неделимая корпускула, эфир. По различной технической рациональности этих идеальных конструктов, мы можем судить о технической рациональности философии эпохи. Метод идеализации позволяет упорядочить анализ совокупности фактов, предоставленных историческим исследованием, проводить его по заранее установленным принципам. Так же необходим для воспроизведения процесса конструирования идеальных объектов науки - позволяет анализировать ту аргументацию, что приводилась сторонниками монадной и корпускулярной гипотез. Аналогичен и метод абстрагирования: введение понятий импульса, упругости, использование понятия бесконечной делимости. Эволюция абстрактных понятий отражает взаимодействие технического и философского знания.
Метод мысленного эксперимента - позволяет оперировать идеальными объектами, моделировать сложные многоуровневые физические явления. Основанный на принципе гипотико-дедуктивного рассуждения, он направлен на создание квазиэмпирических объектов и последующий перевод этих образов на язык теории. Мысленный эксперимент в своей аналитической разновидности, ориентированный на построение примера, подтверждающего или опровергающего теорию, необходим для воспроизведения рассуждений Г. Галилея, Р. Декарта, И. Ньютона, Г. Лейбница. Синтетическая разновидность мысленного эксперимента, когда он выступает средством конструирования научной теории, так же позволяет проследить влияние технического знания на философское. Усовершенствование метода мысленного эксперимента, проведённое этими философами в эпоху Нового времени, во много предопределило сделанные ими выводы.
Метод восхождения от абстрактного к конкретному - как способ установления истины в реальных ситуациях. Воспроизведение аналитической абстракции применяемой в эпоху Нового времени, позволяет установить, как именно фиксировались свойства объектов. Идеализирующая абстракция, раскрывает способы получения "идеальных объектов". Использование подобных абстракция при решении инженерных задач - раскрывает взаимодействие философского и технического знания, анализ подобного использования позволяет раскрыть механизм перехода естественнонаучных законов в технические инструкции и правила. Так же с помощью этого метода устанавливается, какая парадигма - научная или техническая - обладает приоритетом развития в рассматриваемый период: в конкретных инженерных задачах будут использоваться абстракции, сконструированные философами или же присущие ремесленному уровню технического знания.
Используются категории естественного и искусственного - они указывают на различные модусы существования предметов гуманитарного знания и задают принцип дуализма в их отношениях. В рамках данной работы категории используются для прояснения отношений естественнонаучного закона и идеального объекта технической теории. Первые - отражение естественных связей и отношений, объективно присутствующих в природе; вторые - заведомо отражают искусственно созданную среду, регулируемую сознательно поставленными целями. Так же при использовании этих категорий учитывается специфическое для Нового времени понимание отношений искусственного и естественного. Механицизм в представлении о природе, о живых существах, как о машинах, пусть и созданных Богом, породил с одной стороны иллюзию всеобщего подчинения природы некоторым исчерпывающимся набором правил, то есть примат искусственных норм в её понимании. С другой - во многом снял вопрос о смысле бытия, о казуальности становления законов объективной действительности, так как естественные механизмы природы, на понимание которых ориентировалось философское знание, имманентно не содержали в себе смысловых нагрузок.
Для учета исторической специфики выдвигавшихся философами аргументов и анализа позднейшей рецепции этих аргументов необходимо применение следующего комплекса принципов и методов.
Принцип единства исторического и логического рассматриваемый как отношения между исторической действительностью и её теоретическим осмыслением. Всё то множество фактов, что было представлено в рамках работы, нуждается в системных пояснениях, а изложенные предположения требуют целостных логических обоснований. С одной стороны, рамки работы просто не позволили продемонстрировать весь собранный материал, с другой стороны, исторические сведения в значительной степени не полны: нет доступа ко многим источникам. Потребовалось на основе логики и исторических закономерностей восстановить либо неизвестные автору, либо недостающие фрагменты картины развития философии и техники Нового времени, и показать, что приведенные факты укладываются в рамки указанных процессов, а неизвестные подробности не могут иметь определяющего, для сделанных выводов, значения.
Системный подход позволяет дополнить использование принципа исторического и логического. Философское и техническое знания эпохи Нового времени в соответствии с принципом системности рассматриваются как целостный объект, так как интенсивность взаимодействия между ними была выше, чем между другими видами знания или, во всяком случае, имела уникальную специфику. Многообразные типы из связей - составляют единый механизм развития. Можно выделить следующие задачи исследования в рамках системного подхода.
Во-первых - разработка средств, которые позволят представить взаимодействие феномена технической рациональности и методологии, онтологии эпохи Нового времени - как единой системы. Структура этого взаимодействия должна основываться на переходе от суммирования различных видов знания к выявлению интегрирующих связей - для этого доказывается их взаимодополнение, невозможность поступательного развития без взаимодействия инженеров и философов. Так же признаком системности будет изменение в философских дисциплинах, напрямую не связанных с техникой, например, в аксиологии: появление автономной этики, свойственной не только философам, но и инженерам, и вообще ученым, решающим технические проблемы.
Во-вторых - построение обобщенной модели становления феномена технической рациональности, и модели проявления её специфических свойств, обусловленных конкретно-историческими особенностями исследуемого периода.
Так же в процессе анализа учитывается, что системный подход, как один из элементов методологии, приходит на смену механицизму ещё в XIX столетии. Следовательно, использование системного подхода, как более совершенного инструмента, по сравнению с методологий Нового времени, позволяет вскрывать характерные для неё противоречия и недостатки. В рамках, темы данной работы этими противоречиями выступают: сведения многообразия методов лишь к одному, самому безошибочному, абсолютизация свойств субстанций либо корпускул - которые позволяют свести многообразие мира к лишь одному типу системной организации.
Компаративистский подход (сравнительно-исторический метод) - как способ путем сравнения отделять общее и особенное в исторических явлениях, достигать познания различных исторических ступеней одного явления или нескольких сосуществующих явлений. Используется в данной работе для сопоставления развития науки, техники и философских тенденций в нескольких государствах и разных культурных традициях. Каким образом специфика английского эмпиризма в развитии науки и ее взаимодействии с техникой дополнялась воздействием французского картезианства? Почему Италия, Германия, Испания не стали центрами развития науки, аналогичными Франции и Англии? Так же применение данного метода можно разделить на два направления: к становлению общественных институтов (в том числе образовательных), и для историко-философского анализа, в том числе трудов периода Нового времени.
Компаративистский подход дополняется методом аналогии - как сходства явлений и процессов в каких-либо свойствах. Необходимо, в рамках анализа научной революции Нового времени, использовать данные, имеющиеся по хорошо изученной научной революции начала XX века. С помощью этого обнаруживаются имплицитно присутствующие в философии XVII века, идеи, которые в своей явной, открытой форме, были высказаны позднее - уже в рамках становления философии техники. Кроме того, использование метода аналогии возможно при сопоставлении работ философов, выдвигавшихся гипотез и процессов становления науки в рамках философии эпохи Нового времени. Чем гипотезы о корпускулах П. Гассенди отличались от используемых И. Ньютоном предположений о качествах атомов; в чем тождественность успехов Г. Галилея в развитии механики и механистического понимания природы, сложившегося у Дж. Локка?
Метод экстраполяции необходим для анализа возможных альтернатив развития инженерной и философской мысли Нового времени. Возможное отсутствие, упадок традиции, например, английского эмпиризма - как могло бы оно повлиять на использования в европейской философии картезианского рационализма? Насколько возможно отклонение от известной нам линии развития методологии - отразились бы на механистической картине мира, создаваемой в ту эпоху? И каковы альтернативы в развитии самой онтологии, влиявшей на техническое знание: могло ли привести отсутствие "Математических начал натуральной философии" И. Ньютона - к принятию "Монадологии" Г. Лейбница в качестве основополагающего сочинения для инженерной мысли? И напротив, могло ли распространение технологий, недоступных для объяснения с помощью механицизма начала XVIII века, скажем, в химии, обеспечить большее эмпирическое подтверждение уже не корпускулярной, а монадной гипотезе?
Оценка таких альтернатив, пределов развития техники и вариаций философских идей - показывает, насколько закономерно, необходимо было развитие идей Г. Галилея, использования трудов П. Гассенди или Б. Спинозы. Она раскрывает устойчивость, обоснованность общей линии развития философии эпохи Нового времени.
Собственно историческое исследование проводится в двух направлениях. Во-первых для сопоставления времени возникновения и взаимного влияния высказывавшихся гипотез, понимания достоверность тех или иных источников, использование четкой хронологической схемы развития идей, в рамках которой производится их дальнейший анализ. Использование подобной исторической картины развития идей - позволяет избежать путаницы и чётко раскрыть причинно-следственные связи в аргументации философов Нового времени. Во-вторых для установления связи идей Нового времени о необходимости рационализации человеческого мышления с действительно проходившими социально-экономическими изменениями, подтверждения индустриальных оснований технической рациональности. Связь развития техники, философии и науки не может быть выражена абстрактно, лишь одним заявлением - она подтверждается фактами, историей изобретений и датами выхода знаковых книг.
Использование категорий стихийного и сознательного - позволяет сопоставить фиксируемые философией Нового времени цели и их достижение в исторической перспективе. Общая установка исследуемой эпохи состояла в идее рациональной организации всей философии - каждого её раздела, общей структуры и применения - что в итоге должно было обеспечить осознанное направление развития философского знания. Стихийность рассматривалась Р. Декартом, Б. Спинозой, Дж. Локком - как проявление незнания, несовершенства, которое будет устранено по мере качественного улучшения человеческого мышления. Но крах научных программ как эмпиризма, так и картезианского рационализма показал: адекватной рефлексии и даже полного описания всех факторов развития философского знания - проведено не было. Следовательно, в стихийных процессах развития философского знаний, фиксируемых в работах эпохи Нового времени, но не сознаваемых или односторонне понимаемых - выступают те силы, что обеспечивали разрушение планомерности развития науки. Становление методологии, онтологии, аксиологии шло на основе огромного массива рассеянного в обществе знания, которое не мог учесть ни один планирующий субъект. Сейчас, post factum, существует возможность создать адекватную модель процессов Нового времени. Даже если не рассматривать фактора иррационального, следует признать наличие множества локальных рациональностей, которые недопустимо сводить лишь к науке.
Герменевтический метод используется для сравнительного анализа сочинений философов и инженеров Нового времени - и является одним из основных в силу историко-философской специфики данной работы. Необходим для вычленения из их текстов фрагментов, относящихся к технической рациональности, отделения от субъективных политических взглядов, требований цензуры и моды. Его применение основано на том, что любое самопонимание опосредовано в виде знаков, символов и текстов. Любая человеческая деятельность - и создание текстов в том числе - прежде чем быть доступна внешней интерпретации, складывается из внутренней интерпретации отдельных действий. Следовательно, любая имплицитно выраженная в тексте идея может быть выявлена и объяснена.
Для этого необходима реконструкция двойной работы текстов Ф. Бэкона, Р. Декарта, Г. Галилея, Б. Спинозы, Дж. Локка, Г. Лейбница, И. Ньютона. Во-первых - раскрытие внутренней динамики, определяющей структуризацию произведений; во вторых понимание внешнего проецирования текстов - в виде представлений их авторов о мире, о роли в нем их трудов. Последовательно осуществляя интерпретацию текстов необходимо воспроизвести внутреннюю логику авторов, выстраивавших аргументацию, раскрывавших причинно-следственные связи явлений, выдвигавших тезисы. В свою очередь это требует реконструкции герменевтической ситуации, в которой творили философы Нового времени - начиная от общего культурного контекста эпохи и заканчивая моментами их биографий. Должна быть учтена мотивация каждого конкретного философа - как результирующий вектор между внешними причинами их деятельности и внутренним побуждениями.
Для определения историко-философской рефлексии технической рациональности, как живой традиции, не прерывающейся с эпохи Нового времени, необходимо снять конфликт интерпретаций их работ позднейшими авторами. При сравнительном анализе работ Р. Декарте и Г. Лейбница, Ф. Бэкона и Дж. Локка - надо избегать заблуждения, что философы могли в совершенстве понимать содержание работ своих предшественников. Тексты, как семантически автономные объекты, после их создания уже независимы от авторов - потому иррациональная связь, либо диалог с их создателями невозможны. Но интерпретацию элементов текста, посвященных технической рациональности, так же нельзя сводить лишь к расшифровке абстрактных языковых кодов, не учитывая особенностей мышления каждого конкретного читателя.
Как результат применения герменевтического метода - возможно понимание особенностей порождения новых смыслов и формулировок новых понятий, обусловивших практический характер философии Нового времени.
Выводы к главе. Вопрос роли технической рациональности в научной революции Нового времени, её рефлексии и места в системе ценностей наук того периода, до сих пор анализировался или обобщенно, или с позиции преимущественно научной рациональности. В тех случаях, когда объектом исследования становилось взаимное влияние философского и технического знания, период Нового времени рассматривался эпизодически - как один из обязательных элементов в общем историко-философском обзоре. Работы, в которых непосредственно поднимался вопрос о влиянии особенностей технического знания на становление гносеологических и онтологических представлений Нового времени - разрозненны и невелики по объему.
Подбор методов, используемых в работе, осуществлялся исходя из необходимости преодоления теоретико-методологических затруднений: двойственности технической рациональности как предмета исследования и её вторичности при позднейшей историко-философской рефлексии периода Нового времени. В качестве базовой методологии используется диалектика - как наиболее универсальная, а для учета исторической специфики - герменевтический метод, компаративистский подход, принцип единства исторического и логического.
Глава 2. Рефлексия технической рациональности в духовно-онтологическом измерении культуры Нового времени.
Какова была роль технической рациональности в механизме становления структур философского и технического знания Нового времени, в процессах взаимодействия "внешних" и "внутренних" факторов развития философии и научной революции, а так же насколько полно этот процесс осознавался и направлялся современниками?
2.1 Хронологически-генетические рамки исследуемого периода и определение понятия "техническая рациональность"
Изменилось ли как-либо понимание рационального в период Нового времени и если да, то каковы причинно-следственные связи, обусловившие это изменение в контексте общей трансформации парадигмы мышления?
Для анализа данного вопроса необходимо ограничить поле исследования, ввести и обосновать ключевые понятия, с помощью которых он будет проводиться.
Чем же будут ограничены рамки данной работы? Во-первых, временным периодом в течение которого происходила смена парадигм науки и техники. Это период, получивший название Новое время, когда были заложены модели становления наук и произошли изменения в обществе, оказавшие наибольшее влияние на современную технологическую цивилизацию. Во-вторых, детализацией рассматриваемого вопроса. Объем работы не дает возможности изложить множество фактов, иллюстрирующих эволюцию форм технической рациональности. Немногочисленные классики кристаллизовали в своих трудах главные тенденции того периода, которые и будут выступать основным объектом анализа, но из-за желания каждого из них создать целостную систему взглядов и стремления рассуждать преимущественно о науке, техническая рациональность в их сочинениях вторична.
Как выделить временные границы того периода, когда старая парадигма философии остановилась в своем развитии и стала активно использоваться новая? В одних случаях, как у А.В. Ахутина, этот период принято отождествлять со временем появления новых наук и революционных изменений в старых [13, с.84], в других, как у М.М. Шульмана, этот временной отрезок увязывается с выходом книг - "Математических начал натуральной философии" - повлиявших на мировоззрение современников [255, с.119]. Но научная революция начинается тогда, когда ученые массово меняют образ мышления, основы научно-познавательной деятельности [245, с.94] - как датировать этот момент?
Эпоха Ренессанса не смогла дать таких теорий, которые окончательно разрушили бы старую картину мира. Техническая рациональность оставалась изолированной от научной рациональности - по выражению Дж. Порты познанием природы отдельно занимались "знающие, но не творящие" и "творящие, но не знающие" [76, с.43]. Бесконечный анализ и комментирование античных и богословских трудов перестали быть единственными задачами науки, но вопросы естествознания еще не стали стержнем ее проблематики. Подтверждение тому - эпизодичность использования в смежных дисциплинах физических и математических работ Н. Орема, Ж. Буридана и других [251, с.91]. Бернардино Телезио - основатель итальянской философии природы, сенсуалист - был передовым философом XVI-го столетия [85, с.326], но не смог оказать определяющего влияния на науку. Типичен образ мысли Тартальи - математика и корифея техники того времени: он преклоняется перед авторитетом Архимеда [172, с.60], работает с механиками, инженерами, артиллеристами [172, с.24]. Но его сочинения напоминают художественные произведения. В науке критерии красоты, соразмерности знания порой ставились выше критериев достоверности. Первый математический трактат, не переполненный художественными отступлениями и одновременно избавленный от напыщенного академического стиля, написал Рафаэль Бомбелли, современник Тартальи [172, с.75]. Гелиоцентрическая система Н. Коперника признавалась все большим числом ученых, но, во-первых, она была наполнена таким количеством противоречий, что это не позволяло считать ее более чем смелой гипотезой, во-вторых - геоцентризм "нес" в себе уже разработанные философские и антропологические установки, связывавшие его с мировоззрением людей. Решающие доводы в пользу гелиоцентризма уже после 1600-го года, позволившие изменить миропонимание в целом, высказали И. Кеплер и Г. Галилей.
К последним десятилетиям XVI-го века относиться разработка Ф. Виетом современной алгебраической символики. Начало философских трудов Ф. Бэкона также приходится на этот период. Начался процесс не критики, а необратимого замещения старой научной парадигмы новыми структурами знания: так, после опубликования трудов У. Гильберта уже невозможны старые представления о природе магнетизма [102, с.51]. Два десятилетия 1590-1610 дали качественный скачок в развитии общенаучной рациональности, в это же время начали высказываться и обосновываться идеи, несовместимые со старыми философскими концепциями.
Десятилетие 1720-30 гг. показало, что, несмотря на уход корифеев: Дж. Локка, Х. Гюйгенса, Г. Лейбница, И. Ньютона, новая философия и наука по-прежнему развиваются. Новое мышление не только сформировалось в формах, близких к современным, но и частично получило экономическую, политическую и идеологическую независимость. С точки зрения философии науки год 1730-й тоже знаменателен: И. Бернулли получил премию французской Академии наук за мемуар "О системе Декарта и определении из нее орбит и олифеев планет", в котором содержалась критика воззрений И. Ньютона. Это было одно из последних значительных возражений утверждавшейся механистической картине мира, построенное уже не на схоластических сочинениях, а на порожденных Новым временем же картезианских гипотезах о вихревом движении [168, с.307]. При этом идеальные конструкты, с помощью которых философы осмысливали мир - "субстанции" и "корпускулы" были подняты на качественно новый уровень, в дискуссиях использовались принципиально новые методы. К 1730-му году научное знание, опиравшееся на новую философию, стало целостной системой, не подчинявшейся отдельным научным авторитетам.
Эти 130 лет не были однородным периодом постепенного становления новой парадигмы мышления. В середине XVII века развитие философии сопровождалось чрезвычайно важной сменой приоритета в усилиях философов. От создания новых методов познания к попыткам построения новой, по возможности всеобъемлющей картины мира. В начале рассматриваемого периода точные науки четко осознавали свои слабости: Г. Галилей в письме Т. Кампанелле утверждал: "Я предпочитаю найти истину в ничтожно малой вещи, но абсолютно, чем говорить о великих вещах, не приближаясь к ним". Ученые предпочитали вести исследования в частных, изолированных областях. Потому появилась и обрела множество последователей доктрина, утверждавшая, что Бог оставил людям точные знания в форме двух книг: священного писания и "книги природы", которой является окружающий мир [63]. И первая половина XVII-го века стала временем создания новых гносеологических методов, выдвижением узкоспециализированных гипотез (за исключением картезианской программы научных исследований).
Состоявшийся в 50-х годах XVII-го века качественный скачок в развитии содружества философии и науки был чрезвычайно важен: сумма критических исследований отдельных гипотез и фактов, которая до того могла порождать как максимум новые методы или неполные, противоречивые миросистемы, совершила в умах ученых и философов переход, позволивший формулировать не только взгляды на мир, но и его цельные, непротиворечивые картины. Следует помнить, что смещение основного фокуса усилий философов и ученых на создание новых систем не привело к отказу от работы над методами: они продолжали взаимодополняться и оснащаться новыми инструментами анализа.
Итак, можно разделить рассматриваемый период на две части, подробнее рассмотренные ниже: в течение первой половины XVII-го века на обломках рушившейся аристотелевско-теологической системы философского и научного знания создавались новые методы исследования природы (методологический период Нового времени), в течение последующих 80-ти лет эти методы совершенствовались и воплощались в новую картину мира (системный период).
Определив хронологически-генетические рамки рассматриваемого процесса необходимо выделить структурные элементы проводимого анализа. Во-первых, техническая рациональность - это основное понятие, которое будет раскрыто через его отношение к генетически близким понятиям. Во-вторых, будет проанализировано соотношение технической и научной рациональностей. В-третьих, будет уточнено определение формы технической рациональности.
Понятие "техническая рациональность" распространено в рамках как естественных, так и технических наук, но до сих пор во многом остается неопределенным. Техническая рациональность не может быть сведена к методу создания технических устройств. Ведь каждый отдельный метод рационален или нерационален, в зависимости от обстоятельств. Но в идеале техническая рациональность сопутствует любому процессу принятия технического решения.
Что значит вообще "рациональность"? Возможно ли на основании философии Нового времени получить адекватное представление об этом понятии? При благоприятном стечении обстоятельств, даже в рамках метафизических представления того периода, рациональность могла бы пониматься, как свойство разума объяснять и использовать действительность. В этом значении слова "рациональное" встречается у Ф. Бэкона, ищущего "рациональный путь познания", как наиболее короткий. "Рациональное познание" присутствует и у Дж. Локка в "Опыте о человеческом разумении" [140, с.17], как необходимый, хотя и не исчерпывающий, элемент познания вообще. И у Г. Лейбница понятие "рациональность" тем более несет в себе познавательное содержание.
Но в условиях становления новой парадигмы мышления возникло и поддерживалось противоречие в приоритетах - между познанием самого разума (когда создание инструмента рассуждений становилось целью) и его практическим использованием (когда практические результаты заслоняли развитие познавательных методов). Последствия этого были чрезвычайно многогранны: например, Р. Дж. Коллингвуд при анализе философии Нового времени, указывает, что в процессе отвержения пробабилизма [105, с. 178] - разные направления по-разному решали проблему развития воображаемых образов и методов исследования действительности, понимания "видимости". Идеал рациональности - как наукоцентричности, доказуемости - сформировавшийся в XVII веке и выраженный в классическом картезианском рационализме - немедленно начал подвергаться критике. Еще до распространения сочинений Р. Декарта, Ф. Бэкон в "Великом восстановлении наук" прямо отождествляет догматизм и рационализм, софистику и рационализм [34, с. 29; 31, с.47]. Уже в эпоху Нового времени наблюдалось противостояние рационализма и эмпиризма - при том, что их основатели апеллировали к разуму своих последователей, к научности мышления. Следствием этого стало противостояние между понятием "рациональное", до конца не сформулированным, не выраженным, и термином "рационализм", под которыми преимущественно понимали картезианство, снабженное специфическим представлением о материи и концепцией врожденных идей. Четкого разделения в эпоху Нового времени произведено не было, потому часто критика дедуктивного метода познания вовсе не есть критикой рациональности как таковой.
Более того, Новое время унаследовало эту проблему: античный, греческий рационализм был чисто дедуктивным [1, с.125], средневековый аристотелевизм тоже - потому индуктивный эмпиризм должен были утверждать себя в качестве рационального метода, противопоставляя себя старым названиям. Н. С. Автономова указывает проблему соотношения рационального и эмпирического - актуальной в вопросе рационального и сегодня [3].
Это говорит о том, что идеал рациональности, сформировавшийся в Новое время, не может служить критерием анализа феномена рационального того периода.
Если рассуждать апофатически, то необходимо отталкиваться от понимания иррационального в философии. Однако в период Нового времени - иррациональное противостояло развитию науки, взаимодействию философского и технического знания. Даже попытки добросовестной рефлексии науки на иррациональной основе, предпринятые Б. Паскалем - привели к фактическому разделению его научной и религиозной деятельности. Уже в XIX-м веке, в рамках общей критики рациональной философии, становление науки начало подвергаться анализу. Однако здесь мы встречаемся с серьезными противоречиями. По А. Шопенгауэру главное а науке - интуиция: внедоказательное приобретение знания от непосредственного чувственного контакта с действительностью [252, с.681]. Но сам А. Шопенгауэр немедленно вынужден признать недостаточность этого источника знаний: "Только рассудок наглядно, непосредственно и совершенно познает как действует рычаг, полипаст, шестерня, как само собой держится свод. Но вследствие только что затронутого свойства интуитивного познания - обращаться исключительно к непосредственно данному - одного рассудка недостаточно... здесь должен приняться за дело разум, на место воззрений установить отвлеченные понятия, и если они верны, то успех обеспечен"[252, с.681].
Ф. Ницше в противопоставлении апполонического и дионисийского начал, в общей критике современного ему общества - подверг сомнению идеал развития европейского миропонимания, заложенный в Новое время. Скептицизм, разрушивший "космологические ценности христианства" [162, c.7], подорвал иррациональность как источник творчества. "Каузализм", механицизм в естественных науках это черта нигилизма. Традиция искать противостояние рационального и иррационального в развитии общества, наук, привела к укреплению идеи противостояния культуры и цивилизации - в работах О. Шпенглера, К. Ясперса [261], Х. Ортеги-и-Гассета[173], М. Хайдеггера. Новое время оценивается ими противоречиво. О. Шпенглер лишь в XIX-м столетии усматривает начало заката Европы. Хотя XVII век и дал фаустовской душе "центральное понятие "силы" [254, с.616], у Р. Декарта он видит еще лишь порыв фаустовской души - объединение числа и бесконечности [254, c.227], а физика И. Ньютона - не ведет к толкованию Апокалипсиса. М. Хайдеггер уже связывает науку XVII-го столетия и развитие машинной техники [240, с.93].
Современное господство техники, механистического миропонимания, они единодушно обвиняют в уничтожении "интуиции", "творения вещей", в "смерти организма в механизме". Различия в оценке рациональности в эпоху Нового времени определяются уровнем прослеживания взаимосвязей между развитием науки и промышленной революцией - если научная революция того периода становится объектом анализа, то именно она указывается поворотным пунктом в истории технологии.
В основание технических знаний могут быть положены самые разные идеи - таково восприятие техники как избыточного производства Х. Ортегой-и-Гассетом [173, с.39]. Однако, в момент перехода к анализу собственно развития техники или последовательно построенных философских систем - формы этого анализа становятся рациональными. У Ортеги-и-Гассета техника - "усилие ради сбережения усилия" [173, с.41], и даже у М. Хайдеггера, где техника представлена "раскрытием потаенности", основанным на "по-ставе", детали этого "раскрытия" разъясняются с помощью вполне рациональных причинно-следственных связей [239, с.231].
Пожалуй, в наиболее четко это противостояние выразилось в работе Э. Гуссерля "Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология", которая представляет собой своеобразный переходный рубеж между разнообразными формами иррационального, философии жизни и т. п. и рационалистическими изысканиями. Рассматривая Г. Галилея, как основного математизатора науки, как создателя "точных законов", анализируя механизм идеализации явлений, он обвиняет его в забвении "смыслового фундамента естествознания", в отвлечении от "непосредственного чувственного мира" [66, с.28]. Началось противостояние "физикалистского объективизма" (олицетворявшего рациональность точных наук) и "трансцендентального субъективизма" (воплощавшего внутренний мир субъекта). В результате математизированная методология сделалась самодостаточной, узко утилитарной - произошло выхолащивание смысла математического естествознания "технизацией". В ограниченности целей, присущей рациональности нового европейского мышления и видит Э. Гуссерль кризис науки. Итак, можно сделать вывод, что иррационализм не может быть использован для философского осмысления технического знания.
Если рассуждать апагогически, и рациональный - значит разумный, отправляющийся от разума, доступный его пониманию [235, с.386], то что считать критерием доступности разуму, источником разума? В философской традиции XX-го века наблюдается противоречие между абсолютизмом и релятивизмом. В.Н. Порус выделяет нормативный и критериальный подходы - для рациональности рассуждений необходимо либо строгое следование логике (соответствие рассудочным, установленным разумом правилам), либо следование тем целям, что ставят перед собой мыслители и которые задают критерии.
Эволюционировал каждый из этих подходов. Работы Л. Витгенштейна - пожалуй, самое яркое выражение нормативности в понимании рационального. Вне нормы не может быть вообще ничего - "мир есть совокупность фактов", которые выстраиваются в четкие, познаваемые логические взаимосвязи [41], поэтому этот мир a priori рационален. Работы А. Н. Уайтхеда содержат ещё одну попытку метафизически объединить рациональность, историю науки и математику. Основой рациональности объявляется повторяемость явлений[227, с.68]. "Эффективность философии" XVII-го века А.Н. Уайтхед усматривает в создании понятийной системы, связанной с математикой, абстрагирующей и редуцирующей реальность [227, с.112]. Этот век назван "веком гениев" - несколько созданных ими, весьма разнородных, но объединившихся в рамках научного мировоззрения, течений, позволили сформулировать "математическую физику", окончательно победившую столетием позднее. А.Н. Уайтхед отмечает изменяющийся характер объектов рационализации (и, соответственно, понимания рациональности) - "средневековье было одержимо мечтой рационализировать бесконечное; люди XVIII-го века рационализировали социальные отношения... ссылками на природные реалии" [227, с.113]. Рациональность всё так же противостоит иррациональности - и при ссылке на некий высший порядок вещей (определяемый интуицией) "у неё не остается прав" [227, с. 152]. Смутные интуиции, однако, тоже должны быть "базисом рациональности"[228, с.362]. В этом смысле А.Н. Уайтхед требует расширения объема понятия "рациональность", её более широкого эпистемологического токования. Идущая от Эпикура традиция объяснять нашу интуицию лишь интерпретацией впечатления - его не устраивает. Но раз точно установленный, этот объем рационального не должен более расширяться.
В рамках советской философии нормативный подход достигает своего высшего выражения у М. Мамардашвили - формулируется представление о нормативном понимании рациональности на различных стадиях развития философской мысли. Становление рациональности, проходившее в период Нового времени рассматривается как становление способов наблюдения - тех предпосылок к умозаключениям, "онтологии ума" что оформились в период тогдашней научной революции. Это "пространственное выражение физического явления", "материальность явлений", их воспроизводимость [147с.9]. Притом, что окружающая нас данность является несводимой к другим сущностям очевидностью. Подобные требования позволяют частично снять противоречия между эмпиризмом и рационализмом. Задаются пределы классической рациональности - они определяются существованием уникальных явлений (таких, как человеческие чувства) [147, с.25] и тем, что при наблюдениях мы имеем дело с "сознательными явлениями" - воспринимаем мир, обрабатывая его картину нашим сознанием [147, с.32]. Обосновывается переход к новым, неклассическим нормам понимания рациональности - требуется введение принципа "онтологической неполноты бытия" [147, с.79].
Крах неопозитивизма показал, что нормативный подход не может быть строго соблюден - любые рассудочно установленные правила рано или поздно отменяются.
Критериальный подход в понимании рациональности предусматривает изменение её содержания как только этого требуют решаемые задачи. Р. Рорти критиковал нормативный подход на примере "рациональных реконструкций" - попыток свести гипотезы философов прошлого к современным научным канонам [277, с.61]. Критика аналитической философии, всего направления "репрезентационизма" приводит его к культурно-релятивисткому прагматизму. Рациональным в философии становится инструментализм. Однако, из-за постоянной смены критериев - определение рационального порой скатывается к рационалистическому плюрализму П. Фейерабента [229], либо психологическому обобщению наблюдений за метальными процессами У. Куайна [276]. К. Хюбнер характеризует это противостояние нормативности и критериальности тем, что "историчные по характеру рациональные решения", по своей цели являются внеисторичными, "поскольку нацелены на оптимальную согласованность со всеобщей целостностью" [244, с.288].
Здесь возникает вопрос о соотношении рассудка и разума, но это настолько фундаментальная проблема, что она выходит за границы данной работы. Достаточно будет привести определение, в соответствии с которым рассудок - это тип мыслительной деятельности, связанный с выделением и четкой фиксацией абстракций и применением сетки этих абстракций для освоения мышлением предмета [163, с.418]. Разум - мышление в той форме, которая адекватно и в чистом виде осуществляет и обнаруживает его всеобщую диалектическую природу [236]. Можно сказать, разум создает некие правила мышления, а рассудок требует их соблюдения. Однако, насколько будут рациональны правила, каков механизм их изменения, - в этом предмет противоречия между номинальным и критериальным подходами.
Это могут быть логическая непротиворечивость системы, минимальное число допущений в гипотезе и т. д. Но если мы вдумаемся в приведенное выше определение разума, и сопоставим его с понятием истины, как тождества бытия и мышления, то можно сказать, что наиболее рациональными есть те критерии "правильности" мышления, которые в наибольшей степени способствуют приближению его к бытию. Приближает ли логическая непротиворечивость мышления к пониманию им объективной действительности? Да, логику применяют, чтобы уйти от заблуждений, но логика ограничена. Может быть, это диалектика, герменевтика или другое направление? Однако каждое из них не может считаться всеобъемлющим. Высказывая определения того или иного критерия, мы ограничиваем себя. Необходим общий критерий истины, который постоянно обновлялся бы в зависимости от объема знаний человека и имел твердую привязку к объективной действительности. Заставлял философов "ставить истину выше всякой конвенции" [6, с.16]. Такой критерий известен достаточно давно: это практика.
Следует оговориться: практика, хоть и субъективно истолковывается людьми, но она же есть то единственное, что дает людям критерий для преодоления собственной субъективности. Ведь идеальный язык, мечта Г. Лейбница, на котором можно было бы достоверно вести дискуссии, так и остался мечтой. Именно практика, в конечном итоге, опровергает человеческие заблуждения.
По нашему мнению, рациональными можно считать такие действия, такой образ мысли, которые лучше других способствуют практической деятельности. Напрашивается вывод отождествить рациональность с эффективностью, целесообразностью. И действительно, при рационализации эффективность прямо полагается основным принципом [163, с.421]. Но нельзя отождествлять критерий истины с самой истиной. Прагматизм требует признать истиной именно то, что соответствует индивидуальной пользе - но практический опыт одного индивидуума всегда ограничен, соответственно будет ограничен для него и критерий полезности. И.Т. Касавин говорит о критерии эффективного удовлетворения социальных потребностей, а социальными потребностями считает необходимые для социального прогресса требования [93, с.64, 65], однако вопрос сущности социального прогресса требует совершенно отдельного исследования. Потому необходимо внести дополнения: если мы говорим "эффективность", то мы должны указать, во-первых, цель действий, показатель которых сравнивается, во-вторых, ни в коем случае не устранять из понимания рационального логическую непротиворечивость, цельность картины мира, возможность экспериментальной проверки и другие инструменты познающего мышления. Подобное выхолащивание приведет к позитивистскому пониманию рациональности, исключит из нее все, что не соответствует экспериментальной проверке. Эта проблема раскрыта В.В. Ильиным [83, с.34] - абсолютизация любого из многочисленных критериев рациональности приводит к невозможности её четкого определения. Эффективность - лишь самый общий признак, очерчивающий границы рациональных действий, и отождествление с ним рациональности приводит к ошибке слишком широкого определения. Логическая непротиворечивость, напротив, будет конкретным выражением рациональности, проявляющимся при достижении той или иной цели.
Вероятно, рациональность можно определить как свойство выбора между альтернативами поведения человека, между инструментами его мышления в процессе познания. Схожая формулировка упоминалась Н. С. Автономовой [3, с.15] и А. Этциони [259, с.293] Обобщая описание аргументации, получим следующую дефиницию. Рациональность - категория знания, отражающая его согласованность со всеобщей целостностью объективной действительности.
Можно ли отнести рациональность исключительно к процессу или к результату? Результатом рациональных умозаключений может быть выработка метода принятия решений, применение которого так же будет рационально. Между практикой, определяющей выбор среди альтернативных форм действий, и каждой из этих форм - таких как рационализм, эмпиризм - наблюдается диалектическое единство исторического и логического. Строгое следование одному методу, выполнение лишь одного набора требований к умозаключениям, будет строгим следованием логическому. Однако, системы, в рамках которых это делается, при всей их непротиворечивости, могут не содержать в себе многих важных факторов - и субъект, рассуждающий с их помощью, в конечном итоге нарушит собственные методологические требования. Пример чего - поздний аристотелевизм, так едко критикуемый Г. Галилеем и П. Гассенди. И для того, чтобы методология оставалась эффективной, необходимо сменить образ действий. И так как практика, "нацеленная на оптимальную согласованность со всеобщей целостностью", всегда системна, необходимо создать новую систему, которая логически объясняла ту историческую преемственность, что наблюдается в наших действиях - так и будет достигаться "согласованность".
Как же формулировка понятия рационального будет проецироваться на определения технической и научной рациональностей? А. А. Ивин указывает на "локальные рациональности", в которых и конкретизируется общая рациональность [234, с.719]. При анализе рациональности, относящейся к конкретным дисциплинам, мы имеем дело со спецрациональностью, охарактеризованной Е.П. Никитиным - это особая разновидность рациональности, присущая той или иной форме духовной деятельности [161]. Но формы духовной деятельности на что-то направлены. Значит о научной и технической рациональностях надо говорить как о целерациональностях, чья форма подчинена определенным задачам.
В начале рассмотрим понятие научной рациональности для дальнейшего конструирования на его основе понятия технической рациональности. Наука - сфера человеческой деятельности, функцией которой есть постижение истины - выработка и систематизация объективных знаний о действительности. И самый очевидный прием - отождествить требования рациональности с критериями научности. Однако К. Хюбнер доказывает неверность противопоставления "рациональности науки" и "рациональности мифа" [244, с.320], то есть рациональность не присуща науке в силу только её статуса.
Но как рассмотреть рациональность научных знаний? В. Ньютон-Смит выделяет целевой признак научной рациональности: создание истинных теорий, объясняющих некоторые области явлений [274, с.163]. Можно сказать, что непосредственная цель науки - описание и объяснение явлений действительности. Однако, наука должна не только систематизировать уже существующие знания, но и искать пути к их увеличению. А.И. Ракитов сравнивает науку с машиной по выработке новых научных знаний [197, с.118]. Путь количественного увеличения знаний может различаться: возможно изобретение новых методов, бессистемное накопление фактов и создание новых методик экспериментов. Системность научного знания показывает себя как эффективный инструмент его увеличения - ведь без системы данные любого эксперимента или наблюдения трудно даже истолковать. То же самое можно сказать и о доказуемости выводов и строгости научных рассуждений.
Научная рациональность - качество научного знания, определяющее его гносеологические возможности.
Сложившееся понимание роли научной рациональности в научной революции Нового времени отразила дискуссия, развернувшая между К. Поппером, Т. Куном и И. Лакатосом. Все трое отстаивали нормативный подход к научной рациональности - считали рациональными определенный набор методов и умозаключений. Но сущность противоречия кроется в изменении этого набора требований к мышлению - в критике степени релятивизма или, напротив, негибкости. К. Поппер в своей работе "Логика и рост научного знания" сформулировал те нормы, которым должна отвечать научная теория: простота, предсказание принципиально новых явлений и прохождение принципиально новых проверок [189, с.164]. В итоге главным требованием к теориям - фактически, к их рациональности - становится сочетание эвристичности и непротиворечивости. И поскольку непротиворечивость объявляется приоритетной, то само кумулятивное развитие науки ставится под сомнение. Более того, всякие конвенциалистские уловки, спасающие теорию от фальсификации, отвергаются К. Поппером. Эффективность присутствует лишь post factum, как большее число "истинных последствий" той или иной теории. Научная революция Нового времени при таких предпосылках анализа становится всего лишь одним из витков бесконечной спирали фальсификации, который совершенно невозможно отделить не только от других, сопоставимого масштаба, но и от более мелких фальсификаций.
Т. Кун, формулируя концепцию научных революций, задал критерий рациональных действий - это действия в рамках принятой в данный момент парадигмы науки. Казалось бы, чисто нормативный подход. Но этот критерий уже не сводится к логической непротиворечивости - если бы это была только непротиворечивость, научная парадигма изменялась бы немедленно с появлением фальсифицирующего эксперимента. На рациональность решений воздействует процесс развития науки: возникает переходный период научной революции, когда идет поиск основополагающих метафизических оснований науки [114, с.170]. В итоге парадигма предстает как набор предписаний для научной группы [114, с.233]. Нормативность рациональности при этом размывается, но отказа от неё не происходит. Новое время предстаёт как один из поворотных пунктов в истории науки и философии - период формулировки парадигм механики, физики и астрономии [114, с.165-170].
И. Лакатос разработал более гибкий подход к понятию и роли научной рациональности. Она предстала как изменение качества эвристики в научно исследовательских программах. Переход от положительной, способствующей познанию, эвристики, к отрицательной, направленной лишь на сохранение существующих теорий - и обозначает отход от рационального образа действий. В этом случае нормативное понимание рациональности сохраняется лишь формально: "Вопреки фальсификационистской морали Поппера ученые нередко и вполне рационально утверждают, что... экспериментальные результаты ненадежны и что расхождения между ними и теорией будут сняты дальнейшим её развитием"[118, с.371]. В работе "История науки и её рациональные реконструкции" перечисляется ряд рациональных "логик открытия", соотношения рациональности которых уже зависит от соотношения внешних и внутренних факторов развития науки. Период Нового времени для И. Лакатоса становится эпохой, когда ученые еще "надеялись, что методология снабдит их сводом механических правил для решения проблем" [119, с.458] - то есть, периодом развития нормативного подхода.
Итак, философская рефлексия научной рациональности тесно связана с её историческим пониманием. Однако рецепция научной рациональности мыслителями, жившими в Новое время - современными авторами каждый раз трактовалась в рамках достаточно узких, наукоцентричных, концепций. В итоге серия блестящих анализов выродилась в споры о соотношении логики открытия и психологии исследования. Это говорит о наличии неучтенного фактора в становлении парадигм науки. Эволюция философских идей оказывается отражена неполно - не позволяет вывести понимание научной рациональности из тупика, и не дает ответ на вопрос об уникальности Нового времени, как эпохи становления современной науки.
Перейдем от понятия научной рациональности - к понятию технической. Как выявить её целевой характер? Для этого необходимо опираться на понятие техники. Воспользуемся следующей формулировкой: техника - совокупность средств человеческой деятельности, созданных для осуществления процессов производства и обслуживания непроизводственных потребностей общества [188, с.525]. Иногда в это определение включают знания и навыки, с помощью которых люди создают и используют эти средства [164, с.61]. По М. Веберу, формальная рациональность - есть мера технически используемых в хозяйстве вычислений [45, с.76], но такое определение узко и неадекватно. В технике эффективность всегда направлена на решение некоей задачи, и всякая техническая идея - есть "знание способов использования природных закономерностей для удовлетворения общественных потребностей" [213, с.205]. Этот аспект рациональности отделить функциональные технические изделия от разнообразных диковинок и поделок.
Р. Кёттер прямо описывает техническую рациональность - как особую целерациональность, воплощаемую в методическом знании [101, с.343]. Понятно, что рациональный способ решения технической задачи должен быть основан на методе, адекватном её сложности, и выражен в лапидарном алгоритме рассуждений. Но каковы критерии адекватности метода и почему необходимо ограничиваться лишь методологическим знанием? Возможно, для следования этому методу нужно затрачивать "общественно необходимое количество труда", когда с появлением новой технологии использование старой становится экономически нерациональным [148, с.398-406]. Однако "общественно необходимое количество труда" лишь опосредованно не связывает техническую рациональность с техническим знанием.
Синтезируя понятие техники с понятием научной рациональности, можно получить следующее, возможно адекватное, определение. Техническая рациональность - качество технических идей, определяющее их утилитарную применимость.
Но можно ли сказать, что техническая рациональность значима для взаимодействия философского и технического знания? Да. Именно она будет определять целесообразный уровень рефлексии в практической деятельности. Мера необходимого для производства анализа рассуждений инженера с помощью философских категорий - будет технически рациональной.
2.2. Формы технической рациональности, как её конкретно-историческое выражение и предпосылки их эволюции как проявление новой парадигмы мышления.
Формой проявления технической рациональности будет конкретно-историческое выражение технического знания. Однако, каковы будут составляющие его элементы и какова история становления таких форм? Совершенная форма технической рациональности должна обеспечивать устранение неэффективных технических решений: инженер должен принимать решение, рассуждая в рамках технической картины мира, опираясь на законы, используя при этом соответствующие методы, идеальные объекты и понятия для формулировки выводов. Результатом его рассуждений должны быть алгоритмы действий рабочих, выраженные как терминологически, так и в чертежах, схемах, инструкциях.
Объединяя все эти требования, возможно получить определение. Форма технической рациональности - её конкретно-историческое выражение в совокупности идеальных объектов, понятий и методов. Естественно, что для создания такой формы необходимы предпосылки, обеспечивающие культуру мышления: соответствующие методы необходимо создать, идеальные объекты сконструировать. Техническое знание необходимо отрефлексировать с помощью философского. До периода Нового времени философия такого взаимодействия и соответствующей культуры мышления обеспечить не могла.
Если сравнить наброски по механике Л. да Винчи и современные чертежи, то видно, что в набросках можно говорить о технической рациональности самого процесса рисования, формы рисунка, но содержание рисунка, отражающее представление о предмете, качество рисунка как проекта - менее рационально, поскольку изображение наполнено избыточными деталями. Вместо единого анализа есть нагромождение подробностей [170, с193-194]. Поэтому интуиция в открытиях Л. да Винчи играет такую большую роль [170, с.219]. В художественных рисунках линия лишена однозначности, а для чертежа каждая линия и каждый знак ценен не сам по себе, а связями с другими знаками выражающими точную мысль инженера [213, с.220]. Современные чертежи, таблицы, графики отражают техническую рациональность в понимании технологических процессов. Чертеж будет настолько рационален, насколько будут идеальные объекты, "элементы теоретических конструктов, графически выраженные на чертеже" [16, с.110], будут отражать техническую идею, способствующую решению инженерной задачи.
Аналогичен вопрос создания технически рационального метода. Эмпирическая индукция и рационалистическая дедукция, созданные Ф. Бэконом и Р. Декартом, диктуют прямо противоположные способы рассуждений. Для разрешения проблемы специалист или эмпирически перебирает варианты, или делает расчеты, вообще избавляющие его от экспериментов, или совмещает эти два метода. Выбор метода, используемого инженером, в значительной мере зависит от имеющихся у него сведений, фактически, от онтологических предпосылок - и создание картины мира, позволяющей совмещать естественнонаучное и техническое знание при решении технических задач, стало одной из задач философии Нового времени. Также необходимо учесть то, что форма технический рациональности должна быть внутренне непротиворечива - то есть быть избавлена от бессистемности обыденно-ремесленного технического знания.
Однако, для раскрытия исторических особенностей становления форм технической рациональности, необходимо выявить различия научной и технической рациональностей. Форма научной рациональности - совокупность приемов анализа явлений и процессов для выработки решения при отыскании нового в картине объективной действительности. Предмет научной рациональности: подбор и требование таких методологических установок, которые приближают человеческое мышление к бытию. Отличия в науке необходимо будут определяться её целеполаганием - познанием объективной действительности. В технической рациональности значительно более остро проявляется внутреннее противоречие между созданием, усовершенствованием метода и дисциплиной в применении методологических установок. Задача технической рациональности - разумное создание и использование техники, совершенствование технологий. Можно ли сказать, что хотя техническая рациональность сама по себе и не несет познавательной нагрузки - но опосредовано она осуществляет отбор составных элементов гносеологического аппарата?
Методологические установки, которым должен следовать рациональный ученый или инженер - отличаются. Р. Кёттер называет это различиями в целеполагании [101, c.350]. Требования, предъявляемые технической рациональностью: технологичность решения, скорость его принятия. Прагматизм выдвигает те же требования по отношению к истине. Цель инженерной деятельности не истина, выраженная в отвлеченных формулах, а ограниченный технический результат. Постижение истины выдвигает значительно более жесткие требования - научное знание стремится к тождеству бытия и мышления. Однако разве не стремится носители технического знания к объединению мышления и бытия в рамках практики?
Научное знание, как и техническое, содержит элементы утилитарности: когда возникает необходимость не столько в истине, сколько в методике расчета, не в конечном результате, но в работоспособной гипотезе, наука вполне может выдать ученому и инженеру полуфабрикат. Уже в период Нового времени утвердилась практика (наиболее ярко выраженная в трудах Г. Галилея и И. Ньютона) принятия в качестве истины наиболее вероятной гипотезы. Г. Кёттер указывает на отказ науки Нового времени от пробабилизма, унаследованного средневековой наукой со времен античности [101, с.348]. Даже когда ученые и философы, закладывавшие основы механистической картины мира, были уверены в возможности отыскать абсолютные и окончательные законы природы (как заметила Х. Патнем - физика с XVII века была метафизикой, точные знания рассматривались как возможность полного и окончательного описания вселенной [183, с.30]), то они не абсолютизировали истинность всех используемых ими законов. То есть можно ставить вопрос о взаимодействии технической рациональности - и философского знания.
Гипотеза, как элемент научной картины мира, чрезвычайно гибка - и её изменение влечет за собой общие изменения науки. История науки показывает, что в любой момент своего развития она не обладает абсолютной истиной, к которой бесконечно стремится (проявляется диалектика абсолютной и относительной истины [150, с.138]), но она так же говорит, что доля истинных положений в науке растет. Методология науки и технического творчества складывались во многом независимо друг от друга и их различия лишь снимаются их генетической общностью, "единой сущностью - познанием законов окружающего мира и их целенаправленным использованием" [213, с.237]. Механизм можно считать идеальным не в силу безукоризненной конструкции, а в силу достаточного исполнения функций. Гипотеза принципиально не может считаться абсолютной истиной. Потому научное знание, в конечном итоге, не приемлет пятипроцентной погрешности обычных инженерных расчетов, и его точность, не абсолютная как таковая, абсолютизирована по сравнению с техническим знанием.
Отличие форм технической и научной рациональностей выявляется в сравнении целостности научного и технического знания. Проблема целостности научного и технического знания не может быть раскрыта в ограниченных рамках данной работы, однако некоторые очевидные выводы сделать возможно. Целостностью знания можно счесть отсутствие в нём противоречий и универсальность элементов - так закон, открытый и две тысячи лет назад, может использоваться сейчас в самых сложных расчетах, и наоборот, противоречия, неощутимые сейчас, могут завтра приобрести решающее значение. И если в решении новой задачи возможно задействовать весь накопленный опыт, то знание можно считать целостным.
Научное знание значительно более целостная система по сравнению с техническим знанием - в силу стремления к полному пониманию, к достижению абсолютной истины, заложенному в его основе: всякое разделение совокупности сведений означает её ущербность, ошибочность. Здесь скрыто важнейшее противоречие прагматизма и научной рациональности: отождествляя критерий истины с самой истиной, прагматизм фактически устраняет из человеческих рассуждений картину мира. У. Джемс [74] требовал, чтобы философские противоречия, не имеющие реального отражения в нашей практике, были вообще исключены из обсуждения. Но если последовать этому указанию, то методологические установки, которые сообщают человеку алгоритм его действий, рассыпаются. Ведь для того, чтобы абстрагировать ситуацию, необходимо иметь некую идеальную модель. Естественно, в такой модели будут возникать противоречия, и не все они будут иметь отношение к практике - абстракция не может полностью соответствовать действительности. И поскольку У. Джемс требует вообще отказаться от их решения, то наука для прагматистов в итоге превратится в "промптуарий" - набор уже решенных задач, описанный Ф. Бэконом.
Техническое знание не обладает такой целостностью. Целостность его определяется возможностью использования технических приемов в различных областях практики: ввиду того, что полная универсальность a priori невозможна, нерационально сводить техническое знание в единую систему. Целостность присутствует и в техническом знании: множество технических приемов в рамках одной отрасли производства сведены в единое целое, существует стандартизация, теория машин. Однако, если в научном знании какой-либо закон становится исключением, противоречащим общей теории - это воспринимается как несовершенство и недостаток, то эмпирически полученные аспекты технологии могут считаться достижением, над теоретизацией которого работать никто не будет.
Этим объясняется ограниченность философской рефлексии технического знания в эпоху Нового времени. Невозможность его целостного осмысления как такового, и привела к парадоксу: с одной стороны признается необходимость увеличения могущества человека, с другой - философы, говоря о "началах" знания, крайне слабо применяют его в попытках классификации машин и механизмов, их усовершенствования. Фактически, лишь Ф. Бэкон и Г. Галилей пытались анализировать собственно технологии или рассматривать продуктивность отдельных дисциплин (как, например, астрологии). В остальном - техническое знание упоминается ровно настолько, насколько оно служит подтверждениям философских умозаключений: так, у Б. Спинозы пример с ременной передачей лишь подтверждает существование только одного вида движения [215, с. 179]. Парадокс был частично устранен только благодаря работам И. Ньютона: появилась возможность редуцировать понимание техники к представлению об используемых в ней законах - рефлексия технического знания стала сводиться к рефлексии научного.
В то же время у ученого в процессе поиска истины, единственное требование, которое необходимо выполнять, - непротиворечивость выдвигаемых гипотез объективной реальности и друг другу. В науке немедленный результат желателен, но не обязателен. Научная рациональность, в отличии от технической, содержит требования быстрейшего и простейшего познания истины. Откровенно фантастическая гипотеза, опирающаяся на ряд необычных фактов, будет отброшена - им попытаются найти более разумное объяснение. Изобретаются рациональные способы расчетов, упрощаются методики экспериментов. Но любые спекулятивные выводы, построенные на ограниченном наборе данных или не учитывающие второстепенных сведений, ведут к утрате достоверности. Открытие зависимости, эффекта, явления, удовлетворяющее инженера, для исследователей и философов - лишь первый этап. Выявление всех аспектов нового явления, его генезиса, каузальных связей откроет ученому новые горизонты.
Противоречия между ученым и инженером, возникающие из различных целей, не позволяют принять точку зрения, согласно которой техническое творчество - это совокупность деятельности по созданию новой техники и познанию, необходимому для ее разработки [18, с.48.]. Если есть дешевый, эмпирический способ решить техническую задачу, инженер последует ему. Ученый же увидит перед собой недочет в картине мира, который необходимо заполнить выдвигаемыми гипотезами.
Но эти противоречия не могут заслонить их громадного сходства. Даже самый кабинетный, оторванный от производства ученый, через цепочку воплощающих его идеи инженеров, углубляет техническое знание. Как части единого процесса понимания мира - эти противоречия находят своё отражение в знаменитом сравнении Ф. Бэкона путей познания: муравья, пчелы и паука. Философия науки приходит к их пониманию в тот момент, когда пытается объединить практическую и теоретическую деятельность в общих рамках - что и произошло в Новое время.
Где же та грань, за которой техническая рациональность перерастает в научную? Там, где перед инженером встает задача, неподдающаяся имеющимся алгоритмам решения. Когда бессильны стандартные приемы типа увеличения мощности или запаса прочности. В этот момент инженер вынужден отбросить старую схему поведения. Его представления о процессах, используемых в технике, показывают свою неполную адекватность - необходимо выявить суть стоящего перед ним явления, получить полную картину происходящего, а значит - лучше понять объективную действительность. Качественно новая задача означает, что для результата технического процесса стали значимы закономерности, чье влияние до этого не учитывалось. Их надо выделить и проанализировать.
Поэтому мерой, отделяющей инженера от ученого, техническую рациональность от научной, есть появление при решении технической задачи такого количества технических вопросов, которое требует качественно нового уровня знаний. А это происходит при решении качественно новых технических задач. При решении таких задач инженер вынужден заимствовать методы работы ученого. Истина станет приоритетом познания, и поэтому научная рациональность, станет признаком действий инженера. Ему необходимо привести абстрактную картину технического процесса в соответствие с действительностью. И для усовершенствования этой картины ему понадобятся принципиально новые представления о процессах - необходимо будет сконструировать идеальные объекты, создать новые методы работы с ними. То есть для обеспечения взаимодействия научной и технической рациональности требуется использование философии. Эта проблематика была наиболее явным полем деятельности для философов Нового времени: опосредованное создание методов, подходящих для работы с технически знанием, конструирование новых идеальных объектов науки. Фактически, вся научная революция того периода была косвенно подчинена этой задаче - поэтому, в имплицитной (или явной) форме данная проблематика поднимается у Ф. Бэкона, Р. Декарта, Г. Галилея, П. Гассенди, Б. Паскаля, Б. Спинозы, Х. Гюйгенса, Г. Лейбница, И. Ньютона.
Но имеет место и обратное превращение. Казалось бы, если технические задачи для ученого вторичны, то техническая рациональность не является определяющей в его действиях. Однако любой научный эксперимент осуществляется в технической среде: те же орудия измерения являются техническими изделиями. Естественно, экспериментальные образцы, весьма несовершенны: первая подзорная труба, первый микроскоп. Но техническая рациональность в научных экспериментах находит своё выражение: при конструировании новых приборов или выявлении уникальных феноменов ученый встречается с чисто техническими проблемами. Существует множество ситуаций, когда для получения ожидаемого, теоретически предсказанного физического эффекта, необходимо создать условия для его проявления. Например, опыт О. Герике [102, с.263]. Для него пришлось изобретать металлические сферы - сами по себе достаточно сложные изделия. Их необходимо отлить так, чтобы они могли выдержать давление воздуха, сделать переход для соединения с воздушным насосом и т. п. Аналогичные сложности возникают с воплощением теоретически возможных конструкций в технике: "Когда Дж. Уатт создавал свою паровую машину, современная ему наука могла оказать помощь в 3-4 проблемах, а не в десятках" [91, с.42]. Эта проблематика - уже не так явно рассматривалась философами Нового времени. Соответствие измерительных приборов проверяемым теориям, как аспект взаимодействия научного и технического знания - достаточно специфический вопрос. В явной форме он затронут разве что у Г. Галилея, им интересовались Б. Паскаль, Х. Гюйгенс и И. Ньютон. Однако, в целом эта проблема редуцировалась к вопросу о достоверности человеческих чувств: рационализм решал её преимущественно отрицательно, а для сенсуалистов (например, П. Гассенди), приборы лишь расширяли возможности восприятия человека. Если данные наблюдений с помощью телескопа еще ставились под сомнение, то изобретение микроскопа вызвало много более живую реакцию среди натуралистов, чем среди философов.
Описанные изменения в поведении инженера демонстрируют взаимосвязь технической и научной рациональностей, переход их друг в друга. Это происходит в зависимости от условий: качественно новые знания требуют от технолога научной рациональности, но и ученый-экспериментатор вынужден решать технические проблемы и считаться с технической рациональностью в своих рассуждениях.