Аннотация: Разработка темы роли технической рациональности в научной революции Нового времени
Бескаравайный С.С.
Противоречия единства картины мира Лейбница с требованиями технической рациональности.
Годфрид Лейбниц - философ, оставивший одно из богатейших и универсальнейших наследий. Последующие поколения философов обнаружили в его сочинениях развитие идей диалектики и обоснования метафизики, инструкции по увеличению власти человек над природой и яростную защиту религии. Но из всех этих противоречий одним из самых интересных есть соотношение того вклада, что он внес в науку, и последующего его развития - почему гипотезы, выдвинутые им, оказались настолько неполно востребованы научным миром его современников и приемников?
С одной стороны к научной деятельности Лейбница почти невозможно выдвинуть каких либо упреков: автор дифференциального и интегрального исчислений, многочисленных работ по естественным и гуманитарным наукам, человек, который работал на переднем крае познания, был признанным ученым в Европе. Размаху его работ, охвату тем, смелости и глубине их разработки мог позавидовать любой современник. Лейбниц был одним из тех, кто формировал современную ему науку. С другой стороны Лейбниц искренне защищал религию, требовал бороться с атеистами и даже древние труды не отвергал полностью, пытаясь примирить античную философию с современной ему: то есть в представлении того времени был вполне политкорректным человеком, конфликт с властью или обществом не мог препятствовать распространению его идей. Наконец, нельзя назвать его и малоизвестным ученым - он был знаком со знаменитейшими учеными, состоял в переписке с монархами, помогал в организации Академий (Берлинской и Петербургской) и публиковал свои работы в тех немногих научных журналах того времени.
И в то же время Лейбниц не смог достичь ни славы, ни признания Ньютона, в конце жизни втянулся в длительные разбирательства с ним о приоритете в открытиях, и сформировавшаяся во многом благодаря трудам картина мира была названа именем английского, а не немецкого ученого.
Рассмотрим одно из проявлений этого противоречия. Отличным примером служит дискуссия между Лейбницем и Кларком по поводу сочинения И. Ньютона "Математических начал натуральной философии". Эта переписка достаточна известна и принято считать, что Кларк был всего лишь посредником между Лейбницем и Ньютоном и спор велся о теологичности мира, строении материи и по ряду других абстрактных вопросов. Однако, у этого спора есть и аспект, который ранее не рассматривался: взаимное влияние основополагающих моментов картины мира и человеческой практики, а конкретнее, техники. Этот аспект может проявляться достаточно неожиданным образом, ведь когда представитель одной идеологической позиции защищает ее от своих противников, как обычно защищаются идеалисты от материалистов, он приводит определенный набор аргументов, выстроенных в достаточно прочную и стройную систему. Но когда пытаются выяснить истину два искренних сторонника одной позиции в их разговоре могут всплыть такие аргументы, которые в споре с противником никогда не приводятся.
Лейбниц доказывает, что сочинение сэра Ньютона идет на пользу материалистам, не смотря на восхваления бога, присутствующие в нем, и все из-за того, что картина мира, описанная там, мало отличается от картины мира по Эпикуру и Демокриту [1]. Одновременно он находит в "Оптике" два отрывка из которых следует, что механизм вселенной, описанный Ньютоном, не идеален и нуждается в постоянных исправлениях со стороны бога[2]. Кажется, что Лейбниц критикует своего английского коллегу с двух противоположных позиций: с одной стороны он упрекает его за механицизм вселенной, с другой - за недостаточно совершенное описание этого механицизма. Но критика Лейбница находится в рамках одной позиции - он критикует картину мира своего коллеги как за ее имманентные пороки, так и за некачественную детализацию.
Кларк пытается защитить позицию автора "Начал..." - он говорит, что Ньютон прямо вводит в картину мира свободную и разумную причину его существования, а у эпикурейцев нет как этой причины, поэтому картина мира по Ньютону вполне теологична. А что до метафизики, то математическое описание вселенной, отсутствующее у Эпикура, вполне успешно ее заменяет [3] и потому Ньютон, хоть и реализует мечту древних атомистов о предсказуемости материального мира, не является материалистом.
Но Лейбниц значительно более прозорливый философ и он понимает, что математика лишь усовершенствовала мир по Эпикуру. Но в целом эта картина мира не носит гармоничного теологического характера - и доказательства бытия бога в таком мире, это всего лишь недоработки физиков, как фраза Ньютона о том, что орбиты планет настолько упорядочены, что только вмешательство бога могло установить такую гармонию[4]. Стоит найти объяснение этому феномену, "свободная причина" исчезнет, и как тогда доказывать существование бога? Отсутствие высшего существа в мире можно будет постулировать так же уверенно, как и его наличие, - чем и занимались французские материалисты на протяжении всего Просвещения. Так же резко возражает Лейбниц против того, чтобы считать математику метафизикой.
Суть их противоречия состоит в том, что Кларк защищает религию опираясь на уязвимую с точки зрения философии, но технологичную картину мира, а Лейбниц отстаивает теоретически непротиворечивую, но практически уязвимую конструкцию. Лейбниц видит у Ньютона пробелы в рассуждениях, которые тот вынужден закрывать простым постулированием, но чтобы вскрыть их и разрешить в рамках своей картины мира, немецкий философ сам прибегает к выдумыванию гипотетических абстракций.
Отличным примером служит фрагмент спора из той же переписки о природе материи. Кларк, отстаивая корпускулярную теорию, приводит пример со стеклянным сосудом, из которого откачали воздух - сопротивление среды в таком сосуде отсутствует[5]. Лейбниц же в ответ говорит, что количество материи в таком сосуде не изменится и приводит пример дырявого деревянного ящика, лежащего в воде, из которого вытащили всю рыбу, - пустое место тут же заполнилось водой[6]. Так и в сосуде всего лишь сменился род материи. Это возражение целиком в духе субстанциальной картины мира, но к 1715 году, когда писалось это письмо, появились контраргументы, о которых почти не упоминает Кларк, но вынужден говорить Лейбниц. Наличие такой материи противоречило бы закону всемирного тяготения, ведь еще Галилей взвесил два одинаковых сосуда, в одном из которых отсутствовал воздух, а техника с тех пор улучшилась и после опытов Герике со сферами уже невозможно списать вакуум на неточность измерений и человеческие иллюзии. Потому Лейбниц вынужден говорить о "материи без тяжести"[7] и даже закон всемирного тяготения, который был к тому времени широко известен более тридцать лет, объявлять схоластическими выдумками[8].
Но разве позиция Кларка и стоящего за его спиной Ньютона идеальна? Понимание атома в головах ученых 18-го столетия является такой же абстракцией, искусственной умозрительной конструкцией, как и монада: Ньютон тоже придумывал лишенные веса корпускулы, и Лейбниц неоднократно указывает на пороки корпускулярной теории: в частности он приводит такой довод: если состоят корпускулы Гассенди из неразрушимого материала, что мешает им принять любые размеры, а не только микроскопические[9]? На вопрос об ограничении размеров атомов может ответить лишь ядерная физика - на тот момент не существовавшая и основанная позднее именно на понятии делимого атома. Корпускулярная теория, в которой микроскопические размеры атома постулируются, таких ответов дать не может в принципе. Потому этот аргумент Лейбница ньютонианцами опровергнут быть не мог - его можно было только замалчивание. Не является абсолютом и польза, приносимая абстракцией. Лейбниц прямо предупреждает, что тот, кто злоупотребляет открытыми им качествами вещей, распространяет их на все мироздание, тот впадает в своеобразный "физический варваризм"[10], как химик, везде чувствующих запах соли.
Что же решило спор двух гипотез? Нет никакой возможности приписать победу чисто научным успехам противников - только что приведенный пример показывает, что фальсифицирующих опытов (Если пользоваться терминологией К. Поппера) у теории Ньютона было множество и объяснить их смогли лишь после краха ее монопольного положения. Если посмотреть на реакцию современников этого великого противостояния, то, в конечном итоге, их не так уж и смущала неспособность той или иной картины мира объяснить некоторые физические явления. Так Роджер Котес, переиздавший "Математические начала натуральной философии", прямо писал в предисловии: "Я слышу, как некоторые осуждают это и неведомо что бормочут о скрытых свойствах[11].". Ньютонианцы освободили себя от необходимости доказывать постулированные моменты в картине мира Ньютона и скрытые свойства попросту игнорировались ими.
Не может ли быть таким критерием и "способность решения головоломок" - как писал Т. С. Кун? Тоже нет: хотя по Куну парадигмальная наука и сосредотачивается на решении головоломок в очень узкой области - даже там, если исходить из чисто научной классификации, находится слишком много неразрешимых проблем перед которыми ньютонианцы были бессильны. В гидравлики осталось так и не объясненным до конца турбулентное движение жидкости и даже такой, казалось бы, элементарный факт, как траектории чаинок, в помешиваемом ложечкой чае ни кто, вплоть до 20-го века связно объяснить и не пытался. Механика до самого последнего времени не могла дать четкого математического того простейшего явления, когда сваренное вкрутую и раскрученное яйцо, в процессе вращения само становится вертикально - имелось лишь общее описание. Сам Кун указывает, что гравитационная постоянная не была вычислена еще целое столетие после выхода "Начал..."[12]. В то время как Лейбниц и Гюйгенс делали блестящие открытия, как в тех областях оптики, где ньютоновская механика была бессильна, так и в самом ее сердце - именно Гюйгенс нашел точную формулу движений маятника. Можно сказать, что решение головоломок в чисто научном, эйлеровском плане, как описывает это явление Кун, велось субстанциалистами не хуже ньютонианцев.
Если понимать под научной рациональностью категорию науки, рассматривающей эффективность получения научных знаний и использования их для научных же целей, то в этом вопросе между соперничавшими парадигмами наблюдался паритет. Дадим определение и технической рациональности - это категория техники, рассматривающая эффективность создания и использования технологий и технологических изделий. В чем же их противоречие, которое воспрепятствовало развитию представлений Лейбница? Наука и техника не одно и то же. Не смотря на единство общей, глобальной цели - удовлетворение человеческих потребностей: наука производит знания об объективной действительности и человеческом разуме, а техника - орудия труда и предметы потребления. Учтя это различие, и аналогичным образом применяя критерий эффективности к определению науки, получим формулировку научной рациональности. Научная рациональность - категория науки, рассматривающая эффективность получения и использования объективных знаний о действительности.
Задача технической рациональности - обеспечение принятия таких технических решений, которые максимально способствовали бы эффективности созданных человеком изделий, устранение проблем, возникающих при их разработке и эксплуатации. Задача научной рациональности - эффективность постижения истины, при чем постижения возможно полного, глубокого.
Соответственно различаются требования, выдвигаемые рациональностями к принятию решений. Требования, предъявляемые технической рациональностью: технологичность решения, скорость его принятия и относительная простота исполнения. Техническая рациональность и прагматизм - это не одно и тоже. Прагматизм выдвигает те же требования по отношению к истине, инженера же заботит не абстрактная истина, а конкретный технический результат. Но техника ограничена в своих целях на каждом этапе своего развития. Среднестатистический инженер заранее знает предельные параметры своего изделия, приблизительные границы своей работы, и они считаются чем-то общепризнанным и известным. От рядового конструктора паровозов ни кто не требовал, чтобы его творения развивали скорость триста километров в час, ветряные мельницы не должны крутиться как пропеллеры, а парусник не должен подниматься над волнами, как катер на подводных крыльях.
Постижение истины выдвигает значительно более жесткие требования. Научное знание не приемлет пятипроцентной погрешности инженерных расчетов, оно абсолютизировано по сравнению с техническим. Истина не может быть установлена приблизительно. В то же время у ученого в процессе поиска истины значительно меньше финансовых и организационных ограничений и требований. Единственное требование, которое необходимо, безусловно, выполнять - непротиворечивость выдвигаемых гипотез объективной реальности и друг другу. Когда ученый совершает несомненное открытие, предвещающее переворот в науке и тем опровергающее многие другие теории - независимыми наблюдателями это приветствуется: его коллеги теперь могут еще на шаг приблизиться к недостижимой абсолютной истине. В то время как в технике революционное открытие воспринимается инженерами только тогда, когда есть реальная возможность его воплощения. В науке так же немедленный результат желателен, но не обязателен. Отрицательный результат, который так часто получается в результате рассуждений Лейбница, приветствуется с не меньшим, а иногда и с большим энтузиазмом.
Выбор между потенциальными парадигмами осуществляется не в кабинете ученого, там всегда найдется слишком много противоречивых и абсолютно достоверных аргументов, и даже не в ярких демонстрациях, какими были публичные варения золота с помощью философского камня, здесь слишком большой простор для жульничества и показухи, - его может осуществить только практика. Выбор между парадигмами сделали не полтора десятка ведущих европейских ученых, они не смогли договориться между собой даже по элементарным вопросам и каждый из них сформировал свою собственную школу, выбор сделала та уже значительная масса европейских инженеров, которой требовались инструменты не для решения абстрактных "головоломок", а удобства при решении технических проблем.
Именно способность решения "технических головоломок", а, следовательно, техническая рациональность той или иной картины мира, определила выбор развития науки.
Для иллюстрации этого разберем последовательно строение трех научных абстракций, которые предопределяли характер соперничавших концепций: монады, атома и эфира и отношения построенных на их базе картин мира с научной и технической рациональностями.
Монады Лейбница - на тот исторический период были вершиной развития субстанциальной теории. Устранив излишнюю абстрактность Спинозовых субстанций, Лейбниц рисует перед читателями своих трудов картину мира, состоящего из бесконечного числа неделимых и непротяженных монад, которые и есть истинные атомы бытия. На первый взгляд монада с остальным миром никак не контактирует - у нее "нет окон", она неуничтожима и неизменяема под воздействием внешних факторов[13]. Лейбниц пытается решить проблему делимости частиц материи: он не соглашается с введением искусственного предела деления - корпускулы, но Декартово деление до бесконечности его так же не устраивает. И он находит выход - качественной изменение частиц материи с их уменьшением. Проблема конечности деления решается путем связи размера частиц с дискретными, хоть и бесконечно малыми, непротяженными частями пространства. То есть протяженные части материи на определенном этапе уменьшения своих размеров превращаются в неделимые, непротяженные монады, которые сами и составляют объем пространства. Это положение целиком укладывается в рамки закона непрерывности, о котором так много говорит Лейбниц, и в рамки открытого им исчисления бесконечно малых.
Но такое устранение порождает множество вопросов: каковы свойства самих монад и каким образом их количество переходит в реальные, доступные нашим чувствам, качества материи? Монады, по Лейбницу, это совершенно отдельные миры, каждый из которых изменяется с течением времени, это бестелесные автоматы, на внутренний, чисто качественный, механизм которых мы никак повлиять не можем[14]. Они изменяются по данным богом законам, и будут существовать до очередного божественного вмешательства.
А вот момент с конвертированием качеств монады в качества обычных вещей остался наиболее спорным и мало проясненным. В коротком письме "Об усовершенствовании первой философии и понятии субстанции" Лейбниц пишет, что энтехелии, как он называет иногда монады, суть активная сила, нечто среднее между способностью к действию и самим действием. В другом письме он прямо говорит, что природа субстанции в силе[15]. И на первый взгляд кажется, что динамика, наука, одним из создателей которой он себя по праву считал, идеально вписывается в такую картину мира и может всесторонне применяться. Пространство, состоящее из подобных сил-монад, вполне детерминировано, настоящее всегда чревато будущим[16] и, одновременно, бесконечные изменения в монадах, предохраняют мировоззрение физика от фатализма. Но физический механизм этого перехода качеств одной монады в качества материи так и не был описан Лейбницем.
Цельная картина мира, никогда не была описана Лейбницем в отдельном сочинении, но выражена им в сотнях писем и десятках работ небольшого объема. Можно сказать, что она достигла своего расцвета, как по объему выражения, так и по влиянию на человеческие умы в "Новых опытах о человеческом разумении", когда Лейбниц критикует механицизм и искусственность в построениях Локка. Приводя элементарный довод, что все тела обладают некоторой твердостью и, одновременно, некоторой гибкостью, то невозможны ни абсолютно твердые атомы эпикурейцев, ни абсолютно жидкая тонкая материя картезианцев[17], Лейбниц одним этим аргументом разрушает рассуждения Локка о твердости тел. Особенно характерно то, что Локк, рассуждающий только на уровне корпускул, явно проигрывает там, где Лейбниц аргументирует свои возражения именно свойствами монад, которые сейчас бы назвали субатомарными: так Филалет утверждает, что тождество вещей в тождестве организации их частей, а Теофил приводит пример "Арго", корабля Тезея, который афиняне чинили так долго, что уже невозможно было сказать, тот ли это корабль на самом деле[18].
С точки зрения научной рациональности Лейбниц явно выигрывает: рассуждая так же понятно и доходчиво, как Локк, он доказывает, что тот слишком много явлений оставил без внимания. В рассуждениях о человеческом разуме и о познании мира они одинаково эффективно познают истину, но Лейбниц доказывает, что познает ее более достоверно. И простота конструкций Локка оборачивается их огрубленностью и искусственностью.
Но у Лейбница присутствует подавление практической пользы картины мира ее целостностью и непротиворечивостью. Он вводит иерархию монад, объявляя душу человека - еще одним их сортом, простой субстанцией[19]. С одной стороны это позволяет связать физические и психические явления, позволяет решать часть теологических проблем, представляя целостную картину мироздания, с другой стороны - оставляет в ней слишком много необъяснимого, еще один качественный переход между человеческим разумом и миром. Лейбниц показывает отдельные аспекты этого перехода, доказывает неполноту понимания этих явлений Локком, но целостной работоспособной "монадальной" системы понимания человеческого разума не создает.
Именно в этом его действии, как в капле воды, отражаются причины, приведшие к ограничению применения его идей. Локк написал свои "Опыты о человеческом разумении" для познания человеческого разума и помощи этому разуму в познании мира. А Лейбниц "Новые опыты о человеческом разумении" создал в первую очередь для опровержения работы Локка и лишь во вторую - для помощи людям. Можно прямо поставить вопрос - рассмотрел бы Лейбниц такой набор проблем, и сделал ли бы он это так тщательно, не будь у него под рукой "Опытов..."? И дело не в конкретном наборе проблем, перечисленных в главах, а том, что ни одна крупная работа Лейбница по логике не доведена до конца, образцы всеобщей науки, о которых он говорил так много, остались лишь планами и конспектами[20]. Как виноград оплетает дерево, так и возражения Лейбница базируются на построениях Локка. Диалог Филалета и Теофила - это не критика Галилеем схоластических представлений, когда в рамках одной работы и опровергалось старое, и давались работоспособные образцы нового, это либо подтверждение очевидных истин, высказанных Локком, либо собрание недостатков его позиции, в купе с небольшим количеством благих пожеланий и конкретных указаний. Лейбниц доказывает, что познает истину лучше Локка, но по книгам Локка могут учиться люди. Последователи Локка могут легко применять его систему в познании мира, а можно ли так применять систему Лейбница?
Отличный пример - Лейбниц предлагает хранить меры длины и времени не в эталонах, а в расчетах явлений - в колебаниях маятника, астрономических явлениях и т. п.[21]. И казалось бы, когда Гюйгенс нашел формулу колебания маятника, это прекрасный способ. Но инженерия, как и политика, искусство возможного - подобные способы хранения мер распространились уже в 20-м веке. Выяснилось, что эталон времени невозможно хранить без эталона длины. А эталон метра, первый из точно установленных основополагающих эталонов современности, был определен более чем через 100 лет - и то он долгое время хранился именно в материальном эталоне.
На лицо именно паритет в продуктивности рассуждений: Лейбниц и Локк действуя в рамках своих представлений о мире, познают его, один более достоверно, другой более эффективно. Но будет ли сохраняться это равновесие при переходе к решению физических и особенно технических задач?
Атом Ньютона, как и монада Лейбница, тоже был звеном в длинной цепи развития корпускулярных представлений. Не даром Лейбниц упорно именует ньютоновскую картину мира эпикуровой, а корпускулы отождествляются им с представлениями Гассенди. Есть в этом и чисто риторический аспект, стремление замолчать успехи соперника, но есть и совершенно справедливо стремление дать атомарной гипотезе четкое генетическое определение.
На первый взгляд, наблюдается паритет в возможностях этих теорий. Например, еще Герике установил, что у часов, погруженных в вакуум, не слышно тиканья[22]. То есть монады, якобы присутствующие в вакууме, лишены не только веса, но и способности передавать импульс, сопротивления, - то есть всех механических свойств. Не проще ли предположить, что их вообще там нет, а вернее нет корпускул, которые механическими свойствами наделены? Но эксперименты в вакууме дают и противоположный результат: в сосуде с откаченным воздухом передается тепло и есть свет, значит что-то материальное там все-таки имеется?
И Ньютон сделал вполне очевидный сейчас ход - он фактически разделил объекты микромира на несколько видов корпускул и эфир. Корпускулы преимущественно обладают механическими свойствами, а эфир субстанциально-волновыми. Деление, разумеется, было не идеальным: свет распространялся не в виде волн эфира, а в виде особого вида корпускул, оказывающих воздействие на ретину, но лишенных возможности передавать импульс, а передача теплоты, которая в действительности осуществляется именно излучением, оказалась функцией эфира. Предусматривался и барьер против сцепления корпускул - каждая из них не только притягивает другие на большом расстоянии, но и отталкивает на малом.
С точки зрения максимального упрощения любых теорий, принципа непрерывности, которые так активно проповедовал Лейбниц[23], это кажется умножением сущностей без крайней необходимости. Если корпускула отталкивает себе подобные - почему она сама не рассыпается на части? Но преимущества такого деления существенно превышают недостатки. Множество физических явлений тут же получает свое объяснение и выстраивается в четкую иерархическую структуру. Возьмем три их основных уровня - микромир, уровень "нормальной" техники, так сказать, земных процессов, и астрономию. Микромир и астрономия увязываются посредством оптики - наблюдение планет в новый телескоп, разложение света, - все это подтверждает строение вселенной. Микромир и технические процессы обыденных масштабов увязываются через гидравлику - ей посвящена вторая часть ньютоновских "Начал..." - именно гидравлика это то звено, которое математически объясняет множество свойств обычного тела на основании свойств одной корпускулы. Механика так же предоставляет множество примеров такой взаимосвязи. Присутствует в гидравлике и еще один переход, который не хотел замечать Лейбниц, - объяснение свойств жидкости на основании качеств твердой корпускулы. Наконец, взаимодействие планетарных законов и обыденных явлений самым непосредственным образом связано через закон всемирного тяготения, который, в свою очередь, базируется на весе каждого отдельного атома.
Рассмотрим процесс взаимодействия алгоритма решения технической задачи с такой картиной мира. И Лейбниц, и Ньютон в решении технических задач использовали методологию Г. Галилея - проблема в начале абстрагировалась в законах и понятиях, а затем конкретизировалась в цифрах ответов. При этом использовались как эксперименты, так и чисто теоретические выкладки. Но каким образом абстрагирование отдельной проблемы может взаимодействовать с картиной мира?
Дело в том, что с одной стороны проблема, проблема конструирования и использования технического изделия редко укладывается в рамки только одного физического закона, таких законов много, с другой - как можно более полное описание этих законов должно быть легко используемым конгломератом формул. То есть необходимо как можно более однородное даже не объяснение, а именно математическое описание большинства физических процессов, с которыми имеет дело техника. Таким образом должна быть возможность не только абстрагирования проблемы в рамках некоей теории, но и его конкретизация в виде цифр.
Например, гидравлика. Читатель может сказать, что Лейбниц сам был достаточно грамотен в этом вопросе и разработал проект осушения долины в Ганновере. И вообще, на первый взгляд, воду модно принять субстанцией без всякого ущерба для техники. Но как тогда подойти к описанию сопротивления этой среды движению в ней тел? Лейбниц не рассматривает этот вопрос. А Ньютон не только рассматривает такие проблемы во второй книге "Начал...", но еще и решает задачи. Предложение xxxv Задача V?? в разделе "О движении жидкости и сопротивлении тел "[24], прямо рассматривает сопротивление шара, движущегося в среде с тем непременным условием, что среда состоит из корпускул. Дается готовая формула, которую может использовать инженер. Например, артиллерист, при расчете полета ядра в воздухе или владелец шлюза для определения элементов движения корабля в канале. В другом месте Ньютон выводит закон, по которому плотность жидкости, состоящей из взаимно отталкивающихся частиц, пропорциональна сжимающему давлению[25]. Рассматривается даже такое явление, как продольная волна в жидкости и Ньютон объясняет ее свойства: принимая жидкость, как совокупность мельчайших частичек, он показывает, что продольная волна не что иное, как совершение этими частичками колебаний по закону маятника[26]. И эту формулу тоже может использовать инженер - при расчете плотин он теперь может определять силу удара волны. Динамика Лейбница в этом вопросе помочь ему бессильна.
Но, допустим, Лейбниц все же попытался бы заняться теоретической гидравликой. Вывел бы несколько формул, основываясь на чисто монадальном характере жидкости. У того же Ньютона есть множество формул по гидравлике, в которых свойства корпускулы никак не фигурируют. Однако здесь вступает в действие чрезвычайно важный момент - инженеру, последователю Лейбница, пришлось бы вести абстрагирование проблемы уже в 2-х картинах мироздания - чисто механической, обычного масштаба, где действовали бы понятные ему механические примеры, и субстанциальной, где все было бы значительно сложнее. Современный инженер, может возразить читатель, буквально жонглирует такими картинами: температурные, электромагнитные, гравитационные поля, в которых движутся ламинарные, то есть фактически субстанциальные, потоки жидкости, и все это в рамках одной задачи по микроволновому подогреву воды, текущей в трубе, эта субстанция должна состоять из атомов. Но современная физическая картина мира - чрезвычайно плотное и связное образование: инженер может подтвердить правильность своих выкладок десятками способов, начиная от элементарной проверки размерностей и заканчивая многочисленными перекрестными ссылками в исследованиях коллег. Если же инженер пользуется уже готовыми пособиями по решению тех или иных задач, фактически учебниками, свободная ориентировка в сложной картине мира для него вообще не обязательна. Тогда же количество ресурсов, которыми располагала наука и техника, было много скромнее, инженер был много ближе к исследователю - множество элементарных сейчас технических проблем требовали серьезнейшей научной работы. Ориентироваться в слабо разработанной картине мира было значительно труднее и введение такого объекта, как монады только затрудняло положение инженера. Как следствие - любая форма изоляции, которой подвергался тот или иной класс явлений, приводила к резкому торможению их познания. То же электричество, которое явно не могло быть объяснено с помощью механических абстракций, вплоть до работ Франклина понималось каждым исследователем по своему и электротехника пребывала, если пользоваться терминологией Т. С. Куна, в допарадигмальной фазе развития, и по степени понимания процессов многократно уступая механике. Ньютон предоставил своим последователям не только математический аппарат для изучения атомарных процессов, но и их картину мира, которая не разделяла процесса микро- и макромиров.
Любой процесс с одновременным участием механики и химии нуждается для своего технического описания в корпускулярной гипотезе. Та же артиллерия и проблема выстрела. Полет ядра описывается уравнениями динамики, но как описать химические реакции в заряде пороха? Корпускулярная теория идеально подходит для составления химических уравнений, когда в реакции только нескольких молекул отражается все состояние заряда. Более того, процесс выталкивания пороховыми газами ядра из ствола так же лучше подходит под корпускулярную гипотезу. А ведь к тому времени уже существовали работы Бойля, Мариотта, Дени Папена - пневматика все больше снабжается законами и это механические, корпускулярные законы. Осуществляется взаимодействие корпускулярного уровня и событий нормального масштаба - качественный переход между ними нивелируется в рамках одного набора формул.
Парадокс состоит в том, что Лейбниц сам заявлял, что машины, созданные богом - живые существа - являются совершенными именно в силу того, что даже процессы, идущие внутри монад, участвуют в их деятельности. Если употреблять выражение В. И. Ленина, можно сказать что в них используется "бесконечность материи вглубь". То есть Лейбниц сам ставил цель инженерной деятельности: использование абсолютно всех качеств предмета в техническом процессе - и чтобы хоть бы приближаться к такому совершенству, необходимо взаимодействие молекулярных и "обычных" процессов. Именно этот момент в сочинениях Лейбница прописан наиболее слабо, свойства монады не конвертируются в динамику, именно он тормозит развитие его картины мира - машины, работающие на основе нескольких уровней организации материи выпадают из его математических описаний.
Задачи по механике и оптики решались и им, вполне успешно, он смог вполне обоснованно опровергать Декарта[27], и вывести несколько новых оптических закономерностей[28], но в таких задачах нет упоминания и, что еще важнее, нет использования, свойств монад! Это не значит, что Лейбниц вообще отказался от попыток решать задачи на корпускулярном уровне. У него есть такие попытки - но в них он очередной опровергает существование атомов, пытаясь показать, что абсолютно твердые атомы сплелись бы в неразрывный конгломерат[29]. Инженер из этого может извлечь только тот факт, что абсолютно твердых тел в природе не существует. Но это он и так знает из ежедневного практического опыта!
Судьба эфира, как у объекта науки, менее радужна, чем у корпускул. Единого набора качеств самими Ньютоном за ним закреплено не было, эфир "Оптики" отличается от эфира в "Диссертации об эфире сэра Исаака Ньютона"[30]. Со времени научной революции 17-го века и до начала двадцатого все те свойства, что приписывались ему, одно за другим отнимались и передавались тем же атомам, электромагнитным полям и многому другому. Существовало несколько моделей эфира, снабженных математическим аппаратом. Но каждая из них оказалась недолговечной - фальсифицирующие опыты каждый раз подрывали их. Обращает на себя внимание закономерность: при постоянном росте авторитета ньютоновской картины мира именно эта гипотеза каждый раз подвергалась ревизии. Эфир сыграл роль своеобразного фальшборта, предохранительного клапана - удачная гипотеза, оказавшаяся в корне ложной, которая, однако, не мешала выводить верные законы природы. Что еще важнее - она не мешала решать технические задачи. Здесь можно провести определенную параллель с флогистоном - еще одной ошибкой, сослужившей науке добрую службу - инженеру уже и не суть важно, как именно объясняется то или иное явление, главное в том, что это объяснение не требует от него лишних рассуждений и может предоставить хоть относительно правдоподобный ответ.
Таким образом разделение проблемы, классификация явлений атомарного уровня помогли Ньютону. Делал ли подобное Лейбниц? Пытался. В работе "О природе тала и движущих сил" он описывал разделение тех сил, что составляют монады[31]. Сила делится на активную энтихелию и пассивную вместе они образуют то сопротивление, что составляет материю и придают ей импульс. Но Лейбниц не сообщил этому разделению математического аппарата. Именно это деление он не подкрепил многочисленными наблюдениями, экспериментами и графиками, хотя в обычных физических задачах он старался это делать. Даже иерархия монад в плане обладания ими сознанием, классификация взаимодействия сознания с монадой прописана им много лучше, и если сравнить объем работ Лейбница и Ньютона, посвященных физике монад и атомов, простым глазом видно, что Лейбниц посвящает этой проблеме короткие сочинения, отрывочные конспекты или вообще письма.
Такая относительная негибкость картины мира Лейбница не могла не отразиться на его методе. Разумеется, в целом Лейбниц использует и дедукцию, и индукцию, анализ и синтез - его невозможно упрекнуть в том, что от какого-то способа анализа он отказывается. Но аспекты применения методов, предпочтения их использования - вот что выдает Лейбница. В сочинении "Об искусстве открытия"[32] он отдает комбинаторике приоритет в постановке вопросов, но в ответах на них предпочитает использовать аналитику. Объясняется это тем, что при аналитике мы рассматриваем сам предмет, при комбинаторике - проявление вне этого предмета. Но в таком случае вся совокупность уже накопленных данных о природе не может быть с легкостью использована в решении данной конкретной задачи! Это не исключает из сочинений Лейбница все его многочисленные требования создания энциклопедии, так напоминавшие проекты Ф. Бекона [33], но инженер, пользуйся он такими энциклопедиями и, одновременно, следуя "Искусству открытия" обречен действовать не так эффективно, как мог бы.
На лицо повторение ситуации противостояния с Локком - Лейбниц продуктивно использует свою картину мира и он добивается успеха - познает мир, но делает это в одиночку. Его ученикам надо быть не меньшими гениями, чтобы сохранять темп познания учителя. И уже Вольф, самый знаменитый из продолжателей его дела, закостенел в бесконечных перечислениях, описаниях и комментариях сочинений своего учителя.
Но в отличии от Локка, Ньютон оперирует цифрами, он ссылается уже не на доводы и аргументы, к которым у Лейбница всегда найдутся возражения, а на решения задач и на факты. И выбор, сделанный инженерами, был однозначен.
Но паритет в научной рациональности, как проявился он? Если сравнить целостность двух картин мира и разработанность их отдельных моментов, то легко увидеть, что они находятся в соотношении обратной пропорциональности. Лейбниц тратил основные усилия, чтобы убрать из нее все противоречия. Конкретные открытия лишь служили этой цели. Он сам утверждал, что в молодости был сторонником атомизма, как наиболее наглядной гипотезы, но потом отошел от нее, видя в ней лишком много несоответствий[34].
Ньютон, воспользовавшись наглядностью атомизма, совершил множество открытий, которые не мог совершить Лейбниц и на их основе сформировал свою, более противоречивую, но и более работоспособную в отыскании истины картину действительности. Множество контрдоводов, что выдвигали Лейбниц, Гук, Гюйгенс, были принесены в жертву этой работоспособности.
Понятно, что противоположности сходятся, и противоречия между Ньютоном и Лейбницем были сняты развитием науки, - мир состоит из делимых корпускул, атом стал всего лишь ступенью в организации материи, - но где же мера условности, что лучше всего подходит для картины мира? Если излишне упростить картину мира, изъять из нее слишком много неясных нам моментов, то мы не сможем продуктивно ее использовать - область известных нам явлений будет очень мала и, не признавая существования непонятных нам феноменов, как не признавал Котес наличие скрытых, читай немеханических, сил, мы очень скоро окажемся в тупике. Если же требовать объяснения абсолютно всем известным нам фактам, мгновенно увязывать их в рамках единой казуальной конструкции, первый пример чего продемонстрировал Спиноза, то мы неизбежно входим в область спекуляций, недостаточно детализированных гипотез. Монада - непротиворечивая гипотеза - не могла быть детализирована Лейбницем именно в силу первичности ее непротиворечивости. А это, в свою очередь, не дает нам возможности конкретизировать выдвинутые гипотезы в решениях задач. Так требование достоверности знания превращается в свою противоположность.
В этом проявляется противоположность научной и технической рациональностей. Лейбниц отстаивал иерархично-диалектичный порядок мироздания, только он мог объяснить все известные ему факты, и его монада получила блестящее подтверждение в 20- веке - внутри каждого атома существует целый мир. Он выполнил требования научной рациональности - и проиграл. Ньютон признавал конечность делимости материи и через двести лет выяснилась вся глубина его заблуждения, но он выиграл - его картину мира взяла на вооружение техника, и последующие открытия, сделанные на ее основе, были записаны инженерами в актив ньютоновский парадигмы. Противоречие между дальнейшим познанием и освоением уже частично познанных объектов - вот основная проблема для картины мира.
Была ли у Лейбница хотя бы теоретическая возможность направить дальнейшее развитие физики не по "корпускулярному", а по "монадальному" пути? Да. Имя этой возможности - волновое движение. Современник тогда описывал переезд из Лондона в Париж, как путешествие в другой мир - окружающее пространство состоит уже не из соударяющихся корпускул, а из субстанций, повинующихся закону распространения волн. Гук, Гюйгенс и другие ученые того времени опирались в своих рассуждения именно на волну, как на одну из основ мироздания. Разумеется, субстанциально-волновая картина мира, будь она даже снабжена более совершенным аппаратом абстрагирования-конкретизации технических проблем, приобрела бы те же недостатки, что и корпускулярная - трудности в объяснении многих классов явлений. Например, при развитии механики газов неизбежен тот момент когда свойства объема газа начинают описываться через свойства молекул, его составляющих - ведь в уравнении Менделеева-Клайперона присутствуем молярная масса вещества, да и вычисление постоянной Авогадро трудно совместимо с субстанцией. Но тогда, в конце17-го, начале 18-го вв. многим последователям Лейбница наверняка казалось, можно отстоять субстанциальную картину мира.
Этого не произошло по нескольким причинам. Во-первых, корпускулярная теория не могла удовлетворительно объяснить ограниченное число физических явлений, в основном из области оптики. А Ньютон хоть и не смог устранить недостатки телескопа рефрактора, добился прекрасного результата с телескопом-рефлектором. Именно Ньютон в рамках корпускулярной теории создал физическую оптику. В ней было множество недостатков, но это была работающая схема, в рамках которой делались изобретения, и дополненная некоторым количеством допущений, она просуществовала еще полтораста лет. Во-вторых, Лейбниц, целенаправленно не занимался волновым движением, а потому отдельная монада в его сочинениях не стала частью волны. Отсутствие математической связи между монадой, которую легко представить волной, и динамикой, не дало развиваться картине мира, созданной Лейбницем. В-третьих понятие поля, которое так органически входило в картину мира по Лейбницу, не получило математического выражения: немецкий философ отказался признать теорию дальнодействия, она была ему непонятна[35], а формуле гравитационного взаимодействия он не позаботился придать собственного объяснения. Формула взаимодействия эклектических зарядов, открытая Кавендишем, осталась в его архиве. Кулон вторично откроет этот закон слишком поздно, когда физики уже будут смотреть на мир глазами Ньютона.
Отдельные работы Гука, Лейбница, Гюйгенса оказались изолированными, не собранными в рамках одной структуры. Инженер мог использовать законы, открытые ими, в рамках их же картин мира, с большим количеством предварительных условий, чем законы Ньютона. Субстанциальная картина мира потеряла темп развития, все меньше открытий делалось в ее рамках, и, как следствие, оказалась на периферии познания.
Литература.
--
Лейбниц Г. Соч. в 4-х т. - Т.1. - М.:Мысль, 1982. - С.433.
--
Там же. - С.430.
--
Там же. - С.437.
--
Там же. - С.430
--
Там же - С.457.
--
Там же. - С.475.
--
Там же. - С.475.
--
Там же. - С.501.
--
Там же. - С.219.
--
Там же. - С.351.
--
И.Ньютон. Математические начала натуральной философии. - М.: Наука,1989.- С.12.
--
Т.С.Кун Структура научных революций.
--
Лейбниц Г. Монадология. Соч. в 4-х т. - Т.1. - М.:Мысль, 1982. - С.413.
--
Там же. - С.413.
--
Там же. - С.272стр.
--
Там же. - С.346стр.
--
Лейбниц Г. Соч. в 4-х т. - Т.2. - М.:Мысль, 1983. - С.125стр.
--
Там же. - С.232.
--
Там же. - С.144.
--
Лейбниц Г. Соч. в 4-х т. - Т.3. - М.:Мысль, 1983. -С.435.
--
Лейбниц Г. Соч. в 4-х т. - Т.2. - М.:Мысль, 1983. - С.146.
--
Кирсанов В.С. Научная революция17-го века. - М.: Наука,1987. - С.262.
--
Лейбниц Г. Соч. в 4-х т. - Т.3. - М.:Мысль, 1983. - С.64.
--
И. Ньютон. Математические начала натуральной философии. - М.: Наука,1989. - С.422.
--
Там же. - С.390
--
Там же. - С.474
--
Лейбниц Г. Соч. в 4-х т. - Т.3. - М.:Мысль, 1983. -С.207.
--
Там же. - С.133.
--
Там же. - С.212.
--
Кирсанов В.С. Научная революция17-го века. - М.: Наука,1987. - С.328 стр.
--
Лейбниц Г. Соч. в 4-х т. - Т.3. - М.:Мысль, 1983. -С.219.
--
Там же. - С.395.
--
Там же. - С.435,437.
--
Лейбниц Г. Соч. в 4-х т. - Т.1. - М.:Мысль, 1982. - С.272.