Аннотация: Крайняя глава. На этом этапе. Скоро будут еще.
Бескаравайный С.С.
АВТОНОМИЯ
Маленькое государство хорошо тем, что его владыка может проводить реформы три раза в день. Надо только уговорить родственников.
Топот десятков ног по лестнице, и сотен - по длинному коридору, чей потолок украшен пыльными зеркалами, а лак на паркете стерт. Все говорят, кричат, торопятся что-то рассказывать и объяснить друг другу. Перемена.
Разбирать слова собеседника лучше на расстоянии вытянутой руки. Как раз двое таких стоят у окна и пытаются понять, что говорят друг другу.
--
Иван Александрович, заказ не желаете!? Можно здорово развернуться!
--
Это серьезно!? - грузный черноусый доцент чуть наклоняет голову.
--
Точно!
--
Что за город?! Юристы за второй взялись?!
--
Берите выше! Страна!
Иван Александрович в начале не поверил. Но у Андрея была такая довольная физиономия, что долго сомневаться не получилось.
--
То самое?!
--
Именно!
--
Это же... - доцент глубоко вдохнул воздух. Причины для радости имелись не только у странника.
Основной студенческий поток схлынул, и кричать уже не было нужды.
--
Подтверждение в клуб придет завтра-послезавтра. Такая дележка начнется...
--
Спасибо за семафор, - кивнул доцент.
--
Пожалуйста. Только тут еще проблема, Иван Александрович, - Андрей со значением поднял палец, - Будем не одни мы. И не только столичные ребята. Смежники ведь придут толпой. Не самые дорогие, иначе бы нас не позвали, но все-таки. Туда надо с готовым товаром являться.
--
Верно мыслишь. А готовый проект в одиночку не потянуть.
--
Я в этот раз без вас, - открестился Андрей, - Со мной Богдан, Анна поедут. Еще компанию подобрал. Нехорошо другое: если наши маститые перессорятся и от собрания я один что-то созревшее выдавать смогу. И вы тоже. Объясните это наверху. Меня еще не послушают.
Доцент сказал, что постарается, но успеха не гарантирует. Странник откланялся и быстро ушел за угол - на лекцию ему надо было в другой корпус.
За окнами первый снег сыпался на голые ветви тополей и каштанов.
Была как-то давно, еще при тоталитаризме, симпатичная приморская автономия. В составе республики. Не большая и не маленькая. На жизнь там зарабатывали курортами и фруктами. Не всё в автономии ушло под курорты и фруктовые сады - прямо от берега начинались горы, так что кроме жарких пляжей, были там тенистые ущелья и ледяные вершины.
Смута не прибавила счастья жителям. Республика откололась от метрополии, но иметь столицу южнее себя, а не севернее, как раньше, местные не захотели. Это была такая разновидность нехотения когда любые слова оппонента только заставляют присмотреться к его горлу. С целью перерезать оное. Началось выяснение отношений, в процессе которого сожгли восемь десятков танков, в землю легли полторы дивизии, в городах сгорела половина домов, но жилищного кризиса не последовало. Претендентов на дома стало поменьше, потому как убежали.
Обычная история.
Дальше дело могло обернуться по-разному. Могли в автономии расплодиться уголовники, завестись террористы, возникнуть наркобароны. Только местные решили, что им все это не нужно. С курортниками проблем меньше и воздух от них чище. Лучше когда старушка сдает комнату туристу и получает от этого денежку, чем когда она продает стакан мака курьеру и получает от него нож в бок. А когда за соблюдение порядка следят соседи по улице - это всегда способствует законопослушности.
Но проблемы автономии от строгости нравов не улетучились. Республика точила на неё ножи. Каждый месяц в прямом эфире угрожали освободительным походом, собирали войско, только до бывшей линии фронта оно почему-то не доходило. По дороге, что ли, рассасывалось? Однако и без реальной войны от подобных шалостей нервы дергались. Да и какой отдыхающий пожелает кушать мандарины и купаться в море, если из этого моря могут вынырнуть десантники?
Словом, уже двадцать лет как нет войны. И мира тоже нет. Автономия понемногу отстраивается. Растут дети. Завозятся книги. Учатся студенты. Из громадного престижнейшего курорта, здесь получился курорт домашний. Для не слишком состоятельных людей, которые не гонятся за лишними звездами на вывесках гостиниц и могут по утрам сами приготовить себе яичницу. Ведь теплое море, галька на пляжах и луна между кипарисами никуда не делись. Шашлыки в ресторанах, целебные воды и чистые простыни тоже присутствовали. А что еще нужно, чтобы спокойно поправлять здоровье?
Все стало хорошо?
Нет.
Случись война, мало кто вспомнит про автономию. Мало ли в мире пляжей и кипарисов, освященных луной? Нужно обзавестись чем-то таким, что останется в голове каждого туриста, про что фильмы будут снимать, что можно занести в справочники и о чем сочинять легенды с байками. Одним словом, чудом, без которого остальным людям жизнь кажется пресной.
Легко сказать. Просто за рекламную компанию агентства берут столько, что автономия могла продать половину своих гор и всех баранов, что там паслись, а толку бы все равно не было. Небоскребами, пирамидами, гигантскими сапогами и золотыми утюгами сейчас никого не удивишь. Изваяй жители гигантскую статую тушканчика - ту бы оставили без внимания. Музеями, и теми не прославишься. Уже и мыши, и салфетки, и табакерки, и огурцы, и даже колючая проволока - все имеют свои музеи, и каждый директор такого собрания костьми ляжет, только бы сохранить уникальность.
Словом, в числе прочих, весьма немногочисленных, вариантов решения проблемы, оказался Заволоцкий. Больших денег он не требовал, отчетности не запрашивал. Обещал не так много, но были у него образцы выполненной работы.
Его пригласили, побеседовали. Оценили. Съездили с парой инспекций, посмотрели, что из себя представляет фирма.
Поначалу не было понятно, какую роль в приглашении сыграл "огнестрельно-правовой контур". Но одно преимущество у Заволоцкого было явным - безобидность. Полисометристы не могли перехватить власть, за ними не стоял серьезный капитал и вообще, пока они казались людьми, которых не успели купить.
Страна, которую надо сделать уникальной - слишком большой проект, чтобы ограничиться царапаньем гениальных идей на салфетках. Нужны продуманные и обоснованные подробности. Мелкие детальки, настолько обоснованные, чтобы их не зачеркнул случайный цензор. Но кого мог привлечь Заволоцкий под свои знамена? Кто стали его резервистами? Собственно фирма выставляла четыре десятка людей. Клуб давал два десятка. Еще полтора - приходило из Академгородка, того, восточного, что основали ближе к Тихому океану. Пятеро - из столицы позапрошлой империи. Остаток до сотни надергивали по весям. Орава получалась весьма разношерстной, и большую её часть Заволоцкий оставил по домам. Выполнять проекты. На месте нужны были люди, которые не станут в решающий момент тянуть одеяло на себя. В число таких рекрутов попал и Андрей. Легальные основания участвовать в деле у него были - в фирме он числился, пусть и на канареечных правах.
Зимой здесь был вечный ноябрь - без снега и мороза, но с холодящим сырым ветром и дождем, от которых хорошо бы спасаться приемом спиртосодержащих напитков. Утренние туманы медленно отступали вверх. Чуть обвисшие пальмы за окном в сочетании с послезавтрашним Новым годом, казались чем-то противоестественным. Впрочем, по дороге встречались милые, совершенно зеленые уголки, которые, наверное, не могла испортить никакая слякоть.
Вокзал встречал гостей строительными лесами, укутанными в пленку. Его перекрашивали и тут же сушили. Колонны получились черно-белые, шахматные.
Мобильные зачирикал и пришлось выпадать из созерцательности.
--
Клубный... Андрей... - Заволоцкий спешил.
--
Да! Мы уже на вокзале! Поезд взял попутчиков! - Андрей заткнул левое ухо пальцем, было плохо слышно, - Так и взял! Вышел человек из леса, проголосовал! Да, записываю!
Скрип блокнота.
--
Сударыня Довлатова, Мишка, - он развернулся к двум другим пассажирам купе, - В темпе выгружаемся и берем такси. Надо успеть.
--
Так и знала, что без этого не обойдется, - Довлатова, аккуратистка и модница, уже оправляла рукава плаща и ставила чемодан на колесики. Складки на её плаще как-то странно гармонировали с переплетениями прически, - Вы скоро?
На деле особой спешки не потребовалось. Багаж они могли нести с собой свободно, а не перетаскивать с места на места, багровея от натуги. Здоровяк Михаил мог плечом раздвинуть особо медлительных. Так что в толчее не застряли. Такси на площади были.
Место, куда их привезли, раньше наверняка было столовой. Уж не известно, для рабочих какого завода, но здесь требовалось вместительное помещение, чтобы смена могла пообедать. Теперь из него сделали гостиницу, однако на ремонт выше трех звезд это не тянуло. Прямо с вещами гостям пришлось идти на собрание. Андрею почудилась в этом какая-то странная закономерность - раньше в городах он крался по углам, но неизменно говорил с кем-то из местных, и это было весело, а теперь он приезжает чуть ли на совещания и объясняет местным, как жить.
В большом зале было человек тридцать. Они расселись по старым, облезлым стульям. Заволоцкий давал указания на ближайшее время, и его сухопарая фигура казалась манекеном, на который натянули свитер.
--
Общее направление вы знаете! С лозунгом "Личность на предъявителя" будьте поосторожней, но общее согласие получено. Каждый, находящийся на территории должен легко получать себе несколько официальных личин. Со всеми бумагами, - у него в руках были листы с какими-то свежими заметкам.
--
Основные обвинения, что нам могут выдвигать: государственная шизофрения покровительство уголовному элементу, баловство. Что отвечать по шизофрении знаете не хуже меня. По уголовщине, - он присмотрелся к залу, - Котенко, да, да, Михаил (указал на соседа Андрея). И Грибников. Сервер уже поставили. Большую часть барахла завезли. Депозитарий паспортов должен быть готов через два месяца. Хотя бы на таможне и в основных офисах человека должны опознавать по пальцам. А фамилию он уже выберет из списка на экране.
Оба кивнули. Работать им придется до чертиков. Хорошо хоть подойдет помощь.
--
По баловству, - Заволоцкий продолжал, - Упирайте на уникальность. Такого романтизма не будет ни у кого. Венеция отдыхает.
--
Что по персонам? - его спросил кто-то из первых рядов, кажется, Диафрагмов.
--
Общая установка старая. Мы очень не нравимся здешнему МИДу и, отчасти, безопасникам. Ну, послы, хоть не одного патентованного пока нет, так вот послы не хотят превращаться в шутов. Нестор Варамиа выражался об этом вполне открыто и официально. Мы им объясняли, объясняли. Пока сами не поймут, не поверят. А безопасники не шутят, боятся инфильтрации. Тут надо работать, Патарая одними рассуждениями не убедить. По конкретным фамилиям второго плана, - он театрально развел руками, - узнаете на улицах и друг у друга.
Это было весьма уместное замечание. В левом дальнем углу сидел официальный наблюдатель и, собственно, наблюдал. Рядом с ним стоял дряхлый кассетный магнитофон, а на первом столе имелся микрофон. Явный и показательный намек.
--
Теперь - детали.
Дружный вздох, шуршание бумаги. Глаза, бегающие по строчкам и рассматривающие схемы, зарисовки и расчеты. С подробностями дело обстояло серьезно. Общая идея дать гостям автономии не просто карнавальные маски, но маски юридические, официальные, такие, чтобы человек смог начать новую жизнь, или вообще вести двойную, да не понедельника, давши себе пустопорожнее обещание, а явно, открыто - эта идея требовала ограничений.
В первую голову следовало поберечься от инфляции, от злоупотребления юридическими личинами. Если человек начнет каждый раз под новым именем брать кредиты и элегантно менять фамилию, забывая внести платежи, то его, понятно, убьют, вероятно, весьма брутальным способом. Ориентироваться будут не по буквам в паспорте, а по отпечаткам пальцев. Развейся такие тенденции, начни люди менять биографии как перчатки - имена превратятся в пустые звуки. Их вытеснят фотографии и отпечатки пальцев, выраженные, по всем этим поганым бюрократическим привычкам, в десятизначных номерах.
Потому юридическая личина не должна была отличаться от персонажа компьютерной игры. Просто имя сможет взять каждый курортник, но имя с кредитной историей - будет уже проблемой. Просто хорошее имя - придется заслужить. Просто личность - её необходимо подреживать. Вдруг на alter ego чиновника окажутся записаны слишком большие траты? Двойнику придется заплатить налоги. Если она месяц нигде официально не покажется - то начнет усыхать. И "умрет".
--
Как по уменьшению компроматности? Подали те параграфы, что снимают ответственность за параллельную аморалку? - Заволоцкий перебирал пункты своих заметок и метался от человека к человеку.
--
Филипп, не свисти, - неожиданно встряла Аглая Юрьевна. Тот, казалось, не расслышал, не обратил внимания, но темп сбавил. И пока шел дальше, остальные начали заниматься своими делами: вполголоса сверять проекты и вплетать новые идеи в общий каркас.
Однако если юридическая личность переставала быть единственной маской, и у человека имелись в запасе другие - то с маской можно было работать жестче, чем с личностью. Ежели субъект может поддерживать десяток своих воплощений, то с одним он расстанется вполне безболезненно. "Гражданскую смерть" воскрешать не хотели. А вот отмечать личины можно было элементарно. Среди прочего, все политические агитаторы должны были носить на груди табличку с цифрой своего дневного заработка. Были предложения по одежде, но по ним сразу возникали споры. Еще юриспруденция...
--
Ты, - Заволоцкий ткнул пальцем в Андрея.
--
Вводится порядок деления адвокатов на право и левозащитников, - странник показал распечатки, - Каждый начинающий - правозащитник. Может утверждать на суде, что его клиент невиновен. Если три раза проигрывает суд включая все апелляции, то становится левозащитником. Не может настаивать на невиновности клиента, а только просит о сокращении срока.
--
Не быстро погорят? Три процесса маловато, так все опытные уже левыми будут??
--
Кто им мешает между первым и вторым десять лет только смягчать наказание? Главное, чтобы не кричали о невиновности человека.
--
А прокуроры? - в записях у Заволоцкого явно были уж готовые возражения, и сейчас он просто сверялся с ними.
--
Аналогично. Им выписываются ограничения по статьям. По убийству - тройной промах, по мошенничеству - восемь кажется, - Андрей тоже сверился с собственными распечатками, - Точно, восемь раз. Как отбрехался - так больше не обвиняешь. Хочешь обвинять, экзаменуешься под новой фамилией.
Потом были разговоры с другими прибывшими. Одной из первейших и очевиднейших проблем было опознание - как люди будут окликать друг друга уже после смены имен. Как показать знакомым, что привычное лицо - уже принадлежит другому человеку. Многоликость дело хорошее, но не в гриме же ходить? Отращивание бород, усов, баков, или же новый имидж у женщин - проблему решали только в первом приближении.
Было еще множество сложностей. Браки, которые могли заключать параллельные личности, оказались еще не самой большой. Конечно, без них было невозможно - как много удовольствий смогут пожать курортницы, что официально будут выходить замуж каждый сезон (или каждый месяц)? Пусть даже за того же самого человека? Курортники тоже не будут сидеть без дела. Решили, что вне автономии такие брачующиеся свои проблемы решат сами. Еще обрубили всякую однополость: дабы невозможно было жениться самому на себе - иначе юристы угрожали "короткими замыканиями", в случае разводных судебных процессов.
Вершиной законодательной проблематики должны были стать налоги и противодействие ничтожным сделкам. Человек, который постоянно дарит самому себе всю прибыль и оставляет мытарям беднейшее свое воплощение - может взорвать экономику. Ограничения тут были иезуитско-равновесного типа: запретительная пошлина на вторую транзакцию между параллельными личностями, налог на скорость перетекания имущества и прочие фокусы.
Но главная сложность была в естественности. Образ поведения надо было вводить не столько через закон, сколько через обычай.
Прежде чем мозги у всех окончательно расплавились, был объявлен перерыв. До вечера. На обед, отдых, сведение концов.
В здании образовался кавардак. Кое-кто из прибывших раньше, уже снял жилье, но далеко не все. А сегодня, когда состоялась большая встреча, ни о каком расхождении по квартирам и речи быть не могло. Надо было элементарно перезнакомиться, рассмотреть лица многих людей, до того знакомых лишь по схемам и проектам. А лица эти были самые разные - прибыли и несколько ребят-первокурсников, и старики. Прекрасный пол тоже представляли все возраста, хоть и так явно судить об их возрасте было бы невежливо.
Словом, из зала вышли не все, а только расселись поудобнее, вытащив припасенные бумаги. Сквозняки, правда, никуда не делись, и на слишком широко открытую дверь начинали кричать. Но и без этого гвалт поднялся такой, что всякая общая магнитофонная запись стала в нём бесполезна - кто будет вычленять еле слышные голоса? А направленных микрофонов они вроде бы еще не заслужили.
Андрей встретил и Симулякра, и Приплодову, и Угла. Был Половинкин - это ожидалось. Прикатила Гриценко - там самая, что придумала ставить зеркала из ящиков фокусников не дверях в помещения, куда посетителям не свойственно заходить под вспышками фотокамер. Прохожим могло показаться, что человек просто исчез. Разумеется, был Дубольцев - и ему приходилось тяжко, как тяжко бывает Атланту под грузом небесного свода: кто другой мог вычитывать отшлифованные идеи на предмет противоречий?
В разговорах подтвердились многие старые сложности. Бедность не позволяла делать упор на вещи. Десятки задумок по односторонним окнам, стробоскопическим уличным фонарям, убегающим от человека спортивным тренажерам, салфеткам в клеточку - должны были пойти третьим, либо четвертым эшелоном. Обычаи должны были внедряться постепенно и, как раз, через маскарад, от которого позднее хотели уйти. У Бояриновой были модели полупрозрачных масок, в которых человек все равно узнавался. Промелькнуло новое приветсвие, которое хотелии ввести на конечных стадиях: "Кто ты"?
Маленькие компании дорабатывали проекты множества тех сообществ, тех микромиров, что могут вырасти на общей грибнице многоликости.
Андрей в связке с Гейдаром Нургабековым и Димкой Хостиковым должен был довести до ума адвокатско-прокурорский устав. И так представить его прокуратуре, чтобы та не сказала "нет". Вернее, сделать так, чтобы там зачеркнули самые возмутительные пункты и оставили существенные. Бумаги разложили в углу на каком-то подносе.
--
Ты слышал - мэрскую гниду посадили? - выдал Димка.
--
Когда? - радостно удивился Андрей.
--
Неделю назад. Что характерно, даже не нашими молитвами. Его просто "слушали". А он всех подряд крыл, как умел. Им в области и надоело...
Еще много было работы.
Немого после полуночи странник проснулся, будто выпал из сна. Большая часть народа уже наработалась до чертиков, охрипла и теперь спокойно почивала. Устойчивые компании, алкоголем подкрепляющие творческий дар, сидели по углам и спорили. Андрей немного послушал проекты очередных лабиринтов, думал повернуться на другой бок, но понял, что не заснет. Отделился от лежака, попробовал встрять в спор, однако без особого успеха. Побродив от одной компании к другой - неожиданно уперся в список на стене. Тот назывался просто "Проблемы". Состоял из двух колонок - внешних неприятностей и внутренних сложностей. Головная часть была отпечатана на принтере, низ дописывался от руки.
И странник - в который раз - узрел одну из знакомых фамилий. Добрый человек из министерства транспорта, того, которое на севере, брал за горло в вопросах поставок части оборудования, и угрожал через транспортную же милицию вылавливать людей с двойными паспортами, когда те на катерах будут выходить в море. В соленых водах контроль автономии был слаб.
Странник почесал в затылке и пошел искать Заволоцкого.
Директор не ложился. В комнатке, где он сидел, пахло чифиром, и пятеро за столом рисовали умопомрачительные схемы подходов к самым разным чиновникам. Андрей, поняв, что на текущего оратора возбуждение распространилось мало, влез в разговор.
--
Я по Иволгину. Транспорт. Могу решить проблему.
Заволоцкий несколько секунд не мог сообразить, что к чему.
--
Ты хочешь кусок дельты от её решения? - и, поняв, что шутка не удалась, пригласил странника отойти.
Андрей не стал особо распространяться. Ему нужны были подходы к человеку для личной беседы и подробности претензий оного человека. Директор ответил, что товарищ жадный и лично для себя желает четверть. Это много. И для проекта, и для местных, и вообще. На севере сидит делегация автономии, пытается утрясти часть проблем, но вводные они получили неделю назад - разве всё успеешь? Своих подходов к Иволгину у фирмы нет. Есть, правда, резервная схема, через две липовые фирмы, и там его доля меньше.
--
Словом, если не будешь биться лбом о пороги и размахивать проектом - езжай. Я тебе помощь организую.
Андрей выехал ближе к полудню, когда убедился, что его предложения не выкинут из Черновика.
Новый год в пути особо не прельщал, ну да это был не первый такой случай.
В одном из больших городов - там, где стоянка по случаю праздника должна была растянуться на час - Андрей скачал немного информации с того малого диска, копии, что он предпочитал держать при себе. И распечатал.
Поезд лениво потащился дальше на север.
За час до полуночи он привычно набрал номер Ксении.
--
Угу, все хорошо. Еду себе. Тут, представляешь, даже шампанское разносят. Да. Да. Тепло. Тебе тоже. Пузико береги. И твоим привет.
Андрей дал отбой, вздохнул, представил, как будет покупать коляску и чокнулся со своим отражением в окне.
Иволгин находился на должности, которая немного напоминает тюрьму. Не распорядком дня, или вредностью для здоровья. Нет. Консерватизмом. Можно даже сказать преемственностью. Ступенькой выше люди меняются с каждым дуновением, с каждым поворотом генеральной линии. Ниже - делают карьеру, медленно растут или увольняются. А в этом кресле, как в застойном пруду, можно просидеть двадцать лет, и ничего не измениться. Что, собственно, Петр Семенович и сделал.
При этом умудрился совместить государеву службу и собственные интересы.
Странник прибыл в столицу третьего января. Бухгалтер ждала его на вокзале. Андрею пришлось быстрей садиться в "бронзовку", потому как рукавиц и тяжелых ботинок не было, а мороз ударил первостатейный.
--
Вера Леонидовна, мне нужна консультация - это еще горячо или уже нет?
Она посмотрела документы и выразилась в том смысле, что материал специфичен. При своем появлении, только выйдя из-под пера, не нарушал общий хаос, что тогда творился. Сейчас он тянет за собой неприятности среднего уровня.
Андрей предполагал что-то подобное и вопрос задал больше для ознакомления её с ситуацией. А вот быстро пройти в соответствующий кабинет ему было сложнее.
Трегубова свое дело знала. Уже через два дням она добилась пятиминутного "окна". Замзавотдела обедал в "Бархате". А после обеда устраивал неофициальный прием - неторопливо прохаживался по галерее ресторана, вдоль ручья, звонко журчавшего в декоративном русле, и решал вопросы. Его сытое, округлое лицо органично смотрелось на фоне восточных божков, расставленных по берегам.
Чтобы не тянуть кота за хвост Андрей сразу показал пару распечатанных документов.
--
Гм, - тот ни сколечко не испугался, а лишь самую малость удивился, - Ваши глубоко копнули молодой человек.
--
Жизнь коротка, архивы вечны, - Андрей решил приспосабливаться к неторопливому стилю беседы.
Поворот, несколько шагов.
--
Простите, вы собираетесь меня этим... напугать? - сарказм в его голосе был с легчайшим оттенком серьезности.
--
Нет. Ни в малейшей степени. Жить хочется, - странник глубоко вздохнул, - Я хотел бы аргументировать.
Собеседник его молчал, видно ждал продолжения.
--
Это аргумент того, что та сторона тоже чего-то стоит. Ни услуг, ни одолжений. Просто снижения нормы прибыли. С двадцати пяти до семнадцати.
Они повернули еще раз, но Андрей решил, что теперь очередь Иволгина.
--
Предлагаете "Сигму" и "Полярис"?
--
Да, та схема.
--
Результаты тендера послезавтра. Подходите, - он протянул руку. Ладонь у него оказалась сухая и неожиданно шершавая.
Вот и все. Столько беготни ради двухминутного разговора и зыбкого обещания.
В указанный срок Андрей пришел к парадному входу в министерство, и его дыхание обращалось в облачка тумана. Он был включен в состав делегации. Дверь, короткий поток горячего воздуха, коридоры, лифты, лестницы. Небольшая комната, где сидящий за столом человек медленно зачитывает список фирм, номера актов, окна доставок. Минута ожидания, другая - и радостные, правда сдержанные, вскрики. В делегации жмут друг другу руки, обнимаются. Есть контракты.
Что ж, дело сделано, соглашение сработало. Теперь надо отступать. Странник почти вприпрыжку спустился по лестнице, однако понял, что сейчас ему надо зайти в бар. Не за выпивкой, но за блеском стаканов, за ароматом. Иначе он не успокоится.
Он повернул в тот небольшой ресторан, что обслуживал большей частью работников министерства, хотя и имел выход прямо на улицу. За столиками почти никого не было, разве только бросился в глаза Андрею один клиент, с абсолютно беззаботным выражением лица. Такое бывает у детей. Он листал какие-то бланки и странник, проходя к бару, машинально скосил на них глаза.
А на третьем шаге после этого, когда Андрей был уже спиной к нему - пришло узнавание. Имя человека - Петр. Личность - бывший владелец неких документов. Бумаги в руках - по устройству прокуратуры в автономии. Форма бланков - принята в том самом городке бюрократов.
--
У вас кофе с коньяком подают? - только и смог спросить он у официанта.
Андрей, рассматривая профиль встречного в зеркала стойки, судорожно пытался угадать, почувствовать - какие проблемы могут возникнуть. Ведь если Петр пользуется теми же документами, имеет ту же базу компромата, он может пойти в тот же кабинет. Все рухнет. Или встречный опознал его? Выяснил, кто нашел молот? И что сейчас делать, как быть?
Петр спокойно закрыл папку, допил свой заказ и поднялся из-за стола. На Андрея не оглянулся. Вышел на улицу.
Странник закрыл глаза и утер лицо ладонью.
--
Может, врача?
--
Все в порядке. Привидение увидел, - неуклюже пошутил страннику.
Ему и правда полегчало. Только пришло разочарование. В самом себе, что ли? Все его дела и обязательства перевесили такой простой и важный разговор. Интересно, к чему бы они пришли? И Андрей очень остро почувствовал, что молодость его - уже не первая.
Но пора было идти. Рассказывать Трегубове подробности.
Когда он сел к ней в машину и описал, как гладко все прошло, она и верно повеселела.
--
Пока сидела здесь, придумала им лозунг, - бухгалтер осторожно выводила "бронзовку" на трассу.
--
Куда, кому? - не понял Андрей.
--
В автономию. Надпись над входом в расстрельную камеру: "Объективная реальность - она только одна".
Странник вдруг засмеялся. Он решил найти Петра. Пусть не сейчас, пусть позднее. Но обязательно с ним встретиться и поговорить.
На пути обратно страннику попался отвратительный вагон. То ли что-то стряслось с печкой, то ли проводник, подлец, слишком подкреплял себя выпивкой, только был такой холод, что приходилось изображать товарный склад, и ничего с себя не снимать. Так в ботинках и лежал под одеялом.
Но мысли все равно заводились.
Насколько случайно он стал самим собой? Нет, паранойей Андрей не страдал, весь остальной мир не подозревал, и умел здраво оценивать вероятности. Ему не подстроили получение документов, однако как тока была нить, приведшая его к полисометрии. Он хотел от своих путешествий сокровенного знания, в итоге получил должность, большую часть счастья ему дала жена, а теперь он воплощает города, похожие на те, странствовать по которым начал уже почти как десять лет назад.
А что с клубом и фирмой? Не приползут ли старые недобрые симптомы? Ведь после этого заказа они уже станут знамениты, выйдут из тени, и все те сотни, тысячи проблем, присущих любому другому бизнесу - теперь возникнут и у них.
Нужно как-то воспитывать детей. Или не детей - это слишком сложно - нужно браться за студентов. Сейчас у них что-то вроде ремесленного отбора: приходят люди, и если им интересно, пытаются остаться. Это хорошая система, но только если внутри неё - стоящие люди. Сгниет клуб, студентов будут учить пиару.
Возить их по городам?
Заставлять придумывать местечки?
Или никого не учить, а просто разбрасывать "маяки", как очередные тайны - придет, кто захочет?
Андрей не знал. Он не чувствовал даже того, что угрелся и заснул. На окнах таял иней - поезд теперь был южнее уреза снегов.
Столовая приобрела рабочий и вид с оттенком добротного канцеляризма. Появились ноутбуки. Люди стали передвигаться методично и деловито. Каждый свободный сантиметр занимали планы, наброски, пометки. Стикеры с важными мыслями лепились даже на ножках столов. Зато на стене красовалось громадная схема - нечто среднее между генетической спиралью и праздничным салютом. Павлиний хвост уникальности.
Андрей, как был с рюкзаком, подошел к ней и долго рассматривал.
В глаза бросались хаотичные бизнес сообщества типа "все на доверии" - компаньоны не должны были выходить из комнаты, пока не провернется операция. Огнестрельное вооружение - по желанию сторон.
Маскарадный кодекс предусматривал кучу ограничений, первым из которых был запрет на маски и неестественный грим.
Хорош был обычай мести жадным телевизионщикам: пока шла излишне, незаконно длинная рекламная пауза, через рекламного агента можно было пропускать ток в сорок вольт и умеренное количество ампер, но только пока тот находился в своей юридической личине.
Вообще хорошо развился обычай "ограниченной мести".
Были и предохранители к нему. Ящики для анонимок оснастили, пока виртуально, холостым приемом - каждый пятый раз, вместо того, чтобы читать доносы, их будут сжигать.
Андрею вдруг показалось, что он смотрит на дерево - как идет рост ветвей, как удлиняются корни.
--
Не понимаю. Вор шмотку прихватил, паспорт выкинул - и свободен? Да эти сволочи в нас виноградными косточками плевать будут. Тут ни один бутик не откроется! - это был чиновник, что зашел через другую дверь. Это даже был помощник прокурора! И его уламывал Гейдар.
--
Далеко не уйдет. Вы про "затухание личины" смотрели? На пять минут можно вернуть его юридическое лицо. Один лишь раз. Зато обвинение предъявить успеете. И косточки на место вправить, - разговор шел явно не в первый раз. Гейдар делал малопонятные пассы, говорил обволакивающе и чуть ли не гипнотизировал оппонента.
--
А чиновник?
--
Ему надо хоть раз показаться в официальном учреждении.
Странник отвернулся, скрывая улыбку. Порядок. Ему же пора было давать очный отчет.
В комнатенке директора теперь стоял компьютер, бумаги приобрели вид стопок и тетрадей, я рядом с компьютером стоял новенький чайник. Страннику серьезно не понравился список - "Решенные проблемы", что висел на самом видном месте, и в котором рядом с фамилиями были суммы комиссионных. Сам Заволоцкий говорил по мобильному, и смотрел чуть не сквозь Андрея. Потом сложил телефон и механически спрятал в карман. Только тут заметил странника.
--
Не помешал? - тот съехидничал.
В ответ длинное молчание.
--
Ты там никого не убил? - наконец ответил Заволоцкий, - Не расстрелял? Не повесил на фонаре? Впрочем, ты и не мог...
--
В чем дело? - резко ответил Андрей.
--
Ты видел прямую трансляцию удара по рукам. Приказа сбросить давление. Придержать лошадей. Прикрутить гайки, - были видно, что директор медленно сатанел.
--
Совсем? От кого? Почему? - странник начал понимать, но только в самых общих чертах.
--
Не совсем. Где-то на треть, - ярость Заволоцкого не вышла из под контроля, а преобрела форму бесконечного ехидства, которое он вкладывал в самые простые слова, - А чиновник не самый крутой. Так, очередной замзав. Только из серьезного ведомства... Мало ли найдется причин не иметь страны, где можно получить личность на предъявителя?
Андрею стало очень неуютно. Будь перед ним крупный чиновник, странник вышел бы из кабинета и пропал в туне. Навсегда.
Но директор шипел все тише и тише, больше обращаясь к самому себе. Странник без особых церемоний уселся на койку и стал ждать, когда начальство одолеет первый шок. У него и самого досада имелась: такая пробежка, выдумка, риск - и все даром? Надо было остудить желчь.
Вскорости Заволоцкий пришел в себя, налил чаю, и, свирепо протеев физиономию, начал вызванивать команду.
--
Не знаешь, где тут черная краска? - он прервался посреди разговора.
Странник пожал плечами.
--
Надо будет затереть лишнее на схеме. Но совсем мы не умираем. Просто вводим систему в два этапа. Рабочая ситуация.
Андрей кивнул. И когда подошли многие из команды - выслушивали директора, и ругались на чем свет стоит - он был спокоен. Просто гримаса судьбы. Обойдем её, и будем двигаться дальше. Все поправится, наладиться. Надо только оставаться самими собой.
-Сентябрь2006
P.S. Поскольку действие происходит не в нашей Реальности, то всякая попытка выявить сходство или провести параллели - остается на совести выявляющего и проводящего.