Аннотация: Проблемы старого судьи на гладиаторских поединках роботов.
ПРОВИЗОР СПРАВЕДЛИВОСТИ
Отвешивая презрение младшему - сверяйся его орденскими планками.
Армейская мудрость, редко соблюдаемая высшим командным составом.
На дисплеях открывались рабочие окна - за стеклами и слоями жидких кристаллов. Это были окна, щели и замочные скважины в маленький мирок боя, в место огня и стали. Три человека за пультами маленькой комнаты доделывали мелкие, вечно мешающие полету мысли, операции.
Дернулась ручка двери и в пультовую зашел высокий, сухой, уже сильно пожилой человек.
--
Михалыч, ну сколько можно, тебя только ждем.
Он не заметил упрека и спокойно сел на свое привычное место.
--
Что делаем сегодня?
--
Вариант с баранами, - ответил раздраженный геймер в засаленной футболке, - Хорошая достоверность.
Повинуясь команде, мир боя открыл первую картину. На ринг, размером с хорошую детскую площадку, вышли две конструкции, не слишком смахивавшие на баранов. Винтовые рога сменились заточенными ухватами, а лбы сверкали полированной нержавеющей сталью. Только у одного сталь была с насечкой, а у другого - совершенно, как зеркало, гладкая. Объективы камер, заменявших им глаза, были спарены с лазерными прицелами.
Соперники, как и полагается опытным бойцам, стали по краю обходить засыпанную песком площадку, ощупывая друг друга красными лучиками. Полкруга, секундная остановка, снова движение - и вот они уже несутся навстречу, стараясь держать всю массу дела на одной линии. У самого центра ринга, когда до удара меньше четверти секунды, обладатель зеркального лба подпрыгивает и превращается метательный снаряд, несущийся в холку соперника. Тот бросает себя в сторону, уходя от удара, но не удерживается, и вместо того, чтобы поддеть оппонента ухватом, распороть ему провода или гидравлику, сам катится по песку. Тут же встает и успевает подставить лоб удару "пилота", который только разворачивался после приземления.
Из стальных пластин высекаются икры, а соперники торопятся разойтись. Но не к краям арены, а только на половину радиуса.
--
Он прыгнул слишком поздно, не успеют представить зачем, - резким, хрипловатым голосом, заметил опоздавший.
--
Гордей Михайлович, - геймер откровенно разозлился, - Это же будет понимание post factum, самое ценное.
--
Начало боя: слишком рано для таких штучек, заумно, - жестоковыйный старик был непреклонен, - Отыграй назад.
Обладатель засаленной майки чертыхнулся, но один из его подчиненных отдал команду. События послушно отмотались.
--
Полсекунды? - спросил он.
--
Шесть десятых, - ответил старик.
Теперь прыгучий "баран" отрывался от песка раньше, и его задумка была вполне понятна зрителю. "Насечному лбу" хватало времени подставить ухват, но толку из этого не выходило - летун успевал перегруппироваться в воздухе. Пробный удар лбами и новый разбег.
Третий геймер не обращал внимания на изображения и делал какие-то заметки к бесконечному сплетению цифр и формул, плывущих перед ним на дисплее.
--
Сдвинь пятую камеру ближе к зениту, - старик руками показывал, какой ракурс он желает видеть на экране.
Точка обзора - в виртуалке с камерами было слабовато - сдвинулась, и Гордей Михайлович остался доволен картинкой.
Схватка пошла своим чередом. Прыгать больше "бараны" не пытались, разбега не хватало, а только пару раз классически, можно сказать, натурально, вышибали из лбов искры. Эти удары были видны очень хорошо - столкновения штампованных стальных элементов давали на максимальном приближении, на других экранах показывали копыта, упиравшиеся в песок.
И вот, когда разбегаться в очередной раз стало глупо, противник летуна, насечка на лбу которого немного потеряла в строгости линий, выпустил из задних копыт лезвия. Это продемонстрировали отчетливо: полоска металла выходила из пластикового цилиндра, рыхлила песок, а потом кадр менял масштаб - и от уже "баран" делает сальто, противоестественно выгибая задние ноги и пытаясь достать лезвием уязвимые зоны соперника.
Промах.
Оппонент нашелся как ответить - передние копыта были с "пальцами", небольшими манипуляторами. Получилось что-то вроде приема дзюдо, но благодаря выверту ног, противник отделался небольшими повреждениями. Схватка перешла в ближний бой, стала походить на разборку каратистов, насытилась новыми элементами - "бараны" норовили вспороть друг другу животы или перерезать глотки.
Темп сильно увеличился, и чтобы уследить за всем приходилось наблюдать сразу несколько окон на одном дисплее. У обоих чередой пошли "ранения" - вот коротнула левая задняя нога "зеркальнолобого", вот погас лазерный прицел у его соперника. Наконец, закапала гидравлическая жидкость - полетела система в задних конечностях "летуна".
--
Почему красная? - поднял бровь Гордей Михайлович.
--
А какая?
--
Обычная, без красителей. У них нет меховой отделки и глазных муляжей, зритель их живыми не считает.
Наверняка он мог бы еще долго говорить про нежелательное моральное напряжение в середине схватки, легкий обман ожидания, но неряшливый геймер молча поднял руки.
Схватку запустили вновь, и спустя всего три секунды она закончилась: зеркальнолобый робот воспользовался собственным вытекающим маслом как смазкой, вывернулся из объятий противника и ухватом распорол ему брюхо. Искры, подергивание и все.
Победитель пытался раскурочить грудную клетку проигравшего - некоторое время вгонял туда лезвия, но сам скоро упал.
С последним движением на ринге старик замер и с четверть минуты сидел безо всякого движения.
--
Еще одно - лезвие при выходе из копыта должно меньше рыхлить песок. Он его затеняет. Организуйте блик на металле. До свиданья.
Вышел из комнаты.
--
Ему понравилось, - уверенно заявил рассерженный геймер.
Двое остальных не возражали.
Сам же Гордей Михайлович, деревянной походкой шествуя к лифту, уже почти забыл перипетии поединка. Если держать в памяти детали всех боев, то и свихнуться недолго. Да и зачем помнить не бой даже, а так, репетицию, прокрутку вариантов, какими умучивают себя штатные игроки-программисты перед настоящим боем. Консультации давали приработок и небольшое развлечение.
Его профессией было судить поединки механизмов.
Начинал он еще сорок лет назад обыкновенным боксером. Карьеры не сделал - врачи прямо намекнули на сохранность мозгов. А ринг, этот тесный квадрат, огороженный тросами, пятачок воли и упорства - уже стал частью его души. Пришлось, срывая ногти и часто недоедая, уходить в рефери.
Здесь у него получилось лучше - спокойствие и быстрота реакции выручали. Гордей Михайлович, презирая брать взятки, стяжал серьезную, добротную репутацию. Его стали приглашать везде, где не сложилась слишком уж строгая иерархия рефери, вроде закрытых элитных кланов куда могли пройти лишь самые свои люди. Судил он и бокс, и К1, и бои без правил. Стал своего рода универсалом.
Но одним вечером, когда ему стукнуло сорок, коллеги затащили его на поединок роботов. Убогое и ничтожно зрелище - по площадке катались две тележки, оснащенные подобием таранов, и пытались столкнуть одна другую в яму с огнем. Гордей Михайлович, мышление которого растормозилось после праздничного обеда, был поражен. Но не скудостью ума механиков, а плохой организацией этого дела: только один комментатор, надрываясь подобно уличному гаеру, пытался внести интригу в поединок. Победитель оставался на ринге в одиночества или считался по количеству дырок в корпусе. При исполнении мечты сотен организаторов - боя до смерти - поединок был скушен. Гордей Михайлович увидел громадную нишу, поле деятельности - человек должен судить роботов. Не по килограммам и скорости разбега - а по своему произволу. Победа должна даваться за красоту ударов, артистичность гибели, умение нанести смертельный выпад за секунду до конца схватки. Судья должен решать исход боя по справедливости.
Словом, на второй день он пришел в тот самый зал.
Не все оказалось так просто. Коллеги элементарно приняли его за сумасшедшего. Идея приза зрительских симпатий тоже была не нова, и каждый день воплощалась телевидением в сотнях викторин. Наконец, сами роботы, управляемые конструкторами-любителями, не являлись образцами боевых машин: дрянное железо норовило сломаться в самый ответственный момент, а игроки не отличались хорошими бойцовскими навыками. Он написал пару статей, выступил в десятке спортивных программ. Его разглагольствования свелись к простой формуле: люди ложны понимать мысли роботов. Если каждый болельщик на трибунах стадионов считает себя умнее футболиста, видит его решения, то почему они не должны понимать логику боя машин? Зритель должен при одном взгляде на боевых крабов представлять себе самые лучшие их приемы. Интуитивность выводов, обгоняющих мышление - эту черту так любят в человеческих состязаниях и самой судьбой ей уготовано переселиться в мир машин.
Безрезультатно - идея казалась блажью.
Гордей Михайлович оказался в положении летчика, которому еще не построили самолета.
Но предвидение, озарившее судью в сороковой день рождения, начало сбываться. Через пару лет роботы стали походить на нормальные, рабочие машины, а не на груду вторсырья. Их электронные мозги научились управлять механизмами на уровне ящерицы - оператор-человек, как соперник компьютера, превратился в редкость. Находились, конечно, любители подраться с машиной, но для программ это всегда были игры в поддавки. Одновременно прогремели скандалы - с гимнастами, прыгунами в воду и с его любимыми боксерами. Продажность и сговорчивость разных судейских бригад так явно вывалилась из темноты, что скривились даже самые непритязательные.
Судьба повернулась к нему лицом, и оставалось сделать только последний штрих - покрепче ухватить её за челку. Судейство должно было стать явным, ощутимым и очевидным, чтобы каждый соглашался с его вердиктом. Быть на ринге было просто необходимо, а увертываться от летящих кусков железа невозможно. Он же должен был стать еще и комментатором, убеждающим публику в своей правоте.
Потому на песок арены вышла голограмма. Призрак, исполнявший все функции судьи, кроме непосредственного растаскивания бойцов. Для электронных мозгов и металлических туловищ - в этом не было необходимости. Сам Гордей Михайлович сидел за ареной, в костюме оператора. Движениями пальцев и лица он управлял призраком, и заодно комментировал события.
И так родился очередной вариант гладиаторских боев. Не вдруг, а за десять лет. Обыкновенной популярности, со своими завсегдатаями и не слишком большими группами поддержки. Судье пришлось написать книгу, одно время - возглавлять ассоциацию. В этом новом мирке Гордей Михайлович стал патриархом, непререкаемым авторитетом, чье слово - закон. Он ведь был основателем, пророком нового вида спорта.
Сегодня вечером он должен был судить очередной бой.
Перед этим предстояло еще одно выяснение отношений. В здании через пару кварталов.
Здесь был уже совсем другой коленкор. Гордея Михайловича пригласили не как арбитра изящества, высшего авторитета, а скорее в качестве подопытного кролика. Но и не пойти было нельзя - те самые продюсеры, спонсоры и устроители зрелищ, что раскрутили новый мирок механических боев, теперь желали испытания новых трюков.
Судью пригласили в медицинский бокс, такой же как и тот, что стоял позади сцены, и облепили датчиками. Пришлось обслуживать поединок. Тоже виртуальный.
--
Как совпадение? - спросил он, выпутываясь из проводов.
Собеседник, посмотрел в его невыразительные, бутылочного цвета глаза, и молча протянул распечатку.
--
И когда это пойдет в дело? - он умел держать удары судьбы.
--
Через полгода. Максимум - восемь месяцев. Увяжем всю схватку в одну петлю, - собеседник чуть усмехнулся, - Но тебе-то уже нечего бояться.
--
Мг, - судья отдернул пиджак и, не прощаясь, вышел из комнаты.
Как ни отворачивайся от часов, время все равно идет - и вот Гордей Михайлович уже в центральном комплексе. Большое здание, специально выстроенное три года назад под гладиаторские поединки роботов. Угловатая, стеклянно-бетонная архитектура, и ощущение непрерывного опасного движения, хищности, что накатывалось на каждого входящего. Багровый гранит ступеней и чернота железных кованых перил.
Имидж требовал мрачноватых оттенков.
Боковой вход, суета коллег. Судья давно уже воспринимал как должно те знаки почета и почтения, что оказывались ему молодежью. Равно как и клички - "немец", "самурай" - которые изредка доносились со спины. Главное, чтобы они не мешал ему работать. Сегодня придется иметь дело уже с третьим погружением в вируталку, пусть на этот раз железо и будет настоящим. Подобное утомляет. Потому Гордей Михайлович взял перерыв, четверть часа полудремы в маленьком каморке у пультовой.
Зуммер телефона - с ним хотела говорить дочь.
--
Па, мы тут машину грохнули. А Словакия через два дня.
--
Кто за рулем был, Семен?
--
Ну, пожалуйста, - дочка начала длинно рассказывать, как им надо успеть на фестиваль, а вещи еле в багажник помещаются.
Судья закрыл глаза. Когда он не видел первых морщин на лице дочери, ему казалось, что она - еще совсем школьница, только сдавшая на права. Так легче было согласиться. Хорошо хоть внукам пока было рано интересоваться машинами.
--
Добро, бери. Код замка не менял.
Первый звонок, ему пора облачаться.
В пультовой он всегда работал один, выпроваживая коллег. Так требовала память о прошлых, боевых днях - в некоторых вопросах он доверял только себе. Его родной, до боли знакомый костюм. Датчики прилегают к телу, внутренности комнаты заслоняются очками, слышны успокоительные сигналы контрольных систем. И вот интерфейс в очередной раз сплел иллюзию, обманул его чувства. Только вот судья давно не считал это обманом. Ведь не может же в самом деле, голограмма, расхаживающая перед зрителями, видеть своими глазами? Нет. Те сотни камер, что рассеяны по арене, создают образ поединка, ту копию, что жаждет быть лучше оригинала.
И вот он ощущает себя стоящим на песке. Прямая спина, чуть оживившаяся мимика. Софиты бьют по глазам, и публика гудит на трибунах, отгороженных плексигласовыми панелями.
--
Леди и джентльмены! - Гордею Михайловичу нет нужды держать в руках микрофон, голос его призрака обволакивает зал. Слова длинного, напыщенного приветствия надо говорить, вкладывая в них душу. Только не перестараться, оставить на потом, - Сегодня мы увидим... пять боев! "Ежи", "Страусы", "Броненосцы", "Андроиды" и, новинка сезона! "Кентавры"!!
Теперь надо пропустить вал аплодисментов и резко поменять стиль. Крики не должны мешать бою. Все дело в коротких, но максимально емких комментариях. Слова судьи не опережали события. Электроника в грудных клетках роботов учитывала малейшие случайности, вроде разлетавшихся песчинок и случайных вспышек, потому рисунок боя был уникальным. Гордею Михайловичу надо было предвидеть, почувствовать следующий ход соперников и сказать об этом. Не прямо, но намеком той степени прозрачности, которую люди могут быстро расшифровать. Зритель должен был одновременно видеть, что происходит на песке, и понимать это.
--
Первый бой, - судья отошел от центра арены.
Из темноты коридоров на песок выкатились два колючих шара с локоть диаметром - синий и красный. Сантиметровые иглы аустенитной стали, хорошие аккумуляторы. Те же лучики лазерных прицелов, совмещенных с объективами камер.
Шары раскрылись, показав зрителям небольшие лапки и длинные, оснащенные иглами хвосты, на манер дикообразьих. Морды были треугольными, чуть вытянутыми. Они не стали ходить вокруг да около и прямо бросились навстречу.
--
Хитрость! - только и успел произнести судья, как оба хвоста ударами подняли песок и попытались запорошить "глаза" соперника. Получилось облако, от которого оба "ежа" синхронно отпрыгнули и постарались ухватит противника сбоку. Микрохоровод вокруг оседавшей пыли.
--
У обоих суставы не держат песка, - дело было совсем не в суставах, а скорее в уязвимости проводки, но значения это не имело.
Еще пару минут "ежи" маневрировали, выгадывая расстояние и угол атаки. Стало ясно, что толку из этого не будет. Судья только успел предупреждающе поднять палец, когда началось решительно столкновение. Синий, в тот момент, когда красный был в воздухе, мгновенно содрал с себя колючую шкуру и попытался ей, как сетью, накрыть противника. С первого раза не получилось - тот пожертвовал собственной оболочкой и обрел свободу. У синего в лапках остались две намертво сцепленные колючки.
--
Две минуты до конца поединка, - почти равнодушно заявил судья.
Синий, держа шкуры и балансируя на задних лапах прижал противника к бортику, но тот исхитрился, на месте сделал обратное сальто и получил доступ к ногам синего. Тот, в свою очередь, смог вцепиться ему в зад. Камеру дали большее разрешение, и выяснилось, что вместо клыков у этих ёжиков - по два сверла.
Финал занял тридцать секунд - красный отгрыз синему ноги, но сам лишился аккумуляторов. Синий добыл чистую победу - так как смог раскурочить материнскую плату противника.
--
Истинным благородством здесь и не пахло, - судья вздохнул и объявил рекламную паузу.
На сцену выехали уборщики.
Следующие бои не вышли за грань просто хороших схваток. "Страусы", располагавшие петушиными шпорами размером с серп, выкручивали ноги под самыми неожиданными углами. Еще у них были перья - короткие жестяные пластины, которые расправлялись на подобие павлиньих. В итоге один просто не удержал равновесия, и ему отсекли голову. Хохот на трибунах и пожатие плеч Гордея Михайловича. "Броненосцы", укрытые гравированной чешуей, маслянисто блестевшей под электрическими лучами, оказались крутыми ребятами - превратившись в большие прыгающие шары, они попытались сыграть в бильярд и теннис одновременно. В итоге один раскрылся на лету и оплел другого. Еще минуту они возились в партере, но инициативный, пожертвовав хвостом, и почти прогрызя панцирь закулилвшегося, посадил у себя аккумуляторы. Судья объявил его победителем - по соображениям инициативы, как сказал он публике.
Андроиды - не похожие лицами на людей, полное подобие было запрещено - устроили обыкновенные бои без правил. Это было бы совсем скучно, не гори во лбу у них по ацетиленовой горелке. Ну, и еще пятки были из литой бронзы. Горелки применить так и не удалось - оба старались избежать захватов и вообще борьбы. В результате обладатель красных шевронов умудрился пальцами вырвать кусок легкой брони у обладателя синих. Пластина пролетела сквозь голограмму судьи. Дальше было дело техники, но Гордей Михайлович присудил ничью - синешевронный умудрился еще целых сорок секунд драться на близкой дистанции.
Наконец, пришло время главного боя. Судья поглубже вздохнул и почти ощутил песок, потом щебень, еще ниже булыжники и железобетон, что составляли основу арены.
--
Новая разработка! Повышенный интеллект! Ускоренные реакции. Кентавры!!
Те были, натурально, с лошадь размером. Человеческий торс сохранили в оригинальной пропорции. Их покрывали не шкуры и не пластины брони, а сплетение множества металлических тросов, проводов, колец. Живая кольчуга, что могла стягиваться, перемещаться по телу. Она так хорошо переливалась всеми металлическими оттенками - от серо-стального, полированного и синего, цвета побежалости, до изжелто-латунного. Упряжь отсутствовала, зато имелись галуны - красный и синий.
В круге песка, что совпадал с ареной еще советских цирков, им было не то чтобы тесновато, но простора не чувствовалось. Гордей Михайлович, понимая, что сейчас он зрителю обзора не заслонит, стал точно в центр, стараясь не поворачиваться спиной к топчущим песок копытам.
Бойцы повели себя осторожно, и боком обходили арену. Судья поворачивался на манер часовой стрелки. Поняв, что вот через терцию времени они бросятся друг на друга, он просто отключил голограмму.
А они, прыгнув вперед, замерли в метре от точки столкновения. И прежде чем успели отскочить обратно, Гордей Михайлович вернулся туда, поправляя свой галстук-бабочку.
Подавленный крик, единый вздох зрительного зала - и глаза, которые пожирали эту троицу.
Судья подумал, и тихонько отошел вбок.
Кентавры медленно начали сходиться - программы гнали их на выяснения отношений, каждую секунду простоя повышая в расчетах степень допустимого риска. Пара обманных финтов копытами, легко разгаданных каждой стороной, попытки запорошить объективы песком, имитация прыжка. Резкое лошадиное ржание, непонятно по какому поводу вырывающееся из человеческих голов.
Все не то.
Гордей Михайлович поднял руки, ладонями вперед. Он будто ощупывал ту ось напряжения, что установилась между двумя конскими корпусами. Тут главное было не дать знак слишком рано.
Начало движения! Хлопок судьи в ладоши, гортанный вскрик. И зрители созерцают, как в едином порыве красногалунный кентавр кувырнулся, вывернулся невероятным финтом и попытался достать противника всеми четырьмя копытами. Опирался он на руки.
Синешегалуный отскочил, сам попытался ухватить его за копыта, но опоздал, маневр совершился - стороны вернулись к исходному состоянию. У обладателя синих галунов была слегка помята левая половина человеческого живота, бронзовые колечки на ней расползлись, отрывая шланги и поршни гидравлических систем.
Гордей Михайлович чуточку картинным жестом стряхнул пыль, проникавшую сквозь рукава его голографического костюма, и поднял руки как дирижер, готовящийся дать первый взмах симфоническому оркестру.
Только в эти мгновения его лицо жило - и никто не мог назвать судью равнодушным.
Снова мелкие перестановки копыт и подергивание хвостов, скрывающих в себе кистени. Было в этих движениях что-то от выездки, от роскошных конных соревнований, на которые лошадей свозят с половины мира. Начало сближения - и чуть заметные жесты судьи. Его ладони живут отдельной жизнью, точно копируя, а то и на секунду опережая движения бойцов.
Финты, приседания - и вот синегалунный ставит передние ноги шпагатом, падает вперед, но его человеческие руки успеваю схватить передние же бабки красногалунного. На секунду борцы замираю пародией на античный горельеф: обладатель красных галунов пытается отвертеть голову синегалунному, но тот медленно поднимается из шпагата, лишая противника точки опоры.
Пришло время оружия - раскрываются полости, спрятанные в механизмах, и высовываются лезвия, и выплескивается кислота. Руки и копыта обоих превращаются в еле заметные глазу молоты, сокрушающие все на своем пути.
Гордей Михайлович поднимает руки в тот самый миг, когда кентавры отбрасывают друг друга.
Голова синегалунного болтается на креплениях и проводах, левой руки нет, но и ноги красногалунного не желают слушаться его. Кольчуги разорваны в десятках мест, а кое-где и дымятся, растворяемые кислотой. Локти и копыта кентавров блестят гранями клинков, а в грудь лошадиных корпусов украшают натуральные тараны - заточенные пирамидками, они уже успели покрыться пылью.
--
Они будут брать на умение, не доверяют грубой силе, - судья откомментировал затишье.
Правда и неправда одновременно - красногалунный не мог больше рассчитывать на виртуозные финты, ему надо было подманить соперника под таранный удар. Сейчас он или опирался сразу двумя передними ногами, или балансировал на задних. Кроме того, и публика это очень хорошо знала, у каждого в запасе имелся еще финт, секретное оружие.
--
Сходятся, - Гордей Михайлович уже не комментировал, священнодействовал.
Они приближались без финтов, решив вложить все умение в обманы на ближней дистанции. Синегалунный резко выбросил вперед оставшуюся руку, и воздух распорола молния. Противник был на секунду парализован, но безрукий кентавр пошел ва-банк, запасов энергии почти не сталось. Прыжок, удар - и вот он топчет копытами, рвет лезвиями поваленного краногалунного. Хорошо рвет - кольчуги на одном богу почти что и нет, рассыпаются внутренние механизмы, и сейчас огонь сожрет неудачника. Но лежащий на песке, только приходящий в себя кентавр, не стал отбрыкиваться - шансов почти не было. Он просто перекатился на другой бок. Синегалунный по второму разу стал рвать кольчугу, пробиваться к аккумуляторам, но сил уже не хватало - медленней опускались его копыта, не было замаха.
Красногалунный встал, выбрался из-под ударов. Выглядел он не очень, пошатывался и местами искрил. Чуть отошел, взял разбег своей стреноженной походкой и грудным тараном приложил соперника. Тот осел на задние колени, но не упал. Карасногалунный попытался ударить его задними копытами - оторвал голову, почти сбил человеческий торс, но синегалунный стоял прочно.
--
Он заклинил суставы.
Кентавр будто услышал судью, попытался разбить сочленения замершему сопернику, но и у него силы были на исходе. В итоге почти все оставшиеся резервы он обратил в точно такую же молнию, какой парализовали и его - только руки держал прямо на корпусе, украшенном синими галунами. Это больше напоминало дуговую сварку. Металл плавился, но до плат он так и не добрался. Умирающие роботы могли еще долго разбираться, кто из них невозмутимее сносит удары судьбы. Наступал миг, когда зрителю станет скучно наблюдать за боем, и за мгновения до того, как среднестатистический созерцатель вынесет свое решение, надо...
--
Вот и победитель!! - провозгласил Гордей Михайлович, прерывая поединок. Рявкнула сирена, зажглись другие прожектора. - За хладнокровие и выдержку, за героическое взятие инициативы, он объявляется выигравшим!
Красногалунный оставил противника и подковылял ближе к судье. Встал на колени, чтобы голограмма могла положить руку ему на плечо.
--
Допускаешься к восставнолению. Тебе полностью сохранят память о нынешней схватке.
Одобрительно ревела толпа на трибунах.
Гордей Михайлович поклонился зрителям, а кентавр заковылял к выходу.
Представление закончилось - все схватки не заняли и трех часов. Судья выбирался из операторской упряжи и одевал свой обычный костюм-тройку, когда в дверь заскреблись. Полминуты спустя он повернул рычажок замка.
--
Вы ведь смотрите на программные коды, потому и угадываете?! - выпалил в лицо журналист. Он был загримирован под кого-то из обслуги, потому и смог дойти до этой двери.
--
Сейчас тоже, как по-вашему? - невозмутимо поинтересовался судья, нажимая кнопку выведенной на лутку сигнализации.
--
Значит, вы признаете!! - радостно взвился журналист, но тут ему в ногу вцепилась двухголовая роботизированная такса. Гордей Михайлович спокойно закрыл дверь, отгораживая себя от криков и стонов - пока эта тварь не сжует все электронное, жертву не выпустит. Вернулся к пульту за пиджаком.
Надо было отдохнуть и подумать. Не в тишине квартиры, но среди людского гомона и звона стаканов. Был только один бар, где судью знали так хорошо, что всегда могли найти столик и одновременно не лезли с книгами для автографов. Еще там круглые сутки крутили записи старых боев.
Он поправил воротник рубашки, открыл дверь, перешагнул через журналиста, отчаянно пытавшегося спасти хотя бы сотовый телефон, и неторопливо зашагал в "Сизую стружку".
Там, среди вспышек и грохота, потягивая свой безалкогольный - проклятые годы -коктейль, он размышлял. Второй чисто виртуальный поединок, который он судил сегодня под присмотром специалистов - одновременно судила программа. Их вердикты совпали. Точно так же она создавала голограмму, которая отпускала те же глубокомысленные замечания и меняла выражение лица. Он не смог отличить свое изображение от машинного.
Судьи гладиаторских поединков роботов скоро исчезнут. Зачем платить им гонорары, когда можно переписать программу с носителя - и это программа будет свободна от обвинений в подкупе, больших гонораров или даже обыкновенных капризов. И каплей человечности тут себя не объявишь - много таких желающих, разжиться на халяву.
Потому Гордей Михайлович с неподвижным лицом сидел среди вспышек света и поминал свою профессию. Заодно искал выход. А на душе было пусто и страшно, как в черепе очередного механического монстра, из которого вынули всю электронику.
Это была странная ночь. Компании вваливались в двери, разбрасывая створки, одиночки входили, аккуратно поворачивая ручку. Они отмечали свои даты или находили пару, нечаянно разбивали чашки и показательно безобразничали. Они так проводили время, развлекались - и это праздник жизни казался Гордею Михайловичу лучшим погребальным венком для его работы. Иногда к судье подходили знакомые - коллеги, друзья. Он обменивался парой фраз и давал понять, что сегодня пьет в одиночестве. Росла кучка разноцветных кружков на столе перед ним, и туалет он отлучался не такой уверенной походкой - спиртные пары вокруг делали свое дело. Живой шум сменялся механическим, когда люди присматривались к очередному поединку, потом снова возвращалось сплетение десятков голосов, за ним наступала полная тишина - когда в баре не было ни души.
В уме судьи умирали альтернативы. Он не знал, как судить лучше того уровня, на который он поднялся, и лучше программы работать уже не мог. Понимал, что остановить выход программ в серию - невозможно. Прекрасно осознавал, что никакого возмущения не возникнет - ведь поначалу людей не погонят с работы, просто превратят в ненужных лакеев, которых через пару лет можно тихонечко уволить по сокращению штатов. Его страшно, неотвратимо душило ощущение собственного несовершенства, тупости, лености. И сделать ничего нельзя.
И вот, когда рассвет начал соперничать со светом уличных фонарей, а Гордею Михайловичу намекнули, что с восходом Солнца они закрываются - в его уме родилась идея. Больше человечности - означает, что снова должен комментировать матчи во плоти. Но как ему обойти конкурентов? Есть ли ответ на этот вопрос?
Есть.
Не должно быть больше единого боя, только одной схватки. Если объективная действительность вытесняет тебя, то почему бы в ответ не расщепить на множество вариантов? В каждом баре будут видеть разные бои, хоть на арене в бой вступит только одна пара роботов. Виртуалка ведь позволяет такие финты? И каждый вариант боя будет комментировать только один судья - он же и будет выносить решение.
Это весело, в этом есть привкус отчаянного хаоса, неизвестности, которая не по зубам вообще никому. Алкоголь, решил судья, тут вообще ни при чем - это просто смешно. Каждому будет дано по капризу его...
Гордей Михайлович еще не знал, как это обустроить в подробностях. Наверняка возникнут проблемы с букмекерами. Может, имеет смысл пускать альтернативные схватки с маленькой задержкой, чтобы компьютеры успели подогнать расхождения в деталях к единому результату? Пока не ясно.