Шоссе уже далеко позади. Камни то и дело выскакивали из-под ног, зачастую падая вниз, к подножию горы. Два человека поднимались вверх, по скалистому серпантину. Почти не разговаривая.
Гора была не такой уж и высокой, но путники все равно очень устали.
Еще полчаса - и будет полдень. Солнце беспощадно жарит. Все тяжелее и тяжелее. Все жарче и жарче. С каждым шагом.
- Джо-ордж!
- Ну?
- Мы прошли только половину подъема! Это невозможно!
- Ну, сиди тут, - огрызнулся Джордж в ответ.
- И этот мозготрах зовется моим братом! Давай отдохнем, ты, жопа!
- Достал, Сид, ныть. Ну, давай, давай. Посидим, отдохнем, - Джорджу явно не нравилась очередная задержка, - Блин, мы сюда поднимаемся уже в пятый раз, а ты нас постоянно задерживаешь! Пойми, мы поднялись только наполовину, а после этого всего нам еще нужно будет спускаться!
Братья-близнецы. Семнадцать лет. Они прошли уже через многое, и, под их внешним неодобрением друг к другу всегда скрыты сопереживание, понимание и терпение. Внешне они были очень похожи, но каждый из них выбрал свой, уникальный, путь в жизни. И эти два пути были непохожи друг на друга настолько, насколько только это возможно для родных братьев. Но, пока что, они проходят один и тот же этап. Один и тот же период, который был и будет более чем у половины всех цивилизованных людей. Учеба - выходные - учеба - выходные. Учеба - выходные.
Полдень. Мир вокруг ребят медленно испаряется. У Сида кружится голова. Джордж снова ругается из-за того, что им приходится делать очередную остановку.
Они поднимаются вверх, по скалистому серпантину. Становится чуть сложнее дышать.
Кроме жалобных стонов Сида и соответствующих реакций его брата, не раздается никаких других звуков. Они молча идут вверх, чувствуя довольно-таки сильную усталость, и стараясь не смотреть вниз. Снег выпал еще совсем недавно, и контрастный бело-серо-коричневый пейзаж далеко внизу сильно пугал.
Они все-таки не альпинисты. Там, наверху, их ждет цель их пути.
Джордж поворачивает ключ входной двери. Позади получасовая поездка на автобусе, двадцатиминутная дорога пешком, томительные хождения по супермаркету и шесть пролетов вверх по лестнице. Из комнаты проклятого общежития, в которой и живут братья, доносится женский голос и звуки игры на гитаре.
- Опять этот идиот привел свою идиотскую подружку, - прошипел Джордж, словно проклиная весь мир за то, что он находится именно здесь и именно сейчас.
Щелк. Дверь открыта. Джордж толкает ее вперед, а там...
В комнате стоял самый настоящий туман. От одного только вдоха у неподготовленного парня закружилась голова. Тут и там валялись упаковки из-под чипсов, пустые пивные бутылки, одежда и презервативы.
- Вашу мать!..
Немая сцена. Идеально заправленная кровать Джорджа была островком порядка в этом чудовищном хаосе. На рабочем столе стоял бедняга-ноутбук и гора окурков, под которой где-то погребена несчастная пепельница. Рядом с этим Монбланом одиноко стояла продырявленная бутылка из-под спрайта. Посреди всего этого великолепия сидел полуголый Сид, и тряся шевелюрой, играл на гитаре. Его подруга лежала под одеялом, и что-то там делала, и вообще Джордж на нее не смотрел.
- Я вас ненавижу. Наркоманы, - недовольно бросил Джордж, схватил со стола пачку сигарет и пошел на улицу. Сел на скамейку и задумался.
Через двадцать минут наспех одевшийся Сид вышел наружу и сел рядом. Они смотрели друг на друга. Один смотрел, еле сдерживая ненависть, а другой - извиняясь всем лицом.
- Слушай, Джинни уже ушла.
- Комнату проветрил?
- Ну да. Как работа?
- Не спрашивай. Чертовы выходные в университете, ты сходил бы погулял куда. А вы спариваетесь. И вообще, я придумал, о чем старика в воскресенье спросим.
- И о чем же?
- Ну, я так подумал... вот придем как-нибудь к нему на гору, а он мертвый лежит. Спросим его, когда он умрет.
Сид выпустил дым через нос и произнес:
- Да этот старик - какой-то инопланетянин. Он живет на горе, общается только с нами и при этом знает все! Думаешь, он вообще умрет?
- Вот и узнаем.
Шоссе уже далеко позади. Полпервого дня. Братья поднялись наверх. Еле дыша, они не могли прийти в чувства после такого подъема. Даже замкнутый, необщительный и вечно одинаковый Джордж выглядел, как боксер в десятом раунде. Сид вообще чувствовал, что сейчас умрет.
Дава сидел в позе лотоса прямо перед порогом своего дома. На вершине горы было довольно-таки холодно, кроме того и недавно выпавший снег вступал в сильный контраст с фигурой Давы, сидевшего прямо на земле в одной лишь шелковой рясе. Старик даже не двигался, словно это был вовсе и не человек, а искусно обработанная статуя.
- Он бы хоть поздоровался, - шепнул Джорджу недовольный Сид.
Ледяной осенний ветер пробирал до самых костей. Снег, подхваченный им, с силой бил в лицо, заставляя ребят прятаться в шарфы. Из наушников Сида доносились переливы аккордов умиротворяющей музыки.
Дава открыл глаза, вышел из своего странного состояния, в котором он, кажется, пребывал все время с последнего визита братьев. Но двигался он, как ни странно, плавно, и по нему нельзя было сказать, что его конечности затекли. Старик погладил свою длинную тонкую бороду, сверкнул полными доброты карими глазами и улыбнулся:
- Заходите, я вам чаю приготовил.
Братья Сид и Джордж Уайт ездили сюда каждую неделю. Вот уже полтора месяца как. Сид бросает свою гитару и Джинни, а Джордж - свою любовь к одиноким скитаниям невесть где. На то, чтобы добраться сюда уходит восемь часов, четыре из которых уходят на сам подъем по серпантину. И все ради чего?
Ради того, чтобы задать Даве один-единственный вопрос.
Они сидели на камнях около дома Давы.
- Значит, всего один вопрос. В неделю, - выдавил из себя Джордж.
- Да. Именно потому вы будете задавать тщательно подобранные вопросы, - ответил старик.
Братья задумались. Что бы спросить?
Еще совсем недавно было лето, еще совсем недавно та блеклая трава, что устилает вершину горы, была чарующим изумрудным украшением этого места. Сейчас же тут нет ничего прекрасного. С неба то и дело льется дождь. Ветер и грязь, и земля внизу, у подножия, переливающаяся всеми цветами увядающей природы. Октябрь.
Сид хотел передать инициативу брату. Он не хотел сегодня занимать свою голову ничем, кроме нового альбома "Могвэя" и лабораторной работы, которую ему предстоит сделать не только за себя, но и за Джинни. У нее проблемы с такими науками, как физика.
Джордж крутил в руках ключи от нового мотороллера, который совсем недавно купил на заработанные деньги. Крутил, как будто купил не сам мотороллер, а эти самые ключи. Пропуская через себя каждую вожделенную секунду их бряцанья.
Октябрь. Скоро зима. И новую игрушку придется надолго убрать в гараж.
Но... Дава же может сказать, когда именно придется убрать мотороллер!
- Скажи, когда выпадет снег? - спросил он.
Сид недоуменно, и в то же время с сильным неодобрением взглянул на брата, словно хотел сказать: "Ты что говоришь, идиот?".
Но Дава уже отвечал:
- В первый четверг ноября.
Шоссе уже далеко позади. Окоченевшими от холода руками они держали пиалы с чаем, остекленевшими от усталости глазами смотрели в огонь камина.
Они сидели так еще минут десять, прежде чем снять куртки. Заботливый старик повесил одежду в шкаф.
И наступило молчание.
Тишина в такие минуты кажется особенно неловкой. Ты знаешь, что хочешь сказать, но все никак не решаешься. Словно ты сидишь в дорогом ресторане, и понятия не имеешь, которой из десяти поданных тебе вилок есть этот суп.
- Дава...
- Да?
- Скажи, ты ведь знаешь дату своей смерти?
Семнадцатое ноября.
Аудитория. Холодно. Скоро зима, а по причине бесконечного ремонта в университете до сих пор не включили отопление. Сид пытается взорвать американский крейсер, управляя самолетом-камикадзе. Снова будет учить весь материал прямо перед сессией. Джордж читает книгу. Параллельно с этим записывает какие-то отдельные фразы преподавателя в конспект. Умиротворение. Этот голос идеален для того, чтобы засыпать под него, словно под колыбельную.
Братья были явно чем-то встревожены и озадачены. Сид то и дело отрывал взор от телефона, Джордж грыз ногти.
Джинни сидит недалеко от братьев. Рисует ручкой в блокноте. Джордж, каждый раз случайно устремляя на нее свой взор, прячет глаза в правой ладони. Он терпеть не может ее общества, не может на нее смотреть, и сильно не одобряет Сида за то, что у него именно такая девушка. Джордж вообще мало кого одобряет.
Преподаватель все говорил, говорил, говорил. Студенты не сразу заметили то, что по аудитории раздается звук "Лунной сонаты". У преподавателя зазвонил телефон. Пятиминутный перерыв.
Послышались разговоры, шуршание, смех. Напряжение сошло на ноль. Кто-то говорил кому-то, какие хорошие туфли продают в торговом центре неподалеку отсюда. Кто-то жадно ел шоколад. Кто-то открыл ноутбук и завис в нем. Кто-то перечитывал конспект. Кто-то рисовал ручкой в блокноте. Кто-то вообще ничего не делал.
Братья с очень озадаченным видом смотрели друг на друга.
- Значит, старик так скоро умрет... - вздохнул Джордж, как огорченный ребенок.
- Знаешь, у нас осталось очень мало времени. Предлагаю задавать Даве действительно важные вопросы.
- Никакой херни вроде политики, концов света и прочего. - Джордж задумался, едва договорив последнее слово.
- Предлагаешь узнать ответы на действительно важные, вселенские вопросы?
- Да... Ну а что, по крайней мере, это для нас действительно важно. Думаю, приоритет у этих вопросов бесспорный.
- Бесспорно, так что никаких вопросов об учебе, - съязвил Сид.
Было очень раннее утро. С неба лился дождь. В просветах туч на черном небе были видны яркие звезды. Словно буквы на спасенной из огня книге. Свистел ветер, отклоняя пламя костра, который, словно маяк, одиноко сиял на многие километры вокруг. У костра сидели Дава, Сид и Джордж.
Скоро их ждет сложная контрольная работа, ребята были взволнованы. Сид заранее подготовился и перечитывал учебник, а вот Джордж вместо этого гонял на мотороллере и, как всегда теребил ключи в руках.
Беседа шла медленно и тягуче. Дава говорил очень мало.
Но тут Джордж засиял и спросил старика:
- Дава, какой билет я вытащу на грядущей контрольной?
- Семнадцатый.
И снова наступила многочасовая тишина, прерываемая лишь попытками начать разговор.
Аудитория. Холодно. Преподаватель вернулся, все еще говоря по телефону. Студенты немного притихли.
- Да, никаких вопросов об учебе, - подтвердил Джордж.
- Нам нужно хорошенько подумать, прежде чем спрашивать старика.
- Ну, вопросы по-любому должны быть на философско-религиозную тематику. Когда мы были еще совсем мелкими, ходили в воскресную школу, помнишь?
- Да, и не зря.
- И так мы и не нашли никаких подтверждений или опровержений того, что Бог существует, - заявил Джордж со свойственным ему вечным агностицизмом.
- Предлагаешь именно это и спросить?
- Дава знает все, он нам ответит, - Джордж сделал небольшую паузу и, вздохнув, добавил, - Черт, он же ведь так скоро умрет!
Шоссе уже далеко позади. Окоченевшими от холода руками они держали пиалы с чаем, остекленевшими от усталости глазами смотрели в огонь камина.
Тишина в такие минуты кажется особенно неловкой. Ты знаешь, что хочешь сказать, но все никак не решаешься. Словно ты сидишь в дорогом ресторане, и понятия не имеешь, которой из десяти поданных тебе вилок есть этот суп.
- Дава...
- Да?
- Скажи, ты ведь знаешь дату своей смерти?
Томительные пять секунд ожидания показались часом. Старик вздохнул и ответил:
- Я умру через месяц, девятнадцатого декабря.
Восемнадцатое ноября.
Вечер. Комната в общежитии. Сид смотрится в зеркало, периодически расчесывая крашеные в черный цвет волосы. Джордж пьет кофе. Он закрыл комнату на ключ. Джордж не любит людей.
- Значит, спросим, есть ли Бог? - спросил Сид, не отрываясь от зеркала и поправляя непослушный локон.
- Ну, вариантов получше я не вижу.
- Меня все еще смущает та вещь, что мы спрашиваем именно это. Мы ведь можем спросить у старика, как за одну минуту заработать триллион долларов.
- Ну, тут есть одна вещь. Нахрена нам нужен триллион долларов?
- Ну, мало ли, разве ты не хочешь жить роскошно? - спросил Сид, повернувшись к Джорджу.
- Меня вполне устраивает вот этот кофе в моей кружке и обед в столовой. Я ни о чем не жалею и ничего не хочу. У меня все есть. То, чего мне не хватает, я спрошу у Давы.
- И как ты планируешь зарабатывать на жизнь? Я, к примеру, не хочу.
- Идиот, - шепотом произнес Джордж, и затем в полный голос продолжил, - Тебе только деньги подавай, гитару, славу и девок. Вот только какая польза от всего этого?
Минутное молчание. Сид выглядел побежденным в споре.
- Ладно. Действительно, о чем это я? - выдавил из себя Сид.
Джордж продолжил пить кофе, не обращая никакого внимания на брата.
Лето. Жара. Джордж смотрит на дрожащий вдалеке горизонт.
- Ненавижу жару, - шепотом высказал он.
Джордж только что вернулся в город из далекой поездки. Он всегда путешествует один. Первая мысль, пронесшаяся в его голове - надо позвонить Сиду.
Сид не берет трубку.
"Ну что еще за дерьмо?" - подумал он, и направился в сторону общежития. Пять минут пешком до магазина, десять минут с мороженым в руке, полчаса до общежития, шесть пролетов вверх по лестнице. Поворот ключа.
В комнате опять бардак. Сид редко убирает за собой.
Двадцать минут на душ. Час на уборку.
Наконец-то, можно растечься на стуле и залезть в интернет.
Телефонный звонок. От Сида.
Джордж берет трубку. Но...
- Джордж, срочно едь в больницу! - это была Джинни.
Первая мысль: "Хоть какая-то польза от этой идиотки".
Вторая: "Э-э-э, что-то с Сидом?"
- Что случилось?
- Сида сбила машина!
Джордж мгновенно изменился. Он наспех оделся и выбежал на улицу. Пять минут до автобуса, пять минут до больницы.
Сид лежал в белоснежной палате с гипсом на ноге. Рядом сидела Джинни. Пока Джордж ездил к родителям, подружка Сида заплела свои блондинистые волосы в дрэды. О боже, Сид, брось свою подружку!
Сам Сид сидел и улыбался.
- Отделался трещиной в берцовой кости, - сказал врач.
Джордж подождал, пока врач уйдет, прежде чем выплескивать на брата весь свой гнев.
- Родителям хоть позвонил? - сухо начал он?
- Неа, - ответил Сид.
- Мать постоянно говорит, что, если с нами что случается, ей становится хреново. То есть вот она вот прямо сейчас сидит и балдеет.
- Ну, сейчас, позвоню.
- А я? Твой этот кусок мяса, - Джордж указал на Джинни, - вообще не умеет разговаривать с людьми! Я ж пока бежал до автобуса, успел три сигареты скурить! Я волнуюсь, мать твою!
- Прости, - произнесла Джинни.
Джордж просидел еще полчаса. Потом ушел. Джинни пробыла с Сидом до самой ночи.
А сам Сид был счастлив. Как же редко этот скупой на эмоции Джордж проявляет любовь к своему брату.
Вечер. Комната в общежитии. За окном снова падает мокрый снег. Быстрее бы уже настала зима. Через два дня уже нужно ехать на гору, к Даве.
Двадцать первое ноября.
Семь часов утра. Мороз. Ни единого облачка на небе. Пока ребята поднимались на гору, они застали рассвет. Снова усталость, снова умиротворяющая музыка в наушниках Сида. Почти все также, как и неделю назад.
Уже наизусть выучено расположение каждого камешка на серпантине. Хочется есть. Каждый шаг отдается все увеличивающейся болью в ногах. Усталость...
Осталось четыре вопроса.
Переливы минорных аккордов. Хруст недавно выпавшего снега под ногами. Скоро он снова растает, а потом - снова выпадет. Осень.
Как же давно братья не делали одну и ту же работу столь слаженно: Джордж не ругал Сида за каждую остановку, а последний в коем-то разе не ныл. Оба горели энтузиазмом, оба хотели увидеть Даву, оба хотели узнать ответ старика. Больше всего остального.
Сид за всю дорогу даже ни разу не подумал о Джинни.
А он думал о ней постоянно.
Весна. На улице холод и слякоть. Дождь. Грязь. Лужи. В такую погоду не хочется выходить на улицу.
Братья только что закончили генеральную уборку комнаты. Сид вытащил из-под кровати рекордное количество пустых пивных бутылок. Джордж сварил кофе.
Комната наполнилась уютом. Чистота. Аромат кофе. Все-таки чего-то не хватало. Прошло еще десять минут, и все жилое пространство заполнилось легким дымом сигарет и нежными звуками поздних альбомов "Пинк Флойда".
Настроение для того, чтобы начать новую жизнь. Приобщить себя, наконец, к прекрасному.
Сид читает Франса Кафку, чувствует свое превосходство перед братом, сидящим напротив, читающим что-то в ноутбуке. "Теперь я круче его, я начал новую жизнь, теперь я буду читать умные книги!".
Не прошло и получаса, как мысли Сида переросли чуть ли не в параноидальные. "Что он такое читает? Нет, он не сравнится со мной!"
Джордж не начинал никакой идиотской новой жизни. Он даже не обращал внимания на брата, уткнувшись в монитор.
- Что ты там читаешь? - сломался Сид.
- А... это... - Джордж оторвался от монитора и с глубокой задумчивостью потянулся за остывшим кофе, - Речь Далай-ламы четырнадцатого. Он, оказывается, к нам в страну приезжал. А я, идиот, в Бога не верил.
Снова воцарило молчание. И только Ричард Райт пел свою песню, где-то в окошке проигрывателя в ноутбуке Сида.
Семь часов утра. Мороз. Хочется спать.
Вот она, вершина. Дава ходит с метлой и подметает листья, убирается на маленькой аллейке перед своим домом. У старика всегда была безупречная чистота, как в доме, так и во дворе. И сам Дава всегда выглядел так, будто целыми днями только тем и занимался, что сидел в ванне. Несмотря на то, что в его доме никакой ванны не было, как и водопровода. А до ближайшего источника воды нужно идти по серпантину часа два.
И зачем ему так ухаживать за собой? Неужели старику не все равно? Он же ведь так скоро умрет! Братья не могли этого понять. Им стало не по себе. Непостижимое всегда пугает.
А Дава тем временем подметал аллею. Даже не взглянув в сторону ребят, ласково произнес:
- А-а-а, это снова вы, ребята! Заходите внутрь, чай уже готов.
Внутри дома все такая же идеальная чистота. Горел камин. На полках лежали книги, отсортированные по алфавитной очередности фамилий авторов. Гессе. Гете. Гоголь. Гюго.
На лице Давы не было ни малейшего признака грусти - а ведь ему осталось жить всего лишь месяц!
Джордж сидит на скамейке и курит сигарету. По его лицу видно, что он чем-то раздосадован. Сид сидел рядом, наспех одевшийся, с чрезвычайно виноватым лицом, словно извинявшийся всем своим видом. Сидел и тоже курил.
- Ну, я так подумал... вот придем как-нибудь к нему на гору, а он мертвый лежит. Спросим его, когда он умрет.
Сид выпустил дым через нос и произнес:
- Да этот старик - какой-то инопланетянин. Он живет на горе, общается только с нами и при этом знает все! Думаешь, он вообще умрет?
- Вот и узнаем.
Половина восьмого утра. Снаружи мороз. В доме тепло.
Тишина, продлившаяся с две дюжины минут, наконец-то разрывается речью Джорджа.
- Дава... Ты уже наверно знаешь, о чем мы тебя спросим.
Старик буквально засиял в ответ. Как будто он всю ночь ждал лучика Солнца, и вот оно взошло.
- Да, Джордж, пойдемте наружу.
Дава открыл тяжелую деревянную дверь, дом наполнился холодом. Все вышли наружу.
Все трое встали около спуска, того самого, по которому ребятам скоро придется идти вниз. Отсюда открывался очень живописный вид на соседние горы и леса.
- Ну, ответь на простой вопрос. Взгляни на все, что тебя окружает. Посмотри на звезды в небе, посмотри на мой дом, посмотри на эти прекрасные горы. Если разглядывать это со стороны материализма - это все создано комплексом факторов. Горы - из-за неоднородности структуры нашей планеты, звезды - громадные плазменные шары, свет которых до нас доходит уже спустя несколько сотен триллионов лет. Мой дом... Ну, я его построил. Из древесины - деревьев, что живут за счет света одного из таких плазменных шаров. Но... Если бы Бога не существовало, то зачем нам нужно было рождаться? Именно такими, именно здесь, именно сейчас. Зачем нам тогда было бы нужно такое разнообразие материи вокруг нас? Если Бога нет, то и само существование этой материи - абсурд. Можно рассмотреть этот вопрос и иначе. Что, если Бог "хотел" именно нашего развития? Хотел, чтобы мы не убивали день за днем, а изучали всю эту вселенную? Это уже другой вопрос, зачем Богу это нужно. Но это, по крайней мере, куда более логичное объяснение того, что вот они - горы, вот он - дом, и вот они - звезды.
Двадцать третье ноября.
Им бы уже полагалось лечь спать. Уже два часа ночи. А они сидят в своей комнате друг напротив друга. Джордж пьет кофе. Сид смотрит на кружку своего брата, попеременно фокусируя и расфокусируя зрение. Раздваивая и снова деля пополам.
- Знаешь, Сид, а мы ведь идиоты.
- С чего это?
- Ну, ответ Давы. Он был очевидным, - Джордж отпил кофе и продолжил, - Ну, то, что он сказал нам. Мы бы могли и сами это понять...
Сид промолчал, внимательно смотря на кружку брата.
- Короче говоря, мы налажали с вопросом, - продолжил Джордж.
Минутное молчание.
- И что мы спросим на этих выходных? - разорвал тишину Сид.
Минутное молчание.
- Знаешь, Сид, такой глупый и банальный вопрос? Что станет с нами после смерти.
- Дава скажет: "перерождение". Я совершенно уверен в этом.
- Да, я тоже в этом уверен. Но... Почему мы не можем спросить об этом несколько шире? Так, чтобы мы узнали больше.
Полпервого дня. Прохладно. Еще недавно был сильнейший мороз, но солнце превратило его в прохладу. Братья спускаются с горы. С той самой горы, где живет Дава.
Головы ребят ломятся от переполняющих их вопросов. Был ли ответ старика утверждением или предположением? Что, если Бог действительно "хотел" нашего развития? А что, если Дава, все-таки не прав?
Нет, такого не может быть. Он и раньше давал правильные ответы на такие вопросы, что теперь сомневаться в нем невозможно. Правда, эта речь была для него неестественно длинной. И, кажется, старик был рад этому вопросу. Как будто он всю ночь ждал лучика Солнца, и вот оно взошло.
Но, если задавать все эти вопросы, то можно упустить что-то, куда более важное.
Им бы уже полагалось лечь спать. Уже половина третьего ночи. А они сидят и думают, какой вопрос задать Даве.
- Согласен, - продолжил Сид, - Нам стоит подобрать вопрос так, чтобы ответ был развернутым.
Последовало очень долгое обсуждение. Два сорок - "Что такое загробный мир". Два пятьдесят пять - "Что станет с нашими душами, когда мы умрем". Два пятьдесят шесть - "Что такое душа". Два пятьдесят семь - "Мы мыслим не в том направлении, Джордж". Три ноль пять - "Что такое смерть". Три ноль шесть - "Как нам рассматривать смерть".
Вот оно!
Двадцать четвертое ноября.
Аудитория. Холодно. Лекция. Джордж снова читает книгу, параллельно записывая в тетрадь отдельные выдержки из лекции. Сид, вооружившись виртуальным шприцом, пытается заразить виртуального президента СПИДом. Джинни рисует ручкой в тетради. И всем хочется спать.
Пятиминутный перерыв.
- Джордж. Помнишь, что Дава говорил нам про Бога?
- Ну да, - ответил Джордж, не отрываясь от книги.
- Так вот, он сказал нам: "А что если Бог "хотел" нашего развития?". Вспомни, что нам говорили, когда мы были мелкими?
- Ты про воскресную школу, что ли?
- Ну да.
- Ты про "Перед Богом все равны?"
- Да.
- А, вот ты о чем... - весь диалог Джордж ни разу ни оторвался от книги.
- Я вот о чем... Если перед Богом все равны, то зачем нам развиваться?
Джордж оторвался от книги, удивленно посмотрел на брата.
- Что это с тобой? - удивился он, - сколько себя помню, ты никогда не говорил ничего дельного, а тут... Ну, ты меня удивил, да.
Сид промолчал в ответ.
-Ну так вот. Еще старые христианские тексты говорят нам: Не думай о Боге чересчур много. Думай о себе. Развиваться, или нет - это твой личный выбор. Меня вполне устраивает и то, что я со всеми своими знаниями ничем не отличаюсь от бомжей и наркоманов. Равны все, да. Я просто делаю то, что мне нравится.
Минутное молчание.
- И вот еще что, - добавил Джордж, - Ты не заметил того, что Дава не дал нам однозначного ответа на последний вопрос, а выдвинул вместо него очень большой тезис. Наверно это связано как раз с тем, чтобы ты "поменьше думал о Боге"
Вечером Сид впервые в своей жизни открыл Евангелие и начал читать.
Двадцать восьмое ноября.
Снег с силой бьет в лицо. В плеере Сида играет японский рок. Лес вокруг гор окрасился из золотого со хвойно-зелеными вкраплениями в меланхоличный серо-бело-снежный. Небо с прошлой недели заметно потяжелело, потемнело, и стало сыпать снегом.
Вот уже пройдена половина подъема. Братья почти не чувствуют усталости. Несмотря на то, что подниматься стало заметно труднее.
Им интересно узнать, чем же занимается Дава наверху. Неужели старик все также прибирает свой дом, чистит лужайку, словно он и не собирается умирать? Нет, они не будут спрашивать его об этом. Они и так знают, что он им бы ответил.
Как нам рассматривать смерть?
Тот, кто правильно рассматривал смерть сидел во дворике и медитировал. Фигура Давы внушала умиротворение, будто это был сам Будда. Он сидел на небольшом коврике, который он постелил прямо на землю. Глаза старика были закрыты, а выражение лица было совершенно нейтральным. Его дыхание было необычайно редким - Дава действительно медитировал. Братья сели рядом, стараясь не шуметь.
Они просидели так еще минут десять. Дава сидел совершенно неподвижно - разве что длинная седая борода и одежда развевались от ветра.
Но вот он открыл глаза, улыбнулся и произнес:
- Добро пожаловать.
Джордж рассматривал старые фотографии. Он сидел в личном кабинете, открыв посылку, которую сегодня же получил. Посылка от Сида.