Аннотация: Черновик, черновика или немного мифологии из мира пустоши.
Черный снег.
Пролог.
Время подобно песку текущему сквозь пальцы, его невозможно замедлить или остановить, а тем более повернуть вспять. И ад пришел в тот момент, когда весь мир уже обрел надежду на мирное разрешение конфликта, но всему была виною гордыня лидеров могущественных государств. И стрелы дьявольского орла огненным дождем оросили землю, в одно мгновение некогда цветущие города превратились в выжженную пустыню, и содрогнулось само мироздание. Из огненной пасти тьмы стали выползать монолиты, поглощавшие все на своем пути, обволакивая подобно янтарю мертвое и живое. И живые тогда позавидовали мертвым, так как даже убежища не могли спасти от проникновения инородной субстанции. Тогда сам всевышний решил спасти своих детей и свет пятиконечной звезды олицетворяющей собой человека окутал многострадальную землю. Возникшие же в тот момент призрачные стены, отделили детей возрожденья от хаоса ночи. И возликовали люди, уверовав во спасение, но радость их была омрачена возникшей и постоянно меняющейся пустошью, которая разделила их меж собой. Не было детей у доброго дедушки, которые могли там жить, лишь самые отважные сыны могли преодолевать пустошь и звались они вестниками. Но прознал мрак о них и послал он ужас болезни, поразивший верных детей. Страшны были муки охватившие убежища, и стал сын идти против отца. Перестали люди верить партии власти серпа, и молота, потемнели их души и менялись их тела, превращаясь в монстров. Лишь удалось покинуть убежища самым верным пятиконечной звезде, ушли они в полдень в поисках земли обетованной. И даровано было им счастье, в долине среди гор нашли они свой дом с чистой водой и не зараженной землей. Давно это было, утеряны координаты тех мест, лишь одна легенда повествует об этом эдеме.
1. О вестнике.
Но был выходец, из снов носящий на теле крест который донес до народа истину о ночи охватившей хрустальный дом доброго деда. И были его слова подобно каплям дождя, падающим в благодатную почву, и вещал он о том, что видел сам в глубинах ужаса, и сказ его был ужасен. Тогда добрые братья, несущие землям просвещение решили проведать деда, но кто не уходил уже не возвращался. Лишь один нашел путь назад и возвестил о том, что увидел.
" Я зрел мертвые земли и мрак прошлых дней, осколки судьбы в горах монолита. Я тот, кто был с Вами и в муках страдания старых заветов, неслись от меня людям слова во имя добра и спасения. И видел я звезды во мраке на башнях, что свет лить должны на дом величавый, ступени богов, вознесенные к небу и дом там хрустальный, и он там лежит уснувший на веки. Но голос его раздался в сознанье, и к небу я был вознесен, чтоб узреть, там ангелов неба телами людей главами же птиц и животных. Их было там семь как храмов народов, один с головою орла стоял на коленях о чем-то моля, взирая на трон. Другие же кругом стояли, и руки скрепивши, держались за цепи, что к низу тянули в злате браслетов, жизнь тяжела, когда ты закован. То суд над судьбою, - сказал мне старик, что был под домною. Я в ужасе спрыгнуть хотел но, узревши себя в глазах его гнойных, остался в седле его скорбном.
Броня подобно костям, облачала меня, и руки держали топор, что огромен и остр. Орудие силы добра или зла, в тиши той дубравы иль плахи мясницкой. Рука, ей подвластен топор, есть сила ребра между прошлым и будущим и имя ей то, что зовется судьбой. В круг же меня всюду старцы сидели, их белые волосы перьям подобны и песни уста заунывно тянули. Но вот осветился светом чудесным, трон в поднебесье и ревом трубы поднесенной ко рту, я дань уважения отдал тому, кто с неба спустился.
Он был человеком и ликом своим один, выделялся среди шумной толпы, что меня окружила, ликуя и плача, хвалу вознося. Глаза его были подобны алмазам, с тоской взирая вокруг. Был он мудр и стар, наш создатель. Но тело, что бронза текуча в огне, одеждами белыми было прикрыто. Лишь восемь звезд, что ЕГО окружали, собрались в ладонях сильных и добрых повернутых вверх. И голос раздался как сто водопадов и пали все ниц, лишь остались стоять шесть ангелов неба, чуть спины согнув до самой земли. Лишь тот, что подобен орлу, остался стоять на коленях и клюв свой открыть уж, не смел.
2. О первой звезде, и яблоках познанья.
Молчи же, парящий ты в небе, сейчас же увитый змеей. Твой лепет не детский услышан землей. Вот тот с топором правосудья, решит, как бороться с тобой. Создатель рычал, и руки свои он вознес к вышине мирозданья, одна лишь звезда, слетевши с ладони, на клюв опустилась тому, кто подобен орлу. Тут все обратили свой взор на меня, в надежде лелея мечту оправданья. Но в чем виноват он, не знаю. Вина только в том, что приближенным был и башню он строил из веры. Трудами же тяжкими был изнурен и веровал тоже без меры. Глупцов, отвергая, лжецов же гоня, ты делал ведь все для меня - не тая. И вот надорвался в гордыне. Забавы ради ты яблоки с древа познанья, кидал в мир людей, затем же смотрел на их горький удел. Так пусть же звезда на клюве орла в молчание будет дана. А цвет твой беленый совсем осрамленный, изменится в жаркой печи. То суд над судьбою творимой тобою, о чем ты покорно молчи.
3. О второй звезде, и о дарованном воскрешении.
Увидел я дальше, как все поменялось, в одно лишь мгновение все изменилось, исчезло все вдруг и в пыль обратилось. В круг же меня монолиты сверкали схоже короне, и было семь зубьев, что подобно застывшим навеки озерам с зеркальной водою. И всюду в них я, словно вдаль уходил, в потрепанном старом обличье. Но только лишь тьма, в сокрытье серпа (серебристой луны) да ангел сходствен пантере, повсюду меня настигает. И снова она, как будто маня своим чисто родным свеченьем, звезда словно луч, пришедший ко мне в спасенье.
И узрел я снова создателя, но не видел я больше ни кого вокруг себя. И услышал голос подобно журчанию ручья. И был задан мне вопрос, сколько злата нужно, на какое время, чтобы унести с собою в могилу или в огонь мщенья, сколько детям надо и их детям, если нет в нем их труда. И растерялся я, не смог дать ответ. Тогда он пустил звезду в зеркала и молвил сердито.
Вот он пред тобой, оклеветан молвой в богатстве и лени немалой. Смотри и решай, а также ты знай, что есть искушенье велико. Посажен как раб в темницы, из пепла и камня, и почил навеки, уснув навсегда, у печи в кой лава текла из огня. Так что есть богатство? Ответь! О том, что даровано людям.
Так вот же решение, в нем жизни той нет, в погоне за златом великим. Я молча стоял, с тоскою взирал на ангела неба в куске янтаря. И поднял я голос, в защиту моля, в надежде найти состраданья. Разверзлась земля, в осколки, дробя монолиты. И радость небесная от правильных действий меня охватила. То суд был над теми, кто победил, им не дана больше смерть и жизнь будет вечна.
4. О третьей звезде, и об истинном имени.
И снова я стоял у трона в небесах, но был черен кожей своей, и не было на мне одежды, одно лишь копье с каменным наконечником было зажато в моей руке. Вокруг был насыпан песок, будто пропитанный кровью и раздавались отовсюду удары подобные барабанному бою, и рокот был подобен сто крат усиленному грому. Внезапно увидел я, как из-за трона выкатилась звездочка, но не было в ней света, и была она большого веса и тяжесть ее возрастала, точно зверь заползла она в песок, и засияла дыра, образованная на том месте. И заглянул я вниз и поразился, был внизу райски сад, поросшая зеленой травой земля, и бежал там ангел небес с головою льва, но был страшен он в своем бессмысленном азарте погоне, настигал он добычу свою маленького беззащитного ягненка. Догнавши его, стал рвать на части, орошая траву кровью и сотрясая тишину своим грозным рыком. Не выдержал я и не испугался его и ринулся прямо кометою долу, копье, точно жало мое вдруг стало звездою.
Полет истины, от которой нет спасенья, бьет метко, от нее нет избавления и дарован был, белый камень мне с выбитым словом созвучным имени "Я".
5. О четвертой утренней звезде.
Померкло вдруг солнце, и тучи сгустились, земля всюду мертвых и нет в ней души. Лишь холод могильный, разбитых дорог и темные ниши руин, что когда-то блистали огнями веселья. Я думал, что все прекратилось, вот дом здесь хрустальный и отблеск рубиновых звезд когда-то сверкавших. Вот только одежда моя как саван бела, уюта в ней нет, она не с меня. И бросился я бежать между стен и башен громадных, чтобы вырваться из этого кошмара, но не было конца дороги, лишь кирпич стал превращаться в кости. Остановился я, уперся в башню могучую, выложенную одними черепами людскими, и была она увита змеем великим с головой человека. И спустился ко мне он, и ликом своим был подобен прекрасной женской особе, той, что когда-то я песни дарил в чувствах глубоких. И не смог я отвести глаз от красивых черт лица и погружался я мыслями в ее черные глаза, тело мое было одеревеневшим, холода оно уже не чувствовало вовсе. Но перестал я верить тому, что видел, исчезли чувства, остался лишь разум, и молитва моя полилась из уст моих к самому небо. И отступила ехидна, тучи же в небе открыли звезду, ту, что бывает в рассвете. Стали, трещать черепа, рассыпаясь в пыль, подобно глиняным кувшинам и рухнула башня, змей только шипел в своем темном бессилии. Свет, охвативший меня в одно лишь мгновенье, резко пропал и увидел себя я в зале с множеством кресел. И люди кругом в едином порыве кричат, руками же бьют в ладони свои.
6. О пятой звезде и о книги жизни.
Радость, восторг и просто безумство в своем поклоненье, но только кому, лишь стол впереди стоит в возвышении. Утихли вмиг разом, присели все в кресла, сидят в тишине гробовой, кому-то внимательно внемлют и тут все в едином порыве вверх руки подняли, затем опустили. Тогда обратится, хотел я к соседу, с вопросом по делу, что тут происходит. Но, взглянув на него, я понял, что спит он или умер, давно, продолжая жить жизнью ему не подвластной. То сон без души не только его, повсюду меня мертвецы окружали, сидели, кричали, руками махали, потом затихали, и снова по кругу все повторялось. Поднялся я с мягкого кресла и меж мертвецов потихоньку пошел, заглядывал в лица, всем кто попадался, в надежде увидеть духовно живого, но четно.
Пока пробирался с одной лишь надеждой, я в верх посмотрел и увидел того, кто голову носит собаки. Он в выси парил на крыльях любви к человеку, сжимая в руках золотое свеченье звезды, затем словно солнечный зайчик иль пальчик руки поднебесной стал бегать по залу. И тех, кого он касался, преображались, они просыпались, менялась одежда с черных костюмов на белы облачения златыми цепочками тонкой работы их шеи увиты подобно чудесным цветам. Они уходили в открытые двери к райским садам, лишь имена свои заносили в книгу жизни.
7. О шестой звезде угасшей.
И стоял я у этих врат, и был огромен в своем телосложении, и смотрел на проснувшихся, словно на вереницу муравьев ползущих к сладким источникам. И был у меня в руках ключ, которым можно было закрыть ворота и некто бы не смог их открыть, а можно было врата также открыть им и не кто уже не смог бы закрыть. И мелкие были людские проблемы, дела же совсем, не мог разуметь я со своей вышины, о чем они взывают, входя в бесконечный цикл жизни. И чем больше людей входило в века, тем мощнее становились врата мирозданья, ведь каждая душа в мире одна и она словно капля воды в ручейке дает жизнь всему сознанию. Нет сущности древа познания без зерен истины, и темен их путь и тяжел. И коснулся тогда я своим ключом темного шара, что был на арке ворот, и осветился он и засиял. И услышал тогда я слова благодарности, что неслись от людей входивших в ворота.
8. О седьмой пятиконечной звезде.
И снова я оказался стоящим возле дома хрустального, но странное место было повсюду. От каждой стороны пирамиды уходила в даль дорога и была она разнообразна словно времена года, сменяющие друг друга. Пустыне все было подобно кругом, пропали все башни, исчезли строения.
В рассвете, взобравшись на вершину небесных ступеней, подобно кресту перекрестка дорог. Я был наг своим телом и ветер невидимой смерти обдувал меня, но он лишь согревал меня подобно ласковому зверю. И был обнажен я своею душой, колючий панцирь моего внутреннего мира, был оставлен мной еще на подъеме. Стоял, выбирая дорогу свою в тишине. Первая дорога вела к белым одеждам, другая к снадобьям лечебным, третья вела в богатство большое, где золото есть и драгоценных каменьев не счесть, четвертая силу давала могучую. Но стук тут раздался из дома хрустального, как будто бы в дверь, и понял я вдруг, что путь еще есть. Подобно звезде дороги лежат и ровно их пять.
9. О лестнице ведущей в небо сквозь восьмую звезду.
И стоял я перед дверями, и видел за ними старца в белых одеждах испачканных кровью. И не было в хрустальном доме доброго дедушки, лишь каменные ступени вели в низ в саму преисподнюю сквозь возлежащую звезду. И веяло из глубин холодом могильным, и было там страшнее, чем на поверхности. Взял меня за руку старец и повел за собой, не мог я ему противоречить. И долог был наш спуск и страшен, но странно было чем глубже уходили в низ ступени, тем чувствовал я, как возношусь в высь к самим небесам.
На самом дне простиралась мертвая земля, окропленная кровью, и в центре нее возвышалось древо познанья. И было оно увито словно гроздями винограда черными обезьянами. Они визжали и дрались меж собой за каждое яблоко, старались залезть на самые верхние ветви, чтобы сверху испражнятся на своих собратьев. И тут я увидел, как старец преобразился в нашего создателя, он вырос ростом и вырвал дерево познанья словно сорняк, подняв его к верху корнями, стал трясти его со словами. "Ни одна тварь, не смогла стать человеком ". И где падали яблоки, там возникали озера, куда опускались листья, там вырастали сады, но не одна тварь не упала на землю, не было им места в этом новом раю, все они словно искры поднимались к чистому небу, чтобы каплями новой жизни упасть в сад.
И осознал я, всю силу и мудрость суда нашего создателя.
10. Прошлое или будущее нашего мира.
И выросла в небо лестница подобно льющейся воде в горном ручье, и раздался голос, ранее услышанный мной, и был он ласковый и нежный, словно голос любимой девушки. Вещал он о праве выбора в новом мире, о вещах ранее не подвластных мне и об ответственности перед тварями мной созданными. Опустилась ко мне длань его небесная и подхватила меня, вознося в чертоги лазурные. Где на престоле сверкающем чистым цветом радуги в ореоле нестерпимо белого одеяния восседал отец небесный, вкушающий виноградные кисти миров. И в блеске его мерк свет светильников, что стояли окрест семи тронов, на которых восседали дряхлые старцы в золоченых венках. И лики их были обращены в центр зала, где возвышался куб хрустальный, по углам которого сверкали звезды, а вершину его венчал крест изо льда и пламени, в точке соприкосновения двух стихий шла извечная борьба за преобладание. Окружали же сие небесное творение четыре живых существа строением человека, но с крыльями за спиной и не было у них глаз, только казалось мне, что зрят они меня и испытывают мои мысли. При этом нет для них не дня ни ночи, лишь без устали они возносят молитвы, прося за истинных людей. И встали тут старцы со своих мест и возложили они венки к ступеням престола, и в тот же миг произошло чудо, преобразились до того старые люди в молодых.
11. О семи замках на дверях, или семь шагов в прошлое.
И в тот же миг увидел я семь миров, и каждый мир был за дверью, но были они заперты на засовы, и не было силы, чтобы открыть их. Прекрасны были жители тех земель в своем неведенье, я словно был каждым из них и был каждой тварью под семью звездами. Но чувствовал я, как они несчастны в своей разобщенности и без веры в создателя, и наполнились мои глаза слезами о них. Лишь семь человек просили о том, чтоб открыли им двери в их дома, но были они без ключей. И тут раздался голос четырех живых существ и был он подобен песне. Вещали они обо мне и моем месте на кресте стихий, пели они о любви к достойным людям и о втором шансе прозрения дарованным нашим создателем.
И ощутил я себя вознесенным в центр стихий и чувствовал, как обжигает холод руки мои и как обдает мое вытянутое тело ледяным пламенем. И увидел я в низу, как упали на колени к подножью престола семь возрожденных с золотыми чашами в руках, и просили они создателя наполнить их. И сказал создатель свое слово, обращенное ко мне. И увидел я, как стал он наполнять чаши. Давя ягоды с гроздей миров, и лился сок, перетекая через края, и семь ручьев текли в мою сторону.
12. Что было или будет.
И увидел я, вкусив из первой чаши, как лопнул засов на одной из дверей, и преобразился один из возрожденных в медведя могучего и был он бел как снег, и в лапах был зажат его лук, чтобы нести врагам гибель лютую. И молвили ему живые. Твой мир тебе и ответ держать, иди и побеждай.
И снова я, вкушал из другой поднесенной мне чаши и лопнул второй засов ржавчиной съеденный. Молвили живые, обращаясь к человеку принявшему образ орла черного как ночь. Возьми эти молнии лети и убивай, сей смуту в сердцах людских. Так как не привыкать тебе, творить грязные дела.
И поднесли мне чашу третью по счету, и испил я из нее, и осыпался другой засов пылью серой. Преобразился один из возрожденных в старуху древнюю одетую в истлевший саван. Лицом же она была словно пантера злобная, и волочила она за собой весы огромные о двух чашах. И молвили ей живые существа. Не будет масла и вина, лишь меру сыпь зерна за злато, чтобы весу было ровно.
Четвертая чаша пилась с трудом, и превратился другой засов в зеленый туман ядовитых испарений. И облезла кожа, и мясо, оголив все кости с возрожденного человека, будто самою смертью он стал, и было их много приспешников его и носили они звезды перевернутые. И пошли они в мир собирать свою кровавую жатву, в поисках душ не окрепших.
Пятая чаша была горечи полна, так как мир, который она открывала, словно камень могильный с земли поднимала. И молили души тех, кто когда-то жил и верно служил своему создателю не молитвами возносимыми, ни словами пустыми, а делами праведными богоугодными. Но остался стоять возрожденный у этих печальных дверей, как будто бы страж ожидая приказа.
Когда поднесли мне шестую, не помню, я в ужас стихи был погружен. Словно свернулось само мирозданье, скрутило беззащитный мир, и падали капли огня распускаясь затем словно цветы иль поганки лесные. И содрогались горы в желании поменяться с небом местами. И спрятались виновные в бедствии великом, ушли они под землю, взявши слуг своих и не было больше у них желания выходить на поверхность. И прибывали они там, в месте с возрожденным человеком сто сорок четыре года в заточении, со дня гибели своего.
13. Печать как тавро.
И чувствовал я как, сплетаясь в стихиях креста, текут страданья людские, неся боль в куб хрустальный, и от этого каждая звезда на углах начинает светить ярче. И начали рвать струны мироздания четыре живых существа, каждый из них хотел прекратить всякое движенье в многострадальном мире, но появился пятый и был он словно ангел малый. И молвил он, что является внуком создателю и просит остановить вред, наносимый земле, пока не отметит всех рабов своих печатью и не заберет с собой своих детей.
И увидел я, как из каждого мира стали выходить люди, и было их как звезд в небе или песчинок в бархане, но не мог я понять, кто они и чем заслужили спасение. И осмелился я задать вопрос создателю, кем являются эти народы.
Тогда ответил он "Они те, кто жил жизнью простой, в радостях и страданиях, каждый из них это частичка мирозданья, никогда больше они не будут испытывать ни голода, ни жажды, никогда не опалит их солнце или жар испепеляющий, не ощутят они холода лютого. Будет им дарован сон в монолите янтаря и будет у них прошлое и будущее видимое ими, но не смогут менять они его. И краткая секунда обернется для них вечностью, каждая частица их будет проходить круг за кругом, пока не обретет силу вырваться из этих оков рабства, чтобы влиться в мою сущность и быть мной "
И поднесли мне последнюю чашу, и горела она огнем ада, а вкус у сока был как уксус. Взял тогда седьмой возрожденный рог громогласный и подул в него протяжно и стал осыпаться трон, на котором он восседал старцем. И стали падать куски камня в его мир с грохотом грома и в сверкании молний, случилось после этого в подлунном мире землетрясение великое, и поднялась вода к небу и рухнула затем в низ, сплошным потоком обмывая землю.
14. Восемь ангелов трубят в свои трубы.
Вышли после этого семь ангелов из каждой звезды, и путь их был в самый центр хрустального куба, одеты они были в одеяния странные, словно вовсе без одежды, в руках они держали трубы музыкальные из чистого злата лунным металлом опоясанные. И понял я, что музыка их в отражении прошлых миров она неизменна в своем исполнении. И увидел я свою сферу, и была он красива, подобно райскому саду. В пустоте и холоде бесконечности висел шар, окутанный жизнью, я слышал песню души, льющуюся от каждого живого создания, и это был мой мир.
Затрубил в свою трубу первый ангел, и стали трескаться грани хрустального куба, осыпая мир мелкими осколкам града кровавого, несущего огонь тьмы всепоглощающей и был этот град делом рук человеческих.
Затрубил второй ангел и нечто из глубин холода темного, подобно дому небесному устремилось к земле. Рухнувши в океан, к небу волны поднявши высокие, послужило причиной затопления городов, словно башнями Вавилонскими возносимыми к самим облакам и было сотворено это руками людскими.
Затрубил третий ангел, и полилась вода черная зеленым туманом увитая. И отравляла она реки и озера. Даже снег упал на землю цвета черного, и куда опускался он, не было там больше жизни и сотворено это было поступками людскими.
Затрубил после этого ангел четвертый, и к небу поднялся дым черный, окутывая землю пеплом цвета крови. И настала пора, где не было ночи ни дня. Не было больше свету для людских глаз, лишь одна темнота.
И посмотрел я в небо серое и увидел орла цвета черного, в лапах его молний уже не было. И кричал он, пытаясь найти место для себя на земле "Нет в этом моей вины, ни этого я хотел, неся свободу людям. Я хотел лишь быть их наставником ... "
Затрубил ангел пятый, и к земле устремилась комета размером с горошину и попала она в сосуды с хворями разными, глазом не виденные. Подобно саранче обрушились болезни на людей и тварей, живых и не было от них спасенья. Лишь выжил каждый тысячный человек, остальные превращались в монстров ужасных и остались из них каждый из десяти тысяч, все остальные смерть приняли.
И стали по земле твари ползать, ранее не виданные размером были со змей малых хвостами пружинящими, волосами, словно женскими обросшие и на месте головы зрел у них один глаз жалами как ресницами утыканный. И любимая пища для них были люди болезнью отмеченные.
Одним за другим страдания охватывали землю многострадальную, я зрел, и не было моей власти противостоять людским страданиям ими же себе и уготовленными.
И раздался звук трубы ангела шестого, ухо его людское не слышало, лишь ужас несла та песня, раскалывая и кроша хоть камень или железо. И появились тогда всадники, и число их было дьявола, несли они смерть на остриях своих копий. Головы их были увиты рогами стальными, изо рта их извергалось пламя и серное зловонье.
Но не перестали, люди поклонятся идолам и кумирам своим из злата лепленным, не усмирили они свою гордыню властолюбивую, не перестали они лож нести черную зависти полную.
15. Шанс, дарованный создателем.
И поднес к своим губам ангел седьмой трубу лунным металлом опоясанную и приготовился трубить. Как открылись в тот же миг океанские глубины, и поднялся ангел, из них держа в руке свиток чистый неисписанный. И был он подобен создателю, такой же прекрасный в пену одетый и радуга обрамляло его голову. И принялся он говорить, но не слышно было его слов, из-за громов раздавшихся сверху, тогда снял своею рукою меня он с креста и поднес к себе на ладони могучей. И сказал он мне слова и предупредил молчать до поры, отдав мне в руки свиток с проступившими письменами, но часть так и оставалось девственно чистой. И обратился он с речью к создателю нашему, о шансе просил для народов оставшихся.
И даровал мне создатель перо и чернила судьбы, и дал свой отцовский наказ "Иди с теми за кого ты просишь, пиши свою книгу жизни для них в новом чистом мире, но до этого зри гибель обществ, старых моих заветов не выполнявших". И от этих слов стало мне легко и радостно, шанс, дарованный людям, жить своей жизнью чистой и праведной ждал мой мир.
16. Две грани мира или два свидетеля.
И увидел я, как с плеч нашего создателя спустились ангелы, один был мужчиной другой женщиной, но только суть это была их, и вручили они мне два предмета со словами "Вот серп которым будешь жать себе пищу, вот молот которым будешь обустраивать свой мир. Это два свидетеля твоих поступков и деяний, только сам решишь добро или зло, творимое в людских делах с их помощью".
18. Восьмая песня ангела.
И затрубил ангел седьмой, разверзлась земля, выпуская на поверхность демонов глубин, и были они цвета крови, и жар от них шел нетерпимый все испепеляющий, с неба же стал град падать размеров огромных. Туман окутал землю, и не видели люди друг друга в этой молочной мгле, потеряли они свои души, и велико было их страдание.
И увидел себя находящимся в звезде, из которой выходил крест двух стихий, и руки мои держали трубу, что хвалебные песни поет и арфу небесную, а вокруг меня было горе людское, подобно океанам плескалось оно вокруг. И вышел я к создателю с песней, и стали таять ужасы, творимые вокруг, подобно дымке исчезали многострадальные миры, а на их месте стояли старцы в черных одеяниях.
И увидел я, как померк свет вокруг, исчезло все вмиг, холод пустоты охватывал меня. Только песня текла нежная, и от этого звука словно паутинка стал зарождаться свет, он становился ярче с каждым аккордом. И взору моему открылась виденье, "В свете свечи прекрасное женское лицо, с нежным взглядом взирающее на голубой шар земли покоящийся в ее руках".
Эпилог.
Время это вечное движение в погоне за началом жизни или смерти, ему нет дела до процессов происходящих по его воли, так было и так будет. Легенда гласит, что когда на землю выпал черный снег народы задумались о творимых делах. Были те, кто назвал это наказанием за грехи перед творцом небесным, но были и другие провозгласившие это предупреждением и началом нового мира. И была война между ними, и становилось их все меньше с каждой потерянной жизнью. Но придет тот, кто принесет мир и произойдет это в тот момент, когда выпадет снег и будет он как прежде, тона белого, цвета чистого. И не будет больше страданий и войн.