Ночь поседела. Почуяв приближение утра, она накинула на звездное небо серый саван. Нарождающееся душное утро без росы обещало прохладный день, а может, и дождь. К темному, приземистому строению, едва различимому в непролазных зарослях, приблизилась группа всадников с копьями и обнаженными мечами. На единственной плотно утоптанной тропе всадники могли двигаться только цепочкой. Лезвия тускло отливали на фоне черных силуэтов. По команде старшины несколько воинов спешилось. Они окружили строение, насколько позволяли заросли, опутанные паутиной. Хлипкую дверь выбили ногами. Поднялся крик. Воины выволакивали из барака оборванных людей с бандитской внешностью и укладывали на тропу лицами вниз. Оборванцы отчаянно сопротивлялись, плети и дубинки так и свистели, гуляя по спинам и ребрам.
На тропу выступила высокая смуглая женщина с иссиня-черными волосами и воздела руки:
- Остановитесь!
Воины не обратили на нее внимания. В черных очах женщины появился нехороший блеск. Она повернулась к старшине и заявила:
- Если вы их не остановите, я прокляну вас, и вы все умрете в жутких муках!
- Ведьма! - догадался один из воинов. Произошла некоторая заминка. Старшина, недолго думая, снес мечом голову женщины.
- Пусть с того света проклинает, - добавил он.
Воспользовавшись заминкой, оборванцы бросились в заросли, расталкивая солдат и лошадей. Старшина проревел приказ. Вслед за голытьбой полетели стрелы и копья, многие из которых достигли цели. Воины вскочили в седла и погнались за беглецами. Кое-кто из босяков успел добежать до тракта, однако увиденное там зрелище вогнало их в ступор. Они остановились и сбились в кучу. По дороге двигалась процессия из шести всадников с эмблемами королевской армии на плащах и груди. Слуги короля безжалостно гнали по дороге измученного человека, подбадривая его тычками копий в спину. На плечах арестанта красовался грязный роскошный халат из богатой парчи, на ногах болтались расшитые жемчугом домашние тапки. Несчастный поднял покрытое пылью лицо и увидел столпившихся 'разбойников'.
- Хозяин, - растерянно произнес один из них.
- Бегите! - крикнул арестант и тут же получил тычок в спину сразу шестью копьями. Оборванцы бросились кто куда, прямо в непроходимые заросли. Преследовавшие их солдаты оставили бесполезную погоню, согнали глухо ворчавших пойманных босяков в середину конвоя и начали заковывать их в кандалы.
2
Как всегда, в зал Королевского суда набилось множество людей. В передних рядах восседали купцы и помещики, на балконах красовалась богатейшая знать города Стравареда, остальные скамьи занимали мелкие чиновники и ремесленники. Все свободное пространство между рядами и выходом занимала голытьба, которым бесплатное зрелище заменяло театр. Знать демонстративно подносила к холеным носам расшитые кружевные платочки, когда кидала недовольные взгляды на скопление нищих, дамы картинно нюхали флакончики с солью. Однако они с готовностью терпели такую форму демократии - лохмотья босяков как нельзя лучше подчеркивали благосостояние сильных мира сего.
Когда ввели обвиняемого, шум в зале усилился. Обвиняемого Рассета Листа грубо втолкнули в клетку посредине сцены и заставили сесть. Вместе с ним в клетку вошли четверо солдат королевской армии. Это было, пожалуй, излишеством, поскольку обвиняемый, закованный в цепи, выглядел усталым и явно был избит накануне.
Судья звучно ударил в гонг большим молотком, и длинный низкий гул заставил зрителей умолкнуть. Судья поднес лист бумаги к самым глазам и, не дожидаясь окончания медного гула, начал монотонное чтение на одной ноте:
- Обвиняемый Рассет Лист, помещик, пчеловод, двадцати четырех лет от роду...
Рассет встал, тяжко гремя цепями, и окинул переполненный зал растерянным взглядом. Солдат в клетке ударил его кулаком по плечу, заставив сесть.
- ...обвиняется в рабовладении, - закончил Судья.
- Проведите сначала следствие и допустите ко мне моего адвоката, - потребовал Рассет неожиданно твердым голосом.
Солдаты копьями заставили его замолчать. Судья успокоил зашумевший зал ударом в гонг: никто не ожидал протеста от субтильного, издерганного подсудимого.
- Свидетель Фэст, нищий, - объявил Судья.
На сцену вышел Фэст, опираясь на костыль. Единственный глаз его вращался с бешеной скоростью. Сливки общества поднесли к носам платочки. Фэст ткнул в сторону Рассета корявым пальцем, но пока ничего не сказал.
- Вы знакомы с этим человеком? - вопросил Судья.
- Еще как знаком, - прорычал нищий. - Год назад он изловил меня на дороге, когда я просил милостыню, кнутом пригнал на свои поля и заставил работать.
- Ложь, - крикнул из клетки Рассет. - Я никого не принуждал к труду на полях.
Солдат ткнул его копьем, Рассет охнул и замолчал.
- Обвиняемый, предупреждаю: за каждое ваше слово вы получите после суда удар кнутом, - сварливо сказал Судья и снова обратился к нищему:
- Что именно он заставлял вас делать?
- Копать землю, садить хлеб, работать в саду! - рявкал нищий, загибая пальцы один за другим. - А еще он грозился, что за неповиновение будет наказывать работой на пасеке, чтобы меня искусали пчелы!
- Неправда! - выкрикнул Рассет. От тычка копьем он болезненно сжался, но продолжил говорить:
- На пасеке работают только специально обученные крестьяне. Посторонним, особенно таким грязным, там делать нечего.
Солдаты в клетке переглянулись между собой - что делать, мол, с таким упрямством. Однако другого способа высказаться у обвиняемого не было. В зале стало шумно, и Судья ударил в свой невозможный гонг. Фэст возвысил рык:
- А еще этот негодяй устраивал у себя в поместье самосуд над нами, рабами. Как обвешает горемычными все деревья в округе - у-у, мороз по коже! Ведьму нанял, она на нас порчу насылала! Крематорий чадил, не переставая.
Зал загудел. Молодые женщины подносили к носам флакончики с нюхательной солью и закатывали подрисованные глаза, демонстрируя пышные накладные ресницы. Рассет ничего не сказал, он смеялся. Многие в зале тоже смеялись.
- Вы один у него работали? - невозмутимо спросил Судья.
- Нет, нас было двести человек!
В зале шумели все сильнее.
- Рабовладелец!
- Его самого надо вздернуть!
- Каждый вечер он собственноручно избивал нас палками! - заявил Фэст, повернулся к залу спиной и задрал рубище, явив залу грязную спину, исполосованную старыми рубцами. Дамы на балконе и в передних рядах отвернулись с невнятными возгласами, прикрывшись веерами. Две молодые женщины поспешили упасть в обморок. Сквозь шум с конца зала послышались выкрики:
- Тебя же в прошлом году наказали за воровство, секли на площади, неужели забыл?
- Хорошая разминка - одному бить палкой двести человек! Потому господин Лист, видать, такой заморенный!
Поднялся смех. Снова прозвучал гонг, восстанавливая тишину. В тишине из конца зала снова послышалась реплика:
- Он один заставлял работать столько рабов?
Чересчур любопытного солдаты мигом вытолкали из зала.
- У этого душегуба целая армия надсмотрщиков, - заявил Фэст.
- Где хоть один надсмотрщик? - возмутился Рассет. - Солдаты переловили всех моих работников, а про надсмотрщиков, выходит, забыли?
- Подсудимый, встаньте, - потребовал Судья, и Рассет поднялся, пригибаясь под тяжестью цепей.
- Сколько времени вы держали рабов?
- Рабов держал мой отец, когда это было законно. Я никогда не имел рабов. Сразу после отмены рабства отец распустил их.
- Вы не ответили на мой вопрос. Напоминаю: за каждое лишнее слово вы получите удар палкой. Сколько человек у вас работало, не считая крестьян и прислуги?
- Вы лжете Королевскому Суду! - с пафосом заявил Судья.
Зал гудел, но не сильно, этот звук отдаленно напоминал Рассету гудение ульев, отчего нить разговора то и дело терялась. Судья продолжил:
- За свою прибыль вы не платили королевской казне.
Рассет безнадежно вздохнул. Ноги у него подкашивались.
- Подсудимый, сядьте.
- Кстати, где его рабы? - донеслось с конца зала.
- Да-да, почему их всех перевешали? - поддержали передние ряды. - Мы бы с удовольствием узнали причину.
- Все его рабы - грабители и убийцы, - ответил Судья.
- Кого же тогда защищает Королевский Суд? - бросили с конца зала, и очередной любопытный был выдворен вслед за первым.
- Они не убийцы, - устало обронил Рассет. - Они несчастные, нищие люди.
Солдат несильно стукнул его по губам рукой в кожаной перчатке без напалечников, утыканной стальными набалдашниками, и прошипел:
- Молчи, дурень, - больше из сострадания, чем от излишней жестокости. Рассет в обидном бессилии опустил голову. Никогда он еще не переживал такого унижения.
- Высекут публично и отпустят, - говорили зрители между собой. - Не стоит верить этому голодранцу. Наверняка схлопотал оплеуху от Листа, теперь изголяется. Не такой уж это грех для аристократа - тайком держать рабов...
Прелестные девушки на балконе слали обвиняемому воздушные поцелуи. Фэст удалился из зала под насмешливое улюлюканье. К Судье просочился серый человечек и склонился к уху Королевского Правосудия. Судья слушал, кивая, затем отпустил человечка взмахом руки.
- Тут у нас еще один грешок, - сказал он и метнул оценивающий взгляд в сторону подсудимого. - Потерпевшая Кариот Роза.
Перед присутствующими предстала молодая темноволосая женщина, роскошно одетая в кричаще алый наряд, поражающая жгучей красотой. Дочь правителя города Стравареда неторопливо сняла узкие перчатки.
- Госпожа Роза, вы знакомы с подсудимым?
- О да, - ответила Кариот. - Три года назад господин Лист пытался соблазнить меня.
Рассет начал подниматься, открыв рот от изумления, но тяжелая солдатская рука заставила его опуститься на место.
- Разумеется, у него это не получилось. Тогда он пытался взять меня силой.
Кариот надменно поджала губы.
- Какое хамство! Какая смелость! - ахали на балконе.
- Фи, - прыскали в веера завистливые девицы.
- Стыд потеряла, - недовольно ворчали дамы.
- Расскажите подробнее, - потребовал Судья.
- Обойдетесь, - бросила Кариот. - Скажу только, что со мной у него ничего не вышло, - женщина торжествующе посмотрела на Рассета. - Зато вышло с другой.
- Кариот, - Рассет был потрясен.
- Мы слушаем вас, госпожа Роза.
- Флорина Акарди.
- Я протестую! - выкрикнул Рассет, и солдаты, спасая обвиняемого от множества палочных ударов, немилосердно кололи его копьями.
- Это ложь! Я не позволю позорить имя своей дочери я не позволю! - крикнул в гневе маленький пухлый человечек, посверкивая с балкона бриллиантами на пальцах.
- Вам есть что сказать, господин Акарди? - осведомился Судья.
- Разумеется, - ответил банкир.
Судья приказал Кариот Розе удалиться. Акарди между тем рассказывал:
- Господин Рассет Лист недавно просил руки Флорины, но я отказал, потому что она сосватана господину Иглеросту.
И, так как шум в зале усилился, добавил:
- К сожалению, моя дочь немного увлеклась Листом. В ее возрасте это простительно, ей всего семнадцать. Конечно, господин Лист более выгодная партия, чем Иглерост, но мы, Акарди, никогда не изменяем своему слову. Я не понимаю, что имеет в виду госпожа Роза, хотя бы потому, что моя дочь постоянно находится на глазах матери, к тому же к ней приставлена охрана. Я потребую с господина Роза компенсацию за то, что его дочь клевещет на мою семью!
Судья трижды ударил в гонг и встал. На ноги поднялись все, кто находился в Зале.
- Оглашаю приговор, - громко проскрипел Судья. - Рассет Лист, помещик, за рабовладение, неуплату налогов с доходов от рабовладения в королевскую казну, за попытку развращения женщин приговаривается к смертной казни через повешение. Имущество конфисковывается в пользу королевской казны. Секретарь, сколько лишних слов наболтал подсудимый?
- Семьдесят пять, - прогнусавил секретарь.
- Семьдесят пять ударов палкой подсудимый не выдержит, - резонно решил Судья. - Тридцать ударов, с него станется. Его еще повесить надо. Королевский Суд Стравареда - самый справедливый суд в мире.
Суд был окончен. Солдаты под руки вывели оглушенного подсудимого из шумевшего зала.
3
День публичной казни выдался пасмурным. Накрапывал дождь. Тонкие шпили молелен тонули в серой дымке, тускло светили непогашенные фонари. Ноги людей увязали в слякоти, на узких, немощенных улицах лошади с трудом вытягивали ноги из грязи. Жителей Стравареда, собравшихся на городской площади, морось не смущала. Флорина Акарди немного высунулась из кареты и с тревогой рассматривала эшафот с виселицами, картинно нюхая флакончик с солью. В ее облике удачно сочетались полнота и природное изящество. Лучший парикмахер Стравареда уложил ее светлые волосы с едва заметной рыжиной в замысловатую прическу, какую носят незамужние аристократки.
- Осторожнее, Флорина, - сказала ей мать из глубины кареты. - Эти варвары на лошадях могут невзначай зацепить тебя и испортить прическу.
- Ах, мама, - нетерпеливо отмахнулась Флорина. Она недовольно хмурила светлые брови, ресницы порхали, как бабочки. К ней подъехал брат верхом на сером в яблоках жеребце, тоже белокурый, с такими же необыкновенно светлыми глазами, как у сестры.
Флорина побледнела еще больше и поднесла к носу флакончик в пухлой белой руке.
- Напрасно ты решила смотреть на казнь, - сказал Род. - Еще и дождь усиливается. Спрячься в карете, не то испортишь прическу.
- Слышишь, что сказал Род? - сказала мать.
- Далась вам эта прическа! - сердито воскликнула Флорина.
Ее восклицание потонуло в реве толпы.
- Ведут! - с восторгом крикнул Род. Лошадь под ним заплясала.
Стражники вели на казнь приговоренных за всю прошедшую неделю. Троих осужденных, одетых в рубища, с капюшонами на головах, босых, подвели к эшафоту, и только когда они начали подниматься по ступеням наверх, Флорина увидела их через головы стоящих впереди.
- Род, - произнесла она и вцепилась брату в широкий рукав побелевшими пальцами. Он улыбнулся ей все так же покровительственно.
Трое осужденных, с трудом волоча ноги по лестнице, взошли на эшафот. Палач подвел их к виселицам. Капюшоны скрывали лица преступников- Королевское Правосудие щадило зрителей казней. Толпа притихла. Лицо Флорины внезапно оживилось, и она властно притянула Рода к себе. Тот нагнулся с лошади, и сестра, обхватив рукой его шею, зашептала на ухо:
- Его там нет, Род!
- Откуда ты знаешь?
- Они все выше его ростом, - шептала Флорина. - И еще у него другая походка.
- Листа высекли после суда, ему сейчас не до походки, - заверил ее Род.
- Нет, нет, так, как идут эти несчастные, ходят только простолюдины, а у Рассета походка другая. О, счастье, - Флорина стиснула на пышной груди пухлые руки и с благодарностью посмотрела на хмурое небо.
Приговоренные встали на длинную скамью. Род, сколько к ним не присматривался, не увидел ничего примечательного. Сестра явно видит то, что хочет видеть. С какой стати будут откладывать казнь одного из приговоренных?
- Смотри, какие крупные у них ладони, - продолжала настаивать Флорина, желая, чтобы Род поддержал ее согласием. - У Рассета узкие ладони и тонкие пальцы, а у этих руки грубые и грязные.
Род не видел подробностей с такого расстояния.
- Ну, знаешь, - удивился он. - Значит, его казнят в другой раз, сестрица.
Ноги несчастных взметнулись в воздух, и человеческое море на площади шумно всколыхнулось. Флорина с возгласом скрылась в карете. Род при виде дергающихся в петлях тел испуганно сжался и отвернулся в сторону. Он не увидел, как палач милосердно тянул повешенных за ноги вниз, сокращая им предсмертные муки. И без того улыбка Рода мигом испарилась. Как будто он ожидал увидеть на казни нечто другое.
Когда карета с витиеватыми гербами Акарди уезжала прочь по единственному широкому проспекту, к ней подъехал всадник в темно-синем камзоле с ослепительно-белыми манжетами и воротником, ярко оттеняющим смуглое лицо. Меж смуглых цепких пальцев отсвечивал зеленым нефритовый набалдашник тяжелой трости. Черный жеребец под Иглеростом-младшим сопел от нетерпения и щерил крупные зубы. Род посторонился. Вместо Флорины навстречу Бешекелу выглянула госпожа Акарди, приветствуя будущего зятя. Бешекел с небрежной галантностью поцеловал ей руку и бросил взгляд за кремовые занавески кареты в надежде увидеть Флорину.
- Ей стало нехорошо от этого ужасного зрелища, - произнесла госпожа Акарди. - Признаться, я и сама долго привыкала к казням и падала в обмороки. Как здоровье вашего батюшки?
Бешекел не был склонен поддерживать беседу с болтливой женщиной.
- Спасибо, отец здоров. Я приеду к вам сегодня на ужин, - пригласился он к будущим родственникам и отъехал, вертя круглой, коротко остриженной головой.
Род тут же сунулся в карету и позвал Флорину. Оттуда послышались сердитые голоса - мать и дочь препирались друг с другом. Звонко залаяла хозяйская пустолайка. Флорина выглянула.
- Какой у него довольный вид, - усмехнулся Род в сторону Бешекела.
Вмешалась мать:
- Могла бы и показаться жениху. Никакого стыда. Тебе надо поскорее выйти за него замуж, пока он не передумал, чтобы наше имя не трепали на каждом перекрестке.
- Но мама...
- Ты сама виновата. Нельзя давать обещание сразу двоим.
- Но Листу я дала обещание после того, как отказала Бешекелу!
- Мы с отцом Иглеростам не отказывали, - холодно заметила мать.
Флорине хотелось плакать. Дождь перешел в ливень. Старинная городская башня с часами исчезла за холодными струями. Кучер хлестнул коней. Карета Акарди бойко понеслась вперед в сопровождении веселящегося под дождем Рода. Парень надеялся, что его сегодняшней слабости никто не заметил. Все же он не такой слабак, как этот Рассет, ведь Рассет никогда не посещал публичных казней. Однако, несмотря на это, Род предпочел бы в мужья сестре именно Рассета, а не Иглероста-младшего. С Рассетом было легко, а Бешекела Род не любил и откровенно побаивался.
4
Ужин длился весь вечер и казался бесконечным. Весь вечер Бешекел вел длинные скучные разговоры с четой Акарди и не сводил с Флорины тяжелого горящего взгляда. Флорину тяготил этот вечер и присутствие Бешекела, ее нисколько не интересовали цены на зерно, которое зрело на полях, междоусобицы за проливом и экстерьер породистых рысаков на аукционах. Она украдкой вскидывала светлые глаза на Бешекела и каждый раз натыкалась на его взгляд. Постепенно она забыла об ужине, думая о Рассете, о том, что он наверняка жив и где-то тоже думает о ней. Она вспоминала добрые улыбчивые глаза Рассета, его теплый взгляд, похожий на лучи весеннего солнца. Он ласкал ее шею и плечи тонкими пальцами, и его горячие губы, украдкой прикоснувшиеся к ее лбу. Флорина не замечала, как родители недоуменно смотрят на ее блуждающую улыбку. Что это был за поцелуй! Одно мимолетное прикосновение, навсегда впечатанное в память.
Чета Акарди решила про себя, что сосватанная дочь мечтает о предстоящей свадьбе, которую в тот момент обсуждали с Иглеростом.
...и его письма. Много писем. Они без труда наладили тайную переписку, когда после неудачного сватовства Листа родители запретили ей видеться с ним. Письма жгли пальцы, и Флорина читала их с трудом, потому что буквы, казалось, разбегались в разные стороны. Она перечитывала их раз за разом, снова переживая единственный поцелуй в лоб, хотя влюбленные давно уже не виделись.
И отказ Бешекелу. С ним она тоже целовалась когда-то, переполненная счастьем. О, как она тогда ошибалась! Просто ей невыносимо надоела прическа девственницы-аристократки, надоели платья, которые она давно хотела сменить на более темные и шикарные платья замужней дамы. Ей хотелось носить рубины, которые незамужним женщинам носить не положено. Да-да, это была всего лишь ошибка, она так ему и сказала. И приступ внезапной ярости, когда Бешекел стал похож на смертельно раненного зверя. Тогда ей впервые показалось, будто она делает какое-то зло, ужасное, глупое.
Нет, это родители заставили ее чувствовать себя виноватой. Разговор с ними вышел тяжелый, и каждое слово отца звучало для Флорины, как звонкая пощечина. Настоящих пощечин надавала ей мать, но слова отца оказались тяжелее материнских пощечин. А она ни в чем не виновата. Совсем не виновата.
Внезапно она очутилась у себя дома и обнаружила себя в центре всеобщего внимания. Она улыбнулась одной из своих самых обворожительных улыбок и сказала:
- Я думала о сегодняшней казни. Это ужасно. Эти несчастные...
Отец и мать, а за ними и Род снисходительно улыбнулись.
- Не сердись на нее, Бешекел, она еще так молода, - сказал отец помрачневшему гостю.
- Ах, было время, и я была такой же впечатлительной, - сказала мать, помахивая ресницами. Она гордилась ими, никогда не пользовалась накладными и при каждом удобном случае их показывала.
Молодых оставили наедине, и Бешекел, коснувшись талии Флорины, поцеловал невесту в лоб, перекрыв давний поцелуй соперника.
- Я счастлив, Флорина. Я буду гордиться такой женой, как вы.
'Еще бы. Ведь от меня за милю пахнет бриллиантами', - сердито подумала Флорина.
- Но я желаю, чтобы вы тоже были счастливы. Такой вы мне казались весь вечер, но под конец вдруг помрачнели. Какие мысли омрачили ваше чело, любимая?
Он снова коснулся губами тонкой кожи лба. Флорина интуитивно чувствовала тщательно скрываемое Бешекелом мужское нетерпение, и ей было слегка не по себе. Она порозовела.
- Эта казнь утром... - повторила она.
- Не надо о ней, забудьте. Лучше подумайте о нашей свадьбе. Я женюсь на вас, несмотря ни на что.
- На что? - насторожилась Флорина.
- Меня не интересуют ни ваше приданое, ни ваша репутация, любимая.
- Причем здесь моя репутация?
Флорина смотрела на Бешекела чистым взором, и он усмехнулся, не догадываясь, что ей внезапно захотелось зацепить его.
- Вы до сих пор не верите, что я люблю вас? - спросил Бешекел. - Мне нет дела до разговоров. Я знаю, какая вы на самом деле, и знаю, что вы станете хорошей женой. Я знаю вас с детства и давно уже все решил. Я забуду о вашем отказе, пусть он вас не тревожит.
- Меня не тревожит отказ, - ровным голосом сказала Флорина, и сердце ее так и подпрыгнуло. Она чувствовала себя жестокой и одновременно наслаждалась сладостью дерзости.
- Вы не чувствуете себя виноватой? - удивился Бешекел.
'Ничуть', - хотела сдерзить Флорина, но под его взглядом прикусила язык. Ее всегда пугал слишком пристальный взгляд Бешекела, от которого у нее холодело в груди. Когда-то она влюбилась в него за этот взгляд.
Бешекел на шаг отошел от нее, беззастенчиво оглядывая. Он, будущий муж, имел на это право. Пухленькая, но с осиной талией, с плавными движениями, тонкой белой кожей, с очаровательными ямочками на щеках и локтях (есть ли ямочки и на коленях?) - она достанется ему, Бешекелу. Иглерост-младший усмехнулся немного злорадно, и его зубы блеснули в полумраке. Улыбка Бешекела напоминала Флорине укус.
- Вы будете прекрасны в подвенечном наряде, - произнес он. - Надеюсь, портные уложатся в столь короткие сроки.
- Почему в короткие? - удивилась Флорина. - Разве свадьба так скоро?
Невеста не слушала обсуждения будущей свадьбы? Что для невесты может быть важнее?! Бешекел помрачнел и подступил к ней вплотную.
- Вы о чем думали весь вечер? - резко спросил он.
Флорина испуганно посмотрела ему в лицо и убежала.
5
- Господин Судья, к вам посетительница.
- Кто? - сварливо осведомился Судья, неохотно отрываясь от кипы бумаг на столе.
- Пожелала остаться инкогнито.
Судья раздраженно уткнулся в бумаги. Снова пришли умолять о помиловании, смягчении приговора, отсрочке или о чем-нибудь еще. Раз инкогнито, значит, кто-то из знати. Знать города Стравареда Судья знал, как свои пять пальцев. Пока таинственная посетительница шла в сопровождении слуги до рабочего кабинета, Судья успел просмотреть еще четыре документа и рассортировать их по разным стопкам.
Посетительница переступила порог. Ее невысокая фигура была задрапирована в отливающий серебром плащ, лицо скрывала густая сетка вуали. Она села, из-под плаща выпросталась миниатюрная пухлая рука с безупречными ноготками. Пальцы украшали золотые кольца, одно из них украшал крупный рубин. Белая кожа слабо светилась в полумраке кабинета. 'Госпожа Акарди, - подумав, определил Судья. - Странное посещение. Что ей понадобилось от Королевского Правосудия?'
- Что желает госпожа? - поинтересовался он, с сожалением отвернувшись от своих бумаг - жалоб, доносов, анонимок, королевских приказов. Фигура в плаще шевельнулась.
- Я хотела бы узнать о судьбе одного из осужденных на прошлой неделе.
- Каков был приговор? - казалось, Судья слегка удивился.
- Смертная казнь.
- Значит, его казнили в прошлую субботу. Так что же вы хотите?
- Узнать, что с ним стало на самом деле, где он сейчас и что его ждет.
- Почему вы обратились ко мне?
- Сначала я собиралась пойти к палачу, но решила, что вряд ли он знает что-либо. И решила, что лучше всего обратиться прямо к вам.
- Есть еще следователи, тюремщики, начальники стражи... Есть городской прокурор. Кроме того, информация стоит дорого.
Закутанная фигура под вуалью негромко звякнула монетами. Судья молча протянул высохшую от трудов праведных руку с деформированными писчим пером пальцами, и принял простой холщовый кошелек с деньгами - кошелек, подобный которому носит большинство простолюдинов, без вышитой геральдики и инициалов.
- Наш мир грешен. Все в нем продается и покупается, - изрек Судья с пафосом. - Но существует одна вещь, которую нельзя купить ни за какие деньги. Запомни, дитя: Королевское Правосудие не продается и не покупается. Есть много желающих купить Королевское Правосудие, но оно неподкупно, а неподкупность Правосудия есть гарантия справедливости. Оно все видит недремлющим оком, все слышит всеслышащим ухом, стоя на страже Закона, как сторожевой пес. А Королевский Закон незыблем, фундаментален! На его прочной основе зиждется и приумножается мощь государства Стравареда. Королевский Суд - верный слуга Королевского Правосудия. С его помощью искореняется зло, процветающее на зловонной свалке грехов человеческих. Решения Королевского Суда единственно верные, и потому они не подлежат пересмотру и никогда не меняются. Решения Королевского Суда обязательны к исполнению, в этом есть суть порядка. Без порядка наступит хаос, и дивное солнце Стравареда закатится навсегда.
Флорина слушала изливания Судьи с изумлением и негодованием. В душу закралось сомнение. 'Неужели я ошиблась? - мучилась она. - До эшафота было далеко, с такого расстояния я и в самом деле могла ошибиться. Нет-нет, его там не было, он не мог умереть!' Флорина упрямо цеплялась за надежду, но подкравшееся отчаяние уже душило ее. Она пыталась вспомнить осужденных на эшафоте, но память успела стереть подробности, самые важные мелкие детали, по которым она могла распознать любимого издалека, с закрытой капюшоном головой. Она не могла понять, как это - Рассета больше нет, эта мысль не укладывалась у нее в голове.
- Его не могли казнить,- сказала она с отчаянием. - Его не за что казнить.
- Вы хотите сказать, будто Королевское Правосудие ошиблось? Это вы ошиблись, дитя, но я прощаю вам вашу ошибку, потому что вы чересчур юны. Будьте добры, снимите рубин. До свидания.
Флорина не помнила, как очутилась на улице. Ноги не держали ее, и она в изнеможении прислонилась к перилам. Накрапывал надоевший дождь, и лицо Флорины под вуалью стало мокрым. Усилием воли она загнала слезы обратно. Тут она вспомнила, что в беседе с Судьей ни разу не прозвучало имя Листа. Безумная надежда снова охватила ее и так же стремительно откатилась: Судья не мог иметь в виду кого-то другого, кроме Листа, потому что старый сплетник ее узнал!
Карета ждала Флорину за углом соседнего здания. Дорогу молодой Акарди преградил нищий. Он протянул ей из бесформенных лохмотьев мосластую руку:
- Подайте, госпожа!
И прибавил шепотом:
- Я знаю то, что должно заинтересовать вас.
Флорина испугалась. Она беспомощно оглянулась по сторонам. Стоило только крикнуть, и рядом тут же оказалась бы ее охрана, но крик привлечет внимание не только охранников. А Флорина совсем не хотела, чтобы кто-то видел ее около дома Судьи.
- Откуда ты знаешь мое имя? - угрожающе прошипела Флорина.
- Я вас знаю, - ухмыльнулся попрошайка. Звонче:
- Подайте...
Тише:
- Я работал у господина Листа.
- Ну? - насторожилась Флорина, а сердце так и ухнуло вниз.
- Я знаю, что стало с нашим хозяином.
'Откуда он может знать?' - недоверчиво подумала Флорина. Перепады настроения от надежды к отчаянию утомили ее. Она уронила под ноги попрошайке монету и собралась пройти мимо, но босяк загородил ей дорогу грязным рваньем.
- Мне не деньги нужны. Справедливости ищу, госпожа. Спасибо, спасибо, добрая госпожа, эта монета обернется вам мешком золота... Лист дал нам приют, обеспечил хлебом. У нас отобрали хозяина, и мы снова побираемся. Я работал у Листа садовником. Не смотрите, что мои руки такие грубые, этими руками я выращивал бесценные тюльпаны, ирисы и лилии! Что я теперь? На нашего хозяина донесла госпожа Роза, которая целых два года волочилась за ним, забыв о гордости. Уж мы-то видели! После суда, когда ему всыпали тридцать палок, его купил у Судьи господин Иглерост, ваш жених.
Ноги Флорины подкашивались.
- Откуда ты это знаешь?
- Тюремщик - мой брат.
Теперь Флорина внимательно смотрела в грязное лицо босяка. Высушенная солнцем и ветрами кожа обтягивала острые скулы и подбородок. Флорина ожидала увидеть в глазах огоньки лукавства, но их не было.
- Я еду к тюремщику! - решила Флорина.
- Он живет в тюрьме, - заметил нищий. - Никому не говорите, что я работал у Листа, прошу вас. Нас в живых мало осталось, всех перевешали. Его имя теперь как прокаженное: прикоснешься - умрешь. Спасибо, добрая госпожа, спасибо...
Нищий проворно подхватил с земли монету и испарился. Флорина обогнула угол здания и села в карету с твердым намерением ехать к тюремщику, но передумала. Ее могли узнать, к тому же тюремщиков много, вряд ли удастся найти нужного и не поднять при этом лишний шум. Она брезгливо поморщилась при мысли о тюрьме. Сие полезное заведение располагалось в крепости за городом и после отмены рабства было всегда переполнено. Время от времени узников амнистировали, потому что их нечем было кормить, и тогда государство наводняли своры попрошаек и шайки бандитов, и тюрьма немедленно заселялась заново. Что делать со всей этой нежелательной армией, плодящейся быстрее бездомных собак, в королевстве никто не знал.
У Флорины не было оснований верить попрошайке. Равно как и не верить. Она попробовала выкинуть из головы разговор с ним, но мысли об 'альянсе' Рассет-Бешекел не уходили. Зачем Иглеросту понадобилось его покупать? Флорина ясно представила себе Бешекела, со сросшимися на переносице бровями, упрямым выражением лица, с быстрыми, точными движениями. Бешекел обладал бульдожьей хваткой. Он был расчетливый, умный и... мстительный. Мстительный. Как Кариот Роза.
В голову полезли мысли одна мрачнее другой: как Бешекел заточил Рассета в подземелье, как его слуги издеваются над узником, как Рассет мучается голодом и жаждой, придавленный холодными влажными стенами в кромешной темноте...
Нет, Бешекел не держит в подземелье своего соперника. Внезапно Флорина догадалась, где мог сейчас находиться Рассет. Если, конечно, нищий сказал правду, а Судья правды не сказал. Если нет... Флорина тряхнула головой, нарушая замысловатую, ненадежную прическу под драпировкой. В любом случае версию следовало проверить. Если все верно, то скоро она увидит своего возлюбленного. Синусоида сегодняшнего настроения описала очередной зигзаг: вниз-вверх. Флорина истомленно прикрыла глаза.
6
- Эй, приятель!
Рассет приподнял отекшие веки. Над ним склонилось сердитое женское лицо. В памяти сразу возник кошмарный переход из города Стравареда, столицы большого государства, сюда, в отдаленное поместье Иглероста. Двое стражников верхом на лошадях гнали его через леса и жутковатые болота по тайной гати. Они не слишком его погоняли, стремясь сохранить собственность хозяина в живых. В пути он потерял счет дням. Приходилось месить босыми, изнеженными ногами болотную жижу, болотные кровососы заедали живьем, мучительно хотелось пить. Особенно тяжко приходилось на суше, покрытой острыми камнями. Невыносимо болела спина от неисчислимых тычков копьями и наказания палками перед несостоявшейся казнью. Если бы не мучения, Рассет наверняка почувствовал бы благодарность конвоирам за то, что они не били его по дороге. Напротив, они доходчиво растолковали, что отныне он является собственностью Иглероста, и теперь его гонят в тайное поместье хозяина на золотые прииски, где трудилось полтысячи рабов. Рассет не успел прийти в себя после суда и смертного приговора, иначе он был бы сражен известием наповал. По дороге через болота, в страданиях, он оказался неспособным к размышлениям. Теперь же, с пробуждением, лавина мыслей обрушилась и сломила его, и даже боль во всем теле не могла отвлечь Рассета от мрачных размышлений.
Женщина держала в костлявых руках большую миску с хлебовом, но Рассет при попытке приподняться невольно застонал и упал обратно. Черный потолок затеял круговерть, к горлу подкатился мерзкий ком.
- Ты только посмотри на него, Грелей! - визгливо крикнула женщина. - Зачем хозяину понадобился такой раб?
К Рассету подошел бородатый мускулистый мужчина, от которого разило застарелым потом. Он потрогал руки Рассета в том месте, где, по утверждению анатомов, должны находиться бицепсы. Грелей промычал нечто нечленораздельное.
- Что ему делать на реке с такими руками? - крикнула женщина. - Эти руки не держали ничего тяжелее мелкой монеты!
Рассет из-под искусанных кровопийцами век без интереса разглядывал визгливое создание. Худая, костлявая, со всклокоченными немытыми волосами и гнилыми зубами, она производила слишком много шума.
- Ты бы лучше покормила его, Рашка, - промычал Грелей, помаргивая крошечными глазками под седыми клочьями волос.
- Не ребенок, сам поест, - отрезала Рашка.
Рассет увидел себя в полутемном бараке, за окном которого то ли светало, то ли наоборот, темнело. По бараку бегало множество детей разного возраста, босиком топоча по земляному полу. Они кричали, плакали, играли, ссорились, тузили друг друга, и каждый из них был предельно занят. На закопченных стенах вместо картин и занавесок висела чернющая паутина, щедро сдобренная пауками, словно пудинг изюмом. Супружеское ложе было стыдливо задернуто тряпкой с крупными прорехами. Около окна в полумраке маячил грубый длинный стол на толстых подпорках и две лавки. Большего убожества Рассет отроду не видел.
За стенами барака послышался шум, и Грелей поднялся. Дверь распахнулась, и в барак ввалились двое надсмотрщиков.
- Идем, идем, - заворчал Грелей.
- Давно бы уже барабан завели, - напустилась Рашка на надсмотрщиков.
- Уймись, чертова кукла, - отмахнулись те. - Мы за ним, - они ткнули пальцами в сторону Рассета.
- Он не может подняться. Доведут человека до полусмерти, а потом трясут: иди, работай! - ругалась Рашка.
- Пусть отлежится хотя бы день, - миролюбиво поддержал жену Грелей.
Рассет сделал попытку подняться, но Рашка заслонила его от взоров надсмотрщиков худой спиной и толчком в грудь заставила лечь.
- Ладно, - сварливо пробурчал надсмотрщик.
Грелей, трое старших сыновей и старшая дочь отправились работать. С их уходом в бараке тише не стало. Дети шумели, Рашка наводила видимость порядка резкими криками и звонко гремела посудой. Дочкам без конца доставались крепкие подзатыльники. Рассет дремал под этот гвалт, и снилась ему нежная Флорина. Иногда он открывал глаза, ненадолго вырываясь из объятий Морфея, но тяжелые веки снова смыкались, и снова он видел возлюбленную. Сейчас, когда она стала совсем недоступной, он любил ее особенно остро.
Рашка вырвала его из лап сна, усадила сильными руками и стала кормить с ложки. Впервые Рассет проклял свою слабость. Он не мог шевельнуть и пальцем, тем более не мог отобрать у Рашки миску и зашвырнуть посудину в самый дальний угол. Оставалось покорно есть отвратное варево. В тюрьме кормили еще хуже, и Рассет не стал ругать хозяйку за негодное меню.
Он так и задремал сидя. Рашка оторвалась от многочисленных дел и уложила его. И, наверное, в первый раз за всю ее рабскую жизнь услышала 'спасибо'.
Рабы вернулись, когда на улице уже начало темнеть. Они молча расселись по лавкам, и Рашка швырнула каждому по миске с едой. Семейство громко чавкало и переругивалось. Главе что-то не понравилось, и он с размаху треснул ложкой по лбу одного из отпрысков.
- Хоть бы ложку облизал! - взвизгнула Рашка.
Грелей поел, сочно хрюкнул и только потом повернулся к Рассету.