Безбах Любовь Сергеевна : другие произведения.

Последние дни Тоёхары

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Опубликовано в журнале "Кают-компания" (г.Владивосток"), в сборнике "Сахалин-2017" и в авторских сборниках "Запах безмолвной симфонии" и "Шёпот ночного дождя".
  
[]
   За сорок лет семье Вада пришлось преодолеть немало трудностей, но 1945-й выдался самым тяжелым. 8 августа Советское правительство объявило войну Японии, и в Тоёхару* пришел страх. Он тяжело волочился вдоль улиц вслед за переменчивыми ветрами, скапливался в тесных городских дворах, просачивался в каждое жилище, и даже само небо, низкое и мрачное, казалось, вот-вот опустится на головы горожан и задавит страхом. Когда советские войска за неделю сломили сопротивление японцев на Харамитогских высотах, Вада Тадаси окончательно понял, что для Карафуто* наступили худшие времена, а может, и последние. Он не говорил этого вслух, чтобы не пугать жену, но 17-го русские взяли город Эсутору*, где жил старший сын с семьей, и с этого дня супруги окончательно забыли о покое. Радиоприемник никто не выключал, над ним нависали то Тадаси, то Хироко, то оба вместе, с расширенными глазами вслушиваясь в слова диктора. Младшего Ибуру из-за травмированной руки не приняли в ряды резервистов, и он в бессилии метался по дому, но чаще где-то надолго пропадал, а возвращался угрюмый и молчаливый. В двадцатых числах, когда на несколько дней установилась сносная погода, Вада услышали отчетливые звуки взрывов. Бомбили далеко, где - не понять, но стекла в окнах слабо дребезжали.
   Между тем города Карафуто один за другим складывали оружие, а то и вовсе встречали русских белыми флагами.
   Ненастным днем 24-го супруги ужаснулись известию, что советские войска без боя овладели соседним Хонто*, а со стороны города Маока* по железной дороге с боями движется отряд десантников и уже вплотную подошел к Тоёхаре. Хироко отпрянула от радиоприемника и заплакала.
  - Что с нами будет, Тадаси? Что с нашим сыном? Где он теперь?
   Тадаси, утешая жену, ответил:
  - О нем нет никаких известий, поэтому мы не знаем, погиб он или нет. Не будем хоронить его раньше времени, маленькая.
  - А вдруг он попал в плен? Ты ведь его знаешь, он не потерпит такого позора.
  - Наверняка ему удалось уйти в леса. Будем ждать.
  - В леса... - повторила Хироко. - Тадаси, ты ведь знаешь, он будет сражаться до последнего вздоха! Что с нами будет, что с нами будет...
   Она опустилась на татами и рыдала, больше не сдерживаясь. Тадаси топтался рядом, не в силах ее утешить. Ибура с перекошенным лицом бросился вон из дома.
   Тадаси обнял жену, задыхаясь от мысли, что старшего они вряд ли уже увидят. Оставалась надежда, что сын лесами вернется домой. Вернется, чтобы и дальше сражаться с врагом.
   Кое-как утерев слезы, Хироко принялась за домашние дела.
  - Схожу-ка я в город, посмотрю, что там делается, - сказал Тадаси. - В контору к себе загляну. Может, узнаю что-нибудь. Куда, интересно, Ибура подевался?
   Напрасно он это сказал, потому что жена коротко всхлипнула и снова наладилась плакать. Тадаси без труда разгадал ее мысли: младший наверняка пошел в Императорское общество резервистов, и теперь ему могут не отказать...
   Штормовой ветер с порога швырнул в лицо горсть хлестких холодных капель. Тадаси втянул голову в плечи, сгорбился, пересек дворик и пошагал по хлюпающей грязью узкой улице, не обращая внимания на ветер с дождем, атакующий то спереди, то сбоку. Потом дождь поутих, и только сырой ветер норовил пробраться под оба кимоно и выстудить старые кости. Выбравшись ближе к центру, Тадаси был потрясен людностью улиц, а он-то думал, что все, кто мог, покинули столицу Карафуто и бежали в портовые города, чтобы на судах перебраться в Японию! Большие семьи ехали на пролетках, телегах, повозках, груженных нехитрым скарбом и узлами, кто-то и вовсе брел пешком. Люди, невзирая на непогоду, уходили в сопки. Всегда чистые асфальтированные центральные улицы были непривычно захламленными, но Тадаси едва это заметил. 'Надо, тоже надо уходить, - подумал он и бросил на низкие тучи озабоченный взгляд. - Подождем еще, не будем торопиться'.
   Он добрался до Управления недрами и разведкой природных ресурсов, где работал с тех пор, как приехал на Карафуто, и зашел во двор. Там среди сырости чадно горел большой костер, служащие швыряли в огонь кипы бумаг. Тадаси поздоровался с каждым, нашел управляющего.
  - Всё уничтожаем, Вада-сан, - деловито сообщил тот.
  - Считаете, что всё безнадежно?
  - Да, именно так. Не сегодня - завтра русские будут здесь. Нельзя, чтобы им достались документы. Пусть всё горит синим пламенем.
  - Честно говоря, не ожидал вас здесь увидеть. Думал, уже эвакуировались.
  - Поздно, эвакуация захлебнулась беженцами. Кто успел - тот успел. Главные крысы сбежали самые первые, торгаши и дельцы вроде Хаттори и Качмарека. Вы-то сами почему не эвакуировались, Вада-сан?
  - У нас в Эсутору сын остался с семьей.
  - У меня - то же самое: дети в Маоке, - подхватил управляющий, снял очки и безуспешно попытался обтереть тряпочкой замызганные стекла. - Куда я без них поеду? А теперь уже поздно. Кое-кто из наших сотрудников вернулся сегодня из Отомари*. Хотели удрать с пожитками с Карафуто, не вышло! Вчера пароходы еще стояли, битком набитые эвакуированными. Город переполнен беженцами. На причалах не повернешься. Все в страхе: в любой момент могут пожаловать русские. Думаю, в порту уже нет ни одного мало-мальски приличного суденышка. Некуда нам бежать, Вада-сан.
   В костер летели кипы документов. Управляющий ворошил плотные пачки длинной палкой, время от времени сбивая с нее огонь. Клочья пепла кувыркались в клубах дыма и разлетались во все стороны.
   Тадаси по-стариковски покачал головой, сгорбился и побрел прочь. Куда же все-таки подевался младший? Неужели напросится воевать?
   Ибура и вправду 'подевался' в Императорское общество резервистов. Активист с интересом посмотрел на его правую руку.
  - Стрелять тоже в перчатках будете? - хмыкнул он.
  - Перчатка не мешает.
  - Что вы там скрываете?
  - Травма.
  - На курок сможете давить?
   Ибура сердито промолчал.
  - Согните палец. Не гнется, я же вижу!
  - Я буду стрелять с левой руки.
  - Умеете?
   Новоиспеченный доброволец сердито стиснул зубы, и резервист скептически фыркнул.
  - Я научусь, - процедил Ибура, злясь.
   Резервист рассмеялся и произнес:
  - Вы - настоящий герой, Вада-сан. Мы, японцы, готовы стоять насмерть, несмотря на императорский указ. Будь у нас лишние стволы, вы бы получили оружие и стреляли бы, как угодно.
  - Мой брат защищал Эсутору. Наша семья до сих пор не знает, что с ним, жив ли он. А я сижу, как баба с мокрыми рукавами**! У меня ни жены, ни детей. Никто не останется сиротой, если я погибну. Дайте мне самую старую 'арисаку', и я встречу русских так, как они заслуживают.
  - Поймите, у нас острая нехватка оружия. Добровольцы вооружены допотопными винтовками и охотничьими ружьями. Я бы вас взял, но если у нас найдется еще хоть один ствол, я отдам его тому, кто лучше стреляет. Извините, Вада-сан. У вас, вероятно, есть отец, мать?
  - Да, есть.
  - Лучшее, что вы можете сделать - поддержать их. Япония терпит поражение. Это страшный удар для всех. Не мне вам объяснять.
   Ибура, злой и раздосадованный, вышел на улицу. Японский народ, оказывая сопротивление советским войскам на Карафуто, презрел волю императора, в божественном происхождении которого никто не сомневается, а он, Вада Ибура, отсидится за маминым подолом?! 'Пойду в штаб дивизии, - решил он. - Неужели им бойцы не нужны?'
   Так он и сделал. Штабные офицеры мельком глянули на него и посоветовали обратиться в общество резервистов. Даже до разговора не снизошли, слишком были заняты. Их открытое пренебрежение показалось настолько унизительным, что пол под ногами, казалось, поехал куда-то вбок. Два года назад Ибуре не повезло: он увлекался горнолыжным спортом - за городом были отличные трассы и два трамплина, и на соревнованиях неудачно упал. Поврежденная рука долго изводила болью, временами ныла и сейчас. Лыжи он не бросил, но соревнования были для него теперь закрыты. Мало того, родители засылали сватов и получили отказ, больно ударивший по самолюбию. Ибура был убежден, что отказали из-за травмы. А теперь он лишен возможности защитить землю, на которой родился и вырос! Парня затопила удушливая волна жара. Повернувшись, на негнущихся ногах он пошагал из кабинета. В коридоре кое-как, опираясь на перила рукой в перчатке, спустился с лестницы, покинул неприветливое здание и быстро пошел по улице, ничего не видя перед собой.
   Неожиданно пришло решение, настолько простое и очевидное, что Ибура остановился, словно натолкнулся на стену. Надо идти прямиком к резервистам, ожидающим врага! Губы так и растянулись в довольной улыбке: как же он сразу не догадался? Парень огляделся, определяя, куда его принесли незрячие ноги, и отправился к западу.
   Тоёхара - город не слишком маленький, идти пришлось долго. Уже вечерело, а сумерки на Карафуто никуда не торопятся. Ветер ослабел, в тучах появились прорехи, и низкое солнце, выжелтив сырые замусоренные тротуары, внезапно заглянуло парню в глаза. Центральная улица О-дори выглядела заброшенной. Рядом с некоторыми конторами все еще полыхали большие костры, дым заслонял флаги на крышах. Фонари не зажигались. Поток людей со скарбом иссяк: кто не покинул город сегодня, отложил бегство на завтра.
   Где-то далеко впереди Ибура услышал приглушенные выстрелы, много выстрелов! Значит, враг уже вошел в город?! Ибура сорвался на бег. Он чуть не пронесся мимо маленькой женщины, одиноко сидящей на большом узле посреди пустынной улицы. На мгновенье притормозив, он успел заметить, что это была девушка, совсем молоденькая, грязная с головы до пят, и таким же грязным был ее узел. И вокруг - никого. Ибура остановился окончательно и вернулся к девушке.
  - Что ты здесь делаешь? - спросил он, отдуваясь после бега.
  - Я... не знаю... - растерянно ответила та и испуганно посмотрела на Ибуру. На грязном заплаканном лице припухшие глаза излучали полное отчаяние.
  - Я не знаю, куда идти, - добавила она.
  - Ты откуда взялась? - удивился Ибура, тоже растерявшись.
  - Из Отомари. Из Сакаэхамы*, - неуверенно ответила девушка.
  - Так из Отомари или из Сакаэхамы? - переспросил Ибура, борясь с желанием немедленно отправиться дальше, туда, где стреляют.
  - Из Сакаэхамы. Мы приехали в Отомари, чтобы уплыть на Хоккайдо.
  - А зачем вам было уезжать из Сакаэхамы? - удивился Ибура и склонился над девушкой. - Разве там нет судов?
  - Нет... Все уже уплыли.
  - Да, пожалуй. Конечно, - согласился парень. - А как ты очутилась здесь одна?
  - Из Отомари... Там ужасная давка, все куда-то бегут, я ничего не понимала. Отец сказал, что надо возвращаться обратно. И вокруг столько народу, и я... И меня... И я потерялась.
  - Тебя затолкали в толпе, и ты потеряла семью?
  - Да, - девушка со всхлипом вздохнула, но уже не плакала. - Я подумала, что лучше вернуться домой, и там я найду семью. Они ведь тоже вернутся.
  - Правильно, - поддакнул Ибура, чтобы поддержать ее.
  - Меня довезли до Тоёхары, а теперь я не знаю, куда идти.
   Ибура выпрямился и в нетерпении посмотрел на запад. Там уже не стреляли, но это вовсе не означало конец боевых действий... Однако бросить здесь этого полуребенка не было никакой возможности. Но не тащить же ее туда, где люди убивают друг друга!
  - Вот что, - решился Ибура. - Я отведу тебя к своим родителям, они о тебе позаботятся. Но идти придется далеко.
   Девушка глубоко вздохнула, радостно закивала и снова заплакала. Как выяснилось, ее звали Ёсико.
   Пройдя совсем немного по узким улицам, чтобы срезать путь, они в сгущающихся сумерках позади себя внезапно увидели группу людей, отрывисто говоривших что-то непонятное. Русские! Ёсико издала сдавленный возглас. Те остановились, и Ибура ясно различил каски и автоматы. Первым побуждением было заслониться телом, которое находилось рядом. Осознав это, Ибура пришел в такой ужас, что на голове зашевелились волосы и неприятно приподняли кожу. Парень немедленно встал между чужаками и девушкой, и, подталкивая ее, начал отходить. Русские ничего не предпринимали, вероятно, ожидая, когда гражданские уберутся с дороги. Они бы разминулись, но с другой стороны из-за домов показалось несколько человек с винтовками. Русские мгновенно вскинули автоматы, а резервисты бросились обратно за угол. Ёсико закричала от страха, а Ибура чуть присел и закрыл голову руками, но ни та, ни другая сторона не стали стрелять. Девушка замолчала, и на несколько долгих секунд установилась неправдоподобная тишина, только слышно было, как ветер шумит в кронах и тащит по земле горстку сухих листьев. Ёсико, трясясь, привалилась к Ибуре. Русские между тем, отступая, словно растворились, и куда они делись, парень не понял.
   Резервисты тоже исчезли. Ибура вернулся за брошенным узлом, закинул за спину, и они с Ёсико, ни слова не говоря, побежали. Спустя несколько минут сзади донеслись звуки перестрелки.
   Жители, опасаясь бомбежек, не зажигали свет, и Ибура едва отыскал собственный дом. Мать в глубокой темноте узнала сына и приглушенно вскрикнула. Ёсико тут же склонилась в глубочайшем поклоне, ориентируясь в сторону голоса. Вскрики, торопливый шорох кимоно...
   Пока женщины на ощупь возились на кухне, плеская водой, Тадаси и Ибура совещались в потемках.
  - Как начнет светать, уходим в сопки, - произнес отец. - Мама уже все приготовила. О подводе я договорился.
  - Я ухожу к резервистам, - ответил сын.
   Отец помолчал, потом сказал:
  - Значит, подождем. Иначе где ты потом нас найдешь?
  - Нет, тити*, вам придется покинуть город, и чем быстрее, тем лучше. Здесь оставаться нельзя.
   Ибура все вспоминал, как чуть не заслонился от автоматов незнакомой девушкой, и едва зубами не скрипел от стыда и досады, от ненависти к врагам. Хорошо, что в темноте отец не видит его лица!
  - Вот побьем русских, тогда вернетесь, - запальчиво сказал он. - Это недолго, несколько дней всего.
   На это утверждение Тадаси тоже не ответил. Посовещавшись, они решили поступить так, как и задумали изначально.
   Едва забрезжило, семья Вада тепло оделась и покинула дом. Ибуры уже и след простыл. На улицах продолжался хаос, горожане уходили в леса. Многие пытались вывезти мебель, книги, посуду. Однако в лес без дорог мебель не потащишь, приходилось бросать. Люди, стеная, собственноручно разбивали дорогие сервизы, не в силах унести с собой. Кое-что закапывали в надежде вернуться в лучшие времена.
   Тадаси было немногим более шестидесяти, и он отнюдь не растерял давних навыков жизни в тайге, которые приобрел в экспедициях. Он поставил палатку для Хироко и Ёсико, разжег бездымный костер, повесил над огнем котелок с рисом. Из палатки доносились негромкие голоса женщин. Пусть себе утешаются беседами. Девочка прилепилась к Хироко, вмиг почуяв доброе сердце, и когда теряла ее из виду, всерьез пугалась. Несколько семей сбились в группу, и сколько таких групп было в лесах, в сопках - кто знает...
   В этот день, 25 августа 1945 года, Тоёхару заняли советские войска.
   Тадаси понимал: в лесу горожане способны продержаться лишь несколько дней. Потом придется принимать решение.
   Так и получилось. Голодная собака палки не боится**. Через неделю лесной жизни беженцы заслали в Тоёхару ходоков. Тадаси вызвался идти в город. Может, удастся узнать и о судьбе сыновей... С ним отправился молодой мужчина-простолюдин.
   На окраину города ступили с оглядкой. Тадаси было сильно не по себе: не исключено, что русские, едва увидев их, сразу расстреляют. Оставленный город усиливал тревогу. Ветер вздымал облака пыли и мусора и гнал вдоль безлюдных улиц, мертво чернели окна брошенных зданий, многие стекла были выбиты. Керамические трубы, торчащие из окон, не дымили, и все же отчетливо пахло дымом. Вероятно, где-то полыхало. Дома в основном деревянные... И было тихо, очень тихо, только с вызовом стучали по асфальту деревянные гэта* молодого спутника.
   Звук мотора они услышали издалека. Остро хотелось сигануть в ближайшую подворотню. Подъехал 'Виллис', остановился напротив ходоков, открылась дверь, и враг с добродушной круглой физиономией взмахом руки пригласил в кабину. Второй русский на пассажирском сиденье улыбался, и, похоже, совсем не злорадно.
   Ходоков доставили в комендатуру. Тадаси ожидал допроса, но вместо этого их усадили за стол, предложили гречневую кашу с тушенкой, сухари, разлили по жестяным кружкам разбавленный спирт. Вместо палочек предложили ложки. Сами русские уселись рядом. Тадаси держался с достоинством и все всматривался в лица врагов, странные, чужие, непонятные и вовсе не злые. Его молодой спутник смотрел на русских с ненавистью. От запаха мяса закружилась голова, но Тадаси ни к чему не притрагивался, не мог. Отнести бы кашу женщинам, но это бы смотрелось унизительно.
   Пришел еще один русский, сел за стол, сказал по-японски:
  - Передайте горожанам, пусть возвращаются в свои дома.
  - Наши дома разграблены! - вызывающе ответил молодой японец.
  - Ваши дома целы, - возразил русский. - Грабеж запрещен. Город патрулируется круглые сутки. Общественные здания находятся под нашей охраной, чтобы их не подожгли и чтоб имущество ваше не растащили. Ваши храмы охраняются. Пожары тушим, хотя в городе нет воды. Скажу сразу: некоторые дома ограблены. Это - дело рук мародеров, и ваших, и наших. Тех, кого удалось арестовать, будем судить одинаково.
  - Ваши самолеты бомбили город!
  - Мы бомбили только промышленные предприятия. Жилые кварталы остались нетронутыми, - ответил русский. Его волосы были светлее лица, такого же смуглого, как у самого Тадаси. И возраста на вид он был того же. Выцветшие глаза смотрели спокойно и прямо.
   Слова подействовали. Ходоки оживились, но все же сохраняли недоверие. Гречневая каша одуряюще пахла...
  - Мы вернемся, и что с нами будет? - поинтересовался Тадаси.
  - В ближайшее время мы наладим обычную жизнь, - ответил русский. - Предприятия, лавки, магазины снова начнут работать. Советская власть гарантирует, что японцев никто не тронет.
   В животе молодого ходока предательски заурчало. 'Парень уйдет голодным', - подумал Тадаси, обхватил пальцами ложку и стал есть. Молодой, окидывая кабинет волчьим взглядом, тут же последовал примеру. Управившись с кашей, оба залпом выпили русское 'саке', задохнувшись от крепости. Сухари Тадаси незаметно припрятал в рукаве кимоно - для женщин. 'Саке' пробрался в ноги и в голову, и Тадаси тихонько вздохнул, чувствуя, как внутри него чуть ослабла туго натянутая пружина.
  - Почему мы должны вам верить? - поинтересовался его спутник.
  - Придется поверить, - русский со вздохом развел руками. - В лесу ваши жены и дети, старые родители. Им нужен покой и комфорт, иначе они погибнут там, в лесу. Есть там нечего, ведь так?
  - Нам позволят покинуть Карафуто и уехать в Японию? - спросил молодой ходок.
  - Все желающие выехать на родину смогут это сделать, но не сразу. У нас пока нет морского транспорта в нужном количестве. Порты на юге переполнены беженцами. Приходится возвращать людей обратно, обеспечивать их питанием, медпомощью. И вы нам еще не верите?
   Тадаси спросил, можно ли узнать, что случилось с его сыновьями.
  - Можно, но попозже, когда на острове будет наведен порядок. Если ваши сыновья попали в плен, вы об этом узнаете, - заверил русский. - Списки составляются уже сейчас.
   Молодой ходок, по-прежнему глядя на русских зло и недоверчиво, открыто затолкал сухари в рукав и поднялся.
  
   Семья Вада, вернувшись в город вместе с беженцами, нашла дом нетронутым. Тадаси сразу отправился в комендатуру. Там через японца-переводчика ему сообщили, что о старшем сыне известий пока нет, а младший попал в плен. О семье Ёсико ничего узнать не удалось.
   Дома Тадаси стал задыхаться, в голос рыдали Хироко и Ёсико, и глава семьи ушел во дворик. Там, в маленькой беседке, он размышлял о скоротечности жизни, каким-то образом вместившей столько событий, о хаосе на Карафуто, о том, что Тоёхара снова, как и сорок лет назад, станет Владимировкой, а по его прямым улицам теперь ходят русские - больно, больно... Но больше всего он думал о сыновьях. Русские в комендатуре через переводчика сказали, что Ибура обязательно вернется, но только спустя несколько лет. Вернется... куда? Еще русские уверяли, что японцев с Карафуто никто не гонит, можно оставаться и жить.
   Оставаться и ждать сыновей, иначе как их потом найдешь?
   А женщины пусть поплачут. Слёзы - участь побеждённого.
  
  _________________
  
  *Тоёхара - ныне город Южно-Сахалинск, областной центр Сахалинской области.
  *Карафуто - южная часть острова Сахалин, с 1905 по 1945 годы принадлежащая Японии.
  *Эсутору - ныне город Углегорск.
  *Хонто - ныне город Невельск.
  *Отомари - ныне город Корсаков.
  *Сакаэхама - ныне село Стародубское.
  *Гэта - японские деревянные сандалии в виде скамеечек.
  **Японские пословицы.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"