Аннотация: Что бы вы хотели получить на 120-летие?Писалось на конкурс "Добрая фантастика" сайта "Творческая мастерская". Это добрый рассказ, в отличие от многих других.
Я заметила их издалека, это было нетрудно, потому что по случаю выходного дня в пустом холле НИИ темпоральных исследований больше никого не было. Яркая, молодая женщина в пёстром летнем платье объяснялась с охранником, а ребёнок теребил её и тянул к автомату с напитками. Голоса пришедших гулко разносились между колонн.
- Моя внучка, конструктивист, есть такое направление в искусстве...
- Ма, ну ма же, ну можно мне воды уже?
- Ванечка, тебе десять лет, сынок, а не два года!
Старый охранник как-то недоуменно мигал лампочками, словно пытаясь уразуметь избыточную для него информацию. Мы, люди, даже машинам приписываем свои эмоции.
- Привет, ба, - сказала я, подходя. - Здорово, Ванечка. Не стоит перед ним так рассыпаться, у него две шины в голове.
Я выдала им браслеты-пропуска и теперь оба посетителя беспрепятственно проникли вовнутрь, за первый силовой контур.
- Куда ты меня ведёшь? - спросила бабушка. - Я думала на минутку заскочить. Ко мне сегодня ещё приедут линию доставки чинить. Завтра все наши собираются, а этот, - она ласково дёрнула Ванечку за ухо, - решил что-то модернизировать и окончательно всё доломал. Разве ты не вон то хотела показать? Не твои художества? - она махнула в сторону мозаики на стене, изображавшей нечто абстрактное, что, по мнению художника, должно было олицетворять Время.
- Ба, я не конструктивист, я РЕконструктивист.
Можно сколько угодно подновлять тело, но всё равно в психике происходят возрастные изменения. Не такие, как во времена бабушкиной молодости. Но всё же.
Завтра старушке сто двадцать, и мы приготовили сюрприз. Небольшой такой подарочек.
- Ух ты, круто, - это Ванечка. - А Петя тебе помогает? А можно я тоже?
- Что за авантюру ты готовишь? - смеётся бабушка.
- Ну, давай я тебе объясню, пока идём. Не знаю, кто из нас с Петей может это лучше. Он всё же физик, а я нет, но он как начнёт своими терминами кидаться, запутает ещё больше. Начнём с базового закона, закона Кэрролла, или закона триединства, его ещё в школе прохо... Извини, я забыла, - да она лет сто назад училась...
А её младший сын согласно кивает. Он, говорят, в точных науках хорошо сечёт.
- И что же он гласит?
- Точно не скажу, но что-то вроде того, что время, пространство и информация суть одно и то же. Правы были мистики, утверждавшие, что мир вокруг - иллюзия. И время, ба, иллюзия. Нельзя путешествовать в абстрактном, всеобщем времени, потому что нет такой штуки. Или мы её пока не нашли. Нельзя повлиять на всеобщее прошлое, чтобы сделать светлое настоящее, потому что нет его. Можешь притащить на своей подошве хоть сто бабочек...
- Чего нет? Прошлого или настоящего?
- Да ни того нет, ни другого. Просто в том настоящем, в котором существуем и ты, и я, и Ванечка, есть НИИТИ, который занимается проблемами личного времени...
- Ксо... Я уже все мозги сломала. Как же мы вместе существуем в настоящем, которого нет?
- А вот так. Я твоя иллюзия. А ты моя.
- А Ванечка?
- Аналогично!
- Что, на это закон тоже есть? - бабушка трясёт головой.
- Да. Закон Пелевина.
- Вот же ты нахваталась от своего Петьки. А я с физиком даже рядом не лежала.
Ванечка ржёт.
- Кстати, ба, что такое "ксо"?
- Это ошибка молодости, которой как бэ (она именно так и произносит, не бЫ, а бЭ) не было.
Коридор закладывает очередную петлю.
- Ну кто так строит! - возмущается бабушка.
- По итогам вышесказанного можешь переадресовать вопрос себе, - выдаёт Ванечка и снова ржёт.
- И что мы будем делать?
- Заглянем в твоё прошлое.
- А почему в выходной? Это по блату? Это дорого?
Всё-таки, возраст.
- Нет же, ба, просто я только вчера закончила один проект, а завтра Петька уезжает на симпозиум, но мы как-то привыкли работать вместе.
- То есть он ко мне не придёт?
- Госспади, нулёвкой он уезжает, нулёвкой!
- Не ори, я не глухая. Сбежала бы от тебя, но разве из этого лабиринта теперь выберешься?
Кстати, мы уже пришли.
Петька что-то подкручивает в недрах МВЭ, Пашка-контактёр ёрзает на стуле и нервными руками ерошит коротко стриженные - под шлем - волосы. Я ставлю ещё один стул в зону проекции - для Ванечки.
- Выбирай возраст, - говорю я бабушке.
- Зачем?
- Ну...
- Обычно мы работаем с посттравматическими синдромами, - встревает Пашка. - Люди заново переживают травму, находясь в ресурсе, и становятся счастливее в настоящем.
Вот вечно он ляпнет в разговоре... Как он на сеансе передаёт мельчайшие нюансы чувств, если так глух в обычной жизни?
- А ты, художница, как затесалась к этим энэлпишникам?
- Зоя мнемограммы делает. Она к нам водит совсем других людей. Вы знаете, что такое мнемограмма?
- Что-то вроде кино такого, для настроения, - бабушка чешет в затылке.
- Это и есть настроение. Чьи-то воспоминания. Чувства. Если хотите, вам запись сделаем тоже, - Петька выныривает у неё из-за спины.
- Гулять так гулять, - бабушка, запрокинув голову, всматривается в Петькино лицо, маячащее где-то под потолком. - Пусть будет примерно три года. Хочу знать секрет своего тогдашнего абсолютного счастья.
Мы с Ванечкой садимся позади Петьки в зону приёма, бабушка в зону передачи, Пашка надевает шлем, садится посерёдке к бабушке спиной и укладывает её руки к себе на плечи. Звонко щёлкает тумблер.
Мир обрушивается на меня цветной волной. По залитой весенним солнцем улице бежит маленькая чернявая девочка. Я бегу вместе с ней. Так часто бывает, что в чужих воспоминаниях видишь глазами клиента, и одновременно немного со стороны. Эффект Доппельгангера. Как обычно, помню название, а смысл забыла.
...Краски немыслимо яркие. Солнце ослепительно-золотое. Небо кислотно-синее. На девочке ярко-розовая куртка, полосатая шапочка - гибрид колпачка и платочка с бахромой. На ногах - побитые резиновые сапоги на два размера больше. Дитя бестрепетно лезет в канаву - вода льётся через край сапог. Не боясь испачкать куртку, зачерпывает сияющей консервной банкой мутную жижу и выплёскивает рядом - на желтоватый подсохший асфальт. В растекающейся лужице бьются три крупных головастика. "Три! У меня три! Больше всех!" - восторженно вопит девочка. Вдоль канавы - кипящие заросли черёмухи, их запах мешается с запахом стоялой воды, оттаявшей земли, свежего бензина, кружит голову...
...Хлоп! Коленка разбита, но плакать нельзя, а то намажут страшной щипучей зелёнкой. Подтёрла нос вымазанными мелом пальцами. "Я перепрыгаю, перепрыгаю!" Рядом останавливается велосипед, прямо перед носом сиденье, обшитое золотистой бахромой, "как у ковбоев". Спицы перемотаны цветной проволокой, на руле рядом с никелированным звонком какая-то громыхалка. Высоко-высоко, почти рядом с солнцем маячит усыпанное веснушками лицо. Сердце тает. Старший братик, он взрослый, почти как мама, ему уже двенадцать. Легко поднимает и сажает на раму. Рама твёрдая, велосипед несётся бешено. Неудобно и страшновато, но всё равно так хорошо! "Не слезу, ещё покатай!"...
... Фантик, сверху замученный одуванчик, и тёмное стёклышко. Сегодня повезло, оно от верха бутылки, почти целая половинка "плечика", выгибается горбом. Теперь прикопать песком, и получится окно в таинственный мир. Там живут пушистые котята, но у них всё как у людей. Они ходят и разговаривают, и на машинах ездят, и даже летают в космос. Кажется, порезала пальчик. Сунула его в рот...
... Мишка - друг. Если жуёт жевачку, всегда поделится, даже если ещё совсем недолго пожевал. А Лёшка враг. Толкнул вчера в крапиву, и ещё там была паутина. Пойдём с Мишкой смотреть колодец. Он неизвестно зачем торчит посреди пустыря, вода в нём грязная и какие-то трубы. Глина опять все сандалии залепит, и мы будем идти, скользя, как на Луне...
...Качаться можно, сколько хочешь. Мама в гостях, а я туда не пойду, хотя и знаю дверь. Потому что на лестнице лежит страшный дохлый шмель. Ещё вдруг укусит. С качелей видно весь чужой двор. Вон на двух табуретках стоит цинковая детская ванночка и в ней играет солнечными зайчиками стиральная доска. Словно спины касаток - я такие видела в книжке - выступают комья мокрой одежды. Вчера у нас во дворе была свадьба и в такой ванночке за машиной прокатили жениха с невестой. Дно отвалилось, все визжат. Крышу двухэтажки тоже видно. Интересно, если раскачаться посильнее, можно достать вон до той ветки?...
...Отец большой и сильный, он плывёт через всё озеро и не боится. Я держу его за плечи, боясь, что руки сейчас соскользнут, иногда перецепляюсь за шею, и тогда он сердито фыркает. По бокам скользит тёмная вода в ряске, в золотой пыльце, по берегам стоят огромные ивы, и мы ныряем из тени в свет, и мне хочется, чтобы это было бесконечно. А впереди, на мостках, стоит брат со сверкающей банкой, полной волшебно-красных ягод, и улыбается. И мама. Мама...
...Ягоды - они вишни называются. Вот же они качаются перед лицом, даже не красные, а почти чёрные, потому что кроме меня сюда никто за ними не лазит. Вон смолка - это тоже вкусно. Белёная ножка ствола далеко внизу. Слева колючая алыча в мелких желто-зелёных сливках. Справа дом и за ним груша. Видно, как ещё один плод упал по ту сторону забора, с треском ударился о плитки тротуара, вспугнув страшных ос. Мама приедет сегодня, чтобы забрать меня в новый большой город, Ленинград, и это так чудесно. Она должна была приехать через две недели, но бабушка умерла, все ходят кислые, кроме меня, ведь мама приезжает сегодня...
... Да, таких груш теперь нет, у них такой запах, что сразу наполняет комнату, стоит открыть бабушкину посылку или надписанную маминой рукой баночку коричневато-розового варенья. Мне хотелось найти саженец на дачу, но сорт утерян...
И я понимаю, что бабушка начинает просыпаться.
Мы все пятеро сидим, как пьяные.
Потом начинаем шутить, переговариваться о чём-то незначащем. Я провожаю бабушку ко входу, спрашиваю, разгадала ли она секрет счастья.
- Нет, конечно, разве только снова к нему прикоснулась. Вы вот инженеры человеческих душ, так и старайтесь! - смеётся она. - Ну, жду тебя завтра.
Возвращаюсь к мальчикам.
- Та-дам! - с заговорщицким видом говорит Пашка, доставая из кармана казённого белого халата грушу. Она почти круглая, её жёлтая пергаментная кожица в россыпи мелких тёмных точек, с одного бока плоский "синяк" от удара оземь, от которого разбегаются исходящие соком трещинки. Аромат одуряет. Я аккуратно пакую грушу, кладу в ящик нуль-почты и набираю код сестрёнки. Сестрёнка у меня биолог.
Я знаю, что теперь с подарком бабушке на сто двадцать пять лет проблем не будет.