В полутемном купе четыре пассажира. У Савельева, молодого человека лет двадцати пяти, одиннадцатое место. Значит, один из пассажиров явно лишний.
Савельев вошел, поздоровался, присел на сиденье с краю. До отправления поезда минут двадцать. Савельев, усталый от нелегкого командировочного дня, тяжело прислонился к стенке купе и облегченно закрыл глаза. Пассажиры его мало интересовали. Он ждать не мог дождаться, когда, наконец, приедет домой, обнимет жену и дочку и скажет негромко, как говорил всякий раз: "Всё, больше никуда не поеду", - хотя прекрасно понимал, что прикажут - не увильнешь: соберешь потертый от частого пользования "дежурный" портфель и поедешь к черту на кулички, чтобы только докучливый начальник, невзлюбивший Савельева, наверное, с первого же дня его появления в отделе, отстал от него как можно скорее. Ну и пусть: поездки даже отчасти устраивали Савельева.
Поезд толкнуло. Савельев оторвался от размышлений, открыл глаза. Один из пассажиров, сидящий на том же сидении, что и Савельев, но у окна, стал протискиваться к выходу, переступая через дипломаты, чемоданчики и ноги своих товарищей. На выходе он обернулся и сказал:
- В общем, как договорились. Я подожду в тамбуре, он пройдет, а там видно будет. - И вышел.
Савельев ничего не понял из сказанного, но и понимать не очень старался: хотелось поскорее лечь на полку и заснуть, чтобы ночь пролетела как один миг и поскорее наступило завтра, а измучившая донельзя дорога осталась лишь в далеком воспоминанье, как что-то нереальное и не с ним происходившее.
Поезд тронулся. Восемь тридцать. После проверки билетов можно смело забираться на полку и вытягивать ноги. Савельев готов был отключиться хоть сейчас. Как все-таки долго тянется время.
В купе загорелся яркий свет. Наверное, началась проверка билетов, но проводник до них еще не дошел. Савельев из тени, отбрасываемой на него верхней полкой, стал украдкой рассматривать спутников.
Они были примерно одного возраста: лет сорока - сорока пяти, все - крупного телосложения. Настоящие деревенские хваты с руками-лапами и красными упитанными лицами. Во взглядах их, однако, царило благодушие, теплота и открытость, свойственные коренному сельскому мужику, хотя одеты они были по-городскому, не бедно и прилично. Разговаривали между собой по-дружески, вероятно, друг друга знали давно и ничего один от другого не таили.
Впрочем, разговор мужчин Савельева не заинтересовал. Говорили то о погоде, то о нынешнем урожае. Выходит, он не ошибся: как есть крестьяне и притом не лыком шитые.
Появился проводник, плохо выбритый, невзрачный мужичок в поношенном, залосненном фирменном мундире железнодорожника. Проверил билеты, откланялся.
Савельев решил переодеться. В проходе столкнулся с вышедшим. Тот возвращался в купе, как лиса: вертя во все стороны головой, словно чего-то опасаясь.
Когда они поравнялись, Савельев заметил, что "вертлявый", как он его про себя окрестил, был примерно такого же возраста, как и товарищи, но худощавее, с колючим выражением глаз и почти на полголовы ниже.
Вертлявый быстро проскользнул мимо и так же быстро скрылся в купе. Он сразу не понравился Савельеву. От него будто исходило недоброе, и Савельев еще раз подумал о том, как хорошо все-таки, что поезд ночной и ему не придется тяготиться малопривлекательной компанией.
Савельев возвратился минут через десять. Стол был заставлен всевозможными яствами и напитками, включая и спиртное. Причем, преобладала водка. Все, вероятно, немного дернули, потому что шумели, громко переговаривались, с особым удовольствием уплетали колбасу. Савельев присел на прежнее место, боясь потревожить пирующих и стараясь на них не смотреть. Он был не менее голоден, но привык переносить дальние поездки впроголодь. Однако голод не свой брат: учуяв запахи, дает о себе знать.
На него обратил внимание вертлявый, который разорялся пуще всех и вел себя раскованнее.
- Ты, - сразу так на "ты" сказал, - ты нас не бойся. Мы народ мирный - новое поколение фермеров. Первопроходцы, так сказать. Погляди. Вот Аристарх. Чувствуешь, как звучит! Одно имя чего стоит: воистину закоренелое, крестьянское. Аристарх первый среди нас. Его идея.
Савельев посмотрел на Аристарха. Тот слегка улыбнулся: "Скажет тоже".
- Нет, то всё верно. Никто не даст сбрехать.
Сотоварищи согласно закивали.
- Вот Лёнька. Дружара мой с детства. Разом грязь месили. Золотой человек. Я у него по гроб жизни в долгу. В энту солидную компанию он меня ввел. Мы теперь сообща ух как развернемся: вся страна знать будет!
Аристарх налил полстакана, протянул Савельеву:
- Выпей, пожалуйста, с нами, добрый человек, не побрезгуй.
Савельеву стало неловко.
- Спасибо, - только и сказал он, мягко отказываясь.
Вертлявый возмутился:
- Ты что, не желаешь с нами выпить?
Савельева покоробило от фамильярности. Не любил он подобных ситуаций и всегда старался избегать их. Но куда теперь деться - ночь только наступает, место забронировано - ни уйдешь, ни выйдешь.
- Да ты не робей! - насел вертлявый. - Раз дают - бери, пей!
Савельев выпил. Ему тут же протянули кусок хлеба и сухой колбасы.
- Вот это по-нашему, - подмигнул вертлявый и, подхватив бутылку "Пшеничной", стал разливать по стаканам.
- Ну, - поднял он первым стакан, - за успех!
Чокнулись. Вертлявый крякнул от удовольствия и вновь к Савельеву:
- Да ты ешь, землячок, не стесняйся.
Сосед справа (как узнал потом Савельев - Владимир Юрьевич) спросил, кто он и откуда:
- С Донбасса, - ответил Савельев. - В командировке был, на заводе.
- А-а, технарь, - встрял вертлявый. - Я тоже технарь. Курский техникум оканчивал. А теперь, вишь, фермер!
- Какой ты, Николай, на хрен, фермер, - засмеялся Владимир Юрьевич, - коли сохи от плуга не отличаешь.
Вертлявый зыркнул на него злобно и буркнул:
- Может, соху от плуга и не отличаю, Бог простит. Но с вами повязан. Вместе одно дело делаем, выходит - фермер!
Почувствовав как накалилась меж своих атмосфера, вмешался в передрягу Аристарх :
- Ладно вам, бузотеры, опять начинаете. Давайте лучше выпьем за контракт.
Поддержали. Савельев отказался:
- Завтра рано вставать, да и устал очень, хочется выспаться.
На него снова налетел вертлявый:
- Что ты кочевряжишься! Садись, пока фермеры угощают. Да и мослы-то из карманов вынь. Вынь мослы-то! Не терплю, когда руки в карманах держат. Не дрейфь, не тронем!
Савельев поднялся. Страха перед новоявленным "фермером" он не испытывал ни грамма, просто стала противна бесцеремонность незнакомого человека.
- Спасибо за ужин, буду ложиться.
- Давай, давай, - чванливо загундосил вертлявый.
Савельев забрался на верхнюю полку, лег, расслабился.
Внизу выпили, стали закусывать. Вертлявый потянул товарища в тамбур:
- Пошли, Владимир Юрьевич, покурим. У меня "Мальборо" есть.
Вышли. Савельев закрыл глаза и попытался заснуть, но в висках будто стучали маленькие молоточки. "От усталости", - подумал он.
Внизу что-то щелкнуло. Савельев перевернулся на бок и посмотрел. Аристарх раскрыл один из "дипломатов" и достал оттуда бумаги.
- Признаться честно, не ожидал, что всё так благополучно обернется.
- Всё Николай, - сказал тот, кого вертлявый назвал Лёнькой. - Он бегал.
- Бегать-то бегал, но уж какой-то суетливый больно, боюсь, как бы не натворил глупостей. Ты давно знаком с ним?
- Можно сказать, с детства. Но не виделись, признаться честно, лет двенадцать. Случайно в столице встретились. Он, как только узнал про нашу задумку образовать свой Союз фермеров и то прочее, будто рак клешнями уцепился. Я, говорит, с вами. Это по мне.
- Оно и видно. Ни гроша за душой. У меня пару тысяч занимал. Как выгорит, сказал, так сразу и отдам: дело-то верное.
- И ты дал?
- Куда денешься, ты рекомендовал.
- Я, - с прохладцей в голосе произнес Лёнька.
- Не быть бы беде.
- Да что ты, Аристарх, право слово. Для чего тогда зачинали всё?
- Ладно, ладно, ты меня знаешь: нынче за всё боюсь - мошенников развелось тьма тьмущая.
- Может, Колька не из таковских.
- Дай Бог.
Савельев отвернулся, но заснуть так и не мог. Возвратились курильщики. Вертлявый затараторил с порога. Он, наверное, и не утихал.
- Аристарх Петрович, что ты там колдуешь? Брось. Всё путем, машина закрутилась, процесс, как говорится, пошел. Я же сказал: приедем домой, по хуторам пойдем, еще тонн сто соберем. У меня полкрая знакомых. Большинство из них - директора совхозов. Заинтересуем, пробьем.
Снова зазвенели стаканы, зашелестела бумага, но Савельев плохо слышал - сон постепенно одолевал. Спал тревожно, часто пробуждаясь и изредка поглядывая вниз, где продолжали бражничать фермеры. В одно из пробуждений Савельев обнаружил только двоих. Двое других - вертлявый и Лёнька - отсутствовали, и долго еще в купе стояла плотная, такая желанная для сна тишина.
Под утро, темное зимнее утро, вагон будто взорвался. Савельев проснулся и увидел, как вертлявый, потеряв вечернюю спесь, всполошенной курой влетел в купе, крикнул что-то нечленораздельное и взбудораженным зверьком вскарабкался на вторую полку в одежде и обуви, бросив на ходу отрывистое:
- Скорей, скорей, укрой меня, укрой!
Ленька накинул на него одеяло и выскочил из купе. Аристарх с Владимиром Юрьевичем засуетились, стали прятать водочные бутылки, суматошно распихивая их по сумкам и "дипломатам".
Из тамбура вскоре донеслись громкие голоса, быстрые шаги. Кто-то пробежал мимо, затем вернулся, и Савельев отчетливо услышал:
- Да где-то здесь он. Дальше не мог убежать.
Аристарх с Владимиром Юрьевичем вышли из купе. В отвор двери Савельев заметил возбужденного проводника. Голос, скорее всего, принадлежал ему.
- Нет, какая дрянь! Я ведь всё равно найду. Он не мог уйти.
- Да нет здесь никого! - сказал Лёнька.
- Кого вы ищете? - в один голос спросили Аристарх и Владимир Юрьевич.
- Да вот, нашелся тут один прыткий. В соседнем вагоне стал к женщинам приставать, на бригадира поезда набросился, а как милицию вызвали, что заяц в кусты. Но я его всё одно найду. Поезд задержу, а найду!
- Да может, он выскочил уже?
- Выскочил, выскочил! - с негодованием бросил проводник и заглянул в купе. - Ну-ка, ну-ка!
Ленька попытался заслонить собой вход, но проводник приналег на него, отстранил и, втиснувшись в купе, приподнял одеяло, которым был укрыт вертлявый.
- А чего он в ботинках? А ну, товарищ бригадир, посмотрите, не тот ли это субъект?
Втиснулся бригадир. Проводник ручным фонарем осветил лицо лежавшего:
- Да, тот пиджак. Он, он, родимый.
После слов бригадира проводник вскипел:
- А ну, сука, слазь! Щас я тебе покажу морду! Товарищ милиционер, он это, падла, он. Признали-таки. Ишь, в постель юркнул, думал, на дураков напал. Тащи его, Палыч!
Проводник вдвоем с бригадиром цепко схватили вертлявого за ноги и стали стаскивать с полки. Вертлявый отбрыкивался, упирался, но как-то жалко, жидко. Его выволокли и, несмотря на просьбы и протесты фермеров, выдворили из поезда.
Аристарх влетел в купе как ужаленный:
- Какого лешего вас вообще понесло в соседний вагон? Легли спать - не случилось бы ничего.
- Кто ж знал, Петрович, что он такой: выпил, на баб потянуло.
- Да мы ж не в бирюльки играем, поймите вы, наконец! Дело ехали делать! А теперь что? Он хоть контракт с собой не прихватил?
- Вроде нет. Не носил при себе.
- Предупреждали ведь: в таком деле чужие не нужны. Сами не справились бы? Хлопоты только!
- Дак вроде с одного хутора, - пытался оправдаться Лёнька, - земляк...
Но Аристарх был неумолим:
- Не наш он, не свой: злой больно.
"Видно, не мне одному он показался таким", - подумал Савельев, отвернулся лицом к стене и быстро заснул - очень хотелось домой, от всякой суеты и передряг, в покой и тишину.