Дворянский род Красновых, исстари обосновавшийся на Дону, дал России немало выдающихся военных, историков, писателей.
Имя же судьи области Войска Донского Николая Ивановича Краснова было вымарано из истории.
Скорее всего потому, что он был отцом "белого атамана" Петра Краснова, повешенного за сотрудничество с гитлеровцами во дворе тюрьмы Лефортово в январе 1947 года.
Но остались в памяти потомков имена других сыновей Николая Ивановича. Андрей Краснов, ученый-ботаник и путешественник. Второй сын судьи - Платон Краснов - популярный поэт, публицист и переводчик, после братоубийственной гражданской войны скончался в Ленинграде.
Самому же Николаю Ивановичу любовь к казачеству и его истории, славным военным традициям передавалась по линии предков.
Прадед его, Иван Кузьмич из станицы Букановской, командуя донскими полками, отличился во время наполеоновских войск и погиб от ядра накануне Бородинской битвы, оплакиваемый атаманом Платовым.
Отец будущего судьи, Иван Иванович Краснов (1800-1871), сражался смело в турецкой и крымской кампаниях, прославился обороной Таганрога в 1855 году против мощной англо-французской эскадры. "Пусть попробуют взять!" - заявил гордо он на предложение неприятеля сдать город.
Одинаково искусно владея и саблей, и пером, будучи администратором, Иван Иванович был вместе с тем гуманнейшим и образованнейшим человеком.
Наш герой, Николай Иванович Краснов, до судейской должности тоже прошел огни и воды.
С малолетства определили его в кадетский корпус в Петербурге. В 1851 году он - уже прапорщик лейб-гвардии Донской казачьей батареи.
А когда загромыхали пушки Крымской войны, Краснов появился на бастионах Таганрога, где обороной руководил его отец. Под градом ядер возводил он береговые укрепления, отбивал с солдатами десанты. С добровольцами-донцами дерзко взял пушки с севшей на мель вражеской канонерки "Джаспер". Конец войны встретил в Крыму - ординарцем военного губернатора графа Толстого.
Позже Краснов закончил престижную Николаевскую академию Генерального штаба, участвовал в усмирении польских повстанцев в Волынской губернии. Вскоре на его мундире появился орден св. Анны III степени с мечами.
Затем Николаю Ивановичу пришлось пересесть из казачьего седла в кресло штабиста. И надолго. Двадцать семь лет прослужил он в стенах Главного управления казачьих войск.
За это время, будучи начальником отделений, разрешил немало злободневных законодательных, статистических и иных проблем.
"В 60-80-е годы Краснов способствовал распространению среди русского общества знаний об истории, экономическом и военном положении Войска Донского", - так оценили его работу через столетие скупые на похвалу энциклопедисты.
В столичной и донской печати десятки лет пользовались популярностью его яркие очерки о казачьем флоте, азовских походах, донских атаманах Иловайском, Кутейникове, Денисове, рьяно отстаивавших перед правительством гражданские права и льготы казачьего населения.
Талантливый автор, он широко использовал архивные материалы, служебные и иные малоизвестные документы, считался "одним из лучших исследователей истории казачества".
Современники ценили его уникальные труды, такие как "Военное обозрение земли Войска Донского", "Исторические очерки Дона", "Земля Войска Донского".
Эти труды принесли Краснову высокое звание члена Российского Географического общества.
Лучшие художественные журналы публиковали его сочные исторические рассказы и повести: "Тяжкий грех Булавина", "Казак Иван Богатый", "Клятва Булавина Игнатию Некрасову".
К обширной эрудиции ученого обращались конгрессы, правительственные и учебные заведения.
Академия наук России, ознакомившись с его отзывом на работу "Терские казаки", констатировала: "Можно было бы и лучше, но лучше уже некуда", - и наградила Николая Ивановича золотой медалью.
Так в течение всей его жизни рука об руку с военно-административной шла научно-литературная деятельность. И ни сном, ни духом генерал-лейтенант Краснов не ведал, что впереди ждет его судейская мантия...
1891-й год оказался неурожайным. Голод и холера цепко охватили весь Хоперский округ на Дону.
Николай Иванович находился как раз в крупной станице Урюпинской.
Краснову, охая, рассказывали:
"Везде бросаются курени и семейства, здоровые бегут в степь и леса, ночуют в оврагах и стогах. Все боятся больных, которые мрут прямо на глазах".
Холера свирепствовала в Поволжье, спешила от Астрахани вдоль по Волге. За год погибло здесь, по утверждениям очевидцев, не менее пяти тысяч человек.
Скорбно затих и славный Урюпинск, перестали шуметь доходные Покровская и Богоявленская ярмарки, закрылись хлебные лабазы.
Краснов принялся активно хлопотать об оказании помощи пострадавшим. В правлении окружного атамана на чрезвычайном собрании он гневно выговаривал:
"На войне и то не так страшно было. А сейчас все смерти боятся, по домам попрятались. Едешь по станице - сразу гробы видишь. Священники отказываются от погребения. Хоронят лишь пьяницы, песни орут, на мертвых сидючи. Объявляется аврал по уборке сотен грязных лавок, мясных прилавков, рыбных сараев и винных шинков. Станичные атаманы здесь? Лично проверьте чистоту помойных ям и нужников с нечистотами. Или холерного бунта ждете?".
Когда не действовало убеждение, Краснов решительно снимал гражданский сюртук и облачался в военный, золотом шитый мундир.
Навешивал все яркие ордена, а через плечо - роскошную ленту, расправлял эполеты и плечи, причесывал свисающие со щек бакенбарды...
Собирал местных толстосумов - колбасников, маслоделов, торгашей с золотыми цепями на толстых животах: "Жируете, с серебра лопаете, а люди от голода пухнут. По Хопру и Бузулуку сколько куреней бедных, вдов нищих, сирот немытых? Крестьяне жуют лебеду и мякину; на крышах и соломы не осталось. Жертвуйте немедля, господа, на продовольствие и медикаменты!".
И после того возами начал доставляться хлеб, сухари, соль и рыба. Заранее собирался люд в лохмотьях, сбегалась худосочная детвора. На пустырях Урюпинска, украшенных крапивой и лопухом, спешно сбивались холерные бараки. В больницах появились лекарства, сахарок и бельишко. На благодетеля Краснова молились не только казаки, но кланялись в пояс изможденные иногородние бабы и мужики. Это по его настоянию и им оказывалась всяческая помощь.
Выдюжили всем миром. Холера отступила.
В эту пору Хоперский округ граничил по Дону с Усть-Медведицким (ныне город Серафимович), а тот к югу - со 2-м Донским округом.
Всю эту территорию обслуживал один Усть-Медведицкий окружной суд, действующий с 1873 года по Указу Правительственного Сената.
Председатель суда Домашевский-Песняк, швыряя в сейф толстенные дела, возмущался: "Чем думали чинодралы наверху? Дали на три громадных по площади и населению округа какой-то десяток мировых судей и столько же судебных следователей, которые как угорелые мечутся день и ночь по своим участкам!".
На шумных дворянских собраниях, дебатируя о нуждах края, малочисленные чиновники-юристы жаловались Краснову: "Только за пять лет Усть-Медведицкий суд рассмотрел более 11 тысяч зловредных уголовных да гражданских дел. Мировые судьи в округах уже осуждают каждого из 220 жителей - за воровство, похищения леса, скота, мошенничество, убийства...".
Зная склонность Николая Ивановича к порядку, юристы предложили ему стать почетным мировым судьей Хоперского округа: "Человек вы опытный, знаете нашу жизнь, а мы знаем вас - по борьбе с холерой. Вот и будете нести в суде закон и милость. Правда, денежного жалованья вам не положено, поскольку вы почетный судья. Так что уж... не обессудьте".
И Краснов не смог отказаться, ибо не жалование ему было нужно, а устроение родной земли...
Новый судья вставал с петухами, въедливо изучал законы и дела. Рассматривал в суде частные проступки обывателей, имущественные тяжбы, примирял драчунов-соседей, урезонивал ревнивых мужей.
Тьма кромешная царила не только на улицах Урюпинска, но и в головах обывателей.
"Не способствует правопорядку и общественному спокойствию серость и невежество среди казачества, - доказывал на сходах судья Краснов. - Вот в Урюпинске до 1806 года не было ни единого училища, да и сейчас двухклассные приходские школы и училища по пальцам можно пересчитать. Озабочен учебой юношей в наших краях директор Усть-Медведицкой гимназии Протопопов.
Да много ли сделает один? Вспомните, господа, когда в Урюпинске открыли женское училище в 1862, то еле набрали 15 девиц, а спустя три месяца отбоя не было от желающих поступить".
Чванливые чинуши усмехались вслед:
"И чего не живется ему спокойно, чего заботу себе ищет, непутевый? Вона его знакомый донской прокурор Греков от тягостей взял, да и ухлопал сам себя из револьверта".
Вскоре Николай Иванович неимоверно устал. И 1900 год принес ему тихую кончину в окружении спутников - книг и старых друзей.
Могилу его возвеличил памятный обелиск.
Трудно понять, чем генерал-лейтенант Краснов, умерший еще до революции, не угодил потомкам, государственным мужам. Человек он был пытливый, отзывчивый на нужды своего времени. И о нем надо писать, ибо имя его принадлежит нам так же, как славные имена писателей и историков Д. Мордовцева, Ф. Крюкова, Сенюткина, Сухорукова - выдающихся деятелей донского края.
Но до сих пор в сумрачной тишине Центрального военно-исторического архива хранятся толстые связки нетронутых документов о жизни и деятельности Николая Ивановича Краснова - судьи в генеральском мундире. Архивы еще не подняты...
Мы же извлекли на свет белый лишь толику памяти об этом истинном сыне Отечества и Дона.