С легкой руки императрицы Екатерины II по всей Европе заголосили тысячи вербовщиков, соблазняя народ покинуть насиженные места и ринуться на новое житье в "дикую, но сказочно богатую Россию". Бойко потрясая тугими кошельками и языками, будоражили они простаков: "На Волге климат, что в Швейцарии, на пастбищах жиреют тысячные стада. В лугах необъятных тюльпаны величиной с тарелку, кругом райские сады".
Жаль, что ученые мужи не написали еще добротной истории иностранной колонизации на Волге. Об энтузиастах-колонистах, деливших хлеб свой с предками и внесших лепту в быт и духовность волжского края.
Об этих людях, родившихся в далеком XVIII веке, да еще за границей, нам зачастую известны лишь сухие формулярные списки об их службе. Только колорит эпохи позволяет высветить их личности. Но ведь это были, наверняка, люди не совсем обычного характера, решительные или романтические натуры, что знаем мы о них?..
Пастор Катанео в Камышинском уезде на Волге обслуживал немецкую колонию Норку почти полсотни лет.
Биографы его утверждают: он был необыкновенно интересной для своего времени личностью - не только примерным пастором, но и весьма разносторонним культурным деятелем, ученым и писателем.
Родился Катанео в 1746 году в глухом городке Бюндене, среди живописных снежных Альп.
В 25 лет стал пастором скудного родного прихода. Пастухи и крестьяне считали его чудаком. После службы в храме Божьем видели они своего священника на вершинах неприступных гор, в развевающейся на ветру сутане. Дотемна он ползал по ущельям, собирал камни-минералы, тащил в убогую хижину редкие образцы флоры и фауны.
Пытливый исследователь дерзнул опубликовать в ученых местных изданиях ряд естественнонаучных работ, чем и стал известен. За тринадцать лет службы он изведал тяжесть креста в приходе. "Я остаюсь, как и прежде, бедным пастором. Но шестеро детей, подаренных женой, поглощают все больше хлеба, сыра и зелени. Домашняя мошна пуста, наступают черные дни", - мучился он по ночам.
Вот тогда-то прослышал он о манифесте Екатерины II переселяться в Россию. Потянулись в чужедальную Русь земляки его и множество немцев, разоренных войной и пожарами. Катанео колебался:
"На посулы вербовщиков клюнула также уйма голытьбы, какие из них прилежные колонисты и житие мое с ними?".
А далече, в саратовских просторах, немцы, французы, швейцарцы и прочие переселенцы энергично обживали русскую целину.
В Камышинском уезде - с 1764 года. Благо, что правительством была дарована им льгота сроком на 30 лет об освобождении ото всех государственных повинностей, и это радовало. Неожиданным бедствием стали столкновения с коренными русскими жителями, имевшими здесь пашни свои и зимовья, правда, без опознавательных документов.
Добротностью своей и благочестием выделялась здесь немецкая колония "Норка", раскинутая на берегах тихой речки. В обширном Норкском округе процветали прилежные земледельцы и искусные мастеровые, шумели базары и мельницы, имелась приходская школа и лютеранская церковь. Путешественник Паллас, будучи здесь, поражался достатку колонистов и всяким удобствам.
Верующих набиралось более тысячи человек, и сожалели они:
"Да вот отца духовного у нас нет".
Из неизвестной Норки получил Катанео любезное приглашение на службу пастором.
-Ну, мать, - говорил он многодетной супружнице, - на переезд, постройку и домашнее обзаведение выделяет нам казна русская деньги немалые. А в горах нам, окромя каменьев и нищеты голой, терять нечего.
В путь!
Собрали они нехитрый скарб, водрузили на него семейство мал-мала-меньше и отправились с грустью-надеждой в неведомую страну.
Презрев все преграды и расстояния, частью на почтовых, частью морем, через беспокойную Германию и Австрию, Россию проделал он с семьей нелегкий путь.
31 августа 1784 года население Норки высыпало на улицы и тепло встречало долгожданного пастора с выводком усталых ребятишек.
А Катанео в пути-дороге, в харчевнях, при свете костров ухитрялся вести заметки.
В Норке немедля обработал их.
Вскоре в книжных лавках появилось увлекательное "Путешествие через Германию в Россию Иоганна Батиста Катанео". Изданная на немецком языке, книга жадно раскупалась будущими переселенцами и была за границей открытием неведомой, загадочной Руси. Книга пользовалась такой популярностью, что хваткие издатели запустили типографские станки и напечатали ее второе издание.
Удивительно, что эти уникальные записки о нашей истории и по истечении 200 лет остаются неизвестными отечественному читателю. Российская национальная библиотека на мой запрос ответила, что в ее фондах хранится эта редкостная книга 1787 и 1788 года, но не переведенная на русский.
Прихожане Норки возгордились: "Пастор-писатель не в каждой колонии есть. Сейчас при свете фонарей разбирает архивные бумаги колоний".
Исповедуя христианские заповеди, он сплотил вокруг себя поволжских немцев разных вероисповеданий. Под сводами кирхи католики и лютеране молились вместе, да и жизнь на чужбине понуждала их сплачиваться.
Великие посты чередовались с праздниками, крещения с отпеваниями. Совместные проповеди Катанео проводил до 1793 года, пока более многочисленные лютеране не возвели свою церковь в Саратове, которая и стала их центром богослужения. Затем католики заимели отдельный храм Божий.
Дальновидный Катанео призывал мирян не враждовать из-за религиозных и национальных различий, часто общался в селениях с другими православными священниками.
"Их буйная жизнь - это соблазн для паствы моей, - писал он. - Залив винищем глаза, попы по неделям не хоронят мертвых тел. Другие уличены в приеме краденых лошадей, многие в растрате церковного имущества. Есть священники, которые держат у себя зазорных женщин, иные живут с солдатками, а отдельные насильничают в поле девиц".
Я решил уточнить и перепроверить данную информацию.
Увы, честный пастор столкнулся лишь с видимой частью айсберга. Пересматривая архивные материалы, я обнаружил великое множество безобразных фактов. Только в трех уездах Саратовской губернии за год было оштрафовано и пошло под суд 148 духовных лиц. Можно представить, каким "откровением" для Катанео была резолюция архиерея астраханского Тихона, писанная в 1793 году: "Отпустить грехи попам, поелико часто бывают глупы".
Оберегая здоровую нравственность немцев-колонистов, он утроил проповеди. Даже в непролазную распутицу и метель-пургу не прерывал службы в кирхе. Представлял ее для гернгутеров из колонии Сарепта под Царицыным.
Императрица и Правительственный Синод издали жесткие указы о наведении порядка в епархиях и просвещении неграмотного духовенства. Недалече от Норки в Камышине и Саратове поспешили открыть уездно-приходские школы для детей православного духовенства.
"Испытание по борьбе с пороками мы выдержали, - озадачивало начальство. - Однако грядет коварный и богатый орден иезуитов!".
Да, Катанео видел, что их ядовитые щупальца дотянулись уже до волжских колоний. Сии
"солдаты папы" обосновались крепко в Саратове и Астрахани, в низовьях Дона, добрались до Сибири.
Российские историки и документы подтверждают: "Прожженные иезуиты, пользуясь обстановкой безнравственности в ряде колоний, добиваются удаления неугодных им священнослужителей и назначения на их места своих ставленников. Государь император... соизволил, чтобы места священников в сиих колониях были наполнены из иезуитского ордена людьми достойными и знающими немецкий язык".
Катанео и единомышленники, как могли, противостояли внедрению иезуитов, хотя в колониях здесь уже 12 духовников-иезуитов свили свои гнезда и приступили к склочному расторжению браков между католиками и лютеранами.
Он видел, что успех иезуитам приносило также их лекарская помощь населению, посему усердно взялся за азы врачевания. Тут "псы господни" изловчились и раздачей икон, крестиков и других милостыней стали привлекать народ к своим торжествам и процессиям. Прихожане повалили к ним на исповеди.
Борьба за души волжских мирян ожесточилась!
Катанео стал известен в духовном мире, выступал на богословских диспутах в защиту догматов православия. Только после наполеоновских войн Катанео и его сподвижники вздохнули: "Папских янычар" наконец стали выдворять из российских пределов". Орден прекратил свою деятельность.
Однако таинственная страница об иезуитах на Волге остается до сих пор неисследованной. Не расшифрованы многие архивные дела, как от 1803 года "О назначении иезуитов в Саратовские колонии", где возможны дальнейшие открытия о деятельности Катанео.
"Терпя поражение в одном месте, иезуиты нацеливают удар в другом. Сейчас трубят, что лишь они могут научить калмыков, рассеянных по необозримым степям, оседлости и земледелию, - вновь озадачивалось местное духовенство. - Наряду с царицынскими миссионерами следует идти к кочевникам".
Катанео с молитвенником в руке призывал к милосердию и обращению в христианство калмыков-иноверцев.
Противники его предостерегали:
-Бросьте блажь, святой отец. Эти степные разбойники переходят в православную веру лишь бы избежать наказания.
Он же пропадал в разъездах, ночевал в кибитках, пропахших дымом кизяка, и под рев верблюдов и блеяние овец нес слово Христово.
Упорно отстаивал своих узкоглазых друзей:
"Эти лихие наездники неприхотливы и могут быть отличной кордонной стражей. Даже генерал-губернатор астраханских и царицынских земель Бекетов радовался их крещению и его калмыков принимали в казаки. Они храбро сражались с французами и сейчас вернулись из Парижа в родные улусы, увешанные наградами и оружием".
Молва о пасторе - защитнике калмыцких скотоводов неслась, словно быстроногие сайгаки по бескрайним ковыльным просторам.
Вдобавок Катанео прославился как способный хирург.
Кочующие калмыки особенно ценили лекарское искусство. Недостаток врачей при нездоровом климате и множестве болезней доставляли уважение священникам, знавшим медицину. У Катанео была чрезвычайно обширная, главным образом хирургическая практика. Степняки тянулись к нему целыми караванами, для них у него была оборудована особая комната - людская.
Кто может исчислить, сколько больного народу перебывало у него за все время, и сколько благодати духовной принес пастор многим страждущим?
Даже когда Катанео перевалило на девятый десяток, лета не ослабили его силы, не уняли доброты и ясности ума в религиозных верованиях. Высокий, смуглый и жилистый он упорно не сдавался старости.
Однако даже богослужебные книги, вывезенные им из родного Бюндена, пришли в ветхость.
Скончался он в трескучие январские морозы в 1831 году в возрасте 85 лет. В руке сжимал старый молитвенник, подаренный ему отцом в Швейцарии.
В последний путь Катанео провожали друзья: немцы и калмыки, французы и русские. По усопшему ясно и чисто звонил колокол. В небесную высь неслась заупокойная молитва.
После себя он оставил многие ценные работы о России и ее колониях. Часть уникальных рукописей приобрела Берлинская королевская библиотека, а другие остались у его многочисленных потомков. Литературная деятельность его ныне забыта. Хотя до большевистского переворота в волжских изданиях публиковались его материалы. Удалось выяснить, что в 1876 г. "Рижский календарь" напечатал записки его, но не полностью.
Этот удивительный швейцарец Иоганн Батист Катанео с преданностью, превосходящей природного русского, служил своему второму отечеству. Он был не из тех, кто весело отжил и отгулял свой век на чужбине. И очень жаль, что даже в самом полном российском биографическом словаре Брокгауза и Ефрона ему не нашлось места.