William Shakespeare. Sonnets
Уильям Шекспир. Сонеты.
љ М. Жиглова
 

 

Sonnet I
FROM fairest creatures we desire increase,
That thereby beauty's rose might never die,
But as the riper should by time decease,
His tender heir might bear his memory:
But thou, contracted to thine own bright eyes,
Feed'st thy light'st flame with self-substantial fuel,
Making a famine where abundance lies,
Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.
Thou that art now the world's fresh ornament
And only herald to the gaudy spring,
Within thine own bud buriest thy content
And, tender churl, makest waste in niggarding.
Pity the world, or else this glutton be,
To eat the world's due, by the grave and thee.

Сонет 1

От добрых мы желаем добрый плод,
Чтоб розы красота не умерла.
И, хоть бутон уж смерть в себе несет,
Его наследники продлят его дела.
И ты, вглядясь в прекрасные глаза,
Продли огонь их памяти свечой -
Ведь голод там, где роскошью была
Любовь. Ты враг себе, я твой
Поэт. Искусства новый мир -
Вот новый вестник красоты весны
Твоей. Уже в бутоне смерти пир,
Но сладкий вор мои лелеет сны.
О, жаль мне мира, где обжора-смерть
Похоронит тебя. Любовь успеть воспеть.

 
Sonnet II

When forty winters shall beseige thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery, so gazed on now,
Will be a tatter'd weed, of small worth held:
Then being ask'd where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say, within thine own deep-sunken eyes,
Were an all-eating shame and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty's use,
If thou couldst answer 'This fair child of mine
Shall sum my count and make my old excuse,'
Proving his beauty by succession thine!
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it cold.

Сонет 2
Когда все сорок зим избороздят чело
Морщин глубоким рвом, весенней красоты,
Ты скажешь, время попусту прошло -
Могильного червя добычей станешь ты.
Тогда, спросив себя о времени былом,
О том, где радость тех роскошных дней,
И в очи зеркала вглядясь, стыдом
Покроешься - ты не родил детей.
О, лучше бы ты нашел тебя в другом
И говорит: "Мое дитя растет",
Чтоб красотой наполнился твой дом
Твоих потомков. Юность хоть пройдет,
С тобою новое. Искусства холодна
Стезя бесплодная - ты в детях пей сполна.

 
Sonnet III

Look in thy glass, and tell the face thou viewest
Now is the time that face should form another;
Whose fresh repair if now thou not renewest,
Thou dost beguile the world, unbless some mother.
For where is she so fair whose unear'd womb
Disdains the tillage of thy husbandry?
Or who is he so fond will be the tomb
Of his self-love, to stop posterity?
Thou art thy mother's glass, and she in thee
Calls back the lovely April of her prime:
So thou through windows of thine age shall see
Despite of wrinkles this thy golden time.
But if thou live, remember'd not to be,
Die single, and thine image dies with thee.

Сонет 3

Смотри же в зеркало и говори в лицо,
Что ныне время показать другого:
И материнской доброты кольцо
Ты обновишь - у матери иного
Лица уж нет. Не ведая конца,
В ее утробе мужество всходило...
О, сын себялюбивого отца
Ты стал - как жаль, а вечность уж бродила
В любви искусстве. Мать твоя пила
Бокал вина в апреле той весной,
Чтоб сквозь глаза твои осеннею звездой
Сквозило время, где она жила.
А у тебя еще нет малых чад.
Умри один - и не вернись назад.

 
Sonnet IV

Unthrifty loveliness, why dost thou spend
Upon thyself thy beauty's legacy?
Nature's bequest gives nothing but doth lend,
And being frank she lends to those are free.
Then, beauteous niggard, why dost thou abuse
The bounteous largess given thee to give?
Profitless usurer, why dost thou use
So great a sum of sums, yet canst not live?
For having traffic with thyself alone,
Thou of thyself thy sweet self dost deceive.
Then how, when nature calls thee to be gone,
What acceptable audit canst thou leave?
Thy unused beauty must be tomb'd with thee,
Which, used, lives th' executor to be.

Сонет 4

К мотовке-прелести я обращаю взор...
Тебе, наследнику, величье красоты
Природа завещала - сладкий вор:
"Я не даю вперед, ссужаю вас." А ты,
А ты, прекрасный негодяй, к чему
Тебе твой милый образ, что отдать
Ты должен был? К наследству твоему
Прибавишь сумму сумм - не потерять
Ее. Не можешь жить. Ведь, на своем пути
Один, ты предаешь себя
И в день один Бог призовет тебя.
Какой залог отдашь природе? ќ- не уйти.
И прелесть красоты уйдет с тобой,
И твой палач - уже наследник твой.
 
Sonnet V

Those hours, that with gentle work did frame
The lovely gaze where every eye doth dwell,
Will play the tyrants to the very same
And that unfair which fairly doth excel:
For never-resting time leads summer on
To hideous winter and confounds him there;
Sap cheque'd with frost and lusty leaves quite gone,
Beauty o'ersnow'd and bareness every where:
Then, were not summer's distillation left,
A liquid prisoner pent in walls of glass,
Beauty's effect with beauty were bereft,
Nor it nor no remembrance what it was:
But flowers distill'd though they with winter meet,
Leese but their show; their substance still lives sweet.

Сонет 5

Часы, когда работа сонных дней
Украсит взгляд, в котором каждый канет, 
- Тиран играющий; но четче и видней
Та некрасивость, что наводит глянец;
И время беспощадное ведет
Красное лето к зимнему уродству,
И смешивает сок с морозцем - ждет
Цветок в снегу, но все ж - одно сиротство.
И если б лета ясный дистиллят
Не был в флаконе с запахом закрыт,
То красоты бы тут прервался ряд
С воспоминаньем, что одно стоит.
Цветы в духах встречаются с зимой,
Теряя вид - не сущность, Ангел мой.

 
Sonnet VI

Then let not winter's ragged hand deface
In thee thy summer, ere thou be distill'd:
Make sweet some vial; treasure thou some place
With beauty's treasure, ere it be self-kill'd.
That use is not forbidden usury,
Which happies those that pay the willing loan;
That's for thyself to breed another thee,
Or ten times happier, be it ten for one;
Ten times thyself were happier than thou art,
If ten of thine ten times refigured thee:
Then what could death do, if thou shouldst depart,
Leaving thee living in posterity?
Be not self-will'd, for thou art much too fair
To be death's conquest and make worms thine heir.

Сонет 6

Но не давай рукою злой зиме
Коснуться лета - будет выжато оно.
Облагородь виал. Сокровище в уме
Слей с красотой; иначе - смерть давно,
И ты умрешь. Но не запрещено
Использовать себя, чтоб долг отдать:
И породить в себе еще одно
Создание, иль десять, или пять.
- В пять раз счастливей, чем искусство все твое,
Когда пять отпрысков твоих переживут
Тебя. Что смерть теперь и воронье,
Когда богат я? И природы суд

Тебе велит не эгоистом быть.
Борись со смертью, чтоб червя избыть.


 
Sonnet VII

Lo! in the orient when the gracious light
Lifts up his burning head, each under eye
Doth homage to his new-appearing sight,
Serving with looks his sacred majesty;
And having climb'd the steep-up heavenly hill,
Resembling strong youth in his middle age,
yet mortal looks adore his beauty still,
Attending on his golden pilgrimage;
But when from highmost pitch, with weary car,
Like feeble age, he reeleth from the day,
The eyes, 'fore duteous, now converted are
From his low tract and look another way:
So thou, thyself out-going in thy noon,
Unlook'd on diest, unless thou get a son.

Сонет 7

Ах! На востоке вновь изящный свет
Приподнял голову, и каждый дольний взгляд
Творит молитву Солнцу и живет,
Служа светилу святости; парад
Светила, что сияет поутру,
Напомнил юность мне в расцвете лет...
И взгляд, который говорит: "Умру",
Все поклоняется Паломнику планет.
Но колесницею усталою с небес
Он, как старик, катится ввечеру
И все глаза уж не глядят в разрез
Очей светила, видя лишь игру
Теней. Так ты, в свой полдень восходя,
Незримым станешь, не родив дитя.

 
Sonnet VIII

Music to hear, why hear'st thou music sadly?
Sweets with sweets war not, joy delights in joy.
Why lovest thou that which thou receivest not gladly,
Or else receivest with pleasure thine annoy?
If the true concord of well-tuned sounds,
By unions married, do offend thine ear,
They do but sweetly chide thee, who confounds
In singleness the parts that thou shouldst bear.
Mark how one string, sweet husband to another,
Strikes each in each by mutual ordering,
Resembling sire and child and happy mother
Who all in one, one pleasing note do sing:
Whose speechless song, being many, seeming one,
Sings this to thee: 'thou single wilt prove none.'

Сонет 8

Как музыка, ты сам. Но почему
Ты слушаешь ее так равнодушно?
Ведь сладость, не доступная уму,
Безрадостна, все радостное скучно
Тебе. Но если звук настройки струн,
Гармонией сочтенных, не несет
Укор тебе и раздражает слух,
Что лишь одно созвучие дает?
Ты посмотри, как гладкая струна -
Супруга тем, кто с ней в ладу живет, -
Напоминает барышню... Одна
И песня, что семья у нас поет.
И наш безмолвный хор, в едином слит,
Гласит тебе: "Один пока что спит!"
 
Sonnet IX

Is it for fear to wet a widow's eye
That thou consumest thyself in single life?
Ah! if thou issueless shalt hap to die.
The world will wail thee, like a makeless wife;
The world will be thy widow and still weep
That thou no form of thee hast left behind,
When every private widow well may keep
By children's eyes her husband's shape in mind.
Look, what an unthrift in the world doth spend
Shifts but his place, for still the world enjoys it;
But beauty's waste hath in the world an end,
And kept unused, the user so destroys it.
No love toward others in that bosom sits
That on himself such murderous shame commits.

Сонет 9

Слезами плачет горькая вдова:
Ах, почему ты прожил жизнь один?
И если умирать тому, кто жил, едва ль
Других любя, заплачет лишь трава.
Земля - в слезах, и слезы утереть,
Нет, не поможет мой красивый сын,
Которого хранят, чтоб не стереть
Его отца живой образчик. Бди,
Ведь мир наш скуп... На место одного
Вступает новый - радуется мир.
Но есть конец прекрасным. Никого
Не будет от меня - прощай, кумир.
И нет в тебе любви. Но погоди:
Любовь к себе убийственна, гляди.



 
Sonnet X

For shame! deny that thou bear'st love to any,
Who for thyself art so unprovident.
Grant, if thou wilt, thou art beloved of many,
But that thou none lovest is most evident;
For thou art so possess'd with murderous hate
That 'gainst thyself thou stick'st not to conspire.
Seeking that beauteous roof to ruinate
Which to repair should be thy chief desire.
O, change thy thought, that I may change my mind!
Shall hate be fairer lodged than gentle love?
Be, as thy presence is, gracious and kind,
Or to thyself at least kind-hearted prove:
Make thee another self, for love of me,
That beauty still may live in thine or thee.

Сонет 10

Бесстыдно отрицать, что никого
Не любишь ты; о, ты не бережлива!
Не даришь ты - любовь же ничего
Не значит для тебя; как некрасиво...
Как ненависть твоя тебя гнетет
К тебе самой, и - прятаться негоже -
Твоя душа искусства купол разобьет,
Который ты хранить должна. О Боже,
Я, верно, образ мыслей изменю,
Коль ты изменишь мысли... Ведь любви
Чем лучше ненависть? Я вот к чему клоню:
Ты стань другой в душе, люби, люби!
Изменишься ли, примешь ли мою
Любовь? Я принял красоту твою.



Sonnet XI
As fast as thou shalt wane, so fast thou growest
In one of thine, from that which thou departest;
And that fresh blood which youngly thou bestowest
Thou mayst call thine when thou from youth convertest.
Herein lives wisdom, beauty and increase:
Without this, folly, age and cold decay:
If all were minded so, the times should cease
And threescore year would make the world away.
Let those whom Nature hath not made for store,
Harsh featureless and rude, barrenly perish:
Look, whom she best endow'd she gave the more;
Which bounteous gift thou shouldst in bounty cherish:
She carved thee for her seal, and meant thereby
Thou shouldst print more, not let that copy die.

Сонет 11

Как быстро ты увянешь - как растешь
В твоем ребенке, но в последний путь
Ты не пойдешь - ведь кровь, что ты вольешь
В потомство, вся твоя когда-нибудь.
Так мудрость, красота и рост живут
Без возраста, и ледяного хлада,
И запустенья: если б тут
Все думали, как ты, времен преграда
Не стерлась бы, за три неполных года
Мир умер бы. И те, кого природа
Не положила, как закладку, в том,
Пусть исчезают из-под небосвода...
Призер, беги и передай печать:
Оставишь слепок, чтоб не умирать.
 
Sonnet XII

When I do count the clock that tells the time,
And see the brave day sunk in hideous night;
When I behold the violet past prime,
And sable curls all silver'd o'er with white;
When lofty trees I see barren of leaves
Which erst from heat did canopy the herd,
And summer's green all girded up in sheaves
Borne on the bier with white and bristly beard,
Then of thy beauty do I question make,
That thou among the wastes of time must go,
Since sweets and beauties do themselves forsake
And die as fast as they see others grow;
And nothing 'gainst Time's scythe can make defence
Save breed, to brave him when he takes thee hence.

Сонет 12

Когда смотрю на стрелку на часах
И вижу: день катится плавно в ночь,
Когда держу фиалку на весах,
Чтоб красоту измерить, - слышишь, дочь?
Когда я вижу соболЯ бровей,
Посеребренных сединой, когда
Роскошная листва спадет с ветвей,
Что их скрывала летом некогда.
И зелень лета вся лежит в венках
Надгробных - старца вижу в седине, -
Я красоту твою спрошу в стихах
"Что, она не прейдет при луне?
Забудется, как все красоты дня".
Но сын твой - против Времени броня.


 
Sonnet XIII

O, that you were yourself! but, love, you are
No longer yours than you yourself here live:
Against this coming end you should prepare,
And your sweet semblance to some other give.
So should that beauty which you hold in lease
Find no determination: then you were
Yourself again after yourself's decease,
When your sweet issue your sweet form should bear.
Who lets so fair a house fall to decay,
Which husbandry in honour might uphold
Against the stormy gusts of winter's day
And barren rage of death's eternal cold?
O, none but unthrifts! Dear my love, you know
You had a father: let your son say so.

Сонет 13

О! если б ты собой был; но ты не
Принадлежишь себе, пока живешь:
Готовься к смерти, словно бы во сне,
Раз прелесть ты другим не отдаешь:
И красота, что ты арендовал,
Не будет обреченной; снова ты
С собой в ладу, и смерти грозный вал
Не страшен - есть носитель красоты.
Кто дом свой подвергал упадку, где
Домохозяйство строить жизнь должно
Наперекор метелям снежным в декабре
И смерти вечной хлада? Все равно
Скупцам. Любовь моя, ты был с отцом, -
Пусть скажет так твой сын. Не будь скупцом.

Sonnet XIV
Not from the stars do I my judgment pluck;
And yet methinks I have astronomy,
But not to tell of good or evil luck,
Of plagues, of dearths, or seasons' quality;
Nor can I fortune to brief minutes tell,
Pointing to each his thunder, rain and wind,
Or say with princes if it shall go well,
By oft predict that I in heaven find:
But from thine eyes my knowledge I derive,
And, constant stars, in them I read such art
As truth and beauty shall together thrive,
If from thyself to store thou wouldst convert;
Or else of thee this I prognosticate:
Thy end is truth's and beauty's doom and date.

Сонет 14

Я не из звезд в сужденье исхожу,
Но все же я - отменный астроном,
Хоть о добре и зле не расскажу,
Ни о чуме и смерти, ни о том,
Что будет в мире по минутам: град,
Дожди, ветра, - астролог я не в том,
Что принцам предсказать судьбу я рад
И юношам - о Времени своем,
Узнав по небу: из твоих очей
Я извлекаю знание вперед -
В них постоянство звездных тех лучей,
В которых истина и красота цветет.
И моего гадания венец:
Конец твой - истины и красоты конец.
Sonnet XV
When I consider every thing that grows
Holds in perfection but a little moment,
That this huge stage presenteth nought but shows
Whereon the stars in secret influence comment;
When I perceive that men as plants increase,
Cheered and cheque'd even by the self-same sky,
Vaunt in their youthful sap, at height decrease,
And wear their brave state out of memory;
Then the conceit of this inconstant stay
Sets you most rich in youth before my sight,
Where wasteful Time debateth with Decay,
To change your day of youth to sullied night;
And all in war with Time for love of you,
As he takes from you, I engraft you new.

Сонет 15

Я думаю о том, что всяка вещь
Лелеет совершенство лишь момент,
Что мощь ее не прочна, точно меч,
И в тайнах звезд сокрыт ее секрет.
Когда я думаю: подобен человек
Растению под небом (небо - то ж) -
Он празден в юности, и взросл он не навек,
И в старости - изъяны; не хорош
Обман сего непостоянства дня...
Ты сверхбогат по юности своей,
Когда беспечно Время про тебя
Со Смертью спорит вновь в тиши ночей.
Все за любовь твою кипят войной
Со Временем. Ты мал. (Садовник твой).
 
Sonnet XVI

But wherefore do not you a mightier way
Make war upon this bloody tyrant, Time?
And fortify yourself in your decay
With means more blessed than my barren rhyme?
Now stand you on the top of happy hours,
And many maiden gardens yet unset
With virtuous wish would bear your living flowers,
Much liker than your painted counterfeit:
So should the lines of life that life repair,
Which this, Time's pencil, or my pupil pen,
Neither in inward worth nor outward fair,
Can make you live yourself in eyes of men.
To give away yourself keeps yourself still,
And you must live, drawn by your own sweet skill.

Сонет 16

Но почему ты не ведешь войны
С Тираном, Временем? Твои не крепки стены,
И в старости их укрепить должны
Ни рифмы слов моих, а совершенны
-е средства. Стой же на вершине, мой
Друг: девственны сады, что не вспахал
Желаний виртуоз... Но все же твой
Растущий к вышине цветок живой
Тебе подобней, чем нарисовал
Художник. Словно линии руки
Написаны - морщины Времени,
Так для тебя написаны стихи.
Ты руку девичью искусству протяни.


 
Sonnet XVII

Who will believe my verse in time to come,
If it were fill'd with your most high deserts?
Though yet, heaven knows, it is but as a tomb
Which hides your life and shows not half your parts.
If I could write the beauty of your eyes
And in fresh numbers number all your graces,
The age to come would say 'This poet lies:
Such heavenly touches ne'er touch'd earthly faces.'
So should my papers yellow'd with their age
Be scorn'd like old men of less truth than tongue,
And your true rights be term'd a poet's rage
And stretched metre of an antique song:
But were some child of yours alive that time,
You should live twice; in it and in my rhyme.

Сонет 17

Кто в будущем поверит мне - стихам,
Наполненным простым перечисленьем
Твоих достоинств? Знает Бог - гробам
Подобен стих, скрывающий движенье
Живых частей. Как очи описать,
Из свежих чисел возвести число
Твоих красот? В веках как не сказать:
- Ты лжешь, поэт! Небесное ль сошло
На землю? Но когда мой лист
Уж пожелтеет, как лицом старик,
А ты останешься один (как чист
Твой ритм античный, и гекзаметр как велик!),
То, живо будь тогда твое дитя,
Воскреснешь дважды - стих и мир пройдя.

 
Sonnet XVIII

Shall I compare thee to a summer's day?
Thou art more lovely and more temperate:
Rough winds do shake the darling buds of May,
And summer's lease hath all too short a date:
Sometime too hot the eye of heaven shines,
And often is his gold complexion dimm'd;
And every fair from fair sometime declines,
By chance or nature's changing course untrimm'd;
But thy eternal summer shall not fade
Nor lose possession of that fair thou owest;
Nor shall Death brag thou wander'st in his shade,
When in eternal lines to time thou growest:
So long as men can breathe or eyes can see,
So long lives this and this gives life to thee.

Сонет 18

Сравню тебя ль я с легким летним днем? -
Ты и прелестней, и милей его;
Но шепчет ветер: "Мы листву сорвем",
И милость лета - месяцы всего;
И Глаз Небес сияет жарко так
И высоко, но вечер настает
Всегда; и лучшее - хорошего ведь враг,
И жизнь Природа не взаймы дает.
Но лето вечное твое увянет ли
И растеряет ль молодость твою?
Ведь Смерть не погребет тебя в пыли
Веков - в сонете вечном я пою.
Как в прочном камне выбит ты теперь -
Сколь есть читатель, столь ты жив, поверь.



 
Sonnet XIX

Devouring Time, blunt thou the lion's paws,
And make the earth devour her own sweet brood;
Pluck the keen teeth from the fierce tiger's jaws,
And burn the long-lived phoenix in her blood;
Make glad and sorry seasons as thou fleets,
And do whate'er thou wilt, swift-footed Time,
To the wide world and all her fading sweets;
But I forbid thee one most heinous crime:
O, carve not with thy hours my love's fair brow,
Nor draw no lines there with thine antique pen;
Him in thy course untainted do allow
For beauty's pattern to succeeding men.
Yet, do thy worst, old Time: despite thy wrong,
My love shall in my verse ever live young.

Сонет 19

Ты, Поглотитель-Время, притупи
Свой львиный клык. Земля, пожри любовь
Потомков милых на своем пути.
Но феникс в пепле возродится вновь;
Теки, о Время, через года времена,
Твори, что хочешь. Быстроногий бег
Не медли в мире бренном - жизнь одна.
Но запрещаю я тебе вовек
Вести преступно на его челе
Бороздки, высекать своим пером
Античным смерть. Пусть фениксом в золе
Он возродится в поколеньях. Я стихом
Храню тебя навечно молодым.
Пусть Время - древний бог, а жизнь - как дым.
 
Sonnet XX

A woman's face with Nature's own hand painted
Hast thou, the master-mistress of my passion;
A woman's gentle heart, but not acquainted
With shifting change, as is false women's fashion;
An eye more bright than theirs, less false in rolling,
Gilding the object whereupon it gazeth;
A man in hue, all 'hues' in his controlling,
Much steals men's eyes and women's souls amazeth.
And for a woman wert thou first created;
Till Nature, as she wrought thee, fell a-doting,
And by addition me of thee defeated,
By adding one thing to my purpose nothing.
But since she prick'd thee out for women's pleasure,
Mine be thy love and thy love's use their treasure.

Сонет 20

То женское лицо твоей природы,
Что у тебя, раскрасила она.
Ты мальчик-женщина сейчас, и годы ль
Изменят сердце? Женщина верна ль?
Твои глаза - поярче женских; но в тебе
Нет лжи; ложь - позолота лишь.
Ты - в радуге восторгов, и в толпе
Придворных взгляды и сердца пленишь.
Ты женщиной сначала создан был -
И не сошла ль с ума Природа, так творя?
Но приращением любви ты победил...
Ничтожна цель, тогда победа зря.
Ты создан был всем женщинам в утеху -
С твоей любовью будешь мне в потеху.

 

Sonnet XXI
So is it not with me as with that Muse
Stirr'd by a painted beauty to his verse,
Who heaven itself for ornament doth use
And every fair with his fair doth rehearse
Making a couplement of proud compare,
With sun and moon, with earth and sea's rich gems,
With April's first-born flowers, and all things rare
That heaven's air in this huge rondure hems.
O' let me, true in love, but truly write,
And then believe me, my love is as fair
As any mother's child, though not so bright
As those gold candles fix'd in heaven's air:
Let them say more than like of hearsay well;
I will not praise that purpose not to sell.

Нет, нет, не мне, а Музе этой
Писать с тебя, прикованной к тебе.
Она с небес те краски, что на свете
Есть, принесла, зажгла в твоей судьбе.
Пусть не гордится тот, кого сравнят
С луной и солнцем, с моря жемчугами,
С апрельским цветом, с редкими вещами -
Прекрасней воздух с неба, ясный взгляд.
Позволь, душа моя, стихи писать
И верь мне, ведь любовь моя верна,
Как матери - к дитяти. Долго ждать
Мне звезд златых - свеч среди бела дня?
Пусть говорит и злобится молва -
Не продаю, хоть и хвалю сперва.
 
Сонет 22

В какое зеркало ни глянь - не стар:
Ровесник юности я, как и ты;
Но борозды проводит государь-
Век на твоем лице, в свои черты
Смотрю - и вижу смерть. О век, вперед!
Твоя краса, объявшая тебя,
- Наряд для сердца моего, оно живет
В твоей груди и бьется. Но, любя,
Могу ли я старее быть, чем ты?
Ты сердце сохрани мое в груди;
Нося твое, любимые черты
Я буду нянчить, как ребенка Dill,
Когда ты сердце разобьешь мое -
Отдай мне душу, не прося свое.
Sonnet XXII
My glass shall not persuade me I am old,
So long as youth and thou are of one date;
But when in thee time's furrows I behold,
Then look I death my days should expiate.
For all that beauty that doth cover thee
Is but the seemly raiment of my heart,
Which in thy breast doth live, as thine in me:
How can I then be elder than thou art?
O, therefore, love, be of thyself so wary
As I, not for myself, but for thee will;
Bearing thy heart, which I will keep so chary
As tender nurse her babe from faring ill.
Presume not on thy heart when mine is slain;
Thou gavest me thine, not to give back again.
 
Sonnet XXIII


As an unperfect actor on the stage
Who with his fear is put besides his part,
Or some fierce thing replete with too much rage,
Whose strength's abundance weakens his own heart.
So I, for fear of trust, forget to say
The perfect ceremony of love's rite,
And in mine own love's strength seem to decay,
O'ercharged with burden of mine own love's might.
O, let my books be then the eloquence
And dumb presagers of my speaking breast,
Who plead for love and look for recompense
More than that tongue that more hath more express'd.
O, learn to read what silent love hath writ:
To hear with eyes belongs to love's fine wit.

Я, постарев, актер на сцене дней,
Боящийся сыграть иную роль
Или переиграть свой старый гнев,
Перед тобой я жалок - стар король.
Боюсь сказать я жалкие слова
Любви, чтоб чувства вечный бред
Избыть. И сила чувства, ослабев едва,
Любовь мою почти свела на нет.
В моих книжонках будет речь и свет -
Они - вся немота моей груди,
Клянущейся в любви; но нет, но нет!
Я выражаю то, что впереди.

Сумеешь ли прочесть любовь немую?
Услышать глазками, что я умом взыскую?